Проснуться собой (гет)

Год 2034, искусственный домен «Земля Обетованная», 1991 год по времени измерения Бета…

Все уже давно разошлись после успешного завершения процесса переноса. Основной свет погашен, но сквозь большое панорамное глухое окно проникает слабое освещение, создаваемое десятками мелких огоньков, сигнализирующих о состоянии всей той кучи оборудования, установленной в главном зале. Она же не даёт опуститься полной тишине на этот зал, создавая незаметный многотоновый гул, давно уже не замечаемый привычным к нему ухом человека, неподвижно сидевшего за столом в зале брифингов. Или командном мостике, как стали называть эту комнату операторы всей той гудящей в главном зале аппаратуры за прошедшие бесчисленные дни экспериментов, когда он неподвижно стоял пред окном, заложив руки за спину, чтобы никто не увидел, как они дрожат, и не понял, какие чувства он испытывает.

Скотт, в не первой свежести костюме-тройке серого цвета, с расстёгнутым под горлом воротником рубашки, сидел, положив локти на стол и сложив перед ртом ладони в замок, невидящим взглядом смотрел на что-то, доступное только ему, погрузившись целиком в свои воспоминания.

Фаза четыре. Запускаем перенос. Цель — Гарольд Джеймс Поттер, десять лет. Начали.

Почти два года они шли к этим одиннадцати словам. Почти два года умирала вера в то, что у них получится найти подходящий объект в качестве донора для Гарольда. Почти два года они держали периметр со всё сильнее проседавшими барьерами, сдерживая порождения мстящего им мира, когда-то бывшего им родным. И вот теперь можно слегка расслабиться. Совсем чуть-чуть, самую капельку, но и её оказалось достаточно, чтобы рассмотреть в глазах недавно выходивших отсюда людей признаки робкой надежды.

Чёртов Ксавьер! И демонов Дамблдор! Надеюсь, в том аду, в который вы превратили наш мир, вы до сих пор горите адским пламенем.

— Скотт, ты ещё здесь? — выдернул его из глубины воспоминаний родной голос. — Тебе надо отдохнуть перед утренним совещанием.

— Его будет вести Рэйчел. Дочке пора набираться опыта в борьбе с бумажками, а не только кулаками махать.

— Ты же знаешь, ей нужно было найти хотя бы такую цель, или она бы медленно угасала рядом с его телом. Как по мне, лучше я буду переживать за неё на вылазках, чем с болью в сердце смотреть, как наша девочка медленно угасает без воли к жизни.

Тяжёлый вздох и сжатые ладони друг друга без лишних слов говорили об обоюдном согласии с озвученными словами. Джина со спины обняла своего мужа, положив подбородок тому на голову.

— Мы сможем как-нибудь наблюдать за его копией там? — спросила она после нескольких минут молчания.

— Не в ближайшие пару лет. Сейчас тот Гарри стал нашим якорем, я не хочу экспериментировать с настройками канала, рискуя оборвать наш призрачный шанс на восстановление Гарольда. Вот как зацепимся там за ещё парочку якорей — начнём варьировать параметры, включая временной коэффициент.

— Поскорей бы… Мы просто не сможем поддерживать границы домена дольше пяти-шести лет на старых рунных кластерах.

Женщина обошла стол и села напротив своего мужа. Улыбка, показавшаяся на её лице, видимо, должна была поддержать Скотта, но ей так и не удалось скрыть усталость, уже давно одолевавшую её.

— Мы справимся, Скотт! — Несмотря ни на что, вера и уверенность в том, что у них всё получится, у Джины не уменьшилась ни на грамм. — Благодаря тебе, совместно с Гарольдом создавшем эту прослойку реальности, и Генри, разработки которого позволили прокормить всех укрывшихся здесь, мы уже почти тридцать лет живём в нормальных условиях, а не среди руин и банд диких земель, отбиваясь от порождений аномалий. Да что говорить, если ты и сам знаешь, сколько детей ходит тут в школу.

Скотт всё же улыбнулся в ответ на её попытку поддержки.

— О да, школа. И если бы вы не приплетали меня на уроках новейшей истории, было бы совсем замечательно! — он шутливо укорил своего заместителя по бытовым вопросам. — Я уже без охраны и выйти никуда не могу, чтобы не быть облепленным кучкой школьников, выплёвывающих вопросы со скорострельностью раз в десять выше пулемётной.

Джина не смогла удержаться от смеха, видя, какую обиженную моську скорчил муж, отвлёкшийся, наконец, от тяжёлых дум.

— Сам виноват, — припечатала его Джин. — Ты сам настоял на том, чтобы детям ещё со школы рассказывали о том, что стало причиной катастрофы. О мутантах, о разработках и экспериментах нацистов, о противостоянии обычных людей и мутантов на примерах Ксавьера и Магнето, о магии и магах, об их отношении к обычным людям и взаимопроникновении миров мутантов и магов, о Дамблдоре, Риддле и Избранном Невилле Лонгботтоме, и к чему это привело в итоге… О нас, Гарольде и Рэйчел…

На этом месте они, не сговариваясь, бросили взгляды в направлении зала, где лежала капсула с телом Гарольда.

