Tempus Colligendi (гет)

коричневый ухмнннн

йерннн коричневый ухмнннн

фэйунннн

Вот такие звуки: даже в дымке.

Очнись, дурак, ты же читал эту книжку три раза!

Гарри приподнялся на койке — само по себе логично, где ж еще ему быть после Брокдейлского моста, кроме как на больничной кровати в Мунго? Он сам-то не запомнил, на какой точке отключился — хотя уж точно не помнил рушащегося моста. Возможно, уже успех. А что больница… Не в первый раз. Плохо то, что неизвестно, сколько прошло времени; может, два часа, может, два года. По крайней мере, наши еще у власти, а то проснуться никто бы не разрешил.

Палочки не было. Разумеется!

Глаза понемногу привыкли к темноте, и Гарри понял, что его беспокоило. Он лежал не на больничной койке, нет, и вокруг была не палата. Старая семейная кровать, потертые простыни, облупленные тумбочки по обеим сторонам, заваленный неясной одеждой стул, веселые цветочки на многое повидавших обоях — комната рисовалась слоями, будто Гарри выдумывал каждую следующую деталь из предыдущей. На самом деле все проще — за немытым окном всходило солнце, с большим трудом пробиваясь сквозь густые тучи. Как серый фильтр на фото, ради Мерлина.

Все вокруг плавало в какой-то неуверенной дымке. Скомканная одежда на стуле рядом казалась свернувшейся кошкой, обои временами переливались голубым и розовым, если, конечно, бывает розовый оттенок серого. Что хуже всего, Гарри никак не мог понять, где дверь, она скрывалась во тьме на дальнем краю комнаты. Зато в солнечном свете отчетливо рисовалась пишущая машинка — здоровенный черный кофр, поблескивающий резиновый валик, неожиданно зеленые клавиши и полинявший шильдик ROYAL спереди. В серой комнате ярким белым пятном выделялась и стопка бумаги — глянцевой, блестящей; в Министерстве никогда не использовали такую.

Гарри знал, что в машинке не хватает буквы “Н”. Странно, да? Любая подрывная листовка, отпечатанная на такой, указала бы на своего владельца всеми пальцами. Прямая улика, не косвенная. А избегать буквы “Н” у тебя нипочем не получится — без нее ты не можешь отрицать.

Он поднялся с кровати. Болела голова (шрам?) и почему-то ноги. Спотыкаясь и невербально ругаясь, придерживаясь за маслянистую на ощупь стенку, он дошел до стола и поднял стопку бумаги — такую же скользкую и холодную, как мертвый дракончик.

И вчитался в набранный текст.

“Солнце заливало красным всю чертову улицу из конца в конец, а они уже включили неон. Ни для чего, просто ради того, чтобы выглядеть шикарно, как старая шлюха в темноте. Теперь надпись “Золотой Клык” переливалась золотыми нитками наэлектризованного газа.

Наэлектризованный газ… прямо как то, что Генри сейчас нервно вдыхал. Как будто дышишь чистым водородом. Лунным водородом.

Все кончилось. Сейчас он войдет в офис “Клыка”, взмахнет значком, как памятник Эйбу Поттеру, а потом выдернет из рукава палочку и начнет валить каждого, кто помешает ему арестовать всех подряд. Он пойдет вверх, слушая, как расслабленная фоновая музыка, музыка лифтов, сменится долбежкой тревожных сирен — будто сверла и станки в той залитой кровью мастерской плотника Брута. Он забросит по Финдфайру в каждую лабораторию на пути, так, чтобы сок алигоции выкипел, разбрасывая дурманящую дымку на три квартала вокруг. Он выйдет на крышу только тогда, когда под этой крышей все выгорит.

Конечно, после этого в МАКУСА не станет меньше завозной дури.

Конечно, это не поднимет старину Дональда из могилы.

Зато, черт побери, это успокоит самого Генри. В конце концов, он любил делать людям больно”.

— Это еще что, мать вашу, такое? — вслух произнес Гарри. Он прекрасно знал, что полицейские операции так не проводятся, знал, что войти в парадную дверь — лучшая заявка на торжественные похороны, знал, что аврор один вообще ходить не должен, грех это. Но, несмотря на все сказанное, его не покидало мерзкое ощущение, что с автором этих строк он хорошо и близко знаком по визитам к зеркалу.

— Мать вашу, — повторил он и немедленно был за это наказан. Дверь открылась.

