Крепче кровных (гет)

Инициация Акины прошла куда тяжелее, чем казалось со стороны. Настолько тяжело, что Акина в какой-то момент пожелала умереть, чтобы только не испытывать этого удушающего стыда. В любой нормальной ситуации её бы не просто не приняли на работу, ей бы выписали штраф или назначили тюремный срок за избиение сотрудника полиции. Но ситуация была ненормальной. Акине повезло.

По длинному коридору, вплоть до хранилища со Сланцем она бежала так быстро, как только могла. Мышцы ног онемели, в горло будто бы вставили металлическую трубу, тело изнывало от жара, который оставил после себя парень, которого Юкико называла Суо-кун. Не слишком ли ласково для человека, который одним взмахом руки снёс десяток дверей из толстого железа?! Неважно. Стиснув зубы, Акина ускорилась. Думать об этом у неё не было времени. За спиной бушевало пламя, а впереди всё отчётливее себя проявляла плотная синяя энергия, исходившая волнами от своего источника.

Источником был король. Короля надо схватить, не убить и заобнимать. Акина видела цель и не видела препятствий.

Впрочем, одно препятствие всё же стояло у неё на пути. Женщина с обнажённым мечом и в ненавистной женской форме.

— Наши помыслы навсегда останутся чис... — произнесла она, готовясь нанести точный, смертельный удар в грудь Мунакаты Рейши.

Но она не закончила фразу. Акина высоко прыгнула, руками оттолкнувшись от плеч женщины, перелетела через неё, держа курс на синего короля. Акина, конечно, обняла его, как и велела Юкико. Вот только по-своему, в стиле капоэйры, которой занималась с детства. Рейши лежал под Акиной, с него слетели очки, а сама она сжала его в крепком захвате своими натренированными ногами.

— Ах! — только и сорвалось с его губ.

Акина почувствовала, что должна была что-то сказать. Её возможный работодатель лежал под ней с не самым счастливым видом и явно требовал объяснений.

— Мунаката-сан, — протараторила она. — Можно у вас работ...

Глаза Акины закатились, её голова стала невероятно тяжёлой, всё тело превратилось в тугой комок нервов. Боль острой иглой пронзила её сердце, распространилась по венам, волной вышла из тела Акины и наполнила собой воздух. Ещё раз. И ещё. И ещё. Боль была до того невыносимой, что Акине хотелось плакать. Она стиснула зубы, зажмурилась, сжалась, словно котёнок, в клубок, надеясь хотя бы этим уменьшить боль.

— Ш-ш-ш, — донеслось до неё сквозь этот странный сон наяву. Чья-то рука мягко, заботливо гладила её голову, её спину и плечи. — Я рядом.

И действительно, во сне кто-то был рядом. Кто-то, кто так же заботливо гладил её по голове и плечам, кто-то, из-за кого боль не исчезала, но становилась не такой уж и страшной, терпимой. Акина попыталась вздохнуть, попыталась что-то сказать, но с губ сорвался только громкий всхлип. Как же больно! Никто не говорил, что так будет! Скорей бы это закончилось.

— Капитан! — донеслось до Акины откуда-то издалека.

— Акина.

Мужской голос мягко, очень осторожно позвал её, выводя из забвения. Акина с трудом открыла глаза. Ей было дурно. На неё навалилась такая усталость, какую она не ощущала ни разу в своей жизни. Будто бы из вен слили всю кровь и наполнили их песком и солью. Кто позвал её по имени? Она никого здесь не знала.

— Я... простите.

Она попыталась подняться, но её тело подвело её, и она бессильно упала на грудь Рейши.

— Я сейчас встану... извините.

— Акина.

Как же нелепо. Свалить капитана на глазах у подчинённых, и при этом самой получить травму. У Акины кружилась голова, её тошнило, она не могла ясно мыслить, да ещё и тело не слушалось. По всем признакам — сотрясение. Похоже, дамочка в ненавистной женской форме быстро пришла в себя и приложила Акину рукоятью меча. Чёрт. Как же теперь возвращаться домой? Впереди бесконечная лестница Михаширы, метро, и... и...

