Тьма ведёт меня (джен)

Дамблдор так и не ложился спать за эту долгую ночь. Чертежи, которые ему передал Кассий, были довольно просты и легко повторяемы даже с учетом разных подходов магии, но сам директор не мог припомнить, чтобы классическая наука предлагала настолько комбинированное решение. И сейчас на столе перед ним лежал небольшой стальной гладкий браслет с цепочкой тлеющих синевой рун, который, со слов чужеземца, должен был остановить потерю мисс Грейнджер жизненных сил. А ему нужно было принять окончательное решение — надевать ли эту вещь на руку девочки или нет.

Дамблдор повидал за свою долгую жизнь многое, в том числе диковины и странные артефакты мастеров, так что имел определенное понимание: никогда нельзя пользоваться артефактом, назначение которого не знаешь до конца и не понимаешь принципов его работы. И вот перед ним стоял выбор: пойти ли на поводу чужеземца, о котором не знаешь ровным счетом ничего, или же рискнуть жизнью ребенка.

Поппи уже приходила к нему около трех ночи с неутешительными новостями, что девочка опять начала остывать, буквально умирая во сне. Она сказала, что если Дамблдор не стабилизирует ситуацию, то ее срочно нужно будет переводить в Мунго. Директор размышлял, анализируя и разбирая по крупинкам все, что было в видениях Люпина и Снейпа с урока ЗОТИ, думая над каждым жестом, которое сделал чужеземец. Ощущение его силы было однозначным — холод, промораживающий и всеобъятный, доходящий до самых глубин души. Учитывая мир, из которого пришел Кассий, Дамблдор вполне мог предположить, что маг этот далеко не самый миролюбивый, а прекрасно понимающий, что такое настоящая война.

И боггарт, очевидно, взрослого и опытного мага тоже не мог возникнуть на пустом месте — значит, Кассий или видел, или знает о существах, которых так боится. Колосс, которого видел Дамблдор, был по-настоящему ужасен. И дело было даже не в том, что он был гораздо больше любого виденного великана. Дамблдора до самых пяток напугала исходящая от гиганта концентрированная аура чистого зла, хаотичного желания уничтожать и поглощать. Лицо гиганта было человекоподобным, в чем-то даже красивым, но выражение глубокого чувства собственного могущества, превосходства и ожидания, что каждый должен пасть ниц или умереть, однозначно говорило о том, что гигант с букашками договариваться не будет. Такой гордыни Дамблдор не мог припомнить никогда, хотя в Визенгамоте хватало чистокровных гордецов. И если это бледная тень, то какой силой может обладать оригинал? Где гарантии, что за первым сюда не придут и другие? И откуда Дамблдору знать, насколько они будут готовы пообщаться, подобно этому вторженцу?

Дамблдор потер виски. Ситуация вырисовывалась весьма скверная. Насколько он знал, еще никогда его мир не сталкивался с путешественниками, да и сама идея о том, что миров может быть множество, была до этого дня лишь забавной философской выдумкой. Была. Как бы ни хотелось бы ему избавиться от Кассия, но он не мог себе позволить остаться в неведенье, как вообще его дух нашел дорогу сюда и насколько легко по этой дороге смогут пройти другие.

Было много такого, что он пока не рассказал своим коллегам. Целые ворохи подозрений. Мириады сомнений. И вопросы. Но груз ответственности за решение, которое он сейчас примет, он должен будет в любом нести сам — разделить с кем-либо такое он не имеет права. Что хуже — дать умереть ребенку с запертым в ней мертвым магом из чужого мира или спасти не одну, а сразу две жизни, ведь Кассий пока не сделал ничего, чтобы заслужить агрессию в свою сторону?

"Том тоже годами никак не проявлял себя. И что вышло из моей бездеятельности?" — грустно подумал Дамблдор и взял в руки браслет. Металл был немного шероховатым и холодным, однако быстро нагревался в руках директора. С виду вещица была безобидной, но именно самые безобидные с виду вещи зачастую самые опасные.

В дверь постучали, и вошел Филиус. Маленький профессор был усталым, морщинистое лицо еще больше осунулось, сделав крючковатый нос совсем уж заостренным. Борода и пышные волосы профессора были в беспорядке, мантия смялась, а на рукаве виднелась подпалина. Видимо, новые чары дались ему не так просто, как он надеялся.

— Альбус, ты еще размышляешь?

