Hydrargyrum (джен)

— И всё-таки, зачем было так рисковать, молодой человек?

Чтобы перейти к этому вопросу, высказанному одновременно и с укором, и с намеком на беспокойство, у директора ушло не меньше пяти минут. Когда в назначенное время Мерфи появился у него в кабинете, Дамблдор начал разговор с того, что предложил чай (маг вежливо отказался), затем заговорил об учёбе, грядущем в эти выходные первом раунде турнира… И только после этого перешел к теме, которая действительно имела значение.

— О чём именно вы говорите, директор? — изобразил Кайнетт непонимание. Конечно, он предполагал, что их с «Поттером» встреча проходила под надзором, да и в любом случае, о ком именно пойдёт сегодня речь, тоже догадаться было нетрудно — маг не зря пришел на встречу с нужной книгой в руках. Но демонстрировать излишнюю паранойю и осведомлённость было бы излишне.

Тем более, сейчас у него хватало и настоящих поводов для паранойи. Кабинет директора имел мощную магическую защиту, пробиться через которую без долгой подготовки будет весьма непросто даже мастеру. Стены украшало множество приборов непонятного назначения — какие-то из них могли быть просто вычурными безделушками, а какие-то — представлять реальную угрозу. Кроме того, здесь же присутствовал и фамилиар директора — феникс, мифическая птица, судя по справочникам, в качестве противника не менее опасная, чем взрослый тролль или грифон. И разумеется, сам директор, безобидным дряхлым стариком которого посчитал бы только очень наивный человек. Определённо, добровольно приходить сюда — это был немалый риск. Но и отказаться от приглашения тоже не получилось бы.

— Ты же не считаешь, что я отпустил бы подобного человека без надзора бродить по школе, полной студентов, даже несмотря на его угрозы? — с укором спросил Дамблдор, сидя в своё кресле. Волшебную палочку он не держал в руках или просто на виду, но Кайнетт на этот счёт не обольщался — с его опытом директор явно на очень многое способен и без неё, тем более на своей территории. — В соответствии с нашим уговором я имею полное право контролировать действия Тома в пределах школы и, конечно же, я не преминул этим воспользоваться. Так мне заранее стало известно о вашей встрече. И после о том, что вы там обсуждали. Вряд ли то, что я это знаю, тайна и для него. Потому и от тебя скрывать это теперь не вижу смысла.

— Благодарю вас за доверие, сэр, — ответил маг. Его услышанное не слишком удивило. Установить контроль за противником на своей территории, закрытой множеством барьеров, было разумно, если возможности позволяют. Правда, сразу возникали и иные вопросы. Например, насколько просто так же наблюдать за любым другим студентом, если это заинтересует директора или одного из деканов? Или что Кайнетту придётся делать, чтобы этот надзор обойти, если он всё же хочет решить проблему так называемого «лорда» самостоятельно и без лишних свидетелей, как уже запланировал. В любом случае, тут есть, о чём подумать. — Но вы, кажется, считаете, что мне не следовало этого делать?

— Ты очень рисковал, оставаясь с ним наедине, даже несмотря на надзор и присутствие авроров рядом. Джеймс, ты уже должен был понять, насколько этот человек непредсказуем, и что он, как и его приспешники, тоже не будет колебаться, если придётся причинить вред ребёнку, — с печальным видом произнёс директор. Затем он спросил: — Потому, уж прости моё любопытство, но мне хочется понять, что же тобой двигало? Храбрость? Любопытство? Желание получить ответы? Попытка выведать то, что он не собирался говорить напрямую? От этого уже зависит, насколько твой поступок был оправдан или же безрассуден. То есть следовало тебе это делать, или всё-таки нет.

— А в то, что я действительно пытался наконец разгадать тайну Хэллоуина восемьдесят первого года, вы не верите? — всё-таки уточнил маг как можно более честным тоном.

— Может, это и было одним из мотивов. Но тогда ты задал бы вопрос иначе. Не стал бы столь грубо оскорблять людей, которые умерли ещё до твоего рождения, — неодобрительно покачав головой, Дамблдор уточнил: — И дело даже не в вежливости или почтении к ушедшим — у тебя просто не было причин заискивать перед Томом, поливая грязью его врагов, раз уж он согласился выслушать тебя. Тайна смерти Поттеров тебя интересовала во вторую очередь, было что-то куда важнее.

— Это так, директор. Понимаете, уже после каникул, вспоминая, как мы в тот раз сумели остаться в живых, я обратил внимание на одну деталь. Мне могло и показаться, но в какой-то момент Грейнджер не успевала поставить защиту или уйти от заклинания, которое, я думаю, могло бы её убить… Однако рука Поттера дёрнулась, и оно прошло мимо, не причинив вреда. Осознав это, я и подумал, может быть, он там внутри всё слышит и видит, и поняв, что сейчас этот психопат его же руками убьёт человека, его друга, каким-то чудом сумел помешать. Потому мне захотелось убедиться, что Поттер всё ещё там, его не раздавили и не поглотили — что все наши волнения и весь риск имеют смысл, если его ещё можно как-то спасти, — сказанное Кайнеттом было правдой примерно на две трети. Он действительно хотел убедиться, что душа мальчишки всё ещё на месте. Но помимо этого он хотел проверить, сможет ли использовать её, если нужно будет остановить Реддла, выигрывая себе время. — Возможно, это было подло с моей стороны, использовать его семью, но я не придумал способа лучше. Как мне сказали, погибшие близкие — самая чувствительная для Поттера тема, и, задев её, я точно мог получить нужную реакцию. Что и произошло.

— Тебе стоило обсудить это с кем-то. Со мной, с профессором Грюмом, с профессором Снейпом. У тебя были честные мотивы, но подстраховка никогда не помешает, когда имеешь дело со столь коварным и умным противником, — наставительно произнёс директор. Впрочем, без особого осуждения.

— Я опасался, что подобная встреча его насторожит, и он вообще откажется говорить со мной. Вы ведь сами говорите, что этот волшебник умён. Наверняка теперь и мой замысел он тоже легко разгадал.

