Summertime Of Our Lives (гет)

За двенадцать лет существования в «Международном Атлантическом Лагере» сложилось множество традиций, как официальных (например, финальное награждение, передача Трезубца от прошлого Атланта Года новому и последняя ночевка в палатках за территорией), так и неофициальных. Последние обычно связаны с нарушением правил и огромным количеством алкоголя. Самой важной из нелегальных вечеринок является, конечно, Посвящение в атланты, всеобщее похмелье после которого тоже вошло в список традиций лагеря.

Мучительный стон Скорпиуса на соседней кровати подтверждает мои мысли.

— Ме-ерлин, сколько же мы выпили…

Мне кажется, что, стоит повернуть голову хоть немного, она взорвется, и я просто скашиваю глаза в его сторону. Хоть я сам и не в лучшем состоянии, но вечно аккуратный, а сейчас взъерошенный Малфой в кое-как застегнутой рубашке, да еще и, кажется, надетой наизнанку, выглядит слишком комично, чтобы мне удалось сдержать смех из чувства мужской солидарности. Впрочем, в качестве наказания мои виски тут же пронзает дикая боль.

— Конечно, это тебе не светские приемы с коллекционным шампанским, — хриплю я и понимаю, что горло жутко пересохло от жажды.

Пересилив себя, я приподнимаюсь на локтях в надежде увидеть воду, но, разумеется, она не может возникнуть здесь просто по волшебству.

Ну, или может. По крайней мере, на удивление хорошо соображающий Скорпиус нашаривает на тумбочке палочку и прямо из нее поливает себя «Агуаменти». Я следую его примеру и направляю себе в лицо поток холодной воды.

Достаточно взбодрившись, чтобы встать, я нетвердой походкой направляюсь в душ, а, вернувшись, застаю друга сидящим на кровати и сжимающим в руках промокшую насквозь рубашку.

— Ты чего? — интересуюсь я, когда он никак не реагирует на мое появление.

Он молча показывает мне расплывающееся пятно на воротнике — след от помады (потому что, как только девчонки поняли, что это вечеринка, они стали исчезать небольшими группками из холла, чтобы привести себя в порядок и навести макияж, однако большинство осталось в пижамах, если они выгодно подчеркивали достоинства их фигуры).

— Я не знаю, откуда это, — поморщившись, говорит он.

— Кажется, это была Ребекка, — усмехаюсь я, раскрывая дверцы шкафа.

— Кто такая Ребекка?

Неужели он действительно не помнит? Вот можно повеселиться. Я лихорадочно перебираю в памяти всех девушек лагеря и останавливаюсь на крупной афроамериканке, имени которой до сих пор не знаю. Делаю вид, что роюсь в своих вещах, а сам наблюдаю за его отражением в зеркале.

— Ну как же, за тобой на Боевой магии сидела. У нее еще косички такие…

При виде натурального ужаса на его лице, я чуть не падаю на пол от хохота, за что получаю по голове подушкой, брошенной со всей силы.

— Да расслабься, — все еще посмеиваясь, бросаю я. — Это подружка Оливии, блондинка. Вполне в твоем вкусе. Да и вы все равно не… уединялись.

Он шумно выдыхает, посылая мне гневный взгляд, еще несколько секунд смотрит на рубашку и пожимает плечами, успокоенный моими словами.

— Это хорошо, — невозмутимо хмыкает Скорпиус, поднимаясь. — Я все-таки предпочитаю оставаться в сознании, хотя… Как, говоришь, ее зовут? Ребекка?

Я закатываю глаза и продолжаю одеваться, оставив его вопрос без внимания. Я не лезу в его личную жизнь, как и он не лез (но неоднократно высказывал свое мнение) в мои отношения с Беттани, но мне совершенно не нравятся его девушки. Если в первые годы обучения Скорпиуса не очень жаловали из-за его происхождения, то на пятом курсе он вдруг превратился в предмет обсуждения всех девчонок, которых сказки о Волан-де-Морте и злых Пожирателях стали волновать гораздо меньше, чем аристократы-красавчики-игроки в квиддич. И из толпы поклонниц, куда входили и вполне приятные девушки, он выбирал красивых дурочек для, как он это называет, взаимного использования. Мне, конечно, не нравится такой циничный подход, но причина избегать серьезных отношений у Скорпиуса есть, и очень даже веская. Зовут ее Адела Селвин, и, сколько бы друг ни говорил, что не собирается на ней жениться, магический контракт не так-то просто расторгнуть. Его невеста обучается дома, но я видел ее прошлой осенью на Дне рождения Скорпиуса и не могу сказать, что был ослеплен ее красотой. Девушка выглядела бледной и довольно болезненной, говорила только то, что позволял этикет и, когда не играла на фортепиано, практически не отходила от своего брата. Но долго понаблюдать за ней мне не удалось, потому что мы с Малфоем и Мелани сбежали в его комнату и устроили собственную вечеринку с огневиски.

