Hydrargyrum (джен)

Тесно, неуютно, душно и уныло.

Именно такие чувства всё сильнее вызывало у Горация Слагхорна его новое «место работы». Подвал маггловского особняка на скорую руку переделали в лабораторию, но хотя бы о минимальном комфорте или удобстве никто даже и не подумал. Оборудование расположили на нескольких принесенных с верхних этажей дорогих столах, мало подходящих для работы и уже успевших обзавестись пятнами, подпалинами и следами от кислоты и щелочи. Бутыли и ящики с нужными реактивами и ингредиентами расставлены прямо на полу, о них постоянно приходится спотыкаться. И даже спать полагается здесь же в углу, на полу практически в обнимку с дистиллятором. Ко всему этому так и не удалось привыкнуть за прошедшие с похищения полторы недели.

А ведь бывший профессор и бывший декан уже не так молод для подобных приключений, почти сотня лет — даже для чистокровного волшебника солидный возраст. Хотя, говоря по правде, даже в свои школьные годы Гораций по своей воле не согласился бы ютиться и работать в подобном месте, всё-таки ценить комфорт он умел с детства. Жаль, в этот раз его мнение совершенно никого не интересовало…

Слагхорн закашлялся, пытаясь отогнать в сторону густые испарения от небольшого котла. Без волшебной палочки делать это было довольно непросто, размахивание руками мало помогало, только добавляло нелепости. Никаких выходных, практически никаких перерывов, несколько часов на сон — не так он представлял себе пенсию, совершенно не так. Требовался хотя бы глоток чистого воздуха, иначе он через несколько минут просто сознание потеряет в этом подземелье без окон.

— Мне нужно выйти наружу, — как можно более уверенно сказал волшебник, поднявшись на ноги и демонстративно посмотрев в сторону больших часов на стене.

— Нечего вам там делать, профессор, — с издевкой произнесли неподалёку. — Лестрейдж уже скоро вернётся и потребует отчёт. Вы же не будете ей рассказывать, что вместо работы дышали свежим воздухом и наслаждались закатом?

— Я должен уточнить положение звёзд, если не хочу допустить ошибок, — ответил Слагхорн твёрдо, словно без этого и в самом деле не обойтись. Для убедительности поднял тяжелый астрономический справочник из сваленной у стола стопки книг. — Если миссис Лестрейдж спросит о задержках в выполнении плана, мне совсем нетрудно будет объяснить, кто не дал нормально работать.

Одновременно он в тусклом магическом свете посмотрел на своих тюремщиков, как Гораций надеялся — весомо и с угрозой. Два бывших пожирателя смерти, оба более чем вдвое моложе него, Данкворт и Уилкис. После войны первый успел сбежать от правосудия в последний момент, укрывшись за границей, второй — считался погибшим при задержании, а на деле прятался где-то в шотландской глуши. Беллатрикс сумела разыскать их и напомнить о данных клятвах, ведь эти двое для неё не были «предателями», как Селвины или Эйвери. Помимо двух волшебников у стен замерли два маггла самого бандитского вида — Слагхорн не знал, где Лестрейдж их нашла, прежде чем взять под «Империо», однако оба точно были вооружены, и сопротивляться приказу убить незнакомого им человека даже и не попытались бы. Против этой четвёрки, постоянно держащейся настороже, он мало что смог бы сделать, тем более не имея постоянно на руках волшебной палочки. Потому оставалось лишь просить.

— Только недолго, и не думай, что мы не будем следить за тобой, — произнёс Уилкис, неохотно поднимаясь со стула. Пожиратель смерти был на голову выше профессора и намного сильнее, так что и напасть на него без магии не стоило даже думать. Он достал ключи от двери наверх и приказал: — Иди за мной. Не задерживаться, не смотреть по сторонам.

Он пошел вперёд, Слагхорн в нескольких шагах позади, а дальше следовали три других конвоира. На первом этаже как обычно было тихо и безлюдно. Бывший декан искренне надеялся, что его бывшая ученица со своей компанией сумела найти дом, хозяева которого уехали куда-нибудь на континент и раньше чем через полгода не вернутся. Потому что иначе отсутствие тут магглов могло говорить лишь об одном, а думать об этом не хотелось — судя по размерам особняка, здесь жила большая семья…

По пути волшебник в очередной раз с досадой взглянул на стоящий в холле телефон. Он так и не научился пользоваться этим изобретением, всё не было повода. Обычной почты вполне хватало, и даже когда некоторые из бывших студентов-магглорождённых оставляли ему свои «номера», профессор не видел смысла запоминать их. А вот сейчас могло бы пригодиться, если эта штука вообще будет работать без своих хозяев, не потребует от чужака какого-нибудь пароля, например…

— У тебя десять минут, постарайся успеть, — произнёс Уилкис, открывая входную дверь и спускаясь с невысокого крыльца. В левой руке он демонстративно держал карманные часы, а в правой — волшебную палочку.

— Мне этого хватит, — скромно согласился Слагхорн, выходя на лужайку перед трёхэтажным домом и делая глубокий вдох. В тёмно-синем небе уже зажглись первые звёзды, хотя бы со временем он не ошибся, да и с погодой тоже повезло.

Он не знал, где именно в Британии находится этот район, сюда его доставили уже без сознания. Чистые широкие улицы, аккуратные лужайки, дорогие особняки, далеко отстоящие друг от друга, огни небоскребов вдалеке, ясно видимые над невысокими крышами — судя по всему, предместья крупного города, но это мало что даёт. И даже зная точный ответ, аппарировать бы он всё равно отсюда не смог.

