История другой семьи: Хроники Снейпа (джен)

Среда, 1 сентября 1971 (четыре дня до полной луны)

— Расс, просыпайся. Вставай, сынок. Тшш.

Расс поднялся на деревянной церковной скамье, где спал, встревоженный срочностью в мамином голосе.

— Что случилось, мам? — прошептал он.

— Пономарь. Должно быть, уже почти шесть. Скорей. Он не должен нас видеть.

Когда включился свет, они неслышно поднялись со скамьи и, скрываясь в проходах между рядами, добрались до колонны, за которой спрятались от пономаря церкви Святого Панкратия. И в самом деле, было уже шесть тридцать шесть утра 1-го сентября 1971 года, и ни мать, ни сын не должны были находиться в храме в это время.

— Сюда, — прошептала Эйлин, и Расс прошмыгнул вслед за ней в уборную, располагавшуюся рядом с церковным залом. Там они, не включая свет из страха быть обнаруженными, наскоро совершили свои омовения, а после вернулись в главный неф⁽¹⁾ и стали ждать, когда к утренней службе начнут собираться люди, чтобы выскользнуть из храма на бодрящий воздух просыпающегося Лондона.

Выйдя из церкви, Эйлин и Расс сели на ступеньки портика.

— Теперь покажи мне, как мы будем добираться до вокзала, — попросила она.

Расс поднялся на ноги, чтобы осмотреться. В свои одиннадцать с половиной он был таким тонкокостным и щуплым, что лишь немногие дали бы ему больше семи. Самыми заметными его чертами были длинные тонкие волосы, удивительно тёмные глаза и нос, который к тому времени уже значительно выделялся на маленьком остром личике. Ни один режиссёр, нацелившийся на постановку диккенсовского «Оливера Твиста», не отказал бы ему в роли Артфула Доджера. Расс выглядел так, будто был взрослым в теле ребёнка.

— Сперва направо, через Юстон-роуд, — начал он, — затем снова направо, через подземку под парковкой. — Он указал на северо-восток. — Туда.

— Умница. Мама тобой гордится. Ты у меня нигде не потеряешься, даже в самом большом городе мира. Нигде.

Вместе они повернули направо и пересекли Юстон-роуд, затем снова направо и вышли к подземному переходу, который перевёл их через людную улицу к площади перед вокзалом Кингс-Кросс. Эйлин пошарилась в свитере и складках шали и вытащила маленький картонный билетик.

— Подожди секунду, Расс, — сказала она, — мне нужно кое-что сделать.

Шёл уже девятый час, билетные кассы были открыты. Эйлин оставила сына рядом с газетным киоском и направилась к окошку, чтобы поговорить о чём-то с кассиром. Через пару минут она вернулась, сжимая в ладони горстку монет.

— Что ты сделала, мам? — спросил Расс, глядя на её руку. — Папа не давал тебе денег.

— Так, сейчас послушай: тебе незачем рассказывать об этом отцу. Он встретит меня в Колне и точка. Просто я поеду туда не из Лондона, — она показала Рассу торчащий из рукава кончик палочки.

— Ты взяла палочку? Куда ты перенесёшься? Скажи, я не стану ябедничать.

— Я сяду на поезд в Вулверхемптоне, и никто ни о чём не догадается. Так мы сможем подольше побыть вместе. А сейчас, мастер Снейп, я собираюсь угостить вас завтраком. Настоящим английским завтраком в настоящем вокзальном кафе. Ты ведь ещё никогда не пробовал копчёную селёдку?

Они заняли маленький столик в вокзальном кафе, и на деньги, вырученные от продажи своего билета, Эйлин заказала Рассу бекон, яйца, тосты, копчёную селёдку и даже чашечку кофе. Он ел со здоровым аппетитом — добрый знак, поскольку Расс часто страдал от нервного желудка.

Разговор матери и сына за завтраком походил на странную форму катехизиса.

— На занятиях…

— Я ничего не знаю. Всё, что мне показывают, — новое и неизвестное.

— Когда станут учить заклинаниям…

— Сперва буду выполнять их неправильно, чтобы учителя ничего не заподозрили.

— С соседями по комнате…

— Займу кровать последним, не буду чинить неудобств, не стану заводить врагов.

— И никогда, никому не…

— Не позволю украсть мои мысли.

— Расс, я буду скучать. Раз в месяц Нана обещала посылать тебе сову. Если что-то случится — пиши об этом ей.

— Хорошо, мам.

После завтрака они бродили по вокзалу, разглядывая людей и читая обложки журналов в газетных киосках. Эйлин купила Рассу в дорогу небольшой перекус: «Полезней всякой ерунды, что продают с тележки сладостей, к тому же так тебе не понадобятся сикли». Когда на часах было начало одиннадцатого, она пробормотала: «А вот и первые пташки».

Расс проследил за направлением её взгляда. К платформам шли две семьи. На всех них была причудливая одежда необычного кроя и ярких цветов, делавшая их похожими на банду уличных актёров или циркачей. Мама когда-то рассказывала ему о том, что некоторым волшебникам тяжело смешиваться с толпой обычных людей, но Расс никогда не видел этого своими глазами. До сегодняшнего дня.

— Пора забрать твои вещи, — с этими словами Эйлин достала из кармана свитера ещё один билетик и вместе с тележкой для багажа отправилась к камере хранения. Там она забрала старый саквояж и маленький чемодан. Ей понадобилось какое-то время, чтобы убедить Тоби дать им денег на камеру хранения. Наслушавшись о том, как тяжело его жене и сыну будет бежать с чемоданами, если их застукают в церкви, Тоби сдался.

— Сюда, Расс, к платформе девять. — Платформа девять оказалась совершенно обычной платформой, но развернувшееся на ней действо представляло занимательное зрелище. Разные группки странно одетых людей с багажными тележками подходили к декоративной арке между платформами девять и десять, воровато оглядывались по сторонам, а после разбегались и исчезали в кирпичной стене. И Эйлин, и Расс провели замечательные полчаса, наблюдая за ними, при этом Расс внимательно присматривался к каждой семье, не желая пропустить появление Лили.

— Ну ладно, — наконец сказала Эйлин, — теперь твоя очередь. — И совершенно обычная на вид пара — она, в скромном платье, свитере и шали, и он, в брюках, рубашке и свитере, — спокойно прошла сквозь кирпичную арку. Никто ничего не заметил.

На той стороне их ждал другой мир. Рассу казалось, будто он шагнул в прошлое и перенёсся на сто двадцать пять лет назад. Ярко-красный локомотив пускал густые клубы пара, а на платформе толпились люди в цветных плащах и мантиях — они больше не выглядели странными — и прощались с детьми, которых отправляли в школу.

Немного погодя Расс наконец заметил Лили. Должно быть, её семья прошла через арку, пока его мама ходила за багажом. Все четверо стояли на платформе, и было очевидно, что мистер и миссис Эвансы наслаждались красками и суматохой волшебного мира, пока в паре метров от них Петуния и Лили тихо о чём-то спорили. Расс не мог помахать Лили, потому что никто, кроме Петунии, не знал об их дружбе. Внезапно смутившись, Расс прижался к матери. Она отправляла его в незнакомый мир — отправляла совершенно одного, впервые в его жизни. Даже мысли о присутствии Лили не помогали Рассу справиться с тревожным чувством беззащитности.

— Брось прикидываться трусишкой, Расс, — сказала Эйлин. — Это мой мир — мир, в который твоему отцу нет хода. Ты обязательно в нём освоишься. — Платформа начинала пустеть, так как стрелка часов всё ближе подбиралась к одиннадцати. — Представь, что сказал бы отец, увидь он тебя сейчас. Не забудь: как только поезд будет подходить к Хогсмиду, переоденешься в форму. Дальше о твоих вещах позаботятся люди на станции. Давай, пора садиться.

Расс затащил саквояж в вагон, оказавшись почти самым последним учеником, севшим в поезд. Он повернулся, чтобы помахать маме на прощание, но дежурные по станции уже закрыли дверь. Он смотрел на Эйлин через окно, не слишком уверенный в том, что она его видит. Поезд тронулся, а затем, тяжело пыхтя, начал отходить от платформы. Расс снова поднял саквояж и двинулся по коридору к хвосту состава в поисках второго класса.

Второго класса не было. Рассу понадобилось какое-то время, чтобы понять это, пока он проходил вагон за вагоном. Все вагоны были первого класса, и все были заняты. Не было ни одного купе, куда Расс мог бы зайти без того, чтобы вклиниться в какую-нибудь компанию смеявшихся и болтавших друзей или однокурсников, большинство из которых были старше его и почти все — крупнее.

За полчаса Расс обошёл весь поезд. Добравшись до последнего пассажирского вагона, он понял, что дальше следует только багажный. Во всём длинном составе не нашлось места, где можно было бы сидеть одному. Ни одного купе, куда он мог бы зайти, не встретив враждебных взглядов совершенно незнакомых ему людей.

В тот момент Расс понял две вещи. Во-первых, здесь, перед багажным вагоном, он был совершенно один и мог переодеться в школьную форму без посторонних, что он и сделал. Во-вторых, Лили должна была быть в одном из купе, мимо которых он прошёл, надеясь добраться до второго класса. Он мог найти её и занять место рядом с ней. Расс медленно двинулся в обратную сторону, внимательно изучая лица пассажиров в каждом купе.

Лили сидела у окна почти в середине состава, место напротив неё было свободно. Она смотрела на проплывающий мимо пейзаж и, как показалось Рассу, плакала. Не обращая внимания на остальных, Расс открыл дверь, подошёл к Лили и опустился на сиденье напротив.

Лили на него даже не взглянула.

— Я не хочу с тобой разговаривать.

— Почему?

— Тунья меня ненавидит. Она знает, что мы прочли письмо Дамблдора. — Казалось, Лили вот-вот снова заплачет.

— И что? — спросил Расс. Он был совершенно сбит с толку. Лили сама предложила показать ему дом, сама открыла конверт и сама передала ему письмо. Он мог понять, что Лили расстроилась из-за ссоры с Петунией и что она жалеет о том, что прочла письмо, но не мог понять, почему она злится на него.

Своим вопросом он только заслужил себе возмущённый взгляд. Лили явно его в чём-то винила. Должно быть, он сделал что-то не так.

— А то, что она моя сестра! — резко бросила Лили.

— Но она же просто… — Расс не стал договаривать. Здесь скрывалась какая-то недоступная ему тайна. Наверное, понять её могли лишь те, кто имел братьев или сестёр. Нил и Брайан Филипсы постоянно дрались, но Брайан задирал людей, которые не нравились Нилу. Расс не слишком хорошо знал Петунию, но каждый раз, когда он её видел, она командовала Лили или спорила с ней. И всё-таки Лили всегда принимала сторону Петунии. В любом случае, там, куда они теперь ехали, Рассу больше не придётся беспокоиться о магглах. Громкий смех одного из мальчиков, деливших с ними купе, напомнил Рассу, что не стоит во всеуслышанье болтать о том, что Лили магглорождённая. Сначала следует осмотреться и изучить местность.

Решив, что Лили нужно просто подбодрить, Расс весело сказал: «Но мы наконец-то едем! Свершилось! Мы едем в Хогвартс!» Лили вытерла слёзы и слабо улыбнулась. Попытка отвлечь её от мыслей о ссоре с Петунией сработала. Теперь Расс думал о будущем, приближавшемся со скоростью экспресса, на котором они ехали, — о будущем, в котором у него всегда будет друг, чью дружбу больше не придётся ни от кого скрывать. Он улыбнулся Лили.

— Вот бы тебя определили на Слизерин, — сказал он ей, помня о своей судьбе.

Их разговор прервал презрительный голос.

— Слизерин? — фыркнул один из мальчиков, скривившись и свысока посмотрев на Расса. Он повернулся к соседу: — Кто вообще хочет учиться на Слизерине? Я б сразу отчислился, а ты?

Второй мальчик казался таким же самоуверенным. Он вальяжно развалился на двух сиденьях, будто всё купе принадлежало ему по праву рождения. Его манеры очень сильно напоминали Рассу о Брайане Филипсе.

— Вся моя семья училась на Слизерине, — лениво протянул он.

