Сестрёнка (джен)

Лето перед пятым курсом пролетело будто бы в каком-то не иначе как магическом тумане. Ни как добирался до Тисовой, ни как на оной пребывал сколько силился так и не вспомнил. Одни обрывки и мысли, мысли и ещё раз мысли. О Дамблдоре, о его, судя по всему, имеющих место планах. О якобы вернувшемся и убившем его семью тёмном маге. И о том, что, судя по всему, умудрился удивить директора тем, что у него, видите ли, как таковой отсутствует пиетет пред именами его родителей. Последних Гарри не так чтобы уважал, не после того, как узнал о сестре, а окончательно его добил уже Дамблдор. Судя по всему, он даже не понял того, что стал если не врагом, так точно тем, к кому Гарри относится точно так же, как и к отцу, всего-то и сделал, что признался в том, что мантию-невидимку на первом курсе прислал ему именно он. На вопрос о том, а у него она откуда, судя по всему, и вовсе без задней мысли ответил, мол, его, Гарри, отец дал её ему незадолго до нападения. Ключевым, по мнению Гарри, было это самое практически убийственное «незадолго». Именно так и рухнули и так державшиеся на последнем издыхании авторитеты. Мама же, мама — это в некотором роде святое, и именно поэтому на маму это его отношение не так чтобы распространялось. Ведь если подумать и посмотреть вокруг, то быстро выяснится что мама — это тот последний и практически нерушимый рубеж. И вот не верилось ему, Гарри, в то, что она могла бы просто взять и отдать ни в чём не повинного ребёнка. Скорее уж это батюшка сделал в точности так же: вполне возможно, что способную спасти если не всех их, так уж маму и его мантию передал Дамблдору. Дескать, для изучения, по крайней мере именно так пояснил этот момент ему сам Дамблдор. Будто бы сестрёнка, она как та мантия, тоже вещь, и поступили с ней в строгом соответствии, как с вещью. Хочу — подарю, хочу — выброшу или же на попользоваться дам. А если опираться на слова Сириуса о том, как он описывал Джеймса, то картина и вовсе становилась цельной. Чем тут гордиться Гарри не так чтобы понимал. Нечем ведь. Буквально с первого класса потерявший берега молодой наследник-идиот. И что с того, что талантливый. Леонард, вон, тоже талантливый. В апреле вот умудрился сестрёнке написать. Три часа успокаивал. Насилу уговорил не реветь, про себя желая поганому гаду, чтоб его как минимум к толчку приколотило. В голове в тот момент времени как-то сам собой встал образ блюющего после стычки с Малфоем слизнями Рона. О том, что это и вправду сработало, Гарри так никогда и не узнал, и тем не менее выворачивало Леонарда тогда знатно. Почти четырнадцать часов. Жесточайшее обезвоживание и боль при малейшей попытке сделать хоть сколь бы то ни было глубокий вдох, что преследовала его ещё неделю. О том, что через месяц таких пыток, повторяющихся всякий раз, только лишь он поминал «свою» сестру, Леонард окончательно и безповоротно забыл о таком понятии, как сквернословить, ни брату, ни тем более сестре также было неведомо.

