Горе мне, горе! (джен)

На следующее утро я пробудился от своих снов, но не забыл, что видел в них. Увы мне! Сны давали призрачную надежду на лучшее, во сне я мог ещё надеяться обнять отца, попросить прощения у сестры, поймать убийцу наставника. Наяву же я мог только стенать или терпеть молча. Сегодня мне предстояло серьезное дело и я выбрал второе. Слишком долго я был безумен.

Я встал, умылся водой из ручья, произнёс короткую молитву Эру и Валар (впервые с того дня как покинул Дориат и стал изгоем в стане разбойников) и обратился к энту:

— О, Старейший, прости меня за то, что потревожил твой сон, но время близится к полудню, а ты обещал показать мне дорогу к тропе, по которой пройдут мародёры.

Короткий смешок раздался из-под кроны, а яркие желтые глаза энта открылись и посмотрели на меня в упор:

— Человече, поостерегись и не смеши меня так, а то я навсегда оставлю тебя здесь в качестве развлечения. Ведь я разглядел чары Мелиан на тебе, и мне ведомо, что тебе уготована долгая-предолгая жизнь. Но шучу-шучу. А рассмешило мне то, что ты подумал, будто я так уж нуждаюсь во сне ночном после столетнего сна. Я и спал-то этой ночью всего пару часов и то скорее по старой древесной привычке, а не из нужды.

Я немного смутился, подумав, не обидел ли Древовида своими необдуманными словами, но тот продолжил:

— Иди отсюда в направлении на северо-северо-запад, — и его ветвистая лапа-рука указала мне на отдаленно стоящее дерево. — Вот твой указатель. Через двести человечьих шагов ты увидишь тропу. Время еще есть. Если поспешишь, успеешь. Такой воин, как ты, легко отберёт у двух недотёп их добычу. Согласно тому, что донесли мне птицы, они явно ремесленники, сроду не воевали. Но у гномов все учатся владеть секирой и топором с самого детства, так что все же будь осторожнее.

Я от души поблагодарил энта и что было сил побежал в направлении, указанном им. Вскоре я уже видел тропу сквозь просветы меж деревьями. Я спрятался за одним из деревьев, стараясь успокоить дыхание и внимательно прислушался. Если считать удары сердца, то прошло примерно полчаса и вдалеке я услышал шаги. Вскоре шаги приблизились и я услышал торопливый шёпот:

— Дружище Бодраст, нельзя ли поосторожней. Это эльфийский лес и после того, что мы дерзнули совершить, нас ждёт погоня, а ты качаешь мешок с драгоценностью за плечами, будто мы на легкой прогулке, не дай Эру, уронишь, — произнес извиняющимся басовитым тоном кто-то.

— Какой же ты трусишка, Телхар, — издевающимся тоном негромко протянул второй бас. — Всё чего-то боишься, оглядываешься! Ведь я — гном бывалый, мне и этот лес не страшен. Все только бают про какую-то Завесу этой поганой эльфийской колдуньи, Мелиан, а я никакой завесы не вижу что-то! Да мне в этом лесу никто не страшен: ни эльф, ни Вала, ни сам Эру! Ведь со мной моя секира да баклажка гномьего эля! Эх, где наша гномья не пропадала! — и шаги ускорились, приближаясь ко мне.

— Всё же может не стоило рубить деревья... — произнес второй гном задумчиво и пугливо. — Друг Бодраст, это опасно, мы ведь как-никак в древнем лесу Региона, тут энты могут водиться.

— А чем мне спасаться от холода прикажешь, ночью-то холодно?! Листьями что ли, как зверю лесному? Ну ты даёшь, Телхар, сказанёшь тоже. Хоть стой, хоть уголь в шахте перебирай. — произнес насмешливо второй. — Плевал я на этот лес, а энты — это глупые сказки, которыми гномьи матери пугают непослушных детей, вот и всё.

Некоторое время мне снова были слышны только шаги. Я выглянул из-за дерева и увидел двух короткобородых гномов с секирами наперевес. "Явно им еще тридцати не стукнуло, а живут-то лет по триста," — мелькнуло в голове. — "Молодые еще, глупые, жалко их. Не жить им после того, что они сделали лесу, не жить."