Беллатрикс хорошо позаботилась о том, чтобы «гость» не смог покинуть хозяев, как бы ни хотел. Хотя бывшая ученица Горация изрядно помутилась рассудком под влиянием Реддла, но осторожность всё ещё была ей свойственна. Дом накрывал антиаппарационный барьер, ещё один в пределах участка — отводил от него внимание магглов, так что даже сейчас на «странных» личностей в мантиях и с волшебными палочками не обращали внимания ни поздние прохожие, ни посетители большого многоэтажного магазина на другой стороне дороги, ни люди в проезжающих мимо машинах. Вдобавок ко всему вокруг шеи профессора обвивалась зачарованная цепь, которая будет сжиматься тем сильнее, чем дальше он отойдёт от своей новой лаборатории, даже перемещение на пару кварталов наверняка его убьёт. Последней линией являлись его конвоиры. Слагхорн и в молодые годы не назвал бы себя выдающимся дуэлянтом, войну с Гриндевальдом и войну с Волдемортом он безопасно пересидел в Хогвартсе. Так что у него, при всём накопленном опыте, просто не хватило бы умения без палочки победить стольких противников сразу, даже если Лестрейдж в этот момент поблизости не будет. У него возникала идея в ходе работы сварить подходящие зелья, например летучий яд, чтобы заполнить подвал, и противоядие для себя, но за всеми его действиями в лаборатории очень тщательно следили, да и набор доступных реактивов и ингредиентов был заведомо ограничен поставленной задачей.

— Погулял и будет, — прервал его размышления Данкворт, не сводящий с подопечного нацеленной палочки. — Место.

Слагхорн в последний раз окинул взглядом темнеющее небо, вечернюю улицу, огни города вдалеке, после чего медленно направился к дверям в сопровождении молчаливых магглов с оружием. Обратный путь к лаборатории показался намного длиннее, однако в итоге профессор всё равно вернулся в то же затхлое осточертевшее подземелье. Судя по всему, раньше хозяин особняка устроил здесь внизу спортивный зал, но сейчас всё его оборудование было разбросано по углам или вышвырнуто в пустующие комнаты на первом этаже, а подвал переделан под алхимическую лабораторию. Большую часть её площади занимал нанесенный на пол магический круг, в центре которого находилась тускло светящаяся стеклянная ёмкость с полупрозрачным раствором. Внутри этого «аквариума» сейчас уже вполне можно было различить человеческую фигуру.

Профессору не требовалось подходить ближе, чтобы разглядеть детали, ведь это существо создал он сам. Да и как раз деталей там пока и не было — непосвященный человек решил бы, что видит перед собой манекен, не имеющий никаких отличительных черт, всего лишь пародию на человека. В действительности же это был гомункул, не имеющий какой-либо матрицы внешности, характера или поведения. Болванка, чистый лист, пустое тело, созданное из базовых соединений и элементов. Лишь когда оно сформируется окончательно, душа постепенно начнёт придавать ему форму.

— Тридцать пять литров воды, двадцать килограммов углерода, четыре литра аммиака, полтора килограмма оксида кальция… — негромко произнёс профессор, рассматривая стеклянный бак.

Химический состав человеческого тела совсем не так уж сложен, найти все нужные вещества в подходящих количествах можно, и не грабя складов. Преобразовать всё это в кости, мышцы, органы — тоже задача вполне решаема, требуемые ритуалы и манипуляции отработаны века назад, а дальнейшие поколения алхимиков и зельеваров всё это только упростили и удешевили. Создать сосуд — нетрудно. Проблема всегда возникала с его наполнением. Кто-то таким способом пытался вернуть к жизни уже погибших людей, кто-то — создать нечто новое, идеальное, лишенное груза хорошей и дурной наследственности. А кто-то однажды решил, что если взять тело без души и душу, лишившуюся тела, то их объединение просто напрашивается само собой…

Проблема была в том, что душа в мире сама по себе способна существовать разве что в виде призрака, и тогда это лишь её очень бледное отражение, не приспособленное для возвращения к жизни. А значит, душе требуется якорь, который её удержит. Предмет, в котором заключена её часть, чтобы удержать рядом целое. Крестраж, созданный запретной тёмной магией. В груди плавающего в этом баке тела рядом с сердцем уже находился медальон Салазара Слизерина — древняя реликвия, заключающая в себе часть души Тома Реддла. Именно этот предмет свяжет дух бывшего ученика Слагхорна и созданного гомункула. Черты лица и пропускающие магию каналы, цвет волос и даже видимый возраст — всё это определит душа, когда займёт новое тело.

Чтобы не вызывать новых претензий со стороны тюремщиков, Гораций отошел к одному из столов, безнадежно испорченному потёками едких реактивов, установил на подставку круглую колбу и начал аккуратно смешивать внутри необходимые компоненты. Ему даже не требовалось изображать полезность — искусственное тело всё ещё было в достаточно неустойчивом состоянии, его требовалось удерживать от распада с помощью зелий и специальных составов, прежде чем гомункул сможет существовать самостоятельно вне бака с раствором.

За прошедшие дни не раз и не два профессор думал о том, чтобы устроить саботаж, умышленно испортить всю работу, возможно даже сделать так, чтобы гомункул сначала успел ожить, и только после этого расплылся лужей слизи — талантов Горация хватило бы на это, если посидеть над формулами. Немного поправить там, забыть пару капель определённого эликсира здесь… Но он этого так и не сделал, день за днём точно придерживаясь всех правил и рецептур. Горацию было очень стыдно, и перед самим собой, и перед множеством других людей, пятнадцать лет назад отдавших жизни ради победы над этим волшебником, растерявшим всё человеческое. Но он понимал, что любые его усилия будут тщетны. У него нет способа уничтожить крестраж, созданный из настолько сильного артефакта, тут тщеславие Реддла сыграло в его пользу. А пока осколок души хозяина у Беллатрикс в руках, уничтоженное тело будет означать только потерю времени и ресурсов, всего лишь мелкие неудобства для их плана.

— Мою палочку, будьте так любезны… — попросил Гораций, медленно вытянув руку.

