Инфант испанский (джен)

Голос в телефоне говорил дело: надо было лечь пораньше. Накопившаяся усталость взяла свое: утром Саша не услышал будильник и проснулся позже, чем планировал. Нет, до репетиции у него была еще уйма времени, а вот если и впрямь взять и пойти куда назначено — через четвертый подъезд, мимо костюмерной, дверь за портьерой…

Брр, какое-то безумие! А скорее всего, дурацкий розыгрыш. Новичок в коллективе — прекрасная мишень для шуточек разной степени тупости. Это мы уже проходили. Но откуда он знает, этот тип в черном пальто, кем бы он ни был, откуда он знает про Сашину… особенность? Хотя и этому есть объяснение — происшествие в метро, когда Саша был вынужден воспользоваться своим настоящим голосом. Обе девушки все прекрасно видели и слышали. Да и те уроды, с которыми он так лихо и, чего уж там, не без самолюбования расправился, теперь знают его тайну. Что знают двое, знает и свинья. А тут уже не двое, а целая толпа народу! Да и раньше он бывал неосторожен, когда еще не особо хорошо управлялся со своим непрошеным даром. Саша поймал себя на том, что использует то же слово, что и человек в черном, — «дар». Подумаешь, подарочек судьбы! Ни разу еще он не принес Саше ничего хорошего, ни разу не получилось использовать его c умом. Разве что в метро вышло удачно.

Еще тип в черном сказал, что Саша не один такой на белом свете. А вдруг это правда? Почему нет? Вполне возможно. И если так, то ему надо повидаться с этими людьми. Неважно, что они от него хотят, просто увидеть их, убедиться, что у них тоже есть эта способность… Разделить с ними это знание, выболтать свою тайну, проколоть пузырь одиночества, в котором он уже начинал задыхаться.

Саша взглянул на часы. Быстро! Он вполне успевает, если не пить кофе и мчаться всю дорогу бегом! И черт с ними, с зимними ботинками, подождут!

Он все-таки немного опоздал, и когда отыскал нужную дверь, действительно почему-то спрятанную за потертой бархатной портьерой, сердце колотилось не столько от волнения, сколько от безумного кросса по обледенелому тротуару. Саша глубоко вздохнул и решительно постучал в дверь. Она была притворена неплотно и сама собой открылась от его прикосновения.

Внутри было сумрачно, неярко горела настольная лампа. Ее уютный свет скрадывал очертания стен и предметов и мягко обрисовывал силуэты сидевших за столом. Сначала Саша увидел Ваню, который обернулся на стук и привстал, то ли приветствуя входящего, то ли уступая ему место.

— Ну вот… пришел, — сказал он довольно. — А вы сомневались!

— Какое счастье, — без энтузиазма отозвалась Лебединская, выглядывая из-за Вани. — Мы и ждем всего-то полчаса.

Это было похоже на сон. И неверный свет, и незнакомая обстановка, и общая дикость ситуации. Саша преодолел искушение ущипнуть себя и осторожно шагнул к столу. По правую руку от Лебединской сидел Сёма. Он молча кивнул Саше и указал на свободный стул. Больше в комнате никого не было.

— Извините, — сказал Саша неловко. — Я опоздал.

— Не мог понять, что все это значит? И стоит ли вообще приходить? — засмеялся Ваня. — Понимаю. Я, когда был на твоем месте, вообще позвонил в полицию! А ты прямо держишься молодцом.

— И что сказали в полиции?

— Посоветовали не злоупотреблять… а лучше вообще ничего такого не употреблять. Да полиция — ерунда, а вот от Веры мне тогда влетело за самодеятельность!

Ваня вдруг оборвал себя и вопросительно оглянулся на Лебединскую.

— Ты рассказывай, Саша, — предложила она с непривычной доброжелательностью. — Прямо все по порядку рассказывай, так проще всего. А потом уже мы.

— Мне вчера позвонили, — начал Саша неуверенно. — Этот странный человек… человек в черном пальто. Сказал, чтобы я пришел сюда, четвертый подъезд, дверь за портьерой.

— Постой, — перебил его Ваня. — а откуда ты знаешь про черное пальто, если говорил с ним по телефону?