— Ладно, увидимся на завтраке.

Скорпиус вопросительно поднимает брови, отпуская ручку двери в ванную.

— Я хочу зайти к Лили, — объясняю я.

— Удачи, — ухмыляется он. — Ставлю десять галлеонов на то, что ты приползешь в столовую, искусанный мелкими крылатыми тварями.

Мы оба невольно морщимся. Не знаю, чем думала мама, когда показала Лили свой фирменный Летучемышиный сглаз, но об этом «таланте» моей сестренки школа знает не понаслышке. На первом-втором курсах (хоть ей теория дается гораздо лучше, чем практика, этим заклинанием она владела безупречно, даже когда не могла толком левитировать предметы) она была совсем несдержанной, и доставалось от нее любому, кто отпускал комментарии по поводу того, что она девчонка/мелкая/гриффиндорка/рыжая/дочка Гарри Поттера. После того как к ней впервые пристали слизеринцы-старшекурсники, чьих родственников наш отец отправил в Азкабан, мы с Джеймсом и Фредом не спускали с нее глаз, караулили в коридорах и провожали с урока на урок. В итоге ей это надоело, и она направила своих летающих зверушек уже на меня, чтобы я оставил ее в покое и не мешал ей заниматься и заводить друзей. Конечно, передо мной она извинилась, и я даже успокоился, зная, что она может за себя постоять, но Малфой, находившийся в тот момент рядом и тоже попавший под раздачу, наверное, до сих пор не может ей этого простить. В любом случае, я уже давно не видел, чтобы Лили применяла этот сглаз, но она по-прежнему рефлекторно выхватывает палочку, стоит кому-либо к ней полезть.

— Думаешь, она настолько разозлилась?

— Ты испортил ей вечеринку, — фыркает он. — Да еще и опозорил перед всеми.

— Это я ее опозорил? — вскидываюсь я. — Да она сама себя позорила!

Да уж, права была Роза, когда гневно отчитала меня за то, что я не слежу за Лили. На самом деле, я не хотел разрушать сестре всю ночь своим назойливым вниманием, только смотрел, чтобы она не пила слишком много и чтобы этот американец не распускал руки (впрочем, он вел себя вполне прилично). Да я бы и не мог находиться с ней каждую секунду: там были ребята, которых я не видел целый год, много алкоголя, мой лучший друг со своей сестрой, которая, кажется, решила в это лето повеселиться как следует… а еще Саммер Холл. О да, она определенно занимала большую часть моих мыслей. Обычно мне нравятся совершенно другие девушки — милые, скромные и женственные — но ее непринужденная манера поведения привлекает мой взгляд, где бы мы ни находились. Она живая, раскованная и раскрепощенная — но в ее случае это выглядит не вульгарно или вызывающе, а… невероятно притягательно. К тому же, из постели ее вытащили в одной рубашке (надеюсь, она никому не принадлежит — многие девчонки же просто любят спать в мужских рубашках), и она едва прикрывала все, что должна прикрывать, а ноги у Саммер…

— Эй, Поттер, — Скорпиус щелкает пальцами у меня перед носом. — Пожалуйста, скажи мне, что ты отвлекся и это мечтательное выражение лица у тебя появилось не при мыслях о твоей сестре…

— Что… О Мерлин, Малфой! — я возмущенно ударяю его по плечу. — Придурок.

— Да ладно, знаю я, о ком ты думал, — он примирительно улыбается. — Но надо же было как-то вернуть тебя с небес на землю. Как бы то ни было, ты стащил ее со стола и насильно увел в спальню.

— Не мог же я стоять и смотреть!

— Она просто танцевала, не раздевалась же, — он пожимает плечами. — По мне так стало гораздо веселее, когда девчонки туда залезли. Наслаждался бы зрелищем…

— Среди них были мои сестры, — с угрозой в голосе перебиваю я. — Переключи свои похабные мысли на кого-то другого.

Скорпиус закатывает глаза.

— Очевидно, Поттер, это ты грезил о своей американке в подобном ключе, я же… Просто получал эстетическое удовольствие от вида танцующих девчонок в пижамах. Пусть они и твои сестры.

— Да пошел ты, Малфой, — бросаю я, громко хлопнув дверью, о чем тут же жалею, потому что головная боль еще не утихла.