Расс хотел проигнорировать их, но вдруг спохватился, осознав, что ему, быть может, придётся жить в одной комнате с этим мальчиком, и впервые подумал о том, насколько важно было всё, что мама говорила об общежитиях.

Однако оба мальчика не обращали на Расса никакого внимания.

— Дьявол! А ведь я сперва принял тебя за приличного человека, — воскликнул первый.

— Может, я нарушу семейную традицию, — ответил второй, широко ухмыляясь. — И куда бы ты хотел попасть, будь у тебя выбор?

Первый мальчик вскинул руку, воображая себя рыцарем с мечом:

— В Гриффиндор, «славный тем, что учатся там храбрецы»! Как мой отец когда-то. — Расс хмыкнул, и мальчик повернулся к нему: — Какие-то проблемы?

Почувствовав в его обращении враждебность, Расс начал закрываться.

— Да нет, — ответил он. — Уж если хочешь быть храбрецом, а не умником…

В разговор вклинился второй мальчик:

— Ну и куда ты надеешься попасть, раз ты не то и не другое? — спросил он, заставив первого громко расхохотаться.

Рассердившись, Лили поднялась со своего места.

— Идём, Северус, — сказала она с напускным спокойствием, — поищем другое купе.

Оба мальчика скорчили ей рожи, и, когда Расс проходил мимо них, гриффиндорец поставил ему подножку. «Ещё увидимся, Нюниус!» — попрощался вальяжный, перед тем как Лили громко хлопнула дверью.

— Ох и противные же! — воскликнула она, шагая по коридору. — А ты говорил, в Хогвартсе будет здорово.

— Везде, кроме… Гриффиндора, — ответил Расс. — Мама говорила… гриффиндорцы всегда… смотрят на пуффендуйцев свысока.

Лили остановилась и внимательно посмотрела на Расса.

— Они тебя и правда задели, да? Ты снова запинаешься, — она подождала, пока он что-нибудь ответит, но Расс молчал. — Ладно, а что такое Пуффендуй? — спросила она.

— В школе есть четыре… факультета. Слизерин, Пуффендуй, Когтевран и… Гриффиндор. На тебя наденут шляпу и… она скажет, на какой факультет… тебя надо отправить. Там ты и будешь жить.

— Но почему ты думаешь, что попадёшь в Слизерин, раз твоя мама была в Пуффендуе?

— Бабушка составила на меня звёздную карту. Там было сказано, что… меня отправят в Слизерин.

— Что ж. По крайней мере, это лучше, чем Гриффиндор.

— Хочешь, поищем другое купе. — Расс чувствовал, что если с ним будет Лили, то он не постесняется войти в любое из них.

— Нет. Тут есть ещё какое-нибудь место, где можно посидеть?

Расс привёл Лили в тамбур последнего пассажирского вагона. Там они уселись на пол и, опершись спинами о деревянную панель, подтянув ноги к груди и обняв руками коленки, расслабились в тишине и уединении маленького нелепого закутка. Они болтали, ели свою еду, наблюдали за проносившимися мимо пейзажами и в целом наслаждались остатком поездки в Хогвартс.

Уже начинало темнеть, когда Расс и Лили вздрогнули от внезапно очнувшегося громкоговорителя, оповещавшего студентов о том, что через пять минут экспресс прибывает на станцию и что весь багаж можно оставить в вагонах. Лили побежала в своё купе за школьной формой и вернулась несколько минут спустя, выглядя расстроенной. О том, что случилось во время её встречи с теми противными мальчишками, она рассказывать отказалась. Расс постоял на страже, повернувшись к Лили спиной, пока она переодевалась. Поезд начал замедлять ход.

Ученики столпились в коридоре, надеясь увидеть в окнах замок, но у них не вышло взглянуть на него даже мельком: поезд медленно прополз ещё несколько десятков ярдов и остановился на крохотной сельской станции с всего одной платформой. Большинство студентов знали, куда идти, так что Расс и Лили пропустили их вперёд, незаметно болтаясь в хвосте и наблюдая за остальными. Свои сумки они оставили в теперь уже пустующем купе.

Выйдя из поезда, они оказались в самом центре толпы студентов, окружившей их подобно чёрной стене, не позволявшей оглядеться вокруг, но вдруг справа раздался раскатистый бас: «Первокурсники! Все сюда, первый курс! Собирайтесь в кучу и топайте за мной!»

Переглянувшись, Расс и Лили послушно двинулись в сторону говорившего. Вскоре большая часть студентов оказалась позади, так что теперь им оставалось лишь поспевать за другими первокурсниками и басовитым Голосом.

Было темно. Солнце только село за горизонт, а луна взойти ещё не успела. Вереница учеников вошла в лес: Расс почувствовал запах сосен и то и дело слышал, как с мест легко срываются лесные зверьки, встревоженные появлением шумной гурьбы детей. Тропинка начала уводить вниз, шагать становилось всё труднее, Расс старался не отставать от остальных и в то же время не запнуться. Плюсом было то, что, будучи в самом хвосте и слегка выше других, он видел фонарь их провожатого, — маленький огонёк, болтавшийся вдалеке у подножья склона, по которому они спускались, помогал Рассу ориентироваться. Лили шла следом и держалась за его руку, чтобы не упасть.

Вдруг тропинка куда-то свернула и вывела их на берег огромного озера, но Расс почти не обратил на это внимания. Всё ещё находясь на склоне, он мог видеть дальше макушек тех, кто шёл впереди, и то, что он увидел, заставило его остановиться, разинув рот.

На утёсе озера возвышался громадный замок. Сотни его окон сияли ярким светом, озарявшим темноту вокруг. За всю свою короткую жизнь Расс не видел ничего красивее. Лили остановилась рядом и прошептала: «Это невероятно. Ты был прав, он восхитителен».

Расс мог простоять так всю ночь, любуясь замком, но глубокий бас снова гремел над головами изумлённых детей: «Залезаем в лодки, по четверо на одну. Все в лодки, вперёд! Опаздывать нам с вами никак нельзя».

Расс наконец увидел говорившего — гигантского, гороподобного человека с густой бородой. Расс едва доставал ему до колена. За великаном он заметил качающиеся на воде лодочки: все они уже были заняты, как заняты были купе в поезде. Взгляд Расса метался с великана на пугающие лодки и последних забиравшихся в них учеников. Он не знал, что ему делать.

Но великан знал. «Идём, мисс. И ты тоже, парень. Чего тут робеть? Уж здесь-то место для всех найдётся». Он помог Лили забраться в лодку с тремя девочками, а затем подхватил Расса огромной ручищей и неожиданно мягко опустил на последнее свободное место в последней лодке. Никто не обратил на это внимания, соседи Расса к нему даже не повернулись: они во все глаза глядели на замок. Расс облегчённо вздохнул, довольный тем, что пока всё складывалось относительно неплохо.

Подгоняемые магией, лодочки плавно пересекли озеро и скользнули в пещеру под скалистым утёсом замка. Внутри был грот с небольшим причалом. Ученики вылезли из лодок и последовали по тёмному узкому каменистому ходу к верху утёса. И снова Расс и Лили оказались в самом хвосте толпы. На входе в замок их ждала статная темноволосая ведьма, окинувшая первогодок испытующим взглядом поверх своих очков.

— Вот первокурсники, профессор Макгонагалл, — сказал великан, и с этими словами группа маленьких учеников вошла в замок Хогвартс.

Их провели в небольшой вестибюль, где профессор Макгонагалл рассказала им о факультетах и церемонии отбора. Расс вежливо слушал, хотя в её словах не было ничего нового. Всё обстояло почти так, как он говорил Лили в поезде.

Из вестибюля первокурсники прошли в Большой зал. Казалось, что потолка в нём совсем не было: он освещался светом звёзд и тысячами паривших в воздухе свечей. Зал пульсировал от смеха и гомона двух с половиной сотен студентов, но всё стихло, как только появились самые маленькие ученики. Расс был невысоким, поэтому не мог как следует осмотреться, но отчётливо ощущал скользившие по нему любопытные взгляды. Ему было не по себе оттого, что он внезапно оказался в центре всеобщего внимания.

Первокурсникам было скомандовано выстроиться в две шеренги перед преподавательским столом — маленькие вперёд, высокие назад, — и Расс, хотя и не слишком обрадованный тем, что ему пришлось стоять впереди, наконец мог видеть происходящее. Профессор Макгонагалл стояла на небольшом помосте, держа в руках старую потёртую остроконечную шляпу. Рядом стоял табурет. «Когда я назову ваше имя, вы выйдете вперёд и сядете на табурет, — объявила она и обратилась к списку: — Адамс, Кларисса».

Перекличка продвигалась неспешно, поскольку иногда Шляпа задумывалась, перед тем как выкрикнуть «Гриффиндор!» или «Когтевран!», но так у Расса было время хорошенько оглядеть других учеников. Он особенно внимательно присматривался к мальчикам, которых определяли на Слизерин, потому что знал, что, скорее всего, именно они станут его соседями по комнате.

Противный вальяжный мальчишка из поезда отозвался на имя «Блэк, Сириус», и Расс задержал дыхание. Шляпа воскликнула: «Гриффиндор!», и он облегчённо выдохнул.

«Эдисон, Митчелл» стал первым мальчиком, которого отправили в Слизерин, после него профессор назвала имя Лили, и Расс снова замер. К его ужасу и страшному разочарованию, Шляпа, ни секунды не сомневаясь, заорала: «Гриффиндор!» Расс тихонько простонал, наблюдая за тем, как Лили шагает к крайнему столу. Она оглянулась на него с грустной улыбкой, а затем села рядом с «Блэк, Сириус», к которому тут же демонстративно повернулась спиной.

Внезапно Расс почувствовал, что смирился бы даже с этим «Блэк, Сириус», если бы Шляпа тоже определила его в Гриффиндор. Но, конечно, звёзды предрекли иначе. Имена мальчишек, отправляемых в Гриффиндор, стали важны для Расса так же, как имена тех, кто уходил за стол Слизерина. Перед Лили ещё одна девочка отправилась в Гриффиндор, но Расс не запомнил её имени. Ему предстояло это выяснить, потому что теперь она была одной из соседок Лили. Дальше шли «Джонс, Калпурния» — Гриффиндор, «Люпин, Римус» — Гриффиндор, «Макдональд, Мэри» — Гриффиндор, «Малсибер, Алоиз» — Слизерин, «Петтигрю, Питер» — Гриффиндор, тот самоуверенный из поезда, «Поттер, Джеймс» — Гриффиндор, «Розье, Эван» — Слизерин…

И наконец: «Снейп, Северус».

Расс шагнул вперёд, неловко забрался на табурет и почувствовал, как на его голову опускается Шляпа.

Опасность! В мозг вонзились щупальца — ужасные, рыскающие тонкие отростки, тянувшиеся к мыслям, которые он должен был держать под замками! Расс немедленно начал закрываться, двери разума захлопнулись, затворы щёлкнули, отрезав все пути внутрь. Адреналин разлился по телу, готовому отразить угрозу, Расс инстинктивно попытался нащупать в рукаве палочку — палочку, которая на этот раз осталась в стареньком саквояже. Но щупальца уже уползли, отступив перед барьерами.

И тогда Шляпа заговорила. «Где же ученик? Я не могу определить того, кто не существует. Где ученик? — Она помолчала. — Он где-то здесь. Я вижу стену, что он построил против меня. Но где он сам? Неужели так ревностно хранит свои секреты? Мальчику, что так тщательно скрывает самого себя, одна дорога… В СЛИЗЕРИН!»

Скованный ужасом, Расс еле сполз с табурета. Теперь он не только был не с Лили, но ещё и Шляпа поведала всем, что не нашла в его голове ученика. Вдруг он заметил, что стол Слизерина вежливо хлопает, приветствуя нового члена семьи, и что выражения лиц окружавших его студентов нисколько не изменились. «Они не слышали, — понял он. — Шляпа говорила со мной, а не с ними». Для Расса это было хоть и маленьким, но утешением.

