Танец пепла (гет)

Снег — это саван, связывающий мир живых с миром мёртвых. Кто-то скажет, что он стирает границы, но она всегда думала, что он просто делает их не такими болезненными. Под этим девственным покрывалом скрывается уже потерянное прошлое и ещё не обретённое будущее — горечь и надежда. Именно поэтому первый снег заставлял её сердце биться чаще, с трепетом ловить несмелые белые хлопья, стараясь запомнить их ощущения на коже, языке, подрагивающих ресницах, и всё прислушиваться к тишине, неизменно сопутствующей этому волшебству из года в год. Оглушающее благоговейное молчание, от которого, казалось, весь мир задерживал дыхание в страхе и восторге одновременно, потому что именно в этот неуловимый момент свершались два великих древних таинства: смерть и перерождение. А снег… Снег — это саван, и сейчас им была окутана вся холмистая равнина, раскинувшаяся от границ древнего леса до развалин Дейла и нависшей над ним хмурой тенью Одинокой горы.

Колёса повозок безжалостно резали белоснежное покрывало, отмеряя путь чёрными ровными шрамами, и от этой странной ассоциации становилось не по себе. К морозному воздуху, под кронами деревьев лишь угрожающе покусывающему, на равнине теперь присоединился пронизывающий ветер, пробирающий путников до костей. Возможно, поэтому, как только древний лес разорвал свои объятия, разговоры враз утихли, а сгрудившиеся люди неосознанно ещё ближе придвинулись друг к другу. Повторяя жесты некоторых из них, Сельвен плотнее запахнула полы плаща, но не столько от холода, сколько от неожиданно охватившего её чувства тревоги. Да и подчёркивать невосприимчивость к температурам не стоило. Пускай до сих пор удача сопутствовала ей, но кто знает, надолго ли хватит её запаса.

Резко наступившие морозы пришли как никогда вовремя, ведь именно из-за них многие женщины продолжали скрывать лица, оставив палантины повязанными на дворцовый манер. Это уберегло Сельвен от неминуемого раскрытия и дало возможность тайно покинуть дворец под видом обычной служанки. Кроме того, за редким исключением, люди были немногословны, что опять же было только на руку. Да и откуда было взяться радостной болтовне? Почти все смертные были родом из Озёрного города и теперь возвращались обратно в гнетущей неизвестности о судьбе своих родных и близких. Тогда, много лет назад, ей не пришлось увидеть последствия нападения Смауга, но и сухих описаний брата, который был одним из тех, кто помогали выжившим в Дэйле, хватило, чтобы надолго лишить её сна. Поэтому она была даже рада тому, что сейчас отряд направлялся прямиком к Одинокой горе, минуя Эсгарот, вернее то, что от него осталось…

Сельвен прикрыла глаза и устало уронила голову на скрещенные на подогнутых коленях руки, и на какое-то время ей даже удалось сосредоточить всё внимание лишь на монотонных покачиваниях повозки, приглушённых разговорах и стуке копыт. Ей был остро необходим кратковременный, но отдых, передышка… Недостаток сна последних ночей вкупе с переживаниями и нелёгкими думами давали о себе знать: мысли разбегались перепуганными птицами, в то время как эмоции скакали из крайности в крайность. Жалость сменяли нервозность и страх, чтобы уже в следующее мгновение уступить место злости и раздражению, — в этом водовороте было так легко утонуть, но на это сейчас просто не было времени. Самое большее, что могла себе позволить Сельвен — это саднящее чувство вины, но и его приходилось почти силой загонять в самый дальний угол, потому что иначе весь план грозил пойти прахом.

