Драко Малфой и Кровь Обречённого (гет)

…Он уже начал задыхаться. Ветви нещадно хлестали его по лицу, оставляя красноватые полоски на коже, но страх не позволял ему остановиться. Его тело и разум охватило нечто, что не позволяло задумываться о действиях, он просто бежал, не разбирая дороги, отдаваясь на волю судьбе.

Тропинка, по которой он бежал, проходила сквозь лес, протягивающий свои артритные ветви навстречу лунному свету. Лес был мертвым, деревья, похоже, давно потеряли свою листву, в этой тишине не раздавалось никаких звуков жизни, но беглец не мог долго думать об этом. Отрешенный голос тупо пульсировал в его голове: «Беги, беги, БЕГИ!», заглушая все остальные мысли. И он бежал…

Дорога, размытая дождями, была еле видна и вела, казалось, в саму бесконечность. Он уже был готов упасть без сил на землю, уткнувшись лицом в грязь, и ждать конца. Но голос не позволял ему остановиться, казалось, какое-то существо проникло в его разум и управляет им, но вот голос ослаб…

Впереди бегущего вырисовывались очертания какого-то огромного здания. В темноте ночи даже Луна не могла полностью осветить его. Он видел лишь размытые очертания, не скрывающие, однако, величия этого сооружения.

«Дом», — промелькнула мысль в голове у парня.

Его погоня окончилась также неожиданно, как и началась – он вообще не помнил что-либо до того, как он бежал. Что-то резко ударило его изо всех сил, полностью охватив все тело, это напоминало резкий удар бладжера во время игры в квиддич, только здесь никого и ничего не было, и он остановился, сложившись пополам от резкой боли, не в силах выдохнуть. Ночную тишину нарушил неясный гул, словно где-то вдалеке работала огромная машина. Гул нарастал, и парень поднял голову, чтобы понять, откуда он исходит. Громадная черная тень, словно живое существо, ползла по крыше здания, и, разрастаясь по всей его площади, полностью скрывала его от глаз. Источника гула он не видел, если только его не издавала сама тень.

Он только сейчас заметил, что дрожит с головы до ног, и вовсе не от холода, которого не было и в помине.

Черная тень обтянула дом, сливаясь с его очертаниями.

Гул все еще нарастал.

Это неизбежно. Это не остановить. Это должно было произойти.

От дома веяло чем-то родным.

«Тот, кто станет зверем не потеряв человеческий облик, тот, в чьих жилах течет кровь…»…

Гул резко увеличил свою тональность, так, что больно стало слушать, и заглушил часть слов¸ хотя Драко казалось, что они только в его голове… он…оно… не хотело чтобы он слушал…нет…

Казалось, он проваливается в бездонный колодец, ощущение полета нагнетало панику, все погрузилось во тьму, дом ушел, страх ушел… и он сам тоже уходил.

…С приглушенным вскриком, запутавшись в одеяле, испуганный парень вскочил с кровати и чуть не упал с нее, вовремя удержавшись за спинку.

Сердце бешено стучало в груди, кровь пульсировала у него в висках, чуть ли не до боли, дыхание с хрипом выходило из легких, словно он только что пробежал кросс.

«А ведь пробежал», — пронеслось у него в голове.

Непозволительной роскошью было для Драко Малфоя среди ночи просыпаться от каких-то кошмаров, словно он девчонка… Драко нахмурился и, пригладив мокрые волосы, взлохмаченные в результате бешеной войны с одеялом, откинулся на подушки.

Этот сон снится ему не в первый раз… И каждый раз он обрастает новыми подробностями, только вот проблема была в том, что стоило пройти определенному количеству времени, как сон и все переживаемые эмоции испарялись, и как он не старался, запомнить их не удавалось, а просто записать их ему не приходило в голову… Этот сон вроде бы и не являлся кошмаром, но каждый раз Драко просыпался в приступе паники и страха, ему хотелось бежать неизвестно куда и зачем, и только стены родного дома удерживали его на месте… он боялся, и не мог не признаться в этом, хотя бы себе.

Здание в его сне появилось только сейчас, но Драко не знал, что это за место. Да, во сне он назвал его домом… но это навряд ли было Имение Малфоев – оно конечно даже намного больше, чем представлял его себе Драко, а все же то здание было поистине огромных размеров.

Тогда что?

И еще… кажется, там были какие-то слова? Какие? О чем?.. Что-то про… про…

Его глаза уже начали слипаться под тяжестью сна, и он решил отдать себя во власть Морфея, даже не реагируя на звук открывающейся двери, решив, что это озабоченный его состоянием эльф, решивший предложить свою помощь.

Только вот эльфы не пользуются дверьми. Вот так вот – нет.

Драко повернулся к двери и увидел бледное, что являлось вполне естественным, лицо Люциуса Малфоя – его отца. Прошу любить и жаловать.

— Драко, что случилось? – отец стоял в дверях и с интересом смотрел на своего сына, словно впервые его видел и не понимал, что это он делает в его доме.

«С чего это отец разгуливает среди ночи по дому? Даже удостоил меня чести, зашел проведать, словно заботливый отец семейства» — слегка насторожился Драко.

— Ээ… ничего, пап. Так… сон приснился, — парень не стал врать, просто, слегка недоговорил…

— Я только что от Темного Лорда.

Драко чуть подался вперед, с удивлением смотря на отца – ей-богу, подобная искренность поражала! С чего бы вдруг? И чего он ждет от него? «Да, пап, пожелай ему спокойной ночи и чмокни в щечку за меня!». Маловероятно…

— Завтра ты отправишься к Темному Лорду. За тобой зайдут.

Холодок пробежал по его телу, но поскольку сейчас явной угрозы Драко не видел, страх еще не овладел им полностью. А должен бы был.

— Но я твой сын и…

— Если не будешь подчиняться, ты перестанешь быть моим сыном! – резко перешел на крик Люциус, что было настолько редким явлением, насколько был редким снег в августе.

Драко вжался в подушку, с испугом смотря на отца. Он вспомнил тот день, когда его вернули из Азкабана… Тогда на некоторое время страх стер выражение надменности с лица Люциуса, только этот страх не был стихийным, внезапным, он был словно окаменевшая маска на его лице.

Да, как и следовало ожидать, Азкабан рухнул, и сотни дементоров помчались на зов хозяина, не особо переживая об оставшихся преступниках, которые вырвались на свободу, проявив поразительное единодушие – более сильные помогали добраться совсем ослабевшим, тем самым пытаясь показать свою преданность Темному Лорду.

Сейчас местом своего пребывания Лорд выбрал именно их поместье, и отец Драко был чрезвычайно горд этим. Резиденция Зла, как окрестили они это Имение про себя, стала их вторым домом, поэтому все эти преступники рванулись сюда, к Хозяину… ужасный, сумбурный день, торжествующие возгласы, наказание виновных, опьяняющая победа, которая таковой и не являлась…

Драко плохо помнил события прошлых дней – он Пожиратель Смерти, проваленное задание, дикое выражение на лице Снегга, тащившего его куда-то… все это расплывалось в сознании, как рисунок мелками на асфальте после дождя – Драко казалось, что кто-то поработал с его памятью, только вот кто и зачем?...

Лорд пока что не вызывал его, пока что нет…

А завтра все решится. Лорд накажет его за проступок, несомненно, скорее всего, даже убьет… Драко не знал. Он ничего не стоил в этом мире.

Эмоции, нахлынувшие после этого странного диалога между ним и отцом ушли также стремительно, как и пришли, и теперь Драко просто молча смотрел на своего отца.

— Ты опозорил нашу фамилию, никчемное создание. Лорд не простит тебе этого. Он…

Люциус не закончил, и, о чудо, Драко даже готов был поклясться, что в глазах его отца впервые промелькнуло что-то похожее на сочувствие… Хотя нет, наверно показалось. Отец развернулся, захлопнул дверь и ушел.

Драко Малфой не чувствовал страха. Драко Малфой и не думал плакать и проклинать свою судьбу. Драко Малфой просто заснул, спокойно поплыв по течению жизни, даже не пытаясь увернуться от водопада впереди, зная, что силы иссякнут, и он все равно провалится вниз…

Завтра все решится. Завтра будет другой день.

…Эхо разносило звук его шагов по всему дому. Один из Пожирателей пришел за ним, но кто это был, Драко не мог разглядеть, так как лицо провожатого скрывалось за капюшоном, а голос был глухим, словно он специально его изменил. Вряд ли.

Драко шел по знакомым коридорам родного дома, приближаясь к главной Зале – огромной комнате с каменным полом, больше похожей на подземелье. Там стояло некое подобие трона для темного Лорда – тяжелое кресло с выгравированной на спинке змеей.

Пожиратель чуть подтолкнул Драко к дверце, за которой находился Зал. Они вошли в помещение, освещенное факелами, и увидели десяток Пожирателей, ставших полукругом около хозяина. Если бы Драко когда-нибудь смотрел телевизор, он бы подумал, что это съемки какого-то фильма о Средних веках.

Драко знал, что он провалил задание, что он опозорил семью, отца в частности, знал, что стоит перед лицом Величайшего Темного Волшебника всех времен, знал, что он всего лишь 17-летний пацан, которого стереть с лица земли – раз плюнуть… и он не боялся. Более того, наверно, куда больший страх у него вызывали прошедшие события, эта потасовка в Хогвартсе, бегущие Пожиратели, спокойный и уверенный голос Дамблдора… Снегг… Тогда он хоть что-то испытывал.

До задания ему было страшно, и он плакал, рыдал как младенец. Наверно, в первый и последний раз в своей жизни. На задании ему было страшно. После задания ему стало все равно.

Лорд сидел на своем троне, полностью закутавшись в черный плащ из какой-то атласной материи, отливающей блеском в свете факелов. Драко еще ни разу не видел лица Лорда, поскольку оно всегда было скрыто капюшоном и полутьмой помещения.

— Здравствуй, Драко, — голос прозвучал резко, неожиданно, как удар бича, казалось, что когда Лорд говорит, он еле сдерживает себя, чтобы не зарычать, и вместе с тем он был абсолютно спокоен.

— Здравствуйте, Лорд, — Драко не нашел лучшей фразы для их приема – ну не поклониться же ему Лорду?

Лорд, до этого просто облокотившийся на подлокотник трона, теперь выпрямился и чуть подался вперед, непроизвольно заставив Драко сделать шаг назад. Ему показалось, что он не просто хочет посмотреть на него, а обнюхивает его, впитывает в себя, изучает…

— Даже смешно говорить об этом… Я бы стер тебя в порошок одной лишь силой мысли, но к твоему счастью, ты единственный наследник Люциуса Малфоя, и было бы несправедливо так заканчивать историю твоего рода… Ваша семья славно служила мне на протяжении этого времени.

Однако Драко догадывался, что «благодарность своим служащим» не входила в основные принципы Волан-де-Морта.

Лорд молчал, казалось, он погрузился в глубокие раздумья, хотя Драко был уверен, что он уже давно все решил.

— К тому же, Снегг все же выполнил твое задание, что ж, замечательно… Но эта твоя маленькая оплошность должна быть наказана – я не потерплю непослушания и слабоволия, мне не нужны слабые щенки в строю! – Лорду непостижимым образом удавалось быть спокойным и пропитывать свою речь желчью, как будто бы его правда волновал Драко.

— Я… что я должен сделать? – решился спросить Драко, предполагая, что хуже все равно не будет. К тому же, ему не хотелось выказывать страх, пусть это было глупо, наивно, да как угодно… и к тому же его не было. Страха.

— Я поручу тебе небольшое задание… Гарри Поттер, — в устах Лорда это имя звучало примерно также, как в устах Малфоя – словно грязное ругательство.

Лорд помолчал, смотря на произведенный эффект, но Драко безмолвствовал – он был бледен, и, поджав губы, смотрел прямо на Лорда, так что если бы он приблизился к лицу парня, то наверняка увидел бы свое отражение в его серебристых глазах, только вот меньше всего Драко сейчас думал о Лорде…

— Скоро начнется новая Эра в жизни всего человечества… Правда откроется всем! Мы больше не будем скрывать своих сущностей, никто не будет! Новая Эра, Новые открытия, и идти вперед все будут под моими знаменами!..

Не то чтобы Лорд все это рассказывал Драко из личных побуждений. Он просто в лишний раз погружался в свое воображаемое будущее, видел знамена, обагренные кровью неверующих, эта битва ему представлялась как святой поход, а он – миссия, открывающая глаза миру… Кровавая Миссия… да…

Драко молчал – он слушал.

— Я хочу получить трофеи. Что в первую очередь увидят Неверующие? Те, кто по другую сторону от истины? Они увидят ложь! Обман, который они сами совершили! Долгие годы они лелеяли надежду, что появится тот, кто все изменит, кто уничтожит зло и несправедливость, они будут смотреть на него, открыв рот от восхищения, а Он будет совершать подвиги, совершать и совершать… И долгие годы эта мечта соприкасалась с именем Гарри Поттер, Мальчик-Незаслуженно-Получивший-Часть-Моей-Славы! Они увидят его голову, привязанную к знамени, а чтобы она там появилась, ты должен мне ее принести…

Лорд так неожиданно закончил свои громкие речи, что Драко не сразу сообразил, что надо с благоговением посмотреть на Лорда и с криками: «Господин, я все сделаю, спасибо», помчаться за головой Поттера. Что ж, лучше поздно, чем никогда.

— Да, Лорд, я… постараюсь выполнить это задание.

Наверно, «постараюсь» было лишним не только для Лорда, но и для любого Малфоя, только никто не обратил на это особого внимания.

Лорд засмеялся, запрокинув голову, как хохочущий койот. Капюшон чуть съехал с его головы, и Драко увидел белую и сухую как пергамент кожу, обтягивающую череп, глаза Лорда были затянуты пеленой, словно у мертвеца, казалось, они видят что-то, что не дано увидеть ни одному другому… Своим фанатизмом он изуродовал свое тело и душу до крайней степени, превратившись в некое мифологическое чудовище, противное, жуткое… и далекое. Нереальное. Ты не поверишь в драконов, пока они не откусят твою голову…

Драко не знал, что ему делать дальше, его еще никто не отпускал, чтобы он мог посидеть один в своей комнате и подумать над тем, что «о, боже, Лорд простил его и поручил еще одно задание!».

— Я дам тебе две недели. И маленький стимул для выполнения задания… — казалось, Лорд находился в прекрасном расположении духа, он уже поправил небрежным жестом свой капюшон и теперь чуть улыбался своим длинным ртом без губ. Маленького стимула Драко явно не ожидал… И не только Драко. Эта часть спектакля была импровизацией Лорда.

Он резко дернулся вперед, выставив длинную тощую руку с зажатой в ней палочкой, и одними губами произнес:

— Круциос!

Казалось, это слово доставляет ему немыслимое наслаждение, он словно облизывал языком конфетку, произнося его.

Драко резко развернулся и увидел лежащее на полу тело в черном плаще – это его мать! Один из пожирателей вышел вперед и остановился, откинув капюшон назад – это был его отец – Люциус Малфой! Оказалось, что родители были немыми свидетелями его позора, а мать сюда привел отец, так как на ней не было метки – значит, об этой «импровизации» он все же знал.

Драко не ожидал этого, и с его губ не сорвалось и звука, поэтому Лорд остался недоволен результатом.

— Круциос! Круциос! Круциос!

Крик его матери эхом разнесся по всему залу, она крутилась, выгибалась, заламывала руки, и ее тонкий крик словно ранил Драко.

— Нет… ннет! Не надо! – его голос куда-то пропал, он прошептал эти слова, с ужасом смотря на корчащуюся мать.

Драко поднял голову и вздрогнул, увидев презрительный взгляд отца – он молча стоял, вскинув голову, словно и не видел своей дрожащей от боли жены, и презрительно кривил губы.

Сегодня весь мир был против него.

Драко стряхнул с себя оцепенение и подбежал к матери, заслонив ее от брошенного следом заклинания Круциаутуса.

Теперь он знал его в действии…казалось, что внутри него растет какой-то зверь со стальными шипами, и он пытается пробить себе путь наружу, разрывая тело изнутри, все внутри пульсировало, и Драко лишь смог подумать, что он бы все отдал, лишь бы эта боль прекратилась.

— Хватит с вас… зато согласись, Драко, дело теперь пойдет веселее? – игриво поинтересовался Лорд, и рассмеялся. Таким веселым, наверно, его давно не видели… во всяком случае Драко.

Пожиратели хранили молчание, и если им и было смешно от этой сцены, виду они не показали.

— Иди, и через две недели я снова вызову тебя… Нет, нет, мать оставь! – поспешно добавил он, увидев, что Драко пытается поднять ее на ноги.

Драко удивленно посмотрел на Лорда и застыл с матерью на руках – Нарцисса потеряла сознание, и ее окаменевшее тело было тяжелой ношей.

— Оставь ее… думаю, ей надо прийти в себя – одна из темниц в Нашем здании будет как раз кстати… Всем удобно и хорошо… Пожалуй, лучше будет если я вызову тебя через неделю еще раз, Драко, и если я не услышу от тебя никаких новостей… твоей маме это очень не понравится. Очень…

Лорд откинулся на спинку кресла, чуть опустив голову, и замолк, давая понять, что все закончилось, он может идти.

— Спасибо, Лорд, — сквозь зубы прошипел Драко, надеясь, что это будет очень похоже на благоговейный трепет.

Развернувшись, он побрел обратно, спиной ощущая взгляды Пожирателей, на протяжении всего этого спектакля молчавших и больше похожих на статуи. Каждый смотрел на него и делал какие то свои выводы. Например, что Гарри Поттеру вновь повезло… Черт.

Драко как во сне дошел до своей комнаты, и рухнул на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Слезы, как он ни сдерживался, хлынули из его глаз – за последнее время он вообще слишком часто позволял своим эмоциям брать вверх, но остановиться уже не мог.

Тело все еще помнило недавно причиненную боль, но навряд ли только она была причиной бессонницы.

Ему дали шанс, вторую жизнь. Зачем? Почему? Как?

Он подумает об этом завтра. Завтра будет новый день.

— РОН, Рон, дружище, вставай, Пожиратели напали на дом!! – парень с взлохмаченными черными волосами суетился вокруг постели, где спал его рыжеволосый друг, Рон Уизли, и никак не мог его добудиться.

— А, что? Нападение? Черт, что ж ты сразу не сказал?! – Рон пулей вскочил с постели и принялся нелепо засовывать ногу в брюки, но все время промахивался.

Гарри, а это, разумеется, был он, с каким-то отчужденным выражением взирал на Рона, словно речь шла не о нападении, а об увеселительной процессии.

— Знаешь, Рон, — задумчиво протянул Гарри, — в Министерстве ты бы имел успех… от одного лишь твоего вида полчища Пожирателей умерло бы от смеха…в страшных мучениях – поспешно добавил он, уворачиваясь от летящего в его голову кроссовка, брошенного Уизли.

— С ума сошел, так шутить? Я то и правда думал… думал… Гарри?! – Рон, опешив, смотрел на своего лучшего друга, словно сомневаясь в его реальности.

— Что друг, удивлен? – усмехнулся Гарри.

— Разумеется! Я тебя уже столько времени не видел! Папа сказал, что тебе небезопасно пока что появляться в Норе…

— Да… в Норе. И в магазине. И в косом переулке. На улице. На Земле – принялся перечислять Гарри.

— Да, правда, Гарри! Ты же знаешь. Дементоры как с ума посходили, нападают чуть ли не среди бела дня! Я думаю с этого момента Тот-Кого-Нельзя -…Морт, поспешно добавил он, увидев, какую гримасу состроил Гарри. Он как-то сказал ему, что не произносит Тот-Кого-Нельзя-Называть потому что это возвеличивает Лорда, делает его недосягаемым. Но привычку не исправишь…

— Я думаю уже с давних пор Лорд хочет увидеть на своей стене чудную голову с изумрудными глазами, но это не значит, что я должен забившись…в дыру, сидеть и ждать, когда все закончится!

Гарри явно разозлился. Иногда он жалел, что у него такие заботливые друзья – он знал, что они скучают по нему, однако это не мешало им опекать его, словно хрустальный кулон. Гарри в такие моменты чувствовал себя еще более беззащитным.

Друзья – все, что у него есть. Они дороги ему. А такие люди имеют тенденцию умирать…

Рону явно стало неловко.

— Ладно, Гарри, не обижайся. Расскажи лучше, как ты?

— Хмм… нормально. Меня конечно предупреждали, что мне следует держаться настороже, но все же я давно вас не видел… Гермиона тоже скоро должна появиться! Я сейчас живу в доме Сириуса, под опекой Ордена Феникса… Лето кончается, — помолчав, добавил он.

Все было по-другому раньше. Гарри в отличие от многих подростков, всегда ждал, когда закончится лето – чтобы уехать от Дурслей к Рону, пройтись по Косому переулку, купить необходимые к школе вещи, взойти на платформу 9 ¾, а уж там их ждал Хогвартс/Экспресс, несущийся на большой скорости к школе…

Хогвартс. Столько противоречивых эмоций вызывало это слово… В Хогвартсе он наконец почувствовала, что он не один, что он часть чего-то целого и вместе с тем отдельная личность, здесь он обрел друзей, без которых не мыслил своей жизни, здесь же прошли самые суровые испытания, горе, боль от потерь, бессилие перед злом и клеветой, шепот за спиной… Все это смешалось в пестрый комок, и Гарри порой по ниточкам распутывал его.

Здесь умер Дамблдор…

Теперь боли при этой мысли было меньше, но не потому, что Гарри перестал сожалеть о смерти директора, а потому, что боль, до этого пульсирующая у него в области сердца, потяжелела и превратилась в камень, который, разумеется, не болел, но навечно поселился в груди, тяжестью напоминая о прошлом…

— Все в порядке, Гарри? – Рон пытливо заглядывал ему в глаза, словно читая его мысли. Гарри порой забывал о том, насколько они хорошо понимают друг друга.

Он не решился отвести взгляд.

— Да, Рон… Со мной все в порядке, с этим миром – нет, — он горько усмехнулся. – Мне не по себе… Хогвартс.

Рон понимал. Школу чародейства и волшебства Хогвартс закрыли.

Возможно, школу и удалось бы отстоять, если бы не общее положение в магическом и маггловском мирах. Все попытки возмутиться по этому поводу были тут же пресечены министерством, которое яростно выступало за закрытие школы – события последних лет, как выразились в министерстве, «пошатнули наше доверие к Хогвартсу… сейчас везде небезопасно, ну а там – тем более, так как не раз это место было ареной зла, и с преждевременной кончиной Дамблдора мы тем более не можем позволить школе быть открытой, даже не смотря на то, что нам надо обучить защите наших детей, но это можно сделать и в другой школе”… И так далия…

Школа была закрыта, профессора отпущены. Официальное закрытие должно было произойти сегодня в 4 часа; школу должны были закрыть с помощью специального сложного заклинание защиты, которое не позволяло обнаружить школу и проникнуть на ее территорию. Гарри, конечно, присутствовать при этом действии никто не позволял, но когда у тебя есть мантия-невидимка и друг, у которого отец работает в Министерстве, который еще и не против, спрашивать не приходится… Гарри хотелось еще раз взглянуть на школу, и он даже не понимал, почему.

Для мистера Уизли и других членов Министерства и Авроров, участвующих при закрытии, выделили специальные волшебные машины, и Гарри, накинув мантию-невидимку, должен был ехать в машине вместе с отцом Рона. Поскольку для каждого участвующего выделялась отдельная машина, трудностей с местом не предвиделось.

— Вы скоро отправляетесь, Гарри?

— Да, — ответил он, глядя на стену перед собой, словно на ней было написано что-то интересное.

— Ты вернешься? – поинтересовался Рон.

— Вернусь. Должен вернуться. Я… еще не видел Гермиону… так, твой отец кажется уже собирается, что ж, тогда и я пошел, только… — Гарри, нервничая, пождал губы и многозначительно посмотрел на Рона.

— Джинни у себя в комнате, — подсказал он, ухмыльнувшись.

Гарри вышел из комнаты Рона и пошел дальше по коридору, и ему казалось, что стук его сердца заглушает даже шум шагов.

Джинни сидела в своей комнате и слушала плеер – подарок Гарри из маггловского мира. Обнаружив это чудесное изобретение, она теперь днями напролет слушала полюбившиеся ей группы.

Она сидела спиной к Гарри и поэтому не заметила, как он вошел. Гарри все равно аккуратно, на цыпочках, подошел к ней сзади и, чуть приобняв, развернул ее и нежно поцеловал, про себя улыбнувшись выражению широко распахнутых зеленых глаз Джинни.

— Гарри! – радостно закричала она, кинувшись ему на шею. – Я так скучала! Я думала, ты теперь никогда не придешь!

Джинни смеялась, радуясь его появлению.

— Я тоже очень рад тебя видеть, — сказал довольный и слегка покрасневший Гарри. Он до сих пор порой неловко чувствовал себя в обществе этой девушки…

— А ты скоро опять уйдешь? – она отстранилась от Гарри и серьезно посмотрела ему в глаза.

— Да… я… уйду по одному важному делу, а потом вернусь… Честно.

Они еще несколько секунд смотрели друг другу в глаза, улыбка сошла с лица Джинни, словно она услышала какую-то ужасную новость, а потом Гарри, подавшись внезапному порыву, встал с ее кровати и пошел к двери. На полпути он оглянулся, чтобы сказать что-то вроде «я люблю тебя, Джинни», или хотя бы «я буду скучать», но слова не выходили наружу, и он так и ушел, не попрощавшись.

Он так ее любил и так боялся этого… Он чувствовал, что это неправильно, нечестно по отношению к ней, и что он не выдержит, сойдет с ума, если по его вине что-то случится. Быть может потом, когда все это кончится, когда война прекратится, быть может тогда, если она дождется…

Только вот Гарри боялся, что это никогда не кончится.

Никогда.

Гарри, с накинутой на плечи мантией-невидимкой, сидел рядом с мистером Уизли, глядя в окно. Под ними расстилались обширные территории земли, пустые, мертвые, выжженные… чем-то. Не солнцем. Иногда такие куски территории находили то в одном, то в другом месте, создавалось впечатление, что это кто-то занес их с другого места, до того чужеродными они выглядели, но объяснения этому так и не нашли.

Они уже подлетали к Хогвартсу, все внутри Гарри сжималось в узел, и он прислонился лбом к стеклу, чувствуя успокаивающую прохладу. За окном он видел надвигающиеся черные тучи, так четко передающие его собственное настроение – надвигался дождь.

Машины остановились в нескольких десятках метров от школы. Члены министерства и авроры вышли из своих машин и стали в ряд напротив школы. Один из волшебников вышел вперед и принялся вычерчивать какие-то символы волшебной палочкой, которые застывали в воздухе полупрозрачным дымом. Послышался гомон голосов, соединяющийся воедино, но Гарри стоял слишком далеко, чтобы слышать, что они произносят.

Когда маг сделал выпад вперед, сердце Гарри бешено застучало в груди, в предвкушении чего-то плохого… Школа…

Послышался шум, словно где-то вдалеке жужжал огромный рой пчел, он нарастал, то снижая, то повышая тональность, над зданием образовался прозрачный купол, который опускался на здание и сливался с его каменными стенами. Неожиданно все стекла здания с треском выдвинулись вперед, словно они были из эластичной ткани, и кто-то за ними пытался выбраться наружу, стены принялись вибрировать, будто защищаясь от заклинания, а потом все исчезло – стекла встали на свои места, вибрация пропала, и здание Хогвартса, казалось даже нисколько и не изменилось, только стало… тусклее. Почти незаметно.

Наверно, если бы кто-нибудь стоял рядом с Гарри, он бы сказал, что по его щекам текут слезы, но его никто не видел.

Гарри ненавидел себя за это, чувствовал себя раздавленным, одиноким, брошенным. И ненавидел себя за это…

За то, что он есть… за шрам на лбу… за непрекращающийся шепот… за смерть близких…

— Я знаю твой секрет. Я не могу жить и не могу умереть, но я знаю твой секрет! Рано или поздно все закончится, и кто-то из нас уйдет. И даже если это буду я, слышишь, мы не сдадимся! Мы не сдадимся!! Мы не сдадимся…

Гарри не называл имени, но и так было понятно, кому адресованы эти слова…Только Его не волновала душа Гарри… лишь тело…

Гул уменьшал тональность, все больше становясь похожим на смех, низкий, грубый, и спокойный…

Сумрачное облако, словно большой огнедышащий дракон, распласталось по небосклону и низвергло вниз тысячи капелек, смывая с лица мальчика следы горя.

Когда-нибудь все это кончится.

Драко в длинном черном плаще Пожирателей шел по коридору, направляясь в свою комнату. Перед этим он хотел узнать у Беллы, где Волан-де-Морт держит его мать, но она, нахмурившись, сказала, что он не должен появляться вблизи ее темницы и тем более разговаривать с ней – если об этом узнают, его и Нарциссу накажут. Разочаровавшись, он возвращался обратно.

Драко чувствовал, что что-то не так… Не требовалось огромного ума, чтобы это понять… Он, провинившийся мальчишка, пускай и сын влиятельного человека, но что это значит для Лорда? В конце концов, его родители могут родить еще одного наследника, его бы никто кроме матери и не помнил бы…

При этой мысли его на мгновение кольнуло в области сердца, но он тут же отогнал эти мысли прочь. Никто не должен жалеть Малфоев. Это ведь только большинство остальных людей думают, что знают, что такое быть одному – порой просто не придавая значения тому, что их окружают не только родители, но и родственники, пускай и дальние, друзья, знакомые… У Драко никого из перечисленных не было, только родители, и то, отец наверно лишь порадуется, что след его позора исчезнет с лица земли. А мать… вдруг она будет ненавидеть его за то, что он провалил задание и обрек ее на мучения? Нет, он не хотел в это верить, мать любит его…

У него было еще 6 дней.

Но в чем подвох? Почему он? Для того чтобы получить голову Поттера в качестве трофея, он мог послать куда более опытных Пожирателей, шпионов, хотя бы дементоров… Но его?..

Драко как раз проходил мимо кабинета отца, как гул доносящихся из-за стенки голосов привлек его внимание. Он думал, что отца нет в кабинете, однако оттуда доносились голоса… его и… Волан-де-Морта?

Он что, в его кабинете?

Драко колебался несколько мгновений, но, решив, что в том, чтобы просто подойти поближе и уйти, нет ничего страшного, медленно подошел к двери, двигаясь вдоль стенки.

— Лорд, простите мне мою дерзость, но почему его? Да, он мой сын, но… он разочаровал меня. Щенок… Он подвел Вас! – это был голос его отца, Люциуса Малфоя.

— Не торопи события, Люц… То, что я сказал, что мне нужна голова Поттера, еще не означает, что она правда мне нужна… не совсем голова. О, мой план грандиозен… Поттер – просто дополнительный штрих, как вишенка на праздничном торте. И твой сын идеально подходит на эту роль! Я знаю этих маленьких совестливых гриффиндорцев…. Я не хочу, чтобы мои слуги тащили упирающегося Поттера волоком, это грязно и не подобает нашей игре… К тому же, я ведь не говорил, что Драко будет один, верно? И…

Послышался шум, кажется, выдвигался ящик стола, но Драко решил не рисковать и быстрым шагом направился к своей комнате, не дослушав конца разговора.

Вот оно что… ну разумеется, он не секретное оружие в руках Лорда, это было бы крайне забавно…

Лорд удивлял Драко. Поражал. Конечно, он никогда не задумывался о нем – кто он, что за личность, какие у него мысли и желания, насколько он отличается от всех остальных, какие мотивы имеет… Как жил раньше. Лорд в чем-то был очень нереален… Практически не человек, что-то потустороннее, страшное, но непостижимое.

И было в нем что-то детское… не думайте, вовсе не невинность и наивность, детская чистота – это, наверно, никогда не относилось к нему. Но ведь именно дети часто бесконтрольно жестоки, и даже если они не по годам умны, и могут совершать что-то серьезное и сложное, они тайно преследуют свои детские цели. Смешные и жестокие. Не потому, что они такие плохие, а потому что они не понимают этого, просто не чувствуют. Лорда вряд ли можно было назвать злым… Злость – это реальное, живое чувство, искрометное, разрушающее и созидающее… Злость для тех, кто чувствует – Лорд же просто достигает своих целей другими путями, он не считает что жизнь других великая цена за победу, ему нравится этот процесс, но он не ставит его единственно возможным, идя на поводу внутренних желаний.

Драко шел по коридору, размышляя об этом. Что ж, это, конечно, было ему интересно, но сейчас самое главное попытаться сделать то, что от него требуют, какой бы тайный смысл в этом не был – не повиноваться Лорду было бы еще хуже. Драко неожиданно с раздражением осознал, как он устал и как ему не хочется этого… Он так гордился этим заданием от Лорда, чувствовал себя Избранным, простите, еще более Избранным, он же был Малфоем… Он хвастался и радовался реакции других, а сейчас это было так смешно и нелепо… Он думал, что все будет просто, и никогда не задумывался, как, оказывается, непросто переступить через черту – убить, и не из жажды мести, а просто так, по чужому поручению. Ни за что. Да, каждый день можно слышать что убили стольких-то, можно прочесть это в книгах, и это кажется обыденным делом, просто автоматическим… А на самом деле… Словно внутри тебя нить, которая натягивается, когда ты подступаешь к этой грани, и пересилить ее давление непросто, хотя, если сделал это один раз, то нить слабеет…

Как ужасно быть Малфоем.

Драко никогда не приходила в голову такая чушь. И, конечно, он никому об этом не расскажет.

Сейчас ему нужно постараться спасти мать. Может быть, и себя, если удастся.

Драко не был осведомлен о планах Лорда, но чувствовал, что грядет что-то грандиозное феерическое, страшное. Сейчас словно весь мир замер, но это было затишье перед бурей, перед Великой Войной, которая пройдет через все реальности и коснется каждого, каждого!

Ему нужно найти Поттера во что бы то ни стало…

Так для чего Лорду нужен Поттер? Не только голову его он хочет получить, но что?.. Значит, это не просто трофей, а действительно нечто большее? Что затевает Лорд? Может, окажется так, что все они, его прислужники, душой и телом которых он владел, будут вовсе ему не нужны?

Драко и не знал, как близок он к правде…

Волан-де-Морт… Господь или нечто иное сделали его лицо незабываемым, как в юности, будучи порочно красивым (о чем Драко и не догадывался), как и сейчас, будучи уродливым и отталкивающим. Вы смотрели на его лицо, и что-то внутри вас тревожно сжималось, вам хотелось бы вздрогнуть, но и этого вы не могли… Вы бы наверняка подумали, что никогда не забудете этого лица, но стоило вам даже просто отвернуться, как его черты испарялись из сознания, притуплялись эмоции, но лишь затем, чтобы вернуться с еще большей силой, когда вы взглянете вновь…

Лорд Волан-де-Морт был воистину Великой Личностью. Он должен быть вписан в историю. Только вот все это домыслят потомки, а им, живущим в реальном времени, где идет война, думать об этом было просто непростительно…

Хотя Драко и поставил себе в укор минутное восхищение этим… восхищение Лордом.

Драко не спеша дошел до своей комнаты и присел на стул, пустым взглядом уставившись в окно. И тут произошло нечто до того странное, что могло показаться, что здесь примешана магия, хотя это было просто проявление человеческих эмоций… Просто Драко не знал о них, о том, что не вписывается не то что в «Кодекс Малфоев», но и вообще в обычную человеческую жизнь…

Его тело принялось мелко дрожать, желудок внутри сжался в узел, его начало тошнить. Это было так резко, что он даже не сразу смог прочувствовать боль. Слезы непроизвольно принялись литься из глаз, не обращая внимания на его тщетные попытки прекратить это – он в последнее время вообще сильно расслабился в плане выражения эмоций. Он склонился над письменным столом, чуть приоткрыв рот и с хрипом выдыхая воздух, надеясь, что боль сама уляжется, но становилось хуже. Ему казалось, что он проваливается в пропасть и летит к ее дну, тонкие иголочки проходили вверх-вниз по телу, голова раскалывалась от боли, и весь этот поток энергии то накатывал, то отступал, чтобы прийти с новой силой, ему стало так страшно, что он не успевал уследить за своей болью – тело, голова… Он осел на пол, согнувшись пополам, боль ослепляла. Она пульсировала холодными волнами в его теле, в его крови, которая текла из его губы, которую он прикусил, чтобы не вскрикнуть, он вздрагивал и пытался сжаться в комочек на полу, спрятаться, защититься… только не кричать…

Черт… хватит этих размышлений и этой боли… этих страхов. Он, черт возьми, выполнит это проклятое задание! Он найдет Поттера, где бы он ни был! Только переживет эту ночь, и обязательно найдет… Драко ползком добрался до своей кровати и ценой неимоверных усилий забрался на нее. Сейчас бы ему не помешала помощь парочки домовых эльфов, но эти мелкие создания теперь появлялись здесь, только когда приносили еду, и все… Еда… когда он ел в последний раз? Желудок вновь сжался в тугой узел, и, застонав, Драко перевернулся на живот на своей кровати, тяжело дыша. Разве обычные эмоции, да даже страх могут причинять такую боль? Только сейчас он осознал, что произошло, чему подвергся он сам и вдобавок подверг свою мать, какое задание ему поручили… Он бредил. Оказывается, только в рассказах человек действует четко по ситуации, осознавая все малейшие нюансы дела, а то, что бывает, что ты живешь как в бредовом кошмаре, то осознавая все происходящее, то вновь погружаясь в забытье, есть лишь в реальной жизни…

— Драко…Драко…

Он выгнулся дугой, ища позу, в которой боль поутихнет, и мурашки пошли по его телу. Он был весь мокрым, слезы вперемешку с потом катились по его лицу, он провел по нему рукой, смахивая их и поправляя мешавшие волосы.

Голос Гарри Поттера раздавался из-под кровати. Он лежал там. Прятался?

Драко, держась рукой за спинку, на случай если Поттер решит спихнуть с его кровати, нагнулся, чтобы посмотреть вниз. Под кроватью он с большим неудовольствием заметил клочки пыли – видимо, эльфы понадеялись, что юный Малфой не опустится так низко, в прямом смысле этого слова…

А еще кроме пыли там лежал Гарри Поттер и улыбался ему. Драко тоже тупо улыбнулся, и опустил голову чуть пониже. Гарри держал какую-то книгу в руках, Малфой попытался прочесть ее название, но буквы расплывались. Неожиданно Гарри нахмурился, а потом принялся медленно открывать рот, словно совершая какой-то нелепый ритуал, и из его рта на грязный пол капала слюна. Показался кончик его раздвоенного, словно змеиный, языка, и Драко в голову сразу же пришла мысль: «Конечно, он же змееуст», а затем зрачки Поттера сузились, он выдохнул, и из его рта исходило зловонное дыхание, от которого у Драко чуть закружилась голова, так это было мерзко. Он ухватился рукой за книжку и попытался отнять ее у Поттера, но тот заупрямился, и вот уже на Драко смотрит лицо Лорда, только со шрамом в виде молнии на лбу, и с истерической ноткой в голосе он принялся кричать на него:

— Отдай, Драко, отдай, это мой зонтик! Отдай мой зонтик!

Драко хотел было что-то сказать, но тут Лорд изловчился и ударил его по голове книгой, и вот все потонуло во мраке…

— Нет, нет, отдай зонтик!

Драко лежал на полу, размахивая руками, словно защищаясь от невидимого врага, но в комнате никого не было.

Черт, это же был сон…

Ну разумеется! Может, Гарри Поттер бы и лежал под его кроватью, эта версия была более реальной, чем та, если бы там лежал Темный Лорд, но… фраза «отдай мне мой зонтик» — явно свидетельствовала о том, что это был сон, ведь во сне мы бесконтрольно произносим нелепые фразы и слова.

Драко провел рукой по лицу и с отвращением уставился на капли влаги, блестевшие на его пальцах – это были слезы… значит, он правда плакал, потом дополз до кровати, уснул, и ему приснился сон… Он краем глаза посмотрел на часы – три часа ночи, между волком и собакой… «Кто-то сейчас умирает» — почему-то пронеслось в голове парня.

Драко крепко зажмурил глаза, а потом открыл их и осмотрел свою комнату, словно только что трангрессировал сюда из другого места.

— Я найду тебя Гарри Поттер, но зря ты думаешь, что ты главная моя цель, что от тебя зависит моя жизнь, вовсе нет… Я найду способ убить Темного Лорда, найду его слабое место, как нашел его ты… и… и тогда будет не так страшно, — тихо закончил он, глядя вправо, где висело большое зеркало в золотой оправе.

Его собственное отражение хищно улыбнулось, отчего оно стало похоже на вампира, и буквально по губам Драко прочел:

— Нет-нет-нет, никогда не сомневайся, юный Малфой… н-и-к-о-г-д-а…

Драко выбрал свой путь… он выполнит задание и сверх того…он освободит свой разум из заточения и не будет больше унижаться, никогда не будет… не только Лорд умеет играть…

Драко не играл с Темным Лордом. Драко не подписывал договор с дьяволом.

Драко играл с самим собой, и в случае поражения его ждали мягкие стены больницы Св. Мунго.

Хотите увидеть злейшего врага своего? Посмотрите в Зеркало.

Тело Драко все еще сильно болело, но душа торжествовала… а разве вам не говорили – жизнь прекрасна, даже когда вам – больно…

Солнце стояло высоко в небе, просвечивая насквозь листву деревьев, отчего она казалась кроваво-красной. Воздух застыл. Невероятная тишина опустилась на землю, умиротворяя и пугая.

Тревожное время.

Беспокойные взгляды, крепкая рука матери на плече ребенка, непроизвольный шепот. Страх. Так бывает перед войной.

В любое другое время сотни людей высыпали бы на улицу, щурясь от яркого света, но улицы практически пустовали.

Вы, люди, даже не представляете, насколько зависите от Солнца, от тепла… дело не в погоде. Дело в вас. Властители мира, покоряющие космос, и гибнущие тысячами при стихийных бедствиях. Ваше время – день. Вы никогда не сможете жить без света, без Солнца, потому что Ночь проходит под знаком Зверя. Ночью солнце не просвечивает ваши лица насквозь, ночь показывает ваше истинное звериное начало, которое порой берет верх над духовным. То темное, что живет в людях, пробуждается и ищет путь наружу, поэтому все страшные деяния происходят ночью – это дань злу. Лица людей уродливы в истинном обличье, поскольку не дети божьи ходят по земле, а рабы божьи.

Беспомощные перед великим злом, и если перед лицом единой для любых народов и рас опасностью они не объединятся, мир исчезнет. Всегда приносились кровавые жертвы высшим, способные привести землю к балансу, но сейчас происходит явный перевес сил, и жертва должна быть действительно огромной… в войне нет людей, есть масса, и горе каждого, его боль и страдания, ничего не значат перед победой.

День, когда солнце навсегда зайдет за горизонт, будет последним днем в жизни людей.

Но не в жизни иных существ.

Лорд Волан-де-Морт знает об этом. Он – тот, кто держит одну половину баланса, не зная об этом. Величайшие Миссии столетия не знают о своем истинном предназначении. Адольф Гитлер стремился создать свой идеальный мир для всех, а в итоге лишь уравновесил баланс, ценой огромного кровопролития.

Лорд – на одной чаще весов.

Но кто стоит на второй?

Сейчас все люди попрятались по домам, даже не отдавая себе отчета в том, как они напуганы. Солнце больше не согревало, оно опаляло своими жаркими лучами, мир изменился, и люди боялись этого. Они думают, что их пугают, но их лишь предупреждают. По земле снуют темные существа, прислужники Лорда. Дементоры свободно разгуливают по улицам, конечно, преимущественно ночью, но и свет теперь не преграда для них. Черная Метка теперь не проклятое клеймо на теле раба, а высший знак отличия, и гордо протянутая рука не скрывает его.

Ни Альбус Дамблдор, ни Гарри Поттер, ни Драко Малфой, ни кто-либо еще не знал, какие демоны живут в душе Великого Волан-де-Морта. Сейчас, на пике его славы, они бы наверняка сказали бы, что он живет как в раю, конечно, в собственной импровизации рая, и даже не подозревали, какой ад бушует у него внутри. Когда ты достигаешь высшей точки, жизнь в своем первоначальном значении теряет смысл, и ты тратишь силы на максимальное повышение планки, а это грозило сумасшествием. Чем выше ты поднимаешься, тем больнее будет падать.

Лорд положил свою жизнь на алтарь зла, надеясь получить взамен то, что желал, и только сейчас осознал, какой это кошмар… тому существу, в которое он превратил себя, не нужны уже ни власть ни могущество, потому что он не может насладиться ими в полной мере и ощутить удовлетворение своих величайших желаний. В этом проклятье тех, кто приходит сюда Великими. Люди даже не подозревают, ни на секунду не задумываются, насколько уникальна и прекрасна их жизнь, и Лорд бы наверняка отдал бы даже один из своих крестражей, чтобы насладиться мгновениями обычной жизнью, прочувствовать, узнать, чем она пахнет…

Летом, мандаринами, и чем-то горьковато-кислым…

Одна сторона готова к бою, вторая лишь на подходе…

«Две стихии столкнутся, и прольется кровь, и исход битвы зависит от тех, кто ведет всех в путь, и Тот, кто станет зверем не потеряв человеческий облик, тот, в чьих жилах течет кровь Обреченного, Миссии, а они есть обреченные и проклятые жизнью, ибо за ней лишь вечность, и проведет эту планету в Новую эпоху, и под чьим знаком она пройдет… время покажет».

О чем думал сам Лорд?

Лежа в своей кровати с темным шелковым одеялом, как какое-нибудь чудовище из старого фильма, он мечтал. Мечтал о том, чтобы убить всех живущих, мечтал о том, чтобы убить только магглов, поработить магглов, волшебников, столкнуть магглов и волшебников, перекроить мир по своему желанию… Он мечтал, и никак не мог остановиться.

Какая цель у него?

Лорд даже не подозревал, что все те, с кем он сталкивался в вечной битве за власть и просто за жизнь, думают о том же. Так думают.

Какая цель у них?

Убить Лорда? Но это означает войну! Сотням темных, которые открыто объявили о своей преданности Лорду, будет некуда деваться, и пойдет война на истребление, глупая и кровопролитная… Оставить Лорда в живых? Но ведь рано или поздно он определится, и будет подобно Гитлеру, кровью прокладывать путь в Свое Светлое будущее, в котором много тьмы. Об этом думал наверно и Дамблдор, и любой волшебник, темный или светлый, и Гарри Поттер, который порой принимает стимуляторы, чтобы не спать, стыдливо осматривая комнаты, чтобы найти случайных свидетелей его слабости, и Драко Малфой, который не знает о стимуляторах, но тоже предпочитает сидеть на подоконнике и смотреть в ночь, чем видеть ее в своих снах.

Это вечный замкнутый круг, вечная борьба, всегда. Нельзя полностью уничтожить зло, потому что, оставшись одним, добро перестанет быть добром, и мир погибнет, придя к тому, с чего начал – к Хаосу.

Так какой выход?

Жить. Бороться. Верить.

Им больше ничего не остается. Обратной дороги нет, они будут делать то, что в их силах, и когда-нибудь чаща весов придет в полное равновесие, Высшие помогут определить ход истории…

Это не значит, что только Жизнью-Мальчика-Который-выжил будет куплена победа. Возможно, еще десятки и сотни таких же встанут на его место.

В мире всегда есть тот, кто платит за человеческие грехи.

Гарри Поттер не просто Мальчик-Который-Выжил, в мире не бывает Простых Больших совпадений… у него есть большое предназначение в этом мире, и от того, насколько он силен, и сможет ли именно ОН забыть свою человеческую сущность, не став при этом животным, зависит судьба этого Мира.

Исход второго ясен.

Находясь на разных полюсах жизни, два давних врага и товарища по несчастью, не желающие исправлять его заодно, дали одинаковую клятву, даже не подозревая об этом. Но не станет ли борьба За одно дело, борьбой Против самих себя?

У любого человека есть слабое место. У любого. Обычный человек не может знать всех возможных вариантов порабощения другого, всех тайных мест, но ведь тот, кто сам является воплощением ваших кошмаров, знает их?

Эти маленькие гриффиндорцы…

Совесть. Страх. Боль от предательства. Смерть близких. Они сломаются.

Миллионы пар глаз с беспокойством смотрят в окна своих домов. Они ждут. Мир застыл.

Финал битвы скоро.

Драко сидел в кресле, склонив голову, и размышлял, то погружаясь в дрему, то вновь просыпаясь.

Он не хотел больше видеть снов. Никаких.

Его глаза вновь приоткрылись, когда он увидел обед на своем столе. А вот появление эльфа проспал… Он отвернулся, так и не приступив к еде. Не хотелось.

Драко было скучно и одиноко. Ему элементарно хотелось поговорить с кем-нибудь, но рядом никого не было, да и навряд ли бы он решился заговорить первым… У него есть и другое задание.

И еще 5 дней.

Черт.

Драко совершенно не понимал, в каком направлении ему двигаться, он не привык действовать в одиночку, полагаясь лишь на свои силы.

Он вспомнил подслушанный разговор.

Так зачем же все-таки Волан-де-Морту Поттер? Не просто как трофей…

Как Лорд стал таким? Что поддерживает его жизнь? Как он не умер, терпя столько лишений? Один, брошенный, отвергнутый и проклинаемый, не нужный даже своим слугам, которые были с ним во многом лишь из-за страха. Впрочем, он не особо-то и нуждался в их любви, лишь в уважении и полном подчинении.

Драко понимал, что скорее всего было применено какое-то заклинание, магия, но что бы это могло быть, не представлял. У его отца было множество книг по черной магии, древняя история, только в темном варианте, но ко многим книгам Драко не имел доступ, да и что искать, он не представлял. Отец, кстати, ни разу не зашел к нему, словно вообще забыл о его существовании. Ну что ж, возможно, так было лучше, поскольку Драко даже не представлял, о чем ему говорить с отцом, зато помнил, какую получил от него пощечину, когда его привели в дом…

Его размышления прервал стук двери, и в комнату влетела фигура, замотанная в плащ. Драко вообще жизнь в их Имении напоминала бал-маскарад, только очень однотипный. Вошедший скинул плащ с плеч, и Драко увидел, что это Беллатрикс. Он подался вперед, с любопытством рассматривая ее, чуть запыхавшуюся и раскрасневшуюся, словно она бежала сюда. Может… принесла новости от матери?

— Драко, как движется дело? – она сказала это, тяжело дыша, второпях, словно это был чисто риторический вопрос – да и что он мог ей ответить?

Поняв, что чуда не случилось, она начала быстро говорить:

— Драко, с твоей матерью все более менее в порядке, мне удалось сегодня навестить ее. Она ослабела, хотя ей приносят еду, и… скучает по тебе. Она хотела, чтобы ты сбежал, но мы оба знаем, что это глупо – во-первых, убьют ее, да и тебя тоже заодно. Теперь твое задание…

Она чуть перевела дух.

— И? – чуть поторопил ее Драко, весь напрягшийся, ожидая самого худшего…

Беллатрикс села в кресло напротив и критически осмотрела его, словно прикидывая, годится он или нет. В Драко проснулись малфоевские гены, и он, гордо вскинув голову, посмотрел на нее «взглядом Малфоя номер два для особых случаев».

— Ладно, — сдалась она. Видимо, выбора у нее не было.

— Что ты хотела мне сказать? Ты знаешь, где Поттер?

— Нет, где он сейчас, я не знаю… Но, думаю, как ты сам понимаешь, одним Поттером все не ограничится. Ты просто пешка в его плане, и ты тоже это знаешь. Я хочу помочь своей сестре, и тебе заодно… Лорд… я знаю его…секрет. Обрывками, все остальное лишь предположения… Ты примерно представляешь, как выглядит Лорд, и что он собой представляет. То, что помогает ему поддерживать жизнь – это крестражи.

Драко, очень заинтересованный, максимально приблизил к ней кресло, чтобы ничего не пропустить.

Беллатрикс продолжила:

— Что такое крестражи я лишь смутно представляю. Предметы, в которые волшебник помещает кусочки своей души… это неживые предметы… последний крестраж это то тело, в котором находится… волшебник. Если уничтожить все крестражи, волшебник погибает. Я не знаю, сколько их, и что они из себя представляют. Твой отец, кажется тоже. Но Гарри Поттер знает.

Драко с раздражением подумал: «Ну разумеется! Гарри Поттер, чудо-мальчик, все знает… откуда?».

Прочитав этот немой вопрос в его глазах, Белла пояснила:

— Дамблдор рассказал ему все… Снегг передал эти сведения Лорду, что мальчишка знает тайну… Если бы кто-нибудь уничтожил крестражи… Лорд бы исчез. Может быть, поэтому ему нужен Поттер.

Беллатрикс пожала плечами, как бы говоря, что не особо интересовалась этой стороной вопроса.

Драко помолчал, а потом нехотя принялся расспрашивать:

— Но что мне это дает? Если даже ты не знаешь… Дамблдор сказал Поттеру, Снегг Лорду… откуда он вообще узнаёт? Ах да, доверие, доверие… Но в моем задании не звучало фраз «убить Лорда». И вообще, почему ты мне это все рассказываешь? Это что, очередной подвох? С какой стати тебе предавать Лорда, да еще и жаждать его смерти?

Беллатрикс нахмурилась, и Драко с подозрением смотрел на что-то, блестевшее в ее глазах – очень похожее на слезы… она плакала? Так ее запыхавшийся вид – следствие рыданий?

— Тебе не понять всего… Я, думаю, как и многие другие Пожиратели, начала понимать, что мы не настолько уж избранные и незаменимы. Лорд все меньше нуждается в нас… Как в рабочей силе – да, как нечто большее – нет. В его конечной цели нет места нам, только если как глупым безвольным марионеткам. Все боятся его приказов, ожидая, что они окажутся последними, и еще больше боятся их не выполнять. У нас больше нет своей жизни, только Его… Я…я…

Беллатрикс замялась, видимо, не зная, как объяснить то, что было у нее внутри наиболее кратко, и не выдать своих истинных чувств. Наконец она собралась:

— Я хотела жить с одним человеком… Он не из Пожирателей. Я… хотела уйти. Не хотела быть Пожирательницей. Сошла с ума. А он просто подумал, и того человека не стало… нет конечно, не так буквально. Тот прошлый наш набег, ты помнишь… Убито 19 волшебников… Среди них был он… Лорд знал, но Пожиратели мне сказали, что это было случайно, он просто подвернулся под руку и мешал им. Смешно было бы ожидать и требовать другого. Мне тогда стало страшно… Я думала, что Лорд бездушная машина, что если ему наплевать на наши чувства, то наплевать полностью, но иногда в нем просыпается что-то… настоящее. Он словно оживает, ему хочется почувствовать, причинить боль, посмотреть в глаза, покорные и ненавидящие… А потом он вновь погружается во тьму, бесчувственный и глухой к нашим просьбам… Я больше не хочу быть пешкой, бояться быть убитой чужими и своими. Раз уж тебе отведена какая-то роль в этом феерическом шоу, то постарайся исполнить больше, чем тебе поручили… узнай секрет. Найди этого Поттера. Я не хочу потерять и сестру тоже.

Беллатрикс умолкла. Все это она рассказывала то излишне торопясь, то чуть растягивая слова, словно воспроизводила эти события в памяти. Она, казалось, забыла, что Драко сидит перед ней, ей просто хотелось сказать все это. Пожиратели не доверяли друг другу, а он был всего лишь 17-летним парнем, к тому же сыном ее любимой сестры. Если бы они все были в состоянии, то давно бы восстали против Лорда, но об этом смешно даже подумать. А другие не знали об этом… забавная ситуация.

Они оба молчали, смотря в разные стороны, и думали каждый о своем. Первым тишину нарушил Драко:

— Это все, конечно, интересно… Если бы Лорд дал мне больше времени… Может быть, я бы придумал, как узнать это у Поттера. Или нашел бы сам, в книгах отца. Но на первом месте все равно поиск Поттера. Я не представляю, где он сейчас! В школе однозначно нет, ее закрыли. Если он у этих магглов, к которым уезжает, то еще хуже… Я никогда там не был, и не знаю, как его там найти. И что я буду делать? С мешком наперевес кинусь на него и скручу? Применю Империо? Что именно?! Все это время Поттеру удавалось выигрывать…

Черт.

Драко прервал свои размышления вслух и посмотрел на Беллатрикс, на случай, если она что-то предложит.

— Не знаю, Драко… я бы с радостью помогла, но не знаю. Навряд ли он у магглов, там ему находиться очень небезопасно. У друзей тоже – это банально, наверняка он бы боялся за их жизнь, являясь живой мишенью… Если у него есть тайные покровители, то он сейчас у них… Какие-нибудь последователи Дамблдора… волшебники…Министерство… Его будет сложно поймать…

Драко понимал это. И еще он думал, что Поттер не такой уж кретин.

Не дома. Не у друзей. Не у Министерства.

Эта гриффиндорскя гордость… Чтобы его опекали, заботились? Нет, герой Поттер сделает все сам! Скорее всего нашел себе штаб-квартиру и засел там… Даже через друзей не узнаешь… друзья…друзья…

Драко тупо повторял это слово, не заметив, что произносит его вслух.

— Что друзья? – спросила удивленно Белла.

— Друзья… он же так дорожит ими… Наверняка все рассказывает им… Вот бы превратится в одного из них и проникнуть к Поттеру! Это было бы потрясающе! –Драко воодушевился подобной идеей.

— Идея-то конечно, неплохая… Только как ты превратишься? Если с помощью Оборотного зелья, то понадобится частичка их вещей… И еще надо будет куда-то деть «оригинал», проникнуть к нему домой а потом к Поттеру. Нет, слишком рискованно, Драко…

Белла вздохнула, видимо, потихоньку свыкаясь с мыслью, что вся их затея пустая трата времени, и ей так и суждено умереть глупой марионеткой, в какой-нибудь битве, а может и от руки Лорда.

Драко разозлился, видя ее обреченность, и встал с кресла, принявшись нервно ходить туда-сюда. Он подошел к окну, и на ум пришло воспоминание о том сне… Что это было за здание? К чему бы этот сон? Кажется, предсказателей в их семье еще не было…

Время уходило, и он решил отдаться на волю обстоятельств. Почему-то крутилась в голове назойливая мысль посетить Косой переулок… Там магазин этих рыжих близнецов, может, он все-таки решится навестить их… Пока что он мог опираться только на идею о его друзьях, зная его привязанность и самоотверженность, черт, как бы это не было противно признавать… Он убьет за них. Или лучше умрет.

Решено… он пойдет туда, аккуратно походит, желательно с Беллатрикс, если ей позволят его сопровождать, поскольку в одиночестве он наверняка привлечет к себе излишнее внимание – сейчас все ходят семьями…

А там будь что будет.