Сознание Акины померкло, погрузилось в густой, непроницаемый туман. Она не помнила, что произошло дальше, ничего не чувствовала и не видела никаких снов. Просто будто бы кто-то щёлкнул пальцами и выключил её. А потом, уже на следующий день, Акина очнулась на мягкой койке, переодетая в больничный халат, и в палате стоял сладковатый запах роз. Акина моргнула, осмотрела палату и обнаружила цветы на тумбочке рядом с койкой.

Но, что более важно, в палате она была не одна.

— Доброе утро, Симидзу-сан.

И на Акину мгновенно обрушилась тяжесть пережитого дня. Она раскрыла было рот, чтобы что-то сказать, но так и не издала ни единого звука.

— Как вы себя чувствуете? Я позову доктора.

— Нет, — воскликнула она. — Нет... всё в порядке.

Сидящий перед ней Мунаката Рейши, несмотря на серые мешки под глазами и изнурённый вид, просто светился от счастья. Акина солгала ему. Ничего не было в порядке. Как ей жить-то после произошедшего? Юкико говорила, что Акина станет королевой, но королевой оказалась сама Юкико. Королевой жестоких розыгрышей и злых шуток.

Акина закрыла ладонями лицо.

— Симидзу-сан?

— Просто смойте меня в унитаз.

— Моей королеве, — произнёс Рейши после долгого молчания. — Не следует говорить таких вещей.

Акина подняла на него вопрошающий взгляд. Рейши, вопреки всем её ожиданиям, подошёл к её койке и опустился на одно колено, покорно склонив голову. Акина подпрыгнула.

— М... Мунаката-сан!

— Вы дважды спасли мне жизнь. От моего Дамоклова Меча и от моей же подчинённой. Мою благодарность вам невозможно передать словами.

— Мунаката-сан... я не сделала ничего героического, — Акина отвела взгляд в сторону. — Благодарите Юкико. Без неё я бы и не вышла из общежития.

Акина сжала губы в линию. На самом деле, без Юкико она бы слишком быстро сдалась. Ещё у дверей Скипетра, узнав, что элитный отряд отправился на срочный вызов, Акина хотела бежать обратно, в общежитие, и не выходить и родной и уютной комнаты ближайший месяц. Но... мир ведь так не спасти, правда? Чтобы спасти мир, нужно иногда проявить нахальство, иногда — упорство, а иногда и сбить с ног пару человек. Акина отвела взгляд в сторону. Может, и ей теперь проявлять упорство?..

— Мунаката-сан, — Акина сглотнула, её голос звучал хрипло. — Можно мне у вас работать? Я... довольно ответственный человек и...

Акина покраснела до корней волос, стоило ей встретиться взглядом с Рейши. Его глаза смотрели на Акину сквозь стёкла очков с такой невыразимой печалью, что у неё защемило сердце. Она видела Рейши издалека, слышала о нём от Такеру, но никогда не приближалась и, что более важно, никогда не видела в нём человека. Рейши был идолом, примером для подражания, он был мечом, служащим для защиты людей. Но сейчас у койки Акины был человек. Уставший, с грузом ответственности на плечах и бременем, повисшим над головой. Король. Каково это — быть королём?.. Нет. Каково это — быть Мунакатой Рейши?

— За кого вы меня принимаете, Симидзу-сан?

От резкого, леденящего душу тона голоса Акину передёрнуло. Такеру говорил, что с капитаном общаться тяжело, но даже не намекнул, насколько рядом с ним бывает страшно! Да и что такого сказала Акина? Неужели единственная её попытка устроиться в Скипетр обернётся полным провалом?

— Вы были приняты с того самого момента, как свалили с ног мою подчинённую.

— ...а?

— Это обученный солдат Скипетра 4, побывавший в сотнях смертельных боёв. К ней непросто подобраться, ещё сложнее — ударить, а свалить с ног — просто невероятно.

