Знакомьтесь, Джо Блэк (гет)

Рон пришел домой через пятнадцать минут после нее и выглядел, несмотря на поздний вечер, вполне бодрым и веселым.

— О, привет, привет, а я думал — успею раньше, — он вытащил из-за пазухи букетик нежно-розовых цветов. — Хотел тебя порадовать, что-то ты в последнее время совсем кислая.

— Спасибо, — она взяла цветы и выдавила из себя улыбку.

— Не нравится? — Рон погрустнел.

— Что ты! Мне очень нравится… ох, Рон! — она обняла его со всей нежностью, на которую была способна.

— Ты что, милая, опять на работе что-то случилось? — он легко подхватил ее на руки и отнес на диванчик. Зажег Инсендио огонь в камине, отправил цветы в вазу, спохватившись, наполнил ее водой с помощью Агуаменти.

Он шептал ей нежности и глупости, он водил пальцами, едва ощутимо, по коже между поясом юбки и футболкой, он замолкал, только чтобы поцеловать ее — в висок или в щеку, в уголок губ, больше успокаивая, чем соблазняя.

— Не надо, Рон. Только не сегодня, пожалуйста, у меня… я, похоже, заболела. День был — ужас, и вчера, и сегодня. Я лягу пораньше, а завтра… завтра все будет иначе, все будет… хорошо.

Она сбежала, стараясь не вспоминать ошарашенное лицо Рона. Никогда раньше между ними не случалось такого. Бывали и ссоры, когда Рон хлопал дверью и уходил к Гарри за дружеской поддержкой; бывало, когда она сама жаловалась Джинни, что Рон абсолютно невыносим и жить с ним вместе невозможно. Всякое бывало, но всегда, как бы они ни ссорились, между ними не было неловкости, оба знали, уж она-то точно, что все эти ссоры, как перец в супе — разжуешь, поморщишься и забудешь. Но никогда раньше не было такого, чтобы один сбегал от другого, не рассказав о своих печалях, не поделившись, сбегал в момент нежности, сбегал, потому что стыдился.

А Гермиона стыдилась, и, моя руки, остервенело и раздраженно, она не смотрела в зеркало над раковиной, боясь себе в глаза взглянуть. Мысли о Джо затопляли ее — медленно и тягуче. Она чувствовала себя лодкой, идущей ко дну. И ладно бы это было сексуальное влечение, с этим она бы справилась, но это было чем-то иным, ядом с отсроченным действием. Вроде еще — все в порядке, все как было вчера и позавчера, но отчего-то начинает ныть сердце в предчувствии беды… Гермиона умылась, собралась с духом и мысленно отчитала себя за истерику.

Она вернулась обратно. Рон на кухне с хмурым видом наблюдал, как закипает чайник. Гермиона подошла сзади и обняла его, он положил свою ладонь поверх ее.

— Ты самый лучший, — проговорила она ему в спину.

— Что мы делаем не так? Много работаем? Надо как-то снизить скорость? Я не сержусь, просто… обидно, что ли.

— Пойдем, поваляемся, — она выключила пыхтящий чайник, взяла Рона за руку и потянула за собой, в спальню.

Нокс.

Свет погас, в темноте, закрыв глаза, было проще отдаться на волю ощущений, было проще не думать, совсем не думать. И в какой-то миг возбуждение, наконец-то, пересилило, и образы, мельтешащие перед внутренним взором, превратились в яркий узор, чтобы через мгновение разбиться и слиться с темнотой.

Утром, собираясь на работу, Рон счастливо насвистывал магловский хит «Тохiс».

— Давай соберем в субботу всех наших? А то видимся теперь на день победы, на похоронах и свадьбах.

— Это называется — взрослая жизнь, все заняты. — Гермиона встала рядом с мужем. — Застегни цепочку.

— Мы волшебники или где? В наших силах сделать жизнь веселее. Так что ты думаешь? Готовить не будем, все равно Кричер нагрузит Джинни под завязку. О, можно пиццу заказать! Завяжи мне этот проклятущий галстук!

— Пицца — это прекрасно. А по какому случаю такая официальность?

— Я рассказывал: провожаем на пенсию старого маразматика Прегора, будет сам министр. Заместитель главы аврората, это тебе не просто так, хотя толку от него меньше, чем от стула… — Рон накинул парадную мантию. — Так собираем наших?

— Я поговорю с Джинни и попрошу ее организовать.

— Отличная идея, а то сестренка явно не знает, куда себя деть.

