Двадцать лет выдержки (гет)

Шериф говорит: он подонок и мразь.

он муж мой. И я с ним буду.

Б.Брехт

перевод Д.Самойлова)

Какой должна быть уважающая себя хозяйка престижного кафе? Внимательной, радушной и приветливой. Симпатичной, но не чрезмерно — чтобы не вызывать ревность у посетительниц. Умной и хитрой — достаточно хитрой, чтобы не выпячивать свой ум напоказ. Кто захочет приходить в заведение, в котором его выставляют дураком и в котором даже трактирщица знает больше? Никогда не лезть в политику и не принимать ничью сторону в спорах посетителей — а просто выдворять вон нарушителей порядка. Уметь с улыбкой выслушать самого тупого зануду и добродушно с ним согласиться. Разбираться в людях и — носить маску недалёкой простушки… И чтобы ни одна собака не догадывалась, что она плачет ночами, напрасно дожидаясь гадкого ничтожного сопляка, которому совершенно не нужна!

Полтора года, прошедшие между совершеннолетием Северуса и его выпускным вечером, были очень трудными. Для него, для меня и для наших с ним призрачных взаимоотношений. Он мог не приходить два-три месяца, а потом неожиданно появлялся, отощавший, облезлый, со следами химических ожогов на руках и злющий, как дракон после спячки. Я интересовалась, чем обязана и что за крупная тварь сдохла нынче в Запретном лесу. Он нехотя рассказывал что-то о подработках, о выполнении заказов для чёрного рынка, о подготовке к аттестационным экзаменам. Я делала вид, что верю, что всё в порядке. Мы с Кики со скандалом загоняли его в ванную, варили под его руководством противоожоговые и ранозаживляющие снадобья, пытались лечить и кормить. Моя эльфийка по-прежнему терпеть его не могла, и Тамплиер отвечал ей взаимностью.

— Ты ещё здесь, позор эльфийского рода? Ты же, вроде, замуж собиралась!

— Выйдешь тут! Вы же, сударь, всех моих поклонников распугать!

— Боятся? Правильно делают!

— Ничуть! Просто эльфы тонко чувствовать прекрасное, а вы их — того… шокировать.

— Попрошу у хозяйки, она мне тебя подарит для опытов.

— Кики — свободный эльф!

— Вот как? Тем лучше. Значит, сам потихоньку отравлю.

— Это ещё кто кого. Вы кушайте, сударь, кушайте…

Эти двое пикировались постоянно, и я начинала подозревать, что эта непрерывная война доставляет обоим моральное удовлетворение.

А потом Кики отправлялась в зал присматривать за посетителями, безо всякого Оборотного зелья принимая мой облик, и мы оставались вдвоём. Я никогда не знала заранее, дойдёт ли у нас дело до близости, но тем слаще она была — своей нереальностью, эфемерностью. Иногда мне казалось, что его неожиданная грустная нежность предназначалась совсем не мне, что, обнимая меня, он думает о своей принцессе Эванс. Но надо отдать ему должное — он ни разу не назвал меня её именем.

А между тем ненавистное имя мне приходилось слышать регулярно: все мои посетители, от директора до последнего третьекурсника (тем, кто младше, в Хогсмид ходить было просто не положено), только и говорили, что о предстоящей свадьбе Лили и Джеймса, двух любимцев всего Хогвартса, которые решили пожениться сразу после окончания школы. Профессора называли их самой талантливой и красивой парой за всю историю школы, превознося на все лады их доброту, честность и смелость, и умиляясь их сказочно красивой любви. Я, как мне и было положено в силу моего амплуа, притворно ахала и глупо восхищалась — не спорить же с ними! И приходила в бешенство при мысли о том, что же должен чувствовать Северус, слушая подобные разговоры в школе. Я желала только одного: чтобы всё закончилось побыстрее, и чтобы Поттер увёз супругу куда-нибудь подальше, где Тамплиер не сможет её видеть. А дальше останется только уповать на целебные свойства времени.

Но не только блестящая парочка и её предстоящая свадьба были у всех на уме. Иногда школяры, низко склонившись над столиками, шептались об ином, кто — с восторгом, кто — с ужасом. Над магическим сообществом сгущались тучи: некий новый лидер, дерзкий, жестокий и совершенно невменяемый, рвался к власти и собирал под свои знамёна сторонников. Он сулил немыслимые блага чистокровным семьям, которые его поддержат, смерть или рабство — всем остальным. Вся эта шовинистическая чушь была далеко не новой и вызывала у меня только отвращение. Но я знала, что Северус активно общается как раз с теми, кто в моём пабе больше всех обсуждал «грядущие великие перемены» и сдвигал бокалы «за твёрдую руку». Неужели у моего гениального мальчика хватит дури спутаться с бесноватым параноиком и его шайкой? Я очень боялась, что хватит! Но, увы, я бессильна была что-либо сделать: он упорно не желал говорить со мной на подобные темы.

