Танец пепла (гет)

Поначалу ей даже подумалось, что её не услышали, и какое-то время белесые силуэты, в которые слились сейчас эльфы и маг, продолжали двигаться к выходу из темницы. Но она ошиблась, и уже совсем скоро стражники, вооружённые факелами, разбрелись по необъятному подземелью. Издалека их одинокие фигуры напоминали странных светлячков, медленно круживших в подрагивающей темноте. Сельвен как завороженная наблюдала за ними, боясь упустить тот момент, когда Ирину обнаружат наконец, но он, как назло, никак не наступал. Ей стало казаться, что всё происходило слишком медленно, да и искали вовсе не там. Тихо выругавшись, она решительно потянулась к факелу на стене с намерением присоединиться к поискам, но её руку перехватили на полпути.

Несколько долгих мгновений маг просто держал её взгляд, не проронив ни слова, а потом неожиданно вложил в её ладонь платок.

— Леди Сельвен, — промолвил он слишком официально, на что она недоуменно моргнула. — Думаю, вам стоит привести себя в порядок, — взгляд мага скользнул вниз. Сельвен проследила за его движением и только сейчас осознала, что её руки всё ещё были почти по локоть испачканы кровью.

— Благодарю, — ответила она заученно, принявшись старательно оттирать багровые подтёки. Но выходило плохо: кровь местами уже подсохла, да и от поврежденного запястья толку было мало. Устало выдохнув, Сельвен бросила бесполезное занятие и вновь обернулась к магу:

— Зачем?.. — но оборвалась на полуслове. Что она хотела узнать? Зачем он остановил её? Зачем всунул в руку этот никчемный платок? Зачем стоит тут и не ищет Ирину там, в темноте? Однако тяжёлый взгляд мага враз прервал этот поток пусть и мысленных вопросов. В этих мудрых глазах было столько мрачной обречённости и понимания, что она не выдержала и отвернулась, натыкаясь взглядом на ещё одну фигуру, замершую на грани света и тени.

Король Трандуил стоял чуть в отдалении, напряжённо расправив плечи и до побелевших костяшек вцепившись в рукоять меча на поясе. Сельвен вдруг почувствовала себя если не подглядывающей, то определённо лишней, поэтому, проглотив рвущийся из груди вздох, вновь сосредоточила своё внимание на продолжающихся поисках. Там, в разверзнувшейся перед ней темноте всё ещё блуждали светочи факелов, но теперь они казались какими-то призрачными болотными огоньками, которые запутывали, уводили в самую топь к верной гибели… И тут вдруг стало понятно, что всё это время и так было очевидно, что уже знали и маг, и король: поиски были тщетны. Ирина была уже вне этой камеры, подземелья и даже замка. Все «зачем» и «почему» стали вмиг совершенно бессмысленны. Что же касается «где» и «куда» — ответить на это вряд ли кто-то сможет. Нет, эти двое: взор помимо воли обратился в сторону короля, — они уже не надеялись — знали, что ведьму не найдут. Взгляд Сельвен вновь зацепился за кровавые подтёки, складывающиеся в замысловатые узоры на бледной коже, и руки непроизвольно сжались в кулаки. Отчаяние, бессилие, обречённость.

Кроме одной лужицы крови во всём подземелье не нашли больше ничего, что хоть как-то напоминало о былом присутствии ведьмы. Казалось, она просто растворилась в воздухе, будто и не было её вовсе. Что же до крови, то понять, откуда она, было нельзя. Луморн, изловчившись ужом, и подавно предположил, что невозможно с точностью сказать, принадлежала ли она ведьме, да и была ли человеческой, и вполне могла быть последствием стычки какого-нибудь подземного зверя или же крысы. Намеренно выделив последнее слово, он бросил многозначительный взгляд в сторону Сельвен: ей оставалось только яростно скрипнуть зубами. Она проиграла, и больше никаких карт в рукаве не осталось.

