Танец пепла (гет)

Говорят, что курение — это яд, как, впрочем, и алкоголь, да и ещё куча всего, что делает нашу жизнь ярче, слаще, и короче. И пусть никотиновый змей был повержен мною давно и бесповоротно, в глубине души мне иногда не хватало ощущения туго скрученной бумаги идеальной формы, зажатой между пальцев. Давно уже не был интересен вкус, опостылел запах, а вот этого тонкого цилиндра не хватало. Эти мысли пробегали в моей голове, как отголоски чего-то очень далёкого, почти забытого и чужого, в то время как пальцы самопроизвольно ласкали гладкое дерево длинной трубки. Я сидела на камне посреди леса, затерянного где-то в Средиземье, и блаженно курила трубку, которую мне любезно одолжил Гендальф Серый — что может быть ещё безумней? От терпкого сладкого табака голова гудела, как от бокала хорошего вина, ночной ветер, прорываясь сквозь деревья, невесомо ласкал обнажённые колени (почему-то рядом с волшебником удивительным образом забывались местные формы приличия). Однако моё состояние почти что нирваны было грубо нарушено, когда в стороне кто-то громко икнул. Гендальф резко обернулся и, беззвучно выругавшись под нос, раздражённо бросил:

— Вот ведь любопытные гномы! Вечно им не сидится! Теперь, небось, обо всём доложат Торину, и тот снова будет в ярости… — маг устало вздохнул и слегка дотронулся до моего плеча. — Я пойду, может, удастся их перехватить.

— Возьми только трубку с собой — не хочется ещё больше объяснять, когда вернусь.

Гендальф хмыкнул и понимающе кивнул.

— А ты здесь останешься?

— Ещё немного. Тут же рядом, если что, буду кричать. Да и тебе одному легче будет гномов успокоить, — улыбнулась я.

Он ещё раз окинул внимательным взглядом просветление, где мы находились, а в следующее мгновение я осталась одна.

Воздух после сегодняшнего дождя был свежим и бодрящим, и вдыхать его полной грудью было истинным наслаждением. Под действием табака отступила и моя нервозность. Ветер стих — осталась лишь умиротворённая тишина ночного леса. Я наслаждалась ею, сидя на камне и прикрыв глаза. Не доносилось ни звука. Тут моё сердце замерло и сразу бешено застучало: было слишком тихо. Открыв глаза, я стала нервно оглядываться — вокруг меня царило видимое спокойствие, и, тем не менее, с новой силой заворочалось чувство, что кто-то за мной наблюдал. Этот невидимый взгляд лизнул кожу липким вязким страхом. Буравя взглядом близлежащие заросли, я медленно, словно во сне, соскользнула с камня. Мир разом лишился всех своих красок — остались лишь безликие тени, а воздух вдруг стал густым, как трясина, из-за чего каждое движение давалось с трудом.

Стараясь не издавать ни звука, я двинулась в сторону лагеря, мысленно приободряя себя тем, что, скорее всего, у меня просто нервишки расшалились. Учитывая события прошедшего месяца, это было вполне ожидаемо. За спиной хрустнула ветка. Моя реакция была молниеносной, взгляд устремился в ту сторону, и, холодея от ужаса, я увидела, как на поляну медленно вышли три серых существа. На первый взгляд они были похожи на огромных, нет, гигантских собак, каждая из которых легко достала бы мне до груди, но проверять на практике эту теорию отчего-то совсем не хотелось. Звери, оскалившись, теперь неотрывно смотрели на меня: в темноте их глаза казались абсолютно чёрными.

На ватных ногах я было попятилась — они шагнули ко мне. Одна из жутких собак шумно втянула воздух и глухо зарычала, две оставшиеся вторили ей хором. Они могли в любой момент сорваться и настигнуть меня в пару прыжков. Надо было что-то делать. Срочно. Сейчас! Очнувшись, как от удара хлыста, я резко развернулась и рванула в чащу — за спиной звери заунывно взвыли и, судя по глухим ударам и треску, кинулись вслед за мной.

Я бежала как можно быстрее, не обращая внимания на царапающие лицо ветки, но надоедливая длинная юбка постоянно цеплялась за кусты и коряги, норовя опрокинуть меня наземь. Обратный путь до поляны казался болезненно долгим, так что в какой-то момент я даже успела испугаться, что заблудилась и в спешке свернула не туда, но на счастье впереди забрезжили отсветы костра. До них оставалось рукой подать, как вдруг подол зацепился. По ощущениям я упала в десятке метров от отряда. От обиды и злости хотелось рычать и брыкаться. Мои спешные попытки подняться оказались бесполезными: цыганская юбка намертво застряла, парализуя движения. Ветки хрустели подтверждая неумолимое приближение кошмарных тварей. Надо было закричать, но я с ужасом поняла, что не могла издать ни звука. Растопыренные пальцы в беспомощном отчаянии вцепились в землю, сгребая траву, пожухлую листву и поломанные ветки, когда знакомое жжение резануло по венам. Оно просилось наружу, и на этот раз я себя не сдерживала — терять мне было нечего. В следующее мгновение меня накрыла тьма.

