Summertime Of Our Lives (гет)

— Доброе утро, Лили!

Я только киваю ребятам и падаю на свое место, все еще запыхавшаяся, потому что бежала сюда как ненормальная. Скотт тут же подвигает мне полную тарелку блинчиков с кленовым сиропом, а Свити наливает в мою чашку ароматный фруктовый чай.

— Ты опаздывала, и мы взяли тебе еды, пока не разобрали все нормальное и не остались одни овощи, которые все равно никто не ест.

Сесилия бросает на него хмурый взгляд и демонстративно хрустит морковной палочкой (она очень тщательно следит за своей фигурой, и мальчики любят дразнить ее, на ее глазах поедая пирожные).

— Вы самые заботливые друзья на свете, — с чувством провозглашаю я перед тем, как отправить в рот первый кусочек. — Сколько у меня времени?

— Можешь не торопиться так, до начала урока двадцать минут, — отвечает Карла, тряхнув головой, и я во второй раз облизываю вилку, чтобы не улыбнуться при виде ее новых сережек, коробочку с которыми она, очевидно, обнаружила сегодня утром на своей тумбочке. Конечно, это не такой уж и продуманный подарок для Тайной Феи, но я еще недостаточно хорошо ее знаю, к тому же, эти сережки я сделала сама. — А почему ты вообще опоздала?

— Да как всегда, — отмахиваюсь я и машинально нахожу глазами столик Ала и слизеринцев.

Нотт, конечно же, выглядит жутко довольной собой — она не простила мне покрывшуюся змеиной чешуей мебель, и ей показалось очень веселым превратить ножки моей кровати в львиные лапы. Да, именно тогда, когда я на ней сплю. Ох, как мне хочется иногда ее убить!

Ребята с улыбками переглядываются: их наша борьба только забавляет, и все они любят заходить в нашу комнату, чтобы найти очередные змеино-львиные изменения в интерьере. Серьезно, с этим цирком уже пора завязывать, но я первая сдаваться не собираюсь.

Я делаю глоток чая и с самым что ни на есть воодушевленным видом говорю:

— Я записала нас в театр.

Уильям давится тостом и начинает кашлять. Свити достает палочку и произносит заклинание, прочищающее дыхательные пути. Потом все взгляды обращаются ко мне, и я продолжаю улыбаться, как будто только что сообщила им невероятно радостную новость. То есть, для меня-то она, конечно, радостная, но вот на лицах мальчиков я точно не вижу энтузиазма.

— Куда, прости? — Скотт поднимает брови.

— В театр, — повторяю я (главное — не терять уверенности). — Вчера Мира, она организатор, спросила, не хочу ли я поучаствовать. А я, разумеется, хочу, это же так здорово! И я пообещала привлечь друзей.

— Ты что, издеваешься? — мотает головой Уилл.

— Ребят, вы что, это же весело! — восклицаю я, всплескивая руками (все еще надеюсь убедить их, что это действительно отличная идея.) — Выберем пьесу, проведем прослушивание на роли, будем репетировать и выступим в день финального награждения. Нам же надо чем-то себя занять, в конце концов! Мероприятия обычно вечером, в квиддич мы не играем, валяться на пляже часами нам быстро надоест. Ну, что скажете?

— Почему бы и нет? — улыбается Свити. — Это должно быть интересно.

Доминик пожимает плечами и соглашается, но я понимаю, что это ровно до того момента, когда какие-нибудь ботаники не решат, что им мало уроков и не откроют научный клуб. Она очень умная. Сесилия говорит, что собирается пойти на хореографию (но, если честно, я уверена, что она долго не протянет, она довольно ленива для каких-либо дополнительных занятий), а Карла еще вчера вечером ходила на первую репетицию хора и, хоть и заявила, что большинству там медведь на ухо наступил, все-таки хочет остаться там и не дать «этой группке неудачников» совсем опозориться.

Я немного расстраиваюсь, но понимаю, что желающих попасть в театр девочек будет много, и проблема совсем не в них.

— Ребята? — я смотрю на Скотта и Уильяма.