Пролетел июль, «отпразновался» день рождения, а затем его ни с того ни с сего, посредством какой-то малопонятной и до предела сумбурной операции по спасению его тушки, доставили куда-то в Лондон, как оказалось, в цельный всамделишный штаб вновь организованной и, по сути, практически партизано-подпольной организации, декларирующей своей целью борьбу за всё хорошее против всего плохого. А если конкретно, то против Волдеморта и примкнувших к оному магов. Увы, но после всего происшедшего, а тем более после разговора с Дамблдором, отношение ко всему этому у Гарри было, мягко говоря, скептическое. И полёт до Лондона на мётлах оного ни на йоту не изменил, скорее даже с точностью до наоборот. В итоге ситуацию разрядило только появление Молли Уизли. Уже в некотором роде сумевшая понять этого практически замкнутого и до предела странного ребёнка, она буквально какой-то парой слов перенаправила его интерес сначала на вот-вот обещающий быть готовым обед, а затем и на то, что вскорости прибудет её муж Артур. Упоминание последнего и стало тем, что собственно и подействовало. Пусть и выглядящий в некоторой степени странно, тем не менее Артур Уизли был более чем образованным и начитанным. Как итог, с ним и, конечно же, близнецами Гарри было куда как более интересно. Близнецы, правда, есть такое дело, ребята шебутные. Вот только это только и исключительно оттого, что им просто и до банального скучно. И если их чем бы то ни было интересным занять… И так как занять их у Гарри практически всегда получалось… В общем, за счёт их присутствия всё стало не так чтобы плохо. Гермиона, как и тогда перед вторым курсом, подработала на полставки почтовым курьером и прямо на Гриммо привезла пришедшую, как знал Гарри, из США посылку. Следствием же стало то, что и Артур, и близнецы для общества оказались окончательно и безповоротно потерянными. Собственно, как и Гарри. Ни ему, ни рыжикам ни дела Ордена, ни что-либо иное было неинтересно. То ли дело попытаться рассчитать рунический конструкт, способный укрепить и без того весьма и весьма занятный, а местами и вовсе, как это ни парадоксально, ещё и композитный сплав. О последнем, понятное дело, их попросил Гарри, а его, соответственно, сестра. Ну не проходят винты требуемой ей конструкции испытания. Не проходят, и точка. Можно, конечно же, за счёт формы наверстать, но это не особо приемлемо, так как в этом случае изменятся фоновые шумы, и если в текущем своём варианте они почти неотличимы от естественных, то в случае замены конструкции это будет уже нет, и так как это, по мнению сестры, неприемлемо, а заменить на другой, более износостойкий сплав нельзя — его попросту ещё не придумали, — к делу и подключился Гарри.

Самым сложным было отнюдь не создание цепочки. Нет, нет и нет, это-то для него, ученика Хогвартса, закончившего четвёртый курс, а также имеющего в зоне доступа такие кладези информации, как близнецы и сам мистер Уизли, к тому же помноженные на обнаружившуюся на третьем этаже этого дома библиотеку, было несложно. Сложностью было сокрытие и свёртывание оных рун таким образом, дабы они всеми и каждым в отдельности без исключения воспринимались только и исключительно как неотъемлемый элемент конструкции этих самых винтов. Ни капельки не выделялись. И вообще, начиная от чертежей и заканчивая готовым изделием, смотрелись бы только и исключительно органично и незаметно. Проведённый ими ещё зимой эксперимент подтвердил, что какой-либо зависимости относительно того, кем именно писались руны, нет. Неважно, маг, сквиб или вовсе магл. Если цепочка составлена и отчерчена в строгом соответствии с требованиями рунистики и нумерологии, она будет работать вне зависимости от того, кто и как именно оную наносил. Хоть стилом, хоть токарно-фрезеровочным станком, да даже лазерная гравировка и та подойдёт. Только станок нужно настроить так, чтобы руна выжигалась или же прорезалась за один проход и без каких-либо перерывов. То есть нельзя было использовать программы, когда прожиг или же резка идёт в несколько десятков проходов. Не самая, надо сказать, большая проблема. Уж точно не после того, как из прибывшего с Гермионой кейса был извлечён вполне себе работающий даже в таком пропитанном магией доме, как Блэк-хаус, ноутбук. Рунами в нём было исчерчено всё, начиная от поверхности центрального и графического процессоров и заканчивая обратной стороной корпуса. Сделано было, конечно, с приличным таким избытком, и тем не менее уж лучше так, чем промахнуться и переделывать. С винтами для ТДД такое, правда, не прокатит. В смысле промахиваться там нельзя. И если ноутбук это не так чтобы затратно, то вот винты для ядерного подводного ракетонесущего авианосца…