Он тихо прошагал к концу слизеринского стола, где сидели самые младшие, и присоединился к трём мальчикам, прошедшим отбор перед ним. Высокий светловолосый старшекурсник со значком старосты подошёл поздравить Расса с поступлением. Спустя пару минут на Слизерин пришёл «Уилкис, Аарон», и теперь их было пятеро. «Вэнс, Салли» и «Винтергрин, Паладин» отправились в Гриффиндор.

Аарон Уилкис опустился на скамью рядом с Северусом, трое остальных первокурсников сидели напротив.

— Так как тебя зовут? — спросил Расса крупный темноволосый мальчик.

— Северус, — ответил Расс, почти не поднимая глаз. — Северус… Снейп.

— Я Алоиз Малсибер. В квиддич играешь?

Расс помотал головой. Мама рассказывала ему о квиддиче, но он ещё никогда не летал на метле.

— Я не слишком… хорош в этом.

— Я играю, — влез Аарон. — Меня зовут Аарон Уилкис. Это мой кузен Эван Розье, а ты?.. — он вопросительно посмотрел на высокого рослого блондина.

— Митчелл Эдисон. Я тоже играю. Довольно хороший охотник.

— Отлично! — отозвался Алоиз. — Сам я скорее загонщик. Так что, если кто-то из вас окажется хорошим ловцом или вратарём, можно будет собрать команду!

К тому времени директор закончил речь о школьных правилах, и пир начался. На столе откуда ни возьмись появились всевозможные угощения, большую часть из которых Расс никогда раньше не видел. Его однокурсники с аппетитом накинулись на еду. Расс внимательно изучил стоявшие перед ним блюда. Он нервничал, а потому голода не испытывал. Себе на тарелку он положил только куриную ножку и кусочек хлеба. Вдруг, будто по чьей-то команде, сквозь столы и стены начали просачиваться привидения.

Расса они совсем не напугали, потому что Эйлин много о них рассказывала. Всего их было почти двадцать, четверо являлись призраками факультетов. Привидением дома Слизерин был Кровавый Барон — суровая молчаливая тень, чьи одежды светились густыми брызгами серебристой крови. Представившись новым ученикам, привидения тактично удалились, не желая мешать студентам ужинать.

Стол Гриффиндора стоял у дальней стены, а Расс сидел спиной ко всему залу. Ему хотелось обернуться и посмотреть на то, как Лили отреагировала на призраков, но он не осмелился.

Весь пир Алоиз, Митчелл, Аарон и Эван провели за разговорами о квиддиче. Они обсуждали национальные сборные, рассказывали о матчах, на которых им удалось побывать, и хвастались тем, что умеют делать на поле. Расс не мог следить за обсуждением, поскольку не знал даже правил игры. В тот момент его это не заботило. Ему хотелось, чтобы ужин поскорее закончился и все отправились спать. Расс надеялся, что на пути к общежитиям он сможет поговорить с Лили.

Немного погодя подали десерт. Расс решил попробовать пирожное, но оно оказалось слаще чем всё, что он когда-либо ел. Доедать он не стал, поскольку знал, что от такого приторного крема его стошнит. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем старостам было приказано отвести первокурсников в их гостиные.

Все семьдесят студентов факультета Слизерин покинули Большой зал самыми первыми. Расс наконец смог оглянуться и посмотреть на Лили. Она подняла руку и легонько помахала ему на прощание. Он сделал то же самое, а затем поспешил за остальными через большой вестибюль к лестнице, ведущей в подземелья. Спустившись вниз на несколько уровней, Расс подумал, что они, должно быть, уже достигли глубины, на которой располагался лодочный грот, как вдруг все остановились у плоской стены.

— Денс Серпентис⁽²⁾, — громко произнёс один из старост, и стена отодвинулась, открывая ещё один лестничный пролёт в просторную гостиную с зелёными светильниками и тёмными обоями цвета морской волны. У Расса возникло чувство, что они находятся под озером, но уточнять он не стал. Новым ученикам показали уборные и душевые, а затем комнаты, делившие один коридор: спальни мальчиков направо, а спальни девочек — налево.

Несколько минут спустя их снова позвали в общую гостиную. Высокий блондин, который подходил поздравить Расса после распределения, поднялся, чтобы обратиться к студентам.

— Буду краток, так как все мы устали и хотим спать, — ровно сказал он, слегка растягивая гласные. — Вы все меня знаете. Тем, кто только поступил, сообщаю: меня зовут Люциус Малфой, я старший староста мальчиков дома Слизерин. Сара Уркухарт старшая староста девочек. Старосты шестого курса — Брутус Гэмп и Виктория Вейзи, пятого — Рабастан Лестрейндж и Беатрис Боул. Старосты отвечают за дисциплину на факультете. Вы подчиняетесь им так же, как подчиняетесь преподавателям.

Малфой оглядел студентов. «Первокурсникам также следует знать, что у нас новый директор, Альбус Дамблдор. Раньше он преподавал трансфигурацию и был всего лишь заместителем, хотя на самом деле именно он управлял школой, с тех пор как его предшественник, Диппет, стал слишком старым для того, чтобы заниматься административными делами. Дамблдор покровительствует Гриффиндору — так было всегда. Во времена Диппета он не выносил это на первый план, но сейчас показал себя во всей красе.

Самые влиятельные студенты в Хогвартсе — старосты школы. Они следят за всеобщей дисциплиной, перед ними отчитываются старосты факультетов. Они также представляют интересы студентов на общешкольных собраниях. Обычно старосту мальчиков и старосту девочек выбирают из разных домов. Дамблдор пренебрёг этой традицией и назначил главными двух студентов из Гриффиндора, проигнорировав существование остальных факультетов. Новый школьный староста мальчиков — Фабиан Пруэтт. Новая школьная староста девочек — Синди Маклагген».

В гостиной поднялось недовольное ворчание. Очевидно, что ни Фабиан Пруэтт, ни Синди Маклагген не пользовались расположением слизеринцев.

Малфой поднял руку, требуя тишины. «Я хочу вас предупредить. Они никогда не упустят повод отнять у нашего дома очки и никогда не упустят повод отправить студентов Слизерина отбывать наказание. Судя по тому, что нам пришлось наблюдать в прошлом году, Дамблдор всегда будет на их стороне. Мы должны быть осторожны. Мы не станем давать им поводы для нападения. На этом всё. Можете отправляться спать». С этим студенты начали расходиться по комнатам, большинство из них живо обсуждали услышанные новости. Первокурсники вели себя тише, поскольку не совсем поняли, о чём шла речь.

В комнате пятеро мальчиков обнаружили, что их вещи уже были доставлены и уложены на стулья рядом с кроватями. У изголовья каждой также стояла тумбочка, а у изножья — небольшой сундук. Кровать Расса оказалась самой ближней к двери. Аарон подошёл к своей, стоявшей в дальнем углу комнаты, посмотрел на неё и обратился к Рассу:

— Я хочу спать у двери. Может, поменяемся?

«Не чинить неудобств. Не заводить врагов».

— Ладно, — согласился Расс. — Какая теперь… моя?

— Вон та, в дальнем углу. Напротив камина.

Расс перенёс вещи. Это не составило большого труда, поскольку их было немного. Он сел на кровать и принялся рассматривать свою новую форму. Это была прямая чёрная рубашка старинного кроя с поясом. На её воротнике и манжетах красовалась вышивка, выполненная в зелёном и серебристом цветах — цветах дома Слизерин. В комплект также входила зелёно-серебристая шапочка. Расс снял с себя простую чёрную мантию и аккуратно сложил её на стул, а затем поступил так же с тёплым плащом, который вытащил из чемодана. Мама не стала подгонять плащ по размеру, и на нём всё ещё оставался чёрно-жёлтый значок с её школьных лет.

— Это что, значок Пуффендуя? — презрительно фыркнул Эван.

— Моя мама училась… в Пуффендуе. — Расс сделал себе мысленную пометку снять с плаща пуффендуйский герб.

— Это всё объясняет, — заметил Митчелл. — Не припомню фамилии Снейп среди выпускников Слизерина. Но теперь ты с нами. Ты слизеринец.

— Да, — тихо ответил Расс. Он заметил, что у кровати был балдахин, так что поспешил задёрнуть шторы, чтобы переодеться без посторонних глаз. Мальчикам это показалось странным, но никто ничего не сказал. Вскоре все улеглись.

Расс ещё никогда не спал в одной комнате с чужими людьми, как и в комнате без окон, где нельзя было выглянуть наружу, чтобы полюбоваться луной и звёздами. Когда свет выключили, его окружила кромешная темнота. Ко всему прочему, Алоиз громко храпел. Рассу понадобилось какое-то время, чтобы уснуть. Он лежал, слепо уставившись на балдахин своей кровати, гадая о том, что в этот момент делала Лили. С четырьмя соседями по комнате он имел так мало общего, что совсем не мог представить их своими друзьями. Хорошо, что у него уже был друг. Так ему не придётся волноваться о том, что о нём будут думать остальные. Всё, что ему нужно было делать, — просто избегать неприятностей.

Вторник, 2 сентября 1971

Следующим утром Расс проснулся очень рано: жизнь с пьющим отцом научила его спать так чутко, что он реагировал на любое изменение в обстановке. Вспомнив, где находится, Расс удивился, отметив, что комната стала заметно менее тёмной. Даже без окон ему казалось, что свет восходящего солнца просачивался в подземелья Слизерина через толщу озера. У этого света был мягкий зеленоватый оттенок.

Бросив взгляд на свою одежду, Расс заметил кое-какие изменения. Он сел, свесив ноги с кровати, и тщательно осмотрел все вещи. На воротнике и манжетах его рабочей мантии появилась зелёно-серебристая вышивка, а значок Пуффендуя на зимнем плаще сменился гербом Слизерина. Расс был уверен, что такое могло произойти только от магического заклинания. Он забеспокоился, осознав, что ночью в комнате кто-то колдовал, а он не проснулся. Это значило, что он не был в безопасности.

На тумбочке лежал незнакомый конверт. Открыв его, Расс обнаружил значок Пуффендуя. Порадовавшись тому, что у него осталась мамина нашивка, он сунул конверт с памятным содержимым в ящик тумбочки и поднялся с кровати.

Остальные всё ещё крепко спали. Самое время для того, чтобы встать и привести себя в порядок. Собрав вещи, Расс босиком вышел из комнаты и прошмыгнул в душевую, где смог умыться и одеться в полном одиночестве. Там было зеркало, но он не смотрелся в него до тех пор, пока не был готов.

В отражении он увидел маленького худенького волшебника, чья зелёно-серебристая шапочка не позволяла длинным тёмным волосам растрепаться вокруг узкого бледного лица. Подпоясанная чёрная рубашка и струящаяся мантия придавали ему почти пасторский вид. Впервые в жизни Расс был доволен тем, как он выглядит. Школьные одежды были ему к лицу.

Расс вернулся в комнату и аккуратно сложил все свои вещи в сундук у кровати. Их было немного. Только одежда, в которой он приехал, ещё одна пара брюк и одна рубашка, кое-какое бельё, зубная щётка, гребень для волос, книги и плащ.

Затем он сел на кровать с учебником по истории магии и принялся ждать, пока проснутся остальные.

Это произошло лишь тогда, когда школьные будильники прозвонили шесть тридцать. Соседи Расса вылезли из постелей и сонно поплелись в душ, после чего вернулись, и с лёгкой руки Аарона и Эвана вся процедура утренних сборов превратилась в бой подушками. Закончив, они — Расс вместе с ними — отправились в Большой зал завтракать. На выходе из общей гостиной их предупредили о том, что Сара Уркухарт сменила пароль к гостиной на Тужур Пюр⁽³⁾.

В Большом зале Расс сел за стол Слизерина вместе с однокурсниками, потому что не знал заведённых для завтрака порядков. Разговор шёл о мётлах — Расс в этом совершенно не разбирался, поэтому молча жевал свой тост и пил воду. Другие разлили себе по кубкам напиток, с виду напоминавший апельсиновый сок, но, хлебнув глоток, Расс его отставил, потому что вкус показался ему странным.