— Так я его видел раньше. В метро, прямо в тот день, когда прилетел. Я забыл чемодан в вагоне, и он…

— Ты… его видел? — переспросил Ваня потрясенно. — Именно его? Ты уверен?

Саша пожал плечами.

— Во всяком случае, на нем было черное пальто. И голос я узнал по телефону. Он такой, что не перепутаешь. А почему ты так удивляешься? Вы ведь с ним, я так понимаю, все знакомы?

— Знакомы, это да, — вздохнул Ваня. — Только я его ни разу за это время не видел. Вообще ни разу. Только по телефону. Вера вот видела. Мало сказать — видела, он ей жизнь спас. И Сёма с ним встречался. И вот ты теперь тоже. А мне он не показывается. Хотя мы уже столько лет…

— А кто он вообще такой? И как его по-настоящему зовут?

Ваня насупился:

— Настоящего имени мы не знаем. Ну то есть я не знаю.

— Мы тоже, — сказала Лебединская. — Не ревнуй, Ванечка, мы знаем не намного больше твоего. И так его между собой и зовем — человек в черном пальто.

— Вообще мы и другие прозвища придумывали, — впервые подал голос Сёма. — Но они звучат еще нелепей. А черное пальто как-то прижилось.

— А он всегда ходит в этом пальто? Даже летом?

Сёма и Лебединская растерянно переглянулись.

— Кажется, летом мы с ним еще не встречались, — сказал Сёма. — Но надеюсь, что и летом будет так же.

— Почему? — Саша с трудом подавил нервный смешок. — Если он переоденется, вы его не узнаете? Как тот тип у Зощенко, который свою невесту мог узнать только по пальто и шляпке?

Сёма хитро прищурился:

— А ты узнаешь? Ты запомнил, как он выглядит?

— Ну да, — сказал Саша. — Он такой…

Он задумался и надолго замолчал. Ваня попытался ему помочь:

— Молодой? Или старый?

— Ну… нет, не молодой. Заметно старше тебя. Или нет, вообще скорее моложавый, и по лестнице, я помню, так легко побежал, через ступеньки перепрыгивал.

— Какого роста? Высокий?

— Я не заметил. Я на лавочке сидел, а он стоял, мне непонятно было.

— Ну а потом, когда он по лестнице бежал?

— Не помню. Как-то не обратил внимания.

— Ну а что вообще помнишь? Особые приметы? Бородавка на носу, татуировка… шрам от аппендицита?

— Глаза, — сказал Саша. — Такие… ну, как бы… какие-то вот… Вообще взгляд такой…

Он замолчал и беспомощно посмотрел на Ваню.

— Эх ты! — вздохнул тот. — И почему он всегда показывается тем, кто потом ни черта вспомнить не может? Если еще разок увидишь, щелкни хотя бы на телефон, а?

— Мальчики, не отвлекайтесь, — попросила Лебединская. — Ближе к делу.

— Да, — сказал Ваня, — насчет дела. У тебя, Саш, какая суперспособность?

— Что?

— Суперспособность. Видал кино про супергероев? Ну хоть какое-нибудь? Там всякие странные чуваки сражаются с силами зла и хаоса. Я вот люблю что-нибудь эдакое под настроение глянуть.

Саша помотал головой.

— Я их не очень…

— Ну и правильно, — непоследовательно согласился Ваня. — Полная фигня. Но суть примерно такая же. Мы как бы супергерои, и у нас есть суперспособности, у каждого своя. Вот лично ты что умеешь?

— Разрушать, — робко признался Саша. — Я умею разрушать. Голосом.

Они изумленно переглянулись и расхохотались так, что звякнула чайная ложка в стакане, который стоял перед Ваней. Саша вздрогнул, но терпеливо выждал, пока все успокоятся. Он пришел сюда, чтобы поделиться, чтобы рассказать им обо всем, и пути назад нет.

— Я знаю, что смешно. Даже когда я просто пою… ну, свои басовые партии, это смешно. Я вообще не думал, что стану оперным певцом, я два года отучился на биофаке. Я ботаник во всех смыслах слова. А потом оказалось, что я могу петь. А потом… вот это. Я и раньше что-то такое замечал, оно в детстве еще началось. Я сначала думал — показалось, но потом понял, что нет, не кажется. Только я тогда петь еще не умел, поэтому не так сильно проявлялось. А когда начал заниматься всерьез в консерватории, тут оно и прорвалось. Хорошо еще, что никто не пострадал.

