Кто будет таким, как я? (джен)

В том злополучном месте возле неработающего, как мы тогда и выяснили, туалета вскоре никого, кроме преподавательского состава не осталось, а ученикам было сказано расходиться по гостиным, и по пути обратно можно было услышать перешёптывание студентов, тихое и пугливое, или отдельные более громкие возгласы. В числе издававших последние отличился Малфой, счёвший, что теперь школа избавится, наконец, от «недостойных», и вообще достаточно бурно радующийся увиденному. Недостойными в его понимании считались магглорождённые и отдельные предатели крови, что, признаться, было не слишком очевидно даже для Рейи, которая сама таковых недолюбливала... хотя, немного не так: она скорее предпочитала их по возможности не замечать, как предметы обстановки. Я, конечно же, не преминул воспользоваться возможностью узнать, а с чего это Малфой вообще до подобного додумался — возможно, это у меня нехватка информации. Как выяснилось, я действительно не знал одной местной легенды, которую знали представители немалого количества чистокровных семейств (снова, снова давало о себе знать моё маггловское воспитание!).

Если пересказывать её вкратце (а именно так, по-быстрому, мне эту историю и поведали), то получается примерно следующее. В отличие от остальных основателей школы, Салазар Слизерин считал, что не стоит обучать маггловских детей с магическим даром («осознавал всю опасность и нежелательность такого обучения» — это если по Рейе), и на этой почве вступил с остальными тремя своими соратниками в конфликт, по итогам которого ему пришлось удалиться, покинув Хогвартс. Но перед этим он оставил в нём какое-то своё чудовище, которое должно повиноваться только его мифическому «Наследнику» — или просто всем его потомкам, об этом никаких точных сведений не сохранилось. И вот теперь, спустя тысячелетие, считалось, что когда наследник явится, Хогвартс будет очищен от «грязнокровок», то бишь магглорождённых. Впрочем, это считалось своего рода страшилкой, и до того вечера никто и подумать не мог, что вот эта последняя часть истории может неожиданно оказаться правдивой.

Естественно, не один я был таким, кто не знал данной легенды, равно как и не один я интересовался, что же это такой за наследник, и теперь знающие товарищи просвещали по этому поводу остальных. Тем же, кто по какой-то причине не слишком близко сошёлся с однокурсниками со своего факультета, были открыты и другие пути приобретения сакрального знания — так Гермиона, к примеру, раскрутила на рассказ про легенду о Слизерине и его чудовище с Наследником самого профессора Биннса, и это бы первый его урок, который все присутствующие слушали целых десять минут, затаив дыхание и боясь перебить. Правда, когда он закончил, всё снова вернулись на круги своя, и мерное посапывание вкупе с тихими разговорами вновь разнеслись по аудитории, создавая фоновые шумы (или саундтрек — кажется, оно так называется?) к очередной лекции. Но в любом случае версия призрака оказалась несколько более подробной — в частности, она утверждала, что существует некая «Тайная Комната», где вышеназванное чудовище и обитает, что, надо признать, было довольно логично — должен же этот «Ужас Слизерина» где-то жить? Не материализуется же он из ниоткуда? Версия про комнату породила потом массу шуток, как смешных, так и не очень. К примеру, какой-то умник догадался назвать так тот самый туалет, возле которого и обнаружили полудохлую кошку, а оттуда название перекочевало и на остальные туалеты, хоть в так называемом «широком смысле» это понятие употреблялось гораздо реже.

Несколько более жестокой была другая шутка. Те, кто уже успел не только узнать о том, что туалет не используется по назначению, но и причины оного, распространили своё сакральное знание, и тогда выяснилось, что причиной этому было привидение какой-то девушки по имени Миртл. Миртл была бы обычным привидением, если бы после смерти не сохранила пришедшую прямиком из подросткового возраста, в котором она и покинула сей бренный мир, способность к резким перепадам настроения, вызванным исключительной неуравновешенностью и самокритичностью. А также умением находить в словах собеседника намёки на её уродливость и психованность, что бы тот не пытался говорить. Иными словами, чтобы поговорить ней больше нескольких минут, не вызвав у неё приступ плача и причитания над своей убогой судьбой, надо было быть настоящим асом в этом деле. Некоторые считали доведение её до слёз забавным, когда это происходило раз первый или второй... или десятый. Но после двадцатого даже самым упорным вид этого привидения приносил только желание оказаться как можно дальше и не вступать с ней в контакт, и только Пивз всё ещё мог получать от процесса плача Миртл удовольствие. Особенно, если слышал его не только он, а кто-то оказавшийся рядом — собственно, именно ради такого невезунчика всё и затевалось. А привидение за такую свою исключительную особенность и привычку плакаться в туалете, ставшим из-за этого своеобразной зоной отчуждения, получило кличку «Плакса Миртл». Но возвращаясь к шутке... Когда народ додумался назвать Тайной Комнатой неработающий туалет, нашёлся умник, который провёл нужные аналогии и выдал, что раз в Тайной Комнате обитает Ужас Слизерина, то кто же им является? Конечно же, Плакса Миртл! Учитывая, что не так мало учеников боялись встречи с ней больше, чем с Пивзом, прозвище было принято на ура.