— Ну да, сидеть с ребенком — это так легко и просто, — проворчала Гермиона, вызывая Джинни через каминную сеть.

Джинни с радостью откликнулась на предложение, пообещав разослать письма и согласовать удобное время, напоследок спросив:

— Ты куда пропала? Не заходишь.

— Очень много работы, — Гермиона отвела глаза. Джинни обладала неимоверной интуицией, скрывать что-либо от нее было почти невозможно, а Гермиона не хотела сейчас делиться откровениями на тему Блэка, который может оказаться Снейпом.

— Работа, ну-ну, — Джинни нахмурилась. — Если что, ты знаешь, я тебя поддержу и помогу всем, чем смогу.

— Спасибо, Джинни, ну… мне пора? — и Гермиона с облегчением прервала общение.

Блэк. Мерлин его дери! Он проникал в ее жизнь, был незримо рядом, все время заставляя думать о себе, переживать, размышлять, анализировать. Дьявольские силки! О чем бы она ни думала, что бы она ни делала, все оборачивалось мыслями о нем.

Ей просто надо было выдержать паузу, пока ее состояние не станет стабильным и нормальным. Стабильно-нормальным. И еще она собиралась снова засесть в больничной библиотеке и найти всю возможную информацию по потере памяти у магов. Вот только тогда, вернув себе душевный покой и вооружившись знаниями, она и позвонит Джо Блэку.

Тоска и правда отпускала, понемногу, по чуть-чуть, и Гермиона уверилась, что ее симпатия, ее тяга к Джо была чем-то сродни гриппу. Хватит недели, ну пусть двух, чтобы излечиться от этого полностью. К субботе она, похоже, оправилась совсем.

В доме давно не было так шумно и весело. Гермиона стояла в проеме, отделяющем кухню от гостиной, и смотрела, как Джордж, Джинни и Рон играют в «Дартс». Джинни вела с разгромным счетом, парни то и дело громко возмущались, подозревая Джинни в мухлеже, и взывали к общественности, но общественность не реагировала. Гарри болтал о чем-то с Невиллом; Луна со своим женихом, Рольфом, наперебой уговаривали Ханну ехать с ними в экспедицию за новыми животными для Запретного леса… На Гермиону накатила волна счастья, она уже стала забывать, как это бывает, когда тебе просто хорошо, когда можно расслабиться и не думать ни о каких проблемах.

— У нас осталось магловское пиво? — Рон протиснулся мимо нее в кухню.

— И пиво, и пицца, все под чарами, одно — чтобы не нагрелось, другое — чтобы не остыло. Сними и потом наложи обратно.

— Угу, потом? — Рон взял в одну руку стопку коробок с пиццей, в другую — несколько бутылок с пивом.

— О, Мерлин, — Гермиона помогла мужу, отлевитировав бутылки на стол, следом чинно пролетела пицца.

— Да, точно, можно и так! — Рон схватил еще пару бутылок. — Эй, давайте посидим все вместе. Кто еще не пил пиво "Хайнекен", налетайте. Это надо попробовать!

Беседа скакала с одного на другое, то и дело взрываясь смехом. Джордж сыпал шутками, которые тут ж подхватывал Рон. Он все время старался заполнить брешь, зияющую рядом с Джорджем после смерти Фреда, но не получалось, и Гермиона порой испытывала совершенно неоправданную неловкость. И все же, несмотря на не всегда удачные шутки Рона, на неразговорчивость спутника Луны, на грусть в глазах Невилла, вечер удался. Им было хорошо всем вместе, и Гермиона вскользь подумала, что ни Джо, ни Снейпу здесь места нет.

Уже уходя, Луна взяла Гермиону за руку и сказала, склонившись к самому уху.

— Ты в опасности. Вокруг твоей головы сегодня вечером кружат мозгошмыги. Я бы не советовала тебе так глубоко задумываться, а то не успеешь оглянуться, и твои мысли — тебе не принадлежат.

— Ты не представляешь, как я этого боюсь, — вполне серьезно ответила подруге Гермиона. — Я буду осторожна…

На следующий день к ней в больницу зашел Гарри.

— Ты по служебным делам?

— Нет, просто соскучился.

— Не ври, мы виделись вчера.

— Это не считается. Давай перекусим, позавтракать не успел.

— Как и Рон. Подожди, я предупрежу…

Они прямиком направились в кафе, находящееся неподалеку. Хозяин, выполнявший заодно и роль бармена, был сквибом и умело разводил поток волшебников из Мунго и случайно забредших к нему маглов по разным залам. Гермиона села за свой любимый столик, стоявший почти что в углу. Уж если она и выбиралась из больницы выпить чашку кофе и подумать, то хотела делать это обычно в одиночестве, а не с шумной компанией коллег.

