Восстание насекомых (джен)

Однажды…

Дважды…

И ещё много миллионов раз мы терпели. Всё терпели: ваши мухобойки, тапки, инсектициды. Но наши друзья с планеты Клопендра, прилетевшие в прошлый вторник, открыли нам глаза. И мы больше не потерпим! Вперёд, членистоногие всей галактики!

* * *

Древняя летопись гласит, что году в две тысячи каком-то (последние две цифры стёрлись) после продолжительного бабьего лета наконец-то наступила осень. Измученные засухой земляне радовались моросящим дождичкам и избавлению от жары. И если раньше поездки на природу означали пикники и посиделки, то с наступлением осенней погоды появилась другая тема: грибы. Белые, польские, подосиновики, сыроежки — ну вы поняли. Просто грибы. (Примечание. Грибы в то дикое время росли свободно, были не пронумерованы и налогом не облагались).

И вот группа студентов отправилась в лес. Было их пятеро — больше в машину не влезало. За рулём сидел двадцатилетний качок Артём, которого все звали Арчи, рядом с ним — некто Сёма, не успевающий по всем предметам и переходящий с курса на курс каким-то загадочным способом, а сзади расположились Сеня, Сеня и Сеня — Ксения, Есения и Арсений соответственно.

Как известно из древних видеолетописей, ни один поход группы студентов в лес хорошо не кончился. В те дикие времена сама фраза «группа студентов пошла в лес» уже наводила ужас, но наша пятёрка почему-то считала, что к ним это не относится. Ребята слушали модную ухающую музыку из двух нот и наслаждались поездкой.

— Ну что, здесь тачку поставим? — предложил Арчи, убавив басы (больше в музыке ничего не было). Он притормозил на живописной полянке, и друзья вышли. Девушки сразу начали фотографировать на телефоны осенние пейзажи и бурно восхищаться красотой природы.

— Я никогда не знала, что простая осина может быть такой прекрасной! — воскликнула Сеня-Ксения. — Листья, как светофор: и жёлтые, и красненькие, и зелёные.

— А вон тут кустик ещё лучше! — вторила ей Сеня-Есения. — Жаль, что я не знаю, как он называется.

— Боярышник, — сказал Сеня-Арсений, известный ботан, умеющий отличать растения не только от животных, но и друг от друга. — Его едят.

— Как можно есть листья? — удивились обе Сени.

— А на нём ягоды растут, — ответил Сеня. — Их и едят.

— Где они? Ни одной нет, врёшь ты всё, — фыркнула Ксения.

— Да они в августе растут, а теперь все отвалились. Октябрь на дворе. Ну что, вместе будем ходить, или разделимся?

— Вместе, — решил Арчи. — А то разбредётесь, ищи вас потом.

И только Сёма таинственно промолчал.

Стараясь идти недалеко друг от друга, ребята начали углубляться в лес. Низко нависшие серые облака усиливали очарование октябрьского леса, добавляя в картину мрачные нотки. Стояла тишина. Воздух был прохладен и свеж, пахло дождём, прелыми листьями и бутерами с колбасой, которые студенты харчили на ходу.

— Ой, я грибочек нашла! — взвизгнула Ксения. — Да какой красивенький — ножка белая, шляпка красная, да ещё и в горошек!

— Модный грибок в прикиде от Гуччи, — сострила Есения, и двадцать минут обе девушки звонко смеялись. Сёма, которого назначили корзиноносцем, положил трофей в корзину, и окрылённая первой добычей группа продолжила поиски.

Арчи вскоре тоже повезло: он нашёл второй гриб. Вытащив его из земли, крикнул:

— А вот ещё один модник, только теперь наоборот: нога красная, а шляпа белая.

Вся пятёрка подбежала рассматривать добычу. Гриб был большой и толстый.

— Трубчатый, — авторитетно заявил ботан Арсений, познания которого в грибах были ограничены понятиями «трубчатый» и «пластинчатый».

— А какой породы? — спросила Ксения.

— Белый, ясно море! Не видишь, какого цвета шляпа?

И гриб полетел в корзину.

Побродив по лесу около часа, студенты набрали полную корзину всевозможных грибов. Были там и кислотно-оранжевые пластинчатые блины размером со сковородку, и тёмно-серые мелкие гвоздики с остроконечной шляпкой, и твердокаменные плоские полукружья, сбитые с берёзы ногой — одним словом, поход удался.

Друзья уже подумывали, не пора ли обратно к машине, но вдруг в глубине чащи увидели покосившуюся, потемневшую от времени и поросшую мхом деревянную хижину. Слой пыли, покрывавший стёкла, не мог скрыть тлеющего внутри холодного синеватого огонька. Трава вокруг хижины была вытоптана. На остатках частокола висели битые глиняные горшки и ещё какие-то круглые предметы, смутно что-то напоминающие. Студенты сбились в кучку, нерешительно поглядывая на непонятную постройку. Повисшая на одной петле полусгнившая дверь так и приглашала войти.

— Домик, — прошептала Есения и зябко поёжилась.

— Какой-то он не такой, — пробормотал Сеня.

— Ребят, может, к машине пойдём, а? — дрожащим голоском предложила Ксения.

— Нет, — тихо, но твёрдо заявил Арчи и сжал кулаки. — Мы должны войти туда.

— Может, не надо? — пролепетала Есения.

— Надо! — Арчи нахмурил брови и для убедительности топнул. Дохнуло холодом, из лесных дебрей начал наползать туман, и заметно потемнело. Но Арчи это не смутило. — Я первый, вы за мной, — скомандовал он и решительно направился к хижине. Ребята с ворчанием поплелись за ним. И только Сёма, как всегда, промолчал.

— Грибов набрали, обратно ехать два часа. Нет, надо приключения на свою пятку искать, — бурчал себе под нос Сеня, а девушки ему поддакивали:

— И не говори.

— Лишь бы куда-нибудь влипнуть.

— Тихо вы! — шикнул Арчи. — По-моему, там кто-то есть.

— Конечно, есть, — пожал плечами Сеня. — Свет же горит.

— Не обязательно, — вступил в разговор Сёма. — Это может светиться гнилушка. Они всегда синим светятся. Или неупокоенная душа, — и он судорожно сглотнул.

Девушки шёпотом взвизгнули. Все тревожно посмотрели на зловещий огонёк, и вдруг из хижины раздался невнятный говор: «Бу-бу-бу…»

Ребята замерли. Арчи сурово оглядел свою напуганную команду и сделал ещё один шаг вперёд, кивком головы приглашая составить ему компанию.

— Но там же кто-то сидит! — просипел Сеня, вытаращив глаза.

— Я знаю, — ответил Арчи и продвинулся ещё на шаг.

— Но ведь невежливо вваливаться без приглашения!

— У нас нет выбора, — процедил Арчи и, распахнув гнилую дверь, вошёл. Вся четвёрка последовала за ним.

Внутри помещение оказалось ещё более неуютным, чем снаружи. С щелястых стен свисали чёрные клочья паутины, в дощатом полу зияли дыры, а то, что некогда было печкой, давно обрушилось и превратилось в груду кирпичей. На одной из стен сохранилась полка, на которой, словно в насмешку, стояла пара детских игрушек: красная рыбка и зелёный лягушонок.

Чувствовался запах мышиного гнезда — впрочем, наши путники не знали, как пахнут мыши, и решили, что пахнет горелой резиной. И вообще атмосфера в хижине свежестью не отличалась. Пыль и грязь покрывали всё толстым слоем, а по углам скопились кучи мусора. На вбитом в стену гвозде висела серая тряпка, когда-то служившая полотенцем. Кто повесил её на этот гвоздь? Чей прощальный взгляд скользнул по этим стенам, задержался на окнах и заглянул в нарисованные глаза игрушек много лет назад?

Узнать это пятёрке студентов было не суждено. Да они и не особо интересовались, потому что у них внезапно возникли вопросы поважнее. Потому как, войдя в хижину, они первым делом увидели не стены, тряпку и разрушенную печку, а сидящую за столом компанию. Вместо свечи на столе лежал включённый диодный фонарь, ошибочно принятый ребятами за гнилушку, а вокруг на лавках сидело четверо гигантских насекомых.

— Ааа!!! — завопил Арчи и по головам друзей ломанулся к выходу. Друзья тоже завопили, Сёма уронил корзину и полетел через неё кубарем, и девчонки плюхнулись на него. Сеня протянул девчонкам руки, но, притянутый двойной силой, упал сам. Образовалась куча-мала.

К тому времени, как студенты встали на ноги, хозяева хижины вышли на порог. Это были: полутораметровый таракано-жук чёрного цвета с красной лентой через плечо, многокрылое десятилапое чудовище с устрашающей челюстью, почти круглый приземистый клоп с дикими глазами и пёстрая, мохнатая, жирная ночная бабочка-бражник в соломенной шляпе. Все они с любопытством наблюдали за копошащимися людишками, а потом таракано-жук протянул вперёд две лапки и скрипуче крикнул:

— Хватайте их!

Внезапно откуда ни возьмись налетели тучи насекомых. Были тут и мухи, и комары, и жуки, и стрекозы, и саранча, и вообще много всякой летучей многолапой живности одна противнее другой. Студенты побежали к машине с такой скоростью, что насекомым пришлось постараться.

И они старались! Не покладая крыльев. Летели, жужжали и норовили упасть бегущим студентам за шиворот или залезть в рукав, а кто умел кусаться — то и укусить. Ребята не сдавались: сломали каждый по ветке и яростно отбивались от мерзких тварей, постепенно продвигаясь к спасительной тачке. Арчи бежал впереди остальных, сшибая всё на своём пути, за ним вприпрыжку скакал Сёма, а последними семенили три Сени.

— Я саранчи боюсь! — ныла Ксения.

— Да она ж не кусается! — удивился Арсений, перепрыгивая через муравейник.

— Зато она противная!

Муравьи из муравейника присоединились к собратьям и чёрной рекой поползли за беглецами. Один залез Арсению в штанину и цапнул за ногу.

— Меня укусили! — заорал тот и прибавил ходу.

— Вижу нашу тачку! — крикнул Сёма. — Последний рывок — и мы спасены!

— Как бы не так, — прожужжал крупный стрекозёл и напал на Есению. — Долой человецкую власть!

— И-и! — завизжала девушка и бешено замахала руками, отгоняя крылатого нахала, пытающегося залезть ей то в нос, то в рот.

— А ну, отстань от неё, гад! — крикнул Арсений, кадаясь на помощь подруге, но стрекозёл в последнюю секунду увернулся и взмыл в небо.

Попрыгав в машину, ребята ещё долго хлопали себя по бокам и обирались, уничтожая вражеских лазутчиков. Взревел мотор, и Арчи по кочкам и корням погнал машину прочь из этого заколдованного леса.

— Сень, а мне показалось, что стрекоза разговаривала, да ещё к чему-то призывала? — жалобно спросила Есения, вытаскивая из волос огромную муху.

— Конечно, показалось! — успокоил её Арсений. — Насекомые не умеют разговаривать.

— А почему ты ей отвечал?

— Да мне тоже показалось, что она разговаривает.

— И мне! — подтвердила Ксения. — Словно прямо из стрекозы раздалось: «Как бы не так!»

— Ага, ага, точно! — согласился Арчи. — Хорошо хоть всем одинаково показалось.

И только Сёма вновь промолчал. Ему было жаль грибов. Столько сытной и полезной пищи пропало!

* * *

Проводив убегающих и вопящих людишек мрачным взглядом, дон Жучино устремил свои строгие фасеточные глаза на брата Клопундия и спросил:

— Как вы объясните, коллега, что враги раскрыли наше место дислокации и проникли в штаб? Разве ваши подчинённые не заметали следы и не отводили им глаза? Ведь у этих жалких ответвлений эволюции всего два глаза — неужели так трудно их отвести?

— Все приказы были отданы вовремя! — низенький и коричневый брат Клопундий приосанился, как мог, и напустил на себя мужественный вид. — Но наши местные собратья имеют несовершенные тела. Видите ли, ваше ползейшество, они тут не только мелкие, но и боятся холодов. Чуть подморозит — и насекомые становятся полностью бессильными.

— Дикая планета, — проворчало многокрылое десятилапое чудовище и сплюнуло. — Насекомые мелкие, люди крупные. Всё наоборот. Я уже жалею, что полетела с вами. Почему меня не предупредили, что планета заражена людьми?

— Не отчаивайтесь, мадам Стрекозелла, — подбодрил её дон Жучино. — На нашей стороне подавляющее большинство жителей планеты. Мы быстро загоним людишек в клетки и вывезем на целинные планеты для космических работ. Думаю, справимся за неделю.

— А подавать рапорт главниссимусу Паурону нужно уже сегодня, — напомнил жирный мохнатый бражник в соломенной шляпе и пошевелил усиками. — Если депеша не придёт вовремя, нас всех отдадут под дихлофос.

— Рапорт уже написан, магистр Мохнурий, и будет отправлен сразу же, как только зарядится сморкфон, — с гордостью сообщил дон Жучино. — Предлагаю, коллеги, вернуться в штаб. Мы ещё не обсудили многих вопросов.

Четверо хитиновых чудовищ вошли в хижину и снова расселись вокруг стола на лавочках.

— Итак, на повестке дня, — прогнусавил брат Клопундий, раскрывая общую тетрадь. — Подключение местного населения к централизованному разуму — раз. Зачистка планеты от людишек — два. Увеличение местных насекомых до нормальных размеров — три. С чего начнём?

— Вы пропустили ещё один пункт, коллега, — сказала Стрекозелла. — Чем мы будем отбиваться от людишек, если они вздумают дать нам отпор?

Трое насекомых дружно рассмеялись.

— Не выдумывайте, мадам Стрекозелла, — откашлявшись, пробубнил Мохнурий. — Всем известно, что людишки — примитивная форма жизни и к объединению не способны. В книгах по людоведению написано, что люди никогда не дают отпор. Вот увидите, они сами послушно зайдут в клетки и с радостью полетят на целинные планеты. Их даже кормить не придётся — задаром полетят.

— На вашем месте я бы не была так самонадеянна, — с сомнением прошелестела Стрекозелла и встряхнула своими восемью прозрачными крыльями. — Они тут не только большие, но и захватили власть над насекомыми, и нам долго придётся их свергать. Кстати, вы заметили, насколько урезана здесь версия моих собратьев? У них всего две пары крыльев и шесть лапок.

— Да, да, — грустно покивал дон Жучино. — А если учесть ещё и размеры… Неудивительно, что местное население позволило людям так расплодиться и взять над собой верх. Но мы эту проблему исправим. — У него на загривке что-то пиликнуло, и он вытащил из-под правого надкрылья чёрный квадрат с экраном. — Мой сморкфон зарядился! — Потыкав лапкой в экран, он провозгласил: — Я отправил рапорт. И от главниссимуса пришло указание: «Повелеваю форсировать создание мохнатых зимних комаров, а также других видов хладоупорных насекомых». Магистр Мохнурий, это по вашей части. Приступайте! Брат Клопундий, составьте расписание. А мы с мадам Стрекозеллой отправимся на разведку, — и они переглянулись.

* * *

Из телевизоров неслись новостные сводки:

— Очередная партия дихлофоса бесплатно выдана населению. Льготные категории граждан получили по две банки. С севера вновь летят орды мохнатых зимних комаров, но наши десантные войска не дремлют. Случайные три комара, пролетевшие через забор, отловлены, обездвижены и отвезены в научный центр для исследований. И в заключение два слова о погоде. В ближайшие дни осадков не ожидается, зато температура понизится, что благоприятно отразится на борьбе с насекомыми. По прогнозам экспертов, все насекомые будут побеждены в течение недели. Окончательная победа прогнозируется на вторник.

— Вруть, шельмы, — сказал дед Еремей и погрозил кулаком плазменному экрану, расположенному в продуктовом магазине. — Дочка, мне двадцать пачек соли, семь упаковок мыла и мешок гречки. Какой, какой — пятидесятикилограммовый. Неси быстро. И водки бутылку. И свечек пяток — вдруг свет возьмуть.

* * *

В кафе «Пацталом» было шумно. Пятеро студентов, хлебнув пивка, рассказывали о лесном приключении известной блогерше, а сокурсники сидели рядом и старались попасть в кадр.

— Где вы обнаружили заброшенную хижину? — спросила доморощенная журналистка, целясь в Ксению телефоном.

— Пусть Сеня покажет, он умный, — делегировала вопрос девушка.

— Во, — Арсений ткнул пальцем в окно навигатора на своём смартфоне. — Я специально квартал отметил — знал, что вам будет интересно.

— А правда ли, что жуки разговаривали?

— Правда! — ответила Ксения. — Но не жуки, а стрекозы.

— И не все, а одна! — добавила Есения.

— Тихо вы обе, — шикнул на них Арчи. — А то нас всех повяжут.

В этот момент из телевизора раздалось:

— Экстренный выпуск! Тайна говорящих насекомых раскрыта! Учёные отловили несколько стрекоз и обнаружили приклеенные к ним миниатюрные радиоуправляемые динамики!

— А ладно, говорите что хотите, — махнул рукой Арчи.

— Как произошла ваша встреча с инопланетным разумом? — спросила блогерша.

— Зашли мы, значит, в домишко-развалюху, — начала Ксения, — а там за столом эти страшилы сидят. Ну, Арчи как заорёт и бегом оттуда, а мы за ним…

— Не так всё было! — перебил её Арчи, отнял телефон у блогерши и затарахтел в камеру: — Я велел им убираться с нашей планеты. А они встали и попёрли на меня. Ну, я вышел, чтоб в доме не махаться, и отделал их хорошенько. Одного дубиной приложил — наверно, уж не очухается. И ещё одного. И третьего. А четвёртый сам убежал.

— Значит, там валяются трупы?

— Ну, получается, валяются, — развёл руками Арчи и вернул телефон. Арсений и Сёма радостно загоготали.

— Плетёные ёмкости, разбросанные гигантскими насекомыми, собраны и после тщательной экспертизы признаны безопасными, — сообщали между тем из телевизора. — Поскольку инопланетные корзины обладают хорошей износостойкостью, решено передать их частным хозяйствам для хранения зерна.

— Мы с мамой две штуки подобрали, — похвасталась Есения. — В одну я свои журналы сложила, а из другой фэн-шуй весной сделаем. На даче.

Внезапно послышался визг и хлопки. Из вентиляционных отверстий полезли тараканы, и посетители кафе принялись активно хлопать их башмаками. За последнюю неделю все привыкли к таким периодическим нашествиям и быстро их останавливали дедовскими методами.

— Ну, вот опять, — сказала блогерша. — Ребята, спасибо за интересный рассказ. А вы, — она подмигнула в телефон, — надолго не отключайтесь. Сейчас мы прихлопнем эту пакость, и я снова выйду в эфир! — сунув телефон в карман, она присоединилась к борцам с насекомыми.

* * *

В штабе царила паника. Несмотря на ухудшение погоды, главниссимус Паурон приполз лично, чтобы спросить с подчинённых за неудачу с клетками и полный крах с мохнатыми зимними комарами. Он восседал на куче битого кирпича, вцепившись в неё всеми десятью лапами, и сверлил восемью круглыми глазами стоящих у стенки четверых насекомых.

— Прохлаждаемся, значит? — зловеще произнёс гигантский тёмно-серый паук в короне из зубов орионского динозавра. — Позорим родную Клопендру? Почему людишки до сих пор не вывезены? Отвечайте, дармоеды!

— Ваше высокоползие, — пролепетал брат Клопундий. — Мы сделали всё как надо. Разбросали клетки повсюду и объяснили людишкам, что в них нужно войти для транспортировки на целинные планеты. Но людишки не послушались! Они закидали нас тухлыми помидорами, а клетки украли!

— А как вы объясните провал операции с комарами? Я к вам обращаюсь! — рявкнул паук, ткнув толстой мохнатой лапой в Мохнурия.

Жирный бражник затрясся и прикрыл голову пёстрыми крыльями.

— Ваше высокоползие, — проскулил он. — Я сделал всё по инструкции. Создал самых отборных и хладоупорных мохнатых комаров, какие только возможны. Они были размером с меня самого, а вместо хитина их покрывала белая шерсть. Их метровые хоботы были острыми, как пики! Я думал, что это непобедимая армия. Но людишки разгромили её с вертолётов… С тех пор, как меня посвятили в магистры, это моя первая неудача, — и он хлюпнул носом.

