Тьма ведёт меня (джен)

Зосима Палинос уже оседлал своего грифона и внимательно осматривал с высоты своего седла собравшийся перед ним ударный отряд. Лучшие, сильнейшие, храбрые, верные... Гордость и честь своих народов.

Вот рыжая красавица Селеста Строутберг, слабенькая когда-то жричка из часовни при селе, что смогла пережить резню в Серебряном бору. Она не сломалась, не сдалась, даже когда вурдалаки разорвали всю ее семью, а ей самой почти отгрызли руку, которой она успела прикрыть горло. Именно тогда она смогла открыть себя вере так, как никогда до тех пор. Свет озарил ее, выжигая порчу и некротическую погань, распространяясь вокруг сияющим кольцом. И теперь ее ладная фигурка в одеяниях высшей жрицы Света порхала от одного товарища к другому, раздавая благословения и добрые напутствия. Когда-то Зосима еще думал, а принимать ли хрупкую девушку в семью, боясь, что поляжет она быстро и кроваво, но сейчас, пройдя под ее опекой не одну страшную битву, он знал, что ее присутствие в боевой семье — благословение Света.

За ней, возвышаясь на добрые две головы, скользит молчаливая Талай Зеленая Вода, друид, что поменяла родные леса на промороженный, пропитанный смертями и мором Нордскол. Талай нелюдима, и Зосима много раз думал о том, что заставило гордую и не особо любящую людей ночную эльфийку выбрать именно его галдящую и, казалось бы, такую разношёрстую боевую семью. Она не любит дренеев, она не любит дворфов, особенно сильно — гномов. Талай презирает людей. Но уж кого она по-настоящему ненавидит, так это нежить и орков. Еще попробуй разберись, кого больше. Талай взывает к Элуне и вспархивает на плечо Зосимы серым сапсаном. Крепкие когти царапают наплечник, удерживая птицу на плече. Неслыханная честь для ничтожного человечишки — служить опорой благородной кал'дорай.

"И куда девается вся твоя гордыня, когда Судзухе удается достать тебе контрабандное белое вино из Луносвета, а?"

А вот и крошка Судзуха — хитрый и изворотливый вор, которому болтаться бы на виселице в Штормграде, вот только уникальный талант вскрывать магические замки и прокрадываться в самые труднодоступные крепости врага сделали его незаменимым шпионом и диверсантом. А еще он давно и прочно втрескался в Талай и умудряется доставать ей контрабанду из столиц Орды.

— Талай, — Зосима обратился к сапсану на своем плече.

Птица склонила голову, рассматривая его янтарным глазом.

— Если выживем, не отшивай Судзуху. Он хороший парень.

Птица что-то застрекотала насмешливо и отвернулась.

"Безнадежно".

Приам Стылый подгонял ремень молота по руке. Молодой, но уже испещренный шрамами. Не успел закончить обучение в корпусе паладинов, но уже сполна заслужил высокий титул мастера. Гордость Зосимы, его ученик. Его последняя родная кровь.

Паладин потянул носом и впитал в себя запахи мороза, дыма, трубочного табака, что курили дворф-охотник Брамс Меднозадый с гномом-магом Вуди Вульперштуком.

— Орда уже ушла, — к нему, тяжело ступая и оставляя на и без того истоптанном снегу круглые следы копыт, подошел Элимар Светлоокий. Он все еще говорил с акцентом, странно растягивая слоги, иногда глотая окончания и путаясь во временах.

— Проблем не было? — паладин повернулся к дренею, что был экзархом⁽¹⁾ новых паладинов под его началом и главным дипломатом в его разросшемся ради этого дня отряде.

— Орда выбирала мудро, и во главе пришла зулфи⁽²⁾ Джига'Атал. Я знаю ее давно, и она здравомыслящая женщина, — экзарх переступил копытами и усмехнулся, — держит свою маленькую орду крепко в узде.

— Не замечал за тобой любви к тролльским женщинам, — поднял брови в притворном изумлении Зосима.

— Они — крепкие, — экзарх опять усмехнулся, — и своенравные.

— Хорошо, что тебя не слышит твоя жена. Сгони своих в ударный клин. Мы с Приамом пойдем первыми, как самые бронированные и опытные, а на тебе тогда будет организация остального. Присмотри за Селестой — она бывает неразумной.

— Не беспокойся. Я пригляжу за молодежью.

— Да пребудет с нами Свет.

— Пребудет, — согласился дреней и ушел седлать своего грифона.

Зосима опять принюхался, сам же тайком пытаясь надышаться воздухом, зная, какой гнилостный смрад его ждет под сводами Наксрамаса. Вокруг него в морозном воздухе смешались запахи костра, едких благовоний тролльского шамана, табака и тонкие духи син'дорайских следопытов, хотя они уже давно ушли. Он не знал, как экзарху Элимару удалось добиться перемирия с Ордой, но час назад две такие же ударные команды с самыми опасными и сильными представителями условно и точно временно нейтральной фракции уже ушли штурмовать крепость Наксрамас, расчищая путь наверх именно крылу паладинов. Как бы сильно ни кривили губы син'дорай, но их насильно отобранная способность направлять Свет через плененного на'ару уступала настоящим паладинам, которые добивались своего могущества исключительно самоотверженным служением. Поэтому Орде пришлось уступить право взломать сердце Наксрамаса и упокоить Кел'Тузада представителям Альянса. Общий враг заставил даже самых упрямых выбирать долг, а не гордыню. Неразумные уже давно лежали промороженными трупами на полях сражений или безмозглыми тварями прислуживали Королю-Личу.

Большое сердце стучало медленно и сильно, разгоняя горячую кровь по телу, не ведая страха и прощаясь с жизнью. Зосима знал, что шансы выжить в сегодняшней мясорубке у него не самые большие, но что стоит его жизнь по сравнению с уничтожением Кел'Тузада?

— Пора, — паладин надел шлем и осенил себя Светом.

Тронув поводья, он поднял грифона в небо. За ним землю покинул его отряд.

Над ними в облаках угадывалась мрачная громада бывшего нерубского склепа, а нынче одна из главных опорных точек обороны Короля-Лича — Наксрамас.

Зосима чувствовал себя легким семечком тополя, что несет ветер рока, но лететь было легко и приятно, ибо он уже привык умирать во имя Света.

* * *

Паладин сидел над грудой костей и смотрел в полупрозрачный потолок из матового зеленого стекла. По стеклу тянулись трещины от попавших туда ледяных глыб, которыми мертвый некромант щедро поливал своих врагов. Мужчина сидел, перебирая в пальцах кожаную обмотку молота, и молился о погибших воинах. Погиб Судзуха, который пытался защитить Талай. Почти все молодые паладины тоже отправились во Свет. Если бы обрывки отрядов Орды не подоспели на помощь, закончив зачистку нижних этажей, то и всем остальным лежать бы хладными трупами на этом красивом узорчатом полу.

Селеста колдовала над израненным Приамом, бинтуя его окровавленное лицо, не имея сил даже на самое слабое целительное зелье. Талай рвало в углу от отравления боевыми эликсирами, которыми она щедро закачалась еще перед боем. Тело Судзухи, страшно изуродованное навалившимися на него вурдалаками, было укрыто ее плащом.

"Не видеть тебе больше белого вина из Луносвета".

Рослая жилистая троллиха, сдвинув на макушку свою ритуальную маску-рушкака, что-то сварливо выговаривала экзарху, периодически выкручивая ему ухо. Экзарх возмущался, но, парализованный проклятиями лича, уже давно бы отправился во Свет, если бы не помощь дикой знахарки, которая то вливала в него сомнительные эликсиры, то била по лбу дощечками с именами лоа. Судя по ее ругани, битье по лбу несло воспитательный, а не целительных характер.

— Ака'магош⁽³⁾, — к нему подошел монументальных размеров орк, седой, в косах и ремнях, и со вздохом сел рядом.

— Благослови тебя Свет, — ответил паладин. Сил грубить тем, кто вытащил твою задницу из лап смерти не было.

— Твои гар'ол⁽⁴⁾ доблестно сражались, — клыки мешали говорить ему внятно, но его всеобщий был на редкость хорош, — я ненавижу людей, но я признаю общую локтар'огар⁽⁵⁾. Я — Гергам сын Волгура из клана Северного Волка.

— Я — Зосима Палинос, паладин Серебряной Длани. Почему вы вмешались? — устало спросил человек, рассматривая глубоко посаженные и на удивление голубые глаза седого орка.

— Тралл говорил, что если над нами встанет даэ'мон⁽⁶⁾, то уже станет не важна наша распря. Перед порочной смертью мы все будем равны.

— Тралл мудр, — паладин кивнул, — но это была бы достойная смерть.

— А ты дурак, — к нему подошла та самая женщина-тролль, увитая обсидиановыми бусами с дрожащими от усталости руками, — раз торопишься покушать гостеприимства Бвонсамди⁽⁷⁾! Он бы никогда-никогда не принял бы тебя на Ту Сторону, так бы остался тут куковать бесхозным призраком. Сиди ровно, сопляк, так и быть, подлатаю тебя, пока я добрая.

Паладин не хотел, чтобы она помогала ему, но сил сопротивляться не было. Да и лоа лечили не хуже, чем молитвы жрицы, как он уже успел убедиться, когда Джига'Атал успела заменить потерявшую от истощения сознания девушку.

— Не трогай его своими грязными руками! — к ним подлетела Селеста, желая оттолкнуть знахарку, но та лишь со смехом сказала, оттирая субтильную жрицу локтем в сторону:

— Не волнуйся, я руки вымыла кровью врагов, так что они чище чистого. А ты бы прилегла и досмотрела свои сны, девочка.

Возмущенно щебечущую жрицу за локоть увела Талай, бросив на троллиху ненавидящий взгляд. Джига не обратила на нее никакого внимания, бормоча молитвы и постукивая костяными оберегами над паладином.

Рядом с орком из теней вышла нежить из Отрекшихся. Орк и паладин напряглись, троллиха лишь цыкнула зубом, но не прервала своей работы. Нежить была когда-то женского пола, сутулая, скорченная, от нее тянуло сладковатым запахом сандала и гнили. Лицо ее было плотно увязано платком, скрывая следы остановленного зовом Короля-Лича разложение, оставив на виду только светящиеся глаза да копну потускневших рыжих волос, что выбивались из-под небольшого шлема. Наклонившись к уху Гергама, она что-то тихо сказала на орочьем и опять исчезла.

— Нам пора, паладин. Если доведется закончить эту войну, буду горд сразиться с тобой. Закончи тут без нас.

Орда ушла, забрав своих павших.

Это был тяжкий бой, который унес много достойных жизней, но цель была достигнута и оплачена чистой кровью сполна. Кел'Тузад пал. Опять.

"Надеюсь, это был его последний раз и наконец-то мы сможем упокоить некроманта окончательно".

Зосима Палинос с трудом встал, заставляя страдающее тело снова двигаться, и с небрежностью закинул на плечи свой молот. Его еще недавно сияющий доспех был весь испещрен вмятинами и царапинами; местами обледенелый, местами испятнанный скверной и гнилью, он все же смог уберечь своего владельца от смерти.

— Воины, еще не конец, нам нужно закончить то, за чем мы сюда пришли.

Его товарищи, что разбрелись по покоям лича в поисках добычи, тут же собрались и стряхнули оцепенение усталости. Приам перестал разгребать кости некроманта сапогом, уже убедившийся, что филактерию он носит не с собой. Их лидер прав — оплакать павших они успеют, и исследовать Наксрамас — тоже. И пусть летающая крепость все еще опасна и требует вдумчивого выжигания Светом всякой скверны, но главный враг почти мертв.

Зосима двинулся дальше в святая святых Наксрамаса — кабинет лича. Филактерия могла быть только там. Под ногами хрустнули и без того опадающие невесомым пеплом кости Кел'Тузада. Паладин с удовольствием прошелся бы по нечестивому поганищу еще пару раз, но долг важнее личного удовольствия.

Кабинет лича был аскетичен и пуст, если бы не монументального размера стол, заваленный свитками, книгами и всякой темномагической дрянью, да несколько книжных шкафов под самый потолок. Не желая рисковать, паладин освятил комнату, выжигая всю дрянь, на которую у него хватило сил. Приам, хоть и потерял левый глаз вместе с куском скальпа и ухом, тут же удвоил светлую магию, поддерживая Зосиму своей магией. Сразу стало дышать легче, очищающая сила прокатилась по полу и стенам, освещая и освящая пространство.

— Филактерия должна быть где-то здесь. Ищите скорее, иначе мы рискуем получить удар в спину от подкреплений, которое Кел'Тузад несомненно вызвал.

Герои разбрелись по кабинету, выстукивая и проверяя каждый камень, каждую завитушку на резных потолках. Чтобы сдвинуть каменный стол некроманта, понадобились усилия двух воинов, и то они смогли его разве что протащить по полу, оставляя глубокие полосы на мраморных плитах.

Чем дольше герои рылись в кабинете лича, тем неспокойнее становилось на душе паладина — чертова филактерия все никак не находилась. В гневе он ударил по столу молотом, раскалывая древний камень. С грохотом обломки стола упали на пол, рассеивая бумаги по полу и расплескивая чернила. Разрушение стола, видимо, сдвинуло какой-то тайный механизм, и между шкафами тут же с тихим шелестом открылся узкий проход еще куда-то вглубь. С торжествующим рыком паладин протиснулся в слишком тесный проход, слишком чистый и аккуратный для того, чтобы быть заброшенным, и нашел еще одну маленькую круглую комнатушку, освещенную лишь парой магических ламп. На небольшом столике из черного дерева стоял окованный серебром ларец. Крышка его была отброшена в сторону, а обитое бархатом нутро — пустое.

* * *

Томми Свиноморд никогда не был особо умным или талантливым человеком, зато он был немного более удачливым, чем остальные. Он родился седьмым сыном на небольшом хуторе в Тирисфале, и максимум, что ему светило, — это пожизненно пасти свиней да надеяться, что удастся соблазнить какую-нибудь не самую кривую крестьянскую дочку, чтоб убраться из-под опеки братьев. Но ему повезло пристать к Культу Проклятых, когда их проповедники стали появляться в городах и селах. Нет, Томми было глубоко плевать на то, что несли фанатики в темных робах, просто главная проповедница, которую он мельком увидел на одной из сходок, была женщиной с такими жгучими глазами, что ради нее он с радостью сменил печальную судьбу свинопаса на роль послушника. Довольно быстро он выслужился до прислуги при более высокопоставленном члене культа и смог убраться из Тирисфаля задолго до того, как туда пришла Чума. А там он всеми правдами и неправдами добился того, чтобы прислуживать именно той самой красавице.

Правда, живым он пробыл недолго — его прекрасная госпожа, чьи черные глаза и большие груди манили Томми ночами, получила высшую награду от своего господина, став Леди Смертный Шепот, и первым же ледяным вздохом невзначай зашибла своего последнего живого прислужника, сделав его чем-то средним между нормальной нежитью и живым человеком.

Томми был огорчен тем, что черные глаза сменились на синие, а большие груди — на ребра, и не сильно расстроился, когда Леди шутки ради подарила его самому Кел'Тузаду. У него больше не было причин оставаться при бывшей хозяйке, раз любоваться было нечем. Насколько понял Томми, он был метафорой то ли ее шутки про тирисфальский бекон, который любил бывший маг Кирин Тора, то ли внешне напоминал какого-то даларанского коллегу великого лича. А может, он был забавной аномалией — и живым, и мертвым одновременно, чем немало потешал Кел'Тузада. В любом случае, он стал молчаливой мебелью в кабинете господина Наксрамаса и единственным, кому разрешалось прикасаться к хозяйскому коту. Томми не жалел, что стал чуть менее живым. Жить в Наксрамасе было жутковато, но как главному (и что важно — единственному!) слуге Мистера Бигглсуорта ему ничего не грозило. Хотя особо высовываться за пределы хозяйских покоев Томми не особо решался. А военный квартал старался обходить через стоки, только бы не попасться на глаза Разувию или кому-то из его подчиненных.

И вот сытая и спокойная почти жизнь Томми подошла к концу — его новый дом был атакован и, что поразительно, почти полностью зачищен от всего условно живого. Хозяин пал, оставив Томми наедине с котом и филактерией в потайной комнатке за его кабинетом. Томми был не дурак и понимал, что следующим, с кого злобные паладины снимут шкуру, будет он сам, а весело трещать, сгорая на костре, он не хотел. Значит, нужно было как можно скорее вернуть хозяина, а он уж быстренько переработает захватчиков на кожу, мяско, кости и некроэнергию во славу Господина!

Подхватив филактерию лича, кота и ритуальный нож, Томми просочился в еще более дальнюю комнатку, где его ждал алтарь и застывшая в стазисе живая пленница. О да, Кел'Тузад был тем еще параноиком и сделал не один выход из покоев филактерии. Со временем господин вернется сам, но именно времени сейчас и не хватало, поэтому ему нужно было выстлать, так сказать, дорожку из жертвенной крови.

— Прости, Мистер Бигглсуорт, но тебе придется посидеть на полу.

Сгрузив кота на пол, Томми по слогам прочитал бумажку, где крупными печатными буквами была написана инструкция именно для такого случая. Он готовил ритуал трясущимися от волнения руками, торопливо смешивая ингредиенты с заранее отмеренным количеством, но все равно путаясь и роняя травы на пол. Кот сидел на краю алтаря и смотрел на слугу с максимальным презрением. Обычно тут должен был дежурить высокопоставленный культист, но, увы, именно сегодня Леди собрала всех для какого-то важного ритуала, порученного Господином. Роковое стечение обстоятельств оставило самую ценную вещь Наксрамаса в руках полуживого деревенского олуха. Кел'Тузад будет счастлив узнать, какой криворукий болван проводил ритуал возвращения лича.

Поставив филактерию в изголовье алтаря над левым плечом жертвы, Томми взял в трясущиеся руки ритуальный нож и приготовился к финальному аккорду. Он хныкал и трясся: проживя столько лет рядом с некромантом, он еще никогда лично не убивал.

— Прости, но я не достаточно живой, чтобы вернуть хозяина, — Томми рубанул по шее женщины.

Из ее горла брызнула кровь, пятная алтарь и филактерию. Женщина быстро умирала, не приходя в сознание, чему Томми был только рад. Пентаграмма из рунических кругов на полу засветилась мертвенным светом, а филактерия окуталась сизым дымом, поднимаясь вверх и формируя узнаваемый силуэт хозяина. Из пола со звоном потянулись цепи, что должны были обуздать и привязать хозяина к Господину.

— Во имя Света!

Кот зашипел и нырнул под алтарь. Последнее, что видел Томми перед тем, как его затылок лопнул под ударом тяжелого молота, — как ритуал возрождения лича, искаженный святой силой, но уже почти дошедший до конца, схлопывается, а дух Кел'Тузада с вырывающим мозг через уши визгом утягивает через испорченный рунический круг куда-то в смолистую темноту, пронизанную зелеными сполохами.

* * *

Гермиона спала плохо. В ее снах не было порядка и привычного абсурда ночного кошмара. Был только мертвящий холод, пустота и ощущение чего-то кошмарного присутствия. Она куда-то бежала, что-то искала. И ужасно-ужасно мерзла.

Если бы рядом оказался кто-то, то смог бы увидеть, как глаза спящей девочки налились мертвящей синевой, как по волосам побежали хлопья инея, как, запертая между зимними рамами, зашевелилась давно засохшая моль.

Если бы рядом оказались кто-то вроде Зосимы и Джиги, то смогли бы увидеть, как темная тень вдавливается в сопротивляющееся живое тело, как жизнь побеждает и чернота с синими сполохами медленно растворяется внутри, но ни паладин, ни уж тем более сведущая в одержимости знахарка не были бы обмануты тем, как угас синий свет под веками и растаял иней на каштановых кудряшках.

Гермиона сжалась клубком и плотнее закуталась в одеяло. Никто ничего не видел.

Мертвая моль с тихим шелестом билась об стекло, запертая между рамами.

---

1) Экзарх — наставник и непосредственный лидер небольшой команды паладинов у дренеев.

Вернуться к тексту

2) Зулфи — тролльский язык (зандалари) — великая, благословленная лоа целительница.

Вернуться к тексту

3) Ака'магош — орочий — нейтральное приветствие для незнакомцев или уважаемых врагов; благослови тебя и твою семью

Вернуться к тексту

4) Гар'ол — орочий — воины.

Вернуться к тексту

5) Локтар'огар — орочий — победа.

Вернуться к тексту

6) Даэ'мон — орочий — испорченная душа

Вернуться к тексту

7) Бвонсамди — тролльский лоа могил и смерти.

Вернуться к тексту

Гермиона проснулась утром куда раньше обычного из-за того, что продрогла до самых костей, хотя, казалось бы, за окном еще август, и воздух и близко не пахнет осенью. Подумав, она решила не мучаться и натянула поверх футболки еще и теплую толстовку в цветах Гриффиндора. Растирая плечи ладонями, она спустилась вниз. Вчера они только вернулись из Франции, и в прихожей все еще стояли их чемоданы. Пока родители спали, девочка поставила чайник и сунула веснушчатый нос в холодильник. Хотелось есть и согреться. Немного подумав, она решила пока не готовить завтрак на всех, зная, что после дороги родители будут отсыпаться еще долго. Но себе все же сделать пару сэндвичей с....

— Ну почему папа вечно покупает только бекон? — недовольно буркнула она, пытаясь найти в полупустом холодильнике что-нибудь не мясное. На дверце она нашла пачку уже нарезанного на тонкие ломтики мягкого сыра с зеленью. — Ох, мама, ты у меня лучшая!

А еще Гермиона чувствовала себя совершенно разбитой и не выспавшейся. Хорошо, что она не запомнила сон, который ее напугал, но неприятный осадок, к сожалению, остался. Даже сидя дома на кухне, что освещалась утренним солнцем, и слушая, как закипает чайник, она не могла отделаться от какого-то болезненного чувства под ложечкой, похожего на плохое предчувствие.

Обхватив пальцами чашку, Гермиона подула на чай и задумалась, пытаясь поднять, что ее гложет.

Все домашние задания на лето, что задали профессора, она выполнила еще в первые две недели каникул, а потом еще и прочитала на всякий случай материал первого семестра. Все вещи были давно собраны и упакованы в ее сундук, подарки и гостинцы для друзей куплены.

"Это все дурацкий сон, — тряхнула кудряшками девочка, выталкивая беспокойство на задворки сознания, — мама права, когда говорит, что я слишком тревожная". С этими мыслями она решительно взяла с тарелки второй сэндвич. Сыр был не самый лучший, и она почти не чувствовала вкуса.

"Нужно будет попросить маму в следующий раз взять другой сыр".

— Доброе утро, дорогая, — на кухню вошла мама в тонком халате и, зевая, поставила на плиту кофейник.

— Привет, ма.

— Тебе не жарко?

— Да что-то холодно с утра было, — пожала плечами девочка, которая только-только согрелась под своей толстовкой.

— Ты не заболела? — тут же обеспокоилась женщина, подходя к дочери и прижимаясь щекой к ее лбу. — Странно, кожа прохладная, значит, жара нет... Я же просила тебя поменяться с папой местами — над твоим креслом слишком сильно работал кондиционер!

— Ма! — Гермиона вывернулась из-под ее руки, — со мной все хорошо!

На мгновение она испугалась, что действительно могла подхватить насморк и теперь ее попытаются оставить дома и она пропустит самое веселье — Большую Закупку в Косой Аллее. А значит, может и не увидеться с Роном и Гарри. Этого девочка допустить никак не могла.

"В крайнем случае я всегда могу купить себе бодроперцового зелья в аптеке, благо она у самого входа".

— Милая, мы с папой получили письмо от мистера Уизли. Он предложил свою помощь, чтобы ты смогла закупить все необходимо для школы, — мама чуть помялась и продолжила: — Нам с папой не очень уютно в обществе волшебников.

— Все в порядке, мам, — настроение Гермионы резко скакнуло вверх, — так будет гораздо удобнее для всех. Тем более там наверняка будут мои друзья, и мы все вместе доберемся до вокзала. Вам с папой не стоит волноваться, тем более после долгих каникул бизнес требует вашего внимания.

— Это да, — ответила миссис Грейнджер и подхватила вторую чашку, — очередь расписана уже на три недели вперед. Пойду разбужу твоего отца. А ты все же померяй температуру на всякий случай.

— Хорошо!

Вернувшись в свою комнату, Гермиона еще раз перечитала письмо от профессора МакГонагалл — девочка испытывала огромное удовольствие, рассматривая сухие строчки, которые говорили, что ее учебный план все-таки был утвержден, и перечисляли дополнительные книги, которые ей придется закупить перед началом учебного года.

"Надеюсь, в этом году получится больше времени провести в библиотеке и меньше — блуждая по ночам и страхуя мальчишек".

* * *

Пока родители обменивались любезностями с мистером Уизли, Гермиона обняла Рона.

— Гермиона, ты читала "Пророк"? Наш Гарри надул свою тетку, знаешь?

— Если это правда, то это ужасный поступок, — нахмурилась Гермиона, — за такое его могут отчислить, а то и призвать к ответу авроры.

— Наверняка его вынудили защищаться! — Рон сунул руки в карманы. — Ты же знаешь этих ужасных Дурслей.

— Не общалась лично, но наслышана, да, — Гермирона полезла в свою поясную сумочку, проверяя, на месте ли платок и капли в нос. Насморк хоть так и не начался, но чувство озноба все никак не проходило.

— Представляешь, когда я попытался позвонить по этому магловскому телефону, его противный дядька сделал вид, что Гарри там не живет, и бросил трубку! Если бы со мной так обращались, то я бы их не просто надул, а еще и бы иголкой потыкал.

— Фу, Рон, так нельзя!

— С Дурслями — можно, — уверено ответил Рон. — Кстати, а ты не запаришься? Я умираю от жары, тут еще хуже, чем в Египте.

— Не запарюсь, — хмуро ответила Гермиона.

Родители попрощались с мистером Уизли и обняли дочку.

— Милая, будь осторожнее, учись хорошо, — сказал папа, рассматривая девочку перед долгой разлукой. — Ты не забыла запас зубной пасты и функциональную зубную щетку новой модели?

— Буду сама осторожность, учиться буду лучше всех, пасту и щетку не забыла, — Гермиона клюнула мистера Грейнджера в щеку.

— Я положила тебе теплые носки в твой сундук. Сверху еще сэндвичи с другим сыром, — мама пыталась пригладить непослушные Гермионины кудряшки. — Ты точно хорошо себя чувствуешь? Тебя все еще знобит?

— Все хорошо, мама, не беспокойся, — Гермиона обняла маму за шею, — если даже вдруг и простужусь, то мадам Помфи мигом поставит меня на ноги.

— Не доверяю я вашей этой магической медицине, — со вздохом ответила миссис Грейнджер и отпустила дочь.

— Как и волшебная медицина не доверяет магловской, — пошутила Гермиона, — все, пока, мне еще закупиться к школе нужно.

— Люблю тебя, белочка.

— Папа! — Гермиона покраснела, слушая хихиканье Рона. Он теперь точно не упустит возможность подразнить ее. Непроизвольно она облизнула передние длинноватые зубы.

— Пойдем, дорогой, — мама мудро подхватила мужа под локоть и повела к машине, — удачи в школе, дорогая!

— Бе-е-елочка!

— Рон, заткнись, — прошипела Гермиона, махая рукой родителям.

— Пойдем поищем Гарри, папа сказал, что он сбежал от Дурслей и жил последнее время в "Дырявом Котле".

— Но мне нужно сначала в книжный.

— Кто бы сомневался, что нужно.

Следующие несколько часов Гермиона целенаправленно прочесывала Косую Аллею, собирая все необходимым к школе. Начала с того, что заглянула в Гринготтс и обменяла английские фунты на галеоны, а потом с чувством глубокого морального удовольствия нырнула в обожаемый "Флориш и Блоттс".

— Скукота, — протянул Рон, — я пока схожу в спортивный магазин.

— Кто бы сомневался, — пошутила Гермиона, — встречаемся через полчаса возле "Сладкого королевства".

— Ты хотела сказать "через час"?

Но Гермиона его уже не слышала, скользнув между книжными полками и с потаенной радостью трогая тяжелые переплеты с золотыми, серебряными и черными тисненными буквами. Школьный набор, пусть даже и расширенный, она купила уже готовым и сразу упрятала в сундук, что предусмотрительно с разрешения продавца оставила возле прилавка. Сама же решила прикупить себе еще что-то интересное для внеклассного чтения. Ее пальцы коснулись «Предзнаменование смерти. Что делать, когда беда стучит в дверь». С любопытством пролистав страницы, она почувствовала нарастающее изнутри раздражение с разочарованием. И того и другого было много.

— Я бы не советовал вам эту книгу, мисс, — к ней подошел продавец, — потом будет все время мерещиться всякое.

"А мне кажется, что мерещиться будет, только если ты натура исключительно впечатлительная".

— А что вы посоветуете? — Гермиона отложила книгу.

— Вам для удовольствия или для учебы? — улыбнулся продавец.

— А совместить никак?

— Можно, — кивнул он, — прошу сюда.

Гермиона оказалась возле небольшой полки в самом углу магазина.

— Книги уцененные, плохо продаются, — пожал плечами продавец, — если постараетесь, может, найдете что-то интересное.

Гермиона уже зарылась с головой в книжные переплеты и, учитывая скидку, бухнула на прилавок сразу пять книг.

— "Ритуалы народов Ямайки", "Высшая магловская математика — чушь или имеет смысл?", "Пакты и договоры в магическом праве", "Основы магического черчения" и... — он посмотрел на смущенно покрасневшую девочку, — "Основы косметической магии", мисс?

— Это не мне, а подруге!

— С вас четыре галеона и шестнадцать сиклей, — пряча усмешку, ответил продавец, ловко заворачивая покупки в оберточную бумагу и пряча "подарок подруге" в середине стопки.

Покрасневшая Гермиона вылетела из магазина и нашла Рона, которого с трудом оторвала от созерцания метел, а потом потащила в кафе "Флориана Фортескью". Пока Рон лопал мороженое, Гермиона наслаждалась горячим шоколадом и куском теплого пирога с вишней. И тут она увидела знакомую черную всклокоченную голову, что мелькнула возле витрины с метлами, от которой они только недавно отошли.

— Гарри! Гарри! — радостно закричала Гермиона, подталкивая Рона скорее догнать не заметившего их друга.

Гарри тут же завертел головой и, заметив друзей, тут же просиял, забыв про метлу и тут же устраиваясь рядом с Роном.

— Привет! Как же я рад вас видеть!

— Мы тоже, — ответил Рон, пожимая другу руку, — везде тебя искали, были с утра даже в "Дырявом Котле", но Том сказал, что ты давно ушел.

— А чего там сидеть-то? — пожал плечами Гарри и тоже заказал себе лимонад со льдом. — Я уже все успел купить еще на прошлой неделе.

— Гарри, что ты сделал со своей теткой? — серьезно спросила Гермиона, натягивая рукава толстовки на запястья.

— Я случайно, — он опустил глаза, — сил больше не было терпеть ее гадости.

— Ты понимаешь, что за такие вещи тебя могли серьезно наказать? Даже отчислить.

— Да никуда бы его не дели, — легкомысленно встрял Рон, — Гарри же у нас знаменитость, и вряд ли ему что-то серьезно грозило.

— Рон! — Гермиона раздраженно посмотрела на друга.

— Что сразу Рон? Мне вот за такое матушка бы голову оторвала и на место задницы пришила.

— Такое чувство, что твоя матушка уже все это сделала!

Ребята еще долго шутливо переругивались и смеялись.

— Ребята, я хотела бы еще зайти кое-куда и выбрать себе подарок. Родители дали мне денег на подарок, ведь сами они сюда не смогут зайти, чтобы что-то выбрать.

— И ты купишь книгу?

— Я уже купила себе книги, — Гермиона с неудовольствием отставила слишком быстро остывший чай, — я хочу зайти в магазин животных и купить себе сову.

— О, тут как раз рядом есть зоомагазин, — вспомнил Гарри, — пойдем, покажу.

— О, а я с заодно Коросту покажу, а то она плохо Египет пережила.

Ребята расплатились за свои угощения и быстро добрались до небольшого магазинчика. В нем было тесно и шумно, пахло животными, навозом и кормами. Гермиона ушла в глубь полутемного зала к стойке, где стояли клетки с совами, Рон с Гарри что-то обсуждали с продавщицей.

Девочка рассматривала птиц — больших, маленьких, крапчатых, пятнистых, белых, рыжих и прочих разных. Но сердце не екало.

"Они красивые, но..."

Внезапно она услышала какой-то визг, шипение и грозный окрик продавщицы. В зал метнулась огромная рыжая молния и запрыгнула с разгону прямо в руки Гермионы. Опустив глаза, она увидела сначала два ярко-голубых глаза на вытянутой скуластой морде, которые венчали два огромных заостренных уха. Черная шерсть, короткая и всклокоченная, была в дивную рыжую полоску, а гибкое, почти змеиное тело заканчивалось длинным хвостом, что бил по бокам с яростью и раздражением. Четыре лапы с темно-синими когтями плотно вцепились в ее толстовку, и даже сквозь слои одежды Гермиона чувствовала, как больно царапают когти этого... животного. Выражение морды было непередаваемо наглым и злобным, но на Гермиону кот смотрел со смесью любопытства и приязни. Сердце екнуло.

— Назову тебя Мистером Бигглсуортом.

Гермиона прижимала огромного кота к груди, как ребенка, и чувствовала смесь счастья и какой-то дикой тоски, будто у нее уже был когда-то такой же кот, и вот он вернулся.

— Глазам своим не верю, — Рон смотрел на нее явно недовольно, — как можно было прийти за совой и купить эту шапку недобитую?

— Рон, теперь Мистер Бигглсуорт мой кот, и не надо говорить о нем такие гадости! К тому же его никто не хотел покупать много лет. Вы хоть представляете, как ему было одиноко сидеть всю жизнь взаперти в магазине?

— А тебе не приходило в голову, что его не покупали, потому что это монстр, который лишь притворяется котом? — Рон прижимал дрожащую Коросту, которая забилась ему под футболку, к груди.

— Не говори глупости, Биггли — красавчик и умничка.

Кот прищурился и посмотрел на Рона с многообещающим выражением на морде.

— Держи своего монстра подальше от Коросты.

Ребята еще долго гуляли по Косой Аллее, пытаясь наговориться за все летнее время. Вечер для Гермионы был еще более приятным, чем день: выяснилось, что все семейство Уизли сняло несколько номеров в "Дырявом Котле" и что она тоже ночует вместе с ними, чтобы с утра отправиться на вокзал. Ужин в компании буйной и веселой семьи был как всегда уютным и таким родным. Гермиона была рада, что возвращается в уже ставшим для нее очень важным мир волшебства.

Ложась спать в комнате, которую выделили для нее и Джинни, Гермиона надела теплую пижаму и попросила выделить ей еще один теплый плед. Мистер Бигглсуорт с хриплым мурлыканьем тут же устроился у нее под боком и выпускал когти в молчаливом предупреждении каждый раз, когда Гермиона пыталась его прогнать. После того, как она почувствовала идущее от животного тепло и наконец-то согрелась, Гермиона решила кота не прогонять. Ужасно уставшая после долгого дня, она провалилась в сон.

Там ее ждала пустота, холод и... кто-то. Она опять куда-то бежала, что-то искала. И ужасно-ужасно мерзла. Кот поднял треугольную голову и всмотрелся в лицо своей новой "хозяйки". Под всей этой теплой кожей и мягким мясом и прекрасно чуял знакомый и такой родной холодок. С довольным муром он потерся об ее подбородок и устроился ближе, заслоняя на всякий случай мерцающие синим светом веки девочки от спящей соседки. Изо рта Гермионы клубился холодный пар. Мистер Бигглсуорт мурлыкал и уминал ее грудь лапами, будто мертвящий холод дыхания девочки его вовсе не беспокоил.

* * *

Зосима стоял у входа в потайную комнату за кабинетом Кел'Тузада и наблюдал за работой своего мага, который суетился вокруг разбитого алтаря и остатков рунических крогов.

— Что скажешь, Вуди?

— Плохо дело, — серьезно ответил маленький гном, разглаживая яркие, дерзко завитые розовые усы, — ты же знаешь, что я арканный классик, а тут... — он со вздохом развел руками, — некромантия.

— Ты можешь дать гарантию, что лич мертв? — от ответа зависело многое.

— Я могу дать гарантию, что лич жив, — услышал паладин из-за спины и дернулся, когда, бесцеремонно оттолкнув его в сторону, в комнату вошла уже знакомая ему Джига'Атал в сопровождении незнакомого Отрекшегося.

"Пришибу ублюдка, который пропустил Орду в Наксрамиас, пока Альянс ведет расследование!"

— Что вы тут забыли? — грубо спросил Вуди, на всякий случай разгоняя аркану вокруг маленьких рук.

— Пришли удостовериться, что вы сделали свою часть работы, — троллиха смерила гнома презрительным взглядом, — не зря, видимо, пришли.

— Это дело Альянса! — рыкнул Зосима, нависая над знахаркой.

Та лишь скривила губы и намотала на палец обсидиановую нить на своей шее.

— Да-а? Напомнить тебе, человек, сколько славных сынов и дочерей Орды умерли поганой смертью ради того, чтобы твои начищенные Светом жестянки, по недоразумению зовущиеся паладинами, упокоили джива'наяз⁽¹⁾?!

— Как ты смеешь, дикарка, упрекать паладинов?! — зарычал Зосима, нависая над знахаркой.

— Смею, — она гордо вскинула изрезанное мелкими шрамами и ритуальными татуировками лицо, — и упрекаю. Лич не упокоен, больше того — сбежал куда-то со своей чертовой филактерией и даже кота прихватил. Своего кота успел забрать, Зосима! И кто тут был в этот момент, а?!

Вуди Вульперштук защелкал пальцами, вешая на себя сразу три щита. Отрекшийся рядом с зульфи тут же заслонил ее своим телом и тоже начал разгонять какие-то щиты.

— Ну-ка, успокоились, — в комнату протиснулся экзарх, — нашли время для склок.

— Орде тут не место, — вспылил Зосима.

— Это я пригласил уважаемую Джигу'Атал, — ответил дреней, подходя к паладину и успокаивающе кладя руку ему на плечо, — нам нужна была... консультация.

— Альянс не нуждается... — начал было гном.

— Ой, заткнись, — хрипло оборвал его Отрекшийся, — мы все в одной лодке с пробитым дном.

— Вождь поручил нам разузнать, куда делся лич, — вновь заговорила зульфи, отодвигая в сторону Отрекшегося и подходя ближе к паладину, — мы пришли изучить остатки ритуала, чтобы хотя бы понять, куда забросило мертвую погань. Чем скорее мы его найдем, тем лучше.

— Знаю, — недовольно буркнул паладин, — Элимар, с тобой мы еще поговорим.

— Я делаю то, что должно, — невозмутимо ответил экзарх, пожимая руку Джиге.

— Раз уж нас опять заперло в одной банке, то знакомьтесь — это Харитон Чокнутый, наш чернокнижник, — знахарка сделал приветственный жест в сторону нежити.

Отрекшийся скупо кивнул, обводя собравшихся светящимися глазами.

— Только чернокнижия мне тут не хватало, — застонал паладин.

— Может, будь я рядом, то все закончилось для лича гораздо хуже, — хрипло заметил Хоритон. — И кому только могло прийти в голову, что кто-то такой же безмозглый, как паладин, сможет правильно упокоить лича?

— Если не захлопнешь свой штопанный рот, то я упокою тебя, — угрожающе прорычал Палинос.

Чернокнижник лишь сложил из обтянутых сухой шкурой пальцев неприличный жест и отвернулся.

— Тут не классический круг, — обратился к Отрекшимуся Вуди, гася щиты. Гном был магом и сильно не любил Орду, но в маге, пусть и неприятной ему школы, предпочитал видеть пока что коллегу, с которым нужно было решить непростую задачу.

Отрекшийся подошел ближе и окинул взглядом алтарь с уже убранной жертвой, искореженный рунный круг и крошево от накопителей.

— Это гибрид, — наконец сказал он, — Кел'Тузад смешал рунную магию, некромантию и призыв. Джига, попроси лоа посмотреть еще со своей стороны. Работы тут будет очень много. И пригласи Кедарию, она когда-то защитила магистра по магическому черчению, пусть тоже посмотрит.

Зосима потер переносицу пальцами. Тогда, утомленный битвой и успокоенный дыханием смерти в самое лицо, он воспринимал Орду как-то проще настолько близко от себя. Сейчас же их присутствие заставляло кровь кипеть, а руку — дергаться к оружию. Он знал, насколько опасна Джига, видел ее чернокнижника в бою. Одно радует, что в раскладе трое на двоих они их убьют без особых рисков.

"Если только тут не сидит под потолком та мертвая сука, которая что-то шептала Гергану. Я бы не удивился такой подлости", — подумал мужчина, изо всех сил напрягая свое воинское чутье. Чутье молчало, но это еще ни о чем не говорило.

— Я не позволю варварке копаться в остатках круга, еще испортит что-то!

— Спокойно, суповая добавка, — женщина подошла ближе и опустилась на корточки, брезгливо трогая пальцам потускневшую синюю линию, — я только посмотрю. Мы только посмотрим, да, детки? — уже обращаясь к витающим вокруг нее лоа, продолжила она.

"Дурдом", — подумал Палинос и на всякий случай переместился в более выгодную для нападения позицию.

— Расскажи-ка мне, дружочек, что именно тут было, когда ты пришел? — спросила Джига, которая уже успела разложить на полу маленький переносной алтарь для лоа и зажгла какие-то едкие травы.

— Я тебе не дружочек, — огрызнулся он.

— Пока мы все тут работаем, в твоих интересах им стать, — угрожающе ответила она, не отвлекаясь от раскладывания манья'лоа⁽²⁾ вокруг себя и на алтаре.

"Ненавижу Орду!"

Со вздохом паладин начал свой рассказ, напрягая память и пытаясь ответить на вопросы, которыми его тут же засыпал чернокнижник. Ему только что и оставалось, что пытаться отбиться от миллиона уточнений, как от ледяной шрапнели, что швырял в него еще недавно Кель'Тузад. Вуди вошел во вкус и, будто забыв, что стоит перед своим лидером и непосредственным начальником, быстренько спелся с "коллегами", вливаясь в веселый сумасшедший консилиум "на троих".

"Гномов теперь тоже недолюбливаю!"

---

1) Зандалари — нечистая душа, неупокоенный дух.

Вернуться к тексту

2) Жертвоприношение-приманка для низших лоа.

Вернуться к тексту

Гермиона проснулась совершенно разбитой и обессиленной. Она несколько минут лежала, не открывая глаз, чувствуя недомогание и озноб.

— Наверное, мама все же права была, когда хотела отсадить меня из-под кондиционера, — пробормотала она с трудом, принимая вертикальное положение, и протерла глаза. В спальне она была одна — Джинни уже встала.

Ей в лицо тут же уткнулась усатая и клыкастая морда.

— Мяу!

— Мистер Бигглсуорт! Я хочу вас попросить в следующий раз спать в ногах — ваше пушистое тело занимает слишком много места. Надеюсь, мы друг друга поняли? — Гермиона потрепала пушистые щечки кота.

— Мур-р-р-р!

Кот боднул ее ладонь и спрыгнул на пол, неторопливо пройдясь до двери, и застыл в ожидании, пока человеческий слуга откроет перед его царственным величием дверь. Судя по многоголосому галдежу, все семейство Уизли уже встало и активно пыталось собраться и упаковаться, никого и ничего не забыв.

— Странно, что меня никто не разбудил, — зевнула девочка, сладко потягиваясь, — хотя мне нужно только одеться да умыться.

Быстро приведя себя в порядок, Гермиона вышла в общий зал и позволила рыжей суете затянуть себя в хаос и панику.

— Наконец-то ты встала, дорогая, — Миссис Уизли вручила ей кружку какао и огромный кусок хлеба с маслом и медом, — твой кот не позволял тебя никому будить.

— Мистер Бигги? — удивилась Гермиона, примериваясь к аппетитно пахнущему куску хлеба, — он же лапочка.

— Лапочка, — кивнула миссис Уизли, — но страшнее сторожевого книззла. Я думала, он мне руку по локоть отгрызет, когда я хотела тебя разбудить.

— Ох, простите, миссис Уизли, наверное, он просто испугался в непривычной обстановке.

— Ничего, дорогая, — женщина уже отворачивалась от нее, цепким взглядом отслеживая броуновское движение своих многочисленных детей, — надежный друг тебе попался, хотя ему не мешало бы чуть больше хороших манер привить. Фред! Джордж! Немедленно верните Перси его галстук, негодяи! Ух я вас сейчас!

И она метнулась разнимать очередной конфликт своих сыновей.

Гермиона же забилась в угол, опасаясь, что будет снесена оранжевыми вихрями, и отдала должное хлебу с маслом. Кот сидел у ее ног и делал вид, что вокруг него царит тишина и покой, лишь кончик хвоста слега подергивался.

— Надеюсь, мы выберемся отсюда живыми, — пошутил Гарри, забиваясь к Гермионе в укромный уголок.

— Сборы семейства Уизли похоже на стихийное бедствие, — кивнула Гермиона, доедая свой завтрак. Спросонья вкуса она почти не чувствовала, зато теплый шоколад ее наконец-то согрел и она перестала дрожать. От утренней слабости и скованности не осталось и следа.

Когда все уже одевались и готовились на выход, Гермиона столкнулась с неожиданной проблемой — Мистер Бигглсуорт наотрез отказался залезать в переноску.

— Ну миленький, ну пожалуйста! Это совсем-совсем недолго! — уговаривала его Гермиона, пытаясь затолкнуть кота в плетенную корзину.

Кот страшно рычал и упирался лапами в пол, растопырив когтистые пальцы. За его лапами тянулись белые царапины на каменном полу.

— Ты же такой храбрый котик, чего тебе стоит? — лепетала девочка, толкая кота.

— Р-рхы-ы!! — ответило милое животное и выдрало из щели между камнями кусок известки.

— Оставь его, милая, — обеспокоено сказала миссис Уизли, оценив пропаханную когтями «лапочки» каменный пол, — если ты его рассердишь, то вместо пола он может поцарапать уже тебя, и тогда вместо Хогвартса ты поедешь в Мунго.

— Но что мне делать? — Гермиона отпустила кота, который даже и не думал убегать. Мистер Бигглсуорт тут же спокойно уселся рядом с ней и демонстративно начал вылизывать синие когти с видом победителя.

— Твой кот — храбрый гриффиндорец, как и его хозяйка, — пошутил Гарри, — наверное, он хочет тебя охранять.

— Да, Гермиона, пусть сам идет, раз такой самостоятельный, — вмешался Рон, — может, потеряется по дороге и избавит нас всех от хлопот.

Кот посмотрел на Рона уничижительным взглядом и запрыгнул на сундук Гермионы.

— На выход, скорее-скорее! — позвал всех мистер Уизли, — машины уже приехали.

С шумом и гамом все высыпались на улицу и расселись по машинам.

«Наконец-то я вернусь в Хогвартс!» — радостно подумала Гермиона, поглаживая громогласно мурчащего кота на своих коленях.

* * *

Гермиона обдумывала то, что рассказал им Гарри про Сириуса Блэка, и рассеяно поглаживала жесткую шерсть кота, который свернулся рядом с ней, грея теплым боком бедро. Она уже привыкла за два года жизни в магическом мире, что волшебники сильно отличаются от обычных людей своей повышенной внушаемостью и наивностью. Возможно, это было связано с тем, что магловская наука ушла далеко вперед и требовала от людей других типов мыслительных процессов, которые основывались на логике и критической оценке входящих данных. Она хмурилась, зябко ежась. В купе было прохладно, хотя мальчики вроде не мерзли.

Она перевела взгляд на спящего профессора. Хоть она и не любила судить людей по одежде, но смутное беспокойство немного болезненный и неухоженный вид Люпина Гермиона все же вызывал. Профессор выглядел так, будто перед ним поставили выбор — или он идет преподавать ЗОТИ в престижную школу или умирает от голода. И, судя по всему, он еще долго колебался, что хуже.

«Но я надеюсь, что в этот раз профессор Дамблдор все же пригласил более вменяемого преподавателя по сравнению с предыдущими двумя».

Гермиона, утомленная бесконечной болтовней о квиддиче, уже всерьез задумывалось о том, чтобы вытащить из сундука одну из новых книг и провести дело с пользой, как дверь в купе открылась. Она закатила глаза.

«Ну конечно, куда ж без них»

— Ох, ребятки, чуете чем пахнет? — Малфой демонстративно начал принюхиваться. — Уж не гнездо ли это грязнокровок и предателей крови, а?

Гнусавые смешки его подпевал не заставили себя ждать.

Гермиона нахмурилась, чувствуя привычную волну раздражения и обиды. Как прогрессивный человек, она испытывала жгучее неудовольствие от расизма в волшебном мире, особенно от того, что он был направлен против нее лично.

— Ой, это же слизеринская крыса, — тут же завелся Рон, — шел бы ты отсюда, пока проблем не нашел на свою линялую голову.

— Ой, а что ты мне сделаешь, рыжая побирушка? — тут же скривил губы Малфой. — Бездомному рядом пожалуешься?

— Я бы на твоем месте была бы осторожнее с выражениями, Малфой, — с трудом сдерживая ярость, сказала Гермиона, — в купе твой новый профессор.

— Ты никогда не будешь на моем месте, — на полтона ниже ответил Малфой, рассматривая ее своими полупрозрачными глазками, — не в той семье родилась, знаешь ли.

Еще раз окинув взглядом так и не проснувшегося профессора, он хмыкнул и дернул головой, приглашая свою свиту удалиться.

— Пойдем отсюда.

Дверь за ним захлопнулась, и Гермиона услышала, как он со смехом что-то говорит дружкам.

Только сейчас она заметила, что пальцами она вцепилась в шерсть своего кота, и любое другое животное на его месте уже давно бы протестовал от боли, но Мистер Бигглсуорт лишь с успокаивающим муром вылизывал горячим шершавым языком ее руку.

— Вот же подонок, — пробурчал Рон, вставая с полки и доставая теплую кофту и сразу же в нее закутываясь. — А чего так холодно стало?

— Так на улице смотри погода какая, — ответил Гарри, тоже зябко растирая руки, — у Гермионы вон, даже пар изо рта идти начинает. А отопление, наверное, или не включили, или не прогрело еще.

И правда, за окном уже совсем стемнело, и холодный дождь шумно барабанил по стеклам. Гермиона прижала кота ближе, пытаясь согреть озябшие пальцы в его теплой шерсти. Внезапно она почувствовала, что ход поезда замедляется, и ее кольнуло беспокойство.

— Мы что, уже приехали? — удивился Рон. — Ну наконец-то! Я такой голодный, что съел бы и гиппогрифа, и даже без подливки.

— Рон, не говори ерунды, — Гермиона посмотрела на друга с легким неодобрением, — нам еще ехать и ехать, ты же знаешь.

— А чего тогда тормозим? — удивился Гарри.

— Не знаю.

Поезд остановился, дернулся и замер окончательно. Гермиона почувствовала, что внутри нее сворачивается предчувствие неприятностей. Окно запотело, и было непонятно, что творится на перроне, а тусклый свет фонарей почти ничего не освещал.

— Ерунда какая-то, мы тут никогда раньше не останавливались, — Гарри прилип носом к стеклу, — может, стоит разбудить профессора? Мало ли что…

Гермиона нащупала волшебную палочку и положила руку с ней к себе на колено, сдвинув Мистера Бигглсуорта так, чтобы он не мешал ею колдовать. Нехорошее предчувствие только усиливалось.

Выключился свет. Девочка услышала, как по соседним купе прокатились испуганные и возмущенные возгласы.

— Я, наверное, схожу спрошу машиниста, что случилось, — она решительно встала с нагретого места. Внутри что-то закопошилось и будто дернуло ее на место, заставив снова сесть. — Хотя, если что-то серьезное, то нам лучше держаться вместе.

— Глас здравомыслия в нашей маленькой компании, — поддразнил ее Рон, но голос его был напряженным.

Она ничего не ответила, напрягая глаза и пытаясь хоть что-то рассмотреть. Свет, что едва-едва пробивался сквозь стекло, был таким слабым, что его хватало лишь на то, чтобы указать, где, собственно, окно находиться. Понемногу ее глаза привыкали к темноте, и она уже могла рассмотреть свою руку с побелевшими от напряжения костяшками пальцев на своей палочке. Морда кота была, как всегда, самодовольна и расслаблена.

«Кот прекрасно чувствуют опасность, и раз он такой спокойный, то это, наверное, какая-то техническая остановка».

— Гермиона, — голос Рона был донельзя удивленный.

— Чего тебе?

— У тебя глаз, как у твоего кота, светится. Ужас.

— Рон, шутки у тебя идиотские, ты знаешь? — Гермиона моргнула несколько раз и опять перестала что-либо видеть.

— Гарри, скажи?

— Я ничего не вижу, — ответил друг, бросив на нее короткий взгляд, и снова прилипая к окну, — там кто-то ходит.

— Может, что-то сломалось?

— Значит, нам придется ждать, пока починят. Вряд ли мы чем-то можем помочь, — ответила Гермиона, — разве что Рон может выйти и пристроиться сзади поезда, чтобы толкать его до самого Хогсмида.

За резкостью она пыталась скрыть нарастающее изнутри странно ощущение, даже не ощущение, а чувство узнавания. Она буквально физически воспринимала, как поезд окружило что-то, что воспринималось ею как вполне знакомое. Больше всего это ей напоминало ситуацию, когда берешь в руки флакон духов и чувствуешь ужасно знакомый запах, но никак не можешь вспомнить, где же ты его уже слышала. Так и тут, нутро одновременно скручивало от усиливающегося озноба, от которого леденели кончики ушей и клубился пар изо рта. И в то же время было ощущение, будто она из глухого, кишащими опасными тварями леса спряталась за каменной стеной безопасного дома. Мурчание кота стало громче.

— Как же холодно, — пробормотал Гарри, отходя от окна и прижимаясь боком к Рону, — надо было свитер из сундука вытащить, а теперь я его точно не достану.

— Набрось мантию, — посоветовала Гермиона.

С напряжением она следила, как противоречивое чувство усиливается. Прикрыв глаза, она поняла, что нечто уже в их вагоне и медленно скользит по узкому коридору. Следом за ним следовала и тишина — разговоры в купе замирали один за другим.

Шум открывающейся двери, испуганный слитный вздох, хлопок замка, и вот на одно замолчавшее купе стало больше. Было страшно. И не страшно одновременно.

Она опять напрягла зрение и смогла рассмотреть, как по двери начал расползаться иней, как на ручке прямо из воздуха наморозились мелкие иголки сосулек. Ручка повернулась медленно и со скрипом, как в дешевом ужастике, который она когда-то тайком от родителей смотрела с подружкой.

Она увидела… его.

Одна часть ее сознания скорчилась в ужасе, застыв перед воплощенным ужасом в кататоническом ступоре. Другая же забилась в дикой смеси любопытства и ликования. Ей нравилось существо, которая она видела. Тошнота подкатила под самое горло. Она не слышала испуганного возгласа друзей, не видела, как со своего места поднялся профессор Люпин и засветил неяркий Люмос. Она рассматривала существо перед собой, а оно, склонив голову, рассматривала ее и кота.