Я все еще хочу заглянуть к Лили, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, проверить, насколько она на меня злится, и заодно высказать, что я об этом думаю. Хоть мне и не хочется портить с ней отношения, я все-таки старший брат. Я сворачиваю в женское крыло и стучусь к ней с некоторой опаской, после разговора со Скорпиусом мне действительно кажется, что дверь откроется и мне в лицо вылетит стая летучих мышей. К счастью, ничего такого не происходит, но сестра при виде меня не выражает особой радости. Кстати, она совсем не выглядит так, как будто развлекалась всю ночь: никаких синяков под глазами, аккуратный макияж, убранные в пышный хвост волосы и нежно-голубое платье без единой складочки.

— Доброе утро, Лил, — я улыбаюсь как ни в чем не бывало. — Как ты себя чувствуешь?

— Как ты появился, стало значительно хуже, — заявляет она, прислонившись плечом к косяку. — А утром отлично. Никакого похмелья у меня нет, если ты об этом, потому что выпила я совсем немного, а ты надумал себе невесть что и утащил меня просто так на глазах у всех.

— Лили, ты танцевала, — не сдаюсь я, — на столе, в пижаме, перед толпой пьяных парней с бурлящими гормонами! И ты сама все-таки пила, не отрицай это, так что, прости, но твое развязное поведение меня не устроило.

— Развязное поведение? Да в чем твоя проблема? Я просто танцевала, а не раздевалась! — раздраженно восклицает она, неосознанно повторяя слова Малфоя. — И не потому что была пьяна и ничего не соображала, а потому что это весело. Ве-се-ло — знаешь такое слово? И если ты не заметил, никто меня не трогал.

— Конечно, не трогал, я прекратил это раньше, чем кто-то посмел, — устало возражаю я, уже понимая, что мне ее не переспорить.

— А если бы и посмел, ты был как раз рядом и успел бы что-то предпринять. Но вместо этого тебе понадобилось выставлять меня на посмешище! Что ж, теперь ты хотя бы можешь не волноваться, что ко мне кто-то пристанет. Меня теперь стороной обходить будут!

В глубине комнаты раздается громкий звук, похожий на удар чего-то стеклянного о поверхность стола.

— Все будут обходить тебя стороной Поттер, потому что ты ужасно вопишь.

Рядом с Лили, держа в руках пару туфель, появляется жутко раздраженная Мелани (вот ей точно не следовало столько пить вчера), о присутствии которой в комнате я узнаю только сейчас.

— Доброе утро, Ал, — пропевает она, многозначительным взглядом выражая сочувствие. — Не хотела вмешиваться в милую семейную беседу, но и слушать ее все утро тоже не хочется. Пропустишь меня?

Я отступаю от двери. Мел надевает туфли, опираясь рукой о стену, затем, поморщившись, делает пару пробных шагов и, убедившись, что в состоянии ходить на каблуках, оставляет нас с сестрой одних.

— Никто не будет обходить тебя стороной, Лил, что за чушь? — я качаю головой.

Она буравит меня взглядом, но затем выдыхает и нехотя признает:

— Да знаю я, просто сказала для большего эффекта, — ну наконец-то улыбается. — Тем более, я все равно вернулась через пять минут.

— Что?!

Лили со смехом качает головой.

— Ты серьезно думал, что я буду послушно сидеть в комнате? Пойдем, завтрак пропустим.

Она хватает меня под локоть и тянет к выходу.

— Подожди, хочешь сказать, я тебя просто не заметил? — все еще не понимаю я.

— Да расслабься, — отмахивается Лили. — Это не ты безответственный старший брат, а я — умная младшая сестра. Я себе волосы перекрасила.

Я, конечно, должен разозлиться, но я больше удивлен, почему это не пришло мне в голову. Я как-то привык, что если ищешь Лили — ищи огненно-рыжее пламя.

— Неплохо, — я одобрительно хмыкаю и тут же настораживаюсь. — И часто ты так делала?

— Ты и правда хочешь знать? — сестра хитро прищуривается.

Я качаю головой, мысленно делая заметку — теперь буду обращать внимание на лица, а не на прически.

— Но вообще я предпочла бы обойтись без этого, — с намеком добавляет она.

Я вздыхаю и обнимаю ее за плечи.

— Я понимаю, просто не могу привыкнуть к тому, что ты уже взрослая, — с легкой тоской отвечаю я.

Лили останавливается как вкопанная, недоуменно смотрит на меня несколько секунд — и разражается хохотом. Несколько ребят, спешащих на завтрак, оглядываются на нас.

— Мерлин, Ал, звучит так, как будто ты мой отец. Хотя даже он до подобных сентиментальностей не опускался.

Я тоже смеюсь и мимолетно целую ее в макушку.

Мы доходим до столовой, но у самого входа Лили снова останавливается и тянет меня назад.