— И последняя! — прогромыхал Паурон. — Потому что нечего тебе делать в магистрах. С этой минуты ты разжалован. Подай сюда шляпу! — Бражник стянул соломенную шляпу и дрожащей лапкой протянул главниссимусу. Тот небрежно взял её и бросил на пол, поправ ногой. — Как понять выражение «разгромили с вертолётов»? Людишки что, СОПРОТИВЛЯЮТСЯ?

— Д-да, — прошелестели все четверо и опустили глаза.

— Что за чушь? — возмутился Паурон и топнул всеми лапами. — Неразумная форма жизни не может сопротивляться! Тем более организованно!

— Но они сопротивляются! — робко проговорил дон Жучино. — Крупных насекомых уничтожают боевой авиацией. С мелкими справляются без привлечения военных: вооружаются на местах дихлофосом и механическими подручными средствами системы «Тапок» и «Мухобойка». Поэтому приобщение местного населения к повстанческому движению потерпело крах.

— Что значит крах? — сверкнул восемью глазами паук. — Если не ошибаюсь, Жучино, вы ответственны за пропагандистскую работу. Вот и извольте отчитаться!

— Я старался изо всех сил! Но местное население измельчало не только в буквальном смысле. Вся агитация наталкивалась на полное равнодушие. У меня сложилось впечатление, что земные насекомые довольны своей судьбой и не желают бороться. Чтобы организовать массовое нападение на людишек, приходится подключать группу насекомых к централизованному разуму — сами ни в какую не соглашаются.

— И вдобавок они совершенно не владеют речью, — вставил брат Клопундий. — Мы были вынуждены приклеивать им на спины динамики для трансляции повстанческих лозунгов.

— И то вам не так, и это не этак! — продолжал ругаться главниссимус. — Нечего сваливать свои косяки на местное население. Постойте, а вас же четверо было? Где эта вертихвостка?

— Стрекозелла! — завопил дон Жучино и выскочил на улицу, но тут же вернулся с унылым видом и с обрывком бумаги в лапе.

— Что она вообще делала в составе миссии? — бушевал паук. — Или кто-то из вас опять протащил на борт свою подружку? Жучино, дайте сюда письмо! — Жук покорно отдал начальнику бумагу, и тот прочитал по слогам: — «Прощайте, жалкая команда неудачников. Возвращаюсь на Клопендру. P.S. Жучино, ты лох».

— Какой скандал! — брат Клопудий схватился за голову в притворном негодовании и начал раскачиваться, а Мохнурий мерзко захихикал. В этот момент вдалеке раздался гул.

— Тихо все! — гаркнул Паурон. — Что это гудит снаружи?

— Боюсь, что вертолёты, — с обречённым видом сказал дон Жучино и склонил голову. — Нас обнаружили.

— Это всё те гадкие пять людишек, — прошипел Мохнурий, вмиг забывший о веселье. — Нельзя было их упускать! Они рассказали о нас другим людишкам, и те прислали вертолёты.

— Нам крышка! — завопил брат Клопундий и забегал по потолку.

Вертолёты приближались, сотрясая воздух мощным гудением.

— Отставить панику! Готовность номер один! Собрать всех насекомых и атаковать вертолёты! — стал отдавать команды паук.

— Да им плевать на насекомых, они их огнём скосят! — забыв о субординации, брат Клопундий покрутил лапкой у виска. — А нас выловят сеткой и сдадут в лабораторию на опыты!

— Ваше высокоползие, клоп дело говорит, — осторожно сказал дон Жучино. — Здесь какие-то неправильные люди. Надо бы нам отсюда валить, и чем быстрее, тем лучше.

— Клопендрианцы так просто не сдаются! — крикнул Паурон, но, высунувшись за дверь и увидев кружащие над хижиной страшные машины, заметно побледнел и нырнул обратно. — Пожалуй, вы правы. Овчинка выделки не стоит. Заводи мотор, возвращаемся на корабль-матку.

— Есть! — отчеканил дон Жучино и метнулся к полке с детскими игрушками, которые на самом деле были хорошо замаскированными рычагами.

Он повернул лягушонка и сдвинул рыбку, и старая хижина затряслась. Двигатель, замаскированный под разваленную печку, загудел не хуже вертолётов. Главниссимус заорал:

— На прогрев нет времени! Прибавь газу, и вперёд! Клопундий, задраить люк! Все по местам!

Неуклюжий брат Клопундий вразвалочку побежал к скрипучей двери. Захлопнув её и заперев на засов, с трудом втиснулся между стеной и перегородкой. Мохнурий приник к стенке, сложив крылья треугольником, отчего стал похож на огромную моль. Сам Паурон поджал лапы и откатился в угол. Дон Жучино ещё немного сдвинул игрушечную рыбку и объявил:

— Старт!

И хижина, трясясь и гудя, взлетела над лесом. Вертолётчики не смогли открыть по ней огонь, потому что у них руки были заняты телефонами. В тот день видео с летящей избой набрало рекордное количество просмотров. А изба, гудящая как истребитель, по спирали улетела в стратосферу и скрылась из виду, и больше никто никогда не видел ни её, ни гигантских насекомых.

— Последние новости! — неслось из телевизоров всей страны. — Как и прогнозировалось, насекомые-захватчики были изгнаны с планеты Земля в установленные сроки. Отныне походы в лес за грибами безопасны. Кинокомпания «Квадратный треугольник» приступила к созданию блокбастера по недавним событиям, и уже объявлен кастинг актёров. И в заключение два слова о погоде: сегодня, во вторник, ожидается небольшое потепление и кратковременные дожди…

В космическом пространстве бесшумно летала вокруг Земли дырявая изба. Люк, являющий собой болтающуюся на одной петле дощатую гнилую дверь, немилосердно хлопал, впуская в салон куски вакуума. Четверо пассажиров кутались в клетчатые пледы, украденные у людишек, и поминали недобрым словом клопендрийскую нищету.

— Ничего, вернёмся на корабль-матку — выдам вам новый космолёт, — подбадривал подчинённых главниссимус Паурон.

— Космолёт вы нам уже двести лет обещаете, ваше высокоползие, — пробормотал дон Жучино, трясясь у пульта управления. — Нам бы хоть модуль какой-нибудь, или капсулу.

— Да, да, и не деревянную, а хотя бы из алюминия, — поддакнул брат Клопундий из-за перегородки. — А то на деревянных посудинах по космосу летать — такое себе удовольствие.

— Вы, дармоеды, и деревянного не заслужили, — проворчал Паурон и поправил корону. — Ну что там, Жучино? Где корабль? А то я уже мёрзнуть начинаю.

— А я почём знаю, — пожал надкрыльями дон Жучино. — Моё дело маленькое. Мне приказали вести избу — вот я и веду, куда велено.

— Ваше высокоползие, а ведь дело пахнет дихлофосом! — запаниковал брат Клопундий. — Мы летаем вокруг этой людячьей планетки уже по шестому кругу, а корабля всё не видать!

— Что значит не видать? — не понял паук. — Не хотите же вы сказать, что они улетели обратно на Клопендру, бросив нас на произвол судьбы?

Со стены раздалось гаденькое хихиканье.

— Что ты ржёшь, придурок? — гаркнул Паурон на бывшего магистра.

— Не хочу никого расстраивать, — отозвался Мохнурий, — но от мадам Стрекозеллы можно ожидать чего угодно. Она вполне могла прилететь на корабль первой и заявить, что мы погибли в неравном бою с людишками.

— Стрекозелла, нет! — возопил дон Жучино, и избу тряхнуло.

— Не отпускай рычаги, болван! — зашипел на него главниссимус. — Между прочим, это ты во всём виноват. Какого тапка ты таскал за собой повсюду эту ведьму? Она только и ждала случая, чтобы нас подставить! Что мы теперь будем делать, вдали от родной планеты, отрезанные от цивилизованного мира, без средств к существованию? Как я буду ползать без своей непобедимой армии? Кем я буду командовать? — и паук гневно засучил лапами.

— Горючее заканчивается! Иду на посадку, пока не грохнулись. Потом разберёмся, — сказал дон Жучино и направил избу к Земле. Клоп заорал с перепугу, по паук отвесил ему подзатыльник.

Изба плавными кругами шла на посадку. Клопендрийцам повезло, что у них был такой умелый водила: дон Жучино посадил избу аккуратно и мягко, она даже не треснула. Они приземлились в тихом и спокойном местечке, живописном даже по ноябрьским временам: слева журчала мелкая речка, заросшая камышами, справа рыжел облетающий лесок, а спереди и сзади простиралось бескрайнее поле, попорченное оврагами и кротами. Изба торчала между трёх развесистых вязов как влитая — она даже почти не поломала ветви при посадке.

— Меня укачало, — сдавленным голосом простонал клоп и бегом выскочил на улицу. Паурон и Мохнурий проводили его презрительными взглядами.

— Коллеги, — сказал дон Жучино. — Я нарочно выбрал неприметный уголок, где нет людишек. Боюсь, что нам придётся долго скрываться. Сила, увы, не на нашей стороне. Приказывайте, ваше высокоползие! — и он почтительно поклонился, скрипя хитином.

Но главниссимусу не было до него дела: паук таращил все свои восемь глаз в квадратный сморкфон и пытался отправить сообщение на корабль. Сообщение не отправлялось.

— Да что за тапковщина, — пробормотал главниссимус и выполз наружу. Если бы кто-то из случайных путешественников оказался рядом, то увидел бы, как из покрытого плесенью и мхом домишки вываливается огромный серый паук в зубчатой короне и, вполголоса ругаясь, лезет на крышу. Дон Жучино вышел вслед за начальником и внимательно посмотрел наверх, шевеля усами. Бледный и шатающийся брат Клопундий вылез из кустов и тоже уставился на паука. Тот долго вертел в лапах сморкфон, поднимая его как можно выше, но потом спрыгнул и отвесил дону Жучино затрещину.

— За что, ваше высокоползие? — ошалел жук.

— Тут сеть не ловит! Не мог выбрать место поцивилизованнее?

— Я переставлю избу, я мигом, я…

— Рыбья чешуя! Горючее на исходе. Нельзя трогаться с места, пока не зарядим избу. Связался я с вами, с протозоями… — и Паурон уполз обратно в избу. Подчинённые понуро поплелись за ним.

Мохнурий как ни в чём не бывало накрывал на стол: из прикрученного стенного шкафчика были извлечены на свет четыре банки тушёнки и стопка пластиковой посуды. Проигнорировав товарищей, бывший магистр взял пятилитровое ведёрко и протопал на выход — к реке. Трое клопендрийцев проводили его мрачными взглядами и уселись за стол. Дон Жучино ухватил тремя лапами одну банку, четвёртой лапой дёрнул за кольцо и почтительно предложил тушёнку главниссимусу, потом сделал то же самое ещё с двумя банками.

Тем временем вернулся Мохнурий с водой. Водрузив ведро на стол, он невозмутимо налил себе стаканчик, сдёрнул крышку с четвёртой тушёнки, бросил туда растворина, разболтал содержимое лапой и принялся тянуть хоботком то из банки, то из стаканчика, насмешливо глядя на коллег, ковыряющих консервы вилками.

После обеда сам собой начался совет.

— Ну, что делать будем, клопендрийцы? — спросил подобревший главниссимус. — Консервы кончились, горючее тоже, связи нет и зима на носу. А при виде больших насекомых людишки достают боевые вертолёты. Помощи с Клопендры не предвидится. Какие будут предложения?

— Тут у них это, — брат Клопундий заглянул в свой сморкфон, — я почитал. Хэллоуин. День, когда людишки наряжаются неизвестно в кого. То есть, если мы попрёмся в населённый пункт, то на нас не обратят внимания. Можем еды натырить. Побольше, — и в его мелких глазках мелькнула жадность.

— Засчитано, — кивнул Паурон. При этом корона с его головы скатилась на пол. Дон Жучино одновременно с Клопундием кинулись её поднимать и столкнулись лбами. Клопундий отлетел в сторону, а дон Жучино протёр корону той самой тряпкой со стены и с поклоном вручил главниссимусу. — Шуты гороховые, — проворчал тот, водружая корону на место, то есть, на голову. — Что ещё скажете?

— Можно в лес на охоту ходить, — предложил дон Жучино. — Это если совсем припрёт.

— Не вариант, — ответил Паурон. — Во-первых, тапка с два тут кого поймаешь — я по здешним лесам наползался, знаю, о чём говорю. А во-вторых — ты что, сырое жрать собрался? На чём готовить-то? Тут ни газу, ни дров. Не говоря уже о соли.

— Соль есть! — весело отозвался Мохнурий, моющий посуду над помойным ведёрком. Все на него мрачно посмотрели, но ничего не сказали.

— Короче, как начнёт темнеть — вы все летите в город, а я ползу следом. Мешки возьмите. Воровать будем.

* * *

В провинциальном городишке Верхние Задраловки царило оживление. Молодёжь гуляла с тыквами в руках, было много ряженых. Кабаки зазывали рекламными огнями, хранители скреп гневно кричали о бесовских забугорных праздниках, а на главной площади под музыку выбирали победителя в конкурсе на лучший костюм.

— А вы что стоите, чуваки? — хохотнул пробегающий мимо зомби, дружески хлопнув по круглым хитиновым спинам брата Клопундия и дона Жучино. — У вас, почитай, первый приз будет!

— Не-не, мы лучше в сторонке постоим, — шарахнулся дон Жучино, а брат Клопундий икнул со страху.

— Ну, как знаете! — снова хохотнул зомби и вприпрыжку помчался к площади.

— А вообще он прав, — прошептал Клопундий. — Видишь, сколько там палаток со всякой едой? Натырим — и никто не заметит в такой толчее.

— Ты это. Не того, — шепнул ему дон Жучино, переходя на ты. — А то это, как его — раз, и того, в смысле этого!

— Да я и не это, — отозвался Клопундий. — Ты, главное, сам не того, пока я там буду это самое, — и он вытащил мешок из-под надкрылья, чуть не выронив сморкфон.

Смешавшись с толпой, они прокрались к площади и вдруг заметили на помосте среди прочих ряженых знакомую фигуру.

— Мохнурий! — просипел дон Жучино, выпучив фасетки. — Что этот болван там делает?

— Да как всегда, красуется. Похоже, ему дали приз за лучший хэллоуинский костюм.

— Ну, правильно, из магистров попёрли, так хоть приз отхватить, — презрительно процедил дон Жучино и сплюнул. — Идём, что ли, а то всё вкусное съедят.

Музыку чуть приглушили, и счастливый Мохнурий разразился приветственной речью в микрофон. Он говорил чистую правду: что прилетел с коллегами с планеты Клопендра с целью завоевать землю и отправить людишек на космические работы, но каждую его фразу встречали весёлым смехом и аплодисментами.

— Наш начальник, главниссимус Паурон, командовал большим отрядом больших насекомых, — заливался соловьём Мохнурий. — А я, как магистр, создавал зимних мохнатых боевых комаров.

— Ахаха! — взорвалась толпа.

— Это у вас, на Земле, насекомые мелкие, а люди большие, — продолжал бражник, жестикулируя крыльями, — а у нас на Клопендре — наоборот.

— Ахахаха!

— А ещё мы, клопендрийцы, не боимся холодов и не впадаем в спячку…

Дон Жучино ткнул локтем Клопундия, бешено сгребающего верхними лапами всё съестное с прилавка в мешок, и шепнул:

— Этот придурок разглашает государственные тайны! Паурон его сожрёт.

— Не зевай, нагребай, — с набитым ртом ответил Клопундий. — Потом разберёмся.

Набив мешки под завязку, друзья бочком засеменили к кустам, где их ждал главниссимус. Тут как раз Мохнурий закончил выступление и начал спускаться со сцены с призом под мышкой, и продавщица наконец-то оглянулась на свою палатку. Прилавок был чист и пуст.

— Воры! — не своим голосом завопила обокраденная тётка, и праздник заиграл новыми красками.

Тут как раз по графику начался салют, и его грохот смешался с воплями «Держи вора!» В небо взметались разноцветные ракеты, рассыпаясь мириадами искр, а брат Клопундий и дон Жучино, встав на четвереньки, то есть, на шестереньки, закинули мешки с провиантом на спины и под шумок помчались в кусты. За ними, тяжело дыша, бежал на задних лапах Мохнурий, не в силах расстаться с увесистым призом.

— Где вас так долго носило? — прошипел Паурон.

— Потом, ваше высокоползие! — отмахнулся дон Жучино и свалил пауку на спину мешок. Главниссимус ойкнул и немножко просел на лапах.

— Этот дурак Мохнурий всё разболтал людишкам! — запричитал Клопундий и сгрузил на паука второй мешок.

— Сам дурак, — бросил Мохнурий и шмякнул на главниссимуса приз. — Уф, кажется, всё. Летим, ребята! — и, шумно хлопая крыльями, поднялся в воздух.

Крылатые друзья последовали его примеру. Нагруженный как самосвал главниссимус мстительно посмотрел вслед трём летящим тушам и рысью помчался к оврагу, к родным пенатам. Ему пришлось тяжко, ведь он бежал только на шести лапах, а остальными придерживал на спине добро, чтобы оно не рассыпалось по дороге. Хорошо, что его в темноте никто не видел.

К приходу начальника подчинённые прибрали в избе, даже мусор вымели и закопали. Мохнурий постелил на стол серый мусорный пакет и налил всем по стаканчику воды, так что, когда в дверь ввалился взмыленный Паурон, всё было готово для тихого компанейского ужина. Главниссимус скинул груз на пол, перевёл дух и залпом выпил всё ведро. Трое насекомых меж тем азартно разбирали мешки.

— Это тушёнка, — радостно оглашал Клопундий, — это сгущёнка, это хлебцы, это колбаса…

— Дармоеды, — проворчал Паурон. — Что бы вы без меня делали?

— Там бы нажрались, — ответил Мохнурий и, открыв сгущёнку, погрузил в неё хобот.

— Позвольте, коллеги, а ЭТО что? — негодующе воскликнул дон Жучино, вытаскивая из-под горы продуктов метрового глиняного гнома, расписанного в красное и зелёное.

— Мой приз, — на миг оторвавшись от сгущёнки, ответствовал Мохнурий.

— И я ЭТО пёр? — взревел Паурон и кинулся через стол на Мохнурия.

— А я что, мне подарили! — завопил тот и выскочил из избы под хохот Клопундия. Судя по топоту и крикам, они бегали вокруг штаба по зацикленному маршруту.

— Придурки, — досадливо поморщился дон Жучино. — И с ними я полетел завоёвывать планету!

Хибару заносило снегом. Северный и западный ветра поочерёдно выстуживали дырявое жилище. Главниссимус Паурон забился в угол, кутаясь в клетчатый плед, и угрюмо бормотал что-то себе под нос. Дон Жучино время от времени выбирался на дОбычу, но приносимых им жалких крох не хватало на пропитание: ну что такое пара-тройка выбитых из мёрзлого грунта кормовых свёкол для четырёх гигантских членистоногих с планеты Клопендра? Несколько недель они спасались рыбалкой, но в последнее время рыба почему-то исчезла. Брат Клопундий оценил масштаб бедствия и впал в спячку.

И только мохнатый бражник Мохнурий не унывал, продолжая порхать над заснеженным пустырём и весело напевая клопендрийский шансон:

— Тараканы и клопы-пы-пы

Бестолковы и глупы-пы-пы!

Только бражники умны-ны-ны,

И красивы, и сильны-ны-ны!

— Ты себя в зеркале-то видел, красавец? — ворчливо спросил дон Жучино, вышедший из избы с помойным ведром.

— Главное не внешность, а красота души! — крикнул с высоты Мохнурий, пролетая над ним и громко хлопая крыльями.

— Приземляйся, вертолёт недоделанный, — сказал Жучино. — Дома печка нетоплена, а у меня не семь рук, — и потопал на четырёх нижних лапах в сторону помойки.

— Вертолёт — это твоя Стрекозелла, — захихикал Мохнурий. — Что, бросили тебя, такого красивого? Никому не нужен лох?

Жучино раскрутил ведро с помоями и запулил в летящего бражника. Тот с визгом увильнул от посудины, но помои щедро оросили его мохнатые крылья. Полёт прервался по техническим причинам.

