О враг мой (джен)

Он не мог пошевелиться. Цепи были слишком туго натянуты. Он извивался, пытаясь позвать на помощь, но слова застряли в горле. Лицо Беллатрикс Лестрейндж нависло над ним — слишком близко, и он вздрогнул.

— Малыш Поттер, — рассмеялась она.

Он боролся, но цепи… Нет, не цепи. Это были руки. Руки Нотта! Гарри задыхался, пытаясь поймать глоток воздуха, когда они стиснули его; извивался, пытаясь вырваться, но бесполезно.

— Круцио! — услышал он и сжался, ожидая волны боли, однако ничего не случилось.

— А почему должно быть больно? — Волдеморт рядом с Беллатрикс улыбнулся мрачной, хищной улыбкой. — Мы ещё не начали. Когда начнём, узнаешь. — Он засмеялся, и его смех подхватил целый хор Пожирателей Смерти.

— Н-начнёте что? — спросил он, но Волдеморт и Пожиратели уже исчезли. Темнота. Одиночество. Ожидание. Он попытался вспомнить, чего ждал, но не мог вспомнить, не мог думать.

— Ясное дело, — заговорил Вернон. Гарри вздрогнул и вгляделся в темноту. Откуда доносится этот голос? — Такой же никчёмный болван, как и его папаша. Гроша ломаного не стоит. Надо было его вышвырнуть, с самого начала.

Гарри нахмурился, решив не трусить перед дядей, хотя его и не было видно в темноте.

Он больше не любил темноту. Не то чтобы он любил её раньше, но и не боялся. Когда целыми днями приходилось торчать в чулане, темнота была передышкой от того, что ожидало за запертой дверью. Пауки его не беспокоили. Но теперь, после дней, проведённых в плену, после Волдеморта и его зелья… Он проклинал Волдеморта за то, что начал бояться темноты.

— Хватит трусить, — раздался голос Снейпа, и при первых звуках его Гарри с надеждой поднял голову, но разобрал слова — и сердце оборвалось.

— Я не трус, — жалобно возразил он. (Или всё-таки трус?)

Снейп фыркнул.

— Темноты боится. Ночных кошмаров боится. Вы боитесь буки, Поттер?

— Нет, — слабо запротестовал он, но Снейп продолжал:

— Вы боялись меня много лет и боитесь до сих пор, разве не так? Боитесь потерять меня, как будто я ваша собственность.

— Нет…

— Говори правду, щенок, — снова раздался голос Вернона, и он вздрогнул.

— Боитесь собственных родственников, — глумился Снейп. — Есть что-нибудь, чего вы не боитесь?

Гарри боролся с цепями… нет, доспехами… нет, верёвками. Его начало трясти: почему он не может понять, что его держит?

— Я гриффиндорец, — насилу выговорил он, задыхаясь. — Я храбрый.

Снейп издевательски фыркнул.

— Да, Гарри. Ты храбрый, — сказал Рон, и Гарри глубоко вздохнул. Да, он храбрый. Напуганный, но и храбрый тоже. Так бывает. Бывает.

Цепи на нём опять дрогнули, когда Рон добавил:

— Гарри, проснись.

— Выбирайте, — рявкнул Снейп. — Напуганный или храбрый? Напуганный или храбрый?

— То и другое, — выдохнул он. — То и другое.

— Что «то и другое»? — снова раздался голос Рона. — Просыпайся.

— Боитесь снов, — усмехнулся Снейп.

— Вовсе нет! — крикнул Гарри, хотя и боялся.

Цепи резко встряхнули его; он открыл глаза, захлебнувшись воздухом, дёрнулся — и растерянно уставился на лицо Рона, освещённое «люмосом», прежде чем снова начал вырываться.

— Ну-ну, тихо, тихо! — журчал успокаивающий голос. Рон осторожно потянулся ему за спину, и, проследив за его руками, Гарри обнаружил себя в постели, запутавшимся в одеяле. Рон начал его разворачивать.

— Ты запутался, — ласково сказал друг, словно подступаясь изловить дикого зверька. — Я только… вот так… и-и-и… ты свободен.

Рон отстранился и устроился в ногах кровати, пока Гарри медленно садился, прислонясь к изголовью. Он глубоко вздохнул — какое облегчение! Несколько долгих минут он просто дышал; отголоски сна медленно улетучивались, но он ещё не вполне пришёл в себя.