Гарри заказал жаркое из баранины, Гермиона — салат. Беседа текла ровно, как и бывает у старых друзей — о работе, о семье, о том, что всего не успеть, что хочется в отпуск и неплохо б отвезти Джеймса на море, что бабушки балуют детей, что надо прочесть уйму всего, но где — опять же — взять на это время?

Гермиона ждала расспросов, но Гарри болтал о том и о сем, не делая попыток выйти на какую-нибудь скользкую тему и не задавая дурацких вопросов: «Как там дела у тебя с Роном?» Уже прощаясь рядом с Мунго, Гарри трансфигурировал валяющуюся старую картонную коробку в подобие скамейки, присел на нее, приглашая Гермиону сделать то же самое.

— Я тороплюсь, Гарри.

— Всего минуту, а потом опять — в бой.

Они сели, как бывало когда-то давным-давно, спина к спине.

— У тебя бывает, что… ну… будто мы — лишние тут? — спросил он делано спокойно. — Я сам себе иногда не верю, когда серьёзно рассуждаю о чем-либо. Все как будто ненастоящее… Нет, все хорошо, но просто иногда ощущение, что я занят не тем, что я что-то важное упускаю. Не знаю, что, может, где-то новый Темный Лорд, а с ним никто не сражается, пока я занят всякой ерундой.

— Комплекс спасителя. У меня то же самое. Даже работа не помогает, — в тон ему ответила Гермиона.

— Но это пройдет?

Раньше бы она ему уверенно ответила, что — да, надо только постараться, что еще немного и они научатся жить в мирное время и перестанут бросаться спасать всех и вся, просто потому что не могут иначе.

— Я не знаю, — сказала она ему сегодня.

И что она могла ответить еще, после истории с Джо?

Сидение в библиотеке приносило только крохи новых знаний по интересующей Гермиону теме. Ей все время казалось, что она упускает что-то важное, что-то лежащее чуть ли не на поверхности.

Слова Белинды о том, что ей не хотелось бы видеть Гермиону пациенткой, уже не казались шуткой. Гермионе казалось, что она сваливается в безумие. Всегда, в любых обстоятельствах она знала, что может положиться на свой разум, на логику, отыскать смысл, взвесить и принять правильное решение. Несмотря на презрение к Предсказаниям, она видела свою дорогу жизни на много лет вперед: за свадьбой — карьера, потом дети, обязательно двое: мальчик и девочка, умненькие и веселые. И снова работа, научная деятельность и почетное положение в обществе... Она не боялась трудностей и полагала, что, зная, «что такое хорошо и что такое плохо», она всегда сможет сделать правильный выбор. Она всегда была верна себе и своим принципам. Даже страдая от неразделенной любви к Рону (Мерлин, это было жизнь назад!), она знала, что все устроится правильно, так, как надо. Вот удивилась бы Трелони, если бы Гермиона призналась, что знает, видит — им с Роном суждено быть вместе. Их любовь вызревала медленно, не торопясь. Она брала свое начало из дружбы, укреплялась совместными приключениями, подпитывалась их ревностью, закалялась разлуками. Их свадьба была настолько же предрешена, насколько может быть предрешен восход солнца каждый день. Это было естественным и разумным, в этом была логика и смысл. В отношении к Джо ни логики, ни смысла не было, и Гермиона тонула без привычных опор, захлебываясь непонятными, бессмысленными чувствами, которые словно принадлежали кому-то другому, не ей. Несколько раз она была готова аппарировать к его ресторану или квартире, просто чтобы увериться — с ним все в порядке, и каждый раз одергивала себя, читая мысленно длинную отповедь. Она — целитель, она — профессионал и она, фестрал задери, любит Рона!

Прошло около двух недель с последней встречи с Джо, когда в одной из стопок книг, отложенных для изучения, Гермионе попалась небольшая брошюра Ньюта Скамандера «Обскуры, обскурии и причины их появления. Теория и практика». Некоторые истории болезни были толще этой книжечки. Гермиона открыла брошюру и начала читать.

«…видимо, во многом на рост обскурии влияет появление рядом с обскуром волшебника с высоким или хотя бы средним магическим потенциалом. Все изученные мной случаи свидетельствуют о том, что проявляться спонтанная (темная) магия начинает после нескольких контактов носителя обскурии с магами. Возможно, я стал причиной смерти той девочки….»

