Желанное и заслуженное (гет)

Из всех окон валил дым, а у двух подъездов уже ждали приказа штурмовать здание группы специального назначения.

— Вперед! — скомандовал принцепс. — Продвигайтесь осторожно!

Мы с Машей перелезли ограждение и подошли к «китайцу». Он оглянулся на нас. Видя, что мы не ранены, храмовник ничего не сказал. Мне кажется, даже несмотря на все пережитое, он способен чувствовать эмоции, даже если снаружи этого не видно. Но, с другой стороны, меня не покидает ощущение, что ему чего-то не хватает. Странное чувство… Чего может хотеться этому гиганту?

— Мне кажется, я бы мог справиться здесь в одиночку, — медленно проговорил Леопольд. — Не то чтобы мои соратники были лишними, просто против этих неумех я бы мог выстоять и один. А все эти разрушения — только из-за нашей расслабленности от доверия товарищам. Был бы здесь только я или любой другой принцепс первого ранга — ничего этого бы не случилось. Возможно, это была бы самая тихая антитеррористическая операция за всю историю человечества.

Ни капли усталости в несгибаемо-стальном голосе. Только смелость и уверенность в своих способностях. Никакого бахвальства. И стоящий передо мной ветеран Китая уже не просто гигант. Это атлант с небосводом на плечах, стоящий отнюдь не согбенно, а выпрямившись во весь рост и легко держащий мир на одной руке.

— Господин принцепс Удэ, — я преклонил голову, — вы стали моим вдохновителем. У меня никогда получилось бы чувствовать себя настолько сильным. Теперь вы мой символ мира.

— Мне лестно слышать такую похвалу от знаменитого человека, — безэмоционально ответил он, — но не забывайте и о других людях. Каждый может вдохновить вас. Вам остается лишь найти ту самую нить, с помощью которой вы вытянете свое вдохновение из конкретного человека.

— Я запомню ваш совет.

Послышались выстрелы.

— Диомед, что у вас случилось, прием?! — Леопольд спешно связался со своим братом по оружию.

— В одной из комнат нашли террориста в противогазе. Успели вовремя среагировать и ликвидировали его. Прием!

— Вас понял. Как можно скорее зачистите здание и выведите гражданских. У вас остается совсем немного времени, прежде чем заложники отравятся газом. Прием!

— Вас понял. Как быть с теми, кто решит сдаться? Прием!

— Обездвижьте их и оставьте на месте для дальнейшего ареста и допроса. Проверьте их на предмет яда, чтобы они не смогли покончить с собой.

— Вас понял, обезвредить сопротивляющихся террористов, проверить и обезвредить сдающихся, вывести гражданских и пленных в приоритетном порядке. Конец связи!

Леопольд набрал полную грудь воздуха и выдохнул. Похоже, даже он может переживать. Он слишком за многое отвечает — и за своих товарищей, и за безопасность пленников. Только бы все прошло удачно и никто не пострадал.

Спустя короткий промежуток времени из второго подъезда начали выходить храмовники. Каждый нес на руках по одному человеку, а те, кто покрупнее, держали сразу по двое заложников. Группа медиков тут же ринулась на помощь.

— Второй подъезд безопасен, взрывных устройств не обнаружено. Внутри еще остались несколько пленниц и двое обезвреженных террористов.

— Хорошо, — принцепс выслушал доклад и тут же связался с другой группой. — Диомед…

На пятом этаже прогремел взрыв. Из первого подъезда вышли несколько храмовников с вызволенными заложниками, но двоих бойцов не хватало. С обратной стороны дома послышался звук рушащегося здания и чьи-то вопли.

— Диомед! Как слышите?! Прием?!

В эфире была тишина. «Китаец» не стерпел и бегом бросиля в здание. Мы с Марией остались на месте. К нам подошел Гэн.

— Господин, думаю, вам и миледи лучше уехать отсюда. Сейчас будут разбирательства. Зная шримантийцев, думаю, что они откажутся говорить и их придется судить прямо на месте.

— Разве вы не собирались взять их в плен? — спросил я.

— Я, как сотрудник полиции нравов, лишен полномочий решать, жить им под пытками или умереть прямо сейчас, когда их выволокут на площадь. Идет война, у нас нет времени возиться с остатками Шриманты.

— Понятно.

— А что, если я смогу развязать кому-нибудь из них язык? — подала голос Мария.

