Summertime Of Our Lives (гет)

Светлая, легкая тишина. Гладь воды ровно качает утреннее, еще не жаркое солнце. Чайки, уже успевшие поживиться рыбой, кружат в вышине, как маггловские воздушные змеи. Соблазнившись теплом и умиротворением, я опускаю ноги в воду, глядя, как расходятся блестящие круги и…

— Б-буу!

Я подпрыгиваю, валюсь на спину и, не понимая, что это было, поспешно вскакиваю. Плот раскачивается, но не кренится.

— Какого… — я осторожно приближаюсь к краю, и из воды с новым криком кто-то выпрыгивает.

— Долбаный ты… ДИЕГО! — с облегчением и негодованием кричу я, подавляя желание поколотить парня.

— А мы, наивные, боялись келпи! — смеется Оливия. Я наконец перевожу дух и сажусь на одну из подушек, подальше от края плота.

 — Келпи здесь не водятся, — фыркает Альбус.

 — Зато акул полно, — Саммер пожимает плечами.

 — Да какие здесь акулы! — отмахивается Кайл.

 — Бразильские, — все еще недовольно бормочу я, испепеляюще глядя на Диего. Он, зацепившись за наш плот, как русалочка, заманивающая моряка, держится в воде. На мои слова он только ухмыляется.

 — Ну, в «Челюстях» тоже никто не верил в акул, — Ребекка оглядывает безмятежный океан, небо без единого облачка, а потом поворачивается к нам. — Кстати, там все примерно так и начиналось.

 — Что такое «Челюсти»? — спрашивает Скорпиус, и я тут же бросаю на него взгляд.

 — А, это фильм такой, — на мгновение заминается Ребекка. — Маггловский. История про отдыхающих, которых терроризируют акулы. В четырех частях.

 — Они не поняли с первого раза? — смеется Диего, и все на плоту подхватывают.

 — Нет, — Ребекка улыбается. — В смысле, дело не в этом, — исправляется она, когда новая волна смеха стихает. — Там разный сюжет. Но, вообще-то, он не очень интересный. Просто это один из старых ужастиков, которые магглы считают классикой, поэтому и закрывают глаза на глупости в сценарии. Кстати, Джоанна хочет организовать показ какого-нибудь хорошего фильма, я помогала ей выбирать, чтобы мы могли получше узнать культуру магглов. Она обещала достать аппаратуру на завтра. Будет тихий вечер после сегодняшнего концерта.

 — Наши шумные вечера не зависят от мероприятий, — Саммер смеется. — Да и остальное время тоже. Смотрите, мы посреди океана! — бодро продолжает она, брызгая водой «из-за борта» на всех сразу.

 — Да после этих «Челюстей» никто к океану и близко не подойдет! — закатывает глаза Оливия.

 — Тогда нам точно их покажут! — заключает Диего.

 — А ты, как акула, приплыл к нам на запах еды? — с улыбкой обращается к нему Ребекка. Чем дольше я смотрю на нее, тем больше хочу, чтобы ее здесь не было. Сложно даже объяснить почему.

 — Стало интересно, чем вы тут занимаетесь. Вообще-то, всем будет интересно, когда они придут на пляж, — он машет рукой в сторону берега.

 — Мы завтракаем на плоту, — заявляет Саммер, как будто пытается получить удовольствие даже от своего ответа. — Но если так будут делать все, это уже будет неинтересно, — она многозначительно поднимает брови.

Диего поднимает руки в жесте «сдаюсь» и на пару секунд уходит под воду.

 — Буду нем, как акула, если Мел попросит Джеймса отменить сегодняшнюю тренировку, — требует он, снова показавшись на поверхности.

На меня обращаются вопросительные взгляды. Они же это не серьезно?

 — А тебя тренер на личном примере научил шантажу и вымогательству? — спрашиваю я, выдержав всеобщее внимание.

 — Нет, я самоучка, — фыркает Диего. — Так что, поможешь, по старой дружбе?

Я пытаюсь вспомнить, насколько стара наша дружба и как давно этим можно пользоваться.

 — Вы попали в лагерь за квиддич, но это уже как минимум третий раз, когда вы пытаетесь избежать тренировок, — строго говорю я. — Вы вообще выиграть хотите?

 — А я тоже поддерживаю идею Диего, — хмыкает Кайл. Вспомнив, что он из другой команды, я оборачиваюсь к нему, намереваясь поставить на место, но замечаю, как смотрит на него Ал. Это что-то… Ах да, он же уверен, что Кайл играл чувствами его сестры, когда у него была девушка дома. Но Кайл-то, похоже, не в курсе, раз осмеливается еще и шутить на такие опасные темы, как квиддич. Задеть братские и спортивные чувства одновременно — этого врагу не пожелаешь.

 — Вы будете тренироваться так, чтобы победить, — я оборачиваюсь к Диего. — А ты просто надейся на лучшее! — нахмурившись, отвечаю я Кайлу. Тот благодушно улыбается и не продолжает шутить, на свое же счастье. Ал еще недолго сидит в явном напряжении, но потом Саммер, ухватившись за его плечо, склоняется за борт, и он отвлекается.

 — Что ты делаешь? — спрашивает он.

 — Хочу узнать, что собой представляет барьер, — дотянувшись до чего-то, незаметного остальным, она водит ладонью по воздуху, будто прощупывает содержимое подарка. — Этот барьер стоит всегда, просто днем его отодвигают подальше в океан, вместо буйков, а к одиннадцати часам вечера возвращают ближе к берегу. Как думаете, это значит, что его вообще не снимают, или все-таки можно узнать заклинание, чтобы оказаться по ту сторону?

Ребята переглядываются, но отвечать никто не спешит.

 — Думаю, охранники или организаторы знают, — предполагаю я, отрывая веточку винограда из общей вазы. — Только ночью здесь, должно быть, опасно, и не только из-за того, что кто-то начнет тонуть.

 — А еще аку-у-лы, — протяжно воет Диего, пытаясь ухватить меня за ногу. Я смеюсь и кидаю в него виноградину. — А еще одну давай, а? — просит он, на ходу проглотив первую ягоду.

 — Ловец, — пожимает плечами Скорпиус. — У вас нет шансов, — бросает он Кайлу, и я снова напрягаюсь, бегая глазами от одного к другому. Да что же он творит? Сначала мчится к Ребекке, едва она переступает порог лагеря, теперь всячески подначивает Кайла на глазах у Альбуса, который считает американца по меньшей мере гадом! Он загонит себя в ловушку и даже не заметит. Только зачем? Может, он уже сдался? Так быстро?

Ну нет, это же Скорпиус, у него точно есть какой-то план. Наверняка она сама пришла к нему, вернувшись в лагерь, а он не стал ее прогонять, потому что это то, чего от него ждут ее друзья и все, кто знал о них. Но все же для него это слишком правильный поступок. Шаг на поводу общества. Он бы на такое не согласился просто так. Да, он точно притворяется. Я вижу, как он разговаривает с Ребеккой — очень дружелюбно и немного натянуто. Это что угодно, только не влечение. Хотя с чего бы мне переживать за то, какую девушку он выбрал на этот раз? Даже если бы он отступился от Лили, мне-то с этого что? Не значит же это, что он захочет жениться на Аделе!

