Summertime Of Our Lives (гет)

— Добрый вечер, атланты и их гости! Напоминаю вам, что через двадцать минут порталы будут активированы. Пожалуйста, соберитесь на поле для квиддича! — голос Астрид раздается одновременно на всей территории лагеря.

— Мне надо найти свою семью, — с легким сожалением говорю я мистеру Холлу и Бриттани.

— Конечно, — отец Саммер кивает и протягивает мне ладонь для рукопожатия. — Было очень приятно познакомиться с вами.

— Взаимно, мистер Холл.

Я поворачиваюсь к Саммер.

— Скоро увидимся.

— Да.

Я целую ее в щеку и, попрощавшись с ее родителями, отправляюсь искать своих. Я не знаю, где они сейчас, но через несколько минут они точно появятся на поле, поэтому я иду туда и жду на трибуне. Все потихоньку стекаются сюда. Довольно интересно было увидеть родителей атлантов, с которыми я общался на протяжении этой смены. Многих из них я представлял по-другому: например, мать Диего оказалось хрупкой молодой женщиной в белоснежном платье в цветок, а отец Оливии, которого я не видел в прошлом году, — скромным мужчиной в очках, почти на голову ниже дочери. Больше всего я, конечно, ждал знакомства с семьей Саммер. Ее мать, очевидно, не приехала, но я уверен, что свои отличительные черты Саммер унаследовала от нее, потому что она совсем не похожа на своего отца — спокойного представительного бизнесмена. Его невеста Бриттани оказалась гораздо приятнее, чем Саммер ее описывала, но она действительно выглядит как модель с обложки журнала. Впрочем, самое главное — мне вроде как удалось произвести на них приятное впечатление, если приглашение на свадьбу от Бриттани можно считать признаком одобрения.

Увидев родителей, Джеймса и Лили, я поднимаюсь с места и направляюсь к ним.

— … не надо переживать, я уверена, что мы их убедили, — говорит мама Лили, когда я подхожу.

— О чем речь? — спрашиваю я.

— О приезде Свити, — улыбается Лили. — Мы только что говорили с ее родителями.

— И когда она приедет?

— Недели через две, я думаю.

Интересно, как будут проходить эти две недели. Пока Свити будет гостить у нас, Лили, очевидно, будет уделять время только ей, но что будет до этого? Скорпиус будет приходить к нам домой, только теперь уже к Лили? Или она будет пропадать в Малфой-меноре? Хотя, если брать в расчет реакцию родителей на то, что он разгуливал по лагерю под руку с Аделой Селвин, не уверен, что Лили куда-либо отпустят. Но что бы ни было дома, потом мы все поедем в школу, где не будет ни родителей, ни Селвинов, ни Свити. Как все будет там?

— Лили, мы можем забрать его домой сейчас, если хочешь, — говорит мама, указывая на Трезубец.

— Нет! — возмущается Лили, прижимая к себе трофей. — Почему?

— Потому что ты не выпускаешь его из рук, — мама закатывает глаза. — У вас последняя ночь в лагере, и ты пропустишь все веселье, если проведешь ее, охраняя Трезубец. А так ты точно будешь знать, что с ним ничего не случится.

— Это хорошая идея, — соглашается Джеймс. — На пляже он будет тебе только мешать.

— Ты просто не понимаешь, как это важно, — говорит Лили. — А вот Ал меня поддержит.

— Вообще-то, я убрал его в чемодан сразу, как получил, — я пожимаю плечами.

— Что с тобой не так? — бормочет Лили. — «Атлант Года» — это же главная награда!

— Мы очень гордимся тобой, милая, — говорит папа.

— Спасибо, папочка, — она улыбается ему той самой улыбкой, которая всегда заставляла его делать то, что она хочет. — На самом деле, несмотря на то, что я очень рада была победить, я немного расстроена, что не смогу повторить рекорд Тедди.

— Ты о чем?

— Ну, было бы лучше, если бы я добилась приглашения в следующем году и уже в ту смену стала «Атлантом Года». Тогда меня автоматически пригласили бы на третью, хотя три раза подряд никого не зовут. А теперь я поеду только следующим летом.

— Если у тебя был такой план, зачем ты тогда сделала все, чтобы получить звание? — интересуюсь я.

Лили цокает языком.

— Вообще-то, я делала это не ради признания, а ради удовольствия! И ты сам всегда говорил, что стал «Атлантом Года» случайно.

— Ну да, потому что так и было, — хмыкаю я. — Оливия и Беттани буквально заставляли меня во всем участвовать. И обе об этом пожалели, когда награда ушла мне.

— Лили, ты можешь просто установить новый рекорд и станешь «Атлантом Года» во второй раз, — предлагает Джеймс. — А потом в третий — и тогда ты приедешь после школы. А потом ты приедешь сюда как организатор, потом — как преподаватель, и в итоге ты просто сменишь Матье и поселишься здесь навсегда.

— Смейся-смейся, а я может так и сделаю, — говорит Лили, пихнув его в плечо. — Ты еще проситься ко мне будешь. А Трезубец я все-таки оставлю, — она поворачивается к родителям. — Просто запру в комнате.

— Как знаешь, — кивает мама. — Идем, нам уже пора.

Хогвартцы и их родители собрались вокруг отведенных им порталов. У одного из них уже стоят Малфои, Нотты и Селвины, и мы проходим мимо. Я на них не смотрю, зато вижу, как Лили берет Джеймса под руку, хотя Мелани стоит рядом со своим отцом и даже не прикасается к своему жениху. Впрочем, Лили может не удерживать Джеймса, а держаться за него сама, потому что Скорпиус слушает, что говорит ему Адела. Как вообще Лили это терпит? Я уже даже не знаю, как это назвать: то ли он все-таки запудрил ей мозги, то ли она настолько влюбилась, что совсем потеряла голову. Да всего понемножку, наверное. Мерлин, как я мог это допустить? И пропустить, если на то пошло. Все происходило прямо у меня под носом. За последние дни я вспомнил, наверное, все моменты, когда должен был что-то заподозрить, и почувствовал себя настоящим идиотом. На вершине пирамиды, конечно, стоит та ночь, когда я застал их вместе в нашей комнате и просто решил, что Лили — это не Лили, но тогда я хотя бы был под травой. Как объяснить себе все остальное — я не знаю. Но такой расклад просто не приходил мне в голову даже в качестве самого бредового. Лили ненавидела Скорпиуса и демонстрировала это при любом удобном случае. И тут оказывается, что он давно ей нравился? Давно — это сколько? И когда все изменилось? Но внезапные чувства Лили к Скорпиусу поражают меня не так сильно, как внезапные чувства Скорпиуса к Лили. Если они вообще есть, потому что это до сих пор не укладывается у меня в голове. Он не разделял ее ненависти, но всегда отзывался о ней как о моей вездесущей и раздражающей младшей сестре. Большую часть времени он вообще не обращал на нее никакого внимания, будучи занят своими легкомысленными подружками. И тут он вдруг заявляет, что расторгнет помолвку, чтобы быть с ней. Лили ему верит. А я… Я не знаю. Теперь, когда все зашло так далеко, я, конечно, хотел бы, чтобы это оказалось правдой. И я готов буду с этим смириться ради Лили. Но я не могу отделаться от подозрения, что Скорпиус говорит это, потому что он попался. Пока Крейг не принес Джеймсу те фотографии, он не делал никаких подвижек в сторону Лили. Но теперь, когда я все узнал, у него нет другого выхода, кроме как вернуться к ней, если он хочет когда-нибудь восстановить нашу дружбу. Я знаю, что вместо того чтобы изводить себя всеми этими сомнениями, я должен просто с ним поговорить, услышать его версию, но это сложно. Хотя, признаться честно, врезать ему сегодня утром было приятно, и мне полегчало. Потом мне, конечно, весь день пришлось выслушивать мнение Лили по этому поводу, но врезал я не ее парню, а своему лучшему другу. Тут она не может мне ничего предъявить.

Мы останавливаемся рядом с порталом, вокруг которого уже сгрудились Уизли. Роза до сих пор обсуждает с родителями свою поездку в Европу. Рон по-прежнему непреклонен, но против Гермионы и Розы он не выстоит. Доминик щебечет о чем-то с Флер, прижимаясь к обнимающему ее Биллу, а ее сестра в стороне прощается с Тедди.

— Ну что, — говорит мама, разворачиваясь к нам, — осталась последняя ночь. Повеселитесь как следует.

— Но не слишком, — поспешно добавляет отец, обводя взглядом нас всех. Ему не надо даже уточнять, кому конкретно адресовано это послание, потому что своего недовольства по поводу Лили и Скорпиуса он не скрывает. Мама еще пытается ее поддерживать, но новость об Аделе стала неприятным открытием для них обоих. Уверен, Лили весь август будут капать на мозги тем, что она не должна встречаться со Скорпиусом, пока он не уладит все с Аделой. Ровно настолько же я уверен, что Лили слова родителей пропустит мимо ушей. Остается только надеяться, что к этому спору не привлекут бабушку.

— Не беспокойтесь, все будет нормально, — говорю я таким уверенным и серьезным тоном, как будто не летал на метле под кайфом пару недель назад. Впрочем, сегодня я так «слишком веселиться» не планирую.

— Конечно, — мама улыбается и целует меня в щеку. — Завтра увидимся.

Мы по очереди обнимаем родителей и прощаемся со всеми старшими Уизли, и после предупреждения директора две трети присутствующих разом исчезают с поля вместе с порталами. Сразу становится как-то пусто. Проходит всего пара секунд, прежде чем Джеймс срывается с места почти бежит туда, где только что стояли Малфои, Нотты и Селвины. Он чудом не сбивает Мелани с ног и — нет, вместо этого он подхватывает ее на руки, отрывая от земли… Что?

— Они же расстались, — непонимающе говорю я, смотря, как они целуются, никого вокруг не замечая.

— Уже помирились, — отвечает мне Лили. — Во время спектакля. Ты разве не заметил, что там все не по сценарию пошло в конце?

— Я думал, Джеймс просто слова забыл, — я вспоминаю, как реплики Джима внезапно стали выбиваться из старомодного языка Шекспира.

— Уверена, это был его план, — отстраненно хмыкает Лили, явно потеряв интерес к разговору. Скорпиус, не обращая внимания на разворачивающуюся рядом с ним жаркую сцену, смотрит в нашу сторону. — Пойдем к ним? — нерешительно предлагает Лили.

— Нет, — я мотаю головой, потому что пока не могу заставить себя с ним заговорить. — Мне надо найти Саммер.

— Ну ладно, — немного расстроенно говорит сестра. — Тогда увидимся.

Она уходит, и я отворачиваюсь, потому что не хочу на это смотреть. Я знаю, что между Скорпиусом и Аделой отношения чисто формальные, но мне все равно абсолютно не нравится роль, которую вынуждена играть моя сестра. И это я тоже должен с ним обсудить. Но на это, по крайней мере, у меня еще будет время. А с Саммер мне осталось провести меньше суток, прежде чем мы расстанемся на неопределенное время. Свадьба ее отца состоится в конце августа, но я очень надеюсь, что мы встретимся раньше. Не представляю, как я смогу прожить без нее целый месяц. И как я до этого жил семнадцать лет? Только здесь я понял, что Саммер — это то, чего мне не хватало все это время. И я не готов это терять, даже временно.

Я высматриваю ее среди еще не покинувших поле атлантов и улыбаюсь, найдя ее в компании подруг. Именно с ними я увидел ее в первый раз.

Отвернувшись от Ребекки, Саммер ловит мой взгляд, и я поднимаю руку. Сказав что-то девочкам, она направляется ко мне. Я притягиваю ее к себе, как только она подходит, потому что сегодня мне особенно необходимо быть к ней как можно ближе. Уже завтра вечером ее не будет рядом, и я не смогу к ней прикоснуться. Как я это вынесу?

— Мы с тобой еще не разъехались, а я уже по тебе скучаю, — признаюсь я, касаясь губами ее волос.

— Еще рано, — говорит она, поднявшись на носочки так, что ее лицо оказывается на одном уровне с моим. — Здесь и сейчас мы вместе. Надо наслаждаться моментом и не думать о будущем.

— Да, я очень наслаждаюсь этим моментом, — говорю я, оставляя поцелуй на ее губах.

Она смеется. У нее самый красивый смех. Если я сниму все деньги со своего счета и куплю Омут памяти, то смогу слушать его каждый день до тех пор, пока не увижу ее снова. Хоть бы это было скоро…

— Что сказал обо мне твой отец? — спрашиваю я, слегка нервничая в ожидании ее ответа.

— Что ты достойный молодой человек, — фыркает Саммер, и я улыбаюсь.

— Ты понравилась моей маме, кстати, — говорю я. — Так что ты зря боялась знакомства с ней.

— Я не боялась, — она закатывает глаза.

— Хорошо, — соглашаюсь я, чтобы не тратить время на бессмысленный спор. — У нас еще час до выхода. Пойдем в корпус?

— Ага, — кивает она.

Мы лавируем мимо атлантов, и я машинально сжимаю ладонь Саммер, хоть и знаю, что не потеряю ее в толпе. Нет, это случится завтра, когда портал заберет ее в Америку за тысячи километров от меня. Если, конечно, у меня хватит сил отпустить ее руку. Иначе я просто отправлюсь за ней.

И внезапно я понимаю: именно здесь все началось.

— Стой.

Я резко торможу, и Саммер врезается в мое плечо.

— В чем дело?

Я оглядываюсь по сторонам, определяя нужное направление, и тяну Саммер за собой.

— Идем туда.

— Куда? Эй, куда ты меня ведешь? А-ал!..

Я не отвечаю, пока мы не останавливаемся примерно на том самом месте. Возможно, я ошибся метра на три, но не больше.

— Вот сюда.

— И что мы здесь делаем? — она непонимающе осматривается.

— Узнаешь это место? — спрашиваю я.

— Ну, — она хмурится, — это квиддичное поле.

— Да, но именно это место, — настаиваю я. — Помнишь, что здесь произошло?

Саммер прищуривается.

— Подожди, здесь мы… Мы пришли сюда после Стихий тогда?

— Да, — я довольно киваю. — Здесь состоялось наше первое свидание.

— Точно.

Почему-то она не проявляет особого энтузиазма по этому поводу, и я не сразу понимаю почему. Но думая о значимости этого места для наших отношений, я забыл, что как раз то первое свидание закончилось тем, что я оставил ее одну на поле. Черт.

— Ты тогда говорила, что месяц в лагере — это ужасное лето, — говорю я, пытаясь увести ее мысли от той неприятной сцены. — По-прежнему так думаешь?

— Конечно, нет, — она улыбается, но все еще немного натянуто.

Ну зачем я вот так все испортил? Почему из всех памятных мест я выбрал именно это?

— Пойдем в раздевалку, — говорю я, сразу загораясь внезапной идеей.

— Вот так сразу? — хмыкает Саммер. — Без ужина и цветов?

— Эй, я не это имел в виду! — возмущаюсь я, и она давится смехом, забыв, наконец, о том дне. — Просто заглянем туда в последний раз. И в кабинет Шикобы. И в гримерку. Вспомним все.

На ее лице возникает хитрая улыбка, по которой я дико, безумно скучал в последние дни.

— В бар мы, к сожалению, не попадем, — напоминаю я, предугадывая ее желание

— Туда — нет. Но кабинет директора — тоже значимое место.

Да я же специально его не назвал!

— Саммер, в последний день он точно будет в своем кабинете.

— Да не обязательно, — она пожимает плечами. — У него много дел.

— И он может зайти в любой момент. Это же не ночь!

— Ал, — она вздыхает и опускает руку мне на плечо. — В тот раз у тебя тоже было много сомнений. И я сказала тебе, что нас не исключат. Так вот, сегодня нас прямо абсолютно точно не исключат. Так что расслабься.

Черт, это убедительно.

— Ладно, может быть, — говорю я. — Но только если он будет в другом конце лагеря.

— Договорились, — соглашается она так легко, что я понимаю, что она вообще не восприняла мое уточнение. Если я хоть на секунду допустил, что мы это сделаем, — значит, мы это сделаем. Так с ней было с самого начала.

Сначала мы направляемся в раздевалку, проходя почти через все опустевшее поле. Я заглядываю туда и, убедившись, что никого нет, завожу туда Саммер. Совсем как тогда, после аукциона, когда все были заняты свиданиями и ни у кого не было тренировки.

— Люмос, — негромко произношу я, и огонек на конце моей палочки освещает половину комнаты.

Саммер задумчиво проводит пальцами по дверцам шкафчиков. Я открываю свой. Сейчас он пустой. В нем нет ничего, что отличало бы его от остальных шкафчиков. И в следующем году здесь будет храниться форма другого игрока. Как-то странно об этом думать. Мы посмеялись над желанием Лили приезжать сюда каждое лето, но мне самому грустно осознавать, что больше я сюда никогда не вернусь.

— Хочешь увековечить здесь свое имя? — спрашивает Саммер, прислоняясь к моему боку.

— Нет, — я мотаю головой. — Это не так интересно. А вот там…

Я не продолжаю, а просто перемещаюсь в примыкающую к раздевалке душевую и захожу в одну из двух кабин.

— …вот здесь было, что увековечить.