— Гарри… — Рон прикусил губу и испытующе посмотрел на него. — Что с тобой? Нет, я серьёзно! — оборвал он автоматический ответ Гарри. — Ты твердишь одно и то же, но мы же с Гермионой не идиоты. Ты с самого начала семестра дёргаешься, ты усталый и постоянно потираешь голову, и сколько уже раз я будил тебя от кошмара; я думал, Гермиона с ума сошла, когда сказала, что ты плохо ешь, но понаблюдал за тобой вчера — она точно права, и … — Он помолчал, а потом настойчиво добавил: — Просто… не ври. А если собираешься, то не трудись отвечать.

Гарри нервно глянул на полог кровати, и Рон показал свою палочку.

— Они не слышат. Я наложил заглушающие чары, — объяснил он, и Гарри вздохнул. Сам он опять забыл их наложить. Он потёр глаза и несколько секунд глядел куда угодно, только не на Рона. Наконец его друг со вздохом пробормотал: «как хочешь» — и отодвинулся на край кровати.

— Я не знаю, — быстро сказал Гарри, чтоб не дать ему уйти, и Рон помедлил, наблюдая за ним. — Я… ну, я в порядке, правда в порядке, потому что я здесь, с вами, ребята, и я жив, что очень важно, и Снейп снова учит меня, что тоже очень важно, и я просто счастлив, что вернулся. Но… но… — Он с трудом сглотнул, и в следующее мгновение всё выплеснулось наружу: — И не в порядке тоже, потому что продолжаю видеть… их… каждый раз, когда закрываю глаза. Не могу забыть их голоса, этот ужасный смех Беллатрикс Лестрейндж… всякий раз, когда она… и злые глаза Нотта, и как выглядел Волдеморт, когда… такой самодовольный и злобный… И — и так много всего случилось, Рон. Так много. Не только Волдеморт. А теперь я здесь, и надо притворяться, что ничего не было? Наверно, у меня это неплохо получается, пока я не засыпаю, а потом — нет.

Он прикусил губу, чтоб она не тряслась, но в голове теснилось слишком много слов, поэтому он продолжал:

— Я боюсь, что он снова схватит меня, но в то же время совсем не боюсь, только злюсь, и мне хочется показать ему кулак: пусть только попробует! — потому что я буду драться, Рон. Изо всех сил. Я бы никогда не струсил и не сдался. Но что если от этого станет только хуже, или если это никогда не закончится, или если другие люди попадут под удар? Так уже вышло со Снейпом — что если он умрёт, потому что я его подставил? Он вроде не винит меня, но должен. Вы все должны, потому что на вас напали из-за меня, Рон. Потому что вы со мной дружите! В Джинни попало проклятие! А вдруг она бы умерла или серьёзно пострадала? Ты чуть не умер, а я не мог… если бы ты… Я не мог… — Он замолчал, потому что подступили слёзы.

Он не осознавал, что зажмурился, пока рука на плече не заставила его дёрнуться. Он был рад, что Рон не испугался — просто придвинулся ближе, чтоб утешительно его обнять. Стоило смутиться — но это же был Рон. Они уже видели друг друга в самые худшие, самые неловкие моменты. Он склонил голову на плечо Рона, наслаждаясь минутой, тем более драгоценной, что всякие нежности были у них не в ходу.

Какое-то время они сидели в тишине, пока Гарри выравнивал дыхание, а потом Рон сказал:

— Я жив, потому что ты узнал, как меня спасти.

Гарри приподнял голову:

— И С…

— И Снейп. Я в курсе. — Гарри прямо почувствовал, как Рон закатывает глаза. — Так вот: это не твоя вина, что какие-то психованные маньяки на меня напали. Зато именно ты выяснил, как меня вытащить. Так что хватит валять дурака.

— Ты что… — Гарри издал слабый смешок. — Ты хочешь меня подбодрить, называя дураком?

— Так это же правда, — сказал Рон. — Ты глупо себя ведёшь. Держу пари: если перестанешь, тебе станет лучше.

Гарри рассмеялся и тряхнул головой:

— Ну, спасибо.

— Обращайся. — Рон тоже улыбнулся, а потом серьёзно спросил: — Ты сказал мадам Помфри? О кошмарах? Может, она опять даст тебе зелья или ещё чего-нибудь.

— Она больше не даёт, — пожаловался Гарри.