Женщина на пороге, казалось, не имела в своем облике ни одной прямой линии, от плюшевой юбки до подвитых волос. Кажется, если ее тронуть, если сжать ее руку, она слегка поддастся и спружинит — то ли как не вполне надутый воздушный шарик, то ли как намотанный на карандаш ком ваты. Она вся состояла из прокисшей помадки, из залежалой шерсти — и из радостной улыбки. Гарри хорошо знал ее.

— О, мистер Поттер, вы проснулись! А я вас услышала, — Долорес Амбридж лукаво подмигнула. — И сразу за черновики? Ах вы негодник, вам же еще рано работать. Вы же еще совсем-совсем хрупкий!

Ласковая Амбридж пугала. Неизвестность пугала еще больше.

— Нет, нет, немедленно за обезболивающее и в постель, — отмахнулась Долорес. — Ну кто, кроме вас, так правдиво отразит будни правопорядка? Кто? Нет, нет, я как ваша самая большая фанатка не могу допустить… Не могу допустить… Не могу…

Глаза Амбридж потухли. Просто две оловянные пуговицы. Гарри теперь видел разводы мороженого на ее розовой кофточке, крошки шоколада в ее волосах — как же они туда попали? Как же она ломала этот чертов шоколад? Он видел обгрызенные под ноль ногти и, что гораздо хуже, исполосованные мелкими порезами предплечья — до самых коротких, истрепанных по обрезу рукавов.

Странно, почему-то четыре шрама на ее лбу он заметил позже всего, и у него хватило криминалистики, чтобы понять — ногти.

— Я ваша самая большая фанатка, — вдруг глухо повторила Долорес. — Самая большая фанатка. Ваша. И если Генри не получит хорошую книгу. Если вы не ляжете, не примете таблетку, не встанете писать хорошую гребаную книгу… Придется расстаться и со второй ногой.

Черновики загорелись у Гарри в руках — и упали на пол. Прямо к поблескивающему серебром стальному протезу вместо половины левой ноги.

фэйунннн

крррасное все крррасннное

коричневый ухмнннн

* * *

В детских книжках и учебниках географии джунгли всегда зеленые. Как же, если лес — он строго обязательно зелен, столько-то хлорофилла в одном месте. В общем-то, именно таковы “джунгли” в часе езды от моря, которые показывают туристам — веселое солнце, свежий ветерок, шершавые слоны.

Гарри зеленых джунглей не видел никогда. За всю свои ходки в Камбоджу и на Филиппины он четко понял, что цветов у тропического леса ровно три, плюс-минус вариации.

Джунгли бывают черными; никакая луна сквозь листву не пробивается, и единственный свет — случайный Люмос особенно дурковатого вражьего охранения. Ну, еще искры в глазах ночных зверюг, проверяющих, не падаль ли ты. После ночных рейдов падали и впрямь хоть отбавляй, главное — не задерживаться на тропах до солнышка. Не нужно.

Джунгли бывают серыми, иногда желтоватыми — смотря какого цвета конкретно тут грязь. Грязью заляпано все. Ее взбивают ноги на тропе — сто ног в день, пятьдесят человек туда и назад, сорок под грузом, десяток погоняет. Или двести, триста, тысяча ног в один конец, сплошным потоком — беженцы, простые магглы, попавшие под магическую войну. Позже правительство признает все это дельце частью кампании против Бойцов за Свободу Камбоджи и выплатит достаточно компенсаций, чтобы местные забыли зеленые вспышки.

И джунгли бывают празднично-оранжевые, как галстук модной молодежи. Глуховато-красный оборачивается веселым апельсиновым на несколько отвратительных часов, потом угасая в могильный черный — так всегда бывает, когда кто-то в штабе облажался. Горящие джунгли, бегущие звери, обожженные темные маги. Задание отменено, Поттер. Вали. Это тебе не Выручай-комната, залитая почти разумным Финдфайром, это гораздо хуже.

А вот сейчас они были зелены. Меконг был прозрачен, и под лодкой правильными клиньями ходили огромные рыбины. В небе тянулась сплошная вереница кинематографичных вертолетов. Ну ради всего святого!

Этот кошмар Гарри прекрасно знал. Да, в свое время “Апокалипсис Сегодня” оказал на него то еще впечатление; да, он славно наложился на его собственные камбоджийские впечатления — например, на настоящий Меконг, густой от ила и пахучий. Очень часто ночами после командировок он был в своих снах капитаном Уиллардом. Очень часто, в самых разных вариациях.

