Неизменно изменчивое время (гет)

Улица что он помнил, стерлась, будто ее и не было. Место унылых, серых домов заняли аккуратные ряды террасных коттеджей, каждый в своем пастельном оттенке. Дворики, больше не заросшие бурьяном клочки земли, а ухоженные, утопающие в цветах палисадники. Даже тротуары, прежде изрытые колдобинами с грязной водой и усыпанные окурками, стали ровными и чистыми. Неподалеку, всего в паре кварталов, раскинулся общественный сад — с узорными дорожками и огромным пугалом в шляпе цвета лимона. Пугало, казалось, весело подмигивало ему, а табличка на его шее радостно гласила: «Общественный сад Коукворта!»

Но больше всего его поразила река. Вместо гор мусора и ржавых тележек из супермаркетов по ее сияющей глади неслись десятки лодок, соревнуясь в скорости. Северус подумал, что, наверное, теперь можно даже упасть в воду и не подхватить гепатит С.

Северус и Гермиона остановились перед единственным домом, что, казалось, упрямо сопротивлялся новомодной красоте и порядку. Министерство магии заверило их, что маглоотталкивающие чары все еще сильны, и, судя по всему, так и было. Его старый кирпичный дом по-прежнему выглядел грязным и запущенным. Двор представлял собой дикую мешанину из сорняков и буйной зелени. А к стене у входа все так же был прислонен старый ржавый велосипед. Северус вернулся сюда впервые почти за десять лет, с тех самых пор, как неохотно оставил все это, чтобы занять место директора Хогвартса.

Он толкнул скрипящую щеколду, и они шагнули в маленький, заросший сад.

— Не могу поверить, что они оставили его в таком виде! — возмущенно фыркнула Гермиона. — Это так неуважительно.

Ему понравилось, что она возмущается из-за него, пока он сам не мог сказать ни слова, оглушенный нахлынувшими воспоминаниями. Он просто стоял, пытаясь осознать, что этот дом все еще здесь, такой же, как и прежде.

— Здесь что-то есть! — воскликнула Гермиона, пробираясь ко входной двери.

Северус подошел к ней, и с каждым шагом воздух становился все плотнее, тяжелее. Он чувствовал, что тут что-то не так. Колдовство. Он произнес заклинание «Ревелио», и крошечный шарик магии вырвался из его палочки, разворачиваясь так стремительно, что ударился прямо о носок его ботинка.

— Ух ты, — только и смогла сказать Гермиона. — Это... неожиданно.

Посреди дикой мешанины сорняков и зарослей ежевики гордо возвышалась большая мраморная статуя Северуса. Она стояла прямо, держа палочку наизготовку, а из-под складок ее плаща выглядывала маленькая лань. Северус поднял взгляд на свое каменное подобие. Это, конечно, был он, хотя Северус был абсолютно уверен, что никогда не выглядел настолько... благородно.

— Похоже на ту, что в Годриковой лощине, — сказала Гермиона, обходя статую, чтобы прочитать табличку. — О, на этой тоже что-то написано!

— Правда? — рассеянно спросил он. Статуя его немного тревожила. Казалось, что после смерти он стал куда величественнее, чем был при жизни. Храбрее, добрее и, судя по статуе, определенно красивее.

Гермиона недовольно цокнула языком, всем своим видом показывая, что она чем-то крайне возмущена. Он обогнул статую и подошел к ней.

— Кажется, ты недовольна, — заметил он.

— Пустяки, — ответила она. — Просто вспомнила, как сильно ненавижу людей. Пойдем в дом?

— Это общая ненависть или что-то конкретное? — с легким весельем спросил он. Люди постоянно портили ей жизнь из-за каких-нибудь глупостей. Ему нравилось, что в этом они были похожи.

— Обобщенная, — фыркнула она, крепко скрестив руки на груди.

На ней была футболка, которую он подарил ей на день рождения. Он увидел ее в магазине и, хотя мог бы без труда трансфигурировать точно такую же, не стал этого делать. Ему хотелось, чтобы она получила настоящую, магловскую. Он расстался с двадцатью (!) фунтами, и ему аккуратно упаковали ее в бумажный пакет. Футболка была ярко-алой, а белыми буквами на ней было написано: «Крутая феминистка-ведьма».

Северус понял, что все сделал правильно, когда она развернула подарок и весело рассмеялась. Эта футболка стала ее любимой, и каждый раз, когда Гермиона выходила из ванной после утреннего душа в ней, он чувствовал легкую искорку победного удовлетворения.

