Кто будет таким, как я? (джен)

Подъезжали мы уже поздним вечером, в сумерках, и дождь к этому времени давно прекратился. Конечным пунктом оказалась станция Хогсмид, названная так в честь располагавшегося поблизости поселения магов. Оттуда старшекурсники уходили в какую-то одну сторону, а нас, первокурсников, кто-то созывал мощным то ли басом, то ли баритоном, перебивавшим весь шум и гам подростковой толпы.

— Первокурсники! Все сюда, ко мне! Все первокурсники, идите ко мне!

Выйдя на перрон, я повернулся по направлению к источнику голоса, пытаясь выделить его и по возможности добраться туда через толпу, и тут я увидел его. Он возвышался над толпой учеников, как Гулливер над лилипутами. Огромная массивная фигура была раза в два выше меня, а в обхвате, пожалуй, могла достигнуть немногим меньше десятка моих тел. Огромный человек махал единственным на платформе фонарём и пытался созывать к себе в кучу первокурсников. Казалось, нас вышел встречать самый настоящий великан, если они в этом мире вообще бывают. Первым желанием при виде этого заросшего бородой и огромной плохо расчёсанной шевелюрой гиганта было стремление развернуться и убежать как можно дальше, продираясь через людской поток вокруг, и только серьёзным усилием воли я смог взять себя в руки и направиться в нужную сторону.

Когда народ удалось-таки собрать, — а подходили остальные, должно быть, как и я, неохотно, — великан представился Хагридом и сказал, что именно он будет нашим провожатым до входа в Хогвартс. После этого мы дружной колонной побрели за ним, а точнее, за удаляющимся по тропе фонарём. Поскольку нас было много, фонарь был один, а погода стояла пасмурная, то шли мы почти наощупь, интуитивно по какой-то спускающейся непонятно куда тропинке. Как так получилось, что до берега озера, куда нас и вели, мы дошли все в целости и сохранности, я не знаю — магия, не иначе. Чувствуя всю торжественность момента, а может, просто боясь ослабить бдительность, никто не вёл никаких разговоров в это время, и весь переход прошёл в молчании, изредка прерываемом репликами великана. Когда Хагрид понял, что мы уже подходим к нужному месту, он не преминул сообщить об этом нашему нестройному ряду.

— Так, приготовьтесь к тому, что через несколько мгновений вы увидите Хогвартс. И не забывайте смотреть под ноги!

Вряд ли под ногами можно было заметить Хогвартс, а увидеть его все-таки не терпелось, поэтому в ряду первокурсников то и дело кто-то начинал спотыкаться. Не зря первокурсников водят именно этой тропой, а потом — через озеро. Потому что спустя несколько мгновений мы увидели... С берега, куда мы спустились, огромный замок на противоположной стороне, освещённый огоньками света в окнах, казался сказочным, завораживал. Разглядеть его полностью мы не могли из-за темноты, но и те причудливые очертания, которые были освещены, впечатляли. Позже я замечу, что замок этот по-настоящему волшебный, некоторые его башни построены таким причудливым образом, что никакие маггловские архитектурные возможности не позволили бы этого сделать. Но пока мы не видели всего его великолепия — только очертания неизвестности ждали нас впереди. Хагрид посадил нас в лодки — по четыре человека в одну — и те, в свою очередь, сами тронулись и повезли нас к противоположному берегу. Яркие огоньки света из окон отражались в воде, и мы, вначале просто выплывшие в освещённое озеро, вскоре уже просто плыли по какому-то пожару.

Поскольку я ещё в поезде понял, что с Гермионой нас связывает очень немногое — да почти ничего, — то постарался попасть в другую лодку, нежели она. Я, таким образом, оказался в одной лодке с ещё двумя мальчиками и девочкой. Естественно, они, как и все кроме Гермионы, были мне незнакомы. Я бы мог молчать и дальше, всю дорогу любуясь красотой замка впереди и чёрно-жёлтой водой вокруг, но девочка решила зачем-то взять инициативу по знакомству в свои руки.

— Привет, ребята. Раз мы оказались вместе, давайте познакомимся.

— Ну, давай. Я Терри Бут.

— Сьюзен Боунс.

— Слушай, а это не твоя родственница заведует отделом магического правопорядка? Я Сид Шеклтон, кстати.

— Да, это моя тётя. Она же и воспитывает меня с тех пор, как... Так, а тебя как зовут?

— Гарри Поттер — обо мне всё же вспомнили, а то бы я, может, так и не представился.