Вся процессия медленно двинулась к выходу. На этот раз Сельвен оказалась рядом с Митрандиром, но не обратила на это никакого внимания. Мысли крутились в голове — ей никак не удавалось избавиться от ощущения, что они упустили что-то важное, какую-то зацепку, деталь. Когда они уже достигли последнего пролета узкой лестницы, Сельвен не выдержала и замерла на месте, ещё раз устремив взгляд в темноту подземелья, мысленно моля об ответе или подсказке. Но безликий мрак лишь безмолвно наблюдал за ней.

Как могло так случиться, что от Ирины не осталось ни следа, если Сельвен могла поклясться, что до сих пор ощущала аромат её магии. Как бы безумно это ни звучало... Тот самый сладковатый запах, который врезался ей в память ещё в той комнате рядом с библиотекой и окончательно укоренился чуть позже, когда она нашла женщину в окровавленной рубашке… Догадка оказалась неожиданной, до глупого простой, и очевидной: Сельвен приподняла руки и глубоко вдохнула. Голова сразу загудела.

— Это её кровь. Это её запах.

Оказавшись последней, она спешно шагнула через дверь, отделявшую спуск от главного коридора. Король и стражники уже отошли на достаточное расстояние, и ей надо было спешить. Интуитивно ещё раз приблизив руку и втянув полной грудью алый запах магии, она наконец решилась:

— Это её кровь, — но её не услышали. — Постойте! — добавила она уже громче, когда вдруг тяжелая рука опустилась ей на плечо.

— Не надо, — она и не заметила, что, похоже, всё это время маг был рядом.

— Но это…

— Я знаю, — предупреждая её вопрос, Митрандир тут же продолжил. — Только это уже ничего не меняет. Он сделал свой выбор, не делай это ещё тяжелее, чем оно есть, — рука на её плече сжалась чуть сильнее. — Грядут тёмные времена, — он смотрел вслед удаляющемуся монарху, — и вашему народу нужен сильный король.

Маг чуть склонил голову, и их взгляды встретились.

— Эльфам Лихолесья нужен правитель, который сплотит их перед ликом надвигающейся опасности. Раздор — это слабость.

Она шумно сглотнула, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. Но больше не произнесла ни слова. Маг, как это ни было больно, как ни скручивало всё внутри неё, оказался прав: Ирина являлась слабостью, раздором. Они оба это понимали, как знал это и сам король, давно уже скрывшийся из виду.

Сельвен не помнила, как добралась до своих покоев и пришла в себя уже в умывальной комнате, посреди которой стояла наполненная горячей водой кадка. Пар заполнил собой всё небольшое пространство, скрадывая углы реальности. Походное платье было отброшено в угол, рубашка осела у ног, а она всё никак не могла отвезти глаз от своих рук, запоминая каждую линию, подтёк, словно то были линии тайной карты, которая вот-вот откроет ей путь. Она проследила каждую из этих нитей уже сотню раз, но все они обрывались в замкнутом круге… Где-то гулко хлопнули ставни и неизвестно откуда взявшийся порыв ветра резанул обнажённую кожу холодным лезвием, из-за чего тело задрожало. Невольно дёрнувшись, она поймала в зеркале тень своего отражения и только сейчас осознала, что всё это время беззвучно плакала. Слабость… Ей тоже надо было сделать выбор. Решительно тряхнув головой, Сельвен глубоко вздохнула и опустила руки в чашу с ледяной водой.

Утро следующего дня разбудило её ослепляющим светом, льющимся из высокого окна. Сельвен оделась, позавтракала и уже по привычке направилась в сторону лаборатории, мысленно кривясь от осознания, что день, похоже, обещал быть до зубного скрежета обыденным. Но стоило ей об этом подумать, как путь ей преградил один из молчаливых стражников из королевской свиты. Он слегка поклонился и коротко попросил следовать за ним. Несмотря на то, что тон его был предельно беспристрастным, на сердце заскребли кошки. Выбора у неё не было, и перед ними вновь замелькали коридоры. На краткий миг она даже понадеялась, что Ирину нашли, поймали, вернули, но хрупкая надежда тут же разбилась о возвышающиеся перед ней двери королевского зала. С тяжёлым сердцем она переступила порог.

