Драко Малфой и Кровь Обречённого (гет)

Минуты потекли медленно, как течение реки, удерживаемое дамбой.

Они сидели, взяв друг друга за руки, и напряженно думали. Никто не дал им четких указаний относительно их дальнейших действий, и каждый старался делать то, что считал нужным. Гермионе удалось войти в испытание Драко, наверное, лишь потому, что она хотела этого в тот момент, и не очень сильно напрягалась. Это получилось просто и ненавязчиво, возможна, ей удалось «ухватить» часть энергии и преобразовать ее так, что на долю секунды она перенеслась к Драко. В конце концов, они же единое целое?..

Гермиона пыталась вспомнить хоть один, самый незначительный эпизод из их жизни, вспомнить все прелести их дружбы с Гарри, всевозможные приключения, выпавшие на их долю, которые теперь вспоминать доставляло удовольствие, потому что все было позади. Но вместо этого у нее перед глазами было лишь помертвевшее лицо Гарри с темно-лиловыми синяками вокруг глаз и содранной кожей на груди. И темнота.

Да и вообще, та, прошлая жизнь, уже казалась совсем ненастоящей… Когда это было? Секреты, козни и сплетни, злые замыслы и битва со злом, самая обычная, если можно применить такое слово, потому что это была битва добра со злом… но что теперь есть добро и зло, и кто им сказал, кто они во всем этом? Словно они все жили в каком-то вакууме, с голографическими картинками на стенах, показывающими их жизнь, а потом вдруг картинка выключилась, и остались они в действительности, на картинки мало похожую. Это было похоже на предательство, но обвинить в нем было некого.

Рон тоже пытался думать о годах их лучшей, как он считал, жизни, но у него мертвое изуродованное лицо Гарри еще перемешивалось с пятнами темно-лилового и черного цветов, символизирующих неясную смутную тревогу и чувство вины. Он же его друг, он должен был ему помочь… Он. Не Драко. Навязчивая идея, даже в такой катастрофической ситуации, подумать о своем первенстве как друга Гарри, сводило все его попытки на нет.

Мысли Драко оказались наиболее приятными. Когда он только попал к ним в качестве пленника и до того момента, когда браслет Адель с него сняли, одним легким движением, он думал, что никогда не приживется, и всегда будет чувствовать рядом с ними пустоту и неловкость. Так бывает, когда человек пробует блюдо, и оно ему ну совершенно не нравится, и он твердо уверен, что если попробует его еще раз, то ничего не изменится. Но проходит время, человек вдруг приходит к тому, что на стол подают то самое ненавистное блюдо, и – чудо – он пробует его и понимает, что вкус его приятен и даже желанен. Это ощущение даже несколько странное, на грани чуда, но к нему легко привыкнуть.

Вот и Драко очень легко привык к тому, что может назвать Гарри другом. Да, пока что это было просто «друг», не Друг и даже не ДРУГ, но у них было время. Просто Драко инстинктивно очень давно искал кандидатуру, которая будет именоваться другом, и, найдя, решил побыстрее привыкнуть. К Гарри, как он с удивлением осознал, было очень легко привязаться, для этого не надо было титанических усилий и чего-то невероятного, как думал сам Драко – просто чуточку понимания и терпения, а еще веры. Он просто стал очень четко чувствовать то, что чувствует Гарри, и в этом не было никакой телепатии.

У него не было друзей…

Драко не одинокий. Драко одиночка.

А тут, впервые, находясь на грани вымысла и реальности, старых принципов и нового мира, дружбы и старой вражды, он выбирал. Если он изменил свою жизнь, то, может, стоит отказаться и от пункта, в котором указано, что у Драко друзей быть не может? Это стало чем-то естественным… он еще не знал этого, но у таких, как они, у Проводников, у иных, друзей нет, но это не наказание. Это выбор, естественный путь. До тех пор, пока мы идем по пути своего развития и чего-то добиваемся, нам нужны друзья, но если не оступились и дошли до конца, то потребность в них отпадает сама собой, без страданий и тоски. Выбор Драко основывался на мыслях его отца, на воспитании. У них не было друзей – лишь знакомые и приближенные. Те, кто нужны. Драко привык быть наедине с собой и своим богатым внутренним миром, хотя кто бы сказал об этом, глядя на него? Люди думали, что видят в его ледяных серых глазах пустоту, а это была та самая инородная субстанция, свидетельствующая о глобальных процессах, протекающих в сознании. И он позволил себе чуть-чуть приоткрыть эту заслонку, и, быть может, Троица не знала, как это сложно для него, и важно. Но они уважали это.

Хотя сейчас его привязанность к Гарри и Гермионе, и даже в какой-то мере к Рону, как к едином целому, внушала опасения – он не хотел потерять кого-то из них, только что обретя. Он не вынес бы, потеряв кого-то, не в силах помочь и противостоять этому. Это был его один из самых больших страхов, наверное, поэтому у него не было друзей раньше.