— Что, хочешь написать, что здесь произошло, чтобы этой кабинкой больше никто не пользовался? — ухмыляется Саммер.

— Я сомневаюсь, что мы были здесь первые, — невольно поморщившись, говорю я. — И нет. Никаких описаний. Но нужно оставить какой-то след. Напоминание, что мы здесь были. Посвети-ка мне.

Она зажигает палочку. Я гашу свет на своей и использую ее, чтобы вывести на одной из плиток слово.

— Аламмер, — прищурившись, читает она. — Боже, это так сентиментально!

— Зато никто, кроме нас, не будет знать, что это значит.

Она с усмешкой качает головой, и я притягиваю ее к себе. Саммер отвечает на поцелуй, и я разворачиваю ее спиной к стене. Как я вообще выживу без этого? Без ее прикосновений, без ее поцелуев, без нее? Я не хочу расставаться с ней ни на месяц, ни на секунду. Запереться бы в раздевалке до самого портала, а может, и до начала учебного года. Или до конца жизни. Остаться с ней навсегда.

Я нехотя отстраняюсь, потому что мой самоконтроль трещит по швам и все начинает двигаться в сторону повторения нашего свидания здесь, а в раздевалку в любой момент может прийти кто-то из команды, чтобы попрощаться с этим местом. Саммер молчит.

— Гримерка или кабинет Стихий? — спрашиваю я.

— Давай в гримерку, — она пожимает плечами. — Она ближе.

Я накладываю на надпись заклинание Вечности, чтобы избавиться от нее можно было только вместе со стеной. Пусть мы сами и не вернемся, где-то в лагере навсегда останется частичка того особенного, что в нем произошло. Атлантида считается самым волшебным местом на земле из-за пропитывающей ее магической энергии, но главное ее волшебство в том, что здесь я встретил Саммер.

Окинув раздевалку последним взглядом, мы покидаем ее и направляемся в сторону актового зала. На улице, кажется, остались все атланты — никто не сидит в корпусе в последний день в МАЛе. Завтра будет мало времени на то, чтобы прощаться с лагерем, и все пытаются получить от сегодняшнего дня по максимуму.

Мы поднимаемся в зал и проходим через сцену за кулисы.

— Похоже, не только мы решили пройтись напоследок по памятным местам, — замечает Саммер, когда мы проходим мимо женской гримерки театрального кружка, из которой доносится громкий смех. Интересно, Лили тоже там, или она предпочла провести это время со Скорпиусом?

Мы останавливаемся перед дверью, за которой готовились к выступлению «Призрак Фиби», и заходим внутрь. Здесь нет ничего, кроме мебели. Ни костюмов, ни реквизита, ни плакатов. В прошлый раз эта комната казалась крутой и атмосферной, но, думаю, в ней и тогда ничего не было. Только группа, инструменты и мы вдвоем.

— Признайся, мы пришли сюда потому, что здесь ты познакомился со своими кумирами, и со мной это никак не связано, — насмешливым тоном говорит Саммер.

— Это ты меня с ними познакомила, — напоминаю я. — И с тобой был связан каждый день.

Она почему-то хмурится, но сразу же улыбается.

— Ну что, где пишем? — спрашивает она с воодушевлением. Наверное, вандализм приносит ей особое удовольствие. — Настолько памятного места тут нет.

— Не знаю, где-нибудь.

Я оглядываю комнату, но в ней действительно нет ничего именно нашего. Я даже плохо помню, что мы тут делали. Саммер болтала с ребятами из группы, с которыми была знакома с музыкального фестиваля, а я просто тихо восторгался и любовался их автографами, которые Саммер для меня попросила.

Она проходит к окну, опускается на корточки и медленно выводит слово под подоконником.

АЛАММЕР.

— Так? — она смотрит на меня снизу вверх.

Я просто киваю. Почему-то мне сложно говорить. Она встает и встряхивает ноги.

— Ну что, Стихии? — бодро спрашивает она.

— Да.

До учебного корпуса мы идем молча. Двери его, разумеется, оказываются закрыты, но Саммер хватает простой «Алохоморы», чтобы впустить нас внутрь. Пустой коридор выглядит так же странно, как и раздевалка. В кабинете Шикобы тоже непривычно тихо — не шумит водопад, не трещат поленья в костре, не поют сверчки. Вся магия остановилась. Из уважения к преподавателю я все равно снимаю обувь у входа и ступаю на мягкую траву. Я смутно помню, что было в ту ночь, когда мы курили с друзьями Саммер, но в этом кабинете еще и состоялся наш первый разговор после знакомства. Правда, это не то, что приятно вспоминать, потому что я тогда мямлил, как дурак. Даже удивительно, что она решила дать мне шанс. А потом еще один — после того, как я ушел от нее с поля. Оглядываясь назад сейчас, я не понимаю, почему так отреагировал тогда, ведь она не сделала ничего предосудительного. Видимо, в моей жизни действительно было слишком много правил и ограничений. Хорошо, что Саммер раскрыла мне на это глаза.

Я подворачиваю штаны и пересекаю водоем, чтобы высечь надпись на скале. Я делаю буквы чуть крупнее, потому что, даже если этот кабинет сохранится в следующем году, падающий поток воды будет закрывать всю скалу. За моей спиной Саммер разжигает костер, и моя тень начинает плясать на камне. Я возвращаюсь к ней и сажусь рядом.

— Мы можем побыть тут минут десять.

— Хорошо, — кивает она, не отрывая взгляда от огня. Она кажется задумчивой.

— Все в порядке? — спрашиваю я.

— Да, — она пожимает плечами. — Просто странно, что смена закончилась. Казалось, что этот день очень далеко, а тут он так резко настал.

— Ты расстроена?

— Не то чтобы расстроена, — она мотает головой. — Просто я ожидала, что успею сделать гораздо больше за это время.

— Больше правил нарушить? — уточняю я, точно не понимая, что она имеет в виду.

— Что-то типа того, — Саммер криво усмехается. — Но теперь шанса уже не будет.

— Что будешь делать завтра вечером? — интересуюсь я, и меня охватывает ужасная тоска: уже завтра вечером мы будем дома, каждый в своей стране.

— Не знаю, — безразлично отвечает она. — Наверняка Бриттани захочет устроить семейный ужин, но и своих друзей я давно не видела. А ты?

— От семейного ужина будет не отвертеться. Сначала отвезем Лили в больницу, чтобы убедиться, что все в порядке, а потом соберемся у бабушки с дедушкой рассказывать про поездку. Но говорить, скорее всего, будет Лили, потому что большинство моих историй родственникам не расскажешь.

— И это лучший тип историй, — смеется она.

— Да, — соглашаюсь я, и мы замолкаем.

Я опускаю ладонь на землю и пытаюсь прочувствовать ее, но очистить сознание от посторонних мыслей не получается, когда рядом сидит Саммер. Я чудом прошел через заросли в Комнате Стихий, но меня подгонял азарт и желание победить. Больше управлять землей мне не удавалось. Но зато я выяснил, что нужно делать, чтобы когда-нибудь освоить этот навык. А Саммер даже не успела узнать, к какой стихии она предрасположена.

— Жаль, что ты бросила Стихии, — говорю я.

— Да у меня бы все равно ничего не получилось, — отмахивается она. — Ну что, идем? У нас впереди кабинет Матье.

Класс Управления Стихиями я покидаю с большим сожалением, чем предыдущие места. С ним связаны и другие воспоминания — день рождения Розы, девичник Сесилии, превратившийся в общую вечеринку, сами уроки, в конце концов.

— Как думаешь, Шикоба догадывался, как атланты использовали его кабинет?

— Вполне возможно. Но в нем же не было его личных вещей, уверена, ему было без разницы.

Мы выходим на улицу, и двери учебного корпуса закрываются за нами с тяжелым стуком. Какой странный сегодня день. Не верится, что все происходит в последний раз. Уже закончились тренировки и уроки, а завтра и сам лагерь останется позади.

— Черт, — говорит Саммер, и я возвращаюсь в реальность, осознавая, что мы уже подходим к директорскому дому. В окне его кабинета горит свет.

— Да, очень жаль, — говорю я и уже пытаюсь утянуть ее подальше отсюда прежде, чем ей в голову придет очередной безумный план. — Досадно, но что поделаешь. Идем собираться.

— Нет.

— Саммер, — я смотрю на нее непоколебимым взглядом. — Ты обещала.

— Ничего я не обещала, — возражает она без капли стыда. — Ну давай придумаем что-нибудь, это же действительно такое важное место! Ты можешь его отвлечь, а я в это время пролезу через окно…

— Нет.

— Ну Ал.

— Нет! Саммер, даже не уговаривай меня!

— Да какая разница, что будет?! — она вскидывает руки. — Даже если он нас поймает, он не станет заморачиваться с порталами, чтобы отправить нас домой на день раньше.

— Нет, знаешь что, у меня идея, — говорю я, надеясь, что этого ей будет достаточно. — Мы пролезли в кабинет через окно. Значит, карниз тоже считается.

Пару секунд Саммер раздумывает над этим и, вздохнув, соглашается.

— Ладно, хоть что-то. Давай.

Я нацеливаю на нее палочку и аккуратно левитирую ее, останавливаясь каждые сантиметров пятнадцать.

— Ал, чем быстрее мы это сделаем, тем меньше подставляем под угрозу твою репутацию, — подгоняет она. — Я верю, что ты меня не уронишь.

Я сосредоточиваюсь, готовясь в случае чего ее ловить, и поднимаю палочку еще выше, пока Саммер не повисает на уровне окна Матье.

— Он за своим столом, — сообщает она, наклонившись ко мне.

— Тш!

Она только смеется на мое предостережение и начинает аккуратно выводить буквы не на карнизе, а на оконной раме. Если директор обернется, он точно ее увидит. Но привлекать лишнее внимание я не хочу, поэтому просто терпеливо жду.

— Готово, — говорит она, и я, облегченно выдохнув, опускаю ее чуть резче, чем следовало. Подошвы ее ног громко удаляются о землю, и она слегка заваливается вперед.

— Ауч!

— Прости! Тебе больно?

— Нет, все в по…

Окно над нашими головами внезапно распахивается, и я прижимаю Саммер к стене, насколько это возможно. Черт, он точно нас услышал. Надеюсь, он не будет перегибаться через карниз, потому что я не представляю, как буду объяснять ему, что мы здесь делаем. Саммер, как и всегда, нисколечко не боится. Уткнувшись лбом в мое плечо, она трясется от беззвучного смеха. Ее состояние передается и мне. Как только Матье, не обнаружив ничего подозрительного, закрывает окно, мы спешим убраться отсюда, но выдержки хватает только на то, чтобы завернуть за угол. Едва мы оказываемся вне поля зрения директора, мы начинаем смеяться в полный голос. Я приваливаюсь к стене. Мое сердце стучит, как бешеное. Пусть я поначалу и отказываюсь участвовать в авантюрах Саммер, я обожаю это чувство. Эйфорию от того, что ты только что рискнул сделать что-то смелое, запрещенное, что-то за гранью разумного. Я испытывал его в детстве, когда присоединялся к ночным вылазкам Джеймса на кухню за конфетами или сбегал вместе со Скорпиусом в Хогсмид, но потом все это приелось, стало обыденным, и только Саммер вернула мне эти эмоции. Ее лекции о том, как «жить по-настоящему», сначала казались мне простым проявлением бунта, но теперь я понимаю, что в этом весь смысл. Я никогда не перестану благодарить Саммер за то, что она научила меня этому.

— Помнишь, в ту ночь, когда мы танцевали в кабинете Матье, ты сказала, что я запомню этот момент навсегда? — спрашиваю я.

— Конечно, — отвечает Саммер.

— Ты была права, — говорю я, поймав ее руку и сжимая ее пальцы в своих. — Я всегда называл твои затеи безумными, но я действительно никогда не забуду все, что мы делали. Мне кажется, за этот месяц я прожил больше, чем за последние несколько лет.

— Я рада, — улыбается она. — Обещай, что ты будешь и дальше так жить. Получать от мира по максимуму.

— Ну, тогда ты должна всегда быть рядом, чтобы меня на все это подбивать, — усмехаюсь я.

Выражение ее лица как-то странно меняется. Она опускает взгляд на наши сцепленные руки, и какое-то время молчит, прежде чем сказать:

— Ал, ты же понимаешь, что не должен слепо делать то, что я тебе говорю, так? — спрашивает она незнакомым мне тоном. Я бы сказал, что он осторожный, но к Саммер это понятие неприменимо. — Ну, или кто-то другой. Ты должен делать то, что ты любишь и что ты сам хочешь. А я просто… Показывала тебе пример.

— Поверь, мне нравилось делать все, что мы делали, — заверяю я. — Это было круто. Я хотел все это делать, просто боялся. А ты помогаешь мне преодолеть страх.

— Так, кажется, пора мне остановиться, — она смеется. — Если я завершу твое обесстрашивание до конца, Хогвартсу придется несладко. Полезешь еще ночью в кабинет этой вашей Макгонагалл…

— Ну уж нет, это даже ты не стала бы делать, — я с улыбкой качаю головой. — Надо быть совсем без тормозов.

— Звучит очень даже заманчиво, раз ты так говоришь.

— Ты просто ее не встречала, — я закатываю глаза. — Поэтому этот спор бесполезен. А нам пора идти.

Мы возвращаемся в жилой корпус, чтобы переодеться и собрать в поход необходимые вещи, а заодно отметить наши комнаты как значимые места. Саммер выводит слово «Аламмер» с обратной стороны изголовья моей кровати, и только тогда я внезапно вспоминаю о надписи Беттани, которую она точно так же оставила под моим матрасом ровно год назад. Это совершенно вылетело у меня из головы, как и сама Бет.

— Ночью, скорее всего, будет прохладно, надо не забыть взять что-нибудь теплое, — говорю я, роясь в своих вещах в поисках толстовки. — Я не оставлял у тебя в комнате серую кофту?

— Вроде нет, — она пожимает плечами. — Но можем проверить.

Я кидаю все в рюкзак, и мы выходим в коридор. В комнате Саммер очень удачно не оказывается Оливии, так что мы оставляем надпись без излишних расспросов со стороны. Но толстовку я так и не нахожу.

— Может, ее Лили взяла? — предполагает Саммер, заворачивая зубную щетку в маленькое полотенце.

— Точно! — вспоминаю я. — Я схожу до нее и вернусь. Можешь сложить свои вещи ко мне, чтобы не тащить.

Дверь в комнату девочек приоткрыта, и я толкаю ее, стукнув по косяку пару раз, но на пороге замираю. То ли Мел, не выдержав соседства, превратила в кого-то Лили, то ли она разговаривает с домовым эльфом.

— Извини, просто дверь была открыта, — я пытаюсь оправдаться, но Мелани просто машет рукой, приглашая меня войти.

— Ничего, Дикси уже уходит. Ты все понял?

— Да, мисс Мелани, — эльф отвешивает низкий поклон и исчезает с громким звуком.

— Ты готовишь что-то для последней ночи? — интересуюсь я.

— Нет, — она закатывает глаза. — Он передавал сообщение от матери. Завтра у нас будут какие-то гости, поэтому я должна выглядеть прилично.

— Надеюсь, не Адриан?

— Нет, — уверенно отвечает она. — Ты что-то хотел?

— Да, забрать у Лили свою кофту, — я оглядываюсь и замечаю ее на спинке стула.

— Забирай, я ей передам, — кивает она.

Я прохожу в комнату, вытаскиваю кофту из-под какого-то платья Лили и надеваю на себя. Мелани внимательно наблюдает за мной, но ничего не говорит. Находиться с ней наедине становится немного некомфортно, потому что, после того как я узнал о Скорпиусе и Лили, я перестал разговаривать и с ней. Теперь она уже не обманывает моего брата, но мы общались только через Скорпиуса, с которым я по-прежнему в ссоре, поэтому я даже не знаю, какие у нас с Мел отношения.

Я делаю какое-то неловкое движение в сторону двери одновременно с тем, как она задает вопрос:

— Это ты рассказал Джеймсу про Адриана?

— Нет. Я думал, ты сама ему сказала.

Она качает головой.

— Он знал заранее. Даже спрашивал Скорпиуса, помолвлена я или нет. Но Роза и Лили ему не говорили.

— Значит, он просто сложил два и два, когда увидел Адриана сегодня. Джеймс не такой тупой.

— Я этого не говорила, — огрызается Мел, как будто я ее в чем-то обвинил.

Я просто пожимаю плечами. Молчание затягивается.

— Я не сказала Джеймсу про Адриана, потому что не хотела, чтобы он пострадал, — объясняет Мелани. Я не понимаю, почему ее так волнует мое мнение, что она опускается до оправданий.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Потому что ты спешишь осуждать людей, не потрудившись узнать их сторону. А я пытаюсь тебе ее показать.

Я прекрасно понимаю, что она говорит не о себе.

— И что? Подожди, ты хочешь сказать, что, если Адела узнает, пострадать может Лили?!

— Конечно, нет. Адела абсолютно безобидна, а Адриан, если и озаботится личным счастьем своей сестры, разбираться пойдет только к Скорпиусу.

— И Лили это, конечно же, никак не коснется, — язвительно замечаю я.

Мелани раздраженно цокает языком.