— Том умён, этого у него не отнять. Но он также крайне горд и тщеславен. Признать, что воля ребёнка оказалась сильнее, чем у него, хотя бы на секунду — на это он не способен. Возможно, даже перед самим собой. У него всегда виноват кто-то другой — подручные, слишком умные противники, случайные обстоятельства… И никогда — он сам. Возможно, ты слышал, что он в своё время очень любил подвергать заклятью «Круциатуса» собственных последователей по малейшему поводу? Как раз из-за этого — в его неудачах всегда кто-то был виноват, — объяснил Дамблдор обстоятельно.

— И раз вы всё слышали, директор, — маг демонстративно опустил взгляд, изображая смущение. А ещё что-то в последней фразе Дамблдора его сильно задевало, но он не мог точно определить — что именно. — Надеюсь, вы не поверили в его теорию о том, что я пытался сжить его со свету руками Грейнджер? Признаться, мне даже неудобно всё это вслух произносить.

— Конечно же нет, Джеймс. Где Том видит заговоры, угрозы и двуличие, я вижу желание помочь, предотвратить опасность, защитить тех, кто дорог. Не спорю, ваше рвение в дуэлях в столь юном возрасте вызывает у меня понятные опасения, но до тех пор, пока эти знания и умения направлены на то, чтобы защитить друзей, можно ли кого-то осуждать за них? До тех пор, пока вы понимаете то, о чём мы говорили в прошлый раз — о том, что достижение победы любой ценой, несмотря на жертвы — дорога в никуда, — напомнил директор об их разговоре перед Рождеством. Тогда «Мерфи» ждала долгая лекция из-за того, что он предлагал короткий путь «Убить Поттера, чтобы избавиться от тёмного лорда». — Когда-то и сам Том думал также, что если ради силы придётся немного «запачкать руки», пожертвовать кем-нибудь — это небольшая плата. И вот к чему этот путь его привёл.

— А разрешите тогда и мне задать вопрос, сэр? — произнёс маг, всё ещё не глядя директору в глаза. Он не знал, является ли собеседник легилиментом. И не хотел проверять это на практике, даже с учетом обновленной защиты. — Я понимаю, вряд ли вы ответите, но мне уж очень интересно.

— Что ж, я не против. Если я не смогу сказать тебе о чём-то, то просто промолчу, — ответил Дамблдор.

— Я понимаю. Так вот, мне хотелось узнать… Вы и в самом деле считаете, что для победы необходим герой? — аккуратно перефразировал Кайнетт обвинения Волдеморта. — Что Поттер должен стать героем, который положит конец этому противостоянию?

— А ты считаешь иначе, Джеймс? — кажется, вполне искренне удивился волшебник. — Как я понимаю, ты достаточно знаешь о предыдущей войне и о том, какими жертвами она обернулась. Столько жизней, разрушенных семей, столько ненависти, страха, мести… За одну ночь Гарри сумел положить этому конец. Пусть не навсегда, но он подарил людям двенадцать спокойных лет. Теперь, когда он стал старше, а Том растерял последних союзников, Гарри просто должен завершить то, что он начал. А мы должны ему в этом помочь, если хотим жить в спокойном мире, в безопасности. Если хотим, чтобы мир не оказался под угрозой уничтожения.

— Я знаю, сэр, возможно с высоты вашего опыта данная гипотеза прозвучит нелепо, но тем не менее она уже долго меня занимает. Вы прекрасно знаете, как некоторые студенты с нашего факультета любят древние легенды и необычные теории, немало из которых сейчас почти забыто. И вот в одном из разговоров на эту тему у нас как-то всплыла вот эта книга, — маг продемонстрировал древний том. Именно в нём с подачи Лавгуд он нашел наиболее полное представление волшебников об Алайе и Силе противодействия. — Огюст Артемиус, «Вечное равновесие и силы, про которые лучше не вспоминать».

— Занимательно, кажется, в последний раз я видел эту книгу у студента лет сорок назад, — директор задумался, или же сделал вид, будто вспоминает. — Но что же вас в ней заинтересовало?

— Идея о двух силах, которые не дают миру и человечеству уничтожить себя. То, чего хотел этот так называемый «лорд», ведь входит в противоречие как минимум с одной из них. А дальше уже просто множество догадок… Допустим, по какой-то причине он себя убедил, что победа над Поттерами станет завершающим шагом, и после магический мир окажется сломлен уже окончательно. Допустим, после смерти последнего из них он собирался перейти к террору над «простецами» уже всерьёз. Поджечь Лондон с четырёх концов «Адским пламенем», отправить группу оборотней и великанов на Букингемский дворец или совершить иную глупость не меньшего масштаба. Такое уже не удалось бы скрыть, началась бы война, возможно, не только в Великобритании, но и в других странах тоже, а это в самом худшем случае — миллионы и миллионы жертв по всей планете. Подобный удар по человечеству был недопустим, и потому вмешалась сила равновесия, она же сила противодействия — небольшая случайность, одно неверно сработавшее заклинание… и угроза была устранена. Пускай и не окончательно. Всё, как тут и описано на примерах.

— И какой же следует вывод? — уточнил волшебник, не комментируя своё отношение к услышанному.

— Гарри Поттер не обязан быть героем. Ошибочна была сама идея этого Реддла с самого начала — его мысль о том, что волшебники, конечно же под его руководством, смогут развязать войну против обычных людей и остаться после этого в живых или даже победить. Он точно так же мог погибнуть, придя в любой другой дом, он так же погибнет, если попытается пойти тем же путём сейчас. Сделать следующий шаг он уже не сможет, если не откажется от своего пути.

— Интересный взгляд на вещи. Я не скажу, прав ты или нет — этой теории уже много веков, но, вполне возможно, и она тоже может объяснить то невероятное происшествие. Как и ещё дюжина других, — заметил Дамблдор. Сделал паузу, а затем вдруг произнёс: — Но даже если всё было именно так. Куда важнее вопрос — неужели нашему миру не нужны герои? Гарри дал людям надежду, о которой они в то время уже почти забыли. Его имя стало синонимом спасения от сил зла. Того, что правда всегда побеждает. Неужели люди, даже волшебники, не заслуживают веры в чудо? Неужели ты и сам не хочешь стать со временем героем, который подаст пример тысячам людей?

