Summertime Of Our Lives (гет)

— Без десяти, — негромко говорит Мелани. — Ты еще успеешь узнать, как она.

Я не подаю виду, что услышал, но становится понятно, зачем она смотрела на часы каждые пять минут. Не дождавшись ответа, Мел коротко и недовольно поджимает губы.

— «Отвали, Мелани, я не хочу», — четко выговаривая каждый слог, произносит она. — Даже это слышать приятнее, чем ничего.

— Отвали, Мелани, — послушно повторяю я, — я был у нее рано утром, и все Поттеры ночевали в палате. Меня туда на дальнобойное заклятье не подпустят.

Она морщится.

— Ал в любом случае уйдет на занятия к десяти.

— Останется Джеймс, — я качаю головой.

Мелани вертит чашку на блюдце.

— Не останется, — наконец отвечает она. — Я куда-нибудь его уведу.

Говорит это так спокойно, как будто несколько дней назад не считала компанию Джеймса навязчивой и раздражающей.

— Ты не должна пропускать Алхимию у Наварро.

Она прищуривается, и за несколько секунд на ее лице проступают то одни, то другие эмоции, которые я даже не силюсь различить.

— Ты можешь придумывать себе любые отговорки, но не придумывай их мне, — Мелани встает и уходит. Время растягивается, размазывается под моим взглядом по стенам столовой, выгоняет всех на улицу, а потом запускает персонал. Я тупо смотрю на них, как они приводят все в порядок, убирают, чистят, моют, о чем-то говорят, и жду. Не знаю чего, просто. Наверное, что сейчас они обратят на меня внимание и попросят уйти — а пока не попросили, я могу остаться. Но вот проходит пять минут после десяти, десять, а никто так и не заговаривает со мной. Я будто бы чувствую на себе взгляд, но за ним ничего не следует. Это дает мне ощущение, что время еще не вышло и торопиться не нужно. Я пытаюсь принять это, использовать как второй, третий, десятый шанс, но сил собраться с духом не находится, а страх — глухой и медлительный — не отступает. Больше всего я хотел бы оказаться в этой палате. Меньше всего — преодолевать путь до нее. Не понимаю, почему это так сложно. Ведь я должен быть там, я должен быть там. Не потому, что кто-то обязал меня, а потому что мне так нужно. Нужно мне самому. И я не могу сдвинуться с места. Если меня куда-нибудь выкинут вместе с остатками еды, будет проще.

Пока кругом летают подносы и звенит посуда, я говорю себе, что, поднявшись прямо сейчас, помешаю персоналу, но, когда устанавливается тишина и чистота, сидеть дольше кажется глупым даже мне. Я осторожно выхожу на улицу и двигаюсь к жилому корпусу. Всегда можно притвориться, что я что-то забыл и возвращаюсь в комнату, а если увидят в лазарете, соврать, что в драке Кестер ударил меня, а я не заметил. В драке. Это вовсе была не драка. Это была не дуэль, как за день до этого. Я просто бил его, впечатывая кулак до треска — то ли его, то ли моих — костей, а он даже не отвечал мне. Плевать. Я должен был это сделать, я зашел бы дальше, чем грязный мордобой, я готов был убить его, потому что именно этого я хотел. И видимо, он это понял. Или нет, потому что ублюдок, похоже, не заслужил немного мозгов, чтобы понимать, как можно поступать с людьми, а за что придется платить. Он не отбивался, и в кабинете директора не спорил. Сказал, что понятия не имеет, что натворил, что все вышло из-под контроля. Что он — мать его — сожалеет. В тот момент мне захотелось ударить его снова, чтобы он заткнулся, но Джеймс меня опередил. Кестер не понимал, что натворил. Рухнуло все.

— Я хочу остаться, — доносится до моих ушей гневный голос, и я заворачиваю за угол жилого корпуса, так и не дойдя до входа. — Я имею право остаться!

— Мистер Поттер, — во втором голосе звенит терпение, — вы должны присутствовать на занятиях. Хотя бы физически. Сознание ваше, так и быть, может наблюдать за сестрой, но тело ожидают в аудитории по Чарам.

— Черт, ладно, — Ал огрызается, вряд ли оценив шутку помощницы директора. Астрид под локоть выводит его из корпуса. — Но я и сам дойду. Идите, занимайтесь своими важными делами, а то еще какой-нибудь ублюдок нападет на беззащитную девушку и…

— Мистер Поттер, мне не сложно вас проводить, — любезно скалится Астрид, уволакивая его за собой, несмотря на то, что Альбус выше ее на голову и в полтора раза крупнее.

Когда они скрываются за учебным корпусом, я выхожу из-за угла. Прямо у входа останавливаюсь. Меня охватывает нерешительность. Она отдается внутри моим собственным голосом, которому хочется поддаться. Слушать его легко, но почему-то противно.