Вполуха слушая болтовню однокурсников, Расс скользил взглядом по залу. Ему казалось, что, в отличие от вчерашнего вечера, сегодня студенты не чувствовали, будто должны сидеть на определённых местах. Кто-то приходил маленькими группками, кто-то один, пара учеников завтракали, уткнувшись в книгу, и было совершенно ясно, что большинство студентов всё ещё находились в своих комнатах, одеваясь и готовясь к занятиям.

Лили сидела за гриффиндорским столом. Поймав её взгляд, Расс слегка приподнял ладонь в приветственном жесте. Она помахала ему в ответ, а затем отвернулась к маленькой компании девочек, с которыми завтракала. Расс был рад видеть Лили такой счастливой, но всё-таки жалел о том, что сидит не с ней, а со своими соседями по комнате.

Немного погодя к столу Слизерина подошёл толстый лысеющий профессор. Многих студентов он поприветствовал поимённо и раздал всем свитки с расписанием. У старших занятия начинались сразу после завтрака, а у младших на утро была назначена ознакомительная экскурсия по замку, и только после обеда — первые уроки.

Уже в комнате Расс открыл свой сундук, чтобы взять зубную щётку, и вдруг почувствовал, что у него за спиной кто-то стоит.

— Так что, Пуффендуй, на каком факультете был твой отец? — спросил Аарон.

Расс не стал поворачиваться, не желая смотреть ему в глаза. Вместо этого он медленно опустил крышку сундука и запер замок.

— Он не учился… в Хогвартсе, — просто ответил он.

— Забавный у тебя акцент. Откуда ты?

— Ланкашир.

— С севера, значит. Так в какой школе учился твой отец?

— В обычной.

На пару секунд в комнате воцарилась зловещая тишина, а затем Аарон презрительно усмехнулся:

— Маггловской, что ли? Ты слышал, Эван? Кажется, нам в Слизерин подкинули маггловского щенка.

Расс возмутился:

— Я… полукровка, а не собака.

— Все полукровки — собаки. Эван, как их там называют?

— Дворняги.

— Да, точно.

— Да брось, Аарон, — вмешался Митчелл. — Чего ты к нему привязался? Он ведь не сделал тебе ничего плохого.

Аарон резко повернулся к нему.

— Тоже дворняжка, Эдисон? Или просто любишь путаться с магглами, как его мамаша? — сказал он, кивнув в сторону Расса.

В дверях комнаты показалась голова старосты:

— В общую гостиную, первый курс. Декан здесь.

Спор был прерван, пятеро мальчиков поспешили на собрание, Аарон вышел из комнаты первым. Расс конечно же оказался последним и теперь стоял в самом конце собравшейся толпы, откуда не мог ничего видеть и плохо слышал.

Толстого лысеющего профессора, подходившего к слизеринцам во время завтрака, звали Гораций Слизнорт. Он занимал пост декана факультета и преподавал зельеварение. Профессор Слизнорт быстро произнёс речь, которую, казалось, произносил каждый год, — о том, как важно было прилежно учиться и зарабатывать очки для дома Слизерин, — а затем отправил на занятия всех, кроме первокурсников.

— Давайте поглядим, кто к нам пожаловал в этом году, — пробормотал он, роясь в своих бумагах в поисках списка. — Ага. Вильгельмина Олдертон?

— Здесь, сэр, — отозвалась пухлая блондинка.

— Какая милая девочка. Я слышал, ваш отец работает в редакции «Ежедневного пророка», не так ли? Отлично. Митчелл Эдисон?

— Здесь, сэр, — ответил Митчелл.

— Много лет назад ваш дядя был моим студентом. Сейчас он ловец у «Пушек Педдл», полагаю. Ваша мать была милой девушкой, настоящей красавицей. Я очень хорошо её помню. Дорис Гэмп? Приятно видеть, что старинные семейства продолжают свои традиции, поступая в Слизерин. Клаудия Хиггс? Это ведь ваша мама работает в отделе магического правопорядка? Соня Макфасти? Из славного рода Макфасти, что заботятся о гебридских чёрных драконах, полагаю. У вас удивительная семья. Алоиз Малсибер? Помнится, ваш дедушка сколотил целое состояние на южноамериканских шахтах. Эван Розье? Ваш отец нынче наделал много шума, настоящая сенсация. Северус Снейп? Да. Маладикта Тримбл? Это не ваш дядя написал учебник по защите от тёмных искусств? Ваша фамилия кажется мне знакомой. И, наконец, Аарон Уилкис, представитель ещё одного семейства, расширяющего своё влияние в наши дни. Вы должны гордиться своей семьёй, молодой человек. Итак, студенты, сейчас вы проследуете за этими двумя старостами — они проведут вас по школе, — а уже вечером, после ужина, я познакомлюсь с каждым из вас лично.

С этим профессор Слизнорт покинул гостиную.

Вначале старосты пятого курса провели первогодок по подземельям, объясняя, как не заплутать в трёхмерном лабиринте каменных коридоров. Самой важной вещью для новичков было помнить, какой путь ведёт из замка в подземелья и обратно, и никогда с него не сворачивать. Начиная представлять себе реальный размер Хогвартса, Расс ужаснулся.

На верхних уровнях подземелий старосты показали им класс зельеварения и дверь кабинета Слизнорта. После этого они поднялись в главный вестибюль. «Вы уже знаете, где находится Большой зал. По правую сторону от лестницы располагаются классы, которые мы используем очень редко, в основном, для занятий. По левую — проход к кухням и общежитию Пуффендуя (при упоминании Пуффендуя Аарон слегка толкнул Эвана локтем в бок), дальше по коридору — уборные, а также лестницы на верхние этажи».

Оказалось, что в Хогвартсе было семь этажей, не считая большого количества башен. Расположение аудиторий и залов на каждом этаже было своё, а коридоры пересекались отнюдь не под прямыми углами. В разные дни недели некоторые из лестниц могли двигаться в непривычных направлениях. Когда экскурсия по замку подошла к концу, Расс знал наверняка лишь две вещи: больничное крыло было на первом этаже, а библиотека — на четвёртом. В остальном же он был запутан даже больше, чем в начале.

К тому времени утренние занятия закончились, и вся школа отправилась обедать. Расс стоял у дверей Большого зала, наблюдая за тем, как студенты свободно заходили и садились, куда хотели, в целом ведя себя точно так же, как и за завтраком. Лили нигде не было. «Будет проще, — подумал он, — если я возьму сэндвич и съем его в комнате. Так мне не придётся сидеть с остальными».

На столе было целое разнообразие сэндвичей, Расс выбрал один, как ему показалось, с курицей. После он спустился в подземелья и, медленно шагая по каменистым ходам, поворотам и лестницам, проложил себе путь к общежитию Слизерина. Со второго раза ему удалось правильно произнести пароль Тужур пюр, он вошёл в гостиную, откуда сразу же направился к себе в комнату.

Аарон и Эван стояли у открытого сундука и рылись в его вещах.

— Это… моё, — сказал Расс с порога.

— Пуффендуйцы должны платить, если хотят оставаться в Слизерине, — сказал Аарон, и Расс понял, что они искали деньги.

— Это моё, — повторил он.

— Брось, Аарон, — сказал Эван, — готов поспорить, у него нет ничего, что сошло бы за плату. Посмотри на этот хлам. Маггловский отпрыск не может иметь ничего ценного. Идём обедать.

— Согласен, — ответил Аарон, небрежно опустив крышку с громким стуком. — Я проголодался. А ты, — на этих словах он обратился к Рассу, — тронешь мои вещи, и пол в этой комнате будет протираться твоим огромным маггловским шнобелем.

Расс подождал, пока они выйдут, а затем открыл сундук и проверил его содержимое. Всё было на месте, хотя и лежало в полном беспорядке. Вытащив палочку, Расс начал бормотать защитное заклинание. В следующий раз кузенам придётся немного попотеть, чтобы открыть его сундук.

Покончив с этим, он сел на кровать и, жуя сэндвич, принялся листать учебники, готовясь к первым занятиям: травологии и истории магии. Урок травологии начинался в час. Расс установил на сундук дополнительные Запечатывающие чары и вышел из комнаты заранее, чтобы отыскать класс, где проходило занятие.

Аудитория располагалась на втором этаже, окнами выходя на целый комплекс теплиц. Из всех слизеринцев Расс пришёл сюда самым первым, хотя в классе уже сидело несколько учеников из Когтеврана. Он занял место за последней партой.

К часу подтянулись остальные и пришёл преподаватель травологии. Слизеринцы проигнорировали Расса, и только Митчелл кивнул ему в качестве приветствия.

— Так-так, — произнёс профессор. — Сколько свежих, новых лиц. Что ж… Меня зовут профессор Мюллейн. Для начала мы с вами пройдёмся по списку, а затем приступим к уроку. — К великому облегчению Расса, профессор провёл перекличку безо всяких комментариев.

— Отлично, с организационными делами покончено. Давайте проверим, что вы уже знаете. Кто назовёт мне три вещи, в которых нуждаются все растения? — Никто не поднял руку. Мюллейн мягко продолжил: — Подумайте, что нужно давать растениям, чтобы они не погибли?

Расс старался не нарушать заветов матери, но это было так сложно. «Я знаю, что должен делать вид, будто ничего не умею, но мама беспокоилась только о магии. Это ведь не магия, это садоводство». И он застенчиво поднял руку.

— Да, молодой человек на задней парте. Напомните ваше имя.

— Северус Снейп, сэр.

— И какие три вещи, по-вашему, необходимы растениям, мастер Снейп?

— Земля, вода и солнечный свет.

— Превосходно! Благодарю. И присваиваю одно очко Слизерину за ваш ответ. — Мюллейн немного помолчал. — Ваше лицо кажется мне знакомым. Вы случайно не сын Эйлин Принц?

— Да, сэр.

— Ваша мать делала успехи в моём предмете. Значит, вы внук той самой Константины Принц? Настоящая ведьма старой школы. С травами и зельями творит откровенные чудеса. Итак, класс. Растения, как нам любезно подсказал мастер Снейп, нуждаются в почве, воде и солнечном свете. Почему так? Потому что в отличие от нас, бедных людей и представителей животного мира, растения способны сами производить себе еду. И делают они это с помощью воздуха, воды и солнечного света.

Первый урок был, по сути, лекцией, если не считать отсутствие уравнений химической реакции, которую магглы называли фотосинтезом. Лекция была призвана обозначить юным и необразованным умам важность знания того, сколько воды и солнечного света, а также какой тип почвы требовались для разных растений. Уже с детства Расс понимал, что у каждого растения были свои потребности, но никогда не задумывался о технической стороне вопроса. Он слушал профессора с огромным интересом, делая быстрые пометки в своём учебнике.

Оказалось, большинство их занятий проходили вместе с когтевранцами. Вторым уроком по четвергам была история магии, и все двадцать студентов спустились со второго этажа на первый, где располагался класс профессора Бинса.

Профессор Бинс был призраком. Как и профессор Мюллейн, в начале урока он зачитал список из журнала под короткие ответы «Здесь, сэр», но то был первый и последний раз, когда он безошибочно назвал студентов по их именам. Очевидно, причина крылась в том, что профессор был неспособен усваивать новую информацию с тех пор, как умер в тысяча девятьсот двадцать втором году.

После переклички Бинс немедленно приступил к лекции — единственному методу обучения, который знал. Начал он с самых истоков, монотонно рассказывая об амулетах и погребальном инвентаре кроманьонцев тридцатитысячелетней давности. Расс был рад тому, что в августе провёл так много времени над школьными книгами.

И снова его перо летало над страницами, царапая кратенькие заметки на полях и кусочках пергамента, которые Расс заранее сунул в учебник. Профессор Бинс дополнял информацию из параграфов кучей мелких исторических и социологических фактов. Расс знал, что их нет в тексте, только потому, что внимательно прочёл его перед уроком. Он и не заметил, как однокурсники то и дело кидали на него изумлённые взгляды, словно понятие о прилежании было им совсем незнакомо.

Митчелл поравнялся с Рассом, когда слизеринцы возвращались в общую гостиную, чтобы отдохнуть перед ужином.

— Он знает твою бабушку, — сказал он, немного помолчав. — Мюллейн.

— Кажется, он просто… слышал о ней. Она никогда о нём… не упоминала.

— Разве она не училась в Хогвартсе?

