Покой и воля (Книга II) (джен)

От автора: ГП-вики сообщает, что День рождения Квиррелла — 26 сентября.

Ночью Квирреллу опять приснилось, что он потерял волшебную палочку. Потерял, сломал, украли, сама распалась на части прямо в руках — варианты бывали разными, но сны, в которых он, волшебник, лишался главного магического приспособления, приходили часто, особенно нынешним летом.

Лето возвращения Волдеморта.

Такие кошмары не мучили Квиринуса даже в первые недели после того, как он сделался сквибом. Сознание собственной ущербности нагоняло тоску, но не страх. А вот теперь пришло и оно — ощущение слабости и беззащитности перед угрозой, пусть и неявной, но от того не менее пугающей.

Хорошо хоть не кричал, подумалось ему. Сиби проснулась бы, расстроилась... Она и так была в ужасе, когда до нее дошли слухи о воскресении Темного Лорда. Так что лучше пусть спит: накануне допоздна обсуждали, где лучше праздновать его День рождения, потом незаметно перешли к тому, для чего слова не требуются...

Тягостная муть сновидения потихоньку таяла, разгоняемая новыми мыслями. День рождения, и стукнуло ни много ни мало тридцать пять.

Квиринус вытянулся на спине, заложив руки за голову. Толстое одеяло обволакивало теплом, рядом уютно посапывала жена, — самое время для обстоятельного и приятного подведения некоторых жизненных итогов.

Отец с малолетства внушал ему, что главное в жизни мужчины — дело. Что ж, этот завет выполняется. Квиррелл-старший до хрипоты спорил с сыном насчет некоторых дат и фактов, но его «Историю магической Британии в хрониках и мемуарах» переплел в дорогую кожу и держал на почетном месте в своем кабинете. И Лавгуд не раз признавался, что без «Истории» не видать «Придире» таких тиражей. Нынешние гонорары позволяют выкупать новые рукописи у прижимистого Хромого Хью и продолжать работу. Ведь магический мир постстатутной эпохи не исследован даже у Бэгшот.

Следующим в иерархии жизненных ценностей, вынесенных из детства, следовал друг. Верный и честный, который скорее самолично придушит тебя, чем отречется, если случится тебе оступиться. И для кого ты сам будешь таким же.

Нет, Северус душить не станет. Выругается, сграбастает за шиворот и потянет все исправлять. Или пинками погонит. Он, пожалуй, единственный никогда не жалел Квиринуса-сквиба и чем дальше, тем больше сквиб был ему за это благодарен.

Жалость и сострадание — два названия одного явления или есть между ними различия, размышлял Квиррелл, разглядывая пыльный бархатный полог над кроватью. Богатый жалеет бедного, здоровый — больного, красивый — невзрачного. Признавая чужую ущербность, подчеркивая собственные достоинства... Жалость — хочет она того или нет, — смотрит свысока. Вот разве что материнская жалость — исключение, хотя и она порой бывает в тягость. А сострадание? Человек сострадающий стоит с тобой вровень, ему так же больно. Как любое живое существо, он стремится убрать боль, но как существо к тому же разумное — ищет причину боли.

Из сострадания можно убить, именно об этом шла речь тогда, на сером песке междумирья. Но из того же сострадания дают горькое лекарство, жестоко трут и мнут сведенную судорогой конечность, говорят в глаза неприятную правду... Квиринус не удержался от ехидного смешка, примерив к другу определения «жалостливый» и «сострадательный». Между прочим, еще одно свойство сострадания: оно деятельно. Прежде всего деятельно, а после уж переходит к словам. «Здесь покоится Квирин: девок много, член один...». Сивилла потом рассказала, что Северус сутками не вылезал из лаборатории в поисках средства не пустить его на тот свет. И серебряный крестик-портключ — вот он, висит на крепком шнурке, шанс сквиба на мгновенную аппарацию в безопасное место.