— Подожди, я хотела спросить тебя кое-о-чем, — нерешительно произносит она, больше не улыбаясь. — Вопрос странный, но, как думаешь, ты смог бы просто ответить мне, не докапываясь до причин моего любопытства?

Я поднимаю брови.

— Если это как-то связано с тем, какое из твоих платьев тебе больше идет и каких девушек любят американцы, то лучше не спрашивай.

— С этим я бы не к тебе обратилась, — фыркает она, но я замечаю, что она нервничает. — Вообще-то… Я хотела спросить о… Малфое.

— О Малфое? — изумленно переспрашиваю я, и она раздраженно шикает.

— Да, о Малфое. Он… Его когда-нибудь…

Сестра заминается, не зная, как точнее сформулировать свой вопрос, а я вспоминаю вчерашний день.

— Так что-то все-таки произошло на Политологии, верно? — не сдерживаюсь я. — Я знал, что с ним что-то не так.

Лили открывает рот, но осекается, посмотрев мне за спину. Я оборачиваюсь. Черт возьми, Скорпиус! Нельзя было появиться позже? Вчера он вышел с первого занятия жутко злой, хоть и тщательно пытался это скрыть. Ни мне, ни Мелани он ничего не объяснил, и к концу дня расслабился, но меня сильно напрягла та подавленность, на короткий миг промелькнувшая в его взгляде, когда я спросил, что случилось. Только сейчас я соображаю, что Лили была там с ним — видимо, они снова поругались, и на этот раз серьезно. Но сестра исчезает, только завидев Малфоя, и мне так и не удается ничего выяснить.

— Рад видеть тебя живым и здоровым, — ухмыляется он. — У Поттер был такой испуганный вид, ты что, пригрозил установить следящее заклинание?

Что ж, не Лили, так Малфой.

— Она рассказала мне о Политологии, — с серьезным видом сообщаю я.

Скорпиус мрачнеет.

— Понятно.

И все? Никаких комментариев? Должен же он хоть как-то проговориться.

— Она жалеет о том, что сделала, — наудачу говорю я.

— Вот как? — надменно интересуется он, подняв брови. — Что ж, я в этом не сомневаюсь. И она что, прямо так тебе и сказала?

— Да, так, — я продолжаю врать. — И знаешь, она выглядела при этом очень виноватой. Конечно, она неправа, но и ее можно понять. Почему бы вам не помириться?

Полное недоумение на лице Скорпиуса дает мне понять, что я прокололся. Он подозрительно хмурится.

— Так, Поттер, что именно она тебе рассказала?

— Ты уверен, что хочешь, чтобы я это повторил? — я даже прикрываю глаза, осознавая, насколько жалкой была эта последняя попытка.

— Да ничего ты не знаешь, — раздраженно бросает он и резко дергает на себя ручку двери. — Надеялся меня обвести?

— Ну теперь я знаю, что там действительно что-то произошло, — замечаю я.

Малфой недовольно скрипит зубами.

— Не бери в голову, Ал, серьезно. И твоя сестра, кстати, тут совершенно ни при чем.

Он пожимает плечами и, не дожидаясь меня, уходит вглубь зала, тем самым давая понять, что разговор окончен и больше он к нему возвращаться не намерен. Но рано или поздно я все равно узнаю.

Мы набираем еды и в том же натянутом молчании садимся за наш стол. Мелани делает глоток кофе, переводит взгляд с меня на Скорпиуса и хмурится.

— Альбус, как я понимаю, не в духе из-за утренней беседы со своей сестрицей, но что такого случилось с тобой, что ты даже не поздоровался?

— Доброе утро, — буркает он в ответ.

Она холодно поднимает брови, а затем смотрит на меня, ожидая разъяснений. Я мотаю головой, мол, не обращай внимания, и Мел отворачивается, обиженно хмыкнув. На протяжении всего завтрака атмосфера за нашим столом царит довольно унылая. Малфой ест без особого аппетита, глядя в свою тарелку. Мелани демонстративно молчит, но на кузена посматривает с беспокойством. Что бы там ни случилось, я надеюсь, он расскажет хотя бы ей. Несмотря на то, что мы с ним лучшие друзья с первого курса, Скорпиус если и обсуждает со мной свои проблемы, то только после распитой на двоих бутылки огневиски. Конечно, о главной его «проблеме» известно всем, но тот Скорпиус Малфой, которого видят окружающие, гордится своим происхождением, он выше сплетен и косых взглядов, мнение общества ему безразлично, и лишь немногие знают, насколько на самом деле его задевает подобное отношение.