— Моя мама была первой, кого… сюда отправили. Из нашей семьи.

— Понятно. Ты много писал на втором уроке.

— Бинс говорил вещи, которые мне… хотелось запомнить.

— Ясно.

В комнату они вошли вместе. Аарон стоял у кровати Расса, пытаясь открыть его сундук. Каждый раз, когда он тянулся к крышке, та подпрыгивала и резко опускалась, словно хотела прищемить ему пальцы, — пока безуспешно, но Аарон был настроен так решительно, что прищемлённые пальцы казались неизбежным исходом. «Что ты сделал с этой штукой?» — проорал он, заметив присутствие Расса.

Расс подумал о матери, просившей его не заводить врагов, но понимал, что всё происходящее началось ещё тогда, когда Нана составила астрологическую карту. К тому же опыт подсказывал, что некоторые враги изначально приходят врагами. «Не подавай виду, что боишься. Твой страх для них — как кровь для волков». Палочка, которую Расс держал в специальной петле правого рукава мантии, была наготове. Несколько открытых дверей принялись закрываться.

— Я его запер, — сказал Расс.

— Значит, сейчас откроешь. — Аарон двинулся на Расса, сжав кулаки.

Митчелл отступил в сторону, словно предвкушая зрелищную драку.

— Забавней смотреть, как это делаешь ты, — тихо ответил Расс.

Аарон остановился и прищурился, оценивая ситуацию, а затем потянулся в карман за палочкой. Расс не шевельнулся. Его правая рука уже сжимала деревянную рукоять, а складки просторной мантии помогали скрыть этот факт.

Медленно повернувшись, Аарон направил палочку на сундук и произнёс: «Алохомора!» Опустив её, он ухмыльнулся Рассу: «Ну смотри».

Он подошёл к сундуку и потянул крышку вверх. Сундук не открылся, зато крышка снова атаковала постороннего.

— Если б я знал, что ты ещё на «Стандартной книге заклинаний: 1 курс», то не стал бы тратить время, — сказал Расс.

Аарон снова поднял руку, но было очевидно, что он не знал других открывающих чар. Он повернулся к Рассу, злой и разочарованный, обнаружив, что тот направил на него палочку. Угрюмо зыркнув на Митчелла и Расса, Аарон вылетел из комнаты, на ходу бормоча себе под нос: «Тупая дворняга».

— Это было здорово, — отметил Митчелл. Он бросил взгляд на правую руку Расса, но палочка уже исчезла. — Как ты это сделал?

Расс посмотрел ему в глаза чёрным, непроницаемым взглядом. «Что сделал?» — сказал он и прошагал к своей кровати, где повернулся лицом к стене и теперь пытался прийти в себя и открыть некоторые двери — задача тяжелее той, что требовала их закрытия.

Митчелл пожал плечами и плюхнулся на свою кровать.

— Если засну, разбудишь меня перед ужином?

— Ладно, — ответил Расс.

Ужин был событием более формальным, чем обед и завтрак: в Большом зале собиралась вся школа, студенты рассаживались каждый по своим местам. Митчелл, который казался вечно голодным, покинул общежитие раньше Расса. Остальные соседи в комнате так и не появились, Расс предположил, что Аарон был где-то с Эваном и, возможно, Алоиз был вместе с ними.

Зайдя в Большой зал как раз в начале ужина, Расс заметил, что Аарон сидел с Эваном, но Митчелл и Алоиз выбрали себе место в другой части стола. На том конце, что был ближе к дверям зала, всё оказалось занято, но в середине Расс увидел пару пустовавших местечек. Он подошёл к одному из них, готовый немедленно уйти, если бы кто-то сказал, что место занято. Однако никто ничего не сказал, так что Расс опустился на скамью и посмотрел на еду.

Лили улыбалась ему из-за своего стола. Она выглядела уставшей, и Расс подумал, что у неё, должно быть, тоже выдался сложный день. Никто из них не предпринял попытки поговорить, словно их дружба была такой же тайной, как в Ланкашире.

Тем же вечером, уже в комнате, Расс сидел на кровати, делая домашние задания. Он понимал, что нужно было найти другое место для занятий, но вокруг было слишком много новых вещей, к которым он ещё не привык. Дома всегда были только он, его родители и Лили в те редкие субботы, когда ей удавалось выбраться. Рассу недоставало простора тихих вересковых пустошей, безлюдных серых улочек маленького шахтёрского городка... И тех бесконечных часов, когда он был совершенно один.

Теперь Расс почти никогда не оставался один. Школа была сплошь камнем, тяжело давившим со всех сторон, лабиринтом коридоров, в которых нельзя было поднять голову и посмотреть на небо, чтобы понять, где ты находишься. В спальнях Слизерина даже не было окон. В общей гостиной всегда было многолюдно и шумно. Классы представляли собой бесконечные ряды парт… Расса начало клонить в сон.

Внезапно в комнату вбежали мальчики и бросились к сундукам, доставая из них учебники. Расс тут же очнулся. Он забыл, что по четвергам вечером у них была астрономия. Вместе пять мальчиков и пять девочек выбежали из подземелий и столкнулись на главной лестнице с десятью пуффендуйцами. По крайней мере, с такой большой группой ребят потеряться было сложно.

Класс астрономии располагался на седьмом этаже. Добравшись до него, все двадцать учеников основательно запыхались. Профессор Синистра, весьма спокойная седовласая леди, уже ожидала их. «Отлично, — сказала она. — Вы не забыли. С первокурсниками такое иногда случается». Профессор Синистра провела перекличку и сообщила, что первое занятие будет коротким, поскольку у них не было подготовительной лекции о том, на что они должны смотреть в небе. Этим вечером им предстояло узнать лишь о расположении башни и ознакомиться с румбами компаса.

Расс проследовал за остальными по длинной спиральной лестнице Астрономической башни на широкую смотровую площадку. Воздух был прохладным и свежим, а небо — достаточно тёмным, поскольку луне, хотя и почти полной, требовалось ещё несколько часов, чтобы взойти над окружавшими замок горами. Посмотрев вверх, Расс сделал глубокий, довольный вдох: над ним, от горизонта до горизонта, высился бескрайний купол ночного неба, мерцавшего миллиардами звёзд.

Следующим утром в пятницу у Расса был урок по защите от тёмных искусств и трансфигурация с когтевранцами. Защита от тёмных искусств была единственным занятием, на котором Слизерину не приходилось делить класс с другими факультетами. Профессор Уилдакр начала преподавать в школе совсем недавно и пока только разрабатывала учебный план, так что, познакомившись с учениками, она попросила их выучить определение тёмных искусств, а также запомнить пять классов тёмных заклинаний (Непростительные заклятия, Заклятия против разума, Заклятия против тела, Сглазы и Порчи). Это было скучно и бессмысленно, тем более что Расс прекрасно знал: любое заклинание может считаться тёмным, если будет использоваться кому-то во вред.

Трансфигурация у профессора Макгонагалл оказалась куда интереснее, к тому же по школе ходил слух, что профессор была анимагом. Рассу нравилось сидеть на уроке и гадать, в какое животное она могла обращаться, пока профессор показывала, как трасфигурировать мышь в помаду для усов. «Интересно, что станет, когда помада снова обернётся мышью. Мышиные кишки, размазанные по всему лицу?» Трансфигурация была единственным незнакомым для Расса предметом. Эйлин не слишком хорошо давалась наука превращения одних вещей в другие, так что она никогда не учила этому сына. Пока лишь на уроке Макгонагалл Расс чувствовал, как узнаёт что-то по-настоящему новое.

Вечером у них были занятие по заклинаниям и первая лекция по астрономии. Радость от осознания, что в Хогвартсе жил кто-то такой же маленький, как Расс, продлилась недолго, поскольку Аарон и Эван принялись громко шептаться, дивясь тому, что в школе, оказывается, был ещё один полугном. Сравнение с профессором Флитвиком было определённым минусом. Кроме того, именно на этом уроке Рассу приходилось изо всех сил притворяться, будто он ничего не умеет. Заклинания, что им показывал профессор Флитвик, были слишком простыми.

Астрономия же, как и травология, почти не имела никакого отношения к магии. Здесь Расс мог позволить своим маггловским знаниям блистать. Знакомство с программой полётов «Аполлон» и понимание сути спутников и орбит сослужило Рассу добрую службу. Ночное небо было ему другом, а понятия вроде «ретроградного движения» — давно усвоенным материалом.

Вернувшись в гостиную Слизерина после ужина, Расс почувствовал лёгкое изменение в царившем там настроении: его заметили, на него смотрели — и взгляды были отнюдь не дружелюбными. Никто ничего не сказал, но Расс был уверен, что Аарон уже разнёс всем весть о его полукровном происхождении. Он постарался как можно быстрее прошмыгнуть из гостиной в комнату и не выходил оттуда до тех пор, пока большинство учеников не отправилось спать. После этого он смог попасть в пустую уборную, где спокойно умылся и почистил зубы.

Затем наступила суббота. Расс пришёл в Большой зал пораньше и теперь сидел, лениво ковыряя вилкой завтрак. Лили появилась на пятнадцать минут позже, и, хотя они обменялись взглядами, никто из них не стал разговаривать и делать друг другу знаки. Рассу не хотелось, чтобы слизеринцы знали, что у него был друг из Гриффиндора, и, казалось, Лили разделяла его чувство. Она быстро поела, сказала что-то сидевшей рядом девочке и вышла из зала. Выждав минуту, Расс отправился вслед за ней.

Лили ждала у дубовых парадных дверей. Едва завидев Расса, она тихо выскользнула из замка. Расс пересёк вестибюль и начал спускаться по лестнице в подземелья, но затем будто бы передумал, развернулся и тоже вышел на школьный двор. Всё было совсем как в Ланкашире: необходимость красться по улицам и пустошам, чтобы ни его, ни её семья не увидели их вместе.

Расс заметил Лили рядом с утёсом, с которого открывался вид на озеро. За всё время, проведённое в школе, Расс впервые оказался вне стен замка, но понял, что Лили уже выходила на территорию. Она уверенно провела Расса по утёсу, свернула на узенькую тропинку, что бежала мимо трибун стадиона и вдоль кромки воды к лесу. Там они уселись под дерево, надёжно скрытые от окон замка. Всё было так, будто ничего не изменилось.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спросила Лили.

— Да, в полном. — Расс не солгал. Сейчас он и правда чувствовал себя хорошо. — Почему ты спрашиваешь?

— В Гриффиндоре все говорят, что слизеринцы ненавидят магглорождённых и полукровок. Потому я и не пыталась заговорить с тобой. Не хотела, чтобы у тебя были неприятности. — Она помолчала. — Ещё все говорят, что слизеринцы злые и занимаются тёмной магией.

— Забавно. В Слизерине говорят, что гриффиндорцы задиры и любят всеми командовать. Как бы там ни было, они уже знают, что я полукровка. Некоторым это не нравится. Насчёт других пока не знаю. Как тебе занятия?

— Очень даже. Вчера у нас была астрономия, я всё не могла перестать думать о тех полётах, что мы смотрели. Представляешь, почти никто из однокурсников не знал, что люди уже побывали на Луне! Это так странно и глупо. Класс по заклинаниям мне понравился. Профессор сказал, что у меня талант.

Расс слегка улыбнулся.

— Профессор травологии знает о моей бабушке. Он назвал её настоящей ведьмой старой школы. Кажется, это немного помогло расположить кое-кого из соседей по комнате. Вроде как компенсация за то, что я наполовину маггл.

— У тебя уже появились друзья?

— Конечно. Ты.

Они немного поболтали, Лили попросила Расса растолковать ей смысл некоторых слов, что говорил на лекции профессор Бинс, а потом они (каждый по отдельности) вернулись в замок заниматься и делать домашние задания. Они пообещали друг другу встречаться каждую субботу и воскресенье утром после завтрака, а в понедельник видеться на единственном сдвоенном занятии по зельям.