— Я пытаюсь вспомнить, есть ли у нас способы решить эту проблему более... м-м-м... классическим способом.

— Понимаю, — Филиус подошел к директору и протянул маленькую ручку. Дамблдор отдал ему амулет. — Однако, хоть я и не профессиональный экзорцист, но тоже знаю, что время на подготовку адекватного ритуала изгнания мы упустили. Когда одержимый начинает умирать, то тут мы можем только облегчить агонию. Которой, как ты заметил, у мисс Грейнджер нет.

— Что ты думаешь об этой вещи? — спросил Дамблдор. Этот вопрос он задавал каждому из учителей, кто был причастен к созданию амулета.

— Та часть, которой я занимался, мне полностью понятна. Это частный случай чар удержания духовного тела. Подобные чары я обычно использую для того, чтобы прибить Пивза к одному месту, когда он совсем уже меня донимает. То, что кто-то позволяет себя буквально связать, вселяет в меня надежду на его миролюбивый настрой. Но...

— Но? — — Дамблдор не сводил с коллеги ясного умного взгляда.

— Но я понятия не имею, что делает руническая гравировка.

— Батшеда тоже пока мало что может сказать. Единственные варианты, которые она предположила, что руническая школа, которой пользуется Кассий, похожа на наши скандинавские руны, когда каждая из них несет десяток значений. "Все зависит от контекста и способа нанесения", — это ее прямая цитата.

— Не буду скрывать, Альбус, что я горю желанием тоже пообщаться с нашим... э-э-э, гостем. Новая школа магии, совсем другой практический опыт — это же может вызвать колоссальный рывок в развитии нашей собственной науки.

— Есть и риски такого решения, Филиус, — мягко сказал Дамблдор, — весьма неблагоразумно выпускать в мир мага из мира, в котором гуляют такие монстры.

— Магия вообще дело неблагоразумное, — пожал плечами профессор Чар.

— Да, но последствия этого неблагоразумия могут быть непосильными.

— Я не Сивилла и не могу ничего сказать о будущем, — тонко усмехнулся Флитвик, — но я точно знаю, что, как учителя, мы обязаны защищать всех наших учеников. Поэтому я бы хотел, чтобы мы хотя бы попробовали помочь мисс Грейнджер, если я правильно понимаю причины ваших сомнений, Альбус.

Дамблдор кивнул и положил в карман амулет.

"Иногда смерть может спасти от гораздо худшей судьбы. Что ж, если эта вещь выиграет мне немного времени на то, чтобы ближе узнать гостя и мир, из которого он пришел, то пусть так и будет."

— Филиус, я уже попросил Батшеду, прошу и тебя — я хочу чтобы мы как можно скорее смогли сделать собственный аналог этого амулета. Это просто для нашего спокойствия. Я хочу, чтобы мы точно понимали, что и как он делает, чтобы не допустить... осложнений.

— Разумеется, — Филиус кивнул.

Директор встал.

— Я пойду проведаю мисс Грейнджер, а тебе стоит хоть немного отдохнуть — уроки никто не отменял. Да и о случившемся больше никому знать не должно.

— Конечно. Надеюсь в скором времени увидеть мисс Грейнджер на своих уроках.

Они вдвоем вышли из кабинета и разошлись в разные стороны. Филиус поспешил к себе, чтобы привести себя в порядок, а Дамблдор направился к больничному крылу.

В лазарете было тихо, мадам Помфри была у себя. Переступив порог, Дамблдор напрягся — воздух был слишком холодный, будто в помещении был целый ледник или сборище призраков. На всякий случай он приготовил палочку и быстрым шагом прошел к ширмам, что скрывали пострадавшего ребенка от глаз. С шелестом откинув ткань в сторону, он нашел у постели Гермионы профессора Люпина, что сидел на стуле рядом с койкой девочки. Мужчина выглядел усталым, осунувшимся, но лицо было собранным и решительным.

— Римус? — немного удивился Дамблдор. — Что ты тут делаешь?

— А, это вы, профессор, — Люпин оглянулся и, увидел директора, робко улыбнулся и снова перевел взгляд на Гермиону. — Мадам Помфри сказала, что я могу помочь с поддержанием тепла девочки, поэтому я тут.

Дамблдор подошел ближе и увидел, что пальцы профессора крепко сжимали предплечье девочки, а их запястья были связаны вместе зеленой лентой.