Я вглядываюсь в лицо брата, пытаясь понять, что у него на уме, но ничего больше сделать или сказать не решаюсь.

 — Воу-воу, — начинает Диего. — Я успел к бесплатному стриптизу?

Ребекка — и зачем она еще здесь? — сбрасывает платье, оставаясь в белом купальнике, и добродушно закатывает глаза.

 — Ну, вообще-то я приехала сюда, чтобы моя кожа стала золотистой, а не фиолетовой, так что… — в повисшей тишине она скованно улыбается и добавляет: — Ладно, видимо, еще рано для шуток на эту тему.

Скорпиус — как скала. Теперь даже я не догадываюсь, о чем он думает. Разумеется, он понимает, что Селина отравила Ребекку из-за него, и, даже если его непосредственной вины тут нет, это все равно накладывает на их общение тень. Наверное, поэтому он всюду ходит с ней. Чтобы показать, что не нашел себе другую, как только она уехала. Хотя вообще-то так и было.

Ребекка ложится на покрывало у самого края плота, там же, где они и сидели вместе со Скорпиусом, и почему-то мне кажется, что не я одна рассматриваю чересчур бледный оттенок ее кожи. Пересекаясь глазами с братом, я пытаюсь задержать его взгляд, но он игнорирует меня. Ладно же.

Интересно, какая версия была официальной в деле Ребекки? Как случившееся объяснили ее родителям и ей самой? Что отравить собирались не ее? Сомнительно. А если ее, то за что? И как яд мог оказаться в ее стакане? То есть мы-то уже знаем, как, но для остальных в этой истории слишком много белых пятен. Понятия не имею, как это можно уладить. Нужно быть моей матерью, чтобы суметь выйти сухой из такого болота.

Игнорируя комментарии Диего, я тоже ложусь загорать, пока это еще не так вредно, но остальные на плоту продолжают завтрак. Звенят стаканы и пахнет горячим шоколадом из фондюшницы. Судя по подбадривающим крикам, кто-то пытается очистить без палочки то ли гранат, то ли грейпфрут, а потом раздается громогласный смех. Я чувствую, как меня окатывает водой, и открываю глаза. Это сок. Хмуро глянув на веселящуюся компанию, я замечаю их лица, все в брызгах граната, и решаю промолчать. Судя по всему, кто-то подколдовал это происшествие, потому что Ребекка тоже пытается убрать красные разводы с белого купальника. Скорпиус протягивает ей полотенце. Я провожаю глазами их соприкоснувшиеся руки и, не выдержав, встаю. Взгляды тут же обращаются на меня.

 — Я на берег, голову напекло, — бросаю я, рыбкой прыгая в воду и уже не слушая, что говорят мне вслед.

На пляже действительно собирается народ, но пока никто не обращает особенного внимания на дрейфующий плот. Я бы тоже не заметила его, если бы Ал не встретил Лили возле столовой с предложением позавтракать на воде. Конечно, она отказалась, по очевидным причинам. По этим же причинам я согласилась. Подумать не могла, что тоже не выдержу Скорпиуса и Ребекку вместе. Это как-то… неправильно. Он же обещал, что вернется к Лили. И что теперь? Он запоздало прислушался к моим словам «отделаться от нее» при таком удобном случае? Не понимаю, и это раздражает.

Я сворачиваю на тропинку меж деревьями, чтобы вернуться в корпус и принять душ после соленой воды, но замечаю впереди Розу, которая не просто кивает мне, но ускоряет шаг, будто меня и искала.

 — Привет, — улыбаюсь я, когда она подходит ближе.

 — Привет, Мел, — она оглядывается по сторонам, как будто боится, что кто-то подслушает, и я недоуменно делаю то же самое. — Я могу попросить тебя об услуге?

Перед тем как согласиться, я не успеваю скрыть удивление.

 — Сегодня в лагере будет проверка, — начинает она. — Знаешь, после того, что случилось с Ребеккой…

Да почему все говорят о Ребекке?

 — … это весьма ожидаемое решение. Это объявили за завтраком, но тебя, кажется, не было.

Я киваю, подтверждая ее слова.

 — И мне нужно, чтобы ты помогла мне кое-что спрятать, — смутившись, заканчивает Роза.

Ее слова приводят меня в такой шок, что я даже не знаю, что ответить.

 — Роза Уизли, ты что, нарушаешь правила? — шепотом уточняю я. Она снова заминается. — Это последнее, чего я от тебя ждала. Хотя нет, последнее — это мир с Лили, но раз уж он состоялся… Это труп? — я прищуриваюсь.

 — Мелани! — она возмущенно округляет глаза и поправляет корзину, висящую на локте. — Я ничего не нарушала. Но комиссия все равно может подумать…

 — Вот так и оправдываются все начинающие преступники, — вздыхаю я. — Ладно, для трупа корзинка маловата. Ты же не завтракать на плоту идешь?

 — Что? — не понимает она. — Нет, я обещала Джоанне украсить сцену к концерту, и я боюсь, что не смогу одновременно следить за… В общем, вот.

Роза протягивает мне корзину, и я с некоторой опаской и жгучим любопытством заглядываю внутрь.

 — Какая прелесть! Как его зовут? — тут же таю я, опуская руку на полосатый мех. — Я не знала, что ты привезла с собой кота. Они же вроде запрещены в лагере.

 — В том и дело. Я его не привозила. Это Вальтер — мой проект по трансфигурации объектов в живых существ, но проверка… Я думаю, у меня начнутся проблемы еще до того, как я успею объяснить, что это такое. Мне очень нужно, чтобы ты присмотрела за ним пару часов, пока я буду в зале.

 — Хорошо, — легко соглашаюсь я, почесывая котенка за ухом. — Его надо кормить?

 — Вообще-то он ест все подряд, но я не знаю, насколько ему это нужно, — задумывается Роза. — В любом случае, в корзине есть еда, тебе только нужно проверять, чтобы с нее не спадало запирающее заклинание, которое я наложу. Поможешь? — она будто еще сомневается в моем решении.

 — Конечно, — я закрываю крышку и смотрю на Розу. — А у тебя будет минутка рассказать мне о вчерашнем вечере?

Поджав губы, она вздыхает.

 — Мы вроде бы уладили все с Лили, — признает Роза наконец.

 — Стало легче? — интересуюсь я, вздернув бровь.

 — Наверное, я еще не осознала до конца. Но это было куда тяжелее, чем я могла представить.

 — Еще бы, я видела разбитое окно.

 — Нет, — она мотает головой. — Это не из-за меня. Или из-за меня, но не только, — она закусывает губу и смотрит на меня с долей сомнения. Потом решается: — Это Скорпиус.