Здесь рассуждения пришлось прервать по вполне естественным причинам. Хмыкнув, что, мол, и мыслителям иногда требуется отлить, Квиринус, ежась от холода, поспешил в закуток возле черной лестницы, где находилась уборная.

Волшебники с их бытовыми заклинаниями не нуждались в канализации и маггловских выгребных ямах. Заботиться о низменных потребностях сквибов не собиралось даже пресловутое Общество поддержки: за многолетнюю историю существования оно не предложило ничего, что облегчило бы жизнь лишенным возможности колдовать. Покойный Мариус обходился старым ведром и платил домовладельцу дополнительно несколько галлеонов за то, чтобы пользоваться бочкой без дна, врытой в землю на заднем дворе. У него же покупал воду, таская ее наверх в другом ведре. Потом грел ее на керосинке, наполняя жестяную лохань, если хотел искупаться.

Нехитрые приспособления по наследству перешли от старого сквиба молодому. К счастью, жена избавила его от трат на воду, но насчет всего остального...

Он толкнул низкую дверцу, вспоминая, наполнил ли с вечера рукомойник. Уже занес ногу через высокий порожек и замер от неожиданности: в полумраке каморки на том месте, где обычно стояло ведро, светилось нечто округлое, в голубых птичках по розовому полю. Над ним мерцали слова: «Ты уже большой, вот тебе горшок». И ниже, знакомым размашистым почерком — «С Днем рождения!»

У Квиринуса вдруг защипало глаза. Сиби! Нарочно дождалась, пока он уснет, и заменила ведро детской посудиной, какие продаются в аптеках Косого переулка. Малыши не способны сказать «Экскуро», да и волшебных палочек у них нет, так что магические самоочищающиеся устройства всегда востребованы заботливыми родителями. А еще — женщиной, которая любит своего мужчину со всеми его проблемами, зачастую совсем не романтичными, и тихо помогает их решать, не делая трагедии, а превращая в шутку.

Жена сонно заворчала, когда муж нырнул обратно под одеяло, занеся холод.

— Спасибо за горшок, малыш, — прошептал он в растрепанный ворох волос, под которым где-то скрывалось ухо. — Это то, что надо.

— А если на него сесть, он играет песенку, — пробормотала в ответ Сивилла и прыснула в подушку.

— Надо будет попробовать, — серьезно, как только мог, ответил Квиринус.

Спустя миг смеялись оба, дурашливо пихая друг друга, пока Сиби не оказалась прижатой к мужской груди.

— Я боялась, что ты обидишься... Но то ведро было таким ужасным!

— Ох, Сиби, какое же ты чудо...

* * *

Плоская прямоугольная коробка выглядела произведением искусства: крохотные сдвоенные «F», тисненые золотом по полю тончайшего кремового цвета, муаровая ленточка, скрепленная на крышке изящной розеткой. Подразумевалось, что шоколад, упакованный в такую красоту, обязан быть особенно вкусным. На скромной скатерти в окружении простых чайных чашек и чайника с помятым боком, картонное великолепие смотрелось королевой, попавшей в притон бродяг.

— Твои любимые, от Фортескью, — Квиринус безжалостно дернул тонкую ленточку. — Надеюсь, не испортились... Снейп их еще летом принес. Я для тебя отложил и забыл, голова дырявая.

Трелони поперхнулась чаем.

— Снейп?! Мне?!

— Ну, не тебе, нам, скорее... Он тогда мешок деликатесов приволок. Половину Косого скупил, не иначе!

— С чего вдруг такая щедрость?

— Очень есть хотел, — понимая, насколько странно звучат его слова, ответил Квиррелл.

Тем июньским днем он, как обычно, собрался в редакцию к Лавгуду. Сибилла с утра аппарировала в Хогвартс, Мариус (до рокового письма из Общества поддержки оставалось больше двух недель) ушел по своим делам.

Держа подмышкой папку с бумагами, Квиринус уже выходил из спальни, когда в гостиной появился Снейп — нарядный, будто только что со званого обеда, бледный, как покойник, с объемистым пакетом в руках.

