Дни минувшего будущего (гет)

На уроке зельеварения Снейп поставил Тео работать за одним котлом с Лавандой Браун. Видимо, профессор рассчитывал, что отличник Нотт сможет если не подтянуть Браун, то хотя бы минимизировать приносимый ею на уроках ущерб, но замысел был неудачным. Девица только и делала, что рисовала сердечки в мерзкой розовой тетради, игнорируя все просьбы что-либо порезать или размешать. Обычно за одним котлом с ним стояла Элиза. Она прекрасно успевала по предмету, и вдвоем они справлялись с заданием задолго до конца урока. Но уже второй день ее не было видно на занятиях.

― Не знаешь, где Элиза?

― Кто? ― рассеянно спросила Лаванда, неохотно отрываясь от рисования.

― Блондинка со Слизерина, сидит перед тобой на истории магии, ― медленно произнес он, будто разговаривая с умственно отсталой. Лаванда лишь бестолково хлопала глазами, и он предпринял еще одну попытку: ― Везде ходит с рейвенкловкой Патил.

― А-а-а… ― протянула Браун. ― А тебе зачем?

― Не твое собачье дело, ― огрызнулся он, отводя взгляд. Все-таки Лаванда Браун могла быть проницательной. Особенно в те моменты, когда это было не кстати. А уж более опытного эксперта по амурным делам в Хогвартсе сыскать было сложно. Начни он краснеть и мяться, она в момент бы его раскусила.

― Не мое так не мое, ― пожала плечами она, возвращаясь к рисованию.

Тед понял, что нужно срочно придумать правдоподобное оправдание, иначе к обеду вся школа будет обсуждать его интерес к Элизе. Она встречалась со здоровенным семикурсником, а Тео всегда был худощавым заучкой, и такие обсуждения могли кончиться в лучшем случае внеочередными каникулами в больничном крыле.

― Нам сегодня дежурить. Хочу спросить, какие этажи она возьмет, ― выкрутился он.

― Боюсь, придется тебе шляться по школе одному. Ей не до вашей тупой дружины.

― Болеет? ― Тео постарался придать голосу как можно более безразличное выражение.

Лаванда заговорщицки наклонилась к нему и зашептала прямо в ухо:

― Падма сказала Парвати, что эта Алиса второй день сидит в ванной старост и рыдает.

― Элиза, ― поправил ее Тео. Голос предательски дрогнул, но Лаванда, увлеченная передачей новой сплетни, этого не заметила. ― И что с ней? Колготки порвались?

― Ее обидел парень. Помнишь, капитан команды Рейвенкло? Высокий и симпатичный, ― мечтательно протянула она. ― Падма говорит, что он…

― Мне не интересно, ― прервал ее Тед, прикусывая язык.

Не интересно? Как же! Да он готов был отдать все заработанные на уроке баллы Гриффиндору, лишь бы только узнать, чем этот идиот расстроил Элизу. Но слишком уж сближаться с Лавандой Браун не стоило. А вот поболтать на перемене с Патил не мешало бы…

― Десять баллов с Гриффиндора за болтовню на уроке! ― рявкнул Снейп, и Лаванда тут же принялась выводить каракули в тетради, пошло посасывая кончик пера.

Уговорить Падму Патил поделиться информацией о личной жизни подружки оказалось нелегко. Подловив ее крадущейся по третьему этажу поздним вечером, он вышел из-за арки и присвистнул.

― Так-так, старосты нарушают распорядок. ― Он театрально взглянул на часы и покачал головой. ― Две минуты до отбоя, а ты шатаешься по замку.

― Две минуты, Нотт, ― дерзко ответила она и шагнула в сторону. Он повторил ее движение и пресек попытку к бегству.

― И сколько же баллов мне снять за такое вопиющее нарушение? ― Он мечтательно поднял глаза к потолку. ― Скажем… пятьдесят? Что думаешь, Патил?

Падма вздрогнула. Тео хорошо знал рейвенкловцев. Дни и ночи они просиживали за подготовкой домашних заданий, выслуживались на уроках, тянули руку на каждый вопрос. Потеря большого количества баллов была чревата позором для любого члена факультета. Но девчонка попалась крепкая.