— Да, Ал, Скорпиус помолвлен и встречается с твоей сестрой, — медленно проговаривает она. — Смирись с этим. Никто от такого развития событий не в восторге, но этого уже не изменить. И у тебя только два пути: либо испортить отношения со всеми, либо поверить, что Скорпиус не хотел причинить боль ни тебе, ни Лили.

— А по его действиям не похоже, — возражаю я чисто из упрямства, потому что просто не хочу слушать очередную порцию оправданий Скорпиуса.

— Мерлин, Ал, ты же его лучший друг! Ты его столько лет знаешь — и всерьез думаешь, что он специально закрутил роман с твоей сестрой, чтобы разбить ей сердце и предать тебя?

— Это единственное возможное окончание такой истории…

— Не единственное! — перебивает меня Мел, не на шутку разозлившись. — Скорпиус, конечно, пытается просчитать все, но все просчитать невозможно! Он не мог заранее догадаться, что Лили в него влюбилась еще в детстве и что Крейг подсунет тебе фотографии до того, как Скорпиус сам будет готов тебе рассказать! Он встречается с Лили, потому что она ему нравится — понятия не имею, за что, но это правда. Он не стал бы просто так кружить ей голову — он все-таки не такой мудак!

Черт, да понимаю я, что он сделал это не специально. Но это не отменяет того факта, что он это сделал.

— И он не мудак во многом благодаря дружбе с тобой, Ал, — добавляет Мелани уже тише. — Пожалуйста, не отказывайся от Скорпиуса из-за того, что он пошел на поводу у своих чувств. Ты сам делаешь это каждый день, а ему не позволишь? Для нас это и так роскошь. Но одно дело, когда это запрещает навязанная помолвка, а совсем другое — когда это делает лучший друг.

— Уже пора идти, Мел, нельзя опаздывать, — говорю я, взглянув на часы, хотя понятия не имею, сколько времени они показывали.

Не дождавшись ее ответа, я выхожу из комнаты. Это был максимально убогий способ закончить неприятный разговор, но слушать это и дальше я не хочу. Мелани и Лили могут объяснять и оправдывать поступки Скорпиуса сколько угодно, но это ничего не изменит, пока я не услышу его самого. А к этому я не готов. Не знаю… Возможно, я просто боюсь разочароваться. Потому что сейчас у меня еще есть надежда на то, что Скорпиус действительно влюблен в Лили и ради нее избавится от помолвки. Но поговорив с ним, я могу понять, что это ложь. И что тогда будет с Лили?

Саммер уже ждет меня в коридоре, и я забираю у нее свой рюкзак. Мы спускаемся и выходим на улицу, где собралось уже больше половины атлантов. Джоанна, наверное, дала себе установку подождать еще двоих, потому что, как только мы останавливаемся, она наставляет палочку на свое горло.

— Внимание всем атлантам, — громогласно объявляет она, — если через три минуты вы не появитесь у входа в жилой корпус, мы отправимся без вас. Вы будете ночевать в пустом лагере, пока ваши друзья будут петь песни у костра, вспоминать смену и спать в палатках.

— Знаешь, сколько человек сейчас захочет остаться в пустом лагере и закатить тут вечеринку? — спрашиваю я.

Саммер заходится хохотом в ответ на укоризненный взгляд Джо.

— Моя школа, — с довольным видом поощряет она.

Предупреждение Джоанны все-таки срабатывает, и недостающие атланты спешно присоединяются к нам.

На прощальную ночевку идут все, включая персонал лагеря и преподавателей. Несмотря на то, что я сказал про вечеринку, именно последняя ночь обычно проходит тихо. По крайней мере, так было в прошлом году и в смену, когда атлантами были Роксана и Джеймс. Никто не хочет устраивать дикие пляски и напиваться, когда наоборот хочется запомнить каждую минуту, завершить все начатое, поговорить с тем, с кем не успел поговорить, и признаться во всем, о чем молчал на протяжении смены.

Я помню дорогу, но многие идут по ней в первый раз. Мы идем вдоль моря, пересекаем границу территории лагеря, проходим через небольшой лес и оказываемся на огромном диком пляже под отвесной скалой. Прибывшие сюда заранее организаторы уже подготовили его, разведя костры и расставив вдоль обрыва ряд палаток. Все они подписаны номерами, соответствующими номерам комнат, и я сразу нахожу свою, чтобы скинуть вещи. Чтобы мы полностью ощутили походный опыт, лагерь приобрел не напоминающие квартиры волшебные палатки, а самые обычные — внутри только два матраса. Я оставляю рюкзак и возвращаюсь на пляж. Почти все уже заняли места у костров, потому что, пока мы шли, на улице совсем стемнело и похолодало. Не находится даже желающих помочить ножки в воде. Я нахожу Саммер в компании других американцев и присоединяюсь к ним. Персонал кухни раздает хлеб, сосиски и зефир и разливают по кружкам чай. Мы поджариваем еду, обсуждая сегодняшний день, пока нас не прерывает громкий голос Джоанны, вставшей у воды, так, чтобы всем было ее видно. Она обводит всех собравшихся взглядом и убеждается, что внимание приковано к ней.

— Привет, ребята, — неожиданно спокойно и даже негромко начинает она, сжимая руками свою кружку. — Я не думала, что смена так быстро подойдет к этому дню, хотя я здесь уже третий раз и всегда это происходит именно так. Это были потрясающие тридцать дней, правда? — Джо делает паузу и согласный гул тут же ее заполняет. — Я надеюсь, что вы получили от них все, чего хотели, и то, чего даже представить не могли. Для всех вас это было путешествие: на другой континент, к незнакомым людям, к новым эмоциям… Я надеюсь, вы искренне полюбили это, потому что это никогда не повторится. Те из вас, кто еще приедет в МАЛ, поймут это через год или через два: ничто не повторяется. Именно это лето было особенным, и хотя у вас будет еще много таких моментов, этот важен тем, что сейчас он заканчивается. Запомните его, прошу вас. Наступит осень, и вы все так же будете ходить на занятия, а рядом будут даже некоторые из этих лиц. И будут танцы, концерты, конкурсы и игры — и они будут лучше, чем те, что были здесь. И будут новые друзья, любимые, наставники и тот чувак, который вас раздражает. Цените это. Никто из нас не живет в будущем, мы живем только в эту секунду, только сейчас. Прислушайтесь к ней. Шум океана. Треск костров. Тепло огня. Компания друзей. Горелый зефир… Нет, серьезно, кто спалил зефир? Воняет страшно! Смех. Легкая грусть. Мы попрощаемся завтра, но сейчас — мы здесь. В эту самую секунду все хорошо! Все мы сейчас атланты на невероятном острове в кругу друзей. Если вы сохраните это мгновенье, вы останетесь здесь навсегда. За нас!

Вместе с ней мы поднимаем кружки и чокаемся, плеща чаем на песок. Я замечаю, что некоторые девочки украдкой вытирают слезы. Действительно грустно, что все заканчивается. Не верится, что прошел месяц. Кажется, что мы жили здесь неделю и четыре года одновременно, — но точно не столько, сколько изначально предполагалось.

Джек прочищает горло. Все переглядываются, ведя какой-то мысленный разговор, а потом почему-то смотрят на меня.

— Извини, Ал, но мы должны кое-что сделать. Ну, только ученики нашей школы.

— Без проблем, — киваю я. — У всех свои традиции.

Саммер целует меня в щеку и поднимается вслед за своими друзьями. Они отходят всего на несколько шагов, и место рядом со мной тут же занимает Джеймс, как будто только и ждал, когда они уйдут.

— Ты что, тут в засаде сидел? — спрашиваю я с подозрением.

— Нет, — фыркает он. — Но, уверен, потом тебя невозможно будет поймать одного. Ты даже в приезд родителей все время проводил с Саммер.

— У тебя ко мне какой-то вопрос? — интересуюсь я сразу, не желая спорить или обсуждать свою личную жизнь.

— Да, — Джеймс прищуривается. — Ты знал про Мелани?

Черт, уже поздно продолжать разговор про Саммер?

— Что ты имеешь в виду? — я делаю вид, что не понимаю, хотя все уже и так очевидно. Раз они снова сошлись в день приезда Адриана Селвина, значит, Джеймс узнал правду.

— Ты знал, что она помолвлена? — спрашивает он невозмутимо. Злится он или нет — я определить не могу.

— Да, — честно говорю я.

Он совсем не удивляется, но на его лице появляется разочарование. Не то показное разочарование, с каким он любит на меня смотреть, а настоящее, глубокое, как будто он надеялся услышать отрицательный ответ, но получил только подтверждение моего небратского поступка. Мне становится не по себе.

— Понятно, — он медленно кивает. Некоторое время мы оба молчим, но потом он не выдерживает: — Почему ты мне не сказал?

— Мелани меня попросила.

— И? — он поднимает брови. — Ты делаешь все, о чем тебя просят?

— Она моя подруга, — говорю я.

— А я твой брат! — возмущается он.

— Ну извини, Джеймс, ты признал это только вчера, а на вечеринке команды этот вопрос был бы неуместен. Тем более, тогда это было уже неважно.

— Я просто пытаюсь понять. Ты съездил Малфою по роже за то, что он замутил с Лили, когда у него есть невеста. Но Мелани поступила так же со мной.

— Не знаю, чего ты от меня ожидал, Джеймс, но я не бью девушек!

То ли он воспринимает мои слова всерьез, то ли его бесит, что я не извиняюсь, но я вижу, как сжимается от гнева его челюсть.

— По-твоему это смешная шутка?!

— Нет, но что я… Слушай, я не одобрял поступка Мелани, — говорю я. — И она это знала. Но ты не Лили! Мел была уверена, что ты сам ее скоро забудешь, и, если честно, я… Ну, я тоже так думал.

— И что, это значит, я заслуживал того, чтобы меня обманывали?

— После того, что я видел, не похоже, что ты злишься на Мелани, — я решаю увести разговор в более благоприятную сторону, потому что мне нечего сказать в свое оправдание. — Вы же помирились.

— Да. И, хоть я и предпочел бы, чтобы она рассказала мне все раньше, я знаю, почему она этого не сделала. Но почему ты, Лили и Роза молчали — этого я понять не могу.

— Это было не мое дело, Джеймс, — я качаю головой. — Мелани должна была рассказать тебе сама, это было ее право. Если бы все это продолжалось после лагеря, я бы убедил ее тебе сказать или придумал бы что-то еще. Но я не знал, что ты планировал. Ты не моя младшая сестра, Джеймс, поэтому я мог предоставить это вам двоим и не лезть. Если тебя это задело… Извини, — последняя часть дается мне с большим трудом, потому что, хоть я и начал чувствовать себя виноватым, я не люблю перед ним извиняться.

Он молчит. Я не знаю, что это значит, — если бы мы закончили с этим разговором, он бы уже ушел, но больше никаких обвинений он не выдвигает. Я пытаюсь понять что-то по его лицу, но Джеймс смотрит в огонь без особых эмоций.

— Ну если бы я тебе рассказал — что бы это изменило? — не выдерживаю я.

— Да все бы это изменило, Ал, — огрызается он. — Очень многого можно было бы избежать, если бы я просто узнал о ее женихе не в день его приезда!

— О чем ты говоришь? — не понимаю я. — Что-то произошло с Селвином?

— Мелани не должна выйти за него, — говорит он, и мне не нравится, как он игнорирует мой вопрос. — Даже если мы не будем вместе, я просто не могу этого допустить. И Лили будет несчастна, если Скорпиус женится на Аделе. Поэтому, пожалуйста… Как бы ты сейчас ни относился к ним обоим, им нужна любая помощь. Мы все должны искать выход. Только так мы его и найдем.

— Я знаю, Джим, — говорю я. — И, разумеется, я готов помочь. Только я не знаю чем. Я прочитал все, что было в книгах школьной библиотеки о Кровных договорах, еще когда Скорпиус только мне все рассказал. Его не могут расторгнуть сторонние лица.

— А мы найдем способ, — упрямо возражает он. — И про него напишут в новой книге. Все. Других вариантов нет.

— Хорошо.

— Отлично, — он бодро кивает. — Я просто хотел убедиться, что ты на нашей стороне.

— Конечно.

— Знаешь, Лили тоже хотела бы это знать, — помедлив, добавляет он.

Я снова нахожу ее глазами на том же месте и в той же компании. Не знаю, что там у них происходит, но Лили держит в ладонях выхваченное из костра пламя и пытается передать его Скорпиусу — или сжечь его? — но он отшатывается, когда она подносит к нему руки. Она совершает еще несколько попыток, прежде чем он соглашается и осторожно засовывает руку прямо в огонь. Ничего не происходит. Лили радостно смеется и превращает пламя в вихрь искр, которые кружатся вокруг них, привлекая всеобщее внимание.

— Она кажется счастливой, — говорит Джеймс, о котором, признаться честно, я уже успел забыть.

— Да, — я киваю, продолжая наблюдать за ними. — Скорпиус тоже, что меня больше удивляет.

— Интересное заявление, — хмыкает он. — Мне передать Лили, что ты не веришь, что кто-то может быть с ней счастлив?

— Не неси чушь, Джеймс, — морщусь я. — Я просто вообще не помню, когда я видел его таким последний раз.

Я привык видеть на лице Скорпиуса два выражения: «я-убью-тебя-и-всех-твоих-близких» и «я-выше-всего-этого-дерьма». Даже когда он доволен, он выглядит высокомерным. Но сейчас он смотрит на мою сестру с такой искренней улыбкой, что мне хочется отвести взгляд, и на этот раз не потому, что я не хочу их видеть.

— По-моему, тебе пора уже перестать страдать по Скорпиусу, как девчонка, — замечает Джеймс.

Вместо ответа я пинаю песок так, что он летит в него. Джеймс усмехается.

— Я хочу поговорить с Лили, — говорит он, поднимаясь на ноги. — А тебе советую воспользоваться моментом.

Махнув мне на прощание, он направляется прямо к ним. Останавливается напротив, говорит что-то Лили. Она встает. Джеймс отводит ее в сторону. Скорпиус остается один. Я проверяю, где Саммер, но она по-прежнему с друзьями. Наверное, мне и правда пора уже покончить с этим. Сейчас или никогда.

Мне тяжело делать каждый шаг, но я все равно приближаюсь к их костру и останавливаюсь перед Скорпиусом.

— Я присяду?

Не знаю, что он думает в этот момент, потому что лицо его опять не выдает никаких эмоций.

— Конечно, — кивает он. — Но если будешь снова бить, давай куда-нибудь в другое место. А то скула еще болит.

Я закатываю глаза и опускаюсь на место. Я не знаю, с чего начать разговор, поэтому просто смотрю на колышущееся пламя. Вечеринка вокруг идет полным ходом, но даже с музыкой, смехом и гомоном повисшее молчание кажется особенно громким.

— Ал, — начинает Скорпиус, но осекается, когда я резко поворачиваюсь к нему.

— Лили рассказала мне, как все началось, — говорю я. — Но я хочу услышать и твою версию.

— Что ты хочешь знать?

— Начнем с простого: почему ты начал встречаться с ней, когда у тебя есть невеста?

— Ты знаешь, как я отношусь к Аделе, Ал. И эта свадьба планируется через два года, за это время может произойти все, что угодно. Я сам сделаю все, что угодно, чтобы она не состоялась. Но я не могу из-за этого от всего отказаться.

— Да, и я всегда это понимал. До тех пор, пока ты не замутил с моей пятнадцатилетней сестрой.

— Ал, я знаю, как все это выглядит, — слова как будто даются ему с трудом. — И я не могу сейчас исправить ничего из того, что случилось… То есть, конечно, ничего не случилось, не смотри на меня так. Между мной и Лили все всегда было… непросто. И я не смогу однозначно ответить тебе, почему и зачем все это началось.

Что ж, по крайней мере, я вижу, что он не пытается врать и выгораживать себя, потому что за такой ответ только снова ударить его хочется. Но это ничего не прояснило.

— Но когда все это началось — непонятно зачем и почему, — ты вообще думал о том, что это моя сестра? Или тебе было плевать, как я к этому отнесусь?

— Конечно, нет, и я каждый день…

— В лагере было всего четыре девушки, к которым тебе нельзя было подходить: Саммер и мои сестры! — повысив голос, перебиваю я. — Но ты выбрал именно мою сестру, причем самую близкую и самую младшую! Я просто не понимаю твоей логики.

— Да не было в этом никакой логики! Я сам не ожидал, что так все произойдет, Ал. И я знал, что это неправильно, и я хотел тебе все рассказать, но я просто не мог.

Да, я понимаю, о чем он говорит, — курить траву и воровать алкоголь директора тоже было неправильно и я тоже не мог остановиться. Но разница в том, что мои действия ни на ком больше не отражались.

— Это было не просто абстрактно «неправильно», Скорпиус, — говорю я, внезапно почувствовав себя очень уставшим. — Ты продолжал это делать, зная, что и Лили, и мне будет плохо.

— Я этого не хотел, Ал, — он качает головой. — Это последнее, чего я хотел. Но поначалу все это казалось несерьезным и безобидным, и Лили сама…

Он обрывает себя и замолкает, но я знаю, что он собирался сказать. Спасибо, что хоть остановился, прежде чем свалить всю вину на мою сестру.