«Их план», — съехидничал внутренний голос, и она невольно скривила губы (благо ткань неопределённого цвета скрывала любые проявления эмоций на лице). А был ли он? По правде сказать, их с Ровионом стратегии заканчивались на том моменте, когда обоз прибывал к развалинам Дейла, и она, смешавшись с толпой, затерялась бы среди людей. Да и времени на обдумывания было ничтожно мало — лишь прошлая ночь, которой хватило только на то, чтобы сообразить, каким образом Сельвен исчезнуть из дворца. Ведь учитывая то, что она была, если не под подозрением, то уж точно под наблюдением, не могло быть и речи о том, чтобы просто отправиться к Одинокой горе. Поэтому самым простым и стало решение переодеться служанкой и смешаться с людьми, покидающими Лихолесье, что пока выходило весьма успешно. Однако о том, как действовать дальше, даже несмотря на данные Ириной ориентиры, Сельвен не имела ни малейшего понятия, и Ровион ей тут тоже уже помочь не сможет.

Сельвен приподняла голову и украдкой скользнула взглядом по высокой фигуре эльфа, ехавшего во главе отряда. Брат был против всего этого, но, вопреки её опасениям, и словом не обмолвился о своих возражениях с тех самых пор, как они покинули подземелья чёрной реки. Ровион молчал, и она знала, каких усилий ему это стоило, как и то, что реализация «плана по освобождению ведьмы» была последним, чем ему хотелось бы заниматься, особенно в условиях надвигающейся войны, а в неизбежности последней, кажется, уже никто не сомневался. Но брат не только не стал её отговаривать, но сам предложил решение, пусть и продиктованное политикой «меньшего из зол» и подстёгиваемое пониманием, что своей жизнью он был обязан смертной женщине. Несмотря на напускную ветреность и разгульность, Ровион был благороден до зубного скрежета, отчего Сельвен ощущала себя просто гадко. Если бы тогда в лесу она не пошла на поводу своего любопытства… В этот момент повозку ощутимо тряхнуло, что не позволило Сельвен закончить и развить мысль. Да и не могла она сейчас предаваться размышлениям о «если бы да кабы» — единственное о чём она действительно жалела, это то, что им с братом так и не удалось нормально попрощаться.

Когда этим хмурым утром они встретились в коридоре, на ней уже была одежда служанки, поэтому могли позволить себе лишь быстрое и рваное объятие, перед тем, как пришлось и вовсе разделиться. Теперь она ехала в одной из повозок с провиантом, а он — гордо возглавлял отряд верхом на белоснежном скакуне. Они были одновременно рядом и так далеко, что у неё невольно защемило сердце. Сельвен неожиданно осознала, что это отдаление произошло не сегодня, не этим снежным утром, а в тот осенний день, когда она впервые оставила за плечами родной лес. Несмотря на все попытки убедить себя в обратном, она уже давно жила другим миром, в то время как судьба брата, как корни великих деревьев, была тесно переплетена с Лихолесьем. Словно в насмешку над её мыслями, повозки, казалось, замедлили своё и без того неторопливое движение, в то время, как статные эльфы заставили своих коней прибавить шагу, неминуемо отдаляясь. Она взирала на это со всё возрастающими паникой и отчаянием: ещё немного и он совсем исчезнет, напоследок вспыхнув шёлком огненных волос и золочёного шлема, и даже не обернётся, не заметит… Сельвен невольно зажмурилась: возможно, осознание их отдаления пришло к Ровиону раньше, чем к ней — иначе бы брат никогда не согласился на подобную авантюру.

Если быть абсолютно откровенной, то при любом, даже самом удачном исходе их «плана», ей вряд ли простят то, что произошло — это Сельвен понимала. Она вообще до сих пор удивлялась тому, что не оказалась в соседней камере с Ириной. Тайком провести во дворец чужеземку — уже плохо, но если добавить самовольное бегство из королевства, пособничество в побеге заключённой, которая в довесок ещё являлась фавориткой короля и ведьмой из другого времени, — обычно хватило бы и одного из этих пунктов, чтобы путь в Лихолесье был заказан на долгие века. Кажется, на этот раз обстоятельства сделали за неё выбор, принятие которого она так долго откладывала…