В общем, это были нелёгкие полтора года. Хотя, если вдуматься, лёгких времён у нас не бывало. Ни дня — за все двадцать с лишним лет. Да и сейчас не слаще — сидеть и ждать погоды у чужого моря, уговаривая себя: дескать, ситуация под контролем. Как будто я успею что-нибудь предпринять, если медальон подаст тревожный сигнал! Тогда — два десятка лет назад — не успела…

Я не знаю, что происходило на их выпускном вечере. Во всяком случае, обошлось без громких скандалов и драк, о которых стало бы известно в деревне. О помолвке, а затем и о бракосочетании Лили Эванс и Джеймса Поттера я узнала из «Ежедневного Пророка». Помолвлены они были действительно тем же летом, а свадьбу назначили под Новый год. А чуть позже, накануне своего девятнадцатого Дня рождения, Северус впервые пришёл ко мне с этой штукой на руке.

Был уже двенадцатый час ночи, за окном мела метель, кора на деревьях лопалась от мороза. Я уже лежала в постели и пыталась читать, когда он материализовался в моей спальне, засыпав снегом ковёр.

— Роз, они поженились. А мне — плевать! Пошло оно всё к троллям…

Я сразу поняла, что с ним что-то не так и не стала задавать лишних вопросов. Парня била крупная дрожь, язык заплетался, глаза лихорадочно блестели, он едва держался на ногах. Согревшись у камина, он уснул прямо в кресле, не выпуская из рук чашки с подогретым вином. И не проснулся, даже когда я левитировала его на кровать. Его левая рука показалась мне подозрительно горячей, я расстегнула манжету, задрала рукав — и обомлела. Я уже была наслышана о том, как выглядит Чёрная Метка и кто её получает, знала, что её нельзя поносить и положить на место. Это — пожизненный контракт, как душу Дьяволу продать, если не хуже… Но, Мерлин свидетель, не было у меня тогда в сердце ни отвращения, ни гнева — только ужас от обрушившейся на нас беды, от того, что близкий человек совершил страшную непоправимую ошибку. То, что потом стало похоже на мрачненькую татуировку, сейчас выглядело как свежее клеймо с обугленными краями и зловещей краснотой, охватившей всё его предплечье. Сама не понимая, зачем это делаю, я осторожно погладила изуродованную руку — и тотчас перед моими глазами померк свет. Я увидела Тамплиера в какой-то комнате с зашторенными окнами, в окружении незнакомых мне людей в чёрных плащах с капюшонами. С мрачной решимостью он медленно закатывал рукав белоснежной рубашки, пожирая взглядом того, кто, стоял в центре комнаты. Так вот он какой, хвалёный Тёмный Властелин? На первый взгляд даже красив, но в лице — ничего человеческого, а в змеиных глазах — явные признаки безумия. Он слегка прикоснулся волшебной палочкой к руке молодого человека, и на бледной коже начал медленно проступать узор в виде черепа и змеи. Я не сумела сдержать крик и до крови прокусила губу: мне показалось, что меня клеймят раскалённым железом — боль была вполне реальная, жестокая и беспощадная. А Северус даже в лице не изменился — та же мрачная решимость, только зрачки расширились и глаза стали совсем чёрными. Люди в чёрном в недоумении переглядывались: господин любит истязать своих слуг, и боль — тоже часть посвящения, но никто, ни один из них ещё не проявлял подобной стойкости во время мучительного ритуала. Змеиные глаза их хозяина с жадностью вглядывались в лицо Тамплиера. Я как будто прочитала его скользкие змеиные мысли. Этот талантливый мальчишка будет очень полезен, но уж больно умён и слишком сильная у него воля. И это плохо, это может представлять опасность. Его обязательно нужно сломать, найти его слабое место. Со временем так оно и будет…

— Прекрати! Тебе, что — жить надоело? — Северус, разбуженный моим криком, грубо отдёрнул руку. — Никогда больше так не делай!

— Что ты натворил, Сев…

— Давай обойдёмся без истерик, ладно?

— Как ты мог в это вляпаться, как?

— Мне уйти?

— С ума сошёл! Спи, утром поговорим…

А утром мы долго, до хрипоты спорили. Он пытался убедить меня в своей правоте, на самом деле, убеждая себя самого.

— Роз, не надо драматизировать. Меня впервые оценили по заслугам.

— Кто? Бандиты? Отморозки? Бесноватые шовинисты? И тебе среди них — самое место?

— Придержи язык, женщина!

— Иначе — что? Пропаду без вести? Сгорю дотла вместе с пабом?

— Истеричка! Устройся я в Аврорат, ты закатила бы семейный праздник! А там — ещё похлеще отморозки! А в Министерстве сколько мрази работает, ты знаешь?

— По мне, политика — это всегда грязь. И не надо в неё лезть.

— Это то, о чём я всегда мечтал.

— Стать рабом маньяка? Поздравляю — мечты сбываются!

— Делать то, что делали мои предки. Играть в опасные игры. Быть советником правителя.