* * *

Торин был в бешенстве. И на это у него имелось несколько весомых причин. Во-первых, эта наглая девица опять спровоцировала отряд, уединившись с волшебником, а во-вторых, его племянники, явно страдающие от разбушевавшихся не к месту и времени плотских фантазий, решили тайком за ней проследить и без его ведома ушли в лес. Поэтому, когда Фили и Кили выбежали на поляну вместе с Гендальфом, у подгорного короля уже была готова гневная речь по поводу их безрассудности. Первыми под раздачу попали принцы: не дав им сказать ни слова, он с неимоверным усилием удержался от того, чтобы за уши не оттащить их в сторону, но зато в выражениях не стеснялся и, высказывая им всё, что думал о них и их поступке, щедро сдабривал речь самыми красочными эпитетами на Кхуздуле. Волшебник стоял в стороне и имел наглость ухмыляться в бороду, за что получил от короля несколько гневных взглядов. Покончив с племянниками, которые, пристыженные и красные, понуро побрели в сторону, Торин поискал глазами женщину, но та, видно, затаилась, и её, как назло, нигде не было. Словно в ответ на его мысли виновница переполоха вылетела на поляну из леса и неуклюже повалилась на траву. Уже это должно было его насторожить, но праведный гнев был сильнее, и он решительно направился в её сторону, но, не дойдя нескольких шагов, остановился. Что-то было не так. Тем временем женщина резко подскочила и, развернувшись к лесу, замерла. Только тут все присутствующие заметили, что глаза её были закрыты, но не успели они опомниться, как в следующее мгновение из чащи выскочили три огромные серые то ли собаки, то ли волка. Сидевшие доселе гномы сразу вскочили на ноги, похватав оружие, но этим всё и ограничилось — никто не мог ступить ни шагу.

У этих созданий были абсолютно чёрные, словно высеченные из оникса глаза, мутные, холодные и не читаемые. Над поляной раздалось утробное рычание, эхом отражавшееся от невидимых стен. Звери, если их можно было так назвать, обнажили огромные клыки и попробовали приблизиться к стоящей от них в ничтожной близости женской фигуре, которая на их фоне показалась какой-то неестественно тонкой. В ответ женщина лишь вытянула вперёд руки — такая бесполезная и жалкая попытка защитить себя. Мощные лапы шагнули в её сторону и остановились как вкопанные. Твари взвыли, устрашающе лязгая зубами, но не могли продвинуться дальше к замершей женщине. Её распущенные волосы развивались, будто движимые ветром, хотя на поляне не чувствовалось ни дуновения, и, когда очередной порыв взметнул тёмные пряди, гномам открылось её мертвенно-бледное лицо и постоянно двигающиеся губы — она не переставая что-то шептала. Одно из созданий попыталось обойти девицу справа, но она чётко отследила движения зверя, будто ясно видела всё происходящее. Правая ладонь метнулась в сторону, сжалась в кулак, и тварь жутко заскулила. Глубокий вздох. Она резко свела руки перед собой — звери свалились в копошащуюся серую кучу, в следующее мгновение снова развела, и, повинуясь её движению, сам воздух задрожал и начал раздвигаться, одновременно поглощая в себя скулящих, завывающих и рычащих созданий. Казалось, невидимая сила постепенно засасывала извивающихся существ в пространство. Зрелище это было тошнотворно пугающим и завораживающим одновременно.

Она словно танцевала какой-то гротескный танец: бледные ладони мягко и грациозно качнулись, перебирая пальцами воздух, и теперь расстояние между ними стало стремительно сокращаться. На поляне поднялся леденящий душу вой. Некоторые из гномов, не выдерживая, зажимали уши руками, хоббит и Ори, кажется, упали на колени, схватившись за головы, её это ни капли не трогало. Воздушное пространство перед глазами двигалось и складывалось, кромсая и ломая зверей, оглашая поляну глухим хрустом костей и рвущейся плоти, но, как только изящные кисти сомкнулись, всё мгновенно стихло. Существа исчезли, растворились в воздухе, будто и не было их вовсе. Воцарилась звенящая тишина. Глаза всех были прикованы к невозмутимому женскому силуэту: глаза закрыты, руки опущены. По её телу пробежала еле заметная дрожь, из груди вырвался приглушённый стон, а в следующее мгновение из её носа хлынула кровь, обильно окрашивая в багровый цвет бледную кожу. Рваный выдох — женщина покачнулась и упала на траву, как подкошенная. К ней сразу кинулся Гендальф, но его никто и не пытался остановить или опередить.