К горлу подкатил удушливый комок — Сельвен сглотнула и, опустив голову, со злостью зажмурилась: ей во что бы то ни стало надо было притупить разыгравшиеся эмоции. Окинув взглядом белоснежное полотно, она помимо воли вновь зацепилась за силуэт брата на фоне темнеющей в отдалении горы. Меж лопаток змеёй скользнул холод, заставив инстинктивно поёжиться, укутаться в плащ и ещё ниже надвинуть на лицо капюшон. Сельвен неосознанно прикрыла глаза и, спустя несколько ударов сердца, незаметно провалилась в неспокойный сон. Когда же веки разомкнулись в следующий раз, впереди уже маячили очертания разрушенного города.

* * *

Она старалась воскресить в памяти то, как выглядел Дэйл до своего падения, ведь ей доводилось бывать здесь и не раз. Однако открывшиеся взору картины вытесняли и затмевали даже самые светлые из образов прошлого: изуродованные камни, на которых застыло дыхание дракона, складывались в мрачный лабиринт, в котором угадывались остатки улиц и домов. И меж этих покорёженных стен ютились выжившие люди Эсгарота, беспомощно протягивая озябшие руки к маякам разожжённых костров. На всех лицах читалась какая-то обречённая потерянность, а в глазах — опустошённость и тьма. Каждый раз натыкаясь на эти тёмные безмолвные силуэты, Сельвен не могла избавиться от ощущения, что те были на самом деле призраками, обречёнными вечно скитаться по растерзанному городу.

Мысли мешались с обрывками воспоминаний, затуманивали сознание неясными образами, поэтому то, что повозка остановилась, она заметила лишь когда сопровождавшие её люди стали неспешно спрыгивать на припорошенные снегом камни мостовой. Взгляд метнулся вперёд, но лишь для того, чтобы увидеть, как последние эльфийские воины скрылись за очередным каменным поворотом. Сельвен осталась одна, и ей ничего не оставалось, как последовать примеру остальных. Отделиться от толпы оказалось проще простого: вновь прибывшие люди были заняты поиском оставшихся в живых родственников и друзей, а для находящихся здесь — больший интерес представляли привезённые эльфами припасы, нежели одинокая фигура в плаще, спешившая прочь.

* * *

Обратный путь в лагерь, разбитый в непосредственной близости от горы, был проделан в абсолютной тишине: каждому из них было о чём подумать перед назначенным на вечер советом. Трандуил бросил косой взгляд на своего спутника: в его облике, несмотря на обветренное и испещрённое сетью морщин лицо и потрёпанные доспехи, явно чувствовалась стать и благородство потомка правителей, — эльф мысленно покачала головой. Как после всего того, что произошло, жители Озерного города могли доверять и следовать за бургомистром? И как, после всего, Бард Лучник — герой, от чьей руки пал сам Смауг, продолжал подчиняться тому мелочному и алчному человечишке? Да, порой понять мысли и поступки людей было действительно трудно. Ему докладывали, что капитан лучников Эсгарота был одним из немногих (если не единственным), кто открыто выступал против похода гномов к Одинокой горе, предупреждал об опасности, которой грозила самонадеянная попытка проникнуть в логово дракона. Но, к сожалению, жадность победила, и её последствия были катастрофическими и удручающими.