Мне он никогда не говорил об этом прямо, но за шесть лет дружбы я достаточно изучил его характер, чтобы знать, что скрывается за его привычной высокомерной усмешкой. Мелани — другое дело. Общая семья, общее детство, общие порядки — это позволяет им понимать друг друга без слов. Мы не так часто проводили время втроем, но каждый раз, когда я наблюдал за их разговором, у меня создавалось впечатление, что они пользуются тайным, известным только им двоим языком. Не только упоминания родственников или событий, но даже малозначащие на первый взгляд фразы для них имели как будто особый смысл. Что бы ни произносил один из них, другой всегда знает, о чем на самом деле думает первый. Но мне Мелани никогда не расскажет, если узнает что-то, и Лили, видимо тоже, а она, судя по взгляду Скорпиуса, задержавшемуся на их столике, все-таки имеет отношение к делу. Впрочем, я почти уверен, что связано это с фамилией Малфой, и мне не понятна только роль сестры.

Громкий удар ладонью по столешнице вырывает меня из размышлений и отдается тупой болью в висках. Мы со Скорпиусом синхронно морщимся, Мелани громко цокает языком, и к нам за столик подсаживается безумно довольный Джеймс.

— Привет малолетним алкоголикам, — ухмыляется он, с явным наслаждением наблюдая за нашими страданиями. Придурок.

— Ты каждое утро собираешься портить нам своим появлением? — интересуюсь я.

— Что за неблагодарность? — фыркает брат, притворно возмутившись, и извлекает из кармана фляжку, обтянутую драконьей кожей (до сих пор помню, как мама ругалась на дядю Чарли, подарившему ее Джеймсу на семнадцатилетие, потому что этим он якобы поощряет алкоголизм).

— Антипохмельное зелье, — сообщает он с такой гордостью, как будто сам его приготовил.

— И что тебе нужно? — с подозрением спрашиваю я, понимая, что радоваться рано.

— Ничего, кроме ваших трезвых физиономий на отборочных, — он протягивает мне фляжку. — Вы оба нужны мне в команде, но я не смогу взять вас, если облажаетесь. А в таком случае, помимо возможного проигрыша Митчелу, на меня еще и обрушатся все наши сестры за отсутствие у меня родственных чувств.

После одного глотка гадкого на вкус зелья ум тут же приобретает ясность, а головная боль исчезает. Я протягиваю фляжку Скорпиусу (все еще не верится, что мы сможем играть в одной команде и не выслушивать перед каждым матчем речи вроде «Дружба дружбой, но нам нужна победа любой ценой»).

Джеймс переводит взгляд на Мелани, и на его лице появляется та самодовольная улыбка, которая бесит меня больше всего.

— Здравствуй, Мел, давно не виделись.

Малфой наконец решает проявить интерес к происходящему, но не из-за зелья, а из-за тона, которым мой брат обращается к его сестре. Кажется, мы оба что-то пропустили.

Мелани поднимает бровь.

— Позавчера?

Джеймс улыбается еще шире, наклонившись к ней через стол.

— Так значит, не я один считаю дни, прошедшие с нашей последней встречи?

Ох, как жаль, что Нотт не умеет испепелять людей силой мысли, во взгляде, которым она награждает Джеймса, отчетливо читается такое желание. Надо будет сказать ему, что он может найти кого-нибудь другого, чтобы потешить свое самолюбие.

Скорпиус передает Мел фляжку. Джеймс внимательно следит за ее действиями, и на ее лице на мгновение отражается тяжелейшая внутренняя борьба — принять зелье, тем самым признав, что у нее жесткое похмелье, или гордо отказаться, но мучиться остаток дня. В следующую секунду она с самым невозмутимым видом делает глоток.

— О, Мелани, — почти с восторгом протягивает брат, — вижу, и для тебя вечеринка не обошлась без последствий. Ты, значит, любишь веселиться? А по тебе и не скажешь.

Девушка не реагирует на его реплику, задумчиво проводит языком по губам, а затем снова отпивает из фляжки, чтобы распробовать.

— Неплохое зелье, но я бы сделала лучше, — она наконец выносит свой вердикт, и пришедший в себя и повеселевший Скорпиус не сдерживает смешка. — Тот, кто его варил, явно переборщил с экстрактом полыни, от этого и горечь. Но я полагаю, оно все равно действует, да, мальчики?

Она выжидающе смотрит на нас, и мы поспешно киваем.

— Да, голова не болит, — добавляю я, стараясь не рассмеяться.

— Вот и отлично, — Нотт сладко улыбается и выскальзывает из-за стола. — Я, пожалуй, пойду, не хочу опаздывать. Да и вам советую поторопиться.

Она целует в щеку сначала Скорпиуса, а затем, чуть помедлив, меня.

— Удачи, мальчики, — бросает она напоследок, обращаясь исключительно к нам двоим, и эффектно удаляется, цокая каблуками.