Что же касается самой истории, произошедшей с кошкой завхоза, то несмотря на то, что присутствовало в коридоре в тот злополучный вечер уж никак не больше двух-трёх десятков человек, к утру о случившемся знали в замке абсолютно все. Видимо, даже самых что ни на есть социопатов их упорствующие однокурсники решили просветить — и преуспели. Когда я вышел из спальни в гостиную, все разговоры были только об этом, ну... и ещё обо всём, что напрямую относилось к данному событию. Чаще всего ученики либо пересказывали друг другу расправу над животным, дополняя показавшиеся им недостаточно правильными детали от себя, либо придумывали гипотезы, что же именно сделали с Миссис Норрис, кто же этот «Наследник Слизерина» и кто станет следующей жертвой, а нередко совмещали первое со вторым. Меня эта дискуссия тоже не миновала, но началась она не в том ключе, в каком я себе представлял.

— Гарри, — спросила меня Сьюзен; мы в этот момент втроём (третьим предсказуемо был Сид) шли по коридору, и никого вокруг не было в наличии, — а это точно не ты? Ну, парселтанг... сам понимаешь...

— Ты и правда подумала на меня? — я был шокирован.

— Нет, — пояснила Сьюзен, — ты не так понял. Скорее, я хочу окончательно убедиться, что это точно, ни в каком гипотетическом случае, не мог быть ты, — она немного нервничала.

— Ну ладно-ладно, — я тоже немного занервничал, но скорее от раздражения, — есть у меня это... как его... нет, как же эта фигня всё-таки называется? — я с надеждой посмотрел на спутников.

— У тебя есть алиби? — надо признать, Сьюзен после моих слов заметно полегчало.

— Да, спасибо, оно, — откомментировал я. — Так вот. Алиби. У нас перед пиром была тренировка, и сразу после её конца мы всей командой, переодевшись, понеслись в зал, — рассказывал я и в этот момент был даже рад решению Лэсли полетать в предыдущий день. — У меня просто не было времени.

— Принимается, — у Сьюзен, видимо, окончательно отлегло от сердца, и она заметно расслабилась. — Но постой... это получается, что вы летали в такую погоду?! — на её лице отобразился ужас.

— И не говори, — согласился я, но с облегчением. — Но в любом случае, я просто не успевал совершить ничего с Миссис Норрис. Это не говоря о том, что я не знаю ничего, что давало бы такой эффект.

— Да... — подтвердил Сид. — Тут простым «петрификусом» явно не обойдёшься...

На этом все подозрения ко мне в данном преступлении отпали, и можно было смело переключаться на других кандидатов в будущие тёмные лорды, «Наследники», и «Чудовища Слизерина». Теоретически, если судить по сложности достигнутого результата, это должен был быть кто-то из старшекурсников, но в этом случае мы наталкивались на некоторые логические проблемы. Например, почему он так долго выжидал, прежде чем совершить своё злодеяние. Или он просто узнал о таком оригинальном способе выведения кошки из строя сравнительно недавно и только на Хеллоуин решился его опробовать? Впрочем, главной проблемой выявления кандидатов было то, что старшекурсников мы знали крайне немного, и это были как правило старосты либо игроки квиддичных команд. А вот кому из них и зачем могло понадобиться продолжение дела одного из Основателей, ни я, ни мои друзья не знали.