Как следствие, для мира все четверо оказались в буквальном смысле потеряны. Артур, правда, на собрания «Ордена» ходит и то не всегда, а близнецов и самого Гарри разве что на обед дозваться и то только под честное слово и всякие вкусности. Сириус, вон, даже обиделся и с горя в очередной раз запил. Крестник его, видите ли, игнорирует. Ну а крестнику этому с таким вот крёстным попросту неинтересно. Восхваление бати-идиота да его Гарри на оного похожести — вот, собственно, и всё, что он от этого самого крёстного за всё время их знакомства слышал. И нет, он, Гарри, разумеется понимал. Понимал, что Азкабан не то место, откуда выходят начитанными и просветлёнными умом. Хотя последнее утверждение в некотором роде весьма себе спорно. Ведь если воспринять действие дементоров как нечто буквальное, то ум находящихся под их бдительной стражей и в самом деле в некотором роде просветляется. Правда, почему-то только и исключительно до дыр, но да это уже, судя по всему, неважно. По крайней мере, Министерству так точно. И было бы ещё понятно, находись там люди только и исключительно пожизненно, но нет, их периодически по отбытии ими назначенного срока выпускают. Вот это то и есть то самое сомнительное и во многом спорное. О здоровье рассудка таких вот освобожденцов говорить не приходится. Да и пример вот он перед глазами. Сириус, он, конечно же, не образец и вообще ни разу не эталон, и тем не менее результат, как говорится, налицо. Именно поэтому общению с не полностью уравновешенным и адекватным крёстным Гарри предпочитал общество мистера Уизли, его сыновей, за исключением младшего и не понять в кого уродившегося таким лоботрясом Рона, а также находящуюся в особняке библиотеку. Именно последняя, собственно, и способствовала, и так как ему в этом никто и ни в коей мере никак не препятствовал. В общем, расчёты двигались, не так чтобы быстро и тем не менее на месте не стояли. Так и пролетел август — в обнимку с ноутбуком, расчётами и всем, что этому так или иначе сопутствует.

* * *

Отправка на Кингс-Кросс более всего походила на очередную спецоперацию и вызвала только и исключительно раздражение. Ничего и близко похожего на то, как это и вправду проводится. Разве что не с криками, у всех на виду. Ещё чуть и можно было бы просто с табличкой идти. Не заметить подобное… «Эх, майора Калинина на вас нет», — думал вынужденно участвующий во всём этом фарсе в тот момент Гарри. И уже в купе, когда все расселись, а видящая его состояние Гермиона таки докопалась относительно оного, Гарри и не выдержал и буквально взорвался. Долго и со вкусом поливал как организацию, так и общее планирование. А под конец, уже практически выдохшись, сообщил, что не заметил бы их только и исключительно слепой, безрукий, безногий и на голову тугодумный инвалид. А также, то что, попади эти, с позволения сказать, охранники в зону ответственности некоего майора Калинина, песок бы они жрали денно и нощно. И вот не факт, что даже после этого их бы хоть куда бы то ни было допустили. Так и доехали, выговорившийся Гарри читал что-то своё в очередной раз руническое. Рон в очередной раз дулся, а Гермиона всё силилась понять, о каком таком майоре упомянул её друг и может ли им этот самый майор и в самом деле хоть как бы то ни было помочь.

Праздничный пир, начало учёбы. Всё слилось в один сплошной круговорот и резко дало по тормозам на первом же уроке по защите. Опять защита, снова защита, думал уже порядком задолбавшийся к этому времени Гарри. А уж когда выяснилось, что им предстоит заниматься банальным переписыванием учебника… Более убогое времяпрепровождение и придумать-то было сложно, о чём он честно учителю и ответил. Сама ведь спросила, ей, видите ли, интересно, что он, Гарри, обо всём этом думает. Чего ожидала, неясно. А получила то, что получила. А именно пояснение о том, что у него и так времени немного и тратить его на это убожество он желания, как говорится, не имеет. Обиделась, обвинила в нелояльности к Министерству и впаяла ажно неделю отработок. В ответ на всё это Гарри не поленился и составил письма на имя декана, директора и попечительского совета. И нет, он не требовал, чтобы с него сняли несправедливо наложенное наказание или же чтобы жабу, как её уже успели прозвать среди учеников, уволили. Он просто и без затей попросил, чтобы для него был досрочно проведён теоретический экзамен по дисциплине ЗОТИ, и так как, согласно официальному заявлению текущего преподавателя, практика предмета в этом году не предвидится, то он просит от посещения данного предмета, теорию которого он и так знает назубок, освободить, как аргумент приводя то, что переписывание учебника глава за главой, запятая в запятую, в то время как ему кровь из носу нужно готовиться к СОВ, — есть трата времени в прямом смысле слова нецелесообразная.