— Вот жадина! Но ты же через такое прошёл — может быть…

— Нет. — Гарри покачал головой, не глядя Рону в глаза. Он был рад, что друзья не знают всего о неприятностях со «Сном без сновидений», и лучше, чтобы так и оставалось. — Она просто отправит меня к целителю разума или типа того.

Рон скривился.

— Вот именно, — согласился Гарри.

— Может быть… м-м… тебе стоит спросить… — Рон сглотнул и, не в силах согнать с лица кислую гримасу, пробормотал: — Ну… С-Снейпа?

Гарри уставился на него и невольно улыбнулся.

— Очень больно было это сказать?

Рон обмяк и со свистом выдохнул:

— Ещё как!

— Серьёзно? — засмеялся Гарри. — Это ты мне толкуешь, что надо пойти с этим к Снейпу?

Рон пожал плечом.

— Нет. Да. Не знаю. Он та ещё сволочь, но не думаю, что он ухлопает тебя под носом у Дамблдора. Пока он играет в доброту и услужливость, почему бы не заставить его поработать и на самом деле что-нибудь исправить? — Он показал на голову Гарри, и тот поморщился.

— Ты меня совсем уж за чокнутого держишь, — проворчал он, но не всерьёз. Это утешало: знать, что друзья о нём заботятся; хотя и было неприятно, что они обсуждали его за глаза.

Он не добавил, что не хочет, чтобы Снейп обращался с ним как с больным. Прошла неделя с тех пор, как снова начались уроки окклюменции, — они решили проводить их дважды в неделю, — и первые два урока прошли очень-очень хорошо. Снейп оба раза спрашивал о кошмарах и, казалось, почти гордился тем, что Гарри прекрасно справляется без зелья. Ему нравилось, что Снейп им гордится. Он не хотел всё испортить правдой.

Он вздохнул.

— Я вернулся всего несколько недель назад. Скоро всё наладится, честно. А если нет, то я… ну, подумаю. Идёт?

Рон неохотно кивнул, словно сомневался, что Гарри действительно попросит о помощи, но не собирался настаивать. Во всяком случае, пока. Может, он подобьёт на это Гермиону — ей лучше удавалось доставать Гарри просьбами. Рон предпочитал держаться в сторонке и предлагать полёты как наилучшее средство от любых недугов.

— Уже почти утро, — сказал Рон вместо этого. — Не хочешь встать и пойти в гостиную? Мы можем успеть на завтрак раньше всех.

Гарри кивнул в ответ и глубоко, медленно вдохнул и выдохнул, готовясь встретить новый день. В любом случае, снова заснуть не получится.

* * *

Был обычный вторник. Первый и последний уроки — Чары и Гербология — прошли довольно скучно. И ему хотелось бы, чтоб на ЗоТИ тоже было скучно.

— Отлично сработано, мистер Поттер! — сиял Брукс, когда Гарри — снова! — продемонстрировал своего Патронуса. Гарри улыбнулся — или, во всяком случае, попытался улыбнуться, возвращаясь к своему столу. Один-два слизеринца хмуро поглядывали на него, а несколько студентов с обоих факультетов ухмылялись, и он понимал, что лучше пресечь расцветающий фаворитизм Брукса в зародыше, если он хочет мирных уроков Защиты в этом году.

— Все видели, как он держал палочку? Отличная форма. И полностью телесный Патронус! Это не всегда удаётся даже взрослым волшебникам, но если вы будете практиковаться, то получите шанс когда-нибудь приблизиться к этому уровню!

М-да, пожалуй, поезд уже ушёл. Он сел на место и покраснел, когда до его ушей донеслось несколько смешков. К сожалению, Брукс уловил тот факт, что, несмотря на смешки и хмурые взгляды, которыми награждали Гарри за эти старания, он по-прежнему пользовался бо́льшим авторитетом, чем сам профессор. Никто не передавал записки и не нарушал дисциплину, пока Гарри что-то демонстрировал, — даже Малфой, вот уж диво дивное! — и поэтому Брукс стал вызывать его всё чаще и чаще. Гарри терпеть этого не мог. Конец урока был ещё не скоро, и он выскочил за дверь так быстро, как только сумел, делая вид, что не слышит, как Брукс окликает его.

Итак, в целом типичный вторник, но в то же время утомительный. Гарри с друзьями весело болтали на переменах, и он был почти уверен, что ему удалось обмануть даже Рона. Гермиона всё ещё слишком внимательно наблюдала за ним, но не приставала, так что он счёл это победой. Он приложил все силы к тому, чтобы за обедом демонстрировать аппетит, и не меньше — к тому, чтобы игнорировать упорную мигрень, так что к концу дня она была в полном цвете.