Несмотря на утро, здесь царил полумрак, и только королевский трон, на котором неподвижно сидел владыка Лихолесья, словно случайно попал в переплетение солнечных лучей. Следуя за сопровождавшим её воином, она с толикой облегчения отметила, что кроме привычной стражи в тронном зале находилось лишь несколько советников, провожавших её заинтересованными взглядами. Искреннее же удивление при виде Сельвен отразилось лишь в глазах Серого Волшебника, который как раз о чём-то тихо беседовал с одним из придворных. Что-то зрело, приближалось, и от этих ощущений каждый шаг давался всё тяжелее, но отступать было некуда. Согласно правилам, приблизившись на определённое расстояние к трону, она почтительно склонилась. Сердце гулко билось в груди, и, казалось, прошла целая вечность, прежде чем холодный голос короля прорезал затянувшееся молчание.

— Поднимись, Сельвен, дочь Фаэлона.

К ней намеренно не обратились с титулом. Где-то в голове что-то щёлкнуло, и одновременно с этим чувство странной неизбежности и принятия нахлынуло на неё, стоило словам сорваться с губ царственного эльфа. Наверное, поэтому, когда Сельвен выпрямилась, то неожиданно для самой себя почти спокойно встретила взгляд короля. И всё же то, что его лицо подобно маске не выражало абсолютно ничего, болезненным эхом отозвалось в сердце. Но времени на дальнейшие раздумья ей не дали, и тронный зал вновь огласил его голос, размеренный и беспристрастный. Это не было судом, но ей явно зачитывали приговор. Слова сливались в поток, в отголосках которого, ей слышалось журчание подземной реки.

— Ты привела с собой ведьму в Эрин Галэн, скрывала её и, — на мгновение король резко замолчал, его глаза метнулись куда-то вдаль, но он почти сразу совладал с собой и продолжил: — Помогла ей бежать.

От последнего обвинения, как от удара, Сельвен вздрогнула и с трудом удержалась от того, чтобы не отшатнуться. За её спиной послышался возмущённый шёпот, но король безапелляционно продолжал:

— Этими действиями ты поставила под угрозу безопасность королевства, короля и проявила неуважение к своему народу. Это был твой выбор, и ты должна будешь понести наказание, — краткая пауза, но её хватило, чтобы её грудь сжалась от нехватки воздуха. Сельвен была уверена, сделай она хоть самый ничтожный вдох, и весь мир разлетится вдребезги, да только он уже летел в пропасть.

— Сельвен, дочь Фаэлона, ты изгоняешься из королевства лесных эльфов и впредь тебе запрещено появляться в пределах Эрина Галена. Если тебя поймают, то, как изменщицу, казнят на месте. Однако помня заслуги твоей семьи и твой собственный вклад, тебе даруются два дня на прощание. На рассвете третьего дня ты обязана покинуть королевство, — Трандуил осознанно поймал её взгляд, обдавая зимним холодом. — Навсегда.

Владыка замолчал, давая понять, что её время истекло, но она никак не могла заставить себя пошевелить хоть пальцем. В какой-то момент перед ней появился один из стражников. Тело непроизвольно напряглось в ожидании того, что её сейчас скорее всего просто вытолкают отсюда. Почти через силу Сельвен встретилась с ним глазами, но в них отразилась лишь печаль. «Пора», — проговорил он одними губами, и это неожиданно придало ей сил: на негнущихся ногах она проследовала к выходу, заворожённо наблюдая за приближающимися створчатыми дверьми, и ни разу не посмотрела по сторонам, не обернулась назад.