— Он справится, Скотт, — вновь сжав его ладонь, сказала она. — Он всегда справлялся. А ты сейчас сделал всё от тебя зависящее, чтобы он смог выкарабкаться, и должен перестать с упорством маньяка от науки придумывать всё более фантастические способы вернуть его назад в реальность. Да, он нам как сын, и уже давно стал дорог не меньше дочери, но хватит себя загонять! Тем более, что есть другие вопросы, требующие твоего внимания, в которых никто, кроме тебя, не разбирается.

Скотт лишь молча сжал ладонь Джины в ответ да слегка изогнул губы в так и не проявившейся улыбке, показывая, что её слова были услышаны, но при этом по-прежнему продолжая смотреть в стену, за которой лежало тело последней надежды их мира.

Впрочем, об этом факте никто, кроме него, пока ещё не знал, ибо у Скотта просто не хватило духу рассказать об этом остальным.

* * *

Измерение «Бета», больничное крыло школы Хогвартс, 1992 год.

Ей снился кошмар. Она не помнила, как давно он начался, сколько уже длится и зачем она продолжает его переживать, если прекрасно осознаёт, что это лишь сон. Просто что-то внутри неё заставляло жадно всматриваться в происходящее, переживая успевший врезаться в память сюжет вновь и вновь.

Сюжет, как она умирает.

Не-е-е-т!!!

И возрождается, чувствуя, как чьи-то ласковые крылья обнимают её, делясь нежным теплом яркого пламени, из которого и состояли все эти мягкие пёрышки, придающего уверенность и чувство защищённости.

Не надо!!!

Что-то заставляло её раз за разом смотреть, как к ней летит волна пламени, вместе с которой к ней приближается ужас неизбежности смерти, приправленный, почему-то, сожалением, что ей не удалось что-то сделать. Словно она должна была помочь кому-то… Но всё сносит боль от соприкосновения с добравшимся до неё огнём, после чего следует темнота.

Рон, сколько раз повторять — ты должен сам учиться, а не переписывать бездумно чужие работы!

Темнота, в которой плавают миллиарды далёких маленьких светлых точек. Темнота, и ощущение кого-то рядом. Кого-то неимоверно сильного, находящегося рядом с ней. Вокруг неё. Везде и нигде.

Это так… приятно? Как в детстве, когда её обнимала дома мама…

Миссис Уизли? Это моя мама! Кстати, не хочешь попробовать её пирог?

Мама? Дома? Кому-то?

Лёгкое недоумение, ещё не успевшее оформиться в мысль… И сожаление, что пока ещё рано ей быть здесь, что пора возвращаться. Назад.

Герми, пора спать! Даже Гарри уже заснул, а ты всё читаешь.

И вопрос — как такое ласковое и тёплое пламя могло казаться ей настолько болезненным и горячим?

Рон, почему они так со мной?! Я же просто сказала, что так делать нельзя…

Темнота уходит, расцветая красками и яркими вспышками разных цветов, слепящими ей глаза, в отличие от мягкого света её огня.

А потом я выросла, Гарри…

Казалось, что ещё пара мгновений, и она вспомнит всё, но…

Не-е-е-т!!!

И она в очередной раз ощущает приближение к ней неправильного обжигающего пламени, чтобы опять причинить ей боль.

Не надо!!!

Темнота.

Не-е-е-т!!! … Не надо!!! … Не-е-е-т!!! … Не надо!!! … Не-е-е-т!!! … Не надо!!! …

Огонь. Темнота. Огонь. Темнота. Огонь. Огонь. Огонь.

Больно!!!

В палате, в которой на кровати лежала девочка, неожиданно воспламенилась мебель.

Нет! Мама! Не хочу!

Заучка! С тобой будут дружить только за домашку! Ты никому не нужна!

Кровать с девочкой начала подниматься в воздух, а горящие стулья и тумбочка резко рванули к стенам, чтобы разлететься кучей щепок от удара о них.

— Не-е-е-т!!! Мама!!! — Раздался в палате полный ужаса крик девочки, после чего последовала яркая вспышка.

Прибежавшая на шум мадам Помфри застала разгромленное помещение с кучей поломанной и кое-где ещё тлеющей мебели, в котором уже никого не было.

А в это время порог кабинета директора переступил один всем известный мальчик с очень светлыми волосами. Но, если вошёл он, демонстрируя свою невозмутимость, то спустя примерно час вышел из кабинета уже бледный не только причёской. Про такое состояние обычно говорят «краше в гроб кладут».

Сильный тремор рук не давал Драко Малфою спрятать запечатанное письмо, адресованное его отцу, как и пару склянок со светящимся содержимым, очень напоминающим чьи-то воспоминания. Мысли же, крутившиеся в его голове, разнообразием не отличались, постоянно скатываясь к одной-единственной: «Как он узнал?»