Всё это так его измотало, что, хотя окклюменция требовала больших усилий, он был рад, когда настал вечер и пришло время урока. Так рад, что пришёл на целых десять минут раньше.

— Палочку на стол, — без предисловий приказал Снейп.

Гарри закрыл дверь и улыбнулся:

— И вам здравствуйте.

Снейп неопределённо помахал рукой, как бы говоря, что «здравствуйте» подразумевается.

— Сегодня работаем над защитой разума от внешних отвлекающих факторов.

— Опять? — Гарри подошёл и положил палочку на профессорский стол. Он знал, что это делается, чтобы привыкнуть к отсутствию оружия, но вообще-то считал, что палочку сдавать глупо. Само собой, он не собирался использовать её против Снейпа, если это не входило в план занятия.

— Да, опять. Далеко продвинуться в ментальных искусствах можно только очистив сознание. Необходимо развивать и другие навыки. Концентрацию. Душевное равновесие. Сопротивляемость. И так далее. У вас есть много навыков и качеств, которые этому способствуют, но пока недостаёт концентрации.

— С душевным равновесием работать веселее, — заметил Гарри, приподняв бровь. — Зажечь свечи, включить музыку, создать зону комфорта… Может, я этим займусь?

Снейп хмыкнул.

— Не совсем тот род душевного равновесия, который сослужит вам хорошую службу при ментальной атаке. Но можете зажечь столько свечей, сколько пожелаете… в свободное время.

— Может, вам тоже стоит зажечь свечи, — предложил Гарри преувеличенно невинным тоном. — Это помогает расслабиться.

Он улыбнулся, когда Снейп уставился на него долгим страдальческим взглядом и сказал:

— Садитесь.

Следующие полтора часа Гарри провёл с закрытыми глазами, очищая сознание и возводя щиты, в то время как палочка Снейпа создавала разные внешние раздражители: болтовню, крик, сильный ветер, который чуть не сдул его со стула; когти и рычание дикого зверя. Он неплохо справлялся до последнего случая, но тут не смог удержаться и распахнул глаза. Его сердце бешено затрепыхалось при мысли о том, что его вот-вот разорвёт на кусочки лев или тигр, хотя он и знал, что это нереально; и вся фокусировка слетела. Снейп заставлял его повторять снова и снова, чтобы он смог наконец полностью это игнорировать.

— Не понимаю, почему надо так делать, — пожаловался он. — Я ведь не игнорирую атаки. Будь это на самом деле, я бы погиб!

— Да, — согласился Снейп, — но вы должны быть в состоянии замечать опасность, одновременно сохраняя свои щиты. Поддерживать их при наличии отвлекающих факторов — это первый шаг. Когда освоите это, перейдём к многозадачности, и тогда уж можете сколько угодно практиковаться в защите от нападения львов.

Он изо всех сил старался следовать снейповским инструкциям: куда больше хотелось научиться побеждать опасность, чем практиковаться в том, как её игнорировать. Он полагал, что справился неплохо, если не идеально: когда они закончили, у Снейпа было то удовлетворённое выражение лица, которое Гарри уже начал с нетерпением ждать в конце каждого урока.

— Не забывайте тренироваться в очищении сознания каждую ночь перед сном, — наставлял Снейп. — И минимум один раз в день, тоже при наличии отвлекающих звуков. Можно в вашей гостиной. Или под какую-нибудь дикую музыку, которую слушают ваши приятели.

Гарри кивнул.

— Или в классе, — сказал он с деланной серьёзностью.

— Вы не будете использовать окклюменцию в качестве предлога, чтобы бездельничать на уроке, — отрезал Снейп, и Гарри усмехнулся, увидев, как легко подначить профессора.

Он встал, потянулся и посмотрел на котёл и несколько склянок с зельями на столе Снейпа.

— Вам помочь?

Снейп вернулся к столу.

— Нет. Я уже закончил.

— М-м.