— Но... я же со спины...

— Вас вынудили обстоятельства. Я знаю, что вы не настолько подлый человек, Акина.

Она промолчала. Звук собственного имени заставил сердце Акины дрогнуть.

— Погодите... а разве я называла вам своё имя?

Рейши едва заметно улыбнулся и, сжав руку Акины, поднёс её к губам, осторожно поцеловал костяшки пальцев. Акина перестала дышать, Рейши же, как ни в чём не бывало, вновь поднял взгляд на её пунцовое лицо.

— Симидзу-сан, разве вы не помните? Тот момент, когда ваше сердце остановилось и начало заново биться. Мы были так близки...

Акине стало плохо от смущения.

— Мы были единым целым, — продолжал Рейши. — Вы и я. Так близко... стоит только подумать об этом, и меня пробирают мурашки.

Акина впервые за долгое время сделала короткий вздох. То, что для неё было мимолётным и болезненным видением, на самом деле оказалось чем-то серьёзным, и, что более важно, невероятно интимным. Значит, они были одним целым. Акина не чувствовала в тот момент ничего, кроме сводящей с ума боли, в то время как Рейши, похоже, ощутил нечто совершенно иное.

И Акина боялась узнать, что ещё он прочёл в её мыслях.

— Вы моя королева, Симидзу-сан, — он сдержанно улыбнулся и поднялся с колена, отпустив руку Акины. — И, буду откровенным, я бы отдал всё, чтобы вновь испытать то чувство.

Акина закрыла лицо ладонями.

— Мунаката-сан...

— Думаю, это придёт со временем, — он подошёл к окну, держа руки за спиной. — Для начала вас обучат фехтованию. Полагаю, с вашим уровнем владения боевыми искусствами сделать это будет несложно. В процессе обучения мы исследуем ваши способности, и, полагаю, после этого вы сможете отправляться на задержания, как полноправный солдат Скипетра 4. До этого вы, конечно, тоже будете выезжать со мной. Состояние моих способностей долгое время было крайне неустойчивым, и я опасаюсь, что против воли могу причинить вред как своим подчинённым, так и самому себе.

Акина слушала, боясь вставить слово. Было что-то в нём такое, из-за чего перечить ему, перебивать его, да даже просто разговаривать с ним было жутко. По крайней мере, так о нём отзывался Такеру. Но, чем дольше Акина вглядывалась в этого строгого, элегантного и сильного человека, тем больше изъянов видела на безупречном теле идола. Он же мгновенно подскочил после своего откровенного признания, он отвернулся и завёл речь о самых обыденных вещах.

Неужели он тоже смущался?

— Симидзу-сан, вы меня слушаете?

Акина моргнула.

— Мунаката-сан, — она подтянула колени к груди и уткнулась в них носом. — Я... студентка. Так что работать буду на полставки.

— Хорошо.

— Меня... смущает женская форма. Можно её немного переделать?

— Ладно.

Акина стиснула зубы, зажмурилась. Как бы она ни старалась сдерживаться, по её щекам потекли тяжёлые, прозрачные слёзы.

— Симидзу-сан?

И как у Юкико получалось оставаться такой беззаботной? Она ведь тоже прошла через это! Она тоже стала, пускай и ненадолго, одним целым с другим человеком. Ей тоже было невыносимо больно. Почему же она продолжала вести себя так, будто бы ничего не случилось? А ведь, если бы Акина не успела вовремя, тогда Юкико оказалась бы в эпицентре катастрофы. Человек, который отчаянно хотел помочь, мог сам лишиться жизни.

Королева. Как же страшно теперь звучало это слово. Королева может спасти короля, разделить с ним его трагическую участь, стать чем-то большим, чем просто человеком, но... кто спасёт саму королеву?

И король. Сейчас Акина ощущала то, чего не смогла почувствовать в момент своей инициации. Сердце Рейши было полно отчаяния. Отчаяния бесконечно одинокого человека. Человека, который всегда был иным, который не вписывался в какое-либо общество, которого уважали и почитали, но не любили. И этот человек, внезапно ставший королём, должен был погибнуть от своих же сил. И поделиться своим отчаянием было не с кем. Никто не должен знать, какой на самом деле хрупкий внутри этот величественный идол.