— Не мне это решать, миледи. Этот вопрос лучше задайте господину Леопольду. Главное, чтобы он только не напоролся на что-нибудь еще внутри этой проклятой домины.

— Судя по тому, что я знаю, — обратился я к Марии, — тебе вовсе не нужно спрашивать разрешение храмовника. Ты выше него по статусу в иерархии Синода. Так ведь?

— Хм-м, логично… И как я сама до этого не додумалась? Ну что ж, пора показать тем, кто обязан меня защищать, чего я стою.

Откуда-то сверху раздались несколько выстрелов. И, похоже, они попали в цель. Затем властный голос Леопольда, призывающий оставшихся в живых террористов сдаться.

Судя по тому, что новых залпов не последовало, шримантийцы вняли голосу разума… либо там просто уже никого не осталось.

Вскоре принцепс спустился, ведя перед собой одну-единственную, скованную наручниками, шримантийку. Он отвел ее к сообщникам и, поставив на колени, снял с ее лица противогаз.

Мы втроем тоже решили подойти к ним, чтобы заглянуть в лица своих давних врагов. Тех великих и ужасных, что некогда захватили Альтерию и держали ее в рабстве почти два десятилетия.

На полпути мы остановились. Гэн пошел вперед, а мы с Марией стали наблюдать жуткую картину. Из первого подъезда вынесли тела двух храмовников. Один из них, похоже, и был Диомед. Второго мы не знали. Также оттуда вынесли нескольких беременных женщин и вывели пятерых мужчин. Только они не были одеты как шримантийцы. Неужели это…

— Итак, — начал Леопольд, — все становится на свои места, и сейчас мне как никогда ясно, чем занимались эти недочеловеки.

Мы с Машей подошли ближе. Она держала меня под руку.

— Шримантийцы, ложные беженцы, готовили здесь не только теракт для Карфагена или Новороссии. Растление малолетних, в том числе не достигших законного возраста вступления в брак в этих краях. Это было предпринято с целью подорвать ценности, продиктованные верой Великих Богов, Священным Синодом и королем Радаманом. Торговля человеческим телом в странах Оси запрещена, как и изготовление порнографии с людьми. Но здесь вы зашли намного дальше. Вы похитили людей и принудили их к этому. Ваша участь будет незавидной. Средства, вырученные от этих кощунственных издевательств, вы собирались пустить на спонсирование терроризма... или чего угодно, но подозреваю, что далеко не на благие дела. К тому же вы продавали тела этих жертв их же соотечественникам… Какой кошмар, что на этой земле еще остались такие паскудные люди… и какая жалость приговаривать их к смерти, как соучастников. Сержант Гэн!

— Слушаю!

— Распорядитесь, чтобы детей и беременных женщин доставили в «Источник жизни» для обследования. Боюсь, почти все останутся там до двадцати одного года. Родителям жертв этого гнусного насилия сообщите, что они смогут навещать их…

Он замолчал на некоторое время. Это длилось достаточно долго, но никто не решался его прерывать.

— Эй, у тебя что, батарейки сели, киборг сраный?

Леопольд не отреагировал на это, будто вовсе не слышал, хотя я видел, как дернулось его ухо. Вскоре он заговорил:

— Вычеркните из распоряжения слова о том, что родные смогут их навещать. Это дурно повлияет на их воспитание. Они будут тосковать по дому и родным, а также чаще вспоминать эти ужасные дни. Но сделайте пометку «свобода выбора после воспитания». Тогда они смогут делать все, что захотят, после обучения. Дальше… соучастников преступления, точнее, насильников отправить в концентрационный лагерь снабжения «Источника жизни», на поля! У них вечно быстро заканчиваются преступники. Будем надеяться, их мышцы выдержат тамошние нагрузки больше, чем неделю. Родных этих преступников найти и приговорить к ношению позорного знака в этом поколении и лишить всех привилегий в обществе. Следующие родившиеся дети этих предателей должны быть отобраны в «Источник жизни».

С каждым его словом мне было все страшнее и страшнее слушать нашего нового знакомого. Я чувствовал, как моя ладонь сжималась все сильнее. Посмотрев на Марию, я увидел лицо, которые никогда не видел. Оно было жестоким и безжалостным. В ее глазах читалась искренняя ненависть и кровожадность. Казалось, если бы она стояла на месте Леопольда, то вынесла бы намного более суровый приговор. Неужели это истинное лицо воспитанников «Источника»? Но ведь она не может быть такой! Она и не такая!