— Определённо, нет! — отрезал маг.

— Но почему? — спросил Дамблдор с нескрываемым интересом. — Я всегда считал и до сих пор считаю, что каждый мечтает стать героем. Каждый мальчишка в тринадцать лет — так уж точно. Я и сам — не исключение, хотя и было это очень-очень давно.

— Думаю, проблема в цвете, сэр, — ответил маг, коснувшись галстука на шее. Затем кивнул на древний артефакт, лежащий на одном из шкафов. — Она не зря отправила меня на Рейвенкло, даже не предложив Гриффиндор. Герои выглядят красиво и впечатляюще, если читать об их подвигах. Но стоит задуматься над любой из легенд, и понимаешь, что «быть героем» — участь очень незавидная, и такое не пожелаешь человеку, к которому не испытываешь ненависти. Каждый герой, известный мне, или совершал кошмарные поступки, или пережил ужасные несчастья, или прошел и через то, и через другое. Геракл, в приступах безумия убивавший своих близких и друзей, и в итоге погибший мучительной смертью от рук собственной жены. Ясон — вор и изменник, увидевший смерть собственных детей по своей же вине. Парис, из прихоти развязавший кровавую войну. Зигфрид, ставший игрушкой в планах своего короля и нашедший свою смерть. Французская ведьма и её храбрый паладин — одна была предана и сожжена, не дожив до двадцати, другой стал убийцей детей и чернокнижником, чьим именем пугали народ. Да и если смотреть ближе… Ланселот, предавший всех своих товарищей и лично убивший многих из них, даже безоружных. Артур, король рыцарей… Смертельно ранена в бою собственным сыном, а её правление привело к падению Камелота.

— «Её»? — переспросил директор, удивлённо подняв брови.

— А вам не встречалась эта теория, что Артур на самом деле скрывал свой истинный пол благодаря помощи Мерлина? По мне, так крайне остроумная версия. В любом случае, речь не о ней… или о нём. Кухулин, убивший собственного сына и брата. Диармайд, пошедший против своего короля. Скатах, которая превратила себя в кровожадное чудовище, упиваясь битвами. И многие, и многие другие… — он мог бы напомнить директору, что и того тоже считают героем двух войн, однако вряд ли путь к этому был лёгким, и он захотел бы всё повторить, или пожелать кому-то подобного. — У них всех немало общего. И теперь вы говорите, что хотите видеть в Поттере героя. У него уже погибли близкие, его несколько раз пытались убить или похитить, сколько ещё страданий он должен перенести и сколько людей рядом с ним должно умереть, чтобы его легенда стала подходящей для настоящего героя? А встать на его место, чтобы подавать кому-то пример — не думаю, что кто-то в здравом уме согласится на это. По крайней мере, меня это совершенно точно не привлекает.

— Очень негативное отношение, — покачав головой, заметил директор. — Однако ты неожиданно много знаешь об этой теме.

— Рядом со мной учатся несколько студентов, которые готовы обсуждать подобные вещи часами в самых разных подробностях, сэр. Даже если бы я этого не хотел, уже к концу первого курса я бы знал истории всех рыцарей Круглого стола поимённо, включая расхождения в версиях историков у волшебников и магглов.

— Хотя общий взгляд сложился всё-таки несколько односторонний. Впрочем, я считаю, что быть героем может каждый, даже не осознавая этого. Да и не любой из них сам назовёт себя героем. Но если ты считаешь именно так, это твоё право. Однако ты ведь согласен, что у других может быть иной взгляд на то, что значит быть героем, и стоит ли оно того? — в свете последнего поворота разговора вопрос звучал слегка провокационно. Если Директор соглашается с тем, что быть героем — судьба весьма незавидная, но он всё равно считает, что кто-то должен им быть. Или его следует таковым сделать.

— Конечно, — маг лишь пожал плечами. — Каждый сам распоряжается своей жизнью.

— Просто у меня появилась прекрасная идея. Я понимаю, ты не герой и не хочешь им быть, хотя некоторые твои поступки определённо заслуживают того, чтобы их так называть. Но ты ведь не отказался бы помочь другому стать героем?

— Я вас слушаю, директор, — ответил маг, пока ни на что не соглашаясь, но и не отказываясь сразу же.

— Я понимаю, что, возможно, многого прошу, но как насчёт того, чтобы поговорить с Томом ещё? Возможно, и несколько раз. Уже с пониманием и того, что мы контролируем ситуацию, и того, что Гарри тоже слышит и видит всё, что происходит вокруг.

— Хотите таким образом подготовить его к противостоянию? — уточнил Кайнетт заинтересованно. — Преподать ему уроки?

— Я не могу попросить об этом мисс Грейнджер — она просто не выдержит подобного напряжения, и я не могу её за это винить. Видеть, как твой лучший друг превращается в сумасшедшего, в преступника — невероятно тяжело, — печально ответил директор. При этом напрямую на предыдущие вопросы он так и не ответил. — С другой стороны, тебя это сдерживать не будет. Я пойму отказ, однако рассчитываю на помощь, ведь это будет сделано ради общего блага.

— Как долго мне потребуется его занимать? Не несколько лет, я полагаю, не до его выпуска? — как можно безразличнее уточнил маг. Этого поворота разговора он не планировал, но воспользоваться им было необходимо, раз уж так получилось.

— До июня, — последовал ответ. — Это долго, я знаю, но и у нас, и у Гарри будет время подготовиться.

— Финал турнира?

— Так будет меньше риск, что пострадает кто-то из посторонних.

— Я понимаю. Но вы уверены, что это действительно поможет? — для достоверности высказал сомнения Кайнетт. — Слова, идеи, разговоры. Хватит ли этого?

— Том — умён, он очень много знает и умеет. Во многих областях магии он в своё время был лучшим. Однако он часто склонен недооценивать самые простые вещи. Честность, храбрость, любовь, дружбу. То, что делает людей людьми. Он не понимает, сколь сильной может быть простая, но честная душа, он с поразительной лёгкостью раз за разом отказывался от своей человечности. И это однажды его и погубит.