— Всем пригнуться! Всем пригнуться! — голос Хагрида разносился над водной гладью. Действительно, мы уже подплывали к какому-то утёсу, за которым начинался тоннель, ведущий прямо к замку. Сам тоннель был скрыт зарослями плюща, что заставило не видящих, где же именно кончается плющ и начинается потолок, детей пригнуться как можно ниже, во избежание столкновения с твёрдой поверхностью. Впрочем, судя по тому, что сам великан ни за что не зацепился, эта мера была излишней, и мы даже вполне могли бы просто сидеть, как и сидели до этого, и ничего бы с нами не случилось. Может, это только Хагриду и надо было пригибаться?

Так или иначе, но разговор наш после этого так и затих на представлении, к тому же и плыть нам оставалось совсем недолго. Тоннель, просторный — я не мог достать руками до его стен — тёмный, скоро закончился выходом к песчано-галечному берегу с построенной на нём пристанью для лодок, куда мы и пришвартовались. Пристань оказалась совсем вблизи замка — какой-то лестничный пролёт, пусть и не самый короткий, и мы уже стояли перед огромной дубовой дверью, ведущей в Хогвартс. Каменная громада нависала над нами так, что я почувствовал, будто мы все, включая нашего огромного проводника, какие-то букашки или муравьи перед лицом чего-то вечного и незыблемого, на фоне которого мы — никто, и нас вообще не существует. Судя по тому, что только-только начавшиеся после прибытия к берегу шёпотки сами собой стихли, проникся не только я.

Хагрид тем временем, убедившись, что все его подопечные дошли до места назначения, трижды постучался своей тяжёлой рукой в дверь, издавшую от этого довольно-таки гулкий звук. Долго ждать не пришлось — дверь распахнулась почти сразу, представив нашему взору немолодую волшебницу в тёмно-зелёных одеждах. Ее лицо казалось строгим; я бы точно несколько раз подумал, прежде чем задавать ей какие-либо вопросы. Здесь-то Хагрид и покинул нас, передав этой женщине, которая велела следовать за ней внутрь каменного чудовища — по крайней мере, я в тот момент воспринимал замок именно так. Пока мы шли по каменным коридорам, хотелось спросить, почему нас не повели в огромные двери, за которыми доносился мерный гул множества голосов и, вероятно, там находились остальные ученики. Но когда я вспоминал вид ведущей нас преподавательницы, желание как рукой снимало. Таким образом мы дошли до другого зала, оказавшегося соседним с тем, откуда раздавались голоса. Помещение оказалось не слишком большим, и было нам в нём, откровенно говоря, тесновато. Строгая женщина тем временем начала говорить для нас вступительное слово. Ничего особенного она нам не сказала, кроме того, о чём мне уже успел поведать Квирелл, — правда, она говорила об этом немного по-другому и, возможно, чуть более подробно. Про наличие четырёх факультетов, на которые нас через несколько минут должны распределять, про то, что факультет станет нашим домом и чем-то вроде семьи, что все факультеты равнозначны... Из нового я узнал про соревнование между факультетами, проводящееся путём набора баллов за правильные поступки и снятия — за неправильные. После этого нас на некоторое время оставили одних в помещении. Тогда же она и назвала свое имя, но оно почему-то тут же вылетело из моей головы. Я лишь запомнил, что она является деканом Гриффиндора и заместителем директора. Спустя некоторое время я вспомнил ее фамилию — ведь именно она прислала мне пригласительное письмо.

Перед тем, как выйти, она попросила собравшихся вести себя тихо, но где вы видели одиннадцатилетних детей, которые такие предупреждения слушают, тем более, находясь в пяти минутах от одного из важнейших событий в своей жизни? Сам я больше молчал, думая, что на Гриффиндор мне при таком декане поступать как-то совсем боязно. Тем временем, многие мои будущие однокурсники начали, не стесняясь, обсуждать услышанное, дополняя его теми фактами, которые они знали сами.

— Да всё это неправда про равнозначность! Посмотрел бы я на желающих учиться на том же Хаффлпаффе, — кто-то не воспринял слова профессора всерьез.

— Я хочу там учиться, можешь посмотреть на меня! Тем более, один из самых знаменитых директоров Хогвартса — Квентин Тримбл — учился как раз на Хаффлпаффе. Он был одним из известнейших специалистов в методах противодействия проклятиям и, более того, при нём Хогвартс даже за пределами Магической Британии был признан лучшим учебным заведением в Европе! — кажется, Сьюзен не на шутку разозлилась.