Он неловко топтался на месте. Уходить не хотелось, но не хотелось и признаваться, что не хочет. Снейп слишком проницателен: рано или поздно он сообразит, что Гарри избегает гриффиндорской гостиной, так как устал прикидываться перед друзьями, будто всё в порядке, и избегает спальни, так как устал бояться того, что начнётся, когда он закроет глаза. Работать со Снейпом было приятно, потому что профессор позволял ему выбирать режим. В последнее время он, казалось, не возражал, если Гарри был в разговорчивом настроении, как не возражал и в том случае, когда тот просто хотел часок-другой помолчать наедине с собственными мыслями. Гарри знал, что сейчас выбрал бы последнее. Головная боль усилилась, и было бы труднее скрывать её, продолжай они беседовать.

— Вы понимаете, что не обязаны помогать мне? — спросил Снейп, склонив голову набок и изучая его. — Это не обмен услугами. Мне не требуется оплата за обучение.

— Угу. Да, знаю. Просто… — Он пожал плечами. — Здесь хорошо. Спокойно. Мне нравится.

Снейп усмехнулся.

— Разве Гриффиндорская башня не цитадель покоя? Я просто потрясён.

Гарри улыбнулся, подошёл к столу и положил палочку в карман.

— Нет. То есть… когда почти все уже легли спать, становится тихо. Ну а так-то… не особо. — Он не сделал ни малейшего движения в сторону двери, хотя знал, что должен, и Снейп впился в него испытующим взглядом. — А вам точно не нужна помощь?

Он старался держаться непринуждённо, надеясь, что это не прозвучало так жалко, как ему казалось.

Если даже и так, лицо Снейпа этого не выдало. Профессор лишь махнул рукой в сторону склянок на своём столе.

— Если вы так рвётесь быть полезным, можете вернуть всё это на место. Надеюсь, вы знаете, как их расставить?

Гарри нетерпеливо кивнул и забрал несколько флаконов.

Только во время второго визита в личную кладовую Снейпа его взгляд снова привлекла скромная банка на средней полке, которая, казалось, жила своей собственной жизнью. Гарри уже привык к тому, как частит его сердце, когда он замечает эту банку. Мысленно он видел, как банально прикарманивает её: это так просто — и конец ночам, наполненным ужасами, и тягостным, сонным дням головной боли. Всего одна баночка гадючьих жал — и он сможет сварить достаточно зелья, чтобы продержаться минимум два месяца. Он дважды проверил рецепт.

Он закусил губу и покачал головой. Нет, Кража у Снейпа… как решиться на это? Ну, разве что профессор никогда не узнает…

Ему нравилось выглядеть мужественным в глазах Снейпа: никаких кошмаров! А что если Снейп узнает, что Гарри — псих, который не может оправиться после этого лета, который дёргается от громких звуков и боится темноты? Снейпу приходилось переживать и похуже, и он, конечно же, не вздрагивал и не жаловался на кошмары. Он просто расскажет Помфри, Гарри отправят к целителю разума, и все узнают, что у Гарри Поттера едет крыша.

Он не осознавал, что протянул руку, чтобы прикоснуться к банке, пока не услышал, как Снейп окликает его из соседней комнаты, спрашивая, не заблудился ли он. Гарри подскочил и в последний момент подхватил опрокинувшуюся банку: чуть не упала! И вот она в его руках. Он со свистом выдохнул — и в следующую секунду, почти не думая, спрятал банку в карман под мантию и живо вернулся в класс.

— Всё в порядке? — спросил Снейп, изогнув бровь.

Никогда в жизни Гарри не было так тошно. У него случился приступ временного помешательства, вот что. Надо поставить банку обратно, прежде чем Снейп узнает и навсегда перестанет с ним разговаривать. Он уже дважды предавал доверие профессора и был уверен, что третий раз станет последним. Как там звучала эта маггловская фразочка, которую любил повторять Дадли? Три удара — и ты выбыл. (*) Он подавил подступившую панику.

— Э-э… — пискнул он и откашлялся. — Кажется, я… поставил что-то не туда. Пойду поставлю на место…

Снейп махнул рукой.

— Не смешите меня. Успеется. Минутку…

Профессор замолчал и стал возиться с маленьким коричневым пакетом на столе, точно нервничал из-за чего-то. Гарри, возможно, заинтересовался бы этим больше, если б сейчас перед его глазами не проносилась вся жизнь.

— Это вам. Держите, — отрывисто сказал Снейп, суя ему пакет.

Он машинально взял его и попытался скрыть, как дрожат руки. Лучшим способом для этого казалось открыть пакет.

— Нет. — Снейп сделал движение, словно желая остановить его, а потом кашлянул и занялся бумагами на столе. — Откроете позже. В вашей комнате.