Сейчас он заметил, что она стоит перед постаментом статуи и маленькой табличкой, небрежно прикрывая их собой.

Слишком небрежно.

— Что ты скрываешь? — спросил он. Северус очень надеялся, что это не эпитафия от Министерства или что-то столь же нелепое. Вроде детского стишка. Что вообще рифмуется со «Снейп»?

«Помним Снейпа — был упрям,

Вечно спорил тут и там?»

Нет. Определенно нет. Северус поморщился.

— Это не важно, — Гермиона попыталась увести его. — Пойдем, пойдем.

Северус закатил глаза. Небрежность, с которой она загораживала табличку, только подогревала его любопытство. Он подошел поближе и увидел, что на постаменте золотыми чернилами выведено торжественное послание:

«Этот дом, невидимый для магглов, был оставлен без изменений как памятник Северусу Снейпу и напоминание о его жертве ради волшебного мира.»

Однако вся табличка была исписана граффити. Мешанина из похвалы и ругательств. Ему показалось, что сам мемориал борется с когнитивным диссонансом. Он пробежал взглядом по строчкам:

«Ты всегда будешь моим героем...»

«Скатертью дорога, ебаный ублюдок»

«Одержимый урод. Гори в аду.»

«Почему ты ненавидел Гарри?..»

«Ты был таким храбрым...»

«Урод!... урод...»

«Ты спас нас...»

«Одним Пожирателем смерти меньше...»

«Лили ненавидела тебя...»

Северус остановился. Дальше читать он не стал.

— Ага, — только и сказал он.

— Не читай их, Северус, — сказала Гермиона, заметив как его лицо посуровело. — Люди — идиоты.

— Что ж, это не ново, — ответил он.

Гермиона пожала плечами.

— Что есть, то есть.

Она улыбнулась, и ее глаза прищурились, будто она купалась в лучах солнца. В этот момент ему захотелось обнять ее и забыть обо всем на свете. Раньше он считал себя вполне рассудительным человеком, но в последнее время она слишком часто выбивала его из колеи. Ее образ занимал в его мыслях гораздо больше места, чем следовало бы. Или, может быть, так было всегда, просто он не замечал. Он не мог быть уверен.

Он снова взглянул на статую.

«Одержимый урод...»

Так ли это? Возможно, и так.

Он поймал себя на том, что смотрит на Гермиону. Она что-то сердито бормотала себе под нос, накладывая очищающие чары на статую. Он вспомнил, как его отец смотрел на маму. Те же мрачные, жадные взгляды. Когда она ходила по дому, садилась на стул — что бы ни делала, Тобиас не хотел, чтобы ее часть досталась кому-то еще. И постепенно она угасала, пока от нее не осталось ничего, что можно было бы забрать. Северус задумался, похож ли он на своего отца. Не измотает ли его особое отношение и Гермиону? Не увянет ли она тоже? Не сломается ли под гнетущим грузом его страсти?

А может быть, это чувство было знакомо только ему одному. В конце концов, кто еще способен так отчаянно и так долго цепляться за человека, с которым его связывало лишь краткое мгновение?

— Хочешь уйти? — услышал он голос Гермионы. — Нам все равно нужно быть у Драко.

Северус не ответил. Он поднял руку к статуе и провел пальцами по гладкой морде лани.

— Я давно не создавал Патронус, — задумчиво произнес он.

— В последнее время в этом нет такой нужды, — сказала Гермиона. — Никаких дементоров. Никакого Ордена. И почта теперь ходит через каминную сеть гораздо эффективнее.

— Твой все еще выдра? — спросил он.

— Думаю, да, — ответила Гермиона. — В последний раз, когда я вызывала его была выдра…

Он кивнул, не отрывая руки от головы лани.

— А твой? — услышал он ее вопрос.

— Не уверен, — сказал Северус. — Он уже менялся однажды.

— Да, — тихо сказала Гермиона, и ее голос затих. — Когда… — она не закончила.

Он посмотрел на нее. Она выглядела слегка смущенной, крепко скрестив руки на груди. Теперь ему было видно только слово «Крутая» на ее футболке. Он улыбнулся и едва заметно покачал головой.

— Я выучил это заклинание на последнем курсе. Кое-кто, — многозначительно подчеркнул он, — продемонстрировал мне его полезность в качестве посланника.

Гермиона покраснела.

— Оглядываясь назад, понимаю, что это была ошибка, — сказала она. — Но я буду оплакивать свою глупость позже, в одиночестве. Продолжай.