С другой стороны, если уж совершил злодеяние не кто иной как наследник самого Слизерина, то логично было предположить (ну... по крайней мере, абсолютному большинству подростков это показалось бы логичным), что и таланты у него могут быть покруче, чем у остальных сверстников. Или даже старшекурсников — чего тут стесняться. Либо у него мог быть какой-то свой хитрый способ или особый талант (вроде того же парселтанга), с помощью которого и получалось совершать сложные для обычных студентов действия. А вот кому из сверстников было сподручно сделать такое предупреждение, кто не любил магглорождённых и сам был крайне высокого о себе мнения — на своём курсе таких учеников мы знали. В принципе, похожих взглядов придерживались не так уж и мало учеников, но — вот беда — наиболее бурную радость от увиденного изображал только Малфой — по крайней мере, из тех, кого мы знали. Впрочем, на нашем курсе такими умными оказались не одни мы — ту же версию старательно продвигал гриффиндорец Рон Уизли, мнению которого, к сожалению, в данном вопросе нельзя было однозначно доверять, поскольку именно Малфоя он в школе не любил больше остальных, и их отношения в принципе отличались удивительной взаимностью.

Когда мы поделились своими предположениями с Ноттом и Пристли, последний только скептически хмыкнул, и больше они наше предположение никак не прокомментировали, что поубавило в нас со Сьюзен энтузиазм. Сид же с самого начала сказал, что Драко на такой поступок просто не хватило бы, мы же не то чтобы не верили другу, но мог же он ошибиться — тем более что других приемлемых кандидатур у нас всё равно не было. Но ведь наложил же кто-то на филчевскую кошку неизвестные чары? В итоге я подумал и решился спросить у Рейи.

— Ты считаешь, что это может быть Малфой? — вначале, когда я только начал говорить, она едва не вспылила, но всё же милостиво разрешила закончить начатый вопрос, а теперь, услышав его, задумалась, сразу растеряв не только готовый прорваться наружу гнев, но и привычное высокомерие. — А если подумать... Если подумать, он действительно может быть связан с этим... — наверняка в её голове строились фантастические предложения и моделировались самые разнообразные варианты развития событий, но до нас тогда никаких внятных итогов — увы — не дошло, так что вопрос с повестки дня окончательно снят не был.

Темы тогда хватило на ближайшие несколько дней, когда она наплодила основную массу всяких слухов и вариантов, а дальше появились обычные, типичные для тех дней события, которые стоило обсуждать, так что происшествие с кошкой отошло на второй план. А дело всё было в том, что вскоре после Хеллоуина проходят первые в учебном году матчи по квиддичу, которые обычно и обсуждаются в это время. В том году первыми играли команды Гриффиндора и Слизерина. И как нетрудно было догадаться, с новыми мётлами слизеринцы победили: при более-менее равных умениях сказалось качество мётел, на которых они теперь летали, и отрыв, который и до поимки ловцом снитча был в их пользу, окончательно закрепился. А Малфой, кстати, оказался действительно неплохим ловцом — а если учитывать и преимущество в виде «Нимбуса-2001», то и вовсе становился по-настоящему опасным соперником, чего нельзя было сказать о ловце гриффиндорской команды.

В тот вечер Лэшли собрал нас на очередной разговор, обсудить увиденную нами тактику слизеринской команды, какие места у них слабые, и как им надо противостоять. Так что мозги мои оказались забиты различного рода схемами и предписаниями на случай «а что делать, если». Я был совершенно вымотан этим мозговым штурмом, всю ночь мне снились летающие по воздуху мячи — и я совсем, ну ни капельки не вспоминал ни про «Ужас Слизерина», ни про послание на стене... ровно до следующего завтрака.

— Кхм, — многозначительно кашлянул директор на весь зал, призывая собравшуюся в поисках пищи публику к молчанию. Уже к этому моменту, оглядевшись по сторонам и посмотрев на учительский стол, можно было заметить, что выглядел преподавательский состав тем утром как-то хмуро и обеспокоенно, а особо внимательные, возможно, смогли бы отыскать в выражениях лиц учителей нотки непонимания, страха или даже паники. Только Дамблдор был, как и всегда миролюбив и спокоен. А, нет, ещё профессор Крауч сидел со своим фирменным каменным лицом, но и его выражение как-то неуловимо отличалось от обыкновенного.

— Студенты, — обращался директор Дамблдор тем временем к ученикам, — вчера вечером произошло нападение на ученика первого курса Гриффиндора Колина Криви, — зал затих окончательно. — Сейчас он находится в том же состоянии, что и Миссис Норрис, кошка нашего глубокоуважаемого завхоза, Аргуса Филча, — здесь по рядам уже должны были пойти шёпотки, но из-за уважения к говорившему народ себя сдерживал. — Если у кого-либо есть информация, которая может быть связана с нападением на мистера Криви, прошу безотлагательно сообщить её мне. Всем спасибо за внимание.