— А могу ли я узнать, сэр, каким же всё-таки образом он сумел обмануть смерть? Чего ему это стоило? Этот волшебник ведь даже не превратился в настоящего призрака, став чем-то совсем иным.

— Прости, Джеймс, — директор покачал головой, затем печально добавил: — Но это слишком опасная и отвратительная тема. Возможно, когда ты станешь старше, мы ещё вернёмся к данному разговору. Пока достаточно знать, что это была тёмная магия — всё же Том сумел стать мастером в Тёмных искусствах, и зашел в них дальше, чем многие волшебники прошлого и настоящего. Это и в самом деле позволяет обмануть смерть, но расплата за подобное невероятно высока, ведь она определённо не любит оказываться обманутой. Впрочем, об этом мы поговорим когда-нибудь потом, если ты к тому моменту сам того захочешь. А пока, я думаю, время и так уже достаточно позднее. А пропустить ужин — такое совершенно недопустимо, о каких бы тайнах бытия и великих силах ни шла у нас речь, — добродушно произнёс Дамблдор.

— Вы совершенно правы, директор, — согласился маг, поднимаясь со стула и подхватывая книгу. — В таком случае, разрешите идти? И заранее, приятного вам аппетита.

— Спасибо, Джеймс, и тебе того же. Если захочешь о чём-то поговорить или что-то рассказать, я всегда буду здесь. Фигурально выражаясь, конечно же, ведь иногда и мне нужно выходить из кабинета, но я думаю, ты понял общую идею.

— Конечно же. До свидания, директор Дамблдор.

Настороженно двигаясь по коридорам и лестницам к башне Рейвенкло (не идти ведь на ужин с книгой в руках), маг размышлял, к чему же вышел этот разговор, и кто в итоге кого попытался использовать. Если считать директора идеалистом, и впрямь выше всего ставящим чужую жизнь, он всеми силами пытается спасти мальчишку и при этом ещё и наставить на путь истинный, для чего и просит помощи. Если смотреть с циничной точки зрения, он в самом деле хочет получить, если так можно сказать, подходящее знамя, символ, даже если судьба этого символа будет яркой, но недолгой, и при этом он не брезгует участием более… осторожного, если не сказать трусливого человека, который подобную роль сам играть не желает. Интересно, знал ли он от Грейнджер, что Поттер способен проявлять себя при определенных условиях и на этом можно сыграть, или она ничего не заметила, а директор придумал этот план прямо сейчас, либо несколько дней назад после встречи «Мерфи» и самозванца? С другой стороны, Кайнетт и сам собирался использовать неполноту полученного духом контроля, для чего мальчишку нужно подготовить, просто он собирался делать это иначе. И теперь у него даже есть разрешение этим заниматься. Хотя, конечно же, действовать придётся осторожно, учитывая постоянный контроль над «Поттером». Да и себя стоит проверить лишний раз, возможно появилась привязка следящих заклинаний, либо он ухитрился что-то пропустить в своё время, изучая целый клубок разнообразных барьеров, действующих на территории школы.

Жаль, что не удалось выяснить, насколько близка к истине теория о силе противодействия. Директор не сказал твёрдо ни «да», ни «нет», хотя наверняка знает обо всём произошедшем больше, чем кто-либо. С другой стороны, причин излишне откровенничать перед ещё одним второкурсником, даже если тот оказался впутан в игры двух старых волшебников, у него нет. Дамблдор и так сказал достаточно много, едва ли стоило бы ожидать ответов на все свои вопросы всего после одного разговора.

* * *

Ночная тишина, плавно текущие мысли, размеренное дыхание — привычное состояние медитации, позволяющее дать отдых телу, но при этом оставаться в сознании и контролировать окружающую обстановку. Сейчас, через три года после своей «смерти», Арчибальд иногда позволял себе полноценный сон — кошмары о Войне Грааля так и не исчезли полностью, но стали переносимыми, стираясь под давлением огромного объёма новой информации. Однако спать маг позволял себе лишь в собственной мастерской под защитой множества барьеров, и тем более он не подставился бы так в школе, учитывая текущую ситуацию. Кроме того, подобное состояние полусна помогало контролировать свой график, перепроверяя сделанное за день и намеченное на ближайшее время, чтобы не забыть о какой-либо важной теме. Уроки, дополнительные занятия, собственные изыскания и эксперименты… Через несколько дней начнётся весна, пока всё движется согласно расчётам и планам, разве что Грейнджер немного отстаёт от намеченного графика, но это поправимо, запас времени у них есть.

Среди прочего маг вспомнил о возобновившемся турнире, первый командный этап которого продолжали обсуждать уже неделю. Он тоже там был, всё-таки стоило понаблюдать за активностью самозванца со стороны, да и просто взглянуть на возможности наиболее способных волшебников было небезынтересно, тем более оценить их командную работу. Задание на первый раунд профессора подбирали из уважения к гостям с континента и их традициям: трём командам предстояло сыграть роль волшебников-охотников, которые до Статута занимались в Европе отловом и уничтожением наиболее опасных магических тварей. В противники им, раз уж это был последний зимний этап, поставили ледяного великана. Не турса или ётуна, разумеется, сражение с подобным существом Министерство бы точно не допустило, а всего лишь массивную человекоподобную груду анимированного магией льда футов в тридцать высотой, то есть не менее пяти ростов человека.