— Моим патронусом был ворон, — ответил Северус. — И он не был особенно дружелюбным.

Гермиона рассмеялась.

— Ну конечно! Как чудесно. Умная, язвительная, пернатая версия тебя.

Северус поднял одну бровь, выражая этим жестом все, что он думает о ее реакции, но она лишь рассмеялась еще громче. Он больше не мог ее запугать. И все же, словно почувствовав его настроение, она успокоилась и положила ему руку на плечо.

— Когда он изменился? — спросила она.

— Когда я решил встретиться с Дамблдором. После того, как Волдеморт сделал свои собственные выводы о пророчестве, я не мог найти ни одного способа связи, который не выдал бы меня, — сказал Северус. — Министерство контролировали Пожиратели Смерти. Они знали, какие совы отправлялись. Тогда я и вспомнил о Патронусе.

— Орден использовал их для общения, — добавила Гермиона.

— Именно так, — сказал Северус. — Хотя тогда я этого не знал. Дамблдор сказал, что это, вероятно, единственная причина, по которой он вообще согласился со мной встретиться.

— Значит, твой ворон не появился? — уточнила Гермиона.

— Нет, — сказал Северус. — Мне было очень плохо. Я обрек Лили на смерть. Я совершил слишком много ошибок.

— Все так делают, — напомнила ему Гермиона.

— Да, — сказал он. — Ты говорила это. Я запомнил. Ты сказала, что я всегда могу передумать. Выбрать другой путь. И я очень этого хотел. И вот тогда появилась она, — Северус посмотрел на лань.

— Ты хотел спасти Лили, — осторожно сказала Гермиона. — Она много для тебя значила. Все говорят, что сильные эмоции могут изменить Патронуса.

— Я не знал, что Патронус Лили — лань, — сказал Северус. — И удивился не меньше всех, когда увидел его.

На лице Гермионы отразилось явное замешательство.

— О! Но я думала… то есть, ну, все так думали.

— Я знаю, что они думают, — резко ответил Северус.

Гермиона слегка нахмурилась, услышав его резкий тон, но не стала обижаться. Она снова дала ему шанс, как часто бывало. Может, даже больше, чем он заслуживал.

— Идея вечной любви всегда кажется привлекательной, — наконец, сказала она.

— Да, — ответил Северус. — Даже если применять ее ошибочно.

— Люди способны любить больше, чем одного человека, — тихо произнесла Гермиона. Она не смотрела ему в глаза, ее взгляд был устремлен куда-то на его правое плечо. Он сам прибегал к такому трюку, когда нервничал или беспокоился о чем-то.

Любовь.

Он никогда не произносил это слово в ее присутствии. Оно его пугало. Но она с легкостью произносила это слово. Очевидно, оно больше не вселяло в нее такой ужас, как раньше.

— Я потратил немало времени, чтобы понять, почему он мог измениться, — сказал он.

— И ты узнал что-нибудь интересное? — спросила Гермиона. — Это ведь такое увлекательное заклинание. Думаю, и мне самой стоит почитать о нем побольше, — добавила она задумчиво.

— Кажется, нет единого мнения о том, что именно вызывает изменение, — сказал Северус. — Единственное, в чем сходятся все — это то, что форма Патронуса — отражение самого заклинателя. Вероятно, было бы полезно использовать психологические концепции, чтобы понять даже этот аспект.

— Может быть, ответ — магия, — пошутила Гермиона. — Как магическое существо, презирающее науку и логику, я использую это объяснение, когда ничего другого не остается.

— А ты знаешь, что выдра символизирует творчество? И воображение? — резко спросил Северус.

— Правда? — с довольным видом уточнила Гермиона. — Мне это нравится.

— Лань означает возрождение — отказ от старой жизни ради новой, — сказал Северус. — А еще бдительность. И способность быстро менять направление своего пути.

Гермиона посмотрела на него. Ее глаза были слегка затуманены. Ей всегда было тяжело слушать о тех временах. У нее немного навернулись слезы, когда он заговорил о своем прошлом. Но кто бы не заплакал?

— Северус, — сказала она. — Это идеально. Надеюсь, твой Патронус больше не менялся. Честно.

— И тебя не терзают сомнения в моей мужественности? — спросил он с насмешливой улыбкой, припомнив длинные лекции на эту тему, которые ему пришлось выслушать.

— Вовсе нет, — мягко улыбаясь, сказала Гермиона. — От тебя так и веет мощной мужской силой.

