Рау. Проклятие Чёрного Леса (джен)

На мир уже пала ночная прохлада. Рау постоял минуту перед домом, молча прощаясь. Хорошо, что все на празднике и никто не помешает ему уйти. Он никогда не думал, что будет вот так, он собирался прожить обычную жизнь, как остальные крестьяне. Ну, может, не совсем обычную, оружием-то он увлекался сверх меры, хотел стать лучшим бойцом в деревне — из-за того беда и приключилась. Не поехал бы за семенами чёрного круглоцвета, не угодил бы в Чёрный Лес. Ладно, чего теперь говорить.

Он глубоко вздохнул, задержал на миг дыхание, а потом повернулся и ушёл, не оглядываясь. По небу медленно летали звёзды, пели птицы — наступила обычная безветренная ночь. Рау словно вышел на прогулку. Было то время суток, когда сама природа придаёт сил, и он чувствовал себя вполне неплохо, несмотря на бессонную ночь и недавний Зов Леса.

Он бодро шёл, стараясь ни о чём не думать. Сейчас нельзя думать ни о маме, ни о родном доме, а уж о чём-то плохом тем более. Неважно, какие опасности подстерегают его в будущем, ему лишь бы до Леса добраться, а там хоть трава железная не расти. Лес и Лес, что он, Леса не видел?

Не видел. Рау никогда не заходил в Чёрный Лес, хотя и знал туда дорогу как свои пять пальцев. Когда деревня скрылась из виду, ему стало тоскливо, как в детстве. В те годы, не такие уж и далёкие, любое прощание было навеки. Если мать с отцом уезжали на пару дней, то Рау впадал в горькую тоску и не верил, что они вернутся, ему всегда казалось, что по пути с ними случится что-то ужасное. Каждая поездка родителей в город становилась для него мукой, хотя он никому об этом не говорил. Жизнь словно останавливалась, и он считал часы до их возвращения. Но теперь он взрослый и сам уходит навсегда.

Он гнал от себя навязчивую мысль, что уход в Чёрный Лес — почти то же, что похоронный обряд, только покойника не сжигают. Покойник сам топает к месту своего упокоения. Ни в деревне Рау, ни в окрестных никто никогда не становился жертвой Леса, поэтому Рау не знал, как полагается уходить. Вдобавок он боялся, что опозорил свою семью. Что было бы, расскажи он о монете? Может, от его родных стали бы шарахаться, как от преступников, а его самого привязали где-нибудь в чулане и потом объявили, что лопоухий Рау помер от неизвестной болезни. Нет уж, лучше в Лес.

Тёмно-фиолетовое небо стало чёрным, ночь вступила в свои права. Одно дело — три часа верхом, а пешком-то придётся до утра идти. Ближе к рассвету надо будет устроиться где-нибудь на ночёвку, чтобы не вступать в тёмный чертог уставшим и измотанным.

В какой-то момент чуть посветлело, тени поползли вбок, и он вскинул голову, любуясь восходящей Луной. Она появляется далеко не каждую ночь, и это был добрый знак. Длинная узкая полоса стремительно поднималась вверх из четвёртой четверти, и Рау, как в детстве, загадал желание, пока Луна не остановилась. Она выбрала место почти в самом верху, и в её свете сразу стали видны все металлические растения — не только большие, в человеческий рост, с распрямлёнными листьями-ножами, но и мелкие, с ещё скрученной в спиральки листвой и едва приметные в густом ковре обычной травы. Мудрая природа позаботилась, чтобы никто не поранился о такое растение. Ножи и стрелы распрямлялись, только достигнув зрелости, и после этого торчали почти вертикально вверх, не представляя опасности. Собирателям только оставалось аккуратно вывинтить их у основания черешка, не нарушив резьбу.

Воздух был свеж и напоён цветочными ароматами, а от шарохвоек, кое-где растущих на равнине, доносился запах смолы. Тут и там раскрывались навстречу Луне розовые, белые и жёлтые бутоны светящегося ночного мака, сверкали бисерной россыпью соцветия оранжевой искрянки, а на земле поблёскивали синим и красным круглые живые минералы. В высокой траве на равнине пряталось множество певчих птиц, шестиногих горностаев, двулапых земляных жаб и другой мелкой живности, которая пела, верещала и стрекотала, и этот привычный хор успокаивал Рау.

Поэтому он не на шутку перепугался, когда воцарилась тишина. Он заметил это не сразу, слишком увлёкшись Луной, но вдруг осознал, что птицы и звери затихли, словно что-то почуяли — даже звёзды на небе приостановили свою кутерьму. Рау метнулся в траву, на бегу доставая палку. Пригнувшись, добрался до раскидистого орехового куста и спрятался под его ветвями, откуда хорошо было видно дорогу.