— Рейши, — Акина стиснула зубы, безуспешно пытаясь сдержать слёзы. — Я... не знаю, что значит быть королевой. Но я буду стараться! Вы... больше не один.

Акина утирала слёзы, тщетно пытаясь сдерживаться. Разве она не должна быть счастлива? Теперь у неё есть работа мечты, надёжный человек рядом и возможное светлое будущее…

Это глубокое, безмолвное отчаяние синего короля. Теперь оно стало и её частью.

— Спасибо, — Рейши улыбнулся. — Акина.

* * *

— Ёси...

Воцарилась зловещая тишина. Хомра притихла, заворожённая происходящей между красными королём и королевой сценой. Лицо Юкико из удивлённого и испуганного становилось всё более мрачным и злым, точно у настоящей ведьмы. Генджи несколько раз обратился к ней, но Юкико не реагировала. И, казалось, становилась злее с каждой секундой.

Она выдохнула, закрыв глаза, приказав себе успокоиться.

— Что ты здесь сжёг, Кагу?

— Твой персиковый пирог, королева, — раздался из-за стойки голос Изумо. — И так... по мелочи.

— Ёси, я не знал, что это для тебя.

Но мрачный взгляд Юкико красноречиво давал понять, что она не собиралась слушать никаких оправданий.

— Я тут старший король, Ёси, — хмыкнул Генджи. — Что хочу, то и делаю.

Она пожала плечами и, переведя взгляд на Микото, прошла с ним к барной стойке. Она практически забыла об обещанном пироге, но, когда её лишили угощения, Юкико почувствовала себя скверно. День выдался не из лёгких, и, кто знает, может быть, завтра будет ещё хуже.

— Ёси? — не унимался Генджи. — Не говори, что обиделась на такую мелочь. Тебе же не двенадцать лет.

— Кагу, — ответила Юкико. — Ты дурак.

Оскорбление, вопреки ожиданиям, заставило вечно агрессивное лицо Генджи смягчиться. Его жёсткие губы впервые за долгое время растянулись в плохо скрываемой улыбке, даже выражение его вечно злых глаз стало другим — каким-то более мягким, даже радостным.

— Вечно кому-то приходится разбираться с последствиями твоих дел, — она окинула задумчивым взглядом пригоревший противень. И, судя по характеру пригорания, сжёг пирог не столько Генджи, сколько сам Изумо. Неудивительно, что Генджи помог кремировать это мертворождённое мучное изделие. — М-м-м... а персики ещё остались?

— Есть пара штук, — ответил Изумо.

— А... сливочный сыр? Взбитые сливки?

— Юкико, — Изумо едва заметно улыбнулся. Впервые с того момента, как в бар вошёл Генджи. — Ты, конечно, моя королева, но готовить на моей кухне я не позволяю даже Микото.

— Удивительно, почему?

Микото закатил глаза в ответ на вопрос Юкико.

— Для моего рецепта не нужно ничего выпекать, — продолжила Юкико. — Но мне нужен ещё желатин, лимон, корж...

— Хорошо... Я понял. Ята, метнись в магазин.

— А... ага!

Юкико выдала ему список продуктов, в котором, на удивление Изумо, не оказалось ничего сверхъестественного. Никаких яиц страусов, столетнего алкоголя или же козьего сыра. Часть продуктов уже имелась в баре, за остальной частью Мисаки отправился верхом на скейте.

И первым делом Юкико налила в кастрюлю воды, белого вина, бросила два кусочка лимона, опустила персики порезанные напополам персики.

— До кипения, — произнесла она, глядя на Изумо и ставя кастрюлю на плиту. — Потом перевернуть персики и варить ещё пять минут.