А с Троицей он еще был связан миссией. Поэтому сейчас он представлял себе дальнейшую жизнь, без битв и сражений, жизнь, где они дружат, общаются, помогают друг другу, легко и непринужденно, и никто не смотрит на него с удивлением и не говорит – это что, Драко с Гарри, разве они могут дружить, разве ОН может дружить с кем-то? Может! Имеет право.

— Ничего не получается! – отчаянно воскликнула Гермиона. Драко удивленно открыл глаза – меньше всего он ожидал, что первой сдастся она, но, взглянув на распростертое тело Гарри, удивился, как сам-то высиживает здесь с лицом медитирующего йога.

— Сосредоточьтесь. Давайте представим себе что-то одно. Скажем, лицо Гарри, каким вы его видели в последний раз, перед испытанием. Выкиньте все остальное из головы… представьте, что сейчас здесь нет тела Гарри, это не он, здесь вообще ничего нет, а Гарри где-то очень далеко, и мы должны к нему прийти… — уверенно говорил Драко, сам удивляясь тому, откуда взялись эти мысли, и верные ли они.

Они вновь сосредоточились. Драко уловил какой-то посторонний звук и открыл глаза, одновременно чуть толкнув Рона в бок, чтобы он тоже посмотрел.

Тело Гарри вновь дернулось, как тогда, когда Гермиона порезала ему руку, это была мелкая дрожь, не похожая на озноб лихорадки. Скорее создавалось ощущение, что внутри него есть ЧТО-ТО. Нечто. И оно рвалось наружу. Лицо Гарри на их глазах претерпевало метаморфозы, все такое же безжизненное, каким они его видели, но при этом откуда-то изнутри вырывалась наружу безжизненная маска чудовища, мертвого чудовища. Скулы стали острее, бескровные губы вдруг раскрылись, из них вырвался протяжный хрип, потом туловище Гарри вдруг дернулось, будто пораженное электрическим током, и Зверь наконец-то проявил себя. Изо рта Гарри исторгались страшные проклятии и ругательства, произнесенные каким-то чужим голосом, не его. Его шрам, до этого почти что сливающийся с бледной кожей, начал гореть и тоже меняться. Словно движимый магическими пассами, шрам пересек весь его лоб, превращаясь в фигуру, похожую на две скобки, сцепленные параллельной линией.

— Знак Зверя, — ахнула Гермиона, пораженная происходящим. Другие даже и не думали спорить с ней.

— Мы опоздали? – прошептал Рон.

Драко отчаянно зажмурился и вдруг изо рта его полились слова, какой-то текст, на первый взгляд кажущийся бессмысленным. Он был похож на заклинание, произнесенное речитативом, и звуки будто доносились прямо из его нутра. Драко словно не владел своим языком, кто-то произносил эти слова за него, и он знал, что они верны…

Мир вокруг изменился. Они закрыли глаза от слепящего света, залившего вдруг помещение, и не открывали их еще секунд 20, но даже так было ясно, что их окутывает какое-то ощутимое сияние, обволакивает, «зашивает» в прозрачный кокон. Появились какие-то звуки, отрывчатые, как если хлопать, открывая и закрывая, дверью, за которой громко разговаривают.

Наконец они поняли, что глаза можно открыть, судя по гаму и какому-то жуткому лязгу, они переместились.

Резко повернувшись, они с ужасом уставились на представшее зрелище.

Тело Гарри висело в воздухе, словно распятое на невидимом кресте. Он дрожал, дергался, как при эпилептическом припадке, изо рта его на пол капала слюна противного темно-зеленого цвета. Один глаз был нормальным, изумрудно-зеленого цвета, с темными крапинками, второй же представлял собой сплошное красное огненное море. Глаз Зверя.

Гарри кидало из стороны в сторону, на теле появлялись новые порезы, а второй глаз уже медленно заволакивался дымкой…

Они увидели, что он заключен в круг, горящий тревожной красной линией, круг силы Зверя.

— Гарри! – с болью в голосе прокричала Гермиона, но он ничего не слышал. Они втроем, как по команде, кинулись к Гарри и схватили его за рукава рубашки, и тут же чудовищной силой были вышвырнуты за круг Зверя.

Больше всех досталось Рону, который ударился спиной о каменный выступ, Гермиона потирала ушибленное колено, Драко стоически терпел боль в плече. На ум некстати лезли мысли о «Наказательной» комнате.

— Зверь почти завладел им, — отчаянно прокричала Гермиона, заглушая рык, доносящийся из горла Гарри.

— Это не только Зверь…это сам Гарри. Он отказывается сопротивляться, — приглушенно ответил ей Драко, абсолютно уверенный в своей правоте. Он чувствовал это. Может, кровь Гарри, которая теперь тонкой струйкой текла и в нем, позволила ему чуть-чуть проникнуть в его разум?..

— Но почему он отчаялся? Что происходит? У нас нет времени! – подал голос Рон, который готов был отгрызть себе руку, только бы помочь Гарри и вернуть все на свои места.