Мистер Бигглсуорт смотрел на высокую фигуру в драном плаще с любопытством и без малейшего страха, скорее как на привычный предмет интерьера. Мурлыканье стало еще громче, а Гермиона почувствовала, как его когти царапают ее бедро, когда кот начал ее уминать лапами, требуя ласки. Похоже, появление потустороннего монстра не считалось котом достаточной причиной, чтобы Гермиона перестала чесать его уши. Невозмутимость кота привела Гермиону в чувство.

«Ну не будет же Бигги так себя вести с кем-то опасным? Он наверняка знает, что это существо не причинит мне вреда».

Она посмотрела на существо с большим любопытством. Внезапно она поняла, что свет Люмоса профессора ей больше мешает, чем помогает. При свете он выглядел как очень тощий человек, укутанный с головы до ног в лохмотья. В темноте же она видела его бархатистый разлив чего-то темного и уютного. От него пахло морозом, железом и чем-то еще, сладковатым, смутно знакомым. Ей стало любопытно, что у него под плащом, и она уже думала протянуть к нему левую руку, чтобы потрогать его хламиду, как ее загородил профессор Люпин.

— Тут нет того, кого ты ищешь. Уходи.

Существо не двигалось и по-прежнему молчало. Остальным не было понятно, куда оно смотрит, только Гермиона понимала, что смотрит оно на нее и… ждет. Неужели оно ждет ее разрешения?

— Убирайся! — профессор выпустил из палочки пучок белых искр, как от бенгальского огня.

Гермиона вздрогнула вместе с существом и едва заметно кивнула монстру. Тот тут же скрылся за дверью.

— Странный у тебя кот, девочка, — профессор повернулся к ней и смотрел в ее глаза внимательно, с легким прищуром.

Гермиона покраснела, внезапно осознав, как странно все выглядело со стороны. Она сама понимала, что ее переглядывания с монстрам подозрительны. В голову не приходило ни одной связной мысли, но от ответа ее избавил Гарри, который застонал, схватился за шрам и потерял сознание.

* * *

Остаток пути Гермиона провела в задумчивости. На зубах вяз шоколад, которым накормил ее и друзей Люпин. Шоколадка была безвкусная, но, как ни странно, согрела, разогнав страшный потусторонний холод, который поселился в купе после прихода незваного гостя. Ее странный озноб только утих и снова накатил на нее после того, как профессор Люпин рассказал им, кто именно заходил к ним в купе

«И как только мне в голову могла прийти идея потрогать такую мерзость?!»

Тошнило, ломило в висках.

— Мисс Грейнджер, — к ней обратился Люпин, — не корите себя за реакцию на дементора. Они одни из самых страшных и опасных существ в мире. Ничего удивительного, что вы испугались.

Она бледно улыбнулась.

«Я хотела его потрогать!»

— Спасибо за поддержку, профессор.

Следующая странность ее ждала уже возле самоходных повозок. Сначала она подумала, что ей в глаз что-то попало, потому что между оглоблями она видела какую-то тень. Протерев глаза, она убедилась, что там пусто, однако стоило повернуться к ним левым боком, как она опять краем глаза начинала воспринимать серое облачко, формой похожее на лошадь.

«Мне нужно просто выспаться. Завтра этот кошмар закончится».

Гермиона вышла из кареты и оглянулась в поисках друзей.

— Слышали, оказывается, наш Поттер грохнулся в обморок, как трусливая девчонка, — до нее донесся голос Малфоя.

— Заткнись, Малфой, — Рон привычно вспыхнул яростью, — а не то я тебе рожу начищу до блеска!

— Ути-пути, какие мы храбрые, — продолжал насмешничать Малфой.

Стычка затихла сама собой, как только из кареты вышел профессор Люпин. Каким бы противным Малфой ни был, но ссорится со своим будущим профессором не собирался.

Не успела она зайти в Большой Зал, как ее и Гарри перехватила профессор МакГонагалл. Обменявшись приветствиями, она пригласила их в свой кабинет.

— Не волнуйтесь, вы успеете к началу Пира.

Зайдя в кабинет, она предложила детям сесть и первым обратилась к Гарри:

— Мистер Поттер, профессор Люпин сообщил мне, что вы потеряли сознание в поезде и, — она подняла руку, прерывая его протестующие восклицания, — и поэтому я прошу вас дать мадам Помфри вас осмотреть.

В дверь постучались, и вошла школьная медсестра. Гермиона не стала вслушиваться в перепалку, устроенную Гарри, который не хотел ложиться в больничное крыло, и мадам Помфри, которая настаивала, что последствия воздействия дементора несут слишком негативные последствия на хрупкий и истощенный организм. Перепалку прекратила профессор МакГонагалл, выставившая обоих за дверь и снова усевшаяся за свой стол.

— Итак, теперь займёмся вами, мисс Грейнджер.

Девочка тут же села еще более прямо, держа руки на коленях. Мистер Бигглсуорт тоже приосанился, не сводя с профессора голубых глаз. Профессор немного поиграла в гляделки с котом и снова вернулась к своей студентке.

— Я не считаю правильным то, что вы решились на такой академический подвиг, однако, полагаю, вы можете здраво оценить свои силы. Директор Дамблдор подал прошение в Министерство, и благодаря его ходатайству вам выделен для временного пользования Маховик Времени.

Она вытащила из ящика стола небольшую шкатулку и протянула ее девочке. Гермиона взяла шкатулку и с благоговением подняла крышку — внутри на мягкой войлочной подушке лежали песочные часики в латунной оправе и сложенный в четыре раза листок.

— Внимательно прочитайте инструкцию и запомните каждое правило. Если бы не ваша выдающаяся ответственность, я бы никогда не пошла на то, чтобы подобная вещь вообще пересекала порог Хогвартса.

— Спасибо, профессор МакГонагалл! — расчувствовалась Гермиона, тут же набрасывая цепочку на шею и пряча ценную вещь под блузку. — Я не подведу вашего доверия!

— Не сомневаюсь, мисс Грейнджер, — профессор скупо улыбнулась и еще раз смерила взглядом ее кота, — а теперь давайте поспешим — не хотелось бы пропустить Распределение в этом году.

Большой Зал встретил ее голосами собравшихся и стуком лавок, которые двигали студенты, рассаживаясь удобнее. Она задрала голову, желая полюбоваться эффектным потолком в зале, однако звездное небо было затянуто тучами, и Гермиона могла разве что насладиться серыми потоками воды, будто невидимый великан заливал Хогвартс из гигантского брандспойта. В замке было тепло и светло, Гермиона с облегчением стянула с плеч теплую кофту и устроилась рядом с друзьями за гриффиндорским столом. Ее кот, окинув взглядом сборище, презрительно фыркнул и отправился на поиски пропитания с таким видом, будто всегда тут жил и знает каждый уголок замка, впервые с момента их воссоединения оставив ее одну.

Гермиона чувствовала себя уставшей, в ушах звенело, да так громко, что она почти прослушала вступительную речь Дамблдора и не наблюдала за распределением, рассматривая приборы перед собой. Хотелось есть, да так сильно, что аж сводило живот. Она обвела языком зубы, собирая остатки шоколада и мечтая добраться до зубной щетки. Новости о том, что теперь дементоры будут патрулировать школу, ее не просто не обрадовали, а привели в настоящий ужас. Тот факт, что ей понравились и показались любопытными такие существа, заставлял ее сомневаться в своем здравомыслии.

«Нужно обязательно почитать все, что смогу найти про них в библиотеке. Наверняка должны быть описаны все возможные эффекты, которые эти монстры оказывают на волшебников».

Наконец-то появилась еда и голодные студенты отдали должное щедрому угощению. Домашние эльфы расстарались как никогда, желая порадовать замерзших и перепуганных подопечных. Внезапно Гермиона почуяла противный запах под носом и, скосив глаза, обнаружила полоску хорошо прожаренного бекона на своей вилке. Она так задумалась о дементорах и своем походе в библиотеку, что совсем не обратила внимания, что за гадость чуть не положила в рот. На тарелке среди зелени и овощей обнаружилось еще три такие полоски.

— Рон! — Гермиона швырнула вилку, — ну сколько можно?!

— Да о чем ты? — поднял от тарелки веснушчатое лицо друг.

— Я же тебе много раз говорила, что мясо я не ем! Зачем ты опять мне подкладываешь в тарелку всякую гадость?

— Гермиона, ты что, головой ударилась, пока шла от МакГонагалл? — Рон смотрел на нее с прищуром. — Мне нет дела до твоей тарелки.

— Гарри! — Гермиона раскраснелась и повернулась к другу.

— Я ничего не видел, Гермиона, — извиняющимся голосом ответил он, возвращаясь к своей еде.

— Может, когда твой мозг отключается, твое тело просто пытается выжить, пока ты не видишь? — пошутил Рон.

— Дурак! — Гермиона встала, решив не оставаться на десерт. — И шутки у тебя дурацкие.

Рон пожал плечами и буркнул что-то саркастичное.

Уже лежа в своей кровати и закутавшись зимнюю пижаму, Гермиона попыталась вспомнить тот момент, когда обнаружила в тарелке мясо. Кажется, Рон был прав, и она зачем-то левой рукой сама себе его положила. Блюдо с прожаренными полосками как раз стояло между нею и Гарри.

«Какой странный день. Хорошо, что он наконец-то закончился».

Под руку ей протиснулся Мистер Бигглсуорт и замурлыкал, уминая одеяло лапами. На его носу Гермиона увидела пятно сливок, которые пронырливый кот явно стащил на кухне. А может, кто из домашних эльфов расстарался для фамильяра.

Гермиона заснула.

Кот смотрел на синие искры из-под ее век и оглушительно мурлыкал.

* * *

В Ледяной Короне третий день бушевал снежный буран, и немало в нем было гнева самого Короля-Лича. У него было немало ценных слуг. Которыми он дорожил. Но бесценным был только один — Кел’Тузад. Некромант, как никто другой доказавший свою верность лично Королю-Личу и не склонившийся перед волей Легиона, был убит, однако…

Король-Лич закончил колдовство и вышел из заклинательной комнаты. По всему выходило, что его изворотливый друг смог избежать окончательной смерти. Очередной раз. Однако это не отменяло печального факта того, что он не смог удержать Наксрамас и был развоплощен корпусом паладинов во главе с печально известным среди нежити Зосимой Палиносом.

«Нужно было выкрасть его сына и превратить в рыцаря смерти, да приставить его куда-нибудь к Разувию на побегушки. С удовольствием полюбовался бы на семейную встречу».

Его путь лежал вниз, к основанию его цитадели. Королю-Личу хотелось лично побеседовать с главной заместительницей Кел’Тузада. Конечно, было бы куда проще призвать ее на аудиенцию, но находиться на пике Крепости во время бурана не хотелось даже ему. Да и он испытывал странное удовольствие, прогуливаясь по широким, с виду пустынным залам и коридорам его творения — Цитадели Ледяной Короны, что возвышалась над миром на самой высокой горе замороженного материка.

Войдя в покои лича, он с удовольствием застал конец проповеди Леди. Она как никто другой умела подбирать слова и упражняться в софизмах, выворачивая даже самые, казалось, очевидные истины наизнанку. Как-то Кел’Тузад признал в приватном разговоре со своим господином, что если бы Культ Проклятых создавала именно Леди Смертный Шепот, при жизни — Мариса Суррэй, то под натиском ее красноречия пало бы куда больше душ, чем удалось достигнуть ему. Из уст лича это было высшей похвалой.

Как только Леди его заметила, тут же склонилась в глубоком, полном почтения поклоне. Смертные претенденты на возвышение в немертвые слуги распростерлись ниц.

— Леди, — Король-Лич слегка кивнул ей, позволяя разогнуться, — разгони паству.

Повинуясь едва заметному движению костяного пальца, вся ее свита мгновенно испарилась из покоев.

— Для меня честь встречать господина. Чем могу служить?

— Леди, я хочу услышать твое мнение по поводу смерти Кел’Тузада.

— Эти ничтожные крысы посмели осквернить…

— Давай без словоблудия, паства разошлась, — Король сел на ее трон, наблюдая за личом, что парила над полом в нескольких шагах от него.

Леди была хороша при жизни, смерть же сделал ее бесподобной. Изящный костяк был укрыт ладно скроенными паучьими шелками, череп венчал убор верховной жрицы Культа Проклятых. Тело обвивали цепи господства, что подчиняли ее душу, саму ее немертвую суть только ему. А сколько смертоносной грации было в ее движениях, в ее боевом стиле. Уступая Кел’Тузаду в чистой мощи, она виртуознее и тоньше влияла на разум любого разумного, вплетая в его мысли на одном только личном контроле установки новой веры.

— Мой господин, Наксрамас захвачен презренными смертными, и я не имела возможности лично изучить место гибели Кел’Тузада. Однако, прорицая через тени в поисках его духа, я не нашла следов, что он ушел за Грань.

— Хочешь сказать, что его дух где-то бродит?

— Точно не в Азероте, мой господин.

Король-Лич задумался, постукивая закованными в латы пальцами по подлокотнику кресла Леди. Лич терпеливо ждала, не смея прерывать его размышлений.

— Кел’Тузад нужен мне тут. Наксрамас рано или поздно вернется под контроль Плети, и нет лучшего его владельца, чем он. Что тебе нужно, чтобы найти моего лича и вернуть его к служению?

— Если господин позволит, я бы хотела обратиться за помощью к Лана’Тель с ее Сай'лейн.

— Почему ты не привлекла ее раньше?

Леди склонилась ниже:

— Мой господин, мы с ней равны в статусе, и я не могу отдавать приказы ее слугам.

— Что ж, я услышал тебя. Обратись к ней — она не посмеет отказать.

— Слушаюсь.

* * *

Боль…. Боль… Терзающее страдание, что дробит душу на осколки, обрывки и лохмотья…

Опять боль…

Кто я?... Что я?...

Боль… Страдание… Разложение души...

Эхо ослепляющего Света, тошнотворного в своей чистоте. Цепи господства, что вырвали из немертвой плоти….

Боль… Страдание… Тьма…

Куда-то тащит и волочит, обивая исстрадавшимся духом все острые углы мироздания.

Запах живого тела приманивает. Пахнет добычей и едва уловимым ароматом арканы. Кинутся, слиться, спрятаться от холодного ветра вечности что уносит… несет…

Спрятаться, укрыться… Набраться сил, вознестись опять в своей смертоносности.

Что-то стучит, монотонным гулом вбиваясь в бесконечно болящий разум.

Тук. Тук. Тук. Тук. Тук. Тук.

Тошнотворное биение. Такое знакомое.

Сиплый звук, похожий на сквозняк. Дыхание?

Ритмично. Свист. Стук.

У меня опять живое тело? Фу, какая мерзость.

Боль… Страдание… Проблески сознания, что скрепляются волей в единый разум. Пробуждение разума.

Кто я? Я — Кел’Тузад.

Что я? Верный слуга Короля-Лича.

И я вернулся, дабы служить своему Господину!

Утреннее солнце осветило башню Гриффиндора, и его лучи-разведчики украдкой проскользнули между неплотно задернутых карминовых штор. Лучи ползли неторопливо, со стены на комод, поиграв на гранях какого-то флакончика с девичьими нужностями, побежали дальше на кресло. На кресле лежала беля рубашка, разбросав рукава, как крылья. Гриффиндорский алый с золотом галстук небрежной лентой свисал с подлокотника. Лучи двинулись дальше, с любопытством рассматривая вернувшихся девчонок. Пройдясь по встрепанным макушкам, последними солнечные лучи запутались в упругих кудряшках. Им потребовалось время, чтобы растопить иней на ресницах и разбудить спящую девочку.

— Апчхи!

Гермиона села, сонно потирая глаза. На одеяле она обнаружила мертвого жука и брезгливо отлеветировала его на пол.

— Мр-рмяуф! — ее кот зевнул и потянулся, потом спрыгнул на пол и показал ей, где находится дверь из спальни.

— Выпустить тебя?

— Мр-ря!

Гермиона опустила ноги на пол и, зябко поджимая пальцы, метнулась к двери, чтобы выпустить Бигглсуорта на утренний променад.

— Можно потише? Такая рань! — раздраженно подняла голову с подушки Браун.

— Извини, — шёпотом ответила Гермиона и тихонько прокралась в ванную.

Гермиона любила вставать раньше всех. Утром в гостиной почти никогда никого не было, и она могла спокойно и вдумчиво проверить с вечера собранную сумку и что-нибудь повторить перед предстоящими уроками. Поскольку сегодня был первый день и домашней работы пока еще не было, Гермиона устроилась в уютном кресле и вытащила одну из своих книг. Под руку попались «Основы магического черчения», и она с удовольствием погрузилась в зубодробительный текст, больше напоминающий инструкцию по сборке магической версии «Звезды смерти».

— Доброе утро! — в гостиную спустился Гарри.

— Привет! — девочка ему улыбнулась. — Ты сегодня рано встал.

— Не спалось, — смущенно признался мальчик, — дрянь всякая снилась.

— Бывает, — ответила Гермиона и захлопнула книгу, — думаю, утренний чай все исправит.

— Рон еще не встал.

— Тогда я пойду первой, — быстро ответила Гермиона. После того, как она несправедливо на него набросилась из-за несчастного бекона, она чувствовала себя глупо. Хотя по справедливости нужно было бы извиниться. — Я не хочу опаздывать в первый же день только из-за того, что он проспит завтрак, а мы будем его ждать.

Гарри еще раз широко зевнул и кивнул.

Мальчишки появились в Зале только тогда, когда Гермиона уже закончила свой сытный завтрак и отдавала должное чаю. После того, как вчера она ушла спать без десерта, ее живот был на диво пустой и стребовал двойную порцию омлета и еще один ломтик тоста с апельсиновым джемом. Слизывая со своей ложки остатки джема, Гермиона поймала себя на том, что рассматривает тарелку с нарезанной тонкими ломтиками колбасой.

«Да что это такое!»

Она перевела взгляд на сидящего напротив Рона и, пересилив себя, сказала:

— Извини, Рон. Я вчера погорячилась.

— Все нормально, — ответил он с набитым ртом, — это у тебя от голода мозги отключились. Бывает.

Гермиона пожалела, что извинилась.

— У тебя они и не включаются, судя по всему! — она обижено поджала губы и уткнулась в свое расписание.

— Дай-ка, — Рон протянул руку и выхватил листок из ее рук, — посмотрим, что ты себе на выбирала.

— Отдай!

— Ой, — он проигнорировал ее требования, — у тебя тут какая-то ошибка. По твоему расписанию выходит, что у тебя десять уроков за день.

— Мы с профессором МакГонагалл обсудили мое расписание, так что ошибок там нет. Отдай! — она потянулась к своему расписанию, но Рон его не отдал.

— Интересно, а как вы согласовали сразу три урока на одно и то же время?

— Не твое дело.

Гермиона выхватила бумажку и затолкала в свою сумку.

— И вообще, мы уже опаздываем — Прорицание у нас первым уроком и скоро начнется.

— До урока еще почти полчаса, — удивленно поднял брови Гарри.

— Класс прорицания в Северной Башне, а это на другом конце замка, — ответила Гермиона, которая уже встала и нетерпеливо теребила ремень сумки, — мы не знаем дороги и идти далеко. Так что пошевеливайтесь.

— Гермиона сегодня злая, — буркнул Рон, торопливо запивая свой сэндвич чаем и поднимаясь с места, еще жуя.

— Эй, Поттер! — донесся голос Малфоя из-за Слизиринского стола. — У тебя за спиной кто-то стоит.

Гарри обернулся и едва увернулся от махнувшего перед самым его лицом мантией Гойла.

— У-у-у, страшный дементор сейчас съест твою печень, — противным голоском затявкала Панси Паркинсон.

— Не обращай на них внимания, — неожиданно спокойно сказала Гермиона, придерживая друга за плечо, — шавки гавкают, а караван идет.

— Ты что вякнула, грязнокровка?! — набычился Гойл, нависая над девочкой и небрежным жестом оттирая худого Поттера в сторону.

Гермиона посмотрела в его маленькие глазки, чувствуя подкатывающую к горлу ярость и гнев.

«Как смеет такое ничтожество даже смотреть на меня!»

Гойл почему-то стушевался и попятился.

Гермиона еще мгновение сверлила его взглядом, а потом повернулась к не успевшему даже громко возмутиться Гарри.

— Идемте, не будем терять время. К тому же, — она наклонилась к уху Гарри, — Снейп смотрит. Нам проблемы не нужны.

Как и предсказывала Гермиона, дорога до Северной Башни заняла много времени, и им даже пришлось просить помощи у портретов, а ведь далеко не все изображенные на них люди были готовы им помочь.

Поднявшись по лесенке, Гермиона огляделась и поняла, что воодушевление ее начинает покидать. Класс оказался круглой комнатой, завешанной пестрыми занавесками и с хаотично разбросанными на полу пуфиками вокруг. Под стеной стояли разномастные шкафы, набитые хрустальными шарами и чайными сервизами. То, как стояли все предметы на полке, позволяло сделать вывод, что дверцы лучше не открывать, если не хочешь лавину стекла себе на голову. Окна были тщательно занавешены тяжелыми шторами, которые давно стоило как следует вытрясти и постирать. Гермиона непроизвольно попыталась начать дышать ртом, когда нос оказался атакован тяжелым духом благовоний. Курильницы с едким дымом стояли на каждом столе. И все это великолепие освещалось тусклыми лампами под запыленными абажурами.

«Кажется, это будет немного не то, что я себе представляла», — подумала девочка, пристраиваясь между своими друзьями за столиком и вытаскивая из сумки «Прорицание для начинающих». Все, что она пока что видела вокруг себя, до боли напоминало ей, как она когда-то с родителями попала на городскую ярмарку, устроенную в честь приезда одного из последних бродячих цирков. Как и любой уважающий себя цирк, они имели в своей труппе и прорицательницу. Гермиона до сих пор помнила тот едкий приторный запах ее шатра, заунывный речитатив и длиннющие ногти, выкрашенные в красный, что постукивали по видавшему лучшие дни хрустальному шару. Прикрыв глаза и немного напрягая воображение, Гермиона легко могла представить себя снова на той ярмарке. Осмотревшись по сторонам, она так и не поняла, где их учитель.

— Приветствую вас, мои юные ученики, — внезапно раздался голос откуда-то из угла, и из-за занавесок выплыла… еще одна занавеска в очках. — Я рада видеть вас в физическом теле, ибо даже внутреннее око утомляется прорицать духовное.

Усевшись рядом с камином в большое кресло, занавеска поправила шаль тонкой ручкой и продолжила тем же самым потусторонним, будто не от мира сего голосом:

— Меня зовут профессор Трелони, и я попытаюсь сделать все, чтобы снять пелену с вашего внутреннего ока.

Гермиона напряглась, вслушиваясь сквозь нарастающий внутренний протест в монолог профессора, которая вовсе не выглядела профессионально, о важности и нужности Прорицаний в жизни волшебников. Гермиона даже в самом страшном сне не могла себе представить мир, где разглядывание чайной заварки может оказаться нужнее и полезнее, чем, скажем, Чары. А после ее высказываний о здоровье бабушки Невилла Гермиона не выдержала и подняла руку.

— Да, милочка? — захлопав глазами, обратилась к ней профессор Трелони.

— Профессор, скажите, а вы практикуете «холодное чтение»? — невинным голосом спросила Гермиона.

— Разумеется, — с важным видом кивнула профессор, — холодное чтение — это одна из способностей пророка, которая дается не каждому. Это редкий дар, который позволяет читать на морозных узорах будущее.

Гермиона нахмурилась и опустила руку. А после того, как Трелони сказала заметно нервничающему Невиллу о том, что он разобьет чашку, Гермиона не выдержала и наложила приклеивающее заклятье на его руки.

— Милочка, чашки иногда бьются, ничего страшного, — любезно заметила профессор Трелони, — но я даю вам один балл за то, что вы спасли мой любимый сервиз.

Невилл пытался отлепить от руки намертво приставший фарфор. Кто-то с тихим смешком помог ему, тихонько шепнув «фините».

— Спасибо профессор. Скажите, а разбил бы чашку Невилл, если бы вы ничего не говорили?

Класс притих. Гарри с недоумением посмотрел на нахмуренную Гермиону, которая непривычно дерзко себя вела. Ее обычное уважение перед каждым профессором, даже таким мерзким, как тот же Снейп, будто растворилось в ледяном омуте.

— Отличный вопрос, — пропела Трелони, — я вижу, что вы напишите прекрасное эссе на тему «Имеет ли пророк право молчать?»

— То есть вы видите мое ненаписанное эссе и находите его прекрасным? — уточнила Гермиона.

— Разумеется, вижу, — кивнула профессор.

— Тогда можно я не буду его писать, раз вы его уже оценили по достоинству?

Класс затих. Гермиона почувствовала внезапно ускорившийся пульс.

«Какая дерзость, Мерлин, что я себе позволяю?!»

Трелони зависла, открывая и закрывая рот. Наконец, она все же смогла придумать ответ и улыбнулась.

— Увы, но кроме меня его никто не видит, а мне бы хотелось поделиться вашей прекрасной работой с коллегами. Жду эссе к следующему четвергу. Итак, класс, прошу вас, пейте чай и разливайте заварку по блюдцам.

Гермиона раздраженно пила из своей чашки, жмурясь и кривясь — профессор явно не пыталась найти хорошую заварку для обучения своих студентов, и вкус напитка больше напоминал старый веник.

— Гермиона, что на тебя нашло? — шепнул Рон, перегнувшись через стол.

— Извини, Малфой с утра разозлил, — ответила девочка, листая книгу и пытаясь решить, насколько коричневая клякса похожа хоть на что-нибудь. Она никогда не была сильна в парейдолии.

Выслушав еще несколько абсурдных, как ей казалось, предсказаний Трелони, Гермиона опять подняла руку.

— Да, милая? — с натянутой улыбкой подошла к ней профессор и заглянула в ее блюдце. — Ох, я вижу мертвого духа, что хочет поработить вас. Вам стоит быть осторожнее, дорогая.

Гермиона опустила руку и медленно сказала:

— Простите, но вы называете предсказаниями заведомо не проверяемые утверждения.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Трелони, со звоном многочисленных браслетов, складывая руки на груди.

— Все эти смерти, замечания о здоровье людей, которых нет рядом и которых никак нельзя спросить о их самочувствии. Вот это все проверить нельзя. Значит ли это, что Предсказание — это по большей части угадывание?

Трелони улыбнулась и, протянув руку, погладила девочку по голове.

— Я вижу, что твоя аура слишком слабая, чтобы твое внутренне око пробудилось. Не расстраивайся, что ты в чем-то не так одарена, как другие. К сожалению, я не всем могу помочь стать полноценным волшебником.

Гермиона сбросила ее руку и встала из-за стола. Чувствуя скрестившиеся на ней взгляды, она сказала так тихо, что услышала только Трелони, и может быть, Гарри, что ловил каждое ее слово:

— Простите, но, похоже, пробуждению моего «внутреннего ока» мешает критическое мышление.

И вышла из класса, даже не пытаясь забрать книгу. Решение она приняла мгновенно.

«Я не собираюсь тратить драгоценное время учебы на эту… шарлатанку!»

Только выйдя из класса, Гермиона с внутренней дрожью провернула маховик первый раз и отправилась на магловедение.

Гарри и Рон увидели Гермиону возле класса Трансфигурации, о чем-то беседующей с профессором МакГонагалл. Подруга стояла красная, еще немного — и пар пойдет из ушей. Подкравшись ближе, они услышали обрывок разговора.

— Что ж, мисс Грейнджер, это было ожидаемо, — по сухим губам декана Грифиндора скользнула понимающая усмешка.

— Можно ли мне заменить эти два предмета чем-то более… — она немного замялась и продолжила: — Нормальным.

— Например?

— Я была бы счастлива записаться на расширенный курс Чар к профессору Флитвику.

— Это для четверокурсников.

— Или к вам на факультатив по трансмутации.

— Этот факультатив только для последних курсов и только для тех, у кого выбраны продвинутые Зелья с Алхимией.

— Ну пожалуйста!

— Мисс Грейнджер, я бы советовала бы вам закончить неделю и еще раз здраво оценить все выбранные вами предметы. Возможно, вы к выходным сделаете еще какие-то правки, и тогда мы обсудим ваше расписание. А теперь идите в класс.

— Да, профессор МакГонагалл.

Усевшись рядом с подругой, Рон толкнул ее локтем, вырывая из задумчивости.

— Гермиона, тебя что, твой жуткий кот покусал? Я думал, еще немного, и ты накинешься на профессора.

— Я с трудом себе представляю, каким образом профессор Трелони получила свою степень, — огрызнулась Гермиона, с головой зарываясь в учебник.

По сравнению с полным разочарованием и появлению странных сомнений после посещения обожаемой до этого дня Нумерологии, Гермиона отдавалась классу Трансфигурации как никогда. Она и раньше работала за весь курс на уроках любимого учителя, но сегодня ее голова рождала целые гроздья дополнительных вопросов, которые раньше никогда бы не могли прийти ей в голову. В какой-то момент профессор поняла, что слишком сильно сосредотачивается только на одной студентке, и просто дала Гермионе список из нескольких дополнительных книг по интересующим ее темам. Отвратительное утро было полностью исправлено любимым делом, и на обед Гермиона пришла уже совершенно счастливая. Список из десяти новых книг приятно похрустывал в ее кармане.

Правда, хорошее настроение продержалось недолго, ведь Рон не смог сдержаться и начал зубоскалить по поводу ее выступления на Прорицаниях.

— Рон, не смотря на то, что ты мой друг, но, видит Мерлин, я тебя сейчас ударю, — Гермиона швырнула учебник по Нумерологии, который как раз пыталась читать, чтобы понять, почему любимый предмет вызвал сегодня столько внутреннего неприятия. Нет, все расчеты, которые она выполняла на уроке, как всегда успокаивали, погружая ум в приятное состояние сосредоточенности, но вот ощущение того, что она занимается чем-то бесполезным, которое появилось в ней после Прорицаний и Магловедения, никуда не девалось.

— Да ты просто психуешь из-за того, что в чем-то ты не лучше всех, — пожал плечами мальчик, отправляя в рот ложку с супом, и, не прожевав, продолжи: — Просто признай, что быть чуть хуже остальных — это нормально.

— Я не собираюсь притворяться, что рассматривание отвратительной жижи на блюдце имеет какой-то смысл. Так бездарно тратить свое время могут только тупицы или лодыри.

От хорошего настроения не осталось и следа. И происшествие на первом уроке Хагрида так и вовсе превратило первый учебный день во что-то плохое.

Как бы она ни тревожилась за Хагрида, но десять уроков за день равняется, даже с учетом уже отброшенных, Прорицаний и Магловедения, восьми домашним заданиям. Она со всей отдачей погрузилась в работу, обложившись учебниками и конспектами. Кропотливые расчеты по Нумерологии она закончила еще во время обеденного перерыва, так что сейчас корпела над дополнительным эссе по Трансфигурации. Иногда она поднимала голову от своей работы и напоминала друзьям, что домашка сама себя не сделает, а завтра будут новые уроки и новые задания, и если они не хотят все выходные провести за книгами, то должны сосредоточится. Мальчики уныло кивали, соглашались и снова принимались за учебу, но то и дело подходили к окну, поглядывая в сторону Запретного Леса.

— Ой, смотрите, у Хагрида наконец-то свет зажегся. Нужно его проведать! — Гарри позвал друзей.

— Гарри, ты видел, который час? — Гермиона озабоченно посмотрела стоящие на каминной полке часы. — Скоро отбой.

— Если мы выйдем прямо сейчас, то точно успеем, — сказал Рон, захлопывая учебник и сгребая свитки в неряшливую кучу, — Хагрид наш друг, мы обязаны его проведать.

— Рон, на улице уже стемнело, — Гермиона не выпустила из рук пера, лишь проверила, чтобы на ее эссе не натекло чернил с его кончика.

— Да чего нам бояться? — легкомысленно ответил вместо него Гарри, тоже убирая учебники в сумку. — Блэк не сможет пройти мимо дементоров, так что мне ничего не угрожает. Или ты их боишься так, что не хочешь выходить из замка?

«Я боюсь того, что не боюсь их так, как следовало!»

— Я не пойду, — хмуро ответила Гермиона, снова склоняясь над свитком, — Хагрид мой друг не меньше чем ваш, но, видит Мерлин, ничего не случится, если мы проведаем его завтра сразу после уроков, пока еще будет светло.

— Не волнуйся, Гермиона, — Рон ухмыльнулся, — мы не скажем Хагриду, что эссе по Трансфигурации тебе важнее, чем он.

Гермиона скрипнула зубами и отвернулась. Ей очень хотелось с ними, но она не могла себя заставить выйти в ночь туда, в темноту. Чтобы вдруг не почувствовать их снова. Ощущение морозного холода, бархатистой темноты и чего-то сладко-железного вызывало слишком сильное чувство… чего-то.

— Какая же ты задница, Рон, — буркнула Гермиона, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы.

* * *

Забкази подпер подбородок ладонью, пока сестра возилась за его плечами, выплетая его жесткие синие волосы в ритуальную прическу. Циновка, которая обычно прикрывала выход, была отброшена в сторону, и он мог видеть, как на площадке перед домом его семьи его родители разговаривают с Мурга’Джа главным среди темных охотников. В хижине витал крепкий запах полыни, дурмана и вороньей ягоды. Откуда-то с улицы тянуло дымом и ароматом жарящегося мяса. В его животе заурчало — с рассвета ему запрещено было есть. Голод не улучшал настроения, и Забкази недовольно шипел, когда Сатуга слишком сильно перетягивала косицы кожаными ремешками с бусинами и амулетами.

— Когда лоа растерзают тебя, я заберу твои джу-джу, что сделала Джига’Атал.

— Когда я пройду испытания и получу взрослое имя от лоа, то вернусь и обрею тебя наголо, противная ты девчонка.

Согнувшись, чтобы протиснутся в слишком низкую дверь, вошла высокая женщина-тролль и посмотрела на сидящих перед ней подростков. Взгляд ее был суровым, губы сердито сжаты, однако за напускной строгостью она пыталась скрыть беспокойство.

— Сатуга, сколько можно копаться? Забкази должен быть давно заплетен.

Она опустилась на колени с другого бока тролля и тоже взялась за его прическу, выплетая косицы на висках, убирая волосы от скуластого лица подальше.

— Он все время вертится, ма! — возмутилась девушка и умышленно дернула сильнее синюю прядь.

Забкази зашипел, но промолчал. Сегодня ночью у него заберут имя и отторгнут от племени, потому что он захотел стать Темным охотникам. Лоа должны испытать его, проверить его душу и силу и даровать ему взрослое имя. Если повезет, то он понравится кому-то из старших духов-охотников и сможет сразу связать себя с ним душевным договором. Вот было бы здорово.

Сатуга опять дернула его за волосы. Нет, она вовсе не хотела причинить брату лишнюю боль, просто боялась за него. Брат Дурзы не вернулся из леса, когда решил попытать счастья с лоа. А у Заиры, ее тетки, пропал сын. Сатуге было страшно за Забкази, хотя они всю свою жизнь ссорились и соперничали. Но если Бвонсамди его заберет, то кто будет соревноваться с ней в ловле крабов? С кем она сможет как следует подраться на костяных ножах или поохотиться на дурных ящерков? А кто поможет ей воровать вяленое мясо у самой Джиги’Атал? Сатура закусила щеку изнутри, чтобы перестать тихонько поскуливать. Кончики ее ушей, еще не украшенные чин-чин’деваша⁽¹⁾ были поджаты и подрагивали.

Мать плела его быстро, и в четыре руки она быстро управились.

— Пора.

Забкази поднялся, распрямляя не по годам рослое тело, и твердо вышел к костру, что успел разложить Мурга’Джа. Провожать его собралась вся деревня. Все молчали и смотрели насторожено.

«Я получу достойное взрослое имя, не будь я сыном Дурзана Сиам-Куаше⁽²⁾!»

Подошла Джига’Атал. В руках она держала деревянную плошку с белой глиной.

Забкази разделся, оставив только набедренную повязку, и опустился перед зульфи на колени, закрывая глаза. Знахарка запела, ее поддержали костяная флейта и барабан. Племя тоже запело поминальную песню. На их глазах умирал ребенок, и только от него зависело, сможет ли он родиться взрослым. Молодой воин почувствовал, как по лицу скользят ласковые прикосновения знахарки, размазывая холодную жижу по коже, вычерчивая траурные знаки. Последним она порезала себе палец и оставила метку на его лбу, что должна была привлечь взгляд Бвонсамди.

— Иди, хиланг-мага⁽³⁾, тут тебе нет места. И запомни, что ты не имеешь права взывать к лоа, пока не напьешься.

Все разом отвернулись и стали расходиться. Забкази открыл глаза и поднялся на ноги. На мать и сестру он не смотрел, разворачиваясь и уходя в ночные джунгли без оружия и пропитания. Если лоа будет угодно, он дойдет до сердца острова к древним руинам и напьется отравленной воды из каменной чаши. Если лоа будет угодно, то после этого он попадет на порог Той Стороны и сможет показать силу своего духа. Если лоа будет угодно, то он проснется взрослым и с новым именем и вернется домой, чтобы обрить засранку сестру налысо.

Забкази смог добраться до руин не за день, как бахвалился, а за две недели. И это ему еще повезло, что он смог найти чей-то потерянный нож. Хотя причем тут везенье — лоа было угодно оказать ему помощ. Белая глина иссохла и осыпалась, оставаясь лишь серыми полосками в глубоких складках кожи над бровями и возле ушей. На охоту он почти не тратил времени, наслушавшись от старших мужчин о том, что мертвую воду пить лучше на пустой живот.

«Так легче, — говорили они, — меньше кишки гореть будет. Сам увидишь». Забкази им верил и ел разве что то, что попадалось под ноги — ягоды, грибы, глупо рискнувшему пересечь его дорогу полоза. Когда ему казалось, что живот окончательно прирос к хребту, а слюна уже капала даже при виде отвратительно выглядящих многоножек, он увидел в уютной впадинке между корнями трухлявого дерева целую семейку грибов-зулунгов.

На мгновение он даже глазам своим не поверил — зулунги были большой редкостью и ценились за целебные свойства. А вкуснее гриба лоа точно не создавали. И все это только ему. Забкази трясущими руками осторожно срезал один гриб за другим, стараясь не повредить ценную грибницу и отправлял в рот. Правду говорили — вкуснее грибов не было! Слопав все пять штук, он почувствовал приятную сытость, которую не дал бы ему и кусок хорошо прожаренного хвоста ящера.

Преисполненный наполняющей его радости, он пружинистой походкой пошел дальше. Руины возникли перед ним внезапно, будто призрак. Поколебавшись, стоит ли идти прямо сегодня, пока в животе булькали грибы, или стоит подождать до завтра, Забкази все же не утерпел. Уж очень хотелось новое имя. А раз он сюда все же дошел, значит, лоа он все-таки нужен.

После первого глотка ему показалось, что это просто слегка подтухшая дождевая вода. После второго он понял, что она все-таки как-то странно горчит. На третьем он понял, что в чашу капает кровь из носа. На четвертом мир вокруг закружился. После пятого он упал, рассекая лоб об острый алтарный камень.

* * *

— Ну, и где он? — Бвонсамди раздраженно переступил с ноги на ноги и осмотрелся. — Старушка говорила, что скоро за именем придет вполне достойный мальчишка.

— Наверно, не дошел, — пожала плечами удивительной красоты женщина-тролль в белых одеждах и с гирляндой из белых цветов на шее.

— Не говори глупостей, Лакоа, — фыркнул Бвонсамди и уселся на землю, безжалостно сминая хрупкие белые цветы, которые устилали поле, сколько хватало глаз, — если бы не дошел, то я бы об этом уже знал.

— Но мои дети сказали, что мальчик уже напился мертвой воды.

— Да? — лоа могил вытащил трубку и закурил. — И много выпил?

— Пять глотков.

— Ох-хо, — хохотнул лоа, прикусывая острыми зубами костяной мундштук, — молодец. Ну, раз напился, то где он?

— Откуда такой интерес, Бвонсамди? — удивилась лоа исцеления. — Сколько детей идут сюда за взрослым именем, и ты почти никогда не приходил лично.

— Да понимаешь, — он смущенно запустил костлявые руки в спутанную черную гриву, — не хочу этого признавать, но тут редкий случай, когда у меня должок перед его отцом.

— Да? — лоа аккуратно подобрала свои белые одежды и грациозно присела рядом с Бвонсамди. — И чем тебе так услужил Дурзан?

— Унес мои кости, когда племя покинуло берега старого дома.

— О, — Лакоу протянула руку и Бвонсамди вложил трубку в ее изящную ладошку. Она глубоко затянулась. — Это, конечно, дело. Так что, возьмешь мальчика в Темные Охотники?

— Возьму, — кивнул лоа могил, перебирая нитку обсидиановых бус на своей шее, — если дойдет. Да где же он?

— Может, пора поискать? — Лакоу не торопилась возвращать трубку ее хозяину.

— Да куда он денется-то? — пожал плечами Бвонсамди. — Мимо нас точно не проскочит.

Задул ветер, шевеля изящные лепестки.

— Ветер? — удивилась Лакоу. — Тут?

Бвонсамди встал и ссутулился. Его глаза загорелись потусторонним светом. Он чувствовал гостей, которых быть тут не должно.

На них упала грандиозная тень. Лоа поднялась с земли и отряхнула юбку от налипших стеблей.

— Приветствую вас, духи. Меня зовут Лакарира, я младшая дочь Изеры Хранительницы Изумрудного Сна.

Перед ними опустился на землю изящный зеленый дракон.

— Что, серьезно? — Бвонсамди сунул в зубы трубку. — Ты что тут забыло, чешуйчатое?

Драконица переступила лапами, уминая цветы, и как-то немного растеряла свой грозный вид. Общаясь только со смертными, она привыкла к более трепетному отношению к ее драконьей персоне.

— Как ты смеешь, ничтожный, так говорить со мной? — попыталась придавить авторитетом она.

— Ты не у себя дома, милочка, — спокойно ответила Лакоа, поглаживая цветы на своей шее.

Дракон фыркнула и решила говорить прямо. Находиться так близко к Той Стороне ей было не комфортно. Лучше скорее выполнить поручение матери и вернутся домой.

— Значит так, к нам в Изумрудный Сон занесло вашего.

— И? — удивленно подняла брови Лакоу. — Вы хотите отдать его тело нам?

— Нет, — замотала головой Лакарира.

— Уже съели? — ехидно спросил Бвонсамди.

— Нет! Мать отправила меня спросить, сильно ли вам нужен очередной Темный Охотник?

— А с каких пор Матриарх Зеленых Драконов интересуется троллями? — удивился лоа.

— Видите ли, ваш тролль ввалился в Изумрудный Сон в совершенно невменяемом состоянии и устроил там переполох.

— Ну так убили бы, — пожала плечами Лакоа, — жалко его, конечно, но такова жизнь.

— А он же мертвой воды налакался, так что в большей степени он тут, а не у нас.

— О? — округлила ротик Локоа.

— Матушка, конечно, сначала рассердилась, но, присмотревшись к нему внимательнее, заметила, что хоть тролли и не наши любимые дети, но конкретно у этого очень интересный друидический дар. Матушка спрашивает, не против ли вы уступить мальчика нам?

— О? — клацнул зубами Бвонсамди, — Изера хочет отобрать у меня паству?

— Нет, — замотала головой Лакарира, — нет! Мы не против, чтобы мальчик принадлежал Той Стороне, просто… тролль-друид, по мнению Матушки, — это забавно.

— Не замечал за Изерой любви к аномалиям.

— Ей просто понравилась его смелость, — вздохнула дракон, — мальчик, похоже перепутал зулунги с бальгангами.

— Хе-хе! — скрипуче засмеялся Бвонсамди, — и запил все это мертвой водой.

Лакоа тоже засмеялась, прикрывая рот ладошкой. Бальганги были похожи на зулунги, вот только знахари лечили ими бесплодие в тролльских семьях.

— Любопытства ради, — отсмеявшись Лакоа, обратилась к пофыркивающей дракону, — много съел?

— Целую грибницу.

На границе с Той Стороной осыпались цветы от смеха бессмертных.

* * *

— Забкази! Забкази, чтоб тебя лоа драли!

Молодой друид выскользнул из объятий жрицы любви и выглянул на улицу. Под окном публичного дома Даларана стояла Джига’Атал и упирала руки в бока.

— Чего тебе, уважаемая зульфи? Солнце только встало!

— Забкази, ты себе уже все мозги вытрахал или что? Вытаскивай свою друидскую задницу и неси ее бегом сюда. Мы должны были вылететь еще затемно в храм Драконьего Покоя, а я вместо того, чтобы нормально позавтракать, должна была тебя по всем шалманам искать.

Забкази скоро собрался и выпрыгнул через окно, еще в полете превращаясь в гигантскую кошку. Джига’Атал тут же ухватила его за ухо и выкрутила, не слушая протестующего мява.

— У нас встреча с экзархом Элимаром. Воевода Саурфанг подписал приказ о совместном расследовании с Альянсом обстоятельств побега Кель’Тузада.

Сев на широкую спину друида, она пнула его пятками.

— Шевели своей мохнатой задницей, недоразумение. Все только нас и ждут.

---

1) «Взрослые кольца» — украшения, которые вдевают женщины, достигнув совершеннолетия (около 15 лет)

Вернуться к тексту

2) Выдающийся воин

Вернуться к тексту

3) Потерявший имя

Вернуться к тексту

Три дня для Гермионы пролетели как один долгий, безумно растянувшийся во времени урок. Она должна была следить за временем, следить за собой и за своими друзьями, которых постоянно приходилось останавливать от стычек с слизеринцами. Нагрузка первой недели, пока ее ум еще не до конца адаптировался к возросшим требованиям из-за применения маховика времени, погрузили девочку в почти сомнамбулическое состояние, и она даже пару раз замечала на себе обеспокоенные взгляды профессора МакГонагалл. Каждый раз, когда она ловила на себе эти взгляды, то старалась тут же распрямить спину и придать себе бодрый вид. Пока что срабатывало. Большой радостью оказался Мистер Бигглсуорт, который буквально не отходил от нее ни на шаг, частенько поджидая ее возле аудиторий. Особенно удивительным было то, что он всегда находил ее даже тогда, когда она уходила из аудитории с помощью маховика.

По ночам ее начали мучать головные боли, да такие сильные, что она уже подумывала: а не сходить ли за помощью к мадам Помфри? Левую часть лица, глаз и затылок будто льдом обкладывало, простреливая и кроша искорками боли. В левом ухе звенело и шумело, и сквозь боль ей иногда казалось, что она слышит какое-то бормотание:

"Ajhe… Ridit kha… Ajhe wa? Zalgazan turun kha? Hermajona kha? Ajhe!"

Но прежде чем она успевала как следует испугаться, Мистер Бигглсуорт прижимался теплым мохнатым богом к сведенной от боли щеке и начинал мурлыкать. Боль отпускала, и звон в ушах затихал, а сама Гермиона наконец-то засыпала, уткнувшись лицом в мягкое кошачье брюшко, как в подушку. Утром все это казалось только каким-то причудливым сном. Еще ее стало раздражать то, что она регулярно находила на своем одеяле мертвых насекомых. Иногда их тельца были настолько старые, что она вообще не понимала, как они к ней попали в постель. Когда это была мертвая муха или крохотный комнатный паучок — это еще было ерундой, но когда в складках одеяла стали попадаться подвальные многоножки, она всерьёз поругалась с соседками по комнате, думая, что они просто так зло над ней шутят. Ничего она не добилась, кроме того что с ней два дня никто не здоровался. Впрочем, погруженная в учебу, она не сильно заметила перемены в отношениях с одноклассницами. С многократно возросшей нагрузкой в учебной сфере Гермиона никак не могла выкроить время, чтобы заняться личным исследованием того, что, собственно, из себя представляют дементоры.

Еще Гермиона ужасно переживала из-за того, что не пошла проведать Хагрида сразу же после произошедшего с Малфоем. Поэтому выкроила свободные полчаса после обеда, пожертвовав временем на подготовку свежеполученного домашнего задания, и сбегала в его хижину. Как она и предполагала, после урока с гиппогрифами все остальные его занятия с другими курсами были временно отменены. Лесничий встретил ее с заметными следами похмелья на лице. В хижине было душно и неприятно пахло.

— Хагрид, ты не улучшаешь своего положения, тихонько напиваясь в одиночестве, — строго сказала Гермиона, убирая с залитого чем-то липким стола огромный глиняный кувшин с вишневой наливкой.

— Дык… эта… первый урок — и такой провал, такой провал, — грустно залепетал пока-еще-учитель Хагрид.

— Хагрид, как думаешь, а захотят ли тебя оставить учителем? Если после того, что случилось, тебя еще и найдут в таком ужасном виде? — девочка безжалостно вылила остатки наливки в мусорное ведро. — А еще, судя по тому, что я вижу, Клык со вчерашнего дня совсем ничего не ел. Тебе стоит о нем позаботится.

Хагрид поднял на нее покрасневший глаза, которые поблескивали под отекшими тяжелыми веками, и кивнул, качнув спутанной гривой.

— Ты права, права…

Тяжело встав из-за стола, он в два огромных шага вышел за дверь и, судя по громкому сопению и плеску, сунул голову в бочку с дождевой водой, что стояла рядом с крыльцом. Гермиона кивнула и, сняв с крючка возле двери полотенце размером с простынь, вышла во двор.

— Все будет хорошо, Хагрид, вот увидишь, — сказала она, подавая ему полотенце.

Совесть, что грызла ее за вчерашнее, наконец-то улеглась.

Утро четверга была омрачено спаренным уроком Зелий с Слизерином. Учитывая то, что она видела за завтраком Малфоя, который ходил с видом умирающего рыцаря с перевязанной рукой, урок обещал быть не самым приятным. Гарри рядом с ней напрягся и обменялся с Роном понимающими ухмылками.

— Мальчики, я вас очень прошу, давайте без глупостей, — напряженно сказал Гермиона, заметив эти переглядывания.

— О чем ты? — невинно спросил Гарри, пододвигая к ней поближе банку с джемом.

— Я виду, как вы смотрите на Малфоя. Готова утверждать, что если вы к нему полезете — все закончится плохо в первую очередь для вас. Первый раз, что ли, он выходит сухим из воды, когда отдуваться приходиться нам?

— Он же сам дурак, что раздразнил зверя, — насупился Рон.

— Знаю, — кивнула Гермиона, чувствуя, как ее кот ласково и успокаивающе потерся об ее лодыжки. — Так тем более какой смысл что-то доказать привилегированному дураку?

— Раньше ты бы нас поддержала, — прищурился Рон.

— Я и сейчас вас поддерживаю, — возмутилась Гермиона, — но вы же понимаете, что мне очень трудно будет вытянуть свою учебу, если из-за ваших склок я попаду на отработку. А я на нее обязательно попаду, ведь я всегда рядом с вами.

— Да ладно, ты преувеличиваешь, мы ничего такого делать не будем! — неубедительно запротестовал Гарри.

Гермиона закатила глаза.

— Мальчики, я вас предупредила.

— Ты стала еще более занудной, чем обычно, — буркнул Рон, сооружая себе монструозный сэндвич из хлеба, яиц, бекона и сыра.

Гермиона проводила хорошо прожаренную полоску мяса задумчивым взглядом.

«Возможно, если мне настолько сильно хочется мяса, значит, организму это действительно нужно?»

Зелья ее не разочаровали в самом худшем своем смысле. Опять несправедливость Снейпа, помноженная на запредельное хамство Малфоя, и медленно закипающие от злости друзья. Опять напуганный до заикания Невилл, мучнисто-бледный с каплями пота на висках. Гермиона уже давно поняла, что он слишком мнительный и, когда пугается, то легко путается даже в двух строчках из трех слов каждая. Она прикрыла глаза, слушая ор Снейпа за своей спиной. Раздражало. Мерлин. Как. Же. Это. Раздражало.

— Профессор Снейп, — тихо сказала она, глядя в его надменное лицо, — позвольте мне помочь Невиллу исправить зелье. Я уверена, что еще не все испорчено.

— Какая трогательная забота об ингредиентах, мисс Грейнджер, — ответил профессор, растягивая слоги, — но вы, ослепленная своей гениальностью, наверное, забыли о том, что учитель тут я, а не вы. И каким бы мучением ни была задача научить вашего тупого одноклассника следовать простейшей инструкции из пяти строчек, я обязан справиться с этим сам, без вашей сомнительной помощи.

Гермиона моргнула, чувствуя, как подкатывают слезы. Глупость какая. Ну не первый же раз она сталкивается с его несправедливостью. Ну почему один и тот же человек мог сочетать в себе абсолютную гениальность в своем предмете и быть абсолютно невозможным социопатом?

— Ну что же вы замолчали, мисс Грейнджер? Неужели я буду лишен сомнительного счастья выслушивать потоки вашего вызубренного книжного слабоумия?

«Он просто издевается. Просто и бесхитростно. Его слова не имеют никакого отношения к тому, насколько он оценивает мой интеллект».

— Профессор, — она сглотнула, — я просто предложила свою помощь другу. И я очень бы хотела помочь ему исправить зелье и избавить вас от сомнительного удовольствия в очередной раз любоваться, как взрывается школьный котел.

— Минус пять баллов, Грейнджер, — мило улыбнулся Снейп, — за высокомерие.

Ее шея задеревенела. Обида сменилась на… веселье?! Неожиданно она почувствовала разливающийся холод, что шел от затылка, льдистым потоком затекал за воротник мантии, оплетая инеем кожу. Ее спина выпрямилась, плечи развернулись, и она прямо посмотрела в черные глаза такого страшного профессора. Она представила его ниже себя, бесконечно ниже в любом из возможных смыслов. И улыбнулась, едва-едва приподнимая уголки похолодевших губ. Следующие слова вышли из нее с легким облачком пара, едва слышные, сказанные так, чтобы быть услышанными только озлобленным взрослым, что самоутверждается за счет детей.

— Без тени лести скажу: я восхищаюсь вашими профессиональными достижениями и думаю, что ваши научные изыскания недооценены волшебных сообществом. Одна ваша монография, посвящённая конструированию ядов по заданным параметрам, должна была быть включена в учебную программу. Что уже говорить о других ваших трудах? Но, право, я искренне думаю, что такой блестящий ум может занять себя чем-то более… уместным, чем запугивание бесхребетного ребенка.

Он замер, не веря тому, что услышал.

— Вы в своем уме? — прошептал он, склонившись к самому ее уху. — Хотите скоблить котлы до Рождества?

Весь класс, затаив дыхание, наблюдал за ними.

Гермиона облизнула губы и шепнула на ухо, наполовину скрытое склеившимися черными патлами:

— Уж лучше я буду скоблить котлы до Рождества и подглядывать за вашей работой, чем мне сейчас спину ошпарит подозрительно оранжевыми помоями. Прошу вас, профессор, позвольте мне хотя бы проконтролировать его работу.

— Отработка, Грейнджер, — он распрямился и с брезгливостью отвернулся от девочки, — и раз уж вы считаете себя еще и педагогическим гением, то проследите, чтобы Лонгботтом не взорвал свой котел.

— Спасибо, сэр, — звонко ответила Грейнджер и улыбнулась.