― И чего ты прицепился? Несешь вахту по ловле целующихся парочек? ― язвительно спросила Падма.

― Допустим. ― Тед ухмыльнулся, оценив по достоинству ее острый язык.

― Мучает зависть? ― продолжила подколки она.

― Не твоего ума дело. Шестьдесят?

Падма вздохнула и закатила глаза.

― Ладно. Чего ты хочешь?

― Что случилось у вашего капитана с его девицей?

― Чего? ― удивленно спросила она, попятившись.

Тед вздохнул и снисходительно взглянул на нее.

― Его подружка плачет в туалете второй день. Скажешь, что произошло, и я тебя отпущу.

― А что такое, хочешь пригласить его в Хогсмид? Я могу передать.

― Семьдесят… пять? ― продолжил поднимать планку он.

― Не собираюсь обсуждать чужую личную жизнь. Тем более с тобой.

― А если я подниму ставки?

― Снимай сколько хочешь, все равно кубок нам не взять, ― ответила она, опустив голову.

― Я частенько дежурю на верхних этажах, Патил. И вижу, как вы с парочкой рейвенкловцев шныряете по школе вечерами. Если ты… пойдешь мне навстречу, ― хитро протянул он, ― я могу на некоторое время… ослепнуть.

― И что ты хочешь знать?

― Ничего особенного. Просто расскажи, что у них случилось, и забудь об этом разговоре.

Падма с минуту поразмышляла, поджав губы, и все-таки заговорила.

― Элиза застукала его в пустом классе со Сью Кроули. Они там… не просто обнимались.

Тео театрально ахнул.

― Да что ты говоришь! И чем дело кончилось?

― Он ходит как в воду опущенный, а она ревет в туалете. Ты же слышал. Тебе-то что?

― Ургхарт просил узнать. Квиддич, сама понимаешь, ― соврал Тео, хваля себя за находчивость.

Патил ушла к себе в башню, бормоча проклятия в адрес всей инспекционной дружины, а он задумался. Когда Элиза начала встречаться с этим дуболомом, Тео почувствовал невнятный укол разочарования. Как ей мог понравиться этот… хулиган? Назвать Роджера тупицей было бы несправедливо, он всегда входил в десятку лучших на своем курсе. Но драчуном и задавакой он был без преувеличений.

Самым обидным было даже не то, что она выбрала неправильно парня, а то, что из-за его наличия Тео больше не мог присылать ей стихи. Где-то с третьего курса он периодически подбрасывал ей записки с романтическими четверостишиями, не решаясь напрямую сказать о своих дурацких чувствах. Перед святочным балом он пытался побороть страх, но смог лишь через однокурсниц выяснить, что она уже идет на праздник с кем-то из пятикурсников.

Теперь Элиза снова была свободна. Нужно было предпринять решительные шаги. Он подбросил ей очередную записку со стихами и просьбой о встрече в ночь с воскресенья на понедельник. Покидать школу после отбоя под носом у Амбридж было рискованно, но выхода не было. Поговорить с ней на перемене Тед не решался, ведь рядом постоянно вертелись ее подружки-сплетницы, которые моментально сделали бы из его нежных чувств очередную сенсацию. Гостиная Слизерина тоже не подходила. Откажись Элиза от его ухаживаний — и весь факультет стал бы над ним потешаться до самого выпускного.

Сидя на берегу Черного Озера в назначенный час, Тео кутался в мантию и лихорадочно размышлял. Чем он собирался ее очаровать? Пару раз он даже порывался встать и уйти, но вовремя останавливался. Сбежать сейчас значило бы добровольно отказаться от единственного шанса.

В том, что она придет, он не усомнился ни на секунду. Всю неделю на уроках она рассеянно мяла под партой послание, беззвучно перечитывая его сотни раз, а на обеде садилась как можно ближе к краю и блуждала мечтательным взглядом по залу.

Не прошло и десяти минут, как звук ее торопливых шагов нарушил тишину. Тео зажмурился и порадовался, что надел капюшон — так она не могла узнать его со спины и повернуть назад.

― Эй, ― на его плечо легла ее легкая ладонь, ― ну… вот я и здесь.