Я умудряюсь не закатить глаза и спросить:

 — Он сделал что-то еще?

 — Еще? — с неожиданным для меня негодованием фыркает Роза. — После того, как обманул Лили, или после того, как родился на свет?

Я хмурюсь, собираясь защищать брата, но раз уж я сама задала опасный вопрос, придется выкручиваться иначе.

 — Я имела в виду Ребекку. Они же снова вместе.

 — Ребекка — всего лишь еще одно доказательство того, какая он свинья, — заключает Роза, но уже не так яростно. — Извини, тебе, наверное, неприятно это слушать, он все-таки твой брат.

 — Он мой брат, но я-то не слепая, — усмехаюсь я.

Роза кивает и как будто вспоминает что-то.

 — Мелани, я тут хотела спросить тебя… — она смотрит на меня с большим сомнением, но я и понятия не имею, что еще ей может быть интересно, так что просто жду. — Это касается… А впрочем, ладно, — она трясет головой, как будто избавляясь от навязчивой мысли.

 — Ты можешь спросить, — пожимаю плечами я. Конечно, это не значит, что я отвечу.

 — Нет, ничего, — Роза улыбается. — Спасибо за помощь!

Я запоминаю заклинание, которое она накладывает на корзину, и мы расходимся: она в зал, а я в свою комнату. Но место для меня здесь вряд ли найдется, потому что Лили собрала всех подружек, и, кажется, они устроили… Что это за швейная мастерская?

 — Привет, Мел! — Доминик, вокруг которой суетятся девочки, улыбается мне и машет рукой, чтобы я быстрее подошла. — Как тебе?

Я прищуриваюсь, критически оглядывая их творение сквозь небольшие просветы между Лили, Свити, Карлой и Сесилией. Длинное сиреневое платье из тонкого, почти невесомого шелка, с узким рукавом пониже запястий. На нем нет ни вышивки, ни кружев, — вообще никакой отделки, кроме широкой белой ленты на талии, но Доминик в нем похожа на цветок колокольчика и кажется еще изящнее, чем обычно.

 — Прекрасное платье, тебе очень идет, — признаю я. — К чему-то готовишься?

 — Да, к премьере! — отвечает Доминик, как будто это что-то очевидное. — Только это не мне его носить, а тебе.

 — Дом — наш костюмер, — поясняет Лили так спокойно, как будто не мне вовсе.

 — Ага, — я уже высматриваю себе путь к кровати, которая, как и вся комната, завалена отрезами ткани и лентами. — Погоди, ты сказала, что это мне его носить? — я оборачиваюсь на платье снова, на этот раз изучая его еще внимательнее.

 — Ну да, — кивает Доминик — Лили сказала, что ты вместе с ребятами на плоту, а нам нужно было примерить платье, а по росту я подхожу больше всех. Мы почти закончили, так что… Правда, я не уверена, подходит ли такой минималистичный крой… Костюмы для театра обычно такие броские и выразительные, да и во времена Шекспира носили совсем другую одежду… — она задумчиво разглаживает ткань на бедрах и закусывает губу.

 — А мы не хотим, чтобы зритель отвлекался на помпезные наряды, — отрезает Лили, все так же не отрывая глаз от иглы, которая под ее палочкой осторожно выводит шов. — Для нас на первом месте актерская игра.

 — Мм… Думаю, Лили права, — помолчав, соглашаюсь я. — Гораздо лучше и удобнее будет играть в этом, чем запинаться о кринолин и путаться в подъюбнике. К тому же, платье очень красивое, хоть и простое.

 — Не такое уж оно будет и простое, — загадочно замечает Дом.

 — Да ладно, не тяни, мы все знаем, что тебе хочется хвастнуть! — подает голос Сесилия.

 — Неправда, — отрицает Доминик. — Но вообще-то идея крутая.

 — Ну вот.

 — В чем дело? — я выжидающе смотрю на девочек, чтобы хоть одна уже сказала, что такого «непростого» в моем платье.

 — Поскольку Лили переписала сценарий и некоторые ключевые моменты, Петруччо, то есть Питер, больше не будет добиваться от Кэтрин покорности: теперь нам важно показать, как она влюбляется в мужа. И когда ты появишься на сцене впервые, это платье на тебе будет фиолетовым. По мере того, как Питер будет очаровывать Кэтрин, а ее чувства к нему будут расти, ткань будет светлеть и к последней сцене станет белой.

 — И мы считаем, что это гениально! — заявляет Карла, и девочки смеются. Я тоже улыбаюсь.

 — Звучит здорово! Это будет меняться само?

 — Нет, — Доминик удрученно вздыхает. — Мы можем немного ошибиться со временем, и тогда все будет испорчено. Так что я сама буду стоять за сценой и менять цвет, когда нужно. А теперь давай посмотрим, как оно сидит на тебе! — ее глаза снова загораются предвкушением.

Забыв о бардаке на полу, мы в несколько рук снимаем платье с Дом и одеваем меня. Я встаю так, чтобы целиком помещаться в зеркале, и убираю влажные после океана волосы, пока они не намочили ткань.

 — Кажется, я могу уходить на заслуженный покой, — констатирует Доминик, которая так и осталась в одном белье, желая поскорее увидеть результат своей работы.

 — Да, а мы здесь простые эльфы Санты, — громко произносит Карла.

Доминик закатывает глаза.

 — Это же была просто шутка, chérie*! Без вас я бы не справилась!

 — Так-то лучше, — самодовольно соглашается Карла, и я наконец нахожу паузу, чтобы сказать:

— Сидит отлично, спасибо. Много осталось работы над костюмами?

— Да, — страдальчески вздыхает Сесилия. — Нам еще всю массовку одевать.

— Зато мое платье тоже готово, — улыбается Свити. — Оно очень похоже на твое, только розовое, и цвет менять не будет.

— Кстати, о цвете, — Доминик вертит в пальцах палочку. — Этот оттенок слишком холодный для твоей кожи. Надо более… — она делает взмах, и платье на мне становится пурпурным. — Вот так, с него и начнем. И постепенно дойдем до бе…

 — Поттер, Нотт! Какого хрена? — на пороге стоит злая, как тысяча чертей, Джоанна и испепеляюще смотрит прямо на меня. Лили, на свою удачу, в этот момент присела, чтобы подколоть подол. — Я же четко сказала на завтраке, чтобы в комнатах было прибрано! Вы издеваетесь? — она переводит взгляд на Доминик, которая даже не успела одеться.

 — Джо, извини, мы просто…

 — Это для театра!

 — Мы почти закончили!.. — наперебой начинают оправдываться девочки.

 — Проверка будет через пятнадцать минут, вас здесь не должно быть уже через семь! — все еще разъяренно командует организатор и хлопает дверью.

Свити помогает мне снять платье, Карла и Лили сворачивают ткань, Сесилия собирает ленты, а Доминик — все так же в одном белье — уменьшает какие-то чертежи и выкройки. И все это летает, свистит и хлопает по комнате, пока, наконец, не оказывается на своем месте. Шумно выдохнув, мы оглядываемся, и Свити замечает:

 — Второй раз нам лучше ей не попадаться.