Теперь они слушали внимательно. Саша поколебался и добавил:

— Мне кажется, я и убивать могу. Я не стану конечно, но я могу…

— А ты пробовал? — тихо спросил Ваня.

— Я однажды… — Саша запнулся и продолжил с усилием, — я однажды нечаянно… Это в самом начале было, я еще ничего не понимал. Я был у друзей на даче и… она просто оказалась рядом. Я старался быть осторожным, я уже знал, что могу натворить дел. Но тут так неудачно все сложилось…

Сёма положил ему руку на плечо. Он смотрел с сочувствием, но вопрос прозвучал неожиданно резко и требовательно:

— Кого ты убил?

— Ворону. Она там на дереве сидела… и упала. Прямо мне на голову.

На этот раз они очень старались не засмеяться, и это им почти удалось, только Ваня сдавленно закашлялся.

— Как же ты на биофаке два года отучился, такой нежный? — подивилась Лебединская, разглядывая Сашу с любопытством и почти материнским умилением. — Там ведь вроде лягушек надо резать?

— С трудом. И бросил его с облегчением.

— А ты никому не рассказывал про эту свою… суперспособность? — спросил Сёма.

— Рассказывал однажды. Невесте. Своей девушке… бывшей.

— Неужели она тебя из-за этого бросила? Вот дура! — возмутился Ваня.

— Нет, не из-за этого. Да и не получилось у меня ничего. Я не знаю, как у вас, а меня этот мой настоящий голос не всегда слушается. Сейчас уже лучше, а тогда совсем плохо получалось. Но я все равно рассказал. Не хотелось ей врать.

— Это большая ошибка, — Лебединская покачала головой, — не надо выкладывать тем, кого мы любим, всю правду о себе.

— Возможно. Но я рассказал и хотел показать… и ничего у меня не получилось.

— И тогда она тебя бросила? — снова влез Ваня.

— Нет, зачем? Она подумала, я пошутил, посмеялась. И я с ней об этом больше не заговаривал. И другим не рассказывал. Хотя очень хотелось иногда… Но что они мне могут сказать? Испугаются или не поверят. Или сдадут в психушку. Или в поликлинику для опытов.

— Это хорошо, что ты больше никому не рассказывал, — кивнул Сёма. — Жаль, что так получилось с твоей девушкой. Но хорошо, что ты сохранил тайну. Мы не такие супергерои, про которых Ваня говорит. Мы попроще. И нам надо использовать любое преимущество.

— Что ж хорошего в том, чтобы скрываться, отмалчиваться и врать? — Саша невесело усмехнулся. — В чем здесь преимущество?

— Эффект неожиданности, когда ты все же явишь миру свои таланты.

— Это кому же я должен их явить? Может, мне в цирке выступать, а не в опере?

— Нет, не в цирке. Нас ждет дело куда важнее, труднее и, если честно, опаснее. Ты ведь догадываешься, наверное, что не случайно оказался здесь?

— Угу, — мрачно согласился Саша, — догадываюсь. Не моя это роль. Я сразу понимал, что не моя, и я тут среди вас… младенец в джунглях.

— Да ну, что ты несешь! — вспылил Ваня. — У тебя отлично получается. А Великашу ты не слушай.

— Филипп у тебя вполне нормальный, — снисходительно согласилась Лебединская. — Бывали у меня и похуже. Но дело не в этом. Ты нужен нам для другого. Нас всего трое, и это очень мало. Поэтому когда мы узнали, что ты тоже…

— А от кого узнали? А, постойте! От человека в черном пальто? — догадался Саша.

— От него, — подтвердила Лебединская. — И он же устроил так, чтобы выбрали именно тебя.

— Так вы с самого начала знали, что я… такой?

— Нет. Ну то есть лично я догадывалась, что к нам прибудет подкрепление, но и вообразить не могла, что это окажешься ты. А узнали мы о тебе только вчера вечером. Так что для нас это тоже… сюрприз. И вторичное знакомство.

