Восстание насекомых (джен)

Не всем выпадает счастливый билет родиться человеком или, на худой конец, разумным насекомым с планеты Клопендра. Кто-то вынужден коротать век в теле обычного насекомого, на зиму впадая в спячку, а летом ежедневно уворачиваясь от мухобоек и газет и прячась от более крупных собратьев по классу, которые не прочь тобой перекусить. Но кому-то повезло ещё меньше.

Представляете, каково влачить существование не зверем, не человеком, не насекомым, а неодушевлённым предметом? Не иметь возможности удрать, если по тебе стучат молотком, не иметь речи, чтобы нахамить в ответ, если тебе нахамили, и молча завидовать, если все вокруг пьют и едят. Тяжело быть вещью, но бессмысленной вещью — тяжело вдвойне. А самая бессмысленная вещь из всех возможных — садовый глиняный гном.

Нибумбум простоял ровно два месяца там, куда его воткнул Паурон на следующий день после Хэллоуина — в кустах. Первоначально приз Мохнурия поставили возле крыльца, но скоро Главнисиимуса достало, что подчинённые орут с перепугу каждый раз, когда выходят на двор, и он, ругаясь тапками и дихлофосом, оттащил пучеглазое страшилище подальше с глаз долой, как Мохнурий ни протестовал. Бражник успел полюбить своего глиняного друга и даже дал ему имя, но начальник был непреклонен.

За хлопотами по хозяйству и установлению планетарного рабства про Нибумбума забыли и так бы и не вспомнили, если бы Сеня-Ксения не объявила, что ей надо в кусты. Сеня-Есения тут же вызвалась в сопровождающие, и девчонки убежали, свалив разборки на плечи парней. И вовремя.

— ГДЕ ГОРЮЧЕЕ?! — страшным голосом заорал Паурон, с топотом выбегая из избы и тряся двумя пустыми канистрами, благо лап у него было много.

— Вы что, всё выжрали? — смекнув, в чём дело, спросил Федя.

— Мы не знали, что это чьё-то, — включил дурачка Арсений.

Сёма пихнул его кулаком и начал отпираться:

— Да мы вообще в избу не заходили. Просто мимо шли, а тут этот… — он оглянулся на Ползука. — И тут вы приехали. А тут…

— А тут батут, — заключил Федя. — Ну вы, ребята, и ухари. Вы в курсе, что на этом зелье они собирались на свою планету лететь?

— На водке? — захлопал глазами Арсений.

— Ага, значит, заходили всё-таки.

— Подождите, — брат Клопундий вышел вперёд. — Если я правильно понял…

— О горе нам! — взвыл Жучино.

— Это что, значит… — отвесил челюсть Мохнурий.

— Значит — лягушка квачет, — сказал Федя.

— Вот только не начинай о лягушках, — проворчал Клопундий.

— Лягушки, тапки — теперь какая разница? Откладывается ваш улёт. Тогда печку растопите, что ли, хоть чаю попьём.

— Не хочу никому портить настроение, но поленница пустая, — сообщил Мохнурий. — Кто-то спалил все дрова.

Насекомые и Федя посмотрели на догорающий костёр, а Сёма и Арсений — вниз. Четверо насекомых обменялись тяжёлыми взглядами, не спеша обступили парней и стали надвигаться, сужая кольцо. Ползук и Стрекозаура не понимали, по какому поводу движ, но тоже присоединились к собратьям — просто за компанию. А может, сработал стадный инстинкт. Жучино шевелил усами, Клопундий двигал бровями, Мохнурий строил выразительные рожи, Стрекозаура хлопала крыльями, Ползук лязгал челюстями. Но эффектнее всех выглядел Паурон — он потирал передние лапы, плотоядно ухмылялся и вспоминал лучшие моменты жизни на родной Клопендре. В нём снова ожил охотничий дух. Два Сени побледнели, хотя этого и не было видно в свете налобных фонариков. Но вдруг из кустов раздался такой визг, что все аж присели.