Сомнения заставили меня кусать внутреннюю часть нижней губы. Одержимые маньяки — наши будущие правители. И это будущее не за горами. Война уже кончается. Но я просто отказываюсь верить, что Маша могла бы сделать нечто подобное.

Она перевела на меня взгляд, и ненависть в ее глазах тут же сменилась ангельской любовью. Я помотал головой и отвел глаза. Я не знал, что думать…

Вдруг меня осенило — может быть, тогда и не стоит забивать себе этим голову? И почему я мыслю однобоко? Почему не взгляну на ситуацию с хорошей стороны? Ее воспитывали храмовники. Храмовники и, вместе с ними, их воспитанники — гаранты исполнения божественных законов. У Марии слишком набожный характер, вкупе с ненавистью к Шриманте и ее греховным проповедям и делам, а также развращению своих соотечественников, поэтому она и ведет себя подобающе. Поэтому она и хочет для них еще большей боли. Это ее защитная реакция, только защищает она не себя. Ее рвение направлено на защиту тех, кого защищать — ее прямая обязанность: граждан Оси и, конкретно, подданных Карфагена.

Фух, похоже я смог себя успокоить и переубедить. Негоже так думать о любимой жене. Прочь гнать такие мысли поганой метлой из избы разума.

— Конфисковать все имущество у террористов и семей преступников. Вторых «посадить на диету», — Леопольд многозначительно поднял указательный палец. — Ах да, и запретить им выезд из страны проживания, аннулировать гражданство и посадить под домашний арест по графику рабочих часов. А вот этих недочеловеков, — указал на шримантийцев, — уговорите сотрудничать. Если откажутся, расстреляйте и утилизируйте в ближайшем крематории за счет храмовой стражи.

— Будет исполнено, господин, — Гэн посмотрел на шримантийку, которую Леопольд вывел из дома последней.

Она глянула на него с недоверием и отвернулась, а он ушел.

— Черт возьми! Сержант!

— Слушаю?

— Распорядитесь, чтобы этот дом снесли сегодня ночью, иначе он рухнет в любой момент кому-нибудь на голову из любопытной молодежи, любящей лазить по заброшкам.

— Так точно, господин.

Принцепс вздохнул и повернулся к нам обоим.

— Наконец-то еще несколькими врагами человечества меньше. Правда, эти животные все же сумели ужалить меня в самое больное место. Мои товарищи Диомед и Гавриил пали смертью храбрых. Это были одни из лучших моих братьев по оружию.

— Не печальтесь, Леопольд. Теперь они отправились к праотцам в лучший мир. Их служение окончено. И не забывайте, что не пристало храмовникам иметь привязанности!

— Как скажите, миледи Мария, — он прижал руку к груди и поклонился. — Итак, моя работа здесь тоже окончена. Как только сюда явится стража порядка или полиция нравов, я вас покину.

— Вы можете идти прямо сейчас, господин Удэ, — уверенно сказала Мария.

— Нет, эти звери очень опасны, а я поклялся защищать воспитанников «Источника жизни».

— Будьте уверены, я могу за себя постоять!

— И все же я настаиваю, — сейчас его безэмоциональность выглядела как никогда каменной и тяжелой.

Мария стала разглядывать пленных шримантийцев и заметила среди них женщину с подозрительно выпирающим животом. Насторожившись, она увлекла меня подальше и приказала принцепсу проверить ее. Как оказалось, нательной бомбы у нее не было. Зато был ребенок. В этот момент к нам вернулся Гэн.

— Сержант, эта шримантийка беременна. Она подходит по критериям отбора жителей, поэтому можете распорядиться, чтобы и ее забрали в «Источник жизни». Если выяснится, что дитя не подходит хотя бы по одному критерию — пускай отправят на опыты в евгенический центр. Мать допросить. При отказе — вы знаете, что делать.

Гэн вытащил рацию и сообщил:

— Транспорт, отправляющийся в «Источник жизни», подогнать к пленным, приказ принцепса Удэ.

— Пришло время мне вас покинуть. Прощайте, господин, прощайте, миледи.

«Китаец» поклонился и ушел. Мы снова остались втроем. После этого и шримантийцы стали подавать голоса.

— Ну наконец-то этот верзила свалил.