— Очень оригинальное решение — использовать Ленту Селесты, — одобрил Дамблдор, — однако это довольно опасно для тебя. Сколько времени ты отдаешь свою жизненную силу?

— Мисс Грейнджер пострадала из-за моей некомпетентности, — тихо ответил Люпин и перевел на ее неподвижное бледное лицо взгляд, — так что не важно, сколько времени я тут сижу. К тому же, — он улыбнулся той улыбкой, которую Дамблдор так часто видел у него в компании Джеймса когда-то, — ее подпитывает моя вторая половина.

— О, вдвойне остроумно, — одобрил Дамблдор. — Думаю, после такого твоя вторая половина это полнолуние проведет в спячке.

— Это было бы замечательно, — тихо ответил Люпин и снова посмотрел на девочку.

— Директор? — за ширму вошла мадам Помфри, которую привлек тихий разговор.

— Все в порядке, Поппи, я принес средство, которое должно помочь мисс Грейнджер. Пожалуйста, отвяжите профессора Люпина и будьте моим ассистентом.

Колдомедик аккуратно развязала ленту и, свернув ее, убрала в карман бесценную вещь. Люпин поморщился, растирая на бледной коже синюю полосу с кровавой сыпью.

— А я вам говорила, что долго нельзя! — укоризненно покачала головой мадам Помфри.

— Все в полном порядке, — Люпин быстро поправил манжеты, чтобы скрыть следы.

— Поппи, вы готовы?

Та вытащила палочку и сбросила на пациентку вязку диагностических чар.

— Да, директор.

Дамблдор постарался сохранить лицо спокойным и уверенным, желая спрятать от коллег свои сомнения.

"Я принимаю это решение, и я готов понести за него ответственность".

Он надел вещицу на тонкое запястье и увидел, как металлический ободок с палец шириной тут же сжался, подгоняясь под размер руки. Руны вспыхнули ярче, разгораясь, меняя цвет с синего на желтый, потом белый. Металл стал теплым, почти горячим. Дамблдор приготовил режущее заклятие, готовясь радикальным способом снять вещь, если она станет опасной. Но руны мигнули последний раз и снова стали бледно-голубыми.

— Ну как? — напряженно спросил Люпин.

— Потеря жизненных сил остановилась, — не скрывая облегчения в голосе, сказала колдомедик, — ее тело очень ослабло, но это можно поправить буквально за пару часов с помощью сытной еды и зелий.

Ремус с шумом втянул воздух — оказывается, он задержал дыхание, пока ждал вердикта колдомедика.

— Хорошо, — Дамблдор выпрямился, но беспокойство из его взгляда никуда не делось. — Сколько времени это займет?

— Учитывая все произошедшее, я бы оставила мисс Грейнджер еще на день, хотя это не обязательно. Физически она полностью здорова.

— Давайте так и сделаем, — кивнул Дамблдор и сделал приглашающий жест на выход. — Римус, сегодня пятница, у тебя всего один урок, и тот после обеда, так что я советую тебе как следует отдохнуть. Все мы перенервничали и устали, а впереди у нас еще много работы. Поппи, проследите, чтобы мисс Грейнджер как можно быстрее пришла в себя. Я бы хотел завтра с утра начать решать вопросы с ее несколько изменившимся положением в школе.

* * *

Гермиона проснулась и сначала долго не могла понять, почему она оказалась в больничном крыле. Пошевелившись, она выбралась из целого вороха одеял и пледов и села, опершись на спинку кровати. Тело было слабым, будто она спала слишком долго, однако ничего не болело и не беспокоило. Даже холодно, что удивительно, больше не было.

— Мяу!

На кровать запрыгнул Мистер Бигглсуорт, заставив Гермиону охнуть, когда здоровенная кошачья туша приземлилась на живот. Он требовательно заглянул ей в глаза и навострил уши.

— Привет, Бигги, и как ты сюда пробрался? — Она протянула руку, чтобы погладить друга, и замерла, заметив на запястье странный браслет. — А это еще что?

Браслет был легким, совсем не мешал ей, будто слегка прилипнув к коже. Нахмурившись, Гермиона поднесла руку ближе к глазам, всматриваясь в тонкую руническую вязь. Хоть она и приступила к изучению Древних Рун совсем недавно, однако за лето уже успела прочитать несколько книг, посвященных этой нелегкой теме. И она даже визуально не узнавала ни одной завитушки на темном металле.