Зачем начинать все сначала? Ты не мог проскользнуть незаметно, Альбус наверняка увидел тебя, догоняет и на этот раз просто так не уйдет. На этот раз вы подеретесь. Он назовет тебя предателем, потому что ты предатель. Не прикасайся к его сестре. Он не позволит. Лучше просто уйди сейчас, раз уж не успел сделать это вовремя. Смотри, какая каша заварилась. Друга ты потерял, девушку упустил, так хоть кости целыми сохрани. И гордость. Ты еще помнишь, что такое гордость? Что, извиняться будешь перед Альбусом? Скажешь, что не хотел, что не любишь Аделу и только потому сошелся с Лили, что она обещала не относиться к тебе серьезно? Она ведь сама так сказала, обманула тебя. А ты не соврал, ты собирался покончить с этим вовремя, списать на краткое помутнение рассудка, забыть о глупом поцелуе и вернуться к своей невесте. Она тебя ждет, а вовсе не Лили. Так что ты здесь делаешь? Пришел навестить Лили?

Нет, это уже другой голос. Я оборачиваюсь. Миссис Поттер. Дождавшись ухода Альбуса и Джеймса, я совсем не подумал о их родителях. Я застываю, не зная, как вести себя, а потом медленно киваю.

— Я хотел узнать, как она.

— Ты можешь зайти и посмотреть сам, — взгляд у нее странный, будто она ждет чего-то. Что я что-то сделаю, скажу или признаюсь. Признаюсь в чем? Успел ли Альбус рассказать ей? Или сама Лили? Что знают ее родители? Вчера, когда мистер Поттер поздоровался со мной, было непохоже, что он в курсе моих отношений с его дочерью. Отношений. Так странно это звучит. Как будто по-настоящему. Все внезапно стало по-настоящему, когда об этом узнали Альбус и Джеймс. Что же было до этого? — Не бойся, ни Ала, ни Джима там нет, — с улыбкой продолжает миссис Поттер. — Но если ты еще потянешь время, они могут вернуться.

Сглотнув, я киваю прежде, чем принимаю решение.

— Спасибо.

Это разрешение не придает мне уверенности. То есть, я и так знаю, что должен увидеть ее, но подкрепить это простым шагом я не в состоянии. Тело будто одеревенело. Я чувствую его, но не могу пошевелиться. Сначала надо открыть дверь в палату. Это первое.

В холле хлопает дверь. Я дергаюсь, будто это случилось за моей спиной, и, сам того не заметив, оказываюсь по ту сторону порога. На ладони холодный след дверной ручки. Если это вернулся Ал или Джеймс, то у меня есть всего пара секунд. Я сглатываю. Нельзя их терять. Нельзя.

Я поднимаю глаза на кровать у окна. Занята только она, и я делаю шаг, тут же останавливаясь в сомнениях. Это та самая палата, и я был здесь вчера, видел, что эта девушка — белая, как снег, — на самом деле Лили, но тогда это как будто было не важно. Тогда нужно было найти виновника, набить ему морду, вынуть из него душу и все потроха. И у меня почти получилось. Почти. Нет, не получилось, иначе почему тогда Лили все еще похожа на собственную тень, почему я едва различаю ее силуэт на постели, почему она не не смотрит на меня, что не так?!

Я не замечаю, как оказываюсь возле кровати. Лили спит. Я надеюсь, что она спит, что я тоже сплю, что, если это не сон, то хотя бы та самая Комната Страха, которую вчера пришлось пройти и в которой теперь нужно остаться. Теперь я в ней остаюсь.

Не сводя с Лили взгляда, я сажусь на ближайший стул. Ее дыхание тихое и ровное, и оно незаметно успокаивает меня: так быстро, что первым осознанным моментом становится впившаяся в лопатку спинка стула. Удобно на нем не устроиться, а других вариантов нет. Я выпрямляюсь и сцепляю перед собой руки. Лили спит, и я не знаю, зачем тогда пришел сюда, но быть здесь кажется мне… нет, не правильным — это вовсе не правильно — необходимым.

Мне нужно смотреть на нее, хотя бы просто зная, что это она, даже не узнавая ее. Так все на своих местах, так все должно быть. Да, Альбус должен знать, кто я такой, что я сделал, как сильно ранил его сестру и предал его самого. Это предательство. Я пытаюсь осознать его, прочувствовать, нащупать границы, но их нет. Будто было что-то — жесткое, холодное, грязное, — а теперь нет. И я должен чувствовать вину, еще вчера она пожирала меня от одной только мысли об Альбусе, а теперь только пустота. Лили есть, а брата ее нет. Как странно все изменилось: был Ал и его сестра — стала Лили и ее брат.

Я хочу протянуть руку, чтобы коснуться ее белых, будто из льда, пальцев, и через миг чувствую их. Они теплые, и от этого факта горячая волна окатывает меня с ног до головы. С диким шумом я придвигаю стул ближе к кровати и обнимаю ладонями ее руку. Ужас и облегчение разрывают мое сознание. Я будто застрял между мечтой и худшим кошмаром. Я здесь, рядом с Лили. Не нужно прятаться, не нужно притворяться и лгать. Какое оказывается невероятное это чувство — когда потерял все, за что боялся, и больше не боишься. Не так, будто хуже уже не будет, нет. Так, словно боялся пропасти под ногами, а теперь упал и, переломанный, ждешь целителей. Или уже не ждешь. Главное, что упасть больше не боишься.

