Танец пепла (гет)

— Ваше величество, — советник замер в дверях. Король лишь кивком головы обозначил его присутствие — взгляд же был всё также прикован к багровой линии горизонта.

— Сегодня пришло послание от Барда Лучника. Люди не покинули Эсгарот, — губы Владыки дёрнулись в иронической усмешке, но докладчик этого не увидел и продолжил, — но они планируют отступить к развалинам Дейла в ближайшие дни.

Улыбка исчезла — губы упрямо сжались.

— Он об этом написал? — король продолжал стоять спиной к говорившему, и тот не видел выражения его лица. Но от этого голоса, обманчиво беспристрастного по затылку мазнуло холодом.

— Да, ваше величество, и они просят помощи.

Советник с поклоном замолчал.

— Что на счёт гномов?

— Никаких сведений о том, что они действительно отправили гонца в Железные холмы, нет…

— Но? — Владыка полуобернулся, смерив докладчика внимательным взглядом.

— Вороны вернулись в Эребор, — советник прочистил горло. — Птиц не раз видели покидающими цитадель, и…

— Достаточно, — в алых всполохах заката серебро перстней на приподнятой руке сверкнуло кровавыми отблесками. — Передай, что мы выступаем завтра же: итак было упущено много времени.

Снова поклон. Второй эльф неуверенно отступал к двери, но в последний момент всё же решился:

— Прошу прощения, ваше величество, но что мне ответить людям?

Конечно, он мог быть жестоким, и у него были все права на то, чтобы быть жестоким. Они первыми нарушили договор ради призрачной выгоды. И вот их награда: сожжённый город, улицы, усеянные обуглившимися трупами и тело дракона на дне тёмного озера, в одночасье превратившееся в ядовитое болото. Он знал, что без их помощи люди и месяца не протянут, когда зима окончательно начнёт своё правление, как и то, что все эти слова о сокровищах Эребора — не более чем голословная бравада. У Барда не было ни сил, ни ресурсов, чтобы вести осаду, или того более — атаковать королевство гномов. Люди же были нужны королю эльфов, во всяком случае, пока. Это больно щёлкнет по самолюбию Торина и его приспешников, покажет, что они тут не более, чем нежеланные гости. Ведь, несмотря ни на что, гномы знают, что это не они убили дракона… Геройства так и не случилось. А он ещё очень хорошо помнил обычаи и нравы подземного народа: эта утерянная победа уже сейчас гложет их изнутри похлеще драконьей болезни. Как теперь Торин сможет доказать не только свои права на престол, но и то, что он его достоин? Одного кровного родства не всегда бывает достаточно. Если же эльфы объединятся с людьми… Это не только будет равносильно пощёчине, но и посеет сомнения, а то и раскол среди отряда Дубощита. Кто знает, может, они сами отопрут ворота ещё до того, как появятся их сородичи с Железных холмов? А в том, что те прибудут, он не сомневался, как и в том, что решить всё с гномами мирным путём не получится — слишком много обид и «дурной» крови. Он почувствовал это с самой первой встречи с хмурым гномом, который, по какой-то причине отчасти винил его, Трандуила, в горестях своего народа — такое просто так не прощают. Отсюда и все эти приготовления, которые не заметил только слепой. Поэтому они уже завтра отправятся к Одинокой горе — он не мог позволить быть застигнутым врасплох. А остальные: что же, пусть наивно думают, что ему действительно нужны те побрякушки, что похоронила под собой гора. Однако он не будет отрицать, что хотел бы вернуть то, что было так вероломно украдено у него и его народа. Ну а пока — он будет милосерден. Да, у него было много причин, чтобы быть милосердным:

— Пусть жителей Озёрного города обеспечат всем необходимым. Не думаю, что после драконьего пламени многое уцелело. Провиант переправьте вниз по реке уже сегодня.

Во взгляде советника промелькнуло даже что-то похожее на благодарность, но эльф быстро совладал с собой и с поклоном удалился. Король проводил его еле заметной ироничной улыбкой, но от неё не осталось и следа, как только закрылись двери.

Откуда ей было известно про Дейл и Железные холмы? Хотя, надо признать, второе было вполне ожидаемо, и его опасения, связанные с армией гномов оправдались, пусть и не совсем так, как он это себе представлял. Возможно, ей удалось подслушать, или они сами поделились с ней своими планами. Он не имел ни малейшего понятия о том, на каких правах и в качестве кого она путешествовала с гномами. Помимо воли мысли устремились в таком направлении, что уже мгновения спустя он готов был рычать от ярости. Она была его слабостью, с пол-оборота приводя в исступление, заставляющее всё внутри гореть и плавиться, словно от тёмного пламени дракона. Это была блажь думать о ней сейчас, но, порой он просто не мог остановиться.