— Жестит мужик, однако…

— Да заткнитесь вы, и без ваших возгласов тошно, — успокоил остальных черный как уголь мужчина средних лет. — Эй, детка, — обратился он к Марии, — как насчет освободить меня? У мужчин Шриманты такие огромные приборы, тебе точно понравится.

Девушка, выведенная последней, вела себя достойнее остальных, хотя и смотрела на меня с дикой яростью, словно я был виноват в том, что их нашли.

— Так что, киска?

Мария не стерпела и выстрелила ему в голову из выхваченного за долю секунды пульсара. Тело одного из последних представителей фауны Африки рухнуло на землю с прожженной насквозь головой.

— Если ко мне еще раз обратится хоть одно шримантийское животное, я казню всех остальных, и расстрельщиков не понадобится.

Другие ошеломленно замолчали. Я же засмеялся. Мария смотрела на меня и тоже начала недоуменно ухмыляться. Гэн был в шоке — а мы вообще забыли, что он стоит позади нас.

— Ну ты даешь, Маш. Твоя специализация — правосудие, но ты казнила психически больного без суда и следствия.

— Психические больные не приемлют разбирательств.

— Звучит прямо как анекдот.

А та девушка стала смотреть на меня все яростнее. В этот раз и я не смог совладать с эмоциями и, резко подступив к ней, схватил ее за горло.

— Ну и чего ты на меня так пялишься, ты? А? Ты меня знаешь или что? Или тебе просто ненавистен любой человек из Карфагена? Ну так знай, мне ненавистна вся твоя любимая Шриманта, будь она предана анафеме и забвению. Именно из-за тебя и всего твоего шримантийского рода началась эта мировая война. Не будь Шриманты, не было бы и обид у Альтерии, она бы не вступила в войну и не повлекла за собой Карфаген, а тот не заставил бы Новороссию с Японией и Новым Рейхом ввязаться в войну. А видела этого громилу? Достопочтенного Леопольда Удэ! Представь, что ему пришлось пройти в Китае! Это тебе не прогулка по солнечному Иерусалиму с прохладным коктейлем, от которого рука отмерзает. Это не поездка с ветерком по Американским штатам. Гэн, скажи ей, как ты отдыхал в Америке, — я повернулся к нему, но он лишь потупил взгляд в землю. — Вот видишь, он не может, человеку сложно вспоминать пытки. А теперь подумай, что было в Китае. Вот смотри, есть рай, если вспомнить христианство. Это место блаженства. Есть ад. А есть Китай… вот только ад с ним не идет ни в какое сравнение.

На последнем слове я отпихнул ее назад, но она смогла устоять. У этой террористки были мощные ноги, и характер явно стойкий. Последние годы ее жизни ушли на тренировки.

— Раз ты спрашиваешь, то я скажу, — отозвалась она, а ее взгляд стал совершенно бесчеловечным. — Да, я из Шриманты. Родилась там и жила до семнадцати лет. Потом мы с родителями бежали на Ближний Восток, так как там остались последние мусульмане и другие наши родственники.

— Так значит, ты еще и из этих?

— Представь себе, — рыкнула она, — в Шриманте жить стало невозможно, а из-за вас…

— Не-ет, не-ет, из-за вас! — ткнул я в нее пальцем, — из-за вас началась эта война! А ты должна еще сказать спасибо нашему правительству и ноги расцеловать каждому карфагенскому ученому за то, что они смогли уничтожить все ядерное оружие мира еще в ракетных шахтах и подводных лодках. Иначе бы этого разговора не было. Иначе бы ты погибла много лет назад, как и весь мир — в ядерном огне.

Она замолчала ненадолго, но вскоре продолжила:

— Я сразу узнала тебя. Тебя много кто узнал, среди тех, с кем ты воевал в Иерусалиме. Твой корпус был единственным из культа Земли, прибывший в тот год на помощь «Детям Элохима» и «Рукам Христа». И ты был из тех, кто смог сделать наводку на Аль-Акс! А в этот момент храм пытались отстоять мой отец, его брат и два моих старших брата. Все, кроме дяди, погибли. Он-то мне и рассказал о тебе... Он тщательно запомнил твое лицо, когда чуть не перерезал тебе сонную артерию. Вскоре и он погиб от ран, нанесенных тобой, а вслед за ними от горя умерла и моя мама…

— А-а, те самые глаза… Такие же яростные, кипящее жерло взбешённого вулкана и яркого адского пламени… Да, это был мой самый опасный противник. Этого я никогда не забуду. Иногда я его вижу во сне. Правда, редко, но бывает, — я пожал плечами. — Так значит, ты пришла в Новороссию отнюдь не для того, чтобы запугать своими терактами местное население?