Для этого пирога занятие нашлось всем желающим, а желающих оказалось много: все присутствующие в баре внимательно наблюдали за Юкико, и никому не хотелось оставаться в стороне. А, может быть, виной всему была тайна, окутывавшая знакомство Юкико и Генджи, которую пока что никто не хотел разглашать. Юкико хмурилась, глядя на Генджи, Генджи надменно ухмылялся, и на этом их общение заканчивалось.

Тем временем Мисаки смешивал сливочный сыр с йогуртом, Татара взбивал сливки, Изумо варил сироп, Рикио протирал бокалы. Юкико опустила металлическую форму в мягкое тесто коржа, таким образом порезав его. Остатки коржа она нарезала с помощью бокалов. Из-за её нехитрых махинаций тесто теперь было в металлической форме и на донышках низких бокалов для виски.

— Микото, — она протянула ему блюдце с водой. — Нагрей, пожалуйста, желатин. Только не до кипения. Чуть-чуть.

Микото поднял на неё задумчивый взгляд. На этот раз он воспользовался силой без каких-либо разговоров, а просто взял блюдце с желатином и нагрел его пламенем в своей ладони. Этот желатин Юкико смешала со сливочным сыром и взбитыми сливками, разлила смесь по формам на коржи и отправила остывать.

— Что делать с сиропом, Юкико? — спросил Изумо.

— Опусти кастрюлю в раковину с холодной водой. Быстрее остынет.

Теперь оставалось только ждать. Ждать и помешивать в кастрюле малину с сахаром, пока она медленно нагревалась и превращалась в варенье. Юкико знала, что Хомра жаждала ответов на вопросы. И сильнее всего этих самых ответов ждал Микото. Вот только они будут разочарованы. Ничего криминального не связывало в прошлом её и Генджи, они не встречались, да и в последний раз виделись так давно, что Юкико уже и не помнила той самой встречи. А потом Генджи пропал. И для него у Юкико было много плохих вестей.

— Как ты познакомился с королевой, Кагуцу? — задал вопрос Татара, вытирая с лица Анны крошки от коржа.

— Не твоё дело.

— Может быть, — ответил Татара. — Королева, а как ты познакомилась с Кагуцу?

— Когда-то мы оба жили в глуши, — ответила Юкико. — В школе был всего один класс, где учились и младшие ученики, и среднегодки. Кагу был в третьем классе, когда я только пошла в первый.

— Неужели и первый красный король когда-то был ребёнком? — улыбнулся Изумо. — Слабо верится.

— На что это ты намекаешь? — отозвался Генджи, хмыкнув. — У нашей училки я был той ещё занозой в заднице...

— Она, — начала Юкико, — всё ещё не сомневается, что ты живой.

Генджи побледнел.

— А ты сомневалась, Ёси? Как видишь, я живее всех живых.

Юкико закатила глаза.

— Ты — король! Твоя жизнь под большим вопросом!

Юкико вновь отвернулась, разозлившись на себя за свою вспышку гнева. Люди в баре притихли, но до её слуха донёсся негромкий смешок Микото. Выпендрёжник. До недавнего времени и его жизнь была под угрозой, так что, как бы он ни ненавидел Генджи, ухмыляться было нечему. Кто знает, как долго продержится эффект от сил Юкико. Да и что мешает Дамоклову Мечу вновь разрушиться и свалиться на чью-нибудь рыжую башку? Юкико тяжело вздохнула. Всё-таки короли — могущественные, но такие несчастные существа.

— Ёси, — прервал тишину Генджи. — Тебя это не касается.

— Кагу, — она тяжело вздохнула, сдерживая гнев. — Завались, пожалуйста.

— Это только мои проблемы.

— Ну нет! — вспылила она. — Проблемы были твоими, когда ты заваливал тесты! Они были твоими, когда ты приходил на уроки и огрызался со всеми, кого видел! И даже когда ты сбежал из дома, никому ничего не сказав — это были твои проблемы! Но сейчас ты — король. И твоё выживание — общая проблема.

— Кто тебе сказал, что я хочу выживать, Ёси?