Я глубоко вздыхаю и неосознанно прижимаюсь губами к ее руке. Мне кажется, что ее пальцы шевелятся, и я поднимаю голову. Лили больше не спит, но ее взгляд от меня ускользает. Она тянет к себе руку ровно в тот момент, когда я отпускаю ее. Меня Лили не видит, меня сегодня никто не видит, но от нее это особенно пугает. Я не шевелюсь. Лили вяло касается пальцами своего лба, убирает мешающие волосы, которые сегодня уже начали возвращать привычный оттенок, и я замечаю, что теперь они гораздо короче. Блекло-рыжие, на свету они все еще отливают серым. Лили пытается сесть на постели, и только тогда смотрит на меня. Я впиваюсь взглядом в исхудавшее лицо, еще вчера бывшее меловым, и готовлюсь к чему угодно. Ей стоит меня прогнать. Попросить уйти. Может, она вообще вспылит. Да, это было бы замечательно! Если она кинет в меня что-нибудь, я даже уворачиваться не стану. Захочет натравить летучих мышей или еще как-нибудь сгла…

— Малфой? — ее зрачок не расширяется от узнавания, серые глаза с пепельными ресницами, которые я едва узнаю, будто не понимают, кто перед ними. Сердце судорожно сжимается. — Что ты здесь делаешь?

Вопрос, который я ждал с таким напряжением, ставит меня в тупик. Она просто не хочет меня видеть, это Лили имеет в виду? Ей не нравится, что я пришел?

На лице Лили ни злости, ни обиды, она смотрит на меня поразительно спокойно, как будто… Господи, только не это.

— Лили, — охрипло произношу я, и кашель застревает в горле, пока я мечусь взглядом по ее лицу. — Лили…

Пока я пытаюсь выдавить из себя вопрос, помнит ли она последние недели, Лили отворачивается к окну. Никто ничего не говорил про потерю памяти. Так не могло случиться. Не могла она… Я не мог потерять все вот так.

— Зачем ты здесь, Скорпиус?

Я будто падаю с большой высоты. Помнит.

— Лили, мне очень жаль, — выдыхаю я.

Она все еще не смотрит в мою сторону, но спрашивает:

— Чего?

— Я обещаю, Кестер уже заплатил за это, и он заплатит еще, — медленно выговариваю я.

— О, — в ее голосе нет удивления, но мне кажется, она разочарована. Как будто ожидала услышать что-то еще. Что-то другое.

— Лили, я… Лили, прости меня, — я знаю, что нужно говорить, и начинаю сразу же, едва мысль возникает в голове, но слов почему-то оказывается больше, и они другие. — Я никогда не хотел жениться на Аделе, и я никогда не хотел сделать тебе больно. Я должен был сказать тебе сразу, я не рассчитывал, что я… Что все зайдет так далеко. Эта помолвка всегда была формальностью, так я к ней и относился: просто закрывал на нее глаза. Поэтому я не говорил тебе. Поэтому я не хотел, чтобы о нас узнал Альбус. Он в курсе про Аделу, и, пусть он видел, что я никогда не воспринимал ее всерьез, допустить меня к своей сестре… Он никогда бы не позволил мне даже посмотреть в твою сторону, — я морщусь, словно от горькой таблетки. — Нас обручили совсем детьми, и никто не спросил нашего мнения. Это брак по самому паршивому расчету: Селвины могут иметь детей исключительно от чистокровных супругов. Нам просто не повезло, что в нашем роду не нашлось и капли маггловской крови. Подобные семьи почти исчезли, только мы остались.

— «Мы»? — почему-то уточняет Лили, и я прикусываю язык. Мелани мне не простит, а потерять еще и ее я просто не могу.

— Я и Адела, — ровным голосом отвечаю я. — Это никогда не было ничем настоящим. Это казалось глупым правилом, предписанием о хорошем поведении, которое обещают, но редко исполняют. Если и ограничением, то нестрогим, временным, как домашний арест. А теперь это пропасть. Огромная дыра с востока до запада, а все, что я люблю, внезапно оказалось по ту сторону.

Воцаряется тишина. Я каменею, не веря, что сказал это вслух, потому что это была только мысль, горькая и непроизносимая.

— Ты рассказал Алу и Джеймсу? — тихо спрашивает Лили. Я только мотаю головой, и она немного оборачивается в мою сторону, чтобы увидеть.

— Это был Крейг. Он следил за нами и сделал фотографии. А вчера отдал их Джеймсу. Он ненавидит меня и хочет только мести. И для этого он использовал тебя.

Признаться, что я видел эти фотографии раньше, я почему-то не могу. Замолкаю, будто чтобы дать Лили время осознать услышанное.