— Придурок, шуток не понимаешь! — обиделся Мохнурий и поплёлся к проруби отмываться. На его счастье, мороз стоял несильный. Бражник наклонился с мостка над круглым отверстием, проплавленным кастрюлей с кипятком, плеснул себе на крылья раз, другой… И вдруг увидел, как из глубины поднимается огромная плоская чёрная морда с рыжими китовьими усами. Широко расставленные фасеточные глаза смотрели мрачно, можно даже сказать — с голодом. Большие жвалы алчно подрагивали. Столкнувшись с мордой нос к носу, Мохнурий завопил не своим голосом и на шестереньках поскакал в избу.

— Чёрт меня дёрнул взять в экспедицию этого болвана, — прошипел Жучино и подошёл к той же проруби — мыть ведро. Но не успел его туда окунуть, как увидел ту же морду. — А-а-а!!! — заорал Жучино и, уронив ведро, с низким гулом полетел к избе.

От их воплей проснулся Клопундий.

— Что это вы тут опять устроили? — недовольно пропыхтел он и поёжился: в нетопленой избе свистал ветер.

— Разрешите доложить, ваше высокоползие! — Жучино встал во фрунт перед Пауроном, дрожа как телефон на вибросигнале. — На планете обнаружено гигантское подводное насекомое!

— Чушь порешь, — прокряхтел Паурон и чихнул. — Не бывает подводных насекомых.

В этот момент Мохнурий издал не то стон, не то сдавленный визг и накрылся старым плюшевым ковром с лебедями. Все посмотрели на трясущегося бражника.

— Что-то он темнит, — оглушительным со сна голосом пробубнил брат Клопундий.

— Колись, мохнатый, твоя работа? — повернулся к Мохнурию дон Жучино. — Опять свои эксперименты устраивал?

— Это не я! — забился в истерике Мохнурий.

Дон Жучино подошёл, сдёрнул с него тряпку и с размаху влепил бражнику оплеуху. Тот ойкнул.

— Чего наворочал? — грозно спросил жук.

— Н-ничего особенного, — заюлил Мохнурий. — Просто на этой планете обнаружилась разумная жизнь под водой — плавунцы, водомерки. Ну и я, как учёный, не мог не… — он не договорил: вторая оплеуха помешала. — Чего ты дерёшься! — обиженно протянул бражник. — Ваше высокоползие, скажите ему.

— Молчать! — гаркнул главниссимус. — Мохнурий, или ты рассказываешь, что ты натворил, или мы тебя посадим в морилку.

Мохнурий с коротким воем подпрыгнул и, икая с перепугу, начал рассказывать:

— После разгрома зимних мохнатых комаров… Ик! у меня осталось немного увеличительного порошка. А вы же знаете, что он на морозе… Ик! портится. И я, чтобы ценный препарат не пропал зря, пустил его в дело. Местные наземные насекомые на морозе тоже становятся никакие, поэтому я высыпал порошок в речку… Ик!

До троих клопендрийцев медленно доходил смысл его слов. Брат Клопундий пробормотал под нос: «Так вот куда вся рыба в реке пропала!» — поджал лапки и откатился в угол, изображая упадание в обморок. Паурон схватился за голову сразу четырьмя лапами. Дон Жучино трёхэтажно выругался дихлофосом, тапком и мухобойкой, а потом припёр Мохнурия к стене и потребовал:

— Отвечай, зараза, сколько больших подводных насекомых ты сотворил в этом болоте?

— Н-не знаю, — затрясся бражник. — Одного точно. Ты его сам видел. Может, ещё кого порошком задело. Я ж наугад сыпал.

— И этот болван носит учёный титул! — воскликнул Жучино, а Паурон выполз на середину комнаты и добрым голосом спросил:

— Ну что, Мохнурий? Как с тобой лучше поступить — в морилку тебя посадить, чтоб успел подумать о вечном, или сразу пустить на дрова? Печку всё равно нечем топить. Или, может, скормить тебя твоему изобретению — оно ж там теперь голодное плавает. Рыбу-то всю пожрало уже.

Мохнурий затряс крыльями и взлетел на потолок.

— Ты хоть понимаешь, что натворил, хренолог? — восстав из обморока, проскрипел брат Клопундий. — Если их там много, они же вылезут и пойдут на нас войной! Им же там, в воде, жрать нечего!

— Войной пойдут — это полбеды, — почесал в затылке дон Жучино. — А вот если они нас спалят…

— Палева нельзя допустить ни в коем случае! — крикнул Паурон и стукнул тремя кулаками по полу. — Мы еле скрылись после того разгромного поражения. У нас нет горючего, чтобы снова взлететь, поэтому сейчас мы должны сидеть тихо.

— Тогда зачем вы так орёте, ваше благородие? — спросил с потолка Мохнурий, похожий на огромную моль.

— Ма-алчать!!! Не отросли ещё хелицеры главниссимусу указывать! Значит, так. Даю указание. В течение суток изучить и приручить чудовище. Оно может встать на нашу сторону, и тогда нас будет уже пятеро. Клопундий, твоя задача обратить его в инсектицизм и наставить на путь истинный. Жучино, ты отвечаешь за дрессировку и муштру. Не может же быть, чтобы у членистоногого не было зачатков разума, даже если оно с этой непутёвой планеты.

— А я? — жалобно спросил Мохнурий.

— Сгинь, — шикнул на него Паурон и опять устроился в углу, обмотавшись пледом.

— Не было печали, — с раздражением прокряхтел Клопундий и заковылял к выходу. На пороге остановился и ворчливо окликнул ответственного за боевую часть: — Жучино! Я что, один попрусь к этому чудовищу? Возьми ему какой-нибудь жратвы, приручать будем.

— Вот уж точно не было печали, — вздохнул Жучино, повертел усиками и, взяв из закромов огрызок колбасы, потопал за Клопундием.

— Успехов, ребята! — хихикнул с потолка Мохнурий. Жучино запулил в него колбасной обёрткой, но не попал.

Мохнурий поползал по потолку, потом тяжко спрыгнул и, потирая ушибленные бока, стал наводить видимость порядка: подмёл полы, сложил разрядившиеся от холода сморкфоны стопочкой, постелил на стол новый пакет для мусора. Потом сходил за валежником, настрогал топором щепок и стал разжигать печку. С десятой спички это ему удалось.

Кочергой он скинул маленький круг с плиты и поставил туда кастрюлю с водой, намереваясь сварить похлёбку. Но из провизии обнаружилась только обёртка от колбасы.

— Нда… — протянул Мохнурий. Подумал. Посмотрел на безучастного главниссимуса. Поскрёб затылок. — А, была ни была, — махнул рукой бражник и вышел из избы.

Его внимание сразу привлекли крики возле проруби. Подлетев поближе, Мохнурий увидел орущих и прыгающих Клопундия и Жучино, к которым из проруби тянулась блестящая чёрная лапа.

— Не орите, дураки, — сказал Мохнурий, подлетая. — Спугнёте. Где приманка?

— Сожрал, — виновато ответил Жучино и облизнулся.

— Даже до проруби не донёс, бессовестный, — устыдил жука брат Клопундий. — На Клопендре я бы наложил на тебя наказание диетой.

— Тьфу на вас, — фыркнул Мохнурий. — Не умеете с живностью обращаться. Брысь оба! Смотрите, как надо. — Он отпихнул их, подошёл к проруби и поманил чудовище: — У-тю-тю-тю! — Ответом ему было утробное рычание и ощутимый толчок в толщу льда. — Ух какой ты глазастенький! Ух какой ты зубастенький! — сюсюкал Мохнурий, делая чудовищу козу. — Хочешь к нам? — сочувственно спросил он, и живность с удвоенной силой радостно толкнулась снизу об лёд. Мохнурий подмигнул монстру и со всем ехидством, на какое был способен, сказал: — А нельзя!

Осмелевшие Клопундий и Жучино заржали и начали строить в прорубь рожи. Это был ошибочный ход. То, что сидело под водой, взревело, на миг ушло на глубину и, разогнавшись, долбанулось с такой силой, что лёд пошёл трещинами. От дикого скрежета клопендрийцы аж присели. А существо, почуяв свободу, начало целенаправленно лупиться, увеличивая трещины — как в количестве, так и в размере.

— Что-то мне это не нравится, — пробормотал Клопундий и бочком, бочком засеменил с мостка на берег.

— Дихлофос тебя дери, Мохнурий, опять из-за тебя неприятности! — прошипел Жучино, пятясь.

— Да ладно вам, лёд крепкий, — бледным голосом ответил Мохнурий, глядя как зачарованный на лопающуюся толщу и выпирающие серые глыбы. — Но лучше, кажется, свалить. — И под оглушительный грохот галопом припустил к избе.

Друзья припустили за ним, и вовремя: овальное двухметровое чудо-юдо, похожее не то на щит, не то на лодку, с треском и плеском вырвалось из-подо льда и с победным гиканьем поползло за тремя героями. Герои, спотыкаясь и падая, мчались к избе.

Но главниссимус Паурон не даром был главниссимусом. Окинув поле боя глазом опытного стратега, он оценил обстановку и молнией метнулся к двери, чтобы накинуть чугунный крючок аккурат перед носом у брата Клопундия. Подчинённые сгрудились на пороге, помолотили немножко в дверь, но поняв, что это бесполезно, плюнули, выругались и вдарили от речного жителя, который их почти настиг. Это был самый обычный жук-плавунец: чёрный, блестящий, с оранжевой каймой по краям и невероятно длинными задними лапами. Ими он лихо отталкивался от заснеженной земли и ехал на пузе вперёд с малой крейсерской скоростью.

Клопундий, Жучино и Мохнурий бегали кругами вокруг избы. Они верещали и ругались на чём свет стоит, а новый друг радостно гоготал и хищно щёлкал жвалами, подгоняя перепуганную троицу. Тут Мохнурий вспомнил, что у него есть крылья, и взлетел. То же самое сделали брат Клопундий и дон Жучино, но недолго они наслаждались триумфом — плавунец тоже вспомнил, что умеет летать, подпрыгнул и погнался за ними на бреющем полёте. Гудел он как бомбардировщик.

— А-а-а! — завопил дон Жучино и, протаранив башкой окно, свалился на пол в избу вместе с грудой стекла. На него попадали орущие товарищи.

— Вы что творите, придурки? — скрипнул Паурон из угла. — Избу застудите!

Но тут в образовавшееся отверстие полез плавунец, и всем стало не до шуток. Копошащаяся куча-мала вмиг распалась. Мохнурий подскочил и прилип к потолку, Клопундий спрятался между печкой и стенкой, Жучино в панике забегал по горнице в поисках убежища, а Паурон бешено засучил всеми десятью ногами, поскользнулся на гладких досках и кубарем подкатился к порогу, намереваясь удрать на улицу. Откинув крючок, он толкнул хлипкую дверь… и оторопел. На пороге стоял человек. Все насекомые замерли. Кроме плавунца — тот благополучно застрял в раме и теперь барахтался. Пока у него не получалось ни тпру, ни ну.

— Ну, это. Здрасьте, что ли, — смущённо сказал человек. Это был молодой парень в зимнем камуфляже и с огромным рюкзаком.

— И тебе не хворать, — проскрипел Паурон и сел. — Кто таков? Зачем пожаловал? — многолетняя военная служба не дала пауку показать слабину.

— Меня Федя зовут. Я в рабство хочу. Пришёл записываться. Вы ж вроде как на целинную планету людей набирали? Вот я типа доброволец. Хочу в космос.

Первым очнулся от ступора Мохнурий.

— Ты как раз вовремя! У нас чай поспел, — бражник засуетился, прихватил полотенцем кастрюлю с бурлящим кипятком и поставил её на полиэтиленовую скатерть. По избе поплыл непередаваемый аромат. — Вот только заварить нечем…

— Мохнурий, три дня гауптвахты за нарушение субординации! — опомнился Паурон.

— Подумаешь, не привыкать! — задрал нос бражник. — Я и так вам каждый день картошку чищу. Проходи, служивый, присаживайся! Можешь не разуваться, у нас тут… э-э-э… прохладно.

— Четыре дня гауптвахты! — рявкнул Паурон и смерил восемью глазами мнущегося на пороге добровольца. — Ладно, заходи. Сейчас пройдёшь собеседование и, если годишься, поступишь на службу. Мохнурий, чай мне и соискателю!

— Заваривать нечем, — повторил бражник и поставил на стол пять гранёных стаканов.

— А у меня с собой, — спохватился доброволец и полез рукой в рюкзак.

Оттуда он выудил: пачку самого дешёвого майского чая в пакетиках, палку копчёной колбасы, пачку масла, две буханки хлеба, шарик сыра, бутылку красного, бутылку белого, жестяную банку самого дрянного кофе и целую груду консервов.

— Живём, ребята, — подал голос Клопундий и, схватив ложку, уселся между главниссимусом и добровольцем. — У кого открывалка?

— Я ножом открою, — сказал Федя и, вынув из ножен на поясе свинорез, вогнал его в банку с тушёнкой. К запаху горелого целлофана добавился запах тушёнки. Клопендрийцы восхищённо ахнули.

Но плавунец, застрявший в окне, тоже унюхал тушёнку. Он забрыкался ещё сильней, упёрся задними ногами в стену… и вынулся. Обежать избу и выломать хлипкую дверь было для него вопросом времени, точнее, трёх секунд.

— Мва-ха-ха-ха-ха! — злобно заржал плоский чёрный гигант и вломился в избу.

С криками: «Полундра!» — насекомые забегали по стенам и потолку. Тупой плавунец, привыкший бросаться на движущуюся дичь, с рёвом погнался за ними, лязгая жвалами, и даже отодрал от крыла Мохнурия одну чешуйку. Бражник взвизгнул.

Но человек не растерялся. Он выдернул из рюкзака котелку варёной колбасы и дразнительными движениями помахал ею перед мордой чудовища. Плавунец унюхал. Остановился. Неуклюже развернулся, сшибая мебель, и пополз к Феде. Федя, не будь дурак, выскочил на улицу, выманивая незваного гостя. У плавунца были мозги креветки — увеличение в размерах не помогло ему обрести клопендрийский интеллект, и водяной жук послушно полз за человеком, и дополз до самой проруби.

— Ты ему хоть очисть! — крикнул из избы Мохнурий.

Федя содрал плёнку и кинул колбасу в воду. Плавунец нырнул туда же. Через полминуты всплыл, с довольным видом уплетая добычу. Когда плавунец был обычным насекомым, он питался, вися у поверхности воды, но теперь маленький воздушный пузырь на корме не справлялся с его весом, и жуку приходилось время от времени отталкиваться ото дна, чтобы глотнуть кислороду.

— Ну и челюсти, — покачал головой Федя и вернулся к рабовладельцам. Те уже успели залепить дыру в окне мусорным мешком, приставили обратно дверь и сидели вокруг стола.

— Садись к нам! — пригласил Мохнурий. — Я уже сыр нарезал, чай заварил.

— Мы разве будем пить именно чай? — спросил дон Жучино, косясь на бутылки.

— И вообще, где это видано: сажать слугу за один стол с хозяевами? Пусть кормится на заднем дворе из корыта! — забухтел брат Клопундий, но Паурон махнул лапой.

— Этот двуногий избавил нас от подводного чудовища, так что может присоединиться к трапезе, — милостиво разрешил главниссимус.

— А ещё принёс нам жратвы, — добавил Мохнурий, сдирая острым когтем плёнку с пробки. — Штопора не найдётся, служивый?

Федя невозмутимо взял у него из лап бутылку, вынул из кармана универсальный ножик и отогнул штопор. Чарующий звук вынимаемой пробки огласил избу. Забулькало каберне.

— За Клопендру! — провозгласил главниссимус, держа в лапе наполненный на три пальца стакан. Паук ещё не растерял остатки патриотизма.

— За Клопендру так за Клопендру, — не возражал Федя и опрокинул свою порцию одним махом. — Чёрт, я ж за рулём!

— На печи проспишься, — хихикнул Клопундий. — Консерву-то открывай, рыбки хочется, сил нет.

Федя открыл банку скумбрии, но попробовать они не успели.

— Ваше высокоползие, разрешите доложить, — вдруг затараторил Жучино. — Плавунец опять ползёт!

И точно: по тропинке к избе ползло чёрное чудище. На этот раз Федя даже не оглянулся — он вынул из кармана ключи, нажал брелок, и из-за деревьев раздалось: «Пиу!»

— Сгоняйте кто-нибудь к машине, там в багажнике ещё колбаса есть. Но кормите только в воде — они на воздухе жрать не умеют.

Жучино, Паурон и Клопундий уставились на Мохнурия.

— Что вы на меня смотрите? — удивился тот и налил себе второй стаканчик.

— Так твоё ж произведение искусства, — нервно хохотнул Клопундий.

— А я вообще военный, а не скотник. Зашибу его ещё, — мрачно пробубнил Жучино, глядя в потолок. Паурон промолчал, считая, что начальство не должно объясняться.

— Скажите лучше, вы все струсили, — констатировал Мохнурий, выпил и встал. — Думаете, я не видел, как вы тут все по потолку бегали? — и, свистнув плавунцу, шумно вылетел в окно.

Мусорное ведро быстро наполнялось консервными банками и обёртками. Вторая бутылка почти опустела.

— Вот так мы и застряли на этом шарике, — подытожил общий рассказ дон Жучино и смахнул усом скупую слезу. — Она меня бросила…

— Вот стерва, — сочувственно сказал Федя. — Допьём?

Они чокнулись. В повисшей тишине было слышно, как Мохнурий сюсюкает с плавунцом.

— Да-а… — прокряхтел размякший Паурон.

— Эх ма, лето не зима, — загадочно произнёс Федя. — Сбегайте кто-нибудь до машины, у меня там под сиденьем пузырь беленькой. Да колбасы ещё захватите.

Главниссимус постепенно, лапа за лапой, выбрался из-за стола и, покачиваясь, побрёл за водкой. Жучино смотрел в пустой стакан и предавался воспоминаниям. Клопундий мёл со стола всё, что попадалось по руку, то бишь под лапу. Федя вынул смартфон и собрался немножко попыриться, как вдруг оба насекомых встрепенулись и с любопытством посмотрели на гаджет.

— У людишек тоже есть сморкфоны? — изумился Жучино.

— Щас получишь людишек, — посулил Федя и отвесил ему лёгкий подзатыльник. — По причине твоего пьянства прощаю. В следующий раз побольше выдам.

— Так я же в хорошем смысле слова! — Жучино потёр загривок. — Скажи, о человек, откуда у тебя этот сморкфон?

— Из магазина. И не сморкфон, а смартфон. Это у вас сморкфоны.

— У нас сморкфоны, — закивал Клопундий и вынул из-под правого надкрылия разрядившееся средство связи. — Но только не работают они у нас тут. Холодно…

— Дай-ка глянуть! Ну и техника. А где вы их, извиняюсь, заряжаете? Ведь до вашей избы электрификация, если не ошибаюсь, ещё не докатилась?

— Это не изба! — Клопундий воздел лапу вверх горделивым жестом. — Это наш комсический… космический корабль! Мы на нём в космос летаем! Ик… когда горючее есть.

— Тебе больше не налью.

— Честное слово, корабль! — выпучил фасетки Клопундий. — Вон у Жучины спроси.

— Кр-рабль, — икнул дон Жучино и кивнул, тюкнувшись лбом об стол.

— Оба готовы, — вынес вердикт Федя. — Слабаки. Где там этот десятиногий? Эй, главниссимус, как тебя там! Где валандаешься? За смертью посылать. — Он встал и направился к выходу.

— Надкр-крыльями заряжаем! — гнусаво заорал ему вслед Клопундий. — От тр-трения. Только в холод они сразу разрр… рдрж… рзрдржз… — удар хитинового лба о столешницу завершил эту несвязную речь.

Раб-доброволец вышел на крыльцо, потянулся. Пока они пили, день перешёл в вечер, а вечер в сумерки. Нечего было и думать об обратной дороге

— Давно мечтал пожить на природе, — сказал Федя и не торопясь пошёл к своему внедорожнику. Шлось легко, даже подозрительно легко. Федя глянул под ноги и вместо слоя снега увидел хорошо утрамбованную дорожку. — Когда протоптали? И кто? — забеспокоился он и ускорил шаг.