Иногда он — как сейчас — плыл по бесконечной реке к полковнику Курцу, чтобы “отстранить его от командования”. Иногда лысая поблескивающая во тьме голова Курца лишалась носа, зато глаза его начинали отливать красным, и шипящий голос говорил о непоколебимой воле и первобытных инстинктах, об улитке, ползущей по самому лезвию и о последнем враге, что истребится. Это даже веселило. А иногда он плыл вдоль Темзы и шел горами Шотландии, теряя друзей и спутников, чтобы потом на пороге Хогвартса грязный, расхристанный Колин Криви сцапал его за руку и, болтая о расширении сознания и воинах-поэтах, повел на верхушку башни, мимо горгульи с головой водяного буйвола. И Дамблдор, поводя в воздухе совершенно черными руками, рассуждал перед ним о юношах из хогвартских классов, которые сжигают людей раньше, чем учатся ругаться, о праве судить и о смерти, последнем великом приключении.

Меконг под лодкой замер. Лодочный винт остановился у самой морды особо любопытной рыбины. В воздухе висело брошенное из кустов копье. Гарри прекрасно знал, что спит — и попытался проснуться.

И проснулся на жестком, низком топчане, покрытом какими-то клочками камуфляжки. Неверный свет масляной лампы времен китайских императоров, прислоненная к стене винтовка, нож у изголовья. Нож Гарри отлично знал — стандартный SOG. Прекрасно знал он и вошедших к нему: Рона Уизли, заросшего рыжей щетиной и завитками хмонгских татуировок (Продай дом, продай машину, продай детей, найди себе кого-нибудь и забудь обо мне. Я не вернусь никогда-никогда-никогда) и Риту Скитер, убравшую спутанные грязно-белые дреды зеленой повязкой, нацепившую явно чужие очки-авиаторы и все теребящую короткий фотоаппарат (Leica M3D-2, основной и настоящий глаз Вьетнамской войны. Когда не закрыт заботливо).

— Он пришел, полковник Поттер, — сказал Рон, и Гарри только кивнул — приводите, мол. Он знал, о ком речь, и не имел об этом ни малейшего понятия. Более того, это было не главное, о чем он сейчас беспокоился. Нет, далеко нет. Например, он как-то вдруг четко осознал, что то, что кое-кто там в Британии зовет безжалостностью, здесь на войне — просто ясность. Эта-то ясность и пугала.

У вошедшего не было лица.

Худой подросток, кажется, белый; сбитые костяшки, немного выше Поттера, но не сказать, чтобы высокий. Истертые школьные брюки и рубаха с оборванными рукавами — ни следа факультетских отметок. Коротко подстриженные волосы — то ли темно-русые, то ли сплошь покрытые меконговским илом. Полностью скрытое копотью горелого леса, неузнаваемое, черное лицо. И бронзовый жетон, начищенный и блестящий — молния в круге. Гарри не знал, кто он. Гарри знал, зачем он здесь.

— Так что же, значит, это тебя послали отстранить меня от командования? — усмехнулся он. — Почему? Руфус сказал тебе, почему?

— Я был назначен на секретную миссию, сэр, — ответил парень знакомым и незнакомым голосом с несколькими акцентами сразу.

— Ну знаешь, для меня это не секрет, а? Так что тебе сказали?

— Что вы совершенно сошли с ума. И что ваши методы командования нездоровы.

— А мои методы нездоровы?

— Я не вижу никаких методов, сэр. Разве что вот это?

Покрытая сухой грязью и сухой кровью рука указала на стену за Гарри. По закопченной стене белой неровной краской шла надпись, и в ее авторстве Гарри, к сожалению, не сомневался.

СБРОСЬТЕ БОМБУ. УНИЧТОЖЬТЕ ИХ ВСЕХ.

Через секунду джунгли стали ярко-оранжевыми. Через секунду воздух стал ярко-белым.

* * *

— Ужас. Ужас, — произнес Гарри уже в белый больничный потолок.

— Да уж, мой Лорд. Не марципанчик, — Сьюзи сидела над ним и, в противоположность своим словам, сияла. — Ребята, капитан пришел в себя!

Ей ответил нестройный, но явно бодрый хор со стороны. Хорошо — есть живые. Плохо — он не один в Мунго.