— Крейг? — она смотрит на меня растерянно и обиженно. Почему обиженно? — Я думала, что я… что я просто нравлюсь ему…

Я открываю рот, но не могу задать этот вопрос сразу.

— А он тебе?

Лили поднимает глаза, но в этот момент распахивается дверь, и мы оборачиваемся.

— Какого хрена ты здесь забыл? — рычит Альбус, останавливаясь в проходе. Я никогда не видел его таким.

— Выражения, молодой человек! — за его спиной появляется миссис Поттер и закатывает глаза. — Ты хоть постучался?

— Зачем ты вообще впустила его? — Ал резко поворачивается к матери. — Я же, бл…

— Н-ну? — от вздернутых бровей и железного взгляда Джинни он осекается.

— Не нужно было, — цедит Альбус и смотрит на меня. — Выметайся отсюда.

— Пойдем-ка лучше ты со мной, — миролюбиво и непреклонно произносит миссис Поттер, за локоть пытаясь утянуть сына в коридор. Он вырывается. Долго смотрит на меня, и я понимаю, что с момента его появления в палате даже не шелохнулся. Но не потому что меня застали врасплох, а потому что я вовсе не собирался уходить. От осознания этого факта мне становится легче выдерживать взгляд Альбуса.

— Ты гребаный мудила, — глухо произносит он, и краем глаза я вижу, как вздрагивает Лили. — Но теперь все это знают.

Все молчат. Мой взгляд и взгляд Альбуса столкиваются в упор. Его рот начинает кривиться, но он тут же отворачивается и делает шаг из палаты.

— Нашел себе постель, у которой собираешься сидеть? — с презрением произносит он и, не дожидаясь ответа, уходит.

Первой оживает миссис Поттер. Она берется за ручку и тянет дверь на себя, отпуская негромкое замечание:

— Если бы я не встречалась с другом своего брата, его бы на свете не было…

Мы с Лили остаемся одни. Я не помню, на чем прервался разговор, но продолжать его мне все равно не хочется. Маленькими шажками, останавливая взгляд через каждый метр, я возвращаюсь глазами к Лили. Она изучает собственные пальцы, слабо перебирая ими. Я хочу протянуть руку, чтобы прикоснуться к ним, но не могу.

— Как ты себя чувствуешь? — наконец спрашиваю я, вспомнив, что так и не задал этот вопрос.

— Нормально, — она все равно не смотрит на меня.

Мне больше нечего ей сказать: то есть, конечно, есть, но я боюсь и потому молчу. Лили теребит короткую прядь, заправленную за ухо. Видимо, это ее беспокоит.

— Лили, ты прекрасно выглядишь, — я не свожу с нее взгляда. Она должна знать, что все это не важно.

— Да… То есть нет, — Лили качает головой. — Или спасибо… Я не знаю. Я правда не знаю, — она неожиданно ловит мой взгляд и так и остается. Почему-то мне кажется, это не о волосах.

— Я не могу, — выдыхаю я, — дать тебе обещание, что мне не придется жениться на Аделе. И я не в праве ничего у тебя просить. Но я хочу, чтобы ты знала, что я ничего к ней не чувствую и никогда не почувствую. Эта свадьба перечеркнет всю мою жизнь. Мне придется навсегда привязать себя к глупой, замкнутой, инфантильной девушке, не имеющей своего мнения. Еще и сделать ей детей. Да я ее даже видеть теперь не могу! Как мне провести с ней всю жизнь, зная, что есть… Что есть ты, Лили, — я смотрю не на нее, а на свои руки, потому что поднять на нее глаза в миллион раз тяжелее, чем просто сказать это.

Лили ничего мне не отвечает. Я едва ли смогу угадать, что происходит в ее голове, но вряд ли что-то хорошее для меня. Хорошего я не заслужил.

В дверь стучат. Сначала я думаю, что вернулся Альбус, но вряд ли он стал бы делать это так вежливо. Может, миссис или мистер Поттер? Лили оглядываться на звук, но не приглашает никого войти. Когда стук повторяется, я поднимаюсь и подхожу к двери. Приоткрываю, только чтобы попросить зайти в другой раз.

— Ты какого черта здесь забыла? — едва сдержавшись от настоящей грубости, спрашиваю я.

— Мне нужно поговорить с Лили, — спокойно отвечает дурмстранговка. Я знаю только ее имя, Альберта, но много раз видел ее в компании Кестера.

Я вздергиваю брови и закрываю дверь, но она успевает задержать ее.

— Не будь идиотом, я просто хочу поговорить, — качнув головой, продолжает Альберта.

— Кто там? — спрашивает Лили, которой из-за меня не видно узкой щели между дверью и косяком.

— Никто.

Альберта молча склоняет голову к плечу.

— Малфой, я же не прошу тебя выйти, ты можешь послушать.

— Заходи, — разрешает Лили, и я не сразу прислушиваюсь к ее словам. Одаряю дурмстранговку тяжелым предупреждающим взглядом и вытаскиваю волшебную палочку. После этого немного отхожу в сторону.