— Привет... — растерянно поздоровался хозяин.

— Уходишь? Задержись, — отрывисто бросил гость. — Пожалуйста.

Из пакета, точно из рога изобилия, посыпались на стол всевозможные деликатесы. Что-то упало на пол; Снейп не спешил подбирать. Разворошил вкусно пахнущую груду, вытащил какой-то пирожок, рухнул на стул и с рычанием впился в него зубами. Квиринус обалдело наблюдал за его манипуляциями.

— Давай чаю согрею, что ли...

Неразборчивое ворчание в ответ.

— А по какому случаю парадная мантия?

Снейп потянул к себе толстый круг колбасы.

— В гостях был. У твоего бывшего вселенца.

Квиррелл не сразу понял, о ком идет речь. А потом чуть не выронил папку, которую все еще прижимал к боку. Вгляделся в глаза друга: в них свихнувшийся висельник с обрывком веревки на шее плясал вокруг шибеницы, празднуя свое спасение.

— Вот так я и узнал, что Волдеморт вернулся, — Квиринус снял крышку конфетной коробки, принюхался к содержимому. — Пахнут вроде съедобно.

— Если он хотел есть, почему, например, в «Дырявый котел» не пошел? — Сивилла забрала у супруга коробку и сунула в рот первую попавшую под руку конфету.

— Здесь не в еде дело... Ты же знаешь Снейпа: его год уговаривать надо, чтобы в гости зашел. Требуется нечто исключительное, чтобы явился сам. А если он еще и ведет себя так, как никогда не вел — значит, дело совсем плохо.

— Не понимаю, — Трелони, копируя любимый жест мужа, почесала кончик носа. — Он заболел?

— Он рассказал, что той ночью сначала выдержал легилименцию от Волдеморта, а потом, почти без передышки, допрос у директора. После всего этого в голове у него творилось такое, что никакими зельями не снималось, и Барон прямым текстом отправил его к живым. Мол, хватит с мертвецом в подземелье сидеть. А кто еще у него есть живой, кроме нас с тобой... Когда в Косой аппарировал, вспомнил, что не ел почти сутки. Но в «Котел» он пойти не мог, понимаешь?

— Там не те живые, — Сивилла вздохнула и допила чай. — Сегодня он придет?

— Надеюсь. Приглашение я ему еще позавчера отправил. Ты напомни ему на всякий случай, ладно?

* * *

Распределение в Хогвартсе в этом году прошло без сюрпризов. Школа в недоумевающем молчании выслушала речь Амбридж («патока с мышьяком», метко окрестил Флитвик пространный спич), и затаилась, гадая, чего ожидать от любительницы пушистых розовых кофточек.

Через месяц министерство громко напомнило о себе.

Декрет об образовании №23, утверждающий преподавательницу ЗоТИ в должности генерального инспектора Хогвартса, поначалу был воспринят как неудачный розыгрыш. Некомпетентность Амбридж, часто переходящая в невежество, проявилась с первых дней ее пребывания в школе. Кто же в здравом уме способен назначить такого человека инспектором? Подпись под документом и ряд замысловатых печатей развеяли последние сомнения.

— Хотелось бы знать, на основании чего будут делаться выводы о нашей профессиональной состоятельности, — холодно высказалась МакГонагалл, когда Амбридж на общем собрании в учительской закончила чтение документа.

— Выводы Министерство доверило сделать мне лично, дорогая профессор МакГонагалл, — сладко улыбнулась госпожа инспектор. — Я намерена посетить все уроки и заранее извещу каждого о дате визита. Я дам вам время подготовиться.

— Вот уж одолжили-то... — проворчала Трелони. Ее одернули, но поздно: Амбридж уже смотрела на нее. Наверное, так могла бы рассматривать муху жаба, прежде чем съесть. — Если не ошибаюсь, вы преподаете Прорицания, милочка? Надеюсь, в самом ближайшем будущем мы познакомимся с вами поближе.