Трандуил прикрыл глаза, мысленно вновь возвращаясь к тому разговору в больничном крыле. Столько слов, что он просто не знал, чему верить, а чему — нет. Чему он хотел верить, а что предпочёл бы принять за глупую, наглую ложь во спасение. А она всё говорила и говорила, кромсая его изнутри, потому что… Потому что лес оказался прав. «Она лжёт», — шептал ему ветер среди ветвей. «Она лжёт», — глухим эхом вторила ему сухая трава. «Она всегда тебе лгала, — звучал приговором бесстрастный голос самого духа. — Когда отдавала тебе своё тело, прижималась, извивалась так горячо и сладко, она лгала, лгала, лгала…» А она стояла перед ним, всем своим видом будто насмехаясь: бледная, тонкая, и столько отчаяния и мольбы в этих распахнутых глазах…

Эльф протяжно застонал и со всей силы сжал голову руками, будто так можно было избавиться от этих воспоминаний. Резкий взмах рукой — и на пол полетели свитки, книги, невесомый хрусталь. Осколки обожгли ладонь. Трандуил замер, с мрачным восхищением наблюдая за тонкими багровыми нитями, обхватившими запястье. Это было похоже на болезненное наваждение, дурман, наведённый её магией. Он шумно выдохнул и прикрыл глаза: ему было необходимо вернуть контроль над своими эмоциями, а для этого он должен был решить, что делать с ней дальше. Ведь за алым маревом гнева и разочарования он слышал и чувствовал правду в её словах, но где именно она скрывалась, понять было очень сложно, особенно если ведьма находилась рядом. Трандуил медленно открыл глаза, гордо расправил плечи: он был спокоен и теперь окончательно уверен в том, что поступил правильно. И этот поход к Одинокой горе пришёлся как никогда вовремя.

В дверь осторожно постучали. Тривиальное «войдите» король бросил, даже не оборачиваясь. Он не видел, но почувствовал, как замер вошедший за его спиной. Небрежный взмах рукой, и тот заговорил:

— Вы просили докладывать вам о ней… — вместо ответа всё тот же неуловимый жест. — Кажется, она уснула или впала в беспамятство.

— Она о ком-то спрашивала? Просила встречи? — ему было стыдно признаться, но сердце невольно ускорило свой ритм.

— Нет, ваше величество.

Внутри что-то сжалось, и ему стало противно за самого себя.

— Хорошо. Следите за ней. Хотя, думаю, стены сделают всё сами.

Мгновения спустя дверь тихо щёлкнула.

* * *

— Зачем ты приходишь сюда? — эхо её шёпота скользнуло по лицу; по спине пробежал холодок.

Он смерил её взглядом, но поза ничуть не изменилась: она всё также лежала на спине, как-то неестественно вытянув руки вдоль туловища. Глаза закрыты. Словно прочитав его мысли, она продолжила:

— Мне не надо видеть — я чувствую тебя. Как ты приходишь и стоишь там, во тьме, и смотришь… Зачем? — её губы скривились в еле заметной усмешке, и это вывело его из оцепенения.

— Разве я не имею права бывать там, где пожелаю, в собственных владениях? — холодно, равнодушно, потому что она не была достойна даже иронии. Но всё разбилось уже в следующий момент.

— У тебя есть все права, король Трандуил. Только вот ты не желаешь быть здесь. Не желаешь видеть меня… такой. И пока не желаешь слушать и слышать, — она глубоко вздохнула и неожиданно резко села, разворачиваясь в его сторону и без труда находя взглядом даже в этой кромешной темноте. — Так зачем ты приходишь сюда?

Он не желал уступать и шагнул вперёд — теперь они оба застыли на границе светового круга, который отбрасывал факел. Словно призрак: бледная, с лихорадочно блестящими глазами, разметавшимися волосами, — она оказалась ближе, чем он думал, и сразу пожалел об этом.

— Я не обязан перед тобой отчитываться, ведьма!

Как только слова сорвались с языка, он понял, что проиграл и выдал себя. Она это знала и, ничего не ответив, лишь тихо рассмеялась.

— Ты предала меня, — это заставило её резко замолчать. В каре-зелёных глазах отразилась печаль.

— Чтобы предать, надо сперва поклясться в верности. А мы друг другу никогда ничего не обещали.

— А разве ложь — это не предательство?

Её губы приоткрылись, будто она хотела что-то сказать, но слова так и замерли на языке. Она побеждённо склонила голову.

— Ты хотела сбежать с волшебником.

— Нет, — она отрицательно покачала головой. — Я не буду врать, мне хотелось покинуть королевство ещё до этого. Но когда он появился, я отказалась, — на последних словах её глаза вновь обратились к нему. В них замер вопрос, мольба, надежда — это было слишком для него.

— Ты права, я не готов слушать тебя, — он первым прервал их зрительную дуэль. — Возможно, когда я вернусь…

— Ты уезжаешь? — в до этого тихом голосе засквозило напряжение. — Куда?

Король медленно повернулся и лишь усилием воли заставил себя не отпрянуть — она стояла у самой решётки. Грудь вздымалась от учащённого дыхания, а распахнутые глаза казались поистине бездонными.

— Я не обязан перед…

— Вы направляетесь к Одинокой горе, ведь так?

Он не проронил ни слова, но, видимо, ответ и так был ей известен. С покусанных губ сорвался стон. Словно загнанный зверь, она нервно металась перед решеткой, постоянно что-то нашёптывая себе под нос на неизвестном ему языке. Когда же она, резко замерев на месте, вновь пригвоздила его взглядом, в её глазах стояли слёзы.

— Возьми меня с собой! — на этот раз он сделал шаг назад. — Если боишься, что я сбегу, закуй меня в цепи, свяжи, привяжи — только не оставляй меня здесь одну.

— Нет.

— Я могу быть полезна, когда прибудут гномы и… — губы сжались в тонкую линию, и он мог поклясться, что она хотела добавить ещё что-то. — Я прошу тебя, умоляю… Это место сводит меня с ума!