— Нет, Лилс, даже не пытайся, — австралиец категорически мотает головой.

Ладно, понятно, переходим ко второй стадии. Я вздыхаю, смотрю в свою тарелку и снова поднимаю взгляд, сделав большие — чуть жалобные, но не так, чтобы это было очевидно, — глаза. На папу всегда действует этот взгляд, если мне что-нибудь нужно. Не то чтобы я этим злоупотребляла, но все же.

— Мальчики, ну пожалуйста, — умоляющим тоном говорю я. — Хотя бы сходите со мной сегодня и посмотрите, как там. Просто Мира сказала, что большинство парней оказываются…

(— Интересно, почему, — едва слышно фыркает Скотт.)

— … и если никто не придет, никакого спектакля не состоится. А я бы правда очень хотела играть.

Скотт начал сомневаться, еще чуть-чуть, и он точно согласится.

— Если тебе нужно уговорить парней, у тебя есть кандидат получше, — замечает Уильям.

Сразу поняв, на кого он намекает, я поворачиваюсь к трем сдвинутым столикам американцев, но место рядом с темноволосой девушкой по имени Саммер, на которую все время пялится мой брат, пустует. Свити задевает меня локтем и кивком указывает на другой стол, за которым я действительно вижу Кайла. Сначала я недоумеваю, рассматривая его новую компанию (в первую очередь, конечно, девушек, с которыми он увлеченно о чем-то говорит), но, приглядевшись, понимаю, что это его новая квиддичная команда.

— У него будут постоянные тренировки, — вздыхаю я. — Видишь, они уже за завтраком решили обсудить стратегии.

— Не обязательно, — говорит Скотт. — Просто Митч хочет, чтобы они теперь везде появлялись вместе. Укрепляет командный дух и все такое.

Хм, надо будет сказать Джиму.

— А что еще? — невинно интересуюсь я.

Парень, усмехнувшись, качает головой.

— Лилс, я хоть и далек от квиддича, но я все-таки американец, я болею за Пола. А ты сестра Джеймса… Если бы я что-то и знал, все равно бы тебе не сказал.

— Ну и отлично, не хочешь — не надо, — заявляю я, скрестив руки на груди. — Но к твоему сведению, это очень меня задевает. И ты можешь искупить свою вину, если пойдешь со мной в театр. Вот Уильям уже согласился.

— Это когда? — опешив, уточняет австралиец.

— Мальчики, — я поднимаюсь с места. — Мы опоздаем на уроки, если я продолжу вас уговаривать, но вы же понимаете, что, в конце концов, я все равно это сделаю. Поэтому давайте пропустим эту часть и просто после обеда пойдем в зал?

Скотт с тихим стоном опускает голову на руки.

— Ты невозможна, Лилс.

— И я вас люблю, — я довольно улыбаюсь. — Ну что, идем?

До учебного корпуса мы бежим, и в кабинет Политологии я влетаю через минуту после профессора Купера. Торопливо извинившись и дождавшись приглашающего кивка преподавателя, я прохожу к своему месту. Купер возвращается к теме урока, и я стараюсь сосредоточиться на его словах, но в этом классе в голове особенно четко воскресает картинка произошедшего здесь два дня назад. Не сдержавшись, я слегка поворачиваю голову влево, чтобы найти парту Малфоя. Слизеринец с несколько скучающим видом слушает профессора, и ничего в его поведении не выдает волнения или злости. Значит, сегодня ничего подобного не произошло. Не то чтобы я за него беспокоилась — да никогда в жизни! — но все же… Он определенно приехал в лучший волшебный лагерь не для того, чтобы какие-то идиоты называли его Пожирателем смерти. Если уж здесь такое произошло, то я боюсь представить, что было в школе на первом курсе, где его встретили одиннадцатилетние дети, не имеющие не малейшего представления о такте, но зато прекрасно знавшие от родителей о роли его семьи. Когда я приехала, у Малфоя уже был Ал. Но что было в начале? Наверное, я смотрю на него неприлично долго, потому что слизеринец замечает это и переводит взгляд прямо на меня. Я мгновенно отворачиваюсь. Ну что за дура?