Он старался дышать как можно тише и не поддаваться панике. Если сюда крадётся хищник, Рау сможет с ним договориться, он дважды видел, как это делается. Один раз в детстве, когда они с дедом пошли за грибами, и прямо перед ними из земли выполз мохнатый змей толщиной в два локтя. Дед тогда разговаривал с этим змеем почти полчаса, и тот не тронул их. А второй раз — в прошлом году, когда с компанией молодёжи плавал на лодке и на них напала глубинная рыба, но её заговорила старшая сестра Зетты. С хищниками надо разговаривать просто, как с людьми, главное — не вестись на их хитроумные доводы.

Или не хищник. Он не припоминал, чтобы при появлении змея всё разом стихло. А ну как это землетрясение? Тогда по-любому надо возвращаться, чтобы всех предупредить. Прошло несколько нескончаемо долгих минут, но луговая живность по-прежнему молчала, и звёзды почти не двигались. Рау сжимал в руке палку и тревожно глядел по сторонам, не зная, откуда ждать опасности.

В глухой тишине раздались звуки шагов, и у него душа ушла в пятки. Шаги приближались. Когда из-за поворота показалась белая фигура, его словно обдало холодным жаром. Это была женщина. Обычная женщина, не эльфийка. В платье, а не в штанах и, видимо, аристократка, хотя и светловолосая. Её пышные белые волосы, ровно подстриженные до плеч, развевались при каждом шаге. Она шла быстро и делала странные взмахи руками. Укрытие Рау располагалось у самой дороги, и он смог без труда рассмотреть незнакомку.

Определить её возраст издалека, да ещё ночью, было сложно, но и фигура, и походка свидетельствовали о том, что она гораздо старше Рау. В свете Луны на ней сверкали стальные украшения, прозрачный шлейф реял за спиной, и тем более нелепо выглядели резкие движения рук. От женщины исходило бледное сияние, но Рау счёл его игрой лунного света на белой ткани.

Однако не сияние и даже не само её появление в такой глуши посреди ночи пугало больше всего, а то чувство, которое она в себе несла. Когда она подошла ближе, он увидел, что на её лице застыло выражение бесконечного отчаяния, а странные жесты были всего лишь выражением страдания: она в горе заламывала руки, закрывала ладонями лицо и в бессильном гневе сжимала кулаки.

Никогда Рау не видел, чтобы человек испытывал такие душевные муки, и на миг ему стало очень жаль незнакомку, но он не сдвинулся с места. В другое время он подошёл бы к ней и заговорил, но сейчас его останавливала зловещая тишина вокруг. Когда белая женщина поравнялась с ним, он посмотрел вниз, чтобы не привлечь своим взглядом её взгляда. Она не издавала ни звука, лишь глухие удары кованой обуви о землю разрывали тишину. Не заметив перепуганного путешественника, женщина прошла мимо и скоро скрылась вдали. Рау неприятно кольнуло то, что ушла она в направлении его деревни.

Постепенно возобновились крики и пение животных, звёзды полетели по своим делам, и Луна плавно перелетела к белой четверти, а Рау всё стоял под орехом, не смея шевельнуться. Будь эта женщина человеком или эльфом, зверей не напугало бы её присутствие, значит, она не была ни тем, ни другим. Только что мимо него прошло нечто, что лишь снаружи выглядело как человек.

— Авось подождёшь, — сказал он Лесу и со всех ног припустил через луг по бездорожью, чтобы успеть предупредить всех раньше, чем до деревни доберётся это существо. Он представил, как оно будет стучать в дверь его дома и проситься на ночлег. Конечно, мама откроет — она всем открывает, существо войдёт, и тогда…

Он не успел домыслить. Лес дёрнул его так, что приступ на состязаниях показался игрой. Вмиг обессилев, он рухнул на траву и едва не задохнулся. Разом припомнились все ночные кошмары, что он когда-либо видел, деревья приняли очертания чудовищ, а трава словно превратилась в чьи-то острые зубы, торчащие повсюду. Рау закрыл глаза и скорчился на земле, бормоча про себя: «Нельзя домой. Надо идти дальше». Когда его отпустило, он уже не помышлял о возвращении. Чем бы ни грозила деревне странная незнакомка, пути назад не было. Его ждал Чёрный Лес. Корни оборваны, мосты сожжены. Рау встал, отдышался и вернулся на дорогу.

Он уже миновал развилок возле болотца, тот самый, где третьего дня встретил Мегаро, и начал подыскивать, где можно выспаться. До чащеры оставалось, по его подсчётам, около часа ходьбы. Усталость начала брать своё, и Рау, свернув с дороги, скинул рюкзак возле густой шарохвойки. На этих деревьях не растёт ничего съедобного, и никто из животных сюда не полезет. Рау вспомнил, что у него с утра маковой росинки во рту не было, а собираясь, он так торопился, что не взял даже куска хлеба. По дороге видел много съедобных растений, но сначала не до того было, а потом его напугала белая женщина.

Нет, так дело не пойдёт, на голодняк не уснёшь! Медленно, чтобы не наткнуться в полутьме на что-нибудь колючее или живое, Рау прошёл немного в глубь поля и отыскал куст ежевики. Не совсем то, чего хотелось бы, но лучше, чем ничего. Ягоды были крупные и сладкие, и он оборвал почти все. Потом вернулся к месту ночлега, хорошенько примял густую траву и завернулся в кусок полотна.