 — Погодите, куда делась моя одежда? — восклицает Дом.

Мы, чертыхаясь и мешая друг другу, принимаемся переворачивать все, что уложили, когда дверь снова распахивается, теперь уже являя нам не Джоанну, а ее заместителя.

 — А в женские комнаты вообще-то надо стучаться! — недовольная Сесилия выталкивает Заккари из комнаты, не слушая его оправдания.

 — Да ладно, Дом всегда немножко неодета, когда кто-то заходит к нам в Шармбаттоне, — смеется Карла. Доминик кидает в нее свертком ткани, а потом, наконец, объявляет:

 — Нашла! Знаете, если даже мы с трудом можем найти что-то в своих комнатах, проверка точно ничего не обнаружит.

 — Черт! — вспоминаю я, борясь с паникой. — Я оставляла где-то здесь корзину! Кто-нибудь видел?

 — Вот эту? — Карла указывает под стол, и я перевожу дух. — Что там, контрабанда?

 — Нет, просто я не хотела, чтобы она исчезла, как вещи Доминик.

В коридоре всех настойчиво подгоняют Зак и Джоанна, так что нам приходится побыстрее покинуть корпус. Девочки явно планируют пойти куда-то вместе, а я, с балластом в виде кота, оглядываю территорию, чтобы найти место, где никто не вздумает заглянуть в корзину. Наверное, лучшей идеей было бы оказаться на плоту, но переправиться туда с Вальтером трудновато, а пляж наверняка забит народом, если организаторы выгнали всех из комнат. Заметив, что все именно туда и идут, я следую в обратную сторону, неожиданно для себя выходя на поле для квиддича.

Никого не заметив, я сажусь на верхнем ряду трибун, понятия не имея, чем заняться. Может, мне повезет, и окна в комнатах поддадутся Манящим чарам? Кажется, мы не закрывали свое, а значит, я смогу достать какую-нибудь книгу. Правда, я привозила с собой только учебники, но зато Лили набирала в библиотеке целую стопку. Будем считать это благодарностью за их с Розой спасение. Если, конечно, они не изорвали все в клочья, выясняя отношения.

Что ж, попытаем удачу.

 — Акцио, книга Лили!

Почти минуту я сижу в ожидании, пока нарастающий свистящий звук не оборачивается небольшим томом в узорчатой темной обложке. Книга опускается мне на колени, шелестя страницами. Джейн Остин. Может, я что-то слышала об этом, но, судя по всему, книга маггловская, а значит, я ее не читала. Расположив корзину рядом и чуть впереди, чтобы иметь ее в поле зрения, я открываю первый разворот, мгновенно погружаясь в чтение.

«Эмма Вудхаус, красавица, умница, богачка, счастливого нрава, наследница прекрасного имения, казалось, соединяла в себе завиднейшие дары земного существования и прожила на свете двадцать один год, почти не ведая горестей и невзгод…»

Кого-то однозначно напоминает, но сообразить не могу.

«…Здесь, правду сказать, и таился изъян в положении Эммы; излишняя свобода поступать своевольно, склонность излишне лестно думать о себе — таково было зло, грозившее омрачить многие ее удовольствия. Пока, впрочем, опасность была столь неприметна, что Эмма ни в коей мере не усматривала в этом ничего дурного…»

 — Привет, Мелани, — мне требуется пара секунд, чтобы узнать Лиама, своего бывшего партнера по театру. Он садится рядом, откладывая метлу, и заглядывает в мою книгу. Я улыбаюсь и закрываю ее.

 — Как дела, Лиам?

 — Отлично, вот, решил воспользоваться случаем и полетать, раз уж всех выгнали из корпуса.

 — Ты играешь в квиддич?

 — Нет, — он морщится. — Когда-то хотел стать ловцом и даже поиграл в одной из школьных команд, но это не мое. Я не особо командный игрок. Кстати, еще раз извини за театр, — он не выглядит так, будто ему действительно жаль или требуется мое непременное прощение, так что я просто пожимаю плечами.

 — Ничего, бывает. Значит, ты просто любишь летать в одиночестве?

 — А ты — читать книги в одиночестве, — Лиам возвращает мне наблюдение.

 — А сверху все хорошо видно, да? — я закатываю глаза, и мы смеемся. — Дома у меня не так много времени, чтобы просто читать.

 — Чем же ты таким важным занимаешься? — он явно подтрунивает надо мной, но я задумываюсь всерьез.

 — В основном помогаю маме организовывать разные встречи и рауты. Иногда остается время на зельеварение и алхимию, — вот и все, что я могу назвать ему из реальных «занятий», потому что остальное мое время уходит на светские диалоги, визиты вежливости, длительные приемы пищи в соответствующей, размеренной обстановке и еще полсотни других традиций, каждую из которых нужно соблюдать. Объяснять Лиаму, как я живу, слишком долго и… все равно он не поймет до конца.

 — Ты уже закончила Хогвартс? — удивляется он. — Ты не назвала учебу.

 — Да, точно, — я спохватываюсь. — Это занимает не так много времени, как остальное.

 — Да, ладно, у вас же тоже интернат-система? — он хмурится.

 — Верно, — соглашаюсь я. — Просто моя жизнь в школе состоит из зелий и раутов не меньше, чем вне ее.

Лиам кивает, наконец поняв, что я имею в виду.

 — Это не звучит особенно круто. Не хочешь как-то изменить свою жизнь?

Я даже на секунду не теряю самообладание, чтобы начать доказывать ему, что моя жизнь меня вполне устраивает и вообще не его дело, на что мне тратить время.

 — Нет, каждому свое, — я улыбаюсь почти искренне и спрашиваю в ответ: — А в чем же заключается твоя насыщенная и прекрасная жизнь?

Он хрипловато смеется, грозя мне пальцем и явно оценив шпильку.

 — Мои родители много путешествуют. Толкают речи за мир во всем мире и все такое. Они не волшебники, — уточняет Лиам, пристально взглянув на меня. — Так что все время, что я не в школе, я живу сам по себе, развлекаясь как только придет в голову.

 — И что же тебе приходит в голову? — улыбаюсь я, все еще скептически настроенная.

 — Дай подумать, — он начинает загибать пальцы. — Лагерь для серферов, курсы поваров, репетитор по норвежскому языку, занятия актерским мастерством, — он многозначительно поднимает брови. — Искусство икебаны…

 — Мерлин, кем ты собираешься стать? — не выдерживаю я, уставившись на него.

 — Разносторонней личностью, — невозмутимо отвечает Лиам, а потом улыбается. — В мире столько крутых вещей, и я хочу попробовать если не все, то многие.

 — Ты это про икебану или норвежский? — фыркаю я.

 — А как ты узнаешь, что действительно круто, если не пробуешь?

Я не могу не согласиться.