Белла подошла к нему и положила свою руку на плечо. Драко неожиданно вздрогнув, развернулся к ней, но она беспристрастно смотрела в сторону. Странно, что-то вдруг довольно сильно кольнуло его в том месте, где прикоснулась Беллатрикс… Да это и не важно…

Страшно не знать то, что произойдет…ужасно – знать, что произойдет. Никто из них не догадывался об истинном положении вещей, что все уже предрешено, и им даже не надо разрабатывать план, так как за них уже все решили. Они словно ослепшие мотыльки, ищущие манящего пламени… Каждый исходил из своих собственных возможностей, из прошлой жизни и ошибок. Нелепые планы, тайные помыслы, страх и безысходность… Тоска. Она охватила их сердца, пульсируя внутри, заставляла метаться по комнате, думать, мечтать, бояться, зовет неведомо куда, бежать, спотыкаться, падать, вставать, и снова бежать, бежать…

Осталось 5 дней.

Две недели.

Месяц.

Жизнь…

— Гарри, все в порядке? – Гермиона пила чай и внимательно смотрела на Гарри из-за чашки. Он вздохнул, зная, что означает этот взгляд. Наверняка он сейчас слишком задумался, его глаза стали пустыми и стеклянными, она испугалась, и теперь ожидает чего угодно – приступа, слез и видений.

— Герми, все в порядке. Честно.

— Да отстань от него! Он скажет нам, если что-то его тревожит, да? – Джинни повернулась к нему и уставилась своими честными зелеными глазами. Вот хитрая… Она конечно обиделась на него, но ничего не говорила, поскольку знала, как ему сейчас тяжело.

Гермиона чуть заметно нахмурилась, но ничего не стала говорить.

Они сидели за столом дома Уизли, и обедали. Родители тоже сидели рядом, поэтому особых разговоров за столом не велось.

Лишь отобедав, они поблагодарили миссис Уизли и поднялись наверх, собравшись в одной комнате. Они сели полукругом, поджав под себя ноги.

Круг. Линия силы. И что-то еще… что-то отдельное…

— Гарри, что дальше?

— Дальше? – удивленно спросил он, словно это был самый нелепый вопрос, который ему могли задать. – А дальше жизнь. Мы будем бороться. Мы должны объединить усилия, и отдать себя полностью нашему делу. Обратной дороги нет ни для кого. Вы сами все решили. Мы решили. Мы будем действовать по обстоятельствам, делать то, что можем и считаем нужным. Мы попытаемся найти крестражи. Мы попытаемся выиграть.

Он осмотрел их лица, пытаясь понять, какой отклик получили его слова в их сердцах.

Они все были очень серьезны, его друзья – Рон, Гермиона, его любимая Джинни… Они не отступили. Он ненавидел их за это и обожал. Ему было бы так тяжело без них.. Это вообще все несправедливо, спрашивать их, согласны ли они, заранее зная ответ.

Они так выросли.

Рон из нескладного паренька превратился в уже сформировавшегося высокого юношу, с копной рыжих волос, которые он отрастил почти до плеч… Гермиона тоже очень сильно изменилась… вытянулась, да и выглядела она старше своих сверстников, тому же виной было одно важное изменение в ее внешности, Гарри вообще не узнал ее, когда она приехала к Уизли… Она избавилась от своих длинных густых кудрей, и теперь была очень коротко подстрижена, практически под мальчика, так что того, что ее волосы вились, не было видно. Она выглядела совсем по-другому, полностью обнаружив черты своего лица. Она была похожа на солдата, хотя в общем-то таковым и являлась. Все они солдаты на войне.

Гарри был очень удивлен такой разительной переменой, хотя ей и шла эта прическа, и он полушутя спросил ее, почему. Она ответила серьезным спокойным голосом, который так часто успокаивал его – в самых опасных ситуациях она была способна подсказать решение.

— Это… не просто так. Это не секрет, мы живем в трудном времени, и ты в большой опасности. Мы должны измениться, иначе изменится мир, а мы так и останемся в прошлом, но... – она не знала, как передать все накопившееся в груди, чтобы Гарри ее не осудил, понял, да он и так это сделает…— Волосы мне мешали. За густыми волосами ты словно прячешься от мира, боишься показать ему свое истинное лицо, свои эмоции. А я ничего не боюсь, Гарри. Не убоюсь я зла. Открытое лицо – открытые мысли. Навстречу миру.

Гарри был удивлен таким ответом, но он и ожидал его… Другая бы так не поступила, а она – могла. И эта фраза – «не убоюсь я зла», словно из библии или из другой старой книги, часто всплывала в его разуме, и он вспоминал друзей.

А то, что изменилось во всех них – это глаза. На них словно налипла мутная пелена, отчего казалось, что на глаза падает тень. Следствие битвы, горя, потерь, и тревожных ночей, когда в сотый раз думаешь, что делать дальше… Никто не ответит тебе на этот вопрос, лишь только жизнь.

Человек предполагает, Бог – располагает.

Они все взяли друг друга за руки, не отрывая взгляда, и сидели так полминуты, словно выполняя какой-то таинственный ритуал.

— Джинни, уйди, пожалуйста, — тихо, почти не разжимая губ, сказал Гарри.

Она еще подержала его за руку, но подчинилась. Этот спор она проиграла чуть раньше.

Гарри отпустил руку Рона, и достал из кармана маленький складной ножичек. Сверкнуло острое лезвие, Гарри поднес его своей руке, прижал, кожица лопнула, и, чуть углубив рану, он принялся вдоль разрезать себе запястье. Кровь закапала на белые простыни, но все смотрели друг другу в глаза. Происходило нечто очень личное, тайное, о чем бы никогда не смог догадаться посторонний, об истинных мотивах и эмоциях… Как много это значило для них сейчас…

Нож перешел к Рону, затем к Гермионе, оба без слов сделали надрезы на руке, заливая кровать кровью. Гарри нервно облизал пересохшие губы и поднял руку вертикально, открывая рану. Каждый сделал также, и они сложили руки вместе, соприкасаясь кровью.

Братская клятва.

Теперь они связаны воедино, что делало их и очень сильными и очень слабыми одновременно. Сильными – потому что теперь вся их сила увеличивается втрое, и они действительно единое целое. Слабыми – потому что теперь они как никогда сильно зависели друг от друга. Но они уже все решили.

Джинни, сильно побледневшая, смотрела на трех людей примерно одного возраста, со стальным блеском во взрослых глазах, с поджатыми губами и прислоненными друг к другу кровоточащими руками, и не узнавала их.

Этот ритуал был немного ненастоящим, навеянным книгами… но пришел он в книги из жизни! И не один союз был скреплен подобным образом. Это ничего не значило для Темного Лорда, и так много значило для них. Теперь они сумеют, теперь не так страшно…

Капелька крови потекла вниз по ножке кровати, словно скоростной поезд, оставляя за собой влажный след. Она упала на пол, растекаясь крохотной лужицей, и предвещая:

— Смотрите. Все началось.

Не убоюсь я зла.

Беллатрикс отпустили с Драко. Он, в принципе, был не так уж удивлен этим, так как Лорд вообще в последнее время проявлял огромное великодушие… относительное, конечно. К примеру, сохранил ему жизнь… чтобы убить несколько позднее.

Плащи Пожирателей они разумеется с собой не взяли, так как это был не набег, а всего лишь шпионская вылазка. Беллатрикс не возражала против того, чтобы пока что просто пройтись по Косому переулку, все же это было менее рискованно, чем остальное. Они накинули поверх плеч легкие плащи коричневого цвета с капюшонами, позволяющими скрыть их довольно яркую внешность, которая бы обратила на себя внимание Авроров, патрулирующих улицы. Беллатрикс было небезопасно там появляться, но, в конце концов, не пристало слугам Лорда прятаться по щелям, словно пугливым крысам. Если бы в том была нужда, их бы защитили, впрочем, ни сколько из-за доброты Лорда по отношению к своим служащим, сколько из-за важности их задания и стремления показать всему миру, насколько все остальные ничтожны.

Драко с Беллой трангрессировали в Косой переулок. Он невольно подавлял своим пустынным унылым видом. Все яркие афиши и плакаты были сорваны, что придавало магазинам заброшенный вид. Это, с точки зрения Драко, было не очень правильно, показывать таким способом траур, который носило место, но его это мало волновало – они ему тоже не друзья, хотя Драко не желал никому смерти… почти.

Они, держась близко друг к другу, шли вверх по улице, аккуратно осматриваясь. Людей было ничтожно мало, открыты были лишь магазины, торгующие снадобьями и книгами, а также магазинчик этих ненавистных Драко Уизли, который работал ни смотря ни на что. Драко с Беллой приметили несколько Авроров, патрулирующих переулок в разных его концах. Драко не видел их лиц, да и не пытался особо разглядеть, так как это мало бы дало ему.

Впервые за долгое время удача улыбнулась ему, на мгновение повернувшись лицом.

Около магазинчика рыжих близнецов Драко увидел 4 фигуры в мантиях. Это были Поттер, Грэйнджер, и Уизли со своим отцом в качестве сопровождающего. Драко дотронулся до руки Беллы, предупреждая ее. В плащах они не опасались быть узнанными, так как их появления здесь точно не ожидали. Гонимые отчаянием и безысходностью появились здесь два Пожирателя, без четкого плана и особых надежд. Просто стоять было небезопасно, особенно после брошенного в их сторону взгляда аврора, стоящего чуть поодаль. Навряд ли он что-то заподозрил, но это добавило беспокойства в душу Драко.

— Гарри, только быстро, у нас мало времени. Повидаетесь – и обратно, — донеслись до наблюдателей слова отца Уизли. Он выглядел весьма уставшим и бросал беспокойные взгляды по сторонам.

— Да, сэр, мы мигом, просто мы не могли уехать, не попрощавшись, — это уже был голос Поттера, и Драко невольно напрягся, словно готов был напрыгнуть на него и волоком дотащить его до Лорда.

«Не могли уехать…». Значит, они уезжали? Но куда? Драко беспокоила эта мысль, и он надеялся услышать что-нибудь еще, но друзья вошли внутрь магазинчика, а Уизли остался на улице.

Белла шепнула Драко на ухо:

— Наверно, если быть аккуратнее, мы могли бы войти внутрь. Вряд ли они что-то заподозрят. Если они уезжают куда-то далеко, то все наши надежды рухнут. Мы можем не найти его.

Решив, что терять особо нечего, они спокойно двинулись в сторону магазинчика, и, как ни в чем не бывало, пройдя мимо отца Уизли, который лишь бегло скользнул по ним взглядом, зашли внутрь. Здесь, как ни странно, по сравнению со многими другими магазинами, было немало людей – не считая этой троицы, еще человек 10 выбирали что-то на прилавках. Близнецов Драко увидел стоящими около двери, ведущей, видимо, в другое помещение – сами они разговаривали с друзьями, что-то быстро рассказывающими им.

— Фред, Джордж, мы к вам буквально на минутку… Рады, что дело процветает! Мы с Роном и Герми будем жить в мире магглов, в Доме Дурслей, — объяснял Гарри, и услышав вопрос, он тут же ответил:

— Нет, нет, они не сошли с ума и не оставили мне наследство… Это ОФ… они использовали какое-то заклинание, и теперь все Дурсли греются на солнышке далеко отсюда, у своих внезапно обнаружившихся дальних родственников… Это на руку нам – я вообще не представлял, где мы можем находиться все вместе, в относительной безопасности… ОФ будет следить за нами, хотя это и не желательно… я не буду посвящать их в свои дела… В общем, удачи вам! Мы вас навестим…если сможем, — грустно закончило Гарри.

Драко, так заинтересованный в том, куда же отправится Поттер, подошел к ним почти вплотную, встав у одного из прилавков, и слушал.

Этот рыжеволосый заподозрил что-то неладное и толкнул Поттера.

— Что-нибудь присмотрели? – вдруг учтиво поинтересовался Фред или Джордж Уизли, Драко не знал, как их различить.

Малфою пришлось изменить голос, и склонить голову еще ниже, чтобы они ненароком не увидели лица:

— Да, вот как раз раздумываю, что именно взять, — немного надменно ответил он – эти Уизли раздражали его все до единого.

— Что ж, — тем же тоном продолжил Фред/Уизли, — тогда скажете нам о результате своих внутренних поисков – нам с Фредом всегда казалось, что этот прилавок пуст…

Драко опустил голову вниз, и увидел, что прилавок, у которого он встал, действительно совершенно пуст.

Черт.

Попятившись к выходу и что-то невразумитлеьно пробормотав, Драко выбежал из магазина. Он вдруг решил, что они погонятся следом за ним, и решат во что бы то ни стало узнать, кто и с какой целью их подслушивал, но они остались стоять на месте.

Драко с Беллой, которая к тому времени уже стояла у входа, выбежали на улицу и быстрым шагом направились в дальний конец переулка.

Никто их не задержал, и они спокойно дошли до конца.

— Даа… значит, он все-таки собирается к этим магглам… черт, что нам делать? Я не знаю их адреса! – раздраженно бросил Драко.

Беллатрикс глубоко задумалась, а потом, улыбнувшись, приказала Драко ждать на месте. Он был немало удивлен, но, за неимением другого выхода из положения, остался ждать ее. Она зашла за поворот и скрылась, отсутствуя примерно 20 минут. Вернувшись, она улыбнулась Драко и сказала:

— Все. Нашла. Трангрессируем обратно, в Имение.

Драко нервничал. Он ходил по комнате, то присаживаясь в кресло, то вновь вставая.

— Ты уверена? Но как ты узнала? К тому же, это рискованно! А вдруг они уже будут там? – допытывал Драко сидящую с довольным видом Беллатрикс.

— Нет, уверена! Они наверняка еще стоят в переулке! Потом им нужно добраться до какого-то места, какие-нибудь дела задержат их, а уж потом они отправятся к магглам! Если не будем тратить время на разговоры, то успеем! – доказывала свою правоту Белла.

Драко устало взглянул на нее, и увидел довольно сильные перемены в ее внешности. Она, как и ее сестра и его мать, выглядела совершенно «по малфоевски» — женщина с аристократической внешностью и не менее аристократической надменностью. Сейчас же она выглядела как молоденькая девчушка, ввязавшаяся в какую-то авантюру, и чрезмерно радующаяся от этого. Драко позабавила такая перемена в ее поведении, но его все еще гложили сомнения – откуда Белла узнала адрес, по которому отправится Поттер?! Ее что, кто-то там ждал, чтобы сообщить эту новость?

У него возникали какие-то смутные подозрения и неясные, размытые страхи, что-то, что он пропустил…что-то очень-очень важное… но о чем он забыл?

В любом случае, иного выхода не было. С помощью летучего пороха они проникнут в дом этих магглов, Дурслей, или как их там, а уж у них… что-нибудь они да узнают!

Решив, что медлить больше нельзя, они подошли к камину, каждый достав себе горстку летучего пороха.

Громко и четко произнеся адрес маггловского дома, оба исчезли из Имения, не подозревая, что буквально им в спину брошен хриплый, блеклый смех.

— Что такое смерть?

— Смерть? Это конец жизни… когда человек умирает, его душа отделяется от тела, и взмывает в небо, к ангелам…

— Ангелы красивые? Они похожи на меня?

— Они небесные создания, их окутывает сияние… так их описывают люди… ты тоже красивый, но помни, твое сияние – иного происхождения.

— Даже если человек вел себя плохо… очень-очень плохо? Он отправится туда?..

— Зачем тебе знать про это? Разве ты собираешься вести себя плохо, когда вырастишь?

— Я думаю, у меня не будет выбора.

Он не собирался умирать в этот холодный день осени, такой же обыкновенный и рутинный, как и все прошлые его дни.

Он просто прогуливался вдоль побережья, с неким благоговеньем взирая на бьющееся о скалистый берег море. Такое сильное, такое мощное… вода самая сильная. В тихом состоянии она несет жизнь и олицетворяет покой, успокаивает, но стоит ей разбушеваться, как она сметает все на своем пути, и ничто не может ее остановить…

Холодные темные воды с плеском сталкивались со скалами, и с тихой яростью вынуждены были отступить. Вода умеет ждать… Годами она будет обтачивать суровую поверхность камня, сглаживая ее поверхность, и когда-нибудь вода одержит победу, сокрушив скалистый берег, и разольется по всей поверхности… Но сколько перед этим пройдет времени…

Он должен быть Великим. Том чувствовал это. Судьба просто выдала ему испытание, которое выпадает лишь Избранным, и он должен с достоинством его пройти, а уж в конце, он был уверен, его ждет награда!

Великая награда для Великого.

Великие мечты Маленького мальчика, идущего вдоль стихии, в которой он чувствовало родственную мощь.

Он поднимался к скалистому утесу, заостренным концом стремящимся в море. Он хотел постоять там, на самом краю, и, быть может… быть может он увидит там знак! Сигнал! Море что-нибудь подскажет ему, ведь оно тоже должно чувствовать, что они очень похожи – так одиноки и так сильны…

Том не слышал шагов позади себя, слишком он был сосредоточен в своих мыслях, да и не ожидал он ничего такого.

Тихо, поминутно останавливаясь и с опасением смотря на идущего впереди темноволосого мальчика, крались два подростка, два парня 15-16 лет на вид. Они хотели незамеченными подкрасться на максимально близкое расстояние к Тому, да даже если он и обернулся бы, они бы просто сделали вид, что прогуливались, не принадлежит же этот пляж ему, в конце концов.

Они боялись Тома. Он был странным. Они сами были старше его, но при этом все равно его боялись – он завораживал, гипнотизировал их, словно змея. В нем было что-то неуловимо манящее, он был словно магнит с отрицательным полем, который притягивал их.

Том был самым большим манипулятором живых существ.

И еще Том был жесток. Мечты большинства детей в детском приюте, в котором они все находились, сводились к семейному очагу, уюту, ласке родителей или даже просто хорошей домашней еде. Их мечты были ограничены темными стенами здания приюта… Том был другим. Когда он шел по коридору, казалось, что на него накинут невидимый пиджак Свободы, а не обычная сиротская одежда, его легкая уверенная походка и красивые тонкие черты лица усиливали это ощущение.

Том Реддл был свободен. Даже просто смотря в его ледяные зеленые глаза, можно было понять, что в них тонут великие мысли, тяжелые и темные… не детские, совсем не детские.

Они всегда старались обходить его стороной, так как о нем шла дурная слава в приюте… Там, где он находился, имели обыкновение происходить необъяснимые вещи.

Или, как склонен был думать Джек, один из преследователей Тома, сам Том был причиной необъяснимых вещей. Две недели назад Джеку сообщили, что обнаружилась его дальняя родственница, двоюродная сестра его погибшей матери, которая уехала за границу и не давала о себе знать долгое время. Ее случайно обнаружили через каких-то людей, затем она сама разыскала Джека и согласилась забрать его к себе. Он не говорил об этом Тому, он вообще никогда не говорил с Томом… но Реддл сам как-то подошел к нему и не мигая глядя в глаза, произнес, медленно, словно ставя после каждого слова точку:

— Ты. Останешься. Здесь. Всегда. Та. Родственница. Не. Заберет. Тебя.

Через четыре дня Джек узнал, что его немолодая уже тетя умерла от обширного инфаркта у себя дома, и он останется в приюте.

Джек был в ярости, и он плакал. И винил во всем Тома. Джек почему-то был уверен, что Том не просто констатировал откуда-то ставший ему известный факт, а сам стал причиной его появления, и он возненавидел Тома, и все в нем, его высокомерие, его очарование, его походка вызывали злость в Джеке.

Он не хотел находиться в этом чертовом приюте.

Он подговорил своего друга последовать с ним за Томом, который не в первый раз гулял по этой набережной один. Эта мысль как-то зашла в голову к Джеку и постепенно прочно там обосновалась. У них не было четкого плана, просто Джеку необъяснимо сильно хотелось услышать что-то от Тома, ему хотелось ударить его, толкнуть, но явно не то, что он сделал почти день спустя своего заговора…

Том стоял на уступе скалы и смотрел на море, словно он был его властителем. Он не увидел, не почувствовал движения позади себя, а преследователи были уже за его спиной, скрытые маленьким каменным «наростом» скалы. Они чуть пугливо наблюдали за Томом, ожидая его дальнейших действий, но он просто стоял и смотрел куда-то вдаль, словно видел там нечто такое, о чем они остальные, «простые», не могли и догадываться.

Это разозлило Джека. Наверное, чтобы полностью разобраться в его дальнейших действиях и оправдать хоть как-то его поступок,() нужно было бы узнать все события, предшествующие этому, но сейчас у нас была лишь скала и трое стоящих на ней.

Джек подбежал к Тому, и, все также пугливо смотря в его остававшиеся спокойными зеленые глаза, сильно толкнул его в грудь. Глаза Тома расширились, хотя страха в них Джек так и не увидел, он взмахнул руками, словно большая птица, только полет его был направлен вниз. Том, стоящий так близко к краю, принялся падать. Желудок казалось, бился где-то в глотке, ветер свистел у него в ушах, теперь плеск волн был как никогда близок, если бы его полет был длиннее, он бы почувствовал, что сейчас они едины –он и море, море и он, стихия и стихия, мощь и мощь…

Навряд ли когда-нибудь Джек поймет, что стало истинной причиной его поступка. Глупая марионетка.

Холодные темные волны с тихим плеском сомкнулись над головой Тома Реддла.

Мягкий свет струился по его телу, словно накидка из тончайшей ткани. Том приоткрыл глаза, не понимая где находится, и где должен бы был находиться. Он был в каком-то круглом помещении, Тому сначала показалось, что оно совсем небольшое, он аккуратно привстал на ноги, и стены ту же словно бы расширились, хотя это наверняка было лишь игрой света…

Наверняка.

Помещение само было соткано из этой тончайше световой паутины, оно струилось, и глаза не могли сосредоточиться, стены то расширялись, то сужались. В центре был очерчен круг, разделенный на два цвета – черный и белый. Он был похож на мраморный, и казался здесь каким-то… лишним. Как если бы на черно-белой фотографии у девушки было бы платье яркого цвета.

В центре этого круга стоял… человек. Существо с человеческим очертаниями. Том, озадачившись, рассматривал его – в голове было абсолютно пусто, словно все мысли улетучились навсегда из головы и находились вне этих стен.

Сами же стены этого помещения подходили к ногам стоящего и ложились ему на плечи, так что его мантия составляла с ними одно целое.

Мурашки прошлись по телу Тома от взгляда в глаза стоящего перед ним.

Они были человеческой формы, но абсолютно белые, без зрачков, с тонкими синими крапинками, словно его зрачок разбили на осколки. Они были … словно мягкие. Казалось, стоило ткнуть пальцем, и палец бы прошел насквозь глаза. Его волосы были белого цвета, и выглядели мягкими, как и все здесь; Том подумал бы, что они седые, но на лице этого человека не было никаких следов возраста. На его голову было надето кольцо из какого-то металла, с вычерченными на нем словами на неизвестном языке.

Рот был непропорционально маленький, и когда он приоткрыл его, Том услышал голос, монотонный, бесцветный и, как ни странно, успокаивающий.

— Том, наш Избранный, тебе предстоит сделать выбор.

Услышав столь долгожданное и близкое его сердцу слово от него, по его телу уже во второй раз прошли мурашки, только на этот раз в предвкушении чего-то радостного, грандиозного, достойного его.

— Твое тело еще не умерло, твой дух все еще здесь. Делай выбор. Если ступишь на белый круг – и тело твое и дух твой умрут и уйдут в Начало, незапятнанные и покойные, если вступишь на темный круг, тело и дух твои останутся жить, и преобразуется, дабы служить Тьме и служить Свету. Великое испытание ждет тебя в этом случае, и твой выбор определит не только твою судьбу, но и судьбу всего мира.

Том был шокирован и взбудоражен такими словами, все внутри ликовало, клокотало от охватившего его счастья, он даже не задумывался о перовом варианте, в его голове звучали слова «Избранный, «Великое испытание», «судьба всего мира»… Сладостные слова.

— Выбор не может быть изменен в дальнейшем. В твои руки будет вложен меч, в твой разум будет вложена истина, на твоем пути встанет великий враг, и пойдет битва… Темное и Светлое не сможет сблизиться, так как найдет на своем пути преграду в виде Вас… и решится исход…и прольется кровь Обреченного… и судьбы сплетутся и изменятся, стирая прошлое…

Взовьетесь вы Тьмою…

Меч и огонь полетят над землею…

Эти слова были произнесены чуть нараспев, Тома всего трясло, он не верил в происходящее, не мог осознать, что же произошло, и боялся, что сейчас проснется, и все это исчезнет.

Ему и раньше приходилось видеть странные сны. Каменные драконы…

Мысли о сне оборвались, Том встал на ноги, и подошел вплотную к кругу, в котором стоял этот человек. Он стоял ближе к Черному кругу. Выбор был сделан. Остальное он узнает потом, это так…

Его нога ступила на черный круг, он максимально приблизился к человеку в странном одеянии, и почувствовал, как он меняется, его тело словно расходилось на две половинки и в него что-то вливалось, выжигало прошлое, вдавливало новое, новую силу, новые знания…

Благоговение… Эйфория… страх перед пробуждением…

Он ждал этого всю жизнь, а все решилось за 10 минут…или прошло гораздо больше?..

Что-то кольнуло его в правом боку, в области пупка, он прикоснулся к этому месту, и увидел там небольшой извилистый шрам, похожий на ползущую змею, правда, ее изгибы были острыми. Может, это была не змея, а молния. Том заметил такой же символ вычерченный на кольце, охватывающем голову «спасителю» его судьбы.

Сонм голосов зазвучал в его голове, они открывали ему истины, но голосов было так много, что Том не мог уловить какую-либо связную мысль, хотя вроде бы они отложились в его сознании.

Это было еще не все, только начало, только…

Тонкая белая рука вылезла из-под мантии белоглазого человека, и в ней было зажато красивое кольцо из сплава металлов трех цветов – красного, черного и белого.

Том, подавшись внезапному порыву, чуть приблизил свое лицо, и спросил:

— А вы не Ангел?

Мальчик тут же почувствовал какое-то тепло на своей щеке, и ему почудилось, что так этот человек улыбнулся ему, неразумному и еще не сознавшему…

Он протянул кольцо и проговорил:

— Том… Кольцо Саламандры.

В этой параллели мира не было пространства, но если бы оно там было, то где-то недалеко стоял бы дух женщины, еще не пришедшей на землю, женщины, которая подходила к одному из кругов, со слезами на глазах, определяя своим выбором дальнейшую судьбу своего не родившегося дитя, спасая жизнь своему любимому будущему сыну……..

Любовь и Ненависть движут миром.

— Черт, только теперь я понял, что это была за идиотская идея!! – Драко нервно расхаживал взад-вперед по комнате магглов.

Он чуть заметно усмехнулся, изогнув уголки рта, полностью осмотрев комнату. Она была чистой… слишком чистой. Казалось, здесь вообще не ступала нога человека, а комната была музейным экспонатом – ни единой пылинки, лишней вещички, неровной складки – даже в сервизе, стоящем в шкафу, все ручки были повернуты в одну сторону. Даже за Малфоями никогда не была замечена такая ярая педантичность.

Бедный Поттер.

— Не нервничай, успокойся… Мы, в общем-то, ничего не теряем. Это смехотворное задание… нам или повезет, или нет… Да, это было поспешно и абсурдно, но тем неожиданнее… Великие планы часто оказываются спонтанны… К тому же, я не чувствую здесь вообще никаких следов магии, соответственно, никаких защитных заклинаний… странно, конечно, но оправданно, потому что…

Беллатрикс не успела закончить фразу, так как послышался звук открываемой двери.

Поттер с друзьями решили зайти обычным путем! Или просто трангрессировали во двор…

— Драко… как насчет небольшого превращения? – шепотом спросила Белла у Драко, напряженно вслушивающегося в тихие шаги и приглушенные голоса снизу.

— Хм… пожалуй, так и сделаю… А ты? – тревожно спросил он у Беллатрикс.

— Драко, я трангрессирую обратно, адрес у меня есть… Будь осторожен… — она явно хотела сказать что-то еще, но вдруг, словно поймав себя на ошибке, замолчала и тут же трангрессировала обратно.

Драко был анимагом. Отец еще раньше пытался научить его превращению, но забросил эти попытки, так и не увенчавшиеся успехом. Он был разочарован. Драко сильно задело это, и когда выдавалось свободное время, он тренировался в превращении, выбирая облик, который он будет принимать каждый раз. Многие превращаются в кошек или собак, поскольку это самый оптимальный выход – вы не привлекаете внимания, и это не так уж и сложно, но Драко хотелось чего-то другого. Подумав, он решил остановиться на волке, добавив ему, правда, некоторые отличительные черты… Шерсть Драко приобрела серебристый оттенок, который бывает у уже старых волков, но тело у него было подросшего щенка, как раз такое, чтобы его приняли за бродячую собаку, поджарое, с длинными тонкими, и очень сильными лапами. Драко нравилось это животное, хоть оно и не встречалось свободно в их краях. Теперь превращение происходило без особого труда.

Драко обернулся волком, помотал своей косматой головой и направился в соседнюю комнату. Он не знал точно, где наверняка расположится Поттер с остальными, и понадеялся на зал, потому что в нем находился диван и удобный стол, за который они все могли бы усесться и обсудить какие-то свои дела.

Он носом прикрыл дверь, и залег за кресло, прислонив свое большое ухо к стене напротив. Его ожидания оправдались, троица вошла именно туда. И на том спасибо.

— Ух ты, Гарри, вот это дом! Здесь вообще кто-нибудь жил? Даже у моей мамы по сравнению с этой комнатой полный беспорядок! Как ты-то тут жил? – обладатель насмешливого голоса чуть присвистнул в восхищении, и принадлежал голос, несомненно, Уизли.

— Да, тетушка Петуния не раз говорила, что я черное пятно на их семье… ну да ладно, присядем, – голос Поттера сильно изменился, был чуть надтреснутым, но все же узнаваемым, особенно если учесть, что кроме него и Рона парней там явно не должно было быть.

Голоса смолкли, и сердце Драко чуть убыстрило свой темп. Он неожиданно осознал, что все, произнесенное ими за минуту, всего лишь напускная веселость и желание скрыть нечто…личное и важное. Или отложить какой-то неприятный разговор. Драко уткнул свою морду в лапу и тихонько, чтобы никто не услышал, заскулил. Он словно только сейчас понял, что за глупость он совершил… Господи, сидит в облике зверя в комнате магглов, напротив – Гарри Поттер с друзьями, на плечах груз задания, в голове ворох бессвязных мыслей и страхов. Как все глупо, как глупо… на что он вообще рассчитывал? Поттер знает что-то важное, у него есть какая-то тайная сила и помощники, да друзья в конце концов… наверняка если что-то случится и Драко попробует применить силу, кто-то тут же придет на подмогу, потому что он, Драко, для них лишь мешок мусора, Пожиратель, существо не обладающее правом на существование… Его мать в плену, его отец практически отказался от него и презирает, он один, он и не подозревает не то чтобы о планах Лорда, но даже о ближайших налетах и операциях…

Драко чувствовал себя униженным, растоптанным, червяком. Ему не за что было сражаться, он все потерял, миф, который он распространил вокруг себя, растворялся прямо на глазах… Он глупый мальчишка, который от отчаяния тыкается в разные стороны, и натыкается на тупики, и даже Беллатрикс…

Беллатрикс.

Что беспокоило Драко? Он то точно знал, что Пожиратели те же люди, что и остальные, тоже что-то чувствует и ошибается, и отличается лишь тем, что право на ошибку им никто не давал, и исправлять их они уже не смогут… Что в поведении Беллы было неправильно?

Драко не хотелось об этом думать. Ему было плохо. Он решился…решился…

Драко вновь превратился в человека, встал с пола и, молча, без каких-либо лишних эмоций и мыслей, прошел в соседнюю комнату. Голоса давно смолкли, видимо, они говорили шепотом. Когда же Драко вошел внутрь, шепот вообще прекратился.

Они так изменились. Надо же.

Драко сел в свободное кресло, закинул ногу на ногу, и бесцветным голосом произнес первую пришедшую в голову фразу:

— Здравствуйте. Я Малфой, Драко Малфой.

— Здравствуйте. Я Малфой, Драко Малфой.

— А я Поттер, Гарри Поттер, для ясности, — бесцветным голосом, словно погрузившись в раздумья, произнес Поттер.

Драко неожиданно для самого себя прибодрился и воспылал энтузиазмом. Нет, в его голове не возник дьявольски хитроумный план, как заполучить Поттера, за пару дней до истечения недельного срока, просто… просто ему стало очень-очень легко. Он совершил абсолютно безумную, безрассудную вещь, даже не послушал их разговора, не сделал и попытки, и чувствовал себя превосходно. Терять нечего, так ведь? Они ненавидят его, обязаны ненавидеть, особенно Поттер… Пусть он истинный гриффиндорец, но и ему близки человеческие эмоции – месть, к примеру… Он доставил ему немало неприятных минут, он стал Пожирателем и чуть не убил Дамблдора… да, Поттер должен был презирать его.

Господи, как все легко… Пожиратели, Малфои, люди, все представлялось со стороны невероятно сложной системой, где планы грандиозны и величественны, где слова торжественны и витиеваты, и вход простым смертным заказан. Но все гораздо проще… И чувства в этом мире тьмы тоже присутствуют, и слова вполне обычные, и боль чувствуется точно также, и кровь из ран льется красного цвета…

Это на земле так. Вся эта суета, темная и светлая, предрассудки, вековые традиции и суеверия… Наверху всего этого нет, нет презрения, нет возвышенного… Там просто пусто. Драко почему-то уверился в этом именно сейчас, сидя в гостиной обычных людей, под пристальным взглядом молчавшей троицы, с равнодушным взглядом на их плотно сжатые кулаки, опущенные вниз, в которых наверняка зажаты палочки…

В этот момент что-то в его голове щелкнуло, словно кто-то, уходя, погасил свет в его голове. Это прошло так, как и должно было – резко, неожиданно, без предупреждения. Как в жизни.

Он сошел с ума.

Неспеша… Постепенно. Кусочки мозаики слились воедино. И он наконец-то увидел, что за картинка была там изображена – жуткая, страшная, словно лицо душевнобольного, до смешного ужасное. Пустое.

Драко никогда так не смеялся – не позволяло воспитание, и повода подходящего не было. Он смеялся и смеялся, смотря в серьезные лица этой троицы, и не подозревая, какое смятение вызвал в их рядах. Интересно, почему они ничего не предпринимают?

Что он теряет? Ничего. Хочет ли он умереть на замызганном кровью каменном полу зала Волан-де-Морта? Нет. А во дворе, на аккуратно подстриженной зеленой лужайке? Нехорошо терять такую перспективу.

Кстати, он впервые, кажется, назвал Лорда по имени. Приятно.

Драко обернулся волком за столь короткое мгновение, что сам не почувствовал перехода, лишь когда встал уже на все четыре лапы, он почувствовал резкую боль во всем теле, ощущение было, словно ему сильно дали под дых, но думать об этом было некогда.

Драко-волк с рыком, в котором даже в зверином облике чувствовалось что-то безумное, бросился на Уизли, целясь ему в горло. Поттер был более важной персоной, но тогда это не имело никакого значения.

Первой, как и ожидал Драко, среагировала Гермиона, послав в него заклинание. Какое, он даже не понял, может, и не знал его – эта всезнайка могла выкопать его откуда угодно… Драко отшвырнуло и ударило с размаху о стену, и он с неким непонятным удовлетворением услышал хруст своих косточек. Кровь хлынула из его пасти на идеально вычищенный палас бежевого цвета. Драко отфыркнулся, и, прихрамывая и чуть заваливаясь на правый бок, выбежал из комнаты, спустился по ступенькам, чуть не упав и не ударившись своей волчьей мордой, но удержался. Он ничего не чувствовал ни о чем не думал. Он устал. Он не знал, что так бывает.

Он слышал торопливые шаги за своей спиной, и был уверен, что они пришли его добить, или хотя бы связать, и отправить… нет, уже не в Азкабан, который рухнул… На суд, прямо на суд… Некоторых преступников, ошалевших от внезапной свободы, удалось поймать. Их держали в специально выделенном здании, находящемся под действием сильной магии и тщательно охраняемом аврорами. Всех этих преступников хотели казнить, но пока повременили – может, ждали выгодных предложений от Лорда…

Во дворе силы оставили его тело. Он и не ожидал подобного от этой… грязнокровки…

Они правда изменились.

Драко упал, чувствуя, как тело вновь приобретает человеческие очертания. Теперь он вновь был жалок, свернувшись в позе эмбриона на лужайке. Идеально подстриженной, кстати.

В глазах потемнело, и он предпочел закрыть их. Он услышал, как они все вышли во двор, подошли вплотную и склонились – их прерывистое дыхание опаляло его щеки. В шею ему уперся кончик чьей-то палочки. Драко чисто интуитивно почувствовал, что это палочка Грэйнджер, но проверять не стал.

Он ждал конца.

Он чуть не убил их друга, пусть так нелепо, но он застал их врасплох, и чуть не убил. Он не слышал их голосов. Но Грэйнджер явно что-то произнесла, после чего мир потерял не только краски, но и звуки. Вообще.

Драко снился невероятный сон. Знакомый, но уже невероятный. Он вновь бежал по такой знакомой тропинке, освещаемой неярким, но приятным мягким светом луны, ветви стояли, словно мертвецы, бедняги, умершие от какой-то изнурительной болезни, и просящие пощады у небес.

На этот раз никакие голоса не приказывали ему.

И все-таки все было по-новому… как-то не так…

Драко остановился, резко, словно только сейчас осознал, что он может приказать своим ногам стоять на месте.

Земля здесь была выжженной, но не пожаром…Не было гари, остатков пепелища. Просто все умирало. И… здесь был какой-то порядок.

Казалось, что это место скручивалось в спираль вокруг чего-то очень важного, сильного, и темного… Драко видел вдалеке белое марево, но не знал, что там. Он продолжил свой бег, уже ставший привычным.

И тут началось…

У него вдруг зашумело в голове, назойливо, болезненно. Драко чуть притормозил, ожидая, когда все это прекратится. И во сне вспомнил свой другой сон, где Поттер хищно улыбался ему из-под кровати.

Спасибо хоть, что не на кровати.

Кто-то вдруг приказал воздуху исчезнуть из этого места. Драко беспомощно, словно рыба, открывал и закрывал рот, но воздух не поступал в легкие. Его захлестнула паника, легкие постепенно наполнялись болью, и спустя 10 секунд уже горели огнем. Он крутился, извивался, как змееныш, и сквозь дикую боль чувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Не злой. Пристальный.

Его испытывали, он понял это, просто почувствовал, необъяснимо…

Со следующим вдохом воздух вернулся в легкие. Драко мучила боль, он весь покрылся потом, стекавшим с его лица и волос, назойливо лезущих прямо в глаза. Все болевые ощущение, какие только могли возникнуть и где, прошлись по его телу. Его бросало то в жар, то в холод, тело лихорадило, как при горячке, ему хотелось через крик выплеснуть все это, но он мог выдавить из себя лишь слабые стоны. Его руки беспомощно хватали воздух, словно хотели вцепиться в горло невидимого врага, но там был воздух, только и всего.

Белое марево приближалось. Что-то поднималось. Казалось, что это сама земля поднимается вверх, чтобы показать корчащемуся на земле Драко то, чего он не сможет увидеть.

То здание.

— Да…пропади…все…пропадом!! – смог выговорить он с большим трудом.

Он даже умереть нормально не может, не то, что убить.

Драко умирал, он был уверен в этом.

Умирало не только тело, умирал разум.

Лихорадка, холодный пот, жар, боль, все смешалось в один болевой клубок, опутывающий его своими нитями.

Слезы беспомощности, слезы боли смешивались с потом, и капали на мертвую сухую землю.

— Нну…когда…все…прекратится…пожжаллуйста… — Драко скулил, как щенок, его губы дрожали, безмолвно шепча какие-то полубезумные фразы.

Он начал бредить.

— Дда…Лорд…неделя…яд капал с его клыков…кровь везде…ату их, лови!! Грр… смеются…ррр…эй, ты, подожди, я тоже пойду…папа…папа, я хочу пойти туда…ээй…хрр…где…ххр…отдай, отдай, мой зонтик! Папа, это…рр….

Этот бред с силой выходил из его рта – то повышая тональность, то опускаясь до шепота.

Между тем, он уже мог различить очертания этого величественного здания. Оно действительно поднималось вверх, подавляя и восхищая. Белое марево окутывало его контуры, словно было пришито к зданию.

Может быть, тот гул и звучал где-то там, но Драко его не слышал. Его душил истерический смех – отчасти от болезни, внезапно охватившей его тело и разум, отчасти от того, что он наконец понял, что это за здание, и поражался совей глупости – ну как он мог не узнать его раньше?!

— Ахха…вот бы они удивились…ахх…надой найти свой зонтик…аггр…13 круциатусов, как в старой злой сказке….ррр…ггоо…

Бессвязные горловые звуки вылетали из его горла, словно внутри него сидело какое-то животное.

Но там было не только здание…

Драко словно дали короткую, буквально в 5 секунд передышку, избавив от боли. Он поднял голову и увидел четыре неясных силуэта людей, облаченных в плащи. Одна фигура, кажется, была женской. Она подняла руку и начертила какие-то символы в воздухе, которые превратились в живую картинку, показывающую какое-то помещение… интересно, причем здесь…

Он не успел додумать, пять секунд прошло, и болезнь вновь охватила его тело. Неожиданно все исчезло. И здание, и фигуры, и деревья неожиданно стали втягиваться вниз, под землю, словно кто-то тянул их внизу за корни. Кто-то рывком поставил Драко на ноги, но он никого не увидел.

«Беги, беги, пока можешь… если ты перебежишь мост, Кровь Обреченного не прольется в твою душу… но если нет, ты не избежишь их судьбы»…

Было что-то странное в этом предостережении, в этом голосе, возникшем из ниоткуда.

Казалось, не было никакого варианта с положительным результатом…только плохо и еще хуже. Неясно было, где финал.

Умный человек всегда выбирает из двух зол – меньшее…

Мудрый человек не выбирает ни одного…

А Драко Малфой положился на свою судьбу…

Шатаясь из стороны в сторону, падая и вставая, он шел туда, где недавно находилось здание. Теперь же на том месте была лишь поляна, которую пересекали ручьи, расположенные весьма странным образом… Их было около 9, они находились параллельно друг другу, пересекая поляну поперек, им не было видно ни конца, ни края, и больше они были похожи на барьеры, чем на ручьи.

Испытание. Начали.

Первый ручей он преодолел почти с блеском, видимо, собрав остатки уходящей силы, лишь чуть-чуть подался вперед, но успел упереться руками и не упасть. Ручей был не шире метра. Второй прыжок прошел не столь гладко. Когда Драко перепрыгивал через второй ручей, весь больной и изможденный, словно болел не полчаса, а месяц, он видел сероватые камушки на дне, которое, в общем-то, начиналось там же, где и кончалось. Но когда он упал в ледяную воду, он почувствовал, как его тело проваливается вниз, уходит под воду, оказавшуюся вдруг какой-то густой и вязкой, словно мягкий пластилин. Он принялся отчаянно хвататься за землю, за мертвые иссохшие травинки, которые рассыпались прямо в его руках, и никак не мог выбраться.

Ему помогли.

Кто-то уже во второй раз подхватил его за шиворот и вытащил ровно настолько, чтобы он не провалился с головой и мог выбраться.

Он и выбрался.

Около третьего ручья силы окончательно и бесповоротно покинули его. И он подумал, что больше никогда даже не сдвинется с места.

И он все понял, все, что надо было…

Это просто насмешка, кого-то очень мудрого, очень сильного и очень равнодушного. Кто-то сделал выбор, и, чтобы все выглядело достойно и справедливо, дал выбор и ему. Пожалуйста, пересеки мост, который виднелся вдали, и уходил в неизвестном направлении, растворяясь дальним концом в тумане, пересеки – и ты свободен, вот он выбор… болен? Не можешь двигаться? Ну что ж, не судьба, значит…

От этого было еще более мерзко. Драко чувствовал светлую силу, и темную подлость.

«Сидели две девочки – хорошая и плохая — на скамейке, и плевались в прохожих, на спор. Плохая девочка попала 4 раза, хорошая девочка – 9 раз.

Мораль: добро всегда побеждает зло».

Бесполезно. Только трата времени. Драко смирился. Словно почувствовав это, кто-то легонько приподнял с его земли, и, судя по тому, что «легонько», этот кто-то был очень сильным. Его тело поднималось высоко в небо с угрожающей высотой, да и неба-то уже никакого не было, одна серая мгла, похожая на туман.

Это был не сон. Во сне так не орут.

А когда некто переносил его через эту реальность в другую, в другой сон, его тело сотрясалось от дикого крика, вырвавшегося из его нутра, нечеловеческого, безумного, так не кричали бы и от сотни Круциатусов, если бы могли их вытерпеть… Он чувствовал, как сгорает и слезает с его тела кожица, словно по его телу вверх-вниз быстро-быстро проводили лезвием ножа…

В настоящем сне все было проще… Он кричал, катался по земле, отплевывался какой-то жуткой гадостью, кровью, слюной, тягучей, желтого цвета, и кричал, с хрипом, с болью… Чья-то рука нежно опустилась ему на рот, он открыл глаза и увидел смутные очертания девушки. Драко не знал, где он лежит, где находится, но девушки там явно не предполагалось… он с трудом подавил крик, позволяя боли прорываться сквозь слезы, беспрерывно стекающие с его щек. Казалось, обычное прикосновение женской руки, а она, как вы поняли, была женской, успокоила боль, слегка погасила пламя, как это делают люди, пытающиеся унять пожар своими средствами.

Он вцепился в эту руку с обезумившим диким взглядом, не выпуская, чувствуя, что там его спасение… только бы она не бросила его, не отвернулась…

— Не надо…нне надо – вымученно произнес он, наконец-то окончательно просыпаясь…

…Он очнулся в какой-то полутемной комнате, с тяжелыми задернутыми шторами сочного багрового цвета, лежа на кровати, заботливо укрытый одеялом. Вокруг сидели люди, скрытые тенью, но узнать их было несложно – Поттер, Уизли и… и Аластер Грюм. На удивление сил не хватало. И рука женская тоже была настоящей, только и не женская она была вовсе, а рука девушки. Даже девочки. В одну он судорожно вцепился и не отпускал, другая покоилась на его лбу, придерживая мокрую повязку, призванную унять жар.

Драко и не думал, что эта тонкая, красивая ручка могла принадлежать Грэйнджер. Нет, может быть, даже Гермионе… она спасла его из ада. У нее было столь испуганное и ошарашенное выражение на лице, что Драко стало не по себе – что он мог выдать важного, находясь в полусознательном бреду?..

— Ты жив, — утвердительно произнес Аластер своим грубым голосом, в котором, однако, Драко не почувствовал и грамма презрения.

И все же он был Малфоем.

— Да уж вижу, что не в раю… Вы же здесь, – ответил он, тоже утвердительно и спокойно. Без лишних эмоций.

Аластер ухмыльнулся, как бы говоря «знаем мы вас, знаем».

Драко поймал себя на том, что все еще держит Грэйнджер за руку, но опускать ее решительно не хотелось, как бы постыдно не было этого признавать. Ему казалось, что стоит ему отпустить ее руку, как боль вновь вернется, но сказать об этом ей у него бы язык не повернулся… поэтому он просто с мольбой посмотрел на нее, и она все поняла, оставив свою руку в его руке, хотя, как думал Драко, навряд ли ей это должно было быть очень приятно.

Наступила неловкая тишина, словно они все были актерами в пьесе, режиссер придумал новый ход сценария, и вот-вот должен был появиться с новым листочком со словами.

— С возвращением, Малфой, — первым нарушил тишину Поттер.

Драко молчал. Да и что он мог сказать? Спасибо? Это было бы абсурдом… Да и не за что было говорить спасибо.

Надо было оставить его умирать.

Эти гриффиндорцы… не такие уж и пустые слова об их «добром открытом сердце» и «смелости». Может, если бы он все-таки убил Дамблдора, у них с Поттером был бы другой разговор, но он этого не сделал, и сейчас наверняка выглядел в его глазах чуть ли не жертвой…

Драко все же выпустил руку Грэйнджер из своей, и чуть приподнялся на локтях, тут же отшатнувшись назад. Лишь через секунд пять он осознал, что то, что он увидел, это было всего лишь зеркало – но что он увидел в его отражении!

Парня лет 16 на вид, худого, с изможденным, бледным, переходящим в серое, лицом, впавшими щеками, темными мешками под глазами – словно карикатурный герой из анекдота… Его глаза были похожи на глаза мертвого человека, и его самого это испугало. И примерно тоже самое читалось в глазах сидящих.

Даже у Уизли на лице читалось отвращение и жалость одновременно.

Драко и не думал начинать этот разговор первым. Пусть они ищут выход из положения.

— Чего ты добивался? Какое задание ты получил? – начал свой «мягкий» допрос Грюм. Оба его глаза – и магический и обычный, были устремлены на Драко, и, казалось, сканировали его, пытаясь обнаружить подвох и ложь.

— Убить Поттера, его друзей, отрубить голову Поттеру и принести ее на блюдечке Лорду – Драко решил поиграть в «плохого мальчика», и заметил, что слово «Лорд» произносить стало сложнее.

Грюм усмехнулся. Разумеется, он знал, что Драко лжет, да и сам многого не знает… Лорд посылает мальчишку, провалившего задание, устранить Поттера? И его друзей? Да это было бы последним, что сделал бы Лорд в своей жизни… Значит, все не так просто…

Но допрос нужно продолжать, не сильно давить и дать понять, что все отлично или так будет, нужно только не молчать, а говорить, говорить, говорить. Хотя тот факт, что он все же чуть не вцепился в горло Уизли, их… мягко говоря насторожил.

— Я не собираюсь вам ничего рассказывать. Это и ваша война тоже. Допытывайтесь сами, пытайте меня, если хотите, сам я ничего не скажу. Я не просил вас оставлять меня в живых. Может, я и пришел за этим? – Драко говорил и говорил, а они наверно даже и не подозревали, что он не лжет им сейчас – он правда пришел умирать. – Мне дали задание убить Поттера и принести его голову или любую другую часть тела, но то, что это задание верно до конца, и что это все, мне никто не говорил. Я не знаю планов Лорда. Я ничего не знаю, и ничего не скажу вам. Делайте со мной, что хотите. Мне нечего добавить, — Драко с ужасом слушал свой голос со стороны. Может, у него началось раздвоение личности? Одна личность бесцветным голосом говорила что-то своим… врагам, пожалуй, а другая слушала это со стороны и ужасалась – эта обреченность, это разочарование и безысходность – все это звучит в его голосе? В голосе Драко Малфоя, который еще каких-то пару лет назад считал свою жизнь идеальной и безоблачной? Или это был кто-то другой?

Самое ужасное, что они тоже это почувствовали. Это был бесполезный допрос. Допрос трупа.

Им было его жаль.

Драко отвернулся от них и уставился в стенку напротив себя. Эта комната не была столь уж вылизанной, как все остальные, и, скорее всего, принадлежала либо Поттеру, либо… да просто комната. Какая разница.

Они вышли, все до единого, закрыв за собой дверь. На ключ. Разумеется, ему некуда было деваться, он бы не трангрессировал и под страхом смерти…

Хорошо, что они не видели его лица. Когда они уже закрывали за собой дверь, видимо, выходя посовещаться, они не видели выражения лица Драко… Он смотрел в пустоту и видел в ней нечто большее… нечто родное. Так смотрит ребенок в лицо матери, которую он не видел с самого рождения. На его губах играла улыбка, словно существовавшая отдельно от разума, потому что в глазах его была боль. Безысходность.

И маленькие искорки безумия.

— Что с ним? – чуть поежившись, словно от холодного порыва ветра, спросил Рон у Грюма.

Он молчал некоторое время, смотря на свои руки, покоящиеся на столе, словно на них были написаны ответы на все их вопросы.

— Сломался он. Не знаю, что там произошло, но кто-то попытался его сломать. Зачем? Другой вопрос… По головке не погладили его, явно… Может, применили психологические приемы, такие незаметные, как иголочки, но если постепенно увеличить число уколов… С заданием еще предстоит разобраться… Не могу отрицать, что ему дали задание убить тебя, Гарри… другое дело – что действительно скрывается за всем этим… Скорее всего, к нему приставлены шпионы, Пожиратели, или за ним следят каким-то иным способом. Почему-то Он уверен, что Драко сыграет какую-то важную роль в дальнейших событиях, иначе бы он давно его убил, без лишних слов… Мы, видимо, многого не знаем еще, Гарри… — Грюм размышлял вслух, обращаясь ко всем сразу. Видимо, в его голове была не одна мысль на это счет, но он старался все обобщить и подвести итоги.

— Он нам что-нибудь расскажет? – поинтересовалась Гермиона.

— Хм… все зависит от него, и от нас. Парень не хочет жить… это видно. Чувствуется. Не хочет продолжать битву, и главное, не знает, на чьей стороне ему сражаться… Все смешалось в одно… Господи, скольким еще подобные мысли приходили в голову, сколько их добровольно уходили отсюда, осознав, что мировые силы варятся в одном котле, без черного и белого….разве что позже осознают… — все сказанное Грюмом было мало понятно друзьям, он скорее говорил это больше самому себе, вспоминая какие-то происшествия, которыми была богата его насыщенная жизнь аврора.

— Тогда, попробуем вытащить его из этой бездны и попытаться привлечь к… нашей стороне. Разузнать все, — принялась предлагать Гермиона, как всегда основывая свои принципы на гуманном отношении вообще к любой божьей и не совсем, твари.

— Сделать из него двойного агента? – с сомнением протянул Рон.

— Ну, не обязательно… мы не можем за него рисковать его жизнью… Он сам должен решить. Для начала пусть хотя бы выживет. В таком состоянии проку от него, что от мертвого… — возразила Гермиона. – Мне так страшно стало… когда он принялся весь этот бред выкрикивать… плакал…и кричал, будто ему делали больно…что это могло быть?.. — Гермиону передернуло, словно она сама все это на себе испытала.

— Может быть, следствия стресса или психологического давления… вполне может быть. Пусть сам нам расскажет… — устало добавил Грюм. В его голове было множество разных мыслей, опасений и догадок. Но самое важное – им нужно уходить отсюда. В более безопасное место, под защиту Ордена, хочет этого Гарри или нет… творится нечто невероятное и непонятное никому, и с этим предстоит разобраться, разложить все по полочкам. И надо решать, что делать с Малфоем… Если его Хозяин будет звать их, Пожирателей, то он обязан будет появиться – Черная Метка живо напомнит ему его место, а избавиться от нее или «приглушить» действие на время невозможно. Может, практически невозможно… Надо подумать… Только бы парень не сломался совсем. Грюм чувствовал, что он им нужен. Поэтому он и откликнулся первым на зов помощи Гарри – остальные бы просто могли не понять, тем более смешно было бы привлекать Авроров – Драко, разумеется, разыскивали, и они бы попытались надавить на него. Результат был бы плачевным.

— Гарри… думаю, ты уже понял, что я хочу сказать… За нами могут следить, ты знаешь, хоть дементоры неожиданно притихли, это может быть лишь временным затишьем – за нами наверняка следят прислужники Того-кого-нельзя-называть… Кто именно – я не знаю… Тебе придется пойти под защиту Ордена… Иначе ты поставишь под угрозу всех – начал говорить Грюм. Впрочем, последняя фраза даже была излишней – Гарри очень болезненно реагировал на замечания подобного рода.

— Я понимаю… так и поступим. Только решим, что с Малфоем сделать. Все-таки на нем Метка, значит, он зависит от обстоятельств… — Гарри вопросительно посмотрел сначала на Грюма, потом на остальных.

Гермиона первой встала со стула и направилась в комнату, в которой они закрыли Малфоя. Герми аккуратно открыла дверь – ключ бесшумно повернулся в замке – и увидела его, сидящего в той же позе, что они его и покинули. Это не придало ей надежды, но надо было что-то делать.

— Ты что-нибудь хочешь? Ну, поесть… поговорить, — нелепо предложила Гермиона. Она просто не понимала, что нужно делать в такой ситуации. Она вспомнила, как он вцепился в ее руку, как кричал…

— Спасибо. Ничего не надо, — равнодушно произнес Драко.

Гермиона аккуратно присела на краешек постели, рассматривая Малфоя. Ей еще ни разу не приводилось случая посмотреть на него… с такого ракурса. Гермиона не испытывала к нему ненависти – просто не за что было. Он не сделал ровным счетом ничего такого, за что его можно было ненавидеть – ненавидеть можно либо равного себе, либо высшего, а Драко был таким по воле обстоятельств, в нем чувствовалась некая слабость, выражающаяся в том, что его желания могли не соответствовать тому, что он обязан был делать. А уж то, в каком виде он был сейчас, окончательно растопило лед в ее сердце. Он представлялся ей потерявшимся щенком, которого надо было выходить. Если бы он был ее другом, она бы, наверно, обняла его, по дружески, сказала бы множество слов, имеющих значение и абсолютно не важных… Но между ними все еще было огромное расстояние, которое могло либо расшириться, если они узнают нечто нехорошее… либо сузиться, если он сделает нужный выбор. Это был первый день, когда она могла относиться к Малфою так, как относилась сейчас. Он как-то плавно влился в их ставшую немного сумасшедшей жизнь, так плавно, как втекает приток в реку.

Будь что будет.

— Ты не должен сдаваться. Мы оставляем выбор за тобой, он может быть любым… Мы будем ждать, но не имеем права указывать тебе, ломать тебя против воли, да и не в наших это силах… Просто реши, что ты хочешь, и что ты можешь, а выход всегда найдется… у нас…у нас все по-другому, с Гарри, Роном… Мы привыкли, мы словно одна составляющие части одной большой машины, мы связаны… — Гермиона на мгновение замолчала, бросив взгляд на глубокий шрам на своей руке, она рассказывала одновременно Малфою, который неожиданно внимательно слушал ее, и самой себе. В общем-то, впервые появился человек, которому она просто могла это объяснить – Гарри и Рон были слишком близки, слишком понятны, а разговаривать с самой собой… это было страшно. Поэтому она рассказывала ему.

— Мы связаны. Единое целое. У нас нет четких планов, лично у нас, да, я думаю, ни у кого их нет, ни одна война не может быть строго расписана по плану – мы оперируем чужими жизнями, а здесь не может быть плана… Но мы надеемся, верим, стремимся… И мы вместе. Но нам нужна поддержка… Всегда. Идеи. Надежды. Новые символы. Неважно… от кого ни придут… — Гермиона закончила и сама удивилась своим словам. Как же все меняется… куда убежать, скрыться от этого…

— Гермиона, — она вздрогнула, услышав свое имя в устах Малфоя. – Гермиона… помоги мне. Помогите мне. Я сделаю выбор… еще раз. Я вложу… Но помогите.