Декан прочитавшая это его заявление первой обалдела, директор, коли бы мог, наверное, поседел бы. В попечительском же совете до невозможности удивились. Особенно сообщению о запрете на официальную практику предмета. Следствием происшествия стала проверка от последнего. Во время оной были выявлены не менее десяти нарушений, одним из которых оказалось то, что пособие по ЗОТИ было хоть и полностью утверждённым, да вот беда, как дополнительная книга для первого курса. Как следствие, Амбридж была вызвана в Лондон, а вернувшись, смотрела на Поттера как на врага народа. Но сделать при этом оному что-либо не могла.

Совершенно неожиданно выяснилось, что сам Поттер, как оказалось, о чём бы то ни было не говорил и в каком-либо препирательстве с Министерством или же иными сильными мира сего не замечен. Как следствие, коней было велено попридержать и за мальчиком внимательно, но исключительно издалека понаблюдать. Что делает, чем дышит, какое мнение имеет. Отработки также было велено, нет, не отменить, это было бы пагубно для авторитета как преподавателя их назначившего, так и для стоящего за спиной этого самого преподавателя министра. Но заменить тем, что и вправду будет для подростка полезным, а для Министерства во всех смыслах этого слова безвредным. Именно поэтому всю следующую неделю домашние работы Гарри делал под неукоснительным присмотром госпожи жабы. Та даже изволила пару эссе его прочитать, дескать, для проверки на грамотность. Подросток не спорил, эссе без каких-либо проблем отдал и, как следствие, и жабу занял, и себе место под новые свитки на столе освободил. Тишина, спокойствие — одним словом благодать, именно поэтому, пусть и в шутку, и тем не менее перед уходом с последней из назначенных ему отработок юноша вроде бы невзначай посетовал на то, что в гостиной, дескать, до безобразия шумно, да и в библиотеке не намного тише, и, как следствие, он уже обдумывает, не продлить ли ему столь плодотворное для его обучения и дальнейшей карьеры занятие. Изумлённая его заявлением жаба несколько запоздало вопросительно вскинула бровь, вот только попрощавшийся с ней юноша уже успел скрыться за дверью и ничего этого уже не видел.

Итог же случившегося в масштабах вверенного заботам директора Дамблдора учебного заведения был пусть и не заметным, зато глобальным. Министерство по-тихому, то есть без шума, передало школе чародейства и волшебства Хогвартс полные комплекты стандартных учебников по ЗОТИ за все курсы, числом равным числу учащихся в оной школе в данный момент студентов. И именно их Амбридж и раздавала ученикам на время своего урока. Ну и переписывание главы было заменено на вдумчивое, как она выразилась, прочтение оной. А также написание по прочитанному материалу короткого, по сути, в большей мере тезисного, чем развёрнутого эссе. И прибавившийся ко всему этому еженедельный полностью практический урок, на время которого в классе присутствовал инструктор, прибывавший прямиком из академии аврората. Практика проводилась по конкретному закрепляемому в этом месяце заклинанию. Всего таких заклинаний в учебнике было девять. Каждое из них имело в строгости защитные функции, на этом настоял представитель ДМП, присутствовавший при непосредственном обсуждении выбираемой министром и, соответственно, Министерством магии в целом реакции в отношении происшедшего, так сказать, инцидента. Именно поэтому спустя не многим более пары недель всё в общности своей так или иначе наладилось. Ученики учились, учителя учили, министерская жаба бдила и за Гарри в том числе. Вот только бдимый ею по прямому указания самого министра объект был до неприличия скучен. Он с головой, то есть насовсем и практически безвозвратно, погрузился в уже сейчас начавшуюся для него подготовку к СОВ. Никого ни к чему не призывал и, несмотря на летние выступления Дамблдора, за оного Дамблдора не особо агитировал. Хотя честнее будет сказать, что вообще никак не агитировал. Картина в связи с этим складывалась, надо сказать, что до безобразия пренеприятная. По всему выходило, что мальчик и вовсе не так чтобы в курсе того о том, что именно и как именно от его, между прочим, имени вещал этим летом теперь уже только директор Дамблдор. А вещал лишившийся за это самое вещание двух из имеющихся у него на момент начала оного вещания постов Дамблдор ни много ни мало о том, что тот-чьё-имя-не-принято-называть мало того, что вернулся, так ещё и Гарри Поттер, видите ли, это подтверждает. Вот только Гарри Поттер ничего и ни в коей мере, в отличие от Дамблдора, не вещал. Никого и ни к чему не призывал и вообще с головой ушёл в изучение в, судя по всему, столь любимых им рун и арифмантики. И когда уже практически сообразившая, в чём тут дело, Амбридж приблизительно ко второй четверти октября подсунула ему стенограмму одного из заседаний Визенгамота, того самого, на котором от его имени вещал потерявший в тот же день свой пост председателя оного Визенгамота Дамблдор, реакция Гарри была, что неудивительно, практически ожидаемой.