— Мряф! — под ее ладонь требовательно просунулась змеиная голова кота. Гермиона машинально погладила кота и попыталась встать.

— Бигглсуорт, будь другом, слезь с меня! — попросила она. — Ты слишком тяжелый.

Кот переступил лапами и уселся рядом, но голову под ее ладонь все равно настойчиво подсовывал. Гермиона рассеянно гладила животное и в то же время погрузилась в свои мысли, вспоминая события, что занесли ее в больничное крыло.

Она вздрогнула, когда вспомнила свой первый урок ЗОТИ. Непроизвольно ее тело начало трястись от пережитого ужаса, внутри живота будто появилось скользкое льдистое создание, что постоянно ворочалось и царапало сердце когтями. Гермиона прикусила губу и обняла себя за плечи, пытаясь успокоиться. Когда она почувствовала, что дыхание ее слишком ускорилось и она вот-вот впадет в истерику, ей в лицо ткнулась усатая морда. Стало легче. Она обняла кота в поисках утешения.

— О, ты уже проснулась!

Гермиона подняла голову и увидела мадам Помфри. Лицо колдомедика было уставшим, но разгладившееся выражение глубокой обеспокоенности вселяло надежду, что все будет хорошо.

— Добрый день, мадам Помфри. Я, — она растерянно оглянулась, — долго спала?

— Сегодня пятница, и скоро обед, — ответила женщина и сноровисто взмахнула палочкой, проверяя состояние своей подопечной.

— Когда я могу вернуться к себе? — быстро спросила Гермиона, сталкивая Мистера Бигглсуорта с кровати. — Я хорошо себя чувствую!

Мысль о том, что она пропустила полтора дня занятий, вселяла в нее панику и огорчение.

— Сегодня ты еще побудешь тут, — бескомпромиссно ответила Помфри и убрала палочку в карман своей мантии, — но я передам твоим друзьям, что к тебе уже можно.

— Спасибо!

— Сейчас кто-то из эльфов принесет тебе обед, и я ожидаю, что ты съешь все, что будет на подносе, независимо от вкусовых предпочтений. — Она строго посмотрела на пациентку. — Это ясно?

— Да, — неохотно кивнула Гермиона.

В животе бурчало.

"И вправду есть хочется".

Когда перед ней оказался поднос с совершенно монструозным количеством еды, Гермиона всерьез подумала, что колдомедтик просто издевается и что столько в нее не поместится никогда и ни при каких обстоятельствах, раз все что кто-то наложит на ее живот чары расширенного пространства. Однако, стоило только взять в руки вилку, как тарелки стали пустеть одна за другой. Последним она погоняла по тарелке кусок бекона, но даже несмотря на то, что запах его казался вполне аппетитным, есть не стала.

— Гермиона!

Девочка повернула голову и увидела, как к ней несется Рон, а следом за ней и Гарри.

Она улыбнулась и помахала рукой.

— Привет!

— Мерлин, ты нас так напугала! — возбужденно сказал Гарри, встревоженно рассматривая подругу.

— Я ничего не помню, — пожала плечами девочка, — только проснулась и чувствую себя хорошо.

— А ты ничего эдакого не ощущаешь? — вдруг подозрительно спросил ее Рон.

— О чем ты? — недоуменно спросила Гермиона.

— Ну... Вчера слышали кое-что, — переходя на шепот сказал Гарри.

— И что же?

— Ты потеряла сознание уже в лазарете и все никак не приходила в себя. Тебя обследовал даже сам Дамблдор. И Снейп тоже, кстати, тут был.

— И зачем вам надо было подглядывать? — нахмурилась Гермиона. — Это плохо!

— Мы хотели тоже знать, что с тобой, — уверенно ответил Гарри, — нам никогда ничего не говорят!

— Значит, вам этого знать и не надо.

— Так тебе интересно узнать, что сказал Дамблдор? — спросил Рон.

Гермиона, поколебавшись, кивнула.

— Он сказал, — голос Гарри упал еще ниже, став почти неразличимым, — что ты теперь не одна.

— В смысле? — не поняла Гермиона.

— Не знаю, — Гарри откинулся в сторону и рассматривал ее внимательным взглядом.

— А ты случайно никаких голосов не слышишь? Или, может, у тебя появилось желание ходить по потолку? — спросил Рон.