— Да, Лили сама это предложила, я знаю, — я закатываю глаза. — Но ты же не идиот, Скорпиус. И после всех своих подружек ты мог догадаться, что, когда пятнадцатилетняя девчонка предлагает тебе ни к чему не обязывающие отношения, она просто не понимает, о чем говорит. Ты не мог просто поверить ей.

— Но я поверил, потому что… хотел поверить, что все будет так. Потому что не хотел отказываться от Лили. Потому что я хотел быть с ней. Вот и все. Прости, что я такой идиот и лгун.

Я оцениваю его самобичевание, но мое внимание цепляет другая фраза.

— Ты не хотел отказываться от Лили, — повторяю я. — Но ты все же от нее отказался, когда она узнала об Аделе…

— Нет…

— …и ходил по лагерю с Ребеккой на глазах у Лили. Как ты это объяснишь?

— С Ребеккой ничего не было, — говорит Скорпиус. — И Лили это знает.

— Но ты не отрицал, когда весь лагерь заговорил о том, что Ребекка тебя бросила, — напоминаю я. — Несмотря на то, как это задевало твою гордость. Мы даже мальчишник этому посвятили.

Он молчит, но я даю ему собраться с мыслями, потому что мне правда интересно, какая история за этим стоит.

— Ты знаешь, кто отравил Ребекку?

— Что? — удивляюсь я. — Нет, никто не знает.

— Это сделала Селина, — сообщает Скорпиус с отвращением в голосе. — Она нас видела и решила… убрать соперницу.

Мерлин, ну что за жесть… Да, она казалась мне прилипчивой и уж слишком помешанной на Скорпиусе, но такого я от милой девочки не ожидал.

— Откуда ты это знаешь? — спрашиваю я.

— Это Лили, — говорит он. — Она как-то вывела ее на чистую воду. Видимо, она не рассказала тебе, потому что это произошло в тот день, когда она узнала про Аделу. Матье, разумеется, не стал выдавать свою дочь и просто по-тихому отправил ее домой. А потом вернулась Ребекка. И я не мог не поддержать ее, потому что с ней произошло что-то настолько ужасное по моей вине.

— Не по твоей, — поправляю я. — В этом виновата только Селина.

Скорпиус странно смотрит на меня, и на его лице появляется еле заметная улыбка. Черт, я даже не заметил, как встал на его сторону. А мы даже близко не обсудили все, что касается Лили!

— Это не объясняет, почему ты позволил всем думать, что вы снова вместе, — я пытаюсь вернуть суровый тон, но сам уже чувствую, чем закончится этот разговор. Потому что других вариантов быть не может.

Вместо более ожидаемого выражения «я-выше-всего-этого-дерьма» на его лице появляется «я-убью-тебя-и-всех-твоих-близких».

— Я хотел помириться с Лили на следующий день, — говорит Скорпиус. — Но прежде чем я успел это сделать, я нашел подарок от Крейга с нашими с Лили фотографиями.

— Ах да, — киваю я. — В этой истории же еще один участник. Лили сказала, что он тебе за что-то мстил?

— Да, — морщится Скорпиус. — Оказывается, он все это время сох по Джейн. И здесь он начал за мной следить. Кстати, конфеты тоже посылал он.

— Что за мерзкий тип, — меня даже передергивает. Несколько дней назад я хорошо относился к Крейгу, но теперь одно его имя вызывает отвращение. Особенно из-за того, что он полез к Лили. — И что было с фотографиями?

— Ничего. Он потом сам пришел. Сказал, что, если я не оставлю Лили, он покажет фотографии тебе. А поскольку в тот момент с Лили все и так было очень плохо, я решил, что лучше я сначала разберусь с помолвкой, а потом верну Лили и расскажу все тебе.

Вот мы и подошли к вопросу, который беспокоит меня больше всего.

— Скорпиус, ты можешь разбираться с помолвкой два года, — говорю я. — Что, если бы Крейг не принес Джеймсу фотографии, ты бы все это время делал вид, что ничего не произошло?

— Нет, — он качает головой. — Я не знаю. Я бы не смог.

— Просто скажи мне, что ты вернулся к Лили не потому, что мы с Джеймсом убили бы тебя за ее разбитое сердце.

— Я хочу быть с Лили, Ал, — с нажимом произносит он и на секунду сжимает кулаки. — После того, что с ней сделал этот ублюдок Кестер, я все равно бы пришел к ней в лазарет, даже если бы ты ничего не знал. И даже если ты сейчас скажешь мне, что я должен с ней расстаться, я этого не сделаю.

Я поднимаю голову, и он твердо выдерживает мой взгляд. Ладно, это уже радует. Если он хочет быть с Лили, она должна стоять у него на первом месте. Но как она там оказалась, я до сих пор не могу представить.

— Ты никогда не хотел серьезных отношений.

— Вообще-то с Джейн я встречался несколько месяцев.

— Пока она тебе не надоела, — напоминаю я.

— На что ты намекаешь, Ал? — вздыхая, спрашивает он. — Что Лили мне надоест, и я ее брошу? Типа у меня хобби такое?

— Я просто не понимаю, — признаюсь я. — Ты жил себе спокойно, менял девчонок, и тут, после пары недель отношений с моей сестрой, готов ради нее и горы свернуть, и от невесты избавиться?

— Две недели я с ней только встречался, но мы были знакомы гораздо раньше.

— Хочешь сказать, и она тебе с детства нравилась? — скептически спрашиваю я.

— Нет. Но я же постоянно видел ее рядом с тобой, — Скорпиус пожимает плечами. — Здесь я просто впервые посмотрел на нее не как на твою сестру, а как на девушку. И мне не нужно было время, чтобы узнать ее ближе, потому что я уже ее знал.

Я поднимаю брови.

— То есть, ты увидел ее в красивом платье с развевающимися на ветру волосами, у тебя внезапно раскрылись глаза… И что, ты понял, что она милая, добрая и нежная и растопит лед в твоем сердце — или как?

— Извини, Ал, но ты вообще знаком со своей сестрой? — хмыкает он. — Милая, добрая и нежная — не очень-то на нее похоже.

— Ты сейчас вообще себе не помогаешь, — недовольно замечаю я, но, не выдержав, начинаю смеяться. — Ну хорошо, она не всегда милая, согласен. Что тогда? Что в ней оказалось такого, чего ты не находил в остальных?

Скорпиус смотрит на пламя с той же улыбкой, с которой смотрел на Лили. Странное зрелище. Но весьма забавное.

— Она просто… — он прочищает горло, а потом возмущенно смотрит на меня. — Нет, Ал, даже не пытайся, я не буду тебе душу изливать!

— Да ладно, я тебе много рассказывал про Саммер.

— Не то чтобы я тебя об этом просил…

— Да пошел ты, — я толкаю его в плечо.

Он коротко смеется, и повисает тишина. Очевидно, никаких подробностей мне не добиться. То есть, подробности мне не нужны — упаси Мерлин! — но все-таки интересно, почему Лили стала для него особенной. Конечно, она особенная, но сам Скорпиус никогда раньше это мнение не разделял.

— Мне правда жаль, Ал, — говорит он уже серьезно. — Прости, что не рассказал тебе ничего. Но это единственное, за что я извинюсь.

— А ты так хорошо начал…

— Я не могу извиниться за то, что начал встречаться с Лили, — продолжает он, проигнорировав мой комментарий. — Я об этом не жалею. Да, в какой-то момент все вышло из-под контроля, и перед Лили я уже извинился за все, что произошло. Но я признаю, что не должен был делать это за твоей спиной.

— А почему ты мне не сказал? — спрашиваю я вполне мирно, пытаясь представить, как бы отреагировал, если бы Скорпиус просто пришел ко мне и сказал, что влюбился в мою сестру.

— Потому что я слишком молод, чтобы умирать? — предлагает он, подняв бровь.

— Ты мой лучший друг, Скорпиус, — я закатываю глаза. — Тебе я дал бы десять минут на объяснение, прежде чем убивать.

— Вот именно, — говорит он, не поддерживая шуточный тон. — Этого всего я не хотел. Я знал, что если скажу тебе, начнутся разборки и подозрения, разговоры об Аделе, а я просто хотел быть с девушкой, которая мне нравится, как нормальный человек, и не думать о причинах, по которым мне нельзя это делать.

Если на пару секунд забыть, что я брат Лили, и посмотреть на все это глазами Скорпиуса, его можно понять. Он оказался в паршивой ситуации. Причем уже давно, когда только родилась Адела. Договор не контролирует то, что чувствуют его исполнители, и Скорпиус не мог влюбиться в свою невесту просто потому, что ему так сказали. Пожалуй, всем было бы проще, если бы так все и произошло. Я не могу даже представить, что бы делал, если бы был помолвлен с кем-то вроде Аделы. Если бы при этом встретил Саммер. Мне абсолютно не нравится сложившаяся ситуация, но я признаю, что могу понять Скорпиуса. И пусть я не могу полностью простить его, на смену злости приходит сочувствие. В конце концов, Лили и правда выглядит с ним счастливой, а это главное. Наверное, я должен хотя бы попытаться к этому привыкнуть. Остается только надеяться, что мы найдем способ избавиться от Селвинов, и вся эта драма останется позади.

— Первый матч назначили на четырнадцатое августа, — говорит Скорпиус нерешительно.

— Да, я знаю, — киваю я.

Кажется, он рассчитывал на более развернутый ответ.

— Мы… будем что-то делать? — помедлив, спрашивает он.

Я сам не спешу с ответом. Слушать первый матч сезона вместе — это наша традиция, появившаяся после первого курса. И если сейчас я предпочту нарушить ее — значит, все. Нашу дружбу уже не восстановить.

— В это время у нас скорее всего будет гостить Свити, — решив все окончательно, отвечаю я. — Так что лучше у тебя.

— Договорились, — улыбается он.

Никакого словесного примирения после этого не требуется, и так все ясно. Я испытываю колоссальное облегчение. Раньше мы если и ругались, то почти сразу отходили, и эти несколько дней, когда я не знал, есть у меня друг или нет, были сущим кошмаром.

— Кстати о Свити, — говорит он, снова становясь серьезным. — Точнее, о Лили. Она убьет меня, если узнает, что я тебе сказал, но так будет лучше для нее самой.

— В чем дело? — напрягаюсь я.

— Она ведет себя так, как будто уже отошла от случившегося. Но на самом деле она переживает гораздо больше, чем показывает.

— Откуда ты это знаешь? — спрашиваю я, не справившись с кольнувшей ревностью: теперь Скорпиус мне будет рассказывать что-то важное про мою сестру?

— Я случайно увидел ее, когда… В общем, она боится оставаться одна, — неохотно сообщает он. — Как я понял, ей кажется, что кто-то может прийти и снова напасть на нее. Я надеюсь, что скоро это пройдет, но, думаю, до приезда Свити вашей маме лучше ночевать в комнате Лили. Ну, или пригласите Доминик пожить у вас. Возможно, это не понадобится и дома Лили будет чувствовать себя в безопасности, но просто имей это в виду на всякий случай.

— Да, — говорю я, и внутри все сжимается от ненависти к Кестеру, жалости к сестре и вины, что я не смог ее защитить. — Спасибо, что сказал.

— Конечно, — кивает он. — Лили это не понравится, но здесь я еще мог проследить за ее состоянием, а у вас дома это должен делать кто-то другой…

— Подожди, давай-ка вернемся на минутку. Хочешь сказать, что здесь ты ночевал у нее в комнате?

— Мерлин, Ал, уйми свою подозрительность! Мелани вообще-то с ней жила.

— Ну, Мелани тебя покрывала.

— Слушай, Ал, — Скорпиус вздыхает. — Давай сразу договоримся: я не буду перед тобой отчитываться. Это наше с Лили дело. Это последний наш подобный разговор, и я просто скажу тебе, что ты можешь не беспокоиться.

Это точно последний наш подобный разговор, потому что мне не хочется об этом думать. Никогда. Вообще. Но, к сожалению, эти мысли все равно будут появляться у меня в голове, и я не смогу их остановить.

— Ты имеешь в виду не беспокоиться за то, что что-то произойдет, или за то, что ты ее бросишь наутро? — спрашиваю я, с трудом заставляя себя произносить слова.

— За второе ты вообще можешь не беспокоиться никогда, — говорит Скорпиус, как будто оскорбленный тем, что я это вообще предположил. — За первое — думаю, еще долго.

Я вспоминаю, как Лили в таком же жутком разговоре сказала, что ничего не будет, пока Скорпиус не избавится от помолвки. Я не знаю, говорила ли она это ему, или он ответил мне так по другим причинам, но я не хочу продолжать спрашивать. Буду просто довольствоваться этой информацией.

— Ладно, — говорю я, закрывая тему. — Сейчас главное — избавиться от Селвинов. Как приедем домой, начнем искать лазейки.

— Да, — говорит он. — Спасибо, Ал.

— Ты же знаешь, что, если бы ты не встречался с Лили, я бы все равно сделал все, чтобы тебе помочь?

Он неопределенно пожимает плечами.

— Это самое милое, что я слышала за последнее время, — раздается благоговейный голос за моей спиной.

Я с недовольством поворачиваюсь к Лили.

— И давно ты подслушиваешь? — интересуюсь я, надеясь, что самую неловкую часть разговора она все-таки не слышала.

— Я только подошла, — отвечает она. — Издалека казалось, что вы уже помирились, и я хотела убедиться.

Она занимает место рядом со Скорпиусом и прижимается к его боку. Он автоматически обнимает ее за плечи. Хотя я натыкался на них по всему лагерю последние пару дней, мне до сих пор непривычно это видеть. Лили переводит любопытный взгляд с него на меня и обратно.

— Ну, и к чему вы пришли?

— Все тебе расскажи, — фыркаю я. — Никто не умер — и радуйся.

— Пока мне этого достаточно, — Лили улыбается, решив, к моему удивлению, не допытываться. — А вот там что-то интересное происходит, может, присоединимся?

Проследив за ее взглядом, я вижу, что около двадцати атлантов собрались в один большой круг, сдвинув бревна. Саммер тоже среди них, сидит между Кайлом и Ребеккой. Я поднимаюсь на ноги. Скорпиус встает и помогает Лили. Я пытаюсь прикинуть, сколько времени мне понадобится для того, чтобы перестать обращать на это внимание, но пока мне сложно представить, что когда-то Скорпиус и Лили станут для меня обыденностью.

Мы проходим мимо организаторов, собравшихся отдельной компанией, и подходим к ребятам. Оливия первая замечает нас и хватает за руку Стейси, обрывая ее на полуслове. Абсолютно все поворачиваются к нам со странными выражениями лиц.

— В чем дело? — осведомляется Скорпиус, слегка задвигая Лили за свою спину.

— Вы помирились? — нетерпеливо спрашивает Оливия.

Я молчу. Если я сейчас скажу да, это будет окончательно означать, что вопрос его отношений с Лили закрыт. Он тоже ничего не говорит и сам смотрит на меня.

— А вам зачем? — спрашиваю я, уклоняясь от ответа.

— Так помирились или нет?!

— Да помирились они, — сообщает Лили, тем самым провоцируя какое-то настоящее безумие.

Я не понимаю, в чем дело, но половина собравшихся начинает орать, улюлюкать и аплодировать, а вторая издает громкий разочарованный стон.

— ДА! — вопит Диего, вскакивая с места. — Я богат!

— Кто не верит в настоящую дружбу — раскошеливайтесь! — присоединяется Оливия.

— Ну Ал, ну ёб твою мать! — Сато горестно смотрит на меня, доставая из кармана деньги. — Он с твоей сестрой шашни крутил за твоей спиной, а ты его так быстро простил! Не мог ещё денёк подождать?

— Вы что, спорили на нас? — я наконец догадываюсь, что происходит.

— Да, — довольно отвечает Кристин. — Вы должны были помириться до конца смены и оправдали надежды. Ну, половины из нас, по крайней мере.

— Кто-то получит новые туфли, — с предвкушением пропевает Стейси, собирая деньги с проигравших.

— Подождите, вы сейчас собрались и ждали, чем закончится их разговор? — спрашивает Лили смеющимся голосом.

Оливия мотает головой.

— Нет, вообще мы тут предаемся ностальгии. Вот что из смены тебе запомнилось больше всего? То есть, кроме… — она тушуется и прочищает горло. — Мы вспоминаем только хорошие события, уверена, у тебя их было много!

Я смотрю на Лили. Она делает вид, что не поняла причину смущения Оливии, хотя я думаю, что только известие о помолвке Скорпиуса могло запомниться ей больше дня, когда Кестер лишил ее сил и магии и бросил без сознания посреди коридора. Лили улыбается так, как будто провела лучшую смену в жизни, и улыбка эта выглядит настолько искренней, что, если бы Скорпиус меня не предупредил, я бы и не понял, что ей до сих пор страшно.

— Пожалуй, «Мисс Атлантида». Хоть я и не победила, это все равно было круто.

— А ты, Ал?

Я задумываюсь, но мне сложно выделить что-то одно. Разумеется, за последние дни мою голову занимали только мысли о нападении на Лили и ее отношениях со Скорпиусом, но Оливия спросила про хорошие события… Почти все мои хорошие события связаны с Саммер, но большинство из них слишком личные, чтобы ими делиться.

Я прохожу через центра круга, останавливаюсь перед Саммер и тяну ее вверх за руку.

— Вот это мое лучшее событие, — говорю я негромко, прижимая ее к себе.