"Великан", созданный профессором МакГонагалл при участии директора Дамблдора, не атаковал студентов, а в основном пытался уйти от них или увернуться и закрыться от сыплющихся снизу вверх десятками заклинаний. В теории задание выглядело нетрудным: для двух десятков даже недоучившихся волшебников свалить такую цель концентрированным огнём — задача на несколько минут. Основная сложность заключалась в контексте. По средневековому кодексу при совместной охоте команда, нанесшая последний удар, получала четыре пятых награды за чудовище, а остаток делили между остальными. Так же поступили с баллами и здесь. Для уверенной победы команде требовалось не просто нанести урон, а добить голема, при этом просто мощная атака могла бы ослабить его и дать соперникам возможность нанести последний удар. В результате все три группы тянули время, выгадывая удачный момент, чуть ли не по дюйму выгрызая лёд со "шкуры" гиганта. В дополнении ко всему, не всё было гладко и в самих командах. В Шармбатоне студенты неплохо работали сообща, но через раз игнорировали команды Делакур и само её присутствие, и в результате за французскую школу словно играла отдельно Флёр и отдельно остальные шестеро. В Хогвартсе картина вышла иная — приказы Диггори охотно исполнялись, но вот между собой участники общий язык находили далеко не всегда, Малфой и два Уизли так и вовсе общались чуть ли не руганью, что общему успеху не способствовало никак. Неудивительно, что в итоге первое место досталось Дурмстрангу, наладившему железную дисциплину — хотя Крам отдавал приказы на кошмарной смеси болгарского, немецкого и польского, они исполнялись беспрекословно и молниеносно. Даже когда он потребовал зашвырнуть его заклинанием прямо великану на спину, а там при помощи своего посоха буквально оторвал твари голову одним взрывом, не думая о собственной безопасности...

— Мерфи? — донёсся от двери шепот, мгновенно вырывая Кайнетта из воспоминаний и полусна.

Ещё когда она только медленно открывалась, сработал сигнальный барьер, и маг сел на постели, одновременно подхватывая со стола кинжал-катализатор и выставляя перед собой левую ладонь с кольцом. Амулет призыва он теперь и так не снимал и на ночь. Он даже успел открыть цепи и использовать немного магической энергии, чтобы улучшить ночное зрение.

— Эмбер, — произнёс Кайнетт так же тихо, узнав позднюю гостью. Судя по циферблату часов, теперь отчётливо различимому, было почти три часа ночи.

— Нам нужно поговорить, — сказала ведьма, благоразумно не пересекая порога. Уроки из прошлого визита она извлекла, и больше рисковать не хотела.

— Подожди в гостиной, я сейчас приду, — без тени удивления ответил маг.

— Подходи к камину, — заметила Аманда, словно назначать встречи в такое время было совершенно нормально и давно вошло у неё в привычку. Развернувшись и так и не выпустив из рук волшебную палочку, она тихо направилась по лестнице вниз.

Кайнетт спустился парой минут позже. Он ограничился лишь брюками и рубашкой, не став надевать плащ или мантию — знак доверия, своего рода, ведь под ними спрятать какое-либо оружие было бы намного проще. Кинжал в качестве резервного мистического знака маг закрепил на ремне за спиной, палочку же держал в руках — в этом по меркам школы не было ничего угрожающего или оскорбительного. Тем более видеть его всё равно было некому. В гостиной обнаружилась парочка со старших курсов, уснувшая на одном из диванов и заботливо укрытая кем-то мантией, да один из старост спящий прямо за книгами. Эмбер можно было увидеть, лишь подойдя к камину вплотную — рассеивающие внимание барьеры ей давались всё лучше, данный же вид фокусировался на дальность, делая скрытые объекты видимыми лишь вблизи.

— Что ж, чему посвящено наше собрание? — без выражения поинтересовался маг, опускаясь в соседнее кресло у камина.

Дрова уже почти прогорели, только угли ещё тускло мерцали, не давая тепла и отбрасывая неровные красноватые отсветы. Ведьма, сидевшая, как оказалось, не в халате или пижаме, а в длинном сером платье и всё ещё с волшебной палочкой в руках, спросила, глядя в камин:

— Тебе нравится смотреть на тлеющие угли? *

— Предпочитаю текущую воду, если мы говорим о расслаблении или медитации, — ответил Кайнетт, пожав плечами.

— Да, это на тебя похоже, — отозвалась Аманда. Затем произнесла арию, создавая в камине голубое магическое пламя. — Так будет лучше. Хорошо, я хотела спросить: на прошлой неделе, ты ведь заметил меня сразу? Так почему не отреагировал, просто продолжил свой урок с этой пацанкой, словно меня там и нет?

— Я тоже мог бы спросить, почему ни Селвин, ни декан до сих пор не знают, что мы с ней изучаем нестандартные заклинания, которые ни Совет попечителей, ни Комиссия по образованию для второго курса явно не одобрят? — он пожал плечами с показным равнодушием, добавив: — Я же просто решил, что и тебе тоже понравится урок. И неужели я оказался прав?

— Это было интересно, — неохотно признала ведьма. — Совсем не то, о чём обычно рассказывает Флитвик на лекциях. Я на первом курсе читала тот ваш перевод, но он был в первую очередь про палочки, а не про собственные заклинания. И ведь ты сказал, что и я могу так же.

— Любой волшебник, имеющий желание и время, может. Различается лишь количество и сила элементов, но у каждого имеется хотя бы один из пяти. Просто в школе нет необходимости глубоко в это вдаваться — на уроке двадцать пять человек, а на сдвоенных и по полсотни, возиться с каждым некогда, да и мало кому оно требуется. «Глацио» и «Инсендио» освоит кто угодно, с любой рабочей палочкой и каким угодно набором элементов, а что-то большее нужно очень немногим. И ты из их числа, но прямо заявить не можешь, не так ли?

— Да что ты вообще знаешь? — Эмбер отвернулась в сторону, в синеватых отсветах выражение её лица трудно было разобрать.

— Достаточно. Ты самая младшая из детей, семейное дело достаётся брату, всё внимание — талантливой сестре, которая учится дома, а ты осталась сама по себе. Не Уизли, конечно же, но поддержки ждать неоткуда, родителям до твоих амбиций дела нет, — произнёс маг негромко. Всё-таки Эгберт благодаря контактам с Эшвудами в определенные моменты могла быть неплохим источником подобной информации о положении других семей магического мира. — Если попытаешься выделиться, быстро задавят, ведь это «против правил», не может младшая дочь какого-то невыдающегося рода быть умнее и способнее наследников уважаемых фамилий, нельзя допустить, чтобы её ставили в пример. Бороться и доказывать что-то ты не захотела. Потому ты решила пойти привычным путём, найдя себе удобное место заранее. Селвин — вариант не хуже прочих, но терпеть такую роль при ней придётся долго.