— И ещё, — внезапно встал угрюмый в это утро профессор Селвин, пока не начался гам, вызванный столь шокирующими новостями, — поскольку нам пока неизвестно, кто, как именно и с какой целью совершил данное действие, мы вам настоятельно, — профессор выделил интонацией это слово, — рекомендуем воздерживаться от нахождения в одиночестве вне своих гостиных, — Селвин сделал небольшую паузу, дабы убедиться, что слова его донеслись до каждого, кто находился в это время в зале. — За сим всё, — он закончил, сел обратно, а галдёж в помещении возобновился в двойном размере.

Магглы могли бы назвать то, что стало твориться после объявления, эффектом взорвавшейся бомбы (или разорвавшегося снаряда?): все галдели, шептались, выражали все чувства и мысли, пришедшие к ним в голову по данному поводу — в общем, начался такой кавардак, что директору пришлось снова подняться и призвать зал к тишине, просто чтоб можно было спокойно позавтракать. Я же почему-то подумал сначала не о том, какие же опасности на самом деле таятся в нашей школе, а о том, что теперь наша игра с Райвенкло — моя первая настоящая игра в квиддич — будет второстепенной темой обсуждения, а не главным событием недели. И когда мне стало немного обидно и грустно — это случилось именно из-за квиддичных мыслей, а не из-за несчастного случая, произошедшего с Колином Криви. И не то чтобы я меньше других был заинтересован в том, чтобы понять, что же происходит, просто... в общем, я и сам затруднялся объяснить такой вот странный факт.

Кое-как доковыряв тыквенный пирог, мы, как и все, вышли из зала — тоже для поглощения, но на сей раз — знаний. Хотя на самом деле мы больше предавались выяснению того, что же именно случилось, и кто в этом виноват. Я, проверяя свою гипотезу, стал незаметно (или надеясь не быть замеченным) следить за Малфоем, как только представлялась такая возможность. Наш слизеринский однокурсник был очень рад происходящим в Хогвартсе переменам, а главное, не стеснялся эту радость активно выражать, гадая при этом, кто же следующий будет объявлен недостойным. Подозрение крепло.

На этот же день у нас с Рейей было запланировано очередное занятие, что привело к довольно неожиданному событию, напомнившему лишний раз нам об опасности пребывания в школе теперь. Кстати, говоря о кузине Сида, надо было признать, что у них уже начались к тому моменту практические задания на чарах, а она продолжала всё так же активно зарабатывать на них баллы для Хаффлпаффа — так что о её особенных проблемах с магией никто на курсе пока не знал. А может, кто-то и знал, но не показывал этого. Так что можно было сказать, что наши совместные занятия давали нужный результат, и посему отменять их, пусть и из-за нападений на магглорождённых, не хотелось совершенно. А вот Фосетту, занимавшемуся в тот день какими-то своими делами в факультетской гостиной, не понравилось, что несколько второкурсников собираются её покинуть, в то время как в Хогвартсе может быть очень опасно.

— Ребят, — он встал и загородил нам выход, — а вы вообще куда направляетесь?

— Что-то не так? — спросила исключительно холодным тоном Рейя, приподняв бровь.

— Ну, мы... вообще-то... — я помялся, но всё же решил сообщить о том, что по большому счёту мы собрались нарушать школьные правила. — Собирались попрактиковаться в магии...

— Хм... — многозначительно заметил староста, в то время как Рейя раздражённо на меня зашипела. — Я, конечно, всё понимаю, но постарайтесь только не разделяться, — он сам немного замялся, прежде чем продолжить. — Сами понимаете, если что, не дай Мерлин, случится... В общем, будьте поосторожнее.

Мы сначала обрадовались, что пронесло, и можно спокойно выйти из гостиной ради того. Чтобы провести занятие, а потом, уже в коридоре, я получил-таки пинок от кузины Сида за свою неосторожность и непредусмотрительность. А также за то, что я вообще стал «палить контору». Впрочем, на мои пояснения, что «это же Фосетт» и «он только кажется довольно строгим, но на самом деле вполне понимает своих подопечных», она повелась и перестала выказывать своё неудовольствие моим поведением.