Приблизился Уилкис, осторожно левой рукой вытянув из-под мантии волшебную палочку, при этом продолжая целиться своей основной в голову профессора. Вложил палочку в ладонь Слагхорна и быстро отступил назад, при этом стоящие на расстоянии магглы и второй волшебник неотрывно следили за каждым движением и каждым словом пленника. Стараясь их не провоцировать, профессор медленно провёл палочкой над колбой с зельем, точно повторяя необходимый жест. Жидкость в сосуде замерцала, из грязно-серой сделалась оранжевой и почти прозрачной. Как всегда превосходный результат, впрочем, задача была из простейших. Закончив с зельем, Гораций точно также вернул тюремщику свою палочку и принялся за компоненты следующего состава. Правила, сразу озвученные Лестрейдж, были предельно ясными, и хотя немного замедляли общий темп, но служили ещё одной гарантией того, что старый зельевар и алхимик не попытается бежать, а будет послушно исполнять приказы. О том, сколько это доставляло неудобств и вне работы, когда всё, от разведения огня до сортировки книг, приходится делать руками, не стоило даже говорить, но уж до этого тюремщикам точно не было дела.

Слагхорн не переоценивал себя. Да, под действием «Империуса» его нельзя было заставить провести безукоризненно всю процедуру, занимающую недели и состоящую из множества этапов. Но несколько «Круциатусов» спустя он сделает всё сам, по собственной воле. Или после режущих, зажигательных, замораживающих заклинаний, примененных с должной фантазией — колдомедицина делает многие пытки, способные быстро искалечить обычного человека, многократно повторяемыми, а у Беллатрикс Лестрейдж очень богатый опыт. И даже если он вдруг переборет свой страх и решит устроить самоубийственную атаку на охрану, то его всего лишь быстро скрутят. И дальше либо придётся делать всё то же самое уже в цепях и под кнутом, либо они сами его убьют и попытаются найти следующего специалиста, который окажется более сговорчивым и ценящим свою жизнь. Даже не считая Альбуса Дамблдора, подходящих волшебников ещё с полдюжины на всю Британию да наберётся. Откажется он — примутся за них, останавливаться Лестрейдж точно не собирается.

Гораций даже думал, не является ли всё это расплатой за старые ошибки. За слабости. Небольшие недостатки, обернувшиеся крупными проблемами. Он начал преподавать больше семидесяти лет назад, и уже через несколько лет помимо своих уроков и факультативов организовал небольшой клуб для студентов. Для лучших, для самых интересных, для самых необычных, для тех, о ком говорят и будут говорить и после школы. Разве можно считать это тщеславием или жадностью — искреннее желание поучаствовать во взлёте выдающихся личностей, помочь им сделать первый шаг к успеху, остаться в памяти заботливым наставником, к которому всегда можно прийти за советом или по случаю отправить небольшой подарок ко дню рождения? Даже родившись в чистокровной семье, он не делил студентов в своём клубе по происхождению — куда важнее был талант, известность, перспективы. При этом профессор придерживался мнения, что закон строг для обычных людей, не способных думать за себя, для гениев же он — только рекомендация, которую стоит иметь в виду. Путь к открытиям, к успеху, к славе невозможен без небольших уступок, на которые можно закрыть глаза — и Министерство, и руководство Хогвартса всегда были слишком осторожны и слишком тщательно придерживались устаревших формальных правил. Маленькие послабления в распорядке дня, в ношении формы, в допустимых к обсуждению темах — это всегда окупалось и новыми достижениями и личной благодарностью наставнику.

Том Реддл оказался одним из самых выдающихся студентов за более чем полувековой опыт работы Слагхорна. Отличник, быстро опередивший школьную программу, прирожденный лидер, староста факультета, потом староста школы — мальчик был на очень хорошем счету и ему прочили блестящее будущее. И когда на старших курсах в один из вечеров Реддл пришел к нему с вопросами о тёмной магии, официально запрещенной и всячески порицаемой (хотя в то время ещё не настолько, как после войны с Гриндевальдом), профессор не увидел причин отказывать ему в разговоре. В конце концов, Том уже где-то узнал, что же такое крестражи и, вполне возможно, к тому времени знал и детали ритуала, и нужные чары. Ему требовалась не общая информация, а мелкие детали, уже не слишком опасные на фоне всей идеи, так почему было и не сообщить их? Создавал ли кто-нибудь из знаменитых волшебников более одного крестража за раз? Что произойдёт, если всё-таки это сделать? Гораций считал тогда, что поступил правильно, рассказав ему обо всех сложностях и опасностях этой магии, о неизбежной потере части сил, о требуемых жертвах, о сложностях возвращения из состояния между жизнью и смертью… Но как он теперь понимал, все его слова Том воспринял как вызов, они не отпугнули, а лишь распалили его интерес, подчеркнули, сколь опасен и сложен этот метод, а значит — сколь велика должна быть выгода от его применения.

Профессор не был настолько тщеславен, чтобы считать, будто это именно он подарил Британии всем известного Лорда Волдеморта, что именно его слова определили путь, по которому пошел Реддл. Мальчик неплохо тогда изображал перед ним наивность и чистейшее любопытство, но вполне возможно к тому времени и сам уже в тёмной магии успел кое-что узнать, приобрести опыт, успел запачкать руки. Однако ему нужна была эта информация, и именно профессор Слагхорн охотно предоставил её своему подопечному, чтобы тот мог двигаться дальше, к новым вопросам и новым ответам. Гораций не был тем, кто наставил Тома на этот путь. Но одним из тех, кто помог Лорду Волдеморту стать тем, кем он в итоге стал. А значит, все жертвы его безумия лежат в том числе и на совести бывшего преподавателя, щедро раздававшего любые советы своим подопечным. Даже если его вина в каждой смерти была совсем мала, их набралось слишком много, и этот груз теперь вполне мог бы раздавить. Пятнадцать лет профессор успокаивал себя мыслью, что Реддл так и не сумел воспользоваться полученной информацией, либо и в самом деле счёл крестражи слишком опасными, не стоящими риска. Но как он теперь знал из первых рук, Том был прилежным учеником и к словам своего преподавателя он тоже отнёсся вполне серьёзно. А Гораций собственными руками теперь помогает воплотиться его плану в жизнь.