Тед пожалел, что не может провалиться сквозь землю. Вот и настал момент, о котором он так долго мечтал и в то же время боялся. Он скинул капюшон и повернулся.

― Привет, ― нервно ответил он, попытавшись улыбнуться.

Элиза на секунду застыла, видимо, осмысляя произошедшее. Вежливо улыбнувшись, она опустила глаза. Теду показалось, что в ее взгляде промелькнуло… разочарование? Ну конечно. А чего он ожидал? Долговязый и неспортивный книжный червь — какая девушка будет рада его видеть?

Он не знал, что сказать, и уже думал, что Элиза просто уйдет. Но она решилась нарушить молчание первой.

― Значит, это ты? ― спросила она, глядя себе под ноги. ― Записки и прочее…

― Я, ― ответил Тео, стараясь смотреть сквозь нее. ― Что ты думаешь об этом?

Элиза пожала плечами, перебирая пальцами рукав мантии.

― Ясно, ― кивнул он своим мыслям и встал. Пойти в замок и затеряться где-нибудь в темных коридорах казалось единственным выходом.

― Нет, подожди, ― спешно сказала Элиза, преградив ему путь, и посмотрела прямо в глаза. ― Я просто не понимаю…

― Чего не понимаешь? ― спросил он раздраженным тоном, о котором тут же пожалел.

― Мы уже пять лет учимся вместе, почему вдруг сейчас?

Тед пожал плечами.

― Ты же рассталась со своим… этим.

― Ты присылал их и раньше, ― ответила она, доставая из кармана ворох бумажек, в которых он с первого взгляда узнал свои стихи.

Вновь повисло напряженное молчание. Никто из них не знал, что сказать дальше. Тео понял, что настала его очередь спасать ситуацию.

― И как они тебе? В смысле, стихи.

― Здорово, ― ответила Элиза, и ее напряженное лицо озарила улыбка. Тео приободрился, видя, что улыбка эта не вежливая и нервная, а совершенно искренняя. ― Правда здорово. Ты сам сочинил?

― Не все, ― смущенно признался он. ― Было кое-что из Йейтса… Помнишь, про розу в сердце? И пара сонетов Шекспира, ― он виновато потупился, но поспешил уверить ее: ― Остальное мое.

― Мне правда понравилось, ― сказала она, дотронувшись до его предплечья. ― Просто я никогда не думала о тебе… так.

― Это значит «нет»? ― спросил Тео, решив расставить точки над i.

― Мы даже никогда не разговаривали толком…

Вежливые отговорки Элизы и попытки перевести разговор в другое русло не удавались. Тео понял, что не выдержит больше ни секунды. Оставалось лишь надеяться, что она не расскажет подружкам о неудачном свидании.

― Я понял, ― перебил он. ― Встречаться со мной ты не хочешь. Просто… не говори об этом никому, ладно?

― Нет-нет, что ты… ― Элизе явно было неловко. ― Может, я могу как-то…

Теодор закатил глаза. Отлично. Он настолько жалок, что девчонка, которая ему отказала, чувствует себя виноватой. Провалиться сквозь землю захотелось еще сильнее. Рассудив, что хуже быть уже не может, Тео решился.

― Поцелуй.

Элиза ошарашенно отпрянула. Окончательно похоронив все надежды на ее расположение, он почему-то расслабился.

― Прощальный подарок, так сказать. Один поцелуй — и я от тебя отстану. Я же заслужил?

― Обнаглел, что ли? ― презрительно отмахнулась она. ― Я не тискаюсь с кем попало.

― Да ладно тебе, ― усмехнулся Тео. ― Что, твой дружок тебе гланды языком натер?

― Завидуешь? ― взвилась она, пригвоздив его взглядом.

― Да нет, что ты. ― Он пожал плечами и ухмыльнулся. ― И правда, чего это я? Ты, наверное, и не знаешь, как это делается. Ну, в смысле, с человеком, а не с вакуумным насосом.

― Да как ты!.. ― Элиза задохнулась от возмущения.

Тео стало стыдно. Он и не представлял, что из-за обиды и унижения станет вести себя как полный придурок.