Все занятие, во время которого мы, разбившись на группы, представляющие разные страны, проводим имитированное заседание Содружества Магических Наций, я игнорирую его насколько это возможно и вступаю в ожесточенный спор с Яном Кестером и Альбертой Прейслер о Международном Статуте о секретности. Студенты Дурмстранга даже после войны пренебрежительно относятся к магглам, и Ян даже не боится это высказывать. Малфой в разговоре не участвует, хотя я замечаю, что некоторые косятся на него в ожидании пожирательско-чистокровной речи.

Как только звенит звонок, я тут же покидаю кабинет, присоединяясь в коридоре к шармбатонкам, Свити и парням. Последние, собрав всю воинственность, пытаются отстоять свое право выбирать дополнительные занятия по собственному желанию, но, разумеется, им это не удается.

На следующем уроке, истории, я уже ни на что не отвлекаюсь: Зеддикус Краф — это вам не Бинс с его монотонными лекциями про бесконечные восстания гоблинов. Обожаю историю, серьезно. Это началось с рассказов моих родителей об их молодости и о Второй Магической войне. Конечно, они упускали очень многое — что-то из-за нашего возраста, о чем-то им, наверное, просто очень тяжело вспоминать. И если о трагедиях, смертях и страшных событиях, коснувшихся непосредственно их, я могу так никогда и не узнать, то общая картина стала известна мне в основном благодаря книгам по истории. Любая оговорка, любое непонятное понятие, любое незнакомое имя — я все запоминала, а потом шла в библиотеку. Так Гарри Поттер привел к Битве за Хогвартс, битва за Хогвартс — к Бузинной палочке, Бузинная палочка — к Геллерту Грин-де-Вальду, Геллерт Грин-де-Вальд — к войне 40-х годов прошлого века. Каждая новая история рождала новые вопросы, ответы на которые я продолжала искать, погружаясь все больше и больше в прошлое. Это захватило меня настолько, что какое-то время я зачитывалась трудами историков, не отрываясь, и вся семья сравнивала меня с Гермионой. Но с тетей меня объединяет только любовь к книгам, а ее «исключительный ум и способности» унаследовала Роза, что она очень любит демонстрировать.

Профессор превосходно читает лекцию, и к середине занятия у меня жутко затекает рука, но я продолжаю записывать материал, зная, что конспекты очень помогут мне в следующем году при подготовке. К тому же, он преподает курс Всемирной Истории Магии, а не только английской, так что это действительно интересно. Уже после двух лекций настоящего ученого я начала задумываться о том, что хотела бы заниматься этим профессионально. Впрочем, у меня много идей и планов на будущее.

Учеба на сегодня заканчивается, и, выйдя в коридор, я едва не оказываюсь сбитой с ног толпой ребят, торопящихся покинуть наконец учебный корпус. Сегодня снова выглянуло солнце, и всем не терпится поскорее на море. Но меня от театра ничего не оторвет, к тому же, как сказала Джоанна, на пляж мы пойдем вечером — жечь костры, есть поджаренный зефир и рассказывать лагерные истории.

На улице я отхожу в сторону, чтобы дождаться девочек, и снова вижу квиддичную команду Пола Митчелла. Несколько секунд я стою на месте, не уверенная, что самой подходить к Кайлу — хорошая идея. Мне очень не хочется казаться навязчивой, но он никогда не показывал, что нахождение в моей компании не доставляет ему никакого удовольствия. Да и на посвящении он сам нашел меня в толпе. И вообще, у меня есть отличный повод с ним заговорить. Боже, в кого я превращаюсь?

— Кайл! — я все-таки окликаю парня, догоняя игроков, и машу ему рукой, когда он оборачивается.

Американец замечает меня — к моему облегчению, я не вижу на его лице признаков досады или раздражения — и, сказав что-то товарищам по команде, направляется ко мне. Те провожают его недовольными и подозрительными взглядами, и я почти уверена, что слышу от загонщицы Риты Вольц свою фамилию.