Он умолял, просил, говорил и приказывал… И она согласилась. Как и все они.

Это война.

«Это война… Каждый – пешка на своей клеточке. Два короля. Каждый окружен своими и чужими. И чья-то рука сверху раздает приказы, указывая, куда должна перейти следующая пешка, даже если она сама об этом не знает. Король – он тоже пешка, просто у него больше шансов. Они борются в мире, о котором ничего не знают. Это временное явление, рано или поздно, когда материя сойдется воедино, все встанет на свои места. Все определится.

И начнется новая эпоха».

Несколько пар равнодушных глаз взирали на этот мир сверху вниз, проклиная и даря жизнь.

Жизнь – это змей, пожирающий свой собственный хвост, умирающий и заново возрождающий себя. Это бесконечно. Это незыблемо.

Время.

— Ты… ты уверен? – чуть дрожащим голосом переспросила Гермиона у Драко.

— А у меня богатый выбор? Не думай, при других обстоятельствах я бы никогда не сделал того, что собираюсь. Мне бы просто не пришло это в голову, — жестко ответил он ей.

И это наверняка было так.

Гермиона позвала Гарри с Роном, чтобы они помогли Драко встать. Он хотел, чтобы они поговорили в комнате, а не на кровати, словно он мертвец.

Они аккуратно взяли его под локти с обеих сторон, и повели в комнату. Это оказалось довольно легко – Драко был сильно изможден и явно убавил в весе, так что, не смотря на свой рост, он был легким.

Они сели в том же порядке, только теперь справа от Гермионы сидел Драко. Он смотрел прямо в лицо Грюму.

— Расскажи нам все. Все что посчитаешь нужным, — поправился Грюм, поразмыслив.

— Все сначала?.. Не знаю… многое произошло… вроде… Лорд вызывал меня к себе… я думал, чтобы убить… а он дал мне задание… так, пара Круциатусов перед этим, и задание…и матери досталось…он ее в темницу взял… сказал, что у меня есть две недели на то, чтобы найти Поттера… сказал, что по истечении половины срока, то есть через неделю, уже завтра, вызовет меня вновь… и если я ничего не сообщу, убьет мать… глупо, конечно…я потом подслушал разговор… отца и Лорда… отец был возмущен, что мне сохранили жизнь… а Лорд посмеялся и сказал, что все не так просто… что я не один… что-то в этом роде… не помню…я выследил вас в магазине близнецов… Поттер сказал, что вы уезжаете…я не знал куда…а Беллатрикс, — Драко вздрогнул, прочитав на лице Гарри отвращение и ненависть к самому себе, и продолжил. – Она сказала мне адрес маггловского дома… я не знаю, откуда она его узнала! Мне и не важно было, я спешил… а потом… потом вы знаете, — закончил Драко.

— Ну а на меня то ты зачем напал? – возмущенно спросил Рон.

— Не знаю, — спокойно ответил Драко, глядя своими водянистыми глазами прямо в глаза Рона. Он не выдержал и отвел глаза, упрямо поджав губы, но ничего не сказал.

— Ты не замечал слежки за собой? – спросил Грюм.

— Нет… ни разу… даже намека на слежку… хотя я и не старался заметить, наверняка же кто-то следил, — пожал плечами Драко. Он чувствовал сильную слабость в теле, и еле преодолевал желание просто взять и лечь на пол, прямо сейчас.

— Ты… болен? — решилась спросить Гермиона.

Драко задумчиво посмотрел на нее, и с его губ слетел едва слышный смешок, который он не успел сдержать. Нет, честное слово, он, Драко Малфой, сидит в одной комнате со своими «врагами», разговаривает и пытается что-то объяснить девушке, к которой до этого иначе как «грязнокровка» он не обращался. Как все меняется… И ведь это кажется абсолютно нормальным. Естественным.

— Не знаю… у меня был… приступ в Имении, после задания…я списал на стресс, или что там еще… меня часто мучил кошмар, один и тот же…и было плохо… потом вот сейчас… я не знаю, мне было плохо во сне, или из-за сна… — попытался объяснить все Драко.

— Сон? – Гермиона подалась вперед, бросив быстрый взгляд на Гарри. Вот уж кто специалист по снам… Они явно все заинтересовались.

— Ну… во сне я бежал по дороге… пусто было…ночь… все мертвое…и такое… знаете, такие сны наверное только больным снятся… вроде все происходящее нереально, но сюжет, малейшие детали пописаны с такой точностью, что невольно начинаешь верить в реальность происходящего… Я не сразу увидел, к чему бегу, только в последнем сне… это был Хогвартс. Да, Хогвартс… я слышал гул, голоса…какой-то свет… мне было очень… больно было. Потом боль на мгновение отпустила, и я увидел четыре силуэта в мантиях… черных… Одна их фигур кажется, была женской. Она принялась чертить символы в воздухе, и я увидел живую картинку… я только сейчас понял… это одна из комнат в наше Имении… там отец держал старинные вещи, которые передаются у нас из поколения в поколение, купленные или… украденные. Но я не понимал, к чему это все… а потом опять боль…все исчезло и появились ручьи…

Драко дальше вкратце описал конец сна, лишь «отпустив» некоторые подробности, вроде руки спасшей его девушки. И еще он не помнил слов… только что-то про кровь обреченного, и все.

Они все явно были шокированы. Они что, уверены, что это не просто сон, и он что-то изменит? И сам Драко что-то вроде символа надежды?

Он посмотрел в их напряженные лица и чуть не расхохотался. Боже, верят, конечно верят! Они верят! Как нелепо, черт подери… Ну что ему сказать им?!..

— Это… это навряд ли просто сон, — робко произнесла Герми. Ее большие карие глаза были широко распахнуты, и она стала похожа на ребенка, что совсем не вязалось с немного агрессивной короткой стрижкой, которую она себе сделала – и как только решилась? – и Драко это позабавило.

— Мне раньше снились… необычные сны. Думаю, стоит над ним призадуматься. Может, что-нибудь в книгах поищем, про кровь обреченного… звучит, чуть ли не как ингредиент для заклятия, — сказал Поттер.

Разговор на несколько минут прекратился. Они думали.

— Малфой, опиши вкратце, как там обстоят дела в Имении? – попросил, наконец, Грюм.

— Ну… Имение стало Резиденцией Зла… Лорд поселился там. И все прочие Пожиратели тоже… И преступники, сбежавшие из Азкабана – те, кто смогли, пришли туда. Они собираются в Зале, когда есть какой-то план, проверка… так вот… — пояснил Драко.

— Ну а защитные заклинания? Сильные?

— Ха… а их нет, — рассмеялся Драко, и веселые искорки засверкали в его голубых глазах.

— То есть?!

— Ну, Лорд, я понимаю, просто сошел с ума… он всегда был очень осторожен, очень… а тут… отменил заклинание, не позволяющее трангрессировать чужакам. В принципе, адрес то Имения не каждый знает, но если это не так, то вы можете туда трангрессировать… и вас встретят с распростертыми объятиями, заклинаниями и проклятиями, — перечислил Драко.

— Маленькая шалость Лорда… забавно… мы еще вернемся к этому… — кивнул Грюм, вставая с места.

— Итак… нам пора. В штаб ОФ.

— Куда? – спросил Драко.

— В штаб ОФ… через камин… мы откроем тебе самый наш важный секрет… надеюсь, оценишь, – серьезно сказал Грюм, подзывая всех к себе.

Они сказали ему адрес, он автоматически бросил порох, не успев задуматься над тем, что это за место-то такое.

И они перенеслись.

… Лорд сидел в кресле, наблюдая за тем, как извивается какое-то существо в пламени огня. Его красные язычки лизали чешуйчатую кожу существа, которое было похоже на ящерицу, но вместо глаз у нее сверкали два камешка.

Он тихо засмеялся, протягивая руку к костру – ящерка вылезла из огня и перебралась к нему на палец, обвившись вокруг пальца, схватилась своими маленькими острыми зубками за свой хвост и замерла, теперь ничем не отличаясь от кольца.

Лорд тяжело дышал. Ему было тяжело от силы, перетекающей в его тело из… от перетекающей силы.

Он сидел в кресле и пытался отгадать загадку. Да, загадку. С подсказкой, зашифрованной в самой загадке, началом и концом, и без ответа. Загадка была до сложного легкой, и очень важной.

А еще другой частичкой сознания он наблюдал за тем, как Драко, Поттер, Грэйнджер, Уизли и Грюм отправляются в свой Очень Секретный Штаб Феникса, и засмеялся.

Он не будет им мешать, нет… скоро они все узнают сами, времени осталось так мало…

Том Реддл прикрыл глаза, размышляя. Он словно спал, но мысли не прекращали свой ход.

Он вспомнил море… приют…то, что не хотел вспоминать никогда, то, чего боялся. Он не считал, что это произошло с ним… Том Реддл погиб тогда, утонул в море, а он Величайший Темный Волшебник, Волан-де-Морт… да… а эта комната… тот человек… предсказание и выбор… он согласился…

Это не было обманом. И не было хитростью. Это было жизнью.

Он получил и силу, и власть, стал Избранным, но разве кто-то сказал ему, что она же станет причиной его краха? Его смерти? Слишком много власти иметь опасно… его отбросили из реальности… а теперь он вернулся… чтобы уйти вновь! Он чувствовал, каждый день, как Сила течет по его разлагающемуся телу, разрушая его. Скоро она вырвется… но перед этим… перед этим…

Надо отгадать загадку. Надо закончить игру. Все думают, что у него есть далеко идущие планы, огромная сила и мощь? Идея? Они так думают? Пусть… так будет приятнее…

Прозрачная капля стекла по его щеке и упала на ссохшуюся руку. Разумеется, он не плакал – Лорд не умел этого, да и не было причин мертвому телу и разуму плакать.

Это была злость. Это была эмоция, все его эмоции, заключенные в одной капли, эмоции, которые он положил на алтарь Зла и Добра, на алтарь Энергии… и теперь получает итог…

Страшно? Непонятно?

Скоро все решится.

Скоро вы все всё поймете.

Обещаю.

Драко удивленно озирался по сторонам. Ничего себе!.. Это штаб… ОФ, они сказали? Что это значит?

Дом, в котором он очутился, поражал своим мрачным дизайном. Тяжелая старинная мебель, картины в дорогих позолоченных оправах, стены, украшенные лепниной – все это невольно подавляло. Драко мог представить что-то подобное у себя в Имении, но в штабе «добрых» волшебников?

— Знаешь, что было у живущих здесь людей? – тихо спросила Гермиона, обращаясь именно к нему.

— Депрессия? – предположил Драко.

— Хм… я наверное, не так задала вопрос… Они носили фамилию Блэк, — мрачно пояснила Грэйнджер.

— Это дом Блэков? – вопрос прозвучал слишком громко, и все повернулись к нему.

— Да. Он достался мне от Сириуса, моего крестного, в наследство, — ответил ему Гарри, и Драко стало неприятно от появившегося на его лице выражения тоски, которое тут же скрылось за маской непроницаемости. Драко никогда бы не подумал, что Гарри может быть в чем-то похожим на него. И еще он отчасти чувствовал и свою вину – Беллатрикс была его тетей…

Черт, он, Малфой, чувствует свою вину за то, что его тетя убила Блэка, являвшегося родственником Поттеру? Да это же набор самых убийственных имен для Драко!

Повисла неловкая пауза, и они все отвели глаз друг от друга, словно не пришли сюда вместе.

— Ладно, пройдемте в комнату, вы наверное все проголодались, — нарушил тишину Грюм, и мягко подтолкнул Драко в нужном направлении.

Они прошли по длинному коридору и очутились в столовой, не такой мрачной, как предыдущая комната, но лишь за счет того, что, судя по всему, часть мебели отсюда вынесли, и некоторых портретов на стене тоже недоставало – осталась лишь черная рамка.

Они сели за стол и уставились на свои руки, каждый, словно кто-то отдал им приказ. Говорить было не о чем. Интересно, они сами-то хоть осознают, что сейчас сидят в одной комнате с Драко Малфоем, свои давним врагом, и собираются вместе отобедать?.. Похоже, что не особо, в противном случае с воплями «Малфой», они бы похватали палочки и связали его, забросив в темницу…

Эльфы принесли обед, и, почувствовав некоторое облегчение, они приступили к еде. Драко, попробовав первый кусочек принесенного блюда – мяса, заправленного каким-то соусом, даже удивился – вкус пищи казался чем-то чужеродным, лишним, так давно уже он не ел по нормальному…

Тишину нарушали лишь звяканье вилок. Казалось, им всем хочется, чтобы обед никогда не кончился, и они так бы и не приступили к обсуждению дел, но все кончается, тарелки унесли, и они вновь сидели за столом, тупо уставившись на свои руки. Драко это начало надоедать, и он, подняв голову, произнес:

— Что вы собираетесь делать?

— Я бы рискнул предположить, что «мы» что-то собираемся делать – хотя поверь, осознание этого факта причиняет мне невыносимые душевные муки, – с невинным видом произнес Рон. Видимо, решив, что его врагу получше, он вернулся к старому… Хотя подождите, они что, поменялись местами – теперь Уизли нападает первым?..

— Спасибо, Уизли, что сообщил, мне приятно. – Я имею ввиду что теперь это «мы», а не про твои душевные муки, — с неизменившимся выражением на лице произнес Драко, вызвав подозрительный взгляд Уизли.

— Только не надо все заново! – вздохнув, произнесла Гермиона, уж было решившая, что все пройдет гладко, и они теперь заживут одной большой дружной семьей… ха…

— И еще, я не закончил… Я знаю, как можно справиться с Волан-де-Мортом, — произнес Драко свои спокойным ледяным голосом, впервые за долгие дни в полную силу почувствовав себя Малфоем.

— И еще, я не закончил… Я знаю, как можно справиться с Волан-де-Мортом, — произнес Драко свои спокойным ледяным голосом, впервые за долгие дни в полную силу почувствовав себя Малфоем.

За столом воцарилась тишина. Рон неловко покашлял и произнес:

— Мы тоже.

С каких это пор он начал проявлять инициативу?

— Значит, я знаю больше вас, — усмехнувшись, произнес Драко, и, кажется, именно эта его фраза и никакая другая дала им почувствовать в полной мере, что Драко Малфой постепенно возвращается.

Гарри посмотрел Драко прямо в глаза, словно вызывая его на мысленный поединок, и, разумеется, Драко не отвел взгляда. Они сканировали друг друга, каждый осознавая, что они все еще враги, все еще не друзья, и вся эта ситуация – лишь воля обстоятельств.

— Мне надо поговорить с тобой. Наедине, — произнес Гарри твердым голосом, и у него сделался какой-то отрешенный вид, словно он принял для себя очень важное решение. Рон хотел было воспротивиться, но Гермиона предостерегающе схватила его за руку и покачала головой.

Драко встал и выставил руку, как бы спрашивая, куда им следовать?..

Они с Гарри вышли из столовой, оставив друзей наедине, и направились по коридорам в одну из многочисленных комнат дома Блэков. Здесь, в общем-то, было ненамного мрачнее Имения Малфоев, особенно с учетом того, что Драко уже привык.

Пройдя в комнату, Драко в первую очередь осмотрелся. Тяжелый диван, обитый тканью глубоко бордового цвета, письменный стол внушительных размеров из черного дерева, пара кресел… впечатляет.

Гарри сел в кресло, жестом приглашая Драко сделать то же самое. Малфой ухмыльнулся и сел за стул, стоящий около письменного стола, как бы говоря «Ну, что скажешь Поттер, слабо тебе выгнать меня?». Гарри даже не улыбнулся и вообще не выражал каких-либо эмоций, словно каменный истукан. Драко это раздражало, но он решил, что у того на это есть веские причины.

— Что ты думаешь о своем сне? – спросил Гарри, и Драко в раздражении закатил глаз – да что они пристали с этим сном! Хотя… считает ли он сам его обычным? Вряд ли… но ему казалось, что это нечто очень личное, очень…

— А что я могу думать? Сон как сон… ну, не совсем разумеется, но с бешеным видом расхаживать по дому и выкрикивать «о, боги, у меня было видение!» я не собираюсь, Поттер… Если тебя что-то конкретное волнуют… спроси, — бросил Драко, и с его лица не сходила ухмылка, так знакомая Гарри по предыдущим школьным годам… Если бы он знал Драко, если бы хоть кто-нибудь знал Драко, он бы понял, что это лишь защитная маска, за которой он хочет скрыть смятение и осознание того факта, что перед чем-то он абсолютно бессилен.

— Я не могу выпытывать у тебя что-то… Хотя если так поразмышлять, мы теперь связаны. Ты знаешь адрес штаба, и мы не можем отпустить тебя просто так… Спрятать тебя в темницу было бы наиболее гуманно, и удовлетворило бы наши… скрытые желания. Я конечно имею виду, желания защититься от врага, — поспешно добавил он, увидев, какое выражение появилось на лице у Драко.

— Не уж то доверяешь мне, Поттер? Вот так просто? Я пришел, раскаялся, рассказал и… на следующий день пригласил на вашу вечеринку в ОФ парочку Пожирателей смерти? А, что скажешь? – спросил Драко, и он готов был поклясться, что Поттер уже мечтает о том, чтобы стереть с его лица эту ухмылку – тем приятнее…

Гарри неопределенно пожал плечами, и Драко подумал о том, что, не смотря на всевозможные беды, выпадшие на его участь, он до отвращения наивен.

Оказывается, и он мог ошибаться…

— Я на секунду. Подожди меня здесь, Малфой, — попросил Гарри и вышел из комнаты. Драко со скучающим выражением на лице осматривал комнату в поисках чего-то интересного.

— Хорошо, только если я трангрессирую и вернусь с парой Пожирателей, не держи зла! – бросил ему в спину Драко, но ответом ему была тишина. Как угодно.

Драко склонился над какой-то статуэткой, стоящей на столе и привлекшей его внимание, как дверь снова распахнулась.

— Быстро ты, Пот… — начал было он, и замолк, подняв голову. В комнату вошла Грэйнджер.

У Драко невольно мурашки прошлись по коже – он вспомнил свой сон… Это был такой короткий эпизод, казалось бы, не важный, но он порой готов был поклясться, что в нем смысла! было больше, чем в остальной части сна… Впрочем, проводить параллель между сном и этой девчонкой, что стоит перед ним, было тяжело. Драко на всякий случай осмотрел ее со всех сторон, вызвав чуть раздраженный взгляд Грэйнджер, чтобы проверить свою реакцию – не увидит ли он колоссальных изменений, не покажутся ли ему ее глаза необыкновенно прекрасными, движения грациозными, а волосы – пушистыми, словно… Ах да, она же остригла себе волосы…

Тест пройден. Нет, все та же Грэйнджер.

— Вы говорили о чем-то важном? – спросила Гермиона, и Драко не без удовлетворения обнаружил, что ей неловко перед ним, но уж никак не ему.

— Нет, мы обсуждали, сколько бутербродов возьмем на завтрашний пикник… Разумеется, мы говорили о чем-то важном! – фыркнул Драко, автоматически пригладив волосы, выглядящие наверное, еще так…

Гермиона обиженно поджала губы и приблизилась к нему поближе. Он не нашел в ее маневре чего-то подозрительного, и вернулся к осмотру найденной статуэтки – это был шар, в который было заключено какое-то здание, и в нем шел заколдованный снег – и вовсе не оригинально, а здание очень знакомое…

— А что это? – спросил он у Гермионы, абсолютно не стесняясь того, по какому поводу обращался к ней до этого – Гермиона могла бы позавидовать этому.

— Это Хогвартс – до своей реконструкции… На самом деле раньше здание выглядело по-другому, но Основатели в определенный момент времени переделали здание, добавив несколько башен и уничтожив… вот эти – она подошла прямо к столу и пальчиком указала, что было уничтожено, и не заметила, как почти что склонилась над ним, и если бы ее волосы были такими же длинными, они бы скрыли его лицо. Или это он не заметил.

Рука Гермионы придвинулась к его руке – и, резко дернувшись, он отскочил от нее, тараща глаза.

— ТЫ меня уколола! – с возмущением выкрикнул он, на секунду потеряв свое самообладание.

Драко перевел взгляд на свою руку и обомлел – тоненький, буквально пару миллиметров, браслет обвивал его руку и слабо пульсировал. Браслет был абсолютно обыкновенным, сделанный из металла похожего на серебро.

— Нет, Грэйнджер, это же не то, что я думаю… — с надеждой произнес он, просвечивая ее насквозь своими холодными серыми глазами.

— Именно то, что ты думаешь, — заверила его Гермиона, радостно улыбаясь. В комнату вошел Поттер и тоже улыбнулся, и Драко стало совсем уж тошно.

— Заговор, — прошипел он. – Чертов заговор! Что это все значит? Вы напялили на меня браслет Адель! – возмущенно завопил он, смотря на этих двоих так, словно они принесли ему блюдо червей и сказали ему, что это наивкуснейшее блюдо.

— Для нашей общей безопасности, — заверил его Поттер. – С его помощью ты не сможешь свободно трангрессировать – мы не могли так рисковать, ты ведь понимаешь.

Драко угрюмо молчал, наблюдая за тем, как браслет сливается с его кожей, буквально влезая под кожу – безболезненно, но неприятно.

— А ты… заговорщица! – выплюнул он в сторону Гермионы, словно это было страшным ругательством, и… — он хотел добавить еще одно слово, но поймав на себе предостерегающий взгляд Поттера, умолк и невинно добавил – спорим, в списке Санта-Клауса среди хороших девочек твоего имени нет?..

Гермиона не знала, плакать ей или смеяться, но, увидев нехорошие огоньки в глазах Драко, промолчала.

— А как, по-вашему, завтра я трангрессирую в Имение, и что доложу Лорду? Поттера видел, он поживает отлично, передавал вам поклон, — язвительно произнес Драко, но при этом впервые на его лице промелькнуло нечто человеческое – отчаяние, которое ту же скрылось за маской безразличия.

Что же за мир такой, кода ты живешь в очередях за примеркой то одной, то другой маски…

— Он грозит твоей матери, да? – испуганным шепотом спросила Гермиона. – А твой отец не может ее защитить?

— Да, он грозит моей матери, а мой отец не может ее защитить, не подобает это… Нет разницы, — мрачно закончил Драко, не стремясь делиться с ними семейными проблемами.

— Мы сейчас обсудим этой с Грюмом, я уверен, он уже все продумал. А трангрессировать ты сможешь… с некоторыми ограничениями, сам знаешь.

Немного помолчав, Поттер добавил, не без некоторого усилия, как отметил Драко:

— Держись. Все решится.

Да будет так.

Но в какую сторону качнется маятник?..

Драко все еще хмуро поглядывал на троицу друзей, вздумавших удержать его столь примитивным и верным способом одновременно. Эти браслеты довольно большая редкость, видимо, Грюм, являясь аврором, помог добыть такой.

Браслет был примечателен тем, что его невозможно было обнаружить и практически невозможно прочувствовать. Назывался он браслетом Адель. По легенде, жила давным давно графиня, вышедшая замуж за немолодого уже графа, которого она не очень любила, но которому была обещана. Ей было ужасно скучно с графом, обладающим тяжелым характером, и она завела себе другого мужчину (), которым стал один симпатичный парень из прислуги. Она тайно встречалась с ним, и об этом прознал ее муж. Он был страшно зол этим фактом и тем, что она навлекает на него позор, поэтому, когда однажды ее не было в комнате, взял браслет, подаренный им же, и заколдовал его. Заклятие было взято им из старинной книги с полу стершимися от времени буквами, и вероятно, он что-то напутал. Заклятие должно было просто перенести его к жене в то время, когда она встретится с другим, но из-за ошибки, допущенной им, произошло непоправимое – когда она трангрессировала к своему тайном ухажеру за пределы здания, сработало заклятие и она сгорела в магическом пламени. Ревнивый граф погоревал, да и сделал из этого браслета что-то вроде оружия против врагов, не позвоялющее им трангрессировать туда, куда не положено, и назвал в честь погибшей жены – браслетом Адель.

В общем, интересная и поучительная история. Хотя Драко склонялся к тому, что просто графу или любому другому было скучно, и в тщетных попытках развлечься они создали этот чертов браслет – «о-па, какое везение!». Но кто знает…

Факт был в том, что в браслет вкладывалась «программа» — к примеру Поттер давал указание на то, чтобы Драко не мог трангрессировать в штаб ОФ, и он этого не мог… В противном случае он бы исчез, сжигаемый волшебством. Рискованно, но они рассчитывали на его благоразумие. Программу в браслете можно было и изменить. Ну, что ж, они сделали все возможное, и, конечно, сделали это наиболее гуманно.

— Драко, чего хочешь ты? – спросил Грюм у Малфоя, чуть склонив голову и словно пытаясь проникнуть к нему в душу, что было бы довольно сложно.

— Спасти свою мать, — коротко ответил он.

— С нашей помощью?

— Если вы мне ее предлагаете.

— Взамен?

— Помогу вам справиться с Лордом.

— А почему?

— А не много ли вопросов, или это викторина?

— Почему, Драко?

Он молчал. Поджав губы, Драко отвернулся, сделав вид, что его очень интересует то, что он видит за окном. Ему неожиданно стало грустно, хотя они этого наверняка не заметят. Как же им все объяснить, все, что случилось за последнее время, то, о чем он думал бессонными ночами, когда сидел в кресле, когда бесцельно слонялся по коридорам Имения. Как объяснить это хотя бы себе, и тем более как объяснить это тем, кто еще так недавно считались его злейшими врагами?.. Он не был зол на них, он даже не мог сказать, что ненавидит их… Все, что он испытывал – это разочарование. Новые мысли вытеснили и старую вражду, он только понимал, что никогда все не будет так, как раньше, но к лучшему это будет или к худшему – не знал.

— Я не отвечу вам на этот вопрос так, как бы этого хотели вы. Мы ведь все идем на некий компромисс… Я предоставлю вам ту информацию, что знаю сам, вы помогаете мне и в случае чего даете укрытие – хотя бы моей матери. Может быть, не сейчас, но когда-нибудь потом, я присоединюсь к вам, я скажу, что хочу сразить Темного Лорда, но не сейчас, я еще не готов вонзить кинжал в свою жизнь, в того, в кого мы все верили, и не готов встать рядом с вами – этого, я думаю, не будет никогда, особенно если вы будете озираться, чтобы удостовериться, что я не захочу вонзить кинжал вам в спину… — спокойно закончил Драко, обводя каждого взглядом своих серых глаз, словно высматривая, какой отклик нашли его слова в их разуме.

Они явно не ожидали от него такой речи, но Драко не считал, что вправе врать, враг он им или друг. В конце концов, это была не только его жизнь.

Грюм одобрительно смотрел на Драко, и он, совершенно неожиданно для себя, но без лишних эмоций осознал, что невольно проникся симпатией к этому уже немолодому и очень опытному аврору – Грюм понимал больше, чем хотел показать.

— У меня есть небольшой план. Если за тобой наблюдают, то можно отмести все варианты, если нет – то кое-что мы можем придумать. Навряд ли за тобой следят полчища Пожирателей, это рискованно, а Он не будет рисковать. Завтра ты отправишься в Имение и сообщишь Лорду, что видел Поттера, что он с друзьями, и что он находится в доме магглов, адрес ты знаешь. Пусть совершат туда небольшой налет и разочаруются, что Поттер вновь улизнул. Обвини их в этом, несколько позже. А за следующую неделю может и мир перевернуться, — усмехнулся Грюм.

План был незатейливым, но тем более эффективным. Насчет слежки у Драко была одна интересная мысль, но проверить сейчас он ее не мог, поэтому отложил ненадолго.

— Так я могу сегодня остаться у вас? – уточнил Драко, особенно пристально посмотрев на Рона, которому явно хотелось помериться остроумием. Драко не нравился его подозрительный взгляд – хотя уж к чему к чему, а к подозрительным взглядам он привык.

— Разумеется. Завтра утром трангрессируешь в Имение. Искать тебя не будут? – спросил Грюм.

— Нет, — даже более чем резко сказал Драко, подумав в этот момент об отце. Он ему никогда этого не простит…

День быстро подошел к окну, солнце закатилось за горизонт, собирая последние лучи. Драко не мог заснуть. Он стоял около окна, копируя свое поведение в Имении, и смотрел вдаль невидящим взглядом. Последние события изрядно его утомили. Вот он стоит в штабе ОФ, где-то в комнатах находятся Поттер, Уизли и Грэйнджер вкупе с Аластером Грюмом, и он, Драко Малфой, чувствует себя так, словно жизнь так и должна идти, и не чувствовал никакого шока. Просто так должно быть. В конце концов, он не в друзья нанимается, ему просто нужна помощь, как не противно это признавать…

Драко не испытывал ненависти и к Лорду. Пока что не испытывал… он просто был не в состоянии оценивать его как целостную личность, порой ему казалось, что Волан-де-Морт – это несколько таких разных людей, которые творят не очень-то и добрые дела и мешают другим жить счастливо, вынуждают куда-то бежать, стремиться, падать, вставать – и снова сумасшедшая погоня за тенью…

Драко краем глаза уловил какое-то движение в саду, он прислонился лбом к стеклу, но все осталось как прежде. Он чуть усмехнулся, и выдавил легкий смешок – словно на ум пришел смешной анекдот.

— Улыбаешься своим невидимым друзьям, Малфой? – поинтересовался какой-то голос позади Драко.

— Чего ты хочешь, Уизли? – лениво спросил Драко, даже не поворачиваясь.

— Если ты предашь нас, я… я не знаю, что я с тобой сделаю! – грозно произнес Рон, и Драко все же повернулся, смотря прямо в серьезные глаза Рона, переведя взгляд вниз, на непроизвольно сжатые кулаки. Преданный друг, очень преданный…

— Ну, так приходи, когда узнаешь. И расскажешь мне. Когда придумаешь. Спокойной ночи, — подчеркнул особо он последнюю фразу.

Рон еще постоял, как бы прикидывая, стоит ли ему что-то ответить на это, но промолчал и вышел, бросив лишь тихое «спокойной, как же». Что ж, а с другой стороны, какого еще отношения он мог добиться от Уизли? А сказать, что Малфою было важно его расположение – значило бы вызвать у него приступ истерического хохота. Ну, если бы это подобало его манерам.

Драко все же лег в постель, почувствовав себя ужасно уставшим и вымотанным. Он засыпал, прислушиваясь к стуку ветвей об оконное стекло, и впервые за очень долгое время, он чему-то улыбался во сне, и если бы его кто-нибудь увидел, он бы невольно умилился – во сне Драко расслабил лицо и выглядел беззащитно, как и может выглядеть 17-летний парень, изнуренный болезнью и битвой – с собой и обстоятельствами. И все-таки он улыбался, а значит, будет еще и в его жизни праздник…

Драко сидел в комнате, которую ему выделили в этом доме, и ждал прихода Грюма. Он должен был контролировать действие браслета и переустановить его, чтобы он мог свободно трангрессировать в Имение, и, как выдастся случай, еще и обратно.

В общем-то, их опасения были напрасны. Драко не собирался предавать их. И дело было далеко не в том, что он вдруг проникся идеалами этой кучки людей, изо всех сил старающихся если не сделать мир лучше, то хоть чуточку подкорректировать, нет… Он никогда не обретал идеалы сам, он родился уже с ними, словно запрограммированный на какую-то цель, и хотел он того или нет, он должен был выполнять свое предназначение. Порой ему казалось, что его поступки и мысли, что он высказывает вслух, обманчивы, они не принадлежат ему, а уже вложены с его рождением, а вот то, о чем он думает наедине с самим собой – это и есть его настоящее Я. В каждой системе рано или поздно происходит сбой, и Драко думал, что именно он тому причина. Он словно дефект семьи Малфоев. Сначала это было незаметно, но потом трещина в его принципах расширялась и расширялась, пока не образовалась бездна, и весь ужас был в том, что он висел в воздухе ровно посередине, не принимая ни одну, ни другую сторону. Драко не нравилось ощущение добровольного рабства возникающего в их семье и в их служении Лорду. Можно было называть это как угодно – служение Темным Силам, поклонение Величайшему Темному Волшебнику, но суть была одна – это рабство. Они не принадлежат сами себе, их жизнь – строго рассчитанный план, и написан он рукой человека, волшебника, а не пришел откуда-то свыше. А те волшебники, что стоят по другую сторону баррикад? Разве они до конца правы? Они вершат темные дела, прикрываясь щитом света, зачастую это так. Они сами в это верят. Разве на войне есть хорошие и плохие? Разве люди, падающие замертво от поразившей их пули, делятся на плохих и хороших? Разве на их мертвых телах просвечивают знаки тьмы или света? Нет, это все одна масса, и кто кого убил – вы даже не заметите.

Но неужели никому никогда не приходило в голову, что все так и должно быть?.. Что нет добра и зла, нет хороших и плохих людей! Каждый стоит на своем посту и выполняет свою работу, и мы не можем сказать, что Светлые лучше Темных, а Темные хуже светлых. Ночи нет без дня, добра нет без зла. Есть лишь чистая энергия, льющаяся в этот мир сверху, и есть те, кто ее направляет в нужное ему русло, и именно от рук этого направляющего и зависит, какой «цвет» примет эта энергия и куда будет направлена. Возможно, пришла такая мысль в голову Драко, Гарри Поттер выглядит сейчас столь разбитым, хоть и пытается это скрыть, потому, что он тоже начал это понимать. Его борьба могла быть изначально направлена на поражение, он мог уже родиться с этим предназначением – призвать мир к равновесию, но кто сказал, что это будет Тьма? А кто подтвердит, что Поттер не станет для мира большим Злом? Ведь творить добро без разбора – еще худшее Зло. Первое, что пришло в голову Драко, это мысль об этой грязнокровке Грэйнджер, которая создала свой клуб по защите эльфов, и носилась с ними как ненормальная, не понимая простой вещи – своим добром она делает зло, потому что эльфы попросту умрут без работы, это их предназначение, это в них заложено! Пример мелкий, обособленный, но от него можно провести линию и к более высшим творениям.

То, что мучило Драко, это то, к какой стороне он примкнет в конечном итоге, поскольку метаться между темным и светлым невозможно. Нужно стремиться к Свету, а вбирать что-то, наиболее к нему подходящее. Драко не предаст их всех, даже если его будут пытать и медленно резать на кусочки, не предаст, потому что он уже запустил эту машину, и она начала давать сбой. Он будет идти против самого себя, втайне опасаясь лишь того, что если крутить ручку механизма, заложенного в него, он сломается…

Но Драко будет чист перед собой, если не перед этим миром.

Грюму не понадобилось много времени. Не смотря на былую ненависть к нему, Драко сейчас был абсолютно спокоен. Все-таки это был взрослый человек, много повидавший в жизни и наверняка также не раз приходящий к иной модели мира, той, о которой знают, но к которой не приходят.

Они обсудили еще раз весь план до мельчайших деталей. Драко, прощаясь со всеми, поймал на себе задумчивый взгляд Грэйнджер, который остановился на его Черной Метке, проступающей на коже – Драко опустил рукав, который до этого закатил, показывая браслет, строго смотря ей прямо в глаза, накинул на себя мантию, и, кивнув всем головой, трангрессировал в Имение Малфоев.

— Где ты был так долго? – Беллатрикс нервно ходила по комнате, потом, внезапно успокоившись, присела в кресло.

— У меня есть хорошие новости, – проигнорировал ее вопрос Драко.

Беллатрикс вопрошающе воззрилась на него.

— Я знаю, где находится Гарри Поттер, во всяком случае, сейчас, — просто ответил ей Драко. – Если остальные поторопятся, есть шанс застигнуть их врасплох, эти дураки даже без охраны сидят, кажется, собираются отправиться куда-то еще и надеются, что мы про них забыли.

Беллатрикс улыбнулась, но на Драко нашла злость. Улыбаешься, Беллатрикс? Ну, ничего, скоро кое-что заставит тебя сказать Драко всю правду…

Лорд Волан-де-Морт вызвал к себе Драко спустя час после его прихода. Он шел уверенной походкой, словно бы в его руках висела голова Поттера, хотя это была еще далеко не победа, и каковы будут слова Лорда, узнавшего, что в том доме магглов их нет, никто не знает. Может быть, Авада Кедавра?..

— Здравствуй, Драко. Вижу, ты ко мне не с пустыми руками? – поинтересовался Лорд, и голос его был абсолютно спокоен и не выражал никаких эмоций. Капюшон был надвинут на лицо сильнее обычного, практически скрывая даже губы.

Драко поклонился Лорду, пожалуй, не столь низко как было положено, и приступил к доносу:

— Я выследил их с Косого переулка, Лорд. Они разговаривали со своими друзьями, затем собирались трангрессировать… — Драко умолк, не зная, как сказать про то, что адрес ему добыла Беллатрикс, но Лорд ничего не спрашивал и, казалось бы, внимательно слушал, и он продолжил. – Я отправился вперед их и подслушал их разговор. Ничего важного, Лорд, сначала обсуждали закрытие школы, потом ситуацию в магическом мире, об Азкабане, ничего секретного. Я предположил, что они здесь максимум на два дня. Мне казалось, что они собираются обсудить что-то очень важное, и поэтому я пробыл там всю ночь, в ожидании, но так и не узнал никакой секретной информации. Я решил более не ждать и прибыл сюда. Если вы выделите отряд Пожирателей, думаю, они еще успеют застать их там же, впрочем, это может быть и не так.

Драко плавно закончил свой рассказ и уставился на Лорда. Отец Драко учил его закрываться от вторжения в его мысли, и он, уже чисто автоматически, всегда выполнял это, будучи пред лицом Лорда, но сейчас в этом даже не было особой необходимости – в голове Драко было вообще пусто, в них звучали лишь те мысли, что он высказывал Лорду, так четко, словно все так и происходило, не утверждая, что это абсолютная правда, но и не давая намеков думать иначе. И казалось, Лорд верил ему. Или захотел поверить, потому что были и иные мысли на этот счет.

— Хорошо, я выделю тебе Пожирателей. Четверых хватит. Отправишься вместе с ними и попытаешься задержать их. Это слишком просто… но кто сказал, что должно быть иначе? – усмехнулся Лорд, и отправил Драко за остальными.

Этот налет Драко не считал одним из наиболее эффективных, но он тоже был неплох. Пожиратели быстро разбрелись по комнатам и принялись все переворачивать вверх дном, Драко же спокойно стоял и ждал своего череда. Впрочем, нет, все же заглянул в пару комнат, думая вдруг обнаружить Поттера там, и на этом остановился. Пожиратели перевернули весь дом, до этого выглядящий как реклама о продаже недвижимости, но никого так и не нашли. Досадно.

Разочарованные и злые они отправились обратно в Имение, гадая, какую реакцию это вызовет у Лорда. Когда уже второй раз за день Драко заходил к нему, он увидел, что ничего ровным счетом не изменилось, казалось, что даже поза его та же самая. Он выслушал донесение, и, никак абсолютно не отреагировав, отозвал всех обратно… кроме Драко.

— Мой мальчик, у тебя еще несколько недель, чтобы выполнить свою миссию. Тебе страшно? – Лорд сделал акцент именно на втором вопросе, предполагая его наиболее важным.

— Нет, Лорд.

Он кивнул чему-то и тонкая улыбка зазмеилась на его лице. Драко неожиданно пришла в голову мысль, что до чего же Лорд одинок – ни друзей, ни любимых, ни даже тех, с кем просто можно поговорить – наедине со своими мыслями, пожирающими его, как черви мертвое тело.

— Что ж, большего я пока и не ожидал. Можешь навестить свою мать в темнице, попозже. Я разрешаю. Иди, — отпустил его Лорд.

Их разговор не был очень содержательным, но Драко казалось, что он имел смысла больше чем его донос на Поттера. Словно Лорд, подавшись внезапному порыву своей нечеловеческой тоски и жажды, захотел посмотреть на него, Драко Малфоя, прочесть его мысли или увидеть эту пустоту, поразительно живую по сравнению с мыслями всех остальных. Словно сожалел, ровно настолько, насколько мог себе позволить. Словно хотел что-то изменить, но когда у него было такое время, не повернул встроенный внутри рычаг в обратную сторону, не посмел… А теперь уже поздно. Он всегда жил ради того, для чего был предназначен.

Драко пытался выбраться из всего этого изо всех сил, проходя через боль, ужасные кошмары, непонятные видения и постоянную борьбу с собой, п-о-с-т-о-я-н-н-у-ю. Всегда. До тех пор, пока солнце, всходящее над землей, не будет освещать того, что он видит сейчас…

Драко вернулся в свою комнату и сел на кровать. Казалось, перед этим он что-то напряжено искал глазами, но не обнаружил. Нахмурив брови, он уже хотел было прилечь, как наткнулся на то, что искал. Дверь он за собой не закрыл, и то, что он увидел, посмотрев в том направлении – тонкий кошачий хвостик, мелькнувший там на мгновение.

Хищно улыбаясь, он вышел за дверь, наблюдая за тем, как быстро это кошка семенит своим тонким лапками, и – одно заклятие, и с жалобным мяуканьем она уже несется в обратном направлении.

Глава 17

— Гермиона, если ты что-то знаешь, то пожалуйста, скажи это раньше, чем мы состаримся и умрем! – раздраженно вскричал Рон, уже битый час ходящий за Гермионой по комнатам, пытаясь выпытать у нее тайну, которую, по его мнению, она хранила.

— Рон, отстань! Когда придет время, я ВСЕ скажу! – Гермиона злилась, но по ее блестящим внутренним светом глазам было понятно, что она знает нечто очень важное и ждет не дождется момента, чтобы поделиться.

Рон надулся и сев в кресло напротив Гермионы, порой сердито поглядывал на нее.

Прошло еще около 30 минут, стопка книг около стола Гермионы заметно выросла, и наконец-то она с чувством удовлетворения захлопнула книгу. Рон оживился, на его лице появилась широкая улыбка – как давно не было у них действительно хороших новостей! – и хотел уже было спросить, что она узнала, как увидел, что Гермиона-то вовсе не рада…

Ей нравилось, что она все же нашла то, что искала, но то, что она искала и нашла, было далеко не радостной новостью…

— Рон, позови сюда Гарри и Грюма, я хочу им кое-что рассказать.

Рон пулей побежал в соседнюю комнату, где Грюм что-то рассказывал Гарри и позвал их в библиотеку.

Они все расселись по местам, предоставляя слово Гермионе, и она даже невольно покраснела чувствуя на себе взгляд трех пар глаз, который ждут от нее чуда…

— Я кое-что посмотрела в книгах… Не знаю, хорошо это или плохо, — словно бы извиняясь, произнесла Гермиона и продолжила. – про Кровь Обреченного я нашла только в одной книге, очень старой, и упоминается там это вскользь, если бы я не знала точно, что ищу, я бы даже не обратила внимание… вот послушайте…

«Небо было высоко над головой. Полдень. Усталые путники с трудом переставляя ноги брели по иссушенной злым солнцем дороги. Дождя не было уже около трех месяцев, люди собирали аду по каплям, выбирали ее из грязи. Скотина гибла или бродила, одичавшая, по полям, ревя от голода. Путники достигли конца своего пути, когда увидели кого-то впереди себя. Это был такой же, как и они, путник, только выглядел он лучше, и лицо его излучало спокойствие, а не истощенность от засухи и моральных лишений. Путники низко поклонились ему и произнесли:

— Приветствуем тебя, Обреченный, пребудет с тобой Равновесие, откуда идешь ты и что несешь с собой?..»

Гермиона прервалась и подняла голову от книги, которую читала, как бы смотря на то, какую реакцию вызвал ее текст. Все молчали, потихонечку собирая мысли вместе и ждали от нее решающего слова.

— Обреченный… я поняла, кто это. Книга эта очень-очень старинная. Раньше так называли людей, которых в наше время мы именуем Миссиями, или Пророками. Их то и называли Обреченными. Или еще те, кто отличаются от других и несут в себе предназначение, темное, светлое, или равнодействующее. Это все, что я узнала.

Они все не были шокированы, но на определенные размышления это натолкнуло.

— Так ты думаешь, этот сон действительно что-то означает? – спросил Гарри.

— Было бы самонадеянно полагаться только на сон… Но он определенно многое значит, мне так кажется, я чувствую… И Драко сыграет в этой истории далеко не последнюю роль, — чуть грустно произнесла Гермиона, убрав книгу с коленей.

Грюм сидел как-то обособленно от них, его лицо было необычайно бледным, а Рону так не терпелось созвать их всех вместе, что он ничего не заметил. Было странно видеть Грюма в смятении, также странно, как если бы Лорд вдруг спрыгнул с крыши.

Гарри с Роном одновременно хотели спросить, что случилось, но Грюм перебил их:

— Гермиона, а что еще ты хотела сказать нам?

Тут уж девушка совсем поникла головой и поджала губы, как бы размышляя, стоит ли вообще это рассказывать?..

— Я думала по поводу Драко… Быть двойным агентом очень опасно, Лорд не пощадит его, сейчас он наверняка особо строго следит за ним. Но от действия Черной Метки можно избавиться только если умрет Хозяин… так вот… я перебрала множество книг и опять совершенно случайно натолкнулась…ну…я могу и ошибаться…на правильное решение, — Гермиона чуть запиналась, подбирая правильные слова и оглядела всех – не осуждают ли ее? Но все молчали и внимательно слушали ее.

— Так вот, я прочла рассказ про древнего ученого, который продал душу дьявола за возможность создавать вещи, которые не могут другие, то есть за возможность идти впереди всех остальных… на его руке была огромная метка, которую он скрывал от остальных… метка дьявола. Так вот, чтобы перехитрить дьявола, он взял в руки нож и срезал ее вместе с кожей, и кожу эту сжег. Рана заживала в течении месяца, а потом метка вернулась, и дьявол забрал его, но суть в том, что месяц он был свободен… — Гермиона закончила рассказ и закрыла лицо ладонями, стыдясь того, что это предложение исходило от не. – господи, это так глупо, как я могла даже подумать, чтобы он…я… просто…просто хотела…

— Тшш, Герми. Все хорошо, ты просто немного устала… мы решим это… правда? – обратился Гарри к Грюму, в это время поглаживая Герми по плечам, чтобы она успокоилась.

Грюм с каменным лицом сидел напротив и смотрел в пустоту.

— Нам придется решить еще кое-что, Гарри.

Мир словно бы замер. Сейчас, совершено не к месту, Грюм произнесет ненужное и наверняка страшное слово, и за секунду решится их судьба…что…что?!

— В магглском мире объявлена война.

— Гермиона, если ты что-то знаешь, то пожалуйста, скажи это раньше, чем мы состаримся и умрем! – раздраженно вскричал Рон, уже битый час ходящий за Гермионой по комнатам, пытаясь выпытать у нее тайну, которую, по его мнению, она хранила.

— Рон, отстань! Когда придет время, я ВСЕ скажу! – Гермиона злилась, но по ее блестящим внутренним светом глазам было понятно, что она знает нечто очень важное и ждет не дождется момента, чтобы поделиться.

Рон надулся и сев в кресло напротив Гермионы, порой сердито поглядывал на нее.

Прошло еще около 30 минут, стопка книг около стола Гермионы заметно выросла, и наконец-то она с чувством удовлетворения захлопнула книгу. Рон оживился, на его лице появилась широкая улыбка – как давно не было у них действительно хороших новостей! – и хотел уже было спросить, что она узнала, как увидел, что Гермиона-то вовсе не рада…

Ей нравилось, что она все же нашла то, что искала, но то, что она искала и нашла, было далеко не радостной новостью…

— Рон, позови сюда Гарри и Грюма, я хочу им кое-что рассказать.

Рон пулей побежал в соседнюю комнату, где Грюм что-то рассказывал Гарри и позвал их в библиотеку.

Они все расселись по местам, предоставляя слово Гермионе, и она даже невольно покраснела, чувствуя на себе взгляд трех пар глаз, которые ждут от нее чуда…

— Я кое-что посмотрела в книгах… Не знаю, хорошо это или плохо, — словно бы извиняясь, произнесла Гермиона и продолжила, – про Кровь Обреченного я нашла только в одной книге, очень старой, и упоминается там это вскользь, если бы я не знала точно, что ищу, я бы даже не обратила внимание… вот послушайте…

«Небо было высоко над головой. Полдень. Усталые путники, с трудом переставляя ноги, брели по иссушенной злым солнцем дороге. Дождя не было уже около трех месяцев, люди собирали воду по каплям, выбирали ее из грязи. Скотина гибла или бродила, одичавшая, по полям, ревя от голода. Путники достигли конца своего пути, когда увидели кого-то впереди себя. Это был такой же, как и они, путник, только выглядел он лучше, и лицо его излучало спокойствие, а не истощенность от засухи и моральных лишений. Путники низко поклонились ему и произнесли:

— Приветствуем тебя, Обреченный, пребудет с тобой Равновесие, откуда идешь ты и что несешь с собой?..»

Гермиона прервалась и подняла голову от книги, которую читала, как бы смотря на то, какую реакцию вызвал ее текст. Все молчали, потихонечку собирая мысли вместе, и ждали от нее решающего слова.

— Обреченный… я поняла, кто это. Книга эта очень-очень старинная. Раньше так называли людей, которых в наше время мы именуем Миссиями, или Пророками. Их то и называли Обреченными. Или еще тех, кто отличаются от других и несут в себе предназначение, темное, светлое, или равнодействующее. А вот что означает кровь обреченного, как ее добыть и для чего, я не узнала… Так что это все, что мы имеем на данный момент.

Они все не были шокированы, но на определенные размышления это натолкнуло.

— Так ты думаешь, тот сон действительно что-то означает? – спросил Гарри.

— Было бы самонадеянно полагаться только на сон… Но он определенно многое значит, мне так кажется, я чувствую… И Драко сыграет в этой истории далеко не последнюю роль, — чуть грустно произнесла Гермиона, убрав книгу с коленей.

Грюм сидел как-то обособленно от них, его лицо было необычайно бледным, а Рону так не терпелось созвать их всех вместе, что он ничего не заметил. Было странно видеть Грюма в смятении, также странно, как если бы Лорд вдруг спрыгнул с крыши.

Гарри с Роном одновременно хотели спросить, что случилось, но Грюм перебил их:

— Гермиона, а что еще ты хотела сказать нам?

Тут уж девушка совсем поникла головой и поджала губы, как бы размышляя, стоит ли вообще это рассказывать?..

— Я думала по поводу Драко… Быть двойным агентом очень опасно, Лорд не пощадит его, сейчас он наверняка особо строго следит за ним. Но от действия Черной Метки можно избавиться, только если умрет Хозяин… так вот… я перебрала множество книг и опять совершенно случайно натолкнулась…ну…я могу и ошибаться…на правильное решение, — Гермиона чуть запиналась, подбирая правильные слова, и оглядела всех – не осуждают ли ее? Но все молчали и внимательно слушали ее.

— Так вот, я прочла рассказ про древнего ученого, который продал душу дьявола за возможность создавать вещи, которые не могут другие, то есть за возможность идти впереди всех остальных… на его руке была огромная метка, которую он скрывал от остальных… метка дьявола. Так вот, чтобы перехитрить дьявола, он взял в руки нож и срезал ее вместе с кожей, и кожу эту сжег. Рана заживала в течение месяца, а потом метка вернулась, и дьявол забрал его, но суть в том, что месяц он был свободен… — Гермиона закончила рассказ и закрыла лицо ладонями, словно стыдясь того, что это предложение исходило от нее. – Господи, это так глупо, как я могла даже подумать, чтобы он…я… просто…просто хотела…

— Тшш, Герми. Все хорошо, ты просто немного устала… мы решим это… правда? – обратился Гарри к Грюму, в это время поглаживая Герми по плечам, чтобы она успокоилась.

Грюм с каменным лицом сидел напротив и смотрел в пустоту.

— Нам придется решить еще кое-что, Гарри.

Мир словно бы замер. Сейчас, совершено не к месту, Грюм произнесет ненужное и наверняка страшное слово, и за секунду решится их судьба…что…что?!

— В магглском мире объявлена война.

Драко уже очень-очень давно не чувствовал себя таким реальным. До этого момента ему казалось, что он призрачная тень, наделенная разумом, который имеет обыкновение исчезать и возвращаться, когда ему вздумается. Вся жизнь – словно калейдоскоп в руках проказливого ребенка, беспрестанно вращающего его, как вздумается.

— Вот значит как! Ты! А какие сказки ты мне рассказывала, ну надо же, — у Драко было некое подобие истерики, только без слез. Он мерил комнату шагами, иногда останавливаясь, чтобы посмотреть на пойманную им жертву, и бросить в ее сторону полупрезрительный смешок.

В кресле напротив сидела Беллатрикс, вытирая скупые слезинки. Сейчас Драко выглядел на ее фоне всемогущим, всесильным, он был словно кот, в приступе злобы распушивший шерсть и ставший в пару раз больше своего врага. Его глаза метали молнии, и, в общем-то, весь этот грозовой поток не был направлен лишь на Беллатрикс.

— Ты следила за мной, так?.. И тогда, в Косом переулке, ты превратилась в кошку, дошла до этой троицы, услышала адрес – боже, как тебе повезло, ты бы знала! – и вернулась обратно! А потом следила за мной и докладывала Лорду, да? А мне-то рассказала сказочку… бедная влюбленная и ее возлюбленный…ну надо же… — Драко расхохотался, а Беллатрикс едва ловимо вздрогнула.

— Драко… я не следила за тобой, — ее голос чуть дрогнул.

Драко презрительно посмотрел на нее и чуть кивнул головой, предлагая рассказать свою версию, которой, конечно, он не доверился бы ни на грамм.

— Драко… считай, что все это цепь несвязанных между собой событий, которые идут к одному общему… ну, помнишь… Эдгар По… Ангел Необъяснимого… примерно так, — она неловко засмеялась, бегая глазами по комнате, словно ища такое место, куда она сможет приткнуться.

— И?

— Лорд не приказывал следить за тобой! Более того, ни один из Пожирателей, или даже мелких слуг лорда не следит за тобой!

Драко уловил в ее интонации некую тайну. Так человек, загадавший сложную загадку, пытается хотя бы интонацией подсказать ответ.

— Но это не значит, что за мной не следили, так? – усмехнулся Малфой, и присел в кресло напротив, но тут же встал, обуреваемый мыслями.

— Я следила за тобой по личным мотивам… я просто переживала за тебя, да и твоя мать бы не простила ни мне, ни себе, если бы что-то случилось с тобой. Но Лорд правда следил за тобой…

У Драко все похолодело внутри. Следил… разве же он не предполагал такого?.. А о чем думал этот чертов Орден? Нет, нет… слишком много всего сразу…

— КАК ОН ЭТО ДЕЛАЛ? – злобно прошипел Драко, прожигая свою родственницу взглядом.

— Я… в тот день, когда я тебе все объясняла…Лорд перед этим дал мне маленький камешек… с его кольца, он носит его на пальце. Он отдал его мне и сказал просто приложить к твоей коже, незаметно. Я так и сделала, ты наверняка почувствовал легкий укол… Можешь посмотреть свою Метку.

Драко закатал до конца рукав своей черной рубашки и внимательно осмотрел Метку. Череп, змея и… кое-что новое. В том месте, где у змеи должен был быть глаз, поблескивал крошечный камешек, впечатавшийся в кожу. Он никак не давал повода почувствовать свое присутствие и особо не выделялся, словно не мог быть обнаружен, если не знать о нем.

— Черт…а для чего это?

— Я не знаю, правда… Я видела кольцо на пальце Лорда, довольно массивное, и этот камешек он снял оттуда. Может, между вами теперь образовалось что-то вроде некой связи… — Беллатрикс жалобно посмотрела на Драко, умоляя прекратить этот допрос, но Малфой был беспощаден.

— Откуда ты узнала про крестражи?

Беллатрикс умолкла и задумалась, словно бы выуживая эту информацию из глубин памяти.

— Я ведь сама толком не понимаю, что это такое. Возможно, эта информация хранится в книгах твоего отца.

— То есть я искренне должен поверить, что информация о крестражах приснилась тебе во сне?

Беллатрикс вновь погрузилась в молчание, и, наконец, нехотя произнесла.

— Я не помню, откуда я знаю это.

Драко расхохотался и, плюхнувшись в кресло, громко зааплодировал, напугав этим Беллу.

— Браво, это самое оригинальное объяснение из всех тех, что я когда-либо получал! Я многое узнал о нас, Малфоях, благодаря тебе… Она не помнит!

И он вновь рассмеялся.

— Это просто есть, и все, — скупо ответила женщина, и ее голос отдавал какой-то странной пустотой, заполнившей ее внутренний мир, от которого она хотела убежать.

Драко смирился, вот и все.

— Так что же мне делать? Если Лорд следит за мной… — голос Драко вновь стал серьезным.

— А тебе есть что скрывать, Драко?

Он напрягся. Действительно, посвящать в свои планы Беллатрикс ему даже не приходило в голову…

— Допустим, это утверждение имеет место быть… так что, есть предложения?

Беллатрикс отрицательно помотала головой.

— Что и следовало ожидать, – прошептал Драко и, встав с кресла, направился к темнице своей матери.

…Его шаги гулким эхом разносились по коридору. Интересно, будет ли у него третья встреча с Лордом? Ему почему-то казалось, что да, будет. Когда он подошел к той части здания, где располагались тюремные камеры, его остановил один из Пожирателей. Однако, узнав в лице Драко младшего Малфоя, пропустил его и кивнул в сторону дальней камеры, где содержали его мать.

У Драко в горле словно застрял тугой комок из шерсти. В какой-то момент ему стало плевать на свою жизнь, но рисковать жизнью матери он не имел права. Тихой поступью он приблизился к камере, освещаемой тоненьким огарком свечи, и страх холодной липкой нитью прополз вдоль его позвоночника.

— Мама, — позвал он, боясь громким голосом нарушить атмосферу тюремного покоя.

Раздался шорох, и от одной из теней в темном углу камеры отделилась женская фигурка. Его мать буквально вцепилась в прутья решетки, отделявшей ее от сына, и мертвенным взглядом уставилась в глаза Драко, заставляя его содрогаться от страха, не имевшего явного повода появляться.

— Мальчик мой, дорогой, — прошептал изможденный голос, и мать попыталась коснуться его лица своими тонкими белыми пальцами, словно чтобы подтвердить тот факт, что это правда он, а не подделка, не мираж, наколдованный безумием.

— Это я мама… как ты? – этот вопрос прозвучал нелепо, но Драко даже не знал, что он должен сказать матери. Казалось, никакие слова, кроме как «ты свободна, все будет хорошо», не подобали случаю, а их он произнести как раз таки не мог.

Одного из членов их семьи, Малфоя, держали в клетке как собаку! Он решил немного, совсем чуть-чуть соврать.

— Все будет хорошо, я освобожу тебя, слышишь? Обязательно освобожу! – истово прошептал Драко, вцепившись в руку матери. Он был готов выдержать сейчас любую боль. Но боль другого человека, матери – не мог терпеть и минуты. Ему стало мучительно стыдно и еще более страшно за любой свой неверный шаг, который он мог сделать в будущем.

