Кто будет таким, как я? (джен)

Отдельно стоит упомянуть способ знакомства, который придумала для нас Тонкс. Фамилии и имена многих я, после первого дня обучения, уже знал. Но всё же, не со всеми однокурсниками удалось пообщаться, да и кроме фамилий из списков, которые зачитывал каждый преподаватель, мне о них было почти ничего неизвестно. Ни того, кто из нас вырос в семьях волшебников, а кто, так же как и я, узнал о существовании волшебства месяц назад. Правда, это легко можно было заметить по удивлению и даже восторгу перед движущимися лестницами, совиной почтой и живыми картинами.

Так, ещё утром, перед началом первых занятий, когда совы влетели в Большой зал, почти всем родители прислали поздравления с поступлением. Почти всем, чьи родители знали о совиной почте и регулярно ей пользовались. А вот одна из моих одноклассниц завизжала, когда птицы впервые полетели прямо над столами. Джастин Финч-Флетчли, хоть имени его я тогда ещё и не знал, серьёзно задумался, прежде чем выдать вопрос:

— А если они насрут мне в сок?

— Ничего, поживешь тут, перестанешь удивляться не только совиному помету в своей чашке, — совершенно серьёзно ответил Сид.

Он шутил, конечно. Волшебные совы за все время учебы в Хогвартсе так ни разу и не нагадили на стол. Но именно в тот момент и я задумался над таким серьезным вопросом наличия помета в тыквенном соке.

Но что-то я отвлекся... Вечером первого учебного дня старосты попросили нас собраться в гостиной факультета. Уже без жарких мантий, в которых в начале сентября было невыносимо душно, в уютной обстановке мы расселись на креслах. Кое-то со старших курсов тоже присутствовал, что немного смущало, но... возможно, смущало это только меня.

— Итак, — начала Тонкс, хлопнув в ладоши. — Вы уже познакомились друг с другом, немного пообщались на переменах и в спальнях, но всё же не настолько хорошо и не со всеми. Мы придумали, как это исправить. Сейчас каждый будет по очереди рассказывать немного о себе, а потом мы будем выяснять, как много у вас общего друг с другом, и что же это.

— Как в обществе анонимных алкоголиков, — усмехнулся Джастин.

— И ты почти прав, — ответила Тонкс, — Поэтому мы и начнем с тебя. Имя, фамилия и буквально несколько слов о себе.

— Но я не знаю, что говорить о себе. Я ничего не сделал, ничем не отличаюсь от остальных, мне так же, как и всем тут, одиннадцать лет.

— Подумай о том, что считаешь своим достоинством, отличающим тебя от остальных. Наверняка, у всех найдутся хобби, любимые книги, свои странности.

— Ага, я вот, например, часто ковыряюсь в носу, сойдет за особенность? — спросил Сид, хотя, по-моему, на его месте стоило бы в качестве особенностей назвать невозмутимость: далеко не каждый может вот так просто в незнакомой обстановке выдавать перед будущими однокурсниками такие шедевры.

Я в тот момент тоже думал, что можно рассказать о себе. Знаете, это довольно сложно делать в обществе людей, где все одного возраста, учатся в одном классе, носят одинаковые мантии и ещё ничего особенного не умеют. Дадли любил играть в компьютерные игры, ходил в секцию бокса, и это могло бы выделить его — вряд ли тот же Сид занимался каким-либо спортом. Но я не имел, собственно, никаких увлечений. Дурсли и не думали отдавать меня в секции, в школьном театре я не выступал по причине отсутствия актерских способностей, в школьный же музыкальный кружок не ходил по причине отсутствия слуха, близко к компьютеру меня не подпускали, поэтому в компьютерные игры я тоже не играл. Жизнь в чулане — так себе особенность, как и любовь к комиксам про супергероев. Не то чтобы я сильно разобрался за один день в том, куда попал, но даже тогда я уже понял, что про супергероев говорить глупо — придется ещё и объяснять, что это такое и с чем их едят.

Судя по задумчивым лицам однокурсников, над подобным размышлял не я один. На самом деле это хороший тренинг. Очень хороший. Даже сами старосты, придумавшие его, так и не осознали всей его значимости. Но в тот момент я понял, что мне нечем гордиться. Я — посредственность, ничем не отличающаяся от остальных. Грустно, но зато есть куда стремиться.

— В носу ковыряются многие, боюсь тебя расстроить, но...