— Это человек, а не событие, — говорит Оливия, хоть и улыбается, глядя на подругу.

— Ой нет, подробностей об их событиях нам не надо, — говорит кто-то из парней, и все смеются.

— Садись к нам, Ал, — Ребекка двигается, освобождая мне место.

Мы садимся рядом, и я беру руку Саммер в свою.

— Поздравляю с примирением, — говорит она. — Наверное…

— Ты тоже делала ставки? — с любопытством спрашиваю я.

— Нет.

— Серьезно? — я поднимаю брови. — Саммер Холл избегает азартных игр?

Она усмехается.

— Я реально не знала, на что поставить. Скорпиус поступил, как мудак, так что логически все указывало на то, что вы не помиритесь. Но дружба не всегда поддается логике, и я просто не могла понять, простишь ты его или нет.

— Ты считаешь, что я не должен был? — я хмурюсь.

— Скорпиус, а что насчет тебя? — спрашивает Оливия.

— Я не могу ничего считать, Ал, — Саммер понижает голос. — Я знаю Скорпиуса всего месяц, а ты — много лет.

— Что насчет меня? — уточняет Скорпиус.

Я нахожу его глазами: они с Лили тоже сели на одно из бревен, почти напротив нас.

— Не увиливай, мы обсуждаем самые запоминающиеся события смены.

— Я не знаю, — он усмехается. — Пусть это будет костюмированный вечер, на котором кому-то пришло в голову назвать меня романтичным.

— Подождите, так это же правда! — Оливия даже поднимается на ноги, видимо, слишком пораженная осенившей ее мыслью. — Вы были Ромео и Джульеттой, и у вас запретный роман, как у них! В этом была суть ваших костюмов? Все было подстроено?

— Подстроено, но не нами, — слегка недовольно отвечает Лили и оглядывается. — А где Мелани, кстати?

— Они вроде спать уже ушли.

— Они? — переспрашивает Скорпиус и явно тут же жалеет об этом, потому что все начинают смеяться и сравнивать его роман с нашей сестрой с романом его сестры и Джеймса.

Он терпеливо выслушивает все подначки, никак не реагируя, и народу это быстро наскучивает.

— Кайл, твоя очередь кормить бога ностальгии.

Похоже, нас спросили, потому что мы вклинились в обсуждение со стороны, а до этого все отвечали по кругу.

— Наша предпоследняя тренировка, — отвечает Кайл, и я даже наклоняюсь, чтобы взглянуть на человека, для которого тренировка по квиддичу стала самым значимым событием за месяц.

Но ребята из его команды понимающе кивают и переглядываются.

— Серьезно?

— Митч гонял нас допоздна, — закатывая глаза, отвечает Кайл. — А после мы разговорились и не заметили, как наступил отбой. Чтобы не активировать Воющие чары, нам пришлось всю ночь провести в раздевалке.

— И что вы делали?

— Мы переиграли во все игры, которые только вспомнили, — отвечает вместо него Кристофер. — Нам даже пришлось заключить пакт о неразглашении, а то много нового друг о друге узнали.

Это звучит интересно, чем-то напоминает мне нашу маленькую вечеринку в кабинете Шикобы. Но один вопрос не дает мне покоя:

— Если вы пришли туда с тренировки, почему вы не могли просто улететь на метлах? Воющие чары на них не реагируют…

Несколько секунд все молчат, а потом пляж, если не весь остров, сотрясается от дружного хохота при виде растерянных лиц членов команды, осознающих, что могли легко уйти. Впрочем, они не сильно расстраиваются — ведь в итоге эта ночь запомнилась больше всех.

Продолжить разговор мы не успеваем, потому что замечаем стремительно приближающуюся к нам Джоанну.

— Вы что, совсем охренели?!

Несмотря на то, что она шепчет, все тут же затыкаются, не рискуя издать ни звука. Джо и выглядит немного устрашающе — волосы растрепаны ветром, руки сжаты в кулаки, взгляд гневно сверкает в темноте. На ней джинсы и огромный свитер, но она все равно дрожит, что только добавляет ее образу грозности.

— Вы в курсе, что уже полночь? — продолжает она. — Я разрешила вам посидеть после отбоя, полагая, что вы не будете ржать, как кони! Преподы уже спят все. Да и половина атлантов.

— Прости, Джо, — негромко отвечает ей Оливия. — Мы будем вести себя тише.

— Давайте уже расходитесь, — хмуро говорит Джоанна.

— Мы еще пятнадцать минут посидим и пойдем спать, — очень честным тоном говорит Диего.

Не знаю, поверила она или просто не хочет спорить, но Джо только машет рукой и уходит, больше ничего не говоря. Я окидываю взглядом пляж и понимаю, что, действительно, кроме нас никого не осталось. Все остальные костры погасли.

— Саммер, ты следующая, — говорит Оливия, как только организаторша удаляется на достаточное расстояние.

— Знаете, я, наверное, спать пойду, — отвечает Саммер, поднимаясь на ноги. — А запомнила я много чего. Спокойной ночи, ребят.

Никто не успевает отреагировать на ее резкий уход, но я вскакиваю с места и устремляюсь вслед за ней.

— Все в порядке? — обеспокоенно спрашиваю я.

— Да, я просто дико устала. Сегодня день был сумасшедший.

— Ладно, дай мне только попрощаться с ребятами, и пойдем.

— Ал, не надо, — она качает головой. — Я реально просто завалюсь спать, тебе нет смысла идти со мной.

— Ты уверена? — с сомнением спрашиваю я.

— Конечно, — Саммер улыбается. — Ты же так любишь это место, тебе нельзя тратить свою самую последнюю ночь на сон.

Я бы не сказал, что прямо настолько люблю МАЛ — это больше подходит Лили, — но мне правда хотелось бы остаться еще ненадолго. Несмотря на то, что впереди август, а потом и целый учебный год, я не могу отделаться от чувства, что завтра закончится не только смена, но еще лето и вообще все детство. Уже через год надо будет искать работу, определяться, что-то планировать, и кажется, что сейчас я в последний раз могу сидеть у костра с друзьями, не беспокоясь о будущем.

— Просто разбуди меня, когда вы закончите, — говорит Саммер. — А сейчас я хотя бы часик посплю. Только обязательно разбуди!

— Хорошо, — я киваю и коротко целую ее. — Спокойной ночи.

— Повеселись тут за меня.

Я возвращаюсь к ребятам. Очевидно, вмешательство Джоанны временно разрушило атмосферу, и не только Саммер решила воспользоваться этим перерывом. Еще несколько человек расходятся по своим палаткам, и мы сдвигаем бревна в более узкий круг. Теперь я сажусь рядом с Лили. Истории о самых важных событиях заканчиваются, и все уже просто вспоминают возникшие за это время шутки, и происшествия на мероприятиях, и смешные моменты с уроков. Немного странно слушать чужие истории: пока я нарушал все существующие правила с Саммер, Лили тайно встречалась со Скорпиусом, а Джеймс добивался Мелани, у всех остальных тоже была жизнь. Другие атланты знакомились, заводили романы, сбегали с уроков, устраивали вечеринки, побеждали в конкурсах и не имели ни малейшего понятия о той драме, что разворачивалась вокруг моей семьи.

Желающих, а точнее, имеющих силы еще что-то вспоминать и обсуждать становится все меньше. Не проходит и получаса, прежде чем Скорпиус окликает Лили, уткнувшуюся в его плечо.

— Лили, ты спишь?

— Нет, — заторможенно отвечает она, не открывая глаз.

— О чем мы только что говорили?

— Мм, — она вздыхает. — О дельфинах?

Раздаются негромкие смешки, потому что о дельфинах мы не говорили вообще.

— Лилс, иди к себе, — говорю я, потрепав ее по руке. — Ты сегодня весь день на ногах.

Я воздерживаюсь от напоминания о состоянии ее здоровья, потому что ее это бесит, но ей действительно нужно отдохнуть. Завтра мы поедем в Мунго сразу из Министерства, и я очень надеюсь, что обследование не покажет больше никаких отрицательных последствий заклинания Кестера. Лили и так переживает, что не сможет колдовать, а если найдут еще хоть один побочный эффект, она этого не перенесет.

— Я не хочу ничего пропустить, — расстроенно говорит она, хотя и так уже пропустила половину разговора.

— Да все уже скоро разойдутся, — утешает ее Скорпиус. — А завтра, я уверен, все будут предаваться воспоминаниям по второму кругу. Идём спать.

Тут он, видимо, соображает, что сказал, и поворачивается ко мне. У меня эта ситуация почему-то вызывает ступор, и я не знаю, как реагировать. С одной стороны, я категорически, абсолютно и совершенно против — только через мой труп он будет ночевать в палатке моей сестры. С другой — Мелани, очевидно, там нет, а Лили нельзя оставлять в одиночестве. Я мог бы попытаться разбудить Свити или Дом, но Лили будет недовольна, если я расскажу кому-то о ее страхах, раз она скрывала это даже от меня. Я знаю, что она не любит проявлять слабость, и, хоть и считаю, что она не должна справляться с этим одна, не могу ее выдать. Остается только радоваться, что рядом с ней был Скорпиус, и — черт возьми, я просто не верю, — позволить ему и дальше это делать. Я просто пожимаю плечами, на большее меня не хватает, и Скорпиус расценивает это как разрешение. Он кивает мне, прежде чем встать и потянуть за собой Лили. Не знаю, что он хотел вложить в этот жест, но думать об этом не хочу. Я безразлично желаю им спокойной ночи, но провожаю глазами каждый их шаг и продолжаю буравить взглядом палатку Лили, когда они уже скрываются в ней. Мелани посоветовала мне смириться, и я пытаюсь. Но адекватно воспринимать эти отношения я вряд ли скоро смогу. Я искренне хочу, чтобы они оба были счастливы, но не понимаю, почему это должно быть друг с другом. Пусть мы со Скорпиусом и помирились, я не знаю, сколько времени мы продержимся до нового конфликта из-за Лили.

— Ал, ты пытаешься прожечь взглядом брезент, чтобы увидеть, что там происходит?

Я отворачиваюсь от палатки и смотрю на Ребекку. Она понимающе улыбается.

— Может, вернешься к нам? С Лили все будет хорошо.

С легким недоумением я обнаруживаю, что у костра нас осталось всего пятеро. И это самая странная компания, которая когда-либо могла собраться. С Брендой и Ребеккой я еще общался, а с другими двумя — Полем Монро и Дианой Димитровой — за всю смену не перекинулся ни словом. Про первого я знаю только то, что Мелани подливала ему в чай зелье для зрения, а про вторую — что она приревновала Крама к Розе и распускала про нее какие-то слухи. Но этот вопрос я даже не хочу поднимать, потому что у кузины все прекрасно, а тратить последнюю ночь на разборки совершенно не хочется.

— Кому, как не тебе, это знать? — хмыкает Диана. Нет, похоже, без разборок не обойдется.

— Что, прости? — переспрашивает Ребекка абсолютно вежливым тоном, как будто действительно не поняла намека.

— Кому, как не тебе знать, как ей с Малфоем будет хорошо, — ничуть не смутившись, поясняет Диана.

— Мне кажется, тебе пора заткнуться, — грубо обрывает ее Бренда, опережая меня.

Дурмстранговка смотрит на меня, хотя я не успел ничего сказать.

— Извини, Альбус, я не хотела сказать ничего плохого о твоей сестре, — говорит она и снова поворачивается к Ребекке. — Но все-таки, твой бывший сейчас с другой девушкой.

— Скорпиус не мой бывший, — фыркает Ребекка. — И с чего ты вдруг решила, что это твое дело?

— Да просто интересно, — протягивает Диана, внимательно глядя на нее. — Не верю я твоей реакции: и со Скорпиусом-то ты общаешься, и за Лили вступаешься, вся такая милая… Но тебя же это бесит, ведь так? Признайся. Давай, мы все завтра разъедемся и никогда больше друг друга не увидим. Просто скажи правду.

— Правда в том, что мы со Скорпиусом слишком мало времени провели вместе, чтобы я могла сейчас на него претендовать, — спокойно отвечает Ребекка. — И большую его часть я была пьяна.

— Разве вы не сошлись снова после твоего возвращения?

Мне хочется прекратить этот стервозный разговор, но сначала я надеюсь, что Ребекка подтвердит слова Скорпиуса.

— Нет, — к моему облегчению, говорит она. — Тогда я уже знала, что он начал встречаться с кем-то другим. Мне он ничего не обещал, так что злиться на него за это я не вижу смысла.

— Подожди, но откуда ты знала? — не сдержавшись, Бренда все-таки присоединяется к расспросам. — Никто же не знал.

— Мне сказали, — уклончиво отвечает Ребекка. — Так что, извини, Диана. Но мстительного монолога брошенной девушки ты от меня не услышишь.

— Ну смотри, — та пожимает плечами. — Чем раньше ты это признаешь, тем лучше.

— Да почему ты вообще ко мне прицепилась?

— Может, потому что это её бывший сейчас с другой девушкой? — спрашивает Бренда в пустоту.

Диана высокомерно откидывает волосы, сразу выдавая, что Брен попала в точку.

— Так ты злишься, что я смогла отпустить Скорпиуса, потому что сама отпустить Алекса не можешь, — с глубокомысленным видом произносит Ребекка.

— Нашла, что сравнивать, — фыркает Диана. — Мы с Алексом дружим с детства, а вы познакомились только здесь.

— Ты сама себе противоречишь, — замечает Ребекка. — До этого ты говорила, что меня должно бесить, что он нашел другую девушку. Но ты просто проецируешь.

Дурмстранговка морщится.

— Знаете что, я не хочу тратить на это последнюю ночь…

— Но ты сама начала, — говорит Ребекка, прежде чем Диана успевает встать. — Ты сама вставила комментарий обо мне и Скорпиусе, когда мы могли просто продолжить вспоминать смену. И ты сама тратишь свою последнюю ночь в этом волшебном месте на злость, и желчь, и отчаяние. И мне очень жаль.

Диана молчит. Мы все тоже. Если честно, первоначальное мое впечатление о Ребекке совпадало с мнением о большинстве бывших Скорпиуса: она казалась хорошенькой, легкомысленной, ничем не цепляющей девчонкой. Потом я проникся к ней симпатией, но она была рождена из сочувствия после ее отравления. Но сейчас я вынужден признать, что ошибался все это время. Ребекка оказалась гораздо лучше, чем я о ней думал.

— Я не буду врать, — продолжает она. — Когда я только услышала, что Скорпиус нашел другую, я была очень расстроена. Но в больнице у меня было много свободного времени, чтобы все это обдумать, и я поняла, что не хочу растрачивать свои эмоции и нервы на того, кто точно никогда не будет со мной. Я еще встречу человека, с которым буду счастлива. И я верю, что ты тоже.

— Я не думаю, что это возможно, — негромко признается Диана. — Но спасибо.

Я переглядываюсь с Брендой и вижу, что она так же не понимает, что только что произошло и как за пять минут этот разговор перешел от обвинений и намеков к благодарностям.

— Более, чем возможно, — не сдается Ребекка, и я снова удивляюсь ее доброжелательности. — Ты же «Мисс Атлантида»! Умная, сильная и красивая. И когда ты будешь готова, найдется множество молодых людей, которые это оценят. Правда, мальчики?

Я не сразу нахожу, что ответить, потому что Диана все еще вызывает у меня сильную неприязнь, но Поль, до этого не издавший ни звука, горячо поддакивает.

— Любой парень мечтает быть с такой девушкой, как ты, — запинаясь, говорит он.

— Спасибо, это очень мило, — Диана слегка улыбается. — Только я о «любом парне» не мечтаю. И того, чтобы меня просто кто-то «оценил», мне тоже недостаточно.

— Я не это имела в виду, — мотает головой Ребекка. — Просто я уверена, что Алекс — не единственный шанс на любовь, который у тебя был.

— Ребекка, ты собираешься быть психологом? — на полном серьезе спрашивает Бренда.

— Нет, — смеется та, очевидно, обрадованная сменой темы, — я продолжу делать то, что делаю сейчас. Помогать сквибам адаптироваться в мире магглов.

— Одно другому не мешает, — пожимает плечами Бренда. — Кто-то другой может научить их нажимать кнопки посудомоечной машины. А психологическая помочь им будет нужнее. И я не вижу никого более подходящего для этой работы.

Ребекка задумывается над ее словами. Лично я считаю, что это отличная идея. Я не могу себе представить, каково это — родиться сквибом в семье волшебников. Просто сразу же разрушить все ожидания семьи, а потом нигде не находить себе места. Они же не представляют, как устроен маггловский мир, не знают маггловских профессий и не понимают, что делать без магии. В таком случае им действительно нужен кто-то, кто скажет, что их жизнь не кончена.

— Спасибо Бренда, ты усложнила мою жизнь. Теперь мне придется после школы идти в маггловский университет на психологию, потому что я не смогу выбросить эту мысль из головы. Кажется, ты только что определила мое будущее.

— Всегда рада помочь, — смеется Бренда. — Такие вопросы всегда должны решаться в два часа ночи с малознакомыми людьми.

— Да? — улыбается Ребекка. — Мы сейчас и твое будущее определим?

— А я уже, — признается Бренда.

— И какой у тебя план? — с любопытством спрашиваю я.