— Ты лучше подумай, дружище Телхар, — задумчиво-мечтательно произнес голос. — сколько мы денег сможем огрести у нашего Лорда в Ногроде за этот видящий камень, который я спёр из сокровищницы короля, пока стража отвлеклась. А как славно орал этот гордец Тингол, когда мы кромсали его нашими секирами, медленно сокращая этой надменной эльфийской заразе жизнь.

— Да-с, да-с, друг Бодраст, это было превосходно, — неожиданно хищным волчьим голосом произнес второй. — Знаешь, я ему даже ухо отрубил перед смертью! Как этот эльфийский королёк славно орал, а, а? Будет знать, как дурить нашего брата, гномов! Отбирать у нас своё, кровное наследие наше!

Я почувствовал как холодный гнев поднимается из глубины души и вынужден был напомнить себе свой обет, а также мысленно досчитать до десяти. Мне больше не было жалко гномов, мне хотелось выскочить и задушить их голыми руками, а потом взять их веревки из заплечных сум (у мастеров всегда имеются такие) и повесить прямо на тех высоких соснах. Они смеялись! Смеялись и весело обсуждали хладнокровное, зверское убийство короля Тингола! Того, кто дал мне, мальчику, приют, кров и защиту, чья жена спасла меня от позорной смерти! Нет, они явно не достойны того, чтобы жить... Прав был Древовид, некоторые люди, гномы или эльфы живут с гнилым, черным сердцем. Прямо как я. Последняя мысль несколько отрезвила меня.

Но я больше не опасался их. Я достал из-под тряпья посох и коснулся его — посох был тверже мифрила. Всё шло по плану. С наслаждением я прочитал ужас в их глазах, когда выскочил из-за деревьев и преградил им путь, помахивая посохом. Ну еще бы. Само "чудище лесное" к ним из лесу пожаловало. На сердце у меня стало легко-легко.

— Кто... ты? — просипел самый пугливый из них, Телхар, кажется.

— Я — хранитель этого леса. — ответствовал я холодно. — Бросьте то, что у твоего друга в мешке, отдайте это и останетесь жить. Эта вещь не Наугламир, она вашему народу никогда не принадлежала. Она была сделана самим Феанором и счастья никому из вас не принесёт.

— Пугало огородное! — прошипел красный от гнева второй гном, Бодраст. — Попробуй отними, чучело. Мы тоже не лыком шиты, знаешь ли. У нас с собой наши верные секиры, а у тебя какая-то жалкая палка-копалка

— Палка-копалка, говоришь? — произнес я с нескрываемой насмешкой. — Сейчас вы увидите, что это за "палка", — и с этими словами я атаковал их, внезапно, сразу с быстрого шага перейдя в длинный, тягучий прыжок.

Перепрыгнув через гномов и оказавшись у них за спинами, я ударил Телхара, сильно и жестко по спине сзади. Он согнулся и упал. Это дало время второму гному и Бодраст, к его чести будь сказано, его не терял. Он развернулся и коротко, без замаха ударил топором, я парировал быстрым движением снизу. "Палка" и секира столкнулись, раздался мелодичный звон. Тут у гнома глаза полезли на лоб.

— Это мифрил? — с бесконечным удивлением в голосе выдохнул тот.

— Такого не ждал!? — громко крикнул я в ответ, улыбаясь в душе.

Следующие пару минут мы не говорили. Гном оказался достойным противником, его удары были быстры и точны. Но, улучив момент, я поймал его на противоходе и коротко ткнул концом посоха между глаз. Бодраст упал, потеряв сознание. Я не терял времени, услышав шум за спиной, развернулся и еле успел отбить в сторону кинжал очухавшегося Телхара. Тот отложил секиру и достал из заплечной сумы два коротких меча-кинжала. Но поспешил. С двумя мечами-кинжалами в руках у него было бы преимущество. С одним у него не было шансов. Быстро нападая и тесня его, я припёр его спиной к дереву и нанес два точных удара по ногам. Одна из них хрустнула, словно сухая ветка. Он огласил лес воплем и упал. Не теряя времени я вернулся к мешкам и достал веревки, после чего привязал их к дереву, не накрепко, но так, чтобы дать возможность мне уйти. Для того я и ногу ему сломал, честно говоря, чтобы отбить охоту к погоне.