* * *

Волшебник с ужасом наблюдал за происходящим на поляне. Он почувствовал волны энергии ещё до того, как Ирина, преследуемая существами, вылетела из леса, однако поначалу подумал, что парализующее влияние исходило от тех зверей, которых можно было бы принять за варгов, и даже было лучше, если бы они действительно таковыми и оказались, но глаза, абсолютно чёрные, лишённые зрачков и жизни, говорили об обратном. И всё же сила исходила от неподвижной женской фигуры. Сырая, первозданная и хаотичная магия вырвалась из хрупкого тела смертной с такой силой и неистовством, что все присутствующие, включая самого Майа, не могли сдвинуться с места. Наверное, в тот момент каждый из них мысленно уже готовился к кровопролитию, в душе завывая от бессилия и неизбежности, но звери тоже наткнулись на невидимую преграду. Они отчаянно пытались прорваться к женщине, не замечая никого другого, и, слава Валар, безуспешно. А потом она от них избавилась. Гендальф изумлённо наблюдал за тем, как пространство дрогнуло, сместилось и медленно поглотило извивающийся серый клубок. На поляне поднялся жуткий вой, резавший слух и пробиравшийся до самого мозга, выдержать который было сложно даже магу. А потом всё резко оборвалось, разом выбив из груди остатки кислорода.

Когда он подхватил на руки её обмякшее тело, первое, что бросилось ему в глаза — её неестественная бледность. А ещё дыхание, которое еле улавливалось. Надо было действовать немедленно, но Гендальф всё ещё боролся с остатками магических вибраций и никак не мог прогнать от себя накатившую вдруг растерянность. Действуя больше по наитию, он перенёс её ближе к огню, влажной тряпицей вытер кровь с лица, дотронулся до лба — кожа была ледяной.

— Что же ты наделала? Глупая, глупая девчонка!.. — прошипел он сквозь зубы и накрыл её подрагивающие веки ладонями. Заклинания приходили откуда-то из самых глубин памяти, сплетаясь перед закрытыми глазами в мерцающие узоры, которые вуалью падали ей на лицо — она поглощала их с какой-то болезненной жадностью. Однако долгое время ничего не происходило. Первые отголоски сомнений ледяными иглами врезались в затылок, но тут тело женщины дёрнулось и на мгновение засветилось, с губ сорвался стон, растворившийся во вздохе — она резко открыла глаза. Неожиданно осознанный взгляд был прикован к волшебнику, который вдруг почувствовал тонкую ладонь на своей щеке. Мягкое, едва покалывающее тепло, исходящее от её пальцев, сладковатый дурманящий аромат.

— Так вот как ты выглядишь на самом деле, Олорин… — услышав своё имя, Майа вздрогнул. Она сонно улыбнулась, снова закрывая глаза и проваливаясь в сон. Рука обессиленно упала. Маг не сказал ни слова, а только смотрел на неё расширенными глазами.

Высокая фигура волшебника почти полностью заслоняла женщину от любопытных взглядов, поэтому уже оправившиеся гномы, к счастью, не могли видеть всего происходящего. Но, когда он повернулся к ним, выглядел Гендальф уставшим и осунувшимся.

Когда Гендальф с Торином удалились, на поляне повисла напряжённая тишина. Гномы изредка посматривали в сторону спящей, но подходить не решались. Если ранее её считали странной, то после произошедшего у участников отряда появились веские причины её опасаться.

* * *

Торин был мрачен и решителен, и Гендальф устало успел подумать, что разговор будет нелёгким. Король медлил и, прежде чем прервать молчание, долго что-то обдумывал.

— Кто она? — начал он угрюмо.

— Человек.

— Человек? Тогда что было это? — гном иронично приподнял бровь.

— Всплеск магии.

Маг понимал, что этот разговор был уже неизбежен, но ему всё равно не нравилось, что всё случилось так внезапно. Да и количество вопросов сейчас явно преобладало над доступными ответами. Король заметно напрягся.

— А что это были за твари? Ни на волков, ни даже на варгов они не похожи.

Гендальф помрачнел и долгое время молча взвешивал возможные варианты в голове, прежде чем продолжить:

— Кем бы ни были, они создания мрака. Возможно, нежить, которая при жизни действительно была варгами…

— Думаешь, случайность, или они следили за нами? — гном выжидающе смотрел на мага. Последний задумчиво барабанил пальцами по посоху.

— Нет и нет. Если и следили, то не за нами. Боюсь, что пришли они за ней. Думаю, от тебя не укрылось, что ни на кого больше они не обратили никакого внимания?