Она расправляет плечи, но почему-то бросает на меня быстрый виноватый взгляд.

— Я еще никому не говорила, но агент, которого пригласил Джеймс, нашел меня после матча, — говорит она, как будто пытаясь не улыбаться, но ей не удается. — Он сам ищет игроков для европейских команд, но его друг работает на «Воинов Вулонгонга». Сэм замолвит за меня словечко, и, возможно, в августе меня пригласят провести пару недель с командой и попробовать сыграться с ними.

— Вау, это потрясающая новость! — восторгается Ребекка. — И как у тебя терпения хватило о ней молчать? Твои родители, наверное, с ума сойдут от гордости.

Бренда передергивает плечами, и весь ее энтузиазм сдувается.

— Давно уже сошли, но гордостью там и не пахло, — говорит она. — Мама считает, что квиддич не для девочек и никто не возьмет меня замуж, если я продолжу играть. А мой отец убежден, что квиддич для тупых, кто не может добиться успеха в магических дисциплинах. Он, конечно, мудак, и на его мнение мне плевать, а вот с мамой я живу и еще наслушаюсь. Так что даже если с «Воинами» не срастется, я буду рада просто свалить из дома.

Это звучит очень паршиво. Я не могу представить, чтобы мои родители сказали, что Лили не может что-то делать, потому что она девочка. И уж точно никто не сомневался в умственных или магических способностях Джеймса, когда он выбрал спорт.

— Мне жаль, Бренда. Надеюсь, что в итоге они тебя поймут и поддержат, — говорит Ребекка и поворачивается к Полю. — А ты, Поль? Уже решил, чем займешься?

Поль удивляется, что к нему обратились, но кивает.

— Да, я продолжу изучать алхимию, — сообщает он. — Вообще я планировал поступать в Институт имени Фламеля, но сегодня сеньорита Наварро представила меня декану из Мадридской Академии. Надо будет ознакомиться с их программой. — Он слегка тушуется, но все-таки продолжает: — Я уже давно хочу попробовать воссоздать философский камень.

— Хочешь разбогатеть или жить вечно? — подняв брови, спрашивает Диана.

— Скорее, это чисто научный интерес, — воодушевленный ее вниманием, Поль слегка захлебывается собственными словами. — В наших учебниках очень разрозненная информация о философском камне и четкой инструкции, как его создать, разумеется, нигде нет. Но я читал монографии самого Фламеля, и по ним можно отследить направление его мыслей. Мне кажется, я знаю, что нужно делать, но в школе недостаточно оборудования, а здесь было недостаточно времени, чтобы попробовать.

— Разве философский камень не выдумка? — влезает Бренда.

— Нет, мой отец держал его в руках, — я качаю головой.

Поль разворачивается ко мне, и, предвещая его вопрос, я поспешно добавляю:

— Но я ничего об этом не знаю. Только сам факт.

— Жаль, — расстроенно говорит он.

Я не знаю, зачем мне это надо, но все равно предлагаю:

— Я могу спросить и написать тебе, если папа скажет что-то существенное.

— Да, — он энергично кивает. — Спасибо. Я буду очень тебе признателен.

Я пожимаю плечами и перевожу взгляд на Диану.

— А что насчет тебя?

— Я точно не знаю, — отвечает она, растеряв всю свою враждебность.

— А путевку ты за что получила? — интересуется Бренда.

Диана медлит, прежде чем ответить:

— Я изобрела один артефакт.

— И что он делал? — с любопытством спрашивает Поль.

Она поджимает губы и оглядывает пляж — проверяет, что никто не подслушает? Что такого она могла изобрести, о чем знает комиссия лагеря, но не могут знать атланты?

— Если я расскажу, нам тоже придется заключить пакт о неразглашении, — говорит Диана легким тоном, что я не могу понять, шутит она или нет.

— Мы все из разных школ, — замечает Бренда. — Даже если кто-то из нас начнет болтать, твои одноклассники все равно не узнают. Но я уверена, что все здесь способны держать слово.

Я, Ребекка и Поль киваем, подтверждая ее слова. В том, что мы остались здесь самые последние, есть что-то особенное, располагающее к откровенным разговорам, которые останутся между нами.

— Ну ладно, — соглашается Диана и подбрасывает в костер пару веток. — Дело в том… Моя мать вейла.

Она выдерживает паузу, но никто не реагирует. По крайней мере, внешне. Но лично у меня сразу возникает много вопросов.

— Она чистокровная вейла, — продолжает дурмстранговка, не дождавшись комментариев. Я вижу, что ей тяжело дается это признание. — Если вы не знаете, когда вейлы выходят из себя, они превращаются в гарпий. Обычно это длится только во время вспышек гнева, но у моей мамы что-то пошло не так. Я до сих пор не знаю что. Но однажды она разозлилась и провела в состоянии гарпии три года.

Чей-то резкий вдох убеждает меня, что я не ослышался. Она сказала не «три дня» — она сказала «три года». Как?..

— Целители не знали, что делать, потому что таких случаев раньше не было, и я решила взять дело в свои руки. Изучила все, что можно было изучить, и заколдовала один из ее кулонов. Она принимает нормальный облик, когда надевает его. Собственно, она просто постоянно его носит, так что все вернулось на свои места. Немиров отдал все мои записи в Институт, и сейчас они пытаются применить их для лечения оборотней. Так я получила путевку — и уберите уже такие лица, все счастливы!

Выполнить ее просьбу не получается ни у кого, потому что, каким бы ни было завершение этой истории, она все равно ужасна. Я почти не обращал внимания на Диану, но никогда при взгляде на нее у меня не возникало мысли, что она прошла через что-то настолько тяжелое. Так же и с Брендой: она с таким наслаждением играет в квиддич, что я и не подозревал, что он доставляет ей столько проблем. А Мелани — не знай я все от Скорпиуса, в жизни бы не подумал, что ее насильно выдают замуж. Сколько еще здесь таких историй? Со стороны все они выглядят счастливыми, стабильными и уверенными в себе, и никто даже не догадывается, что происходит внутри.

— И как теперь твоя мама… Она помнит, что было в эти три года? — негромко спрашивает Бренда, оправившись от шока.

— Почти не помнит, — отвечает Диана. — Сейчас мы просто предпочитаем делать вид, что ничего этого не было.

— Ты поэтому не хочешь, чтобы знали все остальные? Чтобы тебе не напоминали? — спрашивает Ребекка.

— Нет, я просто не распространяюсь о том, что я полувейла, — говорит Диана, снова обегая глазами пляж. — В моей школе это не приветствуется.

— Неужели никто не знает?

— Алекс знает. Наши родители дружат. Но остальным я не говорила, разумеется, — она качает головой. — Хотелось избежать участи полукровок.

— Разве ты не можешь… Ну, очаровать их? — спрашиваю я нерешительно, точно не зная, насколько это бестактный вопрос.

— Могу, — Диана улыбается пустой улыбкой. — Но только парней. А бояться стоит девочек.

— Девочек, говоришь? — не сдерживаюсь я. — А как же Кестер, который проклял мою сестру и ушел?

Она поджимает губы.

— Ян — это особый случай, — слегка замявшись, отвечает она. — Уж извини, но твоя сестра сама надавила на больное место, и он сорвался. В Дурмстранге никому бы в голову не пришло так сделать, но если бы все-таки какая-то девочка поступила, как Лили, разбиралась бы с ней Альберта.

— Что за жесть у вас там происходит, — поежившись, бормочет Бренда.

Диана пожимает плечами, как будто говорит о чем-то совершенно обыденном.

— Таковы порядки. Но я, к счастью, от них не пострадала. И, кажется, мы еще не услышали о твоих планах на будущее, Ал.

Все четверо синхронно поворачиваются ко мне. Мне не сразу удается сориентироваться после такой резкой смены темы.

— Я еще не решил, — говорю я.

— Так много вариантов? — улыбается Ребекка. — Уверена, у тебя от предложений отбоя нет.

— Не особенно, — я мотаю головой, и внезапно меня посещает идея. — Хотя я вот подумал, может, у меня будут какие-то варианты в Америке? Хотя бы на год, пока Саммер будет доучиваться.

— В Америке огромное количество вариантов, — говорит она. — Чего именно ты хочешь?

— Я еще не решил, — с нажимом повторяю я, немного раздражаясь.

— Ну, а чем ты любишь заниматься? Кроме квиддича, очевидно.

— Квиддич — это к Джеймсу, — поправляю я. — Я в него просто играю. А так я не знаю, но это сейчас не так важно. Главное, чтобы мы с Саммер как-то устроились, а то жить на разных континентах — не очень-то удобно.

— Ну, если через год ничего не изменится, пиши нам, мы поможем.

— Супер, спасибо.

Я испытываю неожиданно сильное облегчение — наконец-то стал вырисовываться какой-то план. Я поселюсь в Салеме, найду работу — любая сойдет, на самом деле, — и буду ждать Саммер. А потом мы вместе сможем что-нибудь придумать.

— Ты так серьезно настроен, Ал, — замечает Бренда. — Это похвально. Вообще за смену образовалось много международных парочек. Если даже у одной выйдет что-то настоящее — будет чудо.

— Ну, я ни капельки не удивлюсь, если Диего и Сесилия повторят свои клятвы сразу после совершеннолетия, — смеется Ребекка. — А кто у нас еще? Саммер и Ал, разумеется, Роза с Алексом, Джорджи и Антонио…

— Не забывайте еще, в чьем свитере Джоанна пришла нас разгонять, — насмешливо говорит Диана.

— В чьем? — непонимающе спрашиваю я.

Она обводит нас удивленным взглядом.

— Серьезно? Вы не знаете? Она же мутит с Немировым.

— ЧТО?! — хором восклицают девочки.

— Наша Джо? — Ребекка хлопает глазами. — С вашим Немировым? С чего ты это взяла?

— Ну, во-первых, это действительно его свитер, он приходил в нем на пары в Дурмстранге, — отвечает Диана. — А во-вторых, все это знают. Ну, мы все знали, по крайней мере.

— Джоанна? — повторяет Ребекка, как будто не в состоянии в это поверить. — Но как? Немиров же такой… недоступный!

— Да нет, — со смешком возражает Диана. — Он вообще-то был женат. И сын у него есть.

— Но… Но это же Немиров! В него влюблены все! — Ребекка обводит нас жалобным взглядом, как будто ища поддержки, но мы с Полем чувств не разделяем. — Даже не могу представить себе его жену. Она же… Ну, жива?

— Да, они просто развелись. И я видела ее мельком — ничего особенного. Немиров — обычный человек, Ребекка. Может, Джоанна ему и понравилась, потому что это видела, а не пускала на него слюнки, как вы все. Но в любом случае, он не стал бы заводить отношения со школьницами, так что можешь не переживать, что упустила шанс.

— Ну не то чтобы кто-то всерьез рассчитывал с ним замутить, — делано фыркает Ребекка. — Он преподаватель. И вообще, он старый! Сколько ему, тридцать пять?

— Тридцать один, — довольным голосом поправляет Диана.

Протяжное скуление Ребекки веселит даже Бренду, которая, по идее, должна понимать девчачью одержимость Немировым. Отсмеявшись, она обращается к Диане:

— Неужели у вас в школе на него так не реагируют?

— О нет, я уверена, что многие девочки тайно по нему сохнут, — говорит та. — Просто никто бы никогда этого не показал.

— И ты никогда не была в их числе? — недоверчиво спрашивает Ребекка и дразнящим голосом добавляет: — Давай, скажи нам правду, завтра мы разъедемся и больше никогда не увидим друг друга.

Диана закатывает глаза.

— Когда мои сверстницы начали увлекаться мальчиками, мои мысли были заняты только состоянием моей матери, — говорит она. — А чуть позже мы начали встречаться с Алексом. Немиров же консультировал меня по поводу артефактов, и никого, кроме наставника, я в нем не видела.

— Я ей верю, — говорит Бренда Ребекке, на чьем лице все еще явственно читается сомнение. — Уверена, что если бы Диана захотела Немирова, она уже была бы с ним, благодаря своим чарам. Без обид.

— Ну спасибо, — хмыкает Диана. — Во-первых, если бы я и «захотела Немирова», я подождала бы окончания школы, чтобы его не посадили. А во-вторых, — она хмурится, глядя на свои ладони, — чары вейл так долго не действуют. Со временем человек просто вырабатывает иммунитет, хоть ты ему каждый день песни пой.

Я невольно вспоминаю, как Диана пела со сцены, — ничего волшебнее и прекраснее я не слышал…

— Ты пела! — вдруг осеняет меня. — Ты пела самая последняя… и стала… «Мисс Атлантидой»…

Я начинаю жалеть, что раскрыл рот, еще до того как заканчиваю говорить, потому что девочки синхронно поворачивают головы к Диане. Мы с Полем нервно переглядываемся. Я не знаю, сможет ли это удивительное перемирие выдержать новость о том, что Диана получила корону жульничеством, когда и Бренда, и Ребекка тоже на нее претендовали.

— Половина жюри была женской, — невозмутимо говорит Диана.

— Вообще-то, мужчин было больше на одного, — говорит Ребекка.

— И что?

— И то! Ты победила нечестно.

Диана склоняет голову набок, ничуть не смущаясь.

— Я пела, потому что это мой талант, а мы должны были показывать таланты. Но не забывайте, что там было еще четыре тура. Если бы я победила исключительно за счет того, что пленила половину судей своим голосом, то почему же вы раньше ничего не заподозрили? Я что там, спички в иголки превращала и получила корону?

— Нет, но, — Ребекка тушуется, — все равно силы были неравны.

— Ну да, — соглашается Диана. — Конечно, неравны. Не все из нас внезапно открыли в себе способность рисовать огнем по воздуху. И не всех из нас гувернантки учили играть на фортепиано в аристократических семьях. И разве все остальные участницы умели делать тройное сальто, Бренда? Нет. Все использовали свои преимущества.

Такое ощущение, что у этой девушки просто отсутствует часть мозга, которая отвечает за стыд. Я вижу логику в ее словах, но все равно считаю ее победу нечестной. Я не хотел портить ночь разборками, но те зачатки симпатии к Диане, которые появились у меня после ее семейной истории, испаряются напрочь, поэтому я встаю на сторону девочек.

— Но если бы ты пела без вейловских чар, Джеймс и Тед за тебя бы не голосовали, это факт.

— Да, — кивает Диана. — Они проголосовали бы за Лили. Потому что она их сестра… Она же Люпину тоже сестра? У вас там какие-то странные семейные связи. В любом случае, думаешь, это было бы честной победой?

— Я не говорил о Лили.

— Да? А о ком тогда? — спрашивает она со скепсисом. — Кто, по-твоему, должен был победить?

Я молчу. Я действительно болел только за Лили, а из остальных участниц никто не произвел на меня такого сильного впечатления, чтобы я сразу мог назвать ее имя сейчас. Между Ребеккой и Брендой сейчас выбрать нельзя, а если вспомнить кого-то третьего — они могут обидеться.

— Вот и я о том, — заключает Диана. — Я прекрасно понимаю, почему ты считаешь, что победить должна была Лили, но ты можешь со стопроцентной уверенностью утверждать, чтобы она стала бы «Мисс Атлантидой», если бы там не было меня?

— Она получила второе место, сразу после тебя.

— Да, и это все, что ей могли дать! Как ты не понимаешь? Если бы она получила корону, пропустив целый тур, все просто обвинили бы твоих братьев в нечестном судействе.

— Ты сама видела, что она сделала на шоу талантов.

— Ал, — вздыхает Диана. — Ты хотел победы Лили, потому что она твоя сестра…

— Потому что она пришла на этот чертов конкурс через два дня после того, как твой однокурсник на нее напал! Она должна была победить хотя бы поэтому!

— Ты переносишь на меня вину Кестера, потому что мы вместе учимся? — холодно спрашивает Диана, изогнув бровь.

Одновременно с ней в разговор вмешивается Ребекка:

— Мне кажется, Лили пошла на конкурс просто назло Кестеру и не рассчитывала победить. По крайней мере, расстроенной она не выглядела.

— В любом случае, всех участниц наградили в разных номинациях. Главную корону вручают лишь потому, что не бывает конкурса без победителя, но это не значит, что кто-то лучше, а кто-то хуже, — Поль неожиданно становится голосом разума, хотя до этого от Дианы глаз не мог отвести.

— Да, мне нравится эта мысль, — подхватывает Ребекка, явно желающая закончить конфликт. — Просто участвовать в нем было круто. Да ведь, Бренда?

— Да я, если честно, не большая поклонница таких девчачьих мероприятий. Если бы я получила корону, почувствовала бы себя гордостью своей мамы. Аж дрожь берет, — она передергивает плечами.

— Зачем ты тогда пошла?

— Нет, я была не против себя показать, да и было действительно весело, — объясняет Бренда. — Просто мне не нравится позиционирование. Типа если ты красивее всех танцуешь, поешь и виляешь бедрами, ты лучшая девушка.

— Поэтому там и были конкурсы магических способностей и вопросов, — возражает Ребекка. — Чтобы это не было состязанием в женственности.

— Но большая часть все равно была об этой самой «женственности». Поэтому мне моя копия кубка по квиддичу в сотню раз дороже лент и корон. В квиддиче все честно и объективно.