В её голосе было столько боли и отчаяния, что внутри что-то дрогнуло. Она была искренна. Да и что мешало ему действительно взять её с собой? Всего лишь шаг, и он откроет дверь, дотронется до неё и уже никогда и никуда не отпустит. Трандуил уже подался вперёд, когда голову пронзил голос леса: «Ты опять поддаёшься слабости. Она затуманивает твой рассудок, подавляет. Неужели ты не замечаешь?» Он почти задохнулся от боли. «Здесь и только здесь ей самое место!» — голос упал до шёпота, который ледяной паутиной окутывал его, притупляя боль. Король и не заметил, как ещё дальше отступил от светового круга. Их взгляды снова встретились: так и не пролитые слёзы высохли. Она смотрела на него растерянно и обречённо, уже зная, что он решил.

— Трандуил, мне страшно.

Он шагнул в темноту, закрывая глаза, отгораживаясь от её потерянного взгляда, бледного лика. Холодный и влажный воздух подземелья поглотил её последние слова, и он был рад, что их не услышал. Где-то вдалеке журчала чёрная река.

* * *

В нашем мире люди верили, что камни имеют память. Проходят столетия, сменяются эпохи, взмывают и рассыпаются в прах правители и цивилизации — а безмолвные монолиты впитывают в себя по крупицам песчинки событий, эмоций, переживаний. Они бесстрастные свидетели истории и одновременно с этим и есть сама история, которая под холодной толщей антрацита трепетно хранит знания и память о жизни, которой уже нет.

После того, как он ушёл, мне показалось, что я сама превратилась в эти невесомые песчинки, которые теперь постепенно растворялись в окружающем меня камне. Сначала это было лишь призрачное ощущение на кончиках пальцев, но стоило ему покинуть королевство, как меня просто раздавило. Тогда, помнится, я резко распахнула глаза, почти физически ощущая, как какая-то часть меня медленно растворялась в темноте с каждым глухим ударом копыт о промёрзшую землю древнего леса. Мне стало легче, стоило войску эльфов оказать за пределами Лихолесья. Меня больше не кромсало, но зато теперь всё заполняла пустота, пугающая, ненасытная, медленно пожирающая меня изнутри. Её влияние то усиливалось, то отступало, и остатки моего сознания печально барахтались на этих волнах, обреченно ожидая, когда их окончательно поглотит пучина.

В моменты просветления мне удавалось есть, пить и даже омывать себя, скрываясь за замеченной ранее загородкой. Вёдра с холодной, правда, водой и чистое бельё мне великодушно приносили каждые два дня (я стала рассчитывать сроки, примерно ориентируясь на приёмы пищи). Хуже стало, когда однажды я очнулась от ощущения липкой влаги между ног и слишком знакомой режущей боли внизу живота. Тогда я с запоздалой нервозностью поняла, что мой цикл прервался с той самой ночи на балконе короля. Пытаться объяснить эльфийскому воину, что мне было нужно и что у меня вообще произошло, навсегда врезалось в память, как один из самых неловких моментов не только моего пребывания в Средиземье, но и жизни в целом. Во время моего сбивчивого объяснения из противоположного угла камеры, стражник долго хмурился, нетерпеливо постукивал пальцами о рукоять меча, но в итоге так ничего и не понял. Потому что после того, как, еле кивнув, удалился, он появился снова, но уже в сопровождении женщины-служанки. Мне пришлось растолковывать всё по второму кругу, но, на моё счастье, она быстро смекнула, что к чему, о чём и поведала хмурому эльфу. Тот сначала заметно побледнел, а потом так скривился, что мне захотелось если не проломить ему голову, то хотя бы плюнуть в лицо. Конечно же, не произошло ни первого ни второго, однако всем необходимым меня снабдили и даже расщедрились на платье: обычное чёрное шерстяное — зато чистое.

С приходом цикла мои ощущения, казалось, ещё больше обострились, и теперь я почти постоянно пребывала в состоянии полузабытья, лишь изредка приходя в сознание. Голова раскалывалась от непрекращающегося многоголосого шёпота, а тело гудело от переполнявшей меня магии, которая болезненно циркулировала по венам. Большую часть времени я лежала на полу, уставившись в каменный потолок, боясь лишний раз пошевелиться, потому как даже самое ничтожное движение резонировало по всему телу обжигающей болью. Мои силы таяли, и мне становилось страшно от одной мысли о том, что будет, когда контроль будет полностью утерян. Я серьёзно опасалась, что меня попросту разорвёт на части. А внутренний голос тихо поскуливал, что, похоже, было большой ошибкой отказать волшебнику…

Я распахнула глаза и невольно поёжилась от просто хрустальной ясности мыслей и тишины. Впервые за долгое время голоса замолкли, и теперь до слуха доносилось лишь тихое журчание воды. Переполняемая непонятной благодарностью, я тихо застонала.

— Ну наконец-то ты очнулась, — прорезавший блаженное безмолвие голос показался мне знакомым.

Двигаясь как в тумане, я медленно завалилась на бок, лениво отыскивая взглядом своего посетителя. В отсветах факела его волосы казались просто неестественно яркими, почти красными.

— Кажется, мне не надо представляться. Несмотря на то, что выглядишь ты действительно жалко, в твоих глазах я ещё вижу искры сознания, — он старался говорить нарочито иронично, даже пренебрежительно, но лицо оставалось абсолютно серьёзным, а взгляд — задумчивым.