— Эй, ребят, кто-нибудь знает, как вообще проходит отбор на факультеты? — спрашивал как раз Терри.

— Мне Фред говорил, что будет очень больно, — просветить однокурсника решил рыжий мальчишка, семью которого я уже, кажется, видел на платформе, — и что это действительно тяжело. Могут, например, тролля выпустить...

Конечно, многим из нас рассказывали до поступления, что это не страшно, что все куда-либо поступают, но после такого опуса все как-то притихли, ибо воображение у нас было развито достаточно. Ведь то, что распределит нас шляпа, не значит, что никакого испытания не будет, правда? Может быть, шляпа просто судья... Только Гермиона продолжала говорить что-то про свои успехи в изучении заклинаний и просто какие-то знания о волшебстве и волшебном мире тем, кому посчастливилось оказаться рядом с ней в этот момент. Довольно забавно, учитывая то, что она была магглорождённой, и окружали её в том числе и те ученики, которые с детства жили в волшебном мире. Точнее, это сейчас мне ситуация кажется забавной, а тогда, учитывая то, что она мне пыталась проесть такими же репликами плешь всю дорогу на поезде... как же она задолбала! Ну как, как можно всё время говорить об учёбе, о важности выбора, о правильности того или иного... ну как?! Неужели это только я такой неправильный, а всем остальным слушать о ее достижениях интересно?!

Когда рассказы Гермионы были прерваны её же визгом, я как-то злорадно порадовался. Правда, когда я увидел причину визга, мне тоже стало не до смеха: на нас надвигалось скопление призраков, и не все из них выглядели дружелюбно. Всё-таки, когда человека убивают, он явно не испытывает любви к окружающим. Призраки тем временем не спешили делать с нами ничего предосудительного и вели себя довольно спокойно, так что паника снова сменилась обычным волнением. Помогло нам также то, что большинство призраков были больше заинтересованы не нами, а поведением какого-то Пивза. Однако некоторые представители их братии нас поприветствовали, а одно особо добродушное привидение представилось Толстым Монахом и выразило надежду на то, что многие из нас попадут на его факультет — Хаффлпафф.

Мы уже начали отходить от шока, когда профессор Макгонагалл вернулась за нами и позвала пройти за собой в Большой Зал на церемонию распределения. Идя вместе с остальными вслед за ней, я начал судорожно думать, на какой же всё-таки факультет я хочу попасть: на Слизерин или на Хаффлпафф. Гриффиндор я отмёл, потому что особо храбрым себя никогда не считал, да и вряд ли я буду интересен таким ученикам, и это было ещё до того как я увидел декана этого факультета. Райвенкло мне тоже не подходил, потому что, как я не считал себя храбрецом, так же не считал и умником. А быть в хвосте по успеваемости на своём факультете я не хотел — тем более, подозревал, что именно туда направят Гермиону. Казалось бы, всё понятно: если я больше хочу признания и хорошего места в жизни, стоит пойти на Слизерин, а если хочу, чтоб меня приняли таким, какой я есть, если хочу иметь много друзей, то выбирать лучше Хаффлпафф. Но я... я не знал, а что мне, собственно, нужно, и именно в этот момент, когда пора бы уже было определиться с основным стремлением в жизни, противоречия одолевали меня сильнее, чем когда-либо.

Нет, я всё же хотел величия... Несомненно, хотел. Быть всю жизнь никем, человеком, существование которого если и замечали, то лишь когда я мешал. Конечно, я хотел быть великим, добиться многого, чтобы смело сказать в лицо всем, кто меня когда-либо обижал всё, что я о них думаю.

— Потолок Большого зала похож на настоящее небо, я читала об этом...

Как и почему снова оказался рядом с Гермионой в тот момент, я не знаю. Сейчас я могу с уверенностью сказать, Гермиона — неплохой человек. С возрастом жизнь научила ее держать свое мнение при себе. Но тогда она была самой большой занудой, которую я только встречал, а потому в дальнейшем я всеми силами старался ее избегать, чтобы поберечь свои нервы.

— Не читал, но это итак как бы видно, — сказал я очевидное, рассматривая звездный потолок, на котором в свете луны видны были даже проплывающие облака.

Когда Распределяющая шляпа начала петь, я удивился. Уставился на древний предмет гардероба во все глаза, но снова не узнал снова ничего нового. О факультетах я уже слышал в третий раз, а мне и с первого раза все примерно было ясно.