— Как неловко получилось, — сказал он, небрежно пожав плечами, как будто он только что осознал свою нелепую ошибку.

Она рассмеялась и, поднявшись на цыпочки, прижалась губами к его губам. Он, как всегда, ощутил прилив всепоглощающего желания защитить ее. Ее доброту. Ее доверчивость. Ее сердце. Он не хотел причинить ей боль, но и боялся, что неизбежно сделает это.

— Пойдем в поместье, — сказала она, слегка отстранившись. — Еда там всегда восхитительна, и я боюсь, что Нарцисса захочет оставить Гризельду себе.

— А почему там Хорек? — небрежно спросил Северус. Втайне он теперь не имел ничего против Рональда Уизли. Тот был достаточно безобиден, а его жена, пышнотелая француженка, казалась Северусу одновременно забавной и пугающей.

— Потому что иду я, — сказала Гермиона. — Драко пригласил Гарри, потому что они почти друзья, и он решил, что мне это будет приятно. А Рон получил приглашение, потому что Драко считает, что это выставит его в хорошем свете, если мы все трое появимся на его вечеринке. И все это ради репутации.

— А я-то почему должен идти? — спросил Северус.

— Потому что ты крестный отец милого маленького Скорпиуса, и ты сопровождаешь меня, и ты не посмеешь быть таким жестоким, чтобы оставить Нарциссу общаться только с нами, — ответила Гермиона.

— Логично, — согласился Северус.

— Может, попросим Министерство убрать статую? — предложила Гермиона. — Если захочешь жить здесь. Хотя я буду рада, если ты останешься в нашем доме.

Он бросил на нее быстрый взгляд, но было очевидно, что она не заметила, как произнесла: «нашем». С тех пор как он вернулся в Британию и нашел Гермиону, он, по сути, никуда больше и не уезжал. А это было больше года назад. Вся эта суматоха с возвращением из мертвых стала для него колоссальным стрессом. И если бы у него не было причины возвращаться домой каждый день — к ее улыбке и в ее объятия, — он, вероятно, бросил бы все это, посчитав Плохой Идеей, и вернулся бы к своей бродячей жизни.

— Давай обсудим это позже, — сказал он. — Нарцисса наверняка уже в панике. Мы опоздали почти на минуту. По меркам чистокровных, это повод отправить поисковую группу или навсегда вычеркнуть нас из списков гостей.

— Последний держит ребенка! — крикнула Гермиона и тут же аппарировала.

«Да, блять», — подумал Северус.

Он аппарировал прямо за ней и тут же наказал ее долгим поцелуем, который она прервала смехом, когда он пощекотал ее чувствительное место под правым ребром.

— Ты оставишь свою фамилию, — прорычал он ей на ухо.

— М-м-м, надеюсь, — прошептала она в ответ хриплым голосом, от которого кровь мгновенно прилила к его нижней части тела.

— Наконец-то! — раздался за спиной голос Нарциссы. — Северус, Гермиона. Мы ждали вас в гостиной.

Северус заметил, как Нарцисса скользнула взглядом по футболке Гермионы, а затем поспешно отвела глаза. Он с трудом сдержал улыбку. Северус был абсолютно уверен, что Гермиона надела этот маггловский наряд именно ради такой реакции. Его крутая панк-ведьма.

— Замечательно! — сказала Гермиона, направляясь к входной двери.

Несмотря на ее угрозы заставить его держать ребенка, к тому времени, как они с Нарциссой добрались до гостиной, Гермиона уже подхватила Скорпиуса и осыпала хихикающего малыша поцелуями. Ее тут же окружили двое других малышей, цепляясь за ноги и требуя своей доли ласки. Северус с удовольствием наблюдал, как она посылает им воздушные поцелуи, которые превращались в воздухе в мультяшные губы, кружились, словно бумажные самолетики, а затем приземлялись на детские щеки. Воздух наполнился восторженными криками, пока дети рассматривали лица друг друга и касались их. Они прижимали пухлые пальчики к алым губкам, приземлившимся на их щеки, те издавали громкий чмокающий звук, затем становились малиновыми, а затем исчезали.

— Она очень хорошо ладит с детьми, — заметила Нарцисса.

— Даже не начинай, Цисси, — предупредил Северус, сам думая об этом. Такие мысли посещали его уже давно. Но, возможно, он слишком стар. Да и захочет ли он вообще быть отцом? Он просто не знал, что делать.

Лучше было об этом не упоминать. Хотя, может быть, он все-таки упомянет.