— Что ты…

— Мне всё известно, — бесцеремонно прервал он мой неясный лепет и уже чуть мягче добавил. — Сестра мне всё рассказала. Кажется, я перед тобой в долгу.

На этот раз уголки его губ приподнялись вверх в подобии улыбки, от которой потеплел и взгляд.

— Ты ничего мне не должен, — прохрипела я, через силу принимая сидячее положение.

— В твоём положении крайне глупо отвергать помощь, да и сам факт долга не зависит от твоего желания его принять или не принять, — он чуть склонил голову на бок и иронично приподнял бровь, смотря на меня как на несмышлёного ребёнка. И ему и мне было ясно, как божий день, что я лишь хорохорилась, почём зря.

— Ладно, будь по-твоему, — я устало махнула рукой. — Зачем ты пришёл?

— Сельвен переживает за тебя, — его голос стал печальным. — Её, конечно же, сюда не пускают, но…

— Как она? Ей ничего…

— За ней наблюдают, — он тяжело вздохнул, голос упал почти до шёпота. — Я искренне благодарен тебе, за то, что не отреклась от неё.

Наши взгляды встретились, и несколько секунд мы просто смотрели друг на друга. В тот момент ни у него, ни у меня не было подходящих слов, поэтому мы ограничились короткими кивками.

— И спасибо тебе за то, что спасла мне жизнь.

— Ровион, не стоит. Я только помогала твоей сестре, а твоё спасение — это больше её заслуга, чем моя.

Он усмехнулся.

— Ты упряма, и теперь я, кажется, понимаю, почему вы с ней так хорошо поладили.

В тот момент мне даже захотелось улыбнуться, но Ровион вновь стал предельно серьёзным.

— Тебе, женщина, не стоит обманываться — ты мне не нравишься, как, впрочем, и ваше с моей сестрой общение. Однако я никогда не забываю тех, кто был добр и поступил благородно по отношению к моей семье. Ты наделала много шума, и, признаться, не знаю, как быстро всё уляжется. Поэтому представить себе не могу, каким образом Сельвен хочет тебя отсюда вытащить.

— Отсюда вытащить? — вторила я эхом. — Но как?

Ровион усмехнулся и теперь подошёл вплотную к решётке:

— Обычно берут ключ, открывают дверь и… — он сымитировал жест, при этом уверенно ухватившись за металл.

Я шумно втянула воздух и напряглась, ожидая, что его сейчас отбросит, но ничего не произошло. Моя же реакция не осталась незамеченной, и в следующее мгновение Ровион пригвоздил меня хмурым взглядом.

— Так значит это правда, — протянул он еле слышно. Я непонимающе вздёрнула брови. — Ты действительно ведьма.

Наверное, я ожидала больше презрения и неприязни в голосе, но вместо этого он был на удивление спокоен:

— Этот металл реагирует только на тех, кто обладает магией. Да и вся темница была построена именно для таких, как ты.

Помимо воли пальцы скользнули по необычному камню — теперь всё встало на свои места. И всё же я не могла удержаться от ироничного замечания:

— Эльфы занимались отловом ведьм?

Глаза Ровиона мрачно сверкнули.

— Зачем кого-то отлавливать, если они сами слетаются, как мухи на мёд.

«Туше», — отметила я мысленно, но вслух уже ничего не сказала.

— Ладно, моё время истекло, но я постараюсь вернуться.

Ровион уже шагнул в темноту, когда я аж подскочила от осенившего меня осознания.

— Подожди, — крикнула я вслед, всем сердцем надеясь, что брат Сельвен ещё не успел уйти далеко. — Ты же сопровождал волшебника в древнюю крепость? — Ровион вновь появился в световом круге, глаза его сузились и теперь смотрели подозрительно и холодно. Мне давали молчаливое согласие продолжать.

— Можно попросить помощи у Гендальфа! Он же уже вернулся. Ведь вернулся же?..

Он молчал ещё несколько ударов сердца, а потом отвёл глаза. Губы сжались в тонкую полоску, между бровей залегла такая знакомая морщинка.

— Ты ошиблась, — промолвил он глухо. — Мы действительно сопровождали мага, но лишь до крепости, — последние два слова он как-то очень зло процедил сквозь зубы. Но меня это уже мало заботило.

В мгновение ока я оказалась у двери и лишь в последний миг удержалась от того, чтобы по инерции не ухватиться за проклятую решётку.

— Как вы могли оставить его там одного? — собственный голос был похож на змеиное шипение. От вскипевшей в крови силы стало почти невозможно дышать, а перед глазами всё плыло, пульсируя алой яростью. Я бессознательно заметила, что Ровион попятился, а его рука уже лежала на рукоятке меча.

— Я не буду обсуждать с тобой приказы своего короля, смертная! — с этими словами он резко развернулся и тут же растворился во мраке.

Из вмиг пересохшего горла вырвалось почти звериное рычание, а в следующее мгновение на меня обрушились голоса, да с такой яростной силой, что я не удержалась на ногах и рухнула на камни. Я знала, почему Трандуил отдал именно такие распоряжения, и от этого становилось тошно. Неужели ревность владыки могла быть настолько ослепляющей? А ещё мне стало страшно от пронзившего мозг осознания, что, несмотря на всю свою старательную политику «невмешательства», само моё присутствие уже нарушало канон. А это означало, что, возможно, молчание оказалось вовсе не золотом. Проваливаясь в вязкий и ненавистный делириум, я молилась богам, чтобы Гендальф выбрался оттуда живым.