— Я пришла убить тебя, паскудная тварь, убийца и палач. Сумасшедший! Это ты здесь психически больной, и именно такие, как ты, должны подпадать под написанные Карфагеном законы! Больные ублюдки. Ты нажил свое состояние, написав всего одну проклятую книжку, в которой ты только и делаешь, что сравниваешь нас с дикарями и беспощадными демонами.

Она говорила, то плача, то гневаясь. По ее запыленным загорелым щекам струились слезы.

— Послушай, — обратился я к ней, — давай рассудим так. Если ты считаешь себя правой, то почему же мы выигрываем войну?

Она осеклась и забегала глазами, ища подходящий, логичный ответ.

— Похоже, ты не знаешь. Зато я знаю. Ваша цивилизация существовала тысячи лет, но знала лишь войну. А наша возникла пару сотен лет назад в неволе. И что теперь ты видишь? Сибирь оттаяла нашими усилиями! Карфаген был построен в болотистой тундре! Мы не дали вам и вашим союзникам уничтожить мир атомом. Да, наши законы жестоки и бесчеловечны, но это наша утопия! И тем не менее, некогда гнилая от коррупции и безнравственности Россия стала по-настоящему, без капли лжи, Сверхдержавой. Намного сильнее конкурентов в лице тогдашней Америки, Европы и Азии. Люди с нами зажили счастливо, дети снова стали рождаться, а семьи перестали распадаться. Паспорт России стал не туалетной бумагой, а заветной индульгенцией, для заграничья. А вы, как всегда, только вы — праведные и правильные, хотели все уничтожить, сожрать, как паразиты! Вы называете наши стремления и идеалы заблуждением, но почему-то, следуя им, мы смогли сделать прорыв в науке и создать, например, искусственные части тел, неотличимые от обычных. Хотя, как ты уже удостоверилась, у принцепса Удэ с глазами еще есть проблемы. Или, быть может, это не в глазах дело? Не в кибермеханике? Может быть, твои чертовы узкоглазые союзники-изуверы так изуродовали человеческую душу, что она теперь даже через глаза не сможет улыбнуться? Впрочем, мы отошли от темы.

Гэн начал назначать меры наказания. Пошли первые расстрелы. Выстрел — и шримантийка, спорившая со мной, вздрогнула от ужаса. Оглянувшись назад, она увидела, как ее, видимо, друг или знакомый, рухнул на землю, поднимая пыль.

— Знаешь, тебе просто стоит сравнить свои устои с устоями Карфагена! Мария, подойди-ка поближе к этой девушке.

Моя возлюбленная подошла к ней, а Гэн мельком бросил на нас взгляд:

— Расстрелять!

Выстрел. Она снова вздрогнула. Сердце ее колотилось, а легким не хватало воздуха. Она предчувствовала свой конец. И смотря в глаза Марии, она ощутила свое бессилие. Духовная битва между жестокой справедливостью и тупой местью окончилась победой высокоморального государства, сплотившего половину мира. А закрепил эту победу животный страх шримантийской теперь уже не террористки, а слабой пленницы, которая настолько сильно испугалась соперницы, что под ней образовалась лужа.

— Ой, как стыдно, — без доли насмешки сказал я. Девушка от позора опустила голову и заплакала еще горше.

Гэн подошел к пленнице. Он встал напротив нее, но меня начало терзать смутное сомнение — так же, как и его. По его лицу было видно, что принятие решения давалось ему тяжело.

— Что-то не так, сержант?

— Да я вот все думал, кого мне напоминает мне этот взгляд. И вот, как только я разглядел ее поближе, я тут же вспомнил. В американском плену меня пытали такие же красивые, но жестокие глаза. Казалось бы, как такая красота может быть настолько жестокой?.. И вот, пожалуйста. Убийство двух храмовников подрывом. Пожалуй, я отомщу за принцепса Удэ и его славных товарищей.

— А-а! Постойте, сержант Вергилёв! На самом деле это хотела бы сделать я… — Мария вышла вперед и достала свой пульсар. — Дело в том, что она оскорбила не только моего достопочтенного мужа, но и мои патриотические чувства. А такое простить врагу я никак не могу, тем более, выходцу из народа-зачинщика этого геноцида.