Оставив новое зелье медленно кипеть на огне, Слагхорн подхватил первую колбу и медленно направился к баку, аккуратно перешагивая линии магического круга. Он не оборачивался, но всё равно буквально чувствовал спиной скрестившиеся на нём взгляды охранников. Остановился, медленно сдвинул в сторону стеклянную крышку — с палочкой бы потребовалось всего одно лёгкое движение, но увы. Замер, глядя на слабо светящуюся поверхность, под которой темнел человеческий силуэт. Сейчас хватит всего одного заклинания, даже без волшебной палочки — немного магии, чтобы нагреть до трёх сотен градусов состав в колбе, затем нужно быстро вылить его в раствор прямо так, кипящим. Эффект тогда будет прямо противоположным первоначальному — замедление роста, отмирание тканей, формирование аномалий в искусственном теле.

К сожалению, профессор слишком хорошо знал самого себя. Даже если уничтожить один образец, даже если уничтожить два… В конце концов, после пыток он всё равно сделает всё, как от него хотят и даже ещё лучше. А все усилия смогут разве что выиграть несколько месяцев. Правда вставал и другой вопрос — а настолько ли он будет нужен живым после того, как лорд Волдеморт вновь получит тело? Может быть, Том и не мастер алхимии, но обеспечить необходимый уход за новой оболочкой он вполне сможет и сам. По оценке Слагхорна, это тело продержится от трёх до пяти лет, в зависимости от нагрузки, однако едва ли Реддл захотел вернуться к жизни, чтобы днями лежать на пляже, пить коктейли и любоваться морем.

Он спешил. Создание гомункула было не лучшим, однако быстрым решением при наличии подходящего специалиста и запасного крестража. Для чего-то перманентного и надёжного, для одного из ритуалов воскрешения, духу бы сначала требовалось обрести подобие реальной плоти, стать более «плотным», получить собственную привязку к физическому миру помимо крестражей. А для этого, помимо участия нескольких волшебников и проведения нужных ритуалов, требуется не меньше двух лет без каких-либо активных действий, без попыток кого-то подчинить себе, вселиться в чужое тело, занять временную телесную оболочку. Очевидно, столько он ждать сейчас не хотел, желая влиять на происходящие в Британии события не только руками немногочисленных уцелевших последователей, но и лично. Может, отчего-то боялся не успеть, и в этом случае даже задержка на полгода смогла бы…

Профессор остановил руку с колбой, когда донёсся звук открывшейся двери и затем послышался уже знакомый стук каблуков по деревянной лестнице. Медленно обернувшись, он увидел, как в подвал спускается Лестрейдж. Она часто так пропадала каждый день, на час или на два, но подручным и тем более пленнику о своих вылазках не докладывала, так что оставалось лишь гадать, куда она исчезает.

Её взгляд сразу же остановился на колбе с оранжевым зельем в руках Слагхорна. Ведьма не была крупной специалисткой в алхимии, уделяя куда больше внимания проклятьям и боевой магии, однако при желании она могла очень быстро учиться. Тем более что за контроль работы в первую очередь перед духом Тома отвечала именно она, а значит, ей требовалось знать, что Гораций всякий раз делает и с какой целью.

Профессор до сих пор помнил, как двенадцатилетняя Беллатрикс Блэк получала у него впервые «Превосходно» за сданный без ошибок экзамен. Помнил и её выпуск. Помнил и суд над ней, где ему пришлось присутствовать, ведь семья Слагхорнов занимала одно из мест в Визенгамоте. Ещё одна из лучших его учениц, ставшая самой разыскиваемой преступницей в магической и, говорят, даже в немагической Британии. Может быть, всё-таки он что-то делал в своё время не так, если она теперь готова держать своего бывшего декана в подвале на черством хлебе и воде, приставив к нему вооруженный конвой ещё из пары его бывших студентов?

— Что ж, дорогой профессор, — произнесла Лестрейдж почти любезно. — Расскажите мне, как далеко вы продвинулись сегодня, что делали, зачем и как это повлияет на общий график работ.

* * *

— Значит, вот оно как, — размеренно произнёс Люциус Малфой, глядя на своего сына в кресле напротив. Драко имел бледный вид, сцепленные на коленях руки побелели, однако он не опускал взгляд в пол, а внимательно смотрел на отца, ожидая его решения. Глава семейства встал, налил себе вина в бокал, взял его в левую руку, подхватил свою трость и начал медленно мерять шагами свой кабинет, по пути задумчиво повторив: — Значит, вот оно как…

Идея в выходной день забрать сына домой и поговорить откровенно принадлежала ему. За пару месяцев вопросы друг к другу накопились у обоих, а вопросы без ответов слишком часто порождают сначала сомнения, а потом и недоверие. Тем более, что при упоминании в письме о недавних событиях в школе Драко отвечал весьма уклончиво, а слухи на эту тему ходили самые разные, от крайне смешных и нелепых, до весьма опасных в своей убедительности. Чтобы разрешить любые возможные недоразумения Люциус и решился на столь широкий жест. В назначенное время забрал сына у границы Хогсмида, привел его сюда и предложил поговорить открыто, откровенность за откровенность. Более того, он даже сделал первый шаг и поделился новостями, о которых никому кроме жены не решился бы рассказать и под угрозой заключения в Азкабан.

Вчера Беллатрикс Лестрейдж почти через год после своего побега впервые решила связаться с семьёй Малфой. Причем именно с ним, а не со своей сестрой — в том, что Нарцисса не стала бы от него скрывать нечто подобное, Люциус был уверен целиком и полностью. Что же до причин, ведьма предлагала ему встретиться для разговора наедине. А это вызывало определенные опасения. С одной стороны, для «Пожирателей смерти» Малфой, как и многие другие, фактически являлся предателем, не пожелавшим отстаивать идеалы чистой крови до конца. С другой стороны, на заседаниях Визенгамота он как бы не чаще других апеллировал к угрозе со стороны Беллатрикс как поводу провести те или иные реформы или поправки в законах. С третьей, именно он организовал недавнее нападение «Лестрейдж» на магглорождённого чиновника, потому что о самой Белле слишком давно не было слышно, и держащее Министерство в тонусе чувство опасности начало понемногу рассеиваться. Если бы о последнем стало ей известно, любимая родственница могла бы и не оценить подобную задумку. Так или иначе, к месту встречи Люциус аппарировал с опаской и в любой момент ожидал засады.