― Ладно, ― скрестив руки на груди, ответила она. ― Давай.

― Правда? ― Тео не верил ушам.

― Давай уже, пока я не передумала.

Элиза закрыла глаза. Тео невольно залюбовался ее обиженным личиком: раскрасневшиеся щечки, нахмуренный лоб, горделиво вздернутый носик…

«Тоже, наверное, чувствует себя как дура», ― подумал он, беззвучно усмехнувшись.

― Давай уже! ― решительно потребовала она. ― Я тебе докажу, что я разбираюсь…

Конец фразы был смазан невнятным мычанием. Решив, что глупую перепалку нужно прервать, пока она окончательно не испортила встречу, Тед покачал головой и неуклюже поцеловал ее в губы. От неожиданности Элиза не успела вздохнуть и издала носом неприятный звук. Распахнув глаза, она отпрянула от него и села на траву, пряча красное от стыда лицо в ладонях. Ее плечи затряслись. Тео подумал, что довел ее до слез, но, присмотревшись повнимательнее, понял, что она едва сдерживает приступ смеха.

― Сходила… на свидание, ― с трудом произнесла она, держась за живот.

― Катастрофа, ― кивнул он и сел рядом, ободряюще обняв ее за плечо.

― Давай еще разок — и пойдем, ― неожиданно предложила Элиза.

― Серьезно? Ты хочешь попробовать еще раз?

― Слушай, я не хочу, чтоб ты лет через двадцать рассказывал: «а у меня была девчонка, которая хрюкнула».

Она смело забралась руками под его мантию и прижалась теснее, снова закрывая глаза. На этот раз все получилось так, как надо. Тео даже заметил, что губы у нее накрашены каким-то вкусным блеском. Значит, к свиданию она и правда готовилась… Разняв губы, они как по команде уставились на водную гладь.

― Иди первая, ― устало сказал Тео. ― Вдвоем мы можем попасться. Я посижу.

Элиза кивнула. Встав с земли, она отряхнулась и направилась к замку. Пройдя несколько шагов, она обернулась.

― Эй, Нотт!

Тео заинтересованно обернулся.

― Я подумаю, ― игриво сказала Элиза и хитро улыбнулась. Ее голос снова был спокойным и теплым, с полюбившейся ему хрипотцой. Запахнув мантию, она вновь зашагала к главным дверям Хогвартса.

Теодор с трудом удержался от радостного вопля. Откинувшись на сырую землю, он запрокинул голову. Никогда прежде звездное небо не казалось ему таким красивым.

* * *

Проснулся он от мерного постукивания где-то за спиной. Поняв, что кто-то пристально наблюдает за тем, как он обнимает подушку, Тео сел на кровати и потер глаза. С кресла за ним наблюдал Малфой.

Постукивая пальцами, тот ухмыльнулся и произнес:

― Дверь была не заперта. Надеюсь, ты не возражаешь.

― Мы же договаривались встретиться у тебя, ― сонно пробормотал Тео, почесывая затылок.

― Я решил зайти сам. Астория злится, когда в доме всякий сброд, ― презрительно протянул Драко.

― Спасибо.

Драко явно не был настроен на долгий обмен любезностями. Он встал, скрестил руки на груди и пристально посмотрел на Теодора.

― Значит, это ты.

Тео тряхнул головой, пытаясь понять, о чем он говорит.

― Я сразу понял, что ты явился не с дружеским визитом, ― продолжал Драко, постепенно закипая. ― Конечно, я догадывался, что ты беспринципная сволочь, но чтобы настолько…

― Да что я сделал? ― спросил Тео, отстраняясь поближе к двери.

― Ты еще спрашиваешь?! ― в бешенстве прошипел Драко, кидаясь ему наперерез.

Вцепившись ему в воротник, Малфой больно приложил его затылком о стену. Тед порывался сказать что-то, но кулак Драко врезался ему в челюсть.

― Даже не стану доставать палочку, ― продолжал шипеть Драко, брызгая слюной ему в лицо. ― Слишком большие почести для такой швали.