Опрометчиво. Словно не только он кинулся к тем людям, что еще недавно презирали его, но и они тянулись к нему, как руки утопающего тянется к стволу молодого деревца, и шансы, что оно не сломается под их весом, примерно равны…

— Конечно, милый, я верю, верю, что все будет хорошо, — прозрачная слезинка скатилась по щеке его матери. Ее лицо было необычайно бледным, изможденным, некогда красивые белокурые локоны спутанными паклями свисали с ее лица.

Драко решился.

— Мама, я скоро вернусь, все будет хорошо, только подожди, совсем чуть-чуть, – убеждал он ее, и ему самому становилось противно от той неправдоподобности, что звучала в его голосе.

Быстрыми шагами Драко двигался по коридорам некогда такого родного Имения, теперь пугающего отчужденностью и обособленностью от внешнего мира.

Драко резко увеличил скорость, словно бы за ним была погоня, и сам не заметил, как налетел на какого-то человека, едва различимого в полумгле помещения.

— Кто… — хотел было грубо произнести он, как обомлел.

На него смотрели холодные стальные глаза его отца.

— Разве я плохо воспитал тебя, сын? Ты носишься по дому, как угорелый, и, кажется, вовсе не собираешься извиняться, — его голос был таким же отчужденным, как и стены дома, с которыми сливалась его фигура в черных одеждах. Удивительная гармония человека и помещения.

— Прости, отец… я… спешил, — быстро собрался Драко. – Я хочу увидеть Лорда.

Правая бровь его отца поползла вверх, как бы не веря словам, произнесенным Драко.

— Увидеть Лорда? Что ж, он в кабинете… можешь попытать счастья, — усмехаясь, произнес Люциус, и у Драко тут же заскребли кошки (Предательница Беллатрикс!) на душе – его раздражала прикрытая ирония в голосе отца, словно бы он играет в игру, правил которой Драко не знает. Невнятно что-то произнеся, Драко пробежал оставшиеся ему пару метров до кабинета, и постучался.

— Войди, — тут же раздался голос, словно его давно ждали. — Я ждал тебя, мой мальчик, — тут же подтвердили ему.

Драко зашел и поклонился находящемуся перед ним человеку(?), и замер в нерешительности.

— Лорд, я… пришел просить вас… — Драко бросил взгляд в сторону Лорда и вновь опустил его, чувствуя унизительность своего положения. – Разрешите моей матери находиться в своей комнате. Пожалуйста, — последнее слово он почти прошептал, надеясь, что Лорд вроде бы как и не услышит его, но примет к сведению.

Тот, казалось бы, не долго размышлял, словно бы у него уже были готовы на все его вопросы и просьбы.

— Хорошо, Драко. Первая попытка не увенчалась успехом, но все же это уже что-то… Может быть, ты даже заслужил это. Скажи Майку, пусть он переведет твою мать.

Драко вновь поклонился и поблагодарил Лорда. Ему неожиданно только сейчас пришла в голову мысль о маленькой тайне, впечатавшейся в его кожу. Драко автоматически скосил глаза на то место, где находилась его метка.

— Тебе нравятся саламандры, Драко? – прервал его поиски голос Лорда. Обескураженный столь быстрой переменой темы, он не нашелся что ответить.

— Саламандры? Ну… это ведь ящерицы, верно? Интересные создания, — выкрутился Малфой, с недоумением смотря на Лорда, который сидел в глубоком кресле за тяжелым письменным столом, и что-то рассматривал на своей руке. – Они могут гореть в огне.

— О, это чудные создания, чудные, — оживился голос Лорда, но в его радости чувствовались нотки фанатизма. – Чудные… Они играют важную роль… Как и ты. Тебе когда-нибудь приходило в голову, что ты играешь важную роль?

«Викторина Самых Странных Вопросов» — пронеслось в голове Драко. Мысль о том, что он играет такую же важную роль, как и ящерка, сгорающая в пламени, невольно пугала и подталкивала к невероятным умозаключениям.

— Я не знаю, Лорд. Если человек и несет в себе предназначение, то он об этом не знает, иначе бы не удалось его использовать. К заданию бы примешались личные мотивы. Человек должен быть уверен в том, что он делает, но нет такого обязательства, что то, во что он верит и делает, и есть его предназначение. Однако же, каждый его шаг будет направлен на его исполнение, — Драко столь быстро и плавно произнес неизвестно откуда выуженные слова, что замер и пораженно посмотрел на Лорда. Тот согласно кивал в такт его словам, и. кажется, улыбался.

Драко в который раз подумал о его одиночестве. Как железная птица в железной клетке – сколько ни бейся об ее прутья, но крылья слишком сильны, чтобы сломаться, и слишком слабы, чтобы сломать решетку.

— Тайное станет очевидным. Очевидное – тайным. Ты ОБРЕЧЕН сыграть важную роль, Драко. Так сложилось. Ты волен идти куда пожелаешь. Но когда я позову тебя, ты придешь, где бы ты ни был. Отправляйся куда угодно, делай то, что считаешь нужным, но не забывай того, что сказал тебе я, и приди, КОГДА Я ПОЗОВУ ТЕБЯ. Это все.

Лорд закрыл глаза и теперь Драко явно видело улыбку, словно бы нарисованную на его мертвенно-бледном лице. Драко видел в его словах ответы на свои вопросы. Почему-то пришла твердая уверенность, что если Лорд и будет следить за ним, то потому, что так надо, что это заложено, и это просто есть, был уверен в этом так, как альпинист, находящийся на высоте тысяч километров абсолютно уверен в своей безопасности – до тех пор, пока не почувствует, как рвется под его весом трос…

Драко было о чем подумать. Может, он даже поделится с Поттером. Но сначала надо заглянуть в комнату отца, а потом… потом, наверное можно и отдохнуть.

Лорд, лежа в кресле, некоторое время позволил своим мыслям обтекать разум этого мальчика, что только что стоял перед ним, не зная, как обмануть Лорда и понять, что делать, но так, чтобы выглядело это так, что он Лорда не обманывал и что он делает, знал. Смешно.

Важная роль. Он Обречен на важную роль. Лорду нравился Драко. Не похож на него. Но тоже Обречен, и реагирует почти что так же, как и он сам, когда-то давно, в далекой— далекой жизни мальчика по имени Том Реддл. Полукровка. Гитлер, ведущий мир к перевоплощению в идеализированных арийцев, где ему самому места не оставалось.

Жаль, что уже поздно.

Ему снился сон о сне, который он когда-то видел, а точнее, его видел Все Еще Том Реддл.

Он бежал по дороге, вокруг расстилалась мертвая природа, не умершая, а именно мертвая, уже изначально, свет Луны заливал все вокруг. Он и задыхался, и падал, чтобы вновь встать, испытывал всевозможную боль, тошноту, и головокружение. Потом, когда боль стала невыносимой, словно раскаленная комета внутри организма, появились ручьи… девять… эйфория…он преодолел СЕМЬ ручьев. Магическое число, да, он чувствовал, в этом есть тайный смысл. Но он мог преодолеть и восемь, даже восемь с половиной, но в отличие от кого-то другого, он знал, что преодолеть девять мог только бог. Кровь Обреченного… кто сейчас вспомнит…это было так давно…

Мысли Лорда путались. Сны перемешивались один с другим, перекликаясь с воспоминаниями.

Время идет так быстро… летит, ускользает, беспристрастный судья...

Том Реддл… Лили Поттер… Драко Малфой…

Имена смешивались, накладывались одно на другое…

Он думал о том, чего никогда не совершит, чего никогда не скажет… он представлял лица всех тех, кто доживет до финала битвы и узнает, сколь чудовищную комедию разыграл кто-то… Кто-то.

Лорд погрузился в беспокойный сон, больше похожий на предсмертные судороги, поскольку он дергался и вздрагивал. Но когда сон уже подходил к концу и он погружался в черноту забытья, его губы сами собой изогнулись в улыбке, очень похожей на ту, что застывает на лицах людей, попавших в аварию и умерших в тот момент, когда о смерти они совершенно не думали.

Том Реддл умер много лет назад.

Волан-де-Морт умирал сейчас.

— Что вы сказали? – голос Гарри был осипшим, словно бы он простыл.

— В магглском мире объявлена война, — повторил Грюм, чувствуя, как воздух от его слов превращается в ледяное облако.

Все требовали объяснения.

— Это началось очень-очень давно, ведь так, Гарри? Пускай и до нас не добиралось… взрывы… акты насилия… война шла очень давно, просто никто не давал ей официальной огласки. Теперь дали. N объявила войну! И она будет. Страны S n E готовят свои войска. Все ждут начала действий. Магический мир встревожен, да что там говорить, многие находятся в состоянии ужаса. Это было словно взрыв атомной бомбы, которого никто не ждал. Скорее всего, война докатится и до нас. Очень часто крупные войны перекликались с нашими… люди всегда найдут, за что воевать, жаль лишь, что потом, идя между трупами, эти цели растворяются вместе с чистым воздухом, который смешивается с трупным газом… правда нелепо? – Грюм искривил губы в каком-то болезненном оскале, предполагая свой вопрос риторическим.

Троица была шокирована. Война.

Здесь два варианта – либо смириться и ожидать того, что будет, либо что-то срочно предпринимать, даже осознавая, что это ничего не изменит.

Гарри сел в кресло и закрыл лицо руками.

— Нет, это немыслимо… Лорд стремительно набирает силы…поиск крестражей не дает пока что никаких результатов, у нас мало времени… если учесть, что на поиск и уничтожение каждого крестража приходилось примерно по году… — Гарри отчаянно застонал и откинулся на спинку кресла.

— У нас еще есть Драко, — заметила Гермиона.

Все уставились на нее.

— Ну… он сыграет важную роль, определенно, — смущаясь, произнесла она, не в силах подобрать слов, чтобы выразить то, что она не знала наверняка, но чувствовала всем своим существом.

— Будет предводителем нашей армии, так? Ну, зачем же тогда фразу «Мы обречены» заключать в столь чудовищную оболочку! – устало произнес Рон, на бледном лице которого отчетливо проступали веснушки.

— Нет… пусть он придет, и мы все узнаем. У него была какая-то идея, и мне кажется, он подтвердит нам это, когда вернется.

— Если вернется, — тихо, но отчетливо произнес Рон, и зал погрузился в тишину.

Война была страшным словом, но пока что очень далеким и ненастоящим. Казалось немыслимым наличие такого огромного количества проблем, сейчас, у них. И тем более странным казалось то, что всех их можно было связать одной нитью.

Если он вернется… если…

— Всем привет, что случилось? – раздался голос слева от них, и разом повернув головы, они увидели Драко Малфоя, чуть запыхавшегося, но оживленного, с живым блеском в серебристо-серых глазах. В руках у него была небольшая драгоценная шкатулка, украшенная резным рисунком. Вдоль крышки шла надпись, выгравированная на ее гладкой поверхности – немного нечеткими, но понятными буквами там было написано имя – РОВЕНА КОГТЕВРАН.

…Все как завороженные смотрели на шкатулку, которая стояла посреди стола, на куске ткани ярко-красного цвета. Шкатулка была примерно 15 сантиметров в длину и 7 в ширину. Украшенная камнями, сделанная из дорогого материала, она и выглядела очень дорого, но далеко не безвкусно. Шкатулка Ровены Когтевран… вообще-то Гарри не видел, чтобы на шкатулках женщины заказывали гравировку своего имени, но с другой стороны, никто пока точно не знал, для чего она…

— Крестраж? – шепотом произнес Рон, чуть приоткрывший рот, так его заворожило появление этой шкатулки – не меньше, наверное, чем если бы с небес спустился ангел и произнес, что он здесь ради него, Рона Уизли.

— Может быть, — спокойным, с чувством достоинства и довольством жизни произнес Драко, ему даже не стоило придавать своей фразе интонацию условности – все и так было понятно.

— Так просто? – недоверчиво, но с ноткой восхищения произнес Гарри.

— Просто было взять… но просто ли будет применить? – глубокомысленно произнесла Гермиона, задумчиво рассматривая надписи. Грюм молчал. Он как-то очень плавно вписался в то, что он называли Троицей, хотя, конечно, что этот человек гораздо старше и опытнее их, чувствовалось в некоторых ситуациях.

— Согласен с Гермионой, — кивнул Драко, сделав вид, что даже не заметил, что назвал девушку по имени, но улыбнулся уголком губ, увидев, что она несколько покраснела по непонятным причинам. Может, ее все еще удивляло его присутствие в их компании, и она чувствовала себя некомфортно рядом с ним. К тому же, она должна помнить, что он называл ее по имени и до этого…в несколько бессознательном состоянии.

— Скоро прибудут остальные. Министерство созвало часть совета на обсуждение возможностей войны. Томас хотел что-то сообщить нам о крестражах…возможно, просто какая-то догадка, — медленно, неторопливо произносил Грюм, передавая положение дел, словно бы и не волновало его содержание этой шкатулки.

— Тогда вы должны встретить их, когда они прибудут, и объяснить положение дел. А мы пока подумаем о шкатулке, так? – Драко внимательно смотрел в лицо Грюма, как бы ожидая подтверждения своих слов. Тот кивнул.

— Да, но для начала объясни, откуда эта шкатулка?

Драко кивнул и кратко изложил то, что произошло с ним за последние дни.

— Что касается шкатулки… я просто вспомнил про свой сон. Одна из фигур, которые я видел, показала мне силуэт комнаты, и я эту комнату знал – она находилась в нашем Имении, и там отец хранил всевозможные вещи, я уже говорил. Так вот, я наведался туда. В общем-то, не так уж и часто я там бывал, но все находящиеся там предметы знал наизусть. А шкатулки этой там раньше не было. Она просто стояла на одном из стендов, незаметно, так, словно бы кто-то проходил мимо и просто положил ее. Поэтому я прихватил ее с собой.

— Это выглядит… странно… но вы правы, если ее было так легко взять, то, может, открыть ее будет не так просто, – задумчиво произнес Гарри, окидывая шкатулку со всех сторон взглядом своих зеленых глаз.

Если бы ты знал о последствиях, твои глаза были бы темными от горя, правда?

Он прогнал этот голос, взявшийся из ниоткуда.

— К тому, еще неизвестно, что лучше – держать ее закрытой… или открыть, – внес свою лепту в общее дело Рон.

ЧЕТВЕРКА подростков переглянулась.

— Предлагаю пока что оставить это на потом. Гермиона, ты хотела мне что-то сказать? – прямо задал вопрос Драко, и Гермиона едва уловимо вздрогнула, удивившись такой прямоте. Все удивленно воззрились на них.

— Вообще-то, да… хотела… а откуда ты об этом знаешь? – удивленно спросила она, чуть склонив свою голову.

Драко в который раз подумал о том, как же она решилась избавиться от своих волос. Подсознательно он носил в голове образ той, старой Гермионы, с длинными волосами, которые он раньше называл космами, и порой еле заметно для других удивлялся, не обнаружив их. Ему это не нравилось.

— А я не знаю. Это просто есть, и все, — с неким мрачным удовлетворением он повторил слова, ничего не значащие для других, но засевшие в его памяти.

Не надо поисков и бесконечных самоанализов. Не надо.

Это просто есть, и все.

…Они поднялись в комнату, принадлежащую Гермионе. Она подошла к окну и встала к нему спиной, что-то высматривая в саду. Драко уже не в первый раз заметил зависимость человека от желания подойти к окну и посмотреть в него, словно бы там, на траве были написаны ответы на все вопросы. И что бы они все делали, если бы в комнатах не было окон?..

Еще одно наблюдение, которое его позабавило, это то, что, стоя у окна, Гермиона пыталась поправить несуществующие волосы. Ну, к примеру, как человек, у которого нет руки, пытается потянуться ей к какому-либо предмету, или чувствует зуд в отсутствующих частях тела. Так вот и она, пыталась поправить локоны, которых у нее не было. Все же без ее волос относиться к ней как к иному человеку Драко было гораздо проще, чем к той Гермионе, с волосами, словно бы с этими тоненькими волокнами она отрезала какую-то часть своей жизни.

Драко сел в кресло и ожидал, когда она окончит ритуал Глубоких Раздумий у Этого Окна.

Поняв, что тянуть бессмысленно, она чуть вздохнула и села прямо напротив Драко, чуть строго глядя в его холодные глаза, в которых не было ничего, кроме ее отражения. Если ее что-то и пугало, или даже отвращало в Драко, это его глаза, в которых не было злобы или презрения – в них вообще ничего не было. Подобный самоконтроль внушал некий благоговейный страх перед этим, в общем-то, совсем юным парнем. В 17 лет – глаза умершего человека…

Красивые глаза.

Поежившись от этой нарушавшей гармонию мысли, она приступила к разговору.

— Пока тебя не было, мы кое-что обсудили… я покопалась в книгах, и нашла некую информацию…

Гермиона рассказывала ему об Обреченных, кто это такие, и, чуть запинаясь, не так уверенно, о метке дьявола, даже не подозревая, что он не только впитывает в себя получаемую информацию, но и переваривает остатки сна, который увидел не так давно. Сон, в котором девушка, похожая на Гермиону, спасала его, вытаскивала из бездны, в которой горели голодным блеском глаза тварей. И все-таки это была не та Гермиона, что сидела перед ним, заминаясь, не зная, как выразить словами то, что она осознала. В ней чего-то не хватало, и Драко пока что не мог уловить, чего именно.

Может, ее пушистых волос.

Гермиона попросила его показать ей Черную Метку, как бы для того, чтобы увидеть ее истинный размер и очертания. Она склонилась над его рукой и внимательно изучала его, а в голову Драко зашла шальная мысль, что профиль ее маленького носика и чуть пухлая верхняя губка приоткрытого в усердии ротика, очень и очень милы. И еще у нее были длинные темные ресницы – пушистые, как короткие сейчас волосики на ее голове.

Гермиона, не подозревая об истинных причинах появления на его лице улыбки, села на место и задумалась.

— Так что, предлагаешь мне срезать свою кожу и сжечь ее? – спокойно поинтересовался Драко, словно бы говоря о приготовлении какого-то блюда.

— Ты же сам прекрасно знаешь, что я бы никогда такого не предложила! – вспыхнула гневной вспышкой Гермиона, так что ее щеки залило краской, и, глядя на это, Драко не без некого удовлетворения подумал, что очень и очень может предложить…

— Я просто хочу найти способ прекратить эти игры. Это опасно. Мы подвергаем опасности не только тебя, но и весь Орден! То, что мы сразу же открыли тебе адрес штаба, немыслимо, безрассудно, но так получилось.

Это просто есть, и все, — в голос повторили они оба, словно члены одной тайной секты, а эти слова – мантра для медитирования – это просто есть, и все, просто есть, и все…

— Лорд убьет мою мать, если узнает, что я каким-то образом ушел от него, — лаконично ответил Драко. – С другой стороны, Лорд не выслеживает меня, он, быть может, все знает, но не выслеживает меня.

Гермиона молчала, а Драко продолжил.

— Знаешь… Грэйнджер, мне порой кажется, что наш враг в этой войне вовсе не Волан-де-Морт, нет. Он намного… масштабнее, больше, он может проникнуть в каждую щель, в любое укрытие, в любой разум… он везде, даже внутри нас, и поэтому нам не укрыться. В мире происходит много странных вещей, много подряд идущих странных вещей. Даже наш союз, даже открытие правды, даже то, что нас не убили, никого из нас, относится к тому же. Лорд… он удивляет меня. Он, безусловно, культовая личность, но его время на исходе. С огромной яростью, уж поверь мне, он бросался на этот мир, стремясь выиграть, отобрать у него то, что, как он, наверное, считал, незаконно отняли у него в прошлом, он был похож на пламя лесного пожара, жестокого, стремительного, смертоносного. Тонны воды надо вылить, прежде чем он потухнет… но он потухнет, обязательно потухнет. Вот и на его долю пришлось такое количество тонн воды, что потушило его пожар. Теперь это лишь факел, сила которого тает, превращая его в свечку. Мы ведь не замечаем, как тает свеча, правда? Вот она, целая, прямая, устремленная ввысь, и тут же уже стоит, скрючившись, и плачет парафиновыми слезами. Это быстро, очень быстро. И поэтому не укладывается в голове. Мы пока не знаем, с кем воюем, и кто есть Зло. И знаешь, мне почему-то порой кажется – да, сказано грубо, грубо, — но мне кажется, что если у нас и есть Ангел-хранитель, который направляет нас в нужное русло, то с некоторых пор его имя Лорд Волан-де-Морт. Смешно, да? Он направляет нас в нужное русло, следя за тем, чтобы мы вылили на него нужное количество воды…

Гермиона, до этого залившаяся краской, теперь была бледной, как полотно. Ее страшили слова Драко, плавные, как течение реки, словно бы он считывал их с листка бумаги, или заучил заранее, но…

Они просто есть, и все.

— Знаешь, наверное, не везде так, как в нашем мире. Не везде нам плохо и одиноко. Есть такое место, где нам всем хорошо, может, даже, где мы дружим, где мы единое целое, и не везде мы больны, не везде мы скитаемся в поисках ответов, не везде сражаемся с Волан-де-Мортом. Но сейчас мы здесь, и на нас лежит некая ответственность, я знаю. Мы еще сыграем свою роль, мы все. Надо лишь уметь слушать этот мир.

Гермиона тихо села рядом с Драко, и взяла его руку, холодную, как кусок ледяной глыбы. В этом жесте не было ничего романтического, просто она словно бы скрепляла его слова рукопожатием, утверждала, что согласна с ним.

— Так что делать? – тихо спросила она.

— Это мой любимый вопрос, который, увы, зачастую не имеет ответа. Люди – слабые, я бы даже сказал ослабленные, простые, невидящие, ослепшие… Поэтому появляются такие, как мы… знаешь, так порой бывает… я читал магглские газеты, да и в наших писали об этом… был такой человек в одной стране, который в один прекрасный день взял в руки автомат и пошел стрелять людей. Маггл, но это не имеет значения. Он многих подстрелил. И кто-то искал в этом тайный смысл, знак, ведь до этого события это был просто человек, такой же обыкновенный, как и все остальные, и вот он уже убийца, зверь, странный хищник, питающийся горем. Они ведь не понимали, что он просто есть, и все. Ему просто хотелось пострелять в людей, вот и все. Никакого тайного умысла. Так вот и мы… мы самые обыкновенные. Но в один день все переворачивается, срабатывает какой-то выключатель внутри нас. В одних комнатах нашего разума гаснет свет, чтобы зажечься в тех, в которых никогда не горел до этого. В подвалах. В чердаках. В таких местах, где наиболее легко поверить в то, что наша жизнь не такая простая, какой кажется. Где легче поверить в странные шорохи и знаки. Где даже запах… особый. Запах шкуры крысы. И чего-то сладкого.

И мы тоже возьмем в руки орудие, пусть и не автомат, пусть это будет магия, сила, любовь или ненависть, и пойдем кроить этот мир, потому что так надо…

— И потому что это есть, и все, — тихо закончила за него Гермиона, в который раз повторяя эти слова-заклинания, и прозрачная слезинка скатилась по ее щеке и упала на ледяную руку Драко.

Он откинул волосы, упавшие на его лоб, скрывавшие от него лицо девушки, и аккуратным жестом стер остатки слезы с ее щеки.

Для Гермионы что-то изменилось внутри – может, щелкнул выключатель. Выключил свет там, где горел, чтобы включить там, где его не было… теперь она увидела, что в его глазах нет пустоты, что они наполнены, они переполняются чем-то таинственным, неизведанным, что за отсутствием названия и кажется пустотой. И этого никогда не было ранее, когда они были просто детьми.

Гермионе неумолимо хотелось вернуться назад, где война заключалась в оскорбительно-смешных словах друг к другу и высокомерных взглядах. Теперь этого не вернуть.

Драко чувствовал, что она также изменилась. И она это признает. В них что-то ПРИШЛО, спустилось, вошло в их жизнь извне. Он чувствовал, что Гермиона, еще едва уловимо начала тянуться к нему. Прекрасно, когда у тебя есть такие друзья, как Гарри и Рон, но даже для них со временем создаются какие-то ограничения, и доверить им все бывает нельзя. Чтобы не тревожить. Чтобы не бояться, что в один из обыкновенных земных дней они встанут напротив друг друга и не узнают, кто они. Не вспомнят. Драко все еще был совсем другим.

Драко… Драко ненавидел порой себя за те мелкие трещинки, что поползли в его сознании. Он тянулся, все же тянулся к тем людям, что никогда не примут его к себе, никогда. Такова уж человеческая память… они будут помнить ТОГО Драко Малфоя, но поскольку и он был для них призрачной личностью, то свыкнуться с ним еще раз изменившимся им будет не под силу… но они хотя бы постараются. Ведь когда-то, как ему казалось, очень давно, ему нравилась его обособленность. Его гордое одиночество. То, что он стоит на холме, а все остальные копошатся в долине, и порой бросают на него взгляды, а он, в свою очередь, подавшись окружающей их атмосфере, тянулся к ним, порой отчаянно тянулся, ведь не сразу пришло осознание того, что это общество отвергает и сторонится его, не потому, что он плох, чтобы спуститься к ним, а они недостаточно поняли в этой жизни, чтобы подняться туда, где и он.

Предназначение. Оно жило в нем с самого рождения, сначала не подавая никаких признаков жизни, но теперь, теперь пришло время, и оно, как паразитический организм, прорвет себе путь наружу и изменит жизнь.

Осталось лишь понять, кто Они все в этой жизни.

Кто их Враг.

Именно в тот момент, когда Драко коснулся лица Гермионы и стер слезинки, дверь распахнулась, и на пороге появился Рон, с вытянувшимся за одно мгновение лицом. В его взгляде было столько упрека и обиды, что Гермиона хотела было невольно отодвинуть от Драко, но… она бы разорвала ту тоненькую нить, что могла в дальнейшем связать их всех воедино.

Рон не видел выражения лица Драко. Никакой нежности. Пока. Обреченность.

Обреченный. Его Кровь.

Они должны научиться быть вместе. Гермиона чувствовала, что им всем это очень скоро пригодится.

— Рон, все внизу? Надо спуститься к ним, нам всё еще есть что обсудить, – подчеркнуто спокойным голосом произнесла она, давая Рону понять, что нет повода для ревности и беспокойства, и что пора бы привыкать к новому порядку.

Жаль, она не любила хиромантию, и не могла узнать будущего…

— Том Реддл?

Он не сразу откликнулся. Ему просто даже не сразу пришло в голову, что это обращение — к нему. Он забыл, что Его так зовут. В этом голосе не было насмешки, желания унизить его. Просто голос, немного знакомый, но не дающий шанса узнать себя полностью.

— Я здесь, — ответил он голосом ученика на перекличке.

Для них он, наверное, действительно был Томом Реддлом, юным, порочно красивым, умным, амбициозным, жестким… Не дряхлым, умирающим, апатичным и потерявшимся.

— Ты сделал выбор?

Выбор, опять этот выбор… Как же ему хотелось отправить все это в бездну, включая слово «выбор», преследующее его на протяжении стольких лет.

— Да.

Том встал с кресла и тяжелой походкой, поскольку не было сейчас нужды скрывать ее, приблизился к огромному круглому столу, который, на одно мгновение, вдруг показался ему разделенным на две части – черную и белую.

Нет, обычный стол из темного дерева.

На обратном его конце стоял Проводник, так окрестил его про себя Том, будучи еще юным, не изменил этого прозвища и сейчас.

И опять его одежда словно сливалась с помещением, как будто бы он «вышел» из этих стен, и пронес за собой остатки материи. Те же «мягкие» глаза, с синими крапинками. Абсолютно не злые, совсем не добрые, просто другие.

Проводник протянул руку, Том Реддл в свою очередь протянул свою. С его пальца соскользнуло некое маленькое юркое существо, и быстро засеменило в противоположном от него направлении. Саламандра.

Она обвилась вокруг пальца Проводника, занимая свое место.

— Здесь не хватает камня.

— Я знаю, — приглушенным голосом ответил Лорд, словно бы ему было страшно, но страха не было. Лишь волнение, лишь бесконечное ожидание тех слов, что успокоят, если не его душу, то хотя бы то, что от нее осталось.

Ты сделал это?

— Вы ведь знаете, что сделал.

— Я не спрашивал тебя ни о чем, Том, — мягко прервал его голос.

Лорд несколько растерялся, но потом вдруг осознал, что его правда не спрашивали. Просто он столь часто прокручивал в голове этот диалог, что знал его наизусть и порой слышал его везде, в каждом голосе, вот и сейчас представил, что ему все же задали этот вопрос.

К тому же, Проводник никогда не спрашивал, даже если в его словах закономерно было бы поставить в конце знак вопроса. Но это были лишь слова, Проводники же, да, их было больше, всегда лишь утверждали вслух.

Тому Реддлу требовалось высказаться.

— Я сделал свой выбор. Я… благодарю вас… даже если вам это не надо. Все равно благодарю. Я не буду переворачивать этот процесс в другом направлении, нет. Пусть на этот раз Саламандра встанет в Черное Пламя. Но я хотел бы взамен оставить за собой право выбора следующего Обреченного. Чтобы он успел сделать то, что не смог я. Это… возможно?

— Ты знаешь, Том, что нет.

Конечно, он знал. Но высказаться ему хотелось полностью.

— Я знаю, что не заслужу прощения, поскольку вы всегда даете выбор. Я помог им добыть еще один крестраж, но не буду помогать им открыть его. Все должно оставаться в равновесии. Они, наверное, будут рады, узнав, что им не придется искать все крестражи, что хватит и еще одного.

Лорду хотелось сказать еще что-то, нет, еще много-много чего, но он не находил слов, не находил сил, чтобы произнести их. Только шепотом добавил:

— Я знаю, у вас нет пристрастий. Но, я думаю, ваш наследник сделает правильный выбор. Как и вы.

Ему показалось, что проводник благосклонно кивнул ему. Может быть.

Лорд справедливо предположил, что то, что он оставил жизнь Гарри Поттеру, и являлось самой страшной местью, если бы он хотел отомстить ему. Поттеру должно было быть намного страшнее оставаться, чем Лорду – уходить.

Поттер не знал, во что он превратится.

А может, это и не было так страшно?

Лорд проводил взглядом Проводника, растворяющегося, сливающегося обратно, в материю комнаты, Проводника, который когда-то, очень давно носил свое собственное имя – Годрик Гриффиндор.

…Том потерял счет времени. Да, вот сейчас он по праву мог называться Томом, потому что в кресле сидел не изуродованный волшебник, а красивый, не устану повторять, порочно красивый юноша.

Почему так? Наверное, с этим надо родиться. Есть просто красивые люди… и есть такие, как Том Реддл. Его тонкие губы, изящные крылья носа, четкий овал лица, но самое главное его глаза, зеленые, как у кошки, его глаза были порочными. В них было слишком много свободы, которая сделала его таким. Тщеславие, уверенность в собственных силах и осознание того, что силы эти не плод его воображения, а они есть. Да, такие глаза могли быть только у Тома Реддла, они были его визитной карточкой, если бы люди не боялись смотреть в эти зеленые озера, что тогда – робея перед юным парнем, который стоял на самом высоком холме в долине жизни, что сейчас, перед лицом самого могущественного темного волшебника.

А впрочем, эта порочность, как и красота, испарилась со временем, атрофировалась, превращаясь в нечто абсолютно другое. О себе Том думал, что такие как он живут в сказках, что магглы читают на ночь своим детям – и в конце сказки обязательно должен появиться тот, кто избавит мир от злодея…

Лорд улыбнулся пламеню огня в камине, и тут же стало ясно, что Том Реддл не сидит в кресле, это Волан-де-Морт, без своей мантии, скрывающей обезображенные остатки лица, Волан-де-Морт со ссохшейся, как древний пергамент белой коже, ввалившимися щеками, с двумя щелочками вместо носа и тонкой нитью рта. Но зато у него оставались его глаза, великолепные озера среди руин некогда прекрасного и благородного замка – только очень внимательный путник различил бы их среди общего безобразия.

Лорд больше не хотел надевать на себя эту мантию, не хотел прятаться от мира. Когда-то давно ему пришла в голову идея, которая показалась ему чрезвычайно оригинальной, достойной похвалы со стороны, что человек, который хочет уйти от мира без позора, должен стать у всех на виду! Разумеется, все знали Темного Лорда, не было ни одного волшебника, даже ребенка, который не знал бы Темного Лорда. Не знал бы его имени, букв, из которых оно складывается. Но разве хоть кто-нибудь знал его ДУШИ? Знал, кто он такой? Чем руководствуется? Чего желает? Нет, все знали лишь имя, и то, что он совершил. Но не почему и зачем. Не оценивали его с человеческой точки зрения, никогда. Поэтому Лорд всегда был один со всеми. Чужой среди тех, кто мог бы сравняться с ним по силе, близкий тем, кто никогда не примет его в свой круг.

Темный Лорд все же хорошо помнил день ВЫБОРА, который настал в тот день, когда он умер, чтобы воскресить того, кто совершит Великие Темные Деяния. Разбудить то существо, что долгие годы спало внутри, лишь изредка просыпаясь, чтобы искры Зверя промелькнули в зеленых глазах юноши, пугая людей своей отчужденностью, отдаленностью от этого мира. Зверь взял вверх, круша врагов, препятствия, но взамен он пожрал плоть и разум Тома.

И теперь добрался до своего логичного конца.

Мир далеко не такой простой, каким он представляется людям. Если уж сравнивать, то он похож на многослойный торт. Люди живут где-то посередине, они вроде крема – начинки черствых коржей. Существует множество иных слоев, уровней, и на каждом из них свои правила, свои законы, объединенные одним высшим существом, тем, кто и создал жизнь. Существовал слой, где есть магия. Слой, где есть люди. И, безусловно, слой, где были Проводники. И еще множество слоев, каждый имеющий свою жизнь. И все эти слои, плотно расположенные друг к другу, переплетались, и если какой-нибудь один слой бы пострадал, то весь «торт» потерял бы былую форму и был бы безнадежно испорчен.

Лорд никогда не был Злом. Зла вообще не существует.

Это слово придумали люди, которые, находясь в столь сложной многоструктурной системе, вынуждены были определить ее границу. Поступки ЛЮДЕЙ плохие или хорошие. Но самого Зла, его воплощений, не существует, равно как и Добра. Существует поток энергии, который проходит через Все слои. На определенных слоях существуют твари, которые питаются этой энергией – они не имеют человеческих чувств и форм восприятия мира, но обладают своей функцией. Дементоры – явный тому пример, но далеко не самый яркий. Существуют и те, кто эту энергию направляет в то или иное русло, и всё – ради поддержки равновесия. Ничья жизнь не проходит незаметно для слоев. Людям, волшебникам, всегда представляется шанс исправить свою жизнь, изменить ее и самих себя. Но есть некий особый слой людей, к примеру, если хозяйка, выпекая торт, вдруг совершит неловкое движении и корж искривится, или крем в этом месте будет другой консистенции, так вот, этот «слой» выйдет чужеродным, иным. Это особая порода людей и волшебников. Они изначально отделены от мира, люди словно бы обтекают их, как волны реки обтекают каменные выступы. Эти люди — Обреченные, возможно, слово не абсолютно точно передающее смысл их существования, но так уж закрепилось с течением времени. Обреченные на иную жизнь. Чем быстрее они свыкнутся с тем, кто они есть, тем им будет легче. Такие как они не должны будут тянуться к другим людям, тем, кто внизу, они Одиночки. Лорд был таким.

И еще Основатели. Годрик Гриффиндор, Салазар Слизерин, Ровена Когтевран, Хельга Пуффендуй. Нонсенс! Небывалый союз ЧЕТВЕРКИ. Одиночки вдруг стали практически единым целым… практически… со своими ограничениями. Ведь каждый по отдельности представлял собой сложный механизм, но зато их союз даровал нашему миру Хогвартс, школу Чародейства и Волшебства, и это действительно было особенное место. Не зря Хогвартс не раз становился ареной битв добра и зла, местом сосредоточения таинственных событий. В это место четверка Обреченных вложила столько своей энергии, мощи и эмоций, в которых они ограничены, что энергия эта не ушла и после их смерти. Физической смерти, поскольку астральное тело перешло в иную фазу. Проводники. Эта четверка, словно бы четыре стихии, контролировала Равновесие. Чтобы уберечь себя от «эффекта свечки», то есть быстрого сгорания от потребления такого огромного количества сил, что перетекала через них, они имели между собой некую договоренность – если бы благодаря какому-либо событию, произошедшему в их время на земле, чаша весов склонялась бы в ту или иную сторону, один из них бы ушел. То есть иными словами, Проводники переправляли через свои тела энергию, нужную для создания фундамента на земле, который твердо бы держал все мироздание. От высших к нижним слоям. И срок их был очень недолог. Основатели продержались так долго лишь благодаря своим взаимоотношениям, тоже, кстати, не лишенных раздоров. Обычно же тело буквально разлагается от такого количества силы. Это все равно, что проводить ток через электрическую лампочку – если напряжение увеличивается, лампочка перегорает.

А потом появился Том Реддл. Год его появления на свет принес миру много войн, он отвернулся от прошлого, но еще не успел подойти вплотную к своему будущему. А Реддл обладал всеми теми качествами, что были у Основателей – жесткость и диктаторские качества Салазара, смелость и способность к самопожертвованию во имя чего-то большего Годрика Гриффиндора, рассудительность Ровены Когтевран и большой магический потенциал Хельги Пуффендуй. Со временем историки многое из этого перемешали, перепутали, поскольку Основатели, как и Том в дальнейшей своей жизни, будучи у всех на виду, не оставили никаких явных признаков своего существования, кроме Хогвартса и магических свитков и портретов.

И тогда было решено заменить четверку Основателей на одного Тома Реддла… и еще кого-то одного. Получилось так, как и любят люди – черное и белое. Волан-де-Морт и… Гарри Поттер? Может быть…

Том согласился разукрашивать черное полотно жизни, предоставляя выбор своего оппонента высшим силам. Поскольку четкого распределения не было, и он вмешивался как в кровопролитие, так и в усердную добродетель, рождение Гарри Поттера стало для него не самым приятным сюрпризом. Только-только получившего невиданную власть, обладающего знаниями, которых не было ни у кого, знавшего, что сейчас он практически единственный Проводник, не считая незримого присутствия Высших, это испугало. Просто, по человечески. Что его сместят и заставят уйти за занавес театра жизни. И еще им двигало любопытство, да, именно оно. Он знал, что ТАК было всегда, что равновесие должно присутствовать не только в соизмеримости количества войн и добродетели, но и в душе человека – зверь и духовность человека должны быть в равновесии, иначе человек никогда не сможет хорошо жить, и все его проблемы будут – в разуме.

А что, если тому, кому предрешено родиться и изменять жизни других, выпадет не очень долги срок? Совсем недолгий?

Том опьянел от силы, власти, знаний. Поскольку Высшие для него лично, не обладающего высочайший уровнем, представлялись лишь всемогущим сгустком энергии, наделенным разумом, и то все это на словах, он уже даже порой начинал верить, что эта сила – его сила, что он сам наделил себя властью. Он знал, что он умен, амбициозен и обладает талантом, а что, если и сила тоже досталась ему в подарок?.. И за нее, соответственно не надо платить…

Он долго мучил себя подобными размышлениями. Вокруг него собирались его почитатели – будущие Пожиратели Смерти. Лорду не нужны были слуги, но изначально он хотел поиграть в дьявола, зная, что наверху его душа не имеет окраски. Словно Князь Тьмы наложил на своих «друзей» обязательства – Темную Метку, делавшую их зависимыми даже от его настроения. К тому же, на их фоне он больше не являлся невидимкой, тем, Кого не Было, но Кто Мог Сотворить Нечто Ужасное. И он решил изменить судьбу, он, окрыленный успехами, властью, лестными похвалами сторонников. Он считал, что Высшие остановят его, если он будет неправ, но они не подавали никаких знаков, и он решился.

Лорд отправился в дом, в котором родился Мальчик-Который-Должен-Был-Умереть, но выжил. Разве они не знали – Авада Кедавра, это лишь заклинание, от него на теле нет даже мельчайшей царапинки. А тут образовался целый шрам…

Высшие были в ярости… наверное.

Когда он произносил смертоносные слова, все вокруг закружилось, он почувствовал, как душа его отделяется, на мгновение даже показалось, что над его головой смыкаются волны восхваляемого им моря, как тогда, в юности…

Он нарушил главное правило Проводников – не вмешиваться в судьбы людей, особенно – Обреченных. Он вновь, во второй и предпоследний раз оказался в той комнате. И вот – наказание, как для нашкодившего котенка…

Поскольку слова были произнесены, и кто-то должен был умереть, матери Гарри предоставили выбор. Она решила сохранить жизнь своему любимому сыну, думая, что обрекает его на лучшую жизнь, на жизнь Избранного, не Обреченного. Словно бы в назидание Лорду, на лбу мальчика появился шрам в виде молнии – знак равновесия, на самом деле, скорее трещина, которой заполнялось неоднородное пространство между Темным направлением энергии и Светлым. Оно ведь не могло быть ровным, как разделительная полоса на шоссе. Родителей Гарри забрали, перенаправив силу заклятия на них. Так была куплена его жизнь, а ведь без вмешательства Лорда он бы пришел в этот мир Проводником без жертв. У Лорда отняли силу, как и всем остальным, предоставив шанс восстановить ее, как он посчитает правильным, учитывая вынесенные им уроки. Таким образом, все вновь приходило в равновесие – и появление мальчика Проводника, и уход двух невинных волшебников.

Лорд оказался в ужасе. Годы его жизни проходили перед глазами, похожие один на другой, и он не помнил чего-то очень и очень важного. Такой страх испытывает ученик, который выучил заданный урок, но тогда, когда его спросил учитель, все вдруг вылетело из головы. Что было правильным? Он метался в страхе, ужасе, панике, брошенный всеми на произвол судьбы. Немало лет ушло на адаптацию, но зато такая передышка позволила ему жить дольше. На мгновение в мире установилась относительная тишина. Лорд нашел выход. Крестражи. Он думал обмануть кого-то еще, а обманул только себя, разделив свою жизнь на части и убыстрив проход энергии через него. Все это можно обсуждать бесконечно, переворачивая, словно головоломку в ту или иную сторону.

Это просто есть, и все.

Но не везде, где мы есть, нам больно.

Поняв, что он в ловушке, что исход его в любом случае близок, он решил вырваться из всего этого. Просто не быть. Лорд знал о рождении Гарри еще до того, как он очутился в животике своей матери. И теперь он чувствовал, что где-то очень-очень далеко от этого места скоро появится существо, которое изменит этот мир, и он не будет на этот раз мешать его появлению. Лорду просто требовалось очиститься от эмоций, от ненависти, которая является той самой тварью на одном из слоев, которая пожирает человеческую энергию. Очиститься и следовать тому плану, что наметили ему свыше, чтобы в конце получить вознаграждение – переход на высший уровень и отсутствие возвращения в эту жизнь.

Лорд не знал, когда именно появится новый Обреченный, кто это будет и где именно, но что это будет не столь уж длинный процесс, знал. И вот, новый союз – Поттер, Грэйнджер, Уизли, и Малфой, как ни странно это признавать. Но и прошлые Основатели были далеко не самыми близким по духу людьми. Вновь ЧЕТВЕРКА, Судьба повторяется? Возможно, лишь совпадение.

Лорд создал некую связь между собой и Малфоем, поскольку он был ближе всех к нему, чтобы иметь возможность следить за продвижением дел. Его не волновала уже ни война, разыгрывающаяся в мире, война, которая станет зачисткой перед появлением новой Миссии. Ему требовалось знать мысли этих детей, предполагают ли они об истинном их враге, об истинном положении дел, или их мозги заволокло пеленой ограниченного мышления?..

Ничего, скоро они осознают все, а связь между ним и Драко уйдет после его смерти. Лорду было интересно, просто интересно, какие жертвы будут в этой битве, а они будут, нельзя иначе. И подброшенный крестраж тоже послужит этому, поскольку он – испытание, которое придумала Ровена для будущего поколения.

Лорд проводил параллель между Основателями и новой Четверкой. Салазар – Малфой, Годрик – Гарри, Ровена – женский прототип Уизли, умница Хельга – Грэйнджер. На самом деле между этими людьми не было никакой связи, абсолютно. Они даже не являлись людьми до конца, но в чем-то, наверное, как и любые другие Проводники, были схожи, особенно благодаря своей дружбе. Только Драко несколько выбивался из общего фона, поскольку изначально судьба поставила их по разную сторону баррикад, но все равно картинка сложилась в единый узор.

Наследниками они не являлись, скорее последователями. Просто с языка Лорда сорвалось именно это слово – наследники, наследники престола Обреченных. Обыкновенные на первый взгляд, исключая разве что Гарри, по стечению обстоятельств ставшему самым обсуждаемым мальчиком в мире магии, обыкновенные, но в них, как и в Лорде, с рождения засело Нечто, нечто извне… И оно просто ждало своего часа, пробуждаясь в виде смелости, ума, решительности.

Пламя, о котором говорил Лорд Проводнику, названному им Годриком, было вроде пламени на алтаре равновесия. Черные, белые, желтые, зеленые, синие и красные отблески пламени сливались в единое целое. Лорд был черным сгустком пламени, и кольцо Саламандры, которое являлось артефактом силы для такого могущественного волшебника как он, должно было быть сброшено в это пламя, чтобы освободить его магический потенциал и позволить уйти в иной мир.

Хотели они все признавать это или нет, но Лорд принес на данный момент больше пользы, чем Поттер и все остальные вместе взятые.

Движимый той своей прошлой жаждой совершить правосудие, он предоставил Поттеру страшную жизнь. Будучи Проводником, он потеряет то, что составляло его человеческую сущность, не звериную, то, что они все называли «истинно гриффиндорским», потеряет своих друзей, о чем он даже не может и подумать, потеряет свою славу и слова, брошенные в его адрес, растворятся в воздухе. Тот, кто стоит на вершине скалы, может кричать до тех пор, пока голос не сядет. Но он не будет услышан теми, кто внизу, не будет услышан и понят. Ему придется свыкнуться, что те, кто идут с ним рука об руку – такие же. Он будет жить ради других. Совсем немного – для себя. Надо лишь достойно пройти свой путь, и, Лорд этого не увидит, достойно встретить своего еще не родившегося врага.

Он им совсем чуть-чуть поможет. У него нет иной цели – каждый день – не его день, а Их День, его направляли, как слепого направляет трость, становящаяся со временем чем-то вроде живого существа. И самое страшное, что никому нельзя было об этом сказать. Неудачи в собственной жизни, в общении с людьми компенсировались властью и талантами, но ему всегда ЧЕГО-ТО НЕ ХВАТАЛО. Внутри зачастую было пусто. Нельзя было ничего рассказать, потому что это звучит как бред, кто-то может принять это к сведению, но поверить…нет. В этом не было смысла.

Что бы он рассказал? Про многослойный торт жизни? А почему бы и нет…

У Лорда от смеха даже слезы потекли по щекам, такие скупые две слезинки. Абсурд.

Не надо самоанализов, не надо рассуждений и вечных поисков чего-то…

Это просто есть, и все.

Драко в эту ночь вновь не мог заснуть. Чтобы как-то скоротать время, он вспоминал события минувшего дня. Положение действительно было тяжелым. Пока что были посеяны семена войны, но скоро они прорастут и принесут первые плоды кровавого урожая. Драко не понимал, какое значение имеет эта война, как вообще можно думать о войне, когда ЗДЕСЬ ТАКОЕ.

Необъяснимое, и потому страшное.

Людям нравится убивать себе подобных. Словно бы слово «война» снимает ответственность за свою и чужую жизни, позволяет зверю взять контроль, оправдывает жестокость и удовлетворение самых низменных своих потребностей, в которых люди стыдятся признаться, получая ничего не значащие награды и медали.

А у них тоже война. И они каким-то образом стали ее центральной частью.

Наверняка война перетечет и в их мир, все же они живут на одной планете. Здесь же давно назревала конфликтная ситуация – положение неопределенности и скопление потаенных страхов раздразнило людей, как кусок окровавленного мяса раздразнит даже самого смирного пса. В Министерстве непорядок, школы закрывают и открывают, дать сколько-нибудь вразумительные ответы на вопросы никто не может, потому что даже сформулировать вопрос в такой обстановке нереально. Людям не хватит словарного запаса. Но поскольку своей численностью магический народ меньше магглов, то к войне они относятся несколько «бережнее», хотя, конечно, как и все человеческие существа, подвержены этому «дефекту», который зарождается внутри человека, словно раковая опухоль, которая берет свое с человека и не позволяет ему выйти незапятнанным.

Пока что принято не вмешиваться в людские распри, но Драко слышал, что армия все же будет потихоньку собираться, без официальной огласки. Отец Рона, Артур Уизли, который тоже был на собрании Ордена, сообщил, что в Министерстве паника. Это было довольно странно слышать, поскольку хоть войны и являлись редкостью, но все же они были. Артур пояснил, что теперь против них могут ополчиться не только вражеские войска, танки и бомбы, но еще и прислужники Темного Лорда и даже дементоры, которые на некоторое время пропали из виду, поджидая лучшего момента для нападения, когда силы магических войск дрогнут. Люди, конечно, не узнают, что им помогают магией, да и нельзя злоупотреблять ею в таком деле, как война, на глазах тысяч людей, и все же они примут в войне самое активное участие.

Если вы дотронетесь до одной струны гитары, то невольная вибрация наверняка пройдется по всем.

Что касалось найденного крестража… практически единогласно, к общему разочарование ЧЕТВЕРКИ, его приказали не трогать, ни в коем случае не пытаться открыть его, и, как сообщила МакГонагалл, после закрытия школы оставшаяся без работы, завтра прибудут два аврора и заберут его с собой, чтобы отдать специалистам, которые и решат, что делать с этой находкой, и является ли она, собственно, крестражем.

Засыпая, Драко успел подумать о Гермионе. Она, безусловно, изменилась, хотя ее застенчивость порой раздражала. И все же она была очень… живой. Настоящей. Такой, каким бы хотелось быть ему, но которой стала эта девушка. В ней было нечто успокаивающее душу, хоть она и была молоденькой девушкой, ненамного умудренной опытом, чем они, а может, и меньше. То, что раньше Драко презирал в ней, за что оскорблял – ее слишком бьющие в глаза людям выдающиеся способности, ее волосы, зубы, то, что она дружила с Поттером, все это потеряло смысл и преобразовалось. Она оказалась просто слишком одинокой поначалу, наполовину чужой этому миру, чтобы не блистать в учебе, чтобы еще и не иметь возможность подсказать что-то в трудную минуту. Зубы она исправила, свои волосы остригла практически наголо, они успели подрасти лишь на пару сантиметров. Дружба с Поттером, пожалуй, изменила ее в лучшую сторону – все же Драко видел в ней зачатки того эгоизма, что со временем перерастает в эгоцентризм, в желание привлечь к себе внимание, но не расположение. А дружа с Гарри и еще и с Уизли приходилось делиться собой.

В общем, она просто изменилась, и это не могло не радовать.

И еще она была симпатичной.

Драко не мог не улыбнуться тому, что в такую сложную минуту подумал о столь обыденном и приятном, и заснул.

…Гарри, в отличие от Драко, в эту ночь было не суждено заснуть. Он тоже ворочался в постели, но, в конце концов, встал и принялся отмерять комнату шагами. Он вспоминал о Джинни. Если уж на то пошло, то его любовь к ней была неожиданностью даже для него. Словно бы до этого Джинни была призраком, девушкой, сквозь которую можно было увидеть противоположную стену, а теперь приняла очертания и форму, очень даже привлекательную, и появилась пред очами Гарри – и, чудо, он влюбился!

И еще рядом с ней создавалось ощущение умиротворенности. Может, и плохо было так думать, но Джинни ведь любила его раньше, а значит, он изначально ей приятен, значит, она не будет смеяться над его порой неловкими попытками наладить отношения. И еще она наверняка будет ждать… А Гарри все меньше и меньше времени оставляя на свою собственную жизнь.

Он решил написать Джинни письмо, с тем, чтобы завтра отправит вместе с Буклей, или, если хватит наглости, с отцом Рона, решил неожиданно для себя, потому что никогда не делал этого ранее. Он не знал, что написать ей. Что любит? Но он еще сам этого не знал. Она просто была очень дорога ему, как связь с реальной жизнью. К тому же, этот разговор должен был произойти с глазу на глаз, когда все проблемы окажутся в прошлом, и можно будет жить в будущем.

Гарри злился на себя, за то, что он такой, какой он есть, и боялся этого чувства, потому что был когда-то человек, который пожертвовал собой, чтобы спасти его… его сердце словно сжали ледяным обручем. Для кого-то это столь нереально. А он всю жизнь в поисках чего-то, наедине с осознанием того, что он очень многого не может, что спасти всех не удастся, что переживать чью-то смерть, потерю, придется одному. Не с друзьями. Потому что сказать, что погибло при землетрясении 1987 человек, или сказать, что МОГЛА БЫ погибнуть Джинни, совершенно разные вещи. Второе хуже. Потому что есть только ты и твоя боль, все остальное ненастоящее, по мере удаления. Джинни была ближе, и более настоящей, чем погибшие 1987 человек.

И было так страшно, что это все будет вечно, что его жизнь по какому-то недоразумению будет вечной, всегда, и что если уйдут проблемы, то и он уйдет, потому что не будет смысла, чувств, его, и только Джинни порой давала какое-то утешение, сама того не подозревая.

Он ведь правда очень хотел жить. Он боролся за свет и для себя тоже.

В его комнате не оказалось чернил и пергамента, друзей будить он не хотел, поэтому направился в кабинет, где до этого проходило собрание. В темноте Гарри нащупал стол, стулья, комод, выдвинул ящик и достал пергамент и чернила. В голову пришла мысль, что именно здесь решили на время оставить шкатулку, где она и стояла до этого – на куске ткани красного цвета, только теперь на небольшом столике у дальней стены.

Гарри повернулся, нет, не желая тайно открыть шкатулку, он не знал, как это сделать, а чтобы просто посмотреть. И посмотрел.

Шкатулка как шкатулка, казалось бы… дорогая, ручной работы, загадочная, но шкатулка. И надпись, конечно, заставила бы биться не одно сердце – «Ровена Когтевран».

Гарри подумал о том, что эта шкатулка таит опасность, наверняка. Очень большую опасность, горящую тревожными красными буквами на стеклах окон. Но никто, наверное, кроме самой Ровены, не подтвердил бы ему этого.

Вот он и решил спросить это у нее лично.

Рядом со шкатулкой, буквально в полуметре от нее, скрытая тенью, стояла и ее обладательница – собственно Ровена, в длинном платье глубокого синего цвета, и улыбалась, глядя прямо в глаза Гарри.

Драко…Драко…ДРАКО!

Он дернулся и открыл глаза. Чуть привыкнув к темноте, привстал с кровати, осматривая комнату.

Неужели просто послышалось?..

Раздался легкий шелест, словно бы кто-то ворошил листы бумаги. Драко вертел головой в разные стороны, но не мог найти источника шума. Быстро облачившись в одежду, он окончательно встал с кровати и подошел к письменному столу. Ничего…

Тттссск….ттсск…тттсск…

Драко резко развернулся, выставив руки вперед, словно бы защищаясь от нападения озлобленного пса.

В комнате никого не было.

Драко взял в руки палочку и шаг за шагом обследовал комнату. Прятаться здесь было решительно негде. Кровать, письменный стол, шкаф, тумбочка, трюмо с большим зеркалом, вот, собственно, и все.

Проклиная себя за глупые мысли, подошел к шкафу, и, крепко держа в руке палочку, распахнул дверцу шкафа, тут же отпрыгнув на шаг назад.

Это был, несомненно, очень загадочный и мрачный, но все же просто шкаф.

«Ага, неслыханное по наглости нападение женского платья с целью изъятия палочки» — пронеслись в голове у Драко ехидные мысли на свой счет.

Ттск…ттск…

Это уже было не смешно.

Драко подошел к окну, выглянул в сад. Было очень темно, деревья покачивали своими ветвями, как…

Покачивали?..

Драко в голову закралась нехорошая мысль. Он открыл нараспашку окно и высунулся на улицу. Деревья действительно покачивали своими ветвями, вперед-назад, как зачарованные путники, только в отличие от путников они не были живыми. А ветра не было. Вообще никакого.

Ттск…ттск…

Прямо за спиной. Драко неожиданно понял, где уже слышал такой звук. Это было в конце прошлого года, в Хогвартсе. Пенси Паркинсон. Она вечно вешалась на него. И в тот день она задержала его в кабинете, когда все остальные уже вышли. Она была чрезвычайно раздосадована тем, что Драко в последнее время не уделяет ей внимания и смотрит словно бы сквозь нее. А в подтверждение своей чрезмерной тоски по нему она подняла свою руку с длинными коготками, покрашенными в темно-зеленый цвет (она считала, что это стильно – по цвету факультета), и, едва нажимая, провела ими по гладкой поверхности доски. Царапин она избежала, но вот этот звук…

Ттск…ттск…

Драко развернулся, не надеясь обнаружить Пенси, но хотя бы нечто похожее. Оказалось, что вариант с Пенси был намного лучше.

Драко повернул голову и встретился с взглядом глаз с серебряным зрачком своего двойника. Именно что с серебряным – зрачок его словно бы только что отлили из этого металла, и они даже не успели затвердеть. И вовсе он не такой… Это девушка!

Зеркало словно бы было покрыто слоем пыли, хотя Драко был готов поклясться, что оно блестело до этого. Отражение расплывалось, но понять, что это девушка, он все же смог. У нее были довольно длинные белокурые волосы, похожие на его, глаза темнели на фоне нежной кожи персикового цвета. Нет, не красавица, только цвет волос довольно привлекателен да глаза светились притягательным светом — как пламя свечи для мотылька. И еще синие крапинки в ее зрачках…

Вот она то и стояла по ту сторону зеркала и водила по его поверхности коготками – ттск, ттск, как зачарованные деревья за окном, в своем особенном ритме, не подчиненном никакими законами. Ттск, ттск, словно бы пытаясь выбраться наружу. И она больше не разговаривала. Пока что.

Драко не чувствовал страха, только любопытство, огромное любопытство.

«Я сплю», — пронеслось у него в голове.

Потом он просто вообще перестал думать и подошел к Зеркалу вплотную.

…Гермиона лежала в своей кровати и думала. О разном. Хотя бы о том, что ее последние мысли были столь чудовищны, что помешали ей заснуть.

Чудовищные, жуткие мысли, которые, конечно, никак, просто никак не могли зародиться в ее голове, у кого-то другого – да, но не у нее…

Одной из этих мыслей было то, что… то, что…

Драко Малфой был симпатичен.

Опять подумав об этом, она глупо захихикала.