Отработка? Неудобно, конечно, но она знала о его привычке иногда превращать отработку в дополнительное занятие с разбором теории Зелий, а у нее как раз накопилось несколько неожиданных вопросов, ответы на которые она так и не нашла. Когда она сегодня шла на Зелья, то уже примерно представляла, что их ждет в новом учебном году. И ожидать, что профессор Снейп хоть капельку будет к ней лояльнее после того, как вполне обосновано подозревал ее в налете на его личные запасы, было бы наивным. За два года изучения тонкой науки зельеварения она еще ни разу не получила ответов на свои вопросы во время урока, но три лекции по теории во время отработок, прочитанных максимально нудным языком. И они были бесценны, позволив лучше понять принципы оптимизации рецептов.

В чем-то зельеварение было некой разновидностью магической кулинарии, и как и в любом деле, тут было подавляющее большинство кухарок разной степени мастерства и единицы блистательных шеф-поваров. Почти каждый волшебник мог сварить хоть что-то отдаленно нужное и несложное. Если проводить параллель с кулинарией дальше, то Снейп определённо носил все Мишленовские звезды вполне заслужено. Как бы ее ни задевали его едкие высказывания, но упустить шанс получить персональную лекцию, расплатившись за нее всего лишь часом неприятной работы, Гермиона не хотела.

Все еще улыбаясь, она повернулась к Невиллу:

— Давай посмотрим, что тут можно исправить.

— Я не бесхребетный ребенок, — едва слышно сказал он, дрожа губами.

— Ну конечно нет, — Гермиона погладила его по руке, — но должна же я была как-то отвлечь от тебя профессора Снейпа?

Мальчик несмело улыбнулся и расслабился. Под чутким руководством Гермионы он смог закончить зелье в срок и почти не паниковал, когда Снейп затребовал его жабу для пробы. Жаба выжила, и гриффиндорцы выдохнули с облегчением.

— В семь вечера я жду вас на отработку, мисс Грейнджер. Разделка флоббер-червей, может быть, хоть немного укоротит ваш язык.

Гермиона кивнула и, дождавшись, пока на нее перестали смотреть, провернула маховик. У нее еще были Древние Руны на утро, и она рвалась на них с нетерпением даже большим, чем на Трансфигурацию.

Выскользнув из пустого класса, она побежала на урок, напевая всякую бессмыслицу под нос.

— Ajhe, ajhe ridit kha, Rha turun zalgazi dha! Ajhe, ajhe rha beleh, zulum karat ajhare kha….

* * *

— Ребята, подождите! — Гермиона, запыхавшись, пыталась догнать мальчиков на лестнице, с трудом удерживая в руках расползающийся по швам портфель. Книги напирали изнутри и от бега еще больше растягивали уже ставшими хлипкими швы.

— Эй, ты только что тут была? — удивился Рон.

— Я в кабинете профессора Снейпа забыла кое-что, — отмахнулась Гермиона. — Ой!

Сумка все порвалась, и тяжелые тома посыпались на пол.

— Зачем тебе столько книг? — просил Гарри, наклоняясь, чтобы помочь.

— У меня больше уроков, вы же знаете, — ответила девочка, используя третье Репаро на сумку за утро.

— Как так может быть? — Рон подал ей пару отлетевших свитков, и Гермиона с благодарностью ему кивнула. — У тебя что, сорок часов на день?

— Чушь! Я…. Я просто работаю заочно.

— Кажется, наша Гермиона нам врет, — авторитетно заявил Рон, подталкивая Гарри локтем.

Гермиона предпочла сделать вид, что не услышала, и поспешила в класс. Голова опять начинала болеть, и больше всего она хотел прижать пылающий болью левый глаз к пушистому мягкому боку Мистера Бигглсуорта.

Класс ЗОТИ был тем же, где преподавал Локонс в прошлом году, разве что со стен убрали все его портреты, а мебель заменили на более легкую и удобную. Пока одноклассники рассаживались, Гермиона вытащила Древние Руны и еще раз пробежалась по своим заметкам. На полях свитка стояло несколько ее пометок. Она задумчиво потерла их пальцем.

«Сколько систем Древние Рун существует?»

«Возможно ли скрещивание разных систем?»

«Есть ли разница в одном и том же магическом эффекте выполненном разными Рунами?»

«С каким видом природы взаимодействуют Руны?»

Последний вопрос показался даже Гермионе странным. Раньше она не задумывалась о том, откуда черпают силу заклинания в принципе. Теория магии не преподавалась, и с первого дня знакомства с волшебным миром все объяснялось только двумя аспектами: магией и волей волшебника. Древние Руны как раз наталкивали на размышления. Ведь, по сути, они могли в какой-то мере использоваться даже не волшебниками, а значит, являлись проводником силы, существовавшей без участия волшебников. Это была интригующая мысль.

«Нужно больше исследований. И нужно разрешение в запретную секцию как-то получить».

В класс вошел уже знакомый ей профессор Люпин. После нескольких спокойных дней в Хогвартсе он выглядел куда бодрее и лучше, чем в поезде, хотя одежда его все еще была довольно скромной и поношенной, пусть и чистой и аккуратно зашитой.

— Приветствую, класс! — бодрым голосом он поздоровался, окинув детей веселым серым взглядом. — Нет-нет, убираем книги и перья, берем палочки в руки и за мной. Это же ЗОТИ, так что готовитесь к тому, что у нас будет практики гораздо больше, чем писанины.

Гермиона напряглась. За два года практика им выпала всего один раз, и он был незабываемым — Локонс выпустил в класс корнуолльских пикси и запер двери. Тогда многие пострадали, а класс пришлось ремонтировать. И вот опять незнакомый профессор предлагает попрактиковаться.

— Не волнуйтесь, я обещаю, что вам будет как минимум интересно, — подмигнул профессор Люпин и вышел в коридор.

Класс неуверенно последовал за ним и столпился за спиной профессора, который как раз рассматривал шкодящего Пивза.

— Пивз, дружище, я думаю, мистер Филч очень расстроится, когда увидит, как ты замазываешь замочную скважину жвачкой.

— Дур-рак! Люпин дур-рак! Люпин дур-рак! Шерстяная задница! — гнусно захихикал Пивз, дрыгая ногами и издавая неприличные звуки.

За спиной профессора послышались сдержанные смешки. Обычно полтергейст старался не связываться с преподавателями, но, похоже, Люпин был ему не авторитетом.

Профессор вздохнул и качнул палочкой в его сторону. Жвачка, которую полтергейст так старательно заталкивал в замок, со свистом вылетела и забилась ему в нос. С противным визгом полтергейст закрутился волчком и сбежал.

— Полезное заклинание, — улыбнулся профессор, — иногда может пригодиться.

— Скажите, профессор, — Гермиона подняла руку, — а что именно изначально должно было делать это заклинание?

— Э-э, стреляться жвачкой? — поднял бровь профессор. — Класс, прошу за мной.

И первым вошел в один из заброшенных классов, который был закрыт все два года, что Гермиона помнила.

В классе обнаружился профессор Снейп, который зачем-то рассматривал шкаф, который стоял в конце класса.

— Добрый день, профессор Снейп, — дружелюбно поздоровался Люпин, — жаль, что тебя не было на обеде.

— У меня нет аппетита после созерцания неучей и тупиц, которые деградировали за лето еще больше, — буркнул зельевар и отошел от шкафа.

— Не хочешь остаться и подстраховать новичков? — поинтересовался Люпин, рассматривая коллегу без тени враждебности.

Гермиона задержала дыхание.

— Не имею желания.

— Пожалуйста, сэр, — выдохнула она, поймав несколько недоумевающих и откровенно раздраженных взглядом, — нас много, а профессор Люпин один. Пожалуйста, останьтесь на всякий случай.

Гермиона помнила, с какой скоростью Снейп оглушил Локонса и, не зная навыков Люпина, не хотела, чтобы история с пикси повторилась.

— Вам было мало меня на Зельях, мисс Грейнджер? — насмешливо протянул зельевар.

— Ну, — пожала она плечами, — продлить чистку котлов до весны всяко лучше, чем быть съеденной заживо кем-то похуже, чем корнуэльские пикси.

Класс захихикал, припомнившие особо неприятный эпизод в своем изучении ЗОТИ.

Брезгливо скривившись, Снейп взял один из стульев и устроился в самом темном углу класса, запахнувшись в свою мантию. Сходство с растрёпанной и злющей летучей мышью только усилилось.

— Спасибо, Северус, — улыбнулся Люпин.

— Забавно, что мне гриффиндорцы доверяют свою шкуру больше, чем тебе, — буркнул Снейп, задирая бровь.

— Ну конечно, ты же потратил столько сил и времени, чтобы завоевать их любовь, — тонко улыбнулся Люпин и отвернулся, пряча усмешку.

Снейп брезгливо поджал губы и демонстративно занялся изучением своего потрепанного и затертого манжета. Но палочка твердо лежала в его руке, и Гермиона чувствовала себя более защищённой перед неизвестностью в обществе двух взрослых волшебников, один из которых был достоверно компетентен.

— Итак, класс, темой сегодняшнего урока у нас будет боггарт. Кто знает, что это такое?

Гермиона вскинула руку.

— Да, мисс Грейнджер?

— Боггарт — это разновидность приведения, которое меняет свой вид в зависимости от того, кто перед ним.

— Отлично! Балл Гриффиндору. А кто скажет, почему нам он совсем не страшен?

Гермиона опять подняла руку, но Гарри тоже решил поучаствовать в работе класса.

— Да, мистер Поттер?

— Ну… нас много, а значит, он не сможет напугать сразу всех.

— Замечательно! Еще один балл Гриффиндору.

Гермиона украдкой повернулась и увидела, как Снейп морщится. Она опять сосредоточилась на шкафе, который все больше подрагивал и ходил ходуном.

— Из этого мы делаем очевидный вывод — на боггарта лучше ходить в компании друзей. Тем более боггарт считается детским приведением, то есть тем существом, которое рождается из страха маленьких волшебников. Для взрослых он не угроза. А лучший способ справится со страхом — это смех. Да-да, друзья, боггарт больше всего боится смеха, и поэтому сразу от вас сбежит.

— А как убить боггарта? — спросил Дин Томас, даже забыв поднять руку. — Ведь если его просто прогнать, где гарантия, что он потом не подстережет тебя одного и снова напугает?

— Видите ли, мистер Томас, боггарты никогда не рождались, а значит, и не были живыми. По сути, они разновидность злого духа, нежити, а значит, их нельзя убить.

— Все умирают, — вдруг сказала Гермиона, — не бывает по-настоящему вечных вещей.

— Ну, боггарт это скорее стихийное явление, и они не сколько умирают, сколько просто развеиваются от голода, — сказал Люпин. — Итак, для борьбы с боггартом вам понадобиться ваша волшебная палочка, заклинание Ридикулус, а также чувство юмора. Как известно, смех продлевает жизнь, а с боггартами так вообще незаменим.

За спиной класса Снейп скептически хмыкнул и теперь вместо того, чтобы рассматривать свои манжеты, сверлил Люпина злобным взглядом.

Следующие пятнадцать минут класс разучивал движения палочкой и вербальную формулу, готовясь встретиться с самым большим своим страхом. Когда профессор Люпин убедился, что все студенты выполняют движения палочкой правильно, то продолжил урок.

— И самое важное, без чего вам не поможет ни палочка, ни заклинание — ваше воображение. Вы должны подумать о том, что больше всего вас пугает, и представить это в каком-то смешном виде. Например, вы боитесь страшного мертвеца без головы. Представьте, что из шеи у него начали расти цветы, а сам он пытается не упасть из-за того, что у него на ногах ролики. Я знавал одного волшебника, который обожал охотиться на боггартов только ради того, чтобы представлять свою тёщу в самом нелепом виде.

Класс захихикал.

— Ну-с, кто сегодня проявит недюжинную храбрость и выступит первым добровольцем, чтобы продемонстрировать классу, как справляться со своими страхами?

Класс притих.

— Мистер Уизли, давайте начнем с вас, — предложил профессор Люпин, и мальчик неуверенно вышел вперед.

Дверца шкафа распахнулась, и из клубящей тьмы показалась волосатая лапа. Жутко стало всем, когда лапа, длинная, суставчатая, покрытая черной щетиной, все тянулась и тянулась. За ней последовала вторая, третья, десятая. Рон был белея мела.

— Ридикулюс! — запинающимся, срывающимся на фальцет выкрикнул он.

Дверь шкафа захлопнулась, отрезая паучьи лапы. Лапы задергались и все равно поползли к Рону.

— Ридикулюс!! — его голос стал еще более дрожащими.

Лапки внезапно вспыхнули, прожарились до хрустящей корочки и украсились по краям белыми салфеточными колпачками.

Кто-то нервно захихикал.

— Отличное исполнение, мистер Уизли, — похвалил его Люпин, — довольно трудно было сохранить самообладание, когда с первого раза не получилось. Парвати, ваша очередь, — пригласил он девочку.

Лапки слились вместе и превратились в какую-то странную, неподвижную мумию в окровавленных бинтах. Парвати перекрасила бинты в веселенький цвет, а на макушку мумии надела нелепую шляпку с цветами.

Дин Томас поймал в огромную мышеловку ползущую к нему оторванную руку. С обиженным писком она спряталась в шкаф.

Пришла очередь Гермионы. Она сжала в вспотевшей руке палочку, еще не зная, что ее ждет. Она перебирая в памяти противного соседа, которого ужасно боялась в первом классе, клоуна-убийцу и какую-нибудь страшную тварь, о которых читала в Чудовищной книге Чудовищ. Оглянувшись по сторонам, она увидела, что Рон и Гарри ободряюще машут ей рукой, заметила изучающий взгляд Снейпа и, успокоенная улыбкой Люпина, шагнула к двери.

Дверь распахнулась с грохотом. Шкаф исчез, половина комнаты исчезла. Деревянный паркет неряшливыми щепками обрывался сразу же переходя в ледник. Они оказались на вершине колоссальной горы где-то, судя по холоду, в Арктике. Класс мгновенно заледенел — все тепло вытянуло морозной стужей. Гермиона с любопытством смотрела на странное возвышение в конце ледника. Что-то мерцало в глыбе серого льда, источая мертвенный синий свет во все стороны.

Голова взорвалась болью, Гермиона закричала, чувствуя, как из ушей потекла кровь.

— Megha turun izorut deleh.⁽¹⁾

В голове будто взорвалась ледяная звезда. Она не видела, как всех в классе снесло упругой волной леденящего ветра. Снейп с Люпином что-то сосредоточенно колдовали.

— Verrge! ⁽²⁾— услышала она свой голос.

Сосредоточившись, она подняла палочку.

«Это не мой страх!»

— Ридикулюс! — закричала она, слыша еще несколько голосов рядом с собой.

Ледник раскололся, и она увидела, что под осколками скрывался железный трон, обледенелый и страшный. На троне сидел седой человек в черных доспехах. Он подпирал голову рукой и смотрел на Гермиону с безразличием. Сделав отбрасывающий жест он хриплым, странным голосом сказал:

— Megha turun izorut deleh.⁽¹⁾

— Ридикулюс!

За спиной сидящего появился другой мужчина. Этот тоже был доспехах, но светлых, с большим количеством декоративных деталей. В руке у него был молот, а от его тела шел нестерпимый свет, от которого выворачивало нутро.

— Tuzari fudak meloh⁽⁴⁾, — он размахнулся и раскроил голову сидящего на троне рыцаря сияющим молотом. Фигура на троне оплыла бесформенной глыбой гнили, в нос ударил жуткий смрад разложения. Она слышала, как кого-то тошнило.

— Редикулюс! Мерлина ради, Редикулюс! — Гермиона захлебывалась слезами и снова и снова пыталась вырваться из кошмара, который был не ее, но почему-то затянул ее и всех рядом.

На ледяную гору хлынули потоки малахитового огня, столько обжигающего, что ледник начал таять и осыпаться. Куда хватало глаз она видела метеоры, что зелеными искрами расчерчивали все небо. Один из метеоров взорвался на месте ледяной глыбы, заставив нечто внутри нее издать страшный, потусторонний вой. Завыла и Гермиона.

— Tarzek’fero, magisteri Kel'Thuzad!⁽⁵⁾ — к ней, оставляя за собой кровавую полосу, по леднику ползла черноволосая женщина. Половина ее лица была сожжена, вместо правой руки был лишь обрубок, левую она тянула и тянула к Гермионе. — Turun bihad, magisteri… Arhimond dalal kha!⁽⁶⁾

На искалеченную женщину опустилась гигантская нога, заканчивающаяся копытом. Гермиона кричала и кричала, поднимая глаза все выше, следуя взглядом по телу существа. Она видела синюю кожу. Видела дивной красоты доспех. И, о Мерлин, лицо этого существа. В пылающих зеленью глазах она увидела свою бесконечную агонию. Если она думала, что голова болела до этого, то она теперь поняла что это было лишь легкой щекоткой. Глаза вытекали кипящими пузырями, а мозги превращались в заледенелые осколки серой дряни и крови. Кажется, она чувствовала, что сходит с ума.

— Редикулюс! Редикулюс! Редикулюс! — ее оттолкнули в сторону.

Кто-то оттащил ее от края ледника и завернул в черную ткань. Гермиона кричала и кричала, вырываясь до тех пор, пока не услышала знакомое шипение.

— Спокойно, мисс Грейнджер, спокойнее.

В запах ударил специфический запах зелий, которыми пропиталась мантия профессора.

— Думаю, нам стоит отвести вас к директору.

Ее попытались поднять с пола, но ноги разъезжались, и она не могла стоять. Мутным взглядом она окинула взглядом разгромленный класс, перепуганных одноклассников. Кто-то плакал, никто на нее не смотрел. В голове стучала одна и та же фраза, и она была не ее:

"Кharat noit! Verrge...."⁽⁷⁾

Она затихла и расплакалась. Это определённо было хуже корнуэльских пикси.

---

1) Всеобщий — ты оказался полностью бесполезным

Вернуться к тексту

2) Всеобщий — нет!

Вернуться к тексту

3) Всеобщий — ты оказался полностью бесполезным

Вернуться к тексту

4) Всеобщий — Всякой падали придет конец

Вернуться к тексту

5) Всеобщий — Спасайтесь, учитель Кел'Тузад

Вернуться к тексту

6) Всеобщий — Вам надо бежать, учитель... Архимонд идет за вами!

Вернуться к тексту

7) Всеобщий — Это не правда! Нет

Вернуться к тексту

Гермиона не могла вспомнить, как она оказалась в больничном крыле. Кажется, ее вел туда Снейп, крепко сжимая костлявыми пальцами плечо, будто бы опасался, что она начнет опять вырываться и сбежит. Пальцы, которые буквально вкручивались ей в руку, причиняли настоящую, живую, правильную боль, в отличие от того ужаса, что она пережила, встретившись с боггартом. Будь ее воля, она бы сама вцепилась бы в Снейпа руками и ногами, только бы он ее не отпустил и не оставил один на один с тем чудовищным гигантом из шкафа. Сквозь шум в ушах она слышала всхлипывания и стоны других учеников, которых одного за другим выводил из класса профессор Люпин.

— Что случилось?

К ним подбежала мадам Помфри, бледнея на глазах от количества пострадавших.

— Несчастный случай на уроке ЗОТИ, — хмуро бросил Снейп, подталкивая трясущуюся Гермиону к медсестре. — Похоже, некомпетентность преподавателей этого предмета осталась славной традицией в Хогвартсе.

Помфри тут же бросилась вперед и подхватила почти упавшую на пол от резкого толчка девочку.

— Мерлин! Да ты холодна как лед, у тебя что, боггарт превратился в дементора?

— Нет-т-т, — с трудом удерживая пляшущую челюсть, ответила Гермиона.

— А во что?

— А это нам предстоит выяснить вместе с директором Дамблдором и профессором Люпином.

Снейп выполнил свой фирменный разворот с размахиванием мантией и поманил бледного Люпина за собой. Профессор ЗОТИ, который как раз усадил на ближайшую койку последнего ученика, подошел к Помфри и сказал ей пару слов. Она кивнула и засучила рукава — целый класс перепуганных, плачущих, находящихся в истерике детей нуждался в ее помощи.

И вот сейчас Гермиона лежала на койке, по самый нос закутанная в одеяло и два теплых пледа, и все равно мерзла. Тот холод, который ей досаждал со дня возвращения из Франции, ни в какое сравнение не шел с тем промораживающим саму душу морозом, что терзал ее сейчас.

— Как вы, милая? — шторка с тихим шелестом отодвинулась, и к ней зашла мадам Помфри с подносом в руках, заставленным разными склянками.

— Холодно. И голова очень болит, — пожаловалась Гермиона.

Медсестра присела рядом и коснулась ее лба. Нахмурилась.

— Странно, что согревающие чары тебе еще не помогли.

Она взмахнула палочкой, снова накладывая чары. Гермиона почувствовала, будто ее завернули в еще одно теплое одеяло. Стало легче. Она прикрыла глаза. Голова раскалывалась. Будто в черепе у нее застряла железная звезда, что острыми иглами впивалась в глаза, в виски и затылок.

— Выпей это, тебе должно полегчать.

— Мря-а, — на покрывало запрыгнул Мистер Бигглсуорт.

— Брысь, негодник, — замахнулась на него мадам Помфри, — котам нельзя в больничное крыло.

Кот зашипел и отмахнулся от нее лапой. Оценив размеры когтей и само сложение котика, мадам Помфри напряглась и подняла было палочку.

— Пожалуйста, разрешите ему остаться, — умоляюще простонала Гермиона, обхватывая обледенелыми синими пальцами теплое запястье волшебницы, — у меня последнюю неделю часто болит голова, и только Мистер Бигглсуорт как-то ее лечит.

— Лечить голову должны колдомедики, а не животные.

— Пожалуйста, он будет вести себя хорошо, — Гермиона чуть не плакала, желая как можно скорее прижаться лицом к несущему облегчение тёплому меховому спасению.

— Ладно, — нехотя разрешила женщина, приподнимая Гермиону и вручая в ее трясущиеся руки один флакон за другим, — но учти, если будет мешать другим, то я его выгоню.

— Пф-ф, — презрительно фыркнул кот, устраиваясь Гермионе под бок и уминая ее лапами. Гермиона почувствовала, будто в затылке ей просверлили дырочку и боль стала тонкой струйкой утекать из ее головы. То ли зелья начинали действовать, то ли ее кот был еще более волшебным, чем она думала.

— Я дала тебе успокоительное и обновила согревающие чары, — сказала мадам Помфри. — Большинство твоих одноклассников уже ушло, но тебе досталось больше, чем остальным, ведь это был твой боггарт.

Она помолчала, качая головой.

— Никогда в жизни не слышала, чтобы боггарты могли сотворить такое.

— Я не знаю, что это было, — пробормотала Гермиона. Она с трудом держала глаза открытыми, чувствуя, как тяжелый сон наваливается на нее. Она не хотела засыпать — там ее ждала морозная темнота и кто-то еще, кого она боялась.

— Директор Дамблдор обязательно все выяснит и проследит, чтобы такое больше не повторялось. А теперь спите, мисс Грейнджер.

Встав, мадам Помфри поправила одеяло и с беспокойством посмотрела на бледное осунувшееся лицо. Кожа девочки казалась прозрачной и почти синеватой, особенно сильно контрастируя с россыпью золотых веснушек и ярким блеском волос. Под глазами залегли темные мешки. Медсестра нахмурилась, заметив остатки крови возле уха девочки, которые она пропустила.

— Ты же гораздо умнее, чем кажешься, да? — она посмотрела на кота. Тот, не сводя с нее удивительной голубизны, почти светящиеся глаза, и замурчал еще громче.

— Проследи за своей хозяйкой. Если что-то изменится — сразу зови меня.

Кот медленно моргнул и положил голову на лапы, глядя в лицо Гермионы.

Применив очистительное, Помфри вышла, задернув штору. Ей еще следовало сходить к директору и рассказать о странностях состояния Гермионы. Возможно, стоит пригласить специалистов из Мунго.

Гермиона спала крепко и не видела, как к ней в конце дня заглянули друзья. Оставив на тумбочке домашнее задание, книгу и красивое яблоко, они пошептались, взволнованно глядя на подругу. Не видела Дамблдора с мадам Помфри, что сосредоточенно над ней колдовали. Не видела, что уже ночью к ней привели и Снейпа с Люпином, которые тоже что-то сосредоточенно искали. После долгих споров шипящим шепотом взрослые, наконец, оставили ее одну.

Ночью, когда в лазарете осталась всего лишь пара тусклых ламп, кот поднял голову и навострил уши. Со всех сторон слышался тихий шелест и шорох. Первой на волосы Гермионы опустилась большая бабочка, которая должна была умереть еще в августе. Кот не мигая смотрел, как насекомое путается в волосах и беспомощно машет крыльями, рассыпая пыльцу. Следующими на одеяло заползли большой паук, два жука и подвальная мокрица. Вскоре все ее одеяло покрылось копошащимися насекомыми. Температура в лазарете упала. Девочка еще больше завернулась в одеяло и тихонько застонала, выдыхая ледяной пар. Вокруг кровати расползались ледяные изящные узоры, которые вовсе не мешали все новым и новым полчищам мертвых насекомых сползаться на ее кровать. Мистер Бигглсуорт опять положил голову на лапы и прикрыл глаза. Все правильно. Все так и должно быть.

* * *

Как только Снейп и Люпин вышли из больничного крыла, зельевар тут же утянул своего коллегу в глухую нишу.

— То, что ты устроил сегодня, не поддается описанию никакими словами.

— Северус, никто никогда не смог бы предположить такое. Это же был всего лишь боггарт!

— Всего лишь боггарты не могут влиять на реальность! Кого ты притащил в Хогвартс, подонок?! — Снейп вцепился в воротник мантии профессора Люпина и выкрутил запястье, затягивая ткань на горле.

Люпин напрягся и резким движением отбросил руку Снейпа.

— Ты забываешься, Снейп! Я не обязан давать тебе какие-то пояснения.

— Нет, это ты забываешься, псина, — прошипел Снейп, наклоняясь ближе к Люпину, — с тех пор, как мне на шею повесили щенка Поттера, я должен пылинки с него сдувать. Неужели я теперь должен следить еще и затем, чтобы его не угробил собственный профессор ЗОТИ?

— Что происходит? — мягкий голос за спиной заставил Снейпа и Люпина отпрянуть друг от друга. — Неужели годы не заставили вас хот немного повзрослеть?

В коридоре стоял профессор Дамблдор и с мягким укором смотрел на почти сцепившихся старых врагов.

Снейп выпрямился, задрал голову и поправил мантию.

— Мы как раз хотели вас найти, директор. На уроке ЗОТИ кое-что случилось.

— Кто-то из детей пострадал? — быстро спросил Дамблдор.

— Весь класс в больничном крыле на попечении Помфри, но у большинства только истерика и незначительные ссадины, — ответил Снейп.

— Тогда приходите вечером после занятий в мой кабинет, чтобы не занимать учительскую, — спокойно сказала Дамблдор и собрался было уходить, но был остановлен напряженным голосом профессора Люпина.

— Вам нужно на это взглянуть, — Люпин вышел из ниши, задев Снейпа краем своей мантии, — и помочь нам разобраться в том, что произошло.

— Ох, даже так? — удивился Дамблдор. — Тогда, конечно, давайте поспешим.

Снейп вышел из темного угла и брезгливо отряхнул то место, где его коснулся Люпин. Еще раз передернув плечами, он быстро догнал ушедших вперед коллег.

Пока шли до кабинета, в котором прошел урок, никто не проронил ни слова. Люпин восстанавливал в памяти произошедшее, Снейп не мог отделаться от озноба, которым его наградило прикосновение к заучке Грейнджер, а Дамблдор терпеливо ждал, чтобы получить первое впечатление от раскуроченного класса неиспорченным. В том, что кабинет пострадал, он даже не сомневался. Возле двери, к удивлению профессоров, столпилась целая орава замковых призраков, которые перешептывались, но, что странно, никто не решался войти внутрь.

— В чем дело, господа? — поинтересовался Дамблдор, рассматривая собрание.

— Что-то случилось, — нервно сказала одна из полупрозрачных дам, поправляя манжету, — мы почувствовали какое-то странное… притяжение.

— Да-да, — закивал головой Барон, — за все годы посмертия я еще ни разу ничего не чувствовал. До сегодняшнего дня.

— И что же вы почувствовали, уважаемый Барон? — вежливо поинтересовался Снейп.

— Холод, — Барон повернулся к Снейпу, — мертвящий холод.

— Вы же и так мертвы.

— Это нечто большее, чем смерть, — ответил Барон и повернулся к остальным, — расходитесь, бездельники. Нам тут не стоит мешать.

С недовольным гомоном призраки растворились в стенах. Дамблдор покачал головой и повернулся к Люпину.

— Я наложил запирающие чары, чтобы никто не смог сюда зайти до тех пор, пока вы не посмотрите, — сказал Люпин, открывая дверь.

С неприятной внутренней дрожью Снейп переступил порог.

— Так что вы изучали сегодня, Римус? — посерьезневшим тоном спросил Дамблдор, вытаскивая палочку.

— Боггартов, сэр.

— Значит, это все натворил боггарт? Позвольте узнать чей?

— Мисс Грейнджер, сэр, — ответил Снейп.

— Вы тоже присутствовали, Северус? — повернулся к нему Дамблдор.

— Да, — он поколебался и продолжил: — Мисс Грейнджер, вопреки своему обычному поведению, попросила меня остаться и подстраховать Люпина на занятии.

— Могла ли она предполагать… такое? — спросил Люпин. — Мне мисс Грейнджер показалась немного необычной еще с поезда.

— Обязательно расскажите о своем первом впечатлении, Римус.

Дамблдор медленно обходил класс, аккуратно и точно накладывая одни только ему известные чары. Два молодых профессора стояли в конце кабинета и старались не смотреть ни друг на друга, ни на последствия урока ЗОТИ.

Было темно несмотря на то, что солнце как раз светило в три больших окна: проемы были наглухо забиты намороженными слоями мутного серого льда вперемешку с пеплом и землей. Помещение было разгромлено — та немногая мебель, что оставалась в классе, была снесена ураганным ветром к противоположной шкафу стене и разбита в щепки, каменные стены покрывали тускло мерцающие голубым трещины. Буйство магии, что прокатилось по кабинету, смогло причинить ущерб даже несущим стенам самого Хогвартса, и теперь каждый мог наблюдать, как мучительно медленно древний замок закрывает прорехи в своем теле. Дубовый паркет стоял дыбом, почти каждая доска была деформирована, выкручена или разбита. Кое-где опаленные тем самым зеленым огнем, кое-где заметенные до сих пор не растаявшим снегом.

— Это чудо, что никто не пострадал, — тихо сказал Дамблдор, наклоняясь над тем местом, где пролегла границы боггарта. — Где ты нашел этого боггарта, Люпин?

Дамблдор рассматривал измочаленный в мелкую щепу паркет, после которого шел просто голый каменный пол. Пол был вскрыт до самого камня, и даже на нем виднелись оплавленные следы. Куска стены, где, предположительно, стоял шкаф, не было, однако дыра уже сама медленно затягивалась. Директор физически ощущал боль и муки древнего замка, который пытался вернуться в свое здоровое состояние. Такие увечья ему даже адское пламя могло бы нанести далеко не сразу.

— Я поймал его в подземельях сегодня утром, — тихо ответил он. — Это был самый обычный боггарт, клянусь.

— Можно подумать, что бывают необычные, — буркнул Снейп и тоже подошел ближе, хмуро рассматривая разбитую стену.

— Признаюсь честно, я весьма заинтригован, — наконец сказал директор и повернулся к своим профессорам. — Думаю, нам стоит пройти в мой кабинет и, если вы не против, изучить ваши воспоминания об этом уроке.

— А что будем делать с кабинетом? — спросил Люпин.

— Пока что запрем его понадежнее. А я понаблюдаю, сколько времени понадобится замку, чтобы все исправить. Все, что мог, я уже посмотрел на месте.

Добравшись до директорского кабинета, волшебники не стали затягивать. Дамблдор вытащил из потайной ниши Омут Памяти и сделал приглашающий жест в сторону Люпина.

— Давайте начнем с тебя, Римус. Покажи, пожалуйста, как и где ты поймал боггарта.

Люпин с готовностью коснулся виска волшебной палочкой и, на мгновение прикрыв глаза, сбросил в Омут тонкую серебряную нить. Снейп, с трудом сдерживая отвращение, встал рядом с ним, и они втроем опустили головы в мерцающую серебром воду.

Три волшебника стояли в подземельях Слизерина возле небольшого расширения коридора, который вел к кабинету Зельеварения и личным покоям профессора Снейпа. В нише стояли старые, покрытые проржавевшими шипами доспехи, и их как раз и изучал Люпин.

— Вот ты где, — весело сказал он и постучал по доспехам палочкой.

Доспехи вздрогнули и угрожающе заскрипели. Из-под забрала стал растекаться серебристый свет.

— Ну уж нет, дружок, меня ты этим не проймешь, — не теряя веселости, Люпин вытащил из кармана зачарованную шкатулку.

Доспехи еще сильнее задребезжали, и вдруг из них выплыл наливающийся светом серебряный шарик.

— Ты серьезно думаешь, что я боюсь светящихся шариков? — посмеялся Люпин и ловким движением загнал боггарта в коробку. — Сиди тише, дружок, ты мне сегодня пригодишься.

— Ты что тут забыл? — раздался скрипучий голос за спиной компании волшебников.

За спиной Люпина стоял Снейп и злобно сверкал глазами.

— Прости, Северус, за вторжение. Я просто искал учебный материал, — вежливо ответил Люпин, — я уже ухожу. Доброго дня.

Сунув добычу в карман, он повернулся и бодрым шагом пошел в сторону лестницы.

Воспоминание закончилось.

Все вынырнули из Омута памяти.

— Действительно, это самый обычный боггарт, как я могу видеть, — задумчиво сказал Дамблдор, поглаживая бороду. — Я так понимаю, дальше ты просто запер его в шкафу в заброшенном классе?

— Именно так, — кивнул Люпин и бледно улыбнулся, — я был абсолютно уверен, что детям будет полезно начать знакомство именно с боггартом, прежде чем переходить к более опасным существам.

— Да уж, — скрипуче заметил Снейп, — нужно сказать спасибо, что ты выбрал темой урока не банши или обскура.

— Где я тебе банши возьму в сердце Британии или уж тем более обскура? — ответил Люпин.

— Коллеги, не тратьте силы на ненужный спор, — мягко прервал их Дамблдор, — давайте переходить к самому происшествию. Римус, прошу вас. Северус, если не трудно, подготовь и ты свои воспоминания, пока Римус подготавливает Омут.

Северус взял со столика рядом с Омутом свободный хрустальный флакон и принялся сосредоточенно его заполнять.

— Продолжим? — просил Дамблдор, жестом приглашая Северуса к Омуту.

И вот Снейп увидел галдящую толпу школьников, что подходила к классу, мелькнул паршивец Поттер в окружении своей верной гвардии. Но особое внимание взрослые сосредоточили на Грейнджер, как главной причине трансформации безобидного боггарта во что-то другое. Она выглядела чуть усталой, немного растрепанной, но, в целом, как обычно собранной и серьезной.

— Мисс Заучка задает вопросы даже до начала занятия, как я посмотрю? — насмешливо сказал Снейп, пропуская толпу мантий и красно-золотых галстуков мимо себя.

— Нет ничего плохого в тяге к знаниям, — заметил Дамблдор, заходя вслед за всеми. — О, смотрю, ты уже тут.

Снейп увидел самого себя, внимательно изучающего шкаф. Дамблдор остановил воспоминание.

— Тебя что-то обеспокоило, Северус?

— Я хотел удостовериться, что это действительно боггарт и он не опасен, — нехотя сказал Снейп, отводя глаза. — Было бы неприятно, если надежда Магической Британии скончалась раньше времени, будучи сожранной практическим пособием по ЗОТИ.

— А что скажешь ты о боггарте?

Снейп пожал плечами, без удовольствия рассматривая собственную желтую, желчную физиономию, что как раз застыла в странной гримасе посреди язвительного замечания в адрес Люпина:

— Обычный боггарт.

— Давайте дальше.

Воспоминание снова пошло. Вот Грейнджер прицепилась к Снейпу с просьбой остаться, и он с видом мученика соглашается.

Опять пауза.

— Это необычно, чтобы кто-то из гриффиндорцев хотел подольше побыть в моей компании, — сказал Снейп, обходя по кругу застывшую девочку и внимательно рассматривая ее лицо.

— Мисс Грейнджер благоразумна и, возможно, решила проявить осторожность, попросив еще одного взрослого волшебника остаться на уроке, — сказал Дамблдор, обращаясь к Снейпу, — как бы она ни относилась лично к тебе, но она никогда не позволяла или не позволит себе проявить неуважение к учителю.

Снейп закатил глаза.

— Воровство личных вещей учителя как ничто другое подтверждают ваше утверждение, профессор. — А потом, нахмурившись, продолжил: — А знаете, утром у меня были сдовоенные Зелья, и Грейнджер, как бы это сказать…

— Вела себя странно? — удивился Дамблдор.

— Не то чтобы совсем сильно выбивалось из ее обычного поведения, но… — он потер подбородок пальцами, пытаясь сформулировать мысль, — сегодня она повела себя как слизеринка, когда, пусть очень неуклюже и топорно, но использовала лесть, чтобы добиться от меня разрешения помочь Лонгботтому закончить зелье.

— Может, девочка просто взрослеет? — предположил Люпин.

Снейп закатил глаза:

— Гриффиндорцы никогда не взрослеют, оставаясь всегда такими же никчемными, невоспитанными, некомпетентными идиотами, которые…

— Северус, я вообще-то тоже учился на Гриффиндоре, — шутливо заметил директор.

Снейп поперхнулся серединой тирады. Пожевав губу, он выдавил из себя:

— Вы — редкое исключение, профессор.

— Продолжим, — улыбка покинула лицо директора.

Профессора наблюдали за мерным течением урока, как дети учили заклинание, как отрабатывали движения палочкой. Все было спокойно и буднично, ничто не предвещало беды, что скоро должна была разразиться. Грейнджер была спокойна, собрана, легкое беспокойство перед встречей с боггартом на ее лице было точно таким же, как и большинства ее одноклассников.

Дети один за другим отрабатывали заклинания на боггарте. Потустороннее существо пищало, возмущалась, но послушно принимало облик следующего страха и так же послушно подвергалось публичному глумлению. Оно ничем не отличалось от своих сородичей.

— Ваша очередь, мисс Грейнджер.

Девочка нахмурила брови и оглянулась по сторонам, ища поддержки. Взрослые видели, как друзья ей машут, обратили внимание, что она поискала глазами Снейпа, что едва заметно ей кивнул из своего угла, и шагнула вперед к шкафу, направляемая рукой Люпина. Один шаг, второй. И вот она в зоне влияния боггарта.

— Стоп!

Картинка замерла. Дамблдор подошел ближе, заглядывая девочке в лицо.

— Северус, Римус, посмотрите сюда.

Левый глаз Гермионы изменил свой цвет с карего на светло-голубой, ресницы покрылись инеем.

— Что это значит? — спросил Снейп, чувствуя неприятную тяжесть под ложечкой. Глаз был льдистый, почти белый, с крохотным зернышком черного зрачка. А еще выражение этого глаза было настолько холодным, будто заглядываешь в прорубь.

— Это плохо, — покачал головой Дамблдор, — очень-очень тревожный симптом.

— Вы знаете?

— Давайте посмотрим, что будет дальше, и я поделюсь своими мыслями, — голос директора был серьезен и напряжен.

Шкаф взорвался, заливая класс щепками и обломками. Пол аккурат перед носками туфель девочек вздыбился и исчез под слоем сине-серого льда. Стена за ним просто истаяла, открывая вид на колоссальное пространство.

Дамблдор опять остановил воспоминания и прошел вперед, аккуратно ступая по скользкому льду.

— Где это? Арктика? — спросил Люпин тоже выходя на лед.

— Это не в нашем мире, — ответил Дамблдор, — обратите внимание на небо.

Снейп задрал голову и увидел удивительно чистое небо, усыпанное крупными незнакомыми созвездиями. На востоке висела крупная луна, куда большего размера, чем дома.

— Профессор Дамблдор, а вас не смущает, что мы вообще смогли выйти за пределы симуляции боггарта? — спросил Люпин, осторожно подходя к краю ледника.

— Глубина и достоверность симуляции боггарта напрямую зависит от силы волшебника, — ответил Дамблдор. — Чем больше магической силы у источника страха, тем больше места занимает раздувшееся тело боггарта. По сути мы сейчас внутри боггарта и находимся. Собственно, стены замка из-за этого так и пострадали, что попытались удержать слишком быстро расширяющееся псевдопространство. Если бы мы смогли как-то попасть за пределы пропасти, то, уверен, рано или поздно наткнулись на невидимую границу там, где заканчивается тело боггарта.

— Мисс Грейнджер никак не смогла бы откормить боггарта до такого размера! — шокировано воскликнул Снейп, поворачивая к девочке и рассматривая ее лицо, на котором проступали первые признаки страха и… узнавания?!

— Мисс Гренджер, разумеется, на такое не способна, — кивнул Дамблдор, возвращаясь на сохранившей пол. — Давайте дальше.

Вот мощный порыв ледяного ветра вперемешку со снегом и мелкими осколками льда врывается в класс и буквально разбрасывает всех в стороны, оставив только девочку перед боггартом неподвижной. Только каштановые кудряшки встали дыбом и быстро покрывались инеем. На противоположном конце ледника возникла монументального размера глыба льда, испускавшая голубое свечение.

— Стоп!

Дамблдор, подошел к глыбе и хотел было ее коснуться, но в последний момент отдернул руку. Снейп и Люпин оставались рядом с Грейнджер, даже на таком расстоянии от нее чувствуя ужасающее давление чужого, очень пристального внимания. Лицо Гермионы исказилось гримасой боли, и ее рука застыла на половине движения к виску. Правая, с зажатой в ней палочкой, указывала на ледяной саркофаг. Присмотревшись, Люпин заметил, что на мочках ее ушей повисли алые капли. Профессор вернулся к остальным и тоже внимательно рассмотрел искаженное уже настоящим страхом и болью лицо.

— Verrge! — ее хриплый голос был почти неузнаваемым.

А следом сразу звонкое:

— Ридикулус!

— Стоп! — директор опять остановил воспоминание. — Она что-то ответила. Вы слышали чужие голоса?

— Нет, — покачал головой Люпин, — я в этот момент попытался заслонить собой Гермиону, чтобы переключить боггарта на себя, однако не мог подойти к ней из-за слишком сильного ветра.

— А я пытался прикрыть детей чарами щита, — сказал Снейп, — тех, кто стоял в первом ряду, довольно сильно посекло градом. Этот лед был острый, как битое стекло. Дети кричали, конечно, однако я не слышал никаких голосов от боггарта.

— Значит, он обращался не к нам, — нахмурился Дамблдор. — Дальше.

Ледяная глыба раскололась, но вместо того, чтобы превратиться во что-то забавное, открыла взгляду железный трон с сидящим на нем рыцарем.

— Это почти то же существо, что было во льду, — сказал Дамблдор, безошибочно узнавая мертвящий дух, что расходился волнами от сидящего на троне.

— Редикулюс! — опять голос Гермионы звонкий и дрожащий.

А потом тихое:

— Verrge… verrge du rin sagat…

— Что она говорит? — спросил Люпин, который едва-едва смог расслышать за ревущим ураганом тихие слова.

— Это не у нее нужно будет спрашивать, — странно ответил Дамблдор.

За спиной рыцаря появился еще один мужчина, но уж в сверкающих нестерпимым светом доспехах. Свет был таким ярким, что смотреть было больно. Казалось, что он выжигает саму суть каждого, что оказался рядом.

— Tuzari fudak meloh!

А вот это уже услышали все трое волшебников.

— Я помню, что он что-то сказал перед тем, как снес голову тому парню. Что это за язык?

— Не знаю, — ответил Дамблдор.

Голова сидящего на троне лопнула, как перезревшая дыня, забрызгав все вокруг осколками костей с налипшими на них серыми пасмами и гниющими останками.

Гермиона закричала так, как кричала бы мать, на глазах которой убили ее ребенка. А потом панически начала швырять заклинание Ридикулус в мужчину с молотом. Ее лицо было искажено настоящей, неприкрытой ненавистью. Тело на троне быстро разлагались, распространяя вокруг ужасающий смрад.

— Каждое видение еще более пугающее, чем предыдущее, — сказал Римус, с беспокойством оглядываясь на Дамблдора.

Снейп прикрыл глаза. Он знал, что последует за смертью человека на троне, и ужас от первых видений не шел ни в какое сравнение со следующим. Начался метеоритный дождь. Когда пылающий камень вдребезги разбил остатки ледяного трона с останками рыцаря, они опять услышали нечеловеческий, полный горя, ненависти и боли вой, исходящий от Гермионы.

— Это не похоже на адское пламя, — Дамблдор опять остановил воспоминание и рассматривал пылающий демоническим жаром зеленый осколок, что забросило к самым ногам Гермионы.

— Это вообще ни на что не похоже, — сдавлено ответил Люпин, заворожено глядя, как под действием зеленого огня буквально испаряется ледник.

Перед девочкой возникла искалеченная женщина в странных одеждах. Она тянулась к Гермионе и сквозь кровавый кашель на удивление громко и четко говорила:

— Tarzek’fero, magisteri Kel'Thuzad! Turun bihad, magisteri… Arhimond dalal kha!

И прежде чем Гермиона как-то смогла на нее отреагировать, женщину раздавило в кровавую кашу монструозных размеров копыто. Проняло даже директора, который остановил воспоминание и попятился назад.

Несколько минут они рассматривали колосса в доспехах. Но даже такому застывшему, гротескному смотреть в глаза было почти не возможно. Взгляд же Грейнджер, напротив, прикипел прямо к пылающими в обещаниях вечной агонии глазам.

— Редикулюс! Редикулюс! Редикулюс!

Снейп не был уверен, что смог бы вообще дышать, обрати на него внимание… такое. А еще он, кажется, знал, как будет выглядеть его личный боггарт. Лорд явно будет расстроен, если узнает, что нашелся кто-то способный сместить его с трона личного кошмара Северуса Снейпа.

Дамблдор внимательно наблюдал, как Северус, с трудом преодолевая мощные порывы ветра, направляет палочку на Грейнджер и выдергивает ее чарами, сбивая с ног и рывком протаскивая прямо к себе в руки, а Люпин отчаянным прыжком становится перед колоссом. Северус сбросил с себя мантию и быстро закутывал отчаянно визжащую и вырывающуюся девочку в тяжелую черную ткань, чтобы как можно лучше экранировать ее от боггарта. Боггарт же, потерявший источник питания и вынужденный переключиться на кого-то гораздо меньшего, с истошным визгом просто схлопнулся. Мир поплыл, подернулся рябью и исчез, разбросав вокруг горсть быстро погасших зеленых искр и горсть снега. В классе наступила тишина, нарушаемая лишь первыми всхлипами детей да горькими рыданиями Грейнджер.

Воспоминание закончилось.

— Когда я снял с нее свою мантию, у нее с лицом уже было все в порядке, — тихо сказал Снейп, рассматривая свои руки.

— Что бы это ни было, оно уже или ушло, или спряталось.

Волшебники выскользнули из Омута. Снейп обессиленно оперся рукой на стол и пытался отдышаться. Если Дамблдор захочет просмотреть все это еще раз, только уже с его угла зрения, то он пошлет его к черту. Он и так больше всего на свете хотел добраться до своих покоев и нажраться как скотина, чтоб хотя бы сегодня не видеть никаких гриффиндорских заучек с чудовищами в голове.

Каждый думал о своем, слушая звон, стук и посвистывания, что издавали многочисленные магические приборы в директорском кабинете.

— Боюсь, мисс Грейнджер попала в большую беду, — не обращая внимание на возмущение зельевара, сказал Дамблдор, усаживаясь за стол опираясь на сложенные домиком руки.

— О чем вы говорите? — подал голос Люпин, усаживаясь в кресло и растирая шею.

— Пока не буду об этом говорить. Мне нужно самому во всем разобраться. И я прошу вас сохранить все увиденное в тайне, — наконец сказал директор.

— В тайне? — хрюкнул Снейп. — Да там же орда сопливых подростков была! О какой тайне вообще может теперь идти речь?!

— Мы скажем, что это был просто слишком сильный боггарт, но он уже не представляет никакой опасности. Тем более так и есть — вы обратили внимание на то, что боггарта разорвало от перепада давления энергии и он просто исчез?

— Так все-таки, что это за существо было там? — тихо спросил Люпин.

— Я не знаю, — признался Дамблдор. — Боггарт копирует лишь ничтожную долю сил того существа, в которое превращается. Мне страшно представить истинные возможности этого чудовища.

Снейп сглотнул — он первый раз видел Дамблдора напуганным. В дверь постучались, и сразу вошла МакГонагалл.

— Альбус, что случилось?

— На уроке ЗОТИ случилось небольшое происшествие, я введу тебя в курс дела, — ответил Дамблдор, вымучено улыбаясь своему декану, — мы как раз с Римусом и Северусом обсуждали этот инцидент.

— Мисс Грейнджер нехорошо, — обеспокоено сказала она и повернулась к профессорам. — Я бы хотела, чтобы вы все трое ее тоже осмотрели.

— Обязательно и прямо сейчас, — директор встал из-за стола.

Снейп сцепил зубы и тоже заставил себя подняться. Подходить к Грейнджер после всего увиденного у него не было ни малейшего желания. Что-то внутри него просто кричало и билось в истерике при одном только воспоминании о синем глазе на миленьком конопатом личике.

— И еще, дементоры очень странно себя ведут. Они настойчиво вьются над той частью барьера, что примыкает к больничному крылу. Я была бы благодарна, если бы вы поговорили с ними.

— Хорошо, Минерва. Северус, Римус, пожалуйста, обследуйте мисс Грейнджер и вместе с Поппи подойдите ко мне в кабинет. А вы, Минерва, следуйте за мной.

Директор поспешил на улицу, с трудом заставляя держать лицо загадочно-доброжелательным и приветствуя здоровающихся с ним учеников.

— Альбус, разве нельзя заставить Министерство убрать эту гадость от Хогвартса? — напряженно спросила МакГонагалл, с трудом поспевая за быстрым шагом своего директора.

— Увы, я не всесилен. Фадж вбил себе в голову, что Блэк обязательно вломится в Хогвартс и что только дементоры могут это предотвратить. Сомнительное утверждение после того, как они проморгали его побег.

Наконец они пересекли невидимую глазу черту и вышли за пределы охранных чар Хогвартса. Тут же из сгустившихся теней к нему стали стягиваться темные изломанные фигуры. Похолодало. Накатило отвратительное чувство беспомощности и тоски.

— Мууг, как это понимать? — Дамблдор обратился к самому крупному дементору, который плавно опустился перед ним без всякого страха.

— Мы хотим посмотреть.

Голос существа был отвратительным. Будто черви копошатся в могильной земле. Будто сколопендры поедают еще живую добычу.

— Вам не на что смотреть в Хогвартсе. Сириуса Блэка тут нет.

— Мы хотим потрогать, — дементор, будто не слышал Дамблдора и едва заметно колыхался. Из-под полы его истлевающего плаща показалась бледная, раздутая и испещренная струпьями рука с такими длинными пальцами, что казалось, что они вот-вот запутаются. — Совершенство сути. Здесь.

— Убирайтесь прочь, и чтоб близко я вас не видел возле границы замка, — рассердился Дамблдор, исторгая волну испепеляющего света.

С визгом более мелкие особи разлетелись и спрятались, оставив только сгорбившегося Мууга.

— Мы подождем.

В гостиной Гриффиндора было шумно — все галдели и переругивались, обсуждая урок ЗОТИ, который имели счастье получить третьекурсники.

— Это все из-за Грейнджер, — громко, вовсе не смущаясь того, что Гарри и Рон были совсем рядом, заявила Лаванда. — Она вообще всю неделю вела себя странно.

— Что ты вообще несешь? — набычившись, к ней повернулся Рон.

— А то! — девочка уперла руки в бока и еще больше повысила голос: — Ваша подружка с того дня, как вернулась, ведет себя как чокнутая. То стонала ночами, то кидалась на нас с обвинениями, что мы ей в кровать дохлых жуков подкладываем! Скажи, Парвати?

— Да, — кивнула ее подруга, — Грейнджер последнее время действительно была еще больше не в себе, чем обычно.

— А я бы и не удивился, если бы именно вы это и делали, — еще громче сказал Рон, — девчонки глупые и вредные, так что могут на любую пакость пойти.

— Уж кто бы говорил, — фыркнула Лаванда, — ты, как мы все знаем, недалеко ушел от своих братцев.

— А вот это ты зря, — сказал Фред, буквально из неоткуда возникая за ее плечом, — поминать великих Братьев Гриффиндора всуе.

— Я-а-а, — запнулась Лаванда и попятилась, тут же наткнувшись спиной на Джорджа, — не это имела в виду!

— Поздно, мисс Браун, мы уже тебя услышали и обратили на тебя внимание, — Джордж похлопал ее по плечу и гнусно ухмыльнулся, — мужайтесь, мисс.

— Я пожалуюсь декану!

— Пожалуйтесь, если сможете доказать нашу причастность, — Фред отзеркалил улыбку брата. — Это даже у Снейпа не всегда выходит, что уж говорить о вас, мисс Браун?

Лаванда пискнула и вылетела из гостиной, на прощание крикнув:

— И все равно ваша чокнутая маглорожденная подружка не в себе! Именно из-за ее боггарта мы все чуть не умерли! Директору стоит ее запереть в Мунго, а то и еще где.

— Дура! — рявкнул покрасневший Рон, которому за подругу было ужасно обидно. — Все мозги ушли в волосы, а лучше бы наоборот!

— Сам дурак, дурак!

На втором этаже грохнула дверь спальни девочек. Остальные гриффиндорцы молчали — никому не было приятно наблюдать ссоры внутри своего факультета.

— Братец, не благодари, — шепнул Фред на ухо отмахнувшемуся от него Рону.

Старшие братья Рона куда-то ускользнули так же внезапно, как и появились.

— Рон, ты чего? — примирительно сказал Гарри, сам удивленный поведением друга. — Эти сплетницы не стоят ссоры.

— Терпеть не могу этих расфуфыренных идиоток, — пропыхтел Рон, решительно разворачиваясь на выход и подхватывая сумку, — Гермиона хоть и покусанная книгами, но наш друг, в конце концов, так что тебе бы тоже стоило за нее вступиться. И вообще, пойдем ее проведаем. Нас-то всех уже отпустили, а Гермиону заперли в больничном крыле.

— Заодно домашку ей передадим, то-то она обрадуется, — с готовностью согласился Гарри и сунул в сумку яблоко, которое захватил с ужина.

В больничное крыло ожидаемо проникнуть легко не получилось. Мадам Помфри была решительно настроена на то, чтобы не пускать ребят к подруге.

— Мадам Помфри, ну пожалуйста! — заныл Гарри. — Вы же сами сказали, что Гермиона не сильно пострадала.

— Она спит!

— Но мы же только на нее посмотрим и убедимся, что с ней все хорошо, — влез Рон. — К тому же мы ей домашнюю работу принесли.

— Ага, зная Гермиону, мы точно знаем, что она обрадуется.