— Привет, Северус, — сказала жена Уизли, пересекая комнату, чтобы поприветствовать его.

— Привет, Гризельда, — ответил он.

— Если ты думаешь о детях, можешь забрать моих, — предложила она. — Я заберу ее обратно, когда ей исполнится восемнадцать, спасибо.

— Соблазнительное предложение, но я вынужден отказаться, — сказал Северус. — Думаю, я бы об этом пожалел. А мой новый жизненный приоритет — не делать того, о чем потом жалею.

— Звучит скучно, — заметил Уизли из-за спины жены.

— Именно такое отношение привело к тому, что ты вчера сломал руку, — сказала Гризельда.

Уизли ухмыльнулся Северусу.

— Новый квиддичный трюк. Правда, не сработал, — заговорщицки сказал он.

— Какая трагедия, — произнес Северус.

Он очень старался подружиться с друзьями Гермионы. В конце концов, она делала то же самое с его кругом общения. Он послушно являлся на обед на площади Гриммо, изображая самую счастливую физиономию для Поттера и Джинни. Ходил на мероприятия Уизли и позволял Молли одаривать себя своей заботой. Проводил время с Джорджем, чья способность притягивать хаос со временем только возросла. И даже согласился сходить на матч по квиддичу с Артуром, его сыновьями и Поттером. Неделю спустя ему уже добровольно предложили пойти на еще один матч с Молли, Джинни и совершенно пугающей Гризельдой. И ему, к собственному удивлению, это очень понравилось. Гермиона притворилась больной (что, как она ему настаивала, не было ложью, ее действительно тошнило от квиддича), и вместо этого отправилась на концерт с Асторией, Панси и Миллисентой.

Они регулярно виделись со старыми преподавателями Хогвартса, и Северус всегда варил дополнительные похмельные зелья, когда Минерва, Помона и Роланда решали, что Гермионе нужна «ведьминская ночь». На следующий день она всегда была немного раздражительной. Он обычно общался с Филиусом или Поппи, пока остальные наводили ужас на устои патриархального мира... Дружеских связей стало больше, чем он мог себе представить.

К его удивлению, они даже оказались на вечеринке у Горация и ушли оттуда довольными. Они танцевали вместе, и Северус вспомнил, как они танцевали раньше. Только в этот раз он смог провести рукой гораздо ниже по ее спине и покусать ее восхитительную ключицу. Гораций, казалось, был чрезвычайно доволен их отношениями и настоял на тосте в их честь. Это было неожиданно, но очень приятно.

На другом конце комнаты, в поместье, Гермиона усаживала Скорпиуса на колени к растроганному Люциусу. Северус знал, что тот с ней сделал — Драко ему рассказал. И хотя он понимал, что Люциус был болен, когда напал на нее, Северусу было трудно поверить, как бережно Гермиона передала ребенка в его руки. Пока он не обратил внимание на ее напряженную позу. Он не сводил с нее глаз.

Состояние Люциуса немного улучшилось. Зелья помогли. Иногда он думал, что Скорпиус — это Драко, и что они вернулись к славным дням Темного Лорда. Но были и дни, когда он знал, что его сын уже взрослый. И что эти дни канули в Лету, и он был этому рад.

В конце концов Астория вывела всех на идеально ухоженный задний двор, где не было павлиньего помета, но сами павлины присутствовали. Трое малышей тут же принялись их гонять. Павлины с громкими криками разлетелись, и газон перестал быть чистым.

Нарцисса вздохнула.

— Терпеть не могу этих птиц, — сказала она. Она отошла от Северуса и подошла к самой большой группе испуганных павлинов, которые прижимались друг к другу за огромной елью, изящно подстриженной в виде впечатляющего змея.

«Тонкий намек. Очень тонкий», — подумал Северус.

Он опустился в садовое кресло, оставив одно свободным рядом с собой — так, чтобы оно соблазняло присесть. Гермиона разговаривала с Поттером и Джиневрой. Северус призвал себе напиток и медленно потягивал его, исподтишка наблюдая за ней из-под ресниц. Их старший сын (Джеймс, блять), был достаточно милым мальчиком и, конечно, достаточно умным, чтобы держаться подальше от Северуса. Младший же (Альбус, еб твою мать; Северус, Господи, о чем, блять, они думали?), был не столь опытным. Он подошел к колену Северуса и торжественно вручил ему павлинье перо.

— Спасибо, — серьезно сказал Северус и вернул ему перо, превратив его в черное воронье.