Я же во время разучивания Рейей очередного заклинания вдруг вспомнил, что на самом деле могу многого не знать, что можно спросить у неё — а то я с другими первокурсниками не слишком-то общался. В частности, у них могли быть какие-то свои кандидатуры на роль преступника или на то, каким образом совершены нападения... хотя нет, кандидатуры-то быть могли, но вряд ли они додумались до чего-то сверхъестественного, что не знали мы, не говоря уже о старшекурсниках. Зато было и другое: если Миссис Норрис была известна всей школе, то о Криви до этого происшествия помнили немногие. А ведь он тоже учился на первом курсе и с остальными однокурсниками точно сталкивался каждый день, а значит, и Рейя должна была про него что-то знать — что-то такое, чего я, Сид и Сьюзен знать не могли.

— Слушай, Рейя, — обратился я к ней, — а то можешь мне рассказать, кем был этот... Криви, Колин?

— А что именно тебя интересует? — ответили мне. — Не то чтоб я хорошо знаю всяких... — она тактично не стала заканчивать, но продолжение и без того было ясно. — Но что-то рассказать могу.

— Ну... что он за человек был, — я задумался, прежде чем схватил вертящуюся в мозгах мысль. — Хотя нет, даже не так. Скорее, кому именно он мог помешать, кто мог на него затаить злобу — именно на него, а не на какого-то абстрактного магглорождённого.

— Все, — Рейя не выдержала и засмеялась. — Ну или почти все, — всё ещё продолжая улыбаться, она пояснила свои слова. — В самом деле, если б я была Наследницей и начинала бы с тех... магглокровок, что мешают больше всего лично мне, он возглавлял бы список, — она аж причмокнула, — и с большим отрывом. Ты-то с ним особо не сталкивался, ибо не школьная знаменитость, да и сам не слишком интересен... извини, — неожиданно сказала она, посмотрев на мою скисшую физиономию. — Просто ему смогли купить колдокамеру, а сам он ещё в маггловском мире очень увлекался такой аппаратурой, — она перевела дыхание и продолжила. — Вот он в Хогвартсе и стал изображать из себя Риту Скиттер.

— Извини... — я такого имени раньше не слышал, так что решил перебить и уточнить, что же это за знаменитость такая, о которой я предположительно должен был знать.

— Скиттер? — переспросила собеседница. — Это такая известная репортёрша у нас... печально известная, — она снова взяла паузу. — В общем, он занимался тем, что ходил и снимал везде всё, что его только могло заинтересовать. И доставал всех этим, — добавила Рейя, чуть погодя.

— А Малфой... — я решил перейти к наиболее интересовавшей меня кандидатуре. — Его тоже фотографировали и доставали? Для него была актуальна эта причина не любить Криви?

— Гарри, ну что ты к нему так привязался, — вклинился в нашу в беседу Сид. — Да кишка у него тонка — сколько тебе можно повторять очевидные вещи!

— А если так подумать... — Рейя действительно задумалась после моей реплики. — Может, ты и прав. То есть Драко точно пытались снимать как нового ловца Слизерина, и думаю, достать его этот мелкий гадёныш точно успел, — она вновь замолкла ненадолго. — Другое дело, что он много кому надоел. И как ему только камеру не сломали... не понимаю.

— Да что тут понимать, — ответил Сид. — На отработки просто никто не хочет.

— Если только, — подтвердила Рейя. — Но почему ты думаешь именно на Малфоя?

— Просто он слишком активно радуется, — пояснил свои мысли я. — А ведь даже чистокровные немного опасаются происходящего, понимаешь?

— Ещё бы я не понимала, — согласилась она со мной. — Пожалуй, он действительно ведёт себя подозрительно. Но я согласна с Сидом, — она посмотрела на своего кузена, — что он не мог бы сам так сделать, никогда. Разве только... — Рейя внимательно вгляделась мне в лицо. — Разве только он знает что-то такое, чего не знаем мы, а потому думает, что может не опасаться.

— То есть, — продолжил я недоформулированную мысль, — на самом деле мы можем как-то узнать, чего же такое он от нас скрывает? И вычислить на основе этого неизвестные доселе факты о преступлениях?