— Ладно, — сдалась колдомедик, впечатлённая сразу двумя парами просящих глаз, — но учтите, не шуметь, мисс Грейнджер не будить и исчезнуть отсюда через пять минут!

— Спасибо, мадам Помфри!

Волшебница отвела их к единственной койке, которая была надежно заставлена ширмами, и откинула в сторону штору. Ребята тут же подошли к кровати. Гермиона лежала на боку, свернувшись клубком под целым ворохом одеял. Она была такой бледной, что Гарри даже подумал, что она опять посмотрела на василиска.

— Откуда у нее вообще мог появиться такой страх? — тихо спросил Рон, осторожно и стараясь не шуметь выкладывая на тумбочку возле ее кровати книги и свиток с заданиями.

— Не знаю, — сказал Гарри, рассматривая серое лицо подруги с яркими веснушками.

Вдруг кокон из одеял дрогнул, и из-под складок появилась почти змеиная голова ее кота.

— А ты как сюда пробрался, чудовище? — Рон тут же прижал свою Коросту ближе к себе, но кот напрочь игнорировал и его, и Коросту, не мигая рассматривая Гарри.

— Наверно, тоже о ней беспокоится, — примирительно сказал Гарри и протянул руку, чтобы погладить кота.

Кот с брезгливым удивлением посмотрел на руку и снова упер немигающий синий взгляд в Гарри.

— Да ладно тебе. Я просто хотел тебя погладить, — усмехнулся мальчик, замерев, но не убирая руку.

Кот закатил глаза с легко читаемым раздражением и все же ткнулся лбом в мальчишескую ладонь.

— Не боишься, что он тебе руку по локоть откусит? — спросил Рон, который откровенно побаивался нового питомца Гермионы.

— Не-а, — беспечно ответил Гарри, ощущая под пальцами почти лаковую гладкость шерсть кота. — Мистер Биггсуорт слишком умный, чтобы кидаться на кого попало. А еще он красавчик.

— Мне бы он больше понравился в виде коврика, — буркнул Рон.

Кот фыркнул и опять залез под одеяло, полностью прячась.

— Да брось ты, он охраняет и греет свою хозяйку.

Штора опять сдвинулась в сторону.

— Вам пора, молодые люди, — Помфри стояла в сопровождении профессора Дамблдора и Снейпа.

— Уже уходим, — тут же поднял с пола сумку Рон.

— Что с Гермионой, сэр? — Гарри посмотрел на Дамблдора.

— Мисс Грейнджер немного истощена своим боггартом, такое пусть редко, но бывает, — улыбнулся директор, — мы ее подлечим, и ваша подруга скоро вернется к вам.

Гарри кивнул и перевел взгляд на Снейпа, что безмолвной тенью стоял за спиной Дамблдора. Желчный, мерзкий, несправедливый. Единственный человек в Хогвартсе, которого Гарри ненавидел и презирал. Кроме Малфоя, конечно. Однако он должен был кое-что сделать.

— Профессор Снейп, сэр, — он облизнул губы, поймав холодный, полный с трудом сдерживаемого омерзения взгляд, — я…

Бровь Снейпа задралась, и лицо приняло еще более желчное выражение. Гарри нахмурился и выпалил на одном дыхании, пока не передумал:

— Спасибо, сэр, что спасли Гермиону.

И пулей вылетел из-за ширмы, краснея и злясь за то, что он был действительно благодарен невыносимому профессору.

Уже подходя к двери, он почувствовал руку Рона и его тихий шепот:

— Куда побежал! У тебя мантия с собой?

Гарри понял его без слов и тут же накинул на них мантию. И спустя мгновение они уже стояли за ширмой, вслушиваясь в разговор взрослых. Наверняка не просто так к ней привели Снейпа и самого Дамблдора.

Как только мальчики ушли, лицо Дамблдора утратило доброжелательное и спокойное выражение, тут же став сосредоточенным и внимательным.

— Поппи, я вас слушаю, — обратился он к колдоведьме.

— Когда днем ко мне привели детей, то у всех было почти одно и то же: переохлаждение, ссадины от осколков льда и истерика. Сначала мне показалось, что и у мисс Грейнджер все то же самое, только вот если всем помогло горячее питье, согревающие чары и немного упоительного зелья, то ей — нет. Температура ее тела постоянно снижается, и я вынуждена накладывать на нее согревающие чары снова и снова. Когда она бодрствовала, то ее мучала головная боль, такая сильная, что я предпочла дать ей зелье сна без сновидений.

— Что тут делает животное? — спросил Снейп, заметивший выползавшего из-под одеял кота.

— Это компаньон мисс Грейнджер, она очень просила разрешить его оставить, и я не вижу причин, почему бы и нет, если он помогает ей согреться и успокоиться.

Кот посмотрел на волшебников и спрыгнул с кровати. Совершенно спокойно он прошел мимо них и выскользнул за ширму.

— Какое любопытное животное, — проводив кота задумчивым взглядом, Дамблдор вновь повернулся к Помфри: — Что еще скажете?

— Мисс Грейнджер постоянно излучает стихийную магию, хотя вроде уже не должна была бы.

— В какой форме это происходит? — спросил Снейп, подходя ближе и осторожно беря тонкое запястье в свои руки. Обычно его пальцы всегда были холодными, и мало кому его прикосновения нравились, но даже ему было неприятно держать в руке холодную, чуть влажную руку девочки. Он с трудом отвлекся от ощущения утопленницы в руках и сосредоточился на очень медленном и слабом пульсе.

— Вы следите за ее витальными показателями?

— Функции ее тела замедлились, но ничего угрожающего нет, — быстро ответила колдомедик и тоже взяла девочку за руку.

— Северус, помоги мне, пожалуйста, с диагностикой. Поппи, будь добра, подготовь набор зелий для сонной легилименции.

Помфри кивнула и вышла.

— Вы считаете адекватным вторгаться в бессознательный разум? — резко спросил Снейп.

— Северус, я понимаю риски, но это крайне необходимо.

— Что вы ищете, профессор?

Дамблдор посмотрел на зельевара и покачал головой.

— Я не могу сказать.

— Зато я могу, — прошипел Снейп. — Неужели вы думаете, что мисс Грейнджер вернулась в школу не сама?

— Вот это я и хочу узнать, — тихо и напряженно ответил профессор и с грустью посмотрел на лицо девочки, — а ты побудешь якорем и выдернешь меня, если что-то пойдет не так.

— Я? На подстраховке? — удивился зельевар и скептически задрал бровь. — Тем более у вас? Не лучше ли позвать Люпина для этой работы? Вы же знаете, с моей спецификой мне не стоит этого знать.

— Северус, при всех талантах Римуса в своей сфере ментальная магия не его конек. А тебе я доверяю как себе, к тому же ты — лучший после меня и….

— Не называйте его имя, — сухо оборвал его зельевар.

— Прости. И еще, я прошу твоего согласия на Обливиэйт при необходимости.

— Вы это сейчас серьезно?

— В целях безопасности, Северус. Пойми меня правильно, пожалуйста.

Снейп сверлил Дамблдора взглядом целую минуту, прежде чем неохотно кивнуть.

— При условии, что я соберу воспоминания и отдам вам на хранение, чтобы иметь возможность их вернуть.

— Хорошо, — Дамблдор согласился без промедления и повернулся к Гермионе. — Пока Поппи собирает набор, давай посмотрим, есть ли на мисс Грейнджер что-то еще.

Маги склонились над телом в постели и синхронно начали сплетать заклятия, каждый свои, но безусловно взаимосвязанные между собой. Воздух, такой сырой и холодный, разогревался от причудливой магии, что сплеталась и искрилась в пространстве. Снейп заметил, что магия директора, когда он плел крайне тонкие заклятия, всегда начинала пахнуть анисом. Выбросив посторонние мысли, он сосредоточился на надоедливой девчонке, которая в кои-то веки не выпирала из всех щелей своими псевдопознаниями.

«Следов темной магии… нет? Странно… Ядов — нет. Зелья-галлюциногены — нет. Магловские психотропные препараты — пусто. Спорынья? Чисто. Откуда магическое переохлаждение? Так…. О, а вот это интересно. Магический фон начинает двоиться, напоминая сиамского близнеца, где оба ребенка — маги. Очень интересно. Так, а куда утечка? Первое тело — женское, детское. Функционирует обычно. Вот связь ко второму телу. Второе тело… Что? Куда идет связь? Не вижу…»

Снейп взмок, пытаясь дотянутся до второго, но никак не мог нащупать. Его из транса вывел легкий толчок от директора.

— Достаточно, Северус. Что скажешь?

Зельевар промокнул лоб платком и, дождавшись, пока Помфри поставит требуемые флаконы на придвижной столик, рассказал, что почувствовал.

— Что это значит, профессор?

— Это значит, что мисс Грейнджер, увы, не одна, — Дамблдор, погладил бороду и, решившись, протянул руку к флаконам. Два выпил сам, третий передал в руки Снейпа.

— Придется мне сходить посмотреть лично, Северус. Надеюсь на твою помощь.

Снейп облизнул сухие губы и кивнул, прикладывая палочку к виску Дамблдора.

— Легилиментс!

Дамблдор погрузился в сознание спящей девочки, а Снейп краем своего разума подхватил тонкую нить сознания Дамблдора, превращая в метафорическую веревку, что связывала директора с реальным миром и не давала упасть в чужое подсознание слишком глубоко. Он сможет выдернуть сознание директора, если кто-то или что-то начнет его затягивать слишком глубоко. Прикрыв глаза, он уподобился поплавку на тихой воде, останавливая мысли, превращаясь в чувствительную пружину из платины. Его задача — только ждать и чувствовать. Чувствовать. Ждать.

* * *

Дамблдор старался быть деликатным и не касаться личных воспоминаний девочки. Пускай она не узнает о произошедшем, но нарушать личное пространство было крайне плохим поступком. В любом другом случае он бы обязательно заручился полным согласием девочки на сеанс легилименции, но будь она в сознании, то точно бы увязалась за директором и стала бы свидетелем предстоящей беседы. То, что беседа будет, Дамблдор даже не сомневался. По всем признакам мисс Грейнджер была одержима, и его задача — выяснить, кем или чем и как можно изгнать паразита из души несчастной девочки.

Он искал след чужеродного присутствия, принюхивался к магии Гермионы, пытаясь хотя бы так понять степень влияния, которое вторженец успел оказать на ребенка. И не находил ничего. Он уже почти отчаялся поймать врага, как ощутил очень легкое, почти робкое прикосновение.

Дамблдор тут же хищно развернулся в нужную сторону и заколебался — стоит ли атаковать сразу или же лучше повременить оценить противника?

Прикосновение повторилось. Такое же легкое, но уже вполне осознанное. Оно коснулось его раз, второй третий. Пауза. Потом опять три быстрых касания и пауза.

«Пытается привлечь мое внимание? — удивился Дамблдор, напрягаясь еще больше. — Неужели оно разумно?»

Он решил попробовать коснуться своего собеседника похожим образом. Повторил нажатия в том же порядке. Его собеседник тут же протянул ментальный щуп навстречу, переплел его с рукой Дамблдора и легонько потянул на себя. Замер. Дамблдор колебался недолго, делая шаг в сторону своего визави.

И вот он делает шаг вперед оказываясь… где-то. Осмотревшись по сторонам, Дамблдор понял, что находится в весьма странном месте. Зал, шагов пятьдесят в диаметре был из синего то ли льда, то ли стекла. Каменный пол и голубой, пропитанный туманом свет, струящийся отовсюду. Из тумана соткалась человекоподобная фигура.

Дамблдор напрягся, понимая, что находится в чужом ментальном поле и более уязвим для нападения. С другой стороны, он был сильнейшим ментальным магом на сегодняшний день с колоссальным опытом битв. Гриндевальд проиграл ему только из-за того, что Дамблдор смог нанести всего один ментальный удар, разрушив его концентрацию и переломив ход того боя. Фигура сделала пару шагов вперед и поклонилась.

— Derham arja kherut!

— Увы, я вас не понимаю, — ответил Дамблдор, рассматривая стоящего перед ним, пытаясь подметить каждую мелочь.

Существо казалось мужчиной неопределенного возраста. Ему с равной степенью вероятности могло быть как тридцать, так и сто лет. Высокий, крепко сложенный, в свободных одеждах странного покроя. Дамблдор отметил необычное строение лица человека — острые монгольские скулы, крючковатый нос, небольшая аккуратная бородка. Глубоко посаженые глаза ярко-голубого цвета источали легкую дымку. Веки тяжелые, мешки под глазами. Кожа светлая, гладкая, почти кажущаяся ненастоящей из-за отсутствия каких-либо несовершенство или морщин. На щеке длинный шрам, который уходил куда-то по шее за воротник. Дамблдор с изумлением заметил, что уши у мужчины заостренные, длиной почти с ладонь, с десятком золотых колец по всей длине правого уха и одной длинной висячей серьгой с голубым камнем — в левом. Длинные полностью белые волосы незнакомца были заплетены в толстую косу и свисали чуть ли не до пояса, перевязанные простым кожаным ремешком. Незнакомец еще раз внимательно осмотрел Дамблдора и, стараясь не делать резких движений, коснулся своей груди.

— Kassij.

А потом осторожно указал на Дамблдора.

Маг моргнул и позволил себе немного расслабиться. Прикоснувшись к своей, груди он ответил:

— Альбус.

Незнакомец кивнул и едва заметно улыбнулся, протягивая руку в однозначно понятном жесте:

— Zurkesh mahri, Альбус.

Дамблдор пожал протянутую руку и позволил себе тоже улыбнутся.

— Будем знакомы, Кассий.

* * *

После того, как господин покинул ее покои, носящая в прошлой жизни имя Мариса, а нынче больше известная как Леди Смертный Шепот еще некоторое время задумчиво курсировала по храму, погруженная в свои мысли. После того, как ее друг и наставник покинул высокий престол верховного жреца Культа Проклятых, эту обязанность возложили на нее. С тех прошло много лет и многое изменилось. Например, она отринула оковы плоти, вдохновленная примером Кель’Тузада, и со всем рвением отдала себя служению Королю-Личу. И еще ни разу об этом не пожалела.

Леди подняла руки повыше и поправила длинные свободные рукава, прикрывая наручи с сияющими рунами подчинения. Цепи господства, что заключали ее дух, с тихим звоном ускорили свое парение вокруг тела.

— Госпожа, ваши слуги готовы услышать приказы.

Леди повернулась и посмотрела на слегка покачивающуюся гротескную фигуру нерубской заклинательницы. Ее тело было уже три года как мертвым, и сейчас синий свет струился из многочисленных сочленений ее тела. Синий шелковый палантин с вышитым личным гербом Леди укрывал ее голову, прикрывал хелицеры, и аккуратной петлей ложился на левый локоть. Нерубианка была личной фрейлиной Марисы с тех пор, как она случайно зашибла того забавного живого мальчишку. Больше связываться с живой прислугой она не желала и лично отобрала себе из плененных нерубов новых слуг. Потребовалось огромное количество времени, чтобы сломить и перестроить чуждое и сложное сознание мертвой паучихи. Но зато теперь у нее была сильная, умная, хищная слуга, которая всегда знала, как правильно услужить своей госпоже.

— Сага’азрет, пока распусти паству. Я получила личные распоряжения и должна подготовиться к работе.

— Как прикажете, Леди, — Сага’азрет подошла ближе и протянула госпоже кристалл маны. — Я взяла на себя смелость приготовить презент для госпожи Лана’Тель.

— Весьма предусмотрительно, — одобрительно кивнула Леди, беря в руку камень. — Что тут?

— Агония кал’дорайской охотницы.

— Замечательно, то, что надо. Идем, будешь меня сопровождать.

— Как прикажете, Леди.

Они покинули Храм и в молчании направились в Кровавый Квартал, где обосновалась бывшая охотница, а ныне — кровавая королева мракопадших. Леди наслаждалась тишиной, мертвым спокойствием Цитадели. Величие и красота поражала воображение даже давно умершей и давно обитающей под этими сводами жрицы. Лишь шелест шелковых одежд лича да костяной перестук нерубских ног оскверняли благородную тишину холодных залов.

— Ступай тише, Сага’азрет.

Та безмолвно исполнила заклинание тихого шага. Увы, всякому пути приходит конец, и вот Леди стоит у входа в Багровые Залы. Если бы на ее лице сохранилась плоть, то она бы брезгливо поморщилась. Даже стоя на пороге, она уж слышала веселый смех и музыку, перемежающиеся криками агонизирующих жертв.

— Омерзительные существа.

— Они служат Господину, а значит полезны, — прошелестела Сага’азрет. — Вам не стоит так сильно гневаться на них. Увы, но такова природа мракопадших.

— На месте господина я бы давно уже ободрала бы с них лишнюю плоть, чтобы они не оскверняли это место своим… бесстыдством!

Леди раздраженно поправила клобук и решительно вплыла во владения Королевы. Тут же к ней танцующей походкой подошел красивый эльф.

— Что угодно Леди в Багровых Залах?

Вперед вышла Сага’азрет и с тихим прищелкивание резко сказала:

— Проводи Леди к Лана’Тель.

— Кровавая Королева изволит ужинать и запретила ее беспокоить, — с учтивым поклоном ответил он.

— Это приказ Господина.

Мракопадший опять поклонился и сделал учтивый жест:

— Прошу, Леди, следуйте за мной.

Лич скользила по багровым залам и со все возрастающим отвращением наблюдала за развлекающимися вампирами. Эти немертвые свинью пачкали полы кровью, переводили драгоценные души на свою жратву и… Сага’азрет быстро заслонила своим телом оскорбляющее взор Леди зрелище.

— Отвратительное место, — раздраженно сказала Леди, небрежным жестом замораживая кровь на своем пути, чтобы не запачкать подол своего одеяния. Сопровождающий сменился на гвардейца из личной охраны внутренних покоев Королевы. Сага’азрет передала ему традиционный подарок вежливости.

— Прошу вас, подождите немного, я доложу о вашем приходе Королеве.

Он постучал в богато разукрашенные двери и зашел, оставив Леди исходить холодной яростью в приемной. Нерубианка же оставалась как всегда бесстрастной.

— Кто? Леди? — донесся до них низкий грудной голос с хрипотцой. — Пригласи.

Не дожидаясь, пока прислуга передаст слова, которые она и так слышала, лич распахнула двери и вплыла в личные покои Лана’Тель. Роскошь. Богатство. Все красивое, и все сразу. Огромные полотна драгоценного паучьего шелка свисали со стен и колыхались вокруг огромного ложа Королевы. Сама матриарх вампиров полулежала в груде алых шелков и покачивала в одной руке бокал с почти черной кровью, а в другой держала кристалл.

— Леди, вот сюрприз, — Королева погладила свою косу. — Неужели ты наконец-то решила присоединиться к моему празднику? Спасибо за милый презент, я обязательно им наслажусь попозже.

Леди увидела, как за спиной Королевы мелькнула обнаженная спина одного из ее принцев-консортов. Ее передернуло.

— Я, в отличие от тебя, не обременена омерзительной плотью и не нуждаюсь… в этом… омерзительном празднике, — холодно ответила она и скрестила руки на груди.

— Ох, не будь такой суровой ко мне, — промурлыкала Королева и села прямо, поднося к губам бокал, — господин сам меня создал… такой.

— Господин не имеет отношения к твоему бесстыдству.

— Не стоит так очевидно завидовать, — Королева обернулась и погладила своего принца по груди, оставляя синие полосы на его мертвой плоти. Мужчина выгнулся и застонал, облизываясь и млея под рукой своей королевы.

— Чему завидовать? Блядству?

— Ох, Мариса, судя по твоей злости, последним, кто зарился на твои кости, был Кел’Тузад. Или даже наш великий некромант не нашел в себе сил прикоснуться к нашей Холодной Леди?

— Закрой рот, эльфийская потаскуха, — клацнув зубами, рявкнула жрица, — не тебе говорить об учителе!

— Ох-хо, — Королева пригубила из бокала и облизнула кровь с полных чувственных губ, — так и думала — ты так и не решилась забраться в его постель, а потом уже было поздно. Твой обожаемый учитель уже распрощался с такой ненужной плотью.

Леди не смогла сдержаться и выдала волну сырой магии льда, что синей волной разошлась по покоям Лана’Тель. Кровь в ее бокале мгновенно замерзла, разрывая тонкое стекло. Принца снесло с постели, и он глухо застонал, лежа обмороженным и полумертвым у дальней стены. Сама же Королева невозмутимо отряхнула осколки и свесила изящные ножки с постели. Из-под кровати она вытащила полуголое женское тело с обрывками жреческих одеяний.

— Ну вот, ты испортила мне ужин. А ведь ее могло бы хватить нам с Келесетом почти до утра.

— Мне нет дела до твоих развлечений, Лана’Тель. Меня прислал Господин.

— И как я могу служить ему? — женщина сидела на краю кровати и болтала ногами.

— Мне нужны твои лучшие сан’лейн, чтобы пробраться в захваченный Наксрамас и обследовать место гибели учителя.

— Какая ирония, Кел’Тузад так открыто презирал мракопадших и сан’лейн, а теперь именно нас Господин отправляет ему на помощь.

— Ты не смеешь отказать! — прорычала Леди, подплывая ближе. Воздух вокруг нее потрескивал от магии.

— Даже не думаю, — Лана’Тель склонила голову к плечу и погладила косу. — Просто считаю это забавным.

Повернувшись, она поманила пальцем уже немного оклемавшегося Келесета.

— Милый, собери, пожалуйста, Кровавый Совет, и выслушайте Леди Смертный Шепот. Посоветуйте ей, как лучше, если в том будет толк, и дайте ей лучших из лучших.

— Как прикажешь, моя Королева.

Леди развернулась и вылетела прочь из пропахшей пороком и страстью спальни мертвой эльфийки, стараясь не слышать ее издевательского хриплого смеха.

* * *

Эйриц бы умерла от волнения или страха, если бы не была мертвой уже далеко не первый год. Сейчас же ничто не выдало бы ее присутствия в самом сердце вражеской крепости. Ее сердце не стучало, дыхание не шумело в легких, кровь не текла по жилам, а тело не излучало тепло, оставаясь таким же холодным, как и пол, по которому она кралась. Ей повезло пролезть в Цитадель Ледяной Короны вместе с очередной группой пленников, что предназначались для пропитания Кровавого Квартала. Заклятие, наложенное Кедрией и закрепленное благословением лоа, придало ей вид девочки-подростка.

Ее вместе со всеми затолкали в темницу и заперли двери. Пустоголовые кадавры даже не дали себе труда тщательнее проверить добычу, ведь каждому человеку надели ошейник с охранными чарами, что остановит сердце при попытке бегства. Что ж, это было ей только на руку. Ее сердце не билось уже очень давно. Вскрыть замки и избавиться от разрядившего заклятие ошейника не потребовало много времени. Слившись с тенями, она выбрала самое безопасное для себя место — Кровавый Квартал. Сан’лейн всегда были беспечны, а в своем главном гнезде, где в основном предавались утехам и кормежке, так и вообще мало смотрели по сторонам. Главной проблемой были только гвардейцы да личи из Храма Культа Проклятых, но Эйриц не даром вошла в десятку лучших Гвардейцев Смерти проклятых руин Лордерона. Все свои силы и талант она вложила только в одно — умение скрываться в тенях, становясь невидимой практически для любого существа в мире. Если сохранять осторожность и ничего не трогать, то она сможет отсюда выбраться так же тихо, как и вошла.

Эйриц по паучьи распласталась в темном углу, укрытая мраком шелковых портьер, и прислушалась. Крики жертв, хохот, музыка, сладострастные стоны предающихся утехам вампиров. Все как обычно. Еще одним преимуществом нежизни для разбойницы было еще и то, что мертвецам не нужно спать, отдых тоже не к чему. Она уже шестой день таилась в углу приемной самой Лана’Тель и прислушивалась к ведущимся тут разговорам. Была пара вещей, которые стоили риска. Она уже подумывала, не сползать ли ей в кладовку для тряпок за залом совета, где собирались принцы-консорты, как ее мертвое тело окатило холодом. В приемную вошла Леди.

«Плохо, это чертовски плохо!»

Леди была опасна, ее чутье на нежить было тонким, и она могла заинтересоваться, что это за немертвая сидит в таком странном месте.

Она уже думала, как бы ей половчее сорваться в спасительный спринт, как Леди Смертный Шепот с грохотом распахнула двери и вплыла к вампирше. Похоже, она была так раздражена, что не заметила Эйриц. И двери оставила открытыми. Как удобно.

Разлетевшаяся волна магии Леди была так сильна, что разбойницу сорвало с насиженного места и проволокло по полу, выбивая дух. Вся ее суть была обморожена и страшно болела. Эйриц оглушило и, наверное, она даже потеряла сознание, впав в оцепенение. Повезло, что разметало и гвардейцев, а их, как ближе стоящих к двери, приложило сильнее. Собравшись с силами, она опять скрылась в тенях и медленно отползла за угол, сжимаясь комком. Разломив в ладони пробирку с лечебным зельем, она дала себе пару мгновений, чтобы прийти в себя.

«Сан’лейн идут в Наксромас. Это плохо. Нужно доложить Джиге’Атал».

— Эй, ты что тут забыла?

Ее окликнул один из вампиров. Эйриц обернулась и увидела полупьяного от крови и вина эльфа в один штанах, с измазанным кровью и почему-то чернилами торсом.

— Я принесла донесение от принца Навариуса из Зул’Драка. Где я могу найти кого-то из старших?

Она покопалась в сумке и вытащила внушительного вида свиток, закрепленный светящейся магической печатью с оттиснутым гербом принца, и приподняла выше, чтобы вампир мог увидеть.

— Можешь отдать его мне, я передам, — сказал вампир и протянул руку, — ты же знаешь, падали вроде тебя тут не рады.

Эйриц окинула его подозрительным взглядом и опустила руку, но свиток не убрала:

— Мне было приказано отдать это в руки только кому-то из сотников сан‘лейн.

— Я Габриэ Черная Кровь, сотник, — вампир сделал шаг вперед и ударил Эйриц по лицу, — а ты тупая падаль, низшая ступень в пищевой цепочке.

— Хорошо, я отдам.

Разбойница протянула ему свиток. Тот с раздражением вырвал его из костлявой руки и сломал печать.

— Тут ничего нет! — успел он удивиться, рассмотрев пустой лист.

Основательно обработанный ядом нож по рукоять вошел в его грудь. Второй нож вскрыл горло, обрывая зародыш крика.

— Просто мелким почерком написано, — невозмутимо сказала ему на ухо Эйриц и тихонько помогла ему опуститься на пол. А потом скрылась в тенях.

Свиток основательно напитан магией Света и взорвется сразу, как только его кто-то возьмет в руки, а значит, у нее есть от пяти до пятнадцати минут, пока на нее не спустят всех собак. Разбойница уже уловила суть планировки Цитадели и кое-где кралась в тенях, где могла — срывалась в спринт, стремясь как можно скорее добраться до любого выхода из Цитадели. Пластинка с одноразовой телепортационной руной была уже зажата в ее руке, готовая к применению. По залам прокатился жуткий рев тревоги.

«Значит, кого-то уже поджарило», — злорадно подумала разбойница и повернула направо, выскакивая на небольшой балкон.

— Вот она!

Эйриц уже запрыгнула на парапет, когда в спину ей вонзилось несколько напитанных магией болтов и ледяная стрела от лича основательно приложила в лицо, промораживая и без того уродливую плоть. Она покачнулась и сорвалась в пропасть. Ее глаза уже видели стремительно приближающиеся саронитовые шипы на самом дне ущелья, когда разломанная руна наконец-то сработала. Вместо того чтобы разбиться вдребезги о каменное дно, ее тело рухнуло и прокатилось по плетеной циновке, сметая нехитрую утварь по полу в таверне Даларана. Она уже не чувствовала, как ее подхватили в четыре руки и перевернули, еще глубже вгоняя болты в тело. Сознание погружалось в мрак. Последнее, что она услышала, так это скороговорку молитвы-призыва к Лакоа, что бормотала Джига’Атал, пока кто-то из ее соплеменников уже вырезал из нее болты.

"Успела".

Снейп извелся от беспокойства, пока дождался возвращения Дамблдора из его полного безумия заплыва в голову невменяемой Грейнджер. Почти полчаса напряженного ожидания в состоянии полного сосредоточения вымотали его куда больше, чем, скажем, встреча Внутреного Круга когда-то.

«Впрочем, — одернул он себя, — справедливости ради, если окажется, что девчонка одержима, то у нее хотя бы появится официальный повод быть чокнутой».

Несколько раз зельевар напрягался, чувствуя возмущение магического поля и какое-то глубинное, скрытое невербальное колдовство профессора, но в целом его лицо хоть и оставалось полностью сосредоточенным, но постепенно расслаблялось, теряя хотя бы часть тревоги. Наконец он с тихим вздохом открыл глаза и убрал палочку от головы мисс Грейнджер.

— Все в порядке, Северус, я вернулся.

— И? — не сдерживая нетерпения, спроси Снейп.

— Не здесь. Да и мы уже порядком подзадержались.

Дамблдор развернулся и направился к выходу.

— Все будет хорошо, уверяю тебя. По крайней мере, настолько, насколько это вообще возможно в сложившейся ситуации.

Выйдя в коридор, он создал Патронуса и отправил его к МакГонагалл с просьбой через полчаса подойти к нему в кабинет.

— Северус, чтобы помочь мисс Грейнджер, мне потребуется твоя помощь.

— Зелья?

— Да, — Дамблдор кивнул, — я не буду пока забирать твои воспоминания, ты их сам сдашь, если посчитаешь нужным. Пока ведь такой опасности нет, правда?

— Я привык перестраховываться, — буркнул Снейп, нервно сжимая палочку в руках.

— И это очень полезное качество, — Дамблдор ободряюще положил руку ему на плечо. — Если ты в силах, то позови, пожалуйста, Римуса, и подходите ко мне в кабинет. С этой суматохой вокруг дементоров и затянувшейся диагностикой состоянии мисс Грейнджер все пошло наперекосяк. Только не спеши — тебе стоит хотя бы поужинать.

— Я бы хотел еще поговорить с Кровавым Бароном и выяснить, что так их всех привлекло к классу.

— В этом, наверное, уже нет большой нужды, — покачал головой директор, споро шагая по пустынным коридорам школы.

— Вы уже разобрались? — Снейп с любопытством склонил голову.

— Думаю, причина мне понятна.

Добравшись до развилки коридора, волшебники кивнули друг другу и разошлись в каждый свою сторону. Директор направился к себе, а Снейп решил забежать в свой кабинет и хоть чем-то перекусить, как ему и посоветовал Дамблдор. Завтрак он пропустил из-за своего личного проекта, над которым засиделся почти что до самого начала первого урока, на обед опоздал, разбираясь с дракой в коридоре между старшекурсниками с последующей разборкой, кому, куда и насколько идти отрабатывать взыскание, а после всего остального случившегося во второй половине дня ужин просвистел мимо него по очевидным причинам.

В его личных комнатах было, как всегда, сыро, темно и холодно — оптимальная среда для большинства зелий и эликсиров, но не особо полезная для здоровья и настроения. Щелкнув пальцами, он позвал домового эльфа и попросил горячей еды и чая. Сам же упал в глубокое кресло и потер глаза. Голова болела. Снейп задумался, позволяя напряженному телу немного расслабиться и отдохнуть. Если Дамблдор после выхода из транса забегал зайчиком и снова стал расточать свои добро-дедушкинские взгляды, значит и вправду кое-как, но ситуация утряслась. Заниматься предположениями не хотелось — скоро он и так все узнает.

С тихим хлопком рядом появился эльф с подносом и тут же исчез. Снейп не понимал, почему маленькие помощники так неохотно посещают его комнаты, ведь он ни разу не позволил себе грубости по отношению к домашним эльфам. Впрочем, не важно. Снейп торопливо приступил к жаркому с подливкой, запивая все это чаем и шипя, когда обжигал язык. К тому моменту, когда зельевар собрал хлебом последние капли подливки с тарелки, его настроение стало почти благодушным. В животе стало тепло и уютно, унялась противная тянущая боль в правом боку.

«Надо бы желудочным зельем запить, а то наелся на пустой желудок, прихватит еще»,— лениво подумал он, допивая чай. Благодушие как и сытая полудрема слетели с него, как только он вспомнил о необходимости идти к Люпину. Со вздохом Снейп встал, сходил умылся и, выпив горькую микстуру, пошел за несносным гриффиндорцем.

«И почему Дамблдор не мог сам его позвать? Знает же, что мне одним воздухом с этим… Люпином дышать мерзко».

— Господин декан!

Снейп притормозил и повернулся, ожидая, пока его догонит Кровавый Барон.

— Барон, — учтиво склонил голову Снейп.

Призрак подлетел ближе, обдавая зельевара холодом и осмотрелся по сторонам. После того холода близкий контакт с призраком привычного дискомфорта уже не вызывал.

— Я хотел бы задать пару вопросов о происшествии в классе ЗОТИ. И дать небольшой совет вам и вашим подопечным, если позволите.

— Меня ждет директор, но я обязательно с вами побеседую в первую же свободную минуту.

— Тогда я не займу много времени, — склонил голову к плечу призрак, — я, как факультетский призрак, хотел бы предупредить лично вас и чтобы вы передали мой совет молодым змеям.

— Я вас слушаю.

— Держитесь подальше от молодой леди Грейнджер. Это в ваших интересах.

Снейп задрал бровь.

— Кровавый Барон опасается… — он помедлил, выбирая одно из двух слов, — маглорожденной?

— В ее случае статус крови уже не имеет никакого значения, — усмехнулся Барон и учтиво поклонился. — Честь имею, господин декан.

Снейп покачал головой. Еще одна проблема. И опять ноги этой проблемы растут из львятника. Отвратительно. Продолжив путь, он автоматически разгонял студентов, снимал баллы и наводил ужас. Но сейчас это воспринималось как-то мелко и неинтересно, без привычного чувства удовлетворения.

Помедлив пару мгновений перед дверью личных комнат Люпина, он резко постучал и, не дожидаясь разрешения, толкнул дверь.

Люпин стоял ярко горящим перед камином и сосредоточенно колдовал. Его мантия лежала на кресле, рукава рубашки были закатаны, обнажая крепкие бледные предплечья. Волшебная палочка была у него в руках, и делал он что-то такое, что Снейп, несмотря свой внушительный опыт и багаж знаний, не смог идентифицировать. Это интриговало.

— Люпин, — протянул Снейп, рассматривая седеющий затылок коллеги, — директор нас ждет.

Люпин оглянулся на него, и зельевар напрягся, заметив отблеск желтого огня в человеческих глазах оборотня. Уж слишком хищный был взгляд, слишком чужой и отстраненный.

— Да, конечно, — Люпин снова повернулся к огню, — сейчас закончу и подойду. Если хочешь, можешь меня подождать или идти вперед.

Снейп заинтересовался незнакомой магией, что творил Люпин, поэтому решил все-таки остаться и понаблюдать. Сейчас Люпин мало походил на себя обычного — настороженный, чуть сутулый, распространяющий вокруг себя странное напряжение. Еще взгляд этот... Зельевар прикинул фазу луны и успокоился — до полнолуния еще было время.

— Что ты делаешь? — пересилив себя, спросил он.

— Чары огненной дремы, — ответил Люпин, продолжая оплетать уютно потрескивающие дрова заклятиями, — Дамблдор мне разрешил.

— Зачем?

— После произошедшего сегодня многие дети были травмированы. Ты же сам все видел. К тому же боггарт мисс Грейнджер оказал довольно специфическое на всех воздействие — холодом и страхом. Я не знаю, что за разновидность магии была в той симуляции, но она чертовски холодная. Вот я и опасаюсь, что сегодня ночью, несмотря на успокоительные зелья, дети могут породить новых боггартов из своих кошмаров. А чары огненной дремы разгоняют страхи и дарят умиротворение. Пусть дети сегодня нормально выспятся без плохих снов.

— Как заботливо с твой стороны, — насмешливо протянул Снейп.

Люпин закончил творить чары, огонь последний раз вспыхнул, и внезапно Снейп почувствовал, что тепло от камина стало не просто теплым, а каким-то уютным… расслабляющим. Римус повернулся к нему и виновато улыбнулся.

— В какой-то мере это моя вина, что такое произошло. Я не смог оттащить мисс Грейнджер, не проконтролировал расширение ее боггарта. Черт возьми, — он смущенно запустил руку в волосы, — я даже не подозревал, что боггарты вообще так могут. Хреновый из меня учитель, наверное.

— Чертовски верное наблюдение, — криво усмехнулся Северус.

Люпин хмыкнул и раскатал манжеты, аккуратно их застегнул. Волчий блеск глаз исчез, и Снейп опять видел перед собой скромного, серого человека. Никакого, обычного и непримечательного. Подхватив мантию, Люпин набросил ее на плечи и подошел к Снейпу.

— Я глубоко благодарен тебе за то, что ты все же остался и помог остановить это все.

Он протянул Снейпу руку. Зельевар скосил взгляд вниз и снова упер немигающие глаза в лицо Люпина

— Засунь свою благодарность себе под мохнатый хвост, Люпин. Я просто выполнял свою работу.

Римус покачал головой и грустно усмехнулся

— Годы не изменили тебя.

— Слава Мерлину, нет. Идем, Дамблдор нас ждет с новостями.

Люпин и Снейп застали в кабинете директора не только его самого и МакГонагалл, что чопорно кивнула вновь прибывшим, но и профессора Бабблинг, которая была совсем не частым гостем при всяких происшествиях. Сделав приглашающий жест в сторону кресел, Дамблдор сказал:

— Сейчас дождемся Филиуса, и я сразу введу вас в курс дела. А пока, может, чаю?

— Я так понимаю, основная паника улеглась? — спросил Люпин, немного расслабляясь и отдаваясь объятиям кресла.

Снейп немного подумал, но сел ближе к огню, чтобы изучить влияние огненной дремы.

— Как сказать, коллеги, как сказать, — Дамблдор снял с носа очки и принялся их протирать платком. — Нам всем предстоит грандиозная работа в связи с кое-каким изменениями в мисс Грейнджер.

— Я не сильно опоздал? — в кабинет вошел профессор Флитвик.

— Ты как раз вовремя, — поприветствовал его директор и, дождавшись, пока все рассядутся приступил к рассказу: — Итак. Коллеги, как вы уже знаете, сегодня днем случилось чрезвычайное происшествие на уроке ЗОТИ у профессора Люпина.

Все взгляды скрестились на смутившемся Римусе, заставив его неловко заерзать, будто его снова позвали на педсовет в связи с его недопустимым поведением.

— Но это была вовсе не его вина, — тут же добавил Дамблдор и ободряюще улыбнулся своему повзрослевшему ученику. — Вся эта ситуация была вызвана тем, что мисс Грейнджер… одержима. В каком-то смысле.

Профессора переглянулись, Снейп, который уже был в курсе, только сжал переносицу. Голова опять болела.

«Судя по тому, что девчонка демонстрировала последнее время, ее одержимость точно пока еще частичная. Похоже, разум не пострадал и в какой-то мере, а может, и полностью еще контролирует то, что в нее вселилось. Это дает какую-то надежду на благополучный исход».

— Подразумевается, что подобные сверхъестественные существа зачастую враждебны человеку и действуют обычно с целью причинения зла. Но, предвосхищая ваши вопросы и опасения, я могу сказать, что мне удалось с помощью Северуса пообщаться с этим… э-э… даже не знаю, какое точно подобрать определение существу, которое теперь делит тело нашей студентки. А, как вы знаете, враждебные духи никогда не общаются ни с кем, кроме объекта своего вселения.

— Это ужасная новость, Альбус, — возмутилась Минерва, — вы должны немедленно вызвать невыразимцев и провести обряд изгнания!

— Не получится, увы, — покачал головой Альбус, — более того, это будет в какой то мере убийством другого разумного существа, которое настроено пока что дружелюбно.

— Мало ли, как оно себя ведет! — возмутилась Батшеда, нервно поправляя волосы. — Любые духовные паразиты могут притворяться кем угодно приятным, лишь бы их не трогали.

— У нас есть неоспоримые доказательства того, что наш гость не обычный паразит или разновидность потустороннего вторженца, — серьёзно ответил Дамблдор. — И чтобы в этом убедиться, я прошу вас просмотреть воспоминания об уроке ЗОТИ.

— Я, пожалуй, откажусь, — быстро сказал Снейп и поморщился, когда то же самое сказал и Люпин.

Пока остальные профессора изучали воспоминания о ЗОТИ, Ремус обратился к директору:

— Как чувствует себя замок, сэр?

— О, с Хогвартсом все будет в порядке, он уже почти исправил тот ущерб, которой ему нанес боггарт, — успокаивающе ответил Дамблдор и отпил чаю, закусывая какой-то сладостью.

— А что со студенткой?

— Пока Поппи держит ее в согревающем стазисе, но если мы все как следует сегодня поработаем, то к утру у нас будет средство, чтобы немного помочь мисс Грейнджер в ее проблеме.

От омута первой отпрянула Батшеда, как самая непривычная ко всяким проблемам, что творили гриффиндорцы. Не глядя она нащупала свою чашку и залпом осушила ее, обжигаясь и кашляя.

— Это… это…

— Впечатляет, да, — кивнут Дамблдор.

Минерва была более собранной, однако и она имела взъерошенный и напуганный вид.

— Альбус! Я прошу, нет, требую немедленно вызвать отряд невыразимцев, чтобы извлечь и уничтожить это…. Это… существо!

— Минерва, ты хоть представляешь объем сил этого существа, если только одна его душа без физического воплощения генерирует такое количество магии? — спросил директор, закинув за щеку леденец. — Я бы много, очень много раз подумал, прежде чем лезть на него в лоб.

— Это… невероятно! — Флитвик спрыгнул с наколдованного им табурета и заметался по кабинету. — Магический выброс, требуемый для формирования псевдопространства, должен был снести всю стену!

— Я что, единственный, кто не знал о таких возможностях боггарта, да? — уныло спросил Люпин.

— Если тебя это утешит, то я тоже был… немного удивлен, — кисло ответил ему Снейп.

— Коллеги! — Директор легонько постучал ложечкой по блюдцу, привлекая внимание учителей.

Профессора переглянулись и расселись по своим местам.

— Так вот, состояние мисс Грейнджер после происшествия стало нестабильным — она слишком сильно излучает стихийную магию, а ее жизненные силы стали тратиться на поддержку образовавшейся связи с нашим гостем. Воздействие боггарта, видимо, каким-то образом пробудило магическое ядро поселенца, заставив его непроизвольно отреагировать на показанные боггартом видения. В результате мы имеем то, что имеем.

— А нельзя ли как-то заделать эту брешь? — быстро спросила Минерва, промокая платочком виски.

— Увы, если я позволю себе такую метафору, но скорлупа уже разбилась.

— Вы говорили, что пообщались... с этим? — тихо спросила профессор Бабблинг.

— А вот теперь мы подходим к самому интересному, — сказал директор и обвел всех серьезным взглядом. — Напоминать о том, что все сказанное должно остаться в тайне, полагаю, излишне.

Профессора дружно закивали.

— Хорошо. Так вот, Северус мне ассистировал, когда я провел сеанс бессознательной легилименции с мисс Грейнджер.

— Это запрещено! — возмутилась было МакГонагалл.

— Ты видишь другие варианты, Минерва? — мягко спросил ее директор и, дождавшись ее неуверенного отрицания, продолжил: — Так вот, нашего гостя зовут Кассий и, как вы поняли по его страхам, он пришел не из нашего мира.

— Откуда вы можете быть уверены, что он не лжет? — скрипуче спросил Флитвик.

— Пока мы можем полагаться только на слова Кассия, но сейчас то, что мы имеем возможность наблюдать, подтверждает его слова. По крайней мере, насколько это возможно — у нас возникли кое-какие языковые сложности.

— А как же вы тогда смогли узнать его имя? — удивилась Батшеда.

— О, два мага с хорошим воображением смогут найти способы пообщаться, даже не зная языка друг друга, — улыбнулся Дамблдор. — Да, все верно Кассий в какой-то мере наш коллега из другого мира. Разумеется, еще многое требует уточнений и проверки, но на том уровне общения, который мы смогли построить, я могу пока предварительно вам сказать следующее: Кассий погиб в несчастном случае во время какого-то эксперимента. Он преподаватель нескольких дисциплин в высшем учебном заведении вроде Хогвартса.

На кабинет бы опустилась мертвящая тишина, если бы не стук, звон, тиканье и постукивание забавных инструментов на полках. А потом кабинет взорвался возмущенными криками и спорами.

МакГонагалл же молча встала из своего кресла и твердой походкой пошла к двери.

— Куда ты, Минерва?

— В свой кабинет, писать срочный вызов в Министерство с запросом прислать сюда команду авроров для мисс Грейнджер и бригаду колдомедиков из Мунго для вас, директор. Вопиющая беспечность с вашей стороны — никак не реагировать на то, что в студентку вселилась нежить.

— Присядьте, Минерва, — тихо сказал директор, — я еще не все рассказал.

— Ах, вы хотите что-то еще добавить к уже сказанному? — она резко развернулась у нему и скрестила руки на груди.

— Да, хочу, — спокойно ответил Дамблдор и, сложив пальцы домиком, обвел присутствующих твердым взглядом, собираясь с мыслями и дожидаясь тишины. — Сядьте, Минерва. Пожалуйста.

Потоптавшись на месте, МакГонагалл фыркнула, становясь удивительно похожей на рассерженную кошку, но все же присела на свое место.

— Так вот, столкнувшись с языковой проблемой, магистр Кассий вышел из ситуации весьма находчивым способом. Он, не имея возможности самостоятельно колдовать в виду отсутствия тела, попросил разрешения воспользоваться моим в качестве проводника.

— И вы разрешили? — неверяще прошептала декан Гриффиндора.

— Ну я же гриффиндорец, в конце концов! — подмигнул ей Альбус.

— Беру свои слова о том, что вы исключение, обратно, — едва слышно буркнул Снейп себе под нос.

— Учитывая, как именно произошла наша первая встреча и как цивилизованно вел себя мой визави, я решил все же рискнуть. Поэтому только благодаря этому оправданному риску мы располагаем хоть какой-то информацией. К тому же он поделился способом помочь девочке справиться с их вынужденным сожительством. Что еще раз подтверждает мое первоначальное мнение, что Кассий вполне заслуживает хотя бы попытки объясниться.

— Что он сделал? — хрипло спросил Флитвик. Его глаза уже горели неисчерпаемым огнем любопытства.

— Используя меня как проводник, он создавал фантомы. Показал произошедшее с ним, как книжку с картинками. Кстати, хочу заметить, что маги его мира не пользуются палочками, творя волшебство исключительно пассами и по большей части невербально. Что еще больше доказывает, что ссориться с таким существом, даже не зная его способностей, было бы весьма опрометчивым решением.

— Я хочу знать, что он знает о состоянии нашей студентки, — хрипло спросил Снейп, — и как мы можем помочь.

— Кассий показал мне инструкцию по поэтапному изготовлению амулета, который должен будет плотно зафиксировать его дух и не давать его магическому фону прорываться вовне, одновременно замыкая ее жизненные силы на ней самой, предотвращая их рассеивание. Поскольку Кассий уже мертв, то ее жизненная энергия в принципе не нужна.

Дамблдор встал и, пользуясь палочкой, вытащил из виска воспоминания.

— Прошу, изучите внимательно. Думаю, к утру мы должны справиться.

Первым отлип Снейп.

— Я не знаю прямых аналогов некоторых ингредиентов, которые нужны для чернил.

— Нужно пробовать, — вздохнул Дамблдор, — насколько я понял этот момент, он считает, что какие-то вещи могут быть взаимозаменяемыми. Уверен, он выбрал самый простой для повторения в условиях другой магической школы вариант.

— А что это за руны? — спросила профессор Древних Рун, торопливо перенося в блокнот цепочку символов.

— Видимо, это их руническая школа. В будущем, уверен, вы будете счастливы заняться изучением новой школы и сравнением с нашей.

— Формула чар, которые он показывает, очень необычна, — задумчиво сказал Флитвик, — он работает пассами и без фонетической опоры, однако поэтапная визуализация магического эффекта мне кристально ясна. Думаю, если правильно все рассчитать, то можно переделать заклятие для обездвиживания полтергейстов под частный случай.

— Это долго? — посмотрел на него директор.

— Я думаю, что управлюсь быстро, — отмахнулся Филиус, — костяк заклятия будет не изменен, я откалибрую его на конкретную задачу.

— А мне, похоже, досталось самое простое, — усмехнулся Люпин и потянулся, хрустнув суставами, — добыть для зелья Северуса четверть пинты крови оборотня. Ума не приложу, где я могу его найти посреди ночи в Хогвартсе. Надеюсь, они у них похожи на наших.

Дамблдор встал.

— За работу, коллеги, время поджимает, а мисс Грейнджер должна получить амулет по удержанию мистера Кассия уже к утру.

И работа закипела.

* * *

Эйлиц пришла в себя медленно-медленно. Ощущения были похоже на те, когда ее сшили и подняли из склепа Погребального Звона: тело мертво и неподвижно, но мятущееся сознание, запертое в нем, уже пробудилось. Сначала она услышала звуки: шум голосов и крики разных верховых животных, что доносились из открытого окна, какая-то возня за стеной в соседней комнате, гомон застольных разговоров с первого этажа. Она медленно открыла глаза и проморгалась, наводя резкость. Светло. Середина дня. Она опять зажмурилась, одолеваемая слабостью и болью в теле. Связующие звенья, что удерживали ее тело от разложения, болели, натянутые до предела.

«Интересно, каким именно проклятьем меня приложило в этот раз?» — безразлично подумала она. Переворачиваться на спину она пока не рисковала — память услужливо подсказала, сколько болтов она поймала. А гвардейцы в Цитадели никогда не славились излишней гуманностью к незваным гостям, поэтому арбалеты у них были всегда заряжены болтами с гарпунами, зубьями, крючьями, проклятьями, ядами и Тьма знает чем еще. Повезло, что успела добежать до балкона и сигануть вниз.

Медленно разбойница протянула руку и дотронулась до своего лица. Тонкие пальцы, обтянутые сухой кожей, нащупали аккуратные повязки из шелковистых бинтов, что полностью скрывали правую половину лица, лоб и даже поддерживали челюсть.

«Погано».

Даже нечестивое восстановление нежити не справлялось с проклятьем, которым приложил ее лич. Нужно будет узнать, чем ее угостили у Джиги’Атал, когда увидятся.

Послышался скрип ступенек, и в комнату без стука вошел Харитон с портняжной сумкой на плече и подносом, заставленным флаконами в руках.

— Я знаю, что ты очнулась, — хрипло сказал он на лающем наречии нежити, — не притворяйся.

Эйриц открыла глаза.

— Откуда?

— Чернокнижная тайна, — пошутил он, усаживаясь рядом.

— Тоже мне тайна, — фыркнула Эйриц, — фамильяра приставил.

— Ты как?

— Такое чувство, будто я сдохла. Опять.

— Хреново, — сказал Харитон и зашуршал клапаном своей сумки. — Но тебе придется собраться с силами как можно скорее — вечером на доклад к Вароку Саурфангу.

— Ты же знаешь, нас там не желают лишний раз видеть, — прошептала Эйриц, осторожно усаживаясь с помощью чернокнижника.

— Ну, это же он подписал приказ о расследовании по Наксрамасу в составе сборной команды Альянса? Если он готов мириться с альянсовскими псами ради дела, то уж нас с тобой точно как-нибудь стерпит.

Посмотрев вниз, она увидела, что ее торс, как и лицо, забинтован. Впалый живот, что почти прилип к хребту, украшал новый шов.

— Откуда? — удивилась она, трогая пальцами торчащие нитки.

— Болт кривой был, — ответил Харитон, — проще было из брюха достать, чем через спину расковырять.

— Ясно. Где Джига? Мне нужно срочно ей рассказать о том, что я узнала. Это важно.

— Если важно, давай Милли сбегает ее позовет?

— Если можно, — Эйриц с трудом подняла руки и расчесала спутанные волосы, что неопрятными космами закрывали ее лицо. Заплела косу и забросила за костлявые худые плечи. Навевало воспоминания о том, как раньше это делала сестра.

«Надеюсь, с тобой все хорошо, маленькая», — с грустью подумала разбойница.

Чернокнижник с кряхтеньем встал и призвал личную суккубу.

— Чего желает мой гниющий повелитель? — кокетливо пропела демоница, постукивая копытцами.

— Желаю, чтобы ты отнесла свой хвостатый задик к Джиге’Атал и передала ей, что Эйлиц пришла в себя и хочет ее видеть.

— Повинуюсь, — пропела суккуба и, покачивая голыми ягодицами, удалилась.

— А чертей тебе что, не завезли? — спросила Эйлиц.

— Миллина задница эстетичнее, — усмехнулся Харитон и протянул ей зеркало. — Давай-ка тебя подошьем, пока еще плоть не засохла. Раньше сделаем, лучше схватится и аккуратнее будет смотреться.

Эйлиц взяла в руки зеркало и смотрела, как Харитон аккуратно снимает с ее головы бинты. Когда последняя шелковая полоска упала на кровать, разбойница только и могла, что глухо сказать:

— Мда уж, красавица. После каждой вылазки я становлюсь все краше.

Остатки плоти на скуле и щеке пропали, оставив только гладкую желтоватую кость и показывая всем желающим заостренные крупные зубы нежити, глазное яблоко в глазнице держалось только на паре жил и без поддержки бинтов тут же попыталось выпасть, заставив женщину придержать его рукой.

— Там какое-то хитрое проклятье было, Джиге пришлось все срезать и обработать Светом, чтоб дальше не расползалось, — спокойно сказал Отрекшийся, сворачивая бинты в рулончики и убирая в сумку. — Ничего страшного, сейчас подправим. Я уже собрал все необходимое.

Харитон вытащил из пространственного кармана своей сумки корзину для пикника и открыл ее. Эйлиц заглянула в нее и хмыкнула:

— И где ты все это нашел?

— Где нашел, у тех уже нет, — отрезал чернокнижник и разложил на крышке пять человеческих лиц.

— Слушай, я, конечно, все понимаю, но может вон то, с рыжей щетиной, даже примерять не будем?

— Так ты же рыжая? — удивился чернокнижник, примеряясь к ближайшему лоскуту и аккуратно разглаживая на колене чье-то искаженное агонией лицо.

— Ну так я же женщина, пусть и мертвая, и борода у меня отродясь не росла.

— Вот уж эти бабьи капризы, — буркнул Харитон и свернул кожу рулетиком, протягивая ее Эйриц.

— Посмотрела бы я на тебя, если бы кто-то предложил пришить тебе сиськи, — пошутила разбойница, откусывая от рулетика.

— Ты что, пепла не видела, что ли? — хмыкнул он и приложил к ее костям первое лицо.

Пока разбойница перекусывала, чернокнижник подобрал подходящую по цвету кожу, перепробовал все оставшиеся по очереди и начал аккуратно обрезать лишнее портняжными ножницами.

— Все остальные в порядке? — спросила Эйриц.

— Гергам собрал свои консервы и засел на ковре у Саурфанга — у них там была какая-то своя воинская работа, и что-то не задалось. Так что Варок сейчас старательно начищает им шлемы. Кедария сбежала через портал в свой эльфятник — у них там грандиозная парфюмерная выставка, как я понял. Танрирен истерил как баба, что пролетел, но вынужден был седлать свою курицу и ехать со всеми в Крепость Песни Войны. Слышала бы его причитания и визги — обхохоталась, — чернокнижник аккуратно приложил кусок кожи к лицу подруги и неторопливо его закрепил портняжными иголками.