* * *

Отец нашёл её, казалось, лишь мгновения спустя после того, как она покинула тронный зал. В какой-то момент его присутствие тёплым облаком ароматов лаванды, ромашки и свежих яблок окутало её, унося прочь от промозглости дворцовых переходов. Когда же Сельвен вновь пришла в себя, то с удивлением осознала, что они были в их доме на опушке леса. Укутанная в тёплый плед, она сидела в высоком кресле в кабинете отца, в то время как сам он склонился у очага.

— Adar, — позвала она несмело, боясь, что всё это лишь сон, но отец тут же выпрямился и обернулся. — Мы дома? Но как? — она почти благоговейно выдохнула эти слова, помимо воли возвращаясь в тот день, когда их спешно отправили во дворец.

Всё ещё молча Фаэлон приблизился и мягко опустился рядом с ней так, что их глаза оказались вровень. Она невольно напряглась, ожидая увидеть в них осуждение, но они лишь лучились искренней любовью, смешанной с печалью. Его тёплая ладонь коснулась её щеки:

— Разве я мог оставить тебя там? Мы должны быть здесь… — он не договорил, но это было понято без слов, и, как оказалось, стало последней каплей.

Её затрясло, глаза обожгло, и несмотря на то, что она зажмурилась, по щекам заструились уже ничем не сдерживаемые слёзы. Отец тут же подался вперёд, заключая Сельвен в объятия, тёплые и большие, как в детстве. Его руки не переставая гладили по растрепавшимся волосам, он что-то говорил, но она, уткнувшись ему в грудь лицом, лишь содрогалась в неконтролируемых рыданиях. Слова успокоения были бесполезны, и в какой-то момент Фаэлон тихо запел…

Сидя на полу, он медленно укачивал её в своих объятиях в такт детской колыбельной, и, как и тогда в детстве, кошмары отступали. Всё ещё прижимаясь к нему, она куталась в его запах, как будто это могло её оградить от того, что осталось за порогом их дома. За окном крупными хлопьями шёл снег, отчего внутри становилось светлее и теплее.

— Прости меня, Adar, — прошептала она еле слышно, но отец только крепче обнял, что придало сил. — Я никогда не думала, что... Но всё вышло из-под контроля. Что же я натворила?

— Сельвен, — Фаэлон чуть повысил голос, прерывая её сбивчивую речь. Тёплые ладони коснулись ещё чуть влажного лица, заставляя взглянуть на отца напрямую. — Не надо. Мы не всегда можем предугадать, к чему приведут наши решения, — она попыталась что-то возразить, но он тут же продолжил: — В моём сердце нет обиды на тебя, дитя.

— Я никогда не хотела ранить тебя, отец.

— Знаю, — его мягкий голос вновь окутал её спасительным успокоением. — Я уже давно знал, что когда-нибудь ты уйдёшь навсегда, — добавил он еле слышно. — Но знай, я буду всегда ждать тебя: под сенью ли этого леса или на белых берегах…

— Знаю… — вторила она ему эхом.

* * *

Если отец стал для неё тихой гаванью, то брат был подобен огненному вихрю. Ровион стремительно ворвался в дом, сметая на своём пути оцепенение, сминая и закручивая её в своих обжигающих объятиях. Он был в ярости, которая оглушала гулкими ударами его сердца, и Сельвен уже приготовилась выслушать порицание и упреки, но их не последовало. Его руки еле заметно подрагивали.

— Какая же ты дура, — мягко прошептал он, казалось, вечность спустя, и тут же добавил: — А я ещё больший дурак.

Сельвен чуть отстранилась, заглядывая в лицо брата.

— В этом нет твоей вины, слышишь? — Ровион ничего не ответил — лишь упрямо поджал губы. Но она не собиралась сдаваться: — Обещай мне, что не будешь себя винить. Не смей!

Он дёрнулся и, покачивая головой, словно вёл какой-то внутренний спор, отошёл к рабочему столу. Одно неуловимое движение — и бумаги, книги, письменные принадлежности посыпались на пол, но этого было мало, и в следующее мгновение разлетелся на щепки стул, впечатанный в стену. Ровион замер, опираясь о тёмное дерево столешницы, и какое-то время она лишь наблюдала, как тяжело вздымались его плечи.