— Мы — команда, — попробовал прояснить дело Ваня. — Понимаешь? Ну как в том кино… ах да, ты же не смотрел. Ну неважно. В общем, мы живем обычной жизнью и стараемся не использовать свои способности без необходимости. Хотя иной раз трудно удержаться, ну ты и сам понимаешь… Но вообще они нужны нам для другого.

— И для чего же?

— Для борьбы с силами зла и разрушения, — буднично сказал Ваня. — Это не часто бывает, но иногда случается. Если ты к нам присоединишься, мы станем сильнее. Но ты еще подумай, не торопись. Это может быть опасно. И для некоторых плохо заканчивается. Вот Вера с Сёмой знают, меня пока миновало…

Он говорил тихо и под конец почти перешел на шепот.

— Мы не можем от тебя ничего требовать, — вполголоса продолжал Сёма, и каждое его слово гулко падало в тишину. — Только предложить. Если ты согласишься, обратной дороги не будет.

Саша обхватил голову руками, зажмурился, потом снова открыл глаза. Ничего не изменилось. Светила лампа, где-то тикали часы. На него смотрели выжидательно.

— Значит, силы зла и разрушения. Я и сам разрушитель, я же говорю… я вам еще не все рассказал… Я однажды декорацию обрушил!

— Нет, это не то, — остановил его Сёма. — Ты можешь выломать дверь, уронить декорацию, ударить человека на расстоянии, пусть даже убить. Но ты не заставишь солнце лопнуть, не испаришь жизнь с поверхности земли, не разорвешь цепи и нити, из которых соткано все на свете, не сможешь обратить день в ночь, а людей — в чудовищ.

— А… кто это может?

— Есть сила, способная на это. И на большее. А мы по сравнению с ней можем так мало… Тля под кирпичом. Имей это в виду, когда будешь принимать решение. Возможно, есть люди, которые от тебя зависят…

— Нет, — Саша помотал головой. — Родителей моих уже нет. Тетя Аня… мы с ней теперь редко общаемся. Полина от меня ушла. Нет никаких людей.

— Но ты все же еще подумай. Осмысли все хорошенько.

Осмыслить услышанное было трудно, и Саша постарался переключиться на то, что попроще.

— А что вы можете? Этот ваш в черном пальто сказал, что вы наделены таким же даром, как я. Я подумал, что вы тоже умеете разрушать. А получается, у вас какие-то другие… суперспособности?

— Ванечка у нас главный супергерой, — сказала Лебединская. — Совсем как в этих дебильных фильмах. Супертенор!

— Да ладно тебе, — отмахнулся Ваня.

— И что же он умеет?

— Лучше всего он умеет разбивать сердца юных дев, — сказал Сёма. — Такая вот у него суперспособность.

— А Сёма лучше всего умеет разбивать сердца старых дев! — парировал Ваня.

— Да. А что? Среди них бывают вполне симпатичные, — невозмутимо ответил Сёма.

— А Верочка уже разбила на своем веку все, что хотела. И теперь вышла на новый уровень. Ее суперсопрано лишает разума неосторожных, как пение сирен! А когда она в ударе, это как… как пение пожарных сирен.

Они засмеялись, но у Саши так зашумело в ушах, что он не услышал ни звука. Гнев напополам со стыдом окатил его тяжелой горячей волной и вышиб дыхание из груди. Дурак, идиот, как он повелся! Смеются… И как не посмеяться над таким лопоухим недоумком! Навешали ему на эти самые уши лапши, а он и слушает, а они все больше веселятся и даже уже не пытаются это скрывать…

Надо было сказать в ответ что-то резкое и остроумное. Ну или хотя бы просто резкое. Пусть даже грубость, неважно, что-нибудь, чтобы они осеклись и замолчали! Что-нибудь обидное, чтобы им тоже стало плохо и стыдно… Саша поднялся. Сейчас он бы мог им показать… С них бы мигом сдуло веселость, и их самих мигом бы сдуло из-за стола, и не скоро еще они после этого смогут встать на ноги… Нет, нельзя, нельзя… Надо просто что-то сказать им. Сказать, что они… что он… Сосчитать про себя до десяти. Раз, два… два… во… восемь…

Саша глубоко вздохнул, молча повернулся и вышел, аккуратно притворив за собой дверь.