— Люди, которые погибнут, если рухнет твой Меч, — Юкико смотрела ему в глаза и сейчас, как и в детстве, с трудом могла выдержать этот тяжёлый, полный затаённой злобы взгляд Генджи.

Генджи не ответил.

— Мы искали тебя днём и ночью, — Юкико продолжила помешивать закипающее варенье. — Леса, болота, пустыри... мы могли наткнуться на что угодно, поэтому деревенские не хотели брать меня на поиски. Но папа не верил, что ты совершил самоубийство. "Кагуцу-кун сильный, он, наконец-то, собрался с духом и сбежал от..."

Юкико осеклась, не продолжив фразы. Генджи закурил.

— Ну и как он?

Юкико промолчала.

— Юкико, я спросил: как он?

— Генджи, — Юкико перевела на него тяжёлый, мрачный взгляд.

Она покачала головой. Нет. Она не видела Генджи лет восемь, и не такой должна быть их первая встреча после долгой разлуки. Разве друзья детства, которые давно не виделись, не должны хотя бы обнять друг друга? И, что более важно, разве они должны быть вестниками очень плохих новостей?

Юкико вздохнула, сняв варенье с плиты и пропустив его через сито. В ещё горячий сок она добавила желатина, залила на заготовки и отправила остывать в холодильник. Потом она достала персики из остывшего винного сиропа и нарезала их маленькими кусочками.

— Ёси, — хмыкнул Генджи. — Я уже не озлобленный пацан из средней школы. Можешь не жалеть меня и рассказать, что случилось.

Юкико вновь вздохнула, подняв взгляд на лицо Генджи. Он стал старше, осунулся, с лица исчезла подростковая припухлость, левую бровь теперь рассекал шрам. На нём больше не было синяков и ссадин, не было кровоподтёков, и взгляд больше не излучал лихорадочный страх. Этот страх ненадолго исчезал всякий раз, когда Генджи заходил в гости к старшему брату Юкико, Амиде. И всякий раз Генджи старался задержаться подольше, а иногда и оставался на ночь. Мама и папа не возражали. Они знали о Генджи и его проблемах куда больше, чем ему казалось.

Однажды он пришёл, когда дома была одна Юкико. Пришёл с кровоточащим носом и в забрызганной кровью футболке.

— Амида дома? — спросил он вместо приветствия.

— Нет, — ответила Юкико. — Но дома лёд, бинты и перекись водорода.

— Я пришёл к Амиде, а не играть с тобой в дочки-матери.

— Ты ведь... пришёл спрятаться, так? — Юкико не дождалась ответа и сделала шаг назад, молча приглашая Генджи войти. — Прячься. И сам умоешься и обработаешь рану, раз не хочешь играть в дочки-матери.

Юкико тогда надулась. Но именно с того самого момента Генджи стал видеть в ней не просто надоедливый придаток Амиды, а одноклассницу. С того дня и появилось его дурацкое "Ёси", которым он постоянно называл Юкико. К другим одноклассникам он обращался не иначе как "слышь, ты".

— Расскажешь кому-то, что я у вас прячусь...

— Не расскажу, — ответила Юкико, не глядя на Генджи. — Иначе синяков на тебе станет больше, верно?

— Слышь, Ёси, — он нахмурился. — Я не слабак. Я могу постоять за себя!

— Кагу! — её голос звучал непривычно громко. Юкико, как и все одноклассники, побаивалась этого вечно дикого, вечно молчаливого и огрызающегося со всеми подряд мальчика. Он всё время дрался, всё время ходил побитый, ни с кем не мог ужиться. Но Амида завоевал его доверие, да и, если маме с папой была нужна помощь, Генджи охотно помогал. Эти трое были единственными людьми, с кем Генджи изо всех сил старался не ссориться. Юкико же он не замечал, а она не замечала его. До этого дня. — Я знаю!

Эта фраза, до того нелепая и очевидная, заставила Генджи растеряться.