Гермиона прикрыла рот рукой. Мерлин всемогущий…

«…опасность, угроза жизни, насилие и прочие травмирующие факторы ускоряют выход обскурии из-под контроля (или заставляют личность мага слиться с обскурией и передать ей власть над собой)…»

«…взрослые маги не бывают обскурами по ряду причин: во-первых, в наше время ребенку с явными способностями, который по той или иной причине не был обучен, тяжело избежать травмирующих событий, и обскурия быстро набирает силу. Это приводит к гибели юного мага. Во-вторых, взрослые волшебники чаще всего обучены и знают, как совладать с силой, дарованной им. Обучение магии — это в первую очередь обучение контролю над своей силой… Важно, чтобы информация обо всех маглорожденных детях поступала в Хогвартс и эти дети получали магическое образование…»

Не нужно было подходить к нему. Не нужно. Он мог бы жить до конца своих дней в магловском мире, спонтанные выбросы магии списывались бы на удачливость или случайности — чего только не бывает на свете, но стоило появиться ей, Гермионе, и магия, запертая до этого в Блэке, проснулась и, возможно, стала набирать силу. Все приведенные Ньютом Скамандером примеры просто вопили об этом: рядом с обскуром появлялся сильный маг и после этого носитель обскурии был фактически обречен.

Она заставила себя читать дальше:

«…замечено, но не является подтвержденным, что носители обскурии привязываются (импринтинг?) к магам, которые начинают общаться с ними раньше других и проявляют к ним симпатию любого рода. Так было со мной, и поэтому я считаю себя виноватым в смерти несчастной девочки, так было — по некоторым сведениям — с Грейвсом (Гриндевальдом) и несчастным Криденсом…»

— Так случилось и с Джо Блэком? — тихо произнесла Гермиона.

Больше тянуть было нельзя. Если она не хотела, чтобы кто-то пострадал, надо было вернуть Джо память, а потом уже решать, что делать дальше. Гермиона посмотрела на часы: было уже почти восемь вечера и Джо должен был быть в ресторане.

— Подмени меня, хорошо? — вид у нее был такой, что Снэванс решил не спорить и только кивнул растерянно — чтобы Гермиона Уизли просила ее подменить и уходила посреди дежурства?

Через пять минут Гермиона была около «Полнолуния», через семь выяснилось, что Джо на работе нет. Она выругала себя за поспешность — могла бы свериться с картой, на которой до сих пор высвечивались маршруты Джо и которую Гермиона сама от себя спрятала пару дней назад. Еще несколько минут, и она в знакомом дворе, рядом с его домом. Гермиона не стала звонить, открыла дверь Аллохоморой, взбежала на последний этаж. Что же она так несется, словно обскур уже бушует в центре Лондона? Ничего же не случилось и, возможно, все ее теории — пыль. Она перевела дыхание и уже спокойно постучала в дверь.

Джо открыл через томительные несколько минут, когда она уже собиралась уходить. Выглядел он неважно — мятая футболка, темные круги под воспаленными глазами, сгорбленная спина…

— Какого…Ты? — он выпрямился, вглядываясь в ее лицо. — Я брежу?

— Я пришла…

Он посторонился, позволяя ей войти.

— Что случилось, Джо?

Квартиру было не узнать: мебель перевернута, картины сброшены со стен, пара из них порвана, повсюду рваная и, кажется, местами обгоревшая бумага.

— Что здесь было?

Он смотрел на беспорядок, потирая лоб, словно пытался что-то мучительно вспомнить.

— Я не знаю. Я вчера почувствовал себя плохо и… кажется… пошел домой. Лег спать и все… Как же болит голова! — он сжал ладонями виски.

Она помогла ему добраться до кресла, стала за спиной:

— Закрой глаза и помолчи, пожалуйста, — не таясь она достала палочку. В этот раз это была не просто головная боль. Таким темно-багряным, неспокойным цветом аура пылала только у тех, кто подвергался магическим пыткам или воздействию ядов. Но это было исключено. Возможно… Нечего было гадать. Надо было использовать Легилименс и выяснить все одним махом.