— Неужели мы опять вернулись к тому, что я победила нечестно? Я могу, конечно, повторить свои доводы по второму кругу, но есть ли смысл, когда вам просто хочется меня обвинить?

— Не хочется, — качает головой Ребекка. — Но теперь, когда я знаю, мне стало интересно… Может, ты нам споешь?

— Ты, наверное, шутишь, — Диана округляет глаза. — Я теперь еще и петь вам должна?

— Пожалуйста, — присоединяется к просьбе Поль. — Это было очень красиво.

— А нам из-за сцены было не очень хорошо слышно, — говорит Бренда.

Они смотрят на меня. Вообще-то, мне не очень комфортно, потому что я не хочу поддаваться чарам вейлы, когда в нескольких метрах от нас спит моя девушка. К тому же, доверия к Диане у меня нет, и мысль о том, что у нее может быть надо мной какой-то контроль, вызывает опасения. Но любопытство пересиливает. Я киваю и говорю:

— Пожалуйста.

— Ну ладно, — Диана кажется слегка сбитой с толку. Она прочищает горло. — Вообще-то, я редко пою. Только дома.

Она делает глубокий вдох…

Я никогда не слышал ничего настолько прекрасного. Ее магический голос проникает в самую душу, и я перестаю чувствовать свое тело. Диана поразительно красива, когда она поет. Я не знаю, на каком языке она поет, но слышу только призыв — упасть перед ней на колени, служить ей, делать все для нее… Мягкий, тягучий голос пропевает слово за словом, а мне мало, мне уже не терпится слушать дальше, постоянно, всегда… Ради такого наслаждения отдашь, что угодно, только бы песня никогда не кончалась, а эта девушка никуда не уходила…

Воцаряется тишина. Я моргаю — и наваждение исчезает. Передо мной снова Диана — не самая приятная в общении атлантка. Но ощущение было неописуемое, и после него, что мне не хочется даже признавать, как будто осталась едва заметная пустота.

— Это было красиво, но я вообще ничего не почувствовала, — с легким разочарованием произносит Бренда.

— Ну да, ты не мужчина.

— А мне вот интересно, — протягивает Ребекка. — Твои чары действуют только на мужчин или на всех, кого привлекают девушки?

— Хм, — Диана задумывается. — Мне не приходило это в голову.

— А в лагере даже не на ком проверить, — говорит Бренда. — Ну, насколько я знаю?

Она обводит нас вопросительным взглядом, но я тоже не знаю никого, кто мог бы подтвердить или опровергнуть возникшую теорию.

— И опять же, все ли мужчины поддаются чарам вейл, или только гетеросексуалы? — продолжает Ребекка. — Неужели в исследованиях, которые ты изучала, не было этого вопроса?

— Не то чтобы я обращала внимание на постороннюю информацию, когда моя мать наполовину превратилась в вечно разъяренную птицу!

— Да, конечно, извини.

— Неужели вы до сих пор сидите?

Я вскакиваю на ноги, услышав голос Саммер. Она стоит чуть поодаль, кутаясь в свитер и смотря на нас прищуренным сонливым взглядом.

— Мы тебе помешали? — спрашиваю я, подходя к ней.

— Нет, — Саммер прислоняется ко мне плечом, и я обнимаю ее одной рукой. — Я просто проснулась. Уже успела расстроиться, что ты меня не разбудил, но ты, оказывается, еще здесь.

— Да, мы что-то засиделись. Присоединишься к нам или?..

— Нет, я пас, — она мотает головой. — Просто хотела проверить, где ты.

Я оглядываюсь на костер. Часть меня хочет сидеть с ними до последнего, пусть разговор у нас складывался очень странный и местами неприятный, но я изначально остался только потому, что не мог провести время с Саммер. Сейчас я его упускать не хочу.

— Я тоже пойду, — с легким сожалением сообщаю я. — Спокойной ночи всем.

Поль и девочки прощаются, и я веду Саммер в сторону своей палатки, невольно находя плюс в том, что Скорпиус остался у Лили. Она полностью опирается на меня, не в состоянии идти от недосыпа, да и я сам, только допустив мысль о сне, начинаю чувствовать себя невероятно уставшим. Мне хочется скорее упасть на матрас, даже не раздеваясь, обнять Саммер и проспать до утра. Поэтому я слегка теряюсь, когда Саммер, едва очутившись в палатке, разворачивается и тянется ко мне. Я отвечаю на поцелуй сначала инстинктивно и, одумавшись, обхватываю ее талию, прижимаю к себе так крепко, что между нами не остается ни миллиметра. Саммер дергает край моей кофты, и я поддаюсь, стаскивая ее вместе с футболкой и бросая на пол. Ночной воздух тут же заставляет мою кожу покрыться мурашками, но горячие ладони Саммер уже блуждают по моей спине, и я забываю о холоде. Обо всем забываю. Я проникаю руками под ее свитер и аккуратно тяну его вверх, проводя пальцами по ребрам. Она поеживается, оставшись в тонкой майке, но смело снимает и ее. Я обнимаю ее, надеясь согреть, и она делает несколько шагов назад, пока не запинается о мой матрас. Я ловлю ее быстрее, чем она успевает упасть, и она смеется и опускается на одеяло, потянув меня за собой. Я накрываю ее тело своим, целую ее скулы, щеки, губы, спускаюсь к шее, к груди, чувствую, как она тяжело дышит, как впивается ногтями в мою спину…

— Ал…

— Саммер, — выдыхаю я, не отрывая губ от ее кожи.

— Ал, стой, секунду…

Я смотрю на нее. Она улыбается, скользит ладонью по моей шее и тянет меня к себе, пока мое лицо не оказывается рядом с ее. Но она не целует меня, а только серьезно смотрит в глаза.

— Ты потрясающий, Ал.

— Ты тоже, — я улыбаюсь, когда внутри все сводит от нежности. — Ты идеальная.

Я пытаюсь вернуться к тому, на чем мы прервались, но она не дает мне.

— Нет, Ал, услышь меня, — Саммер держит мое лицо в своих ладонях, водя большим пальцем по щеке. — Я не говорила о себе, и это были не пустые слова. Ты потрясающий. Ты удивительный, Ал, и все, что между нами было, так много для меня значит… И я хочу, чтобы ты это знал. Что бы дальше ни происходило в моей жизни, я никогда — слышишь — никогда тебя не забуду.

Я не могу совладать со своими эмоциями и наклоняюсь, чтобы ее поцеловать. И замираю, когда ее слова полностью укладываются у меня в голове.

— Почему ты говоришь это так, как будто прощаешься?

Саммер непонимающе хмурится.

— Потому что сегодня последняя ночь смены.

— Да, но… Ты сказала это так, как будто прощаешься навсегда.

Она молчит. Я медленно сажусь, и меня бросает в холод, когда я больше не чувствую ее рядом. Я смотрю на нее. Волосы разметались по подушке, грудь все еще тяжело вздымается. Я не могу понять, что выражает ее взгляд.

— Окончание смены же не означает окончание… нас.

— Ал. Мы живем в разных странах.

Саммер тоже садится и оглядывает все вокруг себя. Она дрожит. Осознав, что наша одежда валяется в нескольких шагах отсюда, я поднимаюсь, чтобы ее принести. Я уже ощущаю, что нам предстоит тяжелый разговор, и пытаюсь воспользоваться этим временем, чтобы собраться, но собраться невозможно. Я был уверен, что наши отношения продолжатся после смены. Она, очевидно, не верит, что это возможно. Но почему?

Я одеваюсь по пути назад и отдаю ей свитер.

— Я не понимаю, — говорю я. — Бриттани пригласила меня на свадьбу.

— Да, она приглашает всех, с кем знакомится, — Саммер закатывает глаза. — И меня на ней, возможно, вообще не будет.

— Что?

— Ну, не то чтобы мне очень хочется идти, — ее голос приглушен свитером, а когда она продевает голову через ворот, ее лицо кажется раздраженным.

Я не спорю, потому что это сейчас неважно. Плевать на свадьбу, мне только нужно, чтобы Саммер дала нам шанс.

— Саммер, — начинаю я, все еще судорожно пытаясь найти убедительные слова. — Я знаю, что это кажется сложным, но мы же волшебники! Есть порталы и каминные сети, самолеты, в конце концов! И, послушай, так будет всего год. А после школы я приеду в Америку, и мы будем видеться каждые выходные!

Саммер смотрит на меня так, как будто я сказал, что после школы собираюсь на Луну. Мне не нравится этот взгляд.

— Когда ты это решил?

— Примерно час назад.

Она вздыхает.

— Ал, мы же не обсуждали, что будет после. Ты никогда не говорил, что хочешь какого-то продолжения.

Так вот в чем дело! Она не знает, насколько серьезно я к этому отношусь. Конечно, я не давал ей повода сомневаться в своих намерениях, но мы действительно не говорили об этом прямо. Теперь я сам не понимаю, почему считал свой план настолько очевидным, чтобы не поднимать этот вопрос до самой последней ночи.

— Конечно, хочу, Саммер! — горячо говорю я, надеясь, что она мне поверит. — Я хочу, чтобы ты была в моей жизни, и сделаю для этого все, что в моих силах. Да, этот год будет тяжелым, но я готов ждать, сколько угодно.

Она выдавливает совершенно неестественную усмешку.

— Ты правда хочешь целый год жить под одной крышей с сотней девчонок и ни на одну из них не смотреть?

Мне становится ужасно грустно от того, что Саммер может допустить мысль о том, что ее можно променять на кого-то другого. И, черт, я знаю, откуда это идет, знаю, что ее собственные родители не обращают на нее особого внимания, занимаясь своей жизнью, и больше всего мне хочется, чтобы она увидела себя моими глазами и поверила, что я никогда ее не брошу.

— Даже не произноси такое вслух, — прошу я, касаясь ее руки. Она не шевелит ни пальцем, но позволяет мне сжать ее ладонь в своей. Я набираю в грудь побольше воздуха. — Саммер, мне не нужны другие, мне нужна только ты. Потому что я люблю тебя.

Она смотрит на наши руки, не поднимая глаз.

— Ты меня не любишь, Ал, — она грустно качает головой, и уверенность, с которой она это говорит, разбивает мне сердце.

— Почему ты так думаешь?

— Нельзя полюбить человека, которого знаешь всего месяц. Точнее, нет — ты меня вообще не знаешь. Ты видел меня только с одной стороны. Тебе кажется, что ты меня любишь, потому что я была для тебя чем-то новым и свежим, потому что я подбивала тебя на поступки, на которые ты сам бы не решился. Я заставляла тебя бросить вызов самому себе, и тебе это нравилось. Ты думаешь, что любишь меня, но на самом деле ты любишь ощущение безграничной свободы, которое я тебе подарила. И чем раньше ты это осознаешь, тем будет лучше для тебя.

— Ты не можешь знать, что я чувствую, лучше меня, Саммер, — мягко говорю я.

Она поджимает губы и выдергивает свою руку из моей.

— Но я знаю, Ал, — возражает она. — Это не любовь. И ты просто не можешь из-за этого отказаться от своей жизни.

— Нет, Саммер, как ты не понимаешь, — я мотаю головой. — Это не будет отказом от моей жизни, я не буду ничем жертвовать. Я буду видеться с семьей и друзьями настолько часто, насколько будет возможно, а помимо этого меня ничего в Англии не держит. Я ничего не потеряю — наоборот, приобрету. Я хочу быть с тобой, Саммер, и хочу узнать все остальные твои стороны, и ни одна из них никогда не изменит моего отношения к тебе. Обещаю. Просто дай мне шанс доказать, что ты можешь мне доверять.

Я жду, что она скажет мне что-то в ответ, но она молчит, а по ее лицу я не могу ничего понять. Я не знаю, как описать ей все, что я чувствую, как объяснить, что она для меня значит. Какие слова тут могут помочь, если она всерьез считает, что человека нельзя полюбить за месяц. Она же сама знакома со мной этот месяц и по-прежнему… По-прежнему в это верит.

В горле все сдавливает так, что я не могу вдохнуть. Может, дело вовсе не в том, что она мне не доверяет.

Но она же говорила, что я потрясающий… и что я нравлюсь ей…

Она сама была здесь со мной…

Да, конечно, так все и было. Она просто не верит, что я готов поехать за ней в другую страну. Но я готов. И я поеду. Она не верит в это, но она не говорила, что…

— Если ты этого хочешь, конечно.

Я добавляю это слишком поздно, уже даже точно не помня, чем закончил свою речь. Но мне необходимо знать, что мой внезапно возникший страх не имеет под собой почвы. Что я все не так понял и пришел к худшему выводу. И как я хочу, чтобы Саммер мне доверяла, если сам усомнился в ней?

Она, черт возьми, продолжает молчать.

— Ты сама не хочешь, чтобы это продолжалось, — говорю я. Это звучит как обвинение, но я не могу изменить свой голос. И плевать — я бесконечно буду извиняться, если оно окажется ложным.

— Ал…

Она беспомощно качает головой, и я понимаю, что надеяться мне больше не на что. Она реально этого не хочет. Блять. Я придумал миллион причин и оправданий, а она просто не хочет.

— Но что тогда это было только что? — спрашиваю я, поражаясь, насколько разозленным звучит мой голос. — «Ал, ты потрясающий», «Ал, для меня это все много значило»…

— Но это правда, Ал! — Саммер сама хватает меня за плечо. — Я правда так думаю, и это действительно много для меня значило!

— Тогда в чем проблема? Если все действительно так, почему ты хочешь… со мной расстаться? — мне физически тяжело произнести это вслух.

— Я не говорила, что хочу расстаться с тобой! Просто… Завтра мы уезжаем. Туда, в реальную жизнь, в разные страны. Ал, ты же сам сегодня сказал, что запомнишь этот месяц на всю жизнь. Я тоже запомню — и я хочу запомнить все вот так. Здесь, с тобой, было прекрасно, и это будет одним из моих лучших воспоминаний. Я не хочу его портить, не хочу, чтобы дальнейшие попытки поддержать эти отношения бросили на них хоть малейшую тень.

— Да почему ты думаешь, что мы все испортим, если попытаемся? — я нихрена не понимаю. — Ты заранее абсолютно уверена в провале.

— Ну, а как ты себе это представляешь? У каждого из нас будет своя жизнь, которую просто нельзя будет уложить в письма и редкие встречи. Все равно мы бы друг от друга отдалились, это неизбежно. И все хорошее, что у нас было, затмилось бы раздражением, и тоской, и ревностью… Но если мы разойдемся сейчас, оно останется нетронутым, — она говорит так вдохновенно, как будто действительно верит в эту херню. — И когда ты будешь думать обо мне, ты вспомнишь жаркое лето, ночные полеты на метле, танцы в кабинете директора в три часа ночи…

— Когда я буду думать о тебе, я вспомню, как ты бросила меня.

— Ал…

— Почему это так легко тебе дается, Саммер? — спрашиваю я, потому что это самое паршивое в этой ситуации. — Ты сидишь тут и рассуждаешь, почему нам логично сейчас расстаться, как будто тебе все равно. Как будто тебе плевать, что мы никогда больше друг друга не увидим. Как будто ты сама ничего не теряешь, — она открывает рот, но я не даю ей вставить ни слова, потому что в моей голове слишком много мыслей и вопросов, которые я не могу держать в себе. Я должен знать все. — Ты вообще хоть что-то чувствуешь ко мне, Саммер?

— Это не легко. И, разумеется, мне не плевать. Но это правильное решение. Ты мне очень дорог, Ал, но я не могу дать тебе то, что ты хочешь.

На гребаный последний вопрос она просто не отвечает, и это, собственно, все, что мне нужно знать.

— И чего же, по-твоему, я хочу? — спрашиваю я, но мне, если честно, уже плевать, что она скажет.

— Мы с тобой слишком разные люди, Ал, — говорит она. — И мы хотим от жизни разных вещей. Тебе нужны отношения, постоянные и серьезные. А я просто не такой человек. Но это не значит, что наши отношения были мне не важны. Пожалуйста, не думай так. Ты потрясающий Ал, я говорила абсолютно честно. И ты заслуживаешь гораздо большего, чем я. Ты заслуживаешь быть с человеком, который будет любить тебя так, как я просто не умею.

Все. Теперь это точно конец. Я услышал все, что должен был, и говорить здесь больше не о чем. Я должен быть с кем-то, кто будет меня любить, в отличие от нее. Все четко и понятно.

Черт, да сейчас происходит какой-то бред!

Я почему-то начинаю смеяться, нервно, почти истерично, и закрываю лицо руками.

— Да это просто не имеет никакого смысла, — говорю я. — Ты мне врешь. Что-то случилось в середине смены, и ты изменилась. Я это видел, ты постоянно была чем-то расстроена.

— Я не была расстроена, просто устала от летней учебы и бесконечных обязательных мероприятий, — морщится она. — Не люблю, когда за меня решают, что я должна делать.

Давай, Саммер. Просто расскажи, как ты все это время мечтала скорее свалить отсюда, и добей меня.

Но верить в этом слишком тяжело, и мой мозг продолжает искать новые объяснения. В свете последних событий, одно из них всплывает сразу же:

— Сейчас окажется, что ты тоже помолвлена и не можешь отказаться?

— Нет, — она усмехается.

— Но у тебя кто-то есть? — я продолжаю допытываться, хотя не хочу слышать ответ на этот вопрос.

