Да будет дано... (джен)

Наташа механически сновала между плитой и умывальником и встрепенулась только тогда, когда чуть не вывалила очистки в суп вместо картошки.

— Ах, чтоб тебя, — тихо ругнулась Наташа, перехватывая успевшую упасть в кастрюлю ленту кожуры.

— Что-то ты сегодня рассеянная, доча, — усмехнулся Павел Петрович и поставил цифру в квадратике. — Когда у тебя отпуск? Съездили бы с Юркой куда.

— Скоро. Через три недели, — ответила Наташа. — Неправильно ты тут поставил пятёрку, смотри, уже есть одна в ряду.

Павел Петрович в последнее время подсел на судоку — как он утверждал, мозговая активность препятствует раннему склерозу.

— Точно! Где у меня ластик был? Наверное, вчера в вагончике оставил. Эх!

— Что там? Всё спокойно?

— Да нормально. Считай, уже первый этаж подняли, быстро дело идёт. Говорят, потом сразу и парк разобьют, чтобы школа в зелени была. А то одни пеньки да крапива. Не считая клумбы у забора.

— Какой клумбы?

— Да смешно получилось. Мишка Базаркин поделился, ну, сменщик. Он на работу шёл, а тут клумбы эти городские. Говорит, взял и выдрал зачем-то пару цветков. Пришёл на дежурство, а куда их девать? Не Зинке же дарить эти чахлые кустики. Пошёл у ворот и посадил. Да он чудной, Мишка. Вечно ему что-то мерещится. Говорит, кто-то словно место указал, мол, тут, Мишка, сажай. Ткнул, значит, эту пару кустиков, вроде как маловато. На следующую смену шёл, опять выдрал с городской клумбы. Усадил кружочком, всё как полагается.

— Петунии? — Наташа ясно представила металлический забор, блестевший в лунных отсветах, рычащего Рекса и круг цветов.

— Да ляд их знает, не силён я в этих названиях. Это Мишка специалист, вечно травки сушит разные.

* * *

Давно не было такой ранней зимы. Первый снег, выпавший в конце октября, так и не растаял, загнав коров в сараи почти на месяц раньше срока. Анна, кутаясь в старый зипун, подоила Малинку и наложила ей в кормушку сена. Тёплый нос коровы потыкался ей в карман в ожидании горбушки хлеба, затем шумно вздохнул и уткнулся в кормушку. Анна погладила любимицу по круглому боку и заплакала.

Малинка всегда приносила бычков. Они появлялись поздней осенью, и приходилось телят брать домой. Печь, побелённая весной к Пасхе, становилась вылизанной к концу зимы с одного края до кирпичей. Как Анна не билась с этой напастью, отучить сынов Малинки от вредной привычки не удавалось. В ход шли отымалки ⁽¹⁾, веник и шлепки, но бычки, кося глазом, возвращались к своему занятию сразу же, как только хозяйка переключала своё внимание на другое. Пётр смеялся, что детям не хватает извести, а Анна всё равно сердилась, но не сильно. Приходила новая весна, и печь вновь щеголяла белыми стенами. Три года назад Малинку не пустили в стадо, ожидая отёла. Самой Анне ещё было ходить целый месяц — они ожидали малыша ближе к Рождеству. Малинка принесла бычка ночью, а Анна на следующий день решила побаловать её отавой, скошенной на массиве вдоль огорода. Лестницу нести не хотелось, поэтому она привычно залезла на сушило по жердям кормушки. Скинула две охапки, прикрикнула на Малинку, которая тут же начала шумно угощаться, подминая себе под ноги большую часть сена. Оглянулась и потеряла равновесие. Она пыталась схватиться за брус, но рука соскочила. Так и упала, проехавшись животом по всем перекладинам. Сначала Анна в испуге обхватила живот, но вроде всё было в порядке. Обругав себя последними словами, она на трясущихся ногах собрала сено, переложила его в кормушку и пошла в избу.

Маняшка родилась к следующему вечеру — красненькая, маленькая и пушистая. Ночью ударил мороз, и Анна боялась, что её недоношенная доченька не переживёт сквозняки. Но сдаваться Анна не собиралась. Завернула ребёнка в тряпицу и положила на печку. Митька с Захаркой быстро поняли, что лучше им не просыпаться по ночам и не беспокоить лишний раз маму, которой и так доставалось. Маняшка тихо пролежала на печке дня три, а потом подала голос. Пётр сразу сказал, что эта барыня себя в обиду не даст. Приходилось вскакивать среди ночи по нескольку раз, залезать на печь, кормить и успокаивать Маняшку, а когда она, наконец, засыпала под утро, уже было пора вставать топить печь и убирать скотину. Мыла дочку Анна прямо на печке в небольшом корыте, положив себе на руку. Личико дочурки было не больше её кулака.

Весной Маняшку стали снимать с печки и укладывать в колыбель. Она сердито щурилась от солнечного света, заливающего заднюю избу, и смешно морщила нос.

Сегодня Маняшке исполнилось бы три года. Анна плохо помнит недели и месяцы после того страшного пожара. Соседи пытались затушить дом, да только что толку в такую жаркую погоду бороться с огнём, накинувшимся на деревянную избу. Обугленные тела Захарки и Маняши нашли в тех местах, где стояли их кровати, а Митя совсем чуть-чуть не добрался до выхода — его нашли на пороге. На Петра было страшно смотреть, он считал, что пожар случился из-за керосиновой лампы, которую он оставил зажжённой — вдруг проснулась бы Маняша, она боялась темноты. Их приютили семья брата Петра, да только и Анна, и Пётр были скорее мёртвыми, чем живыми. Малинку и Касатку удалось спасти, но Пётр сказал, что корову весной надо будет продать. Ни к чему она теперь. Новый дом на месте пепелища построить было можно, но сначала нужно было просто научиться жить дальше. Пётр стал выпивать, чего раньше себе никогда не позволял. Его руки, ювелирно работающие резцом, дрожали, и он забросил своё любимое занятие.

К концу осени им всё же удалось хоть немного наладить свою жизнь. Пётр с тройным рвением принялся за работу, пообещав Анне, что весной он поставит новый дом. И у них обязательно ещё будут дети.

Сегодня спозаранку Пётр впервые за долгое время поехал в город на ярмарку. Надо было закупить муки, круп.

Надо было перезимовать эту страшную пустоту.

К вечеру Пётр не вернулся, и Анна тревожно прислушивалась к звукам на улице, когда все уже давно спали. Пора бы ему уже и вернуться. Не случилось бы чего. Уже под утро она расслышала тихое фырканье Касатки. Прислушалась. Тихо. Показалось? Накинула зипун и выскочила на крыльцо.

Касатка была удивительно умной лошадью. Когда пьяный хозяин направил поводья на развилке не в сторону дома, а в лесопосадки, откуда мужики привозили брёвна на срубы, она послушно потрусила на поляну с вырубкой. Когда хозяин плакал и ругался, то и дело прикладываясь к мутной бутыли и доставая из-за пазухи фотокарточку, она смирно стояла и пряла ушами. Но когда хозяин уснул и прошло несколько часов, Касатка самостоятельно развернулась и направилась в сторону дома.

1) Отымалка — старая ветошь, выполняющая функции прихватки при доставании с шестка горячих чугунов.

Вернуться к тексту