 — Ты бы тоже попробовала что-нибудь новенькое, — снова начинает он.

 — Что это конкретно ты предлагаешь?

Я невольно закатываю глаза, уже узнав голос, но Лиам смотрит за мою спину, немного хмуро.

«Что это конкретно ты предлагаешь моей девушке?» — так это прозвучало.

 — Что-нибудь веселое, — пожимает плечами Лиам. Я, не подавая вида, смотрю вдаль.

Пауза достаточно многозначительная, но я борюсь с собой и не оборачиваюсь, чтобы увидеть это своими глазами. Краем глаза я замечаю, что Лиам кривится и качает головой. Потом встает, подхватив метлу, и бросает мне:

 — Подумай над тем, что я сказал.

Ага, дважды.

 — Непременно, — легко улыбаюсь я. Он уходит, и на его месте появляется Джеймс. — Это было так невежливо.

 — Невежливо — клеиться к моей девушке, — отвечает он.

 — Да мы просто болтали, — я миролюбиво смотрю на него. — Мы еще в театре познакомились. Он играл Питера, пока не узнал, что придется уехать до премьеры.

 — Ну вот, больше он Питера не играет, — заявляет Джеймс так, будто я собираюсь спорить. Я смеюсь.

 — Не играет.

 — Как ваш завтрак на плоту? — Джеймс не успевает сменить тон и поправляется: — Майкл предлагал напугать вас какой-нибудь морской тварью…

 — О, Диего справился и без вас! — я хочу возмутиться, но тут же вспоминаю, о чем просил бразилец, и решаю проучить его немедленно: — Он постоянно просит меня сорвать вам командную тренировку.

Джеймс хмурится.

 — Что значит «сорвать»?

 — Отменить, — я пожимаю плечами. — Чтобы я отвлекла тебя или убедила освободить ребят…

Он продолжает смотреть на меня с подозрением, но на его лице уже медленно проступает улыбка. Я ее не понимаю.

 — То есть, они думают, что у тебя есть власть надо мной?

 — А у меня есть? — вопрос вырывается против воли, я просто не успеваю его удержать.

 — Ну-у… — Джеймс с показным сомнением оглядывает меня.

 — Забудь.

 — Вполне… — он склоняется, касаясь горячими губами моего уха так, что я вздрагиваю, -… возможно. — И оставляя поцелуй на моей щеке, который я почти не чувствую, потому что мои щеки начинают гореть, отстраняется. Я безуспешно пытаюсь взять себя в руки и буквально умоляю свое лицо вернуться к нормальному состоянию, но, судя по довольному виду Джеймса, получается плохо.

 — Кхм, — я несколько раз моргаю. — Не знаешь, когда закончится проверка?

 — После обеда, — он продолжает странно улыбаться, смотря на меня. — А что?

 — Ничего, просто, — я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на корзину, и холодею. Крышка ее распахнута, и внутри уже никого нет. Я вскакиваю, быстро оглядываясь.

 — Мел, ты чего?

Не ответив, я бросаю книжку в корзину, подхватываю ее и бегу вниз по рядам, проверяя, не спрятался ли кот под сиденьями.

 — Мел! — Джеймс догоняет меня, придерживая за плечо. — Подожди. Что случилось?

 — Вальтер! — наполовину зову, наполовину отвечаю я.

 — Что это?

 — Кот! Я должна была следить за ним, а я… — я трясу головой и наконец смотрю на Джеймса. — Мне нужно найти его.

 — Я помогу тебе, — он не отстает ни на шаг. — А кто привез в лагерь кота? Это вроде запрещено…

 — Не вроде, а точно запрещено, — бросаю я, избегая вопроса о хозяине. — Меня просили следить за ним, пока комиссия здесь, но заклинание, похоже, закончилось, и он… Вальтер! — снова зову я.

 — Как он выглядит?

 — Рыжий такой, полосатый… Да вряд ли здесь будет два кота! — я отхожу от трибун подальше, на поле, чтобы охватить взглядом все места сразу. Там нет никакого движения. И заклинание обнаружения здесь не сработает! Я выбегаю с поля, надеясь, что кот не удрал в лес.

 — Может, поискать его с воздуха? — Джеймс шагает рядом, но во мне нарастает паника, и я не до конца понимаю, что веду поиски не одна.

 — Он слишком маленький, — качнув головой, возражаю я. — И ты привлечешь слишком много внимания. Нельзя допустить, чтобы… Ох, черт!

 — Да, Мел, если комиссия увидит бегающего кота, у нас будут проблемы, — произносит он вместо меня, и я, глупо закрыв рот, обдумываю его слова. «У нас будут проблемы». Разве проблемы будут не у меня?

 — Нет, это я виновата, не нужно было болтать с Лиамом…

 — Вот тут ты попала в точку…

 — И с тобой тоже, — добавляю я.

 — А с этим уже можно поспорить.

 — Ни слова о котах, — шепчу я, когда мы выходим из-за столовой к уличной сцене.

 — И о Лиаме.

Я закатываю глаза, но решаю сделать вид, что пропустила мимо ушей. Как же легко задеть мужское эго, особенно если даже не планируешь это делать!

 — Смотри, что там? — Джеймс дергает меня за руку, и я тут же начинаю высматривать Вальтера там, куда он показывает.

 — Это чья-то кепка улетела, — вздыхаю я. — А вон там, кажется, кто-то…

 — Нет, это просто ветер.

 — Мы можем разделиться? — я хмуро оглядываю даже небольшую часть территории, заключенную между жилым корпусом, столовой и лабораториями. Она все равно слишком велика.

 — Плохая идея, — качает головой Джеймс.

 — Почему?

 — Потому что искать вдвоем веселее!

 — Это не весело, Джеймс, я потеряла кота, которого должна была прятать! — со стоном напоминаю я. — Так что, если тебе просто забавно…

 — Нет, конечно, я хочу помочь, — миролюбиво отвечает он. — Знаешь, есть другая идея. Если поймать кота слишком сложно, нужно поймать комиссию.

 — У меня нет достаточно большой корзины.

 — Надо просто проследить, чтобы кот не встретился на их пути.

 — А если за это время он убежит слишком далеко?

 — Давай решать проблемы по мере их поступления, а? — кривится Джеймс.

 — Ладно, — вздыхаю я. — Давай найдем проверяющих и пристроимся им на хвост.

 — Ты говоришь, как заправский детектив, — одобрительно хмыкает он. Я удерживаюсь от того, чтобы закатить глаза, но удержаться от того, чтобы пихнуть его локтем, — выше моих сил.

Джеймс высматривает кого-то из организаторов, чтобы спросить про комиссию, а я пока оглядываюсь по сторонам, все еще надеясь поймать источник проблем, а не бороться с последствиями. К несчастью, все живые существа в лагере переместились на пляж, а те, кто еще встречается нам на пути, — туда направляются. Когда Джеймс возвращается с новостями, я почти в отчаянии.