— Я больше никогда не буду следовать твоим советам, — несмотря на то, что слова могли показаться обидными, Сельвен не уловила в них и капли злости, скорее, наоборот… — Напомни мне об этом, пожалуйста, в следующий раз. Потому что я обязательно забуду.

Ровион глубоко вздохнул и, наконец, повернулся к ней лицом. Он выглядел уставшим, но буря миновала. Взгляд внимательных глаз блуждал по ней, цепляясь и запоминая каждую малую деталь.

— И всё-таки надо было выдать тебя замуж, — его губы тронула грустная улыбка, но для Сельвен это было подобно глотку живого воздуха: будто всё это время она находилась в глубоком омуте и вот только сейчас вырвалась на поверхность. Не сдержавшись, она бросилась вперёд, обнимая и крепко прижимая брата, который принял её с не меньшей теплотой.

— Знаешь, когда мы так спешно уходили отсюда, то кое-что забыли, — проговорил он спустя несколько долгим мгновений. Сельвен только вздохнула, на что Ровион слегка отстранился, вновь ловя её взгляд. — Как минимум два бочонка отличного вина. И, думаю, сейчас самое время о нём вспомнить.

На этот раз они оба действительно искренне улыбнулись.

Вопреки её опасениям, прощание вышло иным. И пусть его никак нельзя было назвать лёгким, но печаль, в которую были окрашены последние дни её пребывания в доме отца, была лишена горечи и обиды, и за это она была благодарна. «Каждую десятую осень я буду ждать тебя в Дейле», — голос Ровиона всё еще звучал у неё в голове и она невольно улыбнулась. «Если же вернёшься раньше, то просто дай знак. Учитывая, что тебя теперь там все знают, передать весточку будет не трудно». Возможно, брат лишь храбрился, но ей всем сердцем хотелось верить, что так оно и будет.

* * *

В день её отъезда снова шёл снег. Мутное солнце еле пробивалось сквозь облака, но Сельвен была даже рада. В лесной чаще было безветренно, и крупные хлопья падали медленно и свободно, даруя окружающему миру какую-то особую ауру мягкости.

Отец стоял на пороге их дома, наблюдая, как они с Ровионом в последний раз проверяли ремни дорожных сумок у седла лошади (прощально подарка брата). Серая в яблоках, она, казалось, тоже примерила на себя снежный наряд и теперь, нетерпеливо переступая, всем своим видом давала понять, что ей не терпится тронуться в путь. «Пора», — отметила про себя Сельвен, и умное животное, словно услышав её мысли, затихло.

Сельвен как раз обернулась для прощального объятия с отцом и братом, когда в отдалении что-то блеснуло: ворота цитадели эльфов открылись. Они втроём наблюдали за тем, как оттуда выехали несколько всадников. Когда же те приблизились, она с удивлением узнала в них Митрандира и полурослика в сопровождении двух королевских стражников. Поравнявшись с ними, волшебник неожиданно придержал коня и склонился в приветственном поклоне.

— Вижу, что сегодня не мы одни прощаемся с Эрином Галэном, — проговорил маг, приложив руку к сердцу. Сельвен ответила лишь церемониальным приветствием, как, впрочем, и отец с братом. Однако маг, вопреки ожиданиям, даже не сдвинулся с места, чем заслужил недоумённые взгляда сопровождавших его стражников.

— Леди Сельвен, — на этот раз он обратился к ней, — путь нам предстоит неблизкий. Не окажете ли вы мне честь присоединиться к нашей скромной компании? — его глаза лукаво сверкнули в сторону внимательно вслушивающегося Бильбо, на что последний, взглянув на Сельвен, несколько раз утвердительно кивнул. Она ещё не успела решить, была ли эта неожиданность приятной или нет, но внутри уже знала, как поступит.