Торин утвердительно кивнул и, нахмурившись, вновь погрузился в раздумья. Маг его не торопил.

— Ладно, — горный король гордо расправил плечи. — Так и быть, я пока разрешу ей остаться в отряде, но только до тех пор, пока не окажемся вблизи Ривенделла, куда ты её как можно скорее отвезёшь и сдашь эльфам. Пускай они с ней разбираются дальше. Она мне не нравится, но и бросить женщину одну, когда за ней явно кто-то охотится, было бы подло. Пусть остаётся под твою ответственность и контроль.

Сам того не замечая, маг облегчённо выдохнул, но, как оказалось, король ещё не закончил:

— Да, и я не желаю видеть никакие другие подобные «всплески магии».

— Торин, боюсь, она не может это контролировать…

— Поэтому я и сказал: под твой контроль, — гном упрямо посмотрел на мага. Гендальф сжал посох, так что побелели косточки пальцев, но ничего не ответил, лишь кивнул в знак согласия. Он наблюдал, как король медленно удалялся обратно к костру, и на душе было, мягко сказать, неспокойно. Он очень надеялся, что женщина доберётся до долины эльфов живой.

* * *

Наутро я проснулась ужасно ослабшей и с явными признаками амнезии. Последнее, что услужливо подкидывала мне память, было падение в лесу и преследование страшными тварями. Всё. Больше ничего. Эта пустота угнетала, разжигая внутри нарастающее беспокойство. Когда, набравшись сил и храбрости, я приподнялась на локтях, то заметила, что лежала на своём спальнике рядом с костром. Это успокаивало хотя бы тем, что, видимо, от преследования мне удалось оторваться, только вот как я сюда попала — было загадкой. Гномы всё ещё дружно храпели. Но стоило попытаться подняться на ноги, как чья-то рука легла на плечо. Гендальф. Волшебник выглядел осунувшимся, а глаза не блестели знакомым огоньком.

— Что-то не так? С тобой всё хорошо? — забеспокоилась я. В ответ он только неопределённо покачал головой и присел.

— Как ты себя чувствуешь? — рука, до этого сжимавшая моё плечо, слегка коснулась моего лба.

— Да ничего. Только слабость, — его отстранённо-наблюдательная манера мне всё больше не нравилась. — Что вчера произошло?

— Ты ничего не помнишь? — голос волшебника был тихим.

— Нет. Только до того момента как упала в лесу, убегая от них. А потом… — я запнулась. В теле какбудто ещё ощущалось захватившее меня пламя, но остальное оставалось покрыто тьмой.

— Что потом? — кустистые брови хмуро сошлись на переносице, а взгляд стал обжигающе пронзительным.

— Да ничего, — я попыталась отвернуться, но Гендальф, поймав за подбородок, настойчиво развернул меня к себе лицом.

— Рассказывай. Всё, — тон был строгим и не терпящим возражений. На этот раз ни спорить, ни изворачиваться не хотелось, и, вздохнув, я поведала ему о своих приключениях, о тепле, о переполняющей энергии, переходящей в боль. Волшебник внимательно слушал и прервал лишь однажды:

— Когда это началось?

Я задумалась и, пораскинув мозгами, пришла к выводу, что всё началось в первую же ночь, о чём и не преминула сообщить.

— Почему сразу ничего не рассказала?

— Не знаю, — буркнула я, ущипнув себя за переносицу. — Потому что боялась, что примите меня за одержимую и прогоните… Из-за того, что боялась признаться самой себе? — я поймала его задумчивый взгляд и, повинуясь какому-то импульсу, с силой сжала обветренную ладонь мага. — Гендальф, что происходит со мной? И что произошло вчера?

Внутренне всё напряглось: отдёрнет ли руку? Нет, не отдёрнул, не отстранился — только смотрел печально и устало.

— Не знаю, но надеюсь, что у эльфов найдётся больше ответов. Что же касается вчерашнего вечера — ты выбежала на поляну, и твари вдруг исчезли.

Я нахмурилась. Почему-то мне казалось, что маг что-то не договаривал, но выпытывать детали не было сил, и я лишь устало кивнула.

— На вот, выпей, — в руках оказалась кружка с дымящимся напитком. — Это всего лишь травяной отвар. Поможет восстановить силы.

Я улыбнулась и послушно отхлебнула. На вкус было похоже на зелёный чай с какими-то травами. По телу растеклось приятное тепло, прогоняя остатки сна, и только на грани сознания всплыл невольный вопрос: «Восстановить силы после чего?»