— Тот, чье имя я называю, выходит вперед и садится на табурет — профессор МакГонагалл держала в руках список, очевидно, с нашими именами. — Аббот, Ханна!

Светловолосая худая девочка неуверенно села на табурет, МакГонагалл надела живую шляпу ей на голову.

— Хаффлпафф!

И никаких троллей. Я оглянулся на рыжего, который грыз в этот момент ногти. Идиот! Только зря панику развел.

Хаффлпафф или Слизерин... Хаффлпафф или Слизерин? Захотелось рассмеяться прямо на месте от гениальной идеи, которая пришла мне в голову. Но я лишь улыбнулся и продолжил следить за ходом распределения.

Сьюзен, как и хотела, отправилась на Хаффлпафф. Терри Бут — на Райвенкло. Гермиона просидела на табурете не меньше пяти минут, после чего шляпа отправила ее на Гриффиндор. Видимо, ей предоставили выбор, важность которого она мне доказывала. Белобрысый мальчишка, который так и не представился мне в магазине мадам Малкин, поступил на Слизерин. Прям не распределение, а исполнение желаний какое-то!

За преподавательским столом я увидел профессора Квирелла, но тот не смотрел в мою сторону. Почему-то одет он был как-то вызывающе странно, даже среди волшебников в мантиях — в фиолетовой бархатной накидке и с тюрбаном на голове. Примерно так я представлял себе джина из бутылки. После привычного для меня немного старомодного маггловского костюма и даже после мантий разных расцветок, которые я уже успел понаблюдать в волшебном мире, этот образ всё равно не вписывался в рамки «правильной» одежды, словно доказывая мне, что ничего-то я не знаю о своём новом месте обитания, чего бы там мне не рассказывали до этого.

— Поттер, Гарри!

Пока плелся к табурету, едва не споткнулся о полы мантии. Не то чтобы на меня все смотрели, и от этого было неуютно — ведь моя фамилия далеко не самая первая в списке, а старшекурсники уже разговаривали друг с другом. Скорее, за каждым названным первокурсником наблюдали другие, чьи имена еще не назвали, ведь только их пока еще интересовал процесс распределения, от которого зависела их дальнейшая судьба. Среди тех, кто сидели за столами, лишь единицы продолжали смотреть на первокурсников. Но даже десяток-другой наблюдателей — и такая мелочь способна сбить с толку. Всегда замечал за собой такую неприятную особенность, особенно в школе: как только учитель становился позади меня, из головы мигом улетучивались нужные формулы и идеи решений.

— Так-так-так... Какие интересные сомнения... — услышал я голос в своей голове, от которого вздрогнул. До этого в моей голове всегда говорил только я сам — никогда не заводил себе воображаемых друзей, даже если настоящие были в дефиците, а в дефиците они несомненно были.

— Да я уже вроде бы не сомневаюсь.

— Знаешь, от этого еще интереснее. Только за двумя зайцами сложно угнаться.

— Я не то, чтобы собираюсь за ними гоняться... В общем, я сделал выбор.

— Сделать выбор, оставив два итога — это очень по-слизерински.

— Нет. Я сделал окончательный выбор, что для меня в приоритете.

— Пусть будет по-твоему, только это далеко не окончательный выбор. Еще много и много раз ты будешь возвращаться к этому моменту и думать, правильное ли решение ты принял. Я, конечно, не всеведуща, но такие вещи предсказать могу.

— А... можно спросить, почему все, с кем я успел пообщаться, поступают только туда, куда хотят. Для чего тогда нужно распределение?

— Оно нужно для того, чтобы человек мог решить и сделать выбор сам. Хаффлпафф!

Видимо, шляпа не захотела разговаривать со мной больше. До сих пор не дает покоя вопрос, зачем же все-таки нужно распределение в том виде, в котором оно существует, и Годрик ли сделал Распределяющую шляпу. Ведь среди гриффиндорцев больших любителей пофилософствовать над проблемами выбора никогда не водилось, если не считать Гермионы и, возможно, Альбуса-дальше-я-не-запоминал Дамблдора, а уж некоторые исторические справки относительно биографии Годрика наталкивают на мысли, что и за ним сей грех замечен не был. Может быть, шляпа на самом деле была плодом коллективного труда основателей? Вот те же райвенкловцы — большие любители неоднозначных вопросов и не менее неоднозначных ответов, даже пароль у них в гостиной своеобразный. Как-то нужно было мне на старших курсах туда попасть — простоял у входа минут двадцать, пытаясь ответить на вопрос, что общего у камня и дементора. Ответы в духе того, что оба способны помочь телу расстаться с душой, если бросить камень в висок, не принимались.