Ехавший справа мужчина излучал почти неприкрытое раздражение, злость и разочарование. Его немного резкие черты лица, присущие северным народам, казалось, ещё более заострились, а взгляд серых глаз, хмуро взиравших на мир из-под тёмных кустистых бровей, стал ещё решительнее и мрачнее. Трандуил понимал все те эмоции, что обуревали сейчас наследника Гириона, потому что когда-то сам был на его месте. Но, несмотря на то, чьим потомком являлся гном под горой, он всё же сумел его удивить (если такое слово было здесь вообще уместно). В ушах эхом ещё звенели отголоски «переговоров», отчего губы эльфа презрительно скривились: он никогда не слыл сентиментальным, но сегодня Торин перешёл многие границы…

Одно дело — это давний спор об отданных когда-то украшениях, и совсем другое — когда к тебе приходили люди, кому ты давал клятвенное обещание не далече, как несколько недель назад, кто по твоей вине потерял всё, кто победил твоего дракона… Нет, в таких случаях не существовало условий, потому что договор был выполнен с лихвой. Но, видимо, не для Торина. Он имел наглость упрекать Барда в том, что люди приняли помощь лесных эльфов, но, если Трандуилу не изменяла память, им не из чего было выбирать. По сути, что мешало гномам самим отправить гонцов к выжившим жителям Эсгарота? И он почему-то подозревал, что Торин об этом знал, но его монарший выбор пал на лучшую защиту — нападение.

Возможно, в гордом гноме говорила та самая обида упущенной победы, упрямство, жадность, страх потерять только-только обретённые богатства и власть… Но, несмотря на все эти «возможно», каждое слово новоиспечённого короля отдавало безумием. Эта неожиданная мысль заставила эльфа взглядом отследить свежую каменную кладку, успевшую «вырасти» на месте главных ворот, где наверху на парапете плечом к плечу замерли вооружённые до зубов гномы. На фоне царившего вокруг запустения и разрухи, их вычурные и явно найденные в сокровищнице доспехи выглядели нелепо, насмешливо мерцая россыпями драгоценных камней в лучах мутного солнца. «Интересно, они действительно готовились к бою или же просто нацепили на себя всё, что попадалось под руку?» Тогда Трандуил почти позволил себе усмехнуться, пока не наткнулся на взгляд подгорного короля: теперь безумие обрело цвет — тёмно-синий.

Это нельзя было списать лишь на разлагающее влияние осквернённого драконом золота, как и на наследственную слабость рассудка, присущую гномьей династии, потому что в этих глазах подёрнутых туманом, Трандуил увидел что-то пугающе знакомое. Неясная тень, клочок полуночного мрака, — назвать это можно было как угодно, но факт был таков, что он уже видел это раньше и не раз: когда ловил своё собственное отражение в холодной глади зеркал. Дыхание сбилось и на ничтожное мгновение сердце замедлило свой равномерный ход. Он мог поклясться, что в тот момент уловил в воздухе знакомый сладковатый аромат, но уже следующий порыв ветра развеял налетевший морок. И всё же осознание досадной занозой вонзилось в мысли, поэтому остальной разговор между человеком и гномом почти не касался его слуха. Взаимные упрёки, угрозы, хмурое разочарование на лице наследника Гириона, высокомерное презрение у гнома, — он воспринимал это отстранённо, как данность, которую вряд ли получится изменить. И только этот тёмный блеск в глазах, от которого становилось физически тошно, а внутренности стягивал ледяной страх, то и дело затягивал его. Трандуилу стоило огромных усилий не отвернуться. Поэтому когда Бард, поймав его взгляд, еле заметно кивнул, обозначая окончание переговоров, Владыка позволил себе облегчённо вздохнуть. Однако, как оказалось, ненадолго.

Он уединился здесь почти с того момента, как они вернулись от горы. Небольшое возвышение, плавно переходящее в нависающий холм, служило прекрасной обзорной площадкой, у подножия которой раскинулись два лагеря: лесных эльфов и людей. В наступающих сумерках на фоне тонкой вуали снега можно было различить лишь огни костров и факелов, которые призрачно мелькали, напоминая танец светлячков. Морозный воздух наполнял лёгкие, и каждый выдох срывался с губ облаком пара, но ему казалось, что впервые за многие годы он дышал так свободно.