За последние недели произошло столько всевозможных событий, что голова шла кругом, и, как это ни чудовищно странно звучит, они так и не улучили момента, чтобы лучше… познакомиться. Действительно, то он как снег на голову им свалился, то провалялся в постели, потом отправился в Имение, и вот он снова здесь…

Ее мнение о нем резко колебалось.

Сначала она увидела измученного парня, который дошел до такой степени морального разложения, что не пожалел «выплеснуть» это наружу, а для Драко это было очень-очень странно. Она знала. Потом… потом он стал более менее похож на сволочь, но еще не до конца. Потом исчез, появился, и опять – загадка.

Он был чем-то вроде карандашного рисунка, очень четкого, но все равно без красок выглядящего как-то… нереально. Странно, возможно.

Гермионе нравилось именно это слово – странно. На их долю выпало не так уж и мало странного, но это «странно» было другим, чем остальные.

Поняв, что ее размышления приближаются к первой стадии шизофрении, Гермиона вздохнула и укрылась одеялом с головой, надеясь, что так ее мысли не просочатся наружу и не достигнут чьего-то разума.

К тому же Драко был обаятелен, как ни странно было признать это Гермионе. Не обязательно даже красив, просто обаятелен. Ненавидели ли его или любили, но к нему редко оставались равнодушными, а самое главное, что его не особо волновало это мнение. Оно просто есть, и все, а сам Драко живет своей особенной жизнью. В его глазах, жестах, походке Гермиона видела что-то такое, чего никогда не было у них, но что являлось, несомненно «притягательным» качеством, а уж что получится в результате, зависит разве что от заряда притягиваемого предмета. Но он был абсолютно другим, и ее тревожила мысль, что они могут не научиться ладить друг с другом, и это нарушит ход их жизни.

Она говорила об этом с Гарри. Нет, не о том, что Драко симпатичен, а о том, что он… какой-то другой. Не такой как раньше. И спросила, доверяет ли ему Гарри.

«Знаешь, Гермиона, — ответил он ей тогда, — наверное, все что ни делается, делается к лучшему. Нас с ним столкнула судьба, и, быть может, таким образом мы спасаем друг друга, и иначе никак. Я просто боюсь, что мы берем воду не из того колодца, что на самом деле все совсем по-другому. А насчет доверия… пока я не вижу повода для беспокойства, хотя Рон, знаю, нервничает. Но пока кончик его палочки не уткнется мне под лопатки, я не буду пытаться проделать то же самое».

В этом весь Гарри.

Гермиону беспокоила и скрытность Драко. Словно бы он знает что-то такое, чего не знают они. И не хочет им рассказывать. И…

Шшшшшшшшшшшшшшшш

Словно бы скольжение стальной нити через ткань.

Гермиона чуть вскрикнула, но одеяло заглушило крик. Запутавшись в одеяле, которое вдруг превратилось в ловушку, она насилу вырвалась и чуть не упала с кровати.

Шипение не повторилось. Сердце Гермионы резко увеличило свой темп. Вроде бы не произошло ничего устрашающего, на нее не свалил ведро со слизнями и крысами, но…

В этом что-то было.

Гермиона потянулась было к стакану с водой, который стоял на ее прикроватном столике, и тут же убрала руку. Вода в стакане подрагивала, подчиняясь воле вибрации, заставляющейся ее двигаться. Гермиона поднесла стакан к глазам, и он тут же отобразил ее изуродованное стеклом отражение, вызвав у нее ухмылку. Сделав пару глотков, Гермиона хотела поставить стакан обратно, как вдруг то, что она увидела перед собой, в кресле, заставило её разжать пальцы, и стакан с громким стуком упал на пол и покатился под кровать, оставив на полу несколько сиротливых капель воды.

…Рон даже не расстилал кровать. Он сидел в кресле, закутавшись в мантию, словно бы герой мистического романа, ожидающий в замке появления своей пленницы. Он хмурился и ерзал в кресле, не в силах найти себе место.

Малфой.

Признаться, он заставил его понервничать. Рона ужасно злило то, что, собственно, придираться к нему не было причин. Никакой… хотя, почему нет?..

При всей своей ненависти к Малфою, даже с учетом происходящих событий, Рон ЗНАЛ, что он – не предатель. И это сводило его с ума. Гораздо приятнее было бы молчать и не обращать внимания, а потом в один из прекрасных дней, когда Драко сбежит отсюда, к примеру, с найденным крестражем, покачать головой и сказать: «Гарри, как же так, ведь я думал об этом…» или что-то в этом роде.

Но это было нечестно.

Но Драко от них что-то скрывает, он был в этом уверен, причем что-то очень важное, очень. Наверняка.

Рону даже хотелось вытрясти из него эту информацию, заставить его заговорить, но что именно спрашивать?.. Да и навряд ли бы Рону удалось это сделать… Драко знал все слабые места, ниточки, за которые стоит дернуть, чтобы заставить Рона нервно трепыхаться, как марионетку. Рону же за все время их вражды не удавалось сказать ничего более менее путного – казалось, у Драко подобных ниточек не существовало, он был сам по себе, и слова вроде «высокомерный ублюдок», «выскочка», «белобрысый» и тому подобное вышиты у него крестиком на подушках в спальне. В общем-то, наверное, у каждого человека имелся подобный набор ниточек, за которые окружающие люди при наличии воображения могли подергать и вывести человека из себя. У Драко они тоже наверняка были, но тщательно скрываемые, что наталкивало на мысль о его более развитом интеллекте, чем поначалу думал Рон.

Самому же Рону было очень грустно в последнее время. Он чувствовал себя лишним… Абсолютно бесполезным, вроде часов с кукушкой на стене – полезная вещь, и что-то правильное кукует своё, а обойтись без них запросто можно – одев, к примеру, хорошие дорогие наручные часы… Вот такими-то вот часами и представлялся Рону Малфой. Вдруг он правда сыграет важную роль, и про него, Рона Уизли, все позабудут? Война окончится, Гарри и Гермиона кинутся к Драко на шею, будут поздравлять, а его тело будет лежать под какой-нибудь березкой, никем не обнаруженное и забытое…

От подобных мыслей жалость к самому себе захлестнула Рона, и он чуть было не заплакал, но сдержал себя – все же это было слишком.

Нет, его друзья так бы не поступили… Рон бы чувствовал себя последнею сволочью, если бы в столь тяжелое время для них всех подошел бы к Гермионе или Гарри и спросил, друг ли он им. Перед глазами представали их изумленные лица, которые превращались в презрительные гримасы, и… Рон закрывал глаза и переставал думать об этом. Особенно ему было жаль Гарри, ведь в смерти Дамблдора он наверняка винил себя, а то, что он не говорит об этом еще не свидетельствует о том, что он об этом не думает… Рон помнил, как однажды застал Гарри в одной из комнат, держащего в руках магический шар с находящимся внутри макетом Хогвартса, помнил его затравленный взгляд, столь пугающий, словно бы его сознание покинуло тело и бродило где-то отдельно. Рон хотел подойти и сказать что-нибудь утешительное, но в голову не пришло ничего подходящего, и он с еще большей горечью осознал свою бесполезность. Он не винил Драко, он винил себя! Рон чувствовал, что между ними сейчас пропасть-обманка, или же болото – вроде бы твердая почва, все в порядке, но стоит ноге ступить в его пределы, и она с громким всхлипом погружается в грязь… Вроде бы внешне все было также невинно, но на самом деле в этом болоте жило чудовище, грозящееся пожрать их дружбу, их отношение друг к другу.

Нет, все же доверяет Гарри Драко или не доверяет, но он ему ни друг, он не знает Гарри так, как он, не был с ним заодно в опасных ситуациях, не пытался помочь и понять, прочувствовать. Он, Рон, настоящий друг Гарри.

Он все еще надеялся на это.

Что-то между ними произошло… что-то…

Рон засыпал, голова его наклонилась, волосы закрывали лицо.

— Воды бы, — тихо прошептал он самому себе, чувствуя сухость во рту, и ту же перед ним материализовался стакан с водой. Разум его еще не прояснился, он схватил стакан и поднял голову, чтобы выразить благодарность, да так и замер с открытым ртом и стаканом в руках.

…За столом стояло четыре фигуры. Они не имели четких форм, их движения были похожи на движения куклы.

— Начинается новая Эпоха, новая Эра в жизни всего человечества. Грядет время перемен, и оно будет сопровождаться как войнами, так и нахождением новых ценностей и идеалов, новых символов и мечтаний. Меняются люди, их мысли, значит, настало время новых Миссий, новых Проводников. Том Реддл больше не может выполнять свою обязанность. Последняя война в этом году покажет, кто есть сильнейший, кто смелый, а кто трус, и мы выявим, годятся ли выбранные нами Миссии. Сумеют ли они не потерять свой облик, не позволят ли Зверю взять контроль над собой. И когда окончится война, на одной из выжженной солнцем и изуродованной оружием земле распустится цветок, и лепестки его будут черны, как ночь, и вода, орошающая землю, будет окрашена кровью погибших, и цветок этот будет знамением новой жизни.

Голос, казалось, шел ото всех сразу, хотя ни один из них не открывал рта, представляющего собой нитяную полоску.

Война эта не будет написана человеческими сценаристами, у нее есть куда более важная миссия, чем та, которую преследует человечество.

Цель же проводников – воспитать и выявить новое поколение людей и назначить им «пастухов» — Обреченных. Как заставить человека поверить в призраков? Надо привести его в заброшенный дом и показать, как разлетаются по комнатам книги и столы, движимые невидимой силой.

Не важен итог, лишь действие, но не следствие, не сам призрак.

Проводники дают понять людям, кто они есть способами, которые сами люди приемлют для себя, и никак иначе.

Интересно, о чем он думает?..

Девушка озадачилась этим вопросом, она сидела за столом в своей комнате, подперев подбородок кулачком, и перебирала различные варианты. Наверное, о чем-то серьезном, важном, и, несомненно, грустном. Интересно, а ей в его мыслях было выделено место?..

Джинни помотала головой, от чего ее огненно рыжие волосы разметались по всему лицу, словно бы хотела прогнать эти нехорошие мысли.

Может, она слишком наивна, и они все правы, столь тщательно опекая ее? Она не готова ни к чему серьезному, не способна правильно оценить ситуацию…

Джинни взяла в руки круглое зеркальце и придирчиво разглядывала свое лицо.

Долгое время она страдала, унизительно страдала из-за своей любви к Гарри, огромной, всепоглощающей, какой может быть любовь маленькой, в общем-то, девочки, боящейся отдать свое сердце на расстрел любовными пулями. Любовь ее перемешивалась с преданностью, благодарностью, и восхищением. Со временем, не подпитываемая ничем извне, любовь эта из пламени превратилась в факел, огонь, который может или потухнуть вовсе, или же разжечься с новой силой.

Она пыталась забыть, она думала, что это несложно – просто не думать о нем, и все. Но где бы она не была, с кем бы она не была, он появлялся у нее перед глазами, день, когда она не подумала бы о Гарри, был бы для нее абсолютно пустым. Теперь же он дал ей шанс, дал ей надежду, изменив все, как в сказке, смешной и грустной одновременно, потому что, даже не смотря на оказываемые ей знаки внимания, все было очень непросто. Конечно, он же Гарри Поттер.

Джинни смотрела на свою белую кожу, на россыпь веснушек, большие голубые глаза, небольшой, чуть-чуть курносый носик… и категорично заявила, что ей не нравится эта девушка.

Она была, к примеру, совершенно не похожа на Чжоу Чанг, при виде которой Гарри впадал в ступор. И эти веснушки ее наверняка уродовали, хотя Симус часто говорил ей, что они просто прелестны, и она похожа на солнышко… при мыслях о Симусе она невольно поморщилась, как от зубной боли. В нем от Гарри было столько же, сколько у нее от Чжоу.

Ей было интересно, сейчас уже просто интересно, во что все это выльется. Быть может, все пройдет, а быть может, нет, она постарается отодвинуть свои чувства на второй план, хотя бы на это Смутное время, вернувшееся из прошлого, и на время войны, в которую она до сих пор не могла поверить, хотя отец много и часто говорил об этом, стараясь не напугать, но подготовить.

Закончив самоанализ, она все же тихо, про себя, решила, что довольно мила, что не будет торопить события и подождет, что из этого выйдет. Быть может, она уже совсем выросла?

Она произнесла эту фразу вслух, и тут же чей-то тихий, незлобивый голос произнес:

— Ты уже совсем большая девочка, и роль у тебя будет не самая маленькая.

Чья-то сильная рука вцепилась ей в плечо, голова неожиданно начала кружиться, и она провалилась в темноту.

…Гарри поначалу действительно решил, что она улыбается, но это была лишь гримаса, потому что глаза ее были пусты, и выглядели как протезы для слепого – почти как настоящие, но все же дающие понять, что должны выглядеть…как-то иначе.

— Здравствуйте, — тихо произнес он, поправив очки. Его изумрудные зеленые глаза внимательно, даже несколько строго смотрели на женщину, стоящую перед ним. У нее были каштановые волосы, похожие на волосы Гермионы, до того, как она их подстригла, глаза ее словно бы не имели собственного цвета и менялись в зависимости от освещения, становясь то темнее, то светлее. Левая ее рука покоилась на правой, словно бы придерживая пояс длинного платья синего цвета, незатейливого, без украшений, но отдающего стариной, из которой она пришла. Немая сцена продлилась не больше минуты, она ответила.

— Здравствуй, Гарри Поттер, — раздался ее голос, и Гарри готов был поклясться, хоть и не слышал голоса Ровены, живущей в своем времени, что сейчас он был… другим. Извне.

— Кто вы? И зачем пришли? – продолжил расспрос Гарри, переводя взгляд со шкатулки обратно к Ровене. Первый его вопрос был лишь формальностью, второй волновал куда больше.

— Меня звали Ровена Когтевран, — начла она, и, хоть она никак не выделяла интонацией это слово, Гарри все же про себя отметил «звали». – Теперь мое имя стерто, и я Проводник для тебя. Я пришла, чтобы предоставить тебе выбор.

У Гарри пересохло в горле, кувшин с водой наверняка стоял где-нибудь поблизости, но чтобы подойти и взять его у него не хватило ни сил, ни желания. Вдруг она просто растворится в воздухе, и все? Или так будет лучше?..

— Что это за выбор? – Гарри старался держать себя в руках, неожиданно вспомнив, как на втором курсе слышал голос, который, впрочем, оказался голосом василиска, и все же Рон сказал ему, что «слышать голоса даже в магическом мире дурной признак», а вот теперь у него видения – перед ним стоит Основательница, одна из четверки. И все же она была настоящей, даже слишком настоящей. Другой вопрос, а не заснул ли он и видел сейчас сон?..

— Есть два колодца. В одном из них кристально чистая вода, но заколдованная, в другом – испорченная грязью. Если выпить первую, смерть настигнет через час после глотка воды, если выпить вторую, то после болезненных судорог человек выздоровеет. За твоей спиной толпа жаждущих, умирающих от жажды. Из какого бы колодца ты дал им напиться?

Гарри вряд ли ожидал такого вопроса.

— Из второго, конечно, — не задумываясь, ответил он.

— То есть ты был бы готов смотреть в лица этих людей, пришедших или выжить, или умереть, смотреть, как они мучаются в судорогах от отравленной воды, ожидая излечения? Глядя в твои глаза?.. – спросила она, без видимого желания уколоть его, задеть, лишь уточняя.

— Ну… нет, то есть… но ведь после воды из первого они совершенно точно умрут, — попытался как-то оправдать свой выбор Гарри.

— А что если избавление от этих мучений есть выход из ситуации?

— Нет, я никто, я не могу решать судьбы людей, — категорично заявил Гарри.

— Дать убивающую воду ты не способен, однако играть в игру на выживание сильнейшего ты считаешь себя способным? Нельзя чуть-чуть убить человека, к тому же, ты пока что не знаешь, что ты можешь решать, — на ее губах отобразилось что-то вроде усмешки, но глаза оставались таким иже.

— Вы сказали, что дело идет о выборе, а не о моих моральных качествах, — просипел Гарри, которого мучила жажда, и он бы сейчас, наверное, выпил бы воду из любого из названных колодцев.

— Твой выбор определяют твои моральные качества. Твоя жалостливость, желание помочь каждому. Ты не можешь быть объективен, ты можешь поступиться своей жизнью, но не чужой. Это может помешать выбору. Зависимость от чувств и эмоций делает тебя уязвимым для Зверя, — произнесла Ровена, не сдвинувшись с места, не изменив выражения лица, словно бы она была манекеном из магазина.

— Но… какого зверя? – спросил Гарри, сердце которого учащенно забилось. Ему очень не нравился этот разговор, о его качествах и жизни чужих людей… дорогих людей…

Ровена подошла к нему и положила руку на то место, где у Гарри билось сердце.

— Этого. Который живет в каждом из нас, — отчетливо произнесла она, и у Гарри мороз пробежал по коже. – Он требует подпитки. Он видит вашу слабость и пользуется ей. Если ты хочешь делать правильный выбор, выбор касающийся не судьбы, но судеб, ты должен избавиться от этого. Очиститься. Стоять на самой высокой горе. Тогда зверь не закроет твои глаза. Умей выбирать, умей слушать, как это сделали до тебя.

Ровена вновь вернулась на место. Гарри не хотел думать ни о чем, кроме своей жажды. Внутри его рта словно бы расстилалась Сахара.

— Так что я должен выбрать? – вернулся Гарри к вопросу.

— Из какого колодца ты будешь брать воду. Откроешь шкатулку сейчас, или же нет.

Ровена исчезла.

Гарри резко расхотелось пить. Словно бы жажды и не было.

Он подошел к шкатулке, к шкатулке с именем Ровены Когтевран, и протянул к ней руки… Вот она, так близко… Прост открыть, не надо никаких заклинаний, Гарри чувствовал, что он может открыть ее прямо сейчас. Из какого колодца брать воду…

— Не надо, Гарри! – раздался резкий крик за его спиной, и кто-то, грубо схватив его за плечи, оттащил от шкатулки.

«…Это так странно…

Я существую!..

Я купаюсь в солнечных бликах…я вдыхаю воздух…я даже чувствую ветер, хоть меня и нет, но я УЖЕ существую.

Я чувствую тепло и… чистоту… все белое, я знаю, здесь начало, вот откуда эти свет и тепло. Я еще не сделала выбор, но я знаю, что его сделали за меня, наверное, очень и очень давно… я знаю, что когда приду в этот мир, я совершу много дел, да – ужасных, но великих… Я забуду все это в тот момент, когда покину чистоту и сделаю выбор, но вспомню тут же, когда исполню свое предназначение в мире, которого я еще не видела.

Здесь спокойно…мне радостно, новый свет… мысли тянутся медленно и безмятежно, до тех пор, пока я не проснусь.

И имя у меня будет очень красивое. Как у ангела…»

— Все готово? – мужчина с суровой внешностью хмуро смотрел на стоящего перед ним докладчика, Ричарда. У него были жесткие волосы черного цвета, темно-карие глаза, блестевшие за стеклами очков в тонкой оправе, широкий прямой нос, волевой подбородок, и, по отдельности будучи привлекательными, воедино эти черты лица более уродовали, чем украшали его. Однако в его осанке, походке, скрепленных на груди руках чувствовалась сила, власть, выдержка. Это был новый министр магии, кто-то бы рискнул сказать, что очередной. Прошлый, Скримджер, снялся с этого поста добровольно. Поползли слухи, что его запугали, поскольку он вел активную политику по борьбе с Пожирателями, разжигателями войны. Но он упорно отрицал эти слухи, сказав, что у него проблемы «личного плана», и что «оставаться на этом посту он не видит для себя возможным», и скрылся в неизвестном для многих направлении.

Новый министр, Том Уайт, несмотря на свои незатейливые инициалы, личностью был незаурядной, умной, и, что немаловажно, мудрой. Однако даже ему сейчас было очень нелегко.

Война.

Он отправил отчитывающегося перед ним волшебника обратно, а сам подошел к своему столу и принялся перекладывать листы бумаги.

События в магическом мире давно нестабильны… До сих пор напор жаждущих узнать можно было сдерживать «кормежками» газет, которые выдавали ту информацию, которую диктовало им правительство. Лорд мертв, или, во всяком случае, слаб настолько, что его скорее нет, чем он есть, на крайний случай можно было привести пример этого мальчика, Гарри Поттера, чтобы шум аплодисментов в его адрес заглушили голоса беспокойства. Но сколько можно?

Некоторое время назад они даже более менее справились с теми жуткими набегами обнаглевших вконец Пожирателей, крушением мостов, зданий, ураганом, использованием сильных магических существ, таких как, скажем, великаны, даже убийства… все это были острые шипы в поле, которые правительство старалось обойти, а если не получилось, то аккуратно отцепить от себя, но теперь шипов столь много, что нельзя и шагу ступить, не зацепившись.

Люди жаждали знать, что происходит в их мире, чем это все грозит им, возможно ли, что откроется факт их существования? Если таких событий, как в прошлый раз, избежать в этом году не удастся, то не хватит всех Стирателей памяти, чтобы закрыть людям доступ к сокровенной информации о существовании магов. Это будет война, страшная, жуткая, война между людьми, между нациями и странами… Это будет тот же фанатизм, что преследовала церковь в преследовании ведьм и еретиков. Будет все равно, кто есть кто…

Скрывать то, что Лорд вернулся, было бы смешно, да и невозможно. Значит, надо как-то подготовить людей… но что им делать? Взять в руки вилы, или даже пускай волшебные палочки и выступить против неведомого врага?

Уайт усмехнулся про себя, и тяжело погрузился в кресло, вздыхая при каждом повороте на жестком сиденье. Он хотел бы поменять себе стул, но все времени не было…

— Мистер Уайт, у нас срочные новости! – в комнату влетел запыхавшийся человек, недавний гость премьер-министра, Ричард. Уайт нахмурился, ожидая, что же еще принесет ему этот день.

— Дементоры, сэр! Мы так долго о них не слышали… и они объявились! И…

Том Уайт позволил себе перебить его:

— Жертв много?

— В тот-то и дело, сэр… жертв вообще нет.

— То есть?.. – в удивлении приподнял брови министр. Конечно, то, что обошлось без жертв, не могло не радовать, но там, где в последнее время были замечены эти существа, не бывало такого…

— Дементоров обнаружили одни из наших наблюдателей, неподалеку от Хогвартса. Они проникли на его территорию, окружили здание кольцом и стояли так около часа! Наблюдатели не посмели приблизиться, только смотрели. Эти существа как по команде собрались там, стояли, а потом просто разошлись по сторонам и исчезли! Как будто что-то искали, и не нашли, — пораженно развел руками рассказчик.

Том нахмурился и спросил:

— А что с защитой? Не повреждена? Они просто стояли? Не было совершено никаких действий?.. и… это все?

Тот отрицательно кивнул, но потом вдруг замер и несколько замялся.

— Что такое, вы что, не можете мне рассказать всю информацию? Что еще там творилось?..

— Понимаете… там…Защита не была повреждена, нет, школа закрыта, мы только не знаем, как туда проникли дементоры, ну да они вездесущи, так вот… Наблюдатели говорят, что могут ошибаться, конечно, но… когда дементоры собрались вокруг здания, над ним поднялось четыре фигуры в мантиях, наблюдатели думали, что это подмога, но те не откликались, от вторжения мыслей они были закрыты… Дементоры принялись высасывать из них энергию, и как нам сказали… это выглядело странно. Не знаю, что именно, но странно. Да, все это странно! – эмоционально всплеснул руками взволнованный Ричард. – А тем ничего… они исчезли. И дементоры, спустя пару минут, тоже.

— Кто-нибудь знает об этой информации?..

— Нет, пока что только, — начал было говорить он, но Уайт его перебил.

— Вот и отлично. Объявляй закрытое совещание. И никому извне – ни слова. И еще…

Ричард вопросительно посмотрел на Уайта.

— Пока что о тех фигурах – ни слова!..

— Хозяин? Могу я поговорить с вами? – раздался позади Лорда голос Люциуса Малфоя. Он выглядел несколько растерянным, что было ему несвойственно, особенно перед лицом своего господина, но скрывать это он явно не нашел в себе сил.

— Говори, Люциус… — позволил Лорд задумчивым голосом, как бы показывая, что по большому счету узор на стене сейчас его интересует больше, чем слова Малфоя старшего. Малфой и впрямь нервничал, и мысленно закончил за Лорда его слова «Говори, Люциус, пока можешь…». Поежившись от нехороших мыслей, он заговорил:

— Хозяин… я хотел спросить… как… как долго вы собираетесь продлевать… испытание Драко? Моего сына?

Лорд повернулся к Люциусу, и тот вздрогнул столь явно, что от того это не укрылось. Он усмехнулся. Конечно, сегодня Лорд Волан-де-Морт был без мантии! Он не стал обращать внимания на его реакцию, не подобало это Лорду, но к сведению явно принял, смеясь про себя… Слуги не должны забывать хозяина!

— Люциус, быть может, давным-давно, я бы выслушал тебя до конца, дал бы тебе ответ и отпустил восвояси… Но это происходит сейчас, и знаешь, что самое интересное? Ты еще не успел подумать, а я уже знаю, что ты скажешь! Представляешь, Люц? – Лорд засмеялся и сделал шаг в сторону камина.

Люц невольно отодвинулся назад и встревожено смотрел за реакцией Темного Лорда, как нашкодивший ученик следит за учителем.

— К тому же… Я не то что бы верю, что в тебе вдруг проснулись отцовские чувства… Не могу сказать, что ты был уж столь плохим отцом, но зачастую ты относился к своему сыну так, как относится хозяин к собаке дорогой породы, тщательно следя, чтобы она соответствовала параметрам, и выросла здоровой, крепкой и перспективной… Но не потому что ты так уж плох, Люц, ты просто такой, какой ты есть… а вот твой сын – нет.

Люц был поражен, он не понимал сути разговора, к чему ведет Лорд, он за последний() год вообще редко общался с ними, это было не совсем то, что тогда, в прошлом, когда Том Реддл собирал вокруг себя кружки почитателей и выслушивал каждого. Теперь Лорд был закрыт от них глухой стеной, и пробить ее не представлялось возможным. Оставалось только кричать по ту сторону стены. У Лорда не могло быть друзей, его разум был настолько выше их всех, настолько далеко, что легче было кричать из-за стены до изнеможения, чем направиться туда же.

— Что вы хотите сказать мне, Хозяин? – выдавил из себя Люц. Разговор пошел явно не так, как он ожидал, и от главного вопроса, который, собственно, Малфой старший и хотел задать Волан-де-Морту, пришлось уйти.

— Заслужил ты того или нет – это не имеет значение, но твой сын, следуя твоей теории отношений, вырос самой дорогой из стаи собак, — Лорд опять хрипло засмеялся, заставляя Люциуса невольно чувствовать отвращения за слова Лорда и за сравнение с собакой… может, Люц так и поступал, но он так не думал…

— Вы… хотите сказать, что он… необычный?.. – Люц не знал точно, как сформулировать свою мысль. Впервые, наверное.

— Необычный ли твой сын? О-хо-хо, Люциус, ты даже не знаешь, насколько… он Другой. Ты никогда не видел этого, потому что и сам мальчик не видел, не мог видеть того, чего не знал. Не все то, что мы не произносим вслух, не существует… Вы, Пожиратели, много лет служили тому, ЧЕГО ВЫ НЕ ЗНАЛИ, вы думали, что знали, но это было не так, и очень скоро… вам придется расплатиться за это, я уверяю вас… тебя ведь это пугает, да, Люциус? Обстановка в мире? Ваша отстраненность? Странные приказы или их отсутствие? Ты думаешь, что я хочу избавиться от вас?

Люциус молчал, выражение его лица, то, как он стоял, выпрямившись как солдат перед командиром, выдавало его напряженность, они подошли к критичной точке, и он даже языком шевельнуть не мог.

— Я не собираюсь избавляться от вас – это больше не в моей власти. Ничего уже практически не в моей власти… А ты не тот, кому я скажу об этом, нет! Твой сын приведет меня к Гарри Поттеру, и быть может тогда… Но это не для тебя. Жизнь сама избавится от вас, Люциус, коль вы так долго жили, полагаясь только на меня на мою власть, а теперь жизнь возьмет с вас свое… Вы питались моей энергией, как питаются ею дементоры, вы избегали наказаний, вы не платили дань, но вот время пришло… Мы все заплатим по счетам. Даже если то, чего ты боишься, нет.

Люциус молчал, пораженный, он думал, что Лорд сошел с ума, потому что говорит какой-то бред, потому что стоит без привычной мантии, закрывающей лицо, потому что глаза его отливают странным блеском, будто бы блики поселились внутри глаз…

Но это было правдой, это все настоящее, и расплата будет, только за что? За жизнь… за жизнь… за смерть…

Лорд вновь отвернулся от Малфоя, погрузившись в молчание и давая понять, что разговор окончен. Малфой неловко поклонился его спине, развернулся и вышел из комнаты. По дороге он наткнулся на Беллатрикс, которая из высокомерной и довольно наглой женщины превратилась в растрепанную измученную тихоню, будто из нее разом выкачали силу. Они даже не поздоровались, лишь кивнули друг другу, тревожно заглядывая в глаза. И разошлись по разным сторонам.

— Не надо, Гарри! – раздался резкий крик за его спиной, кто-то грубо схватил его за руки и оттащил уже было от шкатулки – но, нет, слишком поздно! Гарри резко взмахнул руками и шкатулка, словно бы по чьей-то воле оказавшаяся на самом краю стола, затряслась и упала на пол с громким, просто чудовищным треском. Крышка раскололась и отлетела в сторону, хотя до этого Гарри готов был поклясться, что шкатулка очень массивная и все ее части крепко держатся на месте, но нет!..

Гарри и Малфой, а это был он, замерли, напряженным взглядом уставившись на шкатулку, даже не замечая, что крепко ухватились за рукава одежды другого, словно бы это могло как-то предотвратить надвигавшуюся беду. Несколько секунд было тихо, потом раздался какой-то скрежет, треск, словно бы внутри шкатулки располагалась миниатюрная кузница, комнату заполнял протяжный вой и звон, Гарри скрючился на полу, закрывая уши, Малфою было ничуть не легче. Шкатулка затряслась, из нее выходили сгустки рваного тумана, черного, как сама тьма, он поднимался ввысь и распластался по потолку.

Через минуту все исчезло.

— Что это было? – хрипло прошептал Гарри, ошалело вертя головой, словно бы пытаясь ухватить ускользающий туман и спросить это у него.

— Поттер, я знаю не больше твоего, — раздраженно бросил Драко и подошел вплотную к шкатулке, опасливо пододвинув ее к себе поближе.

-Однако же именно ты кинулся ко мне со словами «Не надо, не надо… Гарри, ты сказал? – резонно заметил Гарри, ухмыляясь про себя.

Драко молчал и лишь недовольно буркнул что-то в ответ.

— Что говоришь? – поинтересовался Гарри и подошел к шкатулке. Ничего особенного, обычная шкатулка, абсолютно поя внутри. Гарри скосил глаза и увидел на шее Драко царапину, небольшую, но довольно глубокую, будто бы кто-то полоснул его когтем. Хотел было уже поинтересоваться, что это, как Драко встал и направился к выходу из комнаты.

— Эй, Малфой, а объяснить ты ничего не хочешь? – Гарри схватил Драко за руку и заставил развернуться к себе. Их взгляды, наверное, впервые за долгое время встретились, серые, отдающие холодом льдов, и изумрудные, полыхающие пламенем силы. Лицо Драко исказилось в болезненной гримасе, он вырвал свою руку и отвернулся от него. Гарри с запоздалым удивлением заметил, что он, похоже, растерян ничуть не меньше его.

— Я не знаю, что это было, Поттер, но теперь… теперь я очень сомневаюсь, что это сулит нам нечто хорошее.

Драко залез в карман брюк и извлек оттуда какую-то бумажку. Кинув ее Гарри, он устало сел в кресло, скрестив руки на груди.

Гарри удивлено смотря на Драко поднял бумажку и сел напротив. Аккуратно развернув, он прочел:

14:45, 15 марта

«Ровена Когтевран, легендарная Основательница Хогвартса, к сожалению, не оставила за собой практически никаких документов или вещей, указывающих на нее как на личность. Она остается одной из самых загадочных и размытых фигур, хотя эти эпитеты уже давно равносильно применятся ко всем Четырем Основателям. Однако долгие годы ходили упорные слухи, что где-то в Хогвартсе Ровена оставила шкатулку, в которой было запрятано магическое послание будущему поколению – во всяком случае, многие магические специалисты были уверены, что это так. В любом случае, окажись она даже пустой, шкатулка это была очень ценной, и немало людей ломали голову над тем, где же она могла быть спрятана. Искал ее и я, но безрезультатно…Хогвартс множество раз обыскивали, но никаких следов шкатулки не было обнаружено, а после его реконструкции эти попытки и вовсе были заброшены, и считается, что шкатулка уже безвозвратно утеряна… Я думаю, что Ровена не хотела, чтобы ее нашло ВСЁ будущее поколение, а кто-то определенный…кто-то избранный. И его не было в числе искавших. Я никогда не видел эту шкатулку, а все, что слышал – это догадки и предположения, из которых, однако, я сделал неутешительный вывод, что шкатулка это – ловушка из прошлого, и несет в себе, как и любой магические древний артефакт, опасность, в силу незнания…»

Там явно было продолжение, но эта вырванная страница все, что у него было.

— И что это? – в удивлении приподняв бровь, спросил Гарри.

— Это запись из дневника, — неохотно проронил Драко, будто бы этим все и было сказано. — Запись из дневника Филиппа Блэка…

Драко бросил осторожный взгляд в сторону Гарри и добавил:

— Нет, нет, к Сириусу Блэку это отношения не имеет, однофамилец… так вот, он писал, я думаю, о той самой шкатулке.

— «Опасность, в силу незнания»? – криво улыбнувшись, предположил он причину тревоги Драко.

— Да, и, думаю, ты только что в этом убедился, — мрачно подвел итог Малфой, задумчиво потирая висок. Глаза его сейчас были пусты, словно бы он витал где-то в своем личном информационном потоке, вылавливая нужные мысли.

— Что же я наделал, — прошептал Гари в тишину, листок выпал из его руки.

— Ты только что это понял? – безразличным голосом поинтересовался Драко. – Я, кстати, листик этот нашел в одной из книг, которые перебирала Грэйнджер. Странно, что она не обратила внимания. Устала, наверное.

Гарри подозрительно посмотрел на Драко, ожидая подвоха, но тот сидел с таким же безучастным лицом.

— Осталось ждать, я так понимаю? Я ведь… я ведь неспроста подошел к шкатулке, я видел там… Эй, я что, сам с собой разговариваю? – возмутился Гарри.

— Что? А, ну да, ты наверняка видел видения, Поттер, а разговаривать самому с собой, тебе, кстати, не в первой. Когда я ночевал у вас, ты находился за стенкой, и что-то там усиленно бормотал…

— Я разговаривал с друзьями! – несколько неуверенно произнес Гарри.

— Ну да, да, конечно, — отмахнулся Слизеринец, и встал из кресла. – Ты знаешь, что твои друзья пропали?

Гарри вздрогнул и вскочил с места.

— Что ты сказал??! Пропали??! Что… что ты молчал?? Твоя убийственная прямолинейность меня поражает, Малфой! – нервно кричал Гарри, но Драко сейчас было плевать на вспышки его эмоций.

— Слушай, Поттер, я понимаю… нет, не понимаю, но знаю, что они для тебя много значат, но когда я говорил, что они пропали, я не говорил, что они исчезли…

Гарри тупо уставился на Драко, внутри него все уже медленно закипало, и пришло старое желание, как в старые добрые времена, ударить Драко чем-нибудь очень-очень тяжелым по его светлой голове… Драко тоже это явно понял, и поманил Гарри за собой. Они зашли в одну из комнат, обычно пустовавших, здесь было темно, и Драко заклинанием зажег свет. Гарри ахнул – в центре комнаты, прямо на полу, сидели его друзья! Рон и Гермиона были, похоже, под действием какого-то заклятия, их глаза были пустыми, как у кукол, тела чуть-чуть покачивались, рот Рона был приоткрыт, и с него стекала тонкая струйка слюны. Драко поморщился и произнес:

— Да, вид тот еще… Я нашел их здесь…ммм… случайно. Они что-то кричали, потом затихли. По-моему, их разум сейчас довольно далеко отсюда, так что предлагаю уйти и обсудит все это, — безапелляционно произнес Драко, потянув Гарри за собой.

Гриффиндорец не шелохнулся, его взгляд был прикован к друзьям, внутренности медленно скручивались в тугой узел. Он… он потерял их… потеряет, совершенно точно… Драко словно читал его мысли:

— Поттер, ты потеряешь их, если будешь стоять с таким же видом, как и у них – тебя не красит, поверь. Они, конечно, оценят, что ты решил войти в их положение, но это если выживут… — болтая прочий бред, Драко потянул несопротивляющегося Гарри за собой, обратно в комнату. Совсем очумевший, растерянный, Гарри сидел в кресле и хлопал глазами как неразумный младенец.

«Как бы сам не помешался» — пронеслось в голове у Драко.

— ЧТО ПРОИСХОДИТ? – тихо, но отчетливо произнес Гарри. – Надо кого-нибудь позвать на помощь, надо созвать Орден, министерство, всех, ВСЕХ! – Гарри дернулся и затих.

— Что ты видел, Малфой? – спросил Гарри напоследок.

— Думаю, это было ничуть не лучше того, что видел ты, и того, но явно лучше того, что мы увидим потом… А позвать мы никого не можем…

— Почему? – воскликнул Гарри, ничего не соображая. Драко впервые показал на своем лице наличие каких-то эмоций.

— Ну… в общем… Все, все из вашего Ордена, кто тут есть, находятся примерно в том же состоянии, что и твои друзья… И еще.

Драко подошел к кувшину с водой, до которого так и не дошел Гарри, взял его в руки и вдруг швырнул от себя. Он перевернулся в воздухе, вода вылилась из него… и так и замерла!

Гарри проводил кувшин взглядом и замер, разглядывая застывшую струю воды.

— Что это, Малфой?

— Время останавливается, Поттер, время.

Может быть.

— Время пришло? – раздался мягкий голос девушки, стоящей в дальней части стола.

— Пришло, оно давно пришло, но мы опаздываем… — был ей ответ.

— Они всего лишь дети, так получилось, что им легче приспособиться к своей новой судьбе, чем взрослым, и мы все это знаем. Мы тоже были детьми.

Все Четверо согласно кивнули. Они иногда вспоминали ту свою, прошлую жизнь, но вспоминали и не как свою, а как какую-то чужую жизнь, даже как память о чьей-то чужой жизни, которую кто-то вложил в их разум.

Мир наш настолько удивителен и необычен, что осознание этого не сможет вместиться ни в один человеческий разум… Каждый из нас при рождении встает на свой путь, и для кого-то он длинный, для кого-то короткий, более гладкий или весь в рытвинах и ямах. Дорога же Проводников была подвесным мостом, под которым текли реки времени. С самого детства они были отмечены знаком, который выделял их из толпы. Гарри Поттер никогда бы не смог жить нормальной жизнью, взамен ее ему предлагали знания и власть, дело было лишь в том, что он не мог выбрать нечто иное. Если бы он стал сопротивляться предназначению, он сошел бы с ума и умер в страшных мучениях и лишениях, не помня себя и своих друзей.

Ненавидел ли он, презирал, чувствовал омерзение к Волан-де-Морту, но они были очень и очень похожи, Гарри Поттер и Том Реддл, Волан-де-Морт и то, во что превратится Гарри со временем.

Такие же обособленные, оба сироты, люди, которых толпа обтекает, словно бы опасаясь, но вместе с тем восхищается ими, обожествляет, ставит во главе себя. За них хотелось умереть, хотелось даже дружить с ними и знать их, хотя это не представлялось возможным – они пили кубок своей жизни сами, до дна, изредка роняя капли друзьям. Странные, необычные, но, безусловно одаренные, окутанные даже неким сиянием, которое выделяло их из общей массы. Сияние это заключало в себя все – обаяние, талант, притягательность… Все различие Гарри и Тома Реддла было в том, куда они направляли свою энергию.

Том предпочитал всему темную тематику, агрессивную, таким образом он добивался намеченных целей. Но он чувствовал внутри себя, не смотря на все дарованные таланты, необыкновенную пустоту, которую нечем было заполнить, и он постоянно искал ту жидкость, что сможет это сделать, и посчитал, что нашел. Агрессия, войны, темные заклятья и искусство древней магии Тьмы, все это, казалось бы, заполняло пустоту, но лишь на время, а потом – вновь Голод и Жажда, которую не утолить…

Их голод был сродни голоду вампиров, голоду, который охватывает все нутро, проникает в разум, заставляя вечно искать что-то, чего нет…

Убийцы никогда не находят себе покоя. Они убивают и убивают, думая, что что-то приобретают, но это «что-то» уходит, утекает, безвозвратно, и вновь поиск, и вновь – смерть…

И Гарри испытывал подобный голод. Только иного характера. Та же тягучая пустота, та же тоска, что и у Реддла, только он пытался заполнять ее добродетелью, но вот беда – что есть добродетель? Ведь он старается защитить, закрыть этот мир своим телом, этот огромный мир – и он один, такой маленький на его фоне, но с таким большим сердцем, и, не смотря на все его усилия, почему-то все равно гибли люди, в том числе близкие ему люди, всё равно все творили зло, маленькое и не очень, посылали заклятья, проклинали друг друга во сне… Он словно бы запутался в клубке ниток, судорожно перебирая их, стараясь уцепиться за ниточки белого цвета, но они либо рвались, либо, как он с ужасом замечал, плавно переходили в черные… Поэтому и его пустоте не суждено было наполниться, ибо это был кубок без дна, и субстанция все время проливалась в бездну. Гарри не раз приходили в голову такие мысли, он ворочался в постели без сна, думая обо всем этом, и никогда не делился с друзьями, потому что это было их будущее, и он боялся загадывать заранее. Он часто боялся, что все безрезультатно, и иногда действительно боялся, что они с Волан-де-Мортом гребут веслами в одной лодке, только в разные стороны, но, в конце концов, оба пойдут ко дну. Волан-де-Морт был велик, и ошибки его – великие. И последствия. Так и Гарри, будь он Великим, отдай он свою жизнь на алтарь Добра, он бы больше всего на свете боялся совершить ошибку, которая может стоить жизни сотни людей. После того, как он официально объявил свою войну с Темным Лордом, все погибшие, раненые, обездоленные и травмированные, все они ложились тяжким грузом на его плечи, и их вина была его виной.

Это было невероятно жутко и страшно, ведь ему было всего 17, но ладно, он давно уже покинул надежды на то, что его жизнь когда-нибудь станет нормальной, обычной, но в 17 было плохо то, что у него было очень мало опыта, много эмоций и максимализма, когда хотелось бросаться во все стороны, успеть везде, сделать все и сразу, с минимальными потерями.

И Том Реддл через все это прошел, все испытал, и радость, и разочарование, сидел на троне и был низвергнут в самый низ, пережил все, чтобы теперь уйти. Теперь был последний путь.

Не раз уже Проводники менялись, но на этот раз все было намного сложнее.

Это было сумасшедшее время, которое разительно отличалось от остальных периодов жизни планеты. Время странных мыслей, странных войн, которые могли проходить в тишине и покое, где эмоции могли быть упрятаны за сталь и магические щиты, Холодная война Глубинного Молчания.

Лишь Гарри Поттеру, одному, было предназначено, наконец, исполнить мечту всех газетчиков и всего магического народа – стать Избранным. Для людей бы это выглядело так, что Гарри Поттер победил наконец Волна-де-Морта, на самом же деле просто совершил переход, и Лорд бы просто исчез, его дух перешел бы на высший уровень, туда, где нет людей, где мир совсем иной… Но это уже другая история, история другого мира, не нашего.

Так вот, как же так получилось, что вместо одного Гарри Поттера их стало четверо? Взял вверх тут и старый пример – Основатели, которые продержались дольше всего, и прослужить, соответственно, смогли дольше всех. Но изначально по задумке нынешних Проводников, Гарри должен был быть Проводником, а Гермиона Грэйнджер и Рон Уизли, его друзья, его источники энергии, именно так, должны были быть опорой, просто одаренными волшебниками, которые расчищали бы ему путь. Но обстановка накалялась, резкий перевес баланса заставил Проводников изменить свое мнение.

Бесконечные войны людей, заговоры, взрывы, поджоги, вся эта книга о безумии человеческом, последние главы которой будут дописывать все новые и новые соискатели на авторство, бунт природы, которая крушила, ломала, сметала, бунтуя против террора людей, те маленькие, но чудовищные проступки людей, которые убивают друг друга, вгрызаются, словно одичавшие собаки, люди, потерявшие над собой контроль, убивающие своих детей и родителей, убивая за деньги, большие и ничтожный суммы, за власть, даже за ЛЮБЬОВЬ, которой Дамблдор приписывал магические свойства, все эти чудовищные деяния покачнули баланс, стрелка зашкаливала за норму, и надо было что-то менять.

Лишь глупцы могли думать, что в мире нет справедливости, она есть, стоит лишь проследить свой путь. За свой поступок ты всегда ответишь, рано или поздно, и не укрыться от наказания, как и от вознаграждения. Ты пожинаешь то, что посеял.

И вот Проводники стали готовить новый отряд Спасителей мира, которые перекроят его историю заново. Лорд отныне стал управляемой игрушкой, но его не дергали за ниточки, как марионетку, скорее направляли, как дети направляют машинку на дистанционном управлении, издалека.

Они посылали этой Троице испытания, одно сложнее другого, и надо сказать, они блестяще справлялись, сложности лишь были с их психикой, которую не следовало бы корежить, иначе они сойдут с ума и отправятся в иной мир раньше, чем положено.

А потом вдруг появился еще один. Драко Малфой.

Изначально ему не было придано большого значения. Он был избалованным, несколько глуповатым, по юности и отсутствию явных факторов внешнего воздействия на свою жизнь, но все же талантливым и неординарным парнем, но этого было, разумеется, мало для Проводника. А потом вдруг все изменилось… Он словно бы перехватил инициативу на себя. Теперь он был источником видений, предсказаний, он чувствовал на себе силу и он Самым Первым из всех прошел испытание – традиционно, ручьи. Проводники заинтересовались им.

Как, спросите вы, они могли этого не заметить, разве не они вкладывают в людей предназначение?

Разумеется, все не так просто. Ведь Проводники – не Высшая сила, они, простите, лишь ПРОВОДНИКИ, мосты между мирами. Есть Нечто еще выше их, люди могут называть его Богом, Энергией, Вселенной, но он есть, и все. Это недоказуемо, это немыслимо, и это не для людей.

Он словно бы берет в свои руки семена, дует на них, чтобы они разлетались по планете, а потом наблюдает и ждет, где и как они прорастут. Семена внутри Драко проросли позже, чем у остальных, но принесли самые сильные плоды.

Он некоторое время балансировал между темным и светлым началами, и Проводники позволили ему самому выбрать направление. В определенный период времени он стал склоняться к темному, но в нем было слишком мало агрессии, безрассудства, возможно, того самого, порочного, что было в Томе Реддле, а последние события в мире, предательство, наказание матери и ловушка, в которую его загнали, окончательно сдвинули его в сторону светлого.

Так кто после Лорда встанет на его место, если Драко оказался не тем?..

Проводники нашли такого волшебника… он еще не родился, время не пришло, но очень скоро он появится на свет, и опять начнется борьба, которая больше похожа на драку фехтовальщиков, которые дерутся рапирами с неострыми концами, намечая удар, и нанося его так, чтобы можно было продолжать. Вечно.

Он появится, и Новая Четверка должна будет найти его, чтобы узнать, с кем имеет дело, и, помня ошибку Лорда, не пытаться вмешаться.

А пока их вновь испытывали перед тем, как открыть правду… к тому же, Темный Лорд тоже умирал, и больше тянуть было нельзя. Если уж он сам вызвался подтолкнуть их, дело было серьезным. Ему было больно оставаться в мире, энергия просто «дырявила» его, как моль одежду, если можно дать этому такое сравнение, и просачивалась сквозь эти дырки.

Испытывали Проводники старыми методами. Видения, приход призраков, странные события и места, а еще обязательно болезни и боль, которые сопровождали переход в новый мир. Всегда. Только через болю. Болезнь всегда тихо входит в человека, но выходит она из него с болью, криками, ранами.

Можно сказать, что их обычная жизнь была той самой болезнью, опухолью, которую проводники оперировали и удаляли. Но еще должен пройти период реабилитации, ведь так?..

Драко прошел испытание. Осталось лишь реабилитироваться. Рон и Гермиона зависли где-то посередине. Остался лишь Гарри, которому достался самый толстый кусок этого пирога.

Что ж, посмотрим и мы исход этой битвы…

Глава 28

— Что ты сказал? Время что?.. – спросил Гарри, тупо глядя прямо перед собой.

— Ну… не столь буквально, но похоже на то. Я по дороге в спешке свалил стакан, и, хм, надо же, он повис в воздухе, правда, через секунд 20 все же упал, — произнес Драко и сделал шаг в сторону, как раз во время – кувшин упал и разбился, окатив все вокруг брызгами. До Драко они не долетели, чему Гарри даже совсем немного расстроился.

— И что это?

— Поттер, я похож на справочник?

Гарри внимательно оглядел Драко и решил, что не похож.

— Спасибо. Но… если на то пошло, я думаю, что это энергия. Она везде. И причем, в связи с нашим появлением в этом доме. Мы вроде как оказались в «пудинге» из энергии.

Гарри не знал, что сказать и что сделать, и это вызывало самый настоящий панический страх. Неужели ОН ничего не поймет, ничего не предпримет?! Неужели?.. Он, наверное, сейчас был похож на Гермиону, которой сказали, что ответ на вопросы нельзя найти в книге. Ужас. Но смешное сравнение.

Драко внимательно посмотрел на выражения лица Гарри и ухмыльнулся:

— Поттер, прекрати истерику, если ты хотя бы на одну минуту отвлечешься от всемогущих планов о спасении мира, с тобой ничего не случится, поверь мне.

— Твои друзья сейчас не сидят в комнате с выражением на лице, словно их пытали Круциатусом, а потом наложили Империус, пообещав что когда они очнутся, закончат это Авадой Кедаврой.

Драко пораженно захлопал глазами:

— Браво, речь достойная меня! Надеюсь, подобное сходство с тобой не делает меня морально неполноценным… Да, мои друзья там не сидят, более того, мои друзья нигде не сидят, потому что их нет…

Драко встал и зашагал по комнате. Гарри проводил его удивленным взглядом, он хотел что-то сказать по этому поводу, но Драко перебил:

— И знаешь, мне так думается, что, если я еще что-то соображаю, Уизли и Герми…Грэйнджер, я хотел сказать, проходят примерно через то же, что и я, то есть, через сны-испытания, не надо вопросов пока что! — выждав театральную паузу, Драко добавил, что им, как он думает, надо в Хогвартс.

— В Хогвартс? Да зачем, Малфой? – воскликнул Гарри. Он даже не представлял, как они это могут совершить.

— Знаешь, вы столько раз мне твердили о значимости моего сна, что я и сам начал в это верить. Здесь творится черт те что, и если я подумаю об этом ВСЕМ еще раз, я сойду с ума. Поэтому предлагаю направиться туда и выяснить все на месте, потому что меня не отпускает чувство, что так надо…

— … И мы, конечно, плюнув на всё и всех должны ему подчиниться, — жизнерадостно закончил Гарри.

— Да.

Наступила тишина, оба подростка напряженно смотрели друг на друга, ожидая, кто сдастся первым. Первым сдался Гарри.

— Ладно. Я не вижу иного выхода. С этой шкатулкой, будь она неладна, вообще теперь не разберешься… что там могло было быть? Проклятье? – обреченно произнес расстроенный Гарри.

Он сейчас не чувствовал какого-то огромного страха по поводу раскрытой шкатулки, поскольку в его голове было сотни других проблем. Он почему-то был твердо уверен, что если шкатулка и причинит кому-то вред, то только ему, и никому другому. Это утешало.

— Может быть… я думаю, мы это узнаем на месте, и если и есть кто-то, кто нам все расскажет, то он в Хогвартсе, я просто ЗНАЮ это, Поттер, и не спорь, — строго произнес Драко, продвигаясь к выходу.

Гарри лишь неопределенно пожал плечами и хотел уже было что-то сказать, как вдруг одно из окон с треском распахнулось и ударилось об стенку, рассыпавшись сотнями осколков. В комнату ворвалась огромная черная птица, ее крылья были поистине гигантскими, она сделала плавный круг и опустилась рядом с Гарри. Тот с удивление заметил, что Драко сильно побледнел, словно бы эта птица была посланцем смерти.

— Черт, Поттер, это стервятник… которым пользуется Темный Лорд для писем! Я пару раз видел его…

Гарри вмиг напрягся и протянул птице руку, немного опасаясь, что она может откусить ему ее и полететь обратно, к хозяину, с трофеем.

Но птица агрессии не проявляла, хотя злобный прищур ее желтых глаз не сулил ничего хорошего, но отцепила письмо и вложила его в руку Гарри. Щелкнув напоследок клювом, птица взмыла в воздух и улетела обратно.

Гарри быстро развернул бумажку. Еще никогда он не получал писем от Темного Лорда. И тем более он никогда бы не подумал, что Лорд ЗНАЕТ, куда его надо отправлять.

Прочитав его содержимое, Гарри отпустил бумажку, спокойно наблюдя за тем, как она мягко и плавно опускается на пол. Драко лицезрел не очень приятное зрелище – Гарри вдруг стал выглядеть так, словно получил бладжером в живот, из него словно выкачали энергию, забрали воздух, которым можно было дышать.

— Ты чего? – как-то робко спросил он, потянув Гарри за рукав. Оказаться с умалишенным Поттером ему сейчас хотелось меньше всего на свете.

— Прочти… прочти его! – хрипло прошептал Гарри.

Драко покачал головой, решив, что иногда создается ощущение, что Поттер боксерская груша судьбы, которая отрабатывает на нем свои удары. Слишком много ему доставалось… и от него, Малфоя, в том числе.

Драко прочел содержимое бумажки и в удивлении воззрился на Гарри. Там было написано:

«Нужно стать зверем, чтобы избавиться от боли быть человеком.

А ты готов?

Джинни Уизли находится у меня. Я нахожусь в Хогвартсе.

Ты обречешь себя на вечные муки, если не придешь, и окажешься в аду, если явишься сюда.

Мне очень интересно узнать, после многолетнего опыта общения друг с другом особенно, какой выбор сделаешь ТЫ, Гарри Поттер.

Я буду ждать Вас здесь, в Хогвартсе, ровно два часа и 32 минуты. Я буду жать твоего Выбора».

Внизу стояла аккуратная роспись и печать – печать Темного Лорда. Драко похолодел, читая эти строчки. Что это за игры?..

«Многолетнего опыта общения»… Драко передернуло, и он даже позволили себе на мгновение представить, каково это было читать Гарри, чьих родителей Лорд убил…

— Ты оказался прав, — раздался глухой голос Гарри. – Нам надо в Хогвартс. Надо. Прямо сейчас. Вдвоем.

— Эта девушка, Уизли, что, она что-то значит для тебя? – предположил Драко, вновь осматривая лицо Поттера, и пытаясь на нем прочесть ответ на свой вопрос.

— Я думаю, что да. Но я пока не уверен. И мы это выясним.

Драко стало неуютно в присутствии Гарри, впервые, наверное, за всю их жизнь. В голосе его прозвучали очень нехорошие нотки, которые, в свою очередь, наводили Драко не на самые хорошие мысли. Не станет зверем… Станет зверем…

— Да к черту это все! Мы решим на месте. В путь, Поттер!..

Глава 29

…Было очень холодно и неуютно. Гермиона села на каменный выступ и обхватила себя руками, пытаясь хоть как-то согреться. Ветра не было и в помине, казалось, холод просто застыл в воздухе, пробирая ее до косточек. Она вся тряслась, чуть расширенными глазами оглядывая место, в которое попала. Откуда-то из глубины ее нутра поднималась неспешными волнами боль, и Гермиона довольно быстро поняла, что это только начало.

Поднявшись на ноги, она спустилась вниз, и пошла по равнине, голой и безжизненной. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась Мертвая долина, как окрестила ее про себя Гермиона, здесь не было растений, даже самой худой травинки, по небу не плыли облака, воздух словно бы застыл. И солнца здесь тоже не было. Свет был, но вот его источника почему-то видно не было, словно бы свет разливался потоком по небосклону этого странного мира.

В Гермионе боролись противоречивые ощущения, что все это просто сон, и что все это слишком реально, чтобы быть сном. Но нереально для нормальной жизни.

А ее жизнь была нормальной?..

Гермиона шла и шла, тревожно оглядываясь по сторонам, ища хоть какое-то разнообразие ландшафта, а еще лучше кого-нибудь, кто подскажет ей путь.

Ей показалось, что что-то блестит вдали, и, решив, что «непонятно что» даже лучше, чем ничего вообще, она убыстрила свой шаг и за пару минут дошла до того, что ее заинтересовало.

Ручьи.

Гермиона быстро подсчитала, и оказалось, что их девять.

И вот теперь ей стало страшно.

Малфой. Драко. Он… он говорил о ручьях в своем сне!

Быть может, они все помешались? Может, они просто сошли ума от вороха проблем, навалившихся на них в этом месте, и на самом деле они лежат в больнице Святого Мунго в закрытой палате и ждут исцеления?

Гермиона нагнулась и зачерпнула в ладонь горстку земли, сухой и мертвой, как и вся природа здесь. Пропустив твердые песчинки между пальцев, Гермиона все же осознала – это все настоящее.

Она нерешительно подошла к ручьям, оглядываясь в поисках подсказки. Наверное, ее мольбы о помощи и хоть о каком-то знаке взяли свое, потому что ее всю свело от резкой боли, возникшей в области живота и перетекающей по всему телу. Казалось, что боль – это тигр, который скачет по ее внутренностям вверх-вниз, разрывая все внутри на части. Она всерьез думала, что ее внутренности безвозвратно утеряны, но смерть все не приходила. Она мучилась, крутилась от боли, постанывая и даже взвизгивая, когда боль была особенно острой. Никакие обезболивающие заклинания не шли ей в голову, более того, она не могла вспомнить вообще ни одного заклинания, даже самого завалящегося, к тому же не было палочки, а боль мешала сосредоточиться. Гермиона, опять полагаясь на свою интуицию, решила, что единственный вариант избавления – вода.

С огромным трудом, пошатываясь, она встала и побрела к воде. Поначалу она хотела просто плеснуть водой на лицо, руки, ноги, словно бы это исцелило ее, а потом как-то ненавязчиво в голове появились мысли, что второй ручей, кажется, обладает лучшими свойствами, а значит, надо перепрыгнуть… а потом еще раз….