Стенограмма была заложена аккурат между страниц выданного ему на время урока одобренного Министерством магии учебника, Амбридж попросту использовала оную вместо закладки. В общем, мальчик закладку прочитал, по мере прочтения несколько раз побледнел, затем покраснел, пробормотал что-то невнятное относительно некоего старого маразматичного педофила и, чуть подышав, отложил листок, после чего невидящим взглядом уткнулся в учебник. Почему невидящим? Так надо ведь быть полнейшим клиническим идиотом, ну, или же сидельцем выше упоминавшегося Азкабана, чтобы не понять того, зачем и с какой именно целью оную стенограмму ему подложили. Оставалось только с реакцией определиться, спасибо, что сестрёнка ещё не спала и, как следствие, также проникнувшись, несколько раз написанное прокомментировала. Собственно, из-за её комментариев парень и покраснел. Не ожидал, что девушка и такие вот образно-словесные конструкции способна составить. В общем, реакция юноши говорила, как это говорится, сама за себя. И как следствие, какие-либо подозрения в его адрес, даже если и были, растаяли, как предрассветный туман на солнце. Ну не было ни у Министерства, ни у кого-либо ещё и малейшего подозрения к тому, что Гарри Поттер ещё и превосходнейший актёр. И так как актёром Гарри и в самом деле не был… В общем, реакция у него была что ни на есть живая и до безобразия правдивая, а главное, до того же самого безобразия ещё и показательная. О том, что Поттер Дамблдора старым маразматиком нарёк, министр Фадж был оповещён буквально в тот же самый вечер. И раз уж даже такая его помощница, как Долорес, и та говорит, что мальчик для них не так чтобы опасен… А раз не опасен, так и пусть себе живёт. Руны, говорите, учит, пусть учит, руны — это хорошо, руны — это правильно.

