Путешествие на Восток (джен)

Эдди в палатке уже не было, и ребята поспешили ко входу в храм. Гарри, у которого после бессонной ночи слипались глаза, споткнулся о поваленный ствол бамбука, коварно укрытый высокой травой, и едва не растянулся на земле. Вышедший им навстречу Эдди покачал головой и заметил:

— Говорил же, выспаться надо! Вернемся в Айзентурм — читать можете хоть круглосуточно, благо каникулы…

— Эдди, вы просто не представляете, что мы нашли! — воскликнул Гарри, потрясая рукописью. — Игнотус, возможно, все еще жив. Обряд в Храме Творения…

— Пойдем внутрь, чего на солнцепеке стоять? — перебил его Эдди. — Там расскажете о своей находке.

В храме все казалось прежним. Тот же уютный полумрак, прорезанный солнечными лучами, которые пробивались сквозь цветные витражи под потолком, та же прохлада, особенно приятная после жаркого утра снаружи, слабый запах благовоний и монах, все так же сидящий в медитации в центре черного треугольника. Гарри, неловко откашлявшись, подошел ближе к единственному обитателю храма и заговорил:

— Простите, что прерываю вашу… э-э-э, духовную практику. Я до сих пор не понял одну вещь. Как эта рукопись оказалась в Шамбале? Игнотус приходил сюда снова? Или кто-то еще принес ее?

Монах открыл глаза, смерил Гарри долгим взглядом и кивнул в направлении входа.

— Они принесли, — сказал он.

— Что? — непонимающе пробормотал Гарри и обернулся.

Гермиона и Эдди тоже обратили свои взгляды ко входу в храм, невольно вздрогнув. На пороге стояли двое, и Гарри был готов поклясться, что секундой раньше их там не было. Яркий солнечный свет из-за спин визитеров не позволял разглядеть их лиц. Гарри сделал шаг навстречу, сощурившись. Седой старик, молча глядящий на него со слабой улыбкой, и сухонькая пожилая женщина, опирающаяся на его согнутую в локте руку — он ведь где-то уже видел их. Когда-то, еще на первом курсе, когда Гермиона вернулась из библиотеки с книгой…

— Мистер Фламель! — воскликнул Гарри, не сдержав удивления. — И… ваша супруга Пернелла… Но я думал, что… Я думал…

— Что мы мертвы? — закончил за него старик. — Да, я попросил мистера Дамблдора так всем и сказать. Могущественные артефакты слишком ценятся в нашем мире. Рано или поздно кто-нибудь добрался бы и до нашего.

— Но как вы смогли выжить без Философского камня? — удивленно спросила Гермиона. — После того, как вы уничтожили свое творение… Ах, ну да. Понимаю.

Фламель скользнул рукой в карман ветхой мантии и извлек оттуда кроваво-красный кристалл. Луч солнечного света преломился в нем, бросив на стены несколько алых отблесков. Гарри вспомнил, как он сам держал в руках этот артефакт еще тогда, на первом курсе, стоя перед зеркалом Еиналеж в компании профессора Квиррелла, и воспоминание это не было очень приятным.

— Это не мое творение, — сказал старик. — Моя жена создала его. Когда Розафа кинула меня в погоню за Эмериком, сбылась еще одна часть пророчества Валмиры. Пророчества трудно понять правильно. Они туманны, двойственны, и события, которых в них описаны, могут сбываться в любом порядке.

— «Когда лишится она самого дорогого, что имеет, то кровь окрасит творение ее рук», — проговорила та, которую мир знал под именем Пернеллы Фламель. — Я лишилась своего любимого во второй раз, когда он покинул землю Арберии, и продолжила эксперименты в Храме Творения, изучая свойства Праха… В особенности его способность к постоянной трансфигурации. Мне удалось создать то, о чем мечтали алхимики с незапамятных времен — Философский камень… цвета крови. Именно он позволил мне провести все эти столетия рядом с моим мужем.

Гарри утратил дар речи. Эдди проморгался и, словно лишившись сил, уселся прямо на пол рядом с монахом. На лице Гермионы бескрайнее удивление постепенно сменялось чистым восторгом.

— Игнотус и Эйлин, — прошептала она. — Все это время!

Наступило молчание. Какие бы открытия ни сделали они для себя, прочтя рукопись, ничто не подготовило их к такой развязке. Фламель жив. Фламель — это Игнотус Певерелл, и сейчас Гарри стоит перед своими прародителями: в нем гены этого могущественного артефактора и великой волшебницы, которой не было равных в искусстве трансфигурации.