— И снова я не уникален. Да что ж такое, — притворно-грустно сказал Сид.

— В общем, начинай, — Тонкс улыбнулась, стараясь подбодрить Джастина.

— Ну... меня зовут Джастин Финч-Флетчли. Я должен был поступать в Итон и в этом году даже успел сдать первые вступительные экзамены, а потом узнал, что я волшебник. Даже не знаю, что еще сказать... Окончил начальную школу в Бристоле, там же живут мои родители. У них своя клиника, и отец мечтал, чтобы я стал хирургом, как и он. Мать обрадовалась, что я буду учиться в Хогвартсе, а отец злился, потому что я единственный сын, и ему некому будет передать свой бизнес. Вроде бы всё. Я не знаю, чего такого ещё сказать.

— Хорошо, — Тонкс обвела взглядом всех первокурсников, выбирая следующую «жертву». — Сьюзен, давай ты.

Судя по лицу самой Сьюзен, следующей быть она не хотела. Впрочем, выбора особого у неё не было. Она отчего-то покраснела; волнение вообще всегда заметно по лицам рыжих. Они почему-то, как правило, очень сильно краснеют или бледнеют, сильнее, чем другие.

— Я Сьюзен Боунс. Мои родители... погибли, и меня воспитывала тётя. Она работает в министерстве. Я не окончила никакой школы и вообще, меня учила писать... старая тетка-сквиб моей тёти... даже не знаю, кем она мне приходится.

— Это ещё ерунда, — перебил Сьюзен Сид, — меня учил писать и считать наш старый домовик, который кланялся при встрече и нещадно бил меня книжкой по голове, если я не сделал домашнее задание. Мне казалось, что я его домовой эльф, а не наоборот.

Сьюзен улыбнулась. Странное дело, но, кажется, чистокровные даже больше стеснялись, чем магглорожденные. Они, действительно, до школы не посещают никаких учебных заведений — нет никаких курсов, секций, ничего вообще. Даже писать и считать их учит, кто придется и как придется. Поэтому на тот момент, и я, и Джастин, могли хотя бы заявить, что окончили начальную школу и вполне успешно прошли испытательные экзамены для поступления в среднюю. В моем случае, не Итон, конечно, но тест для поступления я тоже сдавал. Да, представьте себе: даже в самую завалящую маггловскую среднюю школу требуется сдавать тест для поступления. Такие дела.

— Ну да, должно быть, мне повезло, раз меня не били книжками по голове, — с сарказмом продолжила Сьюзен. — Наверное, мне больше и нечего рассказать...

— Вспомни какую-нибудь забавную или интересную историю, которая произошла с тобой, — предложила Тонкс.

— Однажды я нашла новорождённого котенка. На улице, недалеко от нашего дома в Лондоне. Я не знаю, что он там делал. Я принесла его домой и долго боялась рассказать тёте, поскольку мне казалось, что она будет недовольна. Поэтому я сама его выкармливала. Мне тогда было восемь. Сейчас я привезла кота с собой в Хогвартс, его зовут Снег, потому что он абсолютно белый. И глухой. Когда тётя узнала, что я завела котенка и сама выкормила его — она похвалила меня. Зря переживала.

— Ты очень добрая, — заметила Тонкс, отчего Сьюзен еще больше покраснела. Вообще, как позже я пойму, она не любила, когда говорили о ней. Но если дело касалось чего-то другого и её интересов, могла отстаивать их очень твердо. Как и её тётка — не зря она заняла такой высокий пост в министерстве.

— Я тогда не знала, что он глухой. Он ведь был совсем маленьким, у него даже глаза еще были закрыты.

В этот момент я думал только о том, чтобы меня не попросили рассказать какую-нибудь забавную историю из жизни. Конечно, истории были. Например, я как-то залез на дерево, когда убегал от Пирса, а слезть самостоятельно не смог, как и в случае с попаданием на крышу. Так и просидел весь вечер на ветке, плача. Мне казалось, что моя жизнь на этом дереве и закончится. Не то чтобы я хотел рассказывать всем о подобных историях.

Забавно. Этот вечер знакомств был придуман, чтобы все узнали друг друга получше, но половина людей, уверен, думала над тем, что же они скажут о себе, — их не интересовали чужие истории.

— Так, Эрни. Теперь ты.