— Привет, Лил, — он улыбается, а я уже чувствую, как начинает гореть лицо, — ты на обед?

— Да, — я киваю, поправляя сумку на плече, просто чтобы не смотреть на него.

— Давай помогу, — спохватившись, предлагает он, и забирает у меня сумку, не обращая внимания на мой слабый протест. — Ох, что у тебя там?

— Просто учебники, решила взять с собой на всякий случай, — отвечаю я, надеясь, что он не видит, насколько мне приятно такое внимание с его стороны. — Спасибо.

— Без проблем.

— Слушай, что ты делаешь сегодня после обеда? В смысле… Я записалась в театр, но желающих не так много, и нам нужны парни, — поспешно объясняю я, чтобы сразу обозначить, зачем я вообще его позвала, хотя он и не увидел в этом ничего такого.

Вообще, мне кажется, что я одна придаю этому такое большое значение. Ну, еще мои братья. Но они мои братья и видят потенциального поклонника-смертника в каждом парне, который только заговаривает со мной. И девчонки. Но они, собственно, девчонки — им свойственно находить романтические намеки там, где их нет. А для самого Кайла я просто… кто? Мы и знакомы-то всего два дня. Это только я уже придумала себе невесть что.

— Прости, Лилс, но я не могу пойти, — говорит он как будто с искренним сожалением. — Митч еще в первый день зарезервировал поле на сегодня.

— Да, кстати, поздравляю с вступлением в команду!

— Спасибо, — он смеется. — Между прочим, ребята тебя подозревают. Я только что выслушал, что они думают по поводу моего общения с сестрой соперников.

— Я подобную лекцию выслушала еще вчера, — фыркаю я, вспоминая угрозы Джеймса.

— Охотно верю, — кивает Кайл и, широко улыбаясь, добавляет: — Но мы-то с тобой их не боимся, правда?

Конечно, нет! Мы будем вместе не смотря ни на что, и никто не разрушит нашу любовь! Ох… Серьезно?

— Ладно, удачи в театре, Лилс. Что бы вы там ни ставили, уверен, главная роль — твоя.

— Спасибо, Кайл.

Американец подмигивает мне, возвращает сумку и открывает дверь в столовую, а затем мы расходимся к своим столикам. Я смотрю на организаторов, ища Миру, и натыкаюсь на мрачный взгляд Джеймса. Не удержавшись, я показываю ему язык, и он закатывает глаза. Нечего мне указывать, с кем общаться! Никто не… Так, я что, опять думаю про вечную любовь?

После обеда мы впятером отправляемся в зал, где должно пройти первое собрание. Народу здесь немного, и я замечаю, что Скотт и Уильям оказались не единственными парнями, которых против воли затащили сюда девчонки. Но этого следовало ожидать, а вот при виде Нотт, сидящей на одном из красных бархатных кресел, я спотыкаюсь и едва не падаю. Что здесь забыла эта змея?! Слизеринка дергает уголком губ, посмотрев на меня, и отворачивается, с преувеличенным интересом слушаю Миру, которая рассказывает уже собравшимся о репетициях и финальном показе.

Мы присоединяемся ко всем, устраиваясь на втором ряду. Скотт, отметив серьезное численное превосходство девочек, снова начинает ворчать — и затыкается, как только в зал входит еще одна небольшая группа. Уилл, проследив за его взглядом, тоже замирает, глядя на русоволосую девушку в центре, и у меня проскальзывает желание легонько ударить его по опустившейся челюсти.

Слева от меня едва слышно фыркает Свити.

— Диана Димитрова, — поясняет она, поведя подбородком в сторону пришедшей. — Учится на курс старше меня. Она у всех такую реакцию вызывает.

— Конечно, она же вейла, — хмыкает Доминик.

— Что?!

— Ну, вряд ли чистокровная, — уточняет кузина. — Скорее всего, наполовину, как моя бабушка Аполлин.

Я поднимаю брови.

— Хочешь сказать, что в одном лагере в одно время оказались две вейлы?