Утренний урок зельеварения с гриффиндорцами в понедельник был до неприличия лёгким. С тех пор как ему исполнилось пять, Расс частенько помогал Нане варить целительные зелья, так что уже знал, чем отличается отвар от настоя и как получить из растения вытяжку, но мама строго наказала: «Не дай им узнать, не дай заметить, не привлекай внимания», поэтому Расс был вынужден притворяться. Профессор Слизнорт расхаживал по классу, помогая ученикам — заметно уделяя больше внимания своим любимчикам. Как истинный внук Константины Принц, Расс не мог варить зелье спустя рукава, так что подошёл к делу со всей тщательностью — зная, что Слизнорт никогда не заметит результата, — а потом, убедившись в идеальности зелья, добавил в него чуть больше порошка из змеиных клыков и пару листьев крапивы, снизив качество с превосходного до удовлетворительного. Лили это заметила и бросила ему непонимающий взгляд, но Расс её проигнорировал.

Оказалось, что и на зельях им нельзя было говорить друг с другом, потому что слизеринцы следили за ним, а гриффиндорцы — за ней. Не то чтобы слизеринцы подозревали их дружбу: они следили за Рассом, потому что он был полукровкой. В случае с Лили всё было иначе. Те задиры из поезда уже знали, что они с Рассом — друзья. Они постоянно бросали на Лили быстрые взгляды, словно следя за тем, чтобы она соблюдала какое-то негласное правило.

После зельеварения и травологии у первокурсников Слизерина был свободный день. Расс вышел из замка, отправившись искать место, где мог бы побыть один, и нашёл его у подножья утёса, куда вела узенькая тропинка и где никто не смог бы случайно увидеть его из окон. Там Расс опустился на землю, достал учебники и принялся заниматься. Будние дни не подходили для встреч с Лили. Встречаться можно было лишь по утрам в выходные, когда половина школы ещё пребывала в постелях.

В то же самое время профессор Дамблдор собрал весь преподавательский состав, чтобы обменяться впечатлениями о новых учениках.

— Как дела у вас, Минерва? Как младший из клана Блэков переживает своё изгнание из Слизерина?

— Этот мальчишка — воплощение озорства. К третьему курсу станет головной болью всей школы. Вы знали, что он уже умудрился найти способ попасть на крышу башни Гриффиндора?

— Неужели? Я надеялся, что это займёт у него хотя бы две недели. А что худенький? Люпин?

— Застенчив и замкнут. Его за это немного дразнят, но, думаю, всё обойдётся, пока рано бить тревогу. Я за ним приглядываю. Последние несколько дней ему нездоровилось, так что сегодня он пропустил утренние занятия. Мальчику будет немного сложнее, чем остальным.

— Жаль это слышать, и всё же я ожидал чего-то подобного. У него хрупкое здоровье. Важно, чтобы он периодически заглядывал к мадам Диринг, — Дамблдор кивнул школьной медсестре, — но это не должно мешать его обучению. Есть ли другие поводы для беспокойства? — Макгонагалл покачала головой, и Дамблдор повернулся к Слизнорту: — А что насчёт Слизерина, Гораций? Вас что-нибудь насторожило? Надеюсь, они не обижают самого маленького, Снейпа? Уверен, вы уже знаете, что он полукровка.

Слизнорт покачал головой:

— На Слизерине всё гладко, как и всегда.

Макгонагалл тихонько покашляла.

— Будь я на вашем месте, я бы за ним присматривала. Он одиночка. Замкнут, но отнюдь не робок. У меня сложилось впечатление, будто он в каждом видит потенциального неприятеля.

Дамблдор ещё долго размышлял над словами Минервы Макгонагалл после того, как все ушли. Это был не первый раз, когда худенький, бледный, темноволосый полукровка отправлялся учиться на Слизерин. Тот тоже был холодным, замкнутым и подозрительным. За этим следовало приглядывать. Определённо следовало. Хорошо, что другие дети над ним не издеваются. Остракизм крайне губителен для юных умов. Дамблдор мысленно сделал себе пометку о необходимости справляться у Слизнорта о мальчике как можно чаще.

Перед ужином Расс вернулся в общежитие, чтобы оставить учебники. Подойдя к двери своей комнаты, он услышал обрывок разговора — голос Алоиза: «… отец сказал мне познакомиться с тобой поближе, потому что они с твоим отцом… Ну ты знаешь… Таким, как мы, стоит держаться вместе…»

Расс тут же открыл дверь, заявляя о своём присутствии. Ему не хотелось, чтобы его обвинили в подслушивании. Алоиз тут же умолк, а Эван, сидевший на его кровати, поднялся и направился к своей.

Не обращая на них внимания, Расс пересёк комнату, сложил книги в сундук, поправил на себе мантию с шапочкой и снова вышел, не сказав соседям ни слова. Как только за ним закрылась дверь, разговор возобновился:

— Думаешь, он нас слышал? — нервно спросил Эван.

— Не-а, — в голосе Алоиза сквозило презрение. — Не волнуйся. Такие мелкие полукровки, как он, понятия не имеют о том, что происходит в реальном мире.

«Зависит от того, — подумал Расс, — что ты подразумеваешь, говоря о реальном мире…» И всё же он пообещал себе обсудить это с Лили на выходных.

Пятница, 10 сентября 1971 (день до последней четверти)

Остаток недели пролетел без каких-либо значимых событий. Занятия по каждому предмету проходили три раза в неделю, кроме защиты от тёмных искусств (она проводилась дважды) и зельеварения (один урок по понедельникам). Расписание было тяжёлым, но по два урока утром и после обеда первокурсникам ставили только во вторник и среду. По четвергам на вторую половину дня выпадало практическое занятие по астрономии, а по пятницам — полёты на метле. Зато в понедельник после травологии ученики были предоставлены самим себе.

Теперь большую часть свободного времени Расс проводил за книгами на своём тайном месте у озера. Он даже брал туда еду, чтобы обедать в одиночестве. Это было не так уж и плохо. Он привык быть в окружении взрослых или один, так что не слишком страдал и сейчас. К тому же в школе было приятнее, чем дома: здесь его никто не бил. По выходным он мог видеться с Лили. Остальное не имело значения.

До второй пятницы месяца.

Расс поужинал в Большом зале, где, по своему обыкновению, сидел один и старался не смотреть на Лили, болтавшую с подружками. Затем вернулся в общежитие, взял из комнаты щётку и отправился умываться.

В уборной его уже ждали Аарон, Эван и пара третьекурсников.

— Чуете вонь? — спросил один из них.

— Ага. Запах псины. От магглов всегда так несёт.

Расс повернулся, чтобы уйти, но второй третьекурсник блокировал ему выход: «Мы ни разу не видели, чтоб ты мылся, дворняга, и считаем, что от тебя несёт».

Не было никакого смысла говорить, что Расс мылся каждое утро, пока они спали, потому что дело заключалось совсем не в этом. «Постараюсь исправиться», — сказал он, жалея о том, что не может видеть тех, кто стоял у него за спиной.

— Нас это не устраивает. У меня есть идея получше. Давай-ка мы тебе поможем? Прямо сейчас. У нас есть мыло. Есть мочалки. Смоем с тебя эту маггловскую вонь, чтобы твои соседи по комнате могли спать спокойно.

Паническое осознание того, что они собирались сделать, заставило Расса полностью замкнуться. Он сделал шаг в сторону и выпустил из рукава палочку, но Аарон был к этому готов: подойдя со спины, он заставил Расса опустить руку, а второй обхватил его шею, полностью лишая возможности двигаться. Эван включил горячую воду, набирая одну из ванн. Второй третьекурсник доставал мыло и мочалки, а тот, что изначально блокировал Рассу путь, принялся расстёгивать его воротник.

— Горячая ванная, — приговаривал он, — чтоб смыть дворняжий запах.

Расс дёрнулся, лягнув Аарона в коленку, и начал яростно вырываться. Его мучитель выругался, хватая Расса за волосы и воротник. «Мелкий грязнокровый выродок! Ох, как мне это понравится». Вместе с Аароном он подтащил Расса к дымящейся паром ванне.

В этот момент опасность заставила Расса увидеть всё необычайно чётко, и он начал бросать немые команды — заклинания, которые разрабатывал в течение двух лет с помощью старого греческого словаря Венни: «Фускала! Спураки! Эматере мите!»

Испуганно закричав, Аарон и третьекурсник отпустили его, увидев, как их кожа покрывается волдырями, фурункулами и язвами. Эван схватил полотенце и прижал его к лицу, чтобы остановить внезапно хлынувшую из носа кровь. Расс, теперь уже никем не сдерживаемый, ринулся к выходу, лишь на секунду остановившись для немого «Акцио!», от которого палочка прыгнула ему в руку. До комнаты он бежал не оглядываясь. Там можно было встать спиной к стене, не боясь, что его атакуют сзади. Там был Митчелл, который мог стать нейтральным свидетелем на случай, если бы Расса кто-то преследовал.

Но его не преследовали. Спустя пять минут в двери показалась голова ещё одного третьекурсника. «Они оставят тебя в покое, если снимешь заклятия», — нервно протараторил он и скрылся.

Митчелл, следивший за Рассом с тех пор, как тот влетел в комнату, спросил: «Какие ещё заклятия?», но по брошенному на него взгляду иссиня-чёрных глаз понял, что спрашивать было бесполезно.

Немного погодя Расс сделал глубокий вдох и, не выпуская из рук палочку, вышел из комнаты в общую гостиную, а оттуда — в уборную. Ученики, сидевшие в гостиной, смотрели на него с опаской. Остановившись в дверях уборной, Расс помедлил.

— Я хочу, чтобы вы оставили меня в покое.

— Мы тебя больше не тронем, — ответил третьекурсник. — Только отмени заклятия. — Из его носа капала кровь, а лицо и руки были сплошь в язвах.

Расс поднял палочку и четыре раза мысленно произнёс: «Терапия!» На такой близкой дистанции в палочке не было никакой надобности, но Рассу хотелось произвести на своих обидчиков особый эффект. Затем он вернулся в комнату, чтобы прийти в себя и открыть некоторые двери.

Оставшуюся часть вечера его никто не беспокоил. Никто с ним даже не говорил. Перед сном он медленно обошёл свою кровать, молча накладывая на неё защитные чары. То было простой мерой предосторожности: на самом деле Расс не слишком переживал насчёт возможной атаки. Он знал, что теперь у них не хватит смелости напасть. Он показал, на что был способен.

И, что более важно, они не видели шрамов на его спине.

Следующим утром Расс зашёл в Большой зал, набрал себе еды, сочинив некое подобие сэндвича, и отправился прямиком к озеру и деревьям мимо стадиона для квиддича. Лили пришла на полчаса позже.

— Как прошла неделя? — спросила она.

— Нормально. А у тебя?

— Потрясающе! Я столько всего узнаю, к тому же мне повезло с соседками по комнате. Морвен помогает мне с травологией, а я ей — с астрономией. У Мэри забавный трёхцветный кот, его зовут Призрак, а Калпурния знает ну просто все анекдоты на свете. А тебе со своими весело?

— Ну да, только вот им всем очень нравится квиддич, а я о нём почти ничего не знаю. Аарон и Эван — кузены, а отец Алоиза ведёт какие-то дела с отцом Эвана, так что они были знакомы ещё до школы. К тому же ты… меня знаешь. У меня сроду не бывало… кучи друзей.

Лили пристально посмотрела на Расса.

— Ты запинаешься. Уверен, что всё в порядке?

— Ага. — Рассу не хотелось расстраивать её своими проблемами. Он уже понял, что решение Шляпы отправить Лили в Гриффиндор, а не Слизерин было очень удачным решением. Для Лили жизнь в Слизерине была бы куда хуже, чем для него. Теперь Расс лишь хотел, чтобы время, проведённое с ним, было весёлым и приятным, чтобы Лили нравилось с ним разговаривать. В противном случае она предпочтёт ему компанию кота или девчонки, что рассказывала анекдоты. — Как тебе зельеварение?

— Я как раз хотела об этом спросить! Что ты сделал со своим зельем? Оно выглядело потрясающе, а потом вдруг помутнело.

— Я ведь говорил. Мама не хочет, чтоб в школе знали, что меня уже кое-чему учили. Первый год придётся притворяться, чтобы не схлопотать проблем с Министерством.

— Точно, я об этом забыла. Кстати, ты понял домашнее задание?