Так за учёбой совершенно незаметно наступило очередное, пятнадцатое по счету в его жизни Рождество. Незадолго перед ним проявились, как думал сам Гарри, первые признаки переутомления. Сначала несильно и тем не менее неприятно начала побаливать голова. Машинально трущий в такие моменты свой знаменитый на всю Англию шрам юноша и подумать не мог, что об этом доложат непосредственно Дамблдору. Как оказалось, Дамблдор о подобном сам лично попросил как Рона, так и Гермиону. Гарри-де на меня в обиде, виноват я перед ним, и не могли бы вы за ним приглядеть. Приглядели, ничего не скажешь. По ночам, оказывается, разве что свечку не держали. А утомлённый головной болью и дневными нагрузками шепчущий — это, знаете ли, в буквальном смысле нечто. И сколько не ставь блоков, сколько не контролируй себя так, что жёстче уже просто убиться, во сне всё одно хоть что-нибудь да пробьётся. Естественно, что, как и сестра, исключением в этом случае Гарри не являлся. Шептал, как и все, не так чтобы разборчиво, ворочался, видел сны, которые наполнялись неясными обрывками чертежей и невнятным шёпотом. И естественно, что при некотором желании, особенно если ищешь что-то по заказу и более чем конкретное, то, конечно же, это самое ты и найдёшь. Мечется ведь по кровати, перекручивает простыни, бормочет нечто невнятное. Глаза под веками бегают, будто бы читает что-то остальным неведомое. Ну как тут не решить, что это вот оно-то самое. Правды ради, надо признать, что и в самом деле вернувшийся к жизни Волдеморт попыточку таки предпринял. Его интересовало пророчество, и, как следствие, полоумный возрождённый лич считал, что оно заинтересует и Поттера. О связи с мальчиком он узнал ещё приблизительно в середине лета. Ну а попытку предпринял непосредственно под Рождество. Такой вот подарок, ему показалось, что это будет символично и в некотором роде забавно. Вот только результат был не таким каким он, Волдеморт, себе спрогнозировал. В разум Поттера не то что пробиться не удалось, тут самому бы ноги унести. После этого неделю непроизвольно повторял какую-то зубодробильную формулу (из реляционной физики). В общем, одного раза хватило. И разбираться в том, что это там у Поттера за тараканы такие — не иначе как мадагаскарские — в голове водится, не хотелось. Как следствие, никто ни в какую голову не лез, и только Дамблдор был уверен в строгости в обратном. Нежелание мальчика общаться он приписал не мальчику, а транслирующему это самое ему нежелание Волдеморту. Сокрушался и сетовал собственным выводам, а когда впечатлённый особо ярким взбрыком дара своего соседа Рон прибежал с этим к директору, то и вовсе уверился. Вызвал к себе в кабинет, перепугал чуть ли не вусмерть. Правда, так и не понял, что причиной испуга была вовсе не связь, которая, может, есть, а может, и нет её. По крайней мере, бездоказательным словам директора Гарри не поверил. Не после того, как этот самый директор от его имени летом всякую околёсицу нёс. Совершенно при этом не стесняясь того, что сам Гарри ничего подобного не то что не говорил, но даже и думать о чём бы то ни было подобном не думал. Как следствие, с предложением о необходимости позаниматься окклюменцией Гарри на тот момент согласился. На то, что заниматься с ним будет профессор Снейп, тоже. Ему и в голову в тот момент не пришло, что это может быть опасным. Юноша был уверен в том, что это чем-то сродни какой-нибудь магически подкреплённой медитации. И так как к обычным он был уже привычен, то попросту заинтересовался возможностью узнать что бы то ни было новое.

Узнал только не об окклюменции, а об идиотизме магов в целом, а также одного конкретного мага в частности. Пояснения профессора были до того скудными, что Гарри и вовсе попросту не ожидал. Вполне честно посмотрел преподавателю в глаза, так давая понять, что он готов его слушать и тот может вполне себе продолжать, вот только вместо лекции получил удар неизвестным заклинанием и от неожиданности не защитился. Мог бы, но попросту растерялся, а спустя миг вывалился в состояние резонанса. На то, чтобы хоть как бы то ни было собраться в кучку и прийти в себя, потребовалось минут около пяти, две из которых смотрел хаотично мелькающие и постепенно замедляющиеся «мультики» — формулы, чертежи, невнятные обрывки. Всё это шло одним необузданным и оттого вполне себе болезненным потоком. О том, что там с профессором, как-то не думал. Тут бы сестру за собой не потащить. У неё сейчас должно быть какое-то особо важное совещание, она ему об этом в обед написала. Не хватало ещё, чтобы её прямо при всех приложило. Именно поэтому все силы юноши были направлены только и исключительно на то, чтобы обуздать и загнать обратно в клетку столь не вовремя вырвавшийся на волю то ли дар, то ли всё-таки проклятье.

А в то время как осоловевший от происшедшего Поттер смотрел на мир почти немигающими до предела расширившимися зрачками, точно так же, как и его студент, оказавшийся на полу профессор Снейп пытался вдуплить, что же именно это всё-таки было. Голова буквально раскалывалась. Мысли никак не желали структурироваться, и это у него, у прирождённого, как выяснилось уже непосредственно на седьмом курсе его обучения в Хогвартсе, окклюмента. Это что же за грибы-то такие этот поганец жрёт. Ни единой ведь мало-мальски понятной мысли, вообще не за что зацепиться, не за что потянуть. Одна какая-то хаотичная хрень, на мысли индивида разумного не похожая. Скорее уж бред какого-то сумасшедшего. Откуда-то с боку раздалось неуверенное: «Профессор». Собственно, именно это и вернуло в реальность. Первым желанием было гнать взашей поганца, он ведь не иначе как специально перед занятием что-то эдакое принял. Вот только что-то всё-таки кольнуло и вместо того, чтобы выгнать ненавистное дитятко не менее ненавистного Поттера, поднялся сам и подал оному руку. И едва тот некрепко ухватился, совершенно не заботясь об аккуратности, вздёрнул.