Альберта невозмутимо входит и переставляет мой стул ближе к изголовью. Когда она садится, их с Лили лица оказываются на одном уровне, хотя обычно Альберта как минимум на голову выше.

— Яна ждет судебное разбирательство, — без предисловий или вопросов о самочувствии говорит она. — Уверена, тебе уже передали.

Лили то ли кивает, то ли пожимает плечами.

— Когда дело дойдет до суда, тебя спросят, выдвигаешь ли ты обвинения, — чуть медленнее, чем раньше, произносит Альберта. — И прежде, чем ты дашь ответ, ты должна кое-что услышать.

— Думаешь, извинения хоть немного помогут твоему дружку? — сквозь зубы спрашиваю я, но на самом деле это не вопрос.

Альберта коротко смотрит на меня.

— Нет, — отвечает она. — Но она должна знать, чью жизнь разрушит.

Во мне зарождается гнев.

— Этот ублюдок не один раз пытался напасть на нее, и она могла пострадать гораздо раньше, не останови я его. Ты сама видела, что у Кестера не все дома, ты в своем уме, защищать его?!

— Я никого не защищаю. Кестер виноват. Он не имел права нападать на Лили, что бы она ни сделала, и он ответит за это. Но он не должен всю жизнь расплачиваться за одну вспышку гнева.

— А может, стоит? — я подаюсь вперед.

— Малфой, ты себя слышишь? — прохладно произносит Альберта, но не успеваю я ничего сказать, как она продолжает говорить, уже глядя на Лили. — Кестер вырос в маггловском районе. Это бы мало что значило, но у него с детства были проблемы с магией. Стихийные выбросы, почти нулевой контроль над заклинаниями. Весь первый год он волочился в хвосте класса, потому что волшебство у него всегда работало не так. Мы думали, что его даже не переведут на второй курс. Но в сентябре он вернулся. Стал осваивать программу быстрее всех, настолько, что преподаватели не верили своим глазам. А потом мы узнали, что летом на него напали маггловские дети. Они как-то увидели, что он волшебник, — он тренировался все лето, чтобы освоить хотя бы что-то, — и испугались. Попытались отобрать палочку. Какое-то заклинание — почти безобидное — всезапно сработало, и ближайший мальчишка подскользнулся. Ничего страшного, только задетое самолюбие. Его приятели избили Кестера так, что его нашла уже мать, когда он не пришел к обеду. Не знаю, что он тогда решил и как сумел справиться с бесконтрольной магией, но больше срывов у него не было. Никогда. Никаких. Мы видели только, что он презирает магглов, но, по большей части, он сам избегал их. А потом приехал сюда, — Альберта едва заметно вздыхает, — и встретился с тобой. Я повторюсь, Лили, он не имел права поднимать на тебя палочку. Но ты надавила на самое больное. И ты продавливала эту точку не одну неделю.

— Перестань, — мне слышится, что Лили всхлипывает, и, хотя я не уверен, я все равно открываю дверь и произношу:

— Уходи.

Альберта встает.

— Я не пришла бы ни к кому другому, — еще пытается закончить она, но я перебиваю:

— Я сказал, проваливай.

— Ты — Лили Поттер, — с нажимом продолжает Альберта. — Сорвись он на ком-нибудь другом, ему назначили бы штраф, исправительные работы или дали условный срок, но с тобой его посадят. Даже если ты желаешь ему гореть в Аду, — совсем тихо говорит она, — пожалуйста. Ты же понимаешь, сколько значит твоя фамилия. Его просто растопчут.

И больше не сказав ни слова, она уходит.

Я хочу сказать Лили, чтобы она забыла об этом, но в голову лезут другие мысли. Альберта права. Не в том, что стоит закрыть глаза на поступок Кестера, а в том, что, когда дойдет до суда, он поплатится гораздо больше, чем любой другой, совершивший подобное с любым другим человеком. И хотя я хочу, чтобы его заклевала толпа, решить это может только Лили. Я перевожу на нее взгляд.

В дверь снова стучат.

Да какого черта? Не палата, а проходной двор.

— Привет, — это Мелани. Она слабо улыбается и заходит, закрыв за собой дверь. — Как дела?

Это вопрос к Лили, не ко мне. Та неопреденно поводит плечами.

— Ты выглядишь значительно лучше, — бодро, но вовсе не натужно произносит сестра. Лили дергает уголком губ. — Тебе идет короткая стрижка.

Лили не отвечает.

— Я просто зашла сказать, что Джеймс сейчас придет сюда, — мастерски игнорируя тишину, говорит Мел. — А я хотела попросить у Скорпиуса учебник по Артефактологии, — она переводит на меня взгляд, приподнимая брови. — Можно?

— Возьми на столе, — я нашариваю в кармане жетон и протягиваю ей. — Или в столе. Где-то найдешь.

— Хорошо, — она снова пытается улыбнуться. — Поправляйся, Златовласка.