Нет, Мел все-таки отличная девчонка. И почему я раньше с ней не общался?

Мы поднимаемся с мест, махнув на прощание Джеймсу, и выходим из столовой.

— Что твоему брату нужно от моей сестры? — спрашивает Малфой скорее с любопытством, чем с беспокойством или угрозой.

— Понятия не имею, — я пожимаю плечами. — Надо спросить у Лили, может она что знает.

Я краем глаза слежу за ним, но он никак не реагирует на упоминание ее имени.

У поворота к алхимическим лабораториям мы расходимся — Скорпиус не проявил никакого желания изучать Управление стихиями, «не испытывая доверия к преподавателю, который не знает, что такое одежда, но носит больше бус и фенечек, чем любая девчонка». Мне же предмет кажется интересным, тем более, больше такого я нигде не увижу.

Войдя в нужный кабинет, я застываю на пороге: вместо привычного класса с партами и стульями я оказываюсь на небольшой поляне. В Хогвартсе тоже есть такая комната, которая используется разве что студентами для свиданий, но папа говорил, что раньше там проводились уроки Прорицаний с кентавром. Пришедшие атланты разбрелись по всей поляне, осматриваясь, и я замечаю, что все они ходят босиком, а обувь аккуратно сложена у дверей. Я тоже скидываю кроссовки и ступаю на мягкую прохладную траву. Все выглядит очень натуральным, вместо стен нас окружают деревья и скалы, чуть поодаль виднеется водопад, а взглянув наверх, я вижу темное сумеречное небо. Воздух здесь очень свежий, пахнущий травами и немного пряностями (напоминает ароматические свечи, которые тетя Луна привозила маме из какого-то путешествия), а пение цикад и шум воды сливаются со странной, едва слышной музыкой, похожей на звучание флейты, и треском хвороста в разведенном костре.

Раздается звонок, и я, последовав всеобщему примеру, опускаюсь прямо на землю. И рядом со мной тут же падает чья-то сумка на длинном ремне. Саммер Холл садится на траву, вытягивает загорелые ноги — черт возьми, на ней же самые короткие шорты, которые можно придумать, — и поворачивается ко мне, склонив голову набок.

— Привет, Саммер, — нервно здороваюсь я, радуясь, что в этот раз хотя бы не начал заикаться.

— Привет, Альбус Северус, — протягивает она, улыбаясь.

— Ал, просто Ал, — поправляю я. — Не стоит называть меня полным именем, оно довольно нелепое. Моим брату и сестре достались имена родителей и друзей, а меня отец почему-то решил назвать в честь директоров Хогвартса… Да забудь, это совсем неважно. Просто зови меня Ал, если будешь обращаться ко мне. То есть, когда будешь обращаться ко мне…

О черт. Просто отлично. Хорошо хоть Малфоя здесь нет. И Джеймса. И вообще кого-либо из знакомых. Может, еще не поздно уйти?

Девушка тихо смеется. Мерлин, как же она смеется…

— Хорошо, Ал. Я запомню.

С каждой секундой моего молчания мои шансы стремительно приближаются к нулю, но я просто пялюсь на нее, как полный идиот. И тут, хвала Мерлину, на поляне появляется преподаватель. Ну, отношение Скорпиуса вполне можно понять: перед нами, опираясь на посох с вырезанными на нем символами, стоит тощий старик в набедренной повязке из листьев, обвешанный амулетами и бусами, с длинной белоснежной бородой и темной, выжженной солнцем и покрытой татуировками кожей.

— Добро пожаловать, юные маги, — произносит он самым старческим голосом и обводит весь класс внимательным взглядом. — Меня зовут Шикоба, и здесь для того, чтобы помочь вам овладеть искусством управления стихиями. Как вы знаете, Австралия долго оставалась отрезанной от остального мира, у австралийских магов не было волшебных палочек, но они посвятили себя познанию сил природы. Стихийная магия не требует использования предметов-посредников, нужна лишь внутренняя гармония…

— А для чего тогда вам посох? — спрашивает кто-то, и я дергаюсь, выпадая из оцепенения, в которое меня ввел гипнотический голос преподавателя.

— Посох? — удивленно переспрашивает он и издает скрипучий смешок. — Чтобы не упасть — для чего еще такому старику, как я, нужна палка? Вам все это ни к чему. Чтобы использовать магию стихий, вам нужно лишь найти ее, прийти к равновесию с самим собой. В большей степени одному человеку присущ один элемент — вода, земля, огонь или воздух — но можно научиться повелевать всеми, если достичь полной, истинной гармонии…

— А вы можете?