* * *

Со мной происходило что-то странное, и теперь отвергать это как факт или списывать на игры разгорячённого разума или же воображения, было уже нельзя. Была ли тому виной магическая тюрьма, отсутствие Трандуила или что-то третье уже было не так важно. Голоса перестали сводить меня с ума своим количеством, и теперь моё сознание заполнял лишь холодный, завораживающий голос хозяина леса. Он то звал меня куда-то, то тихо нашёптывал, успокаивая, то обещал скорую встречу, — но неизменно был всегда со мной. Я засыпала и просыпалась под его монотонные песнопения, которые заволакивали разум, оплетали душу. В какой-то момент мне стало казаться, что его голос стал уже частью меня, и я с трудом могла представить, а порой и вспомнить, как это: быть без его присутствия. Лишь в редкие мгновения просветления меня охватывал ужас от противоестественности происходящего, но это были лишь единичные глотки свежего воздуха, а потом меня снова утягивало вниз. Волн уже не было — осталась только мрачная, тёмная глубина безысходности и бесконечности. Слабел мой разум, слабело моё тело. С пугающей, особенно после визита Ровиона, скоростью я теряла себя, растворялась ментально и физически. Поэтому, когда тот сдержал своё обещание, вновь появившись в световом круге, я восприняла это со смешанным чувством радости и страха.

Сознание снова прояснилось, как, впрочем, почти всегда, стоило бессмертным обитателям леса оказаться рядом. Наши взгляды пересеклись, Ровион коротко кивнул и сделал шаг в сторону.

— Сельвен, — выдохнула я, подаваясь вперёд к решётке, насколько позволяла собственная безопасность. Она в свою очередь опустилась на колени и, просунув руки сквозь прутья, попыталась меня обнять. Получилось неловко, но от этого пусть и неудавшегося жеста, внутри разлилось такое тепло, что на глаза навернулись слёзы.

— Ирина… Великий Эру, что происходит?.. — прохладные пальцы порхали по моему лицу, убирая выбившиеся пряди. — Ты такая бледная и холодная, — в зелёных глазах отразилось сожаление и ещё что-то, что заставило меня резко отстраниться. Меньше всего сейчас мне хотелось видеть её жалость, и Сельвен это поняла без слов. — Прости…

— У вас мало времени, — хмуро проговорил Ровион, старательно отводя взгляд в сторону.

Сельвен встряхнула головой и крепко сжала мою ладонь. Теперь она излучала лишь спокойная решительность.

— Ирина, я хочу помочь тебе выбраться отсюда, — прошептала она.

От меня не укрылось, как Ровион резко втянул воздух, бросив мрачный взгляд в нашу сторону. И это было понятно: его сестра готова была рискнуть слишком многим ради какой-то смертной. Ведь в случае моего исчезновения, все подозрения в первую очередь падут именно на неё, а это означало… Означало слишком многое и ничего хорошего. Я накрыла руку Сельвен своей ладонью.

— Ты не можешь мне помочь, — её глаза расширились, она уже хотела что-то возразить, но я её опередила. — Я слишком ослабла, чтобы бежать. Это место вытягивает из меня последние соки.

— Я дам тебе зелий. Этого хватит, чтобы добраться до первых поселений людей…

— Нет, не хватит, — прошептала я, чуть сильнее сжимая её ладонь. Глубокий вдох, выдох. Мысли метались, но скрывать правду больше не было смысла. — Я умираю.

Воцарившаяся звенящая тишина оглушила. Сельвен и её брат смотрели на меня с одинаковым нечитаемым выражением на лицах. После нескольких долгих мгновений Ровион нарушил ставшее уже невыносимым молчание:

— Темница лишь ослабляет, но не убивает.

— Это началось ещё задолго до того, как я оказалась здесь.

В глазах Сельвен промелькнуло понимание:

— Тогда после нападения вся эта кровь… Это не было последствием яда, ведь так? — мне не нужно было ничего говорить — она и так знала ответ. Впервые за время нашего разговора Сельвен отвела взгляд. — Почему ты молчала? — в голосе засквозила боль, смешанная с обидой.

— Потому что дура. И всё ждала подходящего момента.

Она снова смотрела на меня: хмуро и испытывающе.

— Он знает? — было сказано почти беззвучно.

— Нет, — выдохнула я, чувствуя комок в горле.

— Он бы никогда…

Но я не хотела, не могла сейчас это слышать. Эмоции и так душили, высасывая последние силы.

— Волшебник знает, — почти выкрикнула я, заглушая тихий голос Сельвен, — и только он может помочь, если вообще остался хоть какой-то шанс.

— Тогда почему ты не последовала за ним?

— Потому что дура, — губы дёрнулись в кривой усмешке, хотя глаза жгли слёзы.

Опять тишина. Краем глаза я заметила, как Ровион дотронулся до плеча сестры и в ответ на её вопросительный взгляд кивнул куда-то в сторону. Наше время было на исходе. Это подстегнуло нас обеих, избавляя от ненужных сантиментов.

— Скажи мне, что я могу сделать, — проговорила она решительно и на удивление спокойно.