И мы снова остаемся вдвоем.

— Лили, — тихо окликаю ее я. — Я пойду.

Говорю, но не двигаюсь с места. Мне, разумеется, нужно остаться с ней, но Джеймс в любом случае вышвырнет меня отсюда, а Лили в палате лишние встряски не нужны.

— Да, нужно уйти, — она едва шевелит губами. Я поворачиваю ручку двери. — Забери меня тоже.

Я недоуменно хмурюсь. Она слышит мое молчание и стягивает с себя одеяло, медленно опускает ноги на пол.

— Лили, тебе нельзя…

— Нельзя больше здесь оставаться, — вторит она, приподнимаясь над кроватью, и, хотя я не собираюсь ее слушать, я все равно подскакиваю, чтобы поддержать ее. Одна рука проскальзывает по спине вокруг талии, вторая ложится на живот. Лили кажется, ощущается почти вдвое меньше, чем раньше. Я вздрагиваю, и она тоже: я от того, как сильно ей навредило заклинание, она — не знаю почему. Я ловлю ее встревоженный взгляд.

— Тебе больно?

Она мотает головой.

— Все нормально. Ты… можешь отпустить, — почти шепчет.

— Не могу, — так же тихо отвечаю я, глядя ей в глаза.

Она отворачивается. Я выдыхаю.

— Тебе правда нельзя покидать палату, — повторяю я глухо. — Вдруг тебе станет хуже.

— Еще хуже не станет, — говорит она, вытаскивая из-под стула свои туфли. Ее движения кажутся слишком медленными по сравнению с теми, что я запомнил, но речь снова выдает Лили, которую… — Дезилюминационное, давай.

Я оторопело смотрю на нее.

— Что?

— Мама не выпустит меня, — поясняет она. — Если ты выйдешь один и скажешь, что я уснула, она не пойдет проверять.

— А я бы проверил.

— Ты мне не мать.

Я едва не фыркаю от смеха.

— Лили…

— Я бы не попросила тебя, если бы могла колдовать, — спокойно говорит она. — Сара сказала, что магическая сила вернется только после жизненной, так что не заставляй меня вылезать через окно.

Мне не хочется ей отказывать, когда она вот так, просто и без обиняков со мной разговаривает, но умом я понимаю, что уходить ей нельзя.

— Свежий воздух пойдет мне на пользу, — добавляет она, и я просто не хочу придумывать новые отговорки. Я достаю палочку и беззвучно применяю к Лили скрывающие чары. И едва она пропадает из вида, я внезапно пугаюсь, что сейчас любое заклинание может быть ей во вред. Да и к тому же напомнит о нападении Кестера.

— Ты что-то бледный, Малфой, — раздается из пустоты ехидный голосок.

— Лучше ничего не говори, — отвечаю я, скрывая улыбку.

Я открываю дверь, выжидая несколько секунд, чтобы Лили точно успела пройти, и выхожу в коридор, громко щелкая ручкой.

— Ну как? — негромко спрашивает миссис Поттер. Я открываю рот, но не знаю, что сказать. — Помирились?

Что она знает? Меня охватывает неприятная тревога.

— Я…

— Ты был там довольно долго.

— Она уснула, — я пытаюсь следовать сценарию. Это рождает во мне чувство дежавю, что-то очень далекое и почти забытое, будто из другой жизни. — Я еще зайду. Можно?

Миссис Поттер сдержанно, но все же лукаво улыбается:

— Я здесь не как Цербер сижу. Если Лили захочет тебя увидеть — приходи.

Я благодарно киваю.

— Спасибо, я пойду.

— Удачи! — мне кажется, что она провожает меня взглядом.

Выйдя в холл, я неспеша поднимаюсь по лестнице на жилой этаж, не зная, как проверить, идет ли Лили со мной. Может, она устала или ей плохо…

— Лили, — как можно тише и отчетливее зову я. — Лили, ты здесь?

Никакого ответа. Я останавливаюсь, начиная оглядываться, и атланты, возвращающиеся с обеда, обгоняют меня, бросая косые взгляды. В бок прилетает слабый тычок, но рядом никого нет. Я перевожу дух.

— Уже запыхаешься? — раздается вкрадчивый голос с верхнего пролета лестницы. Я в несколько шагов догоняю его.

— Знал бы, что на свежем воздухе ты начнешь каламбурить, оставил бы тебя в палате, — я закатываю глаза и внезапно осекаюсь. Как-то слишком просто это вылетело из моего рта. Будто я не боялся просто взглянуть на нее утром.

— Скорпиус!

Я с тревогой оборачиваюсь.

— Мистер Поттер.

— На пару слов.

Ну же, Лили, вот сейчас бы разрядить обстановку. Я снова спускаюсь в холл.

— Альбус и Джеймс не предоставили мне подробностей, поэтому я только в общих чертах понял, что ты встречался с Лили.

Я не знаю, как вдохнуть.

— Если Лили хочет этого, я не буду против, — мое сердце разжимается, — но если ты обидишь ее, ты труп.