— Какого… — прохрипел он. Умница Сью подала ему стакан воды и только потом ответила:

— Сейчас двенадцатое, милый. Вечер, шесть часов уже, кажется. Ты пролежал почти сутки с anemia magica и дольше всех наших не приходил в сознание, между прочим.

— Ага, — проворчали из-за головы. Невилл. Стало как-то спокойнее. — Везет тебе, Гарри. Мы тут уже приняли один-два тура больничной овсянки, а ты все проспал.

— Кое-кому повезло, — Гермиона подошла к кровати, вполне себе на ногах, только что бледная. От нее за версту несло табаком, и Гарри с наслаждением втянул воздух. — Рон с Джин в Норе отлеживаются, им разрешили.

— Уизли — крепкая порода, — гордо, будто сам селекционировал, отозвался Гарри — и тут же с тревогой перевел взгляд на Сью. — Потери?!

— Лежи, лежи, — Сьюзи погладила его по холодному лбу. — У нас никого, Тони и Падма в интенсивной терапии, но все в порядке, отойдут — перенапряглись… Да все перенапряглись, — она сдула прядку со лба. — Только и проблемы, что ребята, как силы заканчивались, ложились себе на обочину, а вы, мой Лорд, вычерпали все, а потом продолжили держать.

— Удержал? — тихо спросил Гарри.

— Да, до ударников, — Гермиона явно была крайне довольна. — Среди магглов жертв нет, только обливиаторы… ну, это потом. Мы додержали до подхода Отдела, потом еще авроры пришли, в общем, мост на месте.

— О, ты же не знаешь, командир! — рассмеялись из дальнего уголка. Диана Картер сидела на постели по-турецки и сосредоточенно хрустела костяшками. — Во-первых, парни Бута приняли Фенрира. Эйвери смог вынести Макнейра, но Фенрира — взяли, отец и паковал. А во-вторых, у них Трэверс захлебнулся! Это успех, это успех, вот только не знаю, чей.

— Рон, — хмыкнул Поттер. — Надо будет ему написать, кстати… Так, что было дальше? Значит, сперва ОМП, так?

— Так, — кивнула Сью, — и кстати, за главного был мистер Бут. К его чести, Терри увезли не раньше, чем всех остальных.

— Ребята, ну это же нормально, что вы… — смущенно подал голос от дальней стены поименованный Терри.

— Ну ладно. Так вот, Толстоватый прибыл с опозданием и каким-то растерянным, но очень интересовался обстоятельствами. Очень, — со значением добавила она.

Поттер только улыбнулся. Так палиться нельзя, дорогой мой Пий — но, с другой стороны, Империо вообще не способствует гибкости ума.

— Ясно. Объявлю отдельно, но пока, — он повысил голос, — с главой Отдела Магического Правопорядка Пием Толстоватым общаемся по минимуму, инструкции по Правопорядку — позже и в Хогвартсе. Ладно, дальше?

— Дальше авроры, — подал голос Невилл, — они сразу пришли с колдомедиками, некоторых откачали на месте. Только вот долго мы не пробегали, — мрачно добавил он. — Физическое истощение мне профессор Снейп объяснил, уже должно пройти у всех. Магическое…

— Твой прогноз, Нев? — вклинился Гарри.

— Ну, если в Мунго, то еще дня три-четыре, на укрепляющих. А так...

— Нев, вот что-то я очень сомневаюсь, что нас из Мунго выгонят, — с расстановочкой под общий смех протянул с койки Джастин. — Какое уж тут “а так…”? Так вот, капитан, вот еще что небезынтересно. У нас еще вечером вчера вышел срочный “Видящий”, фотографии моста, полумертвых нас, должностных лиц, Трэверса под простынкою. Короче, Виджи бы не постеснялся… Слушай, Шимус, давай я потом расскажу?

— Подождет, — согласился с ним Поттер. — Ну, это нормально, Рита все-таки умеет. И что же в этом такого?

— А то, — улыбочке Джастина позавидовал бы сейчас его собственный батюшка, видный лейборист Э. Р. Финч-Флетчли (MP). — А то, что нынче утром, пока ты, капитан, шепотом матерился, вышел Ежедневный Пророк. С перепечаткой. Этой. Самой. Статьи.

Гарри откинулся на подушки. То есть это что ж получается? Это получается, что его эскападу Скримджер официально одобрил — раз. И два — что вся проклятая Англия знает, что он валяется на больничной койке именно за ее грехи!