— Это будет честью для меня, — в свою очередь приложив руку к сердцу, с улыбкой ответила она.

Отец с братом озадаченно переглянулись, но перечить не стали, разумно рассудив, что путешествовать в компании мага будет явно безопаснее, чем проделывать весь путь одной.

В последний раз утонув в их тёплых объятиях, Сельвен наконец нашла в себе силы отстраниться, чтобы уже в следующее мгновение легко запрыгнуть в седло. Последний взмах рукой — и вот уже остался позади родительский дом. То и дело оглядываясь, она с замирающим сердцем отмечала, как таяли среди падающих хлопьев родные очертания, а две фигуры на пороге становились еле различимыми силуэтами, пока за очередным поворотом лесная дорога и вовсе не скрыла их из виду. Сельвен шумно выдохнула, отрешенно наблюдая, как с губ сорвался белесый пар.

Словно уловив изменение в поведение наездницы, лошадь замедлила ход. Они чуть отстали, и это дало ей несколько драгоценных мгновений. Окружавший их лес был по-зимнему безмолвен, перекликаясь с тишиной, царившей внутри. Пугающе пусто, но отступать было поздно, да и не зачем. Сельвен встрепенулась, плотнее запахнула полы плаща и решительно направила лошадь вперёд.

Когда заснеженный лабиринт леса, в котором скрылись сопровождавшие их эльфы, сменила бескрайняя равнина, дышать стало легче, а передвигаться сложнее. Пронизывающий ветер обрушился на них со всей силой ничем не сдерживаемой стихии. Одежда уже не защищал от холода, а слабый огонь на привале дарил лишь иллюзию тепла. На второй день пути вновь повалил снег, поглотив в ледяных вихрях и без того тонкую линию черных гор на кромке горизонта. Небо и земля слились воедино, и Сельвен, несмотря на остроту эльфийского зрения, с трудом различала дорогу и направление. Ещё тяжелее было Бильбо — он почти не выглядывал из-под капюшона, съёжившись в тёмный комок, казавшийся крохотным на фоне белоснежной пустыни. Чтобы не потерять полурослика, ими было принято негласное решение, что теперь, следуя друг за другом, он должен был ехать посередине между ней и волшебником. Так прошёл третий день.

— Куда ты теперь направляешься, Сельвен? — вопрос вывел её из оцепенения, в которое она погрузилась, с жаждой восполняя нехватку тепла. Этим вечером им удалось почти полностью укрыться от ветра за небольшим холмом, и впервые за всё время пути огонь костра смог разгореться в полную силу. Ужин и пара глотков тёплого вина творили чудеса, позволив телу наконец чуть расслабиться, скинув оковы холода. — Сельвен? — она невольно вздрогнула, осознав, что так и не ответила на вопрос мага.

— В Минас-Тирит, — и, прочистив горло, добавила: — Я живу там уже давно.

Митрандир чуть качнул головой, но более ничем не обозначил своей реакции. Терпко-сладкое облако табачного дыма уплыло в темноту.

— Это долгая дорога, а зимой…

— В два раза дольше, — закончила она за него, и маг вновь лишь кивнул в ответ.

Сказать по правде, она уже привыкла, что их разговоры на привале были краткими. Казалось, и она, и волшебник, намеренно избегали слов, будто боялись, что скажут слишком многое. Другое дело было с Бильбо, который радостно делился воспоминаниями и рассказами о доме и быте, но, утомлённый тяжёлой дорогой, сейчас он крепко спал, свернувшись калачиком. Поэтому у костра вновь воцарилась тишина. Краем глаза она видела, как маг повторно прикурил трубку, с характерным тихим шипением втягивая в себя воздух.

— Лошади устали. Да и нам всем нужен отдых, — проговорил он, будто между прочим, на что Сельвен интуитивно села ровнее и теперь уже напрямую вопросительно взглянула на него. Тот явно к чему-то клонил. — Если ехать строго на запад, то самое позднее к завтрашнему вечеру мы достигнем дома Беорна.