— Я нико… Я понимаю, мистер Поттер, — я наконец подбираю правильные слова.

— Хорошо, — он кивает. — Тогда увидимся!

Он сворачивает в лазарет, и я почти бегом поднимаюсь на второй этаж, надеясь, что миссис Поттер передаст мужу, что дочь спит, и заглядывать в палату никто не будет.

— Считай, что ты уже труп.

Я только качаю головой.

— Лили, куда мы идем? — неожиданно я понимаю, что ее «забери меня» не имеет конечного пункта.

— В мою комнату? — она спрашивает, а не отвечает. — Мелани не сдаст.

— Но там тебя будут искать в первую очередь.

— Тогда на крышу.

— Я могу… Я могу отвести тебя к себе, — замявшись, предлагаю я.

— Ну ты меня сразу Алу в руки отдай, чего уж там.

— Ал там не появится.

Сначала он переехал к Саммер, но с возвращением Ребекки все вернулись на свои места. Сегодня он ночевал в палате, и вряд ли ему теперь дорога его кровать в нашей комнате.

— Хорошо, — Лили соглашается.

Уже свернув в мужское крыло, я вспоминаю, что отдал жетон Мелани, но обнаруживаю его висящим на ручке двери. Раз в пару секунд он поблескивает синим, и я догадываюсь, что она окружила его защитным заклинанием. Никто, кроме меня, не смог бы забрать ключ. Я снимаю его и, когда чары нейтрализуются, жетон срабатывает и открывает дверь. Я сразу же вхожу, оставляя проход свободным еще несколько секунд, а потом снова зову:

— Лили?

Ручка двери возвращается на место. Я убираю Дезилюминационное и вижу, как фигура Лили проступает на фоне стены, почти у шкафа Альбуса. Она не двигается, откинув голову назад, и я делаю к ней шаг, чтобы проверить, все ли в порядке.

— Все нормально, — едва слышно выдыхает она, отрывается от стены, и ее коленки подгибаются. Я едва успеваю подхватить ее, но делаю это так неловко, что сам валюсь на колени, а она падает животом мне на руки.

— Прости…

— Все равно лучше, чем в палате, — бормочет Лили, и я поднимаю сразу нас обоих: она стала чересчур легкой.

— Может, тебе прилечь? — обеспокоенно предлагаю я.

— Нет, я… Мне надо умыться, — Лили смотрит в сторону ванной, но почему-то не двигается.

— Лили, надо вернуться в лазарет. Почему я не отговорил тебя сразу? — я собираюсь взять ее на руки, но она, пошатнувшись, уворачивается и сама идет ко второй двери. — Лили! — я в один шаг догоняю ее, поддерживаю за талию.

— Так и пойдем? — хмыкает она. Я стою за ее спиной, и больше всего мы напоминаем пару танцоров маггловской ламбады, которой закончился костюмированный бал.

То ли от нервов, то ли от того, как странно все происходящее, я начинаю смеяться, а потом, едва ли подумав, чем это закончится, прижимаю Лили к себе. Обнимаю, чуть отрывая от пола и зарываюсь носом в ее волосы. Они пахнут все тем же грейпфрутовым мылом, что и всегда. Лили вцепляется в мои руки, то ли чтобы обнять в ответ, то ли чтобы ослабить хватку или вовсе вырваться.

— Я так скучал. Ты не представляешь, как я скучал.

Я и сам не представлял до этого момента. Но теперь, когда она в моих руках… Да черт с ней с Аделой! Если будет нужно, я ее убью, или лишусь магии, или что угодно… Только бы Лили осталась.

— Ребекка вроде не давала тебе скучать.

Мне приходится выпустить ее из своих рук. От резкой потери опоры она пошатывается, и я тут же придерживаю ее за плечи, ругая себя за неосторожность. Убедившись, что Лили твердо стоит на ногах, я делаю шаг назад. Это проще, чем стоять к ней так близко и не касаться. Надежды на то, что после этого она действительно пойдет в ванную, у меня даже не возникает. Она так и стоит ко мне спиной и ждет моих оправданий.

— Между мной и Ребеккой ничего не было, — говорю я.

Она все-таки поворачивается и одаривает меня скептическим взглядом.

— Весь поезд слышал, как у вас ничего не было.

Мне даже нечего возразить. Все мои оправдания тут же становятся жалкими и лживыми. Я мотаю головой.

— Я имел в виду, после ее возвращения. Я знаю, что по лагерю ходили слухи, будто она меня бросила, но на самом деле мы и не были вместе. Вообще.

— Ты ходил за ней, как привязанный, — поморщившись, напоминает она.

Я хочу удариться лбом об стену. Ну почему все так сложно? В моем сознании ненадолго появляется мысль рассказать о Крейге всю историю, включая его шантаж. Но я не уверен, что стоит признаваться Лили, что я хотел вернуть ее еще тогда, но испугался реакции Альбуса и вместо этого пошел к Ребекке. Это еще хуже.