— Что за идиотские вопросы, Рон? — девочка раздражённо на него посмотрела. — Единственное желание, которое у меня сейчас появилось, это стукнуть тебя по голове.

— А ты не думаешь, что это может быть как-то связано с... ну...

— Нет! — лицо Гермионы залила бледность, а плечи опять затряслись от страха. — Даже слышать об этом не желаю!

— Извини, я просто подумал, вдруг это что-то, как в прошлом году, — Рон виновато втянул голову в плечи, — как с Джинни.

— Если бы это было как с Джинни, — почти как кошка прошипела Гермиона, — то директор бы уже все это понял и принял меры! А меня пообещали завтра утром выписать! Так что я не желаю слышать в свой адрес... такое!

— Ну, извини, — улыбнулся мальчик, — я рад, что с тобой все хорошо.

— Лучше расскажите, что было, пока я тут.

— Ой, а чего рассказывать-то? — поморщился Гарри. — Все галдят и сплетничают. Лаванда и Парвати бегают и рассказывают, что ты еще с первого сентября ведешь себя странно и что, наверно, ты сама боггарт. Малфой, как всегда, говорит гадости о профессоре Люпине и грозится, что напишет отцу, чтобы его тоже выгнали, как и Хагрида. Профессор МакГонагалл ходит и постоянно назначает отработки за ссоры в коридорах. Снейп сегодня так вообще лютует — у него там шестикурсники что-то взорвали, так он даже, представь себе, со слизеринцев двадцать баллов снял.

— А еще эта твоя Браун ходит постоянно к Трелони и возвращается оттуда с такой физиономией, будто ей все-все понятно и все-все известно, — вставил Рон. — Я бы уже давно выпрыгнул из окна, если бы мне пришлось жить с ней в одной комнате.

Гермиона расслабилась, слушая болтовню друзей. Холодный узел в животе начал понемногу отпускать.

"Все обязательно будет хорошо".

На следующее утро, когда Гермиона как следует позавтракала и была напоследок еще раз обследована мадам Помфри, за ней пришла профессор МакГонагалл.

— Доброе утро, мисс Грейнджер, как хорошо, что вы уже готовы.

— Доброе утро, профессор.

— Как вы себя чувствуете? — профессор мельком глянула на браслет, что поблескивал на запястье девочки, и снова внимательно вгляделась в глаза Гермионы.

— Спасибо, все уже хорошо.

— Замечательно. Мисс Грейнджер, я пришла проводить вас к директору.

Гермиона напряглась, но встала и постаралась аккуратнее пригладить волосы.

— Что-то случилось?

— Профессор Дамблдор хочет с вами обсудить произошедшее на уроке ЗОТИ, вам не о чем беспокоиться.

Гермиона кивнула и последовала за своим деканом, хотя неприятное волнение все же ее не отпускало. Всю дорогу они прошли молча. Гермиона чувствовала, что краснеет, ловя на себе многочисленные взгляды студентов.

"Можно подумать, что я что-то натворила!" — возмущенно подумала она и постаралась придать себе более уверенный вид.

— Прыгучие тянучки!

Горгулья тут же отодвинулась в сторону, пропуская гостей в директорский кабинет.

Директор стоял возле стеллажа с приборами и что-то внимательно рассматривал на его полках. Обернувшись на шум, он приветливо улыбнулся своей гостье.

— Доброе утро, мисс Грейнджер. Я рад, что вы в полном здравии.

— Доброе утро, профессор Дамблдор, — девочка неуверенно переминалась с ноги на ногу.

— Присаживайтесь и не волнуйтесь. Я хочу с вами просто поговорить о том, что вчера случилось. Минерва, — он повернулся к декану, — если вы не против, я бы хотел побеседовать с мисс Грейнджер наедине.

Еще раз окинув девочку строгим взглядом с толикой беспокойства, МакГонагалл кивнула и вышла.

Гермиона осторожно присела в одно из кресел возле камина, который пока еще не затопили. В кабинете было тепло и вкусно пахло какой-то выпечкой.

Дамблдор позвал эльфа, распорядился о чае и уселся напротив своей ученицы.

— Итак, Гермиона, расскажите мне все, что помните за вчерашний день.

Девочка нахмурилась и начала рассказ.

К ее удивлению, расспросы Дамблдора затянулись на несколько часов. Гермиона честно пыталась отвечать на все эти вопросы, хотя и не понимала смысла разговора.