Эйриц протянула руку и цапнула из сумки еще один кожаный рулетик. Все равно больше одного не понадобится.

— Сатугу и Зурри Джига отправила поучиться у местных лекарей, а то руки у них обеих из задницы, сама знаешь. А Забкази свинтил в Зул’Драк по каким-то своим друидским делам.

— Сам? — удивилась Эйриц. — И как его Сатуга отпустила?

— Ну да, он же уже взрослый, — качнул головой Харитон, вдевая нитку в иголку и начиная мелкими аккуратными стежками пришивать ей половину лица. — Ты вон в одно рыло по Цитадели шаришься, и ничего.

— Я ж уже мертвая, а его, дурака, жалко.

— Жалко у осы в заднице, — буркнул чернокнижник. — Вот не пойму тебя — ты Отрекшаяся уже не первый год, титулованный гвардеец Стражи Смерти, и до сих пор трясешься над живыми. Стыдно должно быть.

— За что стыдно? За то, что живой была?

— Вот именно, что была! Хватит. Мы не выбирали то, чем стали, но мы обязаны приспособиться или…

— Сдохнуть?

— Или свихнутся.

Помолчали. Эйриц проглотила жёсткую кожу и потёрла шов на животе. Нестерпимо чесалась спина.

— Уж кто бы говорил насчет осиных задниц. Думаешь, не знаю, кто Кедарии обвеску ювелирную дарит?

— Это профессиональное, — ничуть не смутился Харитон, — ведь чем сильнее каждый из нас, тем вероятнее мы доберемся до своих целей. И если пара побрякушек сделают Кедарию чуть сильнее, то польза от этого будет всем.

— А еще ты ей крем для жопы варишь, уж я-то знаю.

— Не для жопы, а для лица, — поправил ее чернокнижник и хмыкнул, закрепляя последний шов. — Я эстет, в конце концов, хоть и мертвый, и люблю смотреть на красивое.

— Ты помнишь, кем ты был?

Харитон вздохнул и убрал в сумку швейные принадлежности. Взял оставшийся кожаный рулетик и долго его рассматривал, прежде чем сунуть в рот.

— К сожалению, еще да.

Эйриц подняла зеркало и посмотрела на свое новое лицо. Если не считать длинной полоски швов, то сидела кожа весьма неплохо.

— Спасибо, выглядит прилично.

— На вот, — он дал ей банку с вонючей мазью, — промазывай два раза в день, чтоб взялось лучше.

— Это что? Из запасов для эльфийской задницы?

— Вряд ли Кедария захочет намазаться бальзамирующим составом, — усмехнулся он.

— Спасибо за помощь, Харитон. — Эйриц легла на бок, чтобы не тревожить изрезанную спину.

— Мы, Отрекшиеся, не нужны никому. Поэтому должны держаться друг друга. Отдыхай.

Прикрыв за собой дверь, он ушел.

Эйриц задремала особым сном нежити.

* * *

Ребятки, меня тут Бета обосновано натыкала носом, что Дамблдор у меня выходит слишком наивным челом и что дед с железобетонными убеждениями «тьма — это очень плохо» не будет даже разговаривать с «несчастной жертвой обстоятельств». И, обдумав, я согласен. Поэтому, беру паузу пару дней для мозгового штурма, дабы выкрутиться из сей не простой ситуации. Возможно, 8 глава будет переписываться, но это не точно. Спасибо за внимание.

P.S. Буду благодарен за идеи или советы.

Дамблдор так и не ложился спать за эту долгую ночь. Чертежи, которые ему передал Кассий, были довольно просты и легко повторяемы даже с учетом разных подходов магии, но сам директор не мог припомнить, чтобы классическая наука предлагала настолько комбинированное решение. И сейчас на столе перед ним лежал небольшой стальной гладкий браслет с цепочкой тлеющих синевой рун, который, со слов чужеземца, должен был остановить потерю мисс Грейнджер жизненных сил. А ему нужно было принять окончательное решение — надевать ли эту вещь на руку девочки или нет.

Дамблдор повидал за свою долгую жизнь многое, в том числе диковины и странные артефакты мастеров, так что имел определенное понимание: никогда нельзя пользоваться артефактом, назначение которого не знаешь до конца и не понимаешь принципов его работы. И вот перед ним стоял выбор: пойти ли на поводу чужеземца, о котором не знаешь ровным счетом ничего, или же рискнуть жизнью ребенка.

Поппи уже приходила к нему около трех ночи с неутешительными новостями, что девочка опять начала остывать, буквально умирая во сне. Она сказала, что если Дамблдор не стабилизирует ситуацию, то ее срочно нужно будет переводить в Мунго. Директор размышлял, анализируя и разбирая по крупинкам все, что было в видениях Люпина и Снейпа с урока ЗОТИ, думая над каждым жестом, которое сделал чужеземец. Ощущение его силы было однозначным — холод, промораживающий и всеобъятный, доходящий до самых глубин души. Учитывая мир, из которого пришел Кассий, Дамблдор вполне мог предположить, что маг этот далеко не самый миролюбивый, а прекрасно понимающий, что такое настоящая война.

И боггарт, очевидно, взрослого и опытного мага тоже не мог возникнуть на пустом месте — значит, Кассий или видел, или знает о существах, которых так боится. Колосс, которого видел Дамблдор, был по-настоящему ужасен. И дело было даже не в том, что он был гораздо больше любого виденного великана. Дамблдора до самых пяток напугала исходящая от гиганта концентрированная аура чистого зла, хаотичного желания уничтожать и поглощать. Лицо гиганта было человекоподобным, в чем-то даже красивым, но выражение глубокого чувства собственного могущества, превосходства и ожидания, что каждый должен пасть ниц или умереть, однозначно говорило о том, что гигант с букашками договариваться не будет. Такой гордыни Дамблдор не мог припомнить никогда, хотя в Визенгамоте хватало чистокровных гордецов. И если это бледная тень, то какой силой может обладать оригинал? Где гарантии, что за первым сюда не придут и другие? И откуда Дамблдору знать, насколько они будут готовы пообщаться, подобно этому вторженцу?

Дамблдор потер виски. Ситуация вырисовывалась весьма скверная. Насколько он знал, еще никогда его мир не сталкивался с путешественниками, да и сама идея о том, что миров может быть множество, была до этого дня лишь забавной философской выдумкой. Была. Как бы ни хотелось бы ему избавиться от Кассия, но он не мог себе позволить остаться в неведенье, как вообще его дух нашел дорогу сюда и насколько легко по этой дороге смогут пройти другие.

Было много такого, что он пока не рассказал своим коллегам. Целые ворохи подозрений. Мириады сомнений. И вопросы. Но груз ответственности за решение, которое он сейчас примет, он должен будет в любом нести сам — разделить с кем-либо такое он не имеет права. Что хуже — дать умереть ребенку с запертым в ней мертвым магом из чужого мира или спасти не одну, а сразу две жизни, ведь Кассий пока не сделал ничего, чтобы заслужить агрессию в свою сторону?

"Том тоже годами никак не проявлял себя. И что вышло из моей бездеятельности?" — грустно подумал Дамблдор и взял в руки браслет. Металл был немного шероховатым и холодным, однако быстро нагревался в руках директора. С виду вещица была безобидной, но именно самые безобидные с виду вещи зачастую самые опасные.

В дверь постучали, и вошел Филиус. Маленький профессор был усталым, морщинистое лицо еще больше осунулось, сделав крючковатый нос совсем уж заостренным. Борода и пышные волосы профессора были в беспорядке, мантия смялась, а на рукаве виднелась подпалина. Видимо, новые чары дались ему не так просто, как он надеялся.

— Альбус, ты еще размышляешь?

— Я пытаюсь вспомнить, есть ли у нас способы решить эту проблему более... м-м-м... классическим способом.

— Понимаю, — Филиус подошел к директору и протянул маленькую ручку. Дамблдор отдал ему амулет. — Однако, хоть я и не профессиональный экзорцист, но тоже знаю, что время на подготовку адекватного ритуала изгнания мы упустили. Когда одержимый начинает умирать, то тут мы можем только облегчить агонию. Которой, как ты заметил, у мисс Грейнджер нет.

— Что ты думаешь об этой вещи? — спросил Дамблдор. Этот вопрос он задавал каждому из учителей, кто был причастен к созданию амулета.

— Та часть, которой я занимался, мне полностью понятна. Это частный случай чар удержания духовного тела. Подобные чары я обычно использую для того, чтобы прибить Пивза к одному месту, когда он совсем уже меня донимает. То, что кто-то позволяет себя буквально связать, вселяет в меня надежду на его миролюбивый настрой. Но...

— Но? — — Дамблдор не сводил с коллеги ясного умного взгляда.

— Но я понятия не имею, что делает руническая гравировка.

— Батшеда тоже пока мало что может сказать. Единственные варианты, которые она предположила, что руническая школа, которой пользуется Кассий, похожа на наши скандинавские руны, когда каждая из них несет десяток значений. "Все зависит от контекста и способа нанесения", — это ее прямая цитата.

— Не буду скрывать, Альбус, что я горю желанием тоже пообщаться с нашим... э-э-э, гостем. Новая школа магии, совсем другой практический опыт — это же может вызвать колоссальный рывок в развитии нашей собственной науки.

— Есть и риски такого решения, Филиус, — мягко сказал Дамблдор, — весьма неблагоразумно выпускать в мир мага из мира, в котором гуляют такие монстры.

— Магия вообще дело неблагоразумное, — пожал плечами профессор Чар.

— Да, но последствия этого неблагоразумия могут быть непосильными.

— Я не Сивилла и не могу ничего сказать о будущем, — тонко усмехнулся Флитвик, — но я точно знаю, что, как учителя, мы обязаны защищать всех наших учеников. Поэтому я бы хотел, чтобы мы хотя бы попробовали помочь мисс Грейнджер, если я правильно понимаю причины ваших сомнений, Альбус.

Дамблдор кивнул и положил в карман амулет.

"Иногда смерть может спасти от гораздо худшей судьбы. Что ж, если эта вещь выиграет мне немного времени на то, чтобы ближе узнать гостя и мир, из которого он пришел, то пусть так и будет."

— Филиус, я уже попросил Батшеду, прошу и тебя — я хочу чтобы мы как можно скорее смогли сделать собственный аналог этого амулета. Это просто для нашего спокойствия. Я хочу, чтобы мы точно понимали, что и как он делает, чтобы не допустить... осложнений.

— Разумеется, — Филиус кивнул.

Директор встал.

— Я пойду проведаю мисс Грейнджер, а тебе стоит хоть немного отдохнуть — уроки никто не отменял. Да и о случившемся больше никому знать не должно.

— Конечно. Надеюсь в скором времени увидеть мисс Грейнджер на своих уроках.

Они вдвоем вышли из кабинета и разошлись в разные стороны. Филиус поспешил к себе, чтобы привести себя в порядок, а Дамблдор направился к больничному крылу.

В лазарете было тихо, мадам Помфри была у себя. Переступив порог, Дамблдор напрягся — воздух был слишком холодный, будто в помещении был целый ледник или сборище призраков. На всякий случай он приготовил палочку и быстрым шагом прошел к ширмам, что скрывали пострадавшего ребенка от глаз. С шелестом откинув ткань в сторону, он нашел у постели Гермионы профессора Люпина, что сидел на стуле рядом с койкой девочки. Мужчина выглядел усталым, осунувшимся, но лицо было собранным и решительным.

— Римус? — немного удивился Дамблдор. — Что ты тут делаешь?

— А, это вы, профессор, — Люпин оглянулся и, увидел директора, робко улыбнулся и снова перевел взгляд на Гермиону. — Мадам Помфри сказала, что я могу помочь с поддержанием тепла девочки, поэтому я тут.

Дамблдор подошел ближе и увидел, что пальцы профессора крепко сжимали предплечье девочки, а их запястья были связаны вместе зеленой лентой.

— Очень оригинальное решение — использовать Ленту Селесты, — одобрил Дамблдор, — однако это довольно опасно для тебя. Сколько времени ты отдаешь свою жизненную силу?

— Мисс Грейнджер пострадала из-за моей некомпетентности, — тихо ответил Люпин и перевел на ее неподвижное бледное лицо взгляд, — так что не важно, сколько времени я тут сижу. К тому же, — он улыбнулся той улыбкой, которую Дамблдор так часто видел у него в компании Джеймса когда-то, — ее подпитывает моя вторая половина.

— О, вдвойне остроумно, — одобрил Дамблдор. — Думаю, после такого твоя вторая половина это полнолуние проведет в спячке.

— Это было бы замечательно, — тихо ответил Люпин и снова посмотрел на девочку.

— Директор? — за ширму вошла мадам Помфри, которую привлек тихий разговор.

— Все в порядке, Поппи, я принес средство, которое должно помочь мисс Грейнджер. Пожалуйста, отвяжите профессора Люпина и будьте моим ассистентом.

Колдомедик аккуратно развязала ленту и, свернув ее, убрала в карман бесценную вещь. Люпин поморщился, растирая на бледной коже синюю полосу с кровавой сыпью.

— А я вам говорила, что долго нельзя! — укоризненно покачала головой мадам Помфри.

— Все в полном порядке, — Люпин быстро поправил манжеты, чтобы скрыть следы.

— Поппи, вы готовы?

Та вытащила палочку и сбросила на пациентку вязку диагностических чар.

— Да, директор.

Дамблдор постарался сохранить лицо спокойным и уверенным, желая спрятать от коллег свои сомнения.

"Я принимаю это решение, и я готов понести за него ответственность".

Он надел вещицу на тонкое запястье и увидел, как металлический ободок с палец шириной тут же сжался, подгоняясь под размер руки. Руны вспыхнули ярче, разгораясь, меняя цвет с синего на желтый, потом белый. Металл стал теплым, почти горячим. Дамблдор приготовил режущее заклятие, готовясь радикальным способом снять вещь, если она станет опасной. Но руны мигнули последний раз и снова стали бледно-голубыми.

— Ну как? — напряженно спросил Люпин.

— Потеря жизненных сил остановилась, — не скрывая облегчения в голосе, сказала колдомедик, — ее тело очень ослабло, но это можно поправить буквально за пару часов с помощью сытной еды и зелий.

Ремус с шумом втянул воздух — оказывается, он задержал дыхание, пока ждал вердикта колдомедика.

— Хорошо, — Дамблдор выпрямился, но беспокойство из его взгляда никуда не делось. — Сколько времени это займет?

— Учитывая все произошедшее, я бы оставила мисс Грейнджер еще на день, хотя это не обязательно. Физически она полностью здорова.

— Давайте так и сделаем, — кивнул Дамблдор и сделал приглашающий жест на выход. — Римус, сегодня пятница, у тебя всего один урок, и тот после обеда, так что я советую тебе как следует отдохнуть. Все мы перенервничали и устали, а впереди у нас еще много работы. Поппи, проследите, чтобы мисс Грейнджер как можно быстрее пришла в себя. Я бы хотел завтра с утра начать решать вопросы с ее несколько изменившимся положением в школе.

* * *

Гермиона проснулась и сначала долго не могла понять, почему она оказалась в больничном крыле. Пошевелившись, она выбралась из целого вороха одеял и пледов и села, опершись на спинку кровати. Тело было слабым, будто она спала слишком долго, однако ничего не болело и не беспокоило. Даже холодно, что удивительно, больше не было.

— Мяу!

На кровать запрыгнул Мистер Бигглсуорт, заставив Гермиону охнуть, когда здоровенная кошачья туша приземлилась на живот. Он требовательно заглянул ей в глаза и навострил уши.

— Привет, Бигги, и как ты сюда пробрался? — Она протянула руку, чтобы погладить друга, и замерла, заметив на запястье странный браслет. — А это еще что?

Браслет был легким, совсем не мешал ей, будто слегка прилипнув к коже. Нахмурившись, Гермиона поднесла руку ближе к глазам, всматриваясь в тонкую руническую вязь. Хоть она и приступила к изучению Древних Рун совсем недавно, однако за лето уже успела прочитать несколько книг, посвященных этой нелегкой теме. И она даже визуально не узнавала ни одной завитушки на темном металле.

— Мряф! — под ее ладонь требовательно просунулась змеиная голова кота. Гермиона машинально погладила кота и попыталась встать.

— Бигглсуорт, будь другом, слезь с меня! — попросила она. — Ты слишком тяжелый.

Кот переступил лапами и уселся рядом, но голову под ее ладонь все равно настойчиво подсовывал. Гермиона рассеянно гладила животное и в то же время погрузилась в свои мысли, вспоминая события, что занесли ее в больничное крыло.

Она вздрогнула, когда вспомнила свой первый урок ЗОТИ. Непроизвольно ее тело начало трястись от пережитого ужаса, внутри живота будто появилось скользкое льдистое создание, что постоянно ворочалось и царапало сердце когтями. Гермиона прикусила губу и обняла себя за плечи, пытаясь успокоиться. Когда она почувствовала, что дыхание ее слишком ускорилось и она вот-вот впадет в истерику, ей в лицо ткнулась усатая морда. Стало легче. Она обняла кота в поисках утешения.

— О, ты уже проснулась!

Гермиона подняла голову и увидела мадам Помфри. Лицо колдомедика было уставшим, но разгладившееся выражение глубокой обеспокоенности вселяло надежду, что все будет хорошо.

— Добрый день, мадам Помфри. Я, — она растерянно оглянулась, — долго спала?

— Сегодня пятница, и скоро обед, — ответила женщина и сноровисто взмахнула палочкой, проверяя состояние своей подопечной.

— Когда я могу вернуться к себе? — быстро спросила Гермиона, сталкивая Мистера Бигглсуорта с кровати. — Я хорошо себя чувствую!

Мысль о том, что она пропустила полтора дня занятий, вселяла в нее панику и огорчение.

— Сегодня ты еще побудешь тут, — бескомпромиссно ответила Помфри и убрала палочку в карман своей мантии, — но я передам твоим друзьям, что к тебе уже можно.

— Спасибо!

— Сейчас кто-то из эльфов принесет тебе обед, и я ожидаю, что ты съешь все, что будет на подносе, независимо от вкусовых предпочтений. — Она строго посмотрела на пациентку. — Это ясно?

— Да, — неохотно кивнула Гермиона.

В животе бурчало.

"И вправду есть хочется".

Когда перед ней оказался поднос с совершенно монструозным количеством еды, Гермиона всерьез подумала, что колдомедтик просто издевается и что столько в нее не поместится никогда и ни при каких обстоятельствах, раз все что кто-то наложит на ее живот чары расширенного пространства. Однако, стоило только взять в руки вилку, как тарелки стали пустеть одна за другой. Последним она погоняла по тарелке кусок бекона, но даже несмотря на то, что запах его казался вполне аппетитным, есть не стала.

— Гермиона!

Девочка повернула голову и увидела, как к ней несется Рон, а следом за ней и Гарри.

Она улыбнулась и помахала рукой.

— Привет!

— Мерлин, ты нас так напугала! — возбужденно сказал Гарри, встревоженно рассматривая подругу.

— Я ничего не помню, — пожала плечами девочка, — только проснулась и чувствую себя хорошо.

— А ты ничего эдакого не ощущаешь? — вдруг подозрительно спросил ее Рон.

— О чем ты? — недоуменно спросила Гермиона.

— Ну... Вчера слышали кое-что, — переходя на шепот сказал Гарри.

— И что же?

— Ты потеряла сознание уже в лазарете и все никак не приходила в себя. Тебя обследовал даже сам Дамблдор. И Снейп тоже, кстати, тут был.

— И зачем вам надо было подглядывать? — нахмурилась Гермиона. — Это плохо!

— Мы хотели тоже знать, что с тобой, — уверенно ответил Гарри, — нам никогда ничего не говорят!

— Значит, вам этого знать и не надо.

— Так тебе интересно узнать, что сказал Дамблдор? — спросил Рон.

Гермиона, поколебавшись, кивнула.

— Он сказал, — голос Гарри упал еще ниже, став почти неразличимым, — что ты теперь не одна.

— В смысле? — не поняла Гермиона.

— Не знаю, — Гарри откинулся в сторону и рассматривал ее внимательным взглядом.

— А ты случайно никаких голосов не слышишь? Или, может, у тебя появилось желание ходить по потолку? — спросил Рон.

— Что за идиотские вопросы, Рон? — девочка раздражённо на него посмотрела. — Единственное желание, которое у меня сейчас появилось, это стукнуть тебя по голове.

— А ты не думаешь, что это может быть как-то связано с... ну...

— Нет! — лицо Гермионы залила бледность, а плечи опять затряслись от страха. — Даже слышать об этом не желаю!

— Извини, я просто подумал, вдруг это что-то, как в прошлом году, — Рон виновато втянул голову в плечи, — как с Джинни.

— Если бы это было как с Джинни, — почти как кошка прошипела Гермиона, — то директор бы уже все это понял и принял меры! А меня пообещали завтра утром выписать! Так что я не желаю слышать в свой адрес... такое!

— Ну, извини, — улыбнулся мальчик, — я рад, что с тобой все хорошо.

— Лучше расскажите, что было, пока я тут.

— Ой, а чего рассказывать-то? — поморщился Гарри. — Все галдят и сплетничают. Лаванда и Парвати бегают и рассказывают, что ты еще с первого сентября ведешь себя странно и что, наверно, ты сама боггарт. Малфой, как всегда, говорит гадости о профессоре Люпине и грозится, что напишет отцу, чтобы его тоже выгнали, как и Хагрида. Профессор МакГонагалл ходит и постоянно назначает отработки за ссоры в коридорах. Снейп сегодня так вообще лютует — у него там шестикурсники что-то взорвали, так он даже, представь себе, со слизеринцев двадцать баллов снял.

— А еще эта твоя Браун ходит постоянно к Трелони и возвращается оттуда с такой физиономией, будто ей все-все понятно и все-все известно, — вставил Рон. — Я бы уже давно выпрыгнул из окна, если бы мне пришлось жить с ней в одной комнате.

Гермиона расслабилась, слушая болтовню друзей. Холодный узел в животе начал понемногу отпускать.

"Все обязательно будет хорошо".

На следующее утро, когда Гермиона как следует позавтракала и была напоследок еще раз обследована мадам Помфри, за ней пришла профессор МакГонагалл.

— Доброе утро, мисс Грейнджер, как хорошо, что вы уже готовы.

— Доброе утро, профессор.

— Как вы себя чувствуете? — профессор мельком глянула на браслет, что поблескивал на запястье девочки, и снова внимательно вгляделась в глаза Гермионы.

— Спасибо, все уже хорошо.

— Замечательно. Мисс Грейнджер, я пришла проводить вас к директору.

Гермиона напряглась, но встала и постаралась аккуратнее пригладить волосы.

— Что-то случилось?

— Профессор Дамблдор хочет с вами обсудить произошедшее на уроке ЗОТИ, вам не о чем беспокоиться.

Гермиона кивнула и последовала за своим деканом, хотя неприятное волнение все же ее не отпускало. Всю дорогу они прошли молча. Гермиона чувствовала, что краснеет, ловя на себе многочисленные взгляды студентов.

"Можно подумать, что я что-то натворила!" — возмущенно подумала она и постаралась придать себе более уверенный вид.

— Прыгучие тянучки!

Горгулья тут же отодвинулась в сторону, пропуская гостей в директорский кабинет.

Директор стоял возле стеллажа с приборами и что-то внимательно рассматривал на его полках. Обернувшись на шум, он приветливо улыбнулся своей гостье.

— Доброе утро, мисс Грейнджер. Я рад, что вы в полном здравии.

— Доброе утро, профессор Дамблдор, — девочка неуверенно переминалась с ноги на ногу.

— Присаживайтесь и не волнуйтесь. Я хочу с вами просто поговорить о том, что вчера случилось. Минерва, — он повернулся к декану, — если вы не против, я бы хотел побеседовать с мисс Грейнджер наедине.

Еще раз окинув девочку строгим взглядом с толикой беспокойства, МакГонагалл кивнула и вышла.

Гермиона осторожно присела в одно из кресел возле камина, который пока еще не затопили. В кабинете было тепло и вкусно пахло какой-то выпечкой.

Дамблдор позвал эльфа, распорядился о чае и уселся напротив своей ученицы.

— Итак, Гермиона, расскажите мне все, что помните за вчерашний день.

Девочка нахмурилась и начала рассказ.

К ее удивлению, расспросы Дамблдора затянулись на несколько часов. Гермиона честно пыталась отвечать на все эти вопросы, хотя и не понимала смысла разговора.

С урока ЗОТИ директор перешел на другие дни. Он хотел знать все — как она спит, что ей снится, какие эмоции ее посещали последнее время. Спрашивал и о том, как она ощущает свою волшебную палочку, какой отклик на магию получает и даже чувствует ли она подозрительные запахи или еще что-то такое же странное. Расспросы коснулись даже хогвартских привидений.

— Скажите, Гермиона, ты ведь встречалась с дементором в поезде? — он не сводил с нее голубого взгляда, отпивая из своей чашки.

— Да, — осторожно ответила девочка и взяла вторую чашку.

— И что ты почувствовала, когда увидела его?

— Холод, сэр, ужасный холод. А еще он меня напугал.

— Он разговаривал с тобой?

— Нет, сэр. Я даже не знала, что они умеют говорить.

Директор покивал и задумался, гоняя леденец за щекой. Мятная конфетка постукивала об его зубы. Его взгляд расфокусировался и был устремлен куда-то за пределы этого мира.

— Я могу спросить, что со мной случилось, сэр? — осторожно спросила Гермиона. Она уже поняла, что такой детальный разбор именно ее участия в произошедшем неспроста. — И что это за вещь у меня на руке?

Дамблдор едва заметно вздохнул и перевел на нее взгляд.

— Гермиона, то, что мы сейчас с тобой обсудим, должно остаться строго между нами. Ты не можешь об этом говорить ни с кем и ни при каких обстоятельствах. Ты понимаешь?

— Да, сэр.

— Я понимаю, что тебе очень важна твоя дружба с Гарри и Роном, однако даже им ты не можешь ничего говорить.

— Я понимаю, — она кивнула. Ощущение неприятностей стало только сильнее.

— Я понимаю, что то, что я сейчас скажу, покажется тебе невозможным. Более того, еще вчера я считал, что такого быть не может. Но наш мир оказался куда таинственнее и сложнее, чем можно было представить.

Гермиона терпеливо ждала, пока Дамблдор доберется до сути.

— В обычной ситуации твое состояние называлось бы классической одержимостью и требовало помощь невыразимцев.

Гермиона побледнела, чувствуя подкатывающую к горлу тошноту. Чашка в руке задребезжала об блюдце, настолько сильно у нее задрожали руки. Она осторожно поставила хрупкий фарфор на стол.

— Сэр, я-а... я не опасна, сэр? — она со страхом подняла на него глаза.

— Если бы вы представляли для окружающих опасность, мы бы уже предприняли бы что-то, чтобы не дать вам принести кому-то вред, — мягко сказал Дамблдор.

Перегнувшись через столик, он взял ее трясущиеся руки в свои и осторожно сжал.

— Гермиона, вы оказались жертвой стечения редчайших обстоятельств, как и ваш, если так можно выразиться, сосед. И прежде чем вы испугаетесь совсем уже сильно, я вас немного успокою — я уже пообщался с ним, и пока мистер Кассий не выглядит опасным.

— Мистер Кассий? — заикаясь спросила Гермиона. В ушах стучала кровь, а перед глазами мелькали мушки.

— Мы пока с коллегами ищем способ решить эту проблему, ведь наш гость тоже не рад, что оказался в таком сложном положении, и хотел бы вернутся домой.

— А-а... — она сглотнула, — он нас слышит?

— Полагаю, что нет. У вас на руке артефакт, который вас нельзя снимать пока ни днем ни ночью.

— Я поняла.

— И еще, я прошу вас дать разрешение на процедуру легилименции, — он смотрел ей в глаза поверх своих очков. — Пока что, это единственный способ, чтобы я смог с ним поговорить.

— Да, сэр, — тихо ответила Гермиона. — А я могу, э-э-э, поприсутствовать?

— Мы с вашим гостем решаем языковой вопрос, это пока вам не нужно. Я надеюсь, что вам вообще не придется с ним сталкиваться.

— Хорошо, сэр, — Гермиона кивнула, — я готова.

Она решительно выпрямилась.

— Вы храбрая волшебница, Гермиона, — одобрительно улыбнулся ей Дамблдор, — мы обязательно найдем решение этой проблемы. Легилименс!

* * *

Талай Зеленая Вода сидела в своих комнатах в Даларане и тихо напивалась, как она частенько делала последние... она задумалась.

"Тридцать два года, пять месяцев и четыре дня".

Она прекрасно помнила тот день, когда вернулась домой с охоты и обнаружила, что дом ее догорает, а вокруг частым кругом стоят дети Кенария с молчаливыми воительницами из Сестер Элуны.

Лук выпал из ослабевшей руки Талай, когда она увила свою дочь в клетке, выращенной кем-то из сынов Кенария. Элай, несмотря на то, что была в клетке, была связана по рукам и ногам, глаза ее были завязаны, рот затыкал железный намордник. Она рыдала и трясла головой, словно не могла поверить в произошедшее.

— Талай Зеленая Вода, — к ней подошла одна из Сестер Элуны, — это ты?

— Да... — едва выдохнула она.

— Твоя дочь была уличена в занятиях тайной магией. Дриады видели, как она посмела призвать нечистое демоническое отродье прямо посреди сердца рощи.

Из клетки послышалось мычание, и Талай увидела, как дочь отчаянно качает головой, хлеща себя по лицу растрепанными волосами, отрицая обвинение.

— Это не правда, Элай не могла....

— Ты смеешь обвинять меня во лжи?

Вперед вышла одна из дриад, что стояла в оцеплении. Она была высока и изящна, тело лани было крупным, статным, торс мускулистым и гибким. Дриада натянула лук и направила стрелу прямо в лицо Талай. Ее лицо было искажено гневом.

— Клянусь Элуной, ты наверняка причастна к преступлениям своей дочери. Гнилые плоды растут только на гнилых ветвях!

— Я не говорю, что ты лжешь, дочь Кенария, — ответила ей Талай, протягивая руки в сторону дриады, — я говорю, что я хорошо воспитала свою дочь, она не могла быть ренегатом!

— Талай Зеленая Вода, учитывая чистоту твоей репутации и то, что при обследовании твоего дома и вещей не было найдено запрещенных вещей, тебе пока не предъявляются обвинения, — сказала одна из Сестер, которая, видимо, была старшей. — Однако с этого дня, как та, кто породил нечистую кровь, ты лишаешься полного права. Живи тут, как пожелаешь, но тебе запрещено иметь голос в жизни нашего народа.

— Ни я, ни моя дочь никогда не пятнали себя скверной, — выкрикнула Талай, сквозь застилающие слезы глядя на воительницу, — мой муж в изумрудном сне, а я верна Элуне!

— Твоего мужа уже уведомили о той скверне, что допустила его жена в его семье. Так что Лакарим Медвежья Поступь освобождает тебя от брачных обязательств. Ты можешь исполнять обязанности друида, однако тебе запрещено посещать святилище Элуны сто лет, пока смрад скверны, что несет твое дитя, перестанет быть таким... заметным.

— Дайте мне хотя бы попрощаться с дочерью! — она рванулась было к клетке, но тяжелый удар по затылку заставил ее упасть в грязь на дороге.

Когда она пришла в себя, то обнаружила себя на пепелище, а на улице давно уже была глубокая ночь. Ее тело было укрыто густым слоем пепла и сажи, а волосы на затылке слиплись от крови. За многие часы, что она пролежала в беспамятстве, к ней так никто и не подошел. Соседи, с которыми она жила не одну сотню лет бок о бок, старательно делали вид, что ее не существует. Впрочем, так оно и есть на ближайшие сто лет, пока ее изгнали из храма и забрали голос.

Талай с кривой ухмылкой перехватила удобнее бутылку с даларанским игристым и надолго припала к узкому горлышку. Вино было молодое, дурное, било в голову и должно было веселить ее, однако кроме горечи и желания утопиться в пузырящемся шампанском ничего не вызывало.

В дверь постучали.

— Открыто! — буркнула она, даже не пытаясь встать с пола.

Вошел Зосима и окинул ее обеспокоенным взглядом.

— Талай, что случилось?

— Предаюсь печальным воспоминаниям, — буркнула она. — Чего тебе?

— Приведи себя в порядок и подойди в зал совета крепости. Сегодня на совет приехал Халфорд Змеевержец, и он желает видеть наш отряд в полном составе.

— Опять будут нас полоскать за то, что упустили чертова некроманта? — она вытерла тыльной стороной руки губы и встала, слегка пошатнувшись. — Зачем мне туда?

— Талай, — Зосима чуть повысил голос, — возьми себя в руки. Ты воин или погулять вышла? Ты забыла о своем долге?

— Когда надо, я воин. В свое свободное время я могу делать что хочу, — ее уши стали торчком, подрагивая от гнева, — и не жалкому человечишке мне говорить о моем воинском долге!

— Жалкий человечишка вполне может сделать место в его боевой семье вакантным, если его друид и дальше будет напиваться в одиночестве и пытаться увильнуть от военного совета.

Несколько минут они буравили друг друга взглядами. Наконец Талай фыркнула и вытащила из сумки флакон с антипохмельным.

— Из-за тебя все вино ушло в пустую землю, — она залпом осушила зелье и поморщилась.

— Талай, ты прекрасный воин и надежный друг. Но с таким настроением и отношением ты можешь легко найти смерть.

— Могу, — легко согласилась она, переплетая косу.

— Мы еще поговорим об этом, а пока нам пора.

Талай весь совет чувствовала себя как на иголках: люди слишком сильно любили громкие заявления, и много времени занимала пустая болтовня и бахвальство. Если бы они не расплодились как тараканы и не стали силой, с которой пришлось считаться даже немногочисленным кал'дорай, то и ноги ее не было бы в этой мутной компании.

— Не хмурься, Талай, — к ней наклонилась Аллека, — от этого твое лицо становится таким страшным, что даже Халфорд начинает на тебя коситься.

— Пускай косится, — так же тихо ответила Талай. Дренейскую шаманку она хоть немного воспринимала из всех присутствующих тут существ. — Может, мое злое лицо сподвигнет его быстрее родить мысль о том, что он там от нас всех хочет.

— Орда поделилась своими сведениями, которые их разбойница смогла добыть из Цитадели Ледяной Короны, — Элимар передал главнокомандующему Халфорду Змеевержцу несколько конвертов, два из которых были с оттиснутыми гербами Орды.

— Можно ли им верить? — недоверчиво спросил Халфорд и постучал ребром конвертов по столу.

— Да, информацией поделилась Джига'Атал, зульфи троллей Черного Копья. У меня с ней личные счеты. Да и она еще передала письмо от Воеводы Саурфанга с предложением объединить усилия, чтобы закрыть вопрос с личом окончательно.

На этих словах Аллека хмыкнула и многообещающе прищурила глаза. Элимар постарался сделать вид, что не заметил мстительной ауры, что распространялась от его бывшей жены в его сторону.

— Как им удалось пробраться прямо под нос Короля-Лича? Еще никто из наших разведчиков не смог вернуться оттуда живым.

— У них в команде есть опытная разбойница из Отрекшихся. Мертвой гораздо легче затеряться среди мертвых, чем живым, — ответил экзарх, переступая с ноги на ногу.

— Хоть какая-то польза от этой падали, да очистит их Свет, — Халфорд еще раз стукнул конвертами по столу и убрал их за пояс, — я почитаю, что там пишет этот орк. Хотя умеющий писать орк уже чудо.

— Король-Лич направил в Наксарамас мракопадших, — сказал Элимар, — это не самые хорошие новости, ведь сил полноценно удержать крепость нет ни у нас, ни у Орды. А допускать возвращения контроля над нею Плети опасно.

Талай перестала вслушиваться. Все, что касалось стратегии, ее мало интересовало. Она хотела или вернуться в свою пропахшую сожалениями комнату и продолжить напиваться, или чтоб ей сказали, куда идти и кого убивать. Во славу Элуны.

— Из Серебряной заставы пришли тревожащие вести, что среди троллей стали замечать мракопадших. Они просили прислать им кого-то сведущего в разведке, потому что свои все силы они тратят на оборону от местных троллей. Я хочу, чтобы ты кого-то из своих отправил, Зосима, — обратился к нему Халфорд. — У меня сейчас каждая боевая семья на счету, а твоя как раз более менее готова принять несколько поручений.

— Я пойду, — хрипло сказала эльфийка и вышла вперед, придерживая нож у бедра, чтобы не хлопал ее по ногам. — Одна.

— Справишься? — уточнил Зосима.

Она кивнула.

— Я хороша в выслеживании, ты же знаешь. Что нужно сделать?

— Лети в Серебряную заставу и передай командиру Фальштаву от меня письмо, — главнокомандующий склонился над столом и быстро черкнул пару строчек, тут же припечатав их своей личной печатью.

Талай приняла письмо и спрятала в сумку.

— Сегодня отправляюсь.

Хандра и мутная пелена депрессии немного отпустила, когда перед ней встала ясная цель — лететь куда-то и кого-нибудь убить.

Второй раз найти гостя оказалось не в пример легче, чем в первый — Дамблдлор уже точно знал, как двигаться и как реагировать на легкое прикосновение вторженца. Мгновение легкого головокружения, и вот он снова оглядывается в наполненном голубоватым сумраком зале из гладкого камня и стекла. Из тумана тут же соткалась уже знакомая фигура мага.

— Приветствую, лорд Альбус!

Фигура говорит с сильным акцентом, странно растягивая гласные и заканчивая слова шипящими приставками, но видно, как гость старается приветствовать коллегу. После первого общения удивительно многое схвачено в понимании языка. Кассий учится быстро.

— Приветствую и вас, лорд Кассий, — Альбус старается повторить приветствие, чтобы не обидеть гостя, показавшись невежливым, но втайне морщится на «лорда». Слишком многое всего связано у него с этим титулом, и слишком мало из этого приятного.

— Не лорд, — слегка помахивая рукой, отвечает маг, — магистр Кассий.

Дамблдор задумывается. Какую разницу вкладывает вторженец в титулы? Он протягивает ладонь вперед, напрягаясь и готовясь быстро прервать контакт и вырваться.

— Покажите, пожалуйста, что еще хотите сказать.

Тот хмурится, пытаясь понять вопрос, но потом пожимает плечами и осторожно берет Дамблдора за руку. Директор напрягается, чувствуя, как чужая воля осторожно, медленно, подчеркнуто бережно тянет его силу, формируя уже знакомое ему плетение фантома.

«Нужно будет обязательно попробовать эту формулу вживую. Какое лаконичное решение в работе со светом!» — ученый внутри Дамблдора не дремлет, ведь когда-то он мог посвящать все свое время исследованием и познанию нового, но неумолимый мир вокруг вынудил его заниматься куда менее приятными вещами.

Кассий в этот раз начинает с того же, что и в прошлый. Из воздуха возникает красивый город. Дамблдор видит в архитектуре восточные черты — все эти купола, летящие в воздухе башни, что похожи на минареты. Колоссальная башня тонким шпилем поднимается ввысь и теряется в легкой облачной дымке. Удивительно, как все это держится и не рушится под собственным весом?

Улочки вымощены светлым камнем, очень много декоративной отделки латунью, бронзой и медью. Царит чистота, или же Кассий не стал показывать нечистоты.

— Даларан, — говорит Кассий, обводя фантом с гордостью.

Дамблдор кивает и с любопытством смотрит дальше. Город увеличивается, картинка становится объемной, только нет ни звуков, ни запахов. И вот мельтешение разноцветных точек на улицах города превращается в фигуры людей и других странных существ. Дамблдор удивляется, рассматривая грациозных, удивительно красивых мужчин и женщин с невероятно длинными ушами, что торчат из пышных волос. Брови у них тоже странные — больше напоминающие жесткие пучки тигриных вибрисс, связанных вместе.

— Кель'дорай, — пояснил маг, заметив любопытство в глазах своего коллеги.

Фигура красивой кель’дорай приблизилась, давая рассмотреть тонкие черты надменного лица.

«Похожи на вейл, только еще красивее».

Фигура задвигалась, изящные руки сделали несколько пассов, и вокруг ладоней засветились искрящиеся синие шарики.

— Аркана, — пояснил маг.

Он подвигал фигуру женщины, показывая несколько магических эффектов и каждый раз говоря только одно — аркана.

— Магия, — сказал Дамблдор.

— Магия? — уточнил Кассия и, дождавшись кивка, пожал плечами: — Похоже.

Следующим он показал фигуру обычного человека и обычной женщины. Лица у них несли европейские, даже скорее скандинавские черты — более выделяющиеся кости лицевого черепа, крепкие челюсти и высокие лбы. Они тоже могли колдовать. Рядом с ними появилась кель'дорайская пара, и Дамблдор обратил внимание, что одежда у них всех была похожа. На груди был вышит аккуратный герб. Такой же, как и на груди самого Кассия. Тот показал большое здание с куполами и многочисленными шпилями с этим же гербом на воротах:

— Кирин-Тор.

«Наверное, это название или школы или их магического ордена».

Следующим был уже сам Кассий. Себя он показал в небольшом зале-амфитеатре. В зале сидело пять человек в одинаковой одежде, похожей на одежду взрослых, только куда проще. И они были заметно моложе. Сам Кассий стоял перед доской, сплошь исписанной каким-то символами. Некоторые знаки показались Дамблдору такими же, как и в магловской математике.

— Магистр Кассий Ледяная Звезда, Кирин-Тор, — сказал гость и слегла поклонился.

Дамблдор кивнул.

Следующим, что показал ему находчивый маг, оказалась его смерть. Большой зал был заполнен механизмами непонятного назначения, пол весь в кругах и светящихся символах. В зале было кроме Кассия еще четверо магов в мантиях Кирин-Тора, и все они что-то сосредоточенно колдовали. Сам Кассий стоял в углу и сосредоточенно перебирал какие-то кристаллы в большой коробке. Выбрав несколько осколков, он прошелся по залу и вставил их в подставки на длинных ножках. Больше всего они напоминали ему какие-то накопители. Встав в круг вместе с коллегами, Кассий тоже присоединился к колдовству. Свет становился ярче, в центре круга что-то мерцало и колебалось, будто воздух над костром. А потом был просто взрыв и темнота. Темнота сменилась каменным залом и выступающей из тумана фигурой самого Альбуса.

Дамблдор нахмурился. Он не понимал, что могло пойти не так — зал и процессы, что шли в нем, не выглядели опасными, просто непонятными. Да и лица участников были спокойны и сосредоточены. Почему взрыв?

— Что вы делали?

— Делали, — сказал Кассий, медленно выговаривая слова чужого языка, — дорога? Дверь?

Отпустив руку директора, Кассий сказал, путаясь в словах.

— Учить слова. Нужно, — он пощелкал пальцами, вспоминая, — говорить.

Дамблдор кивнул. Ему была совершенно понятно желание Кассия скорее выучить язык, чтобы начать хоть как-то объясняться. Он опять протянул руку к Дамблдору, и тот ее взял. Снова фантом. Теперь он видел фигуру человека, а рядом с ним — фигуру самого Кассия. Внутри каждого из них засветилось по одному шарику — у мужчины золотой, теплый, а у Кассия — льдисто-голубой. Шарик из фигурки Кассия вылетел, и его фигура, схватившись за сердце, упала как подкошенная. Потом этот шарик, пометавшись, будто перышко в водостоке, врезался в фигуру мужчины.

«Это он мне уже показывал, что он хочет сказать сейчас?»

Фигура покачнулась и с растерянным видом почесала грудь, в то время как оба шарика притянулись друг к другу и слились, хоть и не перемешались. Теперь в груди человека был один шарик, большой и золотой в синюю прожилку. За его плечами стояла прозрачная фигурка Кассия и что-то кричала ему на ухо, но человек его не слышал.

«А вот это уже новое».

Потом фигура человека покачнулась и стала оседать — золотистое свечение вокруг его тела взбунтовалось, шло рябью и разбрызгивало вокруг капли света и искры, в воздухе стали появляться снежинки, льдистые осколки и узоры инея. Шар внутри кипел и бурлил, попеременно становясь то синим, то золотым. Фантомный Дамблдор надел на руку человека уже знакомый браслет, и бурление внутри шарика успокоилось, хоть человек все так же не обращал внимание на шевелящего губами возле его уха Кассия. Возле фигуры появился фантомный браслет с его руки, и рядом — почти такой же, только пара символов была уже другими. Браслет на руке человека сменился, и он тут же вздрогнул, заозиравшись, явно услышав голос своего «соседа». Следующей картинкой был человек, который листал большую книгу с картинками и старательно тыкал в нее пальцами, четко артикулируя слова. Фантомный Кассий за его спиной с внимательным видом кивал и повторял за своим «учителем».

— Пожалуйста? Нужно говорить.

Дамблдор задумался. Стоит ли давать ему возможность общаться с девочкой? Гермиона была славной, умной девочкой, но она все еще оставаясь ребенком, и предсказать, какое влияние на нее мог оказать взрослый маг с неясной моральной системой и неизвестными мотивами, было невозможно. Мнение о маге из другого мира у него еще не сложилось, многое все еще можно было списать на языковой барьер, однако он прекрасно понимал, что если бы сам оказался в подобной ситуации, то уж точно не стал бы перед аборигенами сходу рассказывать о себе все. Да и слова этого Кассия пока что проверить было невозможно

— Нужно время, — наконец сказал он и виновато заломил брови.

Кассий вздохнул и кивнул, соглашаясь.

— Ждать.

* * *

После директорского заклинания Гермиона почувствовала головокружение и даже легкую тошноту. Перед глазами замелькали воспоминания и самые яркие образы — все кувырком и все вперемешку. Вот она с Роном и Гарри весело шутит за завтраком, вот, хмурясь, сбрасывает с одеяла синего жука и с раздражением поворачивается к прихорашивающейся перед зеркалом Лавандой. А вот и ее Мистер Бигглсуорт, который ластится ей под руку и трется об ее нос с громогласным муром и мявом. И много, очень много воспоминаний о своих пальцах, измазанных чернилами, что мелькают над книжными страницами и свитками с ее домашней работой.

Когда ей казалось, что эти бесконечные карусели на американских горках совсем ее завернут в пропитанный тошнотой узелок, все закончилось.

«Странно, — подумала она, оглядываясь по сторонам, — в книгах о Легилименции никогда не описывалось ничего подобного».

Девочка оглядывалась по сторонам со все возрастающим любопытством — зал, хоть и каменный, пустой и наполненный туманом, был довольно хорошо освещен, ничего пугающего вокруг не было. Задрав голову, она полюбовалась потолком, будто целиком сделанного из потрескавшегося стекла.

— Профессор Дамблдор! — позвала она, оглядываясь.

Профессор оказался в двух шагах от нее, сосредоточенно вглядывающийся в туман.

— Профессор, — еще раз позвала Гермиона и подошла ближе и, немного смущаясь, коснулась его руки, чтобы привлечь его внимание. Рука прошла насквозь, заставляя девочку занервничать.

— Приветствую, лорд Альбус!

Гермиона дернулась, чувствуя, как холодеют уши от волнения. На всякий случай она прижалась ближе к профессору: даже если он ее не видит, то все равно рядом с ним она чувствовала себя куда спокойнее. Да, ей уже сказали, что она теперь «не одна», но времени на то, чтобы осмыслить и уложить в голове такие новости, ей еще никто не дал. К тому же она понятия не имела, как себя вести с ее новым… э-э-э, «соседом».

Соткавшаяся из тумана фигура была высокой, даже немного выше самого профессора. Первым, на что обратила внимание Гермиона, были уши. Они были длинные, заостренные и смешно торчали по бокам головы. Она могла бы припомнить домашних эльфов и гоблинов, однако у этого существа уши были узкие, будто заостренные и даже на вид твердые. А вот россыпь золотых колечек по всей длине здоровенного уха заставила Гермиону улыбнуться. По сравнению с Локхардом, которого она в тайне считала эталоном мужской красоты, этот маг казался как будто вырубленным из камня — жесткое выражение лица пугало, шрамы на лице и шее навевали мысли о том, что он имел дело с чем-то опасным. Когда незнакомец кланялся ей и Дамблдору, из-за его плеча выскользнула грандиозной длины белая коса, которую тот заученным жестом забросил обратно за плечи. Голос был низкий, хрипловатый, с тягучим экзотичным акцентом. Девочке стало любопытно.

— Добрый день! — вежливо поздоровалась Гермиона, но, как и Дамблдор, маг ее не заметил.

— Приветствую и вас, лорд Кассий, — вежливо поклонился директор.

— Не лорд.

Девочка увидела, как щека со шрамом слегка дернулась, но догадаться, что за этим стоит, улыбка или гримаса, она не смогла.

— Магистр Кассий.

«Так вот как его зовут!». Девочка, осмелев, подошла ближе к «соседу», желая поближе рассмотреть такого странного, не похожего на других мага. Рассматривая его уши, она пропустила момент, когда он, тихо шелестя рукавом своей необычной, выглядящей довольно дорого мантии, взял директора за запястье.

Гермиона ахнула, глядя, как перед нею разворачивается панорама красивого города. Родившись в довольно обеспеченной семье, Гермиона объездила с родителями всю старую Европу, побывала и в Италии, осмотрела Ватикан. Один раз побывала побывала даже в Стамбуле. Но нигде она не видела такой причудливой, пропитанной магией красоты.

— Даларан.

В голосе «соседа» слышалась гордость и нескрываемая грусть. Гермиона жадно впитывала видение города — красивого, парящего и настолько волшебного, что даже Хогвартс на его фоне казался уже не таким впечатляющим. Особое внимание Гермиона обратила на башню, которая изящной иголкой втыкалась в небо.

Следующими он показал Дамблдору и Гермионе жителей этого чудесного города. Девочка с восторгом смотрела на красивых мужчин и женщин в роскошных мантиях. Женщина с ушами еще более длинными, чем у Кассия, была сверхъестественно, до чувства нереальности красива.

— Кель’дорай, — пояснил Кассий.

«Наверное, так называется этот народ», — подумала Гермиона и попыталась сравнить мага с этой женщиной. Сходство, определенно, было — те же длиннющие уши, хотя у женщины они были уж точно раза в два длиннее и почти без украшений.

— Аркана, — следующее пояснение было почти что очевидным.

— Магия, — тихо поправил директор, и Гермиона посмотрела на его сосредоточенное, но почему-то напряженное лицо. Тут он вовсе не был похож на того добродушного директора, к которому она привыкла. Не было больше той доброй искры в голубых глазах, мягких улыбок и такой забавной игры бровями, когда он по-доброму шутил. Тут он держался строго, даже отчужденно. Гермиона не совсем понимала, почему профессор так строг с «соседом», но, видимо, он знал, что делает.

— Магия? — Кассий задумался, погладив подбородок пальцами. — Похоже.

«Значит, он считает магию и аркану разными видами… э-э-э, магии? — Гермиона не могла видеть, как ее глаза загорелись жаждой знаний и любопытством. — Это же… это такие возможности!»

Следующими она разглядывала обычного мужчину и женщину, очень похоже одетых, а рядом с ними стояла пара кель’дорай. Гермиона обратила внимание, что Кассий, хоть и имел длинные уши и стройное телосложение, но больше походил на людей в лиловых мантиях.

— Кирин-Тор, — он создал схематическое изображение глаза.

Когда она увидела его в аудитории перед исписанной символами доской, что-то активно втолковывающего подросткам, то была удивлена, насколько он был похож на профессора Вектор, которая с тем же отчаяньем на лице разжевывала снова и снова особо сложные формулы. Увидев в нем привычный образ профессора, Гермиона уже не могла испытывать прежнего страха и тревоги перед ним, как раньше. А еще ей хотелось задать ему тысячу вопросов, и это если не считать уточняющих.

— Магистр Кассий Ледяная Звезда, Кирин-Тор, — он еще раз слегла поклонился, представляясь полностью.

За смертью Кассия Гермиона наблюдала с ужасом и жалостью.

Дамблдор пытался расспрашивать мага, но тот понимал его еле-еле, хотя все равно как-то находил слова, чтобы хоть немного объясниться. Рассматривая фантомное представление с шариками, Гермиона поняла, что Кассий даже не понимает, в кого его занесло. Это принесло ей теплую волну облегчения — в конце концов, обнаружить в себе невидимого соглядатая, который незримо следит за каждым твоим шагом, было ужасно. Хорошо, что хоть немного приватности осталось в ее жизни, иначе ситуация была бы полностью невыносимой.

— Пожалуйста. Нужно говорить? — голос мага был напряженный, взволнованный и печальный.

Дамблдор, к изумлению Гермионы, думал довольно долго, рассматривая Кассия ничего не выражающими глазами.

— Нужно время, — сказал он с виноватой улыбкой.

Девочка с удивлением и недоверием вскинула голову. Почему директор не хочет учить Кассия языку? Гермиона нахмурилась, пытаясь понять мотив профессора, но кроме того, что у него наверняка есть какие-то основания для такого, ничего в голову не приходило.

— Ждать, — согласился Кассий, хотя голос его был разочарованным.

Гермиону выдернуло обратно в кабинет. Она всхлипнула и схватилась за голову.

— Ох, простите мисс Грейнджер, — директор участливо помог ей разогнутся и подал в руки чашку с чаем. Гермиона жадно припала к фарфору, не замечая, как постукивают зубы об край фарфоровой чашки. — Вам сейчас обязательно станет легче.

Он сделал пару пассов волшебной палочкой, и она почувствовала, как железные обручи вокруг ее головы отпускают ее.

— Спасибо, профессор. Все хорошо?

— Да, мисс Грейнджер. Вы очень храбрая волшебница и здорово мне помогли в том, чтобы пообщаться с нашим неожиданным гостем.

— И что теперь делать?

— Это все довольно сложно, — мягко ответил Дамблдор, откидываясь в кресле, — уникальный случай, вы же понимаете.

— А что будет со мной? — Гермиона потупилась, рассматривая дрожащую гладь чая в своей чашке.

— Не волнуйтесь, мы обязательно что-нибудь придумаем. Похоже, ваш новый «сосед» настроен дружелюбно и не собирается вам вредить. Но, думаю, вам придется пожить отдельно?

— Отдельно? Почему? — встрепенулась Гермиона.

— На всякий случай, — ободряюще улыбнулся профессор, — считайте, что я просто перестраховываюсь из стариковских соображений. Думаю, вы не сильно расстроитесь, если сможете переехать в спальню для префекта.

— Это честь для меня! Но ведь она занята?

— Ну так она у нас же не одна, — подмигнул Дамблдор девочки, — на сегодня мы закончили. Вам стоит пойти собрать вещи, чтобы эльфам было легче все перенести в новое место. А потом профессор МакГонагалл вас проводит.

— Спасибо, профессор, — Гермиона встала.

— Вы что-то хотели спросить, Гермиона? — мягко спросил директор, тоже вставая.

Девочка смотрела на его лицо, опять лучащееся добротой и сопереживанием, утратившим то жесткое выражение, которое она видела там.

— Я бы хотела тоже пообщаться с… э-э-э… гостем.