Старик хитро улыбается одними глазами, отбрасывает посох в сторону и с необыкновенной для своего возраста и телосложения резвостью начинает крутить в воздухе руками. Атланты завороженно следят за ним и начинают переглядываться и посмеиваться, когда ничего не происходит, — ровно до того момента, как от костра отделяется струя огня и перемещается прямо в ладони мага. Движениями рук он заставляет огненное кольцо вращаться в воздухе, а затем сам же тушит его, призвав воду из водопада. После этого он демонстрирует нам умение управлять землей, откалывая от скалы несколько крупных камней, а затем обрушивает на поляну сильный поток ветра, из-за чего на деревьях шелестят листья.

Да уж, ему определенно удалось произвести на нас впечатление!

— Но вам такое не удастся, — безмятежно сообщает старик, перебивая возбужденные и восторженные перешептывания атлантов. — Вы молоды, ваши сердца подвержены страстям и терзаниям… Впрочем, некоторые из вас все же смогут овладеть своим элементом к концу пребывания на этом острове. Что ж… К практике, разумеется, переходить рано. Сегодня вы попытаетесь найти связь со своим внутренним «Я». Расслабьтесь, сядьте поудобнее и освободите разум…

Краем глаза я вижу, как рука Саммер взлетает вверх.

— Я могу уйти? — громко спрашивает она.

Старик улыбается, как будто ни капли не удивившись, и кивает, не спрашивая о причинах.

— Конечно, моя дорогая, вы свободны.

Девушка хмыкает, поднимается с места и уверенно покидает кабинет, прихватив свою обувь. Едва за ней закрывается дверь, я вскакиваю на ноги и тут же чувствую на себе взгляды остальных.

— Простите, профессор Шикоба, я хотел бы удостовериться, что с Саммер все хорошо.

Должна же быть причина, по которой она вот так ушла посреди занятия. Вдруг ей стало плохо? После ночной вечеринки это вполне могло произойти. Получив разрешение преподавателя, я надеваю кроссовки, открываю висящую в воздухе дверь и выхожу в коридор учебного здания. Увидев девушку сидящей на полу, я испуганно бросаюсь к ней — но Саммер с самым обычным видом застегивает кожаные ремешки сандалий.

Она поднимает на меня взгляд, и на ее лице возникает какое-то хитрое выражение.

— Я знала, что ты пойдешь за мной, — усмехается она.

— Но почему ты ушла? — спрашиваю я, по-прежнему недоумевая.

Саммер пожимает плечами.

— Там стало скучно.

— Скучно? — понизив голос, переспрашиваю я, оглядываясь на двери ближайших кабинетов.

— Нет, конечно, начало было прикольным, старик явно знает свое дело, но ты же слышал, остаток урока мы бы просто медитировали.

Она поднимается с пола, деловито отряхивает ладони и выжидающе смотрит на меня.

— Ну что, идем?

— Куда?

— Да куда угодно! — восклицает она. — Скажем, на пляж?

Я качаю головой, все еще не понимая, что она делает.

— Саммер, мы не можем просто так уйти с занятий.

— Почему? — она невинно поднимает брови.

— Ну, это невежливо…

— А тебе разве есть дело до того, что он о тебе подумает?

— И здесь мы все-таки обязаны посещать занятия, это как школа.

— Да брось, зачем тратить время на то, что нам неинтересно? — она закатывает глаза. — А ведь мы могли бы провести его с гораздо большей пользой. Вот мы с тобой даже толком не знакомы, а я хотела бы узнать тебя поближе.

Она по-прежнему улыбается, но в глазах ее читается вызов.

— Неужели ты никогда не нарушаешь правила?

Я знаю, что Саммер будет разочарована, если я откажусь, а мне совсем не хочется, чтобы она считала меня скучным и слишком правильным. В конце концов, я и в Хогвартсе иногда прогуливал уроки. Да и она права — сегодня не будет никакой практики. К тому же, если она всерьез хотела бы познакомиться поближе…

— Идем.

Я хватаю ее за руку, мы тихо выходим из здания — а потом пускаемся бежать. Уже почти у пляжа я останавливаюсь, и она врезается в меня.

— Организаторы, — тихо говорю я, кивая в сторону бара. — Ну конечно, где им еще быть…

— Есть идеи?

Я лихорадочно соображаю, пытаясь не отвлекаться на ее горячую ладонь, крепко сжимающую мою. Что я вообще делаю, черт возьми? Если нас здесь поймают, меня могут не допустить до отборочных, и тогда я не попаду в команду… Отборочные!

— Поле для квиддича!

Мы срываемся в сторону стадиона — а он, к счастью, действительно пустует — и падаем там прямо на землю. И смеемся как ненормальные. Черт, а я и забыл это чувство! Давно я ничего такого не делал, ночные прогулки по Хогвартсу или побеги в Хогсмид уже давно стали привычным делом, а тут…

Саммер приподнимается на локтях, все еще тяжело дыша после бега.