Гарри автоматически кивнул, от облегчения забыв о вежливости, и быстро убрался. Он даже не был уверен, что сказал спасибо, прежде чем выскочить из класса.

Невнятно ответив на приветствия друзей, он пересёк гостиную, сказав ровно столько, чтоб они не слишком взволновались, и, едва добравшись до спальни, — к счастью, пустой, — открыл крышку своего сундука. Не глядя, он сунул роковую банку в самый дальний угол, под груду всякой всячины, закрыл сундук и сел на него. Он не станет этим пользоваться. Не станет. Надо принести эту банку на следующий урок (тайком, конечно) и поставить обратно в кладовку — так, чтобы Снейп ничего не узнал. Наверняка профессор не пользуется гадючьими жалами регулярно. Он и не заметит пропажу.

Но если заметит, то долго ломать голову ему не придётся. Есть только один студент с регулярным доступом к его кладовой — и только один, имеющий острую потребность в зелье, основным компонентом которого является тот самый, отсутствующий.

Он судорожно вздохнул. До четверга всего два дня. Он выпутается. Будет вести себя естественно, чтоб у Снейпа не появилось никаких подозрений: тогда его ошибка будет исправлена, а профессор о ней не узнает.

Гарри не осознавал, что всё ещё держит пакетик, полученный от Снейпа, пока бумага не зашуршала в его руках. Вздохнув, он опустился на кровать и медленно развернул обёртку дрожащими пальцами. Он не представлял, что такого мог дать ему профессор, чтобы это надо было открывать у себя. Внутри обнаружился маленький прямоугольный футляр с откидывающейся крышкой. Он осторожно поднял её и уставился внутрь.

Очки. Снейп подарил ему очки. Дрожащими — теперь уже по другой причине — пальцами он благоговейно провёл по тёмной оправе. Почти идентична его нынешней паре, только новая — и, пожалуй, немного шире. Вероятно, рассчитана на подростка или взрослого; сам-то он всё ещё носил детские очки и надеялся, что никто этого не замечает. Он снял свои очки и осторожно водрузил на нос новые.

На пару секунд картинка дрогнула, а потом мир кристально прояснился. У Гарри отвисла челюсть. Саморегулирующиеся очки! Он с трепетом восторга разглядывал многочисленные складки на покрывалах и древесные узоры в деревянной раме кровати, теперь видные в мельчайших деталях.

Они уплыли из фокуса по другой причине, когда его глаза наполнились слезами.

Он бережно вернул очки в футляр, положил его на тумбочку, бросился ничком на кровать и плакал, пока не заснул.

* * *

Храп разносился по комнате, но проснулся он не из-за храпа.

Нечистая совесть будила его в третий раз за ночь. А может, ужасная тошнота и боль в груди. Совесть у него была не особо чувствительная.

Гарри перевернулся на другой бок, уставясь в темноту на смутно белевшие простыни и мысленно прокручивая в голове, каким ужасным, отвратительным, никчёмным человеком он был. Он всё испортил. И возвращение банки не исправит этого: всё равно он будет знать, что предал доверие Снейпа, даже если сам Снейп никогда не узнает. А потом Снейп взял и подарил ему что-то, о чём и не думали его собственные родственники, и друзья не замечали, что ему это нужно, и это был один из лучших подарков, какие он когда-либо получал, и… и… он был ужасным, отвратительным, никчёмным человеком. Гарри хлюпнул носом.

Он не мог принять эти очки. Всякий раз, надевая их, он будет думать, что Снейп не стал бы их дарить, если б знал, каким человеком оказался Гарри. А знал бы, так вышвырнул бы его из своей жизни. Он никогда больше не станет говорить с Гарри, как и раньше, только гораздо хуже, потому что Гарри будет знать, что профессор снова ненавидит его.

Потому что «три удара — и ты выбыл».

Гарри вздрогнул и свернулся клубочком на боку. Закрыл глаза, но понимал, что на этот раз сон не придёт. Так ему и надо, решил он. Всё началось с того, что он хотел избавиться от кошмаров. Что ж, если он обречён на бессонные ночи до конца своей несчастной жизни, то это справедливо.

Три удара — и ты выбыл.

Он свернулся ещё плотнее, но в его голове снова и снова вертелось неотступное:

Три удара — и ты выбыл.

Три удара — и ты выбыл.

Три удара — и ты выбыл.