В коридоре он, не сдерживаясь, застонал и до боли вонзил ногти в ладони. Ну что за кретин! Ведь догадывался, ведь знал в глубине души, что над ним потешаются! Ведь сегодня утром сам себе сказал, что это розыгрыш… И что? Все равно приперся, выслушал эту ахинею… Обрадовался, как дурак, выболтал им все про себя, и про Полину, и… почти про все… Почему с ним так всегда? За что они его?.. Сам виноват, поделом! Не надо быть таким доверчивым олухом! Он им скажет потом… Нет, ничего не скажет. Никогда больше не увидит эти физиономии. Прямо сейчас зайдет к Великовскому и уедет… сегодня же! Сейчас!

Он шагал по коридору, не видя, куда идет, и сослепу налетел на какое-то мягкое препятствие. Это оказался Сёма, который неведомым образом обогнал его, забежал спереди и остановил, взяв за плечи.

— Саш, ты чего? Что случилось?

Саша брезгливо дернул плечами, стряхивая Сёмины руки, но тот держал его крепко.

— Уйди, — сказал Саша сквозь зубы. — Слышишь? Уйди! Что еще вам от меня надо?

— Да что случилось? — повторил Сёма встревоженно.

Саша поднял голову и посмотрел в прозрачные глаза, которые еще недавно казались ему такими лучистыми и добрыми. Саше нередко приходилось расстраиваться и злиться, но ненавидеть — еще никогда. Теперь он не смог бы использовать голос, он даже просто говорить не мог, губы прыгали, и никак не получалось вдохнуть воздух как следует.

— Все, — выдавил он наконец. — У вас все получилось. Шалость удалась! Концерт окончен!

— Ах вон ты о чем! — сказал Сёма с облегчением и ослабил хватку. — Уф, напугал… Слушай, ну прости! Мы ведь нечаянно. Это нервное. Знаешь, чем серьезнее дело, тем больше разбирает смех. А на самом деле все действительно серьезно.

— Что серьезно? Что?! — Саша почти закричал. — Силы зла серьезны? Демоны разрушения? Супергерои?!

— Да, — Сёма кивнул, — вот это все. Это трудно осознать и почти невозможно объяснить. Нужны годы, иногда десятилетия. А у нас нет столько времени. Надо, чтобы ты понял сразу. Поэтому получается так… неловко.

— Переигрываешь, — сказал Саша. — Великовский бы тебя не одобрил.

Сёма оторопело заморгал, потом улыбнулся, но тут же, словно испугавшись, снова стал серьезным. Где-то за спиной у Саши, видимо, не выходя из комнаты, вдруг запел Ваня.

Высо́ко поднимем все кубок веселья

И жадно прильнем мы устами.

Как дорог душе светлый миг наслажденья —

За милую выпьем его…

Ваня пел негромко и не мешал их разговору, Сёме даже не пришлось повышать голос.

— Это все правда. То, о чем мы говорили. Может, слова не совсем удачно подобрали. Но я не уверен, что для этого есть подходящие слова… по крайней мере, в тех языках, которые я знаю.

Ловите счастья миг златой,

Его горька утрата —

Промчится без возврата

Он жизнью молодой…

У них над головами вдруг что-то отчетливо звякнуло. Сёма умолк и поднял глаза. Саша тоже посмотрел вверх.

В воздухе прямо над ними висел наполовину пустой стакан с чаем, который во время разговора стоял на столе перед Ваней. Стакан чуть накренился, ложечка в нем снова звякнула.

Как пенится светлая влага в бокале,

Так в сердце кипит пусть любовь!

Это уже было немного чересчур для истерзанного Сашиного рассудка, и теперь он сам ухватился за Сёму.

— Иван шалит, — сказал Сёма, не выказывая ни малейшего удивления по поводу левитирующего стакана. — Ты спрашивал, какие у нас суперспособности… Вот у него такая.

Да, как вино в бокале,

Пусть наша жизнь кипит!

Стакан дрогнул и перевернулся, окатив Сашу липким чаем.

— Ну вот… извини! Он тоже еще не очень справляется. Не сердись на него, — попросил Сёма виновато. — И на нас не обижайся.

А Саша уже и не обижался.