— Я знал, что она пострадала из-за меня и просто не мог делать вид, что ничего не произошло, — объясняю я медленно, взвешивая каждое слово.

Лили возмущенно поднимает брови.

— Ты мне сердце разбил и делал вид, что ничего не произошло!

Блять. Каждое слово оказалось неправильным.

— Лили, — уже ее имя звучит как просьба. — Я знаю, что поступил, как мудак, но я правда думал, что так будет лучше. Я думал, что, если буду держать дистанцию, ты забудешь меня.

И надеялся, что забуду тебя.

— Если бы, — негромко фыркает она.

Почему-то это вызывает у меня желание улыбнуться даже сквозь мертвецкую пустоту внутри. Лили вздыхает, как будто сдаваясь, и не предъявляет больше ни обвинений, ни претензий. Сказав, что сейчас вернется, она уходит в ванную, и я понимаю, что вопрос с Ребеккой закрыт. Но какой вердикт она вынесла, я так и не знаю.

Лили не закрывает дверь до конца. Не знаю, сделала она это сознательно или нет, но так мне будет легче попасть внутрь, если она начнет терять сознание. Я слушаю шум воды и смотрю только на дверь. Не позволяю своему взгляду сдвинуться вправо, к кровати Ала, потому что не могу сейчас о нем думать.

Лили возвращается. Ее лицо выглядит посвежевшим, волосы — более послушными, но ее движения кажутся смазанными и заторможенными. Не задавая вопросов, я подхватываю ее под спину и под колени и несу к кровати. Надо бы все-таки вернуть ее в лазарет, но не раньше, чем она даст мне ответ.

Я помогаю ей поудобнее устроиться на подушках и беру ее за руку.

— Лили, — начинаю я, не зная точно, как сформулировать свой вопрос. — Я уже сказал тебе, что не могу пообещать, что не женюсь на Аделе. Но я сделаю все возможное, чтобы этого избежать. И я… Я надеюсь, что ты сможешь быть рядом… Если ты этого еще хочешь, разумеется.

Она молчит. Как молчала в лазарете, во время моего рассказа о помолвке. Я не свожу глаз с ее лица, но все равно не могу понять, о чем она думает. Я знаю, что ее чувства ко мне остались, видел это, когда мы проходили через огонь. Но почему же она медлит?

— Ты молчишь, чтобы помучить меня?

Лили не отрывает взгляда от наших сцепленных рук.

— Скорпиус, ты сделал мне очень больно.

Внутри меня как будто что-то рушится. Я был так уверен, что она вернется ко мне, когда узнает правду, но что, если все, что я ей сделал, непоправимо? Даже если она действительно влюблена в меня — она может просто меня не простить. Почему-то я не брал это в расчет. Я нервно сглатываю.

— Это значит нет?

— Нет, — отвечает Лили, мотнув головой. — Это значит, что я не знаю. Я не знаю, как тебе верить. Я не хочу быть с тобой и сомневаться в каждом твоем слове и действии. Я просто совсем тебя не понимаю. Видимо, никогда не понимала.

— Я был эгоистом.

— Да, вот этому я верю.

— Я должен был держаться от тебя подальше и искать способы избавиться от помолвки. Из-за этого я уже потерял Ала, но я просто не могу отпустить тебя. Не после того, что произошло. Когда я услышал, что ты в лазарете…

Перед глазами снова все меркнет. Вот Уизли говорит, что преподаватель нашел Лили в коридоре. Альбус куда-то срывается, а у меня в голове, всего на миг, мелькает мысль, что это конец. Я потерял ее навсегда. Ее больше не будет в моей жизни, совсем, ни в каком виде, ни как любимой девушки, ни как бывшей, ни как сестры друга, ни как просто Лили Поттер. Каким же отвратительным стал мир на эти долгие секунды! Потом я узнал, что она была без сознания и уже в лазарете, но острый страх отпустил меня не сразу.

Лили сидит передо мной, все еще бледная, с обрезанными волосами и кругами под глазами, но она жива, она здесь, говорит со мной. Наплевав на все, я наклоняюсь вперед и — наконец-то — целую ее. Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как я делал это в последний раз.

Лили отвечает мне, зарывается пальцами в волосы на затылке, а второй рукой сжимает мою футболку. Я не могу остановиться, целую ее снова и снова, и мне не достаточно.

— Стой, — говорит она, слабо отталкивая меня.

Эйфория сменяется разочарованием в один миг. Конечно, она опомнилась и поняла, что ей не нужно…

— У меня голова закружилась.

Я киваю, перечеркивая и выкидывая из головы последнюю мысль. Все хорошо. Все будет хорошо. Она со мной. Я крепче сжимаю ее руку и снова прижимаюсь губами к тонким пальцам.

— Я тебя забрал, — внезапно говорю я, и это звучит как в какой-то детской игре, но я остаюсь серьезен. Лили все еще смотрит недоверчиво, но так тепло и пристально, что внутри меня все успокаивается. — Я люблю тебя.