С урока ЗОТИ директор перешел на другие дни. Он хотел знать все — как она спит, что ей снится, какие эмоции ее посещали последнее время. Спрашивал и о том, как она ощущает свою волшебную палочку, какой отклик на магию получает и даже чувствует ли она подозрительные запахи или еще что-то такое же странное. Расспросы коснулись даже хогвартских привидений.

— Скажите, Гермиона, ты ведь встречалась с дементором в поезде? — он не сводил с нее голубого взгляда, отпивая из своей чашки.

— Да, — осторожно ответила девочка и взяла вторую чашку.

— И что ты почувствовала, когда увидела его?

— Холод, сэр, ужасный холод. А еще он меня напугал.

— Он разговаривал с тобой?

— Нет, сэр. Я даже не знала, что они умеют говорить.

Директор покивал и задумался, гоняя леденец за щекой. Мятная конфетка постукивала об его зубы. Его взгляд расфокусировался и был устремлен куда-то за пределы этого мира.

— Я могу спросить, что со мной случилось, сэр? — осторожно спросила Гермиона. Она уже поняла, что такой детальный разбор именно ее участия в произошедшем неспроста. — И что это за вещь у меня на руке?

Дамблдор едва заметно вздохнул и перевел на нее взгляд.

— Гермиона, то, что мы сейчас с тобой обсудим, должно остаться строго между нами. Ты не можешь об этом говорить ни с кем и ни при каких обстоятельствах. Ты понимаешь?

— Да, сэр.

— Я понимаю, что тебе очень важна твоя дружба с Гарри и Роном, однако даже им ты не можешь ничего говорить.

— Я понимаю, — она кивнула. Ощущение неприятностей стало только сильнее.

— Я понимаю, что то, что я сейчас скажу, покажется тебе невозможным. Более того, еще вчера я считал, что такого быть не может. Но наш мир оказался куда таинственнее и сложнее, чем можно было представить.

Гермиона терпеливо ждала, пока Дамблдор доберется до сути.

— В обычной ситуации твое состояние называлось бы классической одержимостью и требовало помощь невыразимцев.

Гермиона побледнела, чувствуя подкатывающую к горлу тошноту. Чашка в руке задребезжала об блюдце, настолько сильно у нее задрожали руки. Она осторожно поставила хрупкий фарфор на стол.

— Сэр, я-а... я не опасна, сэр? — она со страхом подняла на него глаза.

— Если бы вы представляли для окружающих опасность, мы бы уже предприняли бы что-то, чтобы не дать вам принести кому-то вред, — мягко сказал Дамблдор.

Перегнувшись через столик, он взял ее трясущиеся руки в свои и осторожно сжал.

— Гермиона, вы оказались жертвой стечения редчайших обстоятельств, как и ваш, если так можно выразиться, сосед. И прежде чем вы испугаетесь совсем уже сильно, я вас немного успокою — я уже пообщался с ним, и пока мистер Кассий не выглядит опасным.

— Мистер Кассий? — заикаясь спросила Гермиона. В ушах стучала кровь, а перед глазами мелькали мушки.

— Мы пока с коллегами ищем способ решить эту проблему, ведь наш гость тоже не рад, что оказался в таком сложном положении, и хотел бы вернутся домой.

— А-а... — она сглотнула, — он нас слышит?

— Полагаю, что нет. У вас на руке артефакт, который вас нельзя снимать пока ни днем ни ночью.

— Я поняла.

— И еще, я прошу вас дать разрешение на процедуру легилименции, — он смотрел ей в глаза поверх своих очков. — Пока что, это единственный способ, чтобы я смог с ним поговорить.

— Да, сэр, — тихо ответила Гермиона. — А я могу, э-э-э, поприсутствовать?

— Мы с вашим гостем решаем языковой вопрос, это пока вам не нужно. Я надеюсь, что вам вообще не придется с ним сталкиваться.

— Хорошо, сэр, — Гермиона кивнула, — я готова.

Она решительно выпрямилась.

— Вы храбрая волшебница, Гермиона, — одобрительно улыбнулся ей Дамблдор, — мы обязательно найдем решение этой проблемы. Легилименс!

* * *

Талай Зеленая Вода сидела в своих комнатах в Даларане и тихо напивалась, как она частенько делала последние... она задумалась.

"Тридцать два года, пять месяцев и четыре дня".