— Пока в этом нет нужды, мисс Грейнджер. — Дамблдор покачал головой. — Идите. И не забудьте как следует пообедать и хорошенько выспаться. Впереди выходные, а у вас накопилось столько дел и вопросов. Так что не смею вас задерживать.

Директор мягко направил ее к двери. Гермиона кивнула и вышла за дверь. Уже идя по коридору, она подумала о том, что сошла бы с ума от страха и отчаяния, если бы ее заперли в ком-то даже без возможности поговорить.

«Хотя, если бы я оказалась в Роне, то молчание было бы благом!»

* * *

Зосима сидел за столом в своей комнате перед лежащим перед ним листом бумаги и пытался собраться с мыслями, чтобы начать наконец-то писать письмо домой.

«Милая моя Тарин!

Прости, что так давно тебе не писал. Я могу сказать много слов, почему так долго не поднималась рука с пером, чтобы черкнуть тебе пару строк. Но все это пустое, что не заставит тебя улыбнутся, как солнышко!»

В дверь без стука вломился Бромс Меднозадый, таща на поводке за собой здоровенного мастифа.

— Зосима! Вот ты где, а думал, что ты не здеся! — радостно сказал он, отфыркиваясь и пыхтя. Свою меховую кацавейку он не снимал никогда и нигде, а ведь в Крепости Отваги было более чем тепло — от кузен шел жар, который по трубам внутри стен направлялся на обогрев вечно холодного замка.

Он подтащил мастифа ближе, и Зосима с неудовольствием смотрел, как из клыкастой пасти тянутся нитки слюны на его любимый походный коврик, который по странному стечению обстоятельств пережил не один поход. В какой-то мере Зосима считал его своим талисманом.

— Что ты хотел, Бромс? — спокойно спросил он, аккуратно прикрывая письмо ладонью. Хоть там и не было ничего особенного, но показывать что-то столь личное кому-то не хотелось.

— А! Слушь, друг, я тут давеча пил с ребятками, что недавно из Стальгорна подтянулись. Сла-а-авные ребята, уж ты-то мне поверь. Бурьян, оказывается, мне даже родня через четвертое колено троюродной прабабки моей покойной тетушки. Мы даже, может, в младенчестве одну сиську мяли.

Он уселся перед столом Зосимы и вытер выступивший пот на лбу.

— Да снял бы ты уже свою шкуру, жарко же.

— Не-е, если сниму, тут же пропью, я ж себя знаю.

Мастиф посмотрел на хозяина грустными глазами и разлегся на коврике, уронив тяжелую голову на лапы.

Зосима потер переносицу. Ему хотелось закончить письмо и успеть отправить его с общей офицерской почтой на большой континент. А еще ему надо было подготовить рапорт о последней встрече с высшим начальством для информирования начальства чуть меньшего, дабы те сняли его боевую семью с текущих задач и отпустили на внеплановые работы. Учитывая, насколько его непосредственный командир был педантичен и с застрявшей палкой в известном месте, все это требовало времени и сосредоточенности.

— И вот, значица, как мы выпили по бочоночке портера, так стали знакомиться ближе. Ты только представь, Зосима, оказывается, Торьям, что младше меня аж на тридцать лет, уже имеет на трех детей больше! А ведь моя-то зазнобушка уже пятерых нарожала! И, как и я, сбежал от своей любимки сюда подальше! Хе-хе-хе!

— Ты зачем пришел, Бромс? — опять попытался сдвинуть его в нужную сторону Зосима, чтобы не слушать о тонкостях родственных уз в дворфийском обществе, где каждый дворф был так или иначе связан кровью с кем-то еще.

Бромс нахмурился. Его черные блестящие глазки совсем потерялись в густых черных бровях, делая его похожим на большой косматый шар из шерсти и потертого местами меха.

— Дык, не перебивай, счаз скажу. Ты ж меня с мысли сбиваешь, Зосима! — укоризненно пробурчал дворф и поправил ремень на плотном, похожим на бочонок из-под того самого портера, которым угощался охотник всю ночь, животе.

Мастиф поднял голову, заглядывая в глаза паладина. Взгляд у пса был тоже тоскливый и печальный. Зосима почувствовал, что с псом у него появилось дивное бессловесное понимание. С тихим скулением, больше похожим на хрюканье, мастиф опять уронил голову на лапы.

— Я тебя слушаю, Бромс, — сказал Зосима и подумал, что ему бы самому не мешало бы выпить.

В походах такой смешной, грузный и кажущийся неповоротливым дворф превращался в умелого охотника, который в навыке выслеживания добычи уделывал даже Талай, что больше привычна была к лесу, а не к занесенных снегом пустошам и горным скалам. В бою же, со своим чудовищных размеров псом, он рвал даже орочьих гром’гаров. Сколько раз он выносил на своих плечах бессознательного Зосиму в полном паладинском доспехе, будто не замечая его веса! Зосима обязан был ему жизнью. Но стоило им оказаться хоть в сколько-то безопасном месте, как Бромс расслаблялся и становился…

— А у Малрика, ну, эта тот третий парнишка, с которым мы пили давеча, ты только представь, недавно Молли, его верховая овечка, оягнилась сразу тройней! Ты только подумай! Тройня! Вот теперь носится с ними, как счастливый папашка.

— Бромс! — паладин бахнул рукой по столу.

Тот замолчал, захлопал глазами и обиженно засопел.

— Или ты говоришь, зачем пришел, или я пошлю тебя и дальше пить с оягнившимся дворфом. Выкладывай!

— Чей-то ты злой такой, Зосима! Я ж коротко, по-быстрому, так сказать.

Паладин застонал и уронил голову на руки.

— Бромс!

— Ладно-ладно, — дворф встал и отряхнул кацавейку, — вечно забываю, что вы, люди, зачем-то куда-то торопитесь, ладного разговора с вами не допросишься. А вот мой дед, да пусть хорошо ему будет в объятиях предков, рассказывал, как он ходил на лося с другом и встретил…

— Бромс!!

Мастиф встал и положил слюнявую морду на край стола. Во взгляде читалось: «Как же я тебя понимаю!»

Зосима зашипел, выдергивая из-под собачьей морды свое письмо с расплывающейся слюнявой кляксой.

— Вот уж люди-торопыги…

Зосима угрожающе засопел.

— Ладно! Ладно!

Дворф вытащил из кармана помятый конверт весь в каких-то жирных пятнах и, изрядно смущаясь, сказал:

— Тут эта, письмецо моей любимой зазнобушке с банковским чеком в банк. Я удачно шкурок мамонтячьих наохотил, денежек насобирал, деткам на пряники. Ты, слышал, в офицерскую почту можешь. Так что, может, эта, по-дружески…

— Давай, — Зосима взял коричневый пухлый конверт и убрал в стол. — Отправлю сегодня, если успею.

— Это ты выручишь, да! — тут же развеселился Бромс, поднимая мастифа с пола. — Пасиб, с меня не убудет!

Хлопнула дверь, и Зосима встал открыть форточку, чтобы проветрить тесную комнату от выпитого вчера дворфийского портера. Снова усевшись за стол и с раздражением оттерев слюнявое пятно с листа, он продолжил:

«Твои письма я получал, жаль, что, судя по твоим припискам и датам, некоторые так и затерялись где-то в пути. Надеюсь, когда-нибудь эти белые бумажные птички все же долетят до меня, и я с глубокой радостью прочитаю строки, что выведены твоей маленькой нежной рукой.

Я рад, что дома все хорошо. Новости о том, что Иветта в положении, меня радуют и тревожат. Ведь всех более-менее толковых лекарей и жрецов призвал король на войну, оставив обычных людей без помощи врачевателей. Я буду молить Свет, чтобы тягость ее была спокойной и дитя родилось в срок и здоровым».

Опять дверь распахнулась без стука. Собираясь гавкнуть на Бромса почище его мастифа, Зосима уже повернулся было, но в дверях никого не было.

— Какого! — он уже начал нащупывать короткий меч на бедре, как услышал сердитое «Кхе-кхе!»

— Вуди, ладно Бромс, но ты-то стучаться должен уметь! Неужели в киринторской академии так и не привили манеры?

— Привили-привили, — весело ответил маленький маг и воспарил повыше над полом, чтобы паладин мог видеть его из-за края стола, — вот только я уже сыт по горло этим манерами.

— Что хотел, Вуди? — спросил Зосима, рассматривая румяное личико с подкрученными розовыми усами.

— Я тут подумал, у нас же после смерти Судзухи, — он опустил глаза с легкой грустью, но потом твердо поднял глаза, — место в семье освободилось. Ты уже нашел кого-то?

— Еще не искал, — ответил Зосима, про себя вознося краткую молитву Свету за упокой души маленького вора, — а что, есть кто-то на примете?

— Ну да, — ответил гном, — маг, отличный резерв, удивительный контроль, мастер-ювелир и хорошо разбирается в, э-э-э… сложных школах магии, да.

— Ты о ком? — заинтересовано поднял брови отец самой безумной боевой семьи во всем Альянсе.

— Ну, есть у меня подруга, вместе учились в академии. Зорька зовут. Зорька Мультикруть. Она обещалась вот-вот подъехать вот прям сюда.

— Гномка? — удивился Зосима. — Вы же обычно своих дам на фронт не пускаете.

— О, посмотрел бы я на того, кто заставил бы Зорьку отсиживаться дома, — звонко рассмеялся Вуди.

— А ты за нее сможешь поручится? — серьезно спросил Зосима.

— Ну да, — пожал плечами Вуди, — это ж я ее рекомендую. Она давно ищет себе хорошую семью, но из-за того, что она... э-э-э... невысокого роста, всерьез Зорьку никто не воспринимает. А зря.

— Ну, хорошо, приводи ее, пообщаемся, посмотрим, что умеет, — согласно кивнул паладин. Второй маг в семье ему точно не помешает. — А что за школа у нее?

Вуди засмущался, что натолкнуло Зосиму на нехорошие подозрения.

— Вуди, ты серьезно? — спросил он трагическим шепотом.

— Ну, ты же помнишь, что вытворял тот Отрекшийся в Наксрамасе? Зорька умеет не хуже!

— Нет! Нет, нет и еще раз нет! — протестующе затряс головой паладин. — Только чернокнижника мне не хватало! Только через мой труп!

— Если бы не мастер Харитон, то ты бы уже был трупом! — запальчиво ответил Вульперштук. — Зорька — замечательная! А нам действительно не хватает толкового чернокнижника! Особенно тут, где нежити и всякой дряни больше, чем снега!

— Нет!

— Да, Зосима, да! От разнообразия навыков в семье зависит наше выживание! А Зорька — профессионал!

— Но она же чернокнижник, Вуди!

— А ты консервативная паладинская консерва! — возмутился Вуди.

— Ах ты…

— А еще я не отдам заказанную тобой для Поветты заводную куклу и набор механических солдатиков на магической тяге для Тарри!

— Это шантаж!

— Но это работает.

Палинос заскрипел зубами — он действительно очень не любил чернокнижников. И действительно очень в хорошем чернокнижнике нуждался.

— Ладно, приводи ее. Посмотрю, — и, видя неуемный энтузиазм мага, тут же поспешил умерить его радость: — Но я ее не возьму, если твоя Зорька не подойдет для нашей семьи!

Вуди на радостях защелкал пальцами, выпуская снопы маленьких разноцветных искр, которые веселым фейерверком посыпались на стол паладина.

— Спасибо!

И проскочил сквозь стену коротким телепортационным прыжком, что делать не видя конечной точки умели единицы.

— Позер! — буркнул Палинос, а потом, увидев тлеющее письмо, зашипел, гася огоньки. Сердито посмотрев на маленькие черные дырочки, он решил, что вид письмо становится все драматичнее, зато и колоритнее. Решив, что в крайнем случае перепишет набело, он опять взял в руки перо.

«Как бы я хотел оказаться скорее дома, обнять тебя, Иветту, Поветту и маленького Тарри. Знаешь, сижу и удивляюсь — даже не думал, что когда-то стану дедом. А вот поди ж ты — время идет так быстро. Вот только вчера я, запинаясь и краснея, просил твоей руки у твоего батюшки, а вот уже у меня забрали мою Иветту и она сама станет матерью. Удивительно.

Со мной и Приамом все хорошо. Наш сын стал замечательным воином и благословенным Светом паладином, в чем ему очень помогает его обет молчания. Представляешь, чтобы не нарушить его, он придумал постоянно носить во рту камешек-голыш, что подобрал на берегу моря перед тем, как принести обет.

Знаю, что просить тебя не волноваться пустое дело, но я хочу, чтобы твои тревоги немного улеглись — я собрал лучшую боевую семью в Нордсколе, и каждый бережет каждого. Мы все присмотрим за Палиносом».

Ради разнообразия в дверь постучали.

— О, Свет, дай мне терпения! — пробормотал он беззвучную молитву. — Входите!

Скромно переступая копытцами, к отцу боевой семьи проскользнула Аллека — шаманка-дреней. Тихая, скромная, она была милой и иногда наивной до изумления. Но наивность ее сходила на нет, стоило ей рассердиться. А гневаться шаманка с рожками изволила только на поле боя и…

Зосима увидел хвостик, украшенный кольцами, что хлестал по мускулистым бедрам, обтянутых хорошо выделанной кожей воргена.

— Нет, Аллека, я не буду передавать экзарху то, что ты хочешь ему сказать, но почему-то не делаешь этого сама.

Аллека прищурилась, и Зосима почувствовал, как по полу, ничуть не смущаясь, что он деревянный, зазмеились тонкие усики электрических разрядов.

— Но, Зосима, а к кому я могу пойти? — она пристукнула ногой и подошла ближе.

Палинос почувствовал, как волосы на его голове становятся дыбом, наэлектризованные испускаемой маленькой шаманкой магией.

«Хорошо, что я стригусь коротко. Бромс смотрелся бы куда впечатляюще, познакомься он с ее зарядом».

— Ты видел боевую задачу, которую мне определил Элимар с твоего согласия? — от злости ее акцент стал куда заметнее. — Этот копытный негодяй отправил меня... Меня! Знаешь куда?!

— Нет, Аллека, не знаю. Я передал ему перечень заданий, которые нам поручил Халфорд, и он сам распределил их на свое усмотрение.

— Он усмотрел нормальным отправить меня к зульфи Джиге’Атал, этой троллийской ведьме, что посмела…

— Аллека, я не в силах опять выслушивать причины твоего развода с экзархом. И перестань искрить, у меня тут куча донесений и прочих легко горящих бумаг.

Шаманку это не успокоило.

— Зосима! Ты должен ему сказать!

— Нет, Аллека, это ты должна пойти и сама ему сказать, что тебя не устраивает эта работа. Или просто поменяйся с кем-нибудь.

— Но Талай уже сбежала в Зул’Драк!

— И ты даже не представляешь, как я ей сейчас завидую!

Во дворе что-то грохнуло, с потолка посыпался мелкий сор. Бросившись к окну, Зосима увидел фееричное зрелище сражения Вуди с… он протер глаза. Маленького мага гонял по всему двору инфернал с залихватски свистящей и улюлюкающей с его плеча малявкой. Поскольку все действие происходило на официальной тренировочной арене, то стражники даже не чесались, лишь с азартом наблюдали за взмокшим магом.

Зосима, забыв о письме, рванулся во двор разнимать Вуди с, как он понимал, его подругой. Аллека, которую вот так вот бросили посреди ее негодования, сгенерировала еще одну яростную вспышку молний и случайно испепелила и письмо, и половину карт, и даже счастливый коврик.

— Ой! — виновато пискнула шаманка и бочком поспешила убраться куда угодно, пусть даже и на встречу с проклятущей тролльской варваркой. О любви Зосимы к его коврику знали все.

— Альбус! Я не думаю, что ваша идея отселить мисс Грейнджер удачна, — взволновано сказала МакГонагалл, которая только-только разминулась с вышедшей из кабинета студенткой и успела обменяться с ней парой слов.

— Почему? — спросил директор и изящным движением палочки заменил небольшое кресло, которое было удобным для невысокой девочки, на практически трон, утопающий в бордовом велюре и подобающий статной декану.

«Трансфигурация на уровне "Выше превосходного"», — подумала профессор, по профессиональной привычке оценив работу своего коллеги.

— Потому что моя студентка и так скоро столкнется с распространяемыми сплетнями и слухами, связанными с ее боггартом. Если ее изолировать от остальных без уважительной на то причины, то вы точно нанесете ущерб ее психике. — МакГонагалл села, расправив мантию, и Альбус заметил, насколько его заместитель напряжена — как взведенная стальная пружина. Сейчас она была похожа на несгибаемого легионера, который готов был сражаться до конца, не жалея ни себя, ни уже тем более врагов.

— О каких слухах идет речь? — Дамблдор закинул в рот маленький мятный леденец и аккуратно разгладил прозрачный фантик в пальцах. Шелест фантика немного успокаивал и позволял сосредоточиться, отвлекая тело на механические простые движения.

— К сожалению, часть из них родилась в недрах моего факультета, но особо ядовитые, как ты догадываешься, авторства Слизерина. Говорят, что она одержима древним демоном, который застал еще времена Мерлина и поэтому видел чуть ли не паденье Люцифера, — как дочь пастора, Минерву особенно сильно оскорбляли такие разговоры, и она потратила немало сил, чтобы хотя бы немного придавить эту сплетню.

— Ну, как это ни печально, здравое зерно в этой версии есть, — Альбус налил себе еще чаю и со вздохом подумал, что еще несколько таких разговоров с чаепитием, и ему срочно, очень срочно придется бежать в уборную. А ведь запланированные на сегодня беседы еще не закончились.

— А еще говорят, что сама мисс Грейнджер уже не человек, а потусторонняя тварь, которую заперли в больничном крыле, чтобы она не перекусала своих соседок.

— И тут, увы, есть пусть и очень маленькая, но доля правды.

— Северус отказывается оказывать хоть какое-то воздействие на своих студентов и позволяет им болтать уж совсем невероятные вещи. Например, мисс Паркинсон за завтраком утверждала, что мисс Грейнджер сама стала боггартом, а может, и не была человеком вовсе.

— У мисс Паркинсон, наверное, стало слишком много свободного времени, которое она могла бы посвятить улучшениям своих навыков Трансфигурации. Возможно, если вы обратите внимание юной мисс на то, что последнее время ее успехи стали, мягко говоря, ниже ожидаемого, она немного отвлечется от сочинения подобных историй.

— Если бы, Альбус, но ведь таких девочек целых четыре факультета, — МакГонагалл поджала сухие губы, — а вы, директор, лишь подбросите в огонь еще хвороста и зальете его маслом, если изолируете ее от всех.

— Во-первых, я не собираюсь ее изолировать — только предоставить отдельное жилье, ведь мисс Грейнджер уже, скажем так, не одна. Я не думаю, что, учитывая пол ее невольного гостя, уместно оставлять ее в спальне с юными особами.

— О, Мерлин, он что, способен наблюдать?! — шокировано воскликнула МакГонагалл и вцепилась в платок в своих пальцах.

— Надеюсь, что нет, однако полной уверенности у меня нет. А во-вторых, я хочу поговорить с мистером Поттером и мистером Уизли, чтобы они оказали своей подруге побольше поддержки и внимания в столь непростой для нее ситуации.

— Вы уверены, что мальчикам стоит знать о том, что с ней случилось?

— Я не думаю, что мисс Грейнджер нарушит мой прямой запрет и расскажет им обо всем в подробностях. В конце концов, она одна из самых ответственных студенток не только на вашем факультете, но и во всем Хогвартсе. Я уверен, что мисс Грейнджер будет благоразумной. — Дамблдор отложил измятый фантик и взял из вазочки еще один леденец, теперь уже с клубничным вкусом. — Но как бы зрело и уравновешенно ни вела себя наша студентка, ей точно понадобится дружеское плечо.

— Но что вы собираетесь делать со всеми этими слухами? — Минерва неотрывно следила за тем, как директор легким невербальным усилием сложил из фантика птичку.

— То же, что и всегда — дать им время раствориться в пространстве. Тем более в конце месяца начнутся походы в Хогсмид, а это уж точно будет тема для разговоров куда интереснее, чем происшествие на уроке ЗОТИ в начале сентября. — Альбус заставил бумажную птичку летать по кабинету.

— Игнорирование проблемы далеко не всегда ее решает, — недовольно сказала МакГонагалл, чья деятельная натура требовала действий, а не пассивного наблюдения. К тому же ее действительно весьма беспокоила ситуация, в которой оказалась ее любимица. Как ее декан, Минерва была прекрасно осведомлена о тех трудностях, с которыми сталкивалась мисс Грейнджер во время общения со сверстниками. Дополнительные сложности на этом поле девочке были совсем не нужны, особенно с учетом той учебной нагрузки, что она на себя взвалила.

— Кстати, Альбус, а что мы будем делать с ее учебным планом? Мы будем пересматривать его или девочка и дальше будет пользоваться маховиком?

— О, хорошо, что ты об этом напомнила, — Дамблдор погладил свою бороду.

— О маховике? — уточнила МакГонагалл и отмахнулась от мельтешащей перед глазами птички.

— Об обучении. — Директор тут же отправил бумажку в камин, чтобы не раздражать свою строгую заместительницу неуместным, с ее точки зрения, баловством. — Мистер Кассий просит обучить его нашему языку. Учитывая его невероятную память, это бы не заняло много времени, но этим, скорее всего, придется заниматься именно мисс Грейнджер. Что вы думаете об этом, Минерва?

— Я думаю, что нужно найти любую возможность извлечь этого… э-э-э… «гостя» как можно скорее, а не втягивать девочку в еще большие неприятности.

— Увы, этот вопрос невозможно решить быстро и просто, — вздохнул Дамблдор. — Мистер Кассий показал мне сегодня его версию произошедшего, и это не внушает мне оптимизма. Возможно, мисс Грейнджер придется привыкать к тому, что она теперь не одна и это навсегда.

МакГонагалл вскочила было с кресла, но ее возмущение было прервано Дамблдором, который поднял ладонь, прося ее дать ему закончить.

— Но это, разумеется, мы будем проверять. И, даже не сомневайся, мы все будем искать способы решить проблему Гермионы не только ради нее самой, но и нас всех. Если то, чего боится мистер Кассий, реально и сможет найти сюда дорогу вслед за ним, то лучше уж бы нам постараться от него избавиться как можно скорее тем или иным способом.

— Что вы такое говорите? — прошептала декан и села в кресло, чувствуя, как ослабли ее ноги.

— Минерва, мы должны понимать степень опасности, которую несет любое, я повторюсь — любое! — наше решение. И тщательно взвешивать каждый наш шаг. Поэтому я размышляю о том, стоит ли учить мистера Кассия языку, чтобы он смог как можно подробнее поделиться своими знаниями о той опасности, что гуляет по его миру, или постараться его запечатать намертво в душе Гермионы Грейнджер и выбросить ключ, фигурально выражаясь. Девочка тогда, надеюсь, просто проживет свою жизнь и унесет мистера Кассия с собой. Все равно он уже умер и своим присутствием здесь нарушает природный порядок вещей.

— И вы так легко об этом говорите? — с легким удивлением спросила декан.

Дамблдор встал из-за стола и прошелся по кабинету. Остановившись возле одной из полок, он коснулся латунного прибора, запустив маятник. Шум механизма потонул в стрекоте, щелчках и постукиваниях, что и без того царили в кабинете.

— Отнюдь не легко, — наконец сказал он, все еще стоя к декану спиной, — однако, если мы за жалостью не заметим чудовища, будет только хуже.

— Меня больше беспокоит благополучие и здоровье нашей студентки.

— Надеюсь, мы справимся с этой ситуацией.

Дамблдор создал еще одно кресло и сел напротив Минервы, не желая, чтобы директорский стол разделял их.

— Теперь ты понимаешь, почему я так долго раздумываю над этой ситуацией?

— А может, вы лично займетесь его обучением? Или, может быть, Северус — он тоже хорошо владеет легилиментцией.

— Северуса я бы хотел держать подальше от мисс Грейнджер, учитывая его неприязнь к представителям вашего факультета.

— А вы? — МакГонагалл наклонилась вперед, ловя взгляд голубых глаз. Она очень, очень хотела, чтобы мисс Грейнджер не касалась этого существа никаким образом.

— Постоянная легиллименция применяемая к ученику? — задрал седые брови волшебник и покачал головой. — Звучит довольно плохо, Минерва. Да и это отнюдь не так безопасно для разума, даже если проводится добровольно.

— Но, Альбус!

— Я еще раздумываю над этим, — со вздохом ответил он, — и мне потом нести ответственность за любое решение, какое бы я ни принял.

Они помолчали, думая каждый о своем. Наконец МакГонагалл встала и расправила складки своей мантии.

— Я приглашу к вам мистера Поттера и мистера Уизли.

— Спасибо, Минерва, — кивнул директор, но по глазам было видно, что мыслями он очень далеко.

* * *

Пока Гермиона добралась до портрета Полной Дамы, она успела рассердиться, обидеться, расстроиться и опять рассердиться — практически каждый смотрел на нее, почти что пальцем показывал. Один Мерлин знает, каких усилий ей стоило держать спину прямой, а лицо — нейтрально спокойным, когда Гермиона нет-нет, да и замечала настороженные, любопытствующие, опасливые и даже откровенно недоброжелательные взгляды, направленные на нее. Студенты с зелеными галстуками пялились особенно пристально, вовсе не скрывая глумливых усмешек и демонстративных шепотков.

«Теперь я понимаю, что чувствует Гарри, когда после очередного приключения опять становится центром всеобщего внимания», — подумала Гермиона, отводя глаза от семикурсницы с Рейвенкло, которая рассматривала девочку, как причудливый экспонат.

— Давно тебя не видела, милая! — голос у Полной Дамы был такой же полный и приятный, как и она сама.

— Мне немного нездоровилось, но я уже в порядке, — вежливо ответила девочка.

— Пароль? — для порядка спросил портрет.

— Кровь единорога.

Полная дама с благосклонным кивком пропустила ее, и Гермиона вошла в гостиную Гриффиндора. К ее глубокому облегчению, тишина при ее появлении не воцарилась, косых взглядов на нее не бросали и мерзкого хихиканья тоже слышно не было. К ее неудовольствию, галдежа и шума стало куда больше, чем она помнила. Окинув взглядом студентов и не найдя друзей, девочка поспешила в спальню — ей еще предстояло собрать все свои вещи. Мысль о том, что она теперь будет жить в покоях префекта, вызывала одновременно и гордость, и досаду — с одной стороны это вроде как большая честь и она определенно не будет так уж скучать по Лаванде и Парвати, ведь близкими подругами они так и не стали. А вот с другой — она боялась, что такая сепарация от остальных гриффиндорцев может быть воспринята как зазнайство, а ей и без того стоило немалых усилий сделать так, чтобы ее перестали считать выскочкой хотя бы свои. Ну, а с третьей стороны, это же не она придумала все это отселение, так что наверняка директор что-то уже придумал, просто забыл сказать ей об этом.

Когда Гермиона перебирала свою косметичку из ванной, в комнату вбежали девочки.

— Гермиона! — ахнула Лаванда. — Как хорошо, что ты уже вернулась.

— А куда ты собираешься? — тут же спросила Парвати, которая была куда наблюдательнее Лаванды.

— Директор Дамблдор решил, что я буду жить отдельно, — спокойно ответила Гермиона и еще раз проверила, чтобы зубная щетка, паста и нить лежали каждая в своем отделении косметички.

— А почему? — всплеснула руками Лаванда.

— Э-э-э, — Гермиона замялась, не зная, что ответить, — пока я не могу сказать.

Девочки заахали и переглянулись с таким видом, будто знали что-то, недоступное простому смертному. Ей уже не нравилось эти переглядывания, а зная скорую на всевозможные сплетни мисс Браун, Гермиона могла ожидать какую угодно историю про себя в самом ближайшем будущем.

— А ведь профессор Трелони предупреждала тебя, — трагическим шепотом сказала Парвати, прижимая пальцы к губам и смотря на девочку с жалостью, — говорила! Еще в наш самый первый урок! Даром ты так резко с ней разговаривала и отказалась от бесценных высших знаний!

Гермиона, которая уже собиралась огрызнуться, вспомнила ее предсказание про мертвого духа и постаралась ответить как можно спокойнее:

— Если бы ее предсказания сбывались, то весь Хогвартс давно бы лежал в руинах, а каждый второй ученик умер мучительной смертью.

— Ну, конечно, отрицание приносит облегчение, — сочувственно сказала Лаванда и погладила Гермиону по плечу. — Но гельштальды от этого не открываются!

Гермиона закатила глаза и решила не уточнять, какой вообще смысл вкладывает Лаванда в слово «гештальт». Но что-то ей подсказывало, что вовсе не тот, о котором знала сама Гермиона.

— Мисс Грейнджер, вы готовы? — в спальню вошла МакГонагалл.

— Да, профессор, — Гермиона встала и еще раз осмотрела спальню, желая убедиться, что ее постель аккуратно заправлена, а никаких личных вещей нигде не осталось.

Декан кивнула, и сундук Гермионы сам по себе с тихим хлопком исчез.

— Пойдемте, я покажу вашу новую комнату.

— Прощай, Гермиона, — чуть не плача попрощалась Парвати, будто провожая ее на кладбище.

— Что за глупости, мисс Патил? — чопорно спросила декан и смерила студентку строгим взглядом.

— Но ведь Гермиона теперь боггарт? — немного неуверенно ответила та.

— Не говорите ерунды, мисс Патил. Гермиона всего лишь получила грант на участие в исследовании Древних Рун в бытовой жизни волшебников. А поскольку ей понадобится много чертить там, где она спит, то и жить мисс Грейнджер придется отдельно. Если бы вы нашли в себе мужество и выбрали предмет профессора Бабблинг, то уже знали бы об этом.

Гермиона постаралась не выдать своего удивления.

— А если я еще раз услышу, что кто-то распространяет глупые слухи о мисс Грейнджер, то постараюсь подыскать подходящее дело, чтобы занять этого студента до тех пор, пока он не перестанет разносить нелепые сплетни по замку. Я понятно выражаюсь, мисс Браун? Мисс Патил?

— Да, профессор! — в унисон пискнули девочки.

— Замечательно, — сухо усмехнулась декан и повернулась к Гермионе: — Мисс Грейнджер, идемте, я вас провожу.

Гермиона помахала рукой девочкам и поспешила за своим деканом.

«А было бы здорово, если бы мне действительно предложили поучаствовать в таком научном проекте. Хотя если мне позволят, то я смогу пообщаться с магистром Кассием».

По коридорам они прошли в молчании, более того, Гермиона с удивлением обнаружила, что они вообще покинули башню Гриффиндора и направились на пятый этаж, где располагались лаборатории только для профессоров. Тут профессор Флитвик занимался разработкой и усовершенствованием Чар в большом зале, похожем на дуэльный. У Снейпа тут была вторая лаборатория по высшей Алхимии — какое-то специально экранированное и зачарованное место, подальше от подземелий и слизеринских общежитий. Сам Дамблдор с профессором МакГонагалл иногда занимались углубленной Трансфигурацией, пытаясь сформулировать новые гипотезы и перевести их в теории, а там и до выведения новых законов было недалеко. В ее понимании именно это место было если не сердцем Хогвартса, то точно его мозгом.

Сердце девочки забилось быстрее, когда она увидела тяжелую окованную металлом дверь с массивным волшебным навесным замком.

«Зал изучения Древних Рун!» — с восторгом подумала она. Настоящая тайная и древняя магия скрывалась за этими дверями. Заметив ее горящие глаза, декан остановилась и посмотрела на Гермиону.

— Директор уже рассказал вам о той непростой ситуации, в которой оказались вы и все мы.

Гермиона кивнула, чувствуя неловкость и почему-то стыд, будто была в чем-то виновата.

— Я обещаю вам, что каждый из учителей приложит все возможные и невозможные усилия, лишь бы помочь вам с этим справиться .

— Спасибо, профессор, — смущенно ответила девочка.

— Нам всем предстоит много работы, и тот проект, о котором я упомянула, действительно вас ожидает. С высокой степенью вероятности. — МакГонагалл наблюдала за Гермионой в поисках хоть каких-то изменений в ее поведении и характере, но не находило ровным счетом ничего странного или подозрительного. Немного расслабившись, она одобряюще сжала плечо девочки. — Все будет хорошо, Гермиона. Я не допущу, чтобы с вами случилась беда.

Девочка, вскинула было голову, желая что-то сказать, но промолчала. И они продолжили путь.

Комната оказалась ужасно уютной и светлой. В распоряжении Гермионы оказалась и большая кровать под бордовым балдахином, и камин, обложенный мрамором, пока еще холодный и пустой, и большой стол, на котором заботливые эльфы уже разложили все ее учебные материалы. Шкаф, небольшой столик для чая и два милых кресла, в которые так здорово будет залезть с ногами и с книгой в руках. Еще Гермиона с преогромным удовольствием заметила дверь, которая однозначно вела в личную ванную.

«Да! Одно это уже делает мое положение не таким трагичным!» — подумала она, чувствуя, как настроение стремительно улучшается.

— Мисс Грейнджер, на этих комнатах нет заклятия, как на лестнице у девочек, так что я надеюсь на ваше благоразумие. Вашим друзьям не следует задерживаться у вас в гостях позже отбоя.

— Конечно, профессор МакГонагалл, — сразу ответила девочка, прижимая к бедру свою сумку с мелочами, которые не успела убрать в сундук. — Скажите, а это надолго? Ну... — она немного смутилась, но, ободренная теплотой во взгляде своего декана, продолжила: — Я имею в виду отдельное проживание и вообще… вся эта ситуация с моим… м-м-м… гостем.

— Я не знаю, — честно ответила декан, — пока мы не решим вашу проблему, я полагаю. И хоть я не хотела бы вас пугать прежде времени, однако должна попросить проявить осмотрительность и осторожность. Вы должны четко понимать, что доверие нужно заслужить, и не всегда то, что вам говорят, правда.

Гермиона кивнула, стараясь спрятать мысль о том, что пускай эта проблема решится не очень быстро — уж слишком уютной оказалась ее новая комната.

«Интересно, почему к магистру Кассию так насторожено относятся? Мне, конечно, ужасно не нравится то, что он влез в мое тело, но он же не специально. Наверное, ему можно как-то помочь?»

— Обживайтесь. Надеюсь увидеть вас на обеде, мисс Грейнджер. Заодно повидаетесь с друзьями и покажете, где вас теперь можно найти, — сказала декан и уже собралась было уходить, но остановилась, заметив, что Гермиона хочет сказать что-то еще.

— Скажите, а я еще могу заходить в гостиную Гриффиндора? — чуть сбиваясь, тихо спросила девочка.

— Ну конечно! — МакГонагалл, уже успевшая приоткрыть дверь и впустить заодно в комнату Мистера Бигглсуорта, продолжила: — Кто бы ни говорил какой ерунды, запомните крепко: вы студентка моего факультета, и я не позволю вас обижать.

С этими словами профессор еще раз пожелала девочке хорошего дня и ушла, оставив Гермиону изучать ее новую комнату. Кот спокойно запрыгнул на кровать и свернулся огромным черно-рыжим шаром, делая вид, что он всегда тут жил.

Для начала Гермиона занялась тем, что разложила вещи по местам. Шкаф и комод были такими вместительными, что, возможно, смогли бы в себе удержать даже грандиозный гардироб Лаванды и Парвати, вместе взятых. А так большая часть полок и ящиков осталось пустыми. На незамеченную сразу полку рядом с креслами Гермиона аккуратно расставила свою пусть небольшую, но библиотеку. Стол обживала с особым тщанием и удовольствием — мысль о том, что она теперь может заниматься в полной тишине, при этом единолично разложившись на таком столе, приводила ее в неописуемый восторг.

Ванная оказалась небольшой, но уютной — отдельно стоящая белая ванна на смешных львиных лапках и умывальник с большим зеркалом. Девочка быстро разложила свои нехитрые девичьи надобности на полке. Два больших и два маленьких полотенца уже были тут.

— Прекрасно выглядите, юная мисс! — вежливо поздоровалось зеркало, заставив Гермиону скривиться — она не очень любила такие зеркала за излишнюю болтливость и склонность к гипертрофированной лести.

Наконец, когда все неотложные дела были завершены, а до обеда еще оставался целый час, Гермиона предстала перед выбором — заняться разбором домашней работы по всем предметам за целых два дня или сесть и подумать о том, что с ней случилось. Второе было насущнее и, захватив со стола лист бумаги и перо, Гермиона устроилась за небольшим столиком.

— Итак, — вслух сказала она, кладя перед собой лист, — пора подумать о плане действий и списке вопросов, нуждающихся в срочном уточнении!

Покрутив браслет с выбитыми на нем рунами, девочка сосредоточилась. Возможность размышлять вслух оказалась еще одной прекрасной особенностью ее нового статуса.

— Во-первых, если как следует вспомнить, то странно себя чувствовать я себя начала еще в поезде. Возможно, еще раньше, но сразу я не вспоминаю ничего такого или я этого просто не заметила.

Заскрипело перо, выводя первый пункт:

«1. Одержимость — ее виды и симптомы».

— Во-вторых, я точно помню, что на дементоров среагировала определенно не так, как должна была. Реакция профессора Люпина это показывала, да и дементор явно обратил на меня особое внимание. Мне, конечно, могло все это просто показаться от страха, но… а была ли я испугана по-настоящему?

«2. Дементоры — кто такие, откуда взялись, чего хотят и как бороться с ними?»

— В-третьих, то, что меня затянуло во время беседы директора с магистором Кассием, явно что-то значит. И странно, что меня никто не заметил. Может, потому что это моя голова?

«3. Легиллименция одержимых — возможно или нет?»

— Четвертое, браслет, который мне сделали профессора по инструкции моего соседа, явно артефакт неизвестного назначения и свойств. Что возвращает меня к вопросу о Древних Рунах в разных магических системах и их взаимозаменяемости или дополняемости.

«4. Поговорить с профессором Бабблинг о браслете и о том, что за Руны она использовала. А еще о том, возможно ли действительно начать тот проект, о котором упомянула профессор МакГонагалл».

— Пятое, я хоть и понимаю, что мой сосед может быть опасен, но он такая же несчастная жертва обстоятельств, как и я. К тому же он преподаватель, и раз уж он оказался тут, то, возможно, стоит его попросить дать мне пару уроков.

«5. Попросить директора Дамблдора разрешить мне поговорить с магистром Кассием. Возможно, я смогу помочь ему с языком?»

Определившись с планом действий на самое ближайшее время, Гермиона спрятала лист в один из ящиков стола и занялась разбором накопившихся учебных долгов, да так увлеклась, что чуть не пропустила обед.

Однако организм напомнил о себе бурчащим от голода животом, и девочка побежала в Большой Зал.

— Гермиона! — Рон подскочил со своего места, расплескав соус, которым только собирался щедро полить свою порцию картошки, посадил пару пятен на мантию и радостно замахал рукой.

Гарри тоже обернулся, чтобы посмотреть на спешащую к ним подругу. Гермиона была заметно бледной, под глазами еще были темные круги, и в целом, завернутая в дополнительную теплую кофту, она выглядела еще не совсем здоровой, однако глаза ее блеснули радостью и задором.

— Привет, мальчики! — она уселась на свое привычное место, не обращая внимания на очередную вспышку смешков со стороны слизеринского стола. Тарелку она торопливо наполняла чем только попадалось под руку, торопясь скорее насытить измученный организм. Поколебавшись, она все же положила себе маленький и тонкий ломтик мяса, выглядевший максимально нежирным и безопасным для ее сосудов.

— Как ты себя чувствуешь? — обеспокоено спросил ее Гарри, внимательно рассматривая девочку.

— Уже все хорошо, мадам Помфри быстро поставила меня на ноги, — ответила она, торопливо уплетая нежное пюре с разливом сливочного масла, — ум-м-м, повара сегодня расстаралась как никогда — очень вкусно.

— Да как обычно, — пожал плечами Гарри. — Прости, что не встретили тебя после выписки — нас Дамблдор к себе забрал на разговор, а потом выяснилось, что тебя отселили из нашего общежития.

— Слушай, сегодня девчонки весь день треплются, что тебя заперли в подземельях, чтобы ты не покусала никого ночью, — обратился к ней Рон и передал ей корзину с хлебом, до которой девочке было слишком далеко тянуться.

— Чушь, — спокойно сказала Гермиона, принимаясь за салат и чудесный, хрустящий снаружи и мягкий, как облачко, внутри кусок хлеба, — ум-м-м, ну правда же, очень сегодня все вкусно!

— Да ты просто голодная, — ухмыльнулся Рон и вытащил свою крысу, что вопреки обычаю Гермиона проигнорировала, слишком занятая заворачиванием куска мяса в хлебный мякиш, чтобы его съесть и не увидеть.

— Так а все же, где ты теперь живешь? — с любопытством спросил Гарри, который уже успел все доесть и теперь потягивал тыквенный сок.

— Я буду заниматься индивидуальным исследовательским проектом по Древним Рунам с профессором Бабблинг, а там предстоит много чертить на полу именно своей комнаты. Вот мне и разрешили пожить отдельно, пока проект не закончится, — ответила девочка, опустив глаза и полностью сосредотачиваясь на своем обеде.

Врать друзьям ей было очень неприятно, но, с другой стороны, она пообещала никому не рассказывать, что с ней произошло.

— Эх, знал бы я, что за исследовательские проекты дают отдельную комнату — сразу бы записался на Руны, — протянул Рон, — ну признайся, ты же знала об этом, но не сказала?

— Нет, я не знала, — отрезала Гермиона и сыто выдохнула, с удивлением рассматривая свою абсолютно пустую тарелку — и как только столько влезло?

— Покажешь свою комнату? — спросил Гарри и встал.

— Конечно, пойдемте!

Девочка легко поднялась, чувствуя, что жизнь определенно налаживается. Мальчики пристроились рядом, будто охраняя ее с боков, и они дружно поспешили на пятый этаж.

— Только давайте сегодня не очень долго — мне еще в библиотеку нужно и разобраться с накопившейся домашней работой, — сразу предупредила их Гермиона и опять потерла прохладный браслет на своем запястье.

* * *

Адалаис’тэль был вызван перед очи кровавого совета прямо посреди его заслуженного отдыха. Слуга с приказом явиться в Аула Сангвуинис оторвал командира диверсионного отряда сан’лейн от сложных расчетов, в которые он был погружен со всей немыслимой концентрацией высшей нежити. Он уже триста сорок лет пытался решить важную проблему алгебраической геометрии. Он сам, еще будучи живым, сформулировал гипотезу, которая описывала классы когомологий на комплексных проективных многообразиях, реализуемые алгебраическими подмногообразиями, и теперь сам же страдал от того, что не мог найти ей решения. Чума нежити, тяжелая осада родного дома и потеря привычного уклада жизни, падение Кель’Таласа, взрыв Солнечного Колодца и месяцы иссушающей, всепожирающей жажды, даже его собственное обращение в мракопадшего не заставили Адалаис’тэля отказаться от своей работы, и он с упорством тратил каждую свободную минуту не на плотские утехи, как большинство его сородичей, а на ментальный оргазм единения с высшей логикой и математикой. Да, он знал, что другие смотрят на него как на причудливую аберрацию, но, видит Тьма, ему не было дела до этих приземленных почти животных, которые только выглядели как эльфы. Ну право, разве он мог уважать кого-то, кто не в состоянии увидеть красоту алгебраических построений, кто не восхищается изяществом логарифмических конструкций, кто примитивные вычисления даже в пределах шестизначных чисел мог выполнить разве что на счетах?

Будь его воля, то он бы постарался присоединиться к свите Кель’Тузада, ведь он ценил и уважал бывшего верховного мага Кирин-Тора за его ученые труды и неоценимый вклад в обожаемую бывшим кель’дорай математику: тот нашел совершенно изящнейшее решение к другой много сотен лет считавшейся неразрешимой задаче. Он даже в тайне мечтал преподнести в дар Кель’Тузаду свою работу над этой задачей и тем самым привлечь его внимание и благосклонность, а там, глядишь, получилось бы переселиться из Кровавого Квартала в Наксрамас или в Некроситет в исследовательскую группу.

Но Адалаис’тэль происходил из Древнего, разумеется, Благородного Дома кель’дорай, который специализировался на воинском искусстве, поставляя в Луносвет элитных гвардейцев для защиты королевского рода и Солнечного Колодца. И, разумеется, о карьере ученого с такой кровью в жилах он не мог и мечтать. Его много бранили в детстве за то, что в его комнате вместо трактатов по тактике и стратегии находили затертые до дыр задачники и учебники по математическому анализу. Сколько раз, утирая слезы с пылающих голубым светом глаз, маленький Адалаис’тэль жалел, что тело его — самое сильное и здоровое во всем Роде, что родился он двуруким и легко схватывал любую воинскую науку, что в искусстве маскировки он видел не тяжкое другим искусство, а скучное рутинное ремесло. Вот родился бы он калекой, было бы хорошо, волен был учти в Кирин-Тор на кафедру магической математики и забыть боевое искусство, как страшный сон.

Однако судьба распорядилась иначе — нашествие Плети, война, падение гордой нации на самое дно заставили его отложить расчеты, облачиться в гибкую броню, надеть на левую руку катар, а в правую взять короткий меч и взяться за дело, ради которого его и родили. Дальше была только кровь, грязь, лишения, страх, голод. Его черные волосы поседели, а лицо стало жестким и грубым. Решения, которые он принимал, становились все тяжелее и все сильнее ожесточали его сердце. Он собрал небольшой отряд самых отчаянных и долго охотился на живых подручных Плети, убивая их с особой жестокостью. Потеря Солнечного Колодца показала ему, что такое настоящее отчаянье и безнадежность. Предательство людей, которые не стали помогать кель’дорай, слишком занятые своими территориями, окончательно растоптали его идеалы, превратив его и трех выживших из его отряда в ожесточённых убийц, которые и сами не знали, за что сражались. Они жаждали просто умереть и прекратить затянувшуюся агонию, сосущую пустоту в нутре, которая поселилась в них после подрыва Колодца.

Адалаис’тэль сам не понял, как он пал до того, от чего пытался очистить свою землю. Кажется, изнуренный голодом и жаждой магии в пылу битвы, он просто вцепился крепкими зубами в горло какого-то некроманта и начал жрать. Жрать, рыча, истекая слюной и слезами, поглощая саму душу и магический источник человека, заполняя пустоту в сердце чужой жизнью. Он потом долго катался в эйфорическом припадке в грязи и крови на трупе убитого культиста, наслаждаясь теплом и невероятным могуществом, что принесла ему похищенная жизнь. А потом он поймал еще троих и притащил пленных к своим подчиненным. Уговаривать долго не пришлось, и вот один за другим они впервые за долгие месяцы насыщались.

Они сами не поняли, в какой момент перестали быть живыми — только скверна с кровью их жертв пропитала их, только чума наконец заразила их и убила, вот только они стали чем-то иным — уже не кель’дорай, но и не тупая поднятая некромантами нежить. Они стали слышать голос в своих головах, который забирал остатки их разума, заставляя охотиться уже и на своих живых сородичей. Так их путь мести закончился служением тому, из-за кого все это и свалилось на когда-то черную голову бывшего кель’дорай. И такими они оказались не одни, обнаружив сотни своих сородичей с той же жаждой в глазах и с окровавленными губами.

Иногда он думал: что для его народа оказалось худшим выбором — начать пожирать кровь и души простых смертных или же осквернить себя скверной, лишь бы утолить свою жажду? Хотя далеко зайти в своих размышлениях он редко когда мог — слишком уж по грани допустимой свободы, отпущенной ему Господином, он ходил. Задумайся о том, что существование твое оскверняет природу, приказы, которые ты исполняешь — глубоко греховны, а сидящий под небесами на ледяной троне — чудовище, и наказание за свободомыслие не заставит себя ждать.

Адалаис’тэль с огорчением встал из-за стола и аккуратно сложил листы с расчетами в стопку. Бросать все на середине интересной идеи не хотелось, но дураков заставлять Принцев ждать тут не было. Поправив одежду и придав физиономии подобающее выражение, немертвый воин поспешил в Аула Сангвуинис.

Застав в Зале саму леди Смертный Шепот, Адалаис’тэль согнулся в глубоком почтительном поклоне — хоть он и был подчиненным Кровавой Королевы, но сориться с влиятельной Леди точно не собирался.

— Леди, позвольте представить вам главу тайных операций, — спокойно, хоть и с едва уловимым беспокойством, сказал Келесет и сделал жест своему подчиненному, разрешая разогнутся.

С любопытством осмотрев наполовину обмороженное и не вполне еще восстановившееся лицо Принца, Адалаис’тэль сделал нужные выводы и еще раз поклонился уже персонально Леди. Та не удостоила его и взглядом.

— Надеюсь, вы выбрали из ваших собратьев наиболее компетентного и благоразумного, чтобы быть в состоянии исполнить волю Господина.

— Совет принял к сведенью и учел ваши требования, Леди, — так же спокойно и с тем же едва уловимым напряжением ответил ей Принц Талдарам. — Я уверен, что вы найдете манеры Адалаис’тэля удовлетворительными.

— Сомневаюсь, — хмыкнула архилич и повернулась к мракопадшему, обдав его холодом. — Я жду тебя в Храме завтра утром. А пока пусть твои принцы введут тебя в курс дела.

— Как пожелаете, Леди, — опять склонился сан’лейн. Ничего, спина не сломается, а голова будет целее.

Неодобрительно хмыкнув и напоминая дохлую, но от этого вовсе не ставшую безопасной ледяную гадюку, Леди Смертный Шепот удалилась, прихватив с собой свою уродливую прислужницу-нерубианку.

— Адалаис’тэль, собери свою лучшую тройку и все необходимое для глубоко проникновения на вражескую территорию. Тебе предстоит провести в Сердце Наксрамаса нескольких личей из свиты Леди, а возможно, если она все же решиться идти с тобой, то и ее саму. Это приказ Господина и самой Королевы.

— Повинуюсь.

— И еще, в Цитадель проникла шпионка, поймать ее не удалось. Конечно, ее хорошо приложили стражи и она упала в одно из ущелий, но ее тело среди других останков еще не нашли, так что будь готов, что там вас будут ждать.

— Я учту.

— А теперь давай мы тебе расскажем, что конкретно от вас требуется и чего именно от нас ожидает Королева.

Адалаис’тэля пригласили за стол и Валанар приступил на карте объяснять и показывать детали предстоящей работы.

Он с тоской подумал о своих покоях и неоконченных расчетах. А жаль, идея такая удачная была, теперь он ее точно упустит, слишком погруженный в другие дела. Может, стоит взять рабочую тетрадь с собой, вдруг на привале выпадет минута-другая свободные?

Хотя какие свободные минуты у нежити?

В чаще Запретного леса и раньше мало когда появлялись посторонние, сейчас же, когда Хогвартc, огни которого были заметны даже на таком расстоянии, был окружен плотным кольцом из потусторонней стражи, дураков соваться в лес стало еще меньше. Браконьеры и прежде с большой осторожностью наведывались сюда, опасаясь кентавров, которые никогда не стеснялись вогнать в затылок незадачливому нарушителю стрелу с наконечником из хладного железа; а теперь, после того как парочку смельчаков нашли выпитыми до самого донышка дементорами, они и вовсе временно оставили опасную зону в покое. С кентаврами еще можно было договориться, с этими же, особенно когда они сбивались в крупные стаи, — никогда.

Место, в котором сгустились плотные тени, было бы, в общем-то, самым заурядным, как и сотни таких же по всему лесу: просто очередной овраг, пусть и довольно широкий и глубокий, с отвесными сторонами и застоявшейся водой на каменистом дне. Но оно отличалось от таких же внезапно окутавшей его тишиной. Первыми смолкли ночные птицы, как самые чуткие, за ними разбежались мелкие зверьки. Последними затихли насекомые, безмозглые тельца которых особенно сильно почувствовали неуклонно падающую температуру воздуха. Грязная лужа покрылась тонким ледком, а камни и земля вокруг нее поседели от инея. Одна за другой в полной тишине в овраг соскальзывали жирные черные капли, какие-то побольше, какие-то — поменьше, но абсолютно все — противоестественные и отвратительные.

Окажись тут хоть кто-то достаточно разумный, чтобы осознать увиденное, то первое, о чем он подумал, — что кто-то вытряхнул на дно оврага охапку черной ветоши. Потом, если бы его не заметила какая-нибудь очередная тень, что соскальзывала вниз к ледяному дну, он бы понял, что дементоры зачем-то стекаются в какой-то пародии на собрание, чего никто раньше не видел. Впрочем, забреди сюда кто-то живой, то сохранить разум, как и жизнь, ему точно не дали бы — слишком много голодных дементоров оказалось в одном месте, чтобы упустить добычу.

Существа не строили никакого подобия порядка — ни рядов, ни кругов, лишь толпились, перемещаясь хаотично и путанно, проскальзывая между друг другом в поисках одного им ведомого удобного места. Наконец в овраг соскользнула самая крупная тень, и все остальные замерли. Прошло несколько минут настолько абсолютной неподвижности, что казалось, что тени — просто вырезанные дыры в изнанку мира.

Те, кто пригласил чудовищ в Хогвартс, возможно, смогли бы узнать в существе именно Мууга — «лидера» конкретной семьи дементоров. Существа общались не так, как принято у людей или магов — каждый в отдельности был не умнее таракана, ведомого лишь самыми базовыми инстинктами выживания, но, собираясь вместе, прижимаясь как можно крепче друг к другу, каждый получал подобие разума. Чем старше была семья, чем больше сильных жертв поглотил каждый ее член, тем умнее становился каждый. Самые старые семьи по отдельности могли в своем интеллекте достигать уровня человека, что для обычного одиночного дементора было немыслимой вершиной развития. Семья Мууг была не только старой, но еще и удачливой — она унаследовала от своего прото-отца высокий контроль, который позволял семье сдерживать голод и более разумно выбирать добычу.

У дементоров нет своего языка, да и не нужен он, когда каждый связан с каждым, где каждый — часть мыслительного процесса каждого. Но иногда, когда случались странные события, как в человеческом поезде, или выгодные сделки, которые иногда предлагали маги, Мууг собирал семью, чтобы воссоздать свой разрозненный разум и обдумать перспективы. Вот и сейчас прото-отец собрал семью для восстановления рассудка большинства и усиления своего собственного.

Один за другим его дети, повинуясь воле прото-отца, сбрасывали тряпье, выданное магами для смешной пародии на приличия, и сворачивался на земле, крепко обхватывая ближайших собратьев. Плоть, пусть и холодная, начинала пузыриться и плавиться, растекаясь серой слизью по глубоко промороженной земле. Последним в осклизлую лужу спустился и Мууг. Ему многое нужно было обдумать, и особенно важно было понять, как добраться до совершенства сути и что Семья Мууг может ей предложить за прикосновение и шанс. Мууг не знал, собирались ли сейчас другие семьи на такие же советы, ведь он не стал делиться с другими тем, что познал во время охоты на беглого мага. Но не почуять появление вершины они не могли.

«Впрочем, не важно, какие семьи уже знают и что собираются делать, главное, чтобы Семья Мууг стала первой», — вновь обретенным разумом подумала Семья Мууг, впадая в мыслительную кому.

* * *

— О, а вот это ты, конечно, круто устроилась! — Рон, не дожидаясь разрешения хозяйки, залез на ее аккуратно заправленную кровать и поерзал, оценивая мягкость матраца. — Жить теперь будешь как префект. Надеюсь, ты от такого не зазнаешься, а?