Спереди раздается смешок, и Мелани, сидящая перед Скоттом, отклоняется на спинку сиденья, слегка повернув голову.

— А тебя не смущает, что в одном лагере в одно время оказалось трое Поттеров, один Люпин-почти-Поттер и две кузины Уизли?

— Это, знаешь ли, о многом говорит, — парирую я. — А слизеринцев здесь всего двое, и то непонятно, за какие такие заслуги сюда попал твой братец.

Нотт усмехается и снова возвращает свое внимание организаторше, а у меня мелькает подозрение, что она сама не знает ответа на этот вопрос. Я снова смотрю на Доминик, и француженка пожимает плечами.

— В этом нет ничего сверхъестественного, вейлы же родом из Восточной Европы. А почему, ты думаешь, они были талисманами Болгарской сборной? Уверена, не у одной студентки Дурмстранга присутствуют гены вейл.

— Если вейлы у нас и есть, они об этом не распространяются, — шепотом говорит Свити. — В школу до сих пор не принимают магглорожденных и не очень охотно — полукровок. А вейлы вообще считаются полулюдьми.

Я не успеваю ничего ответить, потому что нас прерывает громкий голос Миры.

— Я думаю, все уже подошли, так что можно начинать, — организаторша воодушевленно улыбается. — Для начала, огромное спасибо, что пришли.

Девушка долго рассказывает о том, как театральное искусство необходимо для раскрытия личности и приобретения уверенности в себе, но все по-настоящему оживляются, когда она предлагает выбрать пьесу для постановки. Свое мнение высказывает каждая (парни молчат и только обмениваются мученическими взглядами), и, разумеется, к согласию никто не приходит. Предлагают и сказки барда Биддля, и дешевые популярные любовные романы (они вообще представляют, как это ставить на сцене?), и иностранные произведения, в основном мне незнакомые. Когда все перестают перекрикивать друг друга, я наконец озвучиваю идею, пришедшую мне в голову еще вчера.

— А что если адаптировать маггловскую пьесу под волшебный мир?

Мира с сомнением смотрит на меня, склонив голову на бок.

— И что ты предлагаешь?

Я уверенно улыбаюсь.

— Шекспир. Я бы поставила какую-нибудь из комедий Шекспира, действие почти каждой можно перенести в волшебную Англию. У нас большинство традиций Эпохи Возрождения все равно сохранилось в чистокровных семьях. Как насчет, например, «Много шума из ничего»?

— Звучит как твой жизненный принцип, — насмешливо произносит Мелани.

В моей голове возникает картинка, как я протягиваю руку и выдираю клок блестящих темных волос.

— Это известная пьеса, Нотт, — язвительно отвечаю я. — Но чистокровные снобы не опускаются до маггловской литературы, верно?

— Ох, Поттер, сжалься над миром и не рассуждай о том, к чему ты и близко не стояла.

— И близко не стояла? — переспрашиваю я. — Вы же там с детства заучиваете все родословные, тебе ли не знать, что род Поттеров также являлся уважаемым аристократическим родом? Но потом мой дедушка наплевал на ваши безумные традиции и решил жениться по любви.

Слизеринка едва заметно дергается, и по ее надменному лицу пробегает судорога. Не знаю, что именно в моих словах так задело ее, но я хотя бы достигла своей цели. Она не отвечает, откидывается на спинку кресла и скрещивает руки на груди.

— Мне нравится твоя идея, Лили, — говорит Мира, отвлекая всех от зарождающейся ссоры. — Но это довольно сложно. Если завтра ты принесешь переделанный текст, мы посмотрим. Это касается и всех остальных. Если у вас есть мысли — пожалуйста, приносите сценарии. На сегодня все, еще раз спасибо вам.

— Наконец-то! — восклицает Уильям, с готовностью поднимаясь с места. — Я на пляж, все со мной?

— Вы идите, я позже к вам присоединюсь, — говорю я. — Мне теперь срочно нужно найти здесь Шекспира.