Эту тонкую и прочную ткань дед и его невеста привезли полвека назад из-за границы вместе с саженцами яблонь, маленьким Ше и целым коробом добра. К несчастью, все яблони засохли, когда прекрасная принцесса покинула мужа и дочь, взмыв в облака. Из бабушкиного наследства Рау досталась только ткань да шестиног, а все эльфийские украшения и наряды перешли к маме и Ликетте. Ткань спасала не только от дождя, но и от холода и была незаменимой в походах, но Рау укрывался ею второй раз в жизни. Десятки раз ночь заставала его в поле, и всегда рядом был Ше, тёплый и надёжный зверь с большим крылом.

— Ше, — хрипло сказал Рау и зажмурил глаза. Надо было спать, но непрошеные мысли так и лезли в голову. Добралась ли призрачная дворянка до деревни? Что ей там нужно? Может, всё-таки обошла стороной? И снова задумался о доме: волнуется ли мама? Ругают ли его за побег? Отдали ли Зетте подарок? И тоскует ли Ше?

Думать о Ше было нельзя. О чём угодно, только не о нём. Нельзя уходить в свой последний путь в таком настроении. В том, что он никогда не вернётся, Рау не сомневался.

В далёкой, сказочной стране,

Где боли нет и смерти нет,

Где замки реют в облаках

И неизвестно слово «страх»…

В детстве он думал, что это песня про страну эльфов, откуда родом его бабушка, но, подрастая, понял, что это не так. У эльфов, в отличие от людей, не одна страна, а целых три, и все три ближе и проще, чем то волшебное место, о котором поётся в песне. Эльфийские страны доступны для путешественников — дошёл же в одну из них его дед по молодости, — и там тоже есть и боль, и смерть. А та страна, что из песни, была где-то в неведомых краях.

Конечно, эльфом быть лучше, чем человеком — эльфы почти бессмертны и умеют летать, но в целом они такой же народ, как и люди — строят города, торгуют, путешествуют. Кое в чём природа и их обделила — у них нет металла в организме, поэтому у эльфов ломкие кости. Упал с высоты — получай перелом. И ногти у них для самозащиты не годятся.

Под зелёным небом войн не было — чего делить, когда всё само растёт? Три народа — эльфы, люди и звери спокойно уживались рядом, никто никому не мешал. Ну, были, конечно, иногда мелкие стычки — в основном из-за разбойников, берущихся неизвестно откуда и живущих неизвестно где, но последняя крупная война произошла двести лет назад, когда люди и звери объединились, чтобы дать отпор хищникам. И тогда, конечно, пришлось убивать.

В Ликеттином книжном шкафу было много романов о той войне, и Рау прочёл каждый из них по нескольку раз. Его интересовало всё: и тактика ведения боя, и виды оружия, и героизм легендарных воинов. Война закончилась давно, но до сих пор поэты слагали стихи о душевных терзаниях человека, которому пришлось отнять чью-то жизнь. У Рау на этот счёт было своё мнение, которого он, впрочем, никогда не высказывал — сам он, доведись ему убить хищника, не слишком переживал бы. А что ещё прикажете делать с зубастым чудовищем, которое вломилось в вашу деревню и хочет всех сожрать? Другое дело, когда человек убивает человека. Хотя…

Вот Мегаро он убил бы.

Байки об Огненном, или Раскалённом, Доме возникли в незапамятные времена, и возникли не на пустом месте. Никто из ныне живущих этого Дома не видел, но люди видели монеты — эта опасность была понятной и ощутимой, не осталось ни одного города, который бы не заплатил человеческую дань Чёрному Лесу. В деревне по вечерам на завалинке частенько речь заходила о страшных вещах, и Рау сам слышал рассказы пожилой соседки об одной семье в городе, потерявшей сына — парень в сказки не верил, подобрал на улице монету и ушёл навсегда. «Уж лучше бы от болезни умер или от разбойного меча», — приговаривала соседка и вытирала слезу платочком.

Говорили, что Лес убивает не всех, коснувшихся монеты, а превращает некоторых в своих служителей, заставляя разносить монеты по всему миру. Долго ли живут служители, не знал никто, но мудрец, написавший об этом книгу, считал, что год-другой — а потом, по его мнению, они убивают себя, не выдержав такой ноши. Шутка ли — нести людям проклятие!

Поскольку из Чёрного Леса катились только круглые монеты, обычные стали делать квадратными, чтобы защититься от обмана. Впрочем, как убедился Рау, эта защита была так себе.

Луна стрелой упала за горизонт, и стало темным-темно. Хлопая крыльями, пролетела большая сова. Лёгкий порыв ветра заставил хвойный шар зашуметь, и Рау на миг показалось, что он дома, под своим деревом на скамейке, а Мегаро и монета — дурной сон. Темнота успокаивала, и он, пригревшись под эльфийским невесомым покрывалом, незаметно для себя заснул.