— Это приглашение? — помимо воли губы дёрнулись в ухмылке. — Разве оно не должно быть от…

— Он примет тебя, — ещё одно сизое кольцо проплыло между ними. Пронзительный взгляд голубых глаз внимательно следил за ней из-под пол серой шляпы. — Ты и сама понимаешь, что ехать сейчас до Минас-Тирита — это безумство, если не сказать больше, — Гендальф замолчал. На краткий миг Сельвен задумалась, теряясь среди всполохов костра, а потом, поймав его взгляд, утвердительно кивнула.

Маг не обманул: в наступающих сумерках следующего дня перед ними уже возвышались тёмные массивные ворота. Беорн принял их радушно, и если её присутствие и удивило его, то виду не подал.

Она могла поклясться, что время в доме из резного дерева текло иначе, и то, что должно было стать неделей, как-то незаметно перетекло в весну. Мир оживал, празднуя рождение нового года и новой жизни, и однажды утром, ловя ладонями солнечные лучи, она поняла, что готова следовать дальше. Нет, память хранила тени, но с отступлением холодов она научилась с ними справляться. А ещё её звала дорога, и, как оказалось, не её одну: дом Беорна они покинули втроём. Митрандир и Бильбо направлялись в долину Имладрис, её же путь лежал на юг.

Весна постепенно отступала, сдавая позиции лету, когда она достигла границ Лориэна, однако, вопреки своим обычаям, на этот раз обогнула земли Владычицы. Был ли то страх, что изгнаннице будет отказано в приеме или же сама Сельвен была просто не готова ко встрече с эльфами — ответа она дать не могла даже себе. Оставив позади мирное течение Андуина, Сельвен направилась на просторы Рохана, где в Эдорасе ей удалось прибиться к обозу, следовавшему через Белые горы в Королевский город.

Белоснежная крепость утопала в золоте деревьев, отчего казалась ещё ослепительней, когда Сельвен наконец ступила на знакомые улицы. Узкие переулки нижнего города, знакомая дверь светлого дерева, внутри всё также тепло, терпкий запах трав и зелий, словно впитавшийся в стены, в чуть поскрипывающие половицы — она вдохнула полной грудью и безвольно осела на пол. Ещё никогда возвращение не отдавалось с груди так щемяще болезненно и остро. Она сделала свой выбор, и, возможно, ещё до всего, что произошло, но это не делало его принятие легче.

* * *

После падения Некроманта, Эрин Гален будто заново учился свободно дышать, постепенно стряхивая с себя гниль и скверну, которые опутали древний лес. В такт этому дыханию пробуждалась надежда и у народа лесных эльфов. Тёмные твари бежали, и теперь попадались крайне редко, забившись в самые отдалённые уголки. Многие смогли вернуться в оставленные дома, и под сенью древних деревьев теперь вновь звучали песни радости и смех. Постепенно надежда просочилась и за пределы королевства.

Возрождённый Дейл если не процветал, то довольно быстро и успешно наладил связи как с жителями леса, так и с гномами под горой. Конечно, говорить о былом величии было рано, как и о реках из золота, но после рек пламени, поглотивших Озерный город, люди радовались и малому.

Гномы тоже успокоились (или затаились), с особым рвением отстраивая Эребор. Говорили, что теперь подземные залы ничем не уступали в богатстве убранства тем, что были при правление рода Дурина. Однако отношения с лесными жителями продолжали оставаться натянутыми. Открыто никто не выказывал ни вражду, ни неуважение, но между гномами и эльфами осталась темная недосказанность. Поэтому, когда к границам Эрина Галена вдруг приблизился небольшой отряд, первая реакция была вполне ожидаемая — недоверие и настороженность. Гномов сопроводили во дворец, и было видно, что заметно нервничали как те, так и другие. Лишь король Трандуил был величаво спокоен. На его лице не дрогнул ни один мускул даже тогда, когда склонившийся гном преподнёс ему то самое колье. Колье Света звёзд.