Она прекрасно помнила тот день, когда вернулась домой с охоты и обнаружила, что дом ее догорает, а вокруг частым кругом стоят дети Кенария с молчаливыми воительницами из Сестер Элуны.

Лук выпал из ослабевшей руки Талай, когда она увила свою дочь в клетке, выращенной кем-то из сынов Кенария. Элай, несмотря на то, что была в клетке, была связана по рукам и ногам, глаза ее были завязаны, рот затыкал железный намордник. Она рыдала и трясла головой, словно не могла поверить в произошедшее.

— Талай Зеленая Вода, — к ней подошла одна из Сестер Элуны, — это ты?

— Да... — едва выдохнула она.

— Твоя дочь была уличена в занятиях тайной магией. Дриады видели, как она посмела призвать нечистое демоническое отродье прямо посреди сердца рощи.

Из клетки послышалось мычание, и Талай увидела, как дочь отчаянно качает головой, хлеща себя по лицу растрепанными волосами, отрицая обвинение.

— Это не правда, Элай не могла....

— Ты смеешь обвинять меня во лжи?

Вперед вышла одна из дриад, что стояла в оцеплении. Она была высока и изящна, тело лани было крупным, статным, торс мускулистым и гибким. Дриада натянула лук и направила стрелу прямо в лицо Талай. Ее лицо было искажено гневом.

— Клянусь Элуной, ты наверняка причастна к преступлениям своей дочери. Гнилые плоды растут только на гнилых ветвях!

— Я не говорю, что ты лжешь, дочь Кенария, — ответила ей Талай, протягивая руки в сторону дриады, — я говорю, что я хорошо воспитала свою дочь, она не могла быть ренегатом!

— Талай Зеленая Вода, учитывая чистоту твоей репутации и то, что при обследовании твоего дома и вещей не было найдено запрещенных вещей, тебе пока не предъявляются обвинения, — сказала одна из Сестер, которая, видимо, была старшей. — Однако с этого дня, как та, кто породил нечистую кровь, ты лишаешься полного права. Живи тут, как пожелаешь, но тебе запрещено иметь голос в жизни нашего народа.

— Ни я, ни моя дочь никогда не пятнали себя скверной, — выкрикнула Талай, сквозь застилающие слезы глядя на воительницу, — мой муж в изумрудном сне, а я верна Элуне!

— Твоего мужа уже уведомили о той скверне, что допустила его жена в его семье. Так что Лакарим Медвежья Поступь освобождает тебя от брачных обязательств. Ты можешь исполнять обязанности друида, однако тебе запрещено посещать святилище Элуны сто лет, пока смрад скверны, что несет твое дитя, перестанет быть таким... заметным.

— Дайте мне хотя бы попрощаться с дочерью! — она рванулась было к клетке, но тяжелый удар по затылку заставил ее упасть в грязь на дороге.

Когда она пришла в себя, то обнаружила себя на пепелище, а на улице давно уже была глубокая ночь. Ее тело было укрыто густым слоем пепла и сажи, а волосы на затылке слиплись от крови. За многие часы, что она пролежала в беспамятстве, к ней так никто и не подошел. Соседи, с которыми она жила не одну сотню лет бок о бок, старательно делали вид, что ее не существует. Впрочем, так оно и есть на ближайшие сто лет, пока ее изгнали из храма и забрали голос.

Талай с кривой ухмылкой перехватила удобнее бутылку с даларанским игристым и надолго припала к узкому горлышку. Вино было молодое, дурное, било в голову и должно было веселить ее, однако кроме горечи и желания утопиться в пузырящемся шампанском ничего не вызывало.

В дверь постучали.

— Открыто! — буркнула она, даже не пытаясь встать с пола.

Вошел Зосима и окинул ее обеспокоенным взглядом.

— Талай, что случилось?

— Предаюсь печальным воспоминаниям, — буркнула она. — Чего тебе?

— Приведи себя в порядок и подойди в зал совета крепости. Сегодня на совет приехал Халфорд Змеевержец, и он желает видеть наш отряд в полном составе.

— Опять будут нас полоскать за то, что упустили чертова некроманта? — она вытерла тыльной стороной руки губы и встала, слегка пошатнувшись. — Зачем мне туда?

— Талай, — Зосима чуть повысил голос, — возьми себя в руки. Ты воин или погулять вышла? Ты забыла о своем долге?

— Когда надо, я воин. В свое свободное время я могу делать что хочу, — ее уши стали торчком, подрагивая от гнева, — и не жалкому человечишке мне говорить о моем воинском долге!