* * *

— «Милочка»... Собаку свою пусть «милочкой» зовет... или крысу! — кипятилась Сивилла, поспешая за Снейпом к зоне аппарации за оградой Хогвартса. — Проверяющая выискалась, посмотрите на нее!

— Никто тебя за язык не тянул. Старик еще месяц назад предупреждал насчет Амбридж, — Снейп с удовольствием аппарировал бы в Лютный в одиночестве, но на выходе из замка столкнулся с Трелони. Ее переполняло возмущение, которое она не считала нужным сдерживать до прибытия домой. К счастью, прорицательнице в ее состоянии требовался не столько собеседник, сколько слушатель, можно даже не слишком внимательный. Пусть идет себе впереди, обронив короткое замечание — выплескивать обиду в черную худую спину все-таки лучше, чем в пустоту.

— ...вот, — выдохнула Сивилла, выходя вслед за Северусом из воронки аппарации. Солнце уже опустилось за крыши и в Лютный сползались сумерки.

— Выговорилась? Учти, я тебя не слушал.

— Какое счастье, что ты не мой муж!

— Не могу не согласиться.

И достанется какой-нибудь бедняжке такой «подарочек», подумала Трелони. Впрочем, к характеру друга Квиринуса она давно привыкла и потому лишь фыркнула в ответ на его двусмысленную реплику.

Гостиная квартиры в Лютном после смерти Мариуса почти не изменилась. Все вещи остались на своих местах, добавилось лишь несколько книг и альбомов на полках, да еще на окне повисли новые ряды цветных гирлянд.

Скворец, сидя на верхушке клетки, о чем-то обстоятельно докладывал Квирреллу. Когда вошли гости, он спрыгнул на стол и замолчал, ожидая, что скоро, как обычно, его угостят чем-нибудь вкусным.

— Наконец-то, мы с Нельсоном заждались, — улыбнулся именинник.

Как же хорошо, что можно — хоть иногда! — послать к гриндилоу в зад всех на свете инспекторш, министров, директоров, волдемортов и просто побыть в окружении тех, перед кем не надо притворяться.

— Я у себя одну рукопись раскопал... Подумал, подарю-ка ее тебе, чтоб у меня не валялась. Барон утверждает, что это сам Салазар писал. Короче говоря, с днем рождения. Разворачивай спокойно: на нем долговременные чары Прочности.

— Ну-ка... Пергамент древний, чернила... Барон совершенно прав! Северус, это королевский подарок! Отрывок какой-то длинной записи, если не ошибаюсь?

— Слизерин описал там первые опыты с левитацией. Я попробовал их повторить, получилось... Ну, ты помнишь, я рассказывал.

Квиринус, отодвинув подальше блюдце с чашкой и тарелку с недоеденным куском торта, развернул свиток прямо на скатерти и смотрел на него так, словно видел за порыжевшими от времени строчками их легендарного автора.

— Удивительный человек был... Могучий ум, обширные знания — и вдруг все бросил, женился на сестре Годрика и уехал с ней не то в Ирландию, не то еще дальше, и никто ничего о нем больше не слышал⁽¹⁾.

— Погоди, а как же его ссора с Гриффиндором по поводу чистоты магической крови? — удивился Снейп. — Разве он не из-за этого покинул Хогвартс?

Квиррелл бережно переложил пергамент со стола на полку и вернулся к угощению.

— Может быть, из-за этого. Но, думается мне, он просто разочаровался в своей теории, потому что никак не мог найти ей подтверждения на практике. И единомышленников, похоже, не приобрел, а это для философа самое обидное... Ведь никто вслед за ним Хогвартс не покинул, и новая школа — школа Слизерина, оплот чистой магической крови, — так и не была основана.

— А она красивая была? — спросила Сивилла. — Сестра Годрика?

Квиррелл и Снейп, не сговариваясь, усмехнулись.