— Ты даже директора не боишься, — пожала плечами Юкико. — Вечно ругаешься со всеми, дерёшься, ломаешь всё. Тебе, наверное, очень грустно.

Родители с Амидой вернулись, и Юкико ушла в свою комнату. Она не думала, что сказала нечто значимое, но именно в тот день Генджи подобрел по отношению к ней. Он стал здороваться с ней в школе, называл "Ёси", даже порой подшучивал над ней. Потом, когда учительница заставляла старших учеников заниматься с младшими, Генджи садился напротив Юкико. Он учился плохо, объяснял тему ещё хуже, так что Юкико рано узнала, что такое самообразование.

— Слышь, Ёси, ты узнала, что мне грустно? — как-то раз спросил он.

— Был бы ты счастлив, как раньше, ты бы был спокойнее. Снова бы в баскетбол играл.

Жёсткие губы Генджи сжались в тонкую линию. Ему потребовалось несколько дней, чтобы решиться посвятить Юкико в свои проблемы. Он не был нужен матери, она охотнее занималась личной жизнью, нежели воспитанием сына. Но совсем скверно стало, когда она ушла к новому любовнику, оставив Генджи наедине с отцом. Отец пил. Много пил, из-за чего начались проблемы с работой, с деньгами, даже с оплатой скопившихся платежей. Всё копящееся зло, всю обиду на жизнь он срывал на Генджи. По большей части из-за отца Генджи приходил в школу избитым. Он засыпал, мучаясь от боли, и просыпался, будучи совершенно измотанным, без какого-либо желания жить. Всё это он переживал в полном одиночестве. Когда Амида спрашивал, что случилось, Генджи переводил всё в шутку; когда мама и папа Юкико интересовались его жизнью, Генджи уводил разговор в другое русло.

— Что бы ты сделала, Ёси? — спросил он, валяясь на траве и глядя на безоблачное весеннее небо.

— Сбежала бы, — Юкико пожала плечами. — Переезжай к нам, Кагу. Мама с папой тебе всегда рады. Да и у нас ты хоть иногда улыбаешься, — она подняла камушек и бросила в реку.

Об этом разговоре знали только Юкико и Генджи. Поэтому, когда Генджи пропал, Юкико частично винила себя, что подала ему идею. В то же время, Юкико боялась, что Генджи совершил самоубийство. Он исчез, и прошли годы и произошло немало сверхъестественного, прежде чем Юкико его нашла. Почему же она не была счастлива? Генджи был её другом, он доверял ей, с ним у неё было общее прошлое. И всё-таки, Юкико не испытывала счастья.

Когда сын исчез, оставшийся в полном одиночестве отец сотворил немало ужасных вещей, о которых Юкико не хотела, да и не могла рассказать.

— Ну, всё, — она выложила на заготовки кусочки персиков и залила их винным сиропом с желатином. — Через полчаса будет готово.

— Долго, — произнёс Микото, закурив. — Дай я лучше его поджарю.

— Ничего не долго. Сам-то за сколько готовишь себе ужин?

— Я не готовлю, — он хмыкнул. — И целый час ждать свой ужин от тебя не собираюсь.

— Кто сказал, что я буду тебе готовить?

— Я. И моё "пожалуйста".

Он подмигнул Юкико, от чего она вздрогнула и отвернулась к плите, старательно делая вид, что готовит ещё что-то, но это что-то не хочет получаться.

— Ёси, не говори, что встречаешься с ним, — проговорил Генджи. — Как тебя вообще занесло сюда?

— Ну... я та самая баба, которую невозможно сжечь, — она усмехнулась. — Верно, Микото?

— Ага. Как бы я ни пытался, мне не удалось от тебя избавиться, ведьма.

— Да ладно? — Генджи наклонил голову набок. — Подойди сюда, Ёси.

— Кагуцу, — Микото скосил на него взгляд. — Попробуешь — сожгу.