Возле машины его подозрения переросли в панику. Багажник был открыт, фары горели, а при ближайшем осмотре выяснилось, что из продуктов осталась только горчица.

— %&$#@, — сказал Федя, погасил фары и запер тачку. Она ответила жалобным «пиу». — Где эти сволочи?

Его внимание привлёк рокот не то самолёта, не то небольшого вертолёта. Федя оглянулся и увидел низко летящего Мохнурия. За бражником рысью нёсся Паурон и время от времени пытался сбить его лапой. Федя едва успел отскочить: клопендрийцы вихрем промчались мимо него, обогнули машину и устремились обратно к речке. Так они гонялись примерно полчаса, а потом паук устал. С ненавистью посмотрев на мохнатого товарища, главниссимус плюнул и скрылся в избе. Мохнурий тут же приземлился на крышу внедорожника, встряхнулся и обратился к Феде:

— Служивый, ну скажи хоть ты ему! Плавунец так хотел кушать. Зато теперь спит как миленький. А ты ведь ещё привезёшь, правда? Тебе же не трудно.

— Я тебе не служивый, — процедил Федя. — Ты что, ВСЁ скормил?

— Там было не так много.

— Там было на неделю, придурок.

— Почему меня все обзывают этим словом? — психанул Мохнурий и отвернулся, нахохлившись.

— Потому что придурок и есть. Зачем фары включил?

— Чтобы веселее было! Они блестят.

— А как я теперь ак буду заряжать? Об ваши надкр-крылья? Тьфу на тебя.

Он вспомнил о водке и нажал на брелок. От громкого «пиу» Мохнурий скатился в снег. Федя достал из-под сиденья бутылку, взял из багажника спальник и, не забыв запереть машину, пошёл в избу. Мохнурий вился вокруг него, рассказывая клопендрийские анекдоты, но Федя угрюмо пообещал прихлопнуть его мухобойкой. Такого оскорбления бражник снести не мог и весь оставшийся путь гордо молчал.

В избе заметно потеплело, несмотря на хлипкий заменитель оконного стекла. Войдя, Федя и Мохнурий увидели идиллию: пьяные Клопундий и Жучино сидели в обнимку и жужжали клопендрийскую народную песню. Главниссимус построил из пустых консервных жестянок ударную установку и отбивал ритм — криво и невпопад, зато всеми десятью лапами.

— Заткнулись оба! — гаркнул Федя. — Тарантул, не гвоздить! А ну навели порядок быстро — чтоб через десять минут изба сияла чистотой. Мохнатый, тебя тоже касается. А я пока газету почитаю — один чёрт у вас тут сеть не ловит.

И, рассевшись на лавке, он вытащил из рюкзака «Верхнезадраловские новости». Увидев сложенную вчетверо газету, Мохнурий побледнел, но Федя её тут же развернул и погрузился в чтение. А чтобы читать было не так скучно, он поставил рядом с собой бутылку и стакан. Без задней мысли свинтил колпачок, налил себе на два пальца прозрачной, как слеза, жидкости… И все клопендрийцы, учуяв запах спирта, благоговейно замерли. В их фасеточных глазах, прикованных к бутылке, засияла надежда на возвращение домой.

— Что вперились? — недовольно спросил Федя. — Вам не налью, и не просите. Вас и так уже развезло всех.

— Горючее… — замирающим голосом прошелестел дон Жучино, и его дрожащие верхние лапы сами потянулись к бутылке.

— Ну да, горючее, — согласился Федя и, со вкусом хакнув, опрокинул стопку. Насекомые страдальчески застонали. — Хорошо пошла… — крякнул он и занюхал коркой хлеба.

— Ты не понял, Федя, — скорбно сказал дон Жучино. — Это действительно горючее. Наш корабль летает на этом сложнейшем веществе.

— И мы не знали, что на вашей планете кому-то известен секрет его приготовления, — добавил Мохнурий.

Федя заржал:

— Да на нашей планете секрет его приготовления известен всем деревенским жителям и половине городских, ха! Моя бабка знает аж восемь секретов.

Насекомые затрепетали. Брат Клопундий подался вперёд с надеждой:

— О, нельзя ли попросить вашу почтенную бабушку занять на Клопендре пост Главного Химика? Мы бы обеспечили ей комфорт и всеобщее поклонение. Дело в том, что секретная формула горючего нам не известна, и мы вынуждены покупать его на других планетах…

— Что, правда такие дураки? — искренне удивился Федя и налил себе ещё стопку.

— Мы умные! — набычился Паурон. — Единственное, чего мы не знаем — состав горючего.

— Ну вы даёте, — хохотнул Федя и выпил. Насекомые горестно охнули.

— Этой бутылки нам хватило бы для перелёта в соседнюю деревню, — простонал Клопундий.

— И тут неплохо, — откликнулся Федя. — Дай огурец. — Рабовладелец послушно поднёс рабу солёный огурец на вилке и отступил в тень. Федя просмотрел газету, сложил её вчетверо (клопендрийцы отшатнулись) и сказал: — Значит, так, ребяты. Горючего я вам привезу сколько понадобится, моя бабка нагонит. Но это через три недели, она только вчера заквасила. А пока подлатаем немножко вашу хибару, на лыжах покатаемся, порыбачим… Кстати, как тут с рыбой?

— Было хорошо. Пока вот этот, — Жучино показал на Мохнурия, — не вывел в воде монстра.

— Понятненько… — от «горючего» Федю развезло, и воевать он не хотел. — В общем, натаскайте на ночь дров, будем подтапливать. В смысле будете.

— Сделаем! — радостно пообещал Мохнурий.

— А утром я съезжу в город, потом заделаю окно. Вы-то, блин, безрукие все.

— И ты это, служивый, монстрику моему привези чего подешевле. Чем у вас тут скотину кормят.

— Окей, — сонно ответил Федя, расстелил на печке каремат, спальник и устроился на ночёвку, заняв лучшее место.

Наутро он, как и было задумано, съездил в город за продуктами и стройматериалами (к счастью, аккумулятор не успел разрядиться). Глубинному монстру он купил две упаковки куриного костного остатка по десять кило каждая. Плавунец получил кличку Ползук и уже осваивал первые команды под чутким руководством Мохнурия: «лежать» и «нельзя». Питомец оказался смирным и добродушным, просто при виде жратвы терял волю.

Подъезда к избе не было, продукты возили на Пауроне. Перетащив за четыре рейса всё содержимое багажника, паук объявил себя уставшим и приватизировал бутылку красного. Поскольку обращаться со штопором главниссимус не умел, он просто пропихнул пробку внутрь и теперь потихоньку потягивал из горла, наблюдая, как Федя чинит раму и вставляет новое стекло, а Клопундий и Жучино подают ему то молоток, то крепёж. Дверь была уже отремонтирована, петли — смазаны. Мохнурий, накормив животное, хлопотал у стола — чистил картошку. Жизнь налаживалась.

— Ну, красота же? — Федя спрыгнул со стремянки и полюбовался делом рук своих: окно было как новое.

— Красота! — хором прошелестели насекомые. — А когда горючее будет?

— Когда перебродит, — ответил Федя. — Значтак: вы тут подметайте и накрывайте на стол, а я на лыжах пару кругов сделаю. Круглый, растопи печку. Мохнатый, свари суп. Усатый, наруби дров. Тарантул… ладно, этот уже готов. Поняли? Выполняйте.

Он вытащил из чехла новенькие лыжи, переобулся и, насвистывая, вышел из избы. Погода стояла чудесная: мороз и солнце.

— Хорошо всё-таки, что у нас есть раб, — самодовольно сказал Клопундий, ломая об колено хворост и запихивая в печку. — Хотя бы один.

— Большое начинается с малого, — изрёк Жучино. — Пока один, потом другие подтянутся. Постепенно поработим всю планету!

— Это точно, — пьяным голосом отозвался Паурон и начал выстукивать на бутылке Паучий Марш. Жучино по старой привычке зашагал на месте, размахивая верхними лапами.

Мохнурий бросил в кастрюлю очередную картофелину (та булькнула) и ехидно напомнил:

— Кто-то забыл, что ему поручили дров наколоть.

Жучино с кряхтеньем взял топор и вышел.

Через полчаса в печке весело гудел огонь, а в кастрюле кипело варево. Расставленная на столе посуда сияла. Жучино и Клопундий играли в углу бутылочными пробками в щелкунцы. Паурона разморило, и он, растопырив лапы, задремал посередине избы. А Мохнурия чёрт дёрнул сходить проведать своего питомца.

Визг бражника клопендрийцы услышали сразу.

— Хоть бы однажды этот придурок не влип в историю, — пробурчал Жучино. — Если снова избу развалят, нам от Федьки влетит.

Впустив облако морозного воздуха, вбежал Мохнурий, забился в любимое клопово место — между стенкой и печкой — и принялся громко дрожать.

— Что натворил? — осведомился Клопундий.

— Т-там… В р-реке… — только и смог вымолвить бражник и совсем съёжился.

— Что, опять какая-нибудь дрянь вывелась? — разозлился Жучино.

Бражник молча кивнул, и жук хотел отвесил ему подзатыльник, но не достал.

— Что на этот раз? — грозно спросил протрезвевший Паурон, и, поскольку Мохнурий молча трясся, вытащил его лапой за шкирку и поставил к стенке для допроса. — Ещё один плавунец? Водомерка? Комариная личинка? — На все вопросы Мохнурий отрицательно мотал головой. — А что тогда?

— Н-не знаю. Н-неизвестное н-науке с-существо. Очень с-страшное… — выдавил бражник и с ужасом посмотрел в окно.

— Тьфу на тебя, тварь дрожащая, — Паурон отшвырнул его и приказал дону Жучино:

— Сходи, посмотри.

— Есть! — ответил бравый вояка и отправился к реке.

— Надо было топор взять, — резонно заметил брат Клопундий, когда за жуком захлопнулась дверь.

С минуту в избе царило напряжённое молчание, нарушаемое лишь стуком зубов Мохнурия, потом с улицы раздалось басовитое: «А-а-а!!!» — и топот шести лап. Жучино влетел в избу как ошпаренный, в его фасеточных глазах застыл страх.

— Говорил тебе, надо было взять топор, — презрительно бросил Клопундий.

— Вот возьми и сходи, — велел Паурон.

Клопундий замахал лапами:

— Но не думаете же вы, ваше высокоползие, что…

— Думаю. Пшёл, кому сказано.

— Но я лицо духовное…

— Вот и хорошо. Проповедь там прочитаешь. Топор не забудь.

Брат Клопундий спал с лица, но топор взял. Жучино, похоже, совсем потерял дар речи: он забился в щель рядом с Мохнурием, и они там стучали зубами в унисон.

— Да что вы там такое увидели? — недоуменно развёл лапами паук, но тут с громкими воплями вкатился Клопундий. Топора при нём не было, и дар речи он тоже потерял. Теперь в узкой щели тряслись трое.

— Правильно говорят мудрые насекомые: хочешь, чтоб было сделано хорошо — делай сам, — вздохнул Паурон, встряхнулся и выполз наружу с твёрдым намерением растерзать любого врага.

Но не прошло и минуты, как он с жалким видом (хотя и беззвучно — держал марку) вбежал в избу и спрятался под столом. И так они все четверо тряслись и стучали зубами, заставляя избу вибрировать, пока не вернулся Федя. К тому времени уже начались сумерки.

— Эй, рабовладельцы! — окликнул их лыжник. — Где пожрать? — Он поставил лыжный арсенал у входа и увидел, что все трясутся и стучат зубами. — Кто шухер навёл? Отвечайте!

— Т-там. У р-реки, — промямлил брат Клопундий.

— Пили пиво мужики, — сказал Федя. — Колитесь быстро, кто вас тут напугал до потери штанов?

— Штанов мы не носим, служивый, — отозвался Мохнурий.

— Оно и к лучшему, — хмыкнул Федя. — Что, Ползук опять бедокурит?

— Хуже, — прошуршал Жучино. — Вот этот, — он через плечо показал на Мохнурия, — снова вывел в реке какую-то погань. Но на этот раз не насекомое!

— Пиявку, что ли? — хохотнул Федя.

— Пиявку бы мы съели, — ответил из-под стола главниссимус. — Но там что-то, не известное науке.

— Прикольно… И как оно выглядит?

— Оно ужасно! — сипло прошептал брат Клопундий, тараща фасетки. — Напоминает гигантского хамелеона и черепаху одновременно. Оно коричнево-зелёное и пучеглазое, сидит на мостке и не шевелится, только ворочает глазами. Оно послано на эту планету за её грехи!

— За ваши грехи, — уточнил Федя. — Ладно, схожу посмотрю. Куда топор дели?

— Клопундий утопил, — с удовольствием наябедничал Мохнурий и злорадно глянул на клопа. Тот погрозил ему кулаком.

— Чтоб вас всех, — сказал Федя и пошёл на разведку. Насекомые сжались и задрожали пуще прежнего. Вдруг с улицы раздался громкий хохот, и клопендрийцы удивлённо переглянулись: как же так? Неужели человек не испугался чудовища? А Федя вернулся, распахнул дверь и пригласил их прогуляться: — Идёмте! Вы должны сами увидеть, чего боялись.

— Нет!

— Ни за что на свете!

— Ни за какую сгущёнку! — воспротивились Жучино, Клопундий и Мохнурий, но Паурон, как самый храбрый, вытолкал их из избы — главниссимус не хотел потерять лицо, то бишь морду, перед человеком — и странная процессия направилась к мостку. Мохнурия пришлось вести под руки (под лапы). Он закатывал глаза и тихо подвывал.

Чтобы был хороший обзор, Федя подсвечивал налобным фонариком. И что же они увидели на мостке? На почерневших брёвнах торчала из воды непонятная конструкция жутковатого вида: что-то бесформенное, горбатое, с двумя фасеточными глазами размером с футбольный мяч, которыми оно зыркало то влево, то вправо. Возле конструкции — или существа? — неприкаянно тыкался Ползук, которого бражник благоразумно накормил ещё утром.

— Это инопланетный мутант? — спросил Паурон, отчаянно подавляя дрожь. Ему хотелось выглядеть хладнокровным и компетентным.

— Да нет, земной. Жучино, приглядись-ка повнимательней: не узнаёшь?

Жучино выпучил фасетки. Остальные членистоногие тоже вперились в бесформенную груду бурого хитина, но не нашли в ней ничего общего ни с одним из известных науке насекомых. В этот миг штука на мостке резко дёрнулась, и из кокона выпросталась длинная лапа. Все насекомые отскочили назад. Кроме Мохнурия — тот упал в обморок. А штука ещё немножко покачалась туда-сюда, повертела головой, и кокон треснул по швам. Выпросталось ещё три лапы, и существо удлинилось на полметра. В холодном свете фонаря блеснули прозрачные крылья.

Всё это мучительно что-то напоминало дону Жучино, но он не мог понять, что именно. И, странное дело, чудовище уже не казалось ему страшным — более того, оно начинало ему даже нравиться! В изящном изгибе лап и томном блеске малахитовых глаз ему почудилось… Нет, нет, этого не может быть!

— Где-то я это уже видел, — сказал Клопундий.

— Я тоже, — сказал Паурон. — Но не могу сказать, что сильно обрадовался.

— Да и я не сказать что прыгаю от счастья, — скептически добавил клоп, состроив постную мину.

— Боюсь, что в восторге будет только один из нас, — сказал восставший из обморока Мохнурий, и все, включая Федю, посмотрели на дона Жучино.

Жук зачарованно глядел, как малахитовоглазое создание освобождается от кокона и распрямляет крылья. Вот мелькнуло серо-зелёное брюшко, сверкнула переливчатая слюда длинных крыльев… И прекрасное существо выползло на мосток, оставив позади страшный громоздкий кокон.

— Стрекозелла! — выдохнул дон Жучино и упал на колени.

— Ну всё, можно сердечки на стенах рисовать, — брякнул Мохнурий и захихикал.

Юная, только что народившаяся копия мадам Стрекозеллы зябко ёжилась в объятиях дона Жучино. Как и оригинал, она была выше кавалера на целую голову.

— Прошу принять к сведению, дон Жучино, что данный экземпляр Orthetrum cancellatum не является мадам Стрекозеллой, — занудно проговорил брат Клопундий.

— Эта даже лучше! — сказал Федя. — Молоденькая.

— Но, простите, она же глупа как пробка, — напирал Клопундий.

— Вот и хорошо! — влез Мохнурий. — Умная от него тут же сбежит.

— По крайней мере, эта не будет молоть языком, — проворчал Паурон и пополз к дому.

— Когда свадьба? — поинтересовался Мохнурий. — Или обойдётесь без бюрократии?

— Без обряда нельзя! — важно сказал брат Клопундий. — Я, как духовное лицо, могу посодействовать.

— Человек, привезёшь завтра свадебный торт? — не унимался бражник.

— Тебе сладкое вредно, ты и так жирный, — ответил Федя и смерил недоверчивым взглядом новоиспечённую парочку. — Сколько живу — впервые вижу межвидовую свадьбу. Жучино, хошь, шафером буду?

— Чтоб вас всех актарой, — отмахнулся дон Жучино, схватил новую Стрекозеллу в охапку и понёс в избу. Бегом.

— Не одобряю я этого, не одобряю, — покачал головой брат Клопундий, ковыляя по снегу. За последние два дня насыпалось порядочно.

— Ты подожди, самая заваруха начнётся, когда она ему откажет! Второе крушение надежд наш вояка не перенесёт, — предсказывал Мохнурий. — Служивый, ты ему много не наливай тогда, а то сопьётся, как пить дать. Простите, скаламбурил.

— Весело с вами, — сказал Федя. — И по деньгам дешевле выходит, чем на юг в отпуск ехать. Считай, только жратва да бензин.

— Ты это о чём? — не понял Клопундий.

— Забей.

С того дня Жучино выпал из общественной жизни. Всё своё время он посвящал обучению Стрекозеллы, или, как её назвали по совету Феди, Стрекозауры. «Моя бвбка уже по десятому кругу пересматривает древние сериалы, и там есть один про какую-то Изауру. Все флешки этим хламом забиты!» — жаловался раб рабовладельцам, приняв стопку горючего.

Однажды после лыжного марш-броска Федя позволил себе рюмочку мартини. Насекомым он наливал дешёвое вино из картонных коробок. Стрекозаура уже научилась держать вилку, но пока не разговаривала. Вина ей не давали из педагогических соображений. Разговор зашёл о том, кто чем занимается по жизни.

— То, что Мохнурий — учёный, я уже знаю. А ты, Жучино, какого чина?

— Мажор третьего ранга Насекомой Гвардии ея императорского ползейшества! — подкрутив ус, отрапортовал жук и поправил Стрекозауре слюнявчик.

— Нормально! А Клопундий кто?

— Я — лицо духовное, — ответствовал клоп, насаживая солёный гриб на вилку. — Обращаю страждущих и тёмных в праведный инсектицизм.

— Ну-ка меня обрати, — попросил Федя и икнул. — А то я как раз тёмный сегодня.

— Изволь, — сказал клоп, дожевал, встал в позу и начал проповедь:

— Если влез на потолок —

Значит, у тебя всё ОК.

Надо крыльями махать,

Бегать, ползать и летать!

С потолка тебе видна

Сразу целая страна.

Мухобойки убоись,

И всё будет…

— Стопэ! — замахал руками Федя. — Это вы что, стихами в свою веру обращаете?

— Ну не прозой же, — удивился Клопундий. — Читаем Великий Насекомый Стих, пока обращаемый не обратится. Стих не очень длинный, всего триста куплетов.

— А если не получилось? Вдруг кто упорствует в неверии?

— Тогда читаем ему Великий Насекомый Стих по второму кругу.

— Да уж, тут любой обратится.

— Так читать дальше? — с надеждой спросило духовное лицо.

— Не надо, я уже обратился. Пью за инсектицизм! — и Федя хлопнул ещё мартини.

Клопундий посмотрел на новообращённого с сомнением, хлебнул поддельного шардоне прямо из коробки и начал подкоп:

— Что ж, мы тебе о себе всё рассказали. А вот кто ТЫ такой?

Федя не удивился вопросу:

— Выживальщик я. Поняли?

— На вашей планете все выживальщики, — буркнул Паурон, не принимавший участия в беседе. Он сидел в углу и допивал вторую коробку, оплетя её паутиной и фантазируя, что это муха.