Шатающийся и норовящий вот-вот завалиться по новой Поттер картиной был той ещё. Именно поэтому, пусть и с трудом, и тем не менее трансфигурировал прямо под парнем первое пришедшее на ум кресло и, не особо церемонясь, толкнул в оное Поттера. К чести своей парень поблагодарил и встать даже не попытался. Наоборот — явственно расслабился и забормотал что-то там о том, что он сейчас, надо только чего-то там… Чего именно, разобрать не удалось, и именно поэтому почёл за лучшее пойти за зельем. И коли уж этот гадёныш чего-то эдакое сожрал, так не ему же за всё это отвечать. А раз не ему, то универсального очистителя и безоара должно хватить. Не хватало ещё от Дамблдора выслушивать. Зелье влил залпом, просто запрокинул голову и вынудил проглотить. Затем повторил то же самое, но уже с безоаром. Вот только эффекта ожидаемого не получил. Поганец поморщился, оно и понятно — универсальный очиститель вещь далеко как не самая приятная на вкус. Вот только когда ты отравлен, это вообще никого и ни в какой степени не интересует. Жить будет — уже хорошо, а то, что во рту помойка, так кто ж тебе родимый сказал о том, что легко будет.

Минута, другая, пять. Эффекта нет, точнее, есть, но, судя по всему, не от зелья, тут скорее сам Поттер честь себе делает и таки пытается подобраться. Шептать, вон, что-то безсвязное уже перестал. Правда, смотрит так, как будто бы видит что-то, чего в комнате нет. Лобешник трёт и промаргивается, будто бы наваждение сбрасывает. Странно, но на отраву непохоже. Не должно оно так-то. Вывернуть могло бы — это да, к этому то он вполне себе готов. Даже тираду уже для поганца приготовил, но нет, ни единого позыва, а это значит, что чистить в парне не так чтобы было что. И если это так, то тогда напрашивается вопрос: если не отрава или иная какая наркота и прочие галлюциногены, коих в магическом мире немало, то тогда что? Ну не Лорд же ему всё это в бошку засылает! Хотя Люциус говорил, что слышал, как Лорд тоже что-то невнятное бормочет, неужели всё-таки он? Именно этот момент и выбрал Поттер для того, чтобы наконец-таки проморгаться и, сориентировавшись, на месте спросить:

— Профессор, вы что, сумасшедший? А если бы вы погибли? — Брови от такого непроизвольно пошли вверх. А Поттер тем временем явно в сердцах продолжил: — Предупреждать же надо, я бы хоть щиты укрепил, вы там как, не сильно задело? Я вроде быстро очухался?

Утверждения и вопросы один другого краше, и как вот прикажете на такое реагировать. Наглость, наглость как она есть, в чистом виде, яркая незамутнённая и тем не менее в совершенстве своём искренняя, именно поэтому и сдержался. Чудом, не иначе. Как следствие, на место уже практически сорвавшимся с языка слова пришёл чисто профессиональный интерес, а следом за ним и вопрос. Конкретный такой, а именно: «Что и в какой именно дозировке было принято, где взято и как давно?» Ответ был как минимум неожиданным и, что интересно, судя по всему, полностью вменяемым. Поттер явно пришёл в себя и, окончательно оглядевшись, немного обижено сообщил, что он-де ничего не принимал, а также и то, что он, оказывается, сливочное пиво и то не пьёт. Заявление для ученика Хогвартса, мягко говоря, практически невероятное и тем не менее, судя по мимике и выражению уже полностью пришедших к норме глаз, оное сделано совершенно серьёзно. И вот если парень и вправду серьёзно, то что же это, чёрт возьми, было? Тем временем окончательно оклемавшийся Поттер банально и без затей попрощался и покинул не заметившего это ушедшего в свои мысли профессора.