На этот раз Генджи не ответил. Он не знал, насколько изменилась Юкико, и что с ней произошло за эти годы, но ссора и драка двух красных королей её явно испугала бы. К тому же, Генджи не был настроен на перепалку. Во-первых, мрачный вид Юкико охладил его пыл, у неё явно были плохие новости, которыми она не спешила делиться. Неужели папаша, наконец-то, гниёт в могиле? Генджи был бы этому рад. Ещё больше он бы обрадовался, если бы рядом с отцом была и мамаша. Нет. У него никогда не было родителей, а смерть посторонних людей его не волновала. Порой сам Генджи был причиной смерти этих посторонних людей. Во-вторых, Юкико переживала из-за сил королей, и лишний раз волновать её он не хотел. И, в-третьих, если он подерётся с Суо, его лишат персикового пирога. А ему было интересно, что слепила Юкико из сыра, сливок и пары фруктов. Так что сейчас между ним и Микото воцарился самый хрупкий мир из существующих — мир, держащийся на пироге. И, если он окажется невкусным, Генджи точно подпалит пару хомровских жоп.

К тому же, Суо был слишком серьёзен в своей угрозе. Генджи отметил это, но не насторожился. Суо Микото играл со своим кланом в семью, в то время как мог эксплуатировать их. Мягкотелый идиот, позорящий красный цвет.

Вскоре Юкико достала пирог из холодильника, вытащила из формы, разрезала на шесть почти ровных частей. Куски персика застыли в прозрачном желе. Семеро человек заворожённо наблюдали за действиями Юкико.

— Ещё четыре порции в холодильнике, — произнесла она. — Пробуйте.

Дважды предлагать не пришлось. Вскоре в баре раздались удовлетворённые хомровские звуки. Едва Юкико вернулась с двумя дополнительными порциями в бокалах, как её многострадальный пирог был практически уничтожен. Один из бокалов она поставила перед Генджи.

— За встречу, — произнесла она, стукнувшись с ним бокалами. — Красный король.

— За встречу, — ответил он, задумчиво рассматривая персики. — Ёси.

Пирог вышел сладким, но Юкико почти не чувствовала вкуса. Стоило ей только проглотить кусок, как в баре раздался звон колокольчиков, висящих над дверью. Хомровцы обернулись, но не увидели вошедшего. А Юкико, вздохнув, поставила перед пустующим стулом кусок пирога в бокале. Никто не придал значения этой причуде и никто не заметил, как пирог медленно исчез в воздухе, будто бы его кусал невидимка.

<hr />Примечания:

24.

Не самая круглая дата, но самый королевский возраст из существующих. Да, сегодня мой День рождения, и сегодня пора бы мне уже стать королём.

Я был бы самым певучим королём из всех, и песни я бы пел самые приставучие и самые дурацкие.

Моей силой стал бы солнечный свет. Потому что люди, рождённые в июле, обладают врождённым иммунитетом к Солнцу и всем его выебонам. Я бы пускал во врагов лучи света, и это было бы офигительно.

Моим цветом стал бы солнечный. Я серьёзно, есть цвет, называющийся "Восход солнца".

У Солнца есть пятна, а у солнечного короля есть мрачные и неприметные стороны характера. Р-р-р.

В клан принимаю каждого, кто посмеялся над моими шутками. И меня не волнует, что вы можете оказаться другим королём. Вы сами подписали себе приговор, пообщавшись со мной/почитав мои фанфики, так что примите свою судьбу с честью.

Не знаю, в каких отношениях я был бы с другими королями, но Анне рядом со мной было бы сложно выживать.

Нашим символом было бы пылающее солнце, а клан назывался бы "Пересмешники".

Если я появлюсь в "Крепче кровных", то буду очень себе рад.

Итак, птички, празднуем! Сегодня я пью не за себя, а за вас и за то, какие вы у меня замечательные. Не так давно Узам исполнилось шесть лет (и это наш общий праздник), а Проект Кей ещё старше моего фанфика. Без этого фэндома не появилось бы Юкико, да и я вряд ли бы решился попробовать себя в писательстве. Спасибо, что остаётесь со мной и моими героями! Вы классные, и я люблю вас!