 — Нэнси сказала, что сейчас они заканчивают осмотр жилого корпуса, а потом перейдут к учебным.

 — Фух, если Вальтер побежит в свою комнату, там хотя бы никого не будет!

 — Забавное имя, — Джеймс задумывается. — Очень в стиле…

 — Да, да, у нас нет времени размышлять, — я перебиваю его с надеждой все-таки сохранить инкогнито хозяйки и тяну его к входу в корпус. — Надо еще не привлекать внимание к тому, что мы вертимся рядом.

 — Каждый раз, когда они будут смотреть в нашу сторону, будем изображать страстный поцелуй? — как бы между прочим предлагает Джеймс.

 — Ты тренер, а я атлантка — мы так привлечем еще больше внимания, — фыркаю я. — Тш, они выходят.

Мы прячемся за углом корпуса, наблюдая, как комиссия, в составе всего двух человек, в сопровождении Астрид и Матье, появляется на улице, что-то негромко обсуждая, но, в целом, очевидно, не обнаружив ничего запрещенного. Ох, как бы им и правда не наткнуться на Вальтера!

 — Сейчас они немного отойдут, и пойдем за ними… — говорю я, надеясь успокоиться под звук своего голоса.

 — Тебе бы такой длинный плащ и шляпу, — начинает Джеймс, и я прислушиваюсь, ожидая какого-то серьезного совета, — и была бы как настоящий детектив!

 — Заткнись.

На некотором отдалении, прикрываясь пустым разговором о предстоящем концерте, мы следуем за комиссией, выискивая взглядом кота. При виде проверяющих атланты будто испаряются, как будто у каждого из них под кроватью припрятан как минимум гиппогриф, так что с каждой секундой мне становится все страшнее следить за ними, но Джеймс как будто получает от всего этого удовольствие. Пару раз он дергает меня за руку, показывая то на прячущиеся в кустах парочки, то на Зака, который пытается нервно перекурить за дальним углом столовой, и потому, когда он снова окликает меня, я уже не жду полезных новостей.

 — Ну, что там на этот раз?

 — Кот, — одними губами произносит Джеймс, кивая на рыжий хвост, торчащий из травы. — Надо поймать его, пока он не решил выпрыгнуть.

Я киваю, не отводя глаз от Вальтера, который уже высунул мордочку на тропинку, ведущую к пляжу. Комиссия всего в десятке шагов от него, и, вероятно, они даже не посмотрят под ноги, но я не могу просто наблюдать, как два поезда мчатся навстречу друг другу по одним рельсам.

 — Что нам делать? — шепчу я.

 — Отвлеки их, — бросает Джеймс, подталкивая меня прямо к комиссии, так что я даже не успеваю опомниться, как уже оказываюсь перед ними, неловко взмахнув корзинкой, отчего она взлетает в воздух, выплевывает книгу, и мы все втроем эффектно приземляемся в траву. На лицах проверяющих появляется удивление, на моем — в последний момент изображенный испуг. Я могла бы устоять, но ничего лучше, чем споткнуться на их пути, в голову мне не пришло. Так что я еще несколько секунд смотрю в небо, состроив самую болезненную гримасу, а потом со стоном начинаю садится.

 — Мисс Нотт, вы в порядке? — рядом со мной оказывается Матье, сбитый с толку, будто не понимая, кому обращать свое беспокойство — мне или комиссии, которая остановилась и наблюдает за происходящим. — Сильно ушиблись?

 — Мм… — я бросаю взгляд на спину Джеймса, но не могу понять, поймал ли он уже Вальтера, так что неоднозначно качаю головой. — Я, кажется, запуталась в ногах, когда спешила на пляж. Но, вроде бы, ничего не повредила, — принимая руку директора, я осторожно — и очень медленно — поднимаюсь, осматривая собственные руки и ноги. — Спасибо.

 — Вам стоит сходить в медпункт, — Матье оглядывается и замечает Джеймса. — Мистер Поттер, окажите мне услугу, проводив мисс Нотт в медпункт, а потом сообщите мне, все ли с ней в порядке.

 — Да, конечно, директор, — кивает Джеймс, одергивая футболку. По его лицу я ничего не могу понять. Он подходит ко мне и за локоть, спиной вперед, уводит меня подальше. Я хочу уже спросить его, где кот, но тут он сквозь зубы произносит: — Кот у меня на спине, под майкой, так что прикрой меня, когда я отвернусь от них.

Не в силах даже возмутиться от ужаса ситуации, я пищу что-то в ответ, и первая поворачиваюсь к проверяющим спиной. Джеймс вытаскивает недовольного и взъерошенного котенка из-под майки и сует мне, быстро следуя к медпункту.

 — Стой, я забыла забрать корзину! — вспоминаю я.

 — Запихнем кота в комнату, а потом уже вернемся за ней, — бросает Джеймс, без опаски заходя в жилой корпус и направляясь к лестнице.

 — Так что, уверяю вас, медпункт работает двадцать четыре часа в сутки, — раздается голос Сары, медсестры, и мы замираем, как пикси под обезвреживающим заклинанием. — Радует, что атланты практически не обращаются за серьезной медицинской помощью. В основном, они просят защитный крем от солнца или что-то простенькое от головы — некоторые не знают меры в учебе даже летом… — из ближайшей справа двери выходит незнакомая дама, а вслед за ней Сара — они обе явно отстали от комиссии.

Я прирастаю к полу, не представляя, как спрятать кота в своих руках, но Джеймс одним рывком утягивает меня под лестницу на второй этаж. Я забываю даже, как дышать, но Вальтер явно не понимает важность тишины — он громко и недовольно мяучет, так что я зажмуриваюсь от страха.

 — Тшш, — Джеймс шикает на кота, а когда тот не понимает, ладонью прикрывает его морду.

Разговор Сары и дамы из комиссии прерывается, они будто прислушиваются, но, слава Мерлину, никто из нас не видит друг друга. Потом слышатся шаги, и они идут на выход. Я, еще не придя в себя, перевожу дух.

 — Если бы меня поймали с ним, на этот раз точно бы исключили, — бормочу я.

 — Да нет, это скорее был бы грешок в мою копилку, — отмахивается Джеймс. — Но, полагаю, надо отпраздновать такое удачное стечение обстоятельств!

 — Удачное?.. — я открываю рот, но его тут же закрывают поцелуем, и возмущениям не остается места. И, откровенно говоря, поцелуй такой сладкий, а сама катастрофа уже кажется скорее приключением, так что на пару мгновений мне даже кажется, что у меня в груди начинает что-то шевелиться и… — Ай! — я вскрикиваю, когда когти Вальтера цепляют мой подбородок, и отстраняюсь от Джеймса. Ему повезло меньше: на его щеке красуется двойная царапина, а кот, зажатый нами слишком сильно, недовольно забирается ему на плечо, показательно впиваясь когтями в майку.

Я хихикаю, а Джеймс, стирая со щеки капельку крови, хмуро оборачивается на четвероногую проблему.