Однако всё прошло куда более мирно, чем он предполагал. Внешне, во всяком случае. Беллатрикс даже великодушно разрешила ему для начала применить демаскирующие чары, дабы убедиться, что она — это действительно она, а вокруг никто не скрывается под действием невидимости. Ведьма лишь мимоходом намекнула на то, что снабжая деньгами и контактами Петтигрю и Крауча, он ещё вовсе не оправдался в отказе от сопротивления и сдаче подельников в восемьдесят первом. Однако сейчас у Малфоя появился шанс. По её словам, тёмный лорд уже очень скоро вновь появится среди живых, а тогда и «Пожирателей», и Министерство, и всю Британию ждёт новое будущее.

Люциусу же, как и остальным его бывшим соратникам, крайне щедро предлагается вновь занять своё прежнее место, дабы возродившегося Волдеморта ждал его ближний круг в как можно более полном составе. Волшебник даже предполагал, что ему сказали в числе первых, но это также означало, что подобные встречи теперь продолжатся. И если отдел правопорядка сейчас присматривает за бывшими приближенными тёмного лорда, только вопрос времени, когда во время очередных переговоров к беседе Беллы и очередного оставшегося на свободе пожирателя захотят присоединиться авроры. А кто-то из бывших соратников вполне способен сдать им Лестрейдж и сам, безо всякой слежки и угроз.

Малфой не дал ей ответ сразу, попросив немного времени. Что же до самой возможности появления тёмного лорда, он был склонен считать её достаточно вероятной в свете последних событий. Широкой общественности об этом не спешили рассказывать, однако его источники в аврорате предоставили информацию об убежище в Норфолке, обнаруженном месяц назад после анонимного сообщения о якобы замеченной там Лестрейдж. По словам привлеченных к расследованию разрушителей проклятий, путь внутрь прокладывали бесцеремонно, грубой силой прорываясь через все чары и ловушки, а внутри и вовсе развернулось настоящее сражение с участием инферналов — если оценивать по количеству характерного праха, обнаруженного на месте, речь шла о паре сотен мертвецов.

Можно было сделать вывод, что Беллатрикс пробилась внутрь, забрала нечто, оставленное Волдемортом на случай своей смерти, и теперь наконец собирается вернуть к жизни своего обожаемого господина. В эту версию не вписывались только многочисленные следы от маггловского оружия — хотя ведьма и могла найти достаточно пушечного мяса из простецов, как это сделал прежде Крауч, однако Министерство не получало никаких нот протеста от маггловского правительства, как это было в девяносто четвёртом. А с учетом только что полученной информации, всё может оказаться и ещё несколько сложнее.

— Отец… — Драко всё-таки не выдержал напряженной тишины, нарушаемой лишь размеренными шагами главы семьи. Повернулся, отыскивая Люциуса взглядом, попытался встать.

— Дай мне время, — без выражения произнёс старший волшебник, не сбившись с шага. — Ты предоставил достаточно поводов для раздумий.

— Да, конечно… — сын сжался в кресле, будто пытаясь занимать как можно меньше места. Он уже отчётливо жалел, что согласился на откровения и сам честно рассказал обо всём случившимся. Но забрать свои слова обратно уже было невозможно даже для волшебника.

Люциус же продолжил свой путь по кругу, так и не прикоснувшись к вину. Как образованный и культурный человек Малфой ругался на французском и про себя, но даже это не смягчало всего, услышанного им от наследника за последние полчаса. Три недели назад Драко едва не погиб от рук какой-то грязнокровки! А теперь он может в любой момент оказаться в Азкабане на годы, если всему случившемуся дадут ход! Да и репутация семьи Малфой может понести колоссальный урон, но на фоне прочего это уже скорее досадное неудобство. В отличие от Вальбурги Блэк, Люциус ставил жизнь и здоровье сына выше доброго имени семьи. Больше всего ему сейчас хотелось лично отомстить за унижение, нанесённое Драко, а значит и семье Малфой, однако спешить в этом деле не стоило — сын и так уже наделал ошибок, требовалось сначала разобраться с их последствиями. А для этого нужна холодная голова.

Впрочем, если оставить в стороне эмоции и рассуждать не только как отец, но как волшебник и политик, новая информация от Драко открывала достаточно возможностей, чтобы ситуацию можно было считать пока далёкой от катастрофической. Главное правильно разыграть доставшиеся карты, как обычно не забывая о блефе и паре козырей в рукаве на крайний случай.

Тот факт, что сын взялся за тёмные искусства и уже добился в этом определенных успехов, Люциуса скорее обрадовал — в школьные годы он вместе с однокурсниками тоже изучал многие вещи, не слишком одобряемые официально, главное было соблюдать необходимую осторожность. А вот то, что Кэрроу взялся его учить, не посоветовавшись и даже не предупредив, уже вызывало вопросы. Либо торопился выслужиться, либо надеялся заполучить компромат на коллегу, который пригодится в дальнейшем, но в любом случае Амикусом можно будет заняться позже. В школьных стычках тоже не было ничего предосудительного — никто не кричал «смерть грязнокровкам!» и не рисовал на стенах знак Пожирателей, два клуба просто обменивались ударами безо всякой идеологии и политических заявлений. Жаль, общий счёт был не в пользу старых семей, но это отдельный разговор. Самой важной частью всей этой истории была последняя дуэль…

— Значит, ты считаешь, что во всём виноват директор? — наконец, спросил Люциус, сделав полный круг по кабинету и остановившись у окна.