— Конечно. — Целый час они обсуждали способы отжима масел и получения вытяжек из растений, а затем разделились: Лили отправилась в библиотеку, а Расс остался рядом с лодочным гротом у подножья утёса.

Вечером после ужина, пересекая общую гостиную, Расс услышал своё имя.

— Снейп? Можно тебя на пару слов? — Это был староста пятого курса, Рабастан.

Расс подошёл и молча сел в кресло, на которое ему указал старшекурсник.

— Я слышал о вчерашней стычке. Ты ведь знаешь, что ученикам нельзя драться и насылать друг на друга порчи? — спросил Рабастан.

Это тоже была своего рода схватка. Расс закрыл все замки и двери и невинно посмотрел Рабастану прямо в глаза.

— Они хотели подурачиться. Я не был настроен на игры. У них возникли проблемы с пониманием, так что пришлось кое-что им разъяснить.

Рабастан удивлённо вскинул брови.

— Мне говорили, да. Твои разъяснения оказались весьма доходчивыми. Где ты этому научился?

— Чему?

— Разъяснять.

— Нигде. Некоторые вещи случаются сами по себе.

Рабастану такой ответ не понравился, но он сумел сдержать неодобрение.

— Следи за тем, чтобы эти вещи больше не случались.

— Да, сэр. — Расс поднялся и пошёл в комнату, где его поприветствовал только Митчелл, а остальные проигнорировали. Наложив на кровать уже привычные защитные чары, он улёгся и очень быстро уснул.

В воскресенье Расс хотел отправиться к деревьям на встречу с Лили, но заметил, как за ним наблюдает Аарон. Тогда Расс обошёл замок, нырнул в пустынный внутренний дворик, снова пересёк главный вестибюль, запутывая след, а после выскользнул наружу и свернул к каменистому ходу, ведущему в лодочную пещеру. Там было легко определить, избавился ли он от хвоста. Убедившись, что за ним никто не следует, Расс спустился в грот и вышел оттуда к озеру, скрытый от замка скалистым утёсом.

У Лили в запасе была целая куча шуток, которым её научила Калпурния, так что они провели целый час, весело хихикая над ними, а затем интерлюдия закончилась, и Расс вернулся к привычным одиночеству и учёбе, с нетерпением ожидая следующих выходных, когда снова мог увидеться со своим другом.

Прошла целая неделя, прежде чем Аарон и Эван набрались смелости попробовать снова. В течение той недели Расс часто замечал, что слизеринцы наблюдали за ним куда пристальней, чем раньше, но немного иначе: теперь в их взглядах читалась насторожённость. Расс был очень доволен. Oderint dum metuant. [Пусть ненавидят, лишь бы боялись.]

Расс сознательно строил вокруг себя стену. Неважно, завтрак был, обед или ужин, — он приходил в Большой зал, брал себе еду и отправлялся в какое-нибудь уединённое место. На уроках он зарывался носом в учебники и отказывался обращать внимание на однокурсников. Свободное время он проводил у озера или слоняясь по замку в поисках укромных уголков, куда почти никто никогда не заглядывал. Его первоначальный страх перед огромным размером Хогвартса постепенно уменьшался, Расс даже начал исследовать подземелья. В общежитие Слизерина он возвращался лишь на время комендантского часа, чтобы поспать.

На занятиях приходилось нелегко, поскольку нужно было держать обещание, данное маме о том, что он будет вести себя осторожно. Расс знал, что Флитвик, Макгонагалл и Уилдакр считали его весьма посредственным учеником. Бинс и Слизнорт не обращали на него никакого внимания, и только Мюллейн и Синистра, казалось, понимали, что Расс был гораздо лучше, чем позволял видеть другим, но оба уважали его стремление к незаметности.

В третью пятницу месяца, семнадцатого сентября, начинались занятия по полётам с мистером Оверхиллом. Нельзя было сказать, что Расс ждал этого с нетерпением. Ученики выстроились в ряд, по правую сторону от каждого лежало по метле — простой школьной метле. Все вытянули руки и сказали: «Вверх!» Несколько мётел повиновались приказу. Другие дёрнулись и слегка задрожали. Метла Расса не шевельнулась. «Вверх! — повторил он. — Вверх!» Аарон и Эван тихо прыснули, стараясь не расхохотаться в голос. Никто, включая когтевранцев, с которыми проходил урок, этого не заметил, так как все пытались решить свои проблемы.

Двум когтевранцам удалось поднять метлу с первой попытки — как и Аарону с Эваном. Больше никому так не повезло, но постепенно многие начали понимать, в чём заключалась суть. Метла Расса упрямо оставалась лежать на земле. Не желая задерживать урок из-за нескольких учеников, тщетно силившихся договориться со своими мётлами, Оверхилл скомандовал им отойти в сторонку и продолжить попытки. Таких было трое: Расс, девочка из Слизерина, которую звали Маладикта Тримбл, и одна когтевранка. Никто из них не мог заставить свою метлу двигаться. Друг с другом они не разговаривали.

Фиаско Расса с метлой придало Аарону храбрости — оно показало, что Расс был не таким уж всемогущим, как все считали. Он без остановки рассказывал об этом всем подряд по пути на ужин. «Веришь или нет, но я уже почти решил, что это обычная метла для уборки улиц — настолько плохо она выглядела, — но она прыгнула мне в руку по первому же приказу. Видимо, некоторым просто не дано. Тут всё дело в крови».

Расс взял кусочек хлеба и яблоко и вышел из замка, надеясь полюбоваться закатом и забыть о своей неудаче.

Когда он вернулся в общежитие перед самым отбоем, некоторые первокурсники ещё сидели в общей гостиной. Аарон и Эван последовали за ним в комнату, Алоиз и Митчелл держались поблизости. Эван карикатурно изобразил то, как Расс двигался вдоль стены, чтобы в случае чего иметь за спиной тыл и видеть всех обидчиков.

— Ходишь прям как паук! — презрительно усмехнулся Эван.

— Не любишь… пауков? — невозмутимо спросил Расс.

— Отвратные создания, — отозвался Эван. — Хуже них только магглы.

На это Расс ничего не ответил. Он подошёл к своей кровати и сел. Тумбочка выглядела не так, как обычно. Кто-то открывал ящик и не задвинул его до конца. Расс протянул руку и открыл его. Значок Пуффендуя исчез. Повернувшись, Расс увидел его в руках Аарона.

— Это… моё, — холодно сказал Расс. — Отдай.

— Вшивому пуффендуйскому барахлу не место в Слизерине, так же, как и вшивым полукровкам. — Аарон вытащил палочку и направил её на значок.

— Это моё, — повторил Расс. — Отдай.

Несколькими взмахами палочки Аарон порвал значок в клочья и поджёг его. Расс ничего не сказал и вернулся к кровати. Там он переоделся в пижаму и посмотрел на смеющихся Аарона и Эвана. «Фолиа арахнон!» — подумал он в сторону Эвана, а затем, глядя на Аарона, мысленно произнёс: «Псирэс!» Едва в спальне погас свет, Аарон начал пронзительно верещать.

Старосты позвали Слизнорта, а тот, в свою очередь, привёл Дамблдора и мадам Диринг. «Нужно доставить его в больничное крыло, — сказала Диринг, — а потом проверить всю комнату и обработать кровать. Понадобится некоторое время, чтобы разобраться с его головой. Ума не приложу, как он мог не замечать, что у него такое серьёзное заражение вшами». Стоявший рядом Аарон продолжал лихорадочно чесаться и рыдать.

Дамблдор оглядел комнату. Посреди всеобщей суматохи сын Эйлин Принц тихо сидел на кровати, застенчиво глядя в пол. Смирный, кроткий, безобидный. «Ты ничего не хочешь мне об этом рассказать?» — мягко спросил Дамблдор.

Мальчик помотал головой, не поднимая глаз. Точно такая же маска застенчивости, за которой скрывался волшебник удивительной силы. Точно такой же маленький полукровка, отрицавший причастность к мелким происшествиям, которые постепенно стали держать его соседей в ужасе.

Дамблдор помог отвести юного Уилкиса в больничное крыло. Ему не хотелось делать несправедливых и неоправданных выводов, но он был серьёзно обеспокоен.

С того момента, как Аарон вернулся из больничного крыла, избавившись от вшей, слизеринцы перестали дразнить Расса. Вместо этого они делали вид, будто его не существует. Так они наказывали его за то, что он был полукровкой и умел насылать вшей. Но Рассу было всё равно. Он не чувствовал наказания. Ему нравилось, что его наконец оставили в покое.

Единственным, кто продолжал страдать, был Эван. В ночь вшей он обнаружил над своей кроватью паучье гнездо, из которого ему на лицо то и дело падали пауки. Пару раз они угождали ему в рот, пока он спал, а иногда плели паутину от его уха или носа. Попытки избавиться от гнезда самостоятельно ни к чему не привели, но жаловаться Слизнорту на пару-тройку пауков было глупо. Обращаться с проблемой к Рассу Эван не собирался, поскольку, сделав это, он признал бы своё поражение.

Митчелл вёл себя так, будто был совсем не против общаться с Рассом, но остальные чётко дали понять, что тогда он тоже станет изгоем. В любом случае, Расс всем своим видом показывал, что не хочет ни с кем разговаривать, так что игнорировать его было нетрудно. Когда он появлялся в общей гостиной, все расступались, не желая сталкиваться с его неприятной фигурой.

Расс облегчил всем жизнь, стараясь как можно дольше оставаться за пределами слизеринских подземелий. По возможности он пользовался обычными уборными на разных этажах замка и даже нашёл источник чистой воды в ручьях, иногда встречавшихся ему во время прогулок вокруг озера. Свободное время он проводил в библиотеке или на берегу, скрупулёзно работая над длинными и очень подробными эссе по всем предметам. По утрам в выходные всё было, конечно, иначе.

Единственной неудачей оставались уроки полётов. Расс не мог заставить метлу слушаться. Однажды ему всё-таки повезло на неё сесть, но метла тут же взбрыкнула и скинула его на землю под оглушительный хохот однокурсников. На самом деле это было не так уж важно. СОВы по полётам не проводились.

Зато Рассу удавалось пугать учеников на зельеварении. Он всегда работал один, и к этому моменту его хитрость заметила не только Лили, но и слизеринцы: Расс варил идеальное зелье за рекордно короткий срок, а потом прямо у них на глазах добавлял лишний ингредиент, снижая качество результата. При этом если Расс ловил взгляд кого-то из однокурсников, то просто улыбался.

— Зачем ты это сделал? — прошипел Митчелл, увидев, как Расс специально снизил себе оценку за зелье от сыпи. Занятия Слизнорта были почти единственным местом, где они теперь могли разговаривать, потому что остальные были заняты работой и не обращали на них внимания.

— Мне не нравится… Слизнорт.

— Но так у тебя будут плохие оценки.

— Какая разница? Я знаю, что могу варить… хорошие зелья. Остальным это знать… не обязательно.

— Но тебе нужны хорошие оценки, если хочешь получить нормальную работу.

— Не от него. Я узнавал. СОВ и ЖАБА… принимает не он, а другие. Для работы важны только… СОВ и ЖАБА.

— Значит, то, чему он тебя учит…

— Детские развлечения. Я бы смог сдать и то, и другое… прямо сейчас.

— Вот ди-ичь, — восторженно протянул Митчелл.

Расс услышал шорох и оглянулся. Эван немедленно отвернул голову, и стало ясно, что он их подслушивал. Делая вид, что обращается к Митчеллу, Расс невозмутимо продолжил: «Есть и другие… зелья. Например, то, что превращает… твои мозги в желе, и они вытекают… у тебя из ушей». После этого Эван отошёл подальше.

— Куда ты уходишь из зала во время ужина?

Расс спокойно посмотрел на Митчелла, словно тот был подопытным его лабораторного эксперимента.

— Моё личное дело, — сказал он. — Тебя не касается.

— Ладно, как хочешь.

Профессору Флитвику удалось разглядеть то, чего не заметил Слизнорт. Способности ученика, не имевшего опыта с заклинаниями, разительно отличались от способностей ученика, который этот опыт скрывал.