 — А можно теперь пустить его на котле…

 — Теперь точно нельзя, — я смеюсь, не знаю, от чего больше — от этой идеи, от причины появления царапин или от того, что я умудрилась потерять и найти кота. — И теперь точно надо в медпункт.

 — Да это фигня, — отмахивается Джеймс.

 — Вот промоем царапину, и будет фигня, а пока… — я веду его в медпункт, но тот оказывается закрыт, а Сара, конечно же, ушла вместе с комиссией. — Эй, а как же «мы работаем двадцать четыре часа»?

 — Пойдем, надо спрятать кота, пока еще кто-нибудь из комиссии не решил вернуться в корпус.

Я соглашаюсь и следую за Джеймсом на второй этаж, где уже в моей комнате мы прячем его в расширенную и укрепленную коробку из-под туфель, куда Вальтер забирается сам.

 — Надо было просто поставить ее посреди лагеря и периодически проверять, — шутит Джеймс, и я смеюсь, закрывая крышку и накладывая заклинание, о котором говорила Роза.

 — Теперь осталось дождаться, пока его заберут, и больше не вспоминать обо всем этом, — заключаю я.

 — Ну, не прямо обо всем… — Джеймс притягивает меня к себе, намереваясь поцеловать, и, поддавшись, я неожиданно понимаю, что все, что происходит, — сейчас, вчера, на свидании в городе и вообще в последнюю неделю, — выглядит каким-то слишком уж настоящим. Как будто это и есть счастливый конец истории, точка, восклицательный знак, как будто не будет ни августа, ни осени, ни возвращения домой… Но это ведь просто иллюзия. Она развеется, как только мы окажемся в Англии. Вот так эта история завершится.

 — Пойдем, а то пропустим обед, — я прерываю поцелуй и встаю, игнорируя разочарованный взгляд Джеймса.

 — Мы могли бы на него опоздать, — фыркает он, но все же поднимается с кровати и выходит за мной из комнаты.

 — Могли бы, — улыбаюсь я не совсем искренне. Но к концу истории опоздать вряд ли получится.

Судя по напряжению организаторов в столовой, проверка все еще продолжается, так что Джеймс уходит узнать новости, а я, заметив за нашим столом Скорпиуса, да еще и в одиночестве, спешу к нему, намереваясь узнать все, что творится в его явно нездоровой голове.

 — Ребекка?! — шепотом восклицаю я, даже не удосужившись взять с собой еды для прикрытия.

 — Что? Где? — не понимает он, оглядываясь, но, увидев, что это всего лишь я, расслабляется и снова утыкается в тарелку с мясным пирогом.

 — Я имела в виду, какого черта ты снова с Ребеккой? — не слишком учтиво поясняю я, садясь напротив.

Скорпиус пропускает мои слова мимо ушей. Я не сдаюсь.

 — Ты разве не собирался сделать все для того, чтобы вернуться к Лили?

 — Мел, во-первых, это делается не за один день…

 — Уж мне ли не знать, — фыркаю я.

 — … а во-вторых, — жестче продолжает он. — С этим возникли некоторые сложности. Я не смогу сейчас вернуться к Лили.

 — Да неужели? — я стараюсь держать себя в руках, но совершенно не выходит. — Может, Ребекка силой удерживает тебя рядом с собой?

 — С Ребеккой я, потому что так… надо. Так правильно, — даже эти слова даются ему с трудом.

 — Очень мило, — выдавливаю я. — Давно ли ты стал поступать «правильно»?

 — Мелани, остынь! — рявкает он негромко, но от того не менее злобно. — Сейчас мне нужно быть рядом с ней, понятно?

 — Так и будь с ней в своей спальне, зачем ходить с ней за ручку перед Лили? — я не знаю, что больше злит меня: то, что у брата совсем нет совести, что он явно наплевал на наш уговор или что я не понимаю, почему все это происходит.

 — А она может не ходить передо мной с Крейгом, — цедит Скорпиус, и я непонимающе хмурюсь.

 — При чем тут Крейг? Это ты выглядишь подонком, потому что врал ей, а она, что бы теперь ни сделала, просто жертва, — я пытаюсь объяснить ему, но, судя по всему, бесполезно. — Я не даю тебе советов, но…

 — О, вот и твоя лучшая фраза! — саркастически усмехается он.

 — Что ты имеешь в виду? — его тон меня задевает.

 — Ты, конечно, никогда не даешь советов, Мелани, но как же ты любишь поучать! Ведешь себя так, будто знаешь все лучше всех. Так вот — ни черта ты не знаешь, — выплевывает он. — Разберись сначала со своими проблемами, а потом уже иди давать мастер-классы.

 — Не смей со мной так разговаривать, — холодно произношу я. — Я тебе ничего не сделала.

 — Да все вы достали меня, — отвечает он, и пульсирующая жилка на его виске — не лучший знак. — Сначала Крейг, потом Уизли, теперь и ты!

 — К тебе приходила Роза?

 — Да, и, как и все, посоветовала мне держаться от Лили подальше. Как видишь, все просто мечтают дать мне совет, — он молчит некоторое время, а потом продолжает: — Так что раз уж ты пришла сюда за тем же самым, послушай и мой: бросай Джеймса, пока не стало поздно.

 — Ты сам попался на лжи, Скорпиус, — спокойно отвечаю я. — Не рассказал бы Лили про невесту — был бы сейчас в шоколаде.

 — А ты даже на моих ошибках не учишься, — он криво усмехается. — Не будь у Лили чувств ко мне, ее бы не так задело мое вранье. Хочешь подождать, пока Джеймс точно влюбится в тебя, чтобы сделать разрыв еще страшнее?

Я передергиваю плечами.

 — Он не влюбится.

 — А ты же знаешь все лучше всех, да? Тебе же даже любовь подвластна? — его голос так и сочится ядом.

 — Я веду себя прилично. И у него нет никаких причин…

 — Не ты ли мне говорила, что для того, чтобы влюбиться, не нужно причин?

 — Я, — не пытаюсь отрицать я. — Только вот…

 — Что «только вот»? — он передразнивает меня. — По-твоему, твое «приличное» поведение хоть на что-то влияет? Думаешь, нет ни одного знакомого, кто бы влюбился в тебя, несмотря на все твое «поведение»? Вспомни Эрика.

 — Эрик — мой друг, — напоминаю я.

Скорпиус заходится таким громким смехом, что на нас оборачиваются соседние столики.

 — Неужели? — он вздергивает бровь.

 — Разумеется.

 — Разуме-е-ется, — тянет Скорпиус. — Ты же вся такая прямолинейная, честная, своя-в-доску… И с девчонками-то тебе не дружится, потому что они все лицемерные, подлые, что ни стерва, так истеричка, и только ты такая королева без престола… Тебе самой-то не надоело врать? Хотя бы себе. Эрик влюблен в тебя с того момента, как сел напротив в Большом Зале после Распределения. И дружит он с тобой только потому, что это лучше, чем ничего. Так что подумай хорошенько, удавался ли хоть раз твой план «вести себя прилично».