Но что-то я отвлекся. Тогда я спрыгнул с довольно высокого табурета и направился к столу, ставшему внезапно моим, под не особо громкие аплодисменты. Я заметил, что только гриффиндорцы хлопали громче других, приветствуя новых учеников.

— Привет, садись туда, — девушка с ярко-фиолетовыми волосами рукой показала мне на свободное место, почти напротив нее. Она выглядела милой и доброй, и я уже начал думать, что, кажется, шляпа направила меня на нужный факультет.

— Шеклтон, Сидни, — распределение тем временем еще не закончилось.

Мой сосед по лодке — лохматый русоволосый мальчишка, выглядел так, словно распределение его вообще не волновало, и всё происходящее было самым обычным делом в его жизни. Впрочем, как я узнаю позже, его вообще не сильно многое волновало, какой бы сферы это не касалось. Если бы существовал на свете факультет профессиональных пофигистов, его стоило бы распределить именно туда.

— Хаффлпафф!

Сид, подойдя к столу, не стал слушать указания девушки с фиолетовыми волосами о месте, которое ему бы отводилось, поэтому плюхнулся как раз между мной и Сьюзен, хотя расстояние этого, в принципе, не позволяло. Мне пришлось подвинуться в сторону.

— А вот и я, — радостно сообщил очевидное Сид. — Вот же завтра родители расстроятся, что я к вам поступил.

— Почему? — спросила Сьюзен.

— Потому что отец окончил Райвенкло, а мать — Слизерин. Я попросил шляпу отправить меня на тот факультет, где ценится лень как естественное состояние человека, но она сказала мне, что такого факультета нет, и отправила сюда.

— У меня тоже мама окончила Слизерин, а отец — Райвенкло, — с усмешкой сказала девушка, цвет волос которой не давал мне покоя. Зачем она их красит в фиолетовый? Но вынужден признать, что смотрелось это эффектно.

— Вот черт, я не уникален! Поттер, а ты что тут делаешь? Поттеры же потомственные гриффиндорцы, если я правильно помню.

О том, что Поттеры — потомственные гриффиндорцы, я слышал впервые, поскольку как-то не сообразил спросить у Квирелла, на каком факультете учились родители, а других шансов узнать этот факт мне не представилось.

— Я в поезде встретил Гермиону, которая не только много читает, но и любит рассказывать об этом другим. А я тоже довольно ленив, да и чтение всё-таки не кажется мне самым интересным времяпрепровождением, — о том, что другие развлечения у меня если и бывали, то очень нечасто, я благоразумно решил пока не рассказывать.

— И в этом я не уникален! А мне говорили, Хаффлпафф — факультет, где ценят трудолюбие. Лгали!

— Так, все, распределение закончено, можно и представиться, — начал подросток, у которого на груди помимо факультетского значка был еще один.

— Только не включай зануду, прошу тебя. Я Тонкс. Брайан Фосетт мой, можно сказать, коллега. Мы старосты. Я на седьмом курсе, он на пятом, остальные старосты, — Тонкс посмотрела в противоположный конец стола, — В общем, ладно. Потом познакомитесь.

Тем временем, из-за своего трона, не иначе, поднялся сам Альбус Дамблдор. Выглядел он до того забавно, что я заулыбался, глядя на его фиолетовый колпак со звездами.

— Добро пожаловать! Прежде чем мы начнём наш банкет, я хотел бы сказать несколько слов. Вот эти слова: Олух! Пузырь! Остаток! Уловка! Всё, всем спасибо!

— Это он сейчас кого олухом назвал? — не понял Сид.

— Тебя, — усмехнулась Тонкс. — Ешь уже.

— О, еда!

Никогда в жизни не видел столько еды! Жареная курица, отварной картофель, сладости, овощи и фрукты — и при том больше всего блюд было приготовлено с участием тыквы. Стол буквально ломился от обилия яств. Мне хотелось попробовать все сразу, и только физическая невозможность подобного удерживала от столь необдуманного шага.

— На ночь вредно столько есть! — слегка надменно заметил мальчишка, которого распределили сразу после Сида.

— Тебя как зовут? — поинтересовался Шеклтон.