Такого пассажа Тео не предвидел. Свалившись от очередного удара на пол, он почувствовал на языке металлический привкус. Из разбитого носа капала кровь. Следующий пинок пришелся прямо в ребра, отчего он согнулся пополам.

― За что? ― простонал он.

― Ты еще спрашиваешь?! ― Малфой был в бешенстве. ― Ты же сам давал ей эту мерзость! Что, лишился прибыли и решил потрясти родню? Проклятые деньги… Неужели ради них стоит переступать через человеческую жизнь?!

― Я понятия не имею… ― прохрипел Тео. Руки Драко сомкнулись у него на горле.

― Я сразу понял, ― продолжал Малфой, сдавливая пальцы все сильнее, ― что ты приперся за ними. А о ее маленьком сыне ты подумал? Он тебе чем насолил?

― Я не… ― В глазах начало темнеть. Тео понял, что Малфой и правда готов его убить. Оставалось не так много времени, чтобы заставить его передумать. Лихорадочно пошарив в кармане, он нащупал маховик и вытащил его трясущейся рукой. ― Я здесь…

― Наделала долгов, наломала кучу дров… Но чем она заслужила… ― Малфой на секунду разжал руки и непонимающе уставился на маховик. ― И что это?

― Маховик времени, ― выдавил Тео, потирая сдавленное горло.

― Зачем он мне?

― Не тебе. Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я вообще не должен был здесь оказаться.

Малфой презрительно оглядел его и горько усмехнулся.

― Да ты и сам не лучше Изы.

― Спокойно, Драко. ― Тео отчетливо понял, что вариантов у него немного. Или умереть от рук разъяренного Малфоя, или рассказать ему все в надежде, что он поверит. ― Я не знаю, что происходило в вашем мире после девяносто пятого года.

― И я должен верить в эту чушь? Маховик времени не достать просто так!

― Я не доставал, ― объяснил Тео. ― Я сделал его сам.

― Сам ты можешь только влезать в криминал.

Тед сел и схватился за голову.

― Да пойми же… Я хотел все исправить. В моем мире мы с Элизой поженились, но… Я разорился, понимаешь? Я думал, что остановлю отца, не дам ему вернуться к Волдеморту, и вернусь. И вернулся, но…

Малфой встал и кинул на него разочарованный взгляд.

― Верно говорят: если Бог хочет наказать — лишает разума. Видимо, ты уже получил свое, ― сказал он и направился к двери.

― Да погоди же! ― спохватился Тед.

Драко отмахнулся и хотел было выйти за дверь, но замер в проходе и обернулся.

― Скажи… В этом твоем воображаемом мире у нас с Асторией есть дети?

Тео кивнул и задал ответный вопрос:

― Так где Элиза? Может, если я поговорю с ней, она вспомнит…

― Не вспомнит, ― тихо прервал Малфой. ― Ее больше нет.

Тряхнув головой, Драко вышел из комнаты, оставив Теда в полном одиночестве.

Эпилог

Сидя на земле, Теодор периодически прикладывался к фляге с коньяком. Зачем он только задумал всю эту чушь? Совсем недавно у него была любимая женщина, маленький сын… Тео достал из нагрудного кармана обычную маггловскую фотографию. Последний день рождения Неда. Родные лица застыли на куске бумаги: улыбающиеся, счастливые…

В министерской справочной ему удалось узнать место захоронения. Обычное маггловское кладбище, ничем не выделяющееся из сотен других. Белый мраморный ангел мечтательно глядел в небеса. На гранитной надгробной плите стояла дата смерти — не так давно, буквально три-четыре месяца назад. Тео дотронулся до выгравированной витиеватым шрифтом эпитафии, прослеживая кончиком пальца слова: «Любимая дочь и мама». Ее отец, выходит, лишился своей единственной отрады. Из прежней своей жизни Тео помнил, что после смерти первой супруги тесть так и не женился во второй раз, посвятив жизнь Элизе. «Мама»… Значит, где-то у нее есть ребенок. Совсем малыш или, может, уже большой? А их общий малыш канул в небытие, так и не дождавшись, пока горе-папаша найдет время с ним поиграть…

«Ты всегда занят», ― пронесся в голове у Тео тихий голос Неда. Тео ломал голову: когда же одержимость прошлым заменила ему настоящее?