— Ты ведь говорил, что тебя интересует мой талант, не так ли? — напомнила Эмбер, прямо посмотрев на Мерфи.

— Так ты всё-таки решила пойти ко мне в ученицы? Что ж, я не возражаю, — великодушно разрешил маг.

— Только… никто не должен знать! — выпалила ведьма вдруг.

— Что?

— Днём для всех всё останется как прежде — ты со своими, я со своими, и у нас необъявленная война. Но наедине… как сейчас… — она понизила голос, теперь это могло бы даже сойти за попытку флирта. Очень неумелую и без тени опыта за ней, но при желании вполне могло показаться, что Аманда пытается расположить к себе молодого волшебника, чтобы получить от него то, что ей потребовалось. — Я буду готова выслушать всё, что ты захочешь рассказать. Просто, если дома станет известно, что я связалась… с магглорождённым, родители меня отправят первым рейсом в Дурмстранг. Именно потому никто не должен знать. Небольшой секрет, только между нами.

— Хорошо… а зачем мне всё это нужно? — спросил маг не без интереса. Ситуация уже начала его веселить, но он пока не подавал виду. — Я не смогу заявить, что у меня есть ученица. Придётся тратить время и силы на игру в прятки. Сразу ограничить общение между нами, чтобы не вызвать вопросов. Пока ты предлагаешь одни проблемы.

— Но ты ведь хотел мне помочь, не так ли? — ведьма добавила в голос надежды и даже немного обиды. Получалось пока достаточно средне, но она очень старательно играла: — Говорил о редком таланте и том, что я тебя интересую? Или это всё было ложью?

— Это правда, просто обстоятельства рассматривались совсем иные, — сказал маг правду. Предложение действительно было неудобным с точки зрения организации. Время, которое придётся отдать Эмбер, придётся откуда-то вычесть — скорее всего, из собственных тренировок или общих занятий их клуба. С другой стороны, он ведь не зря столько усилий приложил, чтобы привлечь её на свою сторону, и было бы глупо теперь отказываться, когда она практически навязывается. Конечно, это тоже могло быть частью какого-то плана Селвин и компании — сбить ему режим и оставить без остатков свободного времени, к примеру, чтобы снизить успеваемость и всё-таки победить «грязнокровку» в неофициальном состязании. С другой стороны, первые же уроки покажут серьёзность намерений Аманды, будет ли она пытаться что-то понять или просто постарается тянуть время. Так что он практически ничем не рискует, давая ей шанс. — Впрочем, в этом тоже что-то есть. Тайное знание на то и тайное, что даже сама его передача — это большая тайна. Вполне можем попробовать при взаимном соблюдении определённых правил предосторожности. Вряд ли ты захочешь, чтобы это был один из тех секретов, о которых знает вся школа, но все стараются не подавать виду.

— Только я рассчитываю на твоё воспитание, — ведьма скромно опустила взгляд. — Слабая девушка одна ночью в пустом классе… Кто-то может и решить, что это слишком явный намёк, и неправильно понять.

— До сих пор никто из тех, кто оказывался со мной в подобной ситуации, не жаловался. Всех всё устроило.

— Я — не все.

— А вот это ещё предстоит показать, — заметил маг серьёзно. Подход ему уже нравился. Вот только одного желания мало, его потребуется чем-то подкрепить. — Если я ошибся на твой счёт, то ведь тоже могу решить, что напрасно трачу своё время. Поэтому я надеюсь на должные усилия и старания.

— А мы точно всё ещё говорим о магии и уроках, верно? — кажется, даже она сама начала думать, что увлеклась со своими намёками. Но в синих отсветах пламени нельзя было различить, покраснела ли она, все оттенки выглядели слишком неестественными.

— Разумеется. А о чём же ещё?

* * *

— Профессор Бинс — бесполезное трепло! — воскликнул Керри, вскакивая с места и почти обвинительно указывая рукой на поле перед трибунами.

— Саймон, следи за языком, — отвлекшись от разговора с Лавгуд, Грейнджер сделала ему замечание. Места зрителей не были размечены по факультетам или курсам, потому большая часть их клуба собралась рядом. — И прояви уважение к умершим.

— Ну, а как ещё это назвать? — тот не выглядел пристыженным, наоборот, готов был отстаивать своё мнение. — Он вечно нудит про войны с гоблинами по полтора часа, с кучей дат, имён и кличек, так что засыпаешь мгновенно. «Гоблины», «гоблины»… Вот это я понимаю — войны с гоблинами! — он вновь указал рукой на поле. — Будь у нас такие уроки, у меня по истории магии только «Превосходно» было бы всегда.

Второй тур командного этапа оказался не просто абстрактным заданием на знание школьных дисциплин и мастерство во владении магией. Вместо этого организаторы решили вдохновиться историческим сражением — осадой волшебниками крепости гоблинского вождя Браука Кровавого в середине пятнадцатого века. У края Запретного леса из камней и дерева был возведён небольшой форт, к которому трём командам из разных школ предстояло подобраться, чтобы пробить бреши в стене и попасть внутрь. Звучало крайне просто, и скорее всего и пятьсот с лишним лет назад кто-то из командиров похода тоже думал, что это будет лёгкая прогулка.

Полмили от ближайшего укрытия через чистое (точнее, очень даже грязное в начале марта) поле, под настоящим ливнем ускоренных магией стрел, разрушительных заклинаний и даже редких пушечных ядер — гоблины в той войне не брезговали ничем. Разумеется, один, даже самый сильный волшебник был бы убит или искалечен просто мгновенно. Именно поэтому данное испытание оставили на второй этап. При помощи трансфигурации и чар каждая команда создавала нечто вроде небольшого укрепления из камней, земли и льда, после чего заставляла его двигаться вперёд, к стенам — именно так волшебниками Совета и был взят замок, что положило конец очередной войне. При этом на ходу подобную магическую баррикаду приходилось постоянно подновлять, чинить и укреплять, чтобы она не рассыпалась под постоянным огнём из форта. Конечно же, никто не собирался дать детям погибнуть, если очередной взрыв снесёт кусок ползущего укрепления, и следующий залп стрел и заклинаний накроет всех внутри, потому перед началом каждой команде был выдан широкий щит из двух слоёв металла, который должен стать основой баррикады. Внутренний слой, из укрепленной чарами стали, не пробивался ничем из того, что могли сегодня применить играющие «за гоблинов» учителя и авроры, и таким образом защищал студентов от возможных случайностей. Внешний слой из мягкой меди будет служить для подсчёта баллов — выщербленные и оплавленные участки на нём продемонстрируют, сколько раз защитные заклинания и созданные волшебниками стены под ними были пробиты за время осады на всю глубину.