Их окружала зима, задумчивая и молчаливая. И эта почти оглушающая после привычных звуков военного лагеря тишина была истинным благословением. В голове роились мысли, но это были его мысли, лишённые шёпотов леса и цепляющих недомолвок его хозяина. Стоя под царапающими порывами ветра, он благодарственно принимал прикосновения стихий, каждой частицей своего естества ощущал и осязал мир вокруг, но, несмотря на столь яркую палитру чувств, рассудок сохранял кристальную ясность и трезвость. Ярость, гнев, даже изнуряющая ревность, — всё это будто отошло на второй план, растворилось в зимней свежести, оставив после себя странную освобождающую и в то же время болезненную пустоту. Будто что-то медленно исчезало внутри него с того самого момента, как он покинул Лихолесье. Что-то настолько привычное, незаметно приросшее к его собственному «я», ставшее частью его, но всё же чужое… Трандуил прикрыл глаза, стараясь усмирить набиравший силу водоворот мыслей: он пришёл сюда, чтобы обдумать дальнейшие действия в свете нынешних событий, а в итоге разум был занят совсем не тем. Да и как теперь отличить свои суждения от тех, что навеял помутнённый рассудок? И какую роль сыграла во всём этом ведьма?

Налетевший порыв ветра резанул кожу, бросив в лицо пригоршню колкого снега. Трандуил раздражённо выдохнул и резко открыл глаза. Нет, как он ни пытался, у него так и не получилось её забыть. Она упрямо цеплялась за каждый нерв, за каждую мысль, отравляя горечью своей лжи, жаля предательством, воспламеняя одной только мыслью об её прикосновениях и оживляя лишь тенью улыбки. Сколько раз он пробуждался в полной уверенности, что чувствовал её губы, руки, лёгкое дыхание, а потом лежал в полной темноте, проклиная предательское тело, которое изнывало, но не просто от желания, а от желания обладать именно ею. И сколько раз он, как помешанный, снова и снова прокручивал в голове их последние встречи и даже получал от этой муки какое-то мрачное удовольствие…

Лишь в последние несколько дней воспоминания стали постепенно отступать, ощущения притупляться, что он воспринял бы с благодарностью и облегчением, если бы не одно «но». Король всё чаще ловил себя на мысли, что, возможно, оставлять её там, в подземельях в непосредственной близости к чёрным водам, было не только жестоко, но и опасно. И, возможно, те слова, что срывались с её губ и гулким эхом отдавались от стен больничного крыла, были правдой, которую он так желал. Однако получив — отказался услышать. Уже которую ночь, закрывая глаза, он видел этот молящий взгляд, и сердце пропускало удар от тихого и обречённого «мне страшно». Как просто было бы отправить за ней, привезти сюда… Но это было бы слабостью, и чтобы понять это, ему не нужен был голос леса.

— Мой король… — неясный шёпот, смешался с шелестом крыльев ворона, чёрной тенью пронёсшегося над головой. Новый порыв ветра — и плащ взметнулся алым пламенем. «А были ли слова?»

Трандуил вздрогнул и инстинктивно напрягся, но почти сразу справился с собой и полуобернулся к замершему в стороне эльфийскому воину. Уловив взгляд владыки, тот спешно и несколько нервно поклонился:

— Ваше величество, они ожидают вас.

Тёмные брови еле заметно удивлённо дёрнулись вверх: время встречи было назначено на после заката, а горизонт всё ещё застилали багровые тени. Заметив реакцию короля, воин повторно склонил голову и тут же добавил:

— Прибыл посланник с важными вестями. Он потребовал срочно проводить его к королю эльфов и главе людей.

— Кто этот посланник и откуда? — вкрадчивый голос был обманчиво спокоен и нейтрален.

— Митрандир, ваше величество, — эльф поймал взгляд короля и тут же добавил:— Он вернулся из Дол Гулдура.

Словно кто-то невидимый провёл ледяными пальцами вдоль позвоночника. Он совсем забыл о Сером волшебнике, и теперь от одного упоминания его имени что-то тёмное шевельнулось внутри, но, вопреки ожиданиям, всё ограничилось лишь лёгким раздражением.