От знакомства с будущим тестем он отлынивал до последнего, то ли стеснялся, то ли побаивался. Но Элиза была решительно настроена на семейный ужин и использовала весь женский арсенал: уговоры, слезы, кружевные ночнушки... Ночнушки, наверное, и стали последней каплей.

Глубокой осенью знакомство состоялось. Отец Элизы явно был настроен скептически. Ужин состоял сплошь из изысканных блюд, а загадочных приборов на столе было больше, чем на уроке этикета. Тео сразу понял, что это проверка на вшивость, и порадовался, что внимательно слушал в детстве маму, научившую его различать ножи и вилки. Отец Элизы презрительно наблюдал за тем, как Тео аккуратно отделяет рыбу от костей, и даже не пытался скрыть разочарования. Видимо, до личной встречи он грелся мыслью, что дочкин избранник жрет руками и громко рыгает.

― И какие же у вас планы, мистер Нотт?

Тео открыл было рот, чтобы что-то промямлить, но Элиза его опередила:

― Он займется кое-какими разработками. К тому же, Тео был одним из лучших на зельях. Для частных заказов постоянная работа не нужна.

― Твой друг немой, Иза? ― Отец кинул на нее предупреждающий взгляд.

― Не превращай ужин в допрос! ― не осталась в долгу она.

― Не учи меня вести беседу.

Видимо, легкие перепалки были постоянной составляющей общения отца с дочкой.

― Давайте поговорим о чем-нибудь постороннем, ― попыталась сгладить неловкость Элиза.

Но ее папа не собирался легко сдаваться.

― Семья требует больших вложений. Я всего лишь хочу понять, на что вы собираетесь жить.

Элиза зашипела, как злая кошка.

― И воспитание у нее, как видите, хромает… Куда удобнее общаться словами, дорогая.

― Я могу заниматься аптечными заказами, ― сказал Тео куда громче, чем рассчитывал.

― Неплохо для начала. Но поверьте, эта барышня может за один поход в магазин одежды растратить месячный бюджет простого работяги. Она с детства ни в чем не знала отказа. ― В голосе любящего папаши слышался неприкрытый вызов. ― Каюсь, сам избаловал.

― Ну, может, много я и не заработаю, но отказывать себе в необходимом ей не придется… ― Тео прекрасно понимал, что подобный план звучит в лучшем случае сомнительно.

― О, Элиза совсем не умеет экономить, ― последовал насмешливый ответ. ― Не приходилось. Но, знаете ли, я и растил ее для несколько… лучшей жизни.

Отец Элизы поймал Тео на прицел зеленых глаз. Точно таких же, как у нее самой.

«Одно лицо», ― отметил про себя Тед.

― Понимаю, ― ответил он. Пытаться выдумать ответную колкость было просто глупо.

Ее отец был абсолютно прав: Иза не приспособлена для жизни в бедности. Ее стихией были наряды из струящихся шелков и воскресные чаепития на курортах в компании подружек. Она любила жизнь, и жизнь отвечала ей взаимностью. И ее папа был решительно настроен защитить свою девочку от грустной перспективы.

― Слышал, у вас не осталось домовиков?

― Не осталось, ― неохотно подтвердил Тео.

― Иза ровным счетом ничего не смыслит в ведении хозяйства. Такая мечтательница едва ли оценит ваш тяжелый труд, Тео, как могла бы оценить его более приземленная девушка.

Элиза подняла голову от тарелки, намереваясь вновь защитить любимого, но Теодор и сам устал терпеть нападки.

― Честно говоря, меня мало волнуют ее хозяйственные навыки.

― Тогда что же?

― Она нимфоманка, ― неожиданно выдал Тео.

Элиза закашлялась, подавившись куском рыбы, а ее отец с неизменно безразличным выражением лица залпом выпил целый бокал вина. Остаток ужина прошел в тишине.

Тео была выделена самая дальняя гостевая. Перед тем, как отправиться спать, он решил заглянуть и проверить, как там Элиза — ужин ее явно расстроил. Она сидела на кровати и пыталась читать какую-то маггловскую книжку.

― Можно?