— Именно! — воскликнул Драко. — Тут и двух мнений быть не может. Грязнокровки в принципе сами не способны такого достичь и за тысячу лет. Их кто-то дрессировал, тщательно и долго, кто-то розгами вбивал науку и настраивал против нас. Два года назад Грейнджер даже вместе с Тонкс едва-едва справилась с одним несчастным вампиром, который и не собирался драться всерьёз против девчонок. А теперь она без палочки и слов способна управлять наколдованной водой, одними лишь движениями. Я не знаю, мама, наверное, так сможет, но кто она — а кто эта грязнокровка? Сомневаюсь, что ещё кто-то из девушек с нашего курса так сумеет. Но вовсе не это главное. Тогда, два года назад, она после сражения ещё месяц на инфернала была похожа, всё переживала из-за того кровососа. А тут меня готова была на куски порезать, даже глазом не моргнув.

— Ты ей что… восхищаешься? — осторожно, стараясь не выдать своих эмоций, уточнил Люциус.

— Немного. Как выдрессированной собакой или прирученным грифоном, — уточнил Драко. — Почти уверен, что она готова была убить, всего-то увидев тёмные искусства в действии. Но сколько у нас студентов даже на последнем курсе, даже на Слизерине, смогут убить своего заклятого врага, столкнувшись с ним лицом к лицу? Без «Ступефаев», «Инкарцеро», дуэли до первой крови, а вот так вот, всерьёз. Немногие, я уверен, очень немногие. Но это было красиво.

— Значит, вся твоя версия держится на том, как обучены эти грязнокровки? — быстро сменил тему отец. — Это мог бы сделать и кто-то другой.

— А кто ещё? Без директора в школе ничего не происходит. Да и не только это. Ещё их разговор с этим Мерфи. Откуда такие знания в тёмных искусствах: про крестражи, про бессмертие, про жертвы и обращение в нежить — такое даже этот полоумный Грюм на ЗОТИ не рассказывает, и в библиотеке ничего подобного не найти. Слова про то что «против меня не часто применяют тёмную магию», про то что «ты тоже видел, чем это заканчивается». Ну и про то что «Беллатрикс её сильнее впечатлила», чем я, — перечислил Драко. Судя по всему, он много раз успел обдумать всё произошедшее. — Это в тот раз на вокзале или уже позднее? А когда? И где бы грязнокровка могла видеть тёмные искусства в действии — ну не у Блэка же в поместье? Не похоже, что она знает всё только по книгам, но тогда откуда? Вот я и думаю… Как она создала свой клуб, так нам сразу поставили вести ЗОТИ Люпина. А через год и вовсе Шизоглаза притащили, а он сразу вызвался их куратором. А теперь к нему ещё и Сириус Блэк. Все трое были в Ордене Феникса, ты же мне сам показывал список, кто там у них выжил после войны.

— То есть директор решил стряхнуть со своего ордена пыль, а поскольку от них уже тогда мало что осталось, сразу взялся набирать туда подходящих грязнокровок, которых не жалко бросить на убой? — продолжил за него Люциус. — Предыдущий состав тренирует рекрутов прямо в школе и прямо так, не дожидаясь выпуска, Дамблдор их уже отправляет решать свои проблемы? Очень в его духе, тут я согласен, хотя раньше он хотя бы до восемнадцати ждал, прежде чем делать предложение. Но даже двое — это ещё не показатель, пара рядовых бойцов не стоит всего риска.

— Их больше! — заверил его Драко, будто побоялся, что отец сейчас отбросит его версию. — Самое меньшее четверо. Поттер бы сам в жизни такую магию тоже не освоил, какой он сейчас владеет. Ещё есть Тейлор, или как там её, вечно за Грейнджер везде ходит, кто-то вообще говорил, что они это… ну, пара, или вроде того.

— Магглы, — презрительно пробормотал Люциус. Невольно улыбнулся, вспомнив другой разговор. О том, для чего нужны девушки и откуда берутся наследники в семье, он Драко рассказывал как раз в этом кабинете перед четвёртым курсом. После финала кубка мира по квиддичу, где сын повёл себя совершенно неподобающе при виде вейл, так что пришлось спешно объяснять ему некоторые вещи. Беседа тогда получилась крайне неловкая — для Драко, разумеется.

— Ещё, может быть, наша новообретенная леди Крауч, но тут я не уверен. Однако за четверых готов поручиться точно. А сколько их будет через год? И директор готовит этих грязнокровок против нас, — добавил он.

— Против вас? Это против кого именно? — с иронией уточнил глава семьи.

— Что? — сын посмотрел на него так, будто тот только сам предложил отправить его в Азкабан за занятие тёмной магией.

— Ты уже один раз допустил эту ошибку, Драко. Не повторяй её снова. Может, это и правильно — давать кому-то ещё один шанс. Но вот вставать на сторону проигравших — весьма неумно.

— Отец… — растерявшись, он всё-таки попытался собраться с мыслями и задать вопрос: — Хочешь сказать, что предложение Лестрейдж…

— Да. Я его проигнорирую. И сейчас я объясню тебе, почему именно мы это сделаем, раз ты не понял в прошлый раз, после слушаний в Визенгамоте. Смотри внимательно.

Люциус с помощью несложного заклинания молча отлевитировал всё ещё полный бокал на стол. Затем извлёк свою палочку из трости и также молча начал прямо в воздухе чертить схему линиями неяркого зелёного пламени. Сначала три больших круга с эмблемами, затем несколько поменьше — пока пустых. Закончив, он начал объяснять, для начала указав на изображение змеи и черепа:

— Тёмный лорд, — палочка ткнула в герб Хогвартса — разделенный на четыре поля щит, — Директор, — последним он показал на эмблему Министерства в виде буквы М. — Министр. Три ключевые фигуры, за каждой из которых стоит сила. Так было в прошлую войну. Две стороны объединились против третьей, действуя в том числе и чужими руками, — волшебнику не составило труда парой росчерков палочки изобразить в пустом круге силуэт птицы, затем провести линию к гербу Хогвартса. — Ордену Феникса задачи ставил Дамблдор. Основной его состав — вчерашние выпускники, как ты прекрасно понимаешь, преимущественно Гриффиндор. Больше половины из них погибли или дезертировали.