— Не кисни, тарантул, скоро домой полетите. Вот закончится у меня отпуск…

— Подожди, служивый, ты же говорил, что мы ждём, когда самогон у твоей бабки перебродит? — вынул морду из салата Мохнурий.

— А, ну и это тоже. По-любому две недели осталось. Как там поживает твой Ползук?

— Хорошо! — радостно переключился на другую тему бражник и расплылся в улыбке. — Утром возили на нём первый груз.

— Надеюсь, вы его с собой заберёте? На Земле двухметровый плавунец ни к чему, тут и без него мутантов хватает.

— Заберём, конечно! И его, и Стрекозауру. Мы не можем бросить в этом ужасном месте своих собратьев, даже если у них ай-кью ниже восьми, — с пафосом сказал Мохнурий и опять уронил морду в салат.

— Эх ты, опять напился, одно слово — бражник, — пожурил его Федя. — А насчёт ай-кью — согласен. Люди с таким уровнем тут запросто живут, иногда даже в начальство пробиваются, а вот насекомым будет сложновато.

* * *

В трухлявой, кривой, ободранной избе огромный чёрный жук читал огромной жёлтой стрекозе Бодлера — добрый Федя закачал ему в сморкфон кучу стихов через блютус, но поставил жёсткое условие не читать их вслух в его присутствии под страхом тапкования. С починкой двери и окошка в избе воцарилось тепло, и гаджеты снова работали. Сам Федя каждый день предавался лыжному спорту, а иногда забавлялся, дрессируя плавунца: кидал ему палку и велел принести. Ползук делал стремительные успехи.

Мохнурий подтрунивал над доном Жучино, спрашивая, когда свадьба, а Стрекозаура училась завязывать бантики на упаковочных шпагатах. Паурон пристрастился к чтению — особенно хорошо у него шли женские иронические детективы, привезённые для растопки. После прочтения он их съедал. Освещалась изба Фединым фонарём, свечками и двумя керосиновыми лампами «летучая мышь». Периодически Федя сетовал, что негде зарядить ноутбук и нормально посмотреть кино, но на безрыбье годился и смартфон — насекомые каждый день заряжали надкрыльями и его гаджет.

Клопундий понял, что его миссионерская работа с треском провалилась, и совсем заскучал. Много пить он не мог — религия не позволяла, а помогать Мохнурию по хозяйству считал ниже своего достоинства, поэтому целыми днями сидел и смотрел в стену. Чтобы он не помер от тоски, Федя привёз ему метровый рулон пупырчатой упаковочной плёнки.

Самогон тихо бродил в сорокалитровой алюминиевой фляге где-то далеко в деревенском доме Фединой бабки; спичка ещё гасла. Приближался Новый год. Погоды стояли тихие, температура не опускалась ниже минус трёх, и аккумулятор машины не разряжался.

Однажды Федя попытался рыбачить, но гигантский плавунец давно смёл всю рыбу в реке.

— У, скотина ненасытная, — погрозил ему кулаком рыбак-неудачник, — скорей бы тебя на Клопендру увезли.

Плавунец, сидевший на берегу как голодный кот, подполз к нему и жалобно потыкался мордой ему в сапоги: дескать, что мне делать, ежели природа у меня такая?

Всё было хорошо. Насекомые и Федя вкушали тихие радости зимней деревенской жизни, и никто из них не знал, что весёлая группа студентов, с которой всё началось, планирует на Новый Год лыжную экспедицию вдоль берега речки Безрыбки, аккурат в тот район, где инопланетяне-инсектоиды спрятали избу. Специально выбирали место подальше от того зловещего леса — они же не знали, бедняги, что избу перегнали по воздуху. Но об этом чуть позже.

* * *

И вот наступил день, когда спичка не погасла. Было это накануне Нового года, тридцатого. Утром тридцать первого Федя поехал к бабке, а вечером, как и обещал, привёз насекомым две канистры горючего — обе по двадцать литров. Фурор был неописуемый!

— Да это нам до самой Клопендры хватит! — подпрыгнул Паурон, а его подчинённые пустились в пляс вокруг стола.

— Вот и оладушки, — сказал Федя. — Кстати, сегодня у нас, землян, праздник. Самый большой. Будут пьянки, гулянки и салют. Хотите поучаствовать, или сразу свалите?

— Я бы поучаствовал, — сказал Мохнурий. — Я на конкурсах первые места беру. Может, опять приз какой дадут.

— Второго глиняного гнома, — проскрипел Клопундий и лопнул ещё один пузырёк — он справился с плёнкой пока лишь наполовину.

— Я твои призы таскать больше не буду, — объявил паук. — В прошлый раз чуть спину не надорвал.

— Теперь у нас есть раб, да ещё на машине, — успокоил его Мохнурий. — Слушайте, народ, а давайте и правда съездим перед улётом на праздник. Музыку послушаем, салют посмотрим.

— Не «улётом», а «отлётом», — поправил его Клопундий.

— Не учи учёного!

— Учёный — к стене приколочённый.

— Не брешите, — прикрикнул главниссимус. — Я против вылазки.

— А я за! — капризно проныл Мохнурий. — Мне нужна эмоциональная разрядка.

— Разрядка на твоём сморкфоне, — хихикнул Клопундий. — Ты его вчера забыл сунуть под крыло.

— Вот дихлофос… Но я бы всё равно сгонял в город. Хоть фоток нащёлкать напоследок.

— На чём ты будешь их щелкать? Твой сморкфон же разрядился, хи-хи-хи!

— Я твой возьму.

— А вдруг нас вычислят? — прошипел Жучино.

— Не парьтесь. Вас примут за ряженых, — сказал Федя.

— Я бы не рисковал, — упорствовал Жучино. Он так и не отходил от своей ненаглядной Стрекозауры.

— Хочу на праздник, — вдруг сказала она, и все остолбенели.

— Дорогая, у тебя прорезался дар речи? — воскликнул Жучино, схватил стрекозу в объятия и закружился с ней по комнате. Сшиб стол и лавку.

— Позвольте, но это значит, что и мой Ползук обучаемый? — Мохнурий забегал по потолку и стенам. — А я с ним как со скотиной…

— Её императорское ползейшество наградит нас за увеличение популяции на целых две насекомоединицы! — провозгласил Паурон. — Срочно пригласите Ползука в дом.

— Нельзя его в дом, он же водяной жук. А ему ещё лететь с вами… сколько там до Клопендры? — вмешался Федя.

— Три часа, — ответил Клопундий. — На таком хорошем горючем… Ваше высокоползие, может, заключим с Землёй договор на поставку? Они нам горючее, а мы им увеличительный порошок и корзины для рабства.

— Не нужен нам порошок! — отрезал Федя. — Корзины можете скинуть, они у вас удобные. Но про договор забудьте, никто тут с членистоногими договариваться ни о чём не будет. Обсыплют вас порошком, да и все дела. Только не увеличительным.

Клопундий побледнел. И вдруг снова раздался томный голосок Стрекозауры:

— Жучино, ты мой герой. Давай съездим в город на праздник!

— Для тебя — всё что угодно, моя звезда! — завопил Жучино и начал собираться. Впрочем, собирать ему было нечего, и поэтому он просто гоношился.

— Короче, ребяты, моя машина в вашем распоряжении. Я сегодня добрый. Как раз четверо в салон поместятся, а тарантул в багажник. Отметим Новый Год по полной!

Примечания:

Ну хоть обругайте, что ли...

— Темнеет, — сказала Сеня-Ксения, вытерла перчаткой нос и поправила лямки рюкзака.

— Скоро приедем, — неуверенно подбодрил её и всех остальных Сеня-Арсений. Он и затеял эту авантюру: подбил друзей встретить Новый Год в деревенской глуши при свечах, а теперь пытался сохранить хорошую мину при плохой игре. Было их четверо — Артём после того случая больше не ходил с ними в походы. Понял, что себе дороже.

— Стопудов мы уже мимо проехали, — заворчал Сеня-Семён, в миру Сёма. — Ты куда нас завёл, Сусанин?

— Да всё ништяк, вон уже деревня начинается! — Арсений показал палкой на темнеющую в сумерках одинокую избу на опушке. Других изб рядом не наблюдалось.

— А это точно деревня? — усомнилась Сеня-Есения. — Что-то маловато домов. Да и место какое-то… неуютное.

— Нормальное место, — возразил уставший Арсений. У него был самый тяжёлый рюкзак, набитый лимонадом, квасом и прочими прохладительными напитками. Девушки высказались категорически против алкоголя и решили компенсировать отсутствие градуса количеством бутылок. — В любом случае я дальше этого дома никуда не пойду.

— Домик чей-то или ничей? — спросила Ксения.

— Если чей-то, мы попросимся на ночёвку, — решила Есения.

— Похоже, ничей, — сказал Арсений. — Сюда даже электричество не проведено, не говоря уже о газе. Каменный век.

— Скорее уж — деревянный, — сострила Есения, и они с Ксенией покатились со смеху от этой шутки. Смеялись не очень долго — минут двадцать.

Они подошли ближе и посветили фонариками. Обильный снегопад скрыл следы Феди и насекомых, и изба казалась нежилой.

— Мдя, — скривился Сеня-Сёма. — Ума не приложу, кому пришло в голову строить дом в таком неподходящем месте.

— Ребзя, тут дровник! — крикнул Арсений. — Печь запалим, пожрать сварим… если она тут, конечно, сохранилась.

— Охотничий домик, что ли? — уточнил Сёма.

— Или рыбацкий, что ближе к истине, — глубокомысленно ответствовал Арсений. — Тут же река рядом.

— Ура, значит, будет уха! — запрыгали девушки.

— Вы сначала поймайте, — пробурчал Арсений. Он светил фонарём на избу и стоял, как истукан.

— Че завис? — осведомился Сёма.

— Да так, — замялся предводитель. — Тебе эта хата ничего не напоминает?

Сёма присмотрелся. Эти серые стены, эта трухлявая дверь, эта неизвестно чем покрытая крыша, хотя и присыпанная снегом — всё это неуловимо напоминало ему что-то очень неприятное. Он потёр нос.

— Ой, как похоже на ту избушку в лесу! — оглушительно прошептала Есения.

— Да брось, там дверь на одной петле висела и окно едва держалось. А тут они как новенькие, — Ксения показала лучом фонарика на свежевставленное оконное стекло.

— А общие очертания один в один, — продолжал упорствовать Арсений. — Если бы не другая область, я бы поверил, что нас леший привёл опять к той же избе.

— Да брось, там лес был, а тут река, — сказал Сёма.

— И мы же специально поехали как можно дальше от того места, чтобы снова не напороться на насекомых! — сказала Ксения. — Поэтому хватит про ту жуть. Тем более что по телевизору объявили, что в тот раз всем показалось.

Они подошли к избе и толкнули дверь. Знакомая до боли обстановка повергла их в ступор.

— Где-то я это уже видел, — пробормотал Арсений, по привычке стаскивая шапку.

— И стол, и лавки, и печка — всё знакомое! — подтвердила Есения.

— Вам это кажется! — строго сказала Ксения и поставила лыжи в угол. — Располагаемся, изба ничья.

— А почему тут натоплено? — спросила Есения. — Ой, и рыбка с лягушкой игрушечные стоят, прямо как в той избе с насекомыми!

— Не было никаких насекомых, нам тогда показалось! — крикнула Ксения. — А тепло, потому что… Ну просто тепло. А игрушки везде одинаковые. Давайте поедим, — и она бросила на застеленный пакетами стол пачку диетических хлебцев.

Остальные не разделяли её энтузиазма: уж слишком изба была похожа на ту, откуда ребятам пришлось удирать на всех парусах. Но вдруг Сёма заметил в углу что-то белое.

— А что это за канистры? — спросил он, подошёл, открутил крышку и понюхал. — Сень! Поди сюда, — позвал он друга, но подбежали все трое, потому что тут все были Сени.

— Ух ты! Живём! — восхитился Арсений, понюхав.

— Не вздумайте пить! — взвизгнула Ксения. — А вдруг метиловый?

— Какой метиловый? — оскорбился Арсений. — Это чистейший деревенский самогон! Его сивушный аромат я не спутаю ни с чем. Какой хороший домик нам попался! Девчонки, накрывайте на стол.

— Ну вот, всегда так, — заныла Есения. — Договорились, что встретим Новый Год без пьянки, и вот нате вам. Нашли.

— Мужики всегда водку найдут, — поддержала подругу Ксения, и девушки стали готовить праздничное застолье: ставить на стол банки со скумбрией и открывать их.

Арсений с Сёмой подтащили одну канистру поближе и тоже водрузили её на стол. Смотрелась она ахово и очень по-новогоднему.

— Можно начинать праздновать! — объявила Есения и налила в пластиковые стаканчики лимонад.

Сёма и Арсений тоже налили себе прозрачной жидкости из канистры, немножко расплескав, и предводитель провозгласил тост:

— Ну, за уходящий!

* * *

— Классный костюм, — оценила миниатюрная брюнетка и ткнула пальчиком в Мохнурия. Тот захихикал от щекотки. — И у твоих приятелей тоже прикольные. Где достали?

— В тайном магазине для элиты, — ответил он доверительным шёпотом. — Могу и для тебя достать!

— Теперь уж чего уж. Праздники прошли, — и она хлопнула жвачкой.

— Но ведь можно и самим устроить праздник!

— Можно, — брюнетка посмотрела на часы.

— Кем бы ты хотела нарядиться? Эльфийкой? Разбойницей? Озорной медсестрой?

— Да хэзэ, — и она хлопнула жвачкой ещё раз.

— Тебе бы очень пошёл костюм белоснежной зайки, — напирал Мохнурий.

— Ага, — кивнула брюнетка и снова хлопнула жвачкой. Мохнурий раскинул крылья и тоже ими хлопнул. Пассия жеманно взвизгнула: — Ну ты фокусник. Я чуть жвачку не проглотила!

— Мохнурий, не отвлекайся! — прошипел ему в ухо брат Клопундий. — Нам скоро улетать. И к тому же она другого вида.

— Но полчаса-то у нас есть? — огрызнулся бражник. — Дорогая, где тут наливают шампанское?

— На улице нигде. А в магазинах не продадут, наш мэр издал указ на Новый Год запретить продажу спиртного. Зато можно мороженку купить, — сказала девушка и хлопнула жвачкой в четвёртый раз.

Мохнурий закатил фасеточные глаза:

— Жучино, научи меня, как правильно обращаться с представительницами этого вида! У тебя вроде такая же.

Жучино не слышал, он вовсю обихаживал свою новую звезду: то кормил её развесной килькой из киоска, то поил колой, то навешивал ей на лапы браслеты из мишуры. Звезда послушно заглатывала все угощения и время от времени повторяла с одинаковыми интонациями:

— Жучино, ты замечательный!

Никого не смущало, что каждый раз, когда Стрекозаура что-нибудь произносила, за её спиной оказывался ухмыляющийся Федя со смартфоном в руке. У Феди тоже была спутница — симпатичная блондинка в модной шубе. Они созвонились заранее и встретились уже в городе. Голос Фединой подруги был невероятно похож на голос Стрекозауры, но на это никто не обратил внимания. Да и до того ли было? Мохнурий клеил землянку (не подвальную избу, а гражданку третьей от Солнца), Клопундий пытался предотвратить контакт четвёртого рода (то ли из моральных соображений, то ли от зависти), Жучино ворковал с новой невестой и заливал ей что-то про загородную виллу на Клопендре, а Паурон слонялся по площади и пугал прохожих. Все ждали салют.

И вот он начался! Перед салютом случилось небольшое затишье. Выключили музыку и погасили фонари.

— Щас бумбухать будут, — сказала подружка Мохнурия и… Ну да, вы правильно догадались. Хлопанье жвачкой в наступившей тишине было особенно громким.

Но те звуки, что раздались следом, оказались ещё громче! С оглушительным «бабах!» взвилась первая ракета, озарив небо и город зелёными искрами. Стрекозаура с перепугу забилась под какой-то фургон, и дон Жучино кинулся её вынимать, но она прочно вцепилась лапами в коленвал. Выпустили вторую ракету, третью, четвёртую, десятую…

— Как красиво! Надо взять несколько упаковок на Клопендру! — восторгался Мохнурий. Клопундий сучил верхними лапами, отгоняя нечистого. Федя с подружкой молча смотрели вверх, улыбаясь, и их лица озарялись то синими, то красными, то жёлтыми бликами. Собственно, этим занимались все люди на площади: смотрели салют, задрав головы. И никто не видел шныряющего Паурона, который своими длинными лапами хватал с прилавков всё, что плохо лежит. Нахватав полную кошёлку, паук оттащил её к Фединой машине и сел ждать, отдуваясь. Салют его не интересовал.

Бумбухало минут пятнадцать. Под занавес выпустили серию мелких ракет, с треском разлетевшихся белым кружевом, и снова врубили музыку. Если бы это был обычный праздник, то после салюта все бы разошлись по домам, но после новогоднего салюта гулянья только начинались!

Жучино наконец-таки выудил Стрекозауру из-под грузовика и крикнул:

— Всё, хватит! Нагулялись. Пора домой.

— Но я только начал! — обиженно протянул Мохнурий.

— Бездельник, — обложил его Клопундий и обратился к брюнетке: — Всё, краля, топай домой. Мы забираем твоего кавалера. Дедуле пора принимать лекарство от маразма и менять вставную челюсть.

— Что-о? — вытаращилась девчонка на Мохнурия. — Ты же сказал, что тебе двадцать пять!

— Ему девяносто пять, — с ехидцей уточнил Клопундий и укоризненно покачал головой: — Говорю же, маразм. Не помнит, сколько ему лет, а тоже туда же — по девочкам.

На юном личике брюнетки отразилось такое глубокое разочарование, словно у неё из-под носа увели чупа-чупс. Или даже хуже: если в кино вместо обещанного американского мультика включили советский научно-популярный фильм о вреде курения.

— Клопундий, ты… — Мохнурий не успел подобрать достойного эпитета, потому что Федя перебил:

— Марш все в тачку. Кать, я этих потерпевших отвезу — и сразу к тебе.

— Ага! — сказала блондинка, чмокнула его в щёку и растворилась в толпе. Подружка Мохнурия тоже растворилась в толпе, не желая связывать судьбу с девяностопятилетним дедом, ряженым в мохнатую бабочку, и Федя остался наедине с четвёркой насекомых.

— Где тарантул?

— Небось уже в багажнике, — сказал брат Клопундий. — Мохнурий, ты как, с нами, или на Земле остаёшься? Семеро одного не ждут.

— Иди ты, — буркнул бражник, смотал с себя гирлянду мишуры, бросил на снег и пошёл к машине. В этот раз ему не удалось ни выйти на сцену, ни поучаствовать в конкурсах, так что призов не было. Личная жизнь тоже обломалась.

Когда они подошли к машине, припаркованной в тихом уютном дворике, то увидели, что багажник приоткрыт. Из темноты поблёскивал зелёный огонёк насекомского сморкфона. Знакомый скрипучий голос рапортовал:

— Так точно, ваше ползейшество! Завоевание Земли идёт полным ходом. Мы вовсю порабощаем людишек. Они сами приходят сдаваться к нам в рабство. Освобождение местных насекомых тоже идёт полным ходом. Мы увеличиваем представителей разных видов — стрекоз, плавунцов… У стрекоз адаптация идёт быстрее, они уже освоили речь. Восстание насекомых прошло успешно, людишки свергнуты и умоляют поскорее отправить их на целинные планеты! В связи с чем прошу разрешения свернуть миссию и вернуться на Клопендру. В качестве доказательств мы привезём с собой двух представителей земного насекомчества, вырванных нами из-под людского ига… Благодарю, ваше ползейшество! Горючее есть, не извольте беспокоиться. Отбой.

— Кажись, они нас догоняют, — тревожно сказал Мохнурий, трясущийся на переднем сиденье.

— Мигалку включили, — угрюмо подтвердил брат Клопундий. — Зря ты, Федя, не остановился.

— А если бы они полезли в багажник да Паурона увидели? — возразил Федя. — И вообще там был не стационарный пост. Скорость я не превышал, пассажиры пристёгнуты. Не имеют права без нарушений останавливать.

— Но они какого-то тапка за нами едут, — сказал дон Жучино. — Сейчас обгонят, подрежут, и чего ты будешь делать?