Она захлопнула книжку и смерила его обиженным взглядом, будто решая, стоит ли позволять ему зайти.

― Ладно, перегнул.

Тео зашел в комнату и прикрыл дверь, чтобы не привлекать лишнего внимания, а Элиза вскочила с постели и скрестила руки на груди.

― Ну и что вы устроили? ― строго спросила она.

― Не можем тебя поделить, ― мягко подшутил Тед.

― Ничего смешного! ― взвилась Иза.

― Говорил же, что ничего хорошего из знакомства с твоим папой не выйдет…

― Я просто хотела, чтобы он тебя полюбил. ― Элиза надула щеки и переступила с ноги на ногу. ― Неужели сложно было побыть милым один вечер?

Тео сел на кровать и задумчиво расправил складку на покрывале.

― Я не хочу прикидываться кем-то, кем я не являюсь, чтобы понравиться чужому человеку.

― Он же мой отец!

― Вот именно. Он твой отец. Я не хочу притворяться другим человеком на каждом семейном празднике. Рано или поздно он ко мне привыкнет. Если я буду играть по твоим правилам, у нас с ним не будет возможности по-настоящему узнать друг друга.

― Ты даже ради меня не хочешь попытаться? ― жалобно спросила Элиза.

― Я для тебя и стараюсь. У нас с твоим папулей много общего, если вдуматься. Мы оба упертые и оба очень любим тебя. ― Тео заглянул ей в глаза. Расчет сработал: ее взгляд потеплел, а щечки порозовели. ― Не пойми меня неправильно, я хочу, чтобы мы сблизились. Но для этого нам нужно притереться, свыкнуться с неизбежным родством. Дай ему самому решить, как ко мне относиться, а мне — быть собой.

― Зачем мы вообще собираемся стать семьей? ― спросила она.

― Я собираюсь жениться на тебе, а не на всех твоих родственниках разом, ― ответил Тео, указывая на тонкий ободок на ее пальчике.

― Если бы ты ему понравился, нам было бы намного легче.

― Иза, он ведь не обязан ко мне хорошо относиться. Среди твоих близких всегда найдется кто-то, кому я не понравлюсь. И что с того? Это помешает тебе выйти за меня замуж? ― серьезно спросил Тед. ― Или ты хочешь подождать, пока я не найду подход ко всем на свете?

― Нет, но…

― Оставь близким шанс полюбить меня за то, как я люблю тебя.

Элиза залезла обратно на кровать и обняла его со спины, уткнувшись носом в шею.

― И откуда только ты все знаешь? ― глухо спросила она, перебирая пальцами его волосы.

― Я умный, ― ухмыльнувшись, ответил Тед.

― Да-да. И скромный. ― Элиза зевнула. ― Иди к себе, пока папа не заметил, что мы нарушаем его запрет на уединение в помещениях с кроватями.

― Есть такой запрет? ― улыбнулся он, невинно хлопая глазами. ― Все наладится, малышка.

Элиза нежно убрала с его лица пряди волос и потерлась носом о его нос, после чего разрешила уложить себя в кроватку и поцеловать на ночь.

Тео даже не знал, что с ней сделали. Превратило ли в пепел ее золотые локоны безжалостное пламя крематория? Или нежную бледную кожу жрали в земле черви? Взглянув на памятник, он вдруг вспомнил фразу, всегда казавшуюся ему забавной: «Когда палец указывает на небо, дурак смотрит на палец». Дурацкий маггловский фильм… Иза ходила посмотреть его в ближайшем городке, наверное, раз шесть. Сопливая романтическая история. Она такое любила… Было ли в ее новой жизни время на походы в кино?

Проследив за взглядом мраморного ангела, Тео посмотрел на небо. Видит ли она его сейчас? Помнят ли мертвые души все свои жизненные ипостаси? Или сейчас она наблюдает за своим последним земным пристанищем и удивляется, зачем пришел ее бывший сокурсник?

Вопросы, ответы на которые ему уже никогда не узнать, душили и мучили. Долгие годы он потратил на создание жестокой игрушки. Годы, которые мог бы провести с любимой женщиной, годы, которые мог бы посвятить маленькому сыну. Только теперь, когда в его жизни осталась одна пустота, Тео смог увидеть, насколько же он ошибался.