— Не смею спорить, миледи! Ваша воля — закон!

Гэн отошел к ней за спину и встал рядом со мной. Пленница металась, ее шатало в разные стороны, но бежать ей было некуда. Здесь были целых три стрелка и чужая страна на тысячи километров в любую сторону, а затем и край света у воды.

— Слушай, я дам тебе совет. Если уж ты проиграла войну, то и прими смерть с достоинством. Ты, конечно, уже замарала его своим страхом перед врагом, но я могу поступить достойно с твоей памятью и забыть о твоей трусости.

Шримантийка перестала дергаться и успокоилась, хотя еще всхлипывала от жалости к себе. Мария выставила пульсар перед собой и направила его в голову девушки, стоящей на коленях. Она зажмурилась в ожидании выстрела, но его все не было. И не было… и не было…

— Как жаль!

Она открыла глаза.

— Ты могла бежать не на Ближний Восток, а в Карфаген. Ты — потомок европеоидной расы, даже несмотря на смуглую кожу. Ты была могла бы перевоспитать себя и стать какому-нибудь достойному мужчине хорошей женой. Вполне возможно, что на тебе бы женился даже какой-нибудь дворянин. Но ты избрала путь страданий и проиграла.

Смертница перестала плакать, слезы уже не текли по ее щекам, и она, будто вспомнив, что у нее есть гордость, выпрямила спину. Ее лицо было серьезным и спокойным. Она даже устроилась немного поудобнее и, опустив голову, приготовилась принять смерть.

— Наконец-то ты поняла!

Выстрел.

Энергия Пульсара прошила насквозь череп шримантийской девушки. Луч вошел в теменную часть головы и вышел через шею, раздробив позвоночник в месте соединения с черепом.

Обмякшее тело рухнуло вперед на землю. Заструившаяся из головы, носа и рта кровь забрызгала обувь Марии. Глаза смертницы закатились и застыли в безжизненном созерцании пустоты. Алая лужица становилась все шире и шире.

— Дело сделано…

Я взглянул на Гэна, произнесшего эту фразу, и увидел, как он что-то отцепил от воротника своей униформы и убрал в карман. Но я решил, что это не имеет значения.

— Это было… сильно, миледи, — заметил сержант.

Мария молчала и смотрела, как ее обувь заливает шримантийская кровь. Я не решился ей ничего сказать. Не хотелось отвлекать ее от важных мыслей. Она только что убила своего первого человека. Для воспитанников «Источника» такое не редкость в наше время, но тем не менее, это каждый воспринимает по-разному. По крайней мере, надеюсь, это ее последний убитый человек.

Она сделала шаг в сторону. Затем другой, потом присела на корточки рядом с останками девушки и принялась разглядывать ее.

— Вот от нее ничего и не осталось. Одно мгновение отделяет нас от физического небытия… и приближает к очищению и блаженству среди Великих Богов. Как жаль… Если бы только не ее предки… Эх-эх-эх-эх-эх-эх-эх… — моя возлюбленная покачала головой.

Я решился подойти к ней и тронул за плечи.

— Машунь, пойдем?

— Да, пойдем. Все равно тут уже ничего не сделать. Тысячи лет развития зашли для нее в тупик.

Она поднялась и пошла к машине, не дожидаясь меня.

— Прощайте, сержант Гэн Вергилёв. Мне было приятно с вами познакомиться. Дадут боги, еще свидимся, — бросила она, не останавливаясь и не дожидаясь от него прощальных слов.

— Это чувство взаимно, миледи. Прощайте.

— Не люблю слово «прощай». Оно меня расстраивает. Однажды я его уже сказал и жалею много лет…

— Не говорите его, господин.

— Не скажу. Я скажу «до свидания», — я протянул ему руку и улыбнулся.

— До свидания! — добродушно улыбнулся Гэн и кивнул.

Мы разошлись. В этот раз я решил лично вести машину, поэтому сел за руль вновь. Заведя мотор и еще раз взглянув на побежденного врага, я ощутил некую грусть. Мне казалось, я потерял что-то дорогое. Нечто, что дороже всего моего состояния и славы. Неужели я расстроен тем, что мой самый большой «поклонник» расстался с жизнью?

Впрочем, если так распорядилась Вселенная, значит, я это заслужил.