— Смит. Захария Смит.

— Отличная фамилия! У меня для тебя есть подарок, — с этими словами Сид вынул из кармана мантии маленький пузырек с желтой жидкостью и протянул его Захарии.

— Что это?

— Мне мама тоже сказала, что на ночь вредно столько есть, и дала это зелье, для лучшей... как ее там... усвояемости. Бери — мне не жалко — и не порть людям торжественный момент. И аппетит тоже не порть.

Смит, видимо, настолько растерялся, что взял флакончик, и только после этого сообразил.

— Зачем это мне? У меня нет проблем с услевяемостью.

— Усвояемостью, — поправила Сьюзен.

— Тогда чего было умничать? Давай обратно зелье, а то вдруг у меня желудок завтра разболится.

В тот момент у меня было отличное настроение. Шутили не надо мной, как часто бывало, а над кем-то другим, и это... это было просто прекрасно! Да и ребята казались мне веселыми, поэтому в первое время после поступления я точно не задумывался над тем, правильное ли принял решение. Тем более, тогда я решил, что достичь величия можно на любом факультете, раз уж программа обучения везде одинаковая. А на Хаффлпаффе можно еще и друзей найти — все же лучше быть великим с друзьями, чем великим одиночкой. Одиночкой вообще быть довольно скучно — это-то я чётко успел для себя уяснить за одиннадцать лет своей никчёмной жизни.

Когда влетели привидения, я уже не испугался, хотя некоторые все же снова завизжали, несмотря на то, что видели призраков перед распределением. Сид, однако, всё-таки оказался уникальным хотя бы в том плане, что смог удивить Толстого Монаха, поздравившего нас с поступлением, попытавшись схватить того за руку и поблагодарить за поздравление.

Под конец дня я был настолько вымотан, что мозг отказывался запоминать дорогу до спален. Двигающиеся картины впечатлили бы меня еще пару часов назад, но сейчас я с трудом различал лица волшебников на портретах. Судя по тишине, в которой мы шли по коридорам и лестницам, устали абсолютно все, даже старшекурсники.

— Чтобы попасть в гостиную факультета, нужно назвать пароль рыцарю и пожать ему руку. На самом деле это не рыцарь, а простые доспехи, но... — объяснял первокурсникам необходимые действия Брайан.

— Но все предпочитают называть его рыцарем, потому что здороваться с доспехами — это немного странно, — подхватила Тонкс.

— Я сам мог объяснить, Нимфадора.

— Не называй меня Нимфадорой! — волосы Тонкс из фиолетовых превратились в красные.

— Да она горячая штучка! — шепотом сказал Сид, облокотившись на мое плечо, и плечо Смита. Я усмехнулся, а Захария посмотрел на Шеклтона, как на идиота.

Гостиную факультета я запомнил как, пожалуй, самое уютное место из всех, где мне когда-либо доводилось бывать. Возможно, я сделал этот вывод далеко не в первый день, а лишь тогда, когда мог смело назвать ее и спальни факультета — домом. Честно, уже и не вспомню. В первый день в глаза бросился только огромный камин и множество кресел, диванов и пуфков, стоящих на пушистом ковре. Потом уже, немного позже, я обращу внимание на книжный шкаф, где у каждого студента есть отведенное место, куда он может поставить понравившиеся ему книги — в качестве совета почитать остальным, и на шкаф со сладостями и прочей едой, которой также принято делиться — очень и очень полезное начинание для студентов вроде меня. О, этот волшебный шкаф, в котором я позже находил столько всего, начиная от домашней выпечки, присланной Ханне Аббот, заканчивая огневиски, поставленным Сидом, не иначе. Один раз даже кто-то догадался поставить туда Оборотное зелье с запиской: «Вдруг кому-то пригодится». Ну, в общем-то, мне и пригодилось.

Но тогда, первого сентября 1991 года, я готов был уснуть прямо на ковре. Не помню, как мне удалось донести свое тело до спальни и переодеться в пижаму. Но раз проснулся я все-таки не в мантии, значит, я мог делать некоторые вещи, не осознавая их.

Мне снился какой-то совершенно дурацкий сон, в котором мы с Сидом играли в футбол, и я попал мячом в промежность Драко Малфою, — тому мальчишке из магазина мадам Малкин, — согнувшемуся от этого пополам, а Гермиона показывала мне красную карточку. Мне же от этого почему-то стало так обидно, что я так и не узнал конец этой истории, проснувшись от возмущения.