— Спасите! — пищали девчонки, выбираясь через ветки и сугробы. Лучи от их фонарей выписывали вензеля. — На нас напали!

— Кто напал-то? — недоверчиво спросил Паурон. Он уже начал вырабатывать растворяющую жидкость, и отвлекаться на всякую ерунду ему страсть как не хотелось.

— Инопланетяне! — орала Есения.

— Мутанты! — вопила Ксения.

Растолкав насекомых, они повисли на шеях у парней и стали наперебой рассказывать:

— Я оглянулась, а там ОН стоит! Страшный, глазастый, на меня смотрит и лыбится.

— Рот до ушей и нос картошкой.

— Кафтан зелёный, а шапка красная. Жуть!

— И правда,.безвкусица, — посочувствовал Федя. — Мохнурий, ты что, опять кого-то вывел под шумок?

— Не дай Великий Термитник, — заохал брат Клопундий. — Мало нам Ползука и этой… хм, мечты поэта.

— Мохнурий! — строго крикнул дон Жучино. — Это правда?

— Н-нет! Быть не может… — бражник, тоже забывший напрочь о Нибумбуме, почесал затылок. — Хотя не знаю.

— Так, — грозно сказал Паурон.

Фокус внимания переместился на Мохнурия. Арсений и Сёма воспользовались этим и выскользнули из кольца окружения, и четвёрка студентов снова была в сборе. Федя им подмигнул: мол, не парьтесь, я своих не брошу! — и они подмигнули в ответ, дескать, поняли.

— Граждане насекомые! Людей тоже касается. Сейчас не время для межвидовых распрей, — объявил Федя. — Мы должны объединиться перед общим противником, — и он показал пальцем на кусты, где таилась неведомая опасность. — Все со мной согласны?

— Да-а-а! — прошумели в ответ восемь глоток. Ползук и Стрекозаура скромно промолчали.

— У нас два варианта: разоблачить противника, либо отступить. Предлагаю решить вопрос голосованием. Кто за разведку боем? — спросил он, и студенты дружно подняли руки. — Четверо. А кто за то, чтобы трусливо поджать хвост и позорно удрать? — насекомые, не сговариваясь, подняли как можно выше свои хитиновые лапки. — Тоже четверо. Двое воздержались. В таком случае я, как командир, принимаю решение на себя. Начинаем разведку боем!

Он поделил свою небольшую гвардию на двойки — даже Ползуку со Стрекозаурой нашлось задание, — распределил маршруты наступления, поднял боевой дух парой лозунгов и скомандовал выдвигаться. У насекомых дрожали ноги. Студенты тоже побаивались, но старались не показывать вида перед другим видом. А Федя просто ловил кайф: он давно разведал окрестности избы и прекрасно знал, что там за противник в красной шапке и зелёном кафтане.

Наступление шло хорошо. Кольцо сужалось. В глазах наступающих горел мрачный огонь. Любой другой противник на месте Нибумбума давно бы сдался, но глиняный гном решил стоять до последнего.

В самый отверственный момент командира отвлекли телефонным звонком, и гвардия приостановилась.

— Федя, сколько тебя ждать? Сказал, отвезёшь потерпевших и вернёшься, а сам на три часа застрял, — выговаривала бойфренду обиженная Катя. — Мы так не договаривались.

— Возникли обстоятельства. Командую тактическим наступлением.

— У тебя всегда тактическое наступление.

— Солнце, не обижайся. Сейчас возьму в плен противника, запущу ракету в космос и вернусь.

— Какую ещё ракету? — подозрительно спросила Катя.

— Я сфоткаю, — Федя оглянулся и щёлкнул избу на память. — Ну извини. Задержался маленько.

— Хорошо, но это в последний раз.

— Больше не повторится! Целую. Жди. — Федя сунул телефон в карман и продолжил командовать войной с садовым гномом: — Р-рота, вперёд! Хватай противника! — и направил луч фонаря на глиняную красную шапку, присыпанную снегом. Выпученные гномьи глаза блеснули в зарослях жимолости.