— Конечно, нет! — Саммер мотает головой, и я, несмотря на ситуацию, испытываю облегчение. — Я бы не стала так поступать, ни с тобой, ни с другим человеком.

— А, то есть, сейчас ты со мной нормально поступаешь? — не сдержавшись, я повышаю голос, и тут же одергиваю себя. Я не должен вести себя как мудак. Если Саммер не хочет быть со мной — я не могу ее заставлять или даже требовать объяснений. Это ее решение.

Но, черт, я просто не понимаю! Что происходит на самом деле? Все, что она говорит, соответствует образу мыслей Саммер, и я даже не могу сказать, что сильно удивлен, несмотря на то, что совсем такого не ожидал. А может, и ожидал, может, я не поднимал вопрос нашего будущего, потому что предчувствовал, что мне не понравится ответ. Но я не хочу, чтобы все оказалось так, хватаюсь за ее плохое настроение, как утопающий за соломинку, потому что мне нужно что-то еще. Мне нужно объяснение — нет, надежда, что все еще можно вернуть, что это окажется недоразумением или неудачной шуткой, что Саммер не хочет со мной расставаться, что есть какая-то внешняя причина, из-за которой она не может быть со мной, но мы же с ней разберемся, ведь все возможно исправить… Новая догадка, которая приходит в голову, холодит кровь, уже заставляя меня желать, чтобы слова Саммер оказались правдой. Она чувствовала себя плохо и странно себя вела иногда — и она говорила сегодня, что жалеет, что не успела что-то сделать, твою мать, пусть это будет не так…

— Саммер, ты… чем-то больна? — спрашиваю я, впиваясь взглядом в ее лицо.

Мне кажется, что она молчит целый час, хотя в реальности проходит, наверное, секунда, прежде чем она выдыхает:

— Боже, конечно, нет, — она опускает ладонь на мой сжатый кулак, и я не могу найти в себе силы отдернуть руку. — Стала бы я пить каждый день, если бы я была больна? И, Ал, пожалуйста, перестань искать ответ там, где его нет. Правда только в том, что я не создана для серьезных отношений и не терплю каких-либо обязательств. И даже в самом начале я говорила, что ты не можешь меня изменить.

Я просто невообразимо рад, что мои самые страшные опасения не подтвердились, но если я думал, что хуже мне уже не будет — я ошибался.

— То есть, ты уже тогда планировала меня бросить? — уточняю я.

Саммер вздыхает и убирает руку.

— Тогда я вообще ничего не планировала. Просто жила моментом, не думая о будущем. Если бы я тогда знала, что ты смотришь на это по-другому, я бы сказала тебе сразу. И ты был бы готов или вообще решил бы не связываться со мной, и сейчас я понимаю, что должна была об этом подумать, но… Просто, пожалуйста, поверь, что я никогда не хотела причинить тебе боль.

Сегодня это очень популярная фраза. Сначала Скорпиус, теперь Саммер. И да, я вполне могу поверить тому, что они не хотели причинить мне боль — ведь я должен был быть совсем ублюдком, чтобы они сделали это намеренно. Но нет, я им не был. Им не за что было на меня обижаться или мне мстить. Они просто наплевали на меня и мои чувства и делали, что хотели. Разве это лучше?

Я смотрю на нее в последней попытке найти хоть что-то, что даст мне понять, что она скрывает от меня что-то серьезное, но не вижу ни одной чертовой эмоции на ее лице. Ни грусти, ни слез, ничего подтверждающего, что ее сердце хотя бы поцарапано из-за этого расставания, в то время как мое она раскрошила в мелкий песок. Я отворачиваюсь.

— Прости меня, Ал, — говорит она, не дождавшись от меня никакой реакции.

Ее голос правда звучит виноватым, и я бездумно киваю. Мне от ее извинений ни горячо, ни холодно, а она разрывает наши отношения насовсем, и мое прощение никак не повлияет на ее уход. Возможно, если я скажу, что не прощу ее, она будет чувствовать себя немного хуже, но мне это никакого удовлетворения не принесет.

— Я надеюсь, что…

— Только не говори, что хочешь остаться друзьями.

Саммер фыркает, как будто это смешно.

— Нет. Точнее, я была бы рада, но дружбы у нас уже не получится, — говорит она. Ее ухмылка смягчается, превращаясь в слабую улыбку. — Я собиралась сказать, что надеюсь, что ты будешь счастлив. Я хочу этого для тебя больше всего.

Она что, серьезно? Сама она вернется в Америку и спокойно будет жить дальше, иногда ностальгируя по солнцу, морю и директорскому бухлу, — и что, ждет от меня того же? Очевидно, мы действительно разные люди. Потому что, если бы она чувствовала ко мне хоть маленькую толику того, что я чувствую к ней, она бы, блять, понимала, что это невозможно. Как я нахер должен быть счастлив после того, что она со мной сделала?

— Уходи, — говорю я, потому что плевать, надоело мне играть вежливого и всепонимающего, когда я ее видеть больше не могу.

Я не смотрю на нее и не знаю, как она это восприняла. Еще какое-то время она продолжает сидеть рядом, а потом, тихо сказав «ладно», поднимается на ноги.

— Прощай, Ал, — говорит она.

Я молчу, и она выходит из палатки, оставляя меня одного.

Я сижу в тишине, тупо уставившись на брезентовую стену, и пытаюсь осознать, что только что произошло, но не могу: все мои мысли и чувства сворачиваются в запутанный клубок, из которого не вытянешь даже одну нить, и клубок этот разрастается, мечется в панике внутри меня, не находя выхода, и только одна конкретная мысль, которая формируется в слова, бьется в голове нон-стоп — я не знаю, что делать дальше. Я не могу пошевелить ни мускулом, как будто мне нельзя, как будто я скрываюсь от хищника, балансирую на краю, и одно неосторожное движение может отправить меня в пропасть. Но хвататься мне не за что, и я все равно окажусь в ней, как только до меня окончательно дойдет, что Саммер меня бросила.

Когда тело все-таки отмирает, я падаю на матрас, но ступор не проходит, пока до меня не доносится голос Скорпиуса. Он стоит посреди палатки, о чем-то спрашивая меня, и я пытаюсь понять, уснул я или все это время пролежал, глядя в потолок. Спустя какое-то время я начинаю различать слова:

— Ал, ты чего на меня так смотришь?.. В смысле, ты же помнишь, что мы с тобой поговорили вчера, да? И все уладили?

В ответ я издаю какой-то звук, показывая, что слышу его, но как он его истолкует, мне плевать. Я медленно сажусь, ставя ноги на землю и упираясь локтями в колени. Голова дико болит от недосыпа и той каши, что продолжает в ней кипеть.

— Ал? — зовет Скорпиус. — Вы до утра, что ли сидели? Там всех уже на завтрак зовут. Я могу за кофе сходить.

— Нет, — говорю я, когда вспоминаю, как говорить.

— Ты в порядке?

— Нет, — повторяю я.

— Что случилось?

Я смотрю на свои ноги и пытаюсь набраться смелости, чтобы произнести это вслух.

— Мы с Саммер расстались.

— Почему? — спрашивает Скорпиус после небольшой паузы.

— Потому что она не хочет продолжать отношения, — говорить оказывается легче, чем я представлял. Точнее, говорить это просто никак. Но не тяжело. — Она не любит обязательства и хочет оставить все здесь, но никогда меня не забудет и желает мне счастья.

Я слышу его приближающиеся шаги. Он садится рядом.

— Мне жаль, Ал.

— Да пофиг, — говорю я, потому что не хочу все это мусолить. Хочу просто ни о чем не думать.

Он молчит. Только сейчас я начинаю слышать доносящийся с пляжа шум. Он меня раздражает.

Я не знаю, сколько проходит времени, прежде чем в палатке появляется Лили.

— Доброе утро, Ал, — говорит она так жизнерадостно, что мне хочется удавиться от тоски. — Скорпиус, я тебя отправила его разбудить, а ты…

Он встает раньше, чем она успевает договорить, и, направляясь к ней, говорит:

— Да, но Ал не выспался, давай принесем ему завтрак сюда.

Перехватив ее по пути, он выводит ее на улицу. Не знаю, сделал он это, чтобы она не полезла ко мне с расспросами или потому что просто не может от нее отлипнуть, но, в любом случае, я ему за это благодарен.

Лили все равно зачем-то возвращается. Я наблюдаю за тем, как она осторожными шагами проходит по палатке и присаживается на мой матрас.

— Я принесла тебе сэндвич и кофе, — говорит она мягким голосом. Скорпиус, очевидно, ей рассказал.

— Спасибо, я не голодный, — говорю я. Если я что-то съем, меня, скорее всего, стошнит.

— Точно? — спрашивает она. — Нас потом не будут кормить до самого отправления.

Лили никогда не оставляет людей в покое, когда им плохо. Иногда это правильно, и я действительно ценю ее заботу, но мне бы хотелось, чтобы в этот раз она меня не трогала. Если она будет запихивать свое сочувствие мне в глотку, как этот сэндвич, я не выдержу.

— Я же сказал, я не голодный.

— Ну ладно, я возьму с собой, — бормочет Лили, успокаивающе гладя меня по плечу.

Это насколько же плохо я сейчас выгляжу, что она даже не обиделась? Еще и разговаривает со мной так, как будто я смертельно болен. Мне не нужно, чтобы она волновалась.

— Спасибо, Лилс, — я выдавливаю улыбку.

Это работает. Она улыбается в ответ.

— Пойдем на улицу?

— Нет, я хочу собрать вещи, — говорю я, хотя не доставал ничего, кроме кофты, которая сейчас на мне.

Лили мне как будто не верит, и для наглядности я ногой пододвигаю к себе рюкзак и открываю его. На самом верху лежит что-то джинсовое, и я не сразу соображаю, что это куртка Саммер. Твою мать. Что теперь с этим делать? Я планировал не сталкиваться с ней сегодня. Ну, и вообще больше никогда.

— Давай я отнесу, — предлагает Лили.

Я киваю, и она сама достает куртку и другие вещи Саммер. Я знаю, что она хочет вручить их ей вместе со своим мнением. Я бы предпочел, чтобы она этого не делала, но если Лили хочет кому-то что-то сказать, ее все равно не остановить.

Лили забирает вещи и уходит. Я наконец остаюсь один. Но радует это меня только первые секунды две, потому что, когда мне не приходится разговаривать с другими людьми, я снова начинаю думать. Я пытаюсь сосредоточиться на мигрени, выпиваю почти остывший кофе, который Лили оставила на полу возле матраса, но это не помогает мне избавиться от хаоса в голове. Я как будто физически чувствую этот клубок, но, если бы он был материальным, его было бы проще выкинуть, чем распутать. Жить же с ним постоянно мне совсем не хочется.

Я ощущаю его на протяжении всего обратного пути до лагеря, как бы Лили ни пыталась меня отвлечь. Оказавшись на территории, все разбредаются по своим делам, но я направляюсь прямиком в жилой корпус. Скорпиус идет со мной, но, едва оказавшись в комнате, я заваливаюсь на кровать и прошу его не будить меня до отправления. У меня нет сил на то, чтобы ходить по лагерю, со всеми прощаться и подписывать альбомы. Усталость наконец-то берет надо мной верх, и я закрываю глаза.

Проснувшись, я не чувствую себя лучше. Надо было продержаться до дома и уже там лечь спать сразу до завтрашнего дня, а эта пара часов сна только выбила меня из колеи окончательно. Впрочем, сейчас я могу думать только о том, как я устал, так что это плюс. Скорпиус сообщает, что нам всем надо собраться на поле через полчаса. Я отправляюсь прямиком под холодный душ, и после него хотя бы могу держать глаза открытыми. Вернувшись в комнату, я замечаю, что половина Скорпиуса уже полностью пуста. По моей еще разбросаны вещи, и я левитирую их в чемодан вперемешку.

— Из стола все забрал? — спрашивает Скорпиус.

Я киваю. Вроде вчера я все из него вытащил, но проверять лень.

— А где твой чемодан? — спрашиваю я.

— Дома. Тинки его уже забрал, — отвечает он. — Чемодан Лили он тоже перенес к вам домой, я могу его вызвать еще раз.

— Спасибо.

Скорпиус зовет эльфа, и тот появляется с громким треском. Выслушав указания, он кланяется, хватается за ручку моего чемодана и исчезает вместе с ним.

Я оглядываюсь по сторонам, но вид нежилой комнаты уже не вызывает у меня такого сильного чувства ностальгии. Даже если бы я мог вернуться сюда еще раз, я не думаю, что когда-нибудь этого захочу.

— Ты готов идти? — спрашивает Скорпиус.

— Да.

Мы выходим в коридор. Здесь полно народу. Я пытаюсь обойти остальных, чтобы поскорее его покинуть, но все останавливаются, когда раздается громкий треск, а сразу за ним — отчаянный вой. Кто-то смеется. Два чемодана столкнулись в воздухе, и один из них раскрылся, высыпав на его обладательницу все содержимое. Несколько человек кидается ей помогать, создавая пробку. Я уже собираюсь на выход, когда Скорпиус меня останавливает.

— Я обещал зайти за девочками.

— Хорошо.

Он не успевает постучать, как из комнаты Лили и Мелани доносится визг. Скорпиус резко дергает дверь на себя, и его тут же чуть не сбивают с ног.

— У меня получилось! — верещит Лили, повиснув у него на шее, и поворачивается. — У меня получилось, магия вернулась, я снова могу колдовать!

Это прекрасная новость. Я действительно волновался за Лили и рад, что она так быстро идет на поправку. Но я не нахожу в себе силы проявить хоть какой-то энтузиазм по этому поводу, и предоставляю Скорпиусу ее обнимать и нахваливать. Подняв голову, он почему-то начинает смеяться. Я подхожу ближе и через проем вижу, что его так развеселило: комната девочек выглядит еще хуже, чем в первую неделю их противостояния. Такое ощущение, что все атрибуты Гриффиндора и Слизерина, которые они грамотно подсовывали друг другу каждый день, сейчас вернулись все разом. Мебель одновременно покрылась чешуей и обзавелась львиными лапами, на всех поверхностях появились изображения сражающихся змеи и льва, а от зелено-оранжевого рябит в глазах.

— Вижу, мы появились вовремя, а то лагерь бы не уцелел, — говорит Скорпиус, глядя на Мелани поверх головы Лили.

Та фыркает.

— Не смотри на меня так, это не я начала. Лили была очень рада возвращению магии, и это первое, что она захотела сделать.

— И ты наколдовала змею через секунду.

Мелани не спорит. Лили смеется, бросает на меня странный взгляд и проходит в комнату.

— Извини, Ал, что я тебя не спросила, — говорит она, — но пока ты спал, я взяла твой альбом и попросила твоих друзей его подписать. Думаю, потом ты будешь рад это прочитать.

Я принимаю альбом из ее рук. Она смотрит на меня с ожиданием, и я пролистываю его, не глядя на фотографии и подписи. Очень мило, что она сделала это для меня, но прямо сейчас у меня нет на это настроения.

— Спасибо, Лили, — говорю я и обнимаю ее. В конце концов, она старалась.

Под разочарованный вздох сестры Мелани избавляется от всех следов борьбы факультетов.

— Я попрошу, чтобы в следующем году мне дали эту же комнату, — расстроенно говорит Лили.

— Уверен, что ты будешь скучать по Мелани, — усмехается Скорпиус.

— Вот еще!

Лили убирает и мой, и свой альбомы к себе в сумку, которую Скорпиус тут же у нее отбирает, и мы покидаем комнату девочек — а через минуту и жилой корпус. Навсегда.

Путь до площадки занимает гораздо больше времени, чем обычно, потому что Лили то и дело останавливается, чтобы с кем-нибудь пообниматься, несмотря на то, что идут все в одном направлении. Как я и ожидал, к порталам Лили приходит уже в слезах. Впрочем, мало кто из девочек здесь не плачет.

Несмотря на то, что я совершенно вымотан, пробирает даже меня. Многие подходят ко мне, чтобы попрощаться, даже люди, с которыми я не особо контактировал. В какой-то момент я оказываюсь в нашей полуночной компании, и Ребекка произносит вдохновенную речь, о том, как судьба свела нас пятерых. Поль долго пожимает мне руку, девочки, включая Диану, по очереди обнимают, и Ребекка при этом делает вид, что не знает про меня и Саммер. Сразу после этого Бренда утаскивает меня в групповые объятия квиддичной команды, в которые, конечно, позвали и Скорпиуса. Астрид объявляет, что все делегации должны разойтись к своим порталам, чем вызывает волну возмущений и протестов. Роза приходит к нам с покрасневшими глазами, и Мелани тут же встает рядом с ней. Лили плачет навзрыд, прощаясь со Свити, и возвращается вместе с Доминик, которая отправится в Англию с нами. Вскоре свои места занимают все, кроме Диего и Сесилии, которые остаются стоять четко посередине площадки, не разрывая объятий. Астрид приходится подойти и стоять у них над душой, пока они не расходятся.

Первыми просят приготовиться американскую делегацию. Я специально стараюсь не смотреть на них, но не выдерживаю и поворачиваю голову в самый последний момент. Наши с Саммер взгляды пересекаются, и портал активируется.

Саммер Холл исчезает, а я продолжаю смотреть ей вслед.