* * *

Если раньше участники отряда меня игнорировали, то теперь от меня неприкрыто шарахались. Оказывалась я рядом с кем-то из гномов, к примеру, у костра, так он сразу же вставал и отходил как можно дальше. Даже Бильбо теперь меня избегал, и заботу о моём пропитании всецело взял на себя Гендальф. Не требовалось быть гением, чтобы понять, что тогда, на поляне, отряд что-то напугало, и это что-то было связано со мной. Только на все мои расспросы волшебник отвечал всё той же сухой фразой. Я пыталась вспомнить, то и дело прокручивая в голове события того вечера, но неизменно натыкалась на стену мрака. Отношение гномов, вкупе с собственным неведением, действовало угнетающе: они вели себя так, будто я на их глазах убила и съела младенца, и, хотя в глубине души точно знала, что ничего подобного не произошло, полной уверенности в этом не было.

Каждый привал превращался в пытку. Мне было тоскливо и одиноко: кроме как с Гендальфом я ни с кем не могла общаться, он же в последнее время постоянно куда-то пропадал и всё больше молчал. Да и во время наших с ним уроков Всеобщего был в мыслях где-то очень далеко. Ночные же полёты продолжались с пугающим постоянством и интенсивностью. Я стала плохо спать и теперь почти всегда просыпалась ещё до восхода, а потом хмуро взирала на наливающееся алым серое небо, спиной чувствуя напряжённый взгляд очередного дозорного. Неудивительно, что всё чаще мои мысли обращались к такому далёкому теперь дому, моим родным и любимым.

На четвёртый день моей негласной изоляции мы вышли из леса — перед нами раскинулась зелёная холмистая равнина, подпирающая своим цветастым ковром вечереющее лиловое небо. В ту ночь мы заночевали у подножия одного из холмов, граничащих с лесом. Рядом текла небольшая речка, где гномы с удовольствием искупались, весело переговариваясь и по-детски фыркая и плескаясь. Когда они занялись ужином, я спустилась к берегу и, перестирав свою немногочисленную одежду, присела в стороне, ожидая когда же все улягутся. Ночевала я теперь в стороне от остальных, чтобы не вынуждать «несчастных» гномов ютиться в одном углу, отгораживаясь от «опасной» меня, поэтому и устраиваться на ночлег приходилось после отбоя, когда все участники отряда уже определялись с местами. Перекусив лембасом, хотя аппетита не было и в помине, я долго бороздила взглядом темнеющий горизонт, пока тот не скрылся во мраке. Купаться в темноте в хоть и неглубокой, но довольно быстрой речке было боязно, поэтому водные процедуры было решено отложить до утра. Вернувшись в лагерь, быстро раскатала мешок и, кажется, провалилась в забытье ещё до того, как голова соприкоснулась с землёй.

Утром меня разбудила возня гномов и очередной разговор на повышенных тонах между Торином и волшебником. Я нехотя поднялась, но с удивлением обнаружила, что тело ощущалось отдохнувшим и посвежевшим — только голова казалась немного одурманенной, и почему-то были влажными волосы. Мы снова двинулись в путь. По обыкновению, устроившись перед Гендальфом, я даже позволила себе немного расслабиться, но ровно до того момента, когда стала то и дело ловить на себе несколько странные взгляды Торина. Уже давно моя скромная особа не удостаивалась столь пристального внимания с его стороны — остальные же гномы вели себя, как обычно, и ничего кроме подозрительного безразличия не выказывали. Кроме того, король был сегодня крайне чем-то раздражён, и глаза его так мрачно горели, что по спине невольно пробежали мурашки. Я нервно заёрзала в седле и была даже рада, когда вдруг зарядил дождь, что позволило закономерно спрятать лицо под капюшон. Но, несмотря на все эти нюансы, настроение продолжало оставаться просто лучезарным — всё-таки хороший ночной сон творит чудеса. В какой-то момент я откинула голову на плечо магу и, радостно улыбаясь, подставила лицо под падающие капли. Гендальф тихо засмеялся:

— Ты сумасшедшая!

— Нет, мне просто очень хорошо сегодня. Кажется: взмахни руками и взлетишь.

Его рука приободряюще еле заметно сжала мою талию.

— Я рад, что тебе лучше. Последние дни ты ходила, как в воду опущенная.

— Может быть, может быть. Ты и сам пропадал, — возвращаться к этой теме совсем не хотелось, и я поспешила переключиться. — Кстати, а о чём вы с Торином ругались?

— Об эльфах.

— А… понятно. Он не захотел ехать в Ривенделл…

Гендальф вздохнул. В этот моментТорин опять посмотрел в нашу сторону: странный был у него взгляд. Хотя, возможно, предназначался он всё же магу? Кругом простирались всё те же холмы и поля, лишь серые развалины нарушали природную гармонию, последние и отвлекло моё внимание от угрюмого предводителя.

— Что это там? — моя рука указала в сторону.