— Я и представить себе не мог, — пробормотал наконец Гарри. — Ваша рукопись оборвалась на самом интересном месте… Что было дальше?

— Моя рукопись — о путешествии на Восток, — улыбнулся старик. — История о путешествии должна заканчиваться возвращением, верно? Ну а дальше… Дальше была просто жизнь. Иногда тяжелая, иногда радостная. За столько лет что мы только не повидали! Сюзанна выросла и вышла замуж: они с мужем вскоре перебрались в Лондон. Потом — чума, несколько кровавых войн, расцвет Святой Инквизиции… Когда Эйлин помогла мне инсценировать мою смерть в Годриковой Впадине, мы, как и хотели, перебрались во Францию, назвавшись Николасом и Пернеллой Фламель. Какое-то время мы жили и вели занятия в Шармбатоне, а потом…

— Подождите! — нетерпеливо воскликнул Гарри. — Я так и не понял: что произошло с Эмериком?

Игнотус горько усмехнулся, собираясь что-то ответить, но его опередила Гермиона:

— Ну, это мы уже знаем. Это же материал «Истории магии», мы еще в Ховагтсе все это учили. Эмерик Отъявленный был убит в бою темным магом, известным под именем Эгберт Эгоист, которому и перешла Бузинная палочка. Эгберт тоже недолго радовался победе, и менее чем через четыре года после этого он также был убит неизвестным магом…

— Все так и было, леди, — кивнул Игнотус. — Бузинная палочка предала Эмерика, который сжег свою душу, как это сделал до него мой старший брат. Мы узнали об этом спустя полгода после того, как второй раз прибыли в Арберию, и Храм Творения не нуждался больше в защите. Валмира после долгих уговоров согласилась отпустить Эйлин в обмен на самый прочный магический барьер, который я установил вокруг Храма… Да, я знаю, что вы хотите спросить. Пытался ли я вернуть к жизни своих братьев? Видит Бог, не было и месяца с тех пор, когда я не погружался в Пустоту, пытаясь отыскать следы их присутствия — даже не имея Воскрешающего камня. Иногда мне казалось, что я слышу их голоса… Но старики частенько слышат то, что хотят услышать. Я все еще не утратил надежду. Кадм, уходя, закрыл за собой дверь, но кто сказал, что ее нельзя открыть? Антиох выпил силу из своей души, но почему нельзя влить ее обратно? Может быть, я смогу… когда-нибудь.

Он оперся о стену и опустил взгляд, погрузившись в воспоминания. Гарри деликатно ждал продолжения, переминаясь с ноги на ногу, но старик, похоже, забыл о его существовании.

— Но как же Воскрешающий камень? — потеряв терпение, спросил Гарри. — Он тоже достался Эгберту? Где он сейчас?

— Этого я не знаю, — развел руками Игнотус, с неохотой вернувшись в реальный мир. — В следующий раз я увидел этот камень спустя много лет. Он был заключен в оправу одной из драгоценностей королевской короны, и его носила сама королева Елизавета. Я был рядом, когда она пришла в шекспировский «Глобус», и чувствовал магию камня. Как мог я не узнать его? Великолепная брошь с тем самым синим бриллиантом в центре. Я навел справки. Тот, кто создал украшение, отлично знал историю камня, поскольку назвал эту брошь «Три брата». Увы, через полвека после того драгоценность снова пропала, и с тех пор я не знаю, где она.

— Но почему вы пришли сюда? — подал голос Эдди Рассел, который до сих пор молчал и напряженно слушал. — Вам нужно в Айзентурм! С вашими фантастическими познаниями в области метрической магии, с таким знанием истории, огромным опытом… Просвещенный Квиррелл будет счастлив познакомиться с вами, а уж Адам Вейсгаупт…

— Вы меня переоцениваете, — усмехнулся Игнотус. — Какой уж там опыт? Я человек, который всю жизнь прятался — оттого и выжил. Один мой брат создал абсолютное оружие, другой постиг секрет воскрешения, Эйлин сотворила камень, способный сделать трансфигурацию вечной… — Он поднял руку, не давая Эйлин возразить. — А я всего лишь создал еще один способ скрыться. Все, к чему я стремился — это к покою, да только нигде не находил его, пока не вернулся в Шамбалу… к своему другу, который, как и я, прожил эти столетия. Амар неразговорчив с тех пор, как его богиня покинула Землю, но я рад и просто посидеть рядом.