— Ты должна найти волшебника, — Ровион предупреждающе кашлянул, но мне было не до него, и я продолжала лить информацию, как из рога изобилия. — Сейчас он в Дол Гулдуре, но после появится в развалинах Дейла, в лагере людей и эльфов. Отправляйся туда, расскажи, что со мной произошло, что со мной происходит…

— Ирина, ты уверена, что он мне поверит? Митрандир ни разу в глаза меня не видел. Да и за пределами королевства я лишь безымянная эльфийка-целительница, и вход к владыкам, магам и военачальникам мне заказан. Ожидать же помощи от короля, думаю, не стоит.

К сожалению, в её словах было слишком много правды. Там у развалин Дейла, если мне не изменяет память, Гендальф будет держать совет наряду с Трандуилом и Бардом. Просто так заглянуть к ним на чарочку будет невозможно, но там будет кто-то, с кем договориться получится чуть проще.

— Хоббит.

— Хм?

— Там будет хоббит, Бильбо Бэггинс. Обратись к нему, он меня знает. А чтобы сомнений в моих словах не оставалось… — я судорожно соображала. — В каморке, за книгой лежит холщовый мешочек. Его содержимое убедит волшебника.

Сельвен крепко сжала мои ладони и прерывисто вздохнула, прижимаясь лбом к решётке.

— Я сделаю всё возможное. Надо только…

— Ты можешь покинуть королевство со мной, — вновь заговорил Ровион, о чьём присутствии мы обе, кажется, забыли. — Мой отряд отправляется в путь завтра на рассвете. Ты сможешь смешаться с людьми, которые будут сопровождать обозы с провиантом для жителей Озёрного города.

Было видно, что слова давались ему с трудом, и, наверное, он уже успел пожалеть о своём предложении, но отступать было поздно. Лицо Сельвен осветила благодарственная улыбка, но брат лишь покачала головой.

— Нам пора.

Она ещё раз метнулась ко мне, с отчаянной яростью сжимая руки. А потом они бесшумно исчезли в темноте, оставляя меня один на один с камнем и тишиной. Я всё ещё сидела перед решёткой, иронично улыбаясь и еле слышно напевая песню древнего мира:

Hello darkness, my old friend

I’ve come to talk with you again

Because a vision softly, creeping

Left its seeds while I was, sleeping

And the vision, that was planted in my brain… still remains

Within the sound of silence…

Он услышал, он пришёл, и я почти с благодарностью упала в его обволакивающие объятия. Мой хозяин, хозяин леса.

* * *

Самонадеянность и торопливость — скольких искусных воинов и полководцев сгубили эти, казалось бы, такие очевидные слабости. Он был свидетелем многих печальных примеров, но это не уберегло его самого, хоть и слывшего мудрецом. Было большой ошибкой спешить особенно после того, как король Лихолесья дал ясно понять, что военной помощи от лесных эльфов ждать не придётся, и это вдобавок к тому, что его собственные магические силы ещё не успели полностью восстановиться. Пусть его фактически выгнали из дворца, но не из самого Лихолесья же? Ему следовало дождаться членов белого совета и только потом направляться в древнюю крепость. Это было бы благоразумно и мудро, но, как известно, уязвлённая гордость — плохой советчик.

Он уже бывал здесь, но каждый раз при одном только взгляде на ломаные очертания башен и стен внутри всё замирало. Чёрный, словно испытавший на себе дыхание дракона, камень врезался в небо, безжалостно кромсая линию горизонта. Дол Гулдур уже давно утратил свои некогда великие и грандиозные очертания, а вместо этого походил на обуглившийся скелет паука, навечно заточённого в окаменелой паутине, которая, казалось, даже сейчас распространяла своё гнилостное влияние на окружающий лес.

Сопровождающие эльфы тоже что-то почувствовали: напряжённые взгляды, порой резковатые движения, и оружие, которое как бы случайно оказалось вдруг в руках. Их нельзя было обвинить в излишней предусмотрительности, скорее наоборот — именно ему стоило уже тогда пересмотреть своё решение. Сильван жили в непосредственной близости от крепости уже многие века, а значит: лучше разбирались в опасностях, скрывающихся за покосившимися стенами. Но он пошёл на поводу у собственной самоуверенности и, возможно, даже добровольной слепоты, наивно надеясь, что и этот визит в мрачную обитель окажется бесполезным проявлением излишней настороженности. Да вот только внутренний голос утверждал совсем обратное: ещё свежи были воспоминания о найденным им тут обезумевшем отце Торина.

Как Гендальф не пытался облегчить тогда страдания гнома, для всего этого было слишком поздно, и тот момент, когда ему была передана карта и ключ, были, увы, единственными мгновениями просветления. Траин был в бреду, пытки и неволя поглотили его разум, и он видел мрак везде. В предсмертной агонии он бормотал то про Тёмного Властелина, то Некроманта, то начинал истошно кричать о том, что его душит и жжёт смрад Смога. Как некстати вспомнилась магу эта трагическая встреча, как и то, с каким отчаянием Ирина старалась избежать попадания именно в Дол Гулдур. Ему тогда даже показалось, что столкновение с драконом она восприняла несколько более уравновешенно, а вот при упоминании крепости в её глазах отразился истинный страх. Только сейчас он осознал, что она определённо что-то знала, и это что-то было настолько жутким, что ей было предпочтительнее бежать ночью в лес в полном одиночестве.