— Я всё это знаю. Ты много раз рассказывал о войне, — нетерпеливо произнёс Драко.

— Да. И возможно в этом я допустил ошибку, — запоздало признал Люциус. — Теперь ты думаешь категориями той войны, а ведь мир с тех пор очень изменился. Да, директор остался на своём месте. Полагаю, он бы вполне мог сказать «Хогвартс — это я». Однако, — палочка остановилась напротив герба Министерства, — Фадж, в том числе и нашими усилиями, второй год наседает на него, требуя увеличить контроль отдела образования над школой. Они далеко не союзники. А после всего случившегося и Фадж — уже политический труп, скоро его заменят. Возможно Амбридж, возможно — Боунс. Кингсли — вряд ли, но я бы не стал исключать и этого. Может, даже старый Крауч попытается вновь, хотя шансов у него немного. И ещё вопрос, какие у нового министра сложатся отношения с директором.

— А ведь ты столько денег положил Фаджу в карман.

— О, не волнуйся, Корнелиус окупил себя ещё пару лет назад. С тех пор уже шла сплошная прибыль. Но речь не о нём, — Люциус указал на эмблему Пожирателей. — Самое важное, что ныне тёмный лорд не имеет и малой части той силы, какая у него была двадцать лет назад. Даже если его возрождение обойдётся без отрицательных эффектов, во что я не верю, в этой лодке помимо него самого и Беллатрикс наберется едва ли полдесятка человек, которых она успела найти по самым дальним углам, либо нанять из молодых. А вот где сейчас мы, — в пустом круге рядом он изобразил герб Малфоев — щит с парой стилизованных драконов по сторонам. В его детстве уроки музыки, искусств и иностранных языков были обязательны, так что вспомнить навыки было нетрудно. — Чистокровные старые семьи, служившие ему когда-то.

— Но если все мы примем его сторону… — начал Драко.

— То в лучшем случае будет половина ближнего круга. Многие в тюрьме. Других… не брали в плен. Кроме того, нет гарантий, что все добровольно сделают шаг вперёд. Селвин. Нотт. Кэрроу, Эйвери — ты сам гарантировал бы, что все они будут готовы снова встать в строй и продолжить войну? Рискнут всем, что у них сейчас есть? Особенно в условиях, когда в аврорате всех нас знают поимённо.

— И что же, мы должны просто отступить? Замолчать? Разрешить грязнокровкам и предателям крови творить всё, что им захочется?

— Разве я говорил нечто настолько глупое? — демонстративно удивился Люциус. — Конечно же нет. Просто нужно помнить, что времена изменились. Но кое-кто этого не понял. Скажи мне, Драко, ты знаешь, что такое «Лорд Волдеморт»?

— Это великий тёмный волшебник, который… — медленно начал сын, посмотрев на него с жалостью. Может быть, решил, что отец уже впал в маразм.

— Нет, не «кто», а именно «что». Как думаешь, почему он не был известен как Томас Гонт? Да, я не стыжусь признавать, что лорд был крайне сильным волшебником, обладал невероятными знаниями, что он ещё в школьные годы завёл немало выгодных знакомств и среди старых семей. Но ты ведь понимаешь, что всего этого недостаточно, чтобы годами на равных сражаться против Министерства и Дамблдора одновременно? Один волшебник, как бы невероятно он ни был силён и какими бы знаниями ни обладал, просто не способен противостоять целым организациям. Тут нужны деньги, нужны связи, нужны люди, нужны ресурсы… Мы дали ему всё это.

— Вы?

— Чистокровные семьи. Твой дед и другие волшебники из его поколения. После поражения Гриндевальда Министерство и Хогвартс быстро охватило магглолюбское безумие, — произнёс Люциус презрительно. — Как же так, ужасный волшебник и его последователи так много вреда причинили бедным ни в чём не повинным магглам… Волшебный мир должен отвечать за совершенные им преступления и вымаливать прощение. Грязнокровкам открылись все двери, любой, кто в Визенгамоте просто заикнулся бы о праве старых семей на что-либо или о каких-то привилегиях, в те времена мог бы ставить крест на своей карьере. Грязнокровки в аврорате, грязнокровки в Визенгамоте… В шестидесятых мы получили первого магглорождённого министра, и это стало последней каплей. Нужен был кто-то, чтобы возглавить движение против этого сумасшествия, но при этом не бросающий тень ни на одну из благородных семей. Именно тогда началась карьера лидера протестов Волдеморта, которого всё реже кто-то называл Томом Реддлом.

— Его сделали голосом чистокровных?

— Да. Сначала это были только заявления. Потом демонстрации. Когда не помогло, пришлось брать всё в свои руки и действовать. Следующим шагом стал террор. И как ты понимаешь, это сработало. Про преклонение перед магглами и «особые права» быстро забыли. Грязнокровки поняли, где их место. За два-три года мы добились всего, чего хотели. Проблема в том, что тёмный лорд не собирался на этом останавливаться. Стоит признать, он сумел нас поймать… — Люциус демонстративно погладил предплечье сквозь рукав дорогой мантии. — «Всего лишь татуировка, символ нашего братства…» Все считали, что избавиться от неё позже будет нетрудно, когда организация исполнит свою роль и перестанет в прежнем виде быть полезной. Хотя Пожирателей и собирались оставить в качестве символа, постоянной угрозы грязнокровкам и магглолюбам, ведь цели уже были достигнуты, положение мы себе вернули. Тогда и выяснилось, что это, — он вновь коснулся предплечья, — магический контракт, привязанный к нанесенной тёмной магией ране. А шрамы от темной магии, как ты и сам знаешь, не лечатся, даже если отрезать руку и вырастить на её месте новую. Тёмный лорд должен был стать для нас способом добиться нужных целей, но из-за контракта уже мы стали для него удобным средством для продолжения войны.