Гермиона нелепо пригнулась, как бы готовясь к прыжку, рассчитывая силу прыжка и ширину реки и думая о том, куда же вынесет ее течение этих ручьев, если она упадет…

…Рон сейчас представлял собой забавное зрелище, если бы кто-то мог его наблюдать. Выпучив свои синие глаза до предела, раскрыв рот, он смотрел на открывшийся его взору пейзаж…

Мертвая природа, мертвая земля, мертвое небо. Нет солнца.

Неуютно. Жутко. Но очень похоже на сон, хотя Рон и сомневался, что ему надо всего лишь проснуться.

Он встал и неловко побрел вперед, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу. Невольно повторяя движения Гермионы, он нагнулся и поднял горстку земли, пропуская ее сквозь пальцы.

Рон как завороженный смотрел на эти песчинки и чуть не споткнулся и не упал прямо в воды тихого ручейка, который тек около его ног.

Девять.

Рон был озадачен. Сначала он хотел просто перейти его вброд, но стоило ему лишь занести ногу, как он ту же отдернул ее. По дну ручья что-то скользило, что-то большое, и, Рон был уверен, не менее злобное. Такую тень бы могла отбрасывать акула среднего размера…

Рон решил прыгать. Да, стоять посреди мертвого ландшафта около длинного, бесконечно длинного ручья, нет, ручьев, расположенных параллельно друг другу, было смешно, но только если находиться далеко, очень далеко от этого места…

И Рон отчаянно прыгнул.

…Голова раскалывалась от боли. Джинни с трудом разлепила слипшиеся ресницы. Она находилась в какой-то темной комнате, обставленной тяжелой старинной мебелью. Оглядев ее полностью, девушка неожиданно встрепенулась и поднялась с кровати. Сердце ее глухо стучало в груди, чуть ли не до боли.

Однажды она уже была здесь. Она искала нужный кабинет, и наткнулась на этот. Он был бы одним из самых обычных кабинетов, если бы… не кровать, которая стояла около окна! Понять ее предназначение Джинни так и не могла, а теперь вот она оказалась здесь, явно запертая на ключ.

Хогвартс.

В голове Джинни был шум, словно бы ее напоили каким-то зельем, наверняка так оно и было. Ей было больно пошевелить рукой или ногой, тело онемело от долгого лежания. Джинни осторожно вытянула руки, пытаясь размять их, взгляд ее остановился у противоположной стены. Только что там никого не было (точно?), и вот теперь там стояла женщина, или девушка, непонятно, тень скрывала ее лицо, она была в длинном платье синего цвета. Женщина, направив на Джинни руку, не палочку, шептала какое-то заклинание на неведомом Джинни языке, а потом, печально улыбнувшись, с неизменным выражением на лице и даже тихой улыбкой произнесла в пустоту:

— Империо.

Глава 30

Гарри и Драко напряженно думали. Вот так вот, ни с того ни с сего отправиться в Хогвартс?

Бессмысленное безрассудство. Их там явно будут ждать…

— А другие знают о крестражах? – поинтересовался Драко.

— Грюм знает. Я… не хотел ему рассказывать, это был лишь мой секрет, но после многочисленных нападений… Грюм и остальные члены Ордена и Министерство хотели собирать войско, но не знали, где угроза… Я сказал Грюму, что созванная армия будет всего лишь пушечным мясом, поскольку Волан-де-Морта нельзя будет извести. И я предупредил его… вкратце, — вдумчиво произнес Гарри, как бы вновь анализируя свой поступок – правильно ли он поступил?..

— Я слышал, как Грюм сказал, что какой-то Томас, кажется, хочет что-то сообщить о крестражах, — заметил Драко.

— Еще несколько человек знают… они знают слово «крестраж», но что оно обозначает – нет, — хмыкнул Гарри. – Грюм просто сказал, что существует определенный ряд предметов, которые надо найти. Среди них и реликвии Основателей… вот они и узнают, читая книги, перебирая старинные документы…

— А ты думаешь, оно надо? – перебил Драко Гарри, от охватившего его волнения схватив Гарри за руку. Пару секунд тот стоял с отсутствующим видом, а потом медленно произнес:

— Знаешь, Малфой… за последнее время произошло очень, очень много событий, не самых благоприятных. Но что самое…мммм…приятное, все шло по «СЦЕНАРИЮ», понимаешь, о чем я?.. Я ЗНАЛ, что есть крестражи, знал, что их НАДО уничтожить, и тогда Лорд погибнет. Осознание того, что я не знаю, ГДЕ они находятся, не усугубляло положение так, как могло бы усугубить его то, что крестражи… не нужны. Представляешь? – Взгляд Гарри уже смотрел куда-то дальше глаз Малфоя, который внимательно слушал его.

Малфой, ты не представляешь мой ужас, когда ты как снег на голову свалился к нам… Признаться, на некоторое время я вычеркнул тебя из списка врагов, поверь, то, что ты опустил палочку когда… когда Дамблдора… надо было убить, я не забыл… Но у меня была миссия, была цель, друзья, в конце концов! И почти что появилась девушка… А потом вдруг выясняется, что ВСЕ ОБМАН! Как будто я находился в коме, и видел сон о мире магов, а потом проснулся и мне сказали, что все совсем не так и поставили диагноз… Шок был бы равносильным тому, что я испытал, когда узнал, что существует ЧТО-ТО ЕЩЕ. А мой диагноз – это ты. И твои сны. И последние события. Мир магии необыкновенный, но то, что происходит, переходит все грани… это не магическое… скорее, потусторонне.

Гарри замолк.

— Да, Поттер, признаюсь, я… тебя понимаю. Только мой диагноз – вся моя жизнь. Я не жалуюсь, не смей и думать так, но у меня нет друзей, а мои родители… знаешь, мне порой казалось, что их сын не я, а какой то иной Драко Малфой, которого я плохо знаю… А что бывает с мыслями, которые не могут найти выхода? Правильно, они остаются внутри и начинают тебя пожирать… вот в чем опасность ЭТОЙ войны! Не в магических заклинаниях, не в силе Лорда, не в том, что на его стороне нежить, инферналы и дементоры, нет… Большинство людей может не дойти до самих действий, а так и сгнить в темницах своего разума, и это ужасно страшно. Если испытание каждого – это разум. Твои страхи. Опасность в том, что мы узнаем… возможно, то, чего еще никто никогда не знал, потому что наш мир иной, нежели тот, что мы себе представляем…

Гарри положил руку на плечо Драко, и тот умолк.

— Не надо слов, хватит, у меня голова кругом идет. Происходит нечто, и мы не просто свидетели, мы – механизм, я знаю. Мы должны узнать правду сами, и, если получится, передать ее остальным. Поэтому мы трангрессируем в Хогвартс и узнаем, когда и как кончится этот бред. И еще… называй меня Гарри, хорошо? А то когда ты произносишь «Поттер», я так и жду от тебя какой-нибудь подлой шуточки…

Драко лишь хмыкнул и согласно кивнул.

Оба юноши трангрессировали.

— Я НЕ МОГУ! – взвыл человек в мантии.

Впрочем, нет, вовсе и не человек, во-первых, маг, во вторых, полукровка, в третьих – Величайший Темный волшебник, решившийся на чудовищную сделку – разделения своей души на семь частей

Какой пафос.

Ужасно было осознавать, что крестражи, самое его «злобное» деяние, чудовищное, как будут считать все волшебники, на самом деле лишь пафос! Уловка…

Том Реддл еще питал надежды, что крестражи помогут ему обмануть Проводников, позволят ему уйти от ответственности, контролировать силу самому, без их участия, позволят ему обрести свою волю…

Но он так и остался радиоуправляемой игрушкой. Механизмом. Он ведь сделал выбор. Сотни раз, сотни бессмысленных раз он пытался выбраться из под этого «нечто», что держало его долгие годы. Вырваться из собственного тела, покинуть пределы разума и уйти от всего этого, от своей судьбы.

Он пытался помешать проходу нового Проводника, лютуя, убивал людей, творил заклятий, на последствия которых невозможно было смотреть, пропагандировал принципы, которые завораживали людей, завораживали и пугали, он разделил свою душу, думая так укрыться…

Но все осталось как прежде. Сколько бы птица не билась в своей железной клетке, как бы не неистовала, но пока тот, у кого есть ключ, не откроет клетку, свободы ей не будет.

Скрепя сердце приходилось терпеть поражения… он потерял два крестража… он претерпел унижение, подлость и предательство, но из всего этого его больше всего злило то, что Он претерпел это, он, Избранный. Прошел и увидел, не смотря на свои знания, власть и силу.

И теперь Он, Лорд Волан-де-Морт вынужден помочь тому, кто в миру считался его врагом, на деле же был второй половинкой сложной головоломки жизни. Да, он все еще причинял этому юноше, который даже и не подозревал о своей исключительности, много боли и страданий, но они не приносили удовлетворения, потому что это был ПРИКАЗ, и Лорд не имел права остановиться.

Он все еще не мог найти того, кого выбрали на замену, он видел сны, беспокойные и живые, но ускользающие от него, как клочья тумана в предрассветных лучах.

Он должен даже не заманить, «пригласить» Поттера в замок, и вот там, под сводами здания, которое было любимо ими обоими, и будут вершится судьбы мира.

Это будет зрелище великое и жалкое, грандиозное, и ровно ничего не значащее. Наконец то настанет Смена и произойдет Приход, и старое знамя упадет и обагрится кровью, лишь затем, чтобы взвились новые знамена, новые символы и новые надежды, новые люди, волшебники и Проводники, и это непрекращающийся круговорот жизни. Он похож на того самого змея, который пожирает свой хвост и рождается заново.

Он испытает этих юнцов. И уйдет сам.

Туда, где воды прозрачны, туда, где туман – это воздух, туда, где небо соткано из солнца, туда, где все не поддается логике, ибо это – уже совсем другой мир. И совсем другая история.

— Что ты сказал? Время что?.. – спросил Гарри, тупо глядя прямо перед собой.

— Ну… не столь буквально, но похоже на то. Я по дороге в спешке свалил стакан, и, хм, надо же, он повис в воздухе, правда, через секунд 20 все же упал, — произнес Драко и сделал шаг в сторону, как раз во время – кувшин упал и разбился, окатив все вокруг брызгами. До Драко они не долетели, чему Гарри даже совсем немного расстроился.

— И что это?

— Поттер, я похож на справочник?

Гарри внимательно оглядел Драко и решил, что не похож.

— Спасибо. Но… если на то пошло, я думаю, что это энергия. Она везде. И причем, в связи с нашим появлением в этом доме. Мы вроде как оказались в «пудинге» из энергии.

Гарри не знал, что сказать и что сделать, и это вызывало самый настоящий панический страх. Неужели ОН ничего не поймет, ничего не предпримет?! Неужели?.. Он, наверное, сейчас был похож на Гермиону, которой сказали, что ответ на вопросы нельзя найти в книге. Ужас. Но смешное сравнение.

Драко внимательно посмотрел на выражения лица Гарри и ухмыльнулся:

— Поттер, прекрати истерику, если ты хотя бы на одну минуту отвлечешься от всемогущих планов о спасении мира, с тобой ничего не случится, поверь мне.

— Твои друзья сейчас не сидят в комнате с выражением на лице, словно их пытали Круциатусом, а потом наложили Империус, пообещав что когда они очнутся, закончат это Авадой Кедаврой.

Драко пораженно захлопал глазами:

— Браво, речь достойная меня! Надеюсь, подобное сходство с тобой не делает меня морально неполноценным… Да, мои друзья там не сидят, более того, мои друзья нигде не сидят, потому что их нет…

Драко встал и зашагал по комнате. Гарри проводил его удивленным взглядом, он хотел что-то сказать по этому поводу, но Драко перебил:

— И знаешь, мне так думается, что, если я еще что-то соображаю, Уизли и Герми…Грэйнджер, я хотел сказать, проходят примерно через то же, что и я, то есть, через сны-испытания, не надо вопросов пока что! — выждав театральную паузу, Драко добавил, что им, как он думает, надо в Хогвартс.

— В Хогвартс? Да зачем, Малфой? – воскликнул Гарри. Он даже не представлял, как они это могут совершить.

— Знаешь, вы столько раз мне твердили о значимости моего сна, что я и сам начал в это верить. Здесь творится черт те что, и если я подумаю об этом ВСЕМ еще раз, я сойду с ума. Поэтому предлагаю направиться туда и выяснить все на месте, потому что меня не отпускает чувство, что так надо…

— … И мы, конечно, плюнув на всё и всех должны ему подчиниться, — жизнерадостно закончил Гарри.

— Да.

Наступила тишина, оба подростка напряженно смотрели друг на друга, ожидая, кто сдастся первым. Первым сдался Гарри.

— Ладно. Я не вижу иного выхода. С этой шкатулкой, будь она неладна, вообще теперь не разберешься… что там могло было быть? Проклятье? – обреченно произнес расстроенный Гарри.

Он сейчас не чувствовал какого-то огромного страха по поводу раскрытой шкатулки, поскольку в его голове было сотни других проблем. Он почему-то был твердо уверен, что если шкатулка и причинит кому-то вред, то только ему, и никому другому. Это утешало.

— Может быть… я думаю, мы это узнаем на месте, и если и есть кто-то, кто нам все расскажет, то он в Хогвартсе, я просто ЗНАЮ это, Поттер, и не спорь, — строго произнес Драко, продвигаясь к выходу.

Гарри лишь неопределенно пожал плечами и хотел уже было что-то сказать, как вдруг одно из окон с треском распахнулось и ударилось об стенку, рассыпавшись сотнями осколков. В комнату ворвалась огромная черная птица, ее крылья были поистине гигантскими, она сделала плавный круг и опустилась рядом с Гарри. Тот с удивление заметил, что Драко сильно побледнел, словно бы эта птица была посланцем смерти.

— Черт, Поттер, это стервятник… которым пользуется Темный Лорд для писем! Я пару раз видел его…

Гарри вмиг напрягся и протянул птице руку, немного опасаясь, что она может откусить ему ее и полететь обратно, к хозяину, с трофеем.

Но птица агрессии не проявляла, хотя злобный прищур ее желтых глаз не сулил ничего хорошего, но отцепила письмо и вложила его в руку Гарри. Щелкнув напоследок клювом, птица взмыла в воздух и улетела обратно.

Гарри быстро развернул бумажку. Еще никогда он не получал писем от Темного Лорда. И тем более он никогда бы не подумал, что Лорд ЗНАЕТ, куда его надо отправлять.

Прочитав его содержимое, Гарри отпустил бумажку, спокойно наблюдя за тем, как она мягко и плавно опускается на пол. Драко лицезрел не очень приятное зрелище – Гарри вдруг стал выглядеть так, словно получил бладжером в живот, из него словно выкачали энергию, забрали воздух, которым можно было дышать.

— Ты чего? – как-то робко спросил он, потянув Гарри за рукав. Оказаться с умалишенным Поттером ему сейчас хотелось меньше всего на свете.

— Прочти… прочти его! – хрипло прошептал Гарри.

Драко покачал головой, решив, что иногда создается ощущение, что Поттер боксерская груша судьбы, которая отрабатывает на нем свои удары. Слишком много ему доставалось… и от него, Малфоя, в том числе.

Драко прочел содержимое бумажки и в удивлении воззрился на Гарри. Там было написано:

«Нужно стать зверем, чтобы избавиться от боли быть человеком.

А ты готов?

Джинни Уизли находится у меня. Я нахожусь в Хогвартсе.

Ты обречешь себя на вечные муки, если не придешь, и окажешься в аду, если явишься сюда.

Мне очень интересно узнать, после многолетнего опыта общения друг с другом особенно, какой выбор сделаешь ТЫ, Гарри Поттер.

Я буду ждать Вас здесь, в Хогвартсе, ровно два часа и 32 минуты. Я буду жать твоего Выбора».

Внизу стояла аккуратная роспись и печать – печать Темного Лорда. Драко похолодел, читая эти строчки. Что это за игры?..

«Многолетнего опыта общения»… Драко передернуло, и он даже позволили себе на мгновение представить, каково это было читать Гарри, чьих родителей Лорд убил…

— Ты оказался прав, — раздался глухой голос Гарри. – Нам надо в Хогвартс. Надо. Прямо сейчас. Вдвоем.

— Эта девушка, Уизли, что, она что-то значит для тебя? – предположил Драко, вновь осматривая лицо Поттера, и пытаясь на нем прочесть ответ на свой вопрос.

— Я думаю, что да. Но я пока не уверен. И мы это выясним.

Драко стало неуютно в присутствии Гарри, впервые, наверное, за всю их жизнь. В голосе его прозвучали очень нехорошие нотки, которые, в свою очередь, наводили Драко не на самые хорошие мысли. Не станет зверем… Станет зверем…

— Да к черту это все! Мы решим на месте. В путь, Поттер!..

…Было очень холодно и неуютно. Гермиона села на каменный выступ и обхватила себя руками, пытаясь хоть как-то согреться. Ветра не было и в помине, казалось, холод просто застыл в воздухе, пробирая ее до косточек. Она вся тряслась, чуть расширенными глазами оглядывая место, в которое попала. Откуда-то из глубины ее нутра поднималась неспешными волнами боль, и Гермиона довольно быстро поняла, что это только начало.

Поднявшись на ноги, она спустилась вниз, и пошла по равнине, голой и безжизненной. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась Мертвая долина, как окрестила ее про себя Гермиона, здесь не было растений, даже самой худой травинки, по небу не плыли облака, воздух словно бы застыл. И солнца здесь тоже не было. Свет был, но вот его источника почему-то видно не было, словно бы свет разливался потоком по небосклону этого странного мира.

В Гермионе боролись противоречивые ощущения, что все это просто сон, и что все это слишком реально, чтобы быть сном. Но нереально для нормальной жизни.

А ее жизнь была нормальной?..

Гермиона шла и шла, тревожно оглядываясь по сторонам, ища хоть какое-то разнообразие ландшафта, а еще лучше кого-нибудь, кто подскажет ей путь.

Ей показалось, что что-то блестит вдали, и, решив, что «непонятно что» даже лучше, чем ничего вообще, она убыстрила свой шаг и за пару минут дошла до того, что ее заинтересовало.

Ручьи.

Гермиона быстро подсчитала, и оказалось, что их девять.

И вот теперь ей стало страшно.

Малфой. Драко. Он… он говорил о ручьях в своем сне!

Быть может, они все помешались? Может, они просто сошли ума от вороха проблем, навалившихся на них в этом месте, и на самом деле они лежат в больнице Святого Мунго в закрытой палате и ждут исцеления?

Гермиона нагнулась и зачерпнула в ладонь горстку земли, сухой и мертвой, как и вся природа здесь. Пропустив твердые песчинки между пальцев, Гермиона все же осознала – это все настоящее.

Она нерешительно подошла к ручьям, оглядываясь в поисках подсказки. Наверное, ее мольбы о помощи и хоть о каком-то знаке, взяли свое, потому что ее всю свело от резкой боли, возникшей в области живота и перетекающей по всему телу. Казалось, что боль – это тигр, который скачет по ее внутренностям вверх-вниз, разрывая все внутри на части. Она всерьез думала, что ее внутренности безвозвратно утеряны, но смерть все не приходила. Она мучилась, крутилась от боли, постанывая и даже взвизгивая, когда боль была особенно острой. Никакие обезболивающие заклинания не шли ей в голову, более того, она не могла вспомнить вообще ни одного заклинания, даже самого завалящегося, к тому же не было палочки, а боль мешала сосредоточиться. Гермиона, опять полагаясь на свою интуицию, решила, что единственный вариант избавления – вода.

С огромным трудом, пошатываясь, она встала и побрела к воде. Поначалу она хотела просто плеснуть водой на лицо, руки, ноги, словно бы это исцелило ее, а потом как-то ненавязчиво в голове появились мысли, что второй ручей, кажется, обладает лучшими свойствами, а значит, надо перепрыгнуть… а потом еще раз….

Гермиона нелепо пригнулась, как бы готовясь к прыжку, рассчитывая силу прыжка и ширину реки и думая о том, куда же вынесет ее течение этих ручьев, если она упадет…

…Рон сейчас представлял собой забавное зрелище, если бы кто-то мог его наблюдать. Выпучив свои синие глаза до предела, раскрыв рот, он смотрел на открывшийся его взору пейзаж…

Мертвая природа, мертвая земля, мертвое небо. Нет солнца.

Неуютно. Жутко. Но очень похоже на сон, хотя Рон и сомневался, что ему надо всего лишь проснуться.

Он встал и неловко побрел вперед, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу. Невольно повторяя движения Гермионы, он нагнулся и поднял горстку земли, пропуская ее сквозь пальцы.

Рон как завороженный смотрел на эти песчинки и чуть не споткнулся и не упал прямо в воды тихого ручейка, который тек около его ног.

Девять.

Рон был озадачен. Сначала он хотел просто перейти его вброд, но стоило ему лишь занести ногу, как он ту же отдернул ее. По дну ручья что-то скользило, что-то большое, и, Рон был уверен, не менее злобное. Такую тень бы могла отбрасывать акула среднего размера…

Рон решил прыгать. Да, стоять посреди мертвого ландшафта около длинного, бесконечно длинного ручья, нет, ручьев, расположенных параллельно друг другу, было смешно, но только если находиться далеко, очень далеко от этого места…

И Рон отчаянно прыгнул.

…Голова раскалывалась от боли. Джинни с трудом разлепила слипшиеся ресницы. Она находилась в какой-то темной комнате, обставленной тяжелой старинной мебелью. Оглядев ее полностью, девушка неожиданно встрепенулась и поднялась с кровати. Сердце ее глухо стучало в груди, чуть ли не до боли.

Однажды она уже была здесь. Она искала нужный кабинет, и наткнулась на этот. Он был бы одним из самых обычных кабинетов, если бы… не кровать, которая стояла около окна! Понять ее предназначение Джинни так и не могла, а теперь вот она оказалась здесь, явно запертая на ключ.

Хогвартс.

В голове Джинни был шум, словно бы ее напоили каким-то зельем, наверняка так оно и было. Ей было больно пошевелить рукой или ногой, тело онемело от долгого лежания. Джинни осторожно вытянула руки, пытаясь размять их, взгляд ее остановился у противоположной стены. Только что там никого не было (точно?), и вот теперь там стояла женщина, или девушка, непонятно, тень скрывала ее лицо, она была в длинном платье синего цвета. Женщина, направив на Джинни руку, не палочку, шептала какое-то заклинание на неведомом Джинни языке, а потом, печально улыбнувшись, с неизменным выражением на лице и даже тихой улыбкой произнесла в пустоту:

— Империо.

Гарри и Драко напряженно думали. Вот так вот, ни с того ни с сего отправиться в Хогвартс?

Бессмысленное безрассудство. Их там явно будут ждать…

— А другие знают о крестражах? – поинтересовался Драко.

— Грюм знает. Я… не хотел ему рассказывать, это был лишь мой секрет, но после многочисленных нападений… Грюм и остальные члены Ордена и Министерство хотели собирать войско, но не знали, где угроза… Я сказал Грюму, что созванная армия будет всего лишь пушечным мясом, поскольку Волан-де-Морта нельзя будет извести. И я предупредил его… вкратце, — вдумчиво произнес Гарри, как бы вновь анализируя свой поступок – правильно ли он поступил?..

— Я слышал, как Грюм сказал, что какой-то Томас, кажется, хочет что-то сообщить о крестражах, — заметил Драко.

— Еще несколько человек знают… они знают слово «крестраж», но что оно обозначает – нет, — хмыкнул Гарри. – Грюм просто сказал, что существует определенный ряд предметов, которые надо найти. Среди них и реликвии Основателей… вот они и узнают, читая книги, перебирая старинные документы…

— А ты думаешь, оно надо? – перебил Драко Гарри, от охватившего его волнения схватив Гарри за руку. Пару секунд тот стоял с отсутствующим видом, а потом медленно произнес:

— Знаешь, Малфой… за последнее время произошло очень, очень много событий, не самых благоприятных. Но что самое…мммм…приятное, все шло по «СЦЕНАРИЮ», понимаешь, о чем я?.. Я ЗНАЛ, что есть крестражи, знал, что их НАДО уничтожить, и тогда Лорд погибнет. Осознание того, что я не знаю, ГДЕ они находятся, не усугубляло положение так, как могло бы усугубить его то, что крестражи… не нужны. Представляешь? – Взгляд Гарри уже смотрел куда-то дальше глаз Малфоя, который внимательно слушал его.

Малфой, ты не представляешь мой ужас, когда ты как снег на голову свалился к нам… Признаться, на некоторое время я вычеркнул тебя из списка врагов, поверь, то, что ты опустил палочку когда… когда Дамблдора… надо было убить, я не забыл… Но у меня была миссия, была цель, друзья, в конце концов! И почти что появилась девушка… А потом вдруг выясняется, что ВСЕ ОБМАН! Как будто я находился в коме, и видел сон о мире магов, а потом проснулся и мне сказали, что все совсем не так и поставили диагноз… Шок был бы равносильным тому, что я испытал, когда узнал, что существует ЧТО-ТО ЕЩЕ. А мой диагноз – это ты. И твои сны. И последние события. Мир магии необыкновенный, но то, что происходит, переходит все грани… это не магическое… скорее, потусторонне.

Гарри замолк.

— Да, Поттер, признаюсь, я… тебя понимаю. Только мой диагноз – вся моя жизнь. Я не жалуюсь, не смей и думать так, но у меня нет друзей, а мои родители… знаешь, мне порой казалось, что их сын не я, а какой то иной Драко Малфой, которого я плохо знаю… А что бывает с мыслями, которые не могут найти выхода? Правильно, они остаются внутри и начинают тебя пожирать… вот в чем опасность ЭТОЙ войны! Не в магических заклинаниях, не в силе Лорда, не в том, что на его стороне нежить, инферналы и дементоры, нет… Большинство людей может не дойти до самих действий, а так и сгнить в темницах своего разума, и это ужасно страшно. Если испытание каждого – это разум. Твои страхи. Опасность в том, что мы узнаем… возможно, то, чего еще никто никогда не знал, потому что наш мир иной, нежели тот, что мы себе представляем…

Гарри положил руку на плечо Драко, и тот умолк.

— Не надо слов, хватит, у меня голова кругом идет. Происходит нечто, и мы не просто свидетели, мы – механизм, я знаю. Мы должны узнать правду сами, и, если получится, передать ее остальным. Поэтому мы трангрессируем в Хогвартс и узнаем, когда и как кончится этот бред. И еще… называй меня Гарри, хорошо? А то когда ты произносишь «Поттер», я так и жду от тебя какой-нибудь подлой шуточки…

Драко лишь хмыкнул и согласно кивнул.

Оба юноши трангрессировали.

— Я НЕ МОГУ! – взвыл человек в мантии.

Впрочем, нет, вовсе и не человек, во-первых, маг, во вторых, полукровка, в третьих – Величайший Темный волшебник, решившийся на чудовищную сделку – разделения своей души на семь частей

Какой пафос.

Ужасно было осознавать, что крестражи, самое его «злобное» деяние, чудовищное, как будут считать все волшебники, на самом деле лишь пафос! Уловка…

Том Реддл еще питал надежды, что крестражи помогут ему обмануть Проводников, позволят ему уйти от ответственности, контролировать силу самому, без их участия, позволят ему обрести свою волю…

Но он так и остался радиоуправляемой игрушкой. Механизмом. Он ведь сделал выбор. Сотни раз, сотни бессмысленных раз он пытался выбраться из под этого «нечто», что держало его долгие годы. Вырваться из собственного тела, покинуть пределы разума и уйти от всего этого, от своей судьбы.

Он пытался помешать проходу нового Проводника, лютуя, убивал людей, творил заклятия, на последствия которых невозможно было смотреть, пропагандировал принципы, которые завораживали людей, завораживали и пугали, он разделил свою душу, думая так укрыться…

Но все осталось как прежде. Сколько бы птица не билась в своей железной клетке, как бы не неистовала, но пока тот, у кого есть ключ, не откроет клетку, свободы ей не будет.

Скрепя сердце приходилось терпеть поражения… он потерял два крестража… он претерпел унижение, подлость и предательство, но из всего этого его больше всего злило то, что Он претерпел это, он, Избранный. Прошел и увидел, не смотря на свои знания, власть и силу.

И теперь Он, Лорд Волан-де-Морт вынужден помочь тому, кто в миру считался его врагом, на деле же был второй половинкой сложной головоломки жизни. Да, он все еще причинял этому юноше, который даже и не подозревал о своей исключительности, много боли и страданий, но они не приносили удовлетворения, потому что это был ПРИКАЗ, и Лорд не имел права остановиться.

Он все еще не мог найти того, кого выбрали на замену, он видел сны, беспокойные и живые, но ускользающие от него, как клочья тумана в предрассветных лучах.

Он должен даже не заманить, «пригласить» Поттера в замок, и вот там, под сводами здания, которое было любимо ими обоими, и будут вершиться судьбы мира.

Это будет зрелище великое и жалкое, грандиозное, и ровно ничего не значащее. Наконец то настанет Смена и произойдет Приход, и старое знамя упадет и обагрится кровью, лишь затем, чтобы взвились новые знамена, новые символы и новые надежды, новые люди, волшебники и Проводники, и это непрекращающийся круговорот жизни. Он похож на того самого змея, который пожирает свой хвост и рождается заново.

Он испытает этих юнцов. И уйдет сам.

Туда, где воды прозрачны, туда, где туман – это воздух, туда, где небо соткано из солнца, туда, где все не поддается логике, ибо это – уже совсем другой мир. И совсем другая история.

— Далеко, — мрачно констатировал Драко, когда они вместе с Гарри добирались до замка.

Гарри знал это и по прошлому разу, когда они с Дамблдором пробирались до замка пешком.

— Ты знаешь какие-либо сильные заклинания? – поинтересовался Драко.

— Ну… знать, может и знаю, но насчет применения…

— Я не только о Непростительных. Хотя, признаться, использовать их против тебя – искушение было велико… Но я вообще о защитной магии?

Гарри задумался.

— Ну… кое-что несомненно, знаю… заклинание Патронуса…мое…ммм…любимое… еще нескольким заклинаниями меня Гермиона научила, — перечислил Гарри, краем глаза заметив, как Драко дернулся и повел плечом.

— Ты что?

— Да так… — неопределенно пробормотал он в пустоту. – Гермиона… странная она.

— Да, и ты не раз ей за это высказывал, смею заметить, в различной форме, — поддел его Гарри, с удовлетворением заметив, что тот едва покраснел.

— Да я не о том! Она вообще какая-то… другая. И понимает больше вас. И… во сне мне снилась, — тихо закончил Драко.

— Боюсь даже предположить, в каком… — уныло произнес Гарри, вздохнув.

— Поттер!! Я серьезно. А вообще ладно, черт с ним… Просто заметил.

На том разговор и окончился, и оставшийся путь они прошли в тишине. Наконец-то показались очертания величественного замка, места, которое они оба любили, и без которого когда-то не представляли своей жизни…

— Там свет горит, в окнах! — воскликнул Драко.

И это было так.

Замок светился сотнями огней, ни одно окно не было пропущено, из каждого лились безжалостные потоки света. Гарри краем уха уловил какие-то звуки. Но они были еще недостаточно близко от замка.

— Музыка? – предположил Драко, и был прав.

Из стен замка лилась музыка, причем различная. Из правой части здания лились звуки вальса, с левой – нечто звонкое и мелодичное, с центра раздавались звуки живые и веселые, а еще где-то играл патефон.

Гарри и Драко мрачно переглянулись и убыстрили шаг.

— Думаешь, в нашу честь? – мрачно хмыкнув, осведомился Драко.

— По нашу душу, — лаконично ответил ему Гарри.

Они подошли к главным воротам и замерли, не зная, что делать дальше. Прошло секунд двадцать, не больше, и двери перед ними распахнулись сами по себе, приглашая войти внутрь.

Они попали в коридор, не освещаемый ни одним лучиком света, и так, на ощупь, добрались до двери, ведущей в зал, где Дамблдор провел столько великих, веселых и грустных торжеств.

И эти двери распахнулись перед ними, после кромешной тьмы ослепляя их безжалостным светом.

— Ура!! – раздался оглушительный крик, от которого заложило уши, а взгляд метался в поисках чего-то различимого и не такого яркого.

…Глаза постепенно привыкли к свету. Они оглянулись, пытаясь определить, куда и к кому, собственно, попали.

Попали они в тот же привычный им зал, только в очень непривычной обстановке.

Столы были убраны, остался только самый длинный, за которым восседали раньше преподаватели и сам директор. Но теперь там сидел некто другой, закутанный в черный плащ, и у Гарри невольно мурашки прошлись по телу, причем вовсе не от страха.

От нетерпения.

Сначала Гарри подумал, что вдоль стен стоят люди, причем сотни людей, в бальных костюмах, переливающихся в ярком свете. Но, приглядевшись, он понял, что это всего лишь восковые манекены, выполненные столь натуралистично, что их можно было запросто спутать с живыми. Гарри вздрогнул, когда увидел, что у большинства таких «гостей» перекошенные в страхе лица и закатившиеся глаза.

— Но кто-то же кричал, так? – подняв в удивлении бровь, осведомился Драко, как и Гарри сначала обведя взглядом зал, а потом остановившись на фигуре человека в мантии.

— Ура!!! – вновь раздался оглушительный крик и даже визг, который явственно доносился от манекенов, но их лица были все те же перекошенные застывшие восковые маски, и оба парня невольно вздрогнули.

Они двинулись вперед к фигуре, восседающей на своеобразном троне, тщетно ища признаки жизни на лицах гостей.

Куклы.

Они подошли уже на расстояние вытянутой руки к фигуре в мантии, но она безмолвствовала. Подгоняемые плохим предчувствием, парни подошли с двух сторон и столкнули фигуру. Мантия слетела и с громким треском разбилась на две половинки восковая фигура без лица.

— Что за чертовщина? – прошептал Драко, обращаясь и к Гарри, и к пустоте, и, наверное, к куклам.

— С нами решили поиграть…

Сзади от них раздалось предостерегающее рычание. Они резко обернулись и увидели, что на том месте, где они раньше стояли, теперь находятся два огромных пса. Гарри с неким ужасом обнаружил, что псы очень похожи на Грима, адского пса, предвестника смерти.

Черная вздыбившаяся шерсть, горящие фосфорические красные глаза без зрачков и отблесков, глаза мертвого пса, огромный размер и какое-то странное сумрачное сияние, исходящее от них. Когда они двигались, казалось, что их лапы так и не касаются земли, а расплываются в воздухе. Псы сделали пару шагов к ним, а потом замотали головами, приглашая их пройти за ними, развернулись и скрылись за дверями.

У Драко с Гарри выбор был невелик, они двинулись за псами, которые привели их в другой зал, больше предыдущего раза в три, и они готовы были поклясться, что в Хогвартсе такого зала не было никогда.

Здесь не было ни людей, ни манекенов, но на импровизации трона восседал некто живой. Он поманил их к себе рукой.

Парни шли по залу медленно, будто бы в случае опасности это как-то спасло бы их. Зал был огромных размеров, пол был будто бы сделан из стекла, но в нем ничего не отражалось. Потолок представлял собой какое-то расплывчатое марево тумана синего цвета.

Больше в зале не было ничего и никого. Бывшие уже ученики школы подошли к трону и вперились взглядом в сидящего.

Это был Лорд Волан-де-Морт, Величайший Когда-то Темный Волшебник. Гарри видел его и до этого не раз, во всех его обличьях, но то, на что он был похож сейчас, заставило его вздрогнуть и отступить на шаг.

Лорд чуть приспустил мантию, и стало видно его лицо и часть шеи и рук. Кожа его была даже не то чтобы белой, а какой-то серой и испещренной трещинами, причем казалось, что стоит прикоснуться к ним, и он рассыплется, или пойдет кровь. Носа не было, губы обозначались слабой полоской, глаза ввалились куда-то вглубь, причем каким-то чудом один из глаз его стал зеленым, как когда-то в молодости, и на дне этого зеленого глаза извивалась серебряная змейка, а второй был черным, как дно осушенного колодца, глаз трупа.

Руки его сделались тоненьким, и вообще он представлял собой жалкое зрелище, казалось, двое парней могут просто подойти к нему и одним ударом сделать так, что он рассыплется в прах. Но от него все еще веяло силой, которая оберегала его лучше физически сильного тела.

— Жалеешь меня? – с хрипом, вырвавшимся из горла, произнес Лорд, обращаясь непосредственно к Гарри.

— Да никогда, — слишком быстро выпалил Гарри, но дрожь в голосе его выдала. Он не жалел его в том смысле, в каком кого-то вообще можно пожалеть, но если призадуматься…

— Хотите ответов на вопросы? – как-то буднично осведомился он, и новый приступ хриплого удушья заставил обоих поморщиться от омерзения.

— Вы очень великодушны, сэр, и просто-таки угадываете наши желания, — холодно произнес Гарри, пытаясь поверить, нет, проверить – правда ли сидящее существо убило его родителей и обрекло его на страдания и на вечный поиск?

— Правда, — доверительно произнес Лорд, будто бы читая мысли Гарри. – Только не ищи ни причин, ни оправданий, это не в твоей компетенции. Лучше слушай и смотри.

Лорд махнул рукой, и собаки, стоявшие позади, скрылись за дверью.

— Силы, — небрежно представил их Лорд.

После еще одного взмаха прямо из потолка опустился луч света, ударивший прямо в центр зала.

— Что это? – спросили Драко и Гарри одновременно.

— А скоро узнаете, — пообещал Лорд. – У нас еще много времени, чтобы выяснить… впрочем, сами увидите.

Гарри и Драко подняли глаза и правда увидели, и тьма и свет внутри тут же перемешались и острыми шипами попытались пробиться наружу…

Я существую!

Ве…

…Все внутри перемешалось, казалось, что сами мысли стали осязаемыми и очень тяжелыми, и нервно ворочаясь в груди, они рвались наружу.

Лорд стоял, чуть опираясь на свой трон, затуманенным взглядом смотря в бьющий в центр луч.

Он что-то шептал, Драко видел, как губы его шевелятся, только вот слов не было слышно.

И Гарри и Драко с удивлением обнаружили, что помещение заполняется туманом, который взялся из ниоткуда и медленно расползался по помещению. Туман этот был серым, несколько тяжелым и слабо пульсирующим в центре. На некоторое мгновение казалось, что в клочьях дыма проскальзывают чьи-то изувеченные и измученные лица, но видения эти тут же пропадали.

А потом туман как-то ненавязчиво скрыл весь мир от двух волшебников. Они изумленно озирались, гадая, что где-то здесь неподалеку стоит соратник, а чуть дальше трон темного волшебника…

Или все это исчезло, растворилось?..

— Гарри! – чуть дрогнувшим голосом позвал Драко, даже в минуту тревоги и неопределенности успевший заметить, что раньше ему никогда в голову бы не пришло звать Гарри на помощь, даже сопереживать. Война умов коверкает жизнь.

Гарри не отвечал ему, и Драко, поразмышляв секунду, двинулся вперед.

Как это ни странно и даже не дико, ничего его не пугало и не смущало. Более того, он не думал, что они с Гарри совершили какую-то ошибку. Все шло так, как должно было идти, и их мысли и жизненные принципы не играли ни какой роли в водовороте жизни. Скорее наоборот, не надо сопротивляться тому, что неизбежно, иначе есть все шансы действительно сойти с ума, а надо подчиниться и смириться.

Все перевернулось и перемешалось. Драко не помнил, сколько прошло времени и откуда надо вести отчет, ради чего и кого он все это затеял, что ему снилось и что было сказано и даже приказано. Не помнил он, как оказался у Поттера с его друзьями, что узнал и что забыл. В голове была лишь странная приятная пустота, лениво расползающаяся по венам, будто успокоительное.

Что делать дальше? Что думать? Нет ответа…

А в жизни так и бывает. Разве частичкам механизма объясняют их предназначение? Нет.

Человек должен свыкнуться с тем, что далеко не на все вопросы он найдет ответы. Что-то всегда будет за гранью, это что-то будет тревожить и пугать, или проходить совершенно бесследно и безболезненно. Они оказались чуть ближе к границе, чем остальные, но и тогда стеклянная перегородка осталась, перегородка, через которую все было видно, но сломать которую – задача непосильная.

В некоторые минуты Драко почти что физически ощущал, как тяжело ему жить. НЕ дышать, ходить и действовать, именно жить…

Что есть жизнь? Это тысяча мелочей и условностей, мыслей и поступков, собранных воедино и принадлежащих одной личности. Попав в «нежизненную» ситуацию, как Драко, тело и разум, не находя логического объяснения, дали сбой. Тело отказывалось подчиняться, передвигаясь с усилием, будто сам воздух был ей препятствием. Разум отказывался думать и анализировать ситуацию, которая была ему неясна, а еще он отказывался мечтать, созерцать, восхищаться, чувствовать, размышлять, учиться. Разум отнимал у него часть жизни. В его голове-библиотеке с пронумерованными некогда полочками теперь царил хаос и беспорядок, а часть книг-мыслей скрылись в тумане.

Наверное, как он иногда думал, так люди и сходят с ума. Когда жизнь, казалось бы, обыденная, вдруг становится чем-то нереальным и ненастоящим, ведь человек давно позабыл, что главный дар его – это жизнь, она же и главная загадка, неразрешимая, причем.

Драко даже боялся предположить, о чем думал Гарри, и тот невольно вызывал у него… жалость. Наверное, так называется это чувство? У Гарри была цель, была идея, чувства…

У Драко, собственно, не было никакой особой цели. Вся его жизнь, получается, была уже расписана до него. Воспитанный в светском обществе чистокровных волшебников, которые кичились своим происхождением и властью, он не мог не быть похожим на них. Не сейчас, так потом его бы все равно сделали Пожирателем, он бы выполнял здания Лорда или же не выполнял бы и был убит… Все было, может, и сложным, но вполне логичным.

А тут словно бы в нем трещина какая, в которую льется инородная субстанция.

Мало кто знал, но Драко действительно изначально отличался от своих родственников и вообще ото всех учеников школы.

Сначала это было так незначительно и ничтожно… разумеется, он был отдельной личностью, в нем были какие-то отличия, но вот они переросли в нечто большее…

Мелочи… думал чуть больше других, точнее размышлял, анализировал и даже мечтал. Возводил в своем разуме целые миры, наполненные каждый своей философией и моралью. Конечно, он никому ничего не рассказывал. Для него это было нечто обыденное и естественное, ведь аморальность или ошибку мы познаем лишь в сравнении с чем-то правильным и моральным.

Представим, что разум каждого, это четырехэтажный чердак. Или пятиэтажный, это не так уж важно. И вот в этом чердаке есть Смотритель – тот самый, что обходит все чердаки, приводит их в порядок, разгребает мусор и выкидывает его, закрывает часть комнат и открывает другие, иногда с трудом, а иногда и очень-очень легко. Его сложно обвести вокруг пальца, и невозможно обмануть. Смотритель этот в каждой комнате делает свои пометки, не обязательно показывая их вам. Эти пометки – ваши привычки, даже скажем ваши странности, подведенные итоги по тому или иному вопросу, ваши впечатления. И, скажу я вам, Смотритель этот личность неуравновешенная, если мерить человеческими мерками. И правда – сколь безумен наш внутренний мирр, если его показать? Странные выводы, странная исковерканная мораль и понятие каких-либо вещей и событий, странные привычки и методы.

Какие именно? Если бы было возможным собрать в одном месте тысячи людей и устроить им допрос…вы бы поняли. Сколь странные выводы люди порой делают! Сколь изощренно порой описывают причины, толкнувшие на убийство… причины! Как непринужденно и легко объясняют, почему убили, забросили и не поняли, с твердой уверенностью, что это верно и правильно. Причем познание это дается именно не с самой лучшей стороны человека. А привычки? Кто-то, если идет по залу с черно-белыми кафельными квадратами, наступает именно на белые, и никак иначе, кто-то старается не наступать на трещины в асфальте, кто-то боится заглядывать под кровать ночью, солить еду, смотреть телевизор больше 4 часов, спать на правом боку, а еще убивать детей или угрожать человеку ножом, а не пистолетом.

Безумно, правда? Но это жизнь, эта наш маленький чердак со странностями, и разбирать его придется очень долго. Вернемся же к определенному че…человеку.

У Драко Смотритель давно уже плюнул на всякую логичность вещей и событий, а делал так, как считал нужным. А может, так и должно было быть?

Он, Драко Малфой, чувствовал себя неустроенным, даже в чем-то лишним и ненужным. Тяжело было ходить, куда-то идти и стремиться, о чем-то мечтать и думать, что-то предполагать. Тяжело и ненужно. И все это скрывалось за маской непринужденности, подросткового эгоизма и наглости, детских шуток и недетской гордыни. А мысли… мысли они приходили потом, на полпути к дому или ночью, в кровати, когда Смотрители остальных людей затихали, а его только начинал свою работу.

Да, он был чем-то другим, нежели они все, но до поры до времени это не бросалось в глаза да к тому же никак не влияло на ход событий, скорее было всего лишь его психологической особенностью.

А теперь вдруг выясняется, что есть у него какое-то предназначение, то есть часть его души была вакцинирована особой прививкой, которая дала о себе знать, как и любой злокачественный вирус – спустя большое количество времени, вместе с убеждением, что жизнь такая, какой ты привык ее видеть.

И ведь ничего им не объясняют толком, все куда-то тянут и тянут. Ставят в какие-то нелепые и нереальные ситуации, словно проверяют, смогут ли они и их Смотрители приспособиться к новому укладу жизни.

И вот последняя проверка, а дальше – отправление в нечто Иное.

Страшно не было, было странно. Мысли, ощущения… все менялось, наконец-то машина заработала по своему назначению.

Было только немного грустно и тревожно.

Гарри не боялся. Наверное, не будем повторять историю Драко, ведь он чувствовал почти что тоже самое, а нюансы, разделяющие их личности, мы опустим в этой истории.

И вот, туман, дорога в никуда. Что там дальше? Сейчас он узнает.

— Гарри, Гарри, — раздался чей-то странный тягучий тоскливый голос. Он словно бы эхом отталкивался от стен и кружил по помещению, у которого и границ то не было.

— Ты здесь? – задал первый попавший в голову вопрос Гарри, сам не особо вдумываясь в его смысл.

Гарри казалось, что он не слышит, а чувствует чье-то дыхание, чьи-то несдерживаемые всхлипы и вздохи, чье-то призрачное присутствие.

— Вспомни сны, — попросил его голос, такой странный, невесомый по звучанию, но какой-то придавленный от вложенного в него смысла. Голос был как колокольчик, звенящий в потустороннем мире, и притом такой знакомый… знакомый…

— Причем тут сны? И вообще, мне не нравится разговаривать с пустотой, я чувствую себя неловко, — с какой-то притупленной и неуместной иронией, но грустным голосом произнес Гарри, садясь прямо на пол.

Голос, будто пристыженный, умолк, а Гарри сидел на полу, бессмысленным взглядом смотря вперед.

— Привет! – раздался голос справа, и к нему подсел Очень Странный Человек.

Иного имени придумать было невозможно. Действительно, просто Очень Странный Человек.

Волосы его были светлыми, как солома, однако блондином он не был, проглядывали черные корни, хотя он и не крашенный. Сначала казалось, что глаза его голубые, потом – что карие, а потом показывалась правда – один глаз его был голубым, а другой – карим. Правый, карий, был больше другого. Губы его были тонкими, ярко-розовыми. Нос острый, не большой и не маленький, покрытый россыпью маленьких веснушек. На шее висела цепочка с пенсне, причем треснувшим и абсолютно бесполезным. Одет он был в слишком длинный коричневый пиджак и клетчатые коричневые брюки, из кармана неаккуратно торчал кончик грязного платка. Обувь его была тщательно вычищена и блестела. Он имел привычку морщить нос, и беспрестанно что-то творил со своими губами, будто гримасничал, но глаза его были серьезными.

В общем, такой вот Очень Странный Человек.

— А вы кто? – как-то безнадежно спросил Гарри. Очень Странный оказался словоохотливым.

— Очень Странный Человек, мда, как ты успел заметить. Мда, так вот, я здесь неспроста, у меня поручение… — он задумался.

— Мда? – подсказал ему Гарри, ухмыляясь.

— Мда, — согласился тот, как ни в чем не бывало. – Мда. Так вот, когда-то давно меня звали Филипп Блэк.

— Тот самый?! Который писал о шкатулке Ровены Когтевран? – пораженно воскликнул Гарри, заметно оживившись.

— О, польщен, польщен, молодой человек знает мое имя! – грустно покачал головой Странный Филипп Блэк. – Да, это я. Более того, я не только написал о ней, но и нашел! И, смею заметить, это сыграло со мной злую шутку… Найдя эту злосчастную шкатулку, я уже хотел было открыть ее, как вдруг все исчезло и я оказался в какой-то комнате… и напрочь все забыл, мда! Все-все. Откуда я, и, где собственно нашел шкатулку… Но так оказалось, что я был, мда, в нее заточен! И в мою обязанность входит проводить все нужные манипуляции, мда, как только она активируется.

Выслушивая его речь, перенасыщенную «мда», Гарри задумался.

— Что еще за манипуляции? И почему вы заточены?

— О, мда, мда, молодой человек, грустная история и, признаться, очень и очень стыдная для меня, — горько заметил Странный Филипп, и Гарри уловил некую закономерность – чем больше тот волновался, тем больше у него появлялось в речи «мда». – Но я вам расскажу, так сказать, следуя указаниям. Шкатулка, которую вы имели неосторожность открыть – действительно шкатулка Ровены Когтевран. Это своеобразное испытание… думаю, вы уже дошли до информации, что Ровена, как и другие основатели, имела… необычное предназначение. Так вот, она создала шкатулку, Шкатулку Проводников, которая представляет собой большой силы магический артефакт. Не без помощи, скажу я вам, создавала его, мда. Так вот. Если Проводник коснется шкатулки, она открывается. Дальше уже от вашей судьбы отталкиваемся, мда. Хогвартс? Значит, все принеслось именно сюда. Смею заметить, что шкатулка не знает, что вы Гарри Поттер, она знает, что вы — будущий Проводник, и этого ей достаточно. Пройдя испытание, и, как вы помните – вы помните? – вспомнив сон, не свой, кстати, не став Зверем, вы наконец-то закончите ваше земное пребывание здесь, и начнете жизнь совсем другую, мда. Во так вот. В мою обязанность входит сообщить вам все это и начать проверку, — окончил свою речь Странный Филипп Блэк. – Ах, да, вы можете задать мне один вопрос!

Гарри задумался. Проводники? Какие еще Проводники? Нечеловеческое происхождение Ровены? Что за… чертовщина? Гарри понял, что если Странный ответит на один его вопрос, касающийся устройства и прохождения испытания, он ничего не выиграет. Здесь надо знать все или ничего. Так уж хитро было устроено это испытание. Значит… задать вопрос иного характера? Просто так? А почему бы и нет, раз Гарри зашел так далеко?

— Мистер Филипп… а почему шкатулка выбрала именно вас ее… хранителем? – спросил Гарри, и сердце почему-то екнуло в груди.

Черты лица Филиппа сразу как-то странно скукожились, глаза потемнели, становясь одного цвета.

— Ах, молодой человек, я ожидал этого вопроса! Вы очень умны, не спрашивая ничего другого! В конце концов, здесь удовлетворению любопытства ничего не помешает, задание вы все равно пройдете сами. Я расскажу вам. Я был одержим этой шкатулкой, потому что в юности, мда, я мечтал о славе. О славе! Как сладко это слово… я искал любую информацию, я покупал все свитки и книги, указывающие на шкатулку, встречался с сомнительными людьми и давал им денег, был не раз обманут, но шкатулку так и не нашел! А потом я встретился с неким человеком… Он был бедняк, жена его скоро должна была родить, и он отчаянно нуждался. Узнав, что я ищу шкатулку, он пришел ко мне и предложил карту, как он сказал, вырванную из дневника самой Ровены, являющейся ему дальней родственницей, что я, конечно, посчитал бредом. Так вот, он отвел меня к себе, сказав, что эта бесценная реликвия хранится у него в шкафу! Какая дерзость и невежество… я был взбудоражен, о, да! Он показал мне карту, и она оказалась верной! Уж не знаю, как он и где ее достал, но это была она! Карта-загадка, ведущая к шкатулке! И только показав, он назвал мне ее цену. Не могу винить его, он был нищим, жена должна родить, ему нужны были деньги, а у меня не было и половины требуемой суммы… Руки мои затряслись, мне стало дурно, и, не соображая, что делаю, я схватил со стола канделябр и ударил его… еще и еще раз, и, стыдно, я закрыл глаза, чтобы не видеть, бил наотмашь, чувствуя, как тяжелая ручка входит в его тело, разбивает ему голову… Я бежал оттуда с позором, держа в руках карту, канделябр я завернул в плащ и по пути выкинул в пруд. Мне было страшно, но карта была со мной… Знаете, молодой человек, мда, я плохо видел, и чтобы рассмотреть буквы на карте, мне нужно было пенсне. Я набрел на шкатулку спустя два месяца, весь изможденный и больной фанатичной идеей. А потом все как в тумане, я был закрыт в помещении, где находился бесконечное число времени. А знаете, что самое жуткое? Мда… Я ведь плохо видел. А на стене комнаты, я просто знал, было написано заклинание, которое позволило бы мне выйти. Но стоило мне одеть пенсне, как вместо комнаты я видел окровавленное лицо того парня, убитого мною, и видел его жену, признаться, впервые, но это была она, которая рыдала над пустой колыбелькой ребенка… Парень хватался за меня, он хрипел и умолял пощадить жену, кров заливала ему глаза, он рвал мою одежду… а стоило снять пенсне, все исчезло, не было крови и рваной одежды! Я не мог читать без пенсне, ничего другого не было, ни очков, ни самой завалявшейся лупы! А стоило одеть – и все опять… кошмар, замкнутый круг… я сходил с ума, зная, что выход так близко, но мое наказание крепко держало меня, и я сотни раз уже раскаялся… Я знал лишь, что голос, заточивший меня сюда, говорил, что наказание пройдет, когда шкатулка будет открыта и тот, кто откроет ее, попросит за меня…

Странный Филипп закончил рассказ, и по щекам его потекли слезы из обоих глаз, а проклятое пенсне было крепко зажато в руке.

Гарри был тихо потрясен. Именно тихо. Лицо его было беспристрастно и даже строго, в душе все кипело. Жуткое наказание… Он обязательно, обязательно попросит за него у Ровены, если пройдет испытание!.. О чем он и сказал ему.

Филипп благодарно затряс его за руку.

— Спасибо, спасибо, молодой человек! – без единого «мда» произнес он. – Спасибо! Удачи вам! Пройдите это испытание достойно, и, обещаю, вам все расскажут!

— Хорошо. Но… как действует шкатулка? – спросил Гарри.

— Освобождается некая энергия, я – я лишь призрачное видение, мой срок на земле давно окончился, я как голосовая иллюзия. Передаю информацию. Энергия же эта будет работать не только над вами, но и над остальными Проводниками. Если они есть, а они есть, их четверо. Ваши друзья, не успели они пройти Посвящение (ручьи, ручьи как обычно), сразу попадут на испытание, так что удача им очень нужна. Каково испытание? Не знаю, простите, не знаю… моральные приемы, физическая боль… что угодно! Точнее, что угодно бывшим Проводникам. Поверьте, вы еще не знаете, но на вас будет лежать большая ответственность! Все начнется через пять минут, 32 секунды. К вашим друзьям заходить? – деловито осведомился Филипп, будто это означало перейти дорогу и зайти в соседний дом.

— Нет. Пусть… пока не знают всего. Просто скажите, что надо делать…вкратце… А среди нас есть лидер? – задал Гарри только что пришедший в голову вопрос, и даже сам ему удивился.

Филипп внимательно посмотрел на Гарри.

— Можно сказать и так… Направляющий. Лидер. Но, по сути, вы все равны… Просто так легче. У нынешних Проводников таких было почти два… Годрик Гриффиндор и Салазар Слизерин соревновались за это место… Часто были склоки из-за этого, девушки хоть были поспокойнее, и конфликты уравновешивали. Вообще любой конфликт для Проводников очень болезненный, так как источник силы у них один. Так что вам повезло, что, так сказать, вы все в сборе. Ну, испытание… начинается… удачи, — грустно закончил он, водружая пенсне себе на нос, а потом растворился в тумане.

Так началось испытание…

То, что сейчас будет сказано, казалось бы, не имеет никакого отклика в рассказе. Но это лишь на первый взгляд. Вообще, если призадуматься, то можно сказать, что мысли – это клубок, тянущийся к одному началу, и от одной нитки всегда можно перейти к другой, самым извилистым путем. Есть даже такая игра. Путем постепенной перестановки букв нужно получить, скажем, из слова Паук слово Роза. Но это лишь пример…

Человечество, каждая личность отдельно, всегда мыслит. Не существует ни дня, ни секунды, чтобы в разуме не зародилась новая мысль. Есть мысли, похожие друг на друга как капли воды или просто схожие по смыслу. Но определенный ряд людей порождают мысли, которые не то что невозможно повторить, но некоторые даже боятся произнести их вслух. Таких принято называть странными, чудаками, некоторые невежи глупо называют их дураками, что смешно, кто-то же называет их гениями, фантазерами, душевно неуравновешенными, и даже убийцами и маньяками.

Все гениальные люди, именно гениальные, были сумасшедшими, так принято считать. Это правда. Плата за знания? Да. Превратности таланта? Да. Дань? Да. Соприкосновение с тайными знаниями? Да.

Ван Гог был сумасшедшим, он отрезал себе ухо. Потому что захотел, это даже несколько смешное, но абсолютно верное объяснение факта. Многие, не будем упоминать фамилии, отличались порочными увлечениями, странностями, извращениями, жаждой насилия, в лучшем случае рисовали картины, писали музыку, книги, заключали договоры с дьяволами, подобно молодому врачу из Средневековья Фаусту, играли со смертью, затягивая петлю на шее. Но им прощали их выходки, потому что они были талантливыми. Они вносили свой вклад в общий фонд развития. Эдгар По в детстве ходил на кладбище и списывал с надгробий имена, чтобы откорректировать свой подчерк. И важно не это, мрачное упоминание о детстве, а то, что подвигло его к этому, и что именно он хотел. Талант зачастую находит себе темный источник. Картинки, видения и голоса, которые воплощаются в произведении, и только одному автору-гению и известно, что действительно он подразумевал этим творением…

А существует еще один тип источников инородных мыслей. Люди душевнобольные и убийцы. Отбросим сразу душевнобольных «нейтральных», то есть всех тех, кто представляет опасность лишь для себя. И отбросим убийц, совершающих свои деяния ради денег, любой иной наживы. Их поступки предсказуемы и наказуемы.