На взгляд Кайнетта, без серьёзных огрехов прошедшие данный этап студенты заслуживали автоматического «Превосходно» за экзамен по трансфигурации своего курса. Всё-таки в отличие от магов, волшебники предпочитали в первую очередь антимагические и стихийные барьеры, а не физическую защиту, потому задача была для них крайне нетипичной, и подобный уровень работы с природными и созданными магией материалами требовал достойной оценки. Хотя, конечно же, подходы трёх школ разнились. В Дурмстранге в первую очередь создали толстый массивный щит из льда и камня, усилили его рунами и дальше медленно продвигались вперёд, сосредоточив большую часть сил на управлении всей конструкцией, которая из-за огромного веса норовила застрять в грязи или слишком глубоко уйти в землю и потерять скорость. В Шармбатоне предпочли более изящное решение: перед ними двигалась стена штормового ветра, которую поддерживала сама Делакур, дальше медленно шли два анимированных магией каменных рыцаря с массивными щитами, которые прикрывали от наиболее мощных атак и заклинаний, и только после скользила по земле более тонкая и лёгкая стена, останавливающая редкие случайные попадания. Вариант команды Хогвартса был заметно грубее, однако не менее эффективен. Их баррикада представляла словно бы постоянно текущую массу земли, льда и камня, быстро затягивающую любые повреждения и упорно движущуюся вперёд. И пока пятеро сосредоточились на трансфигурации и постоянном превращении грязи в камень и металл, Диггори и, что неожиданно, «Поттер» раз за разом выставляли стихийный и магический щиты, которые перехватывали большую часть заклинаний, пропуская лишь стрелы и ядра из трансфигурированного железа и чугуна.

— Вот про это надо на уроках рассказывать, — повторил Керри, указывая на команду своей школы. От их укрепления как раз с лязгом отскочила пара небольших пушечных ядер, а яркая вспышка магического пламени заставила рассыпаться очередной барьер. — Вот где вся крутизна в том, чтобы быть волшебником! А то профессор только и может, что нудить: разорванный договор с теми, обмен грамотами с этими, ввод пошлин на драгоценные камни… Ску-ко-та.

— Да наш призрак даже историю того наёмника-маггла из Шеффилда, который убивал только гоблинов, ухитрился подать так, что под неё спать можно, — неожиданно заявила сидящая немного в стороне Эгберт. — А ведь у парня явно было серьёзно не в порядке с головой — день за днём, год за годом зарабатывать одними контрактами на гоблинов, это нужно против них что-то уж очень личное затаить.

На удивлённые взгляды окружающих она лишь пренебрежительно хмыкнула и пожала плечами. Очевидно, что общаясь с Эшвудом, она слышала от него достаточно легенд и историй магического мира, просто обычно Клэр предпочитала молчать в компании, но видимо тот рассказ произвёл на неё достаточно сильное впечатление, чтобы поделиться с другими.

Пока на игровом поле не происходило ничего неожиданного, Кайнетт оглядел трибуны для зрителей. Дальше среди младших курсов Слизерина Риверс о чём-то увлеченно болтал с заметно растерянной Габриэль Делакур. Полувейла отвечала ему, но было видно, она никак не может понять, что же тут происходит. Второкурсник, ещё недавно терявший голову от её случайного взгляда, практически не поддавался чарам, постоянно перехватывая контроль над разговором и заставляя уже её с непривычки теряться, не в силах быстро подобрать подходящий ответ. На самом деле причина была довольно проста — сегодня ему после всех доработок были переданы очки Грейнджер, чтобы он мог на практике испытать защиту от ментального воздействия, благо один из источников такого воздействия есть прямо под рукой. Пока, судя по всему, пассивное действие «очарования» вейл мистический знак если не отсекал полностью, то снижал до переносимого. Требовалось ещё проверить, сможет ли Габриэль преодолеть защиту, если сосредоточится, но, кажется, именно этого волшебник сейчас и пытался добиться, выводя её из привычного равновесия и лишая уверенности, с которой она привыкла контролировать окружающих.

— Двести ярдов до стены! — громко объявил комментатор. — Хогвартс и Шармбатон вырвались вперёд, но и Дурмстранг отстал от них ненамного. А-а-а-а теперь немногие, кто не спал на уроке истории и внимательно читал про восстание Браука, уже вспомнили, что у этого гоблина было четыре ручных дракона, и поняли, что сейчас последует. В полном соответствии с хрониками и записанными воспоминаниями очевидцев, участников сейчас ждёт… Дра-а-аконье пламя!

Ругательства на нескольких языках от команды Шармбатона (разумеется, не слишком интересовавшейся такими деталями одного не слишком важного сражения из британской истории) донеслись даже до трибун, но профессора сделали вид, что ничего не заметили. Конечно же, никто не собирался выпускать против двух десятков детей настоящих драконов. Просто со стен ударили два созданных чарами авроров толстых столба оранжевого пламени, протянувшись в сторону двух подобравшихся близко команд. У Шармбатона стена ветра вытянулась вперёд, чтобы хотя бы частично рассечь и рассеять огонь в стороны, а големы присели, смыкая свои каменные щиты. Баррикада Хогвартса начала быстро покрываться целыми слоями материализованного льда, а затем несколько серебристых, ярких даже в дневном свете щитов возникли перед ней один за другим, прежде чем последний полукруглый барьер прикрыл команду со всех сторон за секунды до удара пламени.