— То есть все хорошо? — как-то даже неверяще проговорил Поттер, отвернувшись от народа и попытавшись взбить подушку.

Некоторое время вокруг молчали.

Потом Гермиона сломала в пальцах извлеченную было сигарету — и начала:

— Заходил Аластор Муди. Говорил, зайдет еще. Но вот что он рассказал…

* * *

Гарри был совершенно прав насчет того, что вся чертова Англия с удивлением узнала из Пророка, что боевой состав Поттера улегся на больничные койки, защищая маггловские жизни и волшебное спокойствие.

Проблема в том, что в определение “вся чертова Англия” входит еще и Волдеморт. А он, когда надо, может быть активен, как голодный пикси.

За последние двенадцать часов Волдеморт постарался нарастить давление. На всех сразу. Да, скорее всего, решил он, удар по нагнетанию напряжения у магглов провалился, но удар по Поттеру вполне прошел, и теперь время обработать остальных.

Домик Дедалуса Дингла в Кенте боевая группа Макнейра разметала по кирпичику, но единственной жертвой стал фиолетовый цилиндр Дингла — систему оповещения орденцы все-таки настроили. Муди был там сам, и Упивающиеся, накрытые прямо на развалинах, особого сопротивления не оказали, тут же уйдя в аппарацию. Пустой номер, но разрушенный дом волшебника.

В то же самое время в Атриуме Кристофер Уильямсон, аврор, обратил внимание на странное поведение мужчины, едущего с ним в лифте. Сотрудник Отдела Магического Хозяйства Реджинальд Кроткотт был сильно помят, нес свой портфель так, будто внутри василиск, а на его похожем на морду хорька лице явно рисовались мокрые дорожки. Ладно, чего не бывает в жизни волшебника среднего возраста? Но когда он проехал свой этаж, направляясь глубже вниз, к аврорату, к Визенгамоту — Уильямсон обездвижил его чисто автоматически. На бедолаге Кроткотте обнаружили Империо, а в его портфеле — все тот же рог взрывопотама. Пустой номер, но так близко, так близко.

И наконец, исчезла профессор маггловедения Черити Бербидж. Гермиона сказала было, что ее судьба пока неизвестна — но быстро замолкла, глядя на Гарри. Он знал все. Он это уже видел.

* * *

Он произносит: “Ты живой еще?” — и Гарри понимает, что вроде как да, живой. Ничего другого Аластору Муди и не надо. Хороший человек, нетребовательный.

Аластор пришел к нему только на четвертый день, когда колдомедики уже перешли от хождения вокруг палаты на цыпочках к “марш на процедуры”. Бойцы уже откровенно скучали в Мунго, завистливо поглядывая на тех, кого все-таки отпустили домой — еще бы, как только магическая анемия уходит, ты сразу чувствуешь, что можешь свернуть горы. Муди отлично это видел — с того и начал.

— ...Легко отделался на этот раз, Поттер, — фыркнул он, когда Гарри закончил рассказывать об операции. — Слишком протянул подготовку, конечно. Слишком.

— Ну а взял бы я меньше народу? Мы бы тупо не удержали мост, — Гарри только пожал плечами в ответ. — А так — удержали, и даже без потерь. Ты профессионал, Муди, ты понимаешь, КТО у меня под палочками. Ты действительно ожидаешь от них постоянной эффективности на уровне? Двадцать четыре часа в сутки?

— Я ожидаю, вообще-то, что ты убьешь Волдеморта. Когда-нибудь, — усмехнулся Аластор.

— Когда-нибудь, конечно, убью. Как завещал Дамблдор, — вернул усмешку Поттер, но Муди резко посерьезнел и продолжил.

— Ага, кстати, о Дамблдоре. А ты сам-то думал, что мы все будем делать, если ты его не грохнешь, а?

— Лично я в этом случае буду разлагаться, — пожал плечами Гарри. Он все никак не мог понять, чего хочет от него человек, которому Дамблдор все уши прожужжал насчет конкретной технологии убийства Волдеморта еще до рождения, собственно, Поттера. — Аластор, если у меня не получится, я помру. Ты, скорее всего, тоже. Большая часть моих — тоже, да притом вместе с семьями. И лучшие из них это прекрасно знают и затем, собственно, ко мне и пришли.