— Когда класс впервые отрабатывает новое заклинание, у него не получается не потому, что он не умеет, — сказал Флитвик Дамблдору, — а потому что использует другую технику, которая не подходит для заклинания. После нескольких «неудачных» попыток он её меняет и с блеском выполняет заклинание. Дети думают, что у него ничего не получается, но на самом деле он просто играет. Кажется, слизеринские мальчики теперь это понимают, потому что перестали дразнить его за промахи. Они как будто стараются держаться от него подальше.

— У вас есть какие-нибудь доказательства тому, что он творит необычные заклинания? Быть может, вещи, которым вы их ещё не обучали?

— Во время отработки левитации перо одного из учеников внезапно было порвано в клочья. Это считается? Потому что я ума не приложу, как это могло произойти. Но если мы предположим, что это действительно был он, значит, мальчик умеет выполнять невербальные заклинания без применения палочки.

— Чьё перо было испорчено?

— Одного из слизеринцев. Аарона Уилкиса.

— И мастер Уилкис подумал, что это сделал мастер Снейп?

— О, нет. Он просто решил, что ошибся. Я не стал говорить ему, что в данной ситуации это было невозможно. Я пытался понять, как это произошло.

Когда Флитвик ушёл, Дамблдор задумчиво побарабанил пальцами по столу. «Порчи, заклинания повышенной сложности… Кажется, некоторые вещи могли ускользнуть от внимания профессора Слизнорта на уроке зелий. Но как это проверить?»

Вплоть до рассветного часа Дамблдор без устали мерил шагами свой кабинет, размышляя о совпадениях и закономерностях, разгадывая принцип действия редких механизмов судьбы. Два мальчика, так сильно походивших друг на друга. Ему не хотелось, чтобы второй последовал по пути первого.

Оба принадлежали к двум старинным магическим семействам, оставшимся за чертой привычной волшебной жизни. Дамблдор только начинал изучать историю своего бывшего ученика, Тома Реддла, и образ древней, но провинциальной и бедствующей семьи был частью общей картины. Хотя Снейп и не имел очевидных признаков родства ни с одним из основателей, стоило учитывать тот факт, что у ведьм с холма Пендл были свои традиции.

Опять же, оба мальчика казались запущенными. В случае с Реддлом это было вполне объяснимо: осиротел, ещё будучи младенцем, и рос в маггловском приюте, даже не подозревая о своём магическом происхождении. Насколько Дамблдор мог судить, в семье Снейпа такой проблемы не было, и всё-таки ему не давало покоя отчётливое, но пока не успевшее сформироваться до конца впечатление.

И с чего вдруг Распределяющая шляпа решила отправить сына ученицы Пуффендуя в Слизерин? Тем более полукровку? Это было ещё одной тревожной частью общей картины.

Стоило также учесть недавние события. Три недели назад, когда Уилкис только поступил в Хогвартс, ни о каких вшах не было и речи — в этом Дамблдор не сомневался. И всё-таки вши появились — без палочки, без предупреждения, — внезапно появились на голове юного Уилкиса. В комнате младших мальчиков что-то происходило, но Слизнорт пребывал в беспечном неведении. Был ли Уилкис обидчиком, а Снейп — защищавшимся? Или же Снейп, подобно Реддлу, был манипулятором, уже в раннем возрасте собиравшим последователей и запугивающим всех несогласных? Никто из них не стал жаловаться друг на друга — что само по себе удивительно, — и всё же Дамблдор знал, что между ними произошёл какой-то конфликт.

Теперь ещё и Флитвик утверждал, что Снейп умышленно скрывает талант к заклинаниям — а именно заклятиям, сглазам и порчам — удивительной сложности, совершенно неподвластной кому-то настолько юному и выросшему вдалеке от нормального волшебного окружения. Сюжет картины обретал всё более тёмные и пугающие формы.

Той ночью директор почти не сомкнул глаз, поскольку проблема угрожала принять чудовищные масштабы. В своё время они не досмотрели за Томом Реддлом, и теперь весь магический мир начинал пожинать горькие плоды их невнимательности. Нельзя было допускать появление второго Лорда Волдеморта.

— Снейп? Маленький Северус? Замечательный мальчик! Жаль, что не все студенты могут быть такими, как он. — Профессор Синистра закрывала объектив телескопа крышкой и проверяла её на наличие трещин и люфтов. — Как-то спросил меня, может ли приходить на башню и пользоваться телескопом, особенно в те дни, когда Луна исчезает и снова начинает расти. Сказал, это как-то связано с Сатурном, что-то про Аполлона и Америку — честно говоря, я не совсем поняла, — но было бы преступлением стоять на пути у такого энтузиазма. И он ведь действительно смотрит на небо, говорю вам. Я как-то осталась здесь, чтобы тихонько за ним понаблюдать.

— Значит, он уже знаком с астрономией? — Такого Дамблдор никак не ожидал.

— Сэр, этот ребёнок расскажет вам пару-тройку вещей, о которых я даже не слышала. Его осведомлённость поражает. Признаю: иногда он высказывает довольно странные идеи — считает, будто мы должны знать, как выглядит обратная сторона Луны, — но что бы там ни влекло мальчика к телескопам, я считаю, это здорово.

— Снейп? Почти на том же уровне, что любой первокурсник. Есть проблемы с трансфигурацией. Не думаю, что он занимался ею раньше. Палочкой владеет неплохо — надо полагать, на уроках Флитвика он блистает, — но основные трудности возникают с метаморфозами. Он хочет, чтобы всё было…

— Да? — Дамблдор мягко подбодрил Макгонагалл, когда та замешкалась.

— Закономерным, Альбус. Предсказуемым. Вы понимаете, о чём я. Он хочет знать почву, на которой стоит, и чувствует себя крайне неуверенно, когда вещи вокруг начинают меняться. Не мне вам рассказывать о проблеме, с которой сталкиваются все новички.

Уилдакр глубоко задумалась над ответом. «Если оценивать его успехи в классе, я бы сказала, что весьма посредственно. На вопросы не отвечает, материал усваивает с трудом, сам по себе очень робкий… нет-нет, не робкий. Замкнутый».

Дамблдор подождал, не добавит ли она ещё чего-нибудь, а затем спросил:

— Вы описали его активность на занятиях. Что же вас беспокоит?

— Его письменные работы. Всегда очень вдумчивые и крайне детальные. Если бы я не знала, что это первокурсник, я бы подумала, что он готовится к сдаче СОВ. Я ни на что не намекаю, но уровень его блестящих эссе не совсем соответствует тому, как он работает в классе.

— Истинный внук своей бабушки. — Казалось, Мюллейн считал прочие комментарии излишними.

Дамблдор удивлённо вскинул брови:

— Думается, я не имел шанса слышать о ней.

— Местная зельеварщица в восточном Ланкашире. Летом я много путешествовал в поисках новых зелий и интересных рецептов к уже известным. Миссис Принц — целительница, одна из немногих ведьм, что продолжают придерживаться старых традиций. Торговцы в лавках, да и все, кто имеет отношение к рынку, её знают. Северус многое от неё перенял.

— Вот уж не думал, что вас так растревожит какой-то мальчонка, — сказал Хагрид, готовя Дамблдору чай.

— Меня тревожит не столько мальчик, сколько его потенциал. У нас есть косвенные доказательства тому, что в некоторых аспектах магии он ориентируется лучше семикурсников.

— И что ж в этом плохого? По мне так здорово. — Хагрид поставил на стол блюдце и чашку и наблюдал за тем, как Дамблдор добавляет сахар. — Коль уж есть потенциал, так им надо пользоваться.

— Ох, Хагрид. Ты ведь знаешь, сколько неприятностей может доставить мальчик с потенциалом. Ты был одним из первых, кто испытал это на себе. А сейчас волшебному миру приходится… — Хагрид вдруг зашёлся хриплым смехом, отчего Дамблдор перестал помешивать чай и посмотрел на него с досадой. — Не думал, что тебя так развеселят мои слова, — сердито сказал он.

Последний смешок больше походил на лай.

— Да неужто вы равняете этого малька на Того-Чьё-Имя-Нельзя-Называть? Меня там, конечно, не было, когда их всех распределяли, но я вам вот чего скажу: этот Снейп — никакой он не Том Реддл.

— Что заставляет тебя так думать? Ты ведь его почти не видел.

— Вида-ал, видал достаточно. Ребята с поезда мне сказали, что он даже не пытался найти себе место, — плюхнулся на пол в коридоре где-т в самом хвосте и сидел там всю дорогу с рыжей девчушкой. Он трусил сесть в лодку вместе с другими — пришлось самому его туда усаживать. Почти никогда не ест в зале и всё время болтается у озера — уж я-то видел. Вы говорите Том — Том бы уже вовсю наводил контакты да строил власть — или как вы там это зовёте — влияние. А Снейп — он знать ничего не знает о власти. Просто хочет, чтоб его оставили в покое.

Речь звучала обнадёживающе, но Дамблдору хотелось больше уверенности.

— Он применил довольно сильный сглаз против одного из соседей по комнате.

— А кто вам это сказал? Они сказали почему? Я, конечно, извиняюсь: не хочу кидать камни в огород профессора Слизнорта, но иногда у него там, на факультете его, творятся такие дела… О-оч-чень гадкие, в общем.

— Откуда ты знаешь?

— У меня есть уши. Есть глаза. Уж я-то могу понять, когда ребёнка задирают. Вмешиваться сразу — только воду мутить, часто мальчишки сами между собой разбираются, но ты-то видишь, что у них там делается. Над этим мальчонкой издевались, а потом всё схлопнулось. И всё-тки с тех пор он старается держаться от Слизерина подальше. Значит, о себе он позаботился, да не собирается ничего на этом строить. Понимаете, о чём я тут толкую?

Дамблдор немного успокоился, поскольку знал, что интуиция Хагрида почти никогда его не подводила. Когда имеешь дело с детьми, порой интуиция оказывается лучшим помощником.

— Так значит, ты за ним наблюдал?

— У меня свой интерес. Когда ты самый большой в Хогвартсе, тут уж волей-неволей приходится присматривать за самыми маленькими. Вот когда он вырастет или когда появится кто поменьше… Вы-то не знаете, почему его отправили в Слизерин?

— Шляпа почти ничего не говорит, кроме того, что мальчик умеет хранить секреты. Однако меня её слова нисколько не утешили.

— Да какие у него могут быть секреты?

— В том и дело, Хагрид. Я не знаю.

А затем состоялся разговор с Горацием Слизнортом.

— Что ж, Альбус. Дайте подумать… Я пока не слишком разобрался в его характере. Мальчика не назовёшь коммуникабельным. Что до его матери… Не думаю, что помню её. Но она точно не из Слизерина.

— Вы правы, она училась в Пуффендуе.

— А что я говорил? Я знал, что она не из слизеринцев.

— Вы уже общались с мальчиком?

— Ну конечно. Ещё в начале семестра — ориентация и всё такое. Мрачный ребёнок. Ни разу не поднял глаз от пола. Отвечал односложно. Неудивительно, что он не успевает по некоторым предметам. Хотя бы мой возьмите: зелья у него получаются весьма посредственные. Должен признать, я привык, что ко мне на факультет попадает куда более качественный материал.

— Жаль это слышать. Профессоры Мюллейн и Синистра отзываются о мальчике весьма высоко. Флитвик и Уилдакр считают, что он подаёт надежды.

— Неужели? — Слизнорт ненадолго задумался. — Он и правда владеет некоторыми, эм, техниками. И если он будет усердно работать, то его навыки, эм, могут улучшиться. Я бы не стал называть его случай безнадёжным.

— В спальнях больше не случалось происшествий?

— Нет, нет. Всё тихо. В Слизерине отменная дисциплина. Тут всем заправляет твёрдая рука.

— Что ж, уверен, вы присматриваете за всеми своими учениками. Спасибо, Гораций.

---

1) Церковный неф — центральная часть католического храма, где во время богослужения находятся пришедшие в храм молящиеся.

Вернуться к тексту

2) Dens serpentis (лат.) — змеиный клык

Вернуться к тексту

3) Toujours pur (франц.) — навсегда чистый, также семейный девиз дома Блэков: «Чистота крови навек».

Вернуться к тексту