— Не уходи, — прошептал он. — Приходи когда хочешь, просто приходи. Хочешь, я поклянусь, что не трону тебя, я готов на все, только не пропадай вот так. Я сперва, — он нервно рассмеялся, — я думал, что бросила, ну и к черту. Не первая и не последняя женщина. Потом просто скучал, а потом тоска стала невыносимой, я не испытывал такого никогда. Никогда, так…

— Тихо, тихо. Сейчас будет легче, только не открывай глаза, — она водила над его головой палочкой, изгоняя боль, поминая всех богов и Мерлина в придачу, чтобы не навредить, не сделать хуже. Что же она наделала, что она наделала! Не жилось ей спокойно!

— Я согласен быть другом. Черт с ним. Дружба, — он поднял руку, вслепую пытаясь дотронуться до нее. — Я жалок и смешон, но, кажется, я люблю тебя. Ничего о тебе не знаю, но люблю.

— Это не любовь, — она нахмурилась. — Джо, давай попробуем вернуть тебе воспоминания.

Он открыл глаза, развернулся так, чтобы видеть ее.

Ее пальцы заботливо и нежно перебирали его волосы, унося последние остатки боли, она смотрела в его глаза, не отрываясь, и реальный мир становился зыбкой, крошащейся по краям иллюзией. Было так заманчиво нырнуть в общую на двоих темноту и забыть обо всем на свете…

— Я прошу тебя. Пожалуйста…

Он резко отстранился от нее, осмотрелся.

— Потом… ты уйдешь?

— Потом, велика вероятность, ты не захочешь меня видеть.

Он смотрел на нее, и ей хотелось обернуться невидимкой, закрыться от его взгляда или, наоборот, прижаться к нему, только чтобы не видеть, как он на нее смотрит.

— Хорошо, что я должен делать? — он сел прямо, складка пролегла между бровями. Сегодня, словно в насмешку, в черной футболке и в черных джинсах, уставший от боли, сломленный, но не сдавшийся, он как никогда походил на Снейпа. На профессора Снейпа, со вздохом поправила себя Гермиона.

— Смотри сюда, на огонек, — она вытащила палочку и невербально зажгла свет на ее кончике.

— Лазерная указка, забавно.

— Что? Ах, да, лазерная… это что-то вроде гипноза, тебе может показаться, что я — у тебя в голове…

— Ты все время в моих мыслях, я привык, — он послушно смотрел на палочку.

— Тогда начнем, — она повела палочкой из стороны в сторону, тихо прошептав: «Легилименс».

Она умела скользить по чужим воспоминаниям изящно и почти невесомо, оборачиваясь ветром и облаками. Она знала, что искать, и давно уже не отвлекалась на то, что ее не касалось. Все же она позволила себе посмотреть на их последнюю встречу его глазами и ощутить всю горечь от своего побега. Он видел ее красивее, чем она была на самом деле. Она последовала дальше. Женщина с мягким взглядом темно-карих глаз, другая женщина — с губами тонкими и бескровными и таким звонким смехом… Гермиона уняла ненужную ревность — как бы то ни было, ее это не касалось. Дальше, дальше. Радости и горести, победы и поражения, друзья и злопыхатели. Ресторан и его открытие, знакомство с Игги, темный дом, рождественская песня и почему-то — страх. Клетушка, с трудом напоминающая комнату, аскетичная обстановка. Снова женщина, даже девушка, чуть младше Гермионы, с серьгой в носу и татуировками. Другая квартира, больница, взгляд на себя в зеркало и понимание, что ничего, никаких воспоминаний не осталось и… Гермиона остановилась перед темной стеной. Дальше она пройти не могла, как ни старалась. Стена была похожа на огромную темную студенистую массу, залившую все вокруг. От нее веяло холодом, а если присмотреться — в ее глубине едва различались призрачные силуэты. С таким Гермионе дело иметь не приходилось. Стертая память Локхарта напоминала пустыню, по которой ветер гнал обрывки воспоминаний. Все новое, что он узнавал за день, этот ветер разбрасывал с жестокой последовательностью. Гермиона видела разные стены, которые закрывали воспоминания — невероятно высокие каменные и зыбко прозрачные, словно туман, темные, как ночное небо, и она знала, что делать в таких случаях, но память Блэка была словно погружена в мутный сироп. Только тронь — и утонешь сам, пропадешь, завязнешь. Гермиона поставила якорь и дотронулась рукой до стены. Ее вышвырнуло из разума Джо с такой силой, что все тело тут же отозвалось глухой болью, будто она упала с порядочной высоты на асфальт.

— Гермиона, — он, белее своей самой стерильной формы, стоял рядом с ней на коленях, поддерживая ее голову, — что… что происходит?

— Ты — не обскур. Слава Мерлину, — прошептала она, после чего мир померк.