— Послушайте, гномы. — сказал я сурово. — Я — Турин Безродный, изгнанник. До вас должна была дойти весть о том, за что меня изгнали.

На лице у пришедших в себя гномов я прочитал отвращение и ужас.

— Я забираю Палантир и ухожу. Не вздумайте преследовать меня. Тебя касается в первую очередь, Бодраст, да-да, тебя. Не стоит сверлить меня ненавидящим взором. Твоему дружку Телхару ногу надо лечить. А лечить переломы, вы, гномы, умеете, но не в походе же. Так что если не хочешь, чтобы дружок твой сдох от раны, ты уберешься из этого леса подобру-поздорову.

— Тварь последняя, — прохрипел Бодраст. — Мразь, изгнанник, предатель рода...

— Именно, — с презрением в голосе проговорил я. — Поэтому лучше не вставайте у меня на пути.

Я оставил им их еду и инструмент, забрав из сумок только Палантир Феанора, завернутый в тряпичный лоскут (эти придурки догадались всё же завернуть Палантир, чтобы не попасться в его ловушку!) и поспешил обратно к Древовиду.

Он уже ждал меня.

— Ты хорошо справился, воин. А о них не беспокойся. Ты дал им хороший совет, я видел весь ваш бой и разговор глазами птиц. Послушают твоего совета — несмотря на все свои злые, черные дела будут жить. Не поспешат из леса, а напротив, начнут тебя искать, умрут. Мои слуги хьорны, то бишь полу-спящие энты, заманят их в самую чащу и оставят там, пока у них не кончатся припасы. Их смерть не будет легкой, вернее, не будет легкой смерть Бодраста. Телхар умрёт от перелома достаточно быстро, он не успеет почувствовать, каково это — медленно умирать от голода и отчаяния.

Спокойный, почти деловитый голос энта внушал мне страх. Видимо, заметив это, энт проговорил:

— Ты не хочешь снова посмотреть в Палантир?

Я мысленно содрогнулся, вспомнив сколько вреда причинил мне этот проклятый "камень".

— Не бойся, он более не будет показывать тебе прошлое. Если ты, конечно, не будешь думать о своём прошлом в этот раз и будешь краток. У тебя несколько мгновений, прежде чем ты снова окажешься пойман внутри.

И тут я вспомнил. Отец! Я снова увижу его, я смогу найти его и поговорить с ним! Пусть он и проклянёт меня, только бы его встретить! Окрыленный, я отвернулся от Древовида и развернул тряпицу, заглянув в Палантир. Некоторое время я ничего не видел, но вот...

... я увидел сурового воина, чьё лицо было изборождено морщинами и глаза горели страшным огнём отчаяния и одиночества. Он совсем не был похож на моего отца, каким я знал его в детстве. Он еле шёл, казалось, каждый шаг его был наполнен страданием. Я не без труда узнал местность. Это был Талат Дирнен, огромная выжженная равнина королевства Нарготронд, уничтоженная пламенем дракона Глаурунга, и он брел по ней на запад, избегая прямых дорог и троп... я мысленно пожелал оторваться от Палантира...

...и оказался вне его. Внезапно Палантир зажёгся страшным огнём и глухой безумный голос громко и яростно проговорил: "Клянитесь снова, дети мои, последней клятвою, что вернете вы Сильмарили и что ни демон, ни Вала, ни сам Эру не смогут отнять их у вас и да будет Вечная Тьма вам наградой, если нарушите клятву! Клянитесь предо мною, иначе я прокляну вас вовеки!"

Я быстро накрыл Палантир тряпьем и повернулся к Древовиду, потрясенный услышанным.

— Что это?! Что это был за ужас?