— Я Эрни Макмиллан. Учился один год во Франции, в подготовительной школе. Отец работает в Британском представительстве Международной квиддичной ассоциации, мама — в совятне на Косой аллее. Из-за отца я ненавижу квиддич, потому что только о нём почти все разговоры дома. Причем не о самом спорте, а о его подноготной. Кто, кому и что в раздевалке подлил в питьевую воду, кого сняли с чемпионата из-за Феликс Фелициса, кто чью метлу заколдовал. Если просто полетать на метле и находиться в составе школьной сборной — это ещё ничего, но профессиональный спорт — такая помойная яма. Ну, вроде бы всё.

— Спасибо, — Тонкс встряхнула головой, и у нее волосы приобрели ярко голубой оттенок, что меня немного шокировало.

— Ты метаморф, да? — спросил Сид.

— Ага.

— Круто! Всегда мечтал о такой способности, но что не дано, то не дано.

— Кто такие метаморфы? — поинтересовался Джастин. Прям с языка вопрос снял — мне тоже стало интересно.

— Мы умеем менять внешность по своему усмотрению без заклинаний. Например, вот так, — на месте головы Тонкс появилась голова самого Джастина, отчего мой одноклассник нахмурился, а остальные рассмеялись.

— Тебе идут сиськи, Джастин! — вставил Сид своё веское замечание.

— Сид, прекрати! — Тонкс вернула свой прежний облик, — Вот ты и будешь следующим.

— Да без проблем. Я Сидни Шеклтон. Мои родители всегда хотели, чтобы я был умным и начитанным, поэтому с детства приставили ко мне грамотного домовика, в лучших слизеринских традициях. От нашего у меня нервный тик развился: крадёшься после обеда к мётлам, а прямо перед тобой это ушастое чудо аппарирует и вкрадчиво так интересуется, а уж не летать ли молодой хозяин собрался? А прочитал ли он об исключениях Гэмпа? В общем, у меня есть мечта: поймать нашего домовика и бить его головой об книгу. То есть, книгой об голову. Один раз я даже попытался эту мечту воплотить в реальность, прокрался ночью в каморку, стою, значит, с книгой в руках, а это ушастое создание открывает один глаз и спрашивает: А что это молодой хозяин тут делает? Пришлось оправдываться и срочно искать в той книге какой-то якобы непонятный момент. Да, в общем-то, и всё. Или ещё чего поведать надо? А то я про ковыряние в носу ещё недорассказал.

— Кем ты мечтаешь стать? — спросила Тонкс.

— Богом, — не задумываясь, ответил Сид.

— И ты что-то делаешь для того, чтобы воплотить свою мечту? — зачем-то ляпнул я, настолько меня поразила серьезность тона, которым Шеклтон ответил на вопрос.

— Конечно. Для этого я не делаю ничего, потому что Бог никому и ничем не обязан.

— А ты забавный, — как-то немного пренебрежительно заметила девочка с длинными вьющимися волосами, Меган Джонс.

— Видишь, Поттер, девушкам нравятся Боги! — ничуть не смутившись, ответил Сид.

— Ладно, с мечтами разобрались. Меган, давай ты и будешь следующей.

Из всего, что говорила Меган, я запомнил только то, что она сочиняет стихи, и ее родители владеют оптовой компанией, занимающейся продажей тканей из Восточных стран и то, что раньше они продавали еще и ковры-самолеты, но теперь это запрещено. Позже, гораздо позже, я узнаю, что они продают их до сих пор, но по ценам, значительно более высоким, так как за провоз товара через границу, приходится заплатить приличную сумму одному из министерских чиновников, а провести такой ковер без связей, купив его за копейки в том же Иране, невозможно — попадешь на очень крупный штраф. Впрочем, ничто не препятствует появлению поддельных ковров, отличных от настоящих временностью его летательной способности. Так заколдовать ковер может любой шестикурсник, но есть риск свалиться кому-нибудь на голову. Поэтому правило, которое я усвою позже, гласит: если ты летаешь на какой-то фигне, обязательно надо брать с собой метлу или уметь аппарировать прямо из воздуха.

— Гарри, теперь ты.

Несмотря на моральную подготовку, я всё же непонятно зачем надеялся, что до меня очередь не дойдет, станет внезапно очень темно, начнётся гроза, в дверь ворвется Дамблдор и закричит, что в Хогвартсе пожар, а ещё жуткий тролль проник в замок через подземелья и бродит теперь по первому этажу, и все срочно эвакуируются, но ничего это не произошло, поэтому...