Амар? Гарри оглянулся на неподвижно сидящего монаха и шумно выдохнул. За последние сутки его мир перевернулся, и не единожды. Сколько еще рассеяно по всему свету таких людей, которые не совсем люди? Он с Гермионой, Эрше Ширман, теперь вот — эти трое обитателей мифической страны бессмертных… Должна быть причина, почему пятеро из них собрались в одной точке на Земле. То, что кажется фантастическим совпадением, на деле частенько оказывается чьим-то замыслом.

Он снова всмотрелся в лицо человека, чью книгу, написанную столетия назад, только что прочел. Что-то странное затаилось в глубине глаз древнего мага — вероятно, самого могущественного из живущих на Земле, но тщательно скрывающего свою силу. Он смотрел на Гарри с любопытством, что делало его взгляд моложе, но в то же время Гарри ясно видел отпечаток многовековой усталости на изборожденном морщинами лице и — самое странное — сострадание.

— Вы ведь знали, что я приду, мистер Фла… Певерелл? — спросил он без обиняков. — Я вам зачем-то нужен?

Игнотус, устав стоять, прошел вглубь храма, пригласив их жестом следовать за ним. Там он со вздохом облегчения примостился на каменную скамью, и Эйлин неслышно разместилась рядом.

— Ты один из очень немногих носителей Печати Матерей, и эта Печать открывает многие двери. Видишь ли… Есть еще один артефакт, который так и не был найден, — сказал Игнотус.

Дыхание Гарри пресеклось. Как он мог забыть?

— Банд-Дарваджа, — сказал он. — Он ведь остался у Эмерика… Эгберт не забрал его?

— Не имею представления, — покачал головой Игнотус. — Никто не мог найти артефакт, даже сама Кали. Думаю, он спрятан где-то очень глубоко, в каком-то месте, подобном Агарте, но мы проверили все, о чем знали.

— В таком случае, может быть, пусть там и остается? Если его никто не найдет, никто и не сможет открыть путь в Атлантиду.

— Врата-которые-закрыты питаются энергией Черного Солнца, Гарри, — напомнил Игнотус. — А Черное Солнце…

— Цао Шу говорила, что из-за неустойчивой орбиты связь ее мира с Землей слабеет, — побледнев, сказала Гермиона.

Игнотус медленно кивнул.

— Не знаю, долго ли протянет Банд-Дарваджа. Мать Кали сказала, что у нас меньше десяти лет. Может быть, меньше года. Если мы не успеем, второй раз нас уже никто не спасет. Мы искали артефакт столетиями — до последнего, мой сын и некоторые из внуков — тоже. Изображение артефакта стало нашим родовым гербом… Вы наверняка его видели — перечеркнутый круг в треугольнике. Но теперь… Я просто исчерпал свои возможности и не знаю, куда идти дальше. Если бы Кадм был жив…

— Но у вас есть хоть какая-то зацепка? — нахмурившись, спросила Гермиона.

— Боюсь, что нет. Иногда мы слышали рассказы о чем-то похожем, но каждый раз это оказывалось чепухой. Последний из слухов как раз и привел нас в театр «Глобус» в 1600 году на премьеру «Гамлета», где мы встретились с королевой.

— Снова этот год, — пробормотала Гермиона.

— Простите?

— Год, когда Тихо Браге встретился с Кеплером в Праге. Понимаете, мистер Певерелл, мы недавно участвовали в одном расследовании…

— Тихо Браге? Забавно, что вы упомянули его, леди. Видите ли, это он попросил меня сходить в «Глобус». Незадолго до своей… очень странной смерти.

Гермиона выпрямилась и схватила Гарри за плечо; от неожиданности тот вздрогнул и бросил на нее удивленный взгляд.

— Это шифр, — сказала Гермиона. — Вам хотели передать сообщение.

— Ты о чем это? — спросил Гарри.

Хмурое лицо Игнотуса просветлело. Он поднял взгляд на Гермиону и прошептал:

— «Гамлет»? — Игнотус потрясенно покачал головой. — Я же был совсем рядом… Мать Кали не ошиблась. Вы двое отыщете все что угодно.

— Со всеми ресурсами Айзентурма — отыщем, — твердо сказала Гермиона. — Я пока не уверена насчет Шекспира, но, думаю, теперь у нас есть отправной пункт. Мистер Расселл… Мы должны срочно вернуться в Башню. Мне нужно как следует посидеть в библиотеке и поговорить с просвещенным Квирреллом.

— Тебе? — повернулся к ней Гарри.

— Надеюсь, ты мне поможешь, — улыбнулась она.