Кайнетт покачал головой, глядя как медленно поддаётся под действием магического огня возведенная защита. Похоже, «Поттер» станет героем этого матча. Так быстро и чётко создать несколько не самых слабых барьеров — этого не смог даже слегка растерявшийся Диггори, не говоря о шестикурсниках и Малфое. Само собой, сказывалась огромная разница в опыте между «лордом» и обычными студентами четырнадцати-семнадцати лет. Однако маг был практически уверен, что даже пятнадцатилетний Реддл выступил бы не намного хуже. Как и в различных учебных дисциплинах — за два месяца «Поттер», до того державшийся по успеваемости где-то в середине, стремительно вырвался вперёд, приближаясь к лидерам своего курса. Конечно, не сложно быть первым среди детей, не имеющих и десятой части его опыта — ещё одна причина, почему и Кайнетт не видел причин гордиться или хотя бы придавать значение своим высшим баллам в школе. Однако судя по всем оставшимся знакам почёта и наградным листам, Том Реддл демонстрировал в этих стенах не намного худшие результаты ещё пятьдесят лет назад.

И вновь возникал вопрос — почему? Почему именно он? И почему таких, как он, настолько мало? Если судить всего лишь по этому турниру, доступные волшебникам возможности достаточно велики и разнообразны даже в пределах общеевропейской магической традиции, не говоря о всякой азиатской и африканской экзотике или запрещенных областях. Но почему тех, кто, подобно Реддлу, хотя бы пытаются достичь пика своих магических способностей, так немного? Не то чтобы среди магов Ассоциации и собственных студентов Арчибальда не существовало бездельников и лентяев — они есть везде. Однако играла свою роль разница в подходах. Когда потратишь годы, терпя боль, чтобы только научиться зажигать огонь или замораживать воду, захочешь взять от своего дара как можно больше. Когда для достижения того же эффекта достаточно просто ловко махать куском дерева и не путаться в нескольких слогах, ценность каждого доступного заклинания уже не ощущается так явно.

Да, есть исключения. Грейнджер, Росс, Сансет — они желают ещё больше знаний, уметь больше всех остальных, владеть тем, что другим кажется слишком сложным. Эмбер или Эгберт — их ведут амбиции, желание стать сильнее, чтобы ни от кого не зависеть или суметь кому-то не уступить, а магия даёт для этого огромные возможности. Скорее всего, тем же путём когда-то пошел Реддл, не желавший всю жизнь мириться со статусом полукровки, недочеловека среди наследников чистокровных семей. Занятно было бы узнать, что именно вело в своё время директора, побуждая становиться всё сильнее? Однако в любом случае, таких волшебников и ведьм немного. Большинство вполне довольствуется минимумом. Бытовые чары, маскирующие, транспортные чары, облегчающие повседневную жизнь и избавляющие её от множеств забот и обязанностей, а цели при этом вращаются вокруг насквозь мещанских вещей — должность выше, зарплата больше, дом богаче. А те немногие, кто хочет что-то изменить в этом застывшем во времени обществе отдают свои силы политике. И лишь единицы думают о чём-то большем.

Глядя на ряды студентов, Арчибальд в очередной раз задумался, можно ли что-то изменить? Дать всем великую цель, вроде достижения Истока? Она никого не заинтересует кроме пары дюжин человек вроде Лавгуд, обожающих разнообразные странности сами по себе, а не потому, что из них можно извлечь выгоду вот прямо сейчас. Возможно, тогда лучше подойдёт угроза? Маги Ассоциации никогда не могут позволить себе в полной мере расслабиться и оставить свои лаборатории и арсеналы покрываться пылью. Всегда есть крайне опасные и непредсказуемые Апостолы, всегда есть параноидальная и бескомпромиссная Церковь, да и в самой Часовой башне у каждого найдется хотя бы один конкурент или завистник, который что-то выиграет от твоей смерти. Всё это держит в тонусе даже самых ленивых и беззаботных. Возродившийся Волдеморт, с учетом его репутации, стал бы не абстрактной, а вполне реальной и конкретной угрозой для большей части магической Британии… Вот только заставить его сотрудничать практически невозможно, свою сверхценную идею он ставит выше любой возможной выгоды. А самое главное, один раз он уже «работал» для этого общества экзистенциальной угрозой. Целых десять лет. Вот только результат оказался минимален — не считая небольшого сопротивления (сколько человек входило в Орден? Хотя бы сотня или две?) остальные предпочли либо сменить страну на менее опасную, либо и вовсе ничего серьёзного не предпринимать. Ждать, пока всё пройдёт само, либо появится подходящий герой, который решит их проблемы. Так подтолкнуть волшебников к прогрессу и развитию тоже не получится. А что тогда остаётся? Просто самому искать одиночек, которым магия интересна не только для мытья посуды и вскапывания грядок?

— И Хогвартс вырывается вперёд! — вновь отвлёк его от размышлений комментатор. — Осталось только пробить себе путь в «замок», и Британия получит награду за первенство, которую судьи потом добавят к баллам за стиль, исполнение и либо она поможет компенсировать штрафные очки за поврежденный щит, если такие вообще будут. Но для итоговых оценок стоит дождаться, пока все команды завершат своё выступление.

Глядя как близнецы обнимают обеспечившего им такой отрыв «Поттера», а Седрик жмёт ему руку, Кайнетт подумал, что может возникнуть и ещё одна проблема. Если Волдеморт в самом деле решил в этот раз играть долгую партию, с полноценным созданием новой структуры вместо «Пожирателей» и продвижением своих идей от имени «героя страны», ему ведь тоже понадобятся люди на места убитых или утративших доверие. И в первую очередь — именно амбициозные и готовые рваться вперёд за новыми знаниями, а не только идейные фанатики превосходства крови, ведь силу отдельной стороны в этом конфликте определяет в первую очередь количество и качество лояльных ей волшебников и ведьм. А таких волшебников мало, и делать из них пушечное мясо для очередного переворота, изначально обреченного на провал — непозволительное расточительство. Тем больше поводов решить проблему самому, не полагаясь на других. Директор, если он говорил правду, собирается привести план в действие в начале июня. Значит нужно его опередить.