— Я Гарри Поттер. И я полное ничтожество, — решив говорить все, как есть, заявил я. Зачем? Сам не знаю. До сих пор.

— О, да мы с тобой подружимся. Бог и ничтожество — звучит круто! — тут же подхватил Сид.

— Так, ребят, давайте серьезнее.

Хотелось сказать, что я вполне серьезно, но мне показалось, что это будет слишком жалко. А раз это восприняли как шутку, то не все для меня потеряно.

— А серьезно будет скучно. Родители погибли, жил у магглов — у тети по материнской линии. Окончил младшую школу, писать и читать меня научили там же, без домовиков и ударов книгами по голове. О том, что волшебник, узнал, когда профессор Квирелл пришел ко мне в дом. Тетя скрывала это и о родителях ничего не рассказывала. Как-то так.

— И кем ты мечтаешь стать?

— Не знаю. Я еще не знаю, кем вообще можно стать в мире волшебников.

— Кем бы ты не стал, тут профессии слишком скучные. Я думаю, магам давно пора осваивать новые горизонты, — мечтательно произнес Сид, и я так и не понял тогда, к чему он это сказал. По его речи вообще сложно понять, шутит он или говорит серьезно — он всё делает как-то... одинаково.

Нет, я однозначно хотел кем-нибудь стать. Кем-нибудь очень значимым и известным. Не Богом, конечно, хотя... если бы я знал, что это возможно; но я и в одиннадцать лет понимал, что это маловероятно даже с магией. Но, как я сейчас думаю, кроме Ханны Аббот и Сьюзен, все о себе на самом деле рассказали правду лишь наполовину. Ханна призналась, что мечтает стать колдомедиком. Им ей стать так и не суждено, потому что она не сдала достаточно хорошо СОВ по зельеваренью и не продолжила обучение на последних курсах, а этот предмет был необходим для колдомедицины. Но тогда, будучи студенткой первого курса, она точно хотела лечить людей.

— Захария, что ты можешь о себе рассказать?

— Мое имя Захария Смит. В отличие от некоторых, — в этот момент Смит бросил мимолетный взгляд на Сида, — я всегда мечтал поступить на Хаффлпафф, здесь учились все мои предки по отцовской линии. В коридоре, ведущем в нашу башню, даже есть их портреты. Меня так же обучал домовой эльф, но, видимо, я не настолько ленив и глуп, поэтому книгами по голове меня не били.

— Ты просто зануда, — пренебрежительно бросил Сид.

— Можешь и так считать. Мой отец заведует продуктовым рынком, — с непонятной мне гордостью в голосе продолжал Смит.

Не понял я его гордость тогда потому, что для меня кто-то с рынка, пусть и заведующий, представлялся кем-то вроде моего одноклассника-араба, говорящего на английском с жутким акцентом, и ходящего вечно в грязной одежде. Он был восьмым ребенком в семье, и всем было плевать, как он выглядит. Вот его отец как раз владел палаткой на рынке в Литтл-Уингинге, в которой торговал фруктами. Сейчас, конечно, я понимаю эту гордость Смита. В Магической Британии продуктовый рынок был единственным, мало кто из магов там вообще бывал, разве что — очень небогатые люди. В основном, за покупками отправлялись домовые эльфы. Даже Хогвартс закупал продукты только там. И должность управляющего вряд ли была меньшей, чем должность главы одного из отделов министерства. Впрочем, мало кто там и работал — быть продавцом в таком месте считалась довольно унизительным, поэтому там чаще всего трудились эльфы. Владельцы лавок просто арендовали ещё и домовиков.

Вообще, рабский труд домовиков используют довольно часто и на очень многих производствах. Многие волшебники вообще нигде не работали, сдавая эльфов в аренду на ту же золотодобычу гоблинам. Купить эльфа довольно непросто: домовик, рожденный в семье, считает только эту семью хозяевами, продажу он может воспринять как предательство и либо не полностью честно служить новым хозяевам, либо, напротив, возненавидит предыдущих владельцев и может выдать многие тайны, доставив тем самым немало хлопот. Продажа новорожденных домовиков не могла решить эту проблему, так как тут уже такую сделку обычно предательством считала эльфийка-мать, оставшаяся у прежних хозяев. Поэтому сдача в аренду практиковалась часто, и домовика на какую-либо службу отправляли его владельцы, получая за работу существа деньги. Помню, как на втором курсе Гермиона боролась за права эльфов, так и не поняв, что борется против целой экономической системы. Тогда и я этого не понимал, но от значка Г.А.В.Н.Э отказался, правда, по причинам более приземлённым.