— Потому, что ты чертов Избранный, да? — криво усмехнулся старый аврор. Его магический глаз уже нервно подергивался.

— Ну, можно и так сказать, — Гарри все еще был озадачен. — Слушай, я этого не просил, но если Дамблдор прав, то я у нас единственный точно известный инструмент для убивания Волдеморта. Не больше, но так уж сложились обстоятельства.

— Дамблдор был тоже не хрен собачий, — напомнил Муди, — но тебя-то он из горящего дома в Годриковой Лощине вытащил и славно натаскал, прежде чем умереть.

— И молодец. Спасибо ему огромное. Но от меня, от меня-то ты чего хочешь? — Гарри уже начинал заводиться. — У нас есть темный маг, который не умирает от Авады, не умирает от развоплощения тела — и вообще не умирает. Имеется один способ его убиения, открытый нашим добрым Альбусом семнадцать лет назад. Он его воплотил. Я его воплощаю, знаешь ли. Чего ж еще?

— А того, кадет, — тихо рыкнул Муди, — что Дамблдор не только тобой эти семнадцать лет занимался. Он делал все и немного больше для того, чтобы у тебя была полоса разбега. Подготовка к эвакуации, подвязки в министерстве, документы, пророчество это твое, в конце концов. Он сделал все, чтобы в случае его смерти дело не стояло, чтобы его план игрался, чтобы нам было с чем работать, в конце концов. И сейчас он помер, а мы-то живы. А вот ты на это плюнул.

— Разумеется, — зло прищурился Поттер. — У меня есть работа, притом есть примерно с одиннадцати лет. Чего ж еще, по-твоему, мне не хватает?

— Слушай, ты вообще осознаешь, что война будет долгой? — Муди говорил уже совершенно спокойно. — Ты осознаешь, что министерство, от которого ты ждешь, чтобы оно прикрыло тебе фронт, уже ее проиграло? Ты осознаешь, что Скримджер пытается не замечать того, что происходит, а Боунс, скорее всего, думает, что ты возьмешь да и решишь ее проблему — и, судя по тому, что ты мне тут говоришь, ты ее в этом только убеждаешь? Ты понимаешь, что с шансами не сможешь добраться до Волдеморта прежде, чем он возьмет власть? Что в самом худшем случае он возьмет власть надолго? Что часть моих, прости Мерлин, оперативников требует прямо сейчас идти и убивать Упивающихся — но не может объяснить, как это-то улучшит положение по Волдеморту? Пробовали уже.

— Во-первых, если кто-то из ваших — ради Мерлина, да кто? — всплеснул руками Гарри, — так вот, если кто-то попробует убивать не на встречных, вас начнут глушить точно так же. Я, конечно, не буду, а вот Скримджер будет только рад. А он вас знает, потому что конспираторы мы все не очень-то. Во-вторых, что до долгой войны... вообще-то я постараюсь ее любой ценой избежать, потому что идея мне не нравится. Но если она случится, мне останется делать что? Продолжать истово готовить боевой состав в параллельную аврорам структуру (в том числе на случай захвата Министерства), поднимать ячейки, ставить как бешеному опыт молодежке и поднимать интернационал. А у тебя есть идеи получше?

— У меня есть идеи попрочнее, — мрачно поправил Муди. — Мы и так все это делаем, но и тебе бы невредно, пока ты Министерству не враждебен. Главное — вовремя начать готовиться к эмиграции. Вывезти побольше народу заранее, включая кого-то, кто сможет сформировать правительство. Поднять все возможные деньги и обустроиться лагерями во Франции. Или Испании. Или МАКУСА. Уже сейчас выгнать из страны родителей твоих боевых хомяков, всех, кого получится.

— Был такой проект у Гермионы, — почесал затылок Гарри. — Нашлю ее на вас, как выйду из клиники, но все равно — раз уж вы этим занимаетесь, хвалю, но я-то работаю в другой сфере.

— Не спеши. Поттер, ты не сраный святой Георг. Ты не можешь пойти и в одно рыло убить дракона…

— Но я могу! При должной подготовке...

— Не перебивай, кадет. Так вот, если войну не удастся закончить св. Георгом в твоем исполнении в ближайший срок, — старый аврор резко провел пальцами по седой гриве, — эх, хорошо бы! Но побудем реалистами. Так вот, нужно, чтобы максимум твоей молодежки дожил до возраста, когда их можно будет нормально выпускать на основной состав сильного, сытого Волдеморта. Каждый покойник среди твоих сегодня — это минус один очень крепкий боевик через лет семь-десять.