Драко посмотрел за спину Гермионе, и вздрогнул. Опять, опять глаза не заметили сразу того, что не хотели видеть…

Вновь бесформенная груда… раскинутые руки… безумная игра в ангела… тошнотворная омерзительная липкая лужа, вытекающая из-под головы с россыпью огненно-рыжих кудряшек.

— Уизли, это не твоя сестра? – тихо спросил Драко, не отводя взгляда от мертвого, безусловно, тела.

— Что? Причем тут моя сестра, она же… — начал было говорить Рон, поворачиваясь назад, и тут же умолк.

Гермиона повернулась. Это было страш…нное зрелище. Словно бы между ними и телом Гарри обосновалась стеклянная заслонка. Тело Гарри исторгало рычания, они же сидели в гробовой тишине.

— Джинни, — уверенно произнес Рон. Это было слишком для него. Испытание, какой-то дар, о котором он и понятия не имел, считая себя самым обычным, конечно, обаятельным, магом 17 лет. Потом Гарри… и Джинни… Джинни… единственная сестра, самая маленькая…

Из ее груди торчал нож с запекшейся коркой крови. Все трое мысленно провели параллель от проткнутой насквозь, мертвой Джинни и телом Гарри, отдавшего себя на пожирание Зверю, и всё поняли.

— Надо… помочь ему, — неуверенно произнес Драко, не зная, что ему делать – то ли оставаться на месте, то ли бежать к Гарри или даже к Джинни.

— Помогите…я… не могу… не смогу быть объективным… нет… — прошептал Рон, серея на глазах и сползая по стенке вниз.

Драко захлестнула волна жалости. Пусть к Рону он относился хуже, чем к другим, ориентируясь на старые эмоции, он все же научился понимать их всех, и представил себя на его месте… покинутый, брошенный, ощущающий себя бестолковым и ненужным. С одной стороны – лучший друг, умирающий из-за его сестры, с другой – сама сестра, умершая от рук друга, который умирал из-за нее… голова шла кругом… было из-за чего сойти с ума!

Может, зря они не посмотрели в глаза Рону. Тогда бы они увидели этот странный блеск в его глазах, странную решительность. Даже безумие. И немного Зверя, только-только опалившего его своим зловонным дыханием.

Рон дернулся, вскочил на ноги и со всех ног бросился к телу сестры, будто боясь, что его могут остановить, но никто и не думал об этом. Наверное, они решили, что он хочет излить свое горе, обезумев, не дожидаясь, пока к другим придет осознание того, что Джинни и впрямь мертва.

Он подскочил к ее телу, и, зажмурив глаза, со всей силы дернул рукоять ножа на себя, и она с такой же легкостью, как и вошла, вышла, подчиняясь его ярости и боли. Драко и Гермиона только-только обернулись к нему, а он уже с ножом на перевес бежал к Гарри, с такой яростью, будто хотел проткнуть его. Но вместо этого он встал в горящий круг, прорезав его, и вонзил нож себе в область сердца, окрашивая серый пол багряными красками, захлебываясь своей кровью, и смотря на Гарри с благоговением и удовлетворением – он смог, получилось, он друг…

Крик Гермионы потонул в рыке Зверя, лицо Драко сделалось белее мела, одни глаза чернели, как два мутных колодца.

Рон вряд ли осознавал, что он сделал. Да, он всегда был готов встать на защиту Гарри, если надо, отдать свою жизнь за него, но вряд ли этот поступок хоть для одного человека может быть осознанным. Если бы Рон думал об этом, то он бы впал в замешательство, а дело шло на секунды. Поэтому он не знал, что делает, знал, что это правильно, с точки зрения кодекса дружбы, а ничего большего сейчас сделать не мог.

Зал наполнился рычанием, диким воем, исходящим из тела Гарри. Что-то вырывалось из его тела, какая-то несформировавшаяся черная тень, блестевшая, как ночное небо созвездиями. Тело Гарри дернулось и упало прямо в кровь друга, стремительно расползающуюся по центру. Тень Зверя металась, не в силах скрыть ярости и злобы, а потом, почуяв кровь, рванула к телу Рона, бледного, с пугающим выражением на лице и полуулыбкой безумца. В голубых глазах блестели сдерживаемые слезы, его синие губы дрожали, что-то бессвязно шепча. Он раскинул руки, приглашая Зверя войти, и тот не преминул воспользоваться его гостеприимством. Рон согнулся пополам, вбирая в себе инородную злую силу, послышался грохот, словно где-то совершился обвал, снова рык, визг, плач, а потом все стихло, в секунду, и комнату заполнил до боли яркий свет; и он настиг каждого – застывшую от ужаса и страха Гермиону, Драко, вжавшегося в каменную холодную стену, лизнул своим язычком мертвое тело Джинни и тут же отшатнулся от него, почуяв смерть, затем свет достиг Рона и остановился на Гарри, вливаясь в его тело, выталкивая сознание, выталкивая из всех них жизнь, сжигая ее.

Даже любовь бога может убить, если ее слишком много, даже свет может быть сокрушительнее тьмы, если его слишком много…

Он настиг каждого из них…

Они проиграли битву.

Или нет?..