Гермиона поморщилась и не сдержала язвительного тона:

— Рон, ты так себя ведешь, будто никогда не видел ничего пристойнее хлева, — и тут же прикусила себе язык, злясь на себя за такие слова. Она знала, как сильно Рон обижается на любые, даже самые невинные замечания в адрес благосостояния своей семьи. — Извини, — поспешила она извиниться, увидев как Рон обиженно нахмурился, — ты знаешь, что я другое имела в виду. И вообще, встань с моей кровати, пожалуйста. Тут достаточно места, чтобы мы все разместились, не нарушая приличий.

Рон неохотно встал, оставив за собой смятое покрывало, и плюхнулся в кресло. Гарри уже облюбовал второе кресло у камина и с интересом рассматривал комнату.

— Интересно, если я попрошу профессора МакГонагалл, мне разрешат раздобыть еще одно кресло, чтобы мы все могли поместиться за одним столом? — задумчиво сказала девочка, усаживаясь боком за свой новый рабочий стол.

— Гермиона, так что с тобой случилось на самом деле? — спросил ее Гарри, не спуская с подруги обеспокоенного взгляда. — Твой боггарт… он был необычным, ты понимаешь?

Девочка поджала губы и задумалась над ответом. Дамблдор прямо запретил ей рассказывать подробности, но и скрывать такое от друзей тоже не хотелось. Маховик времени был скорее про дисциплину и доказывал доверие ее декана и директора. Эта же ситуация уже была более… личная. Пожевав губу, она неохотно ответила:

— Я не могу сказать, извини Гарри. Меня директор Дамблдор попросил.

— Какие могут быть секреты от друзей? — протянул Рон, тоже блуждая взглядом по стенам.

— Ну я правда не могу! — расстроилась девочка. Терять друзей из-за тайн ей не хотелось.

— Я думаю, что дело точно не в твоем проекте по Древним Рунам, — тихо сказал Гарри. — Мы были в больничном крыле, когда тебя лечили. Я же тебе говорил, помнишь?

— Помню, — Гермиона раздраженно провела рукой по спутанным волосам, чувствуя, как пальцы застревают в колтунах. — И хотя я считаю, что подслушивать не хорошо, но мне интересно, что вы слышали.

Переглянувшись, мальчики довольно быстро рассказали, что помнили, пусть и несколько путанно, однако, дополняя друг друга, они смогли более-менее точно поведать о произошедшем.

— Так это правда, что ты теперь одержимая? — спросил Рон. — Я слышал, как Билл, когда приезжал в отпуск из Египта домой, рассказывал о похожем случае. Когда его команда взломщиков вскрывали какое-то захоронение, в одного из магов вселился дух жреца и сбежал. Было много жертв среди магглов, пока его смогли отловить и провести экзорцизм. Билл рассказывал, что он уничтожил два племени кочевников, выедая их мозги, прежде чем местные авроры заметили, что происходит что-то странное.

— То есть ты хочешь сказать, что я похожа на одержимое кровью чудовище, которое будет охотиться на магглов? — обижено спросила Гермиона.

— Ну, он тоже ходил на работу как ни в чем не бывало, — пожал плечами Рон. — К тому же ты сегодня мясо ела, я видел!

— Рон! — вот теперь Гермиона обиделась по-настоящему. — Если я и стала кровожадной, то не волнуйся: если буду есть мозги, то тебе точно ничего не грозит.

— Рон, правда, не надо говорить о Гермионе такие вещи, — тихо сказал Гарри. — А тебе, Гермиона, не надо на нас обижаться, ведь мы беспокоимся о тебе. К тому же все эти слухи…

— Слухи! — Гермиона закатила глаза. — Представляю, о чем только успели договориться наши, а что только слизеринцы наплели, так и вовсе страшно представить.

— Ничего, придешь на ужин, сама все услышишь, — хохотнул Рон.

— Кстати, а ведь занятия с боггартом не отменили и уже в пятницу профессор Люпин опять вел уроки. Правда, уже в другом классе — этот до сих пор стоит запертым.

— Неужели там все так плохо? — спросила Гермиона, потирая браслет пальцами.

— Ну, — Гарри почесал макушку, — не знаю, туда никого не пускают. А еще ты слышала, что…

Следующий час, друзья просидели в удобных креслах, обсуждая произошедшее и те слухи, что породила Гермиона, сама того не желая.

— Ладно, это все хорошо, но мне пора в библиотеку, — сказала девочка и решительно встала из-за стола. — Вам, кстати, тоже вовсе не мешает тоже заняться своей работой. А то будет, как всегда, целая гора на последний вечер.

— Да ну ее, работу эту! — поморщился Рон. — Пойдем лучше к Хагриду чаю попьем — он ведь тоже о тебе беспокоится. Хорошо бы показаться перед ним, что ты целая. Ну, или уже чуть больше, чем целая.

— Рон! — Гермиона с раздражением сунула в свою сумку бумага и перья, не забыв свитки с домашней работой и свой личный перечень вопросов. — Я — все еще я! Не меньше, но и не больше! И вообще, идите к Хагриду без меня, мне и правда очень много надо успеть сделать.

— Ну, как знаешь. — Гарри встал, погладил на прощание Мистера Бигглсуорта, который принял его ласку с благосклонным безразличием, и потянулся. — Я передам от тебя ему привет.

— Спасибо, Гарри.

Идя в библиотеку, Гермиона опять покрутила браслет вокруг запястья и вернулась мыслями к мистеру Кассию.

«А все-таки было бы здорово научить его разговаривать на английском. Интересно, а если раздобыть хоть капельку зелья Афины, на кого оно подействует — на меня, как его выпившую, или на него, как моего… гостя?»

Запросив все, что могла себе позволить вне Запретной Секции, Гермиона спряталась в самый укромный уголок и приступила не к домашней работе, с которой стоило бы начать, а с более серьезного в ее случае вопроса.

Первой выданной мадам Пинс книгой оказалась «Одержимость. Краткий справочник по симптомам и помощи». Гермиона зашелестела страницами, пропуская предисловие и сразу закладывая перо на оглавлении и алфавитном указателе.

«Одержимость — частичное или полное и всеобъемлющее подчинение разума человека одному или нескольким духам, демонам, темным сущностям. Подразумевается, что подобные сверхъестественные существа зачастую враждебны человеку и действуют обычно с целью причинения зла. Для одержимости необходимо вселение сверхъестественной сущности в человека. Исключением являются обскуры — как существа родившиеся внутри мага, а не пришедшие извне».

Гермиона осмотрелась по сторонам и опять склонилась над книгой.

«Одержимость принципиально разделяется на два главных вида по тяжести и опасности для окружающих. Оbsessio — искушение. Зло соблазняет разум мага, предлагая ему блага и подталкивая к разврату нравственному и магическому, вытаскивает из души все темное и низкое, что есть в энергумене, шепча на ухо денно и нощно свои посулы. Справиться с энергуменом-обсессиоре можно, если изгоняющий маг знает, кем именно заражен обсессиоре и как далеко зашел его недуг. Однако против среднеевропейских злых духов наиболее традиционным и универсальным способом изгнания является колокольный звон. Лучше всего подойдет хрусталь, сребро или очищенный травами и наговорами церковный колокол из заброшенной церкви или кладбищенской часовни. Можно использовать зачарованные камни или ошейники, чтобы связать, привязать или подавить нечисть, однако это всегда лишь временная мера, призванная найти время для полноценного обряда изгнания. Опасность обсессиоре может быть в том, что они часто пытаются скрыть места вторжения духа, боясь порицания или же уже повредившись рассудком. Обычно сторонний маг может заметить странное поведение — заикание у тех, кто раньше говорил свободно, забывчивость или напротив, излишнюю осведомленность, изменение привычек и вкусов. Особенно показательны нарастающая трусость и паранойя, частые провалы в памяти и галлюцинации. Однако сильный маг всегда может заметить обсессиоре по его злой ауре, что истекает из места приращения духа.

Обсессиоре относятся к четвертому классу опасности вне зависимости от степени контроля одержимого над духом».

Дальше шли варианты изгнания в зависимости от вида существа, которое вселилась в мага. Ни одно из существ, описанные в разделе, кроме разве что алчущей тени и неупокоенного духа, пока к ней не подходило. Гермиона нахмурилась. В принципе, она могла подойти под определение обсессиоре, ведь в какой-то мере она могла слышать мистера Кассия, но он пока не делал ей никаких предложений, разве что сам был зависим от нее, насколько она поняла. Она выписала себе в пергамент главные тезисы и не забыла составить список-бестиарий, градируя от самого вероятного. Кроме необоснованного желания есть жареный бекон и в целом обострившейся вкусовой чувствительности она пока не замечала за собой никаких изменений.

«Гораздо более опасное и тяжелое possessio — овладение. Если при искушении маг с сильной волей еще имеет шанс самостоятельно отторгнуть зло от своего тела даже без специальных ритуалов, лишь насыщая душу светом и благими помыслами, то энергумен в стадии Possessio практически приговорен к мучительной смерти. Зло, что проникло в него, укоренилось, вплелось в душу и управляет разумом. Обсессиоре, которые успели рассказать, что испытывали, когда становится поссессиоре, описывали свое состояние как всепожирающий огонь, что терзает тело. Нутро горит и плавится болью и пустотой, возникает страшная потребность в еде и питье, насытить которую невозможно. Из-за этого почти все поссессиоре становятся кровожадными охотниками, ядущими до всякого мяса и крови. По тому какие части предпочитает пожирать поссессиоре можно определить тип злого духа, что овладел человеком. Часто язык поссессиоре, независимо от вида злого духа, становится длинным и мясистым, перестает помещаться во рту, и одержимые могут носить их вокруг своей шеи, чтобы он не свисал до самой груди.

Принципиальным отличием между стадиями одержимости является еще и то, что если обсессиоре лишь проявляет худшие качества своего индивидуального характера, то поссессиоре уже не имеет никакого отношения к личности носителя. Каждый, кто встретит поссессиоре, должен немедленно бежать, спасая свою жизнь, и немедленно оповещать всех на своем пути, что идет «враг жизни». Впрочем, если поссессиоре вас заметил, то шансы выжить у вас будут невысокие. Поссессиоре — олицетворенное зло, абсолютно враждебное к человеку вообще и относятся к пятому классу опасности».

Гермиона закрыла глаза и глубоко задышала, подавляя тошноту. Стало страшно. Если она правильно поняла написанное, то если Кассий лишь притворяется дружелюбным, у нее есть все шансы со временем превратиться в поссессиоре. Она решительно захлопнула книгу и взяла следующую — прежде чем начать самой говорить с Кассием, ей следует подготовиться и быть крайне внимательной.

«А для этого нужно понять, будет ли мистер Кассий на меня так влиять или же он все-таки разумное существо, которое не заинтересовано ни в чем таком. В любом случае, пока я ношу артефакт, который мне сделал сам Дамблдор, мне ничего не грозит».

* * *

Дамблдор, Флитвик и Бабблинг склонились над столом в одной из закрытой для студентов преподавательских лабораторий. Перед магами лежала два почти одинаковых на вид браслета, с той разницей, что один был точной копией с руки Гермионы Грейнджер, а второй — попыткой повторить его эффекты известными магам методами.

— Не получается, Альбус, — устало отошла от стола Батшеда. — К сожалению, я не могу подобрать адекватные поставленной задаче рунические цепочки. Ты же знаешь, что магия душ, на которую мне приходиться ссылаться, — утраченный раздел темных искусств, и я вообще не понимаю, как правильно замкнуть контуры, не видя самой души. Да и может ли вообще хоть кто-то ее видеть?

— Что ты имеешь в виду? — спросил Альбус, поднимая новодел и рассматривая так и не набравшие силы руны на металлическом ободке.

— Этот Кассий наверняка может видеть саму душу и ее структуры, раз смог составить руническую цепочку такой точности, чтобы учесть все особенности состояния мисс Грейнджер. Ну, или у них уже есть отточенные шаблоны, которые может использовать любой. Я же, фигурально выражаясь, пытаюсь наугад сшить из шелка и железа костюм на что-то вроде осьминога, рожденного от слона и птицы, вид и размеры которого даже не представляю. Я не могу подобрать Руны вслепую. Мерлин, я даже не уверена, есть ли вообще хоть кто-то, кто может такое видеть.

— Я всегда думал, что магия душ — это область легенд эпохи Мерлина, — тихо сказал Флитвик. — Кстати, моя часть работы оказалась довольна простой и я смог повторить эффект более распространёнными связками из области чар против полтергейстов. Но должен признать, что первый вариант должен быть более стабильным.

— Северус считает, что нет смыла переделывать зелье, если оно работает — ведь уже использованы ингредиенты, которые добыты у нас, — задумчиво огладил бороду директор.

— Не могу с ним не согласиться, — кивнул Филиус. — Скажите, Альбус, а мы будем пробовать обряд изгнания демонов и духов?

— Обязательно. Я уже разослал письма с просьбами предоставить из личным коллекций необходимые атрибуты для полноценного исцеления обсессиоре и пригласил Югину Бачей, как ближайшего к нам мага-экзорциста высокого класса.

— Мастер Бачей? — подняла брови Батшеда. — Первый раз слышу это имя.

— Я еще не получил от нее ответа, она довольно редко путешествует по Европе, но, надеюсь, ввиду сложности нашего положения Мастер Бачей все же приедет в Хогвартс для проведения ритуала.

Дамблдор слегка поморщился, вспоминая Югину и то, как плохо они расстались после того, как он отказался остановить Гриндевальда и тот успел многое натворить на ее родине. И как бы ни было горько это признавать, но она была совершенно права, когда называла ослепленного чужими идеями Альбуса наивным идиотом, а Гриндевальда — психопатом без капли сочувствия к людям и миру.

— Если она все-таки откажется помогать, то обряд изгнания мы вынуждены будем проводить своими силами.

— Интересно, а если бы мы вовремя заметили, что с бедным Квиринусом что-то не то, то успели бы ему помочь? — задумчиво спросил пустоту Флитвик.

— Увы, Квиринус был сильным магом и наверняка решил, что справится сам, — тихо ответил Дамблдор, не глядя на Флитвика. — Он был талантливым молодым человеком, но, к сожалению, гордыня его погубила. К тому же в Хогвартс от пришел уже почти полностью поглощённым тенью Воландеморта, так что помочь мы ему уже точно не смогли бы. Очень жаль.

Дамблдор потер руки и продолжил, выкладывая на стол пергамент с новым чертежом:

— Впрочем, как бы нам ни хотелось сейчас повспоминать мистера Квиррелла, но наша текущая проблема требует наших усилий. Мистер Кассий хочет получить чуть больше возможностей в своем «доме» и попросил меня дать ему возможность изучить наш язык, а для этого ему нужно получить чуть больше свободы в теле мисс Грейнджер. Поэтому он предлагает заменить сдерживающий артефакт на ее руке на чуть облегченную версию.

— Насколько это безопасно? — нахмурилась Баблинг, рассматривая вязь чужих Рун и замечая, что они практически полностью совпадают с теми, что она уже использовала первый раз. Добавилось лишь два новых знака. Впрочем, как Мастер Рун, она прекрасно знала, что положение Руны так же важно, как и ее форма. Порой одна лишняя черта могла поменять значение на прямо противоположное.

— Думаю, мы все же должны дать мистеру Кассию хотя бы возможность объясниться, — ответил Дамблдор. — К тому же мало ли какими знаниями он может с нами поделиться. Уверен, что с мисс Грейнджер все будет хорошо. Кстати, я принял решение отселить мисс Грейнджер от остальных студентов на всякий случай.

— Это разумно, — кивнул Флитвик.

— Минерва озвучила для студентов версию, что мисс Грейнджер будет заниматься научным проектом по Древним Рунам в бытовой сфере применения. Поэтому я попрошу вас, Батшеда, придумать что-то такое, что требовало бы расчертить весь ее пол чем-нибудь безобидным или лучше всего охранным.

— Есть комплекты охранных контуров, — кивнула головой профессор. — Я прослежу, чтобы мисс Грейнджер выполнила всю работу самостоятельно, и по результатам этого задания я дам ей оценку по СОВ.

— Вот и замечательно! Раз мы решили этот вопрос, то давайте займемся подготовкой «разговорного» артефакта.

Маги склонились над чертежом, уже привычно разделяя фронты работ.

* * *

Адалаис’тэль вдумчиво собирался в «командировку». При всей любви син’дорай к вычурной и броской одежде, которая досталась им в наследство от их предков кель’дорай, он предпочитал сам и заставлял своих подчиненных носить комплекты максимально бесформенные и бесцветные.

Позвав служанку, он занялся подготовкой, зная, что его лучшая тройка сейчас проходит примерно те же процедуры, разработанные лично им. Перво-наперво он разделся донага и со всем тщанием вымыл тело — еще неизвестно, когда у него появиться возможность привести себя в порядок. Стоя посреди своей ванной и нисколько не страдая от ледяной стужи, он снял с полки ящик с эликсирами и принялся отбирать флаконы с зельями длительного действия. После нанесения на кожу они останутся с ним, пока он не смоет их специальными растворителями. Впрочем, злоупотреблять и носить их дольше недели не рекомендовалось — кожа начинала гнить и покрываться плохо поддающимися лечению язвами.

Первым слоем он втер в кожу густую зеленоватую пасту с дубильными веществами и легким анестезирующим эффектом. Гуще всего пасту наносили на живот, груди и спину. На шее он обычно предпочитал носить кольчужный воротник, но в этот раз на всякий случай он прошелся и по лицу с шеей, морщась от омерзительного запаха топленого человеческого жира.

Потом пошла мазь от растяжений, которая доводила и без того змеиную гибкость воина до совсем уж умопомрачительных высот. Раз Наксрамас захвачен, то, скорее всего, им придется пробираться по самым узким ходам, а то и по вентиляционным шахтам, а значит, надо будет протискиваться через совсем уж немыслимые щели. Как только состав впитался в серую мертвую кожу, Адалаис’тэль аккуратно нанес солнцезащитный крем и щедро распылил на себя аромо-хамелеон. Последнее средство должно было ему помогать имитировать запахи той среды, по которой он будет двигаться. Сколько раз он ловил живых, которые безупречно маскировались, но забывали о такой малости, как запах тела.

Волосы были разобраны на тонкие пряди, заплетены в косицы и все вместе перекручены в жгут с потайной мифриловой цепью с тонкими узкими лезвиями. Поверх жгута мракопадший обкрутил эластичную черную ленту, вытащив из-под плотно прилегающих лент лезвия. Покрутив головой и сделав несколько рывков, он проверил, чтобы волосы превратились в дополнительную смертельно опасную конечность.

Следующим он натянул плотно прилегающий комбинезон из серого нерубианского шелка, усиленного в жизненно важных местах панцирями нерубов. Конечно, мифрил или саронит были бы куда прочнее, однако хитин ненамного уступал хорошей стали, а веса практически не имел. И пускай сан’лейн и был чудовищно силен, как и всякая нежить, но он по своей привычке рассчитывать каждую мелочь он вывел для себя идеальный баланс по прочности и легкости. Конечно, дополнительный вес мог пригодиться в том, чтобы увеличить кинетику своих ударов, но в миссии по скрытому проникновению ему гораздо важнее быть как можно легче и незаметнее, а не сильнее на пару процентов в пиковом состоянии.

Служанка сняла со стойки узкую полосу из плотно подогнанных металлических сегментов и пристегнула ее к специальным креплениям вдоль позвоночника. Адалаис’тэль сделал пару наклонов и попросил переставить несколько сегментов на пояснице, которые смещались и кололи. После того, как артефакт был закреплен, он начал подавать служанке небольшие ампулы с разными стимуляторами, зельями и эликсирами, которыми заправлялись небольшие емкости в сегментах. Теперь он мог в любой момент одним своим желанием активировать любой сегмент, который незамедлительно вопьется ему в спину иглой и впрыснет коктейль из зелий. Шейный сегмент он заполнил сам ядом Ануб’Арака, который убьет его быстро и с полной гарантией, что его больше не сможет поднять никто и никогда. Пока еще ему не представился достойный случай, который позволил бы воспользоваться этим зельем. Как и любой раб Короля-Лича, он был обязан следить за своим благополучием и стараться выживать в любых условиях. Однако, как высший офицер и носитель тайн, он имел права попасть в плен живым.

«Надеюсь, в Наксрамасе будет достаточно сложно».

Дальше он надел узкие штаны из хорошо выделанной мягкой серой кожи, тоже пропитанной всем, чем только можно. Затянув широкий ремень под самыми ребрами, он заполнил потайные кармашки всем необходимым в нелегкой работе разведчика-диверсанта. Рубаха, заправленная в штаны, тоже была серой, с виду больше напоминающей серый лен, с нашитыми петлями для скрытного ношения еще одного арсенала миниатюрных орудий убийств.

Закончив с этим слоем, он надел укороченный кожаный камзол, такой же пыльно-серый, как и штаны. И снова склянки, пробирки, струны гаррот, отмычки и всякие мелочи разместились в многочисленных кармашках. На левом запястье он затянул кожаный наруч с металлическими пластинами, на правом — маленький полностью механический игломет гномьей работы, стреляющий маленькими отравленными стрелками.

Следующим этапом он подобрал и надел комплект колец с разными магическими эффектами. Поколебавшись, мракопадший в левое ухо вдел фамильную серьгу серьгу, что выделяла его как кель’дорай из Благородного Дома.

Усевшись на стул, он вытянул ноги, и служанка помогла ему надеть и зашнуровать ботфорты почти что до самых бедер с мягкой подошвой, что делала его шаги почти беззвучными. За голенища он спрятал пару ножей и одноразовые зачарованные свитки. Одноразовую телепортационную руну повесил на короткой цепочке на шею и заправил под высокий воротник рубашки.

Встав, он попрыгал, проверяя, чтобы ничего из его снаряжения не бряцало, не тарахтело и не позванивало. Впереди его ждала тяжелая и опасная дорога в компании личей из свиты Леди Смертный Шепот и не менее опасная дорога с новостями обратно. Мысленно он уже прикидывал маршрут и намечал точки привалов — за одни сутки добраться не получится, днем идти они не смогут по ряду причин, значит, двигаться придется ночами.

Служанка накинула на плечи мракопадшего плащ и подала перчатки с усиленными мифриловами шипами костяшками. Сумку с расширенным пространством, набитую еще целым арсеналом, Адалаис’тэль взял уже сам и закинул на плечо.

— Надеюсь, ты не вернешься, — тихо шепнула женщина ему на ухо и поправила сережку в его ухе.

— Я постараюсь, мама.

Дамблдор сидел в своем кабинете за монументального размера столом и, сложив руки домиком, напряжённо размышлял, рассматривая лежащий перед ним артефакт. Еще один, сделанный по подсказке и просьбе вторженца, что не могло не беспокоить директора — доверие к темным лошадкам явно не было культивируемой чертой его характера. Однако стоило признать, что артефакт отвечал двум безусловным требованиям: не содержал и капли черной магии, по крайней мере такой, которую смог бы обнаружить Дамблдор, и выполнял возложенные на него функции — спас Грейнджер от неминуемой смерти. Теперь был второй артефакт, и Альбус размышлял над ним гораздо тщательнее, чем над первым. Если изначально речь шла только о спасении жизни его студентки и он пошел на риск, то теперь он обеспечивал комфорт подселенцу и давал ему в какой-то мере выход во внешний мир. Что это — незаметная уступка возможному злу или протянутая рука помощи коллеге из другого мира? К сожалению, есть вещи, которые можно узнать, лишь приняв то или иное решение.

«Может, стоит подождать команду экзорцистов и уже после их оценки принимать окончательное решение?»

Директор покрутил эту мысль и так и этак, находя ее безопасной и привлекательной. Однако, помимо осторожности и благоразумия, Дамблдор был щедро наделен любопытством и жаждой познания мира. Без этих качеств никогда не стать великим магом, а он вполне объективно оценивал свои знания и навыки в магическом мире как крайне высокие. И ничего этого бы он не добился, не обладая долей авантюризма и азарта. Но, опять-таки, у всего есть своя цена. Чем он заплатит за сегодняшнее решение дать Кассию голос? А чего лишит магический мир, если не даст?

В дверь постучала и сразу, не спрашивая разрешения, вошла МакГонагалл.

— Директор, — сдержанно кивнула она и остановилась напротив его стола.

— Присаживайтесь, Минерва, — Альбус повел рукой в сторону заранее подготовленного к ее приходу кресла.

— Что вы решили? — она проигнорировала его приглашение, слишком сосредоточенная на текущем вопросе.

— Думаю, стоит дать мистеру Кассию шанс, — тихо, но твердо ответил Дамблдор, посматривая на своего заместителя поверх очков.

— Ваша идея вторых шансов опасна, — сухо заметила она.

— Мистер Кассий еще не сделал нам ничего плохого, — мягко заметил директор, поглаживая холодный металл с тлеющими голубыми рунами.

— Он вторгся в тело нашей студентки и чуть ее не убил! — возмутилась декан.

— Это было сделано не из злого умысла, полагаю, — напомнил он.

— Вот именно, вы можете только предполагать. Никто не знает, как он будет влиять на мою студентку.

— Минерва, вы тоже видели то существо, которое так напугало нашего гостя. Признаюсь честно, я тоже крайне напуган им. Мы обязаны выяснить, что это такое и может ли оно угрожать нам.

— Если бы не этот Кассий, не было бы и шансов, что оно нашло сюда дорогу! — МакГонагалл так и не села, меряя кабинет директора широкими шагами.

— Мы не может этого утверждать. Нам придется дать чуть-чуть воли гостю, чтобы он хотя бы объяснился. И мы будем чутко за ним наблюдать — все, кто посвящен в ситуацию с мисс Грейнджер. Если я увижу, что он дурно влияет на нее, то всегда смогу заменить браслет на первый и лишить его права голоса. А там и экзорцисты уже прибудут.

— Я не одобряю этого решения, Альбус, — Минерва все же села и аккуратно расправила полы своей мантии. Как дочь священника, она очень близко к сердцу принимала одержимость Гермионы. И хотя ее вера не мешала ей творить волшебство и преподавать магию, но так просто отмахнуться от всех постулатов веры, в которой она воспитывалась Минерва не могла.

— Мы в той ситуации, когда не может быть однозначно хорошего или плохого решения, — директор встал и, пройдясь по кабинету, уселся напротив декана. — Давайте пригласим девочку и заменим браслет. Заодно и проконтролируем, как это на нее повлияет.

Минерва кивнула и встала, не успев толком нагреть свое кресло.

— Я сейчас ее приведу, — сказала она, выходя из кабинета.

Феникс что-то прокурлыкал, наклонив голову.

— Ты чувствуешь опасность, Фоукс? — спросил директор так, будто был уверен в разумности своего фамильяра.

Тот переступил лапками и опять что-то курлыкнул. В присутствии Гермионы он все еще не проявлял никакого беспокойства. И хоть это не говорило, что Кассий безопасен, но отсекало несколько вариантов злых духов, на которых фениксы реагировали агрессивно.

Девочку привели довольно скоро, и директор тут же улыбнулся ей с максимальной доброжелательностью.

— Здравствуйте, мисс Грейнджер, — поприветствовал он ее и указал на кресло напротив себя.

— Добрый день, профессор Дамблдор, — вежливо ответила она и осторожно села, рассматривая директора с любопытством и легкой настороженностью.

— Как вам на новом месте?

— О, комната замечательная! — с воодушевлением ответила девочка, сразу немного расслабляясь.

— Показали вашим друзьям, где вас можно найти?

— Конечно!

— Вот и замечательно. Я рад, что вы помните, что никакие привилегии не могут отдалить вас от ваших друзей. Итак, мисс Грейнджер, я позвал вас, чтобы обсудить с вами важный вопрос касательно вашего… э-э-э… соседа.

Девочка опять напряглась, чуть нахмурилась и подалась телом вперед, вслушиваясь в каждое слово директора.

— Как вы знаете, я общался с мистером Кассием и он обратился к нам с просьбой помочь ему выучить язык и получить возможность хоть как-то общаться. Для этого он предложил заменить сдерживающий его силу артефакт на другой такой же, только с возможностью общаться с вами.

Дамблдор приманил со своего стола браслет и передал его в руки девочки. Гермиона взяла его не колеблясь и тут же принялась крутить в руках, изучая руны и сравнивая с теми, что были нанесены на браслет с ее запястья.

— А вы сможете его слышать, если я надену этот артефакт?

— Не знаю, но надеюсь, мы это скоро узнаем.

— Вы хотите, чтобы я его надела? — прямо спросила Гермиона, поднимая на него взгляд.

Директор легонько коснулся ее мыслей и почувствовал только жгучее любопытство приправленное страхом и решимостью.

«Похоже, она уже приняла решение до нашего разговора».

— Поскольку задача обучения языку ляжет на вас, то только вам принимать это решение. Учтите, ваш учебный план пока не будет пересматриваться, а значит, нагрузка на вас только возрастет. Маховик времени, конечно, помогает найти вам больше времени на все эти задачи, вот только и усталость лишь возрастет.

— Я согласна.

— Учтите, мисс Грейнджер, мы не совсем уверены, что вы не столкнетесь с каким-то трудностями в общении с вашим невольным гостем. Разница в культуре, менталитете, возрасте, в конце концов, — все это может поставить в сложное положение даже опытного мага. Если вы откажетесь менять сдерживающий артефакт, то я, не скрою, буду даже чуть больше спокоен.

— Но раз вы даете право решать мне, значит, все-таки уверены, что мне не причинят вреда? — тонко подметила девочка. — Если бы это было опасно, то вы бы даже не стали мне ничего этого говорить, ведь так?

— Верно, — улыбнулся директор. — Я рад, что вы внимательны к моим словам. Вы окончательно решили?

— Да. Тем более, если что-то пойдет не так, то вы же просто опять дадите мне первый артефакт? — Гермиона, покрутила браслет на своем запястье, хотя второй из рук так и не выпустила.

— Разумеется. Что ж, если мы пришли к общему решению, то не будем откладывать. Только я хочу вас попросить о нескольких вещах. Отнеситесь к моим словам серьезно, мисс Грейнджер. — Убедившись, что девочка полностью сконцентрирована на нем, директор серьезным голосом продолжил: — Во-первых, никогда не забывайте, что ваш сосед может быть опасен. Умышленно ли, по незнанию — не так уже и важно. Если вы заметите что-то странное, пугающее или даже просто ставящее вас в тупик — немедленно обратитесь к вашему декану или ко мне. Не затягивайте. Договорились?

— Да, — Гермиона с самым серьезным видом кивнула.

— И во-вторых, заведите привычку тщательно взвешивать, что вы можете рассказать об окружающем вас мире гостю, а что нет. Думаю, вы достаточно здравомыслящи, чтобы понять, о чем не стоит говорить с мистером Кассием.

— Хорошо.

— Мисс Грейнджер, — обратилась к ней декан, — я попрошу за вами приглядывать и других профессоров, и сама буду готова в любой момент прийти к вам на помощь. Поймите, ситуация, в которой вы оказались, непростая, а значит, будьте внимательны и осторожны.

— Хорошо.

— Ну что ж, раз мы решили, то давайте приступим.

Гермиона протянула левую руку к директору, и тот аккуратно обхватил ее запястье пальцами. Направив палочку на браслет, он наколдовал какие-то чары, и металлический ободок, мелькнув яркими голубыми искорками, распался на две половинки. Гермиона сразу почувствовала, как под ложечкой затянуло холодом и какой-то чужеродной пустотой. Охнув, она прижала руку к животу, с удивлением выдыхая пар ледяного дыхания. Заломило в висках, в глазах сразу потемнело.

Директор мгновенно защелкнул на ее руке новый артефакт и заколдовал его чарами неснимаемости. Гермиона повела плечами, чувствуя себя все еще замерзшей, но гнетущая пустота в животе пропала мгновенно, будто выключателем щелкнули.

— Что вы почувствовали? — напряжённым голосом спросил ее Дамблдор, сверля внимательным взглядом.

— Холод и пустоту в животе, будто я колдовала до полного изнеможения, — тихо ответила Гермиона.

— А сейчас?

— Ничего, только зябко немного, — девочка несмело улыбнулась и потерла плечи руками.

Директор не глядя бросил в камин заклинание, и на заранее заготовленных дровах тут же заплясали оранжевые языки пламени, распространяя приятное тепло.

— Вы что-то слышите? В голове или рядом с вами?

Гермиона нахмурилась, пытаясь почувствовать хоть что-то. Но сколько бы она ни вслушивалась, не слышала ничего, кроме потрескивающего в камине огня да своего дыхания. Наконец, она помотала головой.

— Ничего, профессор.

— Хм, — задумчиво протянул он, пытаясь прощупать ее мысли и с неудовольствием натыкаясь на сплошной, будто выточенный из безупречного льда барьер. — Возможно, этому артефакту нужно больше времени. Ну хорошо, возвращайтесь в свои комнаты. Сегодня воскресенье, и вам стоит потратить его остатки на то, чтобы приспособиться к новым возможностям. Я попросил подготовить вам самую простую литературу по изучению английского, и она вас уже ждет на столе. Если сегодня мистер Кассий выйдет на связь, дайте мне знать, пожалуйста. Заодно расскажете о ваших личных впечатлениях о нем.

Девочка встала и поправила рукав мантии, уже привычным жестом пряча браслет от посторонних взглядов.

— Хорошо, профессор.

Когда девочка ушла, взрослые помолчали несколько минут. Наконец МакГонагалл облизнула сухие губы и тихо сказала:

— Надеюсь, мы не совершили большой ошибки.

— Ответственность за это решение я беру на себя.

* * *

Гермиона возвращалась к себе поспешным шагом. Была мысль зайти в гостиную и пригласить с собой друзей, для храбрости, но потом она вспомнила, что рассказывать им о мистере Кассии ей нельзя. Вздохнув, она пропустила коридор, ведущий к башне Гриффиндора и поднялась на пятый этаж. Проскользнув в свою комнату, Гермиона осмотрелась — кот спал на ее кровати, на столе лежала пара книг, пролистав которые, она убедилась, что это азбука, сборник детских сказок для совсем маленьких, простой магловский разговорник с самыми часто употребляемыми фразами и грамматика в таблицах. Отложив книги, девочка подошла к шкафу и вытащила тёплую кофту. Теперь то волшебница понимала, почему ее так морозит последнее время, а после того, как с нее всего на пару мгновений сняли браслет, так и вообще осознала ценность артефакта на своей руке. Почесав Мистера Бигглсуорта за ухом, Гермиона опять сосредоточилась на том, чтобы услышать хоть что-нибудь.

Ни-че-го.

Тишина.

— Ну, никто не говорил, что это будет просто, — вздохнула она и зашла в ванную, чтобы умыться и собраться с мыслями.

— Прекрасно выглядите, мисс! — поприветствовало ее зеркало, заставив Гермиону скривиться.

«Нужно выяснить, как его можно отключить».

Закончив ополаскивать лицо теплой водой, Гермиона сняла с крючка полотенце и промокнула лицо. И замерла, рассматривая свое отражение в зеркале. Она почувствовала, как сердце заколотилось где-то в горле, а дыхание сперло — левый глаз стал ярко-голубым с крохотным круглым зрачком, откровенно светящимся и таким холодным, что ей стало жутко. Ресницы покрылись инеем и стали полностью белыми. В ванной стало так холодно, что зеркало стало покрываться по краям морозными узорами. Закричать Гермиона не успела — в глазах потемнело, а сама она будто провалилась под лед, падая в темноту и холод.

* * *

Сознание возвращалось куда быстрее, и разум больше не корежило от невыносимой агонии, которая так терзала его в прошлый раз. Попробовав пошевелиться, Кел’тузад довольно быстро осознал, что лишен такой возможности, зато взамен провалился в давно позабытые ощущения плоти. Тело, в котором он оказался заперт, давило на него, мешало и сковывало, заставляя мысленно скрежетать зубами от бессильной злобы, но даже разжать зубы тела, чтобы разразиться потоком брани и проклятий на такого криворукого, безмозглого, абсолютно бездарного самоубийцы, который запер его, высшего лича, в телесной оболочке, он не смог.

«Когда я выясню, что за ничтожество посмело осквернить ритуал моего воскрешения, лично пущу на опыты скотину!» — подумал лич и попытался хоть как-то сориентироваться в пространстве.

Первыми к нему пришли звуки. Сосредоточившись, он различил шум толпы, чужую, что поразительно, совершенно незнакомую ему речь, звуки города и какие-то дополнительные шумы явно механической природы. Звучало так, будто он оказался в какой-то гномьей дыре, напичканной их подделками. Кел’тузад сосредоточился на этих звуках, пытаясь достучаться до зрения тела, в котором оказался.

«Если меня подняли в теле, то почему я им не управляю? Неужели Господин решил меня наказать за провал и поднял обычной безвольной нежитью?!» — мелькнула паническая мысль, и довольно быстро была отметена в сторону как несостоятельная — чужая, незнакомая мертвому магу речь, звуки города, звуки какого-то явного механизма. И никаких привычных звуков, что сопровождают армию мертвых или любую из их крепостей.

Поднатужившись, лич добрался и до зрения. Осмотревшись, насколько позволяли чужие, не подчиняющиеся его воле глаза, он и встревожился и успокоился одновременно. Смутные подозрения в том, что его занесло куда-то не туда, получили полное подтверждение — его окружали исключительно люди в странной и непривычной одежде, которые куда-то спешили и торопились. Рядом с телом, которое тоже куда-то целеустремленно двигалось, лич рассмотрел монструозный механизм ярко-алого цвета, который выпускал клубы дыма из трубы. Судя по его длине, многочисленным застекленным, совершенно не укрепленных ставнями окнам и безумному количеству колес — это было какое-то местное средство передвижения. Кел’тузад видел мужчин, женщин и толпы детей, все примерно одного этноса. Ни одного представителя других народов маг не заметил. Еще он обратил внимание на то, что вокруг не было ни одного воина или стражника, в общем, никого с оружием. Однако его наметанный взгляд безошибочно распознал общество как знакомое с магией — летающие сами по себе груды чемоданов, вспышки каких-то чар и прочие мелочи нисколько не скрылись от его внимательного взгляда.

Рядом с телом, в котором он находился, вилась целая толпа детей разного возраста. Почти все были рыжими, веснушчатыми и ужасно похожими. Один мальчик отличался черными волосами и другими чертами лица. Судя по тому, что тело видело детей примерно на своем уровне, Кел’тузад сделал однозначный вывод, что он обладатель теперь еще и детского тела. Ярость лича опустилась еще на пару десятков градусов вниз, неуклонно приближая его к ледяному бешенству. Он позволил себе несколько мгновений посмаковать мысли о том, что сделает с тем, кто его засунул в ребенка. Но потом взял себя в руки и занялся критически важными в его положении вещами — восстановлением картины произошедшего и выяснением, где он, черт побери, оказался.

«Это определенно не Азерот и не Дренор, известный мне по воспоминаниям Короля-Лича, которыми тот в свое время весьма щедро поделился во времена моего ученичества», — подумал он, осматривая людей, технологии и место, которое больше напоминало порт в день отправления флота. Его тело повернуло голову и что-то сказало рыжей женщине рядом с ним.

«Еще и девчонка!» — со злым смирением подумал лич и навострил свои несуществующие уши, концентрируясь на языке и собирая костяк его понимания. Лич был заядлым коллекционером-полиглотом и свободно владел всеми языками родного мира, включая абсолютно мозголомный язык нерубов. Хотя чтобы полноценно общаться на нем, ему приходилось использовать звуковые иллюзии — не было в его теле соответствующих органов, которые позволили бы воспроизвести все пощелкивания и сухой треск паучьей речи. Этот же язык, как и любой людской, был довольно прост — маг уже активно собирал в своей абсолютной памяти нежити слова и конструкции, которые постоянно повторялись.

«Хорошо, значит, тут нет отдельных словарей для мужчин, женщин и каст — они все пользуются единым вокабуляром».

С именами он разобрался быстро, но с семантикой слов были проблемы, хотя Кел’тузад не особо тревожился с этим. Если его тело детское, то и словарные конструкции у него будут упрощены в сравнении со взрослыми. Биение сердца в ушах, шум дыхания, слюна, которая стекала по горлу — все это бесило и отвлекало лича от размышлений. Сосредоточение на чужом языке в какой-то мере помогало личу отвлечься от сугубо телесных ощущений, которые бесконечно мешали его привыкшему к стерильной чистоте мертвого тела разуму.

Его тело залезло в монструозную конструкцию, внутри напоминающие тесные каюты, выставленные в ряд. За окнами остались только взрослые, которые махали руками, прощаясь со своими детьми. То, что на лицах не было какой-то особой тревоги, навевало мысль о том, что дети едут в достаточно безопасное место и, скорее всего, не навсегда.

Внезапно в поле зрение мага попало кошачье тельце. На миг его мысли замерли, а потом он почувствовал радость узнавания — каким-то немыслимым образом его кот нашел своего хозяина даже в другом мире.

«Ох, Мистер Бигглсуорт! Я верил, что ты — особенный кот для особенного меня!» — он с умилением всматривался в голубые кошачьи глаза и видел искорки злого разума, который был ему так знаком. Кота явно не обманула убогая оболочка его хозяина, и он по привычке устроился рядом с личом.

Внезапно тело назвало кота его настоящим именем, и Кел’тузад задумался о том, откуда тело получило доступ к знаниям самого лича. Пока дети болтали о какой-то своей детской ерунде, мертвый маг, немного попривыкнувший к раздражающей жизнедеятельности тела, сосредоточился на самом себе, пытаясь по-новому оценить свое состояние.

«Медитация духовного зрения работает, как и всегда хорошо», — подумал он, разворачивая перед своим мысленным оперативным пространством кристалл своей души.

В черноте пустоты, расчерченной одними ему понятными мерками и вычислительными таблицами, парил сложный льдисто-голубой кристалл души мага. Кел’тузад первым делом проверил состояние всех оболочек своей души — разум, дух, душа были достаточно серьёзно раскурочены, но ничего критического или непоправимого пока не было, разве что основание кристалла было грубо обломано и заменено на железные цепи с гигантскими черными обелисками. Что, впрочем, было нормально для поднятой высшей нежити — когда-то на том месте была его нить судьбы, то, что связывало его с циклом жизни и смерти. Его искусственно оторвали от цикла перерождений, заменив нить судьбы на магический конструкт, служивший якорем в мире для души. Однако напрочь исчезли оковы господства, которыми была стабилизирована его душа самим Королем-Личом, и Кел’тузад теперь понятия не имел, как отсутствие стабилизаторов повлияет на него.

«Нужны проверки и расчеты. Много расчетов».

Повинуясь жесту лича, над кристаллом проявились таблицы и столбцы с цифрами, что отображали текущее его состояние. И вот тут хорошие новости для него закончились. С одного бока кристалл был поврежден — один из зубцов был потерян, а на его месте зияла истекающая голубым туманом трещина. Из трещины робко пробивались ростки какой-то растительной гадости. Подавив порыв тут же искоренить неизвестную дрянь, Кел’тузад приблизился к растению.

«М-да уж, вырывать с корнем может быть чревато».

Трещина шла куда-то в самый центр, и лич просто опасался, что мог расколоть свою собственную душу на осколки, если неосторожно потянет зеленую гадость.

Следующим омерзительным сюрпризом оказалось, что связь с магическим ядром оборвана напрочь, а значит, Кел’тузад оказался полностью лишен своего впечатляющего и тщательно взлелеянного магического резерва. Впрочем, его душа была полностью подготовлена для работы с огромными объемами энергии, а значит, когда он оценит состояние доставшегося ему тела, по недоразумению все еще занятого какой-то соплячкой, то сможет раскачать источник хотя бы до минимально приемлемого размера. Надеяться на то, что он получит свое старое ядро, лич не стал — оно было полностью уничтожено вместе с остатками тела и якорями в его родном мире. А там и его филактерия тоже, видимо, растоптана в прах.

Лич замер, ошеломленный пришедшей в его голову мыслью. Трясясь от ужаса, он широким жестом раскрутил кристалл в поисках связей с филактерией. Связи были. Но вели они в тело, которое он занимал, прочно, буквально намертво, впечатывая его в слабое, живое тельце. От ярости лича в купе резко похолодало, и его тело забил озноб. Тело начало во что-то кутаться и недовольно бубнить.

Первым порывом лича было найти способ умертвить тело, чтобы выскользнуть из западни, но, припомнив, что происходит с личами при разрушении филактерии, он решил не пороть горячку.

«В конце концов, если я оказался в таком удручающем положении, значит меня изгнали из Азерота. Сомневаюсь, что пришедшие по мою душу были настолько идиотами, чтобы еще раз упустить мою филактерию. Скорее всего, она уже уничтожена, а то, что я заимел новую, пусть и настолько ущербную — само по себе неслыханная удача. Буду ценить то, что имею, и стремиться к лучшему».

Он опять сосредоточился на своей душе, проверяя по пунктам ее состояние и уже стараясь не впадать в истерику, когда находил очередную проблему, лишь составляя список первоочередных задач по ее восстановлению.

«Что ж, никогда не вредно вспомнить свое ученичество и помедитировать над отладкой энергооболочек, как в старые добрые времена».

Привычная кропотливая работа успокоила разум мага. Он наметил план действий на ближайшее время, хотя и короткий: освоить язык да сориентироваться в новом мире до приведения собственной души в приемлемый и работоспособный вид. Остальное явно становилось возможным после решения первых задач.

Вынырнув из медитации, лич осмотрелся. В комнатушке ничего не поменялось — какой-то взрослый продолжал делать вид, что дремлет, дети вяло переговаривались, явно уставшие, а за окном уже совсем стемнело. Когда самодвижущаяся повозка остановилась, дети возбудились и загомонили, лишь его тело осталось спокойно поглаживать Мистера Бигглсуорта. На мгновение лич даже допустил мысль о том, что давно забытое ощущение мягкой шерстки под пальцами весьма приятно. Расслабившийся лич, немного успокоенный и настроенный чуть более благодушно, чем несколько часов назад, попытался растянуть свое восприятие. Он хотел прощупать окружающее пространство, а заодно оценить, что ему теперь вообще осталось доступным, кроме восприятия своей души и подключения к органам чувств тела.

То, что он делал всегда даже не задумываясь, сейчас давалось ему едва ли не тяжелее, чем когда он только приступил к обучению в Академии Кирин-Тора. А теперь его не покидало ощущение того, что он пытается отрезанной рукой, которую в добавок заперли в сундуке, нанизать кристаллы маны на руническую нитку. Впрочем, он быстро понял, что все из-за того, что он пытался интуитивно воспользоваться возможностями этого тела, а в силу его практически полной непригодности вообще удивительно, что он смог почувствовать хоть что-то. А вот судя по тому, как задергалось и всполошилось тело, оно-то как раз бурно удивлялось своим новым и красочным ощущениям.

Отмахнувшись от ускорившегося сердцебиения, маг сосредоточился на своем чутье, пытаясь распознать в окружении хоть что-то знакомое. Смутное ощущение живых душ он отбросил за ненадобностью — сейчас это было совершенно не важно. А вот приближающийся сгусток чего-то вполне узнаваемого заставил его мысленно потереть костлявые руки. Существо, похоже, было порождением аспекта Смерти с явным темным благословением. Кел’Тузад не мог сказать, живое оно или определенно мертвое, но то, что оно не было классическим некроконструктом, он уже понял. То, что это существо не нападало на детей, хотя и пугало их до чертиков, наводило на мысли о том, что, возможно, в этом мире вполне лояльно относятся к существам, связанных с Темными Землями, а значит, и к некромантии. Радовало, что ни бездну, ни хаос лич не ощущал, только Тьму и Смерть. Легионом он был сыт по самое горло еще в прошлой жизни. Если эти существа чистые воплощения Смерти или Тьмы, то он, даже в таком покалеченном виде, вполне сможет с ними до чего-то конструктивного договорится.

Когда существо замерло перед дверью, лич подобрался, предвкушая встречу. Если оно заговорит с ним, что ж, лич найдет как ответить. Существо вошло, вызывая панику детей, кроме его тела, слишком зараженного его любопытством, чтобы бояться. Изо всех сил напрягая зрение, лич всмотрелся в существо, присвистнув от восхищения.

И правда — в нем было нечто, что роднило его с Темными Землями, но структура существа была сильно повреждена, будто с духовного ядра ободрали все, что только можно, оставив только инстинкты и крохотную искорку разума. Существо было телесным и абсолютно безмозглым, однако обладало просто впечатляющими охотничьими инстинктами и чем-то, что вполне могло оказаться коллективным разумом.

Похожие осколки разрозненного разума, внедренные в сознание, Кел’Тузад имел возможность наблюдать в останках младших киражей. У них, конечно, все держалось на силах древних богов, а у этого существа — на чистой тьме. Похоже, они тоже существуют ульевым способом. Лич не мог сказать, управляются ли они более развитым существом этого типа или же просто умнеют, собираясь в кучу. Существо жадно всматривалось в него и внезапно потянулось к нему, как слепой щенок на запах молока.

«Оно распознало меня даже в этом мясе?» — удивился некромант, всматриваясь в человекоподобное лицо под истлевшей черной тряпкой и не чувствуя никакой угрозы от существа. Разум Кел’Тузада захлестнуло неудержимое любопытство и жажда познания — он бы многое отдал за возможность изучить эту прелесть. От наблюдения за симпатичной зверушкой некроманта отвлек взрослый, что все это время притворялся спящим. Он вытащил нечто, что некромант определил как магический жезл, и засветил свет, что-то говоря существу.

«Значит, оно достаточно разумно, чтобы понимать обращенную к нему речь? Интересно».

Существо еще раз жалостливо потянулось к некроманту, но тут же получило по рукам искрами света, что посыпались из палочки. Оно отпрянуло с обиженным визгом, ловя внимание некроманта. Лич неимоверным усилием воли заставил тело едва заметно дернуть подбородком в сторону двери, отпуская существо. Оно ушло, оставив детей гомонить и испуганно восклицать. Искры, что посыпались из палочки, определенно относились к школе Света, однако не причинили ему никакого вреда, а значит, мясная оболочка хорошо его защищала от этой школы. Лич задумался.

«Неужели все-таки есть хоть какая-то польза от тела? Возможно, мне не стоит пока торопиться от него избавляться. Тем более оно послужит хорошей маскировкой и поможет мне изучить этот мир. Особенно если учесть, что я утратил магическое ядро и единственная магия, которая мне будет пока доступна — нерубианские духовные глифы, да и то только после того, как я восстановлю повреждения. Насколько все это затянется, пока еще трудно сказать, но задача это для меня первоочередная. Ну и, конечно, стоит понять, как меня сюда занесло и как вернуться обратно. Оставлять надолго Наксрамас мне бы не хотелось — дела у нас последнее время идут не очень хорошо».

Остаток пути лич приглядывал за взрослым магом. Оценить его силу не представлялось пока никакой возможности, и рисковать привлечь пристальное внимание к себе раньше времени он не хотел. Вслушиваясь в разговор людей, Кел’Тузад вычленил слово «дементор» и определил его как название заглядывавшего в гости существа.

«Дементоры, смотрю, весьма дружелюбно настроены к адептам Смерти, это новость хорошая и интересная. Нужно будет по возможности изучить их поближе, а если получится, то и прихватить пару экземпляров в качестве сувенира для Леди. Она точно оценит их по достоинству».

Полюбовавшись симпатичными костлявыми лошадками, что чем-то напоминали лошадей-нежить за исключением того, что определенно были живыми, он опять ушел в созерцание своей души. Только на то, чтобы полностью проанализировать и составить план работ, у него уйдет не меньше нескольких дней, а затягивать все это Кел’Тузад был не намерен.

От работы его отвлек только внезапно достучавшийся до его сознания аромат бекона. Лич дернулся, выпадая из транса, и упер взгляд на блюдо, заваленное изумительной красоты полосками хорошо прожаренного мяса, что источало такой божественный аромат, что рот этого тела немедленно наполнился слюной. Рука потянулась к блюду и подцепила сразу несколько полосочек, чей вкус лич жаждал ощутить. Когда он уже был готов вцепиться в бекон зубами и закатить глаза от удовольствия — ведь так пахнущее мясо уже точно не может быть не вкусным! — проклятое тело отшвырнуло вилку в сторону, будто он наколол на нее глазной нерв поганища. Девчонка что-то выговаривала недовольным голосом своему рыжему дружку и явно не собиралась порадовать старого несчастного Кел’Тузада жалким куском прожаренного мяса.

«Да чтоб ты сдохла, засранка! Как вообще можно что-то иметь против бекона?!»

Раздраженный некромант постарался отвлечься от аромата еды, который оказался неожиданно манящим, тем более девочка все равно встала из-за стола и ушла в комнату. Осматриваясь по ходу ее движения, он понял, что оказался в какой-то школе вроде Академии Кирин-Тора. Судя по тому, что в зале он видел только совсем маленьких детей и подростков, то школа была подготовительной перед поступлением в магический университет или еще куда дальше. Эта мысль находила подтверждение еще и тем, что поголовно все ходили с простенькими магическими жезлами, которые наверняка были призваны для помощи новичкам в развитии магического ядра. Сам Кел’Тузад не был сторонником использовании костылей, предпочитая более суровую школу по травматическому развитию ядра — это было куда как сложнее, требовала недюжинной силы воли и стойкости, но зато магические ядра его учеников всегда наголову превосходили по сложности и прочности своей структуры одногодок, не говоря о внушающих уважение магические резервы для их возраста.

Еще одним неприятным сюрпризом для лича оказалось то, что пока тело поднялось по ступенькам всего-то на невысокую башню, оно совершенно запыхалось. Тело было хлипким, с выносливостью, стремящейся к отрицательному значению, и хрупким.

«И это моя филактерия?! За что?!»

Когда тело улеглось спать, а обожаемый Мистер Бигглсуорт разлегся рядом охранять покой своего хозяина, некромант отложил ненадолго осмотр своей души и решил проверить состояние тела, которое ему досталось. Аккуратно, стараясь подавать энергию самой бережливой струйкой, чтобы не утомлять и без того поврежденные энергооболочки своей души, он активировал один из глифов, обостряя свое духовное зрение. Осмотрев душу ребенка, лич хорошенько призадумался. Худшие предположения подтвердились — магическое ядро было в самом зародыше и практически не несло следов адекватной раскачки. Похоже, магические жезлы тут использовались как полная замена работы с магией напрямую. И вроде бы какое дело ему до дурно обученной магички из чужого мира, однако она стала его филактерией, и теперь душа некроманта была намертво к ней привязана. Это было плохо. Если личу придется воплощаться из филактерии именно тут тем или иным образом, он практически наверняка потянет за собой и душу девочки, используя ее основой своего привычного тела-некроконструкта. А учитывая весьма прискорбное состояние этого тела, то его воплощение будет с резервом, заставляющим насмехаться самого распоследнего вурдалака. В отличие от живых, личи не могут увеличивать свое магическое ядро, имея только то, с чем вошли в посмертие. Исправить все это без еще одного развоплощения и восстановления квалифицированными ритуалистами будет уже невозможно. А значит, ему придется правдами и неправдами развить магическое ядро тела настолько, насколько это вообще будет возможно.

Кел’Тузад приступил к привычной работе — принудительному развитию практически редуцированного ядра. Одно хоть радовало — девочка явно была классической арканной магичкой, а значит, обычные учебные программы вполне можно будет подогнать под ее хилое тельце.