— Э, нет! — Гарри приподнялся на локтях. — Ты прав, Аластор, но не работать ими я не могу. Значит, надо тушить пожары и работать на вызовы, потому что, во-первых, каждый потушенный пожар — это опыт в боевых условиях, а во-вторых, это меньше ресурсов сгорело, а ресурсы нам пригодятся. Они у меня уже сейчас работают не то чтобы сильно хуже Аврората — что, положа руку на шрам, не достижение...

— Ну вот, ты хоть это понимаешь. Но с Министерством-то работаешь. Ты же видишь, не можешь не видеть по реакции на мосту, что ОМП либо очень ленив, либо там есть крот наверху? На кой черт ты вообще держишь Боунсов, парень?

— Во-первых, это приятно, — хмыкнул Поттер. — Во-вторых, Скримджер вон полагает, что это они меня держат…

— А это не так? — усмешка.

— А это — не так, — Поттер пакостную ухмылку вернул. — Так вот, в-третьих, они дают мне легитимилизацию и позволяют не перестреливаться еще и с официалами. Хватит и этого.

— Это тебе повезло — у меня вон Крауч был, — поежился Аластор, нервно постукивая протезом по полу. Звук почему-то напоминал тиканье часов.

— Кроме того, я ни свиного уха не понимаю в гражданской политике, так что мне нужен хоть кто-то, кто возьмет это на себя. Ты вон в ней тоже не понимаешь, я полагаю?

— Зачем? Для этого Дамблдор был.

— Кончился Дамблдор, — ворчливо напомнил Гарри. — И как раз по политике оставил нам всем неизвестность. Ну, выбор между Боунс, Скримджером и Фаджем... в общем, ты понял. У меня, конечно, есть Грейнджер, лет через двадцать она станет Министром, но, ради Мерлина, не сейчас же!

— А как насчет тебя самого? — поинтересовался Муди. — У тебя-то нет никаких мыслей на после победы, что ли?

— Мне вообще-то шестнадцать.

— Кингсли Шеклбот тоже совсем недавно был пацаном из учебки, а сейчас принес от магглов кое-какие интересные идеи. Так что я и тебя спрашиваю вполне серьезно.

— Нет уж, — Гарри протестующе вскинул руки. — Молодежка, правда, прочит меня в Кромвели. Но знаешь, мне все меньше нравится эта идея. Буквально с каждой ночью все меньше.

— Дамблдору тоже не нравилась. В результате имеем Фаджа, — Муди не одобрял. Хотя, с точки зрения Гарри, сам-то Аластор вон тоже не из Визенгамота вещает!

— Если мы после всего случившегося опять воспроизведем Фаджа — то я буду последний, кто будет в этом виноват, — отрезал он.

* * *

На следующий день наконец вернули из интенсивной терапии Падму с Тони. Их койки после долгого скандала с персоналом поставили бок о бок, и они тихо, шепотом обсуждали что-то почти все время — так, будто всех остальных вокруг не существовало. Впрочем, отвлечься им пришлось.

В тот же день явился разодетый, как всегда, Пратап Патил. Против ожиданий, в настроении самом мирном, хотя и встревоженном. Угощал колдомедиков тонкими пахучими биди. Сидел с дочерью и Тони больше часу, обсуждая что-то тихо-тихо, то и дело переходя с английского на маратхи, а потом встал, пожал Гольдстейну руку и наладился было удалиться. Однако у койки Гарри задержался. Не смог, подумал Гарри, без эффектных жестов!

— Моя дочь, конечно, показала себя героиней. Она повела себя, как дочь кшатриев, как повела бы себя на ее месте Лакшми Баи. Этот мальчик, Гольдстейн, тоже показал себя героем; возможно, моя семья нанесет его семье визит вежливости в скором времени.

Пратап с заметным удовольствием пригладил усы, и Поттер поздравил себя — возможно, еще у пары его ребят все будет хорошо.

— Но вот ты, Поттер... Ты мог бы сколько угодно быть героем, этаким Арджуной нашего времени. Но ты производишь героев. А это не работа Кришны.

Он помолчал. На лице Поттера понимания не было, зверски болела голова и покалывало пальцы, как отмороженные. А вот Сьюзи явно понимала, о чем Патил говорит — и это ее не радовало.

— Это работа Кали.