Идея нам неожиданно понравилась. Хоть Рейе этот её кузен и не особенно нравился, но и в ссоре с Драко она не была, так что велика была вероятность, что он расскажет ей если не всё, то хотя бы намекнёт, что именно знает по поводу нападений. Мы решили поступить так: Рейя подходит и спрашивает Малфоя в каком-нибудь коридоре, а мы слушаем беседу за углом и, если что-то пойдёт не так, можем подстраховать подругу. Это должно был помочь выяснить новые, неведомые ещё факты о преступлениях... или хотя бы о Малфое, если он нам ничего нового не скажет.

Тем же вечером в факультетской гостиной мы стали свидетелями нового витка развития событий и слухов. Выяснилось, что наш магглорождённый одногруппник Джастин Финч-Флэтли прикупил у кого-то из старшекурсников какой-то амулет, который должен был защитить его от «Чудовища Слизерина», и теперь кто-то ему завидовал, а кто-то потешался. В принципе, Джастин был нормальным парнем, приятным в общении и неглупым, и мы с ним неплохо ладили, но вот его суеверность стала для меня неприятным открытием.

— Ну, — «успокаивал» Джастина какой-то шутник, — главное, что теперь мы сможем проверить работоспособность этой фигни, когда на тебя нападут. Может, оно напитает тебя особенной силой, — продолжал он величественным тоном, — и ты голыми руками порвёшь им всем пасти!

— Но всё-таки, — вставил своё веское Сид, — я бы взял более проверенное средство... кроличью лапку, например.

— Слушай... – мне, стоящему немного в стороне от основной части компании, в голову пришла безумная мысль, которую я решил проверить с помощью Рейи — мне казалось, в этих делах она понимала больше Сида. — Я тут подумал: но если я вырос у магов, может ли Наследник посчитать меня тоже недостойным?

— Гарри, — на меня посмотрели ласково, как на идиота, — ты действительно веришь, что пострадать могут только магглокровки? Мы же ничего не знаем наверняка, — озвучила она очевидное. — Что же касается твоего статуса... хороший, на самом деле, вопрос, но, — она с превосходством уставилась на меня, — думаешь, будь ты «недостойным», я бы позволила тебе со мной заниматься, даже учить меня?

Что ж, хотя бы здесь можно было быть относительно спокойным: с учётом близости Рейи к магическим традициям можно было с некоторой уверенностью утверждать, что вряд ли этот самый «Наследник» будет покушаться именно на меня... если он вообще смотрит на статус крови, как мне правильно намекнули. И надо признаться, то, что логически следовало из этого намёка, мне совсем не нравилось.

Что же касается самого нашего плана... почему-то у нас ничего не выходило без каких-либо накладок, и тот раз не стал исключением. Действительно, на следующий же день после уроков мы действительно подкараулили Малфоя, когда он со своими дружками, Винсентом Крэббом и Грегори Гойлом, возвращался с уроков, по всей видимости, в гостиную. Что касается его компании, то он пребывал с ними почти всё время, а посему можно было не бояться заговорить с ним на те или иные интимные темы в их присутствии — ходили слухи, что эти два парня, похожие по комплекции на шкафы-недоростки, вообще играли роль его телохранителей, и это воспринималось если не правдой, то чем-то к ней близким. Так что Рейя подошла к Драко, дабы выведать у него секретную информацию, а я и Сид, который пошёл с нами скорее в целях борьбы со скукой, остались стоять за ближайшим углом, всего в нескольких ярдах, готовясь подслушать разговор. Впрочем, даже если бы мы чего-то не разобрали — всегда же можно было спросить саму Рейю. Ну... или обычно можно было — в тот день она оказалась на редкость мрачной, и все попытки разговорить её по дороге успеха не имели, если не считать за этот самый успех свирепые либо высокомерно-холодные взгляды, которыми она осаживала собеседника.

— Привет, Драко, — поздоровалась она; кому-то тон мог бы показаться снисходительным, но тот, кто её неплохо знал, сразу бы мог догадаться, что она действительно пытается говорить нормально, как обычные люди. — Не был бы ты так любезен прояснить мне один вопрос?

— А, привет, — а вот Малфой здоровался как-то лениво. — Ну выкладывай.

— Ну... он по поводу Наследника, если ты понимаешь, о чём я... — судя по интонации, она слегка замялась.

— Что такое? — в тоне её собеседника появилась издёвка. — Только не говори, что ты его не поддерживаешь.

— Дело даже не в этом, — и она стала пояснять. — Мне интересно, откуда ты вообще так твёрдо уверен, что тебе или мне, например, ничего, совершенно ничего не грозит? Я б тоже хотела знать, — она стала сердиться.