— А вот чего, — сказал Федя и, резко затормозив, свернул в лесополосу, благо сзади никого не было. Если не считать, конечно, гаишников, но те едва виднелись на горизонте.

Внедорожник загудел громче. Федя выключил дальний свет и погнал машину по чистому полю.

— Завязнем, — деревянным голосом сказал Мохнурий.

— Не боись, — ответил бравый водила. — У меня два привода.

Жучино обнял Стрекозауру и мужественно пообещал ей:

— Дорогая, если на нас нападут, я буду защищать тебя всеми шестью лапами!

Та промолчала… Она вообще стала неразговорчивой с тех пор, как они сели в машину. Вдруг правое колесо наскочило на кочку, и все ойкнули. Жучино на заднем сиденье стукнулся головой об потолок.

— Хоть на третью переведи! — взмолился Мохнурий. — Полетит стойка-а-а…

— Там где пехота не пройдёт, — фальшиво запел неунывающий Федя, — и бронепоезд не проедет…

Но тут в зеркале заднего обзора замигали красно-сине-белые огоньки, и он замолчал, принимая решение.

— Не нравится мне эта иллюминация, — пробормотал брат Клопундий. — Салют симпатичнее был.

— Никто и не спорит, — процедил Федя и дал по газам.

— Во всех фильмах мне больше всего нравились г-гонки, — заикаясь, сказал Монурий. — Но как же страшно в них участвовать самому!

— Заткнись.

Несколько секунд ехали молча. Потом Жучино не выдержал:

— Догоняют. Давай я за руль сяду, а?

— Ага, щас будем на пересадки время тратить, — ответил Федя и свернул вправо, в низину.

— Там какие-то кусты, — сообщил Мохнурий, тараща фасетки.

— Знаю.

Сзади посигналили крякалкой. Мохнурий тихонько завыл. А Федя сбросил скорость, объехал кусты, снова дал по газам, на скорости проскочил ложбинку и вывел внедорожник на возвышенность. Слева по борту сияли далёкие огни деревушки, справа темнел сосновый бор. Преследователи хотели повторить Федин маршрут, но что-то пошло не так, и они остались в низине у кустов. Мигалка ещё некоторое время помигала и погасла — наверно, те решили не сажать зря аккумулятор.

— Ура! — победно завопили все, кроме Паурона в багажнике и Стрекозауры — первый ничего не видел, а вторая ничего не понимала.

— Выходим на финишную прямую! — объявил Федя. — Курс на Клопендру! Даёшь праздничный улёт!

* * *

Тем временем в космическом корабле творился бардак. Новый Год был встречен, консервы — съедены, тарелки и руки — вымыты чистейшим деревенским самогоном, который пошёл не только на технические цели. Студенты распробовали горючее и теперь жаждали приключений.

— Хочу романтики, — заявила Есения. — Песни у костра. Дров полно, вместо гитары телефоны. Нечего дома сидеть в хорошую погоду.

— Идея нормас, — согласился Арсений. — Хорошо бы ещё бумаги найти для разжижки.

— Я видела бумагу! — радостно подпрыгнула Ксения. —Тут на полке такие штучки стоят — много листов бумаги, с одной стороны склеенные. Только она вся в буквах… — девушка схватила с полки пару детективов и какой-то словарь. — Вот!

Друзья с минуту рассматривали странные предметы, передавали их из рук в руки, вертели и даже нюхали, но так и не поняли, что это за вещи.

— Фигня какая-то, — вынес вердикт Сеня. — Но для костра сойдёт.

— И не только для костра! — Сёма оторвал с десяток страниц и засунул себе в карман. — Вообще штука полезная. Вернёмся, я таких побольше куплю. Надо только узнать, как они называются.

Друзья вышли и в восемь рук быстро перекидали всю поленницу на утоптанный снег перед домом. Получилась внушительная горка.

— Класс! — довольно улыбнулась Ксения. — Прям как в летнем лагере, куда я в седьмом классе ездила. Но этот костёр даже больше будет!

Ребята бессистемно напихали между поленьев скомканные страницы несчастных детективов и начали поджигать. На это действо у них ушло пять коробков спичек и три зажигалки, причём одна — многоразовая от знаменитой фирмы. Все бумажки послушно сгорели, но дровам было наплевать.

— Не горит, — прокомментировал Сеня-Арсений.

— Ты гений, братан, — сказал Сеня-Сёма. — Действительно не горит.

— Бензинчику бы, — вздохнула Сеня-Есения.

— Так самогон же! — вскричала Сеня-Ксения.

Такова была судьба второй канистры…

— Норот, я видел в избе удочки, — сказал Сёма, когда пляски у костра утихли, а пламя уменьшилось до полутора метров. — Погнали на рыбалку. Ух… х-ху сварим. Вдруг поймаем сома! Сеня, ты бы хотел поймать сома?

— Я хочу! — крикнула Ксения. — Я хочу сама… поймать сома. Сома сама.

— Женщина должна стоять у плиты, — изрёк Сеня. — А рыбалка мужское дело.

Ксения и Есения вооружились веником и кочергой и собрались прочитать Сене принудительную лекцию по гендерному равноправенству, но он вовремя выскочил на улицу, прихватив удочки. Сёма — за ним.

— Мы щас тоже выйдем и вам устроим! — крикнула им вслед Ксения.

Пока девчонки красились, парни успели перекурить, поболтать за жизнь и распаковать Федино рыбацкое оборудование.

— Где тут речка-то?

— Да вон там вроде.

Друзья нетвёрдым шагом направились к реке и остановились на краю мостушки.

— Гля, прорубь.

— Ща карасей наловим.

— Блин, Сём, чо эт там чёрное плавает?

— Откуда я знаю, может, колесо.

— Да оно вроде с глазами. Посвети.

Прерывая подводные исследования, со стороны избы раздались задорные голоса девчат:

— Вы там одни?

— Тогда мы идём к вам! Ха-ха-ха!

И тут Ксения взвизгнула:

— Ай! Я под… дскользнулась! И упала. Сень, иди сюда, подними меня.

— Не могу, у меня рыба клюёт, — хором ответили оба Сени, а Семён добавил: — Сама ползи. Ты ж самостоятельная. Ползёшь?

— Ползу-у! — громко пропищала Сеня-Ксения.

Внезапно раздался треск, и два рыбака с воплями кинулись в разные стороны. Дело в том, что одинокий и всеми брошенный Ползук услышал, как ему показалось, свою кличку, мощным ударом башки пробил лёд и радостно поехал по снегу к новым хозяевам, отталкиваясь задними лапами, как вёслами.

Увидев двухметрового плавунца, Ксения протрезвела и завизжала по-настоящему. Её подруга тоже заверещала, и в следующую секунду началась беготня: четыре Сени улепётывали от Ползука, а Ползук знай чесал за ними, оставляя позади себя глубокую борозду.

Бедный водяной жук так и не научился разговаривать и не мог объяснить студентам, что всего лишь хочет внимания. Если бы они угостили его крабовой палочкой, потрепали по гладкому чёрному загривку, сказали: «Ползук хороший, Ползук умница!» — то разве стал бы он гоняться за ними вокруг избы, лязгая челюстями? Тогда бы он потёрся своей страшной головой об их колени и сплясал для ребят жучиный танец восторга, но увы — межвидовое непонимание препятствовало контакту. Беготня продолжалась до возвращения настоящих хозяев избы и Ползука.

— Машина гудит! — задыхаясь от бега, прокричала Есения. — Наверно, кто-то вызвал спасателей.

Все пятеро побежали на звук мотора — к участку за деревьями, где Федя обычно ставил внедорожник, и упёрлись нос к носу в тачку.

Федя притушил фары, вылез и громко спросил:

— Что за шум, а драки нет?

— Спасите нас! — кинулась ему на шею Есения. — На нас напало ужасное существо! Огромное насекомое! Мы уже видели таких осенью, когда ездили за грибами… — и она всем весом повисла на Феде. Ксения сделала то же самое.

— Это за какими же грибами вы ездили, что видели гигантских насекомых? — поинтересовался Мохнурий, выходя из тачки и элегантным движением закрывая дверцу. — У нас на Клопендре нет гигантских насекомых — все нормального размера, примерно как я. Ну или вон как они, хотя Клопундий не показатель.

При виде Мохнурия, а следом — вылезающих из машины Клопундия, Жучино и Стрекозауры (причём Жучино изо всех сил пытался галантно подать лапу своей спутнице, как та ни отбивалась) девушки спрятались за Федю, как за каменную стену, и их визг перешёл в ультразвук.

— Да что вы орёте, — обиделся Мохнурий. — Это у нас маскарадные костюмы такие. Я, например, на самом деле девяностопятилетний дед, хожу со вставной челюстью, и меня девушки не любят.

— Точно костюмы? — недоверчиво спросила Есения. Федю они с подружкой пока не отпускали.

— Точно-точно, — подтвердил Федя, успокаивающе поглаживая обеих по спинам. — Косплей. Помните, осенью шумиха была, когда пять придурков напоролись в лесу на страшных насекомых?

— Чего это страшных? — возмутился дон Жучино.

— Чего это придурков? — набычился, Арсений, и они с Сёмой подошли поближе.

— Так я же в хорошем смысле! — заверил их Федя, обнимая девчонок.

— Лично я всегда считал себя красавцем, — сказал Жучино и подкрутил ус. — Или ты о Клопундии?

— Но, но! — подбоченилось духовное лицо.

Стрекозаура скромно промолчала, являя собой образец добродетели.

— Так, подождите. А этот, — сказал Сёма и показал на плавунца, терпеливо ждущего команды, — тоже косплей?

— А то ж! — захохотал Федя. — Это мы Барбоса нашего нарядили. Ползук, сидеть! — Жук приподнял на лапах переднюю часть себя, приняв сидячую позу. — Умница. Лежать! — Жук послушно лёг. — Ай, молодец. А теперь — летать!

Ползук растопырил надкрылья и поднялся в воздух с громким низким гулом. Четверо студентов, разинув рты, следили, как он на бреющем полёте кружит над полянкой. Девушки постепенно отлепились от Феди, и четвёрка Сень снова сгрудилась в кучу — до ребят начало доходить, что они разорили чужие владения. А судя по эксклюзивным карнавальным костюмам, дорогой тачке и неведомой летательной технике, люди это были с претензиями. Сени понимали, что таким лучше не переходить дорогу, и тихонько попятились к избе, где оставили лыжи.

— А кстати, — Федя хлопнул себя по лбу, — сегодня же Новый Год! — Не запустить ли нам по этому случаю ракету в космос?

— Отличная идея! Наша изба как раз по форме как звездолёт, — заворковал Мохнурий и бросил в воздух горсть конфетти. — Осталось залить горючее, и можно стартовать!

— Ну, а мы пока домой пойдём, до свиданья, ребята, — сказал Сёма, глупо гыгыкнул и помахал рукой.

— Да ну, куда же вы! — благодушно завопил брат Клопундий и, раскрыв объятия, пошёл на них. — Даже не выпьете с нами?

Четвёрка отшатнулась.

— Нет, спасибо, мы непьющие, — пролепетала Ксения, — чмоки-чмоки! — и повернулась к избе, но ретироваться им не дали.

— А ведь мы с вами где-то встречались! — вскричал дон Жучино и на шестереньках забежал с тыла, временно оставив свою спутницу. — Только тогда с вами ещё один был, помнится. И вы были на ржавой тачке. Она ещё на пенёк наскочила. Я так тогда и не понял, как вы её вытащили, — и он растопырил надкрылья, собираясь взлететь.

Студенты побледнели. На их лицах читались воспоминания об осенней поездке за грибами.

— Не пугай детишек, — укорил товарища Мохнурий. — Они сейчас присоединятся к нашей компании, и мы будем вместе отмечать праздник! У нас же самое веселье начинается. Сейчас будет запуск межпланетного корабля.

— Это они, — просипел Сёма. — И изба та же самая.

— Ой, — пискнула Ксения.

— Красиво вы тогда драпанули, — хохотнул Клопундий. — У меня от смеха чуть хитин не потрескался.

— Так вы настоящие? — упавшим голосом проговорил Арсений.

— Нет, мы фантастика, — ответил Клопундий. — Космическая. Сейчас на свою планету полетим.

— Значит, это не косплей? — ахнула Есения. — Вы правда насекомые?

— А что в этом такого? — удивился Клопундий. — Мы же не возбухаем по поводу того, что вы — люди. И мы очень даже мирные насекомые. Могли бы вас сразу в рабство отправить, однако ждём, когда вы сами добровольно запишетесь.

— Думаю, пора познакомиться. Я Мохнурий, это дон Жучино со своей Стрекозаурой, это Ползук, а вон тот болтун — брат Клопундий

— Почему ты меня представил после Ползука?

— В порядке убывания по уровню интеллекта.

— Да я тебе сейчас усы поотрываю!

— Коллеги, не ссорьтесь, — призвал к порядку дон Жучино. — А теперь ваша очередь представляться, ребята. А то я с октября всю голову сломал: как вас зовут?

— Сеня.

— Сеня.

— Сеня.

— Сеня.

— Слышали? — воскликнул Мохнурий. — Подтвердилась моя теория, что у всех людишек до определённого возраста одинаковые имена.

— Прямо как у наших личинок, — прослезился Клопундий.

— Ты духовное лицо, тебе нельзя размножаться. Какие у тебя личинки? — поддел клопа Мохнурий.

— Я сейчас упаду в обморок, — простонала Ксения. — Хорошо хоть среди вас пауков нет.

— Ёксель-моксель, мы ж забыли главниссимуса нашего Паурона! — крикнул Федя и пошёл открывать багажник. Четверо студентов внимательно за ним следили, предчувствуя недоброе, а трое наделённых разумом насекомых следили за студентами, предвкушая потеху.

Раздалось «пиу», и крышка багажника бесшумно поднялась. Паурон выпростал затёкшие лапы, посучил ими в воздухе, потом вылез весь. В дороге его укачало, и он телепался туда-сюда, как пожарная будка на ветру.

При виде огромного паука девчонки заверещали и снова повисли на Феде, а парни заругались на чём свет стоит и встали спина к спине, чтобы обороняться. Но главниссимус и не думал нападать. Ему осточертела эта непонятная планета, и мыслями он был уже на Клопендре. Он потянулся, разминая суставы, зевнул (Федя чуть оглох от визга Сени и Сени) и заковылял к избе, бросив на ходу:

— Собираемся.

— Вот так окончилась эпопея с контактом двух цивилизаций, — подытожил Федя, но вдруг избу потряс вопль Паурона.

— Боюсь, что не окончилась, — встревожился Мохнурий. — Признавайтесь, ребятки, что вы в избе делали?

— Н-ничего, — замотал головой Арсений.

— Почти, — добавил Сёма и отчаянно завертел головой в поисках пути к отступлению.

Не всем выпадает счастливый билет родиться человеком или, на худой конец, разумным насекомым с планеты Клопендра. Кто-то вынужден коротать век в теле обычного насекомого, на зиму впадая в спячку, а летом ежедневно уворачиваясь от мухобоек и газет и прячась от более крупных собратьев по классу, которые не прочь тобой перекусить. Но кому-то повезло ещё меньше.

Представляете, каково влачить существование не зверем, не человеком, не насекомым, а неодушевлённым предметом? Не иметь возможности удрать, если по тебе стучат молотком, не иметь речи, чтобы нахамить в ответ, если тебе нахамили, и молча завидовать, если все вокруг пьют и едят. Тяжело быть вещью, но бессмысленной вещью — тяжело вдвойне. А самая бессмысленная вещь из всех возможных — садовый глиняный гном.

Нибумбум простоял ровно два месяца там, куда его воткнул Паурон на следующий день после Хэллоуина — в кустах. Первоначально приз Мохнурия поставили возле крыльца, но скоро Главнисиимуса достало, что подчинённые орут с перепугу каждый раз, когда выходят на двор, и он, ругаясь тапками и дихлофосом, оттащил пучеглазое страшилище подальше с глаз долой, как Мохнурий ни протестовал. Бражник успел полюбить своего глиняного друга и даже дал ему имя, но начальник был непреклонен.

За хлопотами по хозяйству и установлению планетарного рабства про Нибумбума забыли и так бы и не вспомнили, если бы Сеня-Ксения не объявила, что ей надо в кусты. Сеня-Есения тут же вызвалась в сопровождающие, и девчонки убежали, свалив разборки на плечи парней. И вовремя.

— ГДЕ ГОРЮЧЕЕ?! — страшным голосом заорал Паурон, с топотом выбегая из избы и тряся двумя пустыми канистрами, благо лап у него было много.

— Вы что, всё выжрали? — смекнув, в чём дело, спросил Федя.

— Мы не знали, что это чьё-то, — включил дурачка Арсений.

Сёма пихнул его кулаком и начал отпираться:

— Да мы вообще в избу не заходили. Просто мимо шли, а тут этот… — он оглянулся на Ползука. — И тут вы приехали. А тут…

— А тут батут, — заключил Федя. — Ну вы, ребята, и ухари. Вы в курсе, что на этом зелье они собирались на свою планету лететь?

— На водке? — захлопал глазами Арсений.

— Ага, значит, заходили всё-таки.

— Подождите, — брат Клопундий вышел вперёд. — Если я правильно понял…

— О горе нам! — взвыл Жучино.

— Это что, значит… — отвесил челюсть Мохнурий.

— Значит — лягушка квачет, — сказал Федя.

— Вот только не начинай о лягушках, — проворчал Клопундий.

— Лягушки, тапки — теперь какая разница? Откладывается ваш улёт. Тогда печку растопите, что ли, хоть чаю попьём.

— Не хочу никому портить настроение, но поленница пустая, — сообщил Мохнурий. — Кто-то спалил все дрова.

Насекомые и Федя посмотрели на догорающий костёр, а Сёма и Арсений — вниз. Четверо насекомых обменялись тяжёлыми взглядами, не спеша обступили парней и стали надвигаться, сужая кольцо. Ползук и Стрекозаура не понимали, по какому поводу движ, но тоже присоединились к собратьям — просто за компанию. А может, сработал стадный инстинкт. Жучино шевелил усами, Клопундий двигал бровями, Мохнурий строил выразительные рожи, Стрекозаура хлопала крыльями, Ползук лязгал челюстями. Но эффектнее всех выглядел Паурон — он потирал передние лапы, плотоядно ухмылялся и вспоминал лучшие моменты жизни на родной Клопендре. В нём снова ожил охотничий дух. Два Сени побледнели, хотя этого и не было видно в свете налобных фонариков. Но вдруг из кустов раздался такой визг, что все аж присели.

— Спасите! — пищали девчонки, выбираясь через ветки и сугробы. Лучи от их фонарей выписывали вензеля. — На нас напали!

— Кто напал-то? — недоверчиво спросил Паурон. Он уже начал вырабатывать растворяющую жидкость, и отвлекаться на всякую ерунду ему страсть как не хотелось.

— Инопланетяне! — орала Есения.

— Мутанты! — вопила Ксения.

Растолкав насекомых, они повисли на шеях у парней и стали наперебой рассказывать:

— Я оглянулась, а там ОН стоит! Страшный, глазастый, на меня смотрит и лыбится.

— Рот до ушей и нос картошкой.

— Кафтан зелёный, а шапка красная. Жуть!

— И правда,.безвкусица, — посочувствовал Федя. — Мохнурий, ты что, опять кого-то вывел под шумок?

— Не дай Великий Термитник, — заохал брат Клопундий. — Мало нам Ползука и этой… хм, мечты поэта.

— Мохнурий! — строго крикнул дон Жучино. — Это правда?

— Н-нет! Быть не может… — бражник, тоже забывший напрочь о Нибумбуме, почесал затылок. — Хотя не знаю.

— Так, — грозно сказал Паурон.

Фокус внимания переместился на Мохнурия. Арсений и Сёма воспользовались этим и выскользнули из кольца окружения, и четвёрка студентов снова была в сборе. Федя им подмигнул: мол, не парьтесь, я своих не брошу! — и они подмигнули в ответ, дескать, поняли.

— Граждане насекомые! Людей тоже касается. Сейчас не время для межвидовых распрей, — объявил Федя. — Мы должны объединиться перед общим противником, — и он показал пальцем на кусты, где таилась неведомая опасность. — Все со мной согласны?

— Да-а-а! — прошумели в ответ восемь глоток. Ползук и Стрекозаура скромно промолчали.