Он почувствовал покалывание в пальцах и, открыв глаза, увидел, как вверх полетела искра, потом ещё одна… НЕТ!

Он вскочил с кровати, нацепил очки — свои старые очки — и кинулся к сундуку. Он не мог, просто не мог. Не мог жить так до четверга — живот скручивало от мысли, узнает ли об этом Снейп, сердце колотилось в ужасном ожидании, когда профессор объявит, что знать больше не желает Гарри; не говоря уж о том, что он в любую минуту может потерять контроль над своей магией, как уже теряет контроль над своим рассудком. Если всё кончено, то он должен знать, что всё кончено. Что значит небольшое нарушение режима и этикета в сравнении с надвигающимся крахом всего взаимодоверия, которое он построил с профессором за самое длинное лето своей жизни?

Он быстро и бесшумно вытряхнул книги из своей сумки, сунул туда футляр с очками и банку с ингредиентами, затем схватил свою мантию-невидимку. Надел ботинки, но не стал переодевать пижаму, в которую облачился всего час назад.

В Башне было тихо, и Толстая Дама только зевала, когда Гарри нёсся по лабиринту коридоров, пока целую вечность спустя — и очень, очень скоро — не добрался до подземелий и не свернул за угол, в коридор Зелий. Он стоял перед кабинетом Снейпа ещё одну вечность, обдумывая следующий шаг. Он даже не знает, где находятся личные комнаты Снейпа, а если б и знал, то что с этим делать? Постучать в дверь и разбудить профессора, чтобы тот услышал признание, которое заставит его снова возненавидеть Гарри?

Он снял мантию-невидимку и засунул её в сумку; затем опустился у двери, подобрав под себя ноги и прижав сумку к груди. Можно подождать здесь до утра. Снейп был ранней пташкой; конечно, он появится здесь первым. А если нет?..

Гарри вздрогнул. Ночью в подземельях холодно. Надо было взять с собой пальто. Он подтянул колени к груди и уткнулся лицом в сумку. Но это было слишком неудобно, и он наконец поднял голову и уставился на свою правую руку. Ладно. Он всё равно в полном дерьме. С тем же успехом можно дать Снейпу все возможные поводы рассвирепеть, — тупо подумал он, прижимая большой палец к серебряному колечку и чувствуя, как оно нагревается.

Прошло всего несколько секунд. Где-то хлопнула дверь, и, резко повернув голову, он увидел, как профессор выскочил из открытой двери в конце коридора. «Так вот где комнаты Снейпа», — подумал он как-то отстранённо.

Но отстранённости как не бывало, стоило лишь Снейпу увидеть его. Прежде чем Гарри успел собраться с силами, профессор оказался рядом с ним, и он прищурился от яркого «люмоса». Руки ощупывали его лицо, проверяя шрам и голову; Снейп что-то говорил, но Гарри слышал только тревогу в голосе: слова заглушал стук его собственного сердца.

Он попытался сказать, что всё нормально, но получилось что-то вроде всхлипа. Он отстранил руки Снейпа и поднялся. Снейп не стал бы беспокоиться о нём, если бы знал.

Отчаянное «Гарри» всё же донеслось до его ушей и заставило немного опомниться. Снейп иногда называл его «Гарри», и это было приятно — но тем хуже слышать это прямо сейчас, когда профессор вот-вот узнает, каким ужасным, отвратительным, никчёмным человеком был Гарри. Он знал, что больше нет повода откладывать, дрожащими руками открыл сумку и ткнул банку с гадючьими жалами прямо в грудь Снейпу. Гарри не мог заставить себя встретиться с ним взглядом, но, когда профессор замер на месте, понял: теперь Снейп узнал всё.

— Простите, — выдавил Гарри. — Простите. — Он утёр нос рукавом, и ему пришло в голову, что если бы каким-то чудом Снейп не ощутил омерзения при известии о воровстве, то определённо испытал бы его при виде этого жалкого, сопливого убожества. Или узнав, что Гарри потерял свой первый подарок. Признание сорвалось с его губ:

— И я п-потерял камешек. Тот, мамин… что вы мне подарили.

Он не сводил глаз с длинной серой ночной сорочки и рук, сжимавших банку; поэтому, когда спустя целую минуту рука профессора протянулась, он отпрянул. Рука замерла, потом снова потянулась. Сильные пальцы обхватили его запястье и потащили по коридору. Он был уверен, что его ведут в кабинет директора, пока они не добрались до открытой двери в конце коридора и Гарри не остановился как вкопанный. Он не смел войти в личные комнаты профессора.