— Тут раньше жил фермер с семьёй, — я спиной почувствовала, как Гендальф напрягся.

В этот момент, король скомандовал привал, указывая в сторону всё того же разрушенного дома. Я похолодела, вдруг понимая, какой части приключения предстоит здесь развернуться.

— Не надо тут останавливаться, — яростно зашептала я, в тот момент полностью наплевав на канон. И, хотя маг разделял мои опасения, Торин был непреклонен.

Пришлось устраиваться на постой. Гендальф с гномом опять спорили, меня игнорировали — словом, всё шло своим чередом. Что-то тихо напевая себе под нос, я как раз постаралась как можно незаметней проскользнуть мимо громко выражающихся мужчин, когда вновь почувствовала на себе пронзительный взгляд. Меж лопаток неприятно кольнуло, но я заставила себя не оборачиваться и, скромно глядя себе под ноги, направилась к своему месту. И тут ко мне неожиданно подскочил Торин.

Тяжёлая рука бесцеремонно крутанула меня за плечо. Лицо подгорного короля было белым от злости, а глаза бешено сверкали. Он начал тыкать в мою сторону пальцем и гневно кричать. Расширенными от удивления глазами я уставилась сначала на разъярённого короля, потом на мага, инстинктивно отступая назад от надвигающегося на меня мужчины.

— Что здесь происходит? Чем я опять не угодила?

Но Гендальф не успел ничего ответить. Потому как в следующий момент мощные руки горного короля сомкнулись на моей шее, и он, словно тряпичную куклу, повалив меня на ближайший камень, начал душить. Из его рта вырывались ещё какие-то слова, но они больше походили на зловещее рычание. Я было попыталась оторвать руки гнома от своей шеи, но, учитывая то, что каждая из них была втрое больше моей, из этого ничего не вышло. Воздуха не хватало, перед глазами стало темнеть. Я с ужасом поняла, что ещё немного, и упаду в обморок, и все будет кончено. Непостижимым образом моё ускользающее сознание вспомнило о кинжале. Слабеющие руки действовали на автомате, но уже в следующее мгновение острое лезвие было приставлено к горлу подгорного короля. От неожиданности он немного ослабил хватку, а я надавила на оружие — по широкой шее заструилась кровь.

— Отпусти меня. Сейчас же. Убью, — выдавила я на Всеобщем. Голос был хриплым, и слова давались с трудом. На удивление это сработало — Торин отпустил мою шею и отступил на несколько шагов. Я резко отпрянула от камня и, обходя гнома стороной, старалась максимально увеличить расстояние между нами. В моей правой руке всё ещё сверкал кинжал, левая же интуитивно потянулась к шее: кожа горела, и даже лёгкое прикосновение было очень болезненным. Я уже знала, что там будет огромный синяк.

Торин не отводил от меня взгляда. В его только что безумных глазах, теперь плескались страх и отчаяние, но мне было всё равно. Гномы вокруг стояли с оружием в руках, готовые в любой момент броситься защищать своего короля. Тут между нами вклинился Гендальф и, кинув в мою сторону встревоженный взгляд, обернулся к гному. Голос мага грозно загремел над поляной, но с меня было довольно. Не обращая ни на что больше никакого внимания, я подхватила с земли походный мешок и со всех ног кинулась к лесу. В мгновение ока меня скрыла чаща.

* * *

— Что же ты натворил, глупый, упрямый гном?! Или ты, Торин сын Траина, так же безумен как твой дед?! — грозно выкрикнув последнюю фразу, Гендальф кинулся вслед за женщиной. — Ирина, стой!

Итак, она звалась Ириной. Удивительно, но до этого момента никто из них, включая Торина, даже не задумывался о том, как именовалась навязанная им спутница. Сам король никогда не слышал такого имени, но оно ей удивительно подходило — такое же гордое и странное. Гном стоял у серых развалин дома как в дурмане, пытаясь понять, что же сейчас произошло. Перед его взором всё еще горели её каре-зелёные глаза, сначала полные ужаса, потом ярости. Мужчина дотронулся до шеи — его пальцы окрасились кровью. К нему подошёл Двалин и молча протянул бинты и мазь, чтобы обработать рану. Когда с этим было покончено, Торин сел, задумавшись, у костра.

Он был зол на неё, взбешён её поведением и пытался вновь уговорить волшебника оставить женщину в ближайшей деревне, обойти долину Ривенделл, и уже после похода забрать к эльфам. Но Гендальф был непреклонен, и продолжал настаивать на том, чтобы пройти через владения Элронда. И волшебник никак не мог взять в толк, почему Торин так резко поменял своё решение. Да, он хотел рассказать магу, что тот не уследил за ней, и у неё опять был этот «всплеск». Но не мог. Ведь тогда пришлось бы описать и то, что увидел сам король, а эти воспоминания отныне принадлежали только ему… Поэтому он, как заведённый, продолжал повторять одно и то же: что её поведение было неподобающим для женщины, и что остальные участники отряда никак не могут понять, что она тут всё ещё делает. Особенно после того, что случилось тогда на поляне.