— Ты видела портрет Полной Дамы на входе в гостиную Гриффиндора? — ответил Квиринус. — Говорят, это она и есть.

— Ой, много вы понимаете в женской красоте! Особенно ты, Северус!

— Заманчиво верить, что Салазар был прав, — не обращая внимания на ее подколку, проговорил Снейп. — Кажется, уж кому-кому, а не декану его Дома сомневаться в доктрине Основателя! Но когда видишь иного отпрыска чистейших кровей, у которого даже «Вингардиум» толком не получается... А магглорожденная девчонка в то же время запросто воспроизводит заклинания, какие не всякому опытному волшебнику по силам. Вот и думай, от чего на самом деле зависят магические способности.

— Положа руку на сердце, такая девочка скорее исключение, нежели правило, — возразил Квиринус.

— Как и полукровка, способный пережить «Аваду», — проворчал Северус. Выкинуть из головы школьные дела все-таки не получилось. — Правда, этим его таланты и ограничиваются.

Квиррелл очень внимательно посмотрел на друга.

— Это не исключение, господин декан. Это нонсенс. Заявляю со всей ответственностью и как магоисторик, и как волшебник, пусть и бывший, который кое-что смыслит в чарах. В свое время мы с Флитвиком обсуждали эту тему и он был категоричен: после Убивающего заклинания не выживет никто... Эй, Северус, ты чего?

Если бы на месте Квиринуса возникли Волдеморт, Мерлин и все четыре Основателя, Снейп не заметил бы их. Он сидел, сраженный и раздавленный выводом настолько простым и очевидным, что впору было отравиться со стыда за то, что до сих пор не додумался до него самостоятельно.

Памятная табличка перед полуразрушенным домом в Годриковой Лощине бессовестно лгала: Гарри Поттер не был единственным волшебником в мире, пережившим Убивающее заклятие! Заклятие не попало в него, потому что в последний момент под него встала его мать! Кто-нибудь другой может усомниться в этом, но только не он, Северус, который лучше всех знал характер Лили. И, значит, именно она неведомым образом сумела развоплотить Темного Лорда... Но тогда причем тут Гарри?

— ...очнись ты наконец! Северус! — откуда-то издалека донеслись знакомые голоса. Ах, да, он в гостях у Квиррелла, вместе празднуют его День рождения. Только мысли сейчас в голове отнюдь не праздничные.

— Квиринус, Сивилла... Мне надо уйти, срочно. Извините.

Торопливые шаги, стук закрываемой двери и... тишина.

— Аппарировал прямо с лестницы, — прокомментировал Квиррелл. — Кажется, я догадываюсь, какая идея захватила его на этот раз... И почему он едва ли станет обсуждать ее с нами.

— Что-то новое насчет Гарри Поттера? — предположила Сивилла.

Квиринус кивнул.

— В твоем пророчестве говорится, что Волдеморт отметит Поттера как равного себе. До сих пор под этим подразумевалось то, что Гарри уцелел после «Авады» и тем самым бросил вызов его могуществу. Но если заклинание не попало в него, становятся возможны как минимум два вывода...

— Либо «равный» — не Поттер, либо он отмечен как-то по-другому, — закончила его мысль прорицательница.

— Пью за умную жену! — отсалютовал чайной чашкой Квиринус.

* * *

Не Избранный. Мальчик-Который-Не-Выживал. Просто был в той же комнате, где... Самый обычный ребенок, закономерно выросший в заурядного подростка, — все правильно, ни кем иным сын Джеймса Поттера и не мог стать!

«А сын Лили?» — тихо спросила память. «И почему тогда он так притягивает Темного Лорда?» — напомнил здравый смысл.

Северус ошибся: в родном слизеринском кабинете думалось не лучше, чем у друзей в Лютном. Зато безопасней для них, возразил он сам себе. Хватит с Квиринуса и того, что Волдеморт однажды уже интересовался им.

— Господин Барон! Если слышите меня, объявитесь, пожалуйста.

Из-за спины потянуло ледяным сквозняком.