Я возвращаюсь в жилой корпус и направляюсь к библиотеке. Первый этаж почти пустует — все на пляже, дополнительных занятиях или тренировке — и в общей гостиной я встречаю только нескольких человек, играющих в шахматы и настольный квиддич.

Хлоя, девушка-библиотекарь, указывает мне на стеллаж с маггловской литературой, но выбор очень невелик. Я провожу пальцем по корешкам книг и чуть ли не подпрыгиваю от радости, когда нахожу искомую фамилию. Но, вытащив том и увидев название, я только разочарованно вздыхаю: «Ромео и Джульетта». Конечно, это «самая романтическая история всех времен», но драмы Шекспира явно созданы не для любительского театра в подростковом лагере. Нельзя знакомить иностранных волшебников с величайшей британской трагедией о любви, если никто из актеров не сможет сыграть достойно и передать всю глубину чувств героев. Да и вообще, настроение будет не то.

— А есть еще Шекспир? — спрашиваю я у Хлои. — Я искала комедии.

— Прости, но если нет на полке, значит, нет вообще, — она пожимает плечами. — Здесь в основном учебная и научная литература. Слушай, ты можешь заказать здесь, — девушка протягивает мне листовку с рекламой книжного магазина в городе. — Здесь указан адрес, отправь им письмо, и завтра книга будет у тебя.

Я благодарю ее и за неимением лучших вариантов все-таки беру «Ромео и Джульетту», хотя в этот книжный магазин собираюсь написать сразу же. Буду умолять их прислать мне книгу сегодня или, в крайнем случае, завтра утром, чтобы попробовала составить сценарий во время уроков. На Артефактологии, конечно, мне это вряд ли удастся сделать незаметно, но профессор Шикоба точно ничего мне не скажет.

Поднявшись на второй этаж, я сворачиваю в крыло мальчиков, чтобы спросить Ала, вернулся ли Шепард.

Я нетерпеливо стучу в дверь несколько раз, и только за секунду до того, как в комнате раздаются шаги, я понимаю, что открыть мне может вовсе не Ал. И оказываюсь права. Черт.

Малфой ухмыляется при виде меня.

— Заблудилась?

— Альбус здесь? — без предисловий спрашиваю я.

— Нет, — хмыкает он в ответ, явно не собираясь говорить, где мой брат.

Я выдыхаю, с трудом сдерживая раздражение. Не то чтобы я горю желанием продолжить беседу, но я не знаю, где еще взять сову.

— А Шепард не прилетал?

— Я за вашим зверинцем не слежу.

Ну и черт с тобой.

— Спасибо, — зло бросаю я и разворачиваюсь, чтобы уйти.

Наверное, в совятне должны быть общие совы. Я ведь буду слишком надоедливой, если попрошу птицу у Кайла?

— Зачем ты это сделала?

Вопрос, заданный со слишком непохожими на слизеринца интонациями, заставляет меня остановиться. Я смотрю на Малфоя.

— О чем ты?

— Ты знаешь, — он закатывает глаза. — Зачем ты встала на мою сторону тогда?

— Потому что Найтс действительно был неправ, — я пожимаю плечами и медленно возвращаюсь к его двери.

— Разве? — спрашивает Малфой, прислонившись плечом к косяку.

— У него не было никакого права говорить что-либо о твоей семье, учитывая, что он ничего не понимает в этом, — спокойно отвечаю я, высказывая свое мнение, но не выражая при этом никакого сочувствия.

— И гены не позволили тебе остаться в стороне? — насмешливо продолжает он. — Поттер в борьбе за справедливость…

— Да пошел ты, Малфой! — мгновенно вскипаю я. — И ты туда же! Хочешь знать, почему я вмешалась? Пожалуйста! Я ненавижу, когда о людях судят по их родителям. Конечно, ты можешь сказать, что быть дочерью героя и сыном Пожирателя смерти — совершенно разные вещи, но я терпеть не могу, когда во мне видят только дочь Гарри Поттера. Ты видел, даже Найтс заткнулся, когда услышал мою фамилию.

— Ну, это было довольно эффектно.