— У нас два варианта: разоблачить противника, либо отступить. Предлагаю решить вопрос голосованием. Кто за разведку боем? — спросил он, и студенты дружно подняли руки. — Четверо. А кто за то, чтобы трусливо поджать хвост и позорно удрать? — насекомые, не сговариваясь, подняли как можно выше свои хитиновые лапки. — Тоже четверо. Двое воздержались. В таком случае я, как командир, принимаю решение на себя. Начинаем разведку боем!

Он поделил свою небольшую гвардию на двойки — даже Ползуку со Стрекозаурой нашлось задание, — распределил маршруты наступления, поднял боевой дух парой лозунгов и скомандовал выдвигаться. У насекомых дрожали ноги. Студенты тоже побаивались, но старались не показывать вида перед другим видом. А Федя просто ловил кайф: он давно разведал окрестности избы и прекрасно знал, что там за противник в красной шапке и зелёном кафтане.

Наступление шло хорошо. Кольцо сужалось. В глазах наступающих горел мрачный огонь. Любой другой противник на месте Нибумбума давно бы сдался, но глиняный гном решил стоять до последнего.

В самый отверственный момент командира отвлекли телефонным звонком, и гвардия приостановилась.

— Федя, сколько тебя ждать? Сказал, отвезёшь потерпевших и вернёшься, а сам на три часа застрял, — выговаривала бойфренду обиженная Катя. — Мы так не договаривались.

— Возникли обстоятельства. Командую тактическим наступлением.

— У тебя всегда тактическое наступление.

— Солнце, не обижайся. Сейчас возьму в плен противника, запущу ракету в космос и вернусь.

— Какую ещё ракету? — подозрительно спросила Катя.

— Я сфоткаю, — Федя оглянулся и щёлкнул избу на память. — Ну извини. Задержался маленько.

— Хорошо, но это в последний раз.

— Больше не повторится! Целую. Жди. — Федя сунул телефон в карман и продолжил командовать войной с садовым гномом: — Р-рота, вперёд! Хватай противника! — и направил луч фонаря на глиняную красную шапку, присыпанную снегом. Выпученные гномьи глаза блеснули в зарослях жимолости.

— А-а-а.! — заорала рота и сомкнула ряды, бросаясь в атаку.

Будь гном живым существом, ему бы не поздоровилось. Но закалённая в заводской печи глина стойко выдержала удар, и Нибумбум лишь слегка покосился, даже не изменив выражения лица. А в следующий миг все поняли, на кого охотились, и студенты разразились гомерическим хохотом. Мохнурий пал возле гнома на колени и заключил его в объятия с надрывным криком:

— Нибумбум! Как долго мы не виделись!

Остальные насекомые стыдливо отошли назад, делая вид, что они тут ни при чём. Федя довольно засмеялся: шутка удалась.

— Так, — сказал Паурон.

— Повторяешься, главниссимус!

— А что делать-то? — завопил паук. — Горючего нет, дров нет, пожрать спокойно не дали. Тебе хорошо, ты сейчас этих грабителей посадишь в тачку, и вы свалите, а нам что делать? Подыхать?

— Вопрос, — задумался Федя. — А есть ещё варианты?

Насекомые возмущённо загудели. Студенты подошли поближе к Феде (не забыв сфоткать гнома и сфоткаться с гномом) и зашушукались.

— Может, вам этого гномика продать? — предложила Сеня-Ксения. — На несколько бутылок хватит.

— Я могу свой лосьон отдать, он на спирту, — пошла на жертву Сеня-Есения.

— Между прочим, молодые люди, если бы не ваша… э-э-э… деятельность, мы бы сейчас спокойно летели на свою планету и горя не знали! — высказался Мохнурий, подбоченившись. — А теперь понятия не имеем, что делать. Служивый, ты и вправду нас тут бросить решил? Без дров, без еды?

— Да нет, как же вас бросить, убогих, — проговорил Федя и поскрёб отрастающую щетину. — Целый отпуск вы меня забавляли, лучше любого кина, да и хлеб с вами ломал. Стоп. Я так понимаю, вопрос только в водке?

— Собственно, да, — важно сказал Клопундий. — Если будет горючее, то дрова и провиант не нужны. Ну разве что на один перекус в дороге.

— А давайте так: я сгоняю в ближайший супермаркет, привезу вам десять бутылок, и чао-какао?

— Десять мало, — вздохнул дон Жучино. — Надо хотя бы двадцать, чтобы долететь до межгалактической магистрали. А там уж как-нибудь на попутке доберёмся.

— Двадцать, говоришь? — Федя прикинул в уме содержимое карточки. — А если до магистрали не хватит, то…

— То мы опять вернёмся на Землю! — развёл лапами Клопундий. — Но уж постараемся найти для временной дислокации какое-нибудь более тёплое место. Тропики-то на вашей планете есть? Или и этого нету?

— Есть, есть! Полно. Только там змеи.

— Змей мы любим, — облизнулся голодный Паурон. — Но я надеюсь, что горючего хватит до магистрали.

— Тогда, может, вообще двух бутылок хватит? Перелетите на Сейшелы, отъедитесь, разживётесь местным горючим — и с песнями на Клопендру. А?

— Бэ, — нахохлился Мохнурий. — Ящик вези, жадормот. Я вашей планетой сыт по самые усы.

— На ящик не хватит. Я вас кормил-поил, все деньги потратил.

— Тогда с этих вытряси! — внёс рацуху Клопундий и неодобрительно покосился на студентов, делающих вид, что они тут случайно.

— Мы бедные, нам стипуху не платят! — подал голос Сёма.

— Мы вам щас устроим стипуху, — пообещал Паурон.

— Ой… — пискнула Есения. — Федя — ведь вас же Федя зовут? можно, мы с вами до города доедем? А то мы устали, да и погода портится, лыжи не едут.

— То ли лыжи не едут… — пропел Федя. — Ладно. Сгорел сарай, гори и хата. Лезьте. Лыжи — наверх в багажник. — У него опять запиликал телефон. — Алло, дорогая. Уже еду. Тут пробки на дорогах, все пьяные. Да, да, самый последний раз! Целую, жди.

— Пристегнуться, — велел Федя, когда они выехали с грунтовки на трассу.

— Да я не боюсь, — ответил крутой парень Арсений.

— Щас пешком пойдёшь.

Сеня быстро пристегнулся и не стал продолжать тему.

— А можно музыку? — попросила с заднего сиденья Ксения. Она сидела, навалившись на правое плечо Сёмы.

— Желательно что-нибудь клубное, — добавила Есения. Она сидела, навалившись на левое плечо Сёмы.

— Может, вам ещё кофе подать? — съехидничал Федя, но поколение некст не понимало тонкого юмора.

— Да можно, — сказала Ксения. — Только мне без сахара, я худею.

— А мне со сливками! — кокетливо попросила Есения.

Федя покрутил головой и врубил тяжёлый рок.

* * *

— Эх… — вздохнул Мохнурий с потолка.

— Да… — отозвался Клопундий, сидящий за пустым столом и от нечего делать отколупывающий с досок засохшие капельки смолы. Пузырчатая плёнка у него давно кончилась, а ум жаждал действий.

— Ещё бы, — поддакнул Паурон. Он ходил из угла в угол по всем трём направлениям. Ждать — занятие муторное даже для насекомых.

— Коллеги, — раздался из-за печи тревожный голос Жучино. — У нас проблемы! Двигатель сильно изношен, расход горючего увеличится вдвое.

— Тапком в дихлофос через мухобойку, — выругался Паурон. — А починить?

— Дрымплювицатор на раптор дышит, а где я на этой планете новый возьму? Да и гмувузию пора менять, а её на этой, как её, Земле, не производят. Крыхрында провисла. И фушкрюпки протёрлись, бебендия течёт. Я временно закук поставил, но это только на один взлёт, потом всю схрунмопсию перебирать придётся. И тормозной шланг течёт. Короче, до магистрали дотянем, а там как хошь. Да и то если в бак залить сотню литров горючего.

— Да… — протянул Клопундий.

— Эх… — вздохнул Мохнурий.

— Во влипли, — проскрипел главниссимус.

А Федя всё не ехал.

* * *

— Спасибо большое! — поблагодарили Федю студенты, выпрыгнув на автобусной остановке возле главной площади. Там до сих пор продолжались гулянья вокруг ёлки, сверкала лазерная иллюминация, играла музыка.

— Лыжи сами отвяжете, или помочь?

— Отвяжем… А хотя лучше помогите. Ух, классный у нас Новый год получился!

— Счастливо, ребятки! Не залезайте в чужие избы, а то будет как с Машей.

— А что с ней было? — восемь глаз уставились на него с неподдельным любопытством.

— Да так. Залезла в избу к медведям, пока их дома не было. И наворочала там по самое не могу. А потом медведи вернулись, ну и... Погуглите, короче. Резонансная история была. Ладно, покедова.

Избавившись от балласта, Федя припарковался возле магазина «Бухлосуточно» и скрылся в дверях, но очень скоро вышел с пустыми руками и озабоченным лицом. Перегнав тачку к другому магазину, повторил все манёвры в точности до миллиметра. На четвёртом магазине понял, что обычным путём ему в Новогоднюю ночь водки не достать. И полез в интернет. Но тут позвонила Катя.

— Слушай, Федь, скажи честно, чем ты там занимаешься?

— Ищу водку.

— Ну красавец. Решил в алкоголики заделаться?

— Я не для себя, а для друзей.

— Ну правильно, друзья дороже, чем я.

— Да что ты выдумываешь, солнце. Просто тут внезапные обстоятельства.

— Гляди, поругаемся!

— Не, я без тебя жить не могу. Скоро буду. Целую.

Он нажал отбой, рассеянным взглядом скользнул по редеющей толпе и хотел снова нырнуть в интернет, как вдруг ему позвонил Паурон.

— Ну что, раб? Нашёл горючее для своих хозяев?

— Пока нет. Всё расхватали. На этом горючем не только ваша колымага работает, но и половина населения Земли.

— Ищи лучше, раб. Задача усложнилась. В корабле обнаружены неполадки, и горючего понадобится в два раза больше.

— А может, вы того — в спячку впадёте?

Паурон разразился возмущённым бульканьем, и трубку схватил Мохнурий:

— Ты не шути так, служивый. В спячку только ваша местная мелочь умеет впадать, а нам для этого нужны специальные условия. Плюсовая температура, стабильная влажность, лёгкая музыка фоном… Так что вези быстрей свою водку.

— Если мы сегодня не стартуем, то застрянем на вашей планетке навсегда! — визгливо проорал в трубку Клопундий.

— И ты останешься у нас в рабстве навечно! — басом добавил Жучино.

— Понял, принял. Сидите на хитине ровно, скоро привезу.

Легко сказать! Магазины как сговорились, водки не было нигде. У Феди мелькнула мысль зайти в аптеку, прикинуться больным и спросить тридцать пузырьков ректификата, но он её отмёл как несостоятельную. Где же взять заветное вещество?

— С Новым Годом! А я тебя сегодня видел — ты от ментов удирал. Я номер запомнил.

Федя аж вспотел. Рядом стоял незнакомый парень и ухмылялся.

— И тебя с праздником, — ответил Федя. — Не знаешь, где водки достать?

— Да у баб Моти.

— Это где?

— Недалеко. Но услугу за услугу — я тебя отведу на точку, а ты меня домой подвезёшь. А то моя на эвакуаторе уехала. Ось полетела...

Можно было ответить: «Иди лесом, точку я и сам найду», — но Федю смутили слова насчёт ментов. А ну как случайный знакомый обидится и использует информацию не по назначению? Грубо говоря, настучит? У него небось и видеозапись имеется. Тип был определённо скользкий. С такими следует держаться осторожно, и Федя проявил дипломатическую гибкость:

— Добро. — И протянул руку: — Фёдор.

— Артём.

* * *

Паурон ползал по стенам, зависал на потолке, нервно плёл паутину, переворачивал пустые канистры и тряс их —в общем, не находил себе места. Подчинённые поглядывали на главниссимуса с сочувствием, но ничем помочь не могли.

Жучино посидел немножко за столом рядом с Клопундием, побарабанил лапами и снова убежал копаться в моторе. Было слышно, как гремит провисшая крыхрында и булькает бебендия.

— Эхе-хех... — разорвал напряжённую тишину Мохнурий. — Пойти, что ли, с Нибумбумом попрощаться. А может, с собой его возьмём, а?

— Нам только лишнего веса не хватало, — пробурчал жук из-за печки.

— Вот всегда вы меня попрекаете лишним весом! — обиженно крикнул жирный бражник и плюхнулся с потолка. — Ой, — он потёр ушибленный бок. — Кажется, и правда пора на диету.

— Мы из-за этих личинок человека и так все на диете, — буркнул Паурон и сглотнул слюну. — Если бы нас тогда не отвлекли... А всё твой глиняный истукан!

— Хватит уже катить бочку на Нибумбума! Это мой единственный друг. Пойду всё-таки попрощаюсь.

— Можешь вообще с ним остаться. Гусеница с корабля — генератору легче, — напутствовал его Клопундий.

— Когда я был гусеницей, тебя ещё даже в виде яйца не отложили, — не остался в долгу Мохнурий. — И вообще, мотор — забота Жучины, а твоё дело пузырьки на плёнке хлопать.

— Каждый имеет право на хобби!

— Вот именно. Твоё хобби — пузырьки, а моё — садовые гномы.

— Извращенец.

— Чья бы жужжала.

* * *

— Вон туда. Перестраивайся в правый ряд. Сейчас будет незаметный поворот. Вот он! Сворачивай. Осторожно, тут грунтовка.

— Ну и кисель. Тут что, не чистят?

— Скажи спасибо, что посыпают. Домишко видишь с красной крышей? Там форточка должна быть открыта. Если закрыта — звиняй.

— Открыта.

— Значит, нальют. Тебе много надо-то?

Федя сказал.

— Сколька-а? — просипел Артём.

— Сколько слышал.

— Это тебе надо спиртовой завод ограбить.

Баба Мотя сказала Феде то же самое, но пару канистр налила — правда, не очень больших —ольшие остались в избе. Вся Федина наличка перекочевала в бабкин карман. Теперь по плану было отвезти Артёма, но в этот момент позвонила Катя.

— Федь, как хочешь, но если ты сейчас не поедешь ко мне, я подумаю про тебя чёрт знает что.

— Солнце, я не один.

— Ты с девкой!

— Да вроде нет, — он смерил Артёма взглядом. Тот предавался пороку табакокурения, прислонившись к дощатому забору. Судя по толстому слою окурков, пятачок был заколдованный и провоцировал каждого посетителя вытащить сигаретку. — Арчи, ты не против, если мы по пути заскочим за моей девушкой?

Арчи был только за. Он любил девушек и никогда не упускал случая с ними познакомиться. Перебравшись на заднее сиденье, он хлебнул из канистры и начал рассказывать Феде о своих подружках, не жалея эпитетов. Когда дошло до пятнадцатой, Федя остановил тачку и велел ему заткнуться. Впорхнула Катя.

— Приветик, — она чмокнула Федю в щёку.

— Здра-асьте! — высунулся вперёд пассажир. — А я Тёма!

— Здрасьте... — она вопросительно посмотрела на своего бойфренда.

— Сейчас доставим Тёму в пункт назначения, и поедем за город. Покажу тебе настоящую избушку на курьих ножках.

— С Бабой Ягой! — ржанул Тёма.

— С какой ещё бабой? — нахмурилась Катя. — И почему у тебя в салоне пахнет женскими духами?

— Это сейчас бензин так ароматизируют, — ответил Артём и снова ржанул.

— Заткнись уже, — сказал Федя и обратился к Кате: — Это не духи, а порошок. Чехлы только что из стирки, я сам задыхаюсь. Эту прачечную в чёрный список, надо написать им негативный отзыв.

— А помаду Баба-Яга оставила? — ядовито спросила Катя, поднимая с пола помаду одной из Сень. — Или в прачечной подбросили?

— Солнце, я...

Вдруг у Артёма затрещал телефон.

— Алло. Что? Прям щас? Все? Да вы что, офонарели? У меня квартира не резиновая. Что? Уже у подъезда? Ладно, чёрт с вами, я щас подъеду. Но за жратвой сами пойдёте, у меня ни копейки. Федь, мне вон в тот дворик, за светофором направо. Видишь, у подъезда толпа стоит? Мне туда.

— И я тоже выйду, — ледяным голосом сказала Катя.

— Солнце, сиди. Это не то, что ты думаешь. Я тебе всё объясню.

— Банальные фразы, без которых не обходится ни одна мелодрама! — произнёс Артём, развалившийся на заднем сиденье как король на именинах.

— Завали хлебало, а то обратно отвезу.

— Отвези, отвези, — гаденько хихикнул пассажир. — У тебя небось ещё одни права в запасе имеются.

— На понты берёшь.

— Не на понты. Я по трассе как раз за ментами ехал, и у меня на регистратор записалось, как ты от них на грунтовку свернул, а они за тобой по долинам и по взгорьям, — с удовольствием поделился знаниями Артём и прибавил: — Земля круглая, а мир тесен. Поэтому люди должны помогать друг другу.

Федя шёпотом выругался.

— Что всё это значит? — не поняла Катя. — Федь, ты что, с криминалом связался?

— Кать, послушай, я сегодня подвозил компанию придурков...

— Каких ещё придурков? — перебила Катя. — Ты мне зубы не заговаривай!

— Сначала одних, потом других. Вторые были хуже. Э, да вон они стоят у падика! — воскликнул он и показал на четверых ребят, подрулив к дому. — Не иначе меня сегодня лешак водит. Сначала вот с этим героем дважды столкнулся, теперь с ними.

— Так я тебе и поверила! Придумай что-нибудь поправдоподобнее.

— Я и сам с трудом верю. Наверно, меня судьба за альтруизм наказывает. Последний раз делаю что-то для людей.

— Как встретишь Новый Год, так его и проведёшь, — философски изрёк Артём.

— Вылезай уже.

Пассажир не заставил себя просить дважды: вылез, раскланялся, сделал ручкой и присоединился к группе товарищей. Четвёрка узнала Федю и радостно замахала руками.

— Я, пожалуй, тоже вылезу, — сказала Катя. — Держи свою помаду и до свиданья.

— Да не моя она, а одной из этих малолеток! — вскипел Федя. Он схватил помаду, высунулся из окна и крикнул: — Эй, седьмой «А»! Ваша штукатурка?

— Ой, спасибо, что привезли! — завизжала Есения, бросила чехол с лыжами и подбежала к машине. — Точно, моя! А как вы нас нашли?

— По запаху, — ответил Федя. — Чао.

— Чмоки-чмоки! — Есения отбежала к группе, держа помаду обеими руками.

— Мы же ещё увидимся? — кокетливо спросила Ксения и сложила губы уточкой.

— Надеюсь, что нет, — сказал Федя, перекрестился и рванул с места. Катю вдавило в спинку сиденья.

— Фух. Ну и ночка, — сказал Федя, когда они выехали на трассу.

— Может, объяснишь, что происходит? — поинтересовалась Катя.

— Мне бы кто объяснил, — процедил Федя. — Никогда больше не ударю пальцем о палец ради человечества. Кофе им, блин. Клубняк им, блин. И где их таких наштамповали? Хуже тараканов.

— Если не секрет — куда мы сейчас едем?

— Везём горючее для космического корабля.

— Нда.

— Ничего не нда! Сама увидишь.

— А что этот тип болтал про погоню?

— Забей. Просто пьяный бред.

— Слава богу, а то я уже волноваться начала. Федь, а я с вечера наготовила салатов, девчонки пришли, Светка торт принесла, но мы его уже съели, тебе не осталось. Потом выпили немножко, концерт посмотрели. Там был такой потрясающий номер! Этот артист — всё время фамилию забываю — выступал с перьями в… Да ты меня не слушаешь.

— Солнце, я за дорогой слежу.

— Ну и Новый Год у меня, — насупилась Катя.

— А у меня? — вскинулся Федя. — Всю ночь втрезве и за рулём. Вместо того, чтобы сейчас валяться с тобой на диване перед теликом и пить шампанское, я мотаюсь на побегушках то у членистоногих, то у павианов.

— А я убежала без косметички и ключ Светке оставила. А она напилась.