Они не принимали и сторонились их нечаянной спутницы. В начале это он, Торин, запретил с ней разговаривать, особенно племянникам, но от него всё же не укрылось, какие взгляды те кидали в её сторону. Это можно было легко списать на молодость и пылкость. Что же в отношении еды, то тогда короля взбесило, что какая-то женщина посмела поднять голос на потомка Дурина, и потому распорядился не приглашать к костру, пока не извинится. А она и не собиралась, гордо поедая в стороне свои несчастные яблоки, хотя сама чуть не падала от голода. И тут вмешался хоббит. Торин прекрасно видел, как мистер Бэггинс втайне подкармливал девицу, но решил проигнорировать — коли тот захотел делиться своим провиантом, не ему его останавливать. Потом к этой паре присоединился и маг. Последний предпринял даже несколько попыток вразумить гнома, но получил резкий ответ, что на её присутствие в отряде никто припасов не рассчитывал, поэтому пусть заботится о себе сама. В отряде установилась своеобразная рутина, можно даже было сказать, что к её присутствию стали привыкать. Но потом было это происшествие с непонятными существами.

Тогда, на поляне, она выглядела пугающе, а то, что она сотворила, было просто ужасающим. Неудивительно, что после её стали бояться и избегать все, даже миролюбивый хоббит. Гендальф объяснил Торину, что женщина ничего не помнила, и было бы лучше, если так оно и останется, пока он не доставит её к эльфам… Зачем это было нужно магу, он не знал, но решил не вмешиваться, да и не заметил, чтобы кто-то спешил к ней с расспросами и рассказами.

Она всё чаще сидела одна, в стороне от остальных, с тоской глядя куда-то вдаль. Иногда королю становилось её даже жалко, но он вовремя спохватывался — ничто и никто, и уж тем более какие-то странные сантименты, не должны были отвлекать их от главной цели. На кону стояло слишком многое, а эта странная девица только отвлекала, раздражала и провоцировала, особенно после этой ночи… Наверное, именно поэтому он так и разозлился на неё. Поэтому чуть и не убил… Торин похолодел. То, что он увидел ночью, до сих пор будоражило его мозг, но разве стоило оно того, чтобы поднимать руку на женщину? Что же он наделал…

* * *

Подгорный король заступил в дозор посреди ночи и, как обычно, сидел и задумчиво курил трубку, когда краем глаза уловил какое-то шевеление и инстинктивно проследил взглядом. Женщина плавно поднялась со своего мешка и вытянулась струной. Гном удивлённо приподнял бровь, наблюдая за её дальнейшими действиями. Она же, в свою очередь, скинула плащ и, не надевая обувь, медленно двинулась с места, а когда поравнялась с костром, стало заметно, что глаза её были закрыты. Первым импульсом было её окликнуть, но слова замерли на языке, и вместо этого он лишь заинтересованно смотрел, как она прошла мимо и бесшумно скрылась в направлении реки, что-то тихо напевая себе под нос. Повинуясь какому-то неосознанному порыву, Торин осторожно проследовал за ней и нагнал уже, когда та остановилась у самой воды.

Перед ней в свете полной Луны тихо текла река, казавшаяся сейчас потоком расплавленного серебра. Женщина подняла лицо к ночному светилу, протянула руки вверх и улыбнулась. Кисти грациозно двигались в серебристом свете, вырисовывая невесомые круги и линии. Гном завороженно смотрел, как её пальцы потянули завязки платья. Ткань легко соскользнула со стройной фигуры и упала к ногам. Скоро на землю упала и лёгкая кемиза. Торин знал, что самым правильным и подобающим поведением было бы развернуться и уйти, но не мог не сделать шаг, не отвести глаз от происходящего перед ним.