Король был искренен в своей благодарности, но не более. Возможно, виной всему было время, которое, как известно, бывает жестоко к тем, чьё имя забыли. И глядя на благородный лик их правителя, многие поверили, что он действительно забыл. Особо смелые даже позволяли себе разговоры о возможной новой королеве… Другие были уверены в обратном. Правды не знал никто. Только лес был единственным свидетелем, куда король часто уходил каждый год с приходом осени.

Внутри него метался зверь. Раненый, озлобленный, от безысходности он вгрызался, разрывал когтями воспоминания о ней, но они возвращались вновь и вновь. И словно в насмешку от неё не осталось больше ничего. Её образ сизым дымом растаял среди крон деревьев, имя потерялось среди дворцовых коридоров, а ведь он был так уверен, что поймал, спрятал. Но потерял.

В ту первую ночь он долго в оцепенении стоял перед скрытым проходом в её комнату и никак не мог пошевелиться. Пальцы безвольно соскальзывали с еле заметной ручки, и только усилием воли он заставил себя наконец преодолеть тонкую преграду. Только по ту сторону его ожидала лишь безмолвная стена из теней, и лишь постель ещё хранила сладость её запаха. Мысли путались, а в груди что-то болезненно ныло, пока он добровольно отдавался воспоминаниям, которые в ответ скалили свои голодные морды из темных углов, насмехались над ним, над его слабостью. В какой-то момент терпеть это стало невыносимо. Он сорвался.

Огонь разгорелся быстро, с жадностью поглощая тонкий шёлк, бархат. Яркие всполохи красного, синего и девственно-белого в одно мгновение превратились в пепел. Сладость сменила гарь. В тот момент он был убежден, что избавился, очистился. Слепая уверенность, подстёгиваемая яростью, не покидала его и на следующий день, отдаваясь словами обвинения в тронном зале. Но он опять ошибся — не прошло и нескольких ночей, как внутри заворочался зверь, впервые, тогда ещё почти робко царапающий, но Трандуил знал, что то было только началом.

Мыслями он не раз потом возвращался в те странные месяцы, такие ничтожно краткие в жизни эльфа, но теперь гниющей занозой засевшие где-то глубоко внутри. Был ли он жесток? Был ли он слаб? Было ли всё это лишь ошибкой? Сколько бы раз он терзал себя этими вопросами, ответ всегда был один: нет. Хотя, быть может, изгнание дочери Фаэлона и стало слишком суровым наказанием. Ведь тогда в первую очередь он лишил надежды её отца и брата, а для себя она всё решила уже давно. Но теперь и это было в прошлом, кроме воспоминаний, которые орочьим кнутом проходили меж лопаток, стоило смежить веки. Каждую ночь. Сны, тёмные, запретные, полные боли, они терзали его безжалостно и мучительно, но как и все тени, исчезали с первыми лучами солнца.

Тяжелее становилось лишь тогда, когда в королевство приходила осень, и лес смиренно замирал в ожидании зимы. Среди обнажённых ветвей ему нередко чудились изгибы её тела, а ветер, словно в насмешку, мучил трепетным шёпотом, отчего образы, когда она так сладостно отдавала ему себя, а он брал и обладал, не давали покоя даже днём. Ощущения порой становились настолько острыми, что он не раз просыпался, сгорая от страстных объятий, но всегда один. И тогда он бежал под сень древнего леса в слепой надежде отыскать её, поймать среди синего полумрака взгляд этих глаз, но всё было напрасно. Эрин Галэн был величествен и молчалив, но король мог поклясться, что кора деревьев ещё хранила следы её присутствия, а в пожухлой листве пряталась сладость её аромата. Гордый эльф, он как безумный упивался этим мороком и не мог насытиться. Это было его спасением и проклятьем одновременно, но у него было сил от этого отказаться. И только мрачные вести, которые стали то и дело долетать до королевства, заставили эту боль притупиться.