— Да, я не спорю, но он ведь не услышал ничего из моих доводов. В конце концов, ему оказалось важно только мое происхождение. Так что, я сделала это, потому что… понимаю тебя.

Почему я вообще откровенничаю так с Малфоем?

— Да брось, Поттер, — не успокаивается он. — Ты сама нередко выражаешь свое презрение ко мне — мерзкому Пожирателю.

— О да, я действительно презираю тебя. Потому что ты кретин. Самовлюбленный идиот. Подонок. Придурок. Мне продолжать? — я не могу сдержать милой улыбки и тут же добавляю: — Но я никогда бы не назвала тебя Пожирателем смерти.

— Неужели? — переспрашивает он.

— А я, по-твоему, совсем дура? — огрызаюсь я, о чем сразу же жалею.

— Ну, раз уж ты спросила…

Я закатываю глаза и вздыхаю.

— Знаешь, в чем твоя проблема, Малфой? — устало произношу я.

— Очень интересно, просвети меня, — ухмыляется он.

— Ты используешь свое происхождение в качестве оправдания, — прямо заявляю я. Почему бы не высказать все, что я о нем думаю, раз уж представился повод? — Ты не бываешь таким мудаком с Алом, потому что он в свое время наплевал на предрассудки и стал твоим другом. Остальные же… Всех, кто тебя ненавидит, ты автоматически относишь к слепой толпе, которая, как этот Найтс, считает тебя Пожирателем смерти. Ты можешь сделать что угодно кому угодно и после обвинить их в том, что они предвзято к тебе относятся. И в твою голову никогда не приходила мысль, что люди могут ненавидеть тебя, потому что ты, Скорпиус Малфой, просто неприятный человек с ужасным характером.

Несколько секунд слизеринец молчит, а потом вдруг разражается смехом. Да, конечно, это выглядит так естественно. Он же не думает всерьез, что я куплюсь на это.

— Весьма неплохо, — говорит он. — Такой интересный психологический портрет… Такое ощущение, что ты всю жизнь за мной наблюдаешь. Но скажи мне вот что, Поттер. Как ты тогда объяснишь наше с тобой знакомство, а? «Альбус, ты что, дружишь с Малфоем?» — зло повторяет он тот вопрос, который я, не сдержав удивления, задала Алу, когда он представил мне своего лучшего, копируя мою интонацию.

— Малфой, наши родители враждовали! — восклицаю я, и в моем голосе звучит больше обиды, чем хотелось бы. — Я слышала, как об этом говорил дядя Рон. Я не знала, что твои предки были Пожирателями смерти! Черт, да я даже не знала, кто такие Пожиратели смерти!

Он смотрит на меня, и впервые за то время, что я его знаю, он выглядит слишком растерянным, чтобы даже попытаться скрыть это.

— Знаешь, Малфой, — я усмехаюсь, чувствуя, как где-то в горле собираются слезы. — Альбус часто писал мне о своем новом лучшем друге. И мне просто не терпелось познакомиться с тобой. А ты мне нагрубил. Просто так. Ни за что. Потому что ты всех подозреваешь. Но, по-моему, тебя твое происхождение беспокоит больше всех.

Я стремительно разворачиваюсь, и почти бегом покидаю коридор мальчиков, пока он не успел ничего сказать или, что хуже, пока мне самой не пришла в голову замечательная идея признаться еще в чем-нибудь. Мерлин, зачем я вообще ввязалась в это?

Я захлопываю за собой дверь в комнату, прислоняюсь к стене и с ужасом осознаю, что плачу. Чудесно. Не хватало мне еще реветь из-за этого придурка. Швырнув на пол сумку, я падаю на кровать, и тут же подскакиваю, почувствовав, как что-то впивается мне в ребро.

На покрывале лежит книга. Сначала я думаю, что случайно оставила учебник, когда собиралась, но название приводит меня в шок: «У. Шекспир. Избранные комедии». Я поднимаю сборник, и из него выпадает сложенный вдвое листок.

«Надеюсь, это то, что ты искала. Тайная Фея».