* * *

В день отправления обратно в Лондон Хогвартс-экспресса с учениками, забитыми под завязку знаниями, которые уже начали довольно интенсивно выветриваться, многие из них удивлённо посматривали на Мальчика-который-выжил. Заодно с ним определённая частичка внимания масс доставалась и идущему поблизости от юного героя магического мира Рону Уизли, что было немного странно, так как именно он в первую очередь больше всего привлекал внимания своей жестикуляцией и громкими восклицаниями к этой неожиданной паре.

Впрочем, его поведение в равной мере как привлекало внимание окружающих к нему, так и отталкивало, ибо предпоследний из Уизли без тени сомнений нагло и бескомпромиссно пресекал любые попытки приблизиться к Поттеру. Особенно наглядно это было в те моменты, когда к Гарри пытался приблизиться кто-нибудь с его же факультета. И что сильнее останавливало его знакомых — погружённый в себя Поттер или через слово называющий его другом Рон Уизли — было непонятно.

А Гарри действительно находился в глубоких раздумьях, от которых голова у него уже начинала болеть. Но, в отличие от окружающих, считавших, что он переживает за свою лучшую подругу Гермиону Грейнджер, попавшую в Больничное крыло на нервной почве из-за экзаменов, Гарри, несмотря ни на что, продолжал анализировать своё отношение к недавним событиям и шагавшему рядом с ним Рону. Но о Гермионе мальчик всё равно переживал.

Почему, когда он вспоминает Гермиону, у него теплеет в груди, а при мыслях о Роне не возникает ничего, хотя тот был рядом с ним практически с начала года? Ну, точнее, когда сам Гарри был вне гостиной Равенкло. Подобные размышления в той или иной форме мучили его с момента прихода в сознание в палате Больничного крыла, когда он в первый раз увидел Рона. Портило ему настроение ещё и то, что он очень не хотел ехать в Нору. Да, это однозначно лучше возвращения к Дурслям, но он же вроде жил где-то ещё?

Дров в костёр сомнений ему подбрасывала ещё и интуиция, упорно продолжающая твердить, что что-то тут не так. А ей он привык доверять. Как же ему сейчас не хватало Гермионы, способной быстро разложить всё по полочкам.

В общем, Гарри практически не заметил, как поезд добрался до вокзала Кинг-Кросс, и настала пора выходить на платформу. А там его ждала удушающе-тёплая встреча.

— Гарри, дорогой! — донеслось до него еле слышные звуки голоса миссис Уизли, так как она изо всех сил прижала его себе к груди. Из-за этого он не мог не то, что что-то отвечать, но и просто дышать. — Мы так по вам соскучились! Я для тебя испекла свой фирменный пирог! Пойдём скорее, пока…

Дальнейший монолог матери Рона как-то сам собой нашёл себе путь в обход сознания мальчика, чему он только был рад — этой женщины для него было как-то много. Он, уже ни о чём не думая, покорно направлялся вместе со всеми Уизли к каминам вокзала, как вдруг до него донёсся чей-то голос, вызвавший непонятное ему сейчас чувство узнавания.

— Гарри? Ты куда? И почему один?

— И где Гермиона?

Вырванный из своих дум, мальчик с удивлением посмотрел на пару, заступившую им дорогу. К своему стыду, он никак не мог вспомнить, кто они такие, и когда он вообще мог познакомиться с этими людьми, если постоянно был либо в Хогвартсе, либо жил у Дурслей.

— Простите… Гермиона осталась в Хогвартсе, — смутившись от того, что не помнит, как их зовут, неуверенно ответил Гарри. — Она слишком перенервничала из-за экзаменов, и её оставили в Больничном крыле лечиться от нервного расстройства. А меня пригласил к себе Рон Уизли, чтобы я к Дурслям не возвращался.

Он хотел ещё поговорить с ними и прояснить свои непонятные ощущения, но тут в их начавшуюся беседу бесцеремонно вмешался Артур Уизли.

— Так вы магглы? — подскочил к паре Артур. — Очень рад познакомиться. Я Артур Уизли. Скажите, а правда, что магглы додумались до своего аналога связных зеркал? А у вас есть…

И Гарри, и… Точно, Джина и Скотт! Они с недоумением наблюдали за кривляньями и градом вопросов пополам с непонятными восклицаниями. Прервала же эту комедию Молли, просто схватив своего мужа за воротник и потянув к каминам, пробормотав скороговоркой извинения и то, что они спешат. Руку Гарри выпускать она и не думала. Последнее, что смог рассмотреть Гарри, было непонятное движение за ним Джины, и то, как Скотт удержал её за руку, сказав ей что-то, отрицательно покачав головой.

— Скотт, что происходит? — полным напряжения голосом спросила Джина.

— То, на что на первом курсе мы не рассчитывали. Видимо, дети куда-то влезли, и получили по полной программе. Но этот разговор не стоит вести здесь. Возвращаемся в наш дом здесь — мне надо кое с кем связаться, и, если я прав, подготовиться к приему гостей.