— Проводи его в мой шатёр. Я скоро буду.

Воин беззвучно исчез, будто растворился в предзакатных сумерках. У него оставались лишь несколько драгоценных мгновений тишины и покоя. Что-то подсказывало, что вести, принесенные магом, ему вряд ли придутся по душе. Глубокий вдох наполнил лёгкие обжигающим холодом: хотелось до мельчайших деталей запомнить эту ясность рассудка, прежде чем погрузиться в омут безумия. Трандуил крутанулся на каблуках и ушёл не обернувшись. На опустевшем возвышении лишь печально завывал ветер, да где-то в тёмном небе раздавался шёлковый шелест крыльев.

* * *

— Кьелл, ты слышал? Они отказали!

Громоздкая тень нависла со спины, и в следующее мгновение грузная женщина плюхнулась на поваленное дерево, бесцеремонно протискиваясь между собравшимися у озябшего костра людьми, чем заслужила не один раздражённый взгляд, включая и недовольство упомянутого Кьелла. Он хмуро наблюдал за женщиной, но той было наплевать, и она вещала, как ни в чём не бывало:

— Мой сват, Олаф, устроился виночерпием при эльфах, — она сделала многозначительную паузу, чтобы присутствующие осознали всю важность сказанного, но, не получив желаемой реакции, презрительно скривила губы и продолжила чуть громче:— И сегодня ему выпала честь прислуживать самому королю!

— Ракель, потише… — начал её собеседник, явно ощущая недоброжелательное настроение, теперь уже направленное на него.

Женщина, чьё одутловатое лицо с маленькими глазками и крупное тело плохо сочетались с лёгким и игривым, почти девичьим именем, всплеснула руками и делано невинно захлопала ресницами:

— А что такого? Эти новости касаются всех нас!

Упомянутый Кьелл устало покачала головой и махнул рукой, мол, говори, что хочешь. На что она тут же встрепенулась и, победно сверкнув глазами, продолжила делиться новостями, хотя тон голоса всё же стал тише.

— Так вот Олаф поведал мне, что сегодня король эльфов и Бард Лучник были у горы и толковали с гномами. Но те отказали!

— В чём? — вклинился голос со стороны, и Ракель воодушевлённо подхватила инициативу.

— В помощи, в деньгах, драгоценностях, — во всём!

— Быть такого не может! Твой сват всё напутал. Не может король гномов так разбрасываться словами, а потом не сдержать обещания, — воодушевился уже четвёртый собеседник.

— Мой сват Олаф врать не будет! Он парень видный, умный — не зря же его эльфы наняли да ещё и к королю дозволили…

— Ты уже про это говорила, — буркнул Кьелл.

Ракель раздосадовано фыркнула, но сдаваться не собиралась:

— Дык, вчера у них типа совета было, и были там не только Бард с эльфом. К ним ещё этот присоединился, ну который вчера прискакал, про него ещё Гунне говорил…

— Старик, что ли?

— Вот-вот. Именно он. В сером весь такой…

— Дура ты, никакой он не старик, — прервал её размышления хмурый вояка. — Это волшебник.

— Ничего себе волшебник! — взвизгнула Ракель. — А чего он такой потрёпанный? Я же его видела: на вид так обычный бродяга. Грязный да чумазый, зато гонору-то сколько!

— Вот превратит тебя в жабу, будешь знать, хотя, может, даже и не заметишь, — усмехнулся всё тот же вояка и затянулся трубкой.

Лицо Ракель приобрело цвет спелой клубники, она уже открыла было рот, чтобы разразиться гневной тирадой в адрес нахала, но так и не успела.

— Так если гномы отказали в помощи, что же теперь будет? И зачем сюда приехал волшебник? — это снова был Кьелл, и мрачный тон его голоса остудил спорщиков получше ушата холодной воды.