Наверное, не стоит говорить в подробностях обо всех моих однокурсниках, а о тех, кто запомнился мне уже тогда, я рассказать успел. Нет, далеко не все они стали моими друзьями; насколько я понял, тот же Захария вообще так и не нашёл себе друзей в школе в силу своего идиотского характера и высокомерия, но моя школьная и не только жизнь была в той или иной степени связана с этими людьми, про одну часть которых я поведал, а про другую — лучше рассказать позднее.

После того, как все представились и сказали пару слов о себе, Тонкс предложила назвать события, интересы или что-либо ещё, и те, кто эти интересы разделяет — должны встать. Пожалуй, в этой части нашего необычного знакомства, я вставал всего пару раз — когда Тонкс спросила, кто окончил начальную школу, и кто знает, как из двух пятых отнять восемь третьих. Как оказалось, волшебники привыкли считать лишь что-то реально измеряемое (и зачастую умели это делать лучше большого количества магглов, к слову), и о том, что из меньшего можно отнимать большее, знали только я, Джастин и Меган Джонс.

Зато Сид почти всегда стоял: когда Тонкс спрашивала, кто любит квиддич, плюй-камни, петь, танцевать, плавать, ничего не делать. Разве что среди любителей читать его не оказалось (я же на этом вопросе долго раздумывал, люблю я чтение или нет — оно у меня занимало позицию развлечения от безысходности, — и в итоге встать всё равно не успел).

Потом Тонкс немного рассказала о себе, решив, что будет несправедливым, если она столько о нас узнала, а мы о ней — ничего. Сказала, что собирается стать аврором, умеет играть на гитаре — её отец научил, и хочет получить маггловские права, чтобы ездить на машине. Считает, что это круче, чем метлы. Хотя, метла у неё тоже имелась и не лежала без дела.

Поздним вечером, когда мы шли в спальни, казалось, что этот способ знакомства не прошёл даром. Все что-то друг у друга спрашивали, разговаривали, создавая вокруг себя довольно много шума.

— Сид, — толкнул я под бок Шеклтона, — слушай, а можно стать метаморфом?

— Не-а, это врожденная способность. Вроде того же умения говорить со змеями, которое приписывают потомкам Слизерина. Если не умеешь, то и не научишься.

— Метаморфом быть круче, — действительно, многое бы отдал за возможность менять свою внешность по усмотрению.

— Да сейчас уже вообще никаких способностей не осталось. Это, можно сказать, уникально. Последним змееустом в Магической Британии был Сам-Знаешь-Кто, а Тонкс, наверное, последний британский метаморф, хотя в этом я не уверен.

Я на секунду остановился, услышав это. Змееуст, потомок Слизерина... Надо будет подробнее узнать. Потом я пойму, что искать информацию о Темном Лорде не очень просто, да и вызывает ненужные подозрения: мадам Пинс начала приглядываться ко мне очень быстро, так что пришлось помимо нужных книжек набирать еще кучу учебников. Правда, думаю, ей в принципе был подозрителен интерес к войне конца 70-х годов со стороны первокурсника.

Надо признать, что устроенное Тонкс знакомство нам очень помогло, и за первую неделю мы все довольно-таки неплохо друг друга узнали именно благодаря такому подарку со стороны старосты. Мы сразу оказались как бы в коллективе сколько-то знакомых ребят, о которых мы можем чего-то сказать, а не каких-то случайных попутчиков, и это было очень важно. На других факультетах, как я позже узнал, процесс первоначального знакомства мог растягиваться чуть ли не на месяцы — а ведь Хаффлпафф едва ли не самый многочисленный факультет, и именно здесь проблема ознакомления учеников друг с другом должна стоять острее всего. В нашей же группе за первые недели у каждого проявились какие-то черты, по которым его стали отличать от остальных. У кого-то это была особая манера общения, у кого-то — запоминающиеся случаи и выступления, у меня же...