— Жалкий человечишка вполне может сделать место в его боевой семье вакантным, если его друид и дальше будет напиваться в одиночестве и пытаться увильнуть от военного совета.

Несколько минут они буравили друг друга взглядами. Наконец Талай фыркнула и вытащила из сумки флакон с антипохмельным.

— Из-за тебя все вино ушло в пустую землю, — она залпом осушила зелье и поморщилась.

— Талай, ты прекрасный воин и надежный друг. Но с таким настроением и отношением ты можешь легко найти смерть.

— Могу, — легко согласилась она, переплетая косу.

— Мы еще поговорим об этом, а пока нам пора.

Талай весь совет чувствовала себя как на иголках: люди слишком сильно любили громкие заявления, и много времени занимала пустая болтовня и бахвальство. Если бы они не расплодились как тараканы и не стали силой, с которой пришлось считаться даже немногочисленным кал'дорай, то и ноги ее не было бы в этой мутной компании.

— Не хмурься, Талай, — к ней наклонилась Аллека, — от этого твое лицо становится таким страшным, что даже Халфорд начинает на тебя коситься.

— Пускай косится, — так же тихо ответила Талай. Дренейскую шаманку она хоть немного воспринимала из всех присутствующих тут существ. — Может, мое злое лицо сподвигнет его быстрее родить мысль о том, что он там от нас всех хочет.

— Орда поделилась своими сведениями, которые их разбойница смогла добыть из Цитадели Ледяной Короны, — Элимар передал главнокомандующему Халфорду Змеевержцу несколько конвертов, два из которых были с оттиснутыми гербами Орды.

— Можно ли им верить? — недоверчиво спросил Халфорд и постучал ребром конвертов по столу.

— Да, информацией поделилась Джига'Атал, зульфи троллей Черного Копья. У меня с ней личные счеты. Да и она еще передала письмо от Воеводы Саурфанга с предложением объединить усилия, чтобы закрыть вопрос с личом окончательно.

На этих словах Аллека хмыкнула и многообещающе прищурила глаза. Элимар постарался сделать вид, что не заметил мстительной ауры, что распространялась от его бывшей жены в его сторону.

— Как им удалось пробраться прямо под нос Короля-Лича? Еще никто из наших разведчиков не смог вернуться оттуда живым.

— У них в команде есть опытная разбойница из Отрекшихся. Мертвой гораздо легче затеряться среди мертвых, чем живым, — ответил экзарх, переступая с ноги на ногу.

— Хоть какая-то польза от этой падали, да очистит их Свет, — Халфорд еще раз стукнул конвертами по столу и убрал их за пояс, — я почитаю, что там пишет этот орк. Хотя умеющий писать орк уже чудо.

— Король-Лич направил в Наксарамас мракопадших, — сказал Элимар, — это не самые хорошие новости, ведь сил полноценно удержать крепость нет ни у нас, ни у Орды. А допускать возвращения контроля над нею Плети опасно.

Талай перестала вслушиваться. Все, что касалось стратегии, ее мало интересовало. Она хотела или вернуться в свою пропахшую сожалениями комнату и продолжить напиваться, или чтоб ей сказали, куда идти и кого убивать. Во славу Элуны.

— Из Серебряной заставы пришли тревожащие вести, что среди троллей стали замечать мракопадших. Они просили прислать им кого-то сведущего в разведке, потому что свои все силы они тратят на оборону от местных троллей. Я хочу, чтобы ты кого-то из своих отправил, Зосима, — обратился к нему Халфорд. — У меня сейчас каждая боевая семья на счету, а твоя как раз более менее готова принять несколько поручений.

— Я пойду, — хрипло сказала эльфийка и вышла вперед, придерживая нож у бедра, чтобы не хлопал ее по ногам. — Одна.

— Справишься? — уточнил Зосима.

Она кивнула.

— Я хороша в выслеживании, ты же знаешь. Что нужно сделать?

— Лети в Серебряную заставу и передай командиру Фальштаву от меня письмо, — главнокомандующий склонился над столом и быстро черкнул пару строчек, тут же припечатав их своей личной печатью.

Талай приняла письмо и спрятала в сумку.

— Сегодня отправляюсь.

Хандра и мутная пелена депрессии немного отпустила, когда перед ней встала ясная цель — лететь куда-то и кого-нибудь убить.