Он жадно впитывал в себя образ обнажённой женской фигуры на берегу реки: в холодном блеске ночного светила её кожа казалась невероятно белой, ещё более оттенённая каскадом тёмных волос, достававших почти до пояса. Женщина начала легко кружиться, то вскидывая, то опуская руки, а Торину казалось, что это танцующая нимфа купалась в лунном свете, зачёрпывала серебристые лучи в тонкие ладони, которые чувственно, бесстыдно и зовуще скользили по телу, очерчивая ореолы груди, бёдра, шею. Его глаза ревностно ловили каждое движение. Когда она вступила в реку и бесшумно нырнула, гном затаил дыхание и выдохнул, лишь когда над водной гладью вновь показался её силуэт. Капли воды на светящейся коже сверкали подобно изысканным кристаллам из древних глубин. Тогда Торин поймал себя на мысли, что хочет ощутить, какой будет эта кожа под его руками, как его пальцы будут скользить по следам от брызг, а губы жадно ловить речные капли на её теле. Дыхание гнома стало прерывистым от разгоравшегося желания. Он хотел…Нет, ему было необходимо взять её, здесь и сейчас, овладеть горячо и неистово. Ощутить и испробовать на вкус каждый дюйм её тела. Подчинить, заставляя извиваться под ним в наслаждении и её собственном желании. Впиться губами в этот гордый рот, сжать в ладонях её небольшие упругие груди. Торин глухо зарычал. Эта женщина была так близко и одновременно так далеко. Его плоть болезненно ныла в тесных штанах, а безумная нагая девица перед его глазами бессовестно отдавалась лунной реке.

Когда она в очередной раз вынырнула, повернувшись к нему спиной, его горящий взгляд отслеживал каждый изгиб её тела, но этого было мало — он не сдержался и шагнул к воде. В этот момент женщина повернула голову, словно глядя на короля-под-горой через плечо, и открыла глаза. Торин замер, чувствуя сковывающий холодный страх: с бледного лица на него смотрели абсолютно чёрные, как ночь вокруг них, глаза, в которых вместо зрачков горела Луна. Её губы тронула лёгкая улыбка. Гном тяжело дышал — первая волна страха стремительно таяла, и сейчас его с новой силой накрыла будоражащая разум и тело страсть.

Женщина медленно, не отрывая взгляда, повернулась к нему и, упиваясь своей наготой, гордо шагнула навстречу. Гном напрягся, как дикий зверь перед прыжком. Ещё шаг — она теперь стояла на расстоянии вытянутой руки. Её ладонь коснулась его лица, скользя прохладными пальцами по щеке, очерчивая линию подбородка вниз по груди — Торин резко втянул воздух, чтобы не застонать в голос. Она слегка наклонилась, и теперь их глаза были на одном уровне. Он чувствовал её дыхание на своих губах и сладковатый, дурманящий аромат её тела. Его голова закружилась. Он хотел рвануть вперёд, повалить здесь же на траву и оказаться в ней одним резким и властным движением, заполнить собой до отказа. Она должна была принадлежать только ему. Но парализованный гном не мог сдвинуться ни на шаг. И тогда тишину ночи прорезало её твёрдое «нет».

Женская фигура резко выпрямилась и молниеносно скрылась в реке. Торин же так и стоял, не в силах сдвинуться с места, наблюдая, как она спустя какое-то время вышла из воды, невозмутимо оделась и легко проскользнула мимо. Глаза её снова были закрыты. Когда к королю гномов вернулась способность двигаться, он сразу направился обратно к костру, обуреваемый мрачной решимостью получить своё. Но женщина так безмятежно спала на своём мешке, что он бы принял всё за очень яркий сон, если бы не её мокрые волосы и тот дурманящий аромат, который гном постоянно ощущал, даже сейчас вдали от реки. Стиснув зубы так, что заломило челюсть, Торин глухо зарычал, но всё же нашёл в себе силы отвернуться, а чтобы приглушить неудовлетворённое желание, вернулся к воде, быстро разделся и нырнул. Тогда ему казалось, что в речной прохладе всё ещё чувствовалось присутствие её тела.

Когда пришло утро, Торин понял, что сходит с ума. Нет, она, её присутствие сводило его с ума. Ему стоило огромных усилий не искать её взглядом, а от желания прикоснуться к ней, руки сами сжимались в кулаки. Она ведьма… Да, и эта ведьма его околдовала. От неё надо было срочно избавляться, именно поэтому он не хотел больше терпеть её в отряде. Его разрывало от странного чувства ревности и обиды, что она не досталась ему. Он мрачно следил за ней весь день, и от глаз не укрылось, то как она призывно откинула голову на плечо мага. И всё это время её твёрдое «нет» эхом отдавалось в голове, пробуждая чёрную ярость внутри короля. Когда же на привале она проскользнула мимо, что-то напевая, его накрыло тем самым сладким ароматом, а в следующее мгновение его руки сомкнулись на её шее.

* * *

— Торин! — кто-то громко крикнул у него над ухом, пробуждая от вновь пережитого наваждения. Король вздрогнул и перевёл взгляд от пляшущих языков пламени на стоящих перед ним гномов. Выражение лица Двалина было невозможно прочесть, но глаза сверкали решительным мрачным огнём.

— Нам надо поговорить… — на плечо Торина легла широкая ладонь Балина, на что предводитель хмуро сдвинул брови и коротко кивнул.