Если на первом курсе и наступил мой звёздный час, то им был наш второй урок по полётам. Уже догадываясь после первого занятия, что ничего по-настоящему интересного, пока мы не сдадим норматив, нам не грозит, несколько учеников решили не тянуть кота за хвост и попытаться сдать экзамен сразу. Возглавил нашу делегацию к мадам Хуч Захария Смит. Всего желающих нашлось четыре человека: сам Захария, Лиза Турпин и Рэймонд Скотт с Райвенкло и я. Я решил присоединиться к этой компании уже под конец, после того, как Захария со свойственным ему высокомерием заявил, что вряд ли на всём Хаффлпаффе найдётся ещё кто-либо, кто может летать лучше пьяного шмеля — куда уж им проходить какой-то лёгкий тестик на полёты. От этих слов стало почему-то обидно, и судя по одобрительным похлопываниям меня по плечам, не только мне.

— Значит, вы уверены, что хотите сдавать экзамен?

— Да, конечно, и давайте уже приступим, — Захария был в своём репертуаре.

Мадам Хуч произнесла несколько заклинаний и над полем появились цветные кольца из дыма на разной высоте, метра по два в диаметре. Кажется, суть задания становилась уже понятной.

— Итак, это будет вашей трассой. Вот первое кольцо, а вон то — последнее. Ваша задача при полёте на метле пролетать внутри колец в последовательности от первого к последнему. Обычно норматив составляет полторы минуты, но раз уж вы у нас такие профессионалы, то вам и минуты хватит. Ты, светленький, — обратилась мадам Хуч к Смиту, — полетишь первым, так что готовься. У тех, кто не сдаст сейчас, следующая попытка будет не раньше ноября. Ну чего ты там возишься?! Метлу в руки и на старт! Давай! Давай! Три, два, один, старт! Следующим будешь ты, очкастый. Сопли не жевать, метлу в руки и бегом к старту!

Захария летал объективно неплохо, но ему не хватило шести секунд, чтобы экзамен по полётам зачли — всё же, чтобы пройти трассу за минуту, лететь надо было действительно довольно быстро. Как он там огорчался и сокрушался о несправедливости, я уже не слышал, поскольку мне самому дали команду стартовать, а жаль — к этому моменту он уже успел основательно меня достать.

Не знаю, как полёты ощущаются другими людьми, но лично со мной дело обстоит таким образом: как только я сажусь на метлу, окружающий мир отступает куда-то на второй план, оставляя нас с метлой наедине. Само ощущение свободы и полёта не стоит даже пытаться передать, — всё равно любые слова будут для этого слишком блеклыми — поэтому можно ограничиться коротким «это непередаваемо прекрасно». И в полной мере я это ощутил сейчас, когда передо мной мелькали цветные кольца, в ушах свистел ветер, и не было в мире больше ничего, кроме меня с метлой, колец и ветра.

— Пятьдесят пять секунд. Зачтено. Можешь теперь на полётах летать, как хочешь, только не мешай другим. И слишком далеко от площадки не улетай.

Толпа взорвалась аплодисментами, и только Захария смотрел на меня, как на врага. Кажется, первого недруга в школе я себе уже нажил, но не сказать, чтоб это было прямо-таки неприятно. Всё равно он был чересчур высокомерным, чтоб с ним было приятно общаться. Может, надо было свести его с Гермионой, чтоб они поучали друг друга? Но в тот момент его неприязнь не представлялась сколько-то важной — я впервые в жизни купался в лучах славы. Если учесть, что до этого со стороны сверстников я получал в лучшем случае равнодушие (в первую неделю в Хогвартсе, конечно, было и дружелюбие, но всё равно это не то), то в происходящее не верилось.

Остальные? А что остальные? Лиза Турпин взяла нужный темп, для того чтоб успеть выполнить задание, но под конец не смогла справиться с управлением и не вписалась в очередное кольцо. Скотт прошёл трассу за пятьдесят девять секунд, и стал вторым героем дня. По количеству аплодисментов и общему восторгу до меня он, конечно, не дотянул, ибо проходил трассу уже после, но и на его долю выпало немало. Всё дальнейшее занятие мы с ним летали в своё удовольствие, и Рэймонд даже показал мне парочку трюков. У нас с ним была идея поиграть в салки на мётлах, но к сожалению, мадам Хуч к подобной инициативе отнеслась резко отрицательно. Впрочем, настроения мне это тогда испортить не могло — жизнь была прекрасна и удивительна, Хогвартс был самой замечательной школой на свете, а метла — самым великолепным средством передвижения и развлечения одновременно.