— А-а-а.! — заорала рота и сомкнула ряды, бросаясь в атаку.

Будь гном живым существом, ему бы не поздоровилось. Но закалённая в заводской печи глина стойко выдержала удар, и Нибумбум лишь слегка покосился, даже не изменив выражения лица. А в следующий миг все поняли, на кого охотились, и студенты разразились гомерическим хохотом. Мохнурий пал возле гнома на колени и заключил его в объятия с надрывным криком:

— Нибумбум! Как долго мы не виделись!

Остальные насекомые стыдливо отошли назад, делая вид, что они тут ни при чём. Федя довольно засмеялся: шутка удалась.

— Так, — сказал Паурон.

— Повторяешься, главниссимус!

— А что делать-то? — завопил паук. — Горючего нет, дров нет, пожрать спокойно не дали. Тебе хорошо, ты сейчас этих грабителей посадишь в тачку, и вы свалите, а нам что делать? Подыхать?

— Вопрос, — задумался Федя. — А есть ещё варианты?

Насекомые возмущённо загудели. Студенты подошли поближе к Феде (не забыв сфоткать гнома и сфоткаться с гномом) и зашушукались.

— Может, вам этого гномика продать? — предложила Сеня-Ксения. — На несколько бутылок хватит.

— Я могу свой лосьон отдать, он на спирту, — пошла на жертву Сеня-Есения.

— Между прочим, молодые люди, если бы не ваша… э-э-э… деятельность, мы бы сейчас спокойно летели на свою планету и горя не знали! — высказался Мохнурий, подбоченившись. — А теперь понятия не имеем, что делать. Служивый, ты и вправду нас тут бросить решил? Без дров, без еды?

— Да нет, как же вас бросить, убогих, — проговорил Федя и поскрёб отрастающую щетину. — Целый отпуск вы меня забавляли, лучше любого кина, да и хлеб с вами ломал. Стоп. Я так понимаю, вопрос только в водке?

— Собственно, да, — важно сказал Клопундий. — Если будет горючее, то дрова и провиант не нужны. Ну разве что на один перекус в дороге.

— А давайте так: я сгоняю в ближайший супермаркет, привезу вам десять бутылок, и чао-какао?

— Десять мало, — вздохнул дон Жучино. — Надо хотя бы двадцать, чтобы долететь до межгалактической магистрали. А там уж как-нибудь на попутке доберёмся.

— Двадцать, говоришь? — Федя прикинул в уме содержимое карточки. — А если до магистрали не хватит, то…

— То мы опять вернёмся на Землю! — развёл лапами Клопундий. — Но уж постараемся найти для временной дислокации какое-нибудь более тёплое место. Тропики-то на вашей планете есть? Или и этого нету?

— Есть, есть! Полно. Только там змеи.

— Змей мы любим, — облизнулся голодный Паурон. — Но я надеюсь, что горючего хватит до магистрали.

— Тогда, может, вообще двух бутылок хватит? Перелетите на Сейшелы, отъедитесь, разживётесь местным горючим — и с песнями на Клопендру. А?

— Бэ, — нахохлился Мохнурий. — Ящик вези, жадормот. Я вашей планетой сыт по самые усы.

— На ящик не хватит. Я вас кормил-поил, все деньги потратил.

— Тогда с этих вытряси! — внёс рацуху Клопундий и неодобрительно покосился на студентов, делающих вид, что они тут случайно.

— Мы бедные, нам стипуху не платят! — подал голос Сёма.

— Мы вам щас устроим стипуху, — пообещал Паурон.

— Ой… — пискнула Есения. — Федя — ведь вас же Федя зовут? можно, мы с вами до города доедем? А то мы устали, да и погода портится, лыжи не едут.

— То ли лыжи не едут… — пропел Федя. — Ладно. Сгорел сарай, гори и хата. Лезьте. Лыжи — наверх в багажник. — У него опять запиликал телефон. — Алло, дорогая. Уже еду. Тут пробки на дорогах, все пьяные. Да, да, самый последний раз! Целую, жди.