Как обычно, при даже мысленном упоминании о ведьме, его внутреннее спокойствие тут же улетучилось. Да, у него не было причин ей не доверять, но и полностью полагаться на её слова не стоило. По сути всё, что он знал об Ирине, было тем, что она сама ему рассказала — не более, не менее. Конечно, он не забыл её предостережения по поводу Сарумана, но ведь и он сам знал его не первую сотню лет. Неужели ради обвинений какой-то потерявшейся во времени женщины он позволит себе усомниться в чистоте и искренности намерений своего давнего соратника? Да и она сама, как показывал опыт, не была постулатом честности, порядочности и морали. Какова ирония, что именно в какой-то степени из-за неё (чего скрывать и ходить вокруг да около) он и оказался сейчас в таком плачевном меньшинстве под стенами Дол Гулдура. Нет, он прекрасно расслышал короля Трандуила в тронном зале, но и увидел достаточно… И всё же, ему стоило остановиться, но он этого не сделал.

Эльфы, беспрекословно следуя приказам, сопроводили его почти до самой крепости. Было заметно, что им было неловко оставлять его один на один с почерневшими камнями, но и не подчиниться воле своего суверена они не могли. Они вместе разделили последнюю трапезу, а после немногословного прощания он вновь остался один.

Солнце стояло высоко и только лишь приблизилось к полуденной отметке, и в его неестественно ярких холодных лучах даже развалины не выглядели так угрюмо. Наверное, именно это и придало ему уверенности. Камни под подошвами сапог заскрипели раньше, чем он осознал, куда влекли его торопливые шаги, словно подгоняемые неведомой силой.

Во всех местах, которые когда-то покинула жизнь, появляется особенная напряжённая тишина, будто навечно опустевшие залы и коридоры замерли в трепетно-тревожном ожидании возвращения своих давно умерших хозяев. Дол Гулдур не был исключением, и всё же на этот раз что-то было по-другому. Собственное дыхание в этих стенах становилось вдруг очень гулким, а каждый шаг — эхом разносился под полуразрушенными сводами. Однако, несмотря на видимую пустынность, его никак не покидало какое-то нехорошее предчувствие, а чем дальше он продвигался в каменном лабиринте, тем отчётливее становилось ощущение, что за ним наблюдали. Сначала это были полутени, скользнувшие на грани периферийного зрения, потом шаги, принадлежавшие будто бы пустоте. Он миновал уже несколько просторных залов, когда-то широкий внутренний двор и за всё это время не встретил ни души, но теперь нисколько не сомневался в том, что был уже не один. Осознание, что всё было ловушкой, пришло слишком поздно.

Это была когда-то одна из главных башен Дол Гулдура, взмывавшая так высоко, словно древние зодчие стремились дотянуться до самого неба. Но сейчас от некогда грандиозного сооружения осталась лишь просторная площадка, по ровному периметру которой, словно чёрные зубы, скалились обломки стен. Сложно было сказать, каково было истинное предназначение этой почти идеально круглой комнаты, сейчас открытой всем ветрам, но отсюда древняя крепость и близлежащий лес были видны как на ладони. Именно поэтому Гендальф и решил подняться сюда, слишком поздно осознав, что полуразрушенная винтовая лестница, была не только единственным способом восхождения, но, увы, и единственным путём отступления.

В ответ на его мысли мрачная крепость содрогнулась, будто глубоко вздохнула, и пробудилась ото сна. На него обрушилась невероятная какофония звуков, запахов и образов: вой, лязг металла, крики, смешанные с удушающим зловонием, присущим только оркам. Под его ногами: широкий двор, лишь мгновения назад казавшийся пустынным и покинутым, заполыхал алыми отсветами костров и факелов. Одновременно с этим только сиявшее полуденное солнце поглотила тьма, в один миг погружая всё в сизый полумрак. А потом пришёл он…

Когда-то он думал, что мрак — это темнота, но теперь знал, что мрак — это бесконечность, бездна, затягивающая и порабощающая. Как долго бы он ещё вынес? На сколько бы хватило и без того ослабленных сил? Взгляд безвольно скользил по сплетённым в вечных объятиях кронам вековых деревьев, сквозь которые иногда угадывалось безоблачное синее небо, казавшееся сейчас почти болезненно ярким. Гендальф всё ещё ощущал его присутствие: обволакивающее изнутри холодной, липкой обречённостью и опаляющее снаружи слепой, безумной яростью и ненавистью. Гендальф невольно дёрнулся, когда события прошедших нескольких дней захлестнули его с новой силой.

Он кромсал его сознание, жестоко, властно копался в памяти, перебирая воспоминания, словно грязное, ненужное бельё, и даже не пытался делать это незаметно. Он получал извращённое удовлетворение от своей безнаказанности, силы и власти над некогда сильным Майа, который безвольно повис в клетке. Это иссушало изнутри, изматывало физически. Несмотря на то, что Радагаст успел отвезти их на довольно большое расстояние, Гендальф всё равно ощущал себя опустошённым, словно какая-то часть его души всё же осталась там, во мраке.

Маг прикрыл глаза. Да, он поторопился и совершил ошибку, которая едва не стоила ему жизни. Однако это уберегло их от просчёта, который имел бы ещё более тяжёлые последствия. Белый совет и так слишком долго воспринимал сведения о Некроманте не более, чем слухами. Гендальф невольно ухмыльнулся: зато теперь ни у кого не осталось никаких сомнений в том, кем являлся новый хозяин Дол Гулдура.