У костра повисло тяжёлое молчание. Все знали, что зима была не только не за горами, а уже дышала в загривок, и как пережить её без посторонней помощи, не знал никто. У них не осталось ничего, кроме скудных пожитков и развалин…

— Олаф говорил, что старик… — Ракель стрельнула глазами в сторону вояки и нехотя исправилась, — волшебник всё твердил о какой-то опасности с севера, а эльф про гномов из Железных холмов, которых тот седой якобы покрывает. Что бы это ни значило…

— Ничего хорошего, — процедил безымянный военный, и сидевший рядом с ним Кьелл согласно кивнул.

* * *

Люди тихо переговаривались, всё ещё обсуждая принесённые вести, но Сельвен слушала это вполуха, да и всё самое важное уже было сказано. Опасения эльфов подтвердились: гномы отправили за подмогой, которая, учитывая, что Железные холмы находились сравнительно недалеко, прибудет довольно скоро. И это действительно не означало ничего хорошего. Ведь если не удалось мирно договориться с гномами Эребора сейчас, когда они в явном меньшинстве, что и говорить о том, когда за их спиной будет целая армия. Ну, а в том, что из Железных холмов прибудет именно армия, сомнений почему-то не было. Что же касается угрозы с севера, то тут Сельвен пока терялась в догадках: единственное, что приходило на ум — Гундабад. Но это бы означало… Нет, в это отчаянно не хотелось верить. Да и разве стали бы эльфы, люди и даже гномы спорить из-за какого-то золота, если бы со стороны Гундабада надвигалась реальная опасность? Женщина-Ракель упомянула, что, мол, король эльфов в это тоже не поверил, и здесь она была склона согласиться с Трандуилом. С другой стороны, зачем Митрандиру придумывать что-то подобное?

При даже мысленном упоминании имени мага, её сердце гулко и нервно забилось. Ирина оказалась права: он действительно появился здесь. Теперь оставалось дело за малым: пробиться к нему или найти полурослика. Она мысленно усмехнулась: «Да уж, самая малость…» Сельвен поправила почти полностью скрывающий лицо капюшон и, аккуратно поднявшись, как можно незаметней покинула собравшихся в круге у костра.

С тех самых пор, как она оказалась здесь, прошло уже пять дней, но похвастаться было нечем. Ну, кроме разве того, что её до сих пор никто не узнал и даже особо не замечал. Выжившие жители Эсгарота были больше озабочены поиском пропитания и заготовкой запасов на зиму, да и по развалинам Дейла бродило достаточно одиноких несчастных, чтобы интересоваться судьбой каждого. Это было только на руку, потому как избавляло от лишних вопросов и объяснений, которые обязательно бы возникли, стоило лишь вскрыться её эльфийскому происхождению. Одинокая эльфийка, скрывающаяся среди людей, — тут было много того, к чему можно было придраться.

Что было маленькой, но победой, это то, что под предлогом готовки и врачевания ей удалось прибиться к группе тех, кто примкнул к лагерю людей у подножия горы. Так она была уже хотя бы ближе к цели. Хотя, учитывая то, что до сих пор ей даже с братом не удалось свидеться, «приближённость к цели» носила скорее всего лишь территориальный характер — не более. Потому как людей, за редким исключением, как тот же самый уже упомянутый Олаф, держали на расстоянии и в лагерь к эльфам не пускали. Так что и говорить о том, чтобы оказаться рядом с главными лицами этого действа или, того паче, заговорить с ними?

Сельвен отошла на достаточное расстояние от костра, и вот за спиной остались последние ряды палаток, а вместе с ними и звуки лагеря, слившиеся в приглушённый гул. Широкую равнину, зажатую в тисках близлежащих холмов, освещала лишь щербатая луна. В её неясном свете окружающий мир представлял собой лишь смазанную палитру теней и силуэтов — теперь Сельвен могла позволить себе откинуть капюшон. В лицо ударил чистый ночной воздух. Она дышала полной грудью, почти захлёбываясь, упиваясь каждым глотком, чуть прикрыв глаза от наслаждения, но постоянно прислушиваясь — пусть и сомневалась, что кто-то ещё мог решиться на ночную прогулку за пределами лагеря, но осторожность никогда не была лишней.