Мальчик подозрительно посмотрел на перо, а затем снова на Северуса. Северус рассмеялся.

— Кажется, ты разумный мальчик. Может быть, Слизерин? — обратился он к мальчику.

В ответ тот наградил его слюнявой, беззубой улыбкой.

— Привет, Альбус! — проворковала Гермиона, подходя к ним. — Кажется, у папы есть для тебя печенье!

Малыш взглянул на родителей, и Гарри и правда махал ему печеньем. Решение было принято. Пошатываясь, той забавной, «пьяной» походкой,свойственной маленьким детям, Альбус пересек газон. Гермиона присела рядом с Северусом и хихикнула, когда он призвал напиток и для нее.

— Я так предсказуема? — спросила она.

— Более чем, — сказал он.

Они чокнулись бокалами и отпили по глотку.

— Поттер теперь кажется вполне сносным, — сказал Северус.

— Ну, он немного повзрослел, — дипломатично заметила Гермиона. — А ты уже почти вежливо с ним общаешься. Так что это неизбежно.

— Надо немедленно исправить это, пока я не потерял свою репутацию, — сказал Северус.

— Я никому не выдам, что внутри ты мягкий как зефирка, — прошептала Гермиона.

Он сверкнул на нее глазами. Но это не сработало. Она лишь подмигнула и отпила еще вина.

— Чуть не забыла, у меня здесь подарок для Скорпиуса на день рождения, — сказала Гермиона, роясь в своей сумке.

— Что вообще нужно или хочется годовалому человеку? — спросил Северус.

— Что-нибудь яркое и красочное, — сказала Гермиона и с торжествующим криком вытащила большой сверток, обернутый в зеленую с серебром бумагу.

— Я только отдам это Драко и Астории, — сказала она. — Постереги мой бокал.

— Ценой своей жизни, — пообещал Северус.

Гермиона трусцой пересекла газон, и Северус, пользуясь моментом, любовался ее попкой. Она была невероятно привлекательна. Черт его знает, что она нашла в нем, но что бы это ни было, ей это нравилось, и он определенно не собирался с этим спорить. Он поставил ее бокал рядом с сумкой и увидел, что оттуда выпал сложенный лист пергамента. Он наклонился, поднял его и развернул.

— Не терпится увидеть, как они его откроют, — сказала Гермиона, возвращаясь. — Это игрушка, которая громко и непрерывно поет алфавит. Я наложила на нее чары, так что ей не нужны батарейки. Но не бойся. Ради душевного спокойствия Астории я дала ей контр-заклятие, чтобы она не выбросила ее в окно.

— Хммм, — произнес Северус.

— Что там? — спросила Гермиона.

Не говоря ни слова, он поднял пергамент..Ее глаза расширились.

— О, это твой секрет! Я и забыла, что взяла его с собой. Ты еще помнишь, что там было?

Северус смотрел на пергамент. Хотя для Гермионы он был пустым, для него написанное было так же ясно, как в тот день, когда он это написал. Он не мог поверить. Его молодое «я», свободное от лет самосомнения и упреков, которые отягощали его сейчас, изложил на бумаге свое сердце. И знал правду о том, что он сам боялся признать тридцать лет спустя. Он мог бы снова стать тем мальчиком и сбросить колючие доспехи, накопленные за годы.

— Конечно, — сказал он.

— Мне ужасно хочется спросить, но я не буду давить, — сказала Гермиона. — В конце концов, это твой секрет.

Он поднял взгляд на неё, и в её тёплой улыбке он увидел своё будущее, которое чудесно простиралось перед ним.

— Я люблю тебя, — сказал он. И в этот момент ее глаза расширились, когда слова на пергаменте стали различимы.

Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, мой восхитительно сварливый мужчина, — ответила она, слегка всхлипнув.

Он рассмеялся. А потом и она, смеясь и плача, оказалась в его объятиях.

Все было хорошо.

___________________________________

Ура! Наконец-то можно изменить статус работы на "Завершён" :)

Я так рада, что мне удалось поделиться с вами этой историей. Читая ее в первый раз, я была в полном восторге, теперь я смогу ее перечесть с самого начала 😀

Огромное спасибо всем, кто читал. Отдельная благодарность за замечательные комментарии. Я была очень рада обсудить эту историю.

И хоть у автора конец и вышел немного сентиментальным, но я так люблю, когда все хорошо заканчивается, что осталась полностью довольной. Надеюсь, вам понравилась эта история также как и мне.