Я молчу. Он не прав, но я все равно не знаю, что ответить. Эрик — мой друг и ничего больше. Я знаю это, и глупо предполагать обратное. Скорпиус просто ничего не понимает в наших с ним отношениях. Своего лучшего друга он предал, прельстившись вниманием его сестрички. Не этому человеку читать мне нотации. Только вот, выходит, и я не могу ничего ему говорить, когда обманываю Джеймса точно так же, как и он в прошлом — Лили.

 — Ладно, я услышала тебя. Но ты уже не понимаешь, что творишь и зачем. Твой «правильный» поступок тебе ничем не поможет, ты просто поводишь за нос еще одну девушку… — начинаю я, но Скорпиус перебивает:

 — И не надоело тебе притворяться, Мел, что тебя интересуют другие люди? Перестань разглагольствовать о филантропии, всем плевать! Когда ты окажешься в такой же ситуации, как я, — а ты в ней окажешься! — ты поймешь, что, по сути, единственный человек, которому ты что-то должна, — это ты сама.

 — А ты просто не хочешь идти на дно в одиночестве, да? — я с неприязнью смотрю на брата. — Тонешь сам — топи другого? И плевать тебе, кто это будет.

 — Ты же сейчас о себе, да? — он мягко улыбается и встает. — Ты уж извини, но меня ждут мои мизерные, эгоистичные дела, без намека на сострадание к людям.

 — Ты отвратителен.

 — Да, я смотрю в зеркало по утрам. А ты?

И он уходит, даже не пытаясь дождаться моего ответа.

Оставшись в одиночестве и совершенно без аппетита, я возвращаюсь в свою комнату, стараясь не принимать слова Скорпиуса близко к сердцу. Он сказал это со зла, надеясь меня задеть и испортить настроение. Он — утопающий. Ему кажется, что он потерял все, и потому он не отдает себе отчет в том, что делает.

 — Мел, привет! — у самой двери в комнату меня окликает Роза, и я киваю вместо ответа, заходя внутрь и пропуская ее за собой. Она мнется у порога, на что я только нетерпеливо щелкаю языком, оставляя ей право на закрывание двери. — Как Вальтер? Все хорошо? Он не доставлял тебе проблем?

В моей голове проносятся все события недавней катастрофы, но у меня нет и капли желания пересказывать ее.

 — Нет, все в порядке. Только, знаешь, я… где-то оставила твою корзину. Я найду ее чуть позже, хорошо?

 — Не волнуйся, она мне больше не нужна, — улыбается Роза благодарно. — К концу дня она сама исчезнет.

Я киваю, немного рассеянно вертя головой в поисках коробки с котом.

 — Мм… Мелани...

 — Что? — спрашиваю я, почти не слушая.

 — Могу я спросить тебя о чем-то?

 — Давай, — я наконец обнаруживаю обувную коробку в углу кровати и тянусь к ней.

 — Когда-то ты сказала мне, что… что ты не сможешь быть с Джеймсом, даже если захочешь…

Я вскидываю голову, понимая, к чему она клонит.

 — И что?

 — Ты ведь, как и Скорпиус, помолвлена? — Роза закусывает губу, нервничая, как будто это ей задают подобные вопросы.

 — Почему ты спрашиваешь, Роза? — я выпрямляюсь и смотрю на нее в упор. Она хмурится, но продолжает.

 — Потому что Джеймс — мой брат, и если ты намерена поступить с ним так же, как поступил…

 — Мой брат, — подсказываю я стальным голосом.

 — Да, — Роза откашливается. — Мел, я знаю, что ты никогда не хотела ничего плохого Джеймсу, но…

 — Откуда тебе знать? Может, я такая же, как Скорпиус? — не на шутку злюсь я. — Может, я тоже считаю, что это — только мое дело, и все остальные могут… Оу. Пожалуйста. Расскажи ему, если так будет спокойнее тебе.

Роза с минуту смотрит на меня странным взглядом, а потом произносит:

 — Я ничего тебе не сделала, Мелани, — как будто пытается отрезвить меня.

Я тебе ничего не сделала, — всплывает в моей памяти свежий еще разговор со Скорпиусом. Я мотаю головой.

 — Извини, — я вздыхаю. — Я не хотела так отвечать тебе, я просто… Ничего, забудь. Ты хотела знать, собираюсь ли я рассказать Джеймсу о своем женихе? Нет, не собираюсь.

 — Но как тогда… — Роза снова хмурится.

Я закрываю глаза, больше всего желая закрыться в ванной, чтобы выпустить пар и поколотить стены, но вместо этого собираю все эмоции в кулак и отвечаю:

 — Это летний роман, Роза. Он закончится вместе с летом. Не возлагай больших надежд.

Ей точно хочется возразить, но я уже не собираюсь слушать. Сую ей в руки коробку с котом и открываю дверь, без слов предлагая оставить меня в покое. Роза, помедлив, выходит, но покоем в комнате даже не пахнет. Я запираюсь в ванной, на случай если заявится Лили, и долго смотрю на себя в зеркало, упершись руками в край раковины.

Все так и есть, Роза приходила не зря. Я — такая же, как и Скорпиус. И как бы мне ни хотелось казаться лучше хотя бы в собственных глазах, я поступаю так же плохо, как он. Мы оба топим тех, кто рядом, потому что нас тянет на дно. Наверное, это закон.

Я вспоминаю утро, вчерашний день, позавчерашний — и каждый день после того, как я ступила на эту скользкую дорожку. Когда я упаду, я тоже потяну за собой тех, кто рядом, даже если сейчас мне кажется, что они не поддадутся. И проблемы Джеймса не ограничатся горечью или даже разбитым сердцем: если однажды о нем узнает Адриан… Я даже не хочу думать об этом. Я бы должна послушать Скорпиуса — чертова Скорпиуса! — и оставить Джеймса, разорвав с ним все отношения. Отпустить его ради него же самого… Я бы не хотела, чтобы мой любимый человек утонул вместе со мной. Только в том и беда.

Я не люблю Джеймса. Я с ним, потому что мне хорошо с ним, потому что это отвлекает меня, потому это последний способ насладиться своей жизнью, как я хочу. И не могу заставить себя почувствовать хоть каплю вины за это. Просто не могу.

А вот Джеймс… Это странное, очарованное выражение его глаз могло бы называться влюбленностью. Не любовью — осознанной, уверенной, простой — а именно влюбленностью.

Я смотрю в неподвижное зеркало, и мне хочется быть как Лили — кричать, швыряться вещами, обвинять всех вокруг и жаловаться братьям, но это же не сработает. Никто не придет и не решит мои проблемы по волшебству, даже если я взвою. Мне становится так тошно, что хочется заплакать, зарыдать в голос, но эта вязкая, душащая горечь так и не выдавливает из меня ни слезинки.

_______________________________

Chérie*(фр) — дорогая