А есть и другие… Маньяки. Серийные убийцы. Опасность в том, что ты никогда не знаешь, что именно они сделают в следующий раз, и с кем. Они непредсказуемы и жестоки, их фантазия выходит за допустимые обычным человеком границы, а еще она же находит им оправдания. Их сумасшествие – обычная жизнь для них самих, и сумасшествие для всех остальных. Так даже можно сказать, что жизнь каждого это его личное сумасшествие, потому что она отличается от жизни другого.

Внутри каждого убийцы есть кубок без дна, они трусы по своей сущности, они боятся жизни и пустоты, боятся испытать то, что сами творят, пытаются достигнуть величия сразу, сразу. Но их цель также недосягаема, как если пытаться достать Луну в отражении лужи.

Луна… самый известный следователь розыска Владимир Будкин, много лет специализирующийся на раскрытии тяжких преступлений, заметил как-то, имея в виду условность того, что мы достоверно узнаем о случившемся: "Убийство — это обратная сторона Луны.

Что же происходит во мраке, за незримой чертой? Вопрос этот вызван не праздным моим любопытством. Каждый из нас порой ощущает себя путешественником не только во времени и пространстве, но и в мире призрачных грез и фантазий, границы которых нередко становятся болезненно осязаемыми и зримыми, в мире, где все условно. Наши мысли и есть наши проблемы, потому что, только подумав, мы можем осознать свое положение. Но вызвать обратный процесс крайне сложно.

Чьи имена человек будет произносить с содроганием и восхищением одновременно, поддаваясь внутреннему порыву Зверя?

Джеффри Дамер… Как можно назвать его? Без особой иронии – «мамина радость». Всегда услужливый, готовый помочь, вежливый, не забывающий сказать «спасибо» и «пожалуйста». В школе он развлекал себя тем, что рисовал контуры мелом на полу, подражая полицейским, фиксирующим положения трупов в момент смерти. Потом он рос, вырастала и выходила за границы фантазия, Зверь рвал его душу на части. Лоботомия с помощью дрели и серной кислоты, в шкафу – разложившиеся от времени кисти рук, бутерброды с человечьим мясом. Он давал жертвам снотворное и душил. Трусость. Нежелание смотреть жертве в глаза. Будучи пойманным, он попросил казнить себя, но, после получения отказа, получил 1070 лет тюремного заключения. Кстати сказать, это проявления Зверя тюремного – желание указать преступнику и кому-то свыше, что имеют над ним власть даже после смерти.

Альберт Фиш, о котором столько говорили и писали, мечтал стать священником, но стал каннибалом и скушал 12-летнюю Грейс Балд, задушив ее и разрезав на кусочки, о чем спустя пару лет написал в письме ее матери. После вынесения смертного приговора сказал, что чрезмерно рад и это будет высочайшим наслаждением. Чарльз Мэнсон, религиозный фанатик, на суде заявил присяжным, что они все виновны. Умер он, кстати, в 70-летнем возрасте. Педро Алонсо Лопеса окрестили колумбийским чудовищем из ада, насчитав более ста убитых и обруганных им женщин, сам же он утверждал, что жертв у него более 300. С детства он был воспитан в насилии и жил с взрослым человеком, держащим его в рабстве. Когда Алонсо вырос, он отомстил «хозяину», замучив его и содрав с него кожу. Когда его расстреливали, он сказал, что доволен проделанной им работой. Эдвард Гейн вершиной искусства считал сшитый им костюм из человечьей кожи и кресло, обитое ею же. За Андреем Чикатило насчитали 53 истерзанных тела. Он никогда специально не выбирал себе жертву.

На роль Джека-Потрошителя, ни имя, ни личность, ни национальность которого не были установлены, выдвигались внук королевы Виктории герцог Кларенс, личный врач королевы сэр Уильям Галл, английский художник-импрессионист Уолтер Ричард Сикерт и многие другие не менее выдающиеся личности. Он давно стал аттракционом, поглазеть на путь убийцы в Англию приезжают около 60.000 туристов. Такие люди, как шакалы, даже если отнять жертву не удастся, они все равно будут смотреть и выжидать. Или на ярмарке, посмотрите на людей, которые столпились, чтобы посмотреть на уродца карлика. Скрытое тупое вожделение, и если прислушаться, довольное урчание Зверя, раздающееся из нутра. Пищу Зверю найти гораздо легче, чем душе, а так уж сложилось, что человек склонен к лени, и можно даже утверждать, что лень порождает убийц. Такое гипотетическое «воздушное» утверждение.

Из каких темных глубин человеческого сознания вырываются жадные до крови всесильные чудовища, превращающие отцов семейств и милых юношей в насильников-садистов, каннибалов-расчленителей?

Что заставило одну из миллионов учениц в Японии добавлять своей матери стрихнин в пищу, и писать об этом в Интернете, копируя знаменитого серийного убийцу? А о чем думают режиссеры, снимая фильмы о реальных маньяках так, что они кажутся нереальными? Разве знаменитый Кожаное Лицо не сдирал со своих жертв кожу? А миллионы людей не шли смотреть на это? Шли… кто-то не замечает, что вытягивает «пищу» для себя, кто-то идет лишь для этого. Надо впустить в свой разум инородную мысль, что в кино можно идти для того, чтобы посмотреть на кровь и получить некое удовольствие, и тогда мысль станет реальной. Но люди боятся это произносить, потому что сами же и допустили границы дозволенного.

Вот сколь разнообразна жизнь на земле! Теперь представьте, что все это не хаотично… представили? Что ничего на земле не происходит без ведома кого-то свыше, и если что-то нарушено, то это сразу же и наказывается, и весь мир мерцает и колышется, как цветовая схема, приводя каждую частицу в порядок.

Над всем этим и стоят Проводники. Наблюдатели. Всего лишь четыре человека из 5,5 миллиардов. Значит, в прошлой жизни они дослужились до этого звания. С этим страшно смириться с человеческой точки зрения, но там, куда они отправятся, людей не будет. Там другой мир, и ступив в него, вы получаете иное звание.

А мир… он так и будет книгой безумия, последние главы которого будут описывать новые соискатели на авторство. Мир необычайно интересен и загадочен. Он странный, если подбирать человеческое слово.

Сложная задача встанет перед Проводниками… В испытании придется пройти через все, через все инородные мысли, не стать зверем и душевнобольным, плачущим от одного ему известного горя в углу комнаты. Не стать убийцей и каннибалом. Да, мы, привыкшие к личине героя, его в таком образе не представляем, это даже смешно, потому что фильмы и книги решили спасти человека от инородных мыслей через иронию. Иронию к крови, смерти и маньякам. Как же наши четыре героя станут кем-то из них? Нет, они должны пройти испытание, должны подтвердить правильный ход наших мыслей…

Есть опасность, что они станут прототипом Черных дыр – будут бесцельно поглощать энергию и эмоции, пока не переполнятся и не погибнут. Все может быть.

Надеюсь, вам понятно, для чего было написано это отступление? Может, вам было неприятно читать его, или вы посчитали его лишним, однако, он имеет место быть, к тому же, как можно писать о Звере, если не знать, кто он есть?

Ему невозможно придать облик, но наверняка он омерзителен. Омерзителен для каждого по-своему. Кому-то омерзительно чудовище из фильма, а кому и клоун из цирка. Без Зверя мы не можем жить, но зачастую его присутствие отягощает человека, склонного к лени и саморазрушению, человека мнительного и податливого. В конце концов, из таких зачастую и вырастают убийцы. Зверь рычит, заглушая все остальные звуки. Духовное молчит, предоставляя человеку сделать правильный выбор самому. Оно не дремлет, и при случае может помочь, но человек должен принять для себя обе сущности. Зверь, это все материальное, обыденное, резкое. Но, как говорится, без черной краски не было бы и белой, и мы бы не узнали, что значит контраст. Важна же гармония, всегда и во всем. Обманите других? Может быть. Но себя – никогда.

Вот такая сложная задача встанет перед Проводниками, конечно, усиленная в много раз, так как их роль иная, нежели у человека обычного. Найти надо будет золотую середину, сделать выбор и заслужить переход на уровень выше.

И одной удачи очень Странного Человека здесь явно будет мало…

…Вот вы слышите много рассуждений, мыслей различного направления… им нет подтверждения, разумеется, но и отрицать их нельзя. Сами мысли, не события, описанные здесь.

Как передать, что это за испытание? Как словами написать, сколь все было туманно для них и ясно для остальных? Как сказать, что время и впрямь переплеталось с прошлым и будущим одновременно, то останавливалось, то проходило молниеносно? Как не забыть упомянуть все чувства, мысли каждого, ничего не упустить? Впрочем, как выразилась одна американская журналистка, дословно не помню, что, сколько бы много писатель не описывал своего героя, сколько бы страниц не отвел на описание его внешности, характера, все равно герой этот так и будет лишь мешком с костями. У Стивена Кинга даже есть одноименная книга.

И правда… не передать всего. Дальнейшее повествование – это тот же мешок с костями, без плоти и крови. Это картина на холсте. Но в том наверное и особая прелесть, ведь это повествование… Остальное можно домыслить, додумать, дойти. Рассказ, он как девушка – загадочная и с изюминкой. Очень сложно проникнуть к ней в душу…

И сейчас начнется описание… мысли… чувства…яркие и тусклые краски… приоткроется занавес, чтобы вновь опуститься на сцену, где сейчас будут выступать четверо героев, будущее и настоящее, одной ногой в этом мире, другой – в ином.

А еще где-то далеко, а может, вдруг, очень близко, уже бьется сердечко новой жизни, еще крошечной и несмышленой, но своим появлением для сравнения приравниваемая к четырнадцати тайфунам, появившимся как-то в Америке. И скоро все вновь встанет на свои места.

— Туман, и все? – зло поинтересовался Гарри. Ему казалось, что он находится здесь уже часа два, но на самом деле прошло всего 8 минут, только вот без часов он узнать это никак не мог.

И вот, уже 8 минут или два часа, как угодно, ничего не происходило. Гарри уже прошел через все возможные эмоции, начиная с радости и облегчения и кончая злобой.

— Мне надоело здесь бродить. Мне кажется, что здесь – вечность, а это ужасно. Вечность это страшно, — попытался завязать разговор Гарри, с кем угодно, да хоть с тем же туманом, если он ему ответит.

И он ответил. Точнее, тот, кто был в этом тумане. А потом появился и сам.

Темный Лорд. Точнее, Том Реддл. Гарри не в первый раз видел его молодым, еще не испорченным черной магией, но и тогда он не смог отвести от него глаз. Том интриговал даже своей внешностью и походкой, своими жестами, он был живым манипулятором и гипнотизером.

Высокий, красивый, темноволосый с зелеными глазами парень. Возраст его Гарри определить никак не мог.

Какое-то нереальное воплощение идеала красоты.

— Ты не Темный Лорд. Просто визуальная копия, — уверенно произнес Гарри, словно бы речь шла о компьютерной игре.

Тот и не отрицал.

— Не просто копия. Во мне – его мысли, его чувства… я – его крестраж.

— Ты? – удивленно спросил Гарри.

— Я. Ровена создала шкатулку, а Темный Лорд создал из нее крестраж, но старая магия все равно взяла вверх. Мы сосуществуем одновременно.

— И мне надо уничтожить тебя?

— Тебе надо. Но не нам.

Гарри несколько минут разглядывал Тома-крестраж, а потом просто отвернулся и сел прямо на пол, как сделал раньше.

Том такой наглости явно был не в силах вынести, хотя было неизвестно, обладает ли крестраж эмоциями.

— Ты должен начать проходить испытание, потому что оно начнется независимо от твоего согласия.

— И что надо делать? Разгадывать кроссворд? – безразлично ответил Гарри, глядя в одну точку перед собой.

Заклинание «это все не со мной и все это неправда» в данном случае не работало.

— Начинаем, — ответил Том голосом, показавшимся Гарри зловещим, и исчез, а туман наконец-то рассеялся, но только в одной части, прямо впереди Гарри.

Он увидел, что перед ним предстала сцена, занавес был задернут, а перед сценой стояла фигура в мантии-плаще, которая, кажется, была велика раза в два. Не было видно даже смутных очертаний фигуры.

— Начинаем! — гнусным и мерзким голосом проверещала фигура, взмахивая длинным рукавом своей не то мантии, не то все же плаща. – Испытание, после которого совершится Переход!

Занавес сцены медленно-медленно поднимался, и Гарри почувствовал, как сердце его обмирает и проваливается в бездонную пустоту. В горле мгновенно пересохло, он не мог пошевелить языком и хоть что-то произнести.

Сцена не была пуста. Откуда-то сверху спускались четыре толстые веревки, оканчивающиеся железными кольцами, к которым были привязаны люди.

На первом кольце – Сириус Блэк.

На втором – Дамблдор.

На третьем – Седрик Диггори.

На четвертом – родители, причем и его мама и отец были привязаны спиной друг к другу, их лица наполовину прикрывал капюшон, но это, несомненно, были они.

— Как видишь, здесь нет твоих друзей, так как запрещено использовать Проводников. Сейчас начнется увлекательная игра, и она может идти в любом направлении, она не подчиняется законам логики, мистер Поттер.

Гарри обнаружил, что может пошевелить языком.

— И что мне надо сделать? – мертвым голосом спросил он, почти умоляя не произносить это слово вслух, а он знал, оно прозвучит…

— Выбор, — безжалостно ответила фигура, и Гарри в очередной раз подивился, какой мерзкий у нее голос.

— И? – Гарри хотел знать правила и итоги.

— Итоги в конце, — прочла его мысли фигура, и Гарри только сейчас осознал, что это говорила девушка. – А сейчас правила… просто выбирай. У тебя есть прожитая жизнь, опыт, мысли. Ты можешь выбрать ЧТО-ТО ОДНО, и этот выбор решит все. И есть у меня совет: не верь глазам своим.

Гарри ошарашено помотал головой, но ничего не исчезло. Сон, после которого не проснешься. Как можно быть готовым к такому выбору? А никак. Это же жизнь.

Фигура умолкла и дала ему время на размышление.

Гарри подошел к сцене, и вновь все внутри похолодело и обмерло. Он даже стыдливо приложил руку к груди, чтобы проверить, что оно на своем месте. У него начинал нервно дрожать подбородок, и Гарри крепче стиснул зубы. Он только мельком успел подумать о том, что же сейчас видят его друзья… и Драко. Нет, друзья, он теперь тоже в какой-то степени друг… а потом погрузился в размышления.

Сначала он подошел к родителям, хотя бы просто потому, что хотел смотреть на них дольше остальных. Родители, казалось, спали, но стоило ему подойти, как раскрыли глаза и приветливо заулыбались ему, словно бы не висели сейчас в воздухе, в этом тумане, связанные друг с другом.

— Привет, Гарри! – разом воскликнули родители, и он едва удержал слезы, которые готовы были выступить только от одного их голоса. Он ведь впервые слышал их голос, и он знал, что это по-настоящему… Это было совсем не то, что видеть их в Зеркале Еиналеж, здесь все было гораздо реальнее. Вот ведь они, висят над ним, и стоит лишь попросить, веревки развяжутся, и они будут вместе…

Нет! Наваждение! А еще злоба… В сердце Гарри появились первые червоточины от нехороших мыслей. Если бы не Волан-де-Морт, родители были бы живы, и сейчас бы не висели здесь, и ему не надо было выбирать, нет…

Гарри отошел, и родители проводили его дружелюбным теплым взглядом.

Сириус… Гарри его таким не видел. Помолодевший лет на 10, посвежевший, с блестящими глазами, как на старых фотографиях. Казалось, переруби веревку, и все, Сириус будет с ним, они заживут вместе долго и счастливо, как в этих старых сказках, и с его лица наконец-то сойдет этот налет вины и постоянных угрызений.

Дамблдор… Он был стар, но Гарри еще ни разу не задумывался о его смерти до тех пор, пока она не наступила. Дамблдор казался самым верным, самым надежным и сильным. Всегда все знал, всегда советовал, всегда выручал. Добродушный, строгий, любящий и сильный, нет, не мог Гарри так скупо рассуждать, сотни слов, характеризующих директора, перемешивались воедино.

Седрик… всепоглощающее чувство вины… невозможность вернуть все обратно…Гарри был виноват лишь в том, что он был. Взгляд отца Седрика, когда он увидел обмякшее тело сына… тошнотворное ощущение… секунда, буквально секунда, за которую все примерили на него личину убийцы…

— Что выбрать…что…что… — безумно повторял про себя Гарри, сам не замечая происходящих в его облике перемен. Щеки его вдруг враз ввалились, кожа стала болезненно бледной. Глаза его будто бы потемнели, зрачок сузился, сливаясь воедино, и блестели они жутким блеском, какой бывает у больных лихорадкой и душевнобольных.

Гарри нервно ходил туда-сюда, от родителей к Сириусу, потом к Дамблдору, потом к Седрику. Он что-то шептал про себя, вспоминал прошлое, делал какие-то выводы и сам же отвергал их. Он сам не заметил, как сердце его переполняла злоба, нет, более страшное слово, ненависть. Ненависть. Жуткая тварь, пожирающая изнутри, тварь-невидимка. Гарри дрожал, как в ознобе, руки его сжимались на горле невидимого врага. Он все шептал и шептал свой безумный бред.

«…Седрик так давно умер…кто узнает мои мысли – он не мой родственник, он никто мне! Разве можно делать выбор так?...мне противно… родители…никогда не был с ними…хоть бы на пять минут…просто посмотреть, поговорить…нет…Дамблдор пожертвовал собой… но он не отрицал смерти…выбор…Сириус…могилы у него нет…может, он настоящий? Что, если его можно было вернуть из-за проклятого Занавеса, но никто не знал как?.. нет, Седрик ни при чем, может, выбрать?... нет… выбор… Проводники… Ровена и Лорд заодно?.. бред…»

И прочие, прочие мысли, даже неинтересно пересказывать их. Фигура молчала, только один раз, будто услышав, что он бормочет, покачала головой.

— Выбрал! – заорал Гарри не своим голосом, словно участвовал в умственной Олимпиаде на скорость. Фигура лишь молча вопрошала.

— Выбрать одного? То есть, отказаться от трех колец, так? Так! Пойдем от обратного… Седрика убрать! И не вздумайте спрашивать почему! – закричал Гарри, но фигура и не думала спрашивать. Кольцо с Седриком закачалось, а потом веревки распались, и тело его загорелось в пламени, а потом растворилось, напоследок выкрикнув: «Виновен!». Гарри от этих слов дернулся так, словно его ударили хлыстом, и тяжело задышал.

— Дальше? – спросила фигура своим спокойным мерзким голосом.

— Дайте подумать! Дальше… Дамблдор… он… он не хотел бы возвращаться, я думаю… это неправильно. Он был стар, смерть забрала его, он был готов и не боялся. Это мерзкий Северус, где бы он ни был, он виноват… Но Дамблдор ушел без ошибки, да! Он следующий! – сделал выбор Гарри, даже не поражаясь своим словам, своим мыслям. Он не знал, как быстро человек подчиняется Зверю, в считанные секунды, потому что Зверь изначально внутри нас.

Тело Дамблдора покачнулось, и тоже загорелось и пламя было сильным, потому что Гарри мог лицезреть, как плавятся тонкие дужки его очков-половинок.

— Виновен, никчемный! – напоследок выкрикнуло свое прощание его обуглившееся тело. На этот раз Гарри лишь едва уловимо дернулся.

Родители или Сириус.

Ну конечно выбор будет… какой? КТО? Как тут можно выбирать?!

Гарри затравленно смотрел то на Сириуса, то на родителей. И тот и другие улыбались, искренне веря в правильность его выбора.

«А если все обман?» — пронеслось в голове Гарри, но фигура ему не ответила, решив, что сеанс телепатии окончен.

— Теперь… Родители…я столько лет мечтал увидеть их, мечтал. Как и все люди, когда-либо кого-то потерявшие…мечтал и ждал… и даже теперь вы лишаете меня этого шанса! Я знаю, это обман… вечный обман… там, куда они ушли, не выдают обратных билетов! Уберите! – ненавидя всех и все, прохрипел Гарри, упав на колени.

Он опустил голову вниз, ожидая, что раз он сделал выбор, Сириус сейчас спустится вниз, положит ему руку на плечо и, заглядывая в глаза, скажет, что он сделал все правильно. Но кто и как будет решать, прав он или нет?!

— Будь ты проклят! – Гарри почти не дернулся от голосов своих родителей, сгинувших в пламени огня.

Ничего не происходило. Гарри поднял голову и обнаружил, что Сириус так и висит на кольце.

— Что еще? – спросил Гарри фигуру.

— Ты еще не сделал выбор, — заметила она, и Гарри бросило то в жар, то в холод.

— Не сделал?! НЕТ?! А что еще мне надо делать? Что вообще это? Иллюзия или я правда выбирал?! – прокричал он, но фигура на его выпады не реагировала.

— Остаюсь еще я. Могу сказать лишь одно: сделав то, что ты сделаешь относительно меня, ты сделаешь благо и возненавидишь.

— Да? А можно сказать это человеческим языком? – со злой иронией в голосе спросил он, и не надеясь получить ответа. – Тогда я хочу, чтобы осталась ТЫ!

Фигура как-то уныло покачала головой, Сириус сгинул, и Гарри даже не услышал, что именно тот ему прокричал. Он смотрел на темную фигуру, пожирая ее глазами. В руках у него вдруг откуда ни возьмись, появился меч, тяжелый, с острым лезвием и красным камнем в рукояти, горящим, как глаз демона, и, он не видел этого, как его глаза.

Фигура сделала шаг к нему. Гарри вдруг четко осознал, кто это стоит перед ним. Никакая это не девушка. «Не верь глазам своим», все правильно! Это Волан-де-Морт! Сделает благо – уничтожит зло, тирана и мучителя, жалкого, но сильного. Возненавидит – потому что опять из всего того, что он мог иметь – родителей, любимого крестного, верного друга и советника и просто достойного соперника – он в который раз вынужден выбирать ЕГО! Драться с НИМ, а не жить! Так что все сходится! ДА!

Издав победный вопль, Гарри со всей силой и яростью, которую он за собой раньше не замечал, воткнул нож в сердце врага, удивившись, как легко лезвие проскочило внутрь и вылезло острым кончиком с другой стороны. Красная кровь брызнула Гарри на руки, она стекала вниз и по острию ножа. В тот момент, когда лезвие прошло внутрь, Гарри показалось, что он слышит гул голосов, потом хохот, звуки эти сначала переплетались, а потом, буквально секунды, и они исчезали, и проносились какие-то имена, Альберт, Даффри, Алонсо, Алан, Джек, и сотни других. Казалось, кто-то одобрительно улюлюкает ему за спиной, хохочет и плюется, рычит и взвизгивает. Он смутно видел какие-то лица, искаженные, с выпирающими вперед клыками и капающей на пол слюной, глаза их были мертвы, и из глубин вырывалось пламя. Гарри чувствовал, что претерпевает какие-то метаморфозы, но ничего не видел. Сердце бешено колотилось, а потом вдруг очень явственно затихло.

Фигура нелепо взмахнула руками, плащ упал с плеч, и Гарри, наконец, увидел своего врага, и обмер от ужаса, от мертвой пустоты, заполнившей нутро навсегда…

Зверь, зверь, сколько же ты будешь искушать человека…

Не верь глазам своим.

Драко никуда особо не торопился. Блуждать в тумане, не зная, стоишь ты на месте или все же движешься, ему быстро наскучило, и он сел на пол. Он провел в тумане уже минут пятнадцать, но ничего не происходило.

Драко размышлял, что именно будет в испытание. Какие у него слабые места? Он хладнокровно производил в голове расчеты, выискивая свои слабые места.

Родители? Его положение как сына одной из богатейшей семьи волшебников? Его… новые друзья? Можно ли применить к ним это слово? Наверное, если брать именно определение друга, и учесть, что они вместе делают одно дело, помогая друг другу, то можно сказать, что они друзья. К тому же Драко пришел в голову тот же вопрос, что и Гарри.

Лидерство.

Драко все же успел заметить перемену, переход лидерства от Гарри к себе. Гарри был безусловным лидеров в той, прошлой жизни, которая развивалась по обыденному сценарию, но зато в этой, новой жизни, где есть какие-то Проводники и испытания, он первый. И здесь множество плюсов и минусов.

Плюсы… Драко ничего не терял. За годы своей жизни он не приобрел в своей жизни каких-либо зацепок, держащих его там. Если хотите, то его пульс никто не контролировал на земле, он в чем-то был невидимкой. Даже не смотря на то, что постоянно пытался привлечь к себе внимание. Не считая родителей, у него не было людей, которые были бы ему дороги, да и то… конечно, просто спроси его, важны ли ему родители, он бы сказал, что да, как и практически любой ребенок. Но он ценил их только потому, что они были его родителями. Отца он боялся и не понимал порой, хотя и любил по-своему. Мать он безусловно любил, она всегда заботилась о нем, и порой преступала через правила кодекса Малфоя. Но что, если речь пойдет о выборе? Драко даже с некоторым сожалением отметил, что если придется пожертвовать ими, то…

Оставим этот вопрос в воздухе.

А вот Гарри… у него нет родителей, но есть друзья, близкие люди, половину из которых он успел растерять, а значит, догадался Драко, его есть за что зацепить. Гарри корнями цепляется в жизнь обыденную, это все новое для него немыслимо и неприемлемо. Ему тяжелее, чем Драко. С другой стороны, уж эти Проводники точно знают, за что их можно зацепить, а если он лидер, не следует ли из этого, что испытание будет у него сложнее?

Поразмышляв, Драко решил, что нет. Сложнее его просто невозможно сделать, ведь их испытывают по максимуму, а лидерство это наверняка устанавливается среди них.

Краем глаз он уловил движение, и заметил вблизи себя фигуру человека довольно странного человека, с разбитым пенсне на носу. Он сел рядом с Драко и, вздыхая и добавляя в свою речь «мда», приступил к рассказу.

…Гермиону и Рона испытание застало врасплох. Просто в какой-то момент они потеряли нить реальности, и с головой окунулись в мир новый для них.

К их общему счастью, каждому из них явно сделали вакцину от удивления. То есть они удивлялись, но при этом не терялись в новых условиях, сохраняли способность размышлять и делать выводы, хотя и не без усилий.

Вот и сейчас Рон и Гермиона, не пересекаясь, блуждали по туману, сначала ожидая, что здесь вместо ручьев будет, скажем, девять морей, но ничего такого, просто туман. О том, что это Хогвартс, они знали лишь интуитивно.

Гермиона не выказывала никаких признаков волнения, хотя глаза ее подозрительно блестели. Она что-то бормотала про себя, может, вспоминала заклинания или какие записи из книг, впрочем, очень сомнительно, что в мире есть хоть какая-то книга, которая об этом рассказывает.

Рон же нервничал. Он до боли прикусил губу, руки его беспрестанно что-то мяли. Он двигался то в одну, то в другую сторону, и только вконец обессилев, в изнеможении сел на пол.

Фигуру странного человека они увидели одновременно, хотя и находились в разных местах. Страх она не наводила, но некоторое беспокойство внушила. Двойники? Фигура подошла к Рону, и фигура подошла к Гермионе, и принялась им что-то рассказывать и мы с вами не будем вслушиваться в произнесенные слова. Это как история одного убийства в детективе. Мы ведь не будем зацикливаться на всех убитых?.. Поэтому оставим-ка их со своим испытанием наедине, заострив внимание на двоих – Драко и Гарри.

…Драко, выслушав речь человека, который ему так и не назвался, да это ему и не было важно, проследил за ним, дождавшись, когда тот растворится в тумане, и призадумался. Сейчас все и начнется…

Он услышал какой-то скрип позади себя, и развернулся. Туман отчасти рассеялся, предоставляя его взгляду комнату, будто вырезанную из дома, как кусок торта, и принесенную сюда. Драко неопределенно хмыкнул.

Это была комната их Имения. Их, уже не его. Драко обнаружил, что только сейчас вообще вспомнил о нем, об Имении, о том, что он там жил, что он на службе Лорда, и у него было задание. Вспомнил, и вновь позабыл, или не придал значения.

А комната эта была ему памятна. Ей редко пользовались. Она была, что называется, «ни туда, ни сюда». Слишком маленькая, чтобы быть залой или гостиной, и какая-то нелепо большая, чтобы стать чьей-то спальней. Потолок здесь был ниже, чем в остальных комнатах, так как располагалась она с краю дома. Зато его отец, Люциус Малфой, нашел ей применение. Да, он не пользовался ей довольно давно, но тогда, когда Драко был младше, отец его кое-что просчитал в уме, и объявил ее Комнатой Здравых Мыслей. Или «Наказательной», как называл ее сам еще будучи малышом Драко. Потом он вырос, язык его стал потренированней, но детского названия он так и не убрал, оставив все как есть

Отец все верно рассчитал. Она была не такой маленькой, чтобы развилась клаустрофобия, и не такой большой, чтобы почувствовать себя в обычной комнате. Здесь было множества хлама и старой мебели, какие-то сундуки и невесть вообще откуда взявшиеся портеры, лица на которых не двигались, как обычные магические портреты. Но и магглскими они тоже не были. Так вот, если Драко претерпевал неудачу, плохо усваивал уроки, проказничал, делал что-то не по правилам, отец без лишних слов брал его за руку и тащил в эту комнату, закрывая за собой дверь на три оборота ключа. Да, он никогда не поднимал руку на своего сына, даже за ухо никогда не держал, нет, но порой Драко готов был променять комнату на каждодневное избиение.

Он испытывал какой-то благоговейный страх к этой комнате, и относился к ней почти что как к чему-то живому. Он боялся ее. Его сердце вдруг начинало быстро биться, словно от страха. Он нервным взглядом окидывал комнату, и обычно усаживался на старый диван с потрепанной обивкой. Но после того как один раз ему почудилось, что кто-то схватил его и потрепал сзади за волосы, его как ветром сдуло оттуда, и он больше не садился на этот диван, даже понимая, что это был детский страх, а еще ветер, и все равно на детском подсознании установилось правило – туда не садиться. Драко шарахался от всевозможных предметов в комнате. Ему казалось, что что-то стонет и скрипит, и он был уверен, что это не призраки, которых он, разумеется, не боялся. Это именно «что-то». Бугимен, питающийся детскими страхами. Наверное, просто трубы здесь были никакие, и ветер забивался в трещины, не более того.

Драко порой казалось, что здесь не хватает воздуха, и он барабанил в дверь, но ему не открывали… Он бесцельно слонялся, боясь присесть, и беспрестанно думал. Да, Драко неспроста вспомнил о своем детском воображении. Вот она, главная причина его страхов, что уж тут скрывать… Драко виделись какие-то картины, сначала он думал, что так у всех детей, но после пары осторожных вопросов, понял, что это далеко не так. А видел он вещи странные. Какие-то странные замки, помещения, неизвестных ему странных людей, причем это все не было страшным и не имело никакого смысла! Просто как отрывки из фильма, ожившие картины. А иногда видел каких-то чудовищ, которых и мир магии-то не знал. Чудовищ, существ, какие-то ожившие сгустки энергии, вихреобразные образования и множество другого. И все это почему-то оживало именно в этой комнате, возможно, детский мозг дал своеобразную установку…

Дверь обычно открывала мать, забирая его, чуть ли не полуживого, и всегда поражавшаяся перемене в нем. Она не понимала, что так пугает ее сына, но говорить что-то отцу было бесполезно, он только видел притихшего и сразу усердного Драко. Можно даже сказать, что сдержанное и высокомерное поведение Драко – это отпечаток от наказаний. Отец часто ругал его за излишнюю эмоциональность, свойственную ребенку, за слишком громкую речь или быстрый бег, так что Драко теперь всегда, даже оставаясь наедине с собой, пытался подобраться, приосаниться, и всегда выглядел очень сдержанным, даже не всегда при этом вспоминая комнату, но уж такая у него была психологическая установка.

Только один раз за весь период наказаний его освободил отец. Он проходил мимо комнаты, где Драко провел рекордное количество времени – почти весь день, после того, как чуть не испортил бал, где собрались самые именитые волшебники. Отказался поприветствовать гостей и сказать какую-то там вступительную речь, променяв ее на игру со своим псом. Пес после этого случая как-то неожиданно пропал и найден так и не был, как сообщили Драко. Отец очень осерчал, и запер его на весь день, а тут почему-то обеспокоился и решил просто пройти мимо комнаты. Он услышал какой-то странный скрежет, потом писк и визг, а затем уже крик самого Драко. Решив, что туда кто-то пробрался, он, сам не понимая, почему так взволнован, быстро отпер дверь, чуть не выломав ее, когда ключ отказался поворачиваться в замочной скважине. На полу лежал Драко, его тело странно билось в конвульсиях, белые-белые волосы на затылке запачкались кровью. Глаза его закатились, обнажая белки, он что-то хрипел, и, как показалось отцу, один раз выкрикнул: «Обреченный!». Люциус здорово перепугался, он взял тело сына на руки и отнес в комнату, вызвав семейного лекаря. Тут уж он не смог выдержать напора Нарциссы, и про комнату наказаний было забыто, а что там произошло тогда, так и осталось загадкой, ведь комнату Люциус нашел пустой.

Такая вот история о детском воспитании… если не утомились, мы идем дальше…

Именно эту комнату и увидел Драко. Своего припадка он не помнил, он знал, что лежал в постели около недели, но думал, что это какая-то странная болезнь, охватившая его в детстве.

Теперь он испытывал странные ощущения, глядя на эту комнату. Он почти забыл, а что-то помнил очень ярко, вроде трещины на правой дверце на старом черном шкафу, стоящем в углу.

Драко подошел ближе, и переступил порой невидимой двери, и тут же вокруг него выросли стены, появилась дверь, захлопнувшаяся сама по себе. Раздалось три щелчка – три оборота ключа в замочной скважине.

Ничего здесь не изменилось. Старый потрепанный диван, черный шкаф с косой трещиной на дверце, свернутые ковры, комоды и шкафчики, трюмо, те самые портреты, на которые он ненавидел смотреть. Окна занавешены красной тканью, искажая проходящий свет.

Вот оно, испытание? Но что ему надо будет сделать? Не впустить Зверя, так звучало в предсказании? Они больше не люди, остаться человеком просто означало остаться в Гармонии, потому что вся их следующая жизнь и сама их миссия – это вечная Гармония в себе и поддержание ее в мире.

Что-то громко ударилось об пол и покатилось к его ногам. Как ни странно, это был нож, который катился к нему так, словно был круглым железным шариком, а не ножом. Он катился к нему сам по себе, без особого усилия, и остановился прямо у его ног. Драко поднял нож и внимательно рассмотрел. Вроде бы ничего особенного, не меч, именно нож, в меру острый и без излишеств. Драко зажал лезвие в ладони и вновь вернулся к созерцанию комнаты. Оказалось, что за эти доли секунды, что он смотрел на нож, картина поменялась, пускай и едва уловимо.

Диван вроде бы как-то сдвинулся в сторону, дверца шкафа оказалась открытой, ковер показал свой пестрый цветастый краешек. Ничего особенного, но как-то жутко.

Драко сделал шаг вперед и, повинуясь внутреннему импульсу, сел на диван, который когда-то вселял в него ужас. Он сел на диван и прикрыл глаза, словно погружаясь в дрему. Тут же, словно бы этого и ждали, в его волосы вцепилась чья-то когтистая тяжелая рука, на ощупь просто ледяная. Драко вовсе не хотелось поворачиваться назад и смотреть, кому она принадлежит. Может, там никого и нет, это лишь обман, может, там нет тела, а есть лишь рука, но не хотелось бы в этом удостовериться, потому что это выглядело бы иронично. А вот прикосновение руки, крепко вцепившейся в его волосы, ироничным не было.

— Светлый, совсем светлый… пожалуй, красивый — вынес одобрительный вердикт голос сзади, может, принадлежащий обладателю руки, а может и нет. Голос не был ни мужским, ни женским, ни грубым, ни мягким. Просто Голос.

Драко даже несколько обидело это «пожалуй». Можно быть или красивым, или некрасивым, симпатичным или обаятельным, без всяких «пожалуй». А потом расслабился и перестал мыслить. Голос же продолжал.

— Пожалуй… ты бледный, как и все Малфои. Но черты лица твои не аристократические, они чуть более заостренные, чем надо… глаза у тебя не голубые, а серые… волосы же совсем белые, без переливов, как бывает у маленьких детей… но в целом красив, потому что обаятелен. И не похож на других. Да, Малфой, ты всегда нес в себе особое предназначении, и что скрывать, ты его боялся! Знал, что ты другой, и боялся этого! Но знай, что даже твое глупое и напыщенное поведение, то, что ты постоянно пытался кого-то унизить, оскорбить, выставить себя глупо для умных и божественно для глупых, не смотря на все это ты ничуть не умалил действие своего предназначения. Ты все равно другой, все равно сильный, и все равно ты важен… Ты не избавишься от этого… думать, что люди особого предназначения никогда не были детьми, и не совершали глупостей, а всюду ходили с сиянием над головой и в белых плащах, думать так, это неразумно… ты должен понимать… откажись от сомнений… поверь в то, что ты есть и не отрицай, а то станешь безумен… цени то, что ты получил…

— Хорошо, — поразмышляв, ответил голосу Драко. Все сейчас ему казалось таким простым, легким и спокойным, он знал, что может многое, а самое главное, он не врал, он правда согласился и принял то, что сказал ему голос.

— Молодец… ты, наверное, думал, что в испытании тебя будут пытать раскаленным железом и втыкать иголки? Ха-ха… смешно, смешно. Зачем же, ведь это не имеет смысла?.. Зачастую наш самый худший враг тот, кто стоит по ту сторону зеркала, от которого зависит будущее, от его мыслей, желаний и энтузиазма….

Драко чуть дернулся от беспокойных мыслей и догадок, поселившихся после последней фразы Голоса, но рука крепко держала его.

— Тише… ты очень силен, но самое интересное, что ты об этом не знаешь, потому что никогда не пытался использовать стороны своего дара… возьми других Проводников… тебе наверное претит такое сравнение, но ты похож на Уизли… у него ведь тоже есть дар, но он слишком прост, чтобы поверить во что-то такое, поэтому им не пользовался… а ты просто не хотел. Гарри за счет своего таланта уже столько раз выпутывался из всевозможных ситуаций… не думай, тот дар, о котором мы говорим – это не умение играть на скрипке, это способность владеть силой и направлять ее. Грэйнджер, поскольку она жила в мире магглов, нашла ему вполне магглское применение – учеба, ее феноменальная память и способность к самосовершенствованию. Как видишь, все так неосознанно… тебе же не было необходимости… ты и так был значим, дара ты избегал и боялся… теперь все встает на свои места… и не пугайся чувства, которое возникает порой в твоей душе к этой девушке, Гермионе…но, но, не дергайся, мне лучше знать, что происходит! Оно отчасти искусственное. Теперь вы связаны¸ и вас неосознанно влечет друг к другу, поэтому ты так привязался к ним, а они будто и не помнят, что было между вами раньше. Вы теперь зависимы друг от друга, узы, скрепляющие вас, сильнее уз обычных друзей, сильнее уз влюбленных и детей и матерей. Вас трое парней и одна девушка… они ей друзья, и по другому ее не видят, даже Уизли, который оказывал ей знаки внимания, понял, что это лишь крепкая дружба… впрочем, согласись, в их случае не встречаться а дружить, означает лишь отказ от поцелуев, хе-хе… А ты новый человек, нет, Проводник, в их коллективе, и сразу подался на ее обаяние… поскольку дружбы еще не было, ты начал влюбляться в нее, постепенно… усилило этот эффект и ее обаяние, и ум, и внешность, которая довольно-таки привлекательна за счет всех положительных качеств, присущих ей… она, Гермиона, настоящая. Так что не пугайся этого, все же я сказал «отчасти искусственное». Искусственно то, что ты встретил ее в таких тесных условиях, остальное – настоящее. Я могу лишь сказать, что надо использовать этот шанс, если она сама тебе его предоставляет, потому что когда вы станете полноправными Проводниками, вам будет не до чувств… разобрались? Да…

Голос умолк, а Драко, наконец, смог вставить слово.

— Замечательно, я правда рад, что мы разобрались… но где испытание? Или ты будешь до моей смерти рассуждать о том, что Грэйнджер прекрасна? Я и так знаю, что хороша, — совсем уж тихо прошептал он последнюю фразу.

— Не торопись…я уже сказал… твое испытание сложное лишь для тебя – разберись с собой, а потом скажешь, сможешь ли ты быть тем, кем должен… Все правда очень просто, возможно, вас чрезмерно запугали… должен сказать, у Поттера задние и впрямь тяжелое, но лишь потому, что он сам для себя придумал столько соблазнительных ловушек, что не воспользоваться ими никак нельзя… идем дальше?

— Дальше. Но можно спросить… я увижу, кто ты, когда все закончится?

— Обещаю, — откликнулся Голос. — В конце концов, это не секрет, ты уже видел меня раньше.

Драко собрался с духом и их разговор продолжился.

Он длился часами, шея Драко уже затекла, глаз он так и не открыл. В результате беседы они ссорились, спорили, соглашались и расходились во мнении, Драко то злился, то проникался симпатией к этому так хорошо разбирающемуся в нем человеку. Под конец он уже совсем устал, но был доволен результатом.

— Итак, последний вопрос… услышав столько всего о себе, а я, заметь, не добыл эту информацию с космоса, она всегда была… так вот, узнав все это о себе, свои возможности, свое будущее если хочешь, ты готов стать Проводником? Я сказал тебе лишь то, что Проводник – тот, кто управляет силами и энергиями, окрашивая их в тот или иной цвет, их наверно правильно было бы назвать Художниками, но оставим все как есть. У них нет человеческих чувств и желаний, точнее, они испаряются сами вместе с возрастом и опытом за своей ненужностью, а ты приобретаешь нечто иное. Ты согласен на это? Или предпочел бы вернуть тебе твою старую жизнь?

Драко стоило только подумать о том мире, где он был, о своем обществе, родителях, задании, условиях и предрассудках, самоанализах и кошмарах, стоило лишь подумать и представить, как он выпалил:

— Да! Я знаю, что готов!

— Молодец… все верно…

— Только вопрос… а с матерью что станет? – напряженно спросил Драко.

— Да, как всегда бывает, вас интересует самая больная сторона вопроса… с ней все будет относительно в порядке, не пугайтесь слова «относительно», просто после Перехода, совершится, простите за каламбур, Уход, и всё встанет на свои места и все получат по заслугам.

— Хорошо. Спасибо.

— Не за что, Драко Малфой, Проводник. Но есть еще кое-что… ты сейчас держишь в руках нож. Теперь вспомни наш разговор, и после того, как я уйду, сделай то, что ты должен сделать.

Драко кивнул, и наконец-то освободился из-под власти чудовищной силы руки, кажется, оставив на память о себе пару серебристых волосков. Потерев затекшую шею, он наконец-то смог повернуться, но ничего инородного, чудесного и непонятного не обнаружил.

Сзади стоял он сам, улыбаясь, он, точная копия, только глаза какие-то другие, странные…

Да… самый худший враг человека тот, кто по ту сторону Зеркала… теперь Драко понял, чем грозил ему провал испытания… если бы он разругался с Голосом, то есть с самим собой, задание бы было провалено, а он бы стал душевнобольным! Человек с внутренним конфликтом! И наверняка бы сидел где-нибудь в палате больницы Св. Мунго. Двойник ухмыльнулся, как бы говоря «а ты как думал», и исчез.

Тут вся комната загорелась, мгновенно, от занавесок то обивки дивана. Дым начал заполнять помещение… к Драко пришло откуда-то из прошлого ощущение, что кто-то берет его и несет ввысь. По телу вновь заходили невидимые ножи, причиняя жуткую боль. Превозмогая боль, Драко вытянул руку с ножом, задрал рукав, и принялся быстрыми движениями срезать кожу, вместе с Черной Меткой. Это было условно. Избавление из-под гнета. Он не мог стать Проводником, если его бы держали старые условности, к тому же Темный Лорд и сам был Проводником, как понял Драко, а Проводник Проводнику не служит. Боль от его полета смешалась с болью от того, что он вырезал себе кожу, и в конечном итоге он вообще практически ничего не почувствовал. Черная Метка исчезла, кожа вновь срослась, как ни в чем не бывало, но боль никуда не ушла, лишь затаилась и вновь набросилась на него.

Появилось вдруг и еще кое-то – женская тонкая ручка, которая потянулась к нему прямо из-за какой-то туманной завесы и, крепко схватив за руку, вытащила к себе.

Драко посетило то самое ощущение, что бывает у трангрессирующих – словно бы просунули сквозь резиновый шланг.

Он откашлялся и попытался нормализовать дыхание. Его колотило, бока его вздымались и опускались, как у пробежавшей бешеную скачку лошади. Он стоял на коленях, упершись руками в пол. Наконец, чуть отдышавшись, он повернул голову в сторону Гермионы.

— Спасибо, — прохрипел он ей, еще чуть-чуть повернув голову и разглядев потирающего колено Уизли. Прошли, значит, испытание, ну, тогда все позади…

Драко вдруг обнаружил, что по щеке Гермионы стекает слезинка. Не обращая внимания на Рона, он подошел к ней. Даже скорее подполз. Вдруг какая-то волна странного беспокойства за чужого ему, в общем-то, человека захлестнула его, и он не стал искать причины ее появления. Они же теперь связаны воедино.

— Ты что плачешь? Все позади! – уверенно произнес он, аккуратно касаясь ее щеки и убирая слезинку. Ее лицо без длинных волос казалось и открытым, смелым, и беззащитным.

— Обманули… не сказали… — шептала она в пустоту, казалось, сначала не замечая Драко, а потом вдруг, удивив его, кинулась ему на шею и крепко обняла, и слезы градом покатились по щекам. Ее колотило от рыданий, она всхлипывала и стонала, не в силах остановиться. Драко не успел стать ей другом, узнать ее, что-то сказать, чтобы утешить, сказать то, что сказал бы ей Гарри, кинься она ему на шею с рыданиями. Гарри… Гарри?

Сердце Драко вдруг беспокойно екнуло в груди, и он посмотрел за спину девушки, туда, куда до этого был обращен ее взгляд. Он сначала не заметил, хотя это и странно. Наверное, потому, что меньше всего он ожидал увидеть именно ЭТО, мозг отказывался видеть то, что видел…

Тело Гарри нелепо распласталось на земле. Казалось, что он просто хотел поиграть в ангела. Кровь отлила от его лица, делая его беззащитным. Рот его перекосило в какой-то странной и страшной гримасе, рука что-то крепко сжимала, постепенно раскрываясь. На груди виднелись порезы, словно кто-то сильный провел по его груди когтистой лапой. И еще кое-что… что-то, что сразу выделяет таких людей, скажем, из толпы спящих. Да-да. То самое. Налет смерти.

Гарри был мертв.

…Он смутно видел какие-то лица, искаженные, с выпирающими вперед клыками и капающей на пол слюной, глаза их были мертвы, и из глубин вырывалось пламя. Гарри чувствовал, что претерпевает какие-то метаморфозы, но ничего не видел. Сердце бешено колотилось, а потом вдруг очень явственно затихло.

Фигура нелепо взмахнула руками, плащ упал с плеч, и Гарри, наконец, увидел своего врага, и обмер от ужаса, от мертвой пустоты, заполнившей нутро навсегда…

Зверь, зверь, сколько же ты будешь искушать человека…

Не верь глазам своим.

— Как же это так, а? Как? – очень тихо и даже ласково шептал Гарри, и на лице его светилась улыбка безумия. – Как же так? Это… не для меня…

И это так. Личина Зверя – не для него. Она вообще не для людей, но он же был Проводником. Должен был стать им.

Человек, в которого он столь яростно воткнул нож, сначала дернулся, а потом изо рта его полилась густой струей кровь и какая-то пена. Лицо быстро-быстро бледнело. Голубые яркие глаза смотрели с укором и болью, болью разрываемого сердца, как настоящего, так и внутреннего, душевного. Заклинание только что спало с того, кто находился по ту сторон острия меча, и он все увидел… но понял ли?..

— Как же так, Джинни… я не знал…я же не хотел…веришь? – тихо шептал он, боясь потревожить ее, и не догадываясь опустить меч. Джинни была ниже его, и сейчас ее ноги едва касались пола, и нож причиняли невыносимую боль, но Гарри не понимал этого, не видел. Да, как сейчас им не хватает чуда! Чуда, когда умирающая девушка или парень вдруг обнаруживает способность говорить, и говорит те самые заветные слова, что не успевает раньше – успевает сказать, что любит, ценит, прощает и отпускает. Гарри иногда удавалось увидеть такие кадры в магглских телевизорах, когда он еще жил в том мире.

Джинни его не отпускала, потому что ничего не понимала. Для нее реальность – вот она, она сейчас, стоит напротив любимого человека, который с такой яростью протыкал ее ножом… может, было за что? Вот она, ее последняя мысль – может, ему было за что?.. И все…остальное – туман… Джинни казалось, что за спиной ее находится черная дыра, которая вытягивала из нее душу… холодно…так холодно…

Гарри выпустил меч, и ее тело упало, она вскрикнула, но крик утонул в кровавом ручье.

Лицо Гарри странно дергалось, будто действуя само по себе, слезы катились по его щекам, и сейчас он готов был стоять так вечность, лишь бы не смотреть вниз, лишь бы не делать выбор… нет… он знал, что все для него давно кончено… вот чего добивались…

Они же знали его! Знали все, и то, что после этого он никогда не станет Проводником, а отдаст свое тело и душу Зверю. Если можно, продаст, чтобы оживить ее…

Гарри наклонился. Ее лицо вопреки законам смерти любимого человека, которые пропагандируется в фильмах, потеряло свою красоту. Глаза стали блеклыми, в кровавых разводах. Ротик ее перекосился, из него выливались остатки крови и пены, и еще какого-то отвратительного вещества. Один глаз был полузакрыт, делая ее взгляд бессмысленным, как у брошенной оземь куклы.

Гарри аккуратно поднял ее на руки, хотя его аккуратность уже не играла никакой роли – для нее весь мир сейчас был сплошной болью.

Этот упрек в ее глазах уходил, меняясь муками смерти. Она не поняла, где она и что делала, не поняла и того, почему самый любимый ей человек убил ее, с такой яростью и злобой.

А Гарри понял, что если и были у него какие сомнения по поводу своего чувства к Джинни, то сейчас они растворились и ушли, вместе с ее жизнью. Она не дала ему шанс сделать как-то иначе, разлюбить себя, вырасти из этого чувства, да не дали такого шанса ни себе ни ей.

Гарри убаюкивал ее на руках, ее лицо уткнулось ему в плечо, и он чувствовал горячие струйки крови, текущие по его руке. На плече его рубашка была разодрана, и кожу опаляло ее больное горячее дыхание, еще прорывающееся сквозь заслонку смерти. Гарри считал, сколько раз она вдохнула и выдохнула воздух, другого сейчас он не мог сделать ничего. Ничего.

Уже восемь раз… восемь раз опалила его кожу… двенадцать… четырнадцатый вдох перемешался с хрипом… пятнадцатого он почти не услышал, а шестнадцатого так и не дождался.

Гарри заглянул в ее глаза, и понял, что она мертва.

Он так ничего и не сказал и так ничего и не услышал, и, что уж тут говорить, это жизнь. Далеко не всегда мы успеваем сделать и сказать то, что должны бы были. Он должен был давно расставить все точки над i.

Гарри опустил ее тело, зная, что больно ей больше не будет. Потом встал в центре, перед этой сцены и закричал:

— Зверь!! Забери меня, молю! Забери! ЗАБЕРИ! УБ-ЕЕЕЕЙ!

Налетел ураганной силы ветер, разрушая сцену и унося ее частички. Гарри услышал рык, визг, вой, хохот, только теперь доносящийся от одного существа, а может, обман… как и все…

Гарри почувствовал, как что-то входит в его тело, а может, пытается выбраться наружу, и дыхание его тут же сбилось, перемешиваясь с хрипом. Он сложился пополам, слезы брызнули из его глаз от резкой боли. Кто-то словно бы носился по его нутру, устраивая там беспорядок. Сердце так и не начало своего бега.

Гарри понял, что теряет сознание, на груди проступали полосы от когтей Зверя, и появлялись они изнутри, там, где этот Зверь и жил. Кровь лилась теперь уже из его рта. Его подбросило в воздух и ударило изо всех сил о каменный пол.

И все ушло... пропала сцена и испытание… пропала Джинни, ее тело, пропали друзья… все ушло…

И он сам тоже ушел, ушел во Тьму вместе с этим миром…

— О, нет…он… не смог? – пораженно прошептал Драко. Гермиона прекратила рыдать, теперь лицо ее сделалось странно спокойным и безразличным ко всему. Рон только сейчас сумел встать и подошел к ним, думая, что Гарри где-то поблизости.

— А что… — начал было говорить он, как вдруг его взгляд натолкнулся на бесформенную груду впереди.

Никто из них не решался подойти к телу вплотную и сказать наконец-то правду. Драко хотел было уже встать, высвобождаясь из цепких объятий Гермионы, как Рон положил ему руку на плечо, приказывая остаться на месте.

— Не надо. Я сам… друг же… подожди, — бессвязно прошептал Рон.

Рон медленно подошел к телу Гарри и наклонился. Он протянул к нему руку, так что Драко подумал было, что он хочет проверить пульс, но Рон всего лишь закрывал глаза своему лучшему другу, и все сразу стало ясно.

Рон как-то в шутку, после их небольшой ссоры, сказал Гарри, что тот может и не рассчитывать избавиться от него, Рона Уизли, потому что теперь они перестанут быть лучшими друзьями только вместе со смертью. Как нелепо.

Драко прислонился к плечу Гермионы. В этом не было ничего милого и романтичного. Просто два друга оплакивают потерю другого. Рон сел рядом с телом Гарри, будто думал своим присутствием что-то изменить.

Так и протекли их первые минуты то ли после победы, то ли после поражения…

И никто не появлялся, свет не начинал бить из стен и потолка, не было и Волан-де-Морта, ничего не было, в том числе Проводников.

— Что же это значит? – яростно прошипел в пустоту Драко. Рон и Гермиона даже не пошевелились.

Ему это не понравилось… их…друг, друг умер. Они закончили свое испытание! И что дальше? Они ошиблись? Так почему никто не скажет им об этом? Они же сказали, что все закончится, как только они пройдут испытание! Как только пройдут…

— Эй, Уизли! – закричал Драко, и, дождавшись, когда тот повернется к нему, прокричал. – Это еще не все испытание! Мы что-то забыли сделать!

Рон посмотрел на Драко как на сумасшедшего. О чем он там говорит ему? Он что, не видит? Вот, тело Гарри, все кончено, разве что-то может быть еще, там, дальше?

— Гермиона, Гермиона! – растолкал ее Драко, и она наконец-то очнулась от своего сна.

— Что? – задала она самый подходящий вопрос.

— Испытание не окончено, понимаешь? И вообще… здесь какая-то ошибка…ведь проводников должно быть четыре! И все должны быть объединены! К тому же, если бы все было окончено, мы бы узнали об этом, а тут от нас будто чего-то ждут! Значит… вдруг в наших силах вернуть его? Ведь можно остановить все, кроме смерти физической, а он мог еще и не умереть полностью, понимаешь?! – взбудоражено воскликнул Драко.

Гермиона сначала с недоверчивостью посмотрела на него, потом на положение, в котором оказалась, отцепилась от него и призадумалась.

— Объединены… конечно… пошли! – решительно приказала она ему. Если я смогла ворваться в твое испытание, то, кто знает, может мы сможем выпустить Гарри из его, если он еще ТАМ!

— А что ты видела в своем испытании? – спросил Драко.

Гермиона лишь отмахнулась.

— Главное, что прошла, подробности я тебе как-нибудь в другой раз расскажу! ...Рон, у тебя нож есть? – задала она вопрос Уизли. Тот кивнул.

Гермиона решительно села рядом с телом Гарри, и, видимо, до этого выплакав все слезы, теперь не порывалась броситься с рыданиями ему на грудь. Теперь, когда появилась хоть какая-то надежда, она собралась с силами и вновь стада прежней Гермионой, «непобедимой», как с улыбкой окрестил ее про себя Драко. Гермиона потянула Гарри за одну руку. Потом взяла у Рона маленький ножик, который с некоторых пор он носил с собой. Нож это был годен разве только для того, ради чего его и приобрели… с его помощью они осуществили свою братскую клятву, казалось, уже сто лет назад.

— Дай руку, Драко, — попросила Гермиона, и он с готовностью протянул ей свою левую руку. – Левша? Не знала… ладно.

Не спрашивая, она вдруг вонзила нож прямо ему в запястье, избегая попадания в вену, и сделал довольно глубокий порез. Драко даже не поморщился, стоически терпя боль.

Потом она взяла руку Гарри в свою, нашла там уже старый шрам, и повторно провела по нему лезвием, уже не так сильно. Драко и Рон отшатнулись, увидев, что тело Гарри странно дернулось, а потом затихло. Гермиона, видимо, издав про себя победный клич, добилась того, что из раны потекла кровь.

— Теперь, Драко, возьми свою руку и приложи ее к руке Гарри. У тебя будет шрам, как у всех нас, и все мы окажемся в одном кругу силы! Я думаю, это важно, во всяком случае, пока мы придаем этому значение. А потом, вчетвером, попытаемся проникнуть в его испытание, как это сделала я, и, если возможно, изменить все!

Драко подивился в очередной раз ее способности мыслить. Что бы там не говорили или даже не говорил он сам, она и сама по себе, без своих книг, была очень умна и сообразительна. Даже если ситуация была столь неординарной, она могла приспособиться к ее условиям и сделать соответствующий вывод. Драко быстро сделал то, что от него требовалось, скрепив себя Братской Клятвой, чему он был рад и за что был горд, неизвестно почему…

Теперь они втроем встали около тела Гарри, сосредоточившись.

— А как ты протащила меня, Гермиона? – поинтересовался Драко.

— После пройденного испытания я оказалась первой. Потом появился Рон. Ни тебя, ни Гарри не было видно. Это только потом я увидела, что Гарри есть, только… почти мертвый. Я испугалась и сначала не очень-то поняла, что с ним… испугалась, Рон был далеко, а тебя не было… мне стало не по себе, и я задумалась о тебе, а потом поняла, что еще и вижу тебя, словно бы оказалась в двух реальностях сразу, я схватила тебя и потащила, и ты оказался здесь… — пояснила Гермиона. – Про само испытание спрашивать не буду, но ты случайно не узнал там ничего… важного для всех?

Драко скосил на нее глаза. А как же, узнал… особенно в плане его действий по отношению к ней, но это чуть позже, для начала надо выжить самим и помочь Гарри, если удастся.

— Кто их поймет, эти испытания! То ли я сам бы выбрался, то ли они уже знали, что ты мне поможешь…а важного для всех… пожалуй нет, кроме того, что должность Проводника — вещь сложная и таинственная.

Гермиона согласно кивнула.

— То же самое и мы узнали. Особенно от этого… ну, странный такой человек, правила нам объяснял. Да, спасибо тебе, Драко.