С момента до предела неудачно прошедшего урока прошло практически три недели. Пролетели каникулы, и именно после оных Северуса и вызвал к себе Дамблдор. Интересовался успехами, ну, или отсутствием таковых, а также посетовал на то, что столь чудесный, как Рождество, праздник мальчик провёл на больничной койке. А также и о том, что о причине этого мадам Помфри его так и не уведомила и, сославшись на врачебную тайну, дала ему, директору Хогвартса, от ворот поворот. Как следствие, пришлось оного Поттера после урока просить задержаться. Разговор получился не очень, парень, что естественно, был настороже и вполне прямо заявил, что одного раза ему хватило. Пришлось пообещать, что ничего подобного более не будет. А также, как бы это ни было тяжело, извиниться. Что интересно, сработало, и в назначенное время парень постучался в дверь отведённого под занятия класса.

Хоть по факту и второе, но по сути своей первое занятие прошло не в пример удачнее предыдущего опыта. А по его окончанию оставшийся в одиночестве зельевар крепко так призадумался. По всему выходило, что он все эти годы видел некоего им самим для себя самого выдуманного Поттера. Эдакого маленького принца с сахарным леденцом за каждой щекой. На деле же юноша был от этого образа до крайности далёк. Начать можно было с того, что сахар как таковой Гарри практически не употреблял, а закончить тем, что это, судя по всему, не Лорд Поттеру чего-то там на подсознание транслирует, а именно что Поттер Лорду. И кто для кого в этой связке опаснее — большой такой вопрос. В выражениях своих парень был до предельного осторожен и тем не менее, пусть и немногим, но всё-таки поделился. Как следствие, осознание собственных ошибок пребольно ударило по самолюбию. Такого уникума пропустил, а парень, оказывается, обладает идеальной памятью и при варке зелий опирается именно на оную, а не на учебник или же на доску, где он всегда дублировал рецепт. Также выяснилось, что Поттер-то вовсе даже не глуп. Не выделяется — это да, вот только это его «не выделяется» — по большей своей части ширма. Один только работающий в Хогвартсе ноутбук чего только стоит, а ведь именно его Поттер ему и показал. Правда, про клятву о неразглашении не позабыл. Но да ничего, оно и вправду того стоило. До того стоило, что себе такое же ну прямо до неприличия захотелось. И вот что интересно, парень не отказал. Честно сообщил, что все рунные цепочки и прочие системы оного им разрабатывались в соавторстве со старшим Уизли, а также при помощи небезызвестных профессору Снейпу близнецов. Вещица была, конечно же, не безплатной, да к тому же ещё и прийти должна была уже практически под самый конец этого учебного года, зато в обмен Поттер пообещал, что предварительно загрузит на, как он выразился, диск, всё то магическое и магловское, что так или иначе могло бы профессору быть интересным. В обмен Северус передал парню одну из своих книг по окклюменции, в библиотеке такую точно не найдёшь, даже в пресловуто известной запретной секции.

На третьем занятии его за эту самую книгу весьма и весьма искреннее отблагодарили, а на четвёртом Северус понял, что учить этого уникума ему попросту нечему. Самобытный, явно весь в себе парень использовал всё лучшее из того, что было в его, Северуса, наработках, и, как следствие, пробиться к нему в разум было примерно так же легко, как если бы сделать то же самое, но уже с самим Северусом. И так как сделать этого не сумел ни Тёмный Лорд, ни, чего греха таить, таки пытавшийся и тем не менее обломившийся Дамблдор… Так и дотянули до лета, директору Северус честно отрапортовал о том, что задание выполнено и Поттер-де обучен. Поттеру знания и возможность спокойно и безшумно заниматься. Друзья не так чтобы донимают, в классе тишина, сиди себе домашку дописывай ну или же не домашку, а что бы то ни было иное, последнее было даже чаще чем первое. Северус проявлял чудеса тактичности, и именно поэтому к маю как-то так уж получилось, что выяснил о том, что и в какой именно степени о своём незабвенном батюшке думает этот, без сомнения, талантливый и многогранный молодой человек. О причинах, как и о многом другом, Поттер не распространялся, но вот сам факт одним своим существованием душу неплохо так согревает. Да и критически мыслящий маг — это уже, по сути, половина успеха. На том и разъехались. Довольный приобретённым техномагическим ноутбуком Северус — к себе в лабораторию, а Поттер — в очередной раз на Тисовую.