— Не спится, Северус?

— Увы... Скажите, вы могли бы описать мне магическую ауру нашей вечной знаменитости Гарри Поттера? Отличается она чем-нибудь от остальных?

Призрак задумчиво потер подбородок.

— Ауры детей изменчивы, чтобы уловить особенности, надо наблюдать долгое время... Я приглядываю за слизеринцами, до других мне нет дела. Вот сэр Николас, наверное, может ответить на твой вопрос. Подожди, я позову его.

Почти Безголовый Ник не заставил себя упрашивать и вскоре слизеринский декан уже слушал подробный рассказ гриффиндорского привидения.

Действительно, детские ауры непостоянны и по мере взросления ребенка меняют свой цвет и яркость. Обычно они светлых тонов и сияют «подобно лучам утренней зари, когда весенний ясный день вступает в свои права», — склонный к лирическим отступлениям сэр Николас добавил бы еще парочку-другую образов, но Снейп многозначительно кашлянул и призрак вернулся к прозе.

Коротко говоря, аура Гарри такая, какие бывают у мальчишек-волшебников его лет. Если бы не одно «но».

— Маленькое темное пятно, бесформенное и непрозрачное, — Ник оставил в покое поэзию и заговорил просто. — Возле головы. Я заметил его еще тогда, когда Гарри первый раз появился в Ховартсе.

— Как думаете, что это может значить? — Северуса пробрал озноб близкой разгадки.

— Не знаю, — опечалился Хранитель. — Но как бы ни менялась аура, пятно остается на месте. Ничего подобного я еще никогда не видел ни у кого из учеников.

— А у Квиринуса, когда он три года назад носил в себе «блоху», было такое пятно?

Оба привидения отрицательно покачали головами. Разгадка издевательски хохотнула и превратилась в новую загадку.

* * *

Осенняя ночь старательно обкладывала небо тучами, обещая скорый дождь. Годрикова Лощина спала сном добропорядочных людей, погасив огни. Ветер лениво гонял по улицам палые листья. Где-то сонно взлаяла собака и тут же умолкла: не с чего поднимать тревогу, все спокойно...

Человек в черном, крадущийся вдоль изгороди, был согласен с песьим мнением: меньше всего сейчас нужны шум и суматоха.

Заброшенный двухэтажный коттедж с дырой в крыше за эти годы еще сильнее зарос плющом и шиповником. Человек просочился сквозь заросли, поднялся на крыльцо, осторожно ставя ноги, скользнул внутрь. И только здесь зажег слабый «Люмос», подсвечивая скрипучую лестницу на второй этаж.

Все та же разоренная детская. В январе восемьдесят второго тут лежал снег, а сейчас под подошвами шуршат сухие листья. Детская кровать по-прежнему валяется на боку. Дверца распахнутого шкафа уже не скрипит под ветром — одна петля оборвалась и створка повисла сломанным птичьим крылом.

Северус потушил волшебную палочку. Зачем он пришел сюда? Глупо надеяться, что ответы на вопросы четырнадцать лет терпеливо ждут его среди разбросанных на полу игрушек.

Последние магические токи давно иссякли, теперь это обычный пустой дом, который медленно, но верно разваливается. Сквозь дыру метет снег, льет дождь...

Но «Авада» — не «Бомбарда», она ничего не разрушает. Откуда тогда дыра? Что взорвалось в обычной детской комнате в ночь Хэллоуина? Что... или кто? И почему в сознании так настойчиво всплывает образ котла, разлетающегося на куски?

Острый осколок летит в лоб. Кровавый зигзаг на белой коже.

Шрам в виде молнии.

1) В фандоме существует версия, что сестру Годрика звали Розита, и была она невестой Салазара. Набежали злые магглы, невесту убили, а Слизерин с горя сделался магглоненавистником. Полагаю, к этой байке спокойно можно добавить и мою: по степени достоверности относительно канона они одинаковы.

Вернуться к тексту