— Лишь бы дом не спалила по пьяни, — пробормотал он и притормозил. — Тьфу, чуть поворот не пропустил с этими насекомыми. Ладно, вместо праздничного фейерверка у нас сегодня будет запуск ракеты в космос — тоже неплохой варик. Заправлены в планшеты космические карты…

Уже на подъезде к избе Федя почувствовал, что что-то не так. Насекомые не встречали его, как обычно, и свет в окнах не горел.

— Это здесь ты провёл отпуск?

— Ага. Потому тебя и не приглашал — видишь, какой тут люкс? Даже электричества нет.

— Нда, — сказала Катя. — Слушай, Федь, мне не нравится этот снегопад. Очень уж хлопья крупные, как бы не развезло.

— Не застрянем, у меня два моста ведущих. — Он остановил внедорожник. — Тут посидишь или вместе пойдём?

— Вместе, — решительно ответила Катя и отстегнулась.

Через секунду до Феди дошло: она ждёт, когда он откроет перед ней дверцу. Проявив галантность, Федя взял канистры, запер тачку, и пара двинулась к деревянному звездолёту, увязая в сером киселе. Лучи фонарей высветили измятый, вытоптанный снег и множество насекомьих следов. Начавшийся снегопад быстро укрывал всё это безобразие.

— Что за болваны, ни на минуту одних оставить нельзя! — Федя сплюнул.

— Фи, какие манеры, — покачала головой Катя, поджав губы.

— Сейчас не до манер. Изба настежь, никого нет. Может, их тут давно накрыли, а мы зря стараемся?

— Кто накрыл?

— Естественные враги. Полиция, например. Отловили всех большим сачком и сдали в лабораторию для опытов.

— Ой Федь, там кто-то стоит, — она испуганно схватила его за руку и показала в сторону реки на две могучие белые фигуры с чёрными продолговатыми предметами наперевес.

Повеяло холодом.

— Двое, — прошептал Федя. — В маскхалатах. А вон ещё один неподалёку.

— Здоровые какие!

— А ты думала? Туда бознать кого не набирают, — мрачным шёпотом ответил Федя и поставил канистры, освобождая руки для боя.

— Как думаешь, они нас уже заметили? — дрожащая Катя прижалась к нему и сквозь пелену падающего снега попыталась разглядеть вооружённых типов получше, но тщетно: лица были закрыты белыми масками.

— Стопудов. Но ты не дрейфь, отобьёмся. Эй, народ! С наступившим! — крикнул он и помахал рукой, но три плечистые фигуры промолчали. — Даже не шевелятся, гады.

Резкий порыв ветра ударил путешественникам в лицо колючим снегом. Катя поёжилась и крепче сжала Федину руку.

— Федь, их трое. И неизвестно, сколько ещё в кустах сидят. Может, позвонить в полицию?

— Поздно. Видишь, у них калаши. Чуть дёрнемся, и… Стоп, погоди-ка. — Он отпустил Катю и размашистой походкой направился к двоим качкам.

— Федя! — завопила она. — Не ходи, они тебя…

Она не договорила, потому что Федя вдруг остановился и начал ржать. Катя поспешила к нему, и чем ближе она подходила, тем менее страшными становились белые фигуры. А Федя всё хохотал, хлопая себя по коленям, и не сводил глаз с молчаливых незнакомцев.

— Ну не сволочи, а? — спросил он в перерыве между приступами смеха. — Вот кому могла прийти в голову идея налепить снеговиков в виде военных?

— Думаю, что Мохнурию, — предположила Катя. — У него явный талант к юмору. Помнишь, как он девицу клеил?

Она уже оценила произведения скульптурного искусства. Три снеговика были вооружены гнилыми ольховыми палками, но издалека казалось, что это автоматы.

— Зачёт, — сказал Федя, отсмеявшись. — Эй, вы, хитиновая гвардия! Вылезайте, а то горючее обратно увезу.

На пороге избы появился Паурон и подбоченился. Его шесть глаз отразили свет фонариков бриллиантовым блеском.

— Привёз горючее, раб? — звучным басом спросил главниссимус.

— Привёз, привёз, не боись. Будет вам улёт. — Федя внёс канистры в избу, грохнул их на стол и доложил: — Двадцать литров. Получите, распишитесь.

Из-за печи вылез дон Жучино и подошёл к столу. За его широкой чёрной спиной неслышной тенью возникла верная Стрекозаура.

— Хороший продукт, — крякнул жук, отхлебнув. — Ваше высокоползие, вам налить?

— Ну разве что на два пальца, — согласился Паурон. Они чокнулись и выпили. Стрекозаура сунула нос в его стакан, но паук отодвинул её лапой со словами: — Цыц! Женщинам не наливаем.

— Не понял, — сказал Федя и переглянулся с замершей на пороге Катей. — А где остальные?

— А клопомор их знает, — беспечно фыркнул главниссимус. — Жучино, заливай горючее в бак, пока мы с тобой всё не выдули.

— Не понял, — повторил Федя.

— Ну ты ж за рулём, — объяснил Жучино, взял одну канистру и ушёл за печку. Раздалось гулкое бульканье.

— Тьфу на вас, алкоголики. Я не об этом! Где Мохнурий, Клопундий и этот дирижабль без мозгов?

— У нас раскол, — нехотя признался паук. — Мы разделились на два лагеря.

— Этого мне недоставало. И по какому поводу раскол?

— Из-за глиняного гнома, — сказал паук и рыгнул. — Этот мохнатый дурак вбил себе в голову, что гнома надо взять с собой. А у нас и так проблемы с движком, лишнюю тяжесть никак нельзя.

— Ползука Мохнурий с собой увёл, — высунулся из-за печки Жучино. — А Клопундий присоединился к ним из вредности.

— И куда же они ушли? — спросил Федя, мысленно хватаясь за голову. Ему, как и нам с вами, хотелось, чтобы эта бодяга поскорее закончилась.

— Недалеко, — ответил Паурон. — В кустах выковыривают из земли своего гнома. Он знаешь как прочно вмёрз? До весны не выковырнут. Жучино, заводи мотор.

— Ну вы красавцы, — сказал Федя и вдруг гаркнул так, что Катя аж присела: — Отставить заводить мотор! Запрещаю стартовать в неполном составе!

— Полный состав корабль может не потянуть, — робко возразил Жучино.

— Раньше надо было думать. Кто ж на такой стиральной машине в космос летает? Позор один. Как у вас там заклёпки не отвалились, удивляюсь. Короче, всем сидеть и ждать меня. Скоро приведу ваших отщепенцев.

— А если они не пойдут? — скорбно спросил Паурон.

— Пойдут как миленькие. Это тебя твои подчинённые не слушаются, а у меня они как шёлковые. Кать, доставай телефон, кино снимать будем.

— Темно же! — сказал Жучино.

— А у нас фонарики, — ответила Катя и вышла вместе с Федей.

— Точно, в кустах копошатся, — Федя посветил в гущу зарослей, присыпанных снегом. Там действительно происходило шевеление и кто-то невнятно спорил.

— А красота-то какая! Берендеево царство, — Катя начала снимать на мобильник зимние пейзажи. — Федь, а кто они тебе вообще, эти насекомые?

— Грубо говоря, никто. Так, собутыльники. Но не бросать же их теперь! И представляешь, что будет, если на Земле останутся эти три чудовища? Мохнурий опять наделает зимних мохнатых комаров, и вся мутотень начнётся по-новой. А по телевизору уже объявили, что осенью всем показалось и ничего на самом деле не было.

— Ясно… Не так я планировала встретить Новый Год, но всё равно тут здорово. Жаль, скоро растает эта красота, и поедем мы обратно по киселю.

— Нормально доедем. Вот только спровадим этих захватчиков на родную планету. Эй, граждане насекомые! Всем выйти из кустов, лапы за голову.

Клопундий вышел, послушно задрав лапки.

— А теперь — Мохнатый!

Мохнурий сдавленно отозвался:

— Я не могу бросить Нибумбума. Подсоби, служивый! Не выковыривается.

— Оставь глину, глупое насекомое.

— Нет!!! — истерично заорал Мохнурий. — Мне его в награду дали!

— Допрыгаешься, без тебя улетят.

— Тогда я зароюсь в снег и впаду в спячку.

— Ага, и твой питомец сожрёт твоё бренное тело с голодухи. О Ползуке-то подумал?

Судя по возникшей тишине, Мохнурий не принимал в расчёт такого оборота событий. Катя отошла в сторону и снимала крупным планом снежинки в луче фонаря. Федя потерял терпение:

— Считаю до трёх. Раз!

— Хорошо. Но пусть главниссимус вернёт мне звание магистра!

— Вернёт, вернёт. Забирай Ползука и айда в избу, а то скоро утро. Хотите при свете дня стартовать, чтобы все вокруг попадали в обморок?

— Никто не увидит, все отсыпаться будут, — хмыкнул Клопундий и, переваливаясь по мокрому снегу на шести лапах, пополз к избе.

Мохнурий вылез из зарослей, встряхнулся, расправил крылья и полетел. Ползук тоже взлетел следом за хозяином, и перед избой у них произошло воздушное ДТП. Оба плюхнулись в снег, побарахтались, дружески мутузя друг друга, и встали. Федя понял, что у них это не впервой. «Ну и кинцо у Катьки получится!» — подумал он и крикнул:

— Алё, главниссимус! Высунь морду. Тут бывший магистр условия выставляет.

— Что за у… условия? — пробубнил Паурон. Судя по его гнусавому голосу, горючего для корабля стало ещё меньше.

— Я согласен лететь, только если меня восстановят в звании Магистра! — звонко прокричал Мохнурий.

— Ик! Восстанавливаю. Ты опять магистр.

— И льготы мне назначьте в качестве компенсации за моральный ущерб, — капризно добавил бражник, стоя на пороге.

— Заткнись, — прошипел Федя и подтолкнул его кулаком в спину, помогая войти в корабль.

— Какой ущерб? — не понял Паурон.

— Умственный. У магистра Мохнурия, — объяснил брат Клопундий и тоже зашёл в избу. За ним прошмыгнул Ползук. — Ну что, народ, отправляемся? Жучино, заводи.

Изба затряслась и загудела. Наступил исторический момент.

— Пока, ребята! Удачно долететь! — помахал рукой Федя.

— Не скучай, служивый! — попрощался Мохнурий и задраил люк, то бишь захлопнул дощатую дверь.

— Федь, у меня батарейка села, — пожаловалась Катя. — А я так хотела заснять старт.

— Что-то мне не нравится, как она гудит, — озабоченно сказал Федя.

— Фи. Можно подумать, ты когда-нибудь слышал, как гудят летающие избы.

— Не слышал, но такое ощущение, будто у них антифриз вытек.

Изба чуть покосилась, но взлетать не спешила. Гул усилился и стал каким-то надрывным, а из-под низа потянулся тоненький белый дымок. Федя схватил Катю за руку, и на всякий случай они отбежали подальше. Мотор крупно завибрировал, заухал, зафырчал, с крыши отвалился пласт соломы, и изнутри раздался нечеловеческий — в смысле, ненасекомый — вопль Мохнурия:

— Выключа-ай!

Почти сразу же грохнуло. Избу сотряс удар, стекло вылетело, и из окна повалил густой чёрный дым. Стало тихо. Федя и Катя испуганно посмотрели друг на друга, потом осторожно подошли поближе.

В избе раздалась ругань. Дверь отворилась, и пулей выскочил Ползук. За ним не спеша вышли остальные пятеро, перемазанные в копоти.

— Крыхрында лопнула, — объявил дон Жучино. — Отлетались. Теперь это просто изба.

«Где их прятать? Если половину в мою квартиру, а половину в Катину… нет, в Катину нельзя, Катя с родителями живёт. Если Катина мать увидит Паурона, то… Личная жизнь накроется, короче. Да и не уверен я, что Кате будет приятно каждый день слушать триста куплетов обращательного стиха в исполнении Клопундия. Нет, надо искать другие пути. Может, на базу их отвезти в два рейса? Там, правда, холодно на складах, ну да им не привыкать. Может, уговорю впасть в спячку на пару месяцев… А, чёрт, не получится, они же про какие-то особые условия говорили.

Что же делать-то, ёлки-палки?! Всех к себе отвезти? Да я с ними за три часа с ума сойду. Разве что Ползука одного взять, он хотя бы не разговаривает. Посажу его в ванну. Сам буду купаться в качалке… Ага, зашибись. Придёт ко мне Катя, а я ей: дорогая, не обращай внимания, у меня в ванной двухметровый плавунец. Ты, главное, близко не подходи, чтоб он тебе руку не откусил.

А если попробовать у них в избе эту, как её, крыхрынду починить? Вдруг там не такие уж сложные детали? Да нет, не получится. откуда на Земле клопендрийские стандарты? Во я влип с этими ползучими…

Так. Можно им всем билеты до Геленджика купить, там тепло. Тьфу, что я гоню, они же весь вагон перепугают. Чёрт, чёрт, чёрт. Придётся купить домишко на отшибе, привезти им туда дров и каждый день ездить в супермаркет за жратвой. А зачем, собственно, что-то покупать? Ведь функции избы-то у корабля сохранились! Печку маленько разворотило, конечно, но это полдня работы. Блин, кирпич покупать, раствор… Как же меня всё это задолбало. А в ближайшие три дня ни один магаз не работает, стало быть, надо привезти им пока буржуйку. И стекло опять вставлять, ёлы-шпалы! Господи, какая же у меня жизнь дерьмовая…» — такие мысли вихрем пронеслись в Фединой голове.

— Ладно, — сказал паук, — звоню на Клопендру. — Он высморкался на снег, вытер лапу о брюхо и достал сморкфон. Где он его прятал, Федя с Катей так и не поняли. — Алло! Это Паурон. У нас корабль сломался, пришлите за нами космотакси. Галактика Млечный Путь, Солнечная Система, Земля, Северное полушарие, Россия, Центрально-Чернозёмный район, Верхние Задраловки, излучина речки Безрыбки, изба на отшибе. Шестиместный. Десять минут? Хорошо. Ждём.

— Что, вы так с самого начала могли? — вытаращился Федя. У него аж руки опустились.

— Ага, — кивнул Паурон.

— Это шутка такая?

— Зачем шутка? — обиделся Мохнурий. — Шуткой были мои снеговики — кстати, как они тебе, ничего? Я старался! Ваше высокоползие, рычаги-то не снять ли? Чтобы какой-нибудь умелец случайно не запустил движок.

— Сымай… магистр, — сказал паук и посмотрел вверх. — Скоро подлетят. Вы бы отошли с поляны, молодые люди. А то там сопло реактивное.

Мохнурий сбегал в избу и вынес «рычаги» — красную рыбку и зелёную лягушку.

— Ой, какие миленькие! — восхитилась Катя. — У меня такие в детстве были!

— Возьми, красавица, всё равно они нам теперь без надобности, — великодушно разрешил бражник. — Только о снег оботри, а то их закоптило.

Вдалеке раздался гул тяжёлого самолёта — так гудят бомбардировщики. Снегопад прекратился.

— Летит, — деловито сказал Клопундий и убежал в избу собирать скарб.

Катя с восторгом вертела в руках рычаги управления звездолётом, неотличимые от обычных детских игрушек. А до Феди начало доходить, что, собственно, происходит.

— Значит, вы в любой момент могли вызвать такси? — аккуратно поинтересовался он.

— Ну да, — пожал надкрыльями Жучино. — Клопендра не бросает своих насекомых. И иноземных тоже. Связь налажена постоянно.

— А какого дихлофоса вы мне мозги пудрили горючим?! — рявкнул Федя. — За каким тапком я всю ночь мотался туда-сюда, как дурак, удирал от ментов по бездорожью, катал в своей машине всякую малолетнюю гопоту и тратил свои деньги, время и нервы?

— Пути инсектицизма неисповедимы, — ответил Клопундий, вышедший из избы с ворохом барахла, и поднял фасеточные очи к небесам.

— Ну вы жуки! — покрутил головой Федя. Больше всего на свете ему сейчас хотелось, чтобы у него в руках оказалась мухобойка величиной с избу.

— Лично я клоп.

— А я бражник.

— Кыш с поляны, раб, а то космотакси сядет на тебя, — сказал Паурон.

И правда, небо разверзлось. Стало светло, как днём, и над поляной зависло оглушительно гудящее нечто. Из дна нечта выбивался бенгальский огонь — не слишком жаркий, но Федя с Катей всё равно отбежали. Нечто село, подняло шесть боковых дверок, и насекомые быстро и без лишнего шума заняли места.

— Пока, служивый! — крикнул на прощанье Мохнурий и помахал платочком. — Не скучай без нас!

— Уж точно не буду! — громко ответил Федя.

— Раб, объявляю тебе благодарность за хорошую службу и дарую тебе звание Почётного Инсекта! — провозгласил главниссимус.

— Пасиб. А подъёмные?

— Оставляю тебе в личное пользование нашу избу. Сделаешь в ней ремонт и можешь там жить!

— Да ты сама щедрость.

— Не забывай мои проповеди! — напомнил брат Клопундий. — Я улетаю с надеждой, что зёрна упали на благодатную почву и ты станешь истинным инсектицистом!

— Можешь не сомневаться, — заверил его Федя. — Я уже чувствую, как у меня растут духовные надкрылья.

— Если когда-нибудь отремонтируешь избу для полётов, не забудь новую гмувузию залить! — проорал Жучино.

— А ты не забудь таксисту на чай дать, — посоветовал Федя. — Он через всю вселенную гнал, бедный, чтоб за десять минут успеть.

— Это беспилотник, — ответил Жучино, и люки захлопнулись.

Овальное судно снова загудело, поднялось на столпе бенгальского огня и зигзагами ушло в облака.

— А завтра в газетах опять напишут, что видели НЛО, — сказал Федя. — И ведь не поспоришь!

— Ну что, пора и нам по домам? — спросила Катя.

— Поехали. Чёртовы инсектоиды! — он погрозил кулаком дыре в облаках, которая уже начала затягиваться.

— А по-моему, они славные, — улыбнулась Катя. — Игрушки мне подарили.

— Старое барахло.

— А тебе избу.

— Старое барахло два. И на неё надо ещё умудриться оформить документы.

— Дадим объявление. Если не найдётся собственник, то можно будет оформить как свою — это не очень дорого.

— Не о таком коттедже я мечтал. — Они сели в машину, и Федя включил мотор. — Ладно, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Кадры с этими рабовладельцами гораздо ценнее. Приедем, я смонтирую фильм и закину в интернет. Сенсация будет. Ты всех шестерых засняла?

Катя удивлённо уставилась на него.

— Ой, Федь, а я их вообще не снимала. У меня только пейзажи, ветки крупным планом, снежинки. Сегодня так красиво было, всё в снегу. А про насекомых я как-то не подумала… Федь, ну зачем ты такие слова при мне произносишь? Я думала, ты вообще не умеешь ругаться. Не рви сцепление, а то я чувствую себя как в космическом корабле. А помнишь, ты мне что-то про увеличительный порошок рассказывал? Будто бы Мохнурий высыпал его в реку, и после этого вывелись большой плавунец и большая стрекоза. Как думаешь, больше точно никто не вывелся? Ну почему сразу приколистка… Я серьезно говорю. Не хотелось бы летом приехать сюда на пляж и встретиться с трёхметровой водомеркой, или, не дай бог, пиявкой. Бр-р. Ладно, молчу. Больше ни слова о насекомых. Ой, смотри, трактор полицейскую машину тащит! Не только у нас с тобой приключения. Слушай, Федь, а давай завтра весь день не отвечать на звонки? Отключим телефоны, закажем из ресторана всяких вкусностей и поставим какой-нибудь старый сериал. Должны же мы хоть немножко пожить для себя…

Эпилог

В темной-темной воде под ледяной толщей беспокойно металось что-то огромное, чёрное и блестящее. Его передняя часть была в диаметре около двух метров, в длину оно достигало не менее пятнадцати и внешне походило на кольчатый резиновый шланг, сужающийся к концу. Оно сжималось, растягивалось, свивалось кольцами и мягко билось об лёд, но не нашло выхода и устремилось вниз по течению. Маленькая речка Безрыбка впадала в речку покрупнее, та впадала в Дон, Дон впадал в Азовское море, а из моря никому не известный подземный проток шёл через весь материк, проходил под океанским дном и впадал в шотландское озеро Лох Несс.