— Ха! Да ты меня забавляешь — опасаться Наследника! — Малфой едва не расхохотался. — Рейя, а может... а может, ты не уверена в собственной чистокровности?! — он со своими товарищами заржал.

Как Малфой мог бы догадаться, знай он чуть побольше о такте, шутку его не оценил бы на месте Рейи никто, а уж сама она её не оценила особенно, в превосходной, если так можно сказать, степени. Где-то секунду, наверное, Сид, а значит, и Рейя, не могли поверить своим ушам, а потом...

— Инсендио! — донёсся до нас яростный возглас. — Что ты там, такое говоришь, увидел?! — и в этот момент мой товарищ, сообразивший действовать несколько раньше нерасторопного меня, вытолкнул меня в коридор и вышел сам, в то время как Рейя продолжала неистовствовать. — Повторишь?! Или язык обжёг?!

Малфой, судя по издаваемым воплям, действительно обжёг с помощью заклинания своей разъярённой кузины язык и теперь валялся на полу, не в силах дать разборчивый ответ на её вопрос. Самой Рейе тоже должно было в скором времени крупно не повезти, но мы успели выскочить раньше, а посему кинувшегося к ней Крэбба (Гойл оставался смотреть, что же произошло с Драко) принял на себя Сид. Я пока пытался удержать равновесие после толчка, полученного от своего своевременного товарища.

— Слагулус Эрукто! — как признавался потом мой друг, выкрикнул он первое, что пришло в голову — такого развития событий он не предвидел, а посему действовал исключительно экспромтом.

Крэбб так и не успел ничего сделать с обидчицей Малфоя — он остановился, и изо рта его начали потоком извергаться слизни. Не слишком приятное зрелище, надо сказать, а уж самому Винсенту неприятно должно было быть вдвойне. Теперь за нами было явное преимущество, но развить нам его не дали.

— Всем прекратить безобразие и объяснить мне, что же у вас здесь произошло, — раздался голос профессора Селвина. По всей видимости, он услышал, когда в ход вместо слов пошли заклинания, и теперь старался как можно быстрее разрулить проблему. В общем, тошнить слизнями Кребба перестало быстро.

— Он оскорбил Рейю... — оправдывался перед деканом Слизерина Сид; Рейя в это время оскорблённо молчала.

— А вы пустили в ход заклинания, — закончил за моего друга Селвин. — Это я уже понял. По пять баллов с факультета за каждого, — огласил он нам свой вердикт. — И по отработке вам троим у меня. С мистером Малфоем я разберусь потом, — он перевёл взгляд на троих слизеринцев, — после того, как вы доставите его в больничное крыло. Чего стоим? Кого ждём? — и они повели прочь своего стонущего и беспомощного товарища.

— Но Гарри не применял заклинаний! — с возмущением, достойным «Оскара» за актёрскую игру, воскликнул Сид.

— Хорошо, отработка мистеру Поттеру отменяется, — неожиданно смилостивился профессор Селвин. — А баллы всё равно снимаются, за то, что он вас не остановил, — он развернулся и пошёл прочь, но посреди пути обернулся. — Ах, да... Ещё два балла с Хаффлпаффа за пререкание с преподавателем.

— С тебя должок, — хлопнул меня по плечу Сид, когда профессор скрылся из виду. Несмотря на потерю баллов, он выглядел странно довольным.

— Да ладно, — ответил я. — Но по идее я должен был разделить наказание со всеми... правильнее же?

— Да ну тебя! — выдал мой друг. — Ты ж даже и не повеселился, считай.

— Всё равно... — я ненадолго замолк. — Но вообще, Рейя... зря ты. Малфой того не стоит, чтобы за каждое его оскорбление на отработки попадать...

— К тому же, — заметил Сид, — если об этом узнают родители — и неважно, твои или его — то он так просто не отделается за свои шуточки.

— Пожалуй, я немного погорячилась, — частично согласилась со мной Рейя. — Но писать из-за каждого мелкого мерзавца родителям... это больше похоже на самого Драко. Так что проехали, — мы синхронно кивнули.

— И давайте пойдём отсюда, — озвучил давно вертевшуюся в голове мысль я. — А то я сейчас от вида этих тварей меня самого стошнит... — и мы ушли, оставив слизких и копошащихся слизняков прямо на полу. Хорошо, что профессор забыл от нас потребовать их уборки...