— А... это... — произнес энт скучающим голосом. — Это всего лишь предсмертные слова создателя Палантира, Феанора. Он заставил сыновей своих поклясться страшной клятвой и тем обрек их на безнадежную войну против Моргота. В этой войне участвовал и твой отец. Им, эльфам, не победить, а сыновей ждёт то самое проклятие, которое они и навлекли на себя напрасно, по собственной воле, произнеся клятву. Ибо Сильмарилы не станут игрушкой в руках людей, запятнавших себя злом. А сыновья Феанора, эльфийские принцы и короли, командующие целыми армиями, уже в крови эльфов и людей по самое горло. Прежде всего тех, кого они тянут за собой воевать в этой безнадежной войне с Морготом.

Холодным ужасом повеяло на меня от этих слов. Не помня себя, я посмел возразить:

— И что, неужели всё это было напрасно? Все эти войны, эти муки, жертвы, принесенные людьми и эльфами?

— Почему? Нет, конечно. Не напрасно. Просто вашей силы, даже будь вас всех в тысячу раз больше, чем сейчас, не хватит, чтобы разбить армии темного Врага мира, Моргота. По крайней мере я это понял, прежде чем замкнулся в Дориате. Я странствовал на далеком севере и видел армии орков. Их и тогда было в десятки раз больше всех вас, а сейчас и подавно. Ты же сам видел, что может натворить один дракон, Глаурунг. Он разрушил целое королевство, орки лишь добили остатки. А у Моргота этих драконов десятки. И это только драконов. А Балроги? А волки-оборотни? А мелкие твари, всякие кабаны-переростки с кровавыми клыками, саблезубые кровожадные зайцы-каннибалы, да что там, даже порченые энты и хьорны, которых Моргот заразил жаждой мучить и убивать других созданий? А каменные демоны, тролли, которых он смастерил, поработив каких-то больших, неуклюжих каменнокожих созданий гор?

Я больше не хотел слушать. Видимо, Древовид это понял. И я спросил о том, что мне делать с Палантиром. Древовид молча указал ветвистой кряжистой лапой-рукой себе на грудь.

— Помести его в меня, о воин.

Я еще раз содрогнулся, на этот раз всем телом.

— Что ты, Древовид, я не могу так с тобой поступить.

— Со мной ничего не будет. Я останусь жить. Правда, навеки лишусь своей магии, речи и разума. Стану простым деревом, все мои силы уйдут на то, чтобы скрыть Палантир от взора Моргота. Но это тоже жизнь. Хоть и не такая полная. Не волнуйся, Турин. Все энты рано или поздно, засыпают навек, обращаясь в деревья. Ничего плохого со мной не случится ещё тысячи лет, если кто не срубит, конечно.

Я еще раз содрогнулся, но уступил просьбе. Я поднёс проклятое творение Феанора к груди Древовида и ветви расступились. Внутри ствола зазияла кровавой раной истекающая древесным соком впадина. Древовид вынул из моих рук тряпицу с "видящим камнем" и бережно вставил её в себя. Тут же "впадина" заросла, а Древовид... изменился.

Его гигантские ветви-лапы покорно упали вдоль огромного тела, ноги-корни стали быстро врастать в землю и скрылись под ней, глаза закрылись, крона пошумела в последний раз и затихла.

— Древовид! Древовид! Прости меня! Очнись! — я почти плакал...

Но как я ни взывал к нему, он не откликался. Я пытался говорить с ним на языке Эдайн, серых эльфов, эльфов Нолдор, потом в ход пошли даже те немногие слова, что я знал на гномьем языке. Но всё было напрасно. Его магия, речь и разум угасли. А виновен был снова — я. Хотя... В этот раз всё было не так, как в прошлые времена. Не судьба вела меня и не я принимал решения за других. Древовид принял его за меня. Поняв это, я наконец успокоился.

— Прощай, великий дуб, прощай, отец энтов, — произнёс я. — Прощай и... прости меня.

И с этими словами, скрываясь в чаще лесной от возможных преследователей, я пошёл на юго-запад, стремясь пересечь приток реки Сирион и оказаться на Талат Дирнен, равнине Нарготронда, по которой в сторону западных земель Фаласа шёл мой отец.