Мысли о крепости заставили Майа нервно вздохнуть. Геройская часть его души всё ещё сокрушалась о том, что ему пришлось так бесславно покинуть Галадриэль, Элронда и Сарумана, но разумом он прекрасно понимал, что сделать больше уже ничего не мог. Оставалось надеяться, что на этот раз с Сауроном будет покончено навсегда, ведь план Гендальфа почти удался: Смог был повержен, гномы под руководством Торина вернулись в Эребор. Радагаст поведал ему об этом, как только крепость скрылась из виду, но новости оставили после себя какое-то странное неприятное послевкусие незавершённости. Он не мог допустить просчёта сейчас, когда успех был так близко…

— Стой! — хотел выкрикнуть он, но голос сорвался. Однако его, видимо, услышали: движение прекратилось, а мгновения спустя над ним нависла тень. Радагаст молчал, внимательно наблюдая за ним сверху. — Мне надо к горе… — кустистые брови вопросительно взлетели вверх, почти скрываясь под полами коричневой остроконечной шляпы.

— Твои силы…

— Знаю, но, — Гендальф шумно выдохнул, принимая сидячее положение, — я должен удостовериться, что с гномами всё в порядке.

— Только с гномами? — ему показалось, что вопрос прозвучал как-то двойственно. Но лик Коричневого Майа был абсолютно непроницаем.

— Ты знаешь, друг мой, что я надеялся избавиться от дракона с меньшими потерями…

На мгновение в глазах Радагаста промелькнуло что-то, но в следующий миг он уже уверенно кивнул:

— Будь по-твоему. Я довезу тебя до Дейла, минуя, правда, королевство лесных эльфов. Тебе там, кажется, сейчас не рады…

Гендальф хотел что-то возразить или объяснить, но второй маг уже отвернулся, шагая прочь. Сани сорвались с места, и Серому волшебнику пришлось приложить все усилия, чтобы не сорваться: Радагаст явно решил добраться до Одинокой горы как можно скорее.

За день в дороге им удалось преодолеть большую часть пути и уже завтра к обеду они должны были достигнуть окрестностей Дейла. С каждой лигой, отделявшей их от старой крепости, ослабевало и гнетущее влияние мрака. Силы Гендальфа возвращались, пусть и не так быстро как того хотелось бы, но теперь большую часть времени он пребывал в сознании, а не в удушливом магическом делириуме.

— Ты думаешь, это конец? Это только начало! — Ирина смиренно сидела на коленях на полу. Её чёрное платье почти сливалось с окружающим тёмным камнем. И только бледное лицо почти светилось, выделяясь из мрака, создавая пугающую иллюзию, что оно парило в воздухе само по себе.

Гендальф шумно вздохнул и чуть не поперхнулся от нехватки воздуха, загустевшего от потоков магии, которые, казалось, заполняли здесь всё пространство.

— Ирина, что ты имеешь в виду? — в ответ она ухмыльнулась и погрозила пальцем:

— Ты знаешь… — она хотела ещё что-то сказать, но неожиданно её голова завалилась назад, глаза закатились, и тело безвольно упало на пол.

Кажется, он звал её, но его уже не слышали: бледные губы двигались в невнятном шёпоте, голова металась по каменным плитам. Потом она резко изогнулась дугой, а в следующее мгновение её тело уже невесомо парило в воздухе, покачиваясь, словно лодка на волнах. А она, убаюканная этими размеренными движениями, затихла. Лицо было похоже на непроницаемую маску, такую пугающе неживую и чужую, что ему стало не по себе. Гендальф подался вперёд в попытке дотянуться до ведьмы, но его тут же жёстко откинуло назад, с неведомой силой впечатывая в стену. Он невольно охнул, а когда открыл глаза, над головой светили звёзды.

— Почему ты оставил её там? — голос раздался откуда-то со стороны, заставляя почти через силу повернуть тяжёлую, как с похмелья, голову.

Радагаст сидел у костра и курил. Его острый профиль, будто вырезанный из дерева ровными, резкими линиями, чётко вырисовывался на фоне ночного неба. Он не смотрела на него — слегка затуманенный взгляд терялся где-то за пределами светового круга, который отбрасывало пламя. Гендальф приоткрыл рот, чтобы объяснить, рассказать, но ни слова не сорвалось с языка — все они враз показались лишними, чужими и ложными. Да и сам вопрошающий не ждал от него ответа.

Незадолго до рассвета их нагнал ворон Сарумана. Саурон был изгнан из Дол Гулдура. На мгновение он даже позволил себе поверить в победу, хотя её слова эхом отдавались в голове. Когда же ворон поведал о скрывшихся в лесу орках во главе с Азогом, её голос перешёл в тревожный набат. А потом сердце тяжело ухало в груди, пальцы до боли сжимали посох: армия орков Гундабада стремительно двигалась к Одинокой горе. Вопреки мнению Сарумана, он не думал, что те бы перешли в наступление, если бы их хозяин был повержен. Хмурым взглядом он провожал чёрную надменную, под стать своему господину, птицу, пока та не растворилась в предрассветных сумерках. Возможно, это было просчётом — не воспользоваться знанием, которым обладал ведьма. Возможно, ему стоило сразу отправить её в Изенгард, и, кто знает, может, он так и поступит. Возможно, но это будет всё потом. А пока ему надо было спешить, чтобы предупредить людей, эльфов, гномов о той опасности, что движется на них пока с севера. Почему «пока»? Потому что это только начало.