Пять дней: так быстро пролетевшие для неё и так много значившие для той, что осталась там. Сельвен злилась на саму себя, что за всё это время почти ничего не узнала и никуда не продвинулась. И вот, когда она даже стала подумывать о том, чтобы вернуться назад (и не важно как), эта новость о волшебнике прозвучала, как гром среди ясного неба. Митрандир был здесь, пусть и не досягаем, но это было лишь вопросом времени. Ирина упоминала хоббита Бильбо, но до сегодняшнего дня и духу его нигде не было. Более того, по рассказам людей, полурослик путешествовал вместе с гномами, даже был частью их отряда, а значит — в настоящий момент находился в Эреборе. Как вылавливать его там, было очень сложно представить. Похоже, Ирина явно что-то напутала, потому как сейчас встретиться с волшебником казалось более вероятным.

Зацепившись за последнее звено в этой цепочке умозаключений, мысли Сельвен на мгновение замедлили свой ход, но лишь для того, чтобы почти сразу ускориться, но уже двигаясь в другом направлении. Зачем искать полурослика, если можно попытаться пробиться к магу напрямую? Если потребуется, Сельвен была готова пробраться к Митрандиру в палатку тайком. В голове вспыхивали одна идея за другой: стражников можно было опоить, соблазнить, подкупить, оглушить. Хотя Ровион говорил, что после того побега гномов, надзор за дисциплиной усилился в несколько раз, да и сами эльфы никак не желали повторения позора. Сейчас же, в почти военной обстановке, рассчитывать на слабость и расхлябанность было бы глупо. Поэтому первые два варианта можно было смело вычёркивать, но оставались ещё два. Только вот чем могла она подкупить эльфийского воина? Деньги у неё, конечно, были, но явно не в тех количествах, чтобы купить себе проход к палаткам важных особ, а легенда о несчастной любви тут точно не подходила. А вот с «оглушением» дело обстояло чуть проще, и одного стражника, ей, наверное, даже удалось бы отправить в бессознательное состояние. Только вот несли они вахту обычно в паре, а у королевского шатра, по рассказам громогласной Ракель, вообще втроём, а то и вчетвером. Воительницей же Сельвен была довольно поверхностной, потому как урокам брата предпочитала пыль библиотек. Она мысленно подвела черту и перечеркнула список.

Другой бы на её месте уже бы признал своё поражение, но она просто не могла себе такого позволить. Её натренированный ум, привыкший анализировать, запоминать и подмечать мельчайшие детали, теперь старательно прокручивал в голове всевозможные сценарии и варианты. Взгляд задумчиво скользил по мутным очертаниям Одинокой горы, цепляясь за белесые в лунном свете линий рельефов, колонн, статуй, пока те не стали складываться в единую картину. Изумрудные глаза неожиданно замерли, расширились и полыхнули огнём озарения.

Если не получалось с эльфами, в конце концов, был же Олаф. Тот самый «видный, умный» сват Ракель. С ним можно было с лёгкостью — и в этом Сельвен была уверена — провернуть любой из четырёх вариантов или их комбинацию…

Ещё один глубокий вздох, и капюшон вернулся на место, почти полностью скрывая лицо под грубой тканью. Покусанная луна вынырнула из-за облаков, мазнув по тонкой, затянутой в тёмное фигуре своим мутным светом. Сельвен почти сливалась с ночными тенями, и только нижняя часть лица всё ещё была видима. Белесый луч выхватил из темноты нежные губы, на которых играла ироничная и победоносная улыбка.