— Если вы придете к власти, страна погибнет!

— А может быть — всё станет на места? Чистокровные маги перестанут прятаться, а быдло навроде моего папаши не будет больше отравлять им жизнь.

— Твой чистокровный Джеймс Поттер — не меньшее быдло!

— Это с какого перепугу он — мой???? Да я уничтожу его при первой же возможности!

— А твоя драгоценная Эванс? Ведь это из-за неё ты сломал себе жизнь! И что ты сделаешь с ней? Она, ведь, насколько я помню…

— Не смей! Замолчи! Никогда не напоминай о ней!

Мы швыряли друг в друга посуду и заклинания, потом вместе уничтожали следы погрома. При этом он не спешил хлопнуть дверью, а я — указать ему на эту дверь. Потому что мне был важен он сам, а не то, с кем он сейчас. Его поступки, а не слова. Ну а Тамплиер… почему он возвращался ко мне все эти годы? Продолжая любить другую женщину, меняя друзей и взгляды, изводя меня бесконечными спорами — всё-таки возвращался? Мерлин его знает…

— Я была там вместе с тобой — сегодня ночью, когда дотронулась до Метки…

— Вот почему ты так орала? Но… всё не так, как тебе привиделось. Я думал, ты меня поймёшь…

— Я отлично тебя поняла. Но от этого не легче.

— Пожиратель Смерти Люциус Малфой помог мне, когда я в этом нуждался — в отличие от министерских чиновников!

— Ну ещё бы! Он и его хозяин просто сыграли на твоей слабости!

— Я не слабый!

— Но ты купился! А трюк старый, как мир! Его даже маггловские сектанты используют, чтобы привлечь в свои ряды новых идиотов!

— Я всегда смогу уйти, как только решу, что мне это больше не нужно.

— Ты сам в это не веришь!

— А ты сгущаешь краски. Всё далеко не так страшно.

И спор начинался сначала. Я не прогнала его: ни тогда, ни потом. Возможно, из-за того, что я — просто дура и тряпка, с которой даже домовуха не считается. Но, побери меня Моргана — что бы это изменило? Разве это спасло бы кого-то? Да, конечно, сама я осталась бы чистенькой, не стала бы соучастницей, не приняла на себя половину его вины. Я не чувствовала бы себя сидящей на пороховой бочке, не подскакивала бы среди ночи от каждого шороха, боясь, что этот ублюдок Волдеморт снова призовёт лежащего рядом со мной человека на свой жуткий шабаш, с которого он вполне может не вернуться. У меня была бы спокойная уютная жизнь, уютный респектабельный муж. И отличная возможность до конца дней тосковать и горько сожалеть о своём предательстве и малодушии!

Как бы то ни было, но мы продолжали видеться, и внешне даже мало что изменилось. У него не было больше повода лгать мне про «подработки», а у меня появилась ещё одна причина скрывать наши отношения, более серьёзная, чем острые языки деревенских кумушек. Я не желала разделить его убеждения, которые и убеждениями-то не считала — скорее, глупой и опасной блажью. Но, как это ни парадоксально, мы стали ближе друг другу. Северус, с его дотошностью, стремлением просчитывать все варианты и патологическим недоверием, казалось, и мысли не допускал, что я донесу на него. Я это понимала, и была ему благодарна. Настолько, что с лёгкостью отправилась бы в Азкабан «за укрывательство опасного преступника». Почти три года я была любовницей Пожирателя Смерти. И всё это время их зловещая организация была у всех на слуху; не было и дня, чтобы кто-нибудь из посетителей не рассказал в моём пабе очередную историю об убийствах, взрывах, похищениях людей. И несмотря на это, я упорно отказывалась считать человека, который изредка разделял со мной ложе, садистом и убийцей. «Ведь само по себе членство в организации ещё ничего не значит!» — говорила я себе. Что это было, бабская дурь или женская интуиция — не знаю и знать не хочу. Время всё расставило по местам.

В январе восьмидесятого со мной случилась досадная неприятность — впервые за все годы моей работы в «Трёх мётлах»: магическая таможня задержала в Дувре партию эльфийских вин, заказанных мной во Франции. Проклиная тупых чиновников, которым больше нечем заняться, я спешно трансгрессировала на место событий, и вернулась только через три дня. Кики встретила меня новостью:

— Ваш мальчик приходить, миссис Мерта. Я сказать, что не знаю, когда вас ждать. Он ответить, что он подождать вас в «Кабаньей голове», да.

— Почему в «Кабаньей голове», Кики? Почему ты не предложила ему остаться?

— Незачем баловать мужчин, миссис Мерта. Кики заботиться о вашей репутации. Вам нужен муж, миссис Мерта. Вот я бы на вашем месте… — и эльфийка разразилась очередной нравоучительной тирадой.

Северус меня не дождался, покинув Хогсмид за полдня до моего появления. Тогда меня это, помнится, удивило, но большого значения этой странности я не придала, и вскоре забыла об этом досадном недоразумении. До поры до времени…