— Хочешь сказать, что жалеешь о нападении на тех магглов и их защитников? — изумленно переспросил Драко.

— Разумеется, нет, — отмахнулся Люциус от столь нелепого предположения. — Вопрос в том, что тёмный лорд не понимал, когда нужно остановиться. Нам пришлось продолжать войну, даже когда это стало слишком опасно, а никакой особой пользы из очередного столкновения с аврорами извлечь было нельзя. Но прекратить мы уже не могли. Некоторые и сами слишком увлеклись, полностью поверив в то, что это единственный путь. У других не было выбора — оставалось только идти вперёд, до победы. Неприятное чувство, скажу тебе честно, когда ты не контролируешь себя. Я бы не хотел испытать его ещё раз.

— Но что помешает ему вновь пусть в ход метку?

— Время. С побега Беллатрикс прошло меньше года. Какой бы способ воскрешения он ни выбрал, меньше чем за год не удалось бы восстановить тело настолько, чтобы вернуть и столь сложную магию контракта, связывающую нас всех. Он слишком торопится, слишком одержим местью, чтобы действовать разумно и планомерно. В отличие от нас.

— Ты точно в этом уверен, отец? Если ошибешься, это дорого обойдётся.

— У меня достаточно причин считать, что я прав. А тебе стоит понять, что Тёмный лорд — прошлое, уже пройденный этап. Теперь нужно действовать иными методами. Дипломатия способна принести ничуть не меньше выгод. Особенно когда под рукой есть ручное маленькое зло, которым так удобно пугать обывателей — когда пообещаешь им, что решишь эту проблему, они куда легче соглашаются с тобой и задают меньше вопросов, — презрительно добавил волшебник. — Я думаю, в какой-то момент даже придётся принять участие в противостоянии Пожирателям смерти, когда для этого будет наиболее удобный момент. Чтобы ни у кого не осталось никаких вопросов. А тем, кто будет держаться за прошлое, кто попытается к нему присоединиться, некого винить, кроме себя. Ты ведь знаешь, что до суда я несколько месяцев провёл в Азкабане? — спросил он, убирая палочку в трость и жестом заставляя бокал медленно прилететь в ладонь. Дождался кивка сына, затем сделал глоток и добавил: — Там нет хорошего вина, горячей еды, тёплой постели… Только постоянный холод, сырость, грязь и страх. И возвращаться мне туда совсем не хочется, да и тебе, уж поверь на слово, тоже не понравилось бы.

— Но если грязнокровки предъявят мою палочку… — мрачно произнёс Драко, вспомнив о своём весьма неустойчивом положении.

— «Если» тут как раз самое главное слово. Возможно, за всем и правда стоит директор. Но поверь мне, он собирал бы личный отряд из грязнокровок уж точно не для школьных стычек. То, что ты сумел узнать об этой тайне — большое везение, которым нужно правильно распорядиться. Правильно разыграв эту карту, можно получить куда более солидный компромат, чем всё, что у них есть против тебя сейчас. А это означает — рычаг давления, которого даже деньги не дадут. «Альбус Дамблдор, пользуясь своим положением, заставляет детей сражаться против убийц и тёмных волшебников» — ты понимаешь, как это звучит? После такого его Орден объявят вне закона в тот же день, а аврорат поднимут по тревоге в полном составе. Тем более что вопросы к нашему любителю равенства и всеобщей любви возникали ещё раньше

— В каком смысле?

Люциус заставил бокал повиснуть в воздухе рядом с собой, вновь извлек палочку и на всё ещё мерцающей зелёным пламенем схеме изобразил в очередном пустующем круге знак вопроса. После соединил его линиями с эмблемами Ордена и Хогвартса и добавил ещё по одному вопросительному знаку. Пояснил:

— Гибель Трэверса три с лишним года назад могла оказаться неудачным совпадением. Нападение на Петтигрю прямо перед штурмом Хогсмида случайностью быть не могло. Вмешался кто-то со стороны и вполне очевидно — в чьих именно интересах. Это мог быть Орден, если они теперь не боятся запачкать руки. Это мог быть ещё какой-то отряд, о котором и в самом Ордене могут не знать. А если твоих грязнокровок готовят даже не для «фениксов», а для этих людей? Которые готовы без суда убивать пусть даже и преступников. От такого директор уже не отмоется никогда. Есть даже шанс, что и в тайнике тёмного лорда тоже побывала эта группа, а не только Беллатрикс — всё же маггловское оружие это вещь уж очень нетипичная.

— Ты же не думаешь, что туда, в убежище тёмного лорда, могли бы каким-то образом пробиться третьекурсники и пятикурсники, правда?

— Конечно же нет. Но там могли быть те люди, в помощь которым готовят этих грязнокровок или те, кто именно их дрессирует. Иными словами, они могли бы хоть что-то знать об этой истории.

— Ты мог бы у Беллатрикс об этом и спросить, была ли она внутри и встречала ли кого-то, а не строить догадки.

— Да, мог бы. Но нет гарантий, что она захочет ответить. Мы пока не союзники и, я надеюсь, что ты понял — почему вряд ли ими станем. Я могу спросить. Она может ответить. Или промолчать, — объянил Люциус откровенно. Затем перешел к указаниям: — С другой стороны, тебе в школе куда удобнее присматривать за этой компанией. Даже если вы больше не воюете, но они следят за тобой — ты следишь за ними. О чём-то интересном — сообщаешь. Знаешь, даже ошибки стоит всегда стараться обратить себе во благо или хотя бы извлечь из них уроки. А тут, в конце концов, может оказаться так, что твоя оплошность принесёт нам весьма немалую пользу. Главное — действовать с умом и не спеша. И ещё — не повторять тех же ошибок. Твоя смерть не стоила бы любых открытий и тайн, так что впредь постарайся действовать осторожней. Я ведь всегда тебе говорил, насколько непредсказуемы могут быть грязнокровки, теперь ты сумел убедиться в этом и сам.