— А мне то за что? – улыбнулся он.

— За то, что был рядом. Для нас, привыкших, что мы неразрывное целое, это очень важно, и ты можешь в этом убедиться. Теперь, когда во всех нас единая Кровь Обреченного, и Зверь не коснулся нашей души и тела, попытаемся спасти Гарри. В конце концов, из всех нас ему меньше всего идет этот образ, но он же оказался и самым подверженным ему. Давайте приступим, — серьезно произнесла Гермиона, глядя в глаза Драко, но обращаясь и к Рону тоже.

Трое подростков взялись за руки и закрыли глаза, сосредотачиваясь и выуживая из памяти все те воспоминания, которые касались Гарри. Приятные воспоминания. Это было чем-то похоже на вызов Патронуса, только без магии. Их лица были бледными, даже несколько потерянными, и уже четко чувствовалась граница между детством и зрелостью, которую они собирались перешагнуть уже в ближайшем времени. Даже при закрытых глазах на их лицах читалась сложная карта чувств и мыслей, слишком тяжелых для детей.

А в это же время за ними наблюдало четыре пары глаз Нелюдей. Проводников.

— Они справятся, — своим пустым голосом без интонации то ли спросила, то ли утвердила одна из фигур.

— Справятся, так им предначертано. Но людей нельзя сразу привести к итогу, им надо показать все, им надо прочувствовать. И, скажу, они довольно успешно справляются. У нас хорошая Смена.

— Да будет так.

И мир погрузился в сумрачное сияние.

…А что же в то время происходило с тем, о ком мы почти забыли, но кто тоже играл свою роль в этой пьесе? Причем некогда самую важную, но жизнь это не только драма, но еще и комедия, потому что теперь его личность нас не так уж и интересует, мы можем лишь бегло скользнуть по нему взглядом и сделать себе пару пометок, а потом с жадностью смотреть на само действие.

Волан-де-Морт.

После того, как он сыграл роль зловещего отправителя на испытания, он направился в кабинет, бывший его любимым. Кабинет Защиты От Темных Искусств. Да, он поступил довольно эгоистично, прокляв эту должность, но тем приятнее было возвращаться сюда… только его место… только его…

Его разозлило то, что Дамблдор не принял его, хотя он и так это знал. Но тогда злость взяла вверх. Можно представить, что сила – это нити, текущие по миру, как ручьи, и вот одну из этих нитей он преобразовал в темную энергию и направил в этот кабинет, оплетая его. И так получилось, что те, кто находился там постоянно, в частности учителя, находились под влиянием этой энергии, которая преобразовывала их поле, и под конец они попадали в ситуацию очень неблагоприятную.

Он достал откуда-то из кармана длинный свиток, безусловно, волшебный. По нему бегали цветные строчки, меняясь местами, исчезая и вновь вспыхивая.

— Не он…нет…не тот, и не тот… этот?.. нет… — бессвязно шептал он, делая какие-то расчеты.

Сейчас Лорд Волан-де-Морт занимал себя тем, что искал свою смену.

Да, нет границы между добром и злом, это два лагеря, не враждующих между собой, но действующих вместе, ради одной цели.

Гармония.

Не было никогда у них мыслей уничтожить друг друга, вынашиваемых планов мести и заговоров – это домыслы людей, которые забыли, что добро и зло в их сердцах, и добро и зло как сила – вещи разные.

Темная сила в какой-то мере является подчиненной, но и она знает свое место.

Проводники… между ними бывает различие. Не Светлые и Темные, а Одни и Другие.

Одни направляют энергию светлую, другие – темную, но суть у них и, душа, если хотите, одна.

Имена Одних он знал, а вот имена Других?

Или точнее Другой…

Он уже узнал, что Другой проводник будет одиночкой. Но кем? Это было любопытство, ревность к своей должности, гордость, все те эмоции, что уже стирались. Лорд исчезал, он с немым ужасом увидел, как луч света прошил его насквозь. Так все и произойдет. Его сущность растворится, исчезнет. А потом найдут его тело, которое покинула душа, оставив лишь оболочку, мертвый кокон бабочки, летящий в новую жизнь. И не увидят разницы. Мертвый и мертвый, удивятся и порадуются… много чего еще произойдет в жизни, но он этого не увидит…

С ошибками или без, но он заслужил проход в иной мир, на более высокий уровень, и теперь там он будет жить.

Наконец на пергаменте осталась только одна строчка, и Лорд облегченно вздохнул.

— Вот ты кто, моя замена… как неожиданно…девочка…совсем недавно родилась… а имя-то, вот ирония! Серафима! Ангел! Красивая…я тоже был таким, вот видишь, мы похожи… и в имени Том не было ничего плохого…мы ведь не плохие…мы иные… не совершай моих ошибок, Серафима, Фими… я желаю тебе удачи, и я…ухожу…

Тело Лорда стало невесомым. Он улыбался, впервые за долгое время, оставляя это бремя на чужих плечах. Больше не надо было думать и беспокоиться…

Как и обещали…зрелище жалкое и великое, грандиозное и почти незаметное… Все в этом мире относительно.

Мы не будем заострять внимание на нем. Его жизнь прошла, так пусть уйдет достойно. Без суеты и шума. Как и положено. Без размахиваний меча, без яростных криков и ручьев крови… Уходил так, как и положено Проводнику. Свою долю зрелищ он уже внес в общий расклад жизни, так хватит этого, пусть, наконец, и в его измученном теле воцарится гармония!

А слова последние…последние слова его были таковы:

— Серафима! Серафима! Как прекрасно! Как прекрасна!..

Минуты потекли медленно, как течение реки, удерживаемое дамбой.

Они сидели, взяв друг друга за руки, и напряженно думали. Никто не дал им четких указаний относительно их дальнейших действий, и каждый старался делать то, что считал нужным. Гермионе удалось войти в испытание Драко, наверное, лишь потому, что она хотела этого в тот момент, и не очень сильно напрягалась. Это получилось просто и ненавязчиво, возможна, ей удалось «ухватить» часть энергии и преобразовать ее так, что на долю секунды она перенеслась к Драко. В конце концов, они же единое целое?..

Гермиона пыталась вспомнить хоть один, самый незначительный эпизод из их жизни, вспомнить все прелести их дружбы с Гарри, всевозможные приключения, выпавшие на их долю, которые теперь вспоминать доставляло удовольствие, потому что все было позади. Но вместо этого у нее перед глазами было лишь помертвевшее лицо Гарри с темно-лиловыми синяками вокруг глаз и содранной кожей на груди. И темнота.

Да и вообще, та, прошлая жизнь, уже казалась совсем ненастоящей… Когда это было? Секреты, козни и сплетни, злые замыслы и битва со злом, самая обычная, если можно применить такое слово, потому что это была битва добра со злом… но что теперь есть добро и зло, и кто им сказал, кто они во всем этом? Словно они все жили в каком-то вакууме, с голографическими картинками на стенах, показывающими их жизнь, а потом вдруг картинка выключилась, и остались они в действительности, на картинки мало похожую. Это было похоже на предательство, но обвинить в нем было некого.

Рон тоже пытался думать о годах их лучшей, как он считал, жизни, но у него мертвое изуродованное лицо Гарри еще перемешивалось с пятнами темно-лилового и черного цветов, символизирующих неясную смутную тревогу и чувство вины. Он же его друг, он должен был ему помочь… Он. Не Драко. Навязчивая идея, даже в такой катастрофической ситуации, подумать о своем первенстве как друга Гарри, сводило все его попытки на нет.

Мысли Драко оказались наиболее приятными. Когда он только попал к ним в качестве пленника и до того момента, когда браслет Адель с него сняли, одним легким движением, он думал, что никогда не приживется, и всегда будет чувствовать рядом с ними пустоту и неловкость. Так бывает, когда человек пробует блюдо, и оно ему ну совершенно не нравится, и он твердо уверен, что если попробует его еще раз, то ничего не изменится. Но проходит время, человек вдруг приходит к тому, что на стол подают то самое ненавистное блюдо, и – чудо – он пробует его и понимает, что вкус его приятен и даже желанен. Это ощущение даже несколько странное, на грани чуда, но к нему легко привыкнуть.

Вот и Драко очень легко привык к тому, что может назвать Гарри другом. Да, пока что это было просто «друг», не Друг и даже не ДРУГ, но у них было время. Просто Драко инстинктивно очень давно искал кандидатуру, которая будет именоваться другом, и, найдя, решил побыстрее привыкнуть. К Гарри, как он с удивлением осознал, было очень легко привязаться, для этого не надо было титанических усилий и чего-то невероятного, как думал сам Драко – просто чуточку понимания и терпения, а еще веры. Он просто стал очень четко чувствовать то, что чувствует Гарри, и в этом не было никакой телепатии.

У него не было друзей…

Драко не одинокий. Драко одиночка.

А тут, впервые, находясь на грани вымысла и реальности, старых принципов и нового мира, дружбы и старой вражды, он выбирал. Если он изменил свою жизнь, то, может, стоит отказаться и от пункта, в котором указано, что у Драко друзей быть не может? Это стало чем-то естественным… он еще не знал этого, но у таких, как они, у Проводников, у иных, друзей нет, но это не наказание. Это выбор, естественный путь. До тех пор, пока мы идем по пути своего развития и чего-то добиваемся, нам нужны друзья, но если не оступились и дошли до конца, то потребность в них отпадает сама собой, без страданий и тоски. Выбор Драко основывался на мыслях его отца, на воспитании. У них не было друзей – лишь знакомые и приближенные. Те, кто нужны. Драко привык быть наедине с собой и своим богатым внутренним миром, хотя кто бы сказал об этом, глядя на него? Люди думали, что видят в его ледяных серых глазах пустоту, а это была та самая инородная субстанция, свидетельствующая о глобальных процессах, протекающих в сознании. И он позволил себе чуть-чуть приоткрыть эту заслонку, и, быть может, Троица не знала, как это сложно для него, и важно. Но они уважали это.

Хотя сейчас его привязанность к Гарри и Гермионе, и даже в какой-то мере к Рону, как к едином целому, внушала опасения – он не хотел потерять кого-то из них, только что обретя. Он не вынес бы, потеряв кого-то, не в силах помочь и противостоять этому. Это был его один из самых больших страхов, наверное, поэтому у него не было друзей раньше.

А с Троицей он еще был связан миссией. Поэтому сейчас он представлял себе дальнейшую жизнь, без битв и сражений, жизнь, где они дружат, общаются, помогают друг другу, легко и непринужденно, и никто не смотрит на него с удивлением и не говорит – это что, Драко с Гарри, разве они могут дружить, разве ОН может дружить с кем-то? Может! Имеет право.

— Ничего не получается! – отчаянно воскликнула Гермиона. Драко удивленно открыл глаза – меньше всего он ожидал, что первой сдастся она, но, взглянув на распростертое тело Гарри, удивился, как сам-то высиживает здесь с лицом медитирующего йога.

— Сосредоточьтесь. Давайте представим себе что-то одно. Скажем, лицо Гарри, каким вы его видели в последний раз, перед испытанием. Выкиньте все остальное из головы… представьте, что сейчас здесь нет тела Гарри, это не он, здесь вообще ничего нет, а Гарри где-то очень далеко, и мы должны к нему прийти… — уверенно говорил Драко, сам удивляясь тому, откуда взялись эти мысли, и верные ли они.

Они вновь сосредоточились. Драко уловил какой-то посторонний звук и открыл глаза, одновременно чуть толкнув Рона в бок, чтобы он тоже посмотрел.

Тело Гарри вновь дернулось, как тогда, когда Гермиона порезала ему руку, это была мелкая дрожь, не похожая на озноб лихорадки. Скорее создавалось ощущение, что внутри него есть ЧТО-ТО. Нечто. И оно рвалось наружу. Лицо Гарри на их глазах претерпевало метаморфозы, все такое же безжизненное, каким они его видели, но при этом откуда-то изнутри вырывалась наружу безжизненная маска чудовища, мертвого чудовища. Скулы стали острее, бескровные губы вдруг раскрылись, из них вырвался протяжный хрип, потом туловище Гарри вдруг дернулось, будто пораженное электрическим током, и Зверь наконец-то проявил себя. Изо рта Гарри исторгались страшные проклятии и ругательства, произнесенные каким-то чужим голосом, не его. Его шрам, до этого почти что сливающийся с бледной кожей, начал гореть и тоже меняться. Словно движимый магическими пассами, шрам пересек весь его лоб, превращаясь в фигуру, похожую на две скобки, сцепленные параллельной линией.

— Знак Зверя, — ахнула Гермиона, пораженная происходящим. Другие даже и не думали спорить с ней.

— Мы опоздали? – прошептал Рон.

Драко отчаянно зажмурился и вдруг изо рта его полились слова, какой-то текст, на первый взгляд кажущийся бессмысленным. Он был похож на заклинание, произнесенное речитативом, и звуки будто доносились прямо из его нутра. Драко словно не владел своим языком, кто-то произносил эти слова за него, и он знал, что они верны…

Мир вокруг изменился. Они закрыли глаза от слепящего света, залившего вдруг помещение, и не открывали их еще секунд 20, но даже так было ясно, что их окутывает какое-то ощутимое сияние, обволакивает, «зашивает» в прозрачный кокон. Появились какие-то звуки, отрывчатые, как если хлопать, открывая и закрывая, дверью, за которой громко разговаривают.

Наконец они поняли, что глаза можно открыть, судя по гаму и какому-то жуткому лязгу, они переместились.

Резко повернувшись, они с ужасом уставились на представшее зрелище.

Тело Гарри висело в воздухе, словно распятое на невидимом кресте. Он дрожал, дергался, как при эпилептическом припадке, изо рта его на пол капала слюна противного темно-зеленого цвета. Один глаз был нормальным, изумрудно-зеленого цвета, с темными крапинками, второй же представлял собой сплошное красное огненное море. Глаз Зверя.

Гарри кидало из стороны в сторону, на теле появлялись новые порезы, а второй глаз уже медленно заволакивался дымкой…

Они увидели, что он заключен в круг, горящий тревожной красной линией, круг силы Зверя.

— Гарри! – с болью в голосе прокричала Гермиона, но он ничего не слышал. Они втроем, как по команде, кинулись к Гарри и схватили его за рукава рубашки, и тут же чудовищной силой были вышвырнуты за круг Зверя.

Больше всех досталось Рону, который ударился спиной о каменный выступ, Гермиона потирала ушибленное колено, Драко стоически терпел боль в плече. На ум некстати лезли мысли о «Наказательной» комнате.

— Зверь почти завладел им, — отчаянно прокричала Гермиона, заглушая рык, доносящийся из горла Гарри.

— Это не только Зверь…это сам Гарри. Он отказывается сопротивляться, — приглушенно ответил ей Драко, абсолютно уверенный в своей правоте. Он чувствовал это. Может, кровь Гарри, которая теперь тонкой струйкой текла и в нем, позволила ему чуть-чуть проникнуть в его разум?..

— Но почему он отчаялся? Что происходит? У нас нет времени! – подал голос Рон, который готов был отгрызть себе руку, только бы помочь Гарри и вернуть все на свои места.

Драко посмотрел за спину Гермионе, и вздрогнул. Опять, опять глаза не заметили сразу того, что не хотели видеть…

Вновь бесформенная груда… раскинутые руки… безумная игра в ангела… тошнотворная омерзительная липкая лужа, вытекающая из-под головы с россыпью огненно-рыжих кудряшек.

— Уизли, это не твоя сестра? – тихо спросил Драко, не отводя взгляда от мертвого, безусловно, тела.

— Что? Причем тут моя сестра, она же… — начал было говорить Рон, поворачиваясь назад, и тут же умолк.

Гермиона повернулась. Это было страш…нное зрелище. Словно бы между ними и телом Гарри обосновалась стеклянная заслонка. Тело Гарри исторгало рычания, они же сидели в гробовой тишине.

— Джинни, — уверенно произнес Рон. Это было слишком для него. Испытание, какой-то дар, о котором он и понятия не имел, считая себя самым обычным, конечно, обаятельным, магом 17 лет. Потом Гарри… и Джинни… Джинни… единственная сестра, самая маленькая…

Из ее груди торчал нож с запекшейся коркой крови. Все трое мысленно провели параллель от проткнутой насквозь, мертвой Джинни и телом Гарри, отдавшего себя на пожирание Зверю, и всё поняли.

— Надо… помочь ему, — неуверенно произнес Драко, не зная, что ему делать – то ли оставаться на месте, то ли бежать к Гарри или даже к Джинни.

— Помогите…я… не могу… не смогу быть объективным… нет… — прошептал Рон, серея на глазах и сползая по стенке вниз.

Драко захлестнула волна жалости. Пусть к Рону он относился хуже, чем к другим, ориентируясь на старые эмоции, он все же научился понимать их всех, и представил себя на его месте… покинутый, брошенный, ощущающий себя бестолковым и ненужным. С одной стороны – лучший друг, умирающий из-за его сестры, с другой – сама сестра, умершая от рук друга, который умирал из-за нее… голова шла кругом… было из-за чего сойти с ума!

Может, зря они не посмотрели в глаза Рону. Тогда бы они увидели этот странный блеск в его глазах, странную решительность. Даже безумие. И немного Зверя, только-только опалившего его своим зловонным дыханием.

Рон дернулся, вскочил на ноги и со всех ног бросился к телу сестры, будто боясь, что его могут остановить, но никто и не думал об этом. Наверное, они решили, что он хочет излить свое горе, обезумев, не дожидаясь, пока к другим придет осознание того, что Джинни и впрямь мертва.

Он подскочил к ее телу, и, зажмурив глаза, со всей силы дернул рукоять ножа на себя, и она с такой же легкостью, как и вошла, вышла, подчиняясь его ярости и боли. Драко и Гермиона только-только обернулись к нему, а он уже с ножом на перевес бежал к Гарри, с такой яростью, будто хотел проткнуть его. Но вместо этого он встал в горящий круг, прорезав его, и вонзил нож себе в область сердца, окрашивая серый пол багряными красками, захлебываясь своей кровью, и смотря на Гарри с благоговением и удовлетворением – он смог, получилось, он друг…

Крик Гермионы потонул в рыке Зверя, лицо Драко сделалось белее мела, одни глаза чернели, как два мутных колодца.

Рон вряд ли осознавал, что он сделал. Да, он всегда был готов встать на защиту Гарри, если надо, отдать свою жизнь за него, но вряд ли этот поступок хоть для одного человека может быть осознанным. Если бы Рон думал об этом, то он бы впал в замешательство, а дело шло на секунды. Поэтому он не знал, что делает, знал, что это правильно, с точки зрения кодекса дружбы, а ничего большего сейчас сделать не мог.

Зал наполнился рычанием, диким воем, исходящим из тела Гарри. Что-то вырывалось из его тела, какая-то несформировавшаяся черная тень, блестевшая, как ночное небо созвездиями. Тело Гарри дернулось и упало прямо в кровь друга, стремительно расползающуюся по центру. Тень Зверя металась, не в силах скрыть ярости и злобы, а потом, почуяв кровь, рванула к телу Рона, бледного, с пугающим выражением на лице и полуулыбкой безумца. В голубых глазах блестели сдерживаемые слезы, его синие губы дрожали, что-то бессвязно шепча. Он раскинул руки, приглашая Зверя войти, и тот не преминул воспользоваться его гостеприимством. Рон согнулся пополам, вбирая в себе инородную злую силу, послышался грохот, словно где-то совершился обвал, снова рык, визг, плач, а потом все стихло, в секунду, и комнату заполнил до боли яркий свет; и он настиг каждого – застывшую от ужаса и страха Гермиону, Драко, вжавшегося в каменную холодную стену, лизнул своим язычком мертвое тело Джинни и тут же отшатнулся от него, почуяв смерть, затем свет достиг Рона и остановился на Гарри, вливаясь в его тело, выталкивая сознание, выталкивая из всех них жизнь, сжигая ее.

Даже любовь бога может убить, если ее слишком много, даже свет может быть сокрушительнее тьмы, если его слишком много…

Он настиг каждого из них…

Они проиграли битву.

Или нет?..

Свет… он всюду… не видно ничего вокруг, а оттого страшно, потому что нет этому ни конца, ни края.

Наконец свет рассеивается, а точнее, преобразуется, и его лучи сплетаются в стены комнаты.

Мертвая земля…

Голые скалы громоздятся, словно тела драконов на выжженной солнцем земле. Серый песок тонким слоем осыпает землю. И больше нет ничего, пугающая тишина мертвого мира наводит на мысли о самом страшном и сокровенном, спрятанном внутри, внутри каждого.

Ни звуков, ни цветов. Пустота. Ничего.

Драко, Гермиона и Рон стояли посреди этой пустоши, не зная, как очутились здесь и зачем. Все происходящее стало напоминать воронку, по спиралям которой они скатывались, и чем глубже, тем более странными и страшными были видения. Что это за место?

Буквально в пятидесяти метрах от них была Бездна.

Не смотря на свои размеры, она совершенно не бросалась в глаза, как черные пятна на шкуре пантеры. А может, она появилась только что.

Они, вплотную друг к другу, разве что не взявшись за руки, подошли к краю Бездны, и замерли. Там что-то было, там, внизу.

Оттуда доносились лязги, похожие на звон корежащегося металла, стоны, вскрики, завывания, сотни звуков, смешанных воедино. Гул этот нарастал, становясь все выше и выше, выбиралось наружу и Нечто.

Что-то нервной пульсацией буквально выдергивало себя из недр бездны.

Драко поднял голову, еле оторвавшись от лицезрения пугающей засасывающей тьмы, лежащей толстым слоем на дне Бездны. И там, где-то на середине Бездны, если конечно эта самая середина у бездны была, он увидел Гарри, точнее, его тело, потому что духовная часть его наверняка покинула. От тревожного предчувствия руки его похолодели. Ноги враз стали ватными, и хотелось срочно присесть.

Тьма поднималась все выше и выше, постепенно приобретая очертания. Все трое автоматически сделали шаг назад, а Гермиона нелепо попыталась закрыться руками, словно бы в случае опасности это спасло бы ее.

Тьма теперь приобретала очертания фигуры, причем очень знакомой. Высокий, худой, но подтянутый, как и любой спортсмен-ловец, с тонкими скулами, копной вечно лохматых черных волос, которые сейчас, однако, вели себя довольно послушно. А вот глаза вроде бы и были его, зеленые, кристально чистые, хоть и грустные, но вместе с тем там было и еще что-то, чему даже умница Гермиона не могла дать названия. Такого просто не писали ни в одной книге, ни в одной.

Фигура эта даже не парила, она скорее поднималась по лестнице, сотканной из темноты, вверх, к ним. Под его ногами клубился дым, словно бы где-то там, далеко внизу, бушевал пожар, который ничем не потушить.

Все трое заворожено смотрели на нового Гарри, позабыв даже о распростертом теле, которое теперь скрылось в клубах этого самого дыма. А этот, темный Гарри, злой Гарри, как могли назвать его друзья, а на самом деле Другой Гарри, встал на самом краю бездны, и в его зрачках белые блики, являющиеся отражением солнца, окрасились сами по себе, словно бы они были дополнением к его глазам, а вовсе не бликами. Серебряные змейки извивались около его зрачка, делая глаз мутным, неестественным. Их теперь разделяло буквально пять шагов.

Они стояли в нерешительности, не зная, что им предпринять. Это был не Гарри, а вроде бы и он, и было непонятно, что делать. Их друг стал их врагом, и от мыслей о том, какой выбор может стать перед ними, стало дурно.

— Гарри? – Гермиона сделала нерешительный шаг в его сторону.

— Боишься меня? – раздался низкий голос, никогда не принадлежащий Гарри.

— Я не боюсь тебя. Я боюсь за тебя, — смело ответила Гермиона, даже не пытаясь понять, врет она или нет.

— За меня? Но кто я есть? – спросил он, пытливо смотря в глаза Гермионе.

— Гарри, Гарри Джеймс Поттер, — уверенно ответила она, стараясь не отводить свои глаза от глаз Гарри, блеснувших красным.

— Я Зверь. Люди бывают сильны в боях и битвах, но перед собой они зачастую бессильны. Не смотря на вашу уверенность в его смелости, он трус. Он боится себя. Он боится своих мыслей и поступков. Ему больше нет хода обратно. Теперь я и он – одно целое, и мы будем вместе вершить чужие судьбы, коль уж он не способен совладать со своей. Он теперь ничто, ибо и Зверь подвластная тварь.

У всех троих по телу прошелся холод, он сковал их сердца, умаляя бег сердца.

Они не могли поверить. Столь много вытерпеть, столь долго идти неизвестно куда, чтобы вот так вот все и закончилось?

— Так что происходит? Рон… убил… пытался убить себя? – спросил Драко, нервно поправляя пряди волос, падавшие на глаза.

— Он нарушил круг силы крови, привлек меня, и вы перенеслись в мое логово. Отсюда нет обратного билета людям. Но вы не люди более, значит, в ваших силах повернуть обратно. Иначе я заставлю вас сделать это. Гарри Поттера больше не существует, теперь его душа – моя душа, и она будет там, где и все…

— Кто ВСЕ? – прошептал Рон, держась рукою за то место, куда до этого он воткнул острие ножа.

Фигура Гарри, Зверя, раскинула руки, словно пытаясь охватить это () огромное пространство.

— Вы даже не подозреваете, где находитесь. Здесь вечность, подвластная, однако. Даже у вечности есть конец, всему есть конец, но он так далеко для вас, как далеко созвездие Андромеды от Солнца, созвездие, чей луч доходит до Земли за 50 миллионов лет, и даже этой границы мало. Это – то, что вы называете адом. Но вы не знаете его границ. Ваша идея об одной жизни провал. Но это вам рано знать. Важно лишь то, что Все те, кто отдал свою жизнь, грешники навсегда. Навечно. Те, кто покончили с собой, те, кто пожертвовал собой, те, кто умер от моральных угрызений, вызвавших психическое расстройство, тех, кто поддался Зверю. Они здесь, и навеки. И Гарри скоро очутится там же. Это его выбор.

— Да что же это… а жизнь где? Где она? Разве же это справедливо? Смерть, что в старой жизни, что в новой… ведь мы изменились, но почему жизнь наша не стала лучше? Разве это не доказанное равенство? Изменения в старом – проход в новое будущее. Так ведь и жить не хочется, борясь неизвестно за что и за кого… — шептала Гермиона, и горькие слезы текли по ее щекам, падая на мертвую землю.

Полу зверь на мгновение умолк, будто бы задумался.

— Шанс есть у всех, кто жив физически. У вас не более минуты.

Красные блики растворились в черных зрачках, с тела спало напряжение, оно враз стало расслабленным, даже несколько болезненно, и он чуть пошатнулся.

— Гарри, это ты? – с надеждой спросила Гермиона, и ей хотелось кинуться Гарри на шею, только бы это был он…

— Я… но… почему я здесь? – уныло спросил он, окидывая местность взглядом.

— Ты просто ошибся, Гарри, ты сделал плохой выбор, и оказался…в аду… — начала было торопливо, сбиваясь, объяснять Гарри. Но он перебил ее.

— Как плохой? Я – убийца, я отказался от земного существования, и отдав свою душу Зверю, я должен был быть в аду – удивленно, и отстраненно одновременно произнес Гарри, будто удивился тому, что Гермиона его не понимает.

— Ты не можешь! – закричал Рон.

Гарри вздрогнул от его голоса, видимо, он не видел Рона, не хотел его видеть и замечать, он видел лишь его сестру, Джинни, маленькую красивую Джинни, которая и не пожила-то толком, даже не перешла рубеж детских проблем, не познала вкус настоящей жизни… Гарри отвернулся, и они увидели, как прозрачные слезы текут по его щекам.

Гарри очень и очень редко плакал. Должно было произойти что-то действительно страшное, чтобы заставить его заплакать. Смерть. И предательство, причем со своей стороны в том числе.

— Мы практически дошли до конца, но без тебя все наши страдания — впустую. Ни к чему. Это как пробежать земной шар пешком за месяц, понимаешь? Гипер испытание, но абсолютно бесполезное, по сути. Так и тут. Без тебя мы не можем. Рон… считай, он убил себя, нарушив естественный ход событий. Нам ведь страшно, знаешь? – горько усмехаясь, произнес Драко, брезгливо дернувшись от произнесенных слов. – Не будь эгоистом. Ты столько раз переживал смерть, ты должен был понять, что здесь мы не властны над судьбами. Если человек и умер, то потому, что так положено…

— Я видел родителей, — произнес Гарри, не поворачиваясь к ним лицом. – А может, мне показалось… все было как в тумане… полыхало… только это был не огонь, что-то другое… мне показалось, что я увидел мать, хотя их много… душ… но зверь ведь сказал, что те кто ПОЖЕРТВОВАЛ собой, им дороги вперед нет, только вниз… может, она и не знала об этом. Но дороги нет. Понимаешь? Я не могу знать всего этого, я не могу вершить чужие судьбы, зная, что по моей вине уже как минимум две обречены на вечность. Я не вынесу. Если бы я не знал, тогда, может быть… но сейчас, нет, я не смогу. И вы не найдете тех слов, что смогут вернуть меня обратно, не сможете никогда и ни за что. Их не существует. Это просто есть, и все.

Они молчали, и текли уже последние секунды данного им срока.

— Может, Джинни можно вернуть? – сделала робкую попытку что-то изменить Гермиона, и отшатнулась от него, увидев выражения его лица. Ожесточенная ярость и ненависть, а самое страшное, что ненависть к себе. Омерзение. Будто он брезговал находиться в собственном теле. Видеть это было жутко и невыносимо. Никто из них еще не мог осознать, что за приговор подписал себе Гарри. Он уходит? Неужели они правда не могут найти таких слов, что вернут его? Как же так? Как?..

— Нет. Я убил ее. Здесь, — он дотронулся до того места, где билось его сердце. – Мои руки помнят тяжесть меча, мой мозг помнит ярость, с которой я делал это, движимый жаждой мести, просто одержимый ею. Я не смогу. Если можете простить – простите, а если нет – уйдите прямо сейчас.

— Не прощу, — с вызовом прокричала Гермиона. Драко лихорадочно соображал. Рон стоял, как оглушенный дубиной. Ему это все тем более было не надо.

— Я ухожу, — твердо произнес Гарри, уже поворачиваясь. Глаза его вновь медленно заволакивало дымкой.

— А если мы с тобой? Жестоко? Если мы спрыгнем сейчас вместе с тобой в эту бездну? Или только ты можешь так поступать с нами? Ты эгоист! Ты правда злобен! Ты зверь именно сейчас, в этот момент, бросая все и всех, ты! Да, как же можно оправдать убийство? Да никак! Но, к сожалению, это теперь НАША жизнь, общая! И в твоих силах все исправить! Если ты уйдешь, если ты позволишь себе хоть на секунду расслабиться, забыть обо всем и обо всех, пожалеть себя, то весь мир перевернется! Нас четверо, и мы четверо сгинем! Из-за тебя! Из-за глупости, как сказал бы Зверь! Жизнь можно изменить до тех пор, пока ты дышишь!! – кричала Гермиона, обращаясь, наверное, не только к Гарри, ко всем, к каждому, словно бы ища поддержки и подтверждения, а может, ей уже было все равно. Она бы прыгнула за ним. Гарри мог сейчас разрушить все их жизни. Если бы только он простил бы смерть, если бы было возможно забыть ее… забыть то, что ты сделал… Драко бы тоже не стал жить. Все что у него осталась – это первые крохи новой жизни, а исчезни эта троица, от него самого бы ничего не осталось. Рон же уже пытался уйти.

Гарри словно бы на секунду замешкался. Он размышлял, и именно тут Зверь начал возвращаться обратно. Его руки задрожали, в глаза вновь возвращались красноватые блики.

— Мы будем ждать тебя, Гарри! Мы будем верить! Как тогда помнишь? В прошлой жизни! Это ведь был наш общий выбор, Гарри! Мы будем ве…

Голос ее оборвался, а их троих вдруг со страшной силой вытолкнуло обратно, в реальность, где все, однако, было также серо и уныло. Безысходность и страх.

А что если нет?..

Они сели на холодный каменный пол, Драко взял в свою руку Гермионы, холодную, ледяную, словно бы стараясь этим поддержать ей. Ее глаза были глазами девочки, которая твердо уверилась спрыгнуть с крыши дома, или в бездну… Рон сел рядом, по другую сторону от Гермионы.

Что им оставалось?

Верить. И Ждать.

— Что с твоей раной? – спросила Гермиона, и Драко вновь ужаснула меланхоличность ее голоса, словно она кукла какая тряпичная, а не человек.

— Ничего… там вообще ничего нет. Даже следа от раны не осталось. А вот Джинни умерла по-настоящему – ответил Рон ей тем же тоном, глаза его были затуманены, словно бы он на самом деле сейчас не сидел с ними, а парил где-то в облаках своей фантазии. В его голосе была грусть, но разве грусти хватит, чтобы оплакать уход любимого человека? Как же это так в жизни бывает? Ты живешь, куда-то стремишься, и также с тобой шагает рядом человек, который тебе дорог, а потом вдруг, в самый обычный день, ничем непримечательный, когда ты ждешь этого меньше всего, человек этот вдруг исчезает. Навсегда. И никогда больше ты не услышишь его слов, его смеха, не увидишь его глаз… ничего этого не будет, только земляной холмик на могиле, и все.

Тело Джинни осталось лежать там, где его и оставили, и за время их отсутствия никуда не переместилось. А сидели они уже около получаса, ни на что особо не надеясь. В голову вдруг закралась страшная мысль – все совсем не так. А может, их обманули? Заманили в ловушку, сводили с ума, словно они игрушки-марионетки, и теперь они здесь будут вечно? А кто спасет их, если это так? Никто. Они не владеют своей судьбой, здесь, и эти мысли были такие же страшные, как и мысли о вечности и «никогда».

Никогда.

Гарри не знал, где находится. Вроде бы только что он разговаривал со своими друзьями, и вот уже нет их, и ничего нет, здесь даже пустота и тишина отсутствуют, это было сплошное бесцветное никогда – это был Ад.

Гарри не хотел бороться. Раньше – хотел, раньше в этом был весь смысл его жизни, теперь же все совсем не так, теперь почва под ногами – это зыбучие пески, которые засасывают его все глубже и глубже…

Он чувствовал себя раздавленным, маленьким и ничтожным мальчишкой, дрожащим от страха из-за присутствия силы – Зверя. Он же, Зверь, будто бы чего-то выжидал, замерев в груди тревожным комком, разрывающим на части внутренности. Чего ждал? Его выбора?

Гарри обманул друзей? Нет. Просто не сказал. Теоретически выйти из-под власти Зверя может абсолютно любой в абсолютно любое время. Ведь вдумайтесь, зверь – это даже не сила, не энергия, зверь это порождение человека, он живет внутри, а значит, вы с ним единое целое. И если он существует, значит, так должно было быть, а значит, есть выход, который приведет к Гармонии. Другое дело, каковы будут последствия? Неизвестно, но, быть может, будет еще хуже, чем до этого.

Гарри с ужасом стал замечать за собой в последнее время эту странную меланхоличность. Он был слишком смел, чтобы сдаться и умереть, и слишком слаб, чтобы жить по-настоящему. Он не мог шагнуть ни в ту, ни в другую сторону. Он жил так, словно бы кто-то взял его на буксир и тащил по длинной дороге жизни. Безрезультатно тащил, надо сказать. Его разум стал каким-то бесцветным, расплывчатым, он отказывался анализировать что-то, представлять и уж тем более мечтать. Это была разительная перемена, если вспомнить того, старого Гари Поттера, но эта перемена была внутри него, и потому может, никто ничего не заметил. Или не захотел.

А что теперь делать? Он готов был привыкнуть к новому, готов, но, что же поделать, как можно ПРИВЫКНУТЬ К МЫСЛИ, ЧТО ТЫ УБИЛ ЧЕЛОВЕКА? Любимого человека. Невозможно. Только смириться, а Гарри опротивело это слово, мерзкое слово, которое произносить-то не хочется. Смириться со смертью родителей, смириться со смертью Сириуса, смириться со смертью Дамблдора. Смириться. Как кошмар из детских снов. Гари хотел жить, а не смириться, а тут ему предлагали просто раствориться, просто не думать, ни о чем и ни о ком.

Так что делать? Гарри как мог, пытался найти выход из положения, честно пытался сделать все возможное, но ему так надоело сопротивляться, так хотелось просто глотнуть свежего воздуха, зная, что этот глоток далеко не последний, и напоен он сладким ароматом жизни…

Что же делать? Если внутри тебя что-то смогло пробить дыру, перевесить чашу весов, значит, надо найти противовес. Что-то, что окажется сильнее. Это был ужасный выбор. Как, скажем, если бы во время пожара, матери пришлось бы выбирать – какого ребенка вытащить из огня, старшего или младшего?..

Невозможно выбрать, полагаясь лишь на разум, невозможно простить, но возможно смириться…

Что может Гарри противопоставить смерти? Оказывается, не так уж мало. Его друзья, в их голосах был и укор, и мольба, и надежда… надежда на помощь. Те, кто уходят – они эгоисты, а не герои. Столько людей погибло, чтобы позволить ему продолжить свой путь, сделать то, что ему надо было… а оказалось, что надо было ему стать тем, о существовании которого он и не подозревал – Проводником. И это было важно и это было всем. Столько времени они шли к этому, а со стороны казалось порой, что они не сделали и шага. Но сделали, огромный шаг, причем куда-то очень высоко, туда, куда взгляд обычного человека не проникает.

И он должен жить. Он должен пойти. Он должен забыть. Он должен простить. Он должен понять. Он не может стереть свою жизнь и начать все заново, значит, только вперед, мчаться по жизни, слыша, как ветер свистит в ушах, лететь вперед на огромных белоснежных крыльях, стараясь перегнать время и никогда, никогда не оглядываться…

Гарри отчаянно пытался выбраться, но не понимал, что надо сделать. Просить? Угрожать?

— Выпусти меня! Выпусти! – прокричал он, сам себе, пытаясь достучаться до Зверя, который сейчас будто молчал, но не выпускал, он обволакивал его, жалил, впрыскивая в кровь свою отравленную слюну, словно летучая мышь.

Гарри глубоко вдохнул и изменил просьбу:

— Будь одним целым со мной! Будь! Я впускаю Зверя в свою душу, но я остаюсь человеком!

Гарри чувствовал, что все произнесенные им слова становятся материальными, они имеют силу, власть, и происходит то, что он говорит, особенно если он не врет сам себе. Зверь будто бы чуть-чуть отступил, оставляя ему больше пространства. Но не отпускал. Гарри закрыл глаза, приставив руки к вискам, и глубоко вздохнул. Столько мыслей… столько всего необычного… страшного… надо все забыть, надо очиститься… надо…

«Готово» — про себя подумал Гарри, и его зеленые глаза с жесткостью посмотрели куда-то вдаль, там, где должен был быть горизонт, но где была пустота. Пустота, тишина и «никогда» — это Ад.

Его жизнь сейчас – это Ад.

…Они бежали, не чуя под собой ног. Земля словно бы горела под ними. Длинные волосы Гермионы все время лезли ей в лицо, Рон чуть прихрамывал, но старался не отставать, Драко двигался грациозно и бесшумно, словно леопард. Гарри бежал впереди всех, вновь взяв на себя инициативу лидера.

Прошло уже восемь минут и сорок шесть секунд с того момента, как он вырвался из-под власти Зверя, очистил свой разум полностью, от всех инородных мыслей. Это было просто, гораздо проще, чем он думал вначале, но при наличии амбиций и цели. А она была.

Оказавшись вновь все вместе, они посмотрели друг другу в глаза, и кто бы видел, что узнал и увидел каждый из них в этом взгляде… все-все слова, что они могли и должны были сказать, были в их глазах. Это было столь глубокое чувство, что его невозможно было передать словами. Появилось в этот момент в их лицах что-то торжественное и одухотворенное, что-то возвышенное, словно бы их окутало сияние.

Они услышали музыку, музыку, льющуюся из комнаты за стеной. Не говоря ни слова, они вышли и побежали на звуки музыки, гонимые каким-то неведомым чувством, похожим на эйфорию. Музыка вроде бы слышалась совсем близко, однако источник ее оказался намного дальше. Они бежали по бесконечным коридорам школы, узнавая лишь часть из них. Кабинеты, комнаты мелькали перед глазами, но им нужна была лишь одна дверь. Дверь, которой здесь раньше точно не было, они это знали, хотя им никто и не говорил этого. Просто знали.

И дверь эту они нашли, и за ней раздавались звуки музыки, легкие и вместе с тем чуть тревожные. Драко и Гарри шагнули к двери первыми, но потом Драко чуть посторонился, уступая путь Гарри. Тот кивнул, как бы благодаря, и потянул железную ручку двери на себя. Она легко поддалась, и уже в третий раз их взору предстал огромный зал, часть его была будто бы темной-серой, часть серо-белой, по середине вился серебряной змейкой зигзаг, разделяющий эту комнату на две части. От стен струилось легкое серебристое сияние.

И стол. Большой, длинный стол с закругленными концами. За столом стояли четыре фигуры в разноцветных плащах.

Зеленый – Слизерин. Красный – Гриффиндор. Когтевран – синий. Пуффендуй – серебристо-желтый.

Слизерин – земля, Гриффиндор – огонь, Когтевран – вода, Пуффендуй – воздух.

Четыре стихии.

Все четверо сначала замерли, а потом вытянулись, как по струнке, словно бы были солдатами на параде. Воинами.

Круглый стол, разделенный зигзагом. Расплывчатые стены. Восемь фигур.

Четыре по одну сторону, и четыре по другую.

— Где мы? – спросила одна из фигур по левую сторону, и в ней узнался голос Драко, на удивление спокойный, без толики любопытства.

— Между небом и землей. Вы в Срединной Комнате. К сожалению, вы не прошли.

Воцарилась тишина. Гарри будто бы съежился на глазах, плечи и голова его странно поникли. Он аккуратно, будто боясь увидеть что-то страшное, скосил глаза на Рона. Когда Зверь взял над ним верх, он все видел, но ничего не мог поделать, ничего. Сейчас Рон стоял целый и невредимый, с непосредственным выражением на лице, будто бы до этого он и не умирал и не думал об этом. Гермиона, чуть подрагивая, смотрела куда-то вбок, не решаясь отвернуться окончательно. Один лишь Драко смотрел прямо перед собой, не опуская головы. Сияние комнаты преобразило его лицо, делая его красоту одухотворенной, даже дух захватывало. Кожа его словно бы разгладилась, глаза вновь приобрели естественный серый оттенок. Гарри невольно позавидовал подобному самообладанию и преображению, но лишь на миг – потом, свет…

— Кто вы, скажите? – хриплым голосом спросил Гарри, он еле сдерживал дрожь в теле. Казалось, что в комнате разлита какая-то инородная невидимая субстанция, которая щекотала ему кожу.

И ему ответили, наконец-то им всем ответили. И полился бесконечный, а может и слишком быстрый рассказ…

Проводники…их особый дар… Основатели, а это были они, говорили вроде бы четко и плавно, не задумываясь, изобилуя описаниями. Но при этом Гарри и Драко оба чувствовали какую-то пустоту между строками, какой-то неясный пробел. То ли то, что они говорили, не вся правда, а лишь часть, то ли просто для них правда всегда будет в такой вот сокращенной форме.

Они сказали, что они, Основатели, и Лорд Волан-де-Морт – Проводники, и они тоже… Гарри подивился такой разнице, Основатели умерли много веков назад.

— Здесь все просто, Гарри – пояснила фигура Годрика Гриффиндора, и Гарри впервые понял, что у того пронзительные зеленые глаза, не изумрудные, как у Гарри, а глаза кошки. – Темная энергия зависима, соответственно, зависимы от нас и те, кто ее направляет. Начиная с того момента, как мы стали полноценными Проводниками, темную энергию направляли сразу несколько существ. Это были твари с глубинных слоев, которые могли переправлять энергию, правда, если их было около ста. Это также были и люди, на которых возлагались особые надежды, люди-миссии… именно люди, не волшебники. Гитлер, Сталин, и можно взять даже писателей и ученых, гениев и сумасшедших. Они все работали и вносили свой вклад в мировую чашу, а мы платили им талантом. Вы знаете о них. Но они были людьми, и их жизнь была ограничена. И тогда спустя определенное количество времени мы нашли волшебника, способного взять эту должность на себя – Тома Реддла. Он умирал в тот день, нелепо и несвоевременно по человеческим меркам, мы прочувствовали его энергию и забрали к себе, сделав его Проводником. И вот его срок прошел… теперь появился новый Проводник, направляющий темную силу, вы встретитесь с ним довольно скоро… они меняются намного чаще, чем те, кто работает со светлой силой, потому ваши напарники будут не раз меняться. Мы прослужили этому слою мира много веков. И вас ждет немалый срок, если вы не сойдете с пути.

Гарри некоторое время анализировал все услышанное, а потом неуверенно произнес:

— Вы говорите о планах на будущее… но мы ведь не прошли испытание! Не прошли! Что меня поражает…я-то думал…О чем вы тогда?

— Гарри, вы сами повысили степень вашего испытания, оно важно, потому что это ваша жизнь и ваша миссия, но это не единственный шанс. К сожалению, организм и разум человека не могут приспособиться к иной жизни. Это и-с-п-ы-т-а-н-и-е! Вы будете учиться еще очень долго. Мы перешли на другой уровень в возрасте 23 лет. Вы вернетесь в мир обычный, и будете жить. Просто жить, понимаете? То, о чем вы мечтали. Но вы будете строить свою жизнь, вы будете расти, и развиваться, будете учиться жить друг с другом. Будете работать и учиться. И потом, в определенный момент, вы будете готовы, и станете Проводниками, ваше тело не сохранится, ваши души перейдут в более глубокий слой, а там… там новая жизнь. И так – бесконечно.

Бесконечно…

Это слово прошло через разум каждого, и оно внушало трепет. Бесконечно… почти как «никогда»…

— Мы должны вам еще многое рассказать и передать… у вас есть вопросы?

— Да. Это… нет, это так быстро…я не успел поверить в то, что испытание существует, а теперь мне надо свыкнуться с тем, что оно уже прошло… А… что будет с нами? С Роном? И… Джинни… она…умерла, да? – с хрипом произнес Гарри. Он сжал кулаки, до крови вонзаясь ногтями в ладони, и ждал, и ждал каждый, и Гермиона, и Рон, и Драко.

— Она жива. Ведь это испытание! Мы взяли ее тело, и вынули из него душу, вложив ее в иное тело, способное проникнуть в глубинный слой. То, что ты проткнул – энергетический вампир, живущий на одном из слоев и обладающей способностью к метаморфозам, а ее сущность, даже не душа, а лишь та часть, что отвечает за ее сознание, была вложена в это существо. Тело ты, Гарри, разрушил… к тому же на нее было наложено заклятье. Чтобы она не сопротивлялась… Ее душа находится в сосуде, который я отдам тебе. Не вздумай открывать его, Гарри! Ни одному смертному не дано увидеть то, что сокрыто самим создателем! Влей его в ее рот. Она оживет… но вполне может оказаться, что изъятие души исковеркало ее, исказило зеркало ее души, и вы сами должны будете справиться с этим…

Годрик повернулся к Ровене, она протянула ему сосуд, а он передал его Гарри. Тот бережно взял его в руки. Это был сосуд из неизвестного ему материала, похожего на серебристый металл, только он был молочно-белым, длинным, изгибающимся сверху и снизу, словно танцующая фигурка человека. Гарри почувствовал покалывание в руке, которое быстро прошло.

— Так что дальше? – спросила Гермиона. Рон бросил на нее быстрый взгляд, но так ничего и не произнес.

— Я отправлю вас в особое место… Это дом. Вы поймете все на месте. Никто не знает о его существовании. Там же будет тело Джинни. Пройдет время. Мы дадим вам знать. Сейчас вы должны отдохнуть… ведь вы не верите… У нас лишь совет, лишь пара слов пока что – это почти что сон, то, что вы пережили, но если вы потеряете душу во сне, будьте уверены, вы потеряете ее и в жизни. Только во сне вы не врете. Берегите ваши души.

Последнее слово расплылось в тумане, окутавшем комнату… они все растворялись в нем, расщепляясь на мелкие частички…

— Что с Волан-де-Мортом? – прокричал Гарри, вдруг заволновавшись, и увидел взмах руки. Он повернул голову, и стена чуть расплылась, предоставляя его взгляду зрелище. Тело Лорда парило в воздухе, точнее, в какой-то молочной субстанции. Он раскинул руки, глаза его были закрыты. Тонкие лучи словно бы вышивали на нем картину, и тело его растворялось. Черты лица как-то странно менялись, сужались, искажались… А потом он сам исчез, и лишь черно-синяя тень, взмахнув крыльями, взлетела ввысь и пропала из виду.

Гарри не чувствовал разочарования. Только какое-то странное облегчение, как маленький мальчик, который выпустил из клетки окольцованного голубя…

Что? – спросил Гарри тихим голосом, словно бы боясь потревожить чей-то покой.

Рон и Гермиона быстро переглянулись и расступились. Гарри не хотел поворачиваться, ни за что не хотел, но скрепя сердце, ему пришлось сделать и это.

Джинни лежала на кушетке, и Гарри сначала не смог уловить никакой перемены. Вот он берет ее тело на руки, он чуть ли не плачет, и слезы эти становятся слезами злобы и безысходности, и он видит, как смотрят на него его друзья, Рон, Драко, Гермиона, видит. И они перемещаются, не трангрессируют, а именно перемещаются в какой-то дом, Гарри даже все равно, что это за место, он кладет Джинни на кушетку, которая стояла в комнате, отламывает крышку сосуда и вливает жидкость ей в рот. На ум некстати приходят мысли о Дамблдоре, которого он поил зельем. Как давно это было… с ним ли?..

Любовь спасет мир – наверное, таков был бы его ответ. Вот и пришло время проверить это.

Сначала ничего не происходило, и он, не в силах находиться рядом, отошел в сторону. Теперь же его друзья пытаются ему на что-то указать…на что?

Гарри внимательно посмотрел на нее, и тут странная слабость разлилась по его телу, пробравшись даже до кончиков пальцев – Джинни дышала, ее живот поднимался вверх и опадал, медленно, словно бы ей было больно. Дышала. Значит жила.

Он встал и до сих пор не веря в чудо, от которого он не видел ничего положительного, подошел к ней, присев на корточки и взяв ее руку в свою. Она не открывала глаз, было понятно, что она спит, находится в неглубоком обмороке. Но с ней все будет хорошо, теперь все будет хорошо…

Только надо будет вернуть ее обратно, здесь ей нельзя было больше находиться. Надо отдать ее родителям, мистеру и миссис Уизли, а они то уж точно знают, что делать.

Отныне Гарри Поттера, Драко Малфоя, Рональда Уизли, Гермионы Грэйнджер в мире магглов и людей не существуют. Официально – они исчезли, но исчезли совсем и навсегда, не только с лица земли, но еще и из памяти людей. Почти навсегда, почти навечно, то есть почти как ад…

На самом деле они теперь на сложном и длинном пути к высшей цели – Проводникам. Они будут учиться контролировать вложенную в них силу, они будут проходить испытание за испытанием…

Одно за другим…

И так до определенного момента, до тех пор, пока они не будут готовы, и именно тогда и свершится то, что и должно было случиться.

Было страшно, тревожно, и вместе с тем радостно, радостно!

Жизнь наладится, они знали и верили. Дышать теперь почему-то было совсем несложно, воздух наконец-то наполнился ароматами жизни. Теперь был смысл, была цель, были верные друзья и помощники, была сила и желания. Все это появилось в миг, а как иначе, если они так долго шли, и так долго еще будут идти?..

Они будут узнавать настоящую историю мира, которой нет ни в одной книге, нет в памяти ни одного человека и волшебника.

Ею, этой тайной, напоен воздух, она плавает в прозрачных водах озер и рек, она есть даже в грязном отражении осенних луж, она в лицах людей, в их глазах, она в небе и солнце, она везде, она в извилистых трещинах коры деревьев, она за стеклом, по которому текут слезы дождя.

Везде…

И мир перевернется… и все изменится… каждого настигнет возмездие… любого…

Пожиратели смерти… все… все… а их задача теперь – направлять и уравновешивать. Направлять и уравновешивать.

Эту историю можно писать бесконечно долго, вечно, если у вас есть вечность, но нас интересует лишь конкретный период времени, лишь его малая часть с собственными героями.

И мы закончим ее очень скоро.

…Гарри Поттер сильно изменился. Пережитое горе и трудности навсегда остались в его глазах и тяжелым отпечатком на лице, словно невидимый, но вполне ощутимый шрам. Он многое переосмыслил. Не со всем смирился. Ему было страшно что-то чувствовать и испытывать, но он боялся вновь шагнуть в сторону и вернуться к власти Зверя.

Они теперь находились в Срединном Доме, так его называли. Дом «передержки». Тут они будут жить, расти, учиться. Приспосабливаться.

Их учат по-разному…иногда на словах… но в большинстве своем во сне, точнее, это не обычный сон, разумеется, это своеобразный канал, по которому осуществляется связь.

Самое страшное, что они начали ссориться.

Ссориться по мелочи, и довольно серьезно, и тогда каждый из них расходился по разным комнатам и сидел там до тех пор, пока не приходило время собраться. Это был сложный период, период изменений и метаморфоз. Порой было страшно и вот почему – а вдруг ВСЕ ЖЕ это обман? Но нет, все реально, это мелкие демоны или бесы, сосущие энергию, присасываются к человеку, вбирая его энергию и внушая ему самые страшные и коварные мысли. Просто порой они думали – неужели битва, к которой они готовились, можно сказать, всю жизнь – закончилась вот так вот? Лорд просто ушел, перешел? А они теперь просто проводники? А крестражи – пафос, попытка, рожденная безысходностью? Да…

И это было страшно.

Но они все это преодолеют, теперь было ради чего…

Надо только наполовину прикрыть глаз, и тогда свет знаний не будет так слепить, надо немного дольше просыпаться, немного меньше размышлять и иногда анализировать. Надо быть холодным, но уметь чувствовать. Надо жить.

И Гарри будет жить, хотя, кто видит, тот знает, ему было тяжелее всех. Это теперь не тот Гарри Поттер, что ночью, лежа в грязном чулане, праздновал свое одиннадцатое день рождения… нет.

Это теперь новый человек, новый Проводник нового времени.

И он будет жить, и он не убоится зла.

* * *

Рон… он как-то даже нереально быстро свыкся с мыслью, что он теперь другой. Может, сказались несколько эгоистичные и честолюбивые мысли. Он привык быть в тени, быть пособником, а не направляющим, а тут ему вдруг предложили новую роль…

Больно было только думать о семье и не иметь возможности ее видеть. Даже если бы на улице он вдруг случайно встретил родителей, они бы не узнали его, потому что Рона Уизли уже нет. Он только иногда с тревогой следил за сестрой, она шла на поправку, но как ему было известно, был некий побочный эффект… Она плохо спала, ей снились странные яркие сны, иногда, примерно раз в неделю, а иногда, в будущем, раз в три месяца у нее случался приступ, она словно впадала в кому. И причин не было. А во всем остальном вроде бы обычная девочка, волшебница…

И Рон свыкся. Может, в этом было больше аморфности и податливости, чем гордого стремления стремиться к высшему, но со временем он преодолеет и это. Им всем надо время.

Он даже научился не смотреть на новые отношения в их Четверке…

Не убоятся они зла.

* * *

— Драко, а иначе быть могло? – спросила Гермиона, подставляя свое лицо солнечным лучам, ласкающим ее кожу.

— Вряд ли, — спокойно ответил ей Драко, и не собираясь врать. Он обхватил ее сзади за талию, нежно прижимая к себе, и довольствовался этими редкими минутами нежности, выпадающими на их жизнь, он вбирал и впитывал их в себя.

С каждым днем росла его зависимость от этой девушки, от Гермионы, и он был не в силах удержать ее, как не удержать поток горной реки, несущейся с крутых склонов. А она, уставшая, измотанная, не чувствующая ничего реального, радостно ухватилась за него, за его чувство, которому никогда бы не было место в реальной жизни.

А в этой можно.

Они то сходились, то расходились, между ними всегда была ямка, наполненная водой, и каждый из них задумывался перед каждым шагом – а стоит ли?..

Ведь, когда они начнут действительно исполнять свою миссию, их чувства постепенно притупятся, сотрутся, как наскальная надпись со временем. И они пользовались этими моментами…

Ему нравилось обнимать ее… даже просто смотреть… просто чувствовать, что он настоящий, и она – она всегда была настоящей. Он попросил ее отрастить волосы, но это было единственным, в чем она ему отказала.

— Мне нравится так. Я привыкла. Я не боюсь! – ответила она ему тогда

— Не убоюсь я зла, — согласился он с ней.

* * *

…Комната потонула в сумраке, слабое сияние исходило только от колыбельки, стоящей в центре.

Четверо подростков расположились по ее углам, лишь Драко – в изголовье, держа в руках амулет для малышки. Кольцо Саламандры, только теперь на цепочке. Артефакт, направляющий энергию, если хотите, дистанционное управление для высших. Они любят саламандр.

Они стояли у колыбельки, в которой находился ребенок, девочка, по имени Серафима.

Ее глазки разрезом были похожи на ивовый листочек, пронзительные, яркие и чистые, светлого зеленого цвета. Глаза ребенка, ничего жуткого и непонятного. Может, чуть более осмысленные.

Светлые волосики уже слабо струились по ее пухленьким плечикам. Она будет очень красивой. Как и ее предшественник.

И красота ее будет оставлять за собой как разбитые сердца, так и наполненные яростью и злобой. Ее будут обожать и ненавидеть. Поклоняться и свергать.

Она будет невероятно сильной, талантливой яркой. Она будет звездой, восходящей на небосклоне жизни.

Серафима…

Великая судьба Темного Проводника…

Теперь вся их жизнь – сплошная Гармония. В мире столько чувств, мыслей, действий, что невозможно описать все даже в десяти романах, и никогда не будет возможно.

Это книга безумия. если подразумевать под безумием все то, что отлично от привычного, и последние главы будут дописывать новые соискатели на авторство… снова и снова… бесконечно…

Жизнь полная радостей и дружностей.

И вот они стоят, жизнь идет, и лишь эта история заканчивается…

И надо лишь знать…

Только став зверем, мы избавимся от боли быть человеком, сказал лорд… но если мы станем людьми, нам нет необходимости испытывать боль и чувствовать себя зверем, ведь зверь – подвластен…

И свет и тьма должны быть равны…и света не должно быть много, а тьмы — мало…

И знания еще придут в их сознания…

И вот они стоят и смотрят на того, кто скоро станет их врагом, сейчас же улыбается и тянет к ним ручки, как и любой ребенок.

Даже выросший на крови других людей цветок все равно тянется к свету, не смотря ни на что.

Не убоюсь я Зла.