Нед все время просил папу помочь ему в каких-то детских делах, сидел, пыхтя над оригами, рисунками и поделками, а Тео только отмахивался дежурными «молодец, покажи маме». Малыш ведь был на него похож: любознательный, старательный. Но самое главное — Нед его любил, любил так, как умеет любить родителя маленький ребенок. Жили они обособленно, друзей у них с Элизой почти не осталось. Родители для Неда были всем миром. Живя во дворце, Нед любил бы их точно так же, как в старом пыльном доме. Во взрослой жизни он вспоминал бы не изысканные кушанья и новые игрушки, а родительскую заботу, внимание и веселые прогулки.

Элиза… Она ведь осталась с Тео, зная, что он разорен, что путь в министерство и на другие хлебные места ему закрыт. Радовалась каждой подработке не из-за денег, а в надежде заразить его энтузиазмом. Хотела видеть его увлеченным, таким, каким она знала его в школе. Несмотря на все неудачи, Элиза раз за разом выбирала не деньги, не наряды, не светскую жизнь, а его, не бежала к отцу, который мог дать ей все на свете. Но вместо того, чтобы на заработанные гроши водить ее в кино и на прогулки, Теодор каждый день оставлял ее в одиночестве бродить по дому.

Последние несколько дней он потратил на письмо. Скомкав и выбросив множество черновиков, он наконец смог подобрать нужные слова, хоть и знал, что этого все равно будет недостаточно. Выудив из кармана помятый лист бумаги, он прокашлялся.

― Здравствуй, Иза. Не знаю, где ты сейчас, и доходят ли к тебе мои слова, но ты должна узнать, как мне жаль. Я сожалею о каждой ночи, которую ты провела одна, пока я ковырялся в бездушных железках, о каждом пропущенном обеде и ужине. Прости меня за то, что я слишком увлекся прошлым и не желал видеть, как прекрасно настоящее. Я очень многого не успел сделать и уже никогда не сделаю. Не купил Неду собаку, не узнал, как он будет учиться, с кем будет дружить, каким вырастет. Деньги… Ради них я добровольно отказался от главных ценностей, которых ни купить, ни заработать невозможно: от вашей любви и заботы. Теперь я понимаю, что стрелки часов идут только вперед и все в жизни бывает лишь один раз. Жаль, что лучшие знания достаются слишком высокой ценой. Как бы я ни старался, сделанного уже не исправить. Поверь — знаю, я исчерпал кредит доверия, но ты обязательно дала бы мне последний шанс — если бы я мог, я прожил бы заново всю жизнь, совершил все те же ошибки, лишь бы снова оказаться рядом с вами. Видит Бог, там, где вы сейчас, мне едва ли найдется место, но я все-таки попытаюсь. Пусть даже вечности и мало, чтобы заслужить прощение.

Тео не знал, слышит ли Элиза его на самом деле. Возможно, это было никому не нужное запоздалое раскаяние, театральный жест, призванный лишь успокоить его больную совесть… Но он в глубине души боялся, что после смерти нет ничего. Ни рая, ни ада, ни пустой бесконечности, где его ждал бы хоть кто-то. Эти слова должны были найти слушателя, пусть даже холодную могильную плиту. Выбрав камушек поровнее, он в последний раз посмотрел на снимок, сделанный дешевой маггловской камерой. Он обнимает за плечо улыбающуюся Элизу, сощурившую глаза от яркой вспышки, а на коленках у него сидит четырехлетний Нед, радостно прижимающий к себе футбольный мяч. Кивнув собственным мыслям, Тео положил фотографию и письмо к ногам мраморного ангела и придавил камнем. Скоро бумага истреплется ветрами, чернильные слова смоются дождем, но он этого уже не увидит.

Впрочем, он не увидит не только этого. Диковато улыбнувшись неожиданно яркому для середины весны дню, Тео аппарировал с кладбища, уверенный в правильности своего решения. Жалкое одинокое существование без родных не имело для него никакой ценности. А вечность… Пожалуй, вечности для поисков прощения должно было хватить.