— Это было весело, — улыбается она. — Обожаю нарушать правила. Столько адреналина.

— И часто ты это делаешь? — интересуюсь я.

Девушка пожимает плечами.

— Частенько. Летом мы постоянно сбегаем на рок-концерты и фестивали, ну а в школе… Салемский Институт Ведьм и Салемский Институт Колдунов — по сути разные учебные заведения, но студентов это никогда не останавливало. Мы все время что-нибудь придумывали. Даже как-то непривычно, что здесь не нужно выбираться через потайные ходы под мантией-невидимкой, чтобы, скажем, попасть на свидание. Но свидание во время уроков на поле для квиддича — тоже неплохо.

— А… Так это свидание? — опешив, спрашиваю я.

Саммер смеется, смотря на меня все тем же хитрым взглядом.

— Ну это уже от тебя зависит. Ты разве не хочешь, чтобы это было свиданием?

— Хочу, — поспешно соглашаюсь я, часто кивая, как придурок. — Конечно, хочу.

Она снова смеется и откидывает голову назад, так что ее волосы почти касаются земли, а широкий ворот майки сбивается набок, оголяя плечо.

— Да ты не нервничай так, — она садится, и ее лицо оказывается на одном уровне с моим. — Расскажи мне лучше о себе. За что ты сюда попал?

— За что… Звучит так, как будто мы говорим о тюрьме, — я усмехаюсь, удивляясь самому себе.

— А разве не так? Правила, уроки, комендантский час, — она передергивает плечами и морщится. — Кошмар, а не лето.

— Ты что, не хотела в «Атлантиду»? — удивляюсь я. — Как ты тогда сюда попала?

— Не стоит вестись на разглагольствования Матье о том, что здесь собрались только маленькие гении со всего мира, — она фыркает, покачав головой. — Новая пассия моего папочки — спонсор, вот они и отослали меня сюда на целый месяц.

Вот теперь я, кажется, начинаю что-то понимать. Наверное, она обижена на отца, поэтому так демонстративно выражает свое отношение к порядку и занятиям.

— На самом деле, здесь очень здорово, — мягко говорю я. — Тебе понравится.

— Ну, если здесь каждую ночь такие вечеринки, как вчера, то точно понравится, — ухмыляется она.

— Нет, это было только посвящение, но здесь постоянно что-то происходит. Следующая нелегальная вечеринка будет на крыше, это своего рода традиция. Да и общие мероприятия здесь хорошие, скоро будет костюмированный вечер, вроде Хэллоуина.

Саммер улыбается, обрадованно и очень красиво.

— Значит, это место не такое уж и плохое. Еще бы уроки убрать…

— Если сбегать с них, так и не поймешь, что здесь гораздо интереснее, чем в школе, — замечаю я. — Неужели тебе ничего не понравилось?

— Ну, — она задумывается и довольно усмехается, — разве что Естествознание.

— Ты любишь животных?

— Не особо, но в здешних теплицах есть кое-что интересное.

Она шарит рукой в сумке и демонстрирует пакетик с измельченной и засушенной зеленью.

— Абиссинская смоковница, — утверждает она, помахав им в воздухе. — Причем лучший сорт. Профессор Майер так долго рассказывала о применении плодов в Эйфорийном эликсире, а мне все было интересно, знает ли она, как используют листья — уносит с пары затяжек.

— Ты что, украла это из теплиц?

Кажется, я настолько поражен, что даже не попытался говорить с меньшим осуждением.

— Да брось, это же смоковница! Ее там полно, а я взяла совсем немного.

Я молча наблюдаю за тем, как она методично делает самокрутку, и чувствую, как созданный мною образ разбивается на мельчайшие осколки. Саммер Холл — идеальная, прекрасная, живая Саммер Холл — от скуки сбегает с урока, чтобы покурить травку, украденную из теплиц…

Она затягивается и протягивает мне косяк.

— Будешь?

Я качаю головой, не в силах вымолвить ни слова, и надеюсь, что на моем лице не отражается того отвращения и разочарования, которое я испытываю. Впрочем, Саммер и так все понимает, проницательно глядя на меня, но почему-то ее это не расстраивает.

Раздавшийся наконец звонок избавляет меня от необходимости и дальше сидеть здесь и смотреть, как чертова Саммер Холл курит чертов косяк во время занятий в летнем лагере.

— Пойдешь на урок? — усмехается она, прекрасно зная ответ.

— Да, — хриплю я и прочищаю горло. — Да, пожалуй.

Я ухожу со стадиона, ни разу не оборачиваясь, но затылком чувствую на себе ее взгляд.