— Входи, — тихо сказал Снейп и подтолкнул его в спину; и Гарри оказался в маленькой гостиной, где стоял потёртый зелёный диван, кресло и большой книжный стеллаж. Его толкнули на диван, и профессор скрылся за другой дверью.

Он воспользовался отсутствием Снейпа, чтобы постараться унять слёзы, сделав несколько неглубоких, судорожных вдохов. Снейп быстро вернулся, положил на край дивана подушку и протянул ему одеяло.

Он вздрогнул и тупо посмотрел на Снейпа. Невозможно было понять, о чём думает профессор: шпионская маска прочно сидела на месте; и Гарри прохрипел:

— Я… я не… что?..

— Что-то болит? — негромко спросил профессор, и Гарри молча помотал головой. — Тогда спи. Поговорим завтра.

Он повернулся к двери, и Гарри вскочил.

— Нет! Нет, я… мне нужно… — Он оборвал себя: на самом деле, он же не в том положении, чтобы требовать что-то, верно? — Пожалуйста, — взмолился он, — просто скажите мне сейчас.

Снейп наблюдал за ним с непроницаемым выражением.

— Сказать что?

Гарри яростно вытер лицо.

— Вы… вы знаете что. Я… простите. Я знаю, что я… и вы, наверное… я это заслужил, я знаю. Если… если вы больше не з-захотите учить меня.

«И будете вечно меня ненавидеть и игнорировать», — мысленно добавил он, но не смог произнести вслух. Он был почти уверен, что на его несчастном лице и так всё написано.

Снейп глубоко вдохнул и выдохнул, и Гарри счёл удачей, что профессор, по крайней мере, успокоился, прежде чем накинуться на него. Он заставил себя не вздрогнуть, когда Снейп обогнул диван, даже когда он не остановился. Прежде чем Гарри понял, что происходит, его мокрый нос был прижат к плечу Снейпа, и сильные руки притиснули его к себе.

Они стояли неподвижно, едва дыша: Гарри был уверен, что Снейпу так же неловко, как и ему. Наконец он с трудом выдавил из себя:

— Ч-что это?

— Объятия, — сухо сказал Снейп. — В порядке утешения.

Наверно, хорошо, что Гарри пребывал в таком раздрае, потому что при других обстоятельствах он бы рассмеялся. Голос Снейпа звучал так, будто он объяснял какую-то головоломную концепцию (чем, вероятно, и были для него объятия) или будто наткнулся на книгу по воспитанию детей и решил чисто клиническим способом испытать одну из идей на практике.

Снейп напрягся и начал отстраняться, но Гарри быстро обхватил его руками. Это было одно из самых неудобных объятий, в которые его когда-либо заключали, и одно из самых лучших: он не был готов к тому, чтобы его лишиться. Он закрыл глаза и ткнулся головой в серую ткань, прямо в плечо профессора, не заботясь о том, что очки впились в кожу. Он снова заплакал, но это были тихие всхлипы. Снейп немного расслабился, и теперь цепляться за него было удобнее. Гарри по-прежнему чувствовал себя ужасно, но в то же время испытывал глубокое облегчение: Снейп, конечно, не стал бы утешать его, если б собирался вышвырнуть. Теперь появилась надежда, что, может быть, Гарри всё-таки не всё испортил, и он вцепился ещё крепче, пока наконец не перестал плакать — только изредка вздрагивал. Стало ясно, что Снейп будет ждать, когда его отпустят, и Гарри неохотно отпустил, утирая лицо.

Он взглянул на Снейпа, но тот не дал ему времени смутиться ещё больше: мягко толкнул на диван и накрыл одеялом.

— Спи, — тихо повторил он. — Утром поговорим.

Он снял с Гарри очки и едва коснулся чёлки, а затем потушил свет и вышел.

Гарри сбросил ботинки, свернулся калачиком, икнул и втянул в себя витавший в воздухе запах зелий и книг. Его глаза закрылись, и у него мелькнула странная мысль, что слёзы — это хорошо; а потом он почти сразу заснул.

~*~*~*~*~*~

Прим.: «Three strikes laws» (закон трёх ударов) — законодательные акты о злостных нарушителях (рецидивистах), принятые в США на уровне штатов. Название пришло из бейсбола, где отбивающий может пропустить два удара, но пропустив третий — выбывает из игры.