«Наверно, мне придется задуматься о том, как выйти с ней в контакт и предложить добровольное сотрудничество. Хорошо. Понаблюдаем за ней, посмотрим, что можно будет ей предложить такого, от чего она не сможет отказаться. Заодно поработаю над легендой — не стоит мне раскрывать свою личность. Мало ли, вдруг тут тоже умеют через имена искать».

Следующая пара дней протекла у некроманта в постоянных трудах — каждое удобное мгновение он раскачивал ядро девочки, внимательно наблюдая за его откликом на ее детское жезловое колдовство. Но как бы он ни сдерживался, как бы аккуратно ни касался ее — она была слишком хрупкой, реагируя отчаянными перегрузками даже на самое скромное, по мнению лича, воздействие. Впрочем, он всегда был терпеливым и понимал, что торопиться ему следует крайне медленно, слишком хорошо сознавая, насколько опасны повреждения любых энергетических оболочек. Ночами же он преимущественно занимался диагностикой и лечением собственной души, иногда отвлекаясь на то, чтобы разогнать прочь спонтанно поднятую некротическими всплесками мелочевку.

Изучение языка шло быстро — он уже понимал практически всю бытовую речь, испытывая затруднения с терминологией и письмом. Но все это пройдет, как только он решит, что девочка готова к продуктивному сотрудничеству и не впадет в панику от его присутствия в ее теле. Некромант прекрасно помнил, как на Азероте относились к одержимым, и догадывался, что тут тоже могут быть похожие нравы.

Наблюдая за школьной жизнью девочки, он начал примерно представлять возможности нового мира. Многое ему казалось ерундой и фокусничаньем, однако то, что называлось «Transfiguration», привело лича в бурный восторг — нечто, было безумно похоже на трансмутацию, только с какой-то запредельной вариативностью воздействий и доступными результатами. Дети, разумеется, занимались какой-то ерундой с мелкими животными и предметами, однако лич прекрасно понимал, что любое обучение строится от простого к сложному. Руны его увлекли, заставив начать прикидывать в уме сравнительную таблицу рунических систем Азерота, коих было почти десяток, и той системы, что давалась детям в этом мире.

Что-то напоминающее математику было ему интуитивно понятно. Дело затрудняло отсутствие знаний о принятых тут символах, но это не мешало ему пытаться разобраться в замеченных им закономерностях в повторяющихся символах. Местная версия алхимии была еще одной темой, отложенной до лучших времен, как неприоритетная и неуникальная, хотя ознакомиться с рецептурными книгами и доступными ингредиентами было бы любопытно.

Нечто, напоминающее гадание, вызвало у него чувство омерзения и раздражения. В отличие от мнения по бекону, тут его тело было с ним полностью согласно, перераспределив свои занятия так, чтобы освободить дополнительное время.

Кстати о времени. Следующая вещь, приведшая лича в еще большее восхищение — это артефакт, который отбрасывал пользователя на пару часов назад. То, что его доверили какой-то соплячке ради ее обучения, намекало на то, что тут такие игры со временем были вполне бытовым явлением. Когда некроманта отбросило во времени первый раз, он успел испугаться и напрячь все силы, чтобы нащупать кого-то из чешуйчатых детей Ноздорму, однако, к своему удивлению, понял, что, похоже, род бронзовых драконов тут ни при чем.

«Какой причудливый мир мне попался, — думал лич, наблюдая как девочка старательно выполняет какую-то писчую работу, — тут есть чему поучиться».

Лич запоминал каждую страницу, что читала девочка. Отсутствующий навык чтения ему вовсе не мешал. Когда он исправит это досадное неудобство, то сможет осмыслить все тексты, которые успел запомнить как картинки, и вникнуть в суть написанного.

Забавой, отвлекающей от раздражения окружающим миром, для него стали попытки заставить девчонку наконец-то накормить его беконом, который каждый обед стоял прямо перед ее конопатым носом и заставлял лича буквально скулить от желания вспомнить единственный вкус, о котором он так скучал в посмертии.

Место, которое показалось личу вполне безопасным, внезапно преподнесло ему сюрприз в один из дней, когда тело несло его на очередной урок. Судя по тому, что тут он еще не был, некромант приготовился оценить еще одну магическую дисциплину и сравнить с тем, что знал и умел сам. С любопытством рассмотрев мага, который был с ними в том средстве передвижения, Кел’Тузад прислушался к разговору учителя со свободным полтергейстом. Кстати, то, что тут было такое количество неупокоенных и при этом свободных привидений и духов, заставило лича задуматься над тем, что некромантия если тут и была, то находилась буквально в самом зачаточном состоянии. Определиться с местом этой дисциплины в новом мире пока не получалось. С одной стороны, он еще ни разу не видел ни одного некроконструкта, с другой — обилие призраков и дементоры.

«Понаблюдаем».

Существо, с которым сражались дети, показалось ему довольно безобидным, иначе вряд ли бы его использовали для тренировки настолько беспомощных магов. Наблюдая за «боем», некромант предположил, что это какая-то разновидность духа-иллюзиониста, который, превращаясь в какую-то малоаппетитную дрянь, отпугивал от своего гнезда чужаков. Дети справлялись с ним путем принудительной смены облика духа, что, наверное, истощало его резерв и заставляло сбегать.

Когда пришла очередь его тела, некромант приготовился немного повеселиться, с нетерпением рассматривая шкаф и строя догадки, что на этот раз вылезет из него.

Кел’Тузад вдруг ощутил, как нечто присосалось к его энергооболочкам и начало с безудержной силой тянуть его силу, расшатывая и без того слабый от травм контроль.

Дверь распахнулась с грохотом. Шкаф исчез, половина комнаты исчезла. Деревянный паркет неряшливыми щепками обрывался, сразу же переходя в ледник. Кел’Тузад обнаружил себя перед ледяным троном с заключенным в нем учителем. Все было таким, каким он помнил, когда первый раз поднялся сюда еще живым человеком. Так же, как и тогда, его тело было истерзано невыносимой стужей, а воля с хрустом обламывалась об колено чужой, выходящей за рамки любого понимания силой. Как и тогда, его голова взорвалась невыносимой болью, а воля начала сминаться, как тонкая жесть в кулаке титана. Все точно так же, кроме слов, которыми его встретил Господин.

— Ты оказался полностью бесполезным.

В голове будто взорвалась ледяная звезда, наполняя его разум ужасом, агонией и предчувствием мучительной смерти. Некромант как никто другой знал, что означает стать в глазах Короля-Лича бесполезным.

— Нет! — закричал он, теряя контроль над собой. Бушующие эмоции всколыхнули и без того израненные энергооболочки, порождая еще больший выброс сырой силы.

Тело подняло трясущимися руками свой магический жезл и попыталось сконцентрироваться на заклинании против этого духа. Некромант почувствовал, как ее маленькое ядро сжалось и выдало порцию силы.

— Ридикулюс!

Ледник раскололся, насыщенный силой Кел’Тузада, и он увидел второе воплощение своего Господина — уже изменившегося из-за слияния с молодым лордеронским принцем, но еще более безжалостного, ведь он уже не был скован волей Кил'джедена в полной мере. Король-Лич подпирал голову рукой и смотрел на некроманта с тем самым выражением безразличия, после которого провинившийся подвергался медленному разрушению в Кузне Душ. Сделав отбрасывающий жест, он хриплым, странным голосом сказал:

— Ты оказался полностью бесполезным.

Слышать такое от Господина, служение которому отняло у него все — жизнь, волю, честь, гордость, разум, все достижения его трудов, — было еще мучительнее, чем думал лич. Все, что он потерял из-за него и по его воле, оказалось обесценено и отброшено, как изжившая себя тряпка.

— Ридикулюс! — маленькая мясная оболочка продолжала бороться, даже не пытаясь осмыслить своим крохотным умишком, против кого она поднимает руку.

За спиной Артаса, который даже не думал оборачиваться, возник Тирион Фордринг. Свет, которым он был щедро одарен, буквально выжигал душу лича. Кел’Тузад все равно видел злорадное и самодовольное лицо паладина — он всегда знал, что за сияющим Светом скрывается самая глубокая Тьма.

— Всякой падали придет конец, — с глумливым смешком Фордринг раскроил голову Артаса молотом. Тело Господина, обожженное светом, быстро разлагалось, оплывая слизью. Лич почувствовал знакомый и привычный запах тлена.

«Молот? Почему не Испепелитель?» — преодолевая боль от истекающей из его души энергии, подумал лич. Эта мысль немного встряхнула его, слишком растерянного тем напором видений, которую ему создал паразит, присосавшийся к его силе. Некромант почувствовал бешенство, белым сиянием затапливающим сознание. Он заметил и осознал лживость показанных картин при всей их реалистичности. Нужно было как-то оторвать тварь от себя, только так можно было остановить все это безумие. Похоже, некромант оказался слишком сытным для боггарта и неприлично его раскормил, сделав непобедимым даже для двух взрослых, что были на уроке.

Его тело снова и снова пыталось что-то наколдовать, но безуспешно. Лич успокоился и сосредоточился, думая над тем, как прервать кормежку духа. Он предположил, что как только тот лишится доступа к энергооболочкам некроманта, то уже не сможет поддерживать столь реалистичные иллюзии и вынужден будет или отвалиться, или переключиться на хлипенькое мясо. Нужно было каким-то образом перестать транслировать свои страхи на это существо.

На ледяную гору хлынули потоки малахитового огня, столько обжигающего, что ледник начал таять и осыпаться. Куда хватало глаз, он видела метеоры, что зелеными искрами расчерчивали все небо. Один из метеоров взорвался на месте ледяной глыбы, заставив нечто внутри нее издать страшный, потусторонний вой. Приход Легиона опять заставил Кел’Тузада рухнуть в бездну паники.

— Спасайтесь, учитель Кел'Тузад! — к нему, оставляя за собой кровавую полосу, по леднику ползла Леди Смертный Шепот в том виде, когда она была еще жива. Тело ее было страшно покалечено, а лицо изуродовано, но маг все равно узнал ее. — Вам надо бежать, учитель... Архимонд идет за вами!

«Архимонд?!»

Ох, некромант только теперь понял, что такое настоящий страх. После того, как он призвал Архимонда в Азерот, а потом просто и изящно подставил так, чтобы Лорд сам убился об объединенную армию живых и отправился на очень долгое восстановление в Круговерть Пустоты, Кел'Тузад понимал, что гнев Короля-Лича покажется ему легкой щекоткой по сравнению с яростью оскверненного эредара, Генерала Саргероса.

На искалеченную женщину опустилась гигантская нога, заканчивающаяся копытом.

Кел'Тузад кричал, кричало и его тело, поднимая глаза все выше, следуя взглядом по телу существа. Он снова видел синююю кожу. Видел дивной красоты доспех. Видел все то, что рад был бы забыть. В пылающих зеленью глазах он увидел свою бесконечную агонию и гнев генерала Легиона, направленный персонально на него. Из последних сил некромант заставил свое сознание померкнуть, усыхая под взглядом эредара, обрывая ту нитку, которая питала боггарта.

«Это все неправда. Нет. Не все сразу», — успел подумать затухающим сознанием маг, проваливаясь в темноту.

* * *

Некромант пришел себя от легкого толчка. Похоже, что кто-то или что-то шарило в голове его тела.

«Кажется, я все таки привлек к себе излишнее внимание».

Быстренько встряхнувшись, он оценил состояние своей души и нашел повреждения не очень критичными, хотя работа последних дней была полностью перечеркнута чертовым паразитом. Состояние тела гораздо больше его встревожило — слишком серьезный магический всплеск его души зацепил и повредил энергетические оболочки души тела, разбалансировал и без того хлипкое ядро, вырвав из него целые куски. Мало было этого, так еще и тело, обнаружив еще одну поврежденную душу внутри себя, в глупой попытке зарастить в ней прорехи, направляло всю свою энергии в него. Толку в этом было мало — все равно что пытаться наполнить ведро без дна — вся энергия просто бесполезно рассеивалась, не задерживаясь ни на мгновение. Все это можно было вылечить, но требовалось время, которого у лича не было.

Касание повторилось. Рискнув, он осторожно потянулся навстречу и втянул кого-то в свое оперативное пространство, торопливо натягивая заранее выбранную личину коллеги с кафедры магической математики. Сейчас ему срочно нужна была помощь, и это его единственный шанс договориться и получить ее.

Гость оказался одним из старших учителей, и Кел’Тузад, украдкой коснувшийся его души, тут же отпрянул, чтобы не спровоцировать атаку. Маг обладал отличным резервом и правильно сформированным магическим ядром, пусть и не самым внушительным из тех, что доводилось личу видеть, но весьма и весьма достойным. А учитывая, что наблюдал за эти дни некромант, так и вовсе грандиозным. Маг был стар или притворялся таковым, смотрел на некроманта подозрительно и явно был готов к атаке. Мысленно улыбнувшись, найдя его похожим на Антонидаса, Кел’Тузад поклонился и приступил к заранее продуманной на такой случай презентации себя любимого.

* * *

Еще одно свидание, на которое лич утянул и свою соседку, чтобы начать формировать нужный ему образ, и вот на ее руку все же надели второй предложенный личом артефакт. Первый сделал возложенную на него работу, послужив стабилизатором для изорванных энергооболочек девчонки, а второй должен был расширить возможности лича в воздействии на ее магическое ядро. Происшествие, пусть и чуть не угробившее их, все же принесло и неожиданную пользу — их энергооболочки настолько перемешались, что теперь у него были все шансы после заживления ран получить полный доступ к ее магическому ядру и перестать ощущать себя никчемной Тенью под кустом, которая только и может, что тихонько подсматривать.

«А вот теперь пора бы и поговорить», — подумал лич, вытягивая девочку, как только она осталась одна в своем пространстве. Убедившись, что ее тело жестко зафиксировано и не упадет, он сосредоточился свое внимание на ней.

Гермиона не успела даже толком испугаться ощущения дезориентирующего падения и пары мгновений головной боли, как оказалась в уже знакомом ей зале из серого гранита с льдистым голубым потолком. Слегка пошатнувшись от того, как ее подошвы довольно резко коснулись пола, она растеряно оглянулась в поисках своего гостя. Без успокаивающего присутствия Дамблдора рядом она чувствовала себя беззащитной и слабой. Инстинктивно Гермиона потянулась к волшебной палочке и, не обнаружив ее на привычном месте, почувствовала, как сердцебиение ускорилось, разнося адреналин по венам.

Туман уплотнился, сгущаясь и темнея, и вот перед ее встревоженным взглядом появилась высокая, куда выше нее, фигура. Напряжённое и сосредоточенное выражение лица уже знакомого ей мага сменилось на удивление. Странные жесткие брови поползли верх, а заостренные уши откровенно встали торчком. Гермиона даже почувствовала зародыш смешка в горле, когда осознала, как смешно шевелятся уши мага.

— Fulger durhan? — удивление в голосе мага можно было наматывать на руку. Потом, будто бы спохватившись, он уже кланялся с куда большим изяществом, чем когда либо доводилось видеть Гермионе. Она подумала было, не попытаться ли ей изобразить реверанс, но решила, что лучше покажется невоспитанной, чем во всей красе продемонстрирует свою неуклюжесть.

— Приветствую вас, леди.

Маг разогнулся и окинул девочку внимательным взглядом, уже сохраняя лицо сдержанным и нейтрально вежливым.

— Я не леди, — смутилась девочка, непроизвольно слегка краснея. Вздохнув чуть глубже, она собрала храбрость в кулак и протянула руку в приветственном жесте: — Я Гермиона Грейнджер. Рада познакомиться, сэр.

Маг с самым серьезным выражением лица шагнул вперед и осторожно взял в свою ладонь ее руку, но вместо того, чтобы пожать ее просто пожать, склонился и быстро поцеловал подрагивающие девичьи пальцы. Гермиона почувствовала, что краснота с щек потекла куда-то под воротник ее рубашки. Умом она понимала, что, скорее всего, это всего лишь формальное проявление вежливости, однако то, с каким изяществом и серьезностью все это было исполнено, заставляло ее задуматься о том, что стоило, наверное, расчесаться.

— Магистр Кассий Ледяная Звезда, — маг разогнулся и отпустил ее руку. — Вас направить Альбус Дамблдор, лорд?

— Да, — кивнула Гермиона, — профессор Дамблдор хочет, чтобы я помогла вам выучить язык.

Лицо Кассия чуть расслабилось, и девочка увидела неприкрытое облегчение и радость.

— Благодарить вас, леди Гермиона, — он еще раз поклонился.

— Не леди, пожалуйста называйте меня мисс Грейнджер, — опять смутилась девочка.

— Вы быть arkan’tell?

— Аркантель? — переспросила девочка, смакуя незнакомый термин. — Я волшебница.

— Волшебница, — по слогам повторил маг, рассматривая ее. — Слишком юность. Не волшебница. Еще.

Гермиона задумалась о том, что, наверное, все это будет куда сложнее, чем ей казалось, но и интереснее. Кажется, что в их мирах было значимое расхождение в терминах.

— И как мы будем учить язык? — спросила Гермиона, рассматривая шрамы на лице экзотического соседа. — Все книги остались в моей комнате.

Неизвестно как, но маг понял, что она хотела сказать, и протянул ей руку. Гермиона уже видела, как он похожим образом контактировал с директором, и не колеблясь схватила его за ладонь. Ощущения были странными — будто кто-то надавил ей на живот и одновременно с этим потянул за нитку, что тянулась откуда-то из-под ложечки. Больно не было, только противно и как-то… осклизло, что ли. Поморщившись от неприятных чувств, Гермиона постаралась расслабиться, хотя инстинктивно все время пыталась сжаться или хоть как-то контролировать процесс.

— Я показать немного. Про себя. Потом вы показать, если смочь.

Кассий не смотрел на нее, слишком сосредоточенный на творимом им фантоме. Гермиона решила не прерывать его, вовсе не возражая против того, чтобы еще раз посмотреть по-настоящему красивые иллюзии. Это было как фильм, только куда лучше. В этот раз Гермиона была настолько погружена в фантомы, что даже перестала обращать внимание на то сосущее ощущение в животе, что так смутило и обеспокоило ее вначале.

Она начала задавать вопросы и, видя ее интерес, Кассий показывал ей подробнее заинтересовавшие ее объекты, называя их и прося Гермиону подобрать им аналоги. Каждое названое ею слово он запоминал с первого раза, хоть и произносил со странным акцентом. А потом подбирал и показывал похожие объекты, чтобы удостовериться, что правильно понял их значение. Это было куда интереснее, чем любая лекция, которую Гермиона посещала до этого, хотя бы потому, что в этот раз уже и она учила кого-то гораздо старше и умнее, чем она сама. Мысль о том, что она может выступить учителем для учителя, приводила ее в неописуемый восторг.

Внезапно Кассий развеял очередной фантом с видами Даларана и посмотрел на нее с явной обеспокоенностью на скуластом лице. И только сейчас Гермиона поняла, насколько она устала и как сильно у нее дрожат ноги. Он тут же отпустил ее руку и рассыпался в извинениях, перемежая английский с незнакомым ей языком.

— Магистр Кассий, как мне сюда попасть в следующий раз?

— Не надо. Я придумать способ. Вы уходить, и я покажу.

Гермиона не успела возразить, как легкая голубоватая дымка вокруг нее сгустилась, сконденсировалась снежинками и облепила ее темнотой.

Открыла она глаза уже в своей ванной комнате, сидящей на полу. С трудом встав на безбожно затекшие ноги, она первым делом заглянула в зеркало — глаз все еще был голубым, но свечение его стало тусклым, почти незаметным.

— И что мне теперь с этим делать? — задумчиво протянула она, оттягивая веко, чтобы лучше рассмотреть глаз.

Внезапно зрачок расширился, радужка вспыхнула льдистым светом, и Гермиона буквально всем телом почувствовала, как сильно похолодало в ванной. Над ее левым плечом возник небольшой, буквально размером со снитч шарик тусклого света, и она услышала уже знакомый голос Кассия:

— Могу создать иллюзию звук и простой зрительный. Говорить и слышать, пока браслет работать на разговор.

Гермиона посмотрела на свою руку.

— У него два режима работы?

— Да. Забыть сказать. Смотреть, леди Гермиона.

Шарик сдвинулся, зависнув перед ее лицом и превратился в ее браслет.

— Говорить, — неприметная пластинка вдоль рун сдвинулась к краю.

— Молчать, — пластинка изменила свое положение на противоположное. — Пробуй.

Гермиона послушно щелкнула неприметным рычажком и шарик рассыпался невесомым инеем, а глаз почти мгновенно потемнел — голубой цвет будто лед истаял, уступив место привычному карему.

Гермиона восхищенно вздохнула.

«Кассий не похож на злого духа. Возможно, зря я его боялась. Если бы он хотел захватить мое тело, то уж точно не дал мне артефакт, который отрезает его от меня».

С этими мыслями девочка быстро вернулась обратно в комнату, на ходу защелкивая браслет на режим беседы. Чувство озноба пришло быстро, а шарик так же завис перед ее лицом.

— Вы справится. Молодец.

Гермиона довольно вздохнула и улыбнулась, довольная похвалой.

— А вы можете видеть что-то?

— Только то, что и вы, леди Гермиона.

— Отлично. Если вы не возражаете, то мы можем немного систематизировать изучение языка. Как насчет алфавита? — девочка пересекла комнату и уселась за свой стол, пододвигая ближе стопку книг.

— Благодарен. Да.

— Значит, не будем терять время.

* * *

Гермиона так увлеклась обучением Кассия языку, что не заметила, как день сменился вечером, а вечер — глубокой ночью. И только настоятельные вопросы мага о том, не слишком ли они долго занимаются, заставило девочку вернуться в реальность и понять, что ужин она давно пропустила, отбой был три часа назад, а она на завтра даже сумку не собрала. Смущенно попрощавшись с соседом, она защелкнула браслет и поняла, что идти к директору или профессору МакГонагалл, чтобы рассказать о своей первой встрече с Кассием, уже слишком поздно.

— Думаю, ничего страшного не случится, если я зайду к декану с утра перед завтраком.

Гермиона встал из-за стола и сладко потянулась, разминая затекшее от долго сидения за столом тело. В ванной, убедившись, что глаза у нее одинаково карие, она разделась и встала под душ. Прав был маг, когда говорил, что они слишком засиделись и ей нужен отдых — девочка чувствовала себя совершенно разбитой.

Утро же наступило слишком быстро, и Гермиона, совершенно не выспавшаяся и почти проспавшая все что только можно, поспешила на завтрак. Успеть переговорить со своим деканом перед завтраком Гермиона не успевала, но не огорчалась — первым уроком у нее как раз была Трансфигурация, так что после нее и перед тем, как крутить маховик, она и поговорит с МакГонагалл.

Когда она почти что вбежала в Большой Зал, то заметила, что ее друзья уже заканчивают завтрак. Завидев ее, Рон толкнул локтем Гарри и замахал ей рукой.

— Гермиона, ты первый раз на моей памяти проспала завтрак, — удивленно сказал Гарри, после того как поздоровался.

— Домашней работы накопилось много, — ответила она и торопливо набросала в тарелку всего, что попалось ей под руку.

Гарри заботливо подвинул к ней поближе масленицу, а Рон передал хлеб.

— В Пророке опять вышла статья про Сириуса Блэка, — переходя на шепот, сказал Гарри, наклоняясь ближе к подруге, — пишут, что его видели в Хогсмиде.

Гермиона прожевала хлеб и, с натугой проглотив слишком большой кусок, ответила:

— В любом случае ему в Хогвартс не пробраться — тут самая лучшая защита.

— Ну, еще и дементоры, — подал голос Рон.

— Да, — кивнула головой девочка, — а эту существа точно никого постороннего не пропустят.

— Да, но он же как-то уже успел от них сбежать, — тихо ответил Гарри, — глупо присылать сюда за ним тех, кого Блэк уже успел один раз провести.

— Ну, если так думать, то любого аврора нужно выгонять с работы сразу же, как только он упустит хотя бы одного преступника, — резонно заметила Гермиона. Она опять гипнотизировала блюда с мясом и с ожесточением держала левую руку плотно прижатой к боку, чтобы опять не потянуться к неприятному ей продукту.

— Аргумент, — согласился Гарри.

— Гермиона! Как удивительно тебя тут видеть!

Гермиона обернулась и увидела подходящую к ней Лаванду Браун, которая как на буксире тащила за собой и Парвати Патил.

— Доброе утро, Лаванда, — нейтрально поздоровалась Гермиона и вернулась к завтраку. У нее осталось совсем немного времени на то, чтобы насытиться и за пропущенный ужин, и за завтрак.

— А это правда, что тебя отселили в подземелье подальше от студентов? — громко спросила Браун, отодвигая бедром второкурсника и усаживаясь рядом с бывшей соседкой по комнате.

— Нет, — лаконично ответила Гермиона, не отвлекаясь от своей тарелки.

— А я слышала, что тебя отселили из-за того случая на ЗОТИ, — продолжила Лаванда, вовсе не снижая голоса и привлекая все больше внимания к их разговору. Гермиона с большим неудовольствием поняла, что все рядом сидящие ученики затихают, прислушиваясь к разговору.

— Это полная глупость, — тихо ответила Гермиона, — у меня проект по Древним Рунам, так что меня отселили, чтобы я могла заниматься практическим черчением там, где живу. Профессор МакГонагалл сама же все вам сказала.

— Сказала, — протянула Парвати, — но такого раньше никогда не было, чтобы кого-то селили отдельно только из-за какого-то проекта по идиотским Древним Рунам.

— Не было, а теперь есть, — раздраженно ответила Гермиона, вытирая губы салфеткой и вставая.

— Так все же, ты теперь в подземельях? — не унималась Лаванда.

— Нет, она теперь на цепи у Хагрида, — громко сказала Паркинсон, которая как раз проходила мимо их стола и прекрасно слышащая все разговоры, — кто пустит искусанную невесть кем грязнокровку в благородные чертоги Слизерина?

— Если Гермиону кто и покусал, так это учебники, — внезапно вмешался покрасневший Рон. — а вот ты такая пустоголовая, что тебя, наверное, овцы покусали.

— Нищий Уизли подал голос? — насмешливо протянул Малфой, отодвигая в сторону распухающую от негодования Паркинсон и подходя ближе.

— Серьезно, Малфой, уже третий год идет, а твой мозг только и способен выдавать одни и те же оскорбления. Твой отец был бы крайне разочарован тем, что, несмотря на все его уроки изысканно оскорблять, тебя только и хватает на мелкое и детское хамство, как у какого-то чава⁽¹⁾.

Гермиона аккуратно повесила на плечо сумку и спокойно двинулась в сторону двери, не обращая внимания на тот эффект, который вызвали ее слова. И только выйдя за двери, она спряталась в нише и прижала руки к пылающим щекам.

«Общение с магистром Кассием явно как-то странно на меня влияет».

Она поспешила в кабинет Трансфигурации, придерживая набитую книгами сумку ближе к бедру, чтобы та не порвалась от слишком большого для нее веса. Профессора она успела поймать буквально за пару минут до начала урока и шепнула, что хотела бы переговорить после занятия. Кивнув, МакГонагалл пропустила студентку впереди себя и, дождавшись, пока все рассядутся, начала урок.

Гермиона же, уже разложившая все вещи по местам, на мгновение задумалась: а не переключить ли ей браслет на «разговор», чтобы сосед тоже мог послушать лекцию? В конце концов, ему наверняка скучно сидеть в одиночестве, не имея возможности даже что-нибудь почитать. Но, подумав еще минутку, она решила, что светиться синим глазом на всю аудиторию ей вовсе не хочется, да и профессор это явно не одобрила бы.

Отбросив все лишние мысли, девочка погрузилась в учебу.

* * *

— Альбус, мисс Грейнджер сегодня подошла ко мне после урока и рассказала, что вчера вечером встретилась с… соседом.

— Присаживайтесь, Минерва, — Дамблдор сделал приглашающий жест в сторону кресла и отложил пачку документов, которые разбирал на тот момент. — Я вас внимательно слушаю.

МакГонагалл прошлась по кабинету и села напротив директора, упрямо поджав губы.

— Вы знали, что, оказывается, у ее артефакта есть два режима работы?

— Да, — кивнул он.

— Почему вы мне не сказали? — завуч посмотрела на директора с раздражением. — Я была неприятно удивлена, когда узнала, что теперь пришелец сможет в случае чего подслушивать разговоры вокруг себя.

— А я не исключаю, что он может слышать и без всякого браслета, — улыбнулся Дамблдор. — Мы не знаем истинного назначения рун на артефакте. Кто знает, как дела обстоят на самом деле.

— И вы все равно дали мисс Грейнджер эту вещь?!

— Да. Потому что если он может слушать без браслета, то его отсутствие ничего не решает. Если вещь работает так, как и говорит Кассий, а пока оно на это похоже, то с нашей стороны было довольно вежливым сделать небольшой жест доброй воли.

— Я не понимаю, о чем вы думали!

— Минерва, я не думаю, что вам стоит настолько остро реагировать на эту ситуацию. Да, все не просто, но кризис пока что миновал. Мы дождемся специалистов по экзорцизму, я все еще жду письма от Мастера Бачей. Двое из пяти уже ответили и обещали быть к Рождеству.

— Почему так долго?

— Потому что состояние мисс Грейнджер далеко от критического, а у них и так хватает срочной работы.

— Вы считаете, что ее состояние нормально?

— Я считаю, что в данный момент ее состояние стабилизировано, а влияния на разум пока нет. Конечно, я буду лично наблюдать за мисс Грейнджер. Но мы отошли от темы. Что именно вам рассказала Гермиона?

МакГонагалл откинулась на спинку кресла и устало потерла переносицу.

— Она рассказала, что после того, как пришла в свою комнату, у нее засветился синим левый глаз и она провалилось куда-то своим сознанием. Описала просторный зал с ледяным потолком и внешность этого Кассия.

— И как он себя вел?

— По ее словам, очень удивился, увидев ее, но очень вежливо и сдержанно поздоровался. Еще ее удивило, что он упорно обращается к ней «леди», сказал, что она слишком молода, чтобы быть волшебницей, и спросил, не является ли она аркантель, — она подняла руки предупреждая вопрос директора, — я понятия не имею, что это значит.

— Похоже, у нас есть значимые расхождения в терминологии. Насколько я помню, Кассий называл арканой магические эффекты, демонстрируемые жителями его мира. Насколько свободно они общались?

— Мисс Грейнджер сказала, что он говорил с большим трудом и на начало их беседы имел весьма ограниченный словарный запас. Однако к концу вечера, после того как она с ним позанималась несколько часов кряду, навыки речи его выросли экспоненциально. Мисс Грейнджер отметила абсолютную память мага — все, чему она его учила, он запоминал в буквальном смысле с первого раза.

— Как они занимались?

— Сначала примерно так же, как и вы с ним знакомились: он показал ей несколько фантомов, рассказав свою историю в точности, как и вам. Затем она называла увиденные объекты, а Кассий повторял.

— Он пользовался ее магией для создания фантомов?

— Да. Мисс Грейнджер решила, что вы знали о чем-то подобном, раз дали ей артефакт.

Директор кивнул.

— Мисс Грейнджер упоминала о своем самочувствии после урока?

— Да, она сказала, что довольно сильно устала, пока маг создавал фантомов. Однако она сказала, что как только он заметил ее состояние, то тут же выставил ее вон. Правда, показал, как пользоваться браслетом в двух режимах. Остаток вечера Гермиона просидела над букварем, грамматикой и словарями, обучая его языку. Еще она отметила, что, когда артефакт работает в режиме разговора, ее глаз оставался голубым. Она специально обратила на это внимание.

— Хорошо. А дальше?

— А дальше мистер Кассий сказал, что уже поздно и что ей давно следует отдыхать. Потом она отключила браслет и с вечера больше не включала. Правда, она спросила, можно ли будет включать его на занятиях, чтобы ее сосед тоже мог слушать лекции.

— Думаю, если она придумает, как скрыть состояние своего лица, то я не вижу в этом ничего плохого.

— Альбус, мне это не нравится. Но я вынуждена признать, что пока что этот… гость ведет себя благоразумно.

— Я проконтролирую эту ситуацию, Минерва, не беспокойтесь. Как только он лучше освоится с языком, я с ним обязательно обстоятельно побеседую. А пока пускай мисс Грейнджер занимается с ним английским, а заодно немного просветит о нашем мире, чтобы он лучше понимал окружающую обстановку.

Директор вытащил из ящика стола несколько свитков и отлевитировал их в руки своего завуча.

— Раз уж мы с этим вопросом разобрались, то давайте пока разберемся с несколькими заявками от семикурсников на углубленное изучение Трансфигурации, которые вы мне подали на прошлой неделе.

МакГонагалл, немного успокоенная спокойствием и непрошибаемой уверенностью Дамблдора, кивнула, сосредотачиваясь на рутиной школьной работе.

* * *

Кель’Тузад, отправив девчонку спать, не сразу вернулся к кристаллу своей души, погрузившись в размышления. Первое впечатление, которое он составил, наблюдая за ней все эти дни, довольно точно подтверждалось их общением. В принципе, она довольно сильно развилась как интроверт с выраженным логико-интуитивным комплексом. Обладала хорошим интеллектом и приемлемой трудоспособностью. Он пока не сложил понимания ее морального ориентира, но насколько он мог опираться на свой собственный жизненный опыт, то ему предстояло работать с крайне совестливой, неуступчивой и упрямой личностью. Это было и хорошо и плохо. С одной стороны, он практически наверняка мало сможет повлиять на уже сформировавшиеся мнения, с другой — если сам взрастит какое-то ее убеждение, то оно почти наверняка станет основой ее личности. В принципе, он уже знал, на какие крючки ее сажать и куда привязывать веревочки. Куда осторожнее ему стоит быть с местным Антонидасом — вот уж кто не будет смотреть на него, раззявив рот и с детской непосредственностью ловя каждый фантом.

«Ничего, Антонидаса, который знал меня как облупленного, водил за нос пятнадцать лет, как-нибудь с местным справлюсь».

Кель’Тузад раздумывал над тем, стоит ли ему пытаться сепарировать их духовные оболочки или ему пока лучше быть под защитой живой души в случае, если его пытаются вытащить каким-то способом. Лич после того, как более подробно изучил состояние своей души и провел ревизию своих магических возможностей, был совершенно не настроен покидать так удачно подвернувшуюся ему защитную мясную оболочку. Девчонка отлично экранировала его своей собственной душой от Света. Такое глубокое слияние и переплетение настолько хорошо прятало лича, что он не был уверен, что его смог вытащить даже Алонский Фаол. Заметить — да, а вот изгнать, не убивая девочку, нет. Это лича более чем устраивало.

«Я займусь ею вплотную, как только полностью освою язык, а пока меня ждет другая работа».

Он вернулся в личное ментальное пространство и занялся своей покалеченной душой. Сегодня он хотел закончить стабилизацию внешних оболочек и начать расчеты по оценке утраченных при переносе фрагментов. И еще разобраться, что за зеленая дрянь теперь из него растет — за всю свою карьеру мага душ он еще ни разу не видел ничего подобного. Ядро души, сама ее основа, всегда было скрыто от некромантов, как истинное божественное творение, не доступное простым смертным.

* * *

Джига’Атал третий день измывалась над своей маленькой ордой, свирепствуя и зубоскаля как никогда. Видя, что настроение матушки Джиги стало окончательно пасмурным, а характер, и без того тяжелый, опаскудился окончательно, Горгам прихватил дочь и сбежал в Крепость Завоевателей, чтобы натаскать в охоте на местных волков. Забкази уже неделю как в одиночку исследовал Зул’Драк по своим друидским надобностям. Его сестра, хоть и рада была сбежать с ним, но вынуждена была сопровождать матушку Джигу, а заодно подтягивать свое мастерство целителя под чутким руководством местного ордена милосердия.

Эльфы же в кои то веки спелись и шлялись вдвоем на местную подпольную арену, набивая морды, зарабатывая золото и травмы, на лечение которых его же потом и спускали. И что особенно бесило зульфи, так это то, что все вокруг будто окончательно растрясли свои мозги и забыли о том, что им предстоит возвращение в Наксрамас в составе засадной бригады, сформированной из полоумной семейки Зосимы и ее не менее полоумной орды. Троллиха оскалилась так страшно, что идущая навстречу парочка гномов предпочла свернуть в ближайший переулок, лишь бы не пересекать дороги рослой, мускулистой и ужасно раздраженной троллихе.

Знахарка шагала по городу, нисколько не впечатленная красотами восстановленного Даларана, обдумывая предстоящее дело. Она уже успела отправить Зосиме ее виденье предстоящей работы, и теперь у нее был день, максимум два, пока паладин перестанет чесать свою блестящую задницу и сподобится прислать кого-нибудь для обсуждения мелких деталей.

«Хорошо бы, чтобы это был Элимар. Может, получится напоить его еще раз и немного повеселиться», — мечтательно подумала женщина и улыбнулась, вспоминая их последнюю интрижку, закончившуюся его громким разводом.

Подходя к таверне, она столкнулась на пороге со своим чернокнижником, но только успела открыть рот, чтобы озадачить его хоть чем-то, как тот мгновенно сориентировался и раздраженно гаркнул вместо приветствия:

— Занят!

— Дохлый засранец!

— Я не срал уже пять лет как! — и хлопнул дверью конюшни, что стояла совсем близко от входа в таверну, так сильно, что слетела криво прибитая подкова на входе.

— Тьфу ты, чтоб ты сдох! — сплюнула Джига’Атал, берясь за ручку двери.

— Уже! — насмешливо мурлыкнула суккуба чернокнижника, груженная каким-то его барахлом, что как раз вышла из-за угла конюшни.

— Пшла вон, шкура.

Суккуба, звонко цокая копытцами и виляя голой задницей, упорхнула к своему хозяину.

Харитон же, как и любой чернокнижник, был не менее паскудным, чем сама Джига’Атал, отвечая на все ее нападки едкими комментариями и неприличными жестами. Сейчас он был слишком занят тем, что приводил тело Эйриц в порядок — уж слишком ей досталось на последней работе.

После возвращения разведчицы из Цитадели Ледяной Короны в состоянии скорее окончательно мертвом, чем обычно немертвом, зульфи вынуждена была вытаскивать падаль с Грани с помощью лоа. А теперь, когда опасность миновала, ей придется идти к лоа за неминуемым наказанием — тролльские боги ненавидели нежить как никто другой, считая их порочным и омерзительным нарушением отлаженного механизма жизни и смерти. Да, милосердная Лакоа откликнулась на молитвы зульфи, однако то, что одна из обсидиановых бусин с ее ожерелья разбилась, посеча осколками кожу женщины, намекало, что ей теперь придется пойти объясниться с лоа мертвых.

Откладывать дальше уже было нельзя, и с недовольным ворчанием женщина заперлась в своей комнате, что снимала в Даларанской таверне. Порывшись в окованном железом и основательно зачарованном от воров сундучке, где хранились все ее инструменты и атрибуты служения лоа, Джига’Атал ухватила небольшой глиняный сосуд размером с ладонь. Глина была бурая, по краям до сих пор были заметны грубые отпечатки пальцев. Сосуд выглядел так, будто был подделкой ребенка — кривой и простой. Бережно покрутив его в руках, женщина аккуратно положила его на край кровати. Так же она извлекла свои обсидиановые бусы. Придирчиво рассмотрела каждую бусину на длинной нитке — какие+то были маслянисто-глянцевые, блестящие, как вороньи глаза, другие же — матовые, исцарапанные и покрытые сколами. Каждая бусина отделялась от соседней узелком. Чуткие пальцы знахарки с неудовольствием нащупывали пустую нитку там, где когда-то был обсидиан, а теперь — ничего. Недовольно поджав губы, она накинула бусы на шею и аккуратно расправила на груди.

Следующей она достала небольшую курильницу и мешочки с травами. С многолетней сноровкой она смешала в одной ей известной пропорции сухие травы, разрезала палец, добавляя свою кровь, и подожгла. Осторожно взяв глиняный сосуд, она спрятала в него свой выдох и поставила перед собой на пол, усаживаясь удобнее. Пальцы сжали самый крупный узел на бусах, и она несколько раз вдохнула и выдохнула, наполняя легкие пряным горьким дымом из курильницы. Она закрыла глаза, расслабляясь и очищая свою голову от ненужных мыслей. Пальцы медленно и плавно заскользили по бусинам, перекатывая их в ладони и с тихим перестуком откладывая одну за другой.

Горький запах трав стал оглушающим, ей казалось, что дым, который едва-едва струился над бронзовой чашечкой, стал гуще и повалил во все стороны сизым столбом. Совсем скоро она перестала что-либо видеть и слышать. Звуки таверны, что до этого так назойливо лезли в уши, как отрезало. Открыв янтарные глаза, знахарка огляделась. Она была на поле, усыпанном красными ликорисами и утопающем в тумане. В горле стало холодно и больно.

— Ну-ну, явилась? — голос мужчины был веселый, но не предвещающий ничего хорошего.

Туман сгустился еще больше, и женщина с трудом различила смутную тень напротив себя. Резко запахло анисом и медью.

— А куда я денусь, если милостивая Лакоа отправила?

— Обидно слышать, что к старине Бвонсамди никто не хочет добровольно зайти в гости, — тень напротив нее с костяным перестуком опустилась, усаживаясь удобнее.

— Мы все будем твоими гостями, Добрый Господин, — сухо ответила зульфи и еще раз глубоко вдохнула холодящий запах аниса.

— Добрый Господин? — он хохотнул. — Это грубая лесть или утонченное оскорбление, а, малышка Джига?

— Это правда.

— Какая вежливость от главной кровопийцы своей маленькой орды. Так зачем пришла?

— Я уже сказала — милостивая Лакоа прислала.

— Дай угадаю — опять ее благословение на мерзость потратила?

— Зачем тебе угадывать, если ты и так все знаешь, Бвана.

Тень напротив нее замолчала надолго, зульфи же его не беспокоила, дожидаясь, пока лоа смерти обдумает ее наказание. Наконец он закурил, выпуская горький дым в сторону Джиги.

— Ладно, признаю, что пока что нам придется мириться с меньшей мерзостью, чтобы уничтожить мерзость большую.

Женщина не смогла удержать облегченный выдох.

— Однако жизнь за жизнь, зульфи, ты же знаешь. Механизм должен работать.

— Когда? — тихо спросила женщина.

— Не то спрашиваешь, малышка Джига, — тень напротив встала и отступила, растворяясь в тумане. — Лучше подумай — кто?

---

1) Чав (англ. chav) — унизительное прозвище определённой группы молодых людей в Великобритании. Под словом «чав» чаще всего понимают белых подростков, выходцев из рабочих семей, которые отличаются антисоциальным, агрессивным поведением и нередко привлекаются к ответственности за распитие спиртного в общественных местах, нарушения, связанные с наркотиками, драки и другие формы подростковой преступности

Вернуться к тексту

Две недели Гермиона практически выпала из жизни — библиотека, где она старалась как можно скорее покончить с домашними заданиями, сменялась ее новой комнатой с обстоятельными занятиями с мистером Кассием языком и ее попытками рассказать и объяснить устройство ее мира. Гермиона, встречаясь утром со своим деканом, неизменно рапортовала, что ее сосед делает феноменальные успехи в освоении языка и кроме как языком ничем другим они не занимаются.

Гермиона привыкла и к постоянному ознобу, когда артефакт работал на разговор, и к холодному дыханию, от которого мерзли пальцы, и к светящимся ледяной магией глазу. И к серо-голубому шарику света размером со снитч, что неизменно сопровождал ее в комнате. Уже не один раз девочка ловила себя на мысли, что ей бы весьма хотелось снова встретиться лицом к лицу с магом и снова посмотреть на красоту его мира

Кассий задавал большое количество уточняющих вопросов, но ни разу не высказал своего мнения или отношения к тому, что услышал. На ее робкие попытки расспросить о его родном мире маг неизменно отвечал:

— Терпение, леди Гермиона. Я уверен, что верховный маг Альбус скоро пожелает тоже все это услышать, так что не буду повторяться дважды.

Гермиона в это время сидела в кресле перед растопленным камином, на ее коленях огромным меховым шаром свернулся Мистер Бигглсуорт, а на столике рядом с ней дышала паром чашка с ароматным чаем.

— Магистр Кассий, почему вы называете меня леди? Я же вам уже рассказывала, что мое происхождение по меркам обоих обществ моего мира не считается благородным.

Шарик света завис над ее левым плечом, и она услышала его тихий голос:

— Это этикетные нормы, принятые в Кирин-Тор. Все, у кого есть магический дар, превышающий определенный уровень сил, получает право на поступление в Академию с последующим присоединению к ордену магов Кирин-Тор. Это привело к тому, что ученичество на равных проходят как дети королей и высшей знати, так и дети крестьян, что до этого и читали по слогам. Знать у нас и у вас ничем не отличается в своих специфических манерах, а значит были бы неизбежны склоки и неприятности среди учеников Академии. Поэтому был принят закон, что чтится и исполняется теперь всеми королевствами людей: каждый, кто пробудил дар и вступил в орден магов, автоматически получает титул Лорда или Леди. Разумеется, что никаких поместных прав новоиспеченные лорды из вчерашних крестьян не получают, однако их всех в обязательном порядке поднимают до уровня урожденной знати. И, соответственно, из урожденных аристократов выбивается спесь по отношению к своим менее благородным коллегам. В итоге к выпуску уже мало кто может отличить аристократа по праву рождения от вчерашнего крестьянина.

— Звучит довольно разумно. Я так понимаю, что у вас распространенной формой правления является монархия?

— Среди людей в основном да.

— Среди людей? — тут же уцепилась за оговорку Гермиона. Уши магистра Кассия ей не давали покоя уже давно.

— Азерот населяет множество разумных рас. Да, не все они сформировали государственные структуры, но самые крупные используют различные формы правления. Но в основном монархия и институт знати.

— Магистр Кассий, а почему вы назвали профессора Дамблдора верховным магом, а о себе говорите не как о лорде, а как о магистре? — Гермиона принялась за почесывание горячих кошачьих ушей, грея озябшие пальцы в теплой шерстке. Кот оглушительно заурчал и выпустил когти, с хрустом уминая подлокотник.

— Это этикетные формы обращения. Лорд или леди — для любого классического мага, который находится в ученичестве или уже закончил обучение. Магистр — это маг, который помимо своей научной деятельности занимается учительством. Архимаг — это магистр, который достиг известного предела мастерства в одной или нескольких направлений магической науки. Верховный маг — это маг, который помимо выдающегося вклада в магическую науку, в текущий момент в большей степени сконцентрирован на политических или иных административных вопросах. После получения магистра-универсала я занимался магией льда. Я ответил на ваш вопрос?

— Более чем полно, спасибо, магистр Кассий. А магистром чего вы были? — немного неловко спросила Гермиона.

— Я получил архимага за боевую магию льда и работал над исследованием портальной магии. Имею магистра по магической высшей математике и классической аркане. Остальные мои изыскания не получили официального признания из-за прискорбного несчастного случая.

— Мне жаль, что вы попали в такое положение, — сочувственно сказала девочка. — Но получается, что если вы в данный момент не преподаете, то к вам положено обращаться «лорд»?

— Погибшие учителя Кирин-Тора не теряют своего статуса, — спокойно ответил маг. — Да и я практически всю жизнь занимался наукой, а не войной.

— А много у вас войн?

— Много. Все маги, независимо от сферы их талантов и деятельности, — военнообязанные. Хотя бы потому, что каждый, кто закончил Академию, получает магистра-универсала.

— Звучит так, будто ваш мир не самый безопасный.

Гермиона услышала мягкий смех.

— Не самый безопасный — это очень мягко сказано. Но, с другой стороны, Азерот — жемчужина мироздания в силу уникальных причин.

— А вы бы могли бы меня тоже чему-то научить?

— Мог бы, но не стану.

— Но почему?! — удивилась и обиделась Гермиона.

— Потому что, во-первых, я не имею права вмешиваться в образовательный процесс не то что другой школы, но и другого мира. Во-вторых, у меня с вами есть значительные различия в магической физиологии. В-третьих, по нормам моего мира, личное ученичество — это пожизненная связь. Учитель и ученик становятся ближе, чем родитель и ребенок. Это большая ответственность для всех.

— Ясно. Извините, — разочарованно протянула Гермиона, чуть сильнее, чем нужно, сжимая пальцы на шерсти кота, за что тут же получила предупреждающий удар лапой. — А у вас были ученики?

— Да, трое. К сожалению, один из них погиб, пытаясь справиться с магическим ритуалом.

Гермиона опять выдавила из себя извинения за бестактность с соболезнованиями, которые Кассий принял довольно равнодушно. Скрыв смущение за чашкой с чаем, она продолжила:

— А что нужно сделать, чтобы стать вашей ученицей? — решила не сдаваться Гермиона.

— Ну, — голос мага стал задумчивым, — как минимум получить на то разрешение ваших учителей. И закончить школу, разумеется. В конце концов, в ученичество идут уже состоявшиеся магистры-универсалы, которые планируют связать свою жизнь с попытками расширить горизонты возможностей той школы магии, которая им близка.

— Вы говорили о том, что Кирин-Тор готовит классических арканных магов. У нас есть только один вид магии. Мы так и говорим — магия.

— О, классификацию магии в Кирин-Тор преподают около пяти лет, четыре из которых учат отличать одну от другой. В Азероте только классической магии существует множество направлений — начиная от стихийной и заканчивая ментальной. Кроме нее есть шаманизм, вуду, друидизм, магия аспектов, магия космических сил, некромантия, магия душ, демоническая магия скверны и многое другое.

— Вуду?! — удивилась Гермиона.

— Вуду, — спокойно подтвердил маг, — а что вас так удивляет?

— Ну, в моем мире это глубокий пережиток прошлого.

— В моем — опасный вид магии условно дикого народа троллей.

— Ваши тролли способны колдовать?

— Еще как. Но что-то мне подсказывает, что «наши» тролли от «ваших» весьма отличаются.

— И все же я бы хотела, чтобы вы дали мне хотя бы пару уроков теории.

— Леди Гермиона, вы, наверное, забываете, что я — незваный гость. Время мое, скорее всего, конечно, и как только будет найден способ вас избавить от моего общества, вы вернетесь к привычному вам укладу жизни.

Девочка прикусила язык. Как-то за всеми этими беседами с удивительно спокойным, неизменно вежливым, ужасно таинственным и крайне любопытным пришельцем она успела позабыть, что вообще-то он дух-вторженец.

«Странно, что он мне об этом напоминает. Все же мне не кажется, что магистр Кассий злой. Он производит впечатление очень умного и хорошего взрослого мага. К тому же он учитель и знает множество вещей, которых у нас просто нет. Было бы жалко потерять все эти знания».

— Я надеюсь, что мы сможем как-то найти способ вернуть вас домой, — преувеличенно бодрым голосом сказала Гермиона.

Шарик света вспыхнул чуть ярче, что Гермиона уже определяла для себя как веселье.

— Ох, леди Гермиона, я предполагаю, что возвращать меня особо не во что. Сомневаюсь, что мое тело, даже если пережило магический взрыв, смогло просуществовать без души хоть сколько-то времени.

— Мне жаль.

— Мне — нет, — странно ответил Кассий, — смерть вообще мало что меняет в моем мире. При особой нужде каждый маг может продолжить свое служение делу.

— Что вы имеете в виду? — удивилась Гермиона.

— Ох, простите, леди Гермиона, боюсь, что эту тему мне не стоит с вами поднимать без разрешения верховного мага Альбуса.

Шарик чуть притушил свой блеск. Гермиона почувствовала жуткое раздражение и огорчение. Чашку к губам она поднесла с раздражением.

«Не люблю, когда взрослые считают меня глупой малявкой. Нужно придумать способ, как заставить его хоть чему-то меня обучить».

— Кстати, леди Гермиона, прошу простить мою бестактность, но мне кажется, что вы давно не уделяли время своим друзьям. Думаю, они буду бесконечно рады вашему обществу.

Гермиона покраснела, внезапно вспомнив, что вообще не общалась с Гарри и Роном уже три дня.

— Уже поздно. Завтра я обязательно с ними поболтаю. А сейчас уже поздно. Спокойной ночи, магистр Кассий.

— Чистых снов, леди Гермиона.

Шарик погас, как только девочка щелкнула пластиной браслета.

* * *

Сивиллу мучали кошмары всю ее жизнь — миллионы видений причудливо свивались в череду образов, предостережений, вероятностей будущего и изменчивого прошлого. Отделить одно от другого было всегда непросто, а с годами стало еще сложнее. Порой она сама не могла понять, где грань между болезненными галлюцинациями, пророческими видениями и бредом истощенного нескончаемым бурным потоком знаний слабого человеческого мозга. Когда она была молода и ее дар еще не слишком сильно ее донимал, Сивилла пыталась жить, строить дружеские отношения и даже любовные. Брак распался довольно быстро — она не смогла справиться с тем, что видела в ауре мужа, а он не смог жить с постепенно съезжающей с катушек женой, которая частенько кричала по ночам и красочно описывала реки крови, что скоро затопят весь мир. После ее слезных просьб окончательно не разрушать ее репутацию супруг объявил причиной развода нежелание супругой принять его фамилию. На том они и расстались.

Сивилла налила себе еще хересу и грустно отсалютовала мутному зеркалу, в котором отражалась потрепанная, неухоженная городская сумасшедшая в огромных очках. Что ж, после того как ее репутация мошенницы и сумасшедшей окончательно за ней закрепилась, ей уже не было нужды следить за своим внешним видом с тщанием молодой леди.

Сивилла и рада была быть простой мошенницей, если бы не истинность и неукротимая сила ее дара, что накопился за прошлые поколения и в полной мере упал на ее хрупкие плечи. Не ее вина, что сама волшебница не могла отделить видения этого мира от… других миров. От других существ, чьи формы и сути были далеко за гранями ее понимания. Она не виновата в том, что могла видеть сотни вариантов одного и того же события, словно отраженнонр в бесконечном ледяном лабиринте из вероятностей. Как слабый ум мог понять, какое событие вероятнее, чем другое, когда разница между ними была порой вовсе не видна?

Сивилла наполнила рот хересом, но глотать не спешила, перекатывая на языке алкоголь и чувствуя, как постепенно немеет язык. Она устало смотрела в потолок и думала о том, что как же ей повезло когда-то. Да, она вспоминала свой прием на работу в Хогвартс. О да, она прекрасно помнила и вежливое безразличие на лице Дамблдора, и запах дешевой выпивки, что потребляли маги за соседним столиком. Помнила и мириады образов, что вились над архимагом — по бороде, тогда еще куда более короткой, текла зеленая слизь, слева от него стояла молодая девушка с рукой, по локоть погруженной в его грудь. За спиной стояла тень мужчины с истекающими тьмой глазами, а правую руку по плечо обвивали маленькие змеи, что непрестанно кусали и кусали его. Еще она слышала странные хриплые смешки и перестук костей. От резкого, буквально забивавшего все вокруг запаха аниса ее тошнило. На правом плеча мага сидел обгоревший феникс, что никак не мог догореть до конца и возродиться из пепла. А еще сквозь его кожу все время проступали кости черепа с потусторонним жутким ледяным светом из пустых глазниц. Ей было страшно. Но ей просто некуда было уже пойти и не на что жить. Место учителя Прорицаний в Хогвартсе было ее последней надеждой. Отказ Дамблдора она видела еще до того, как он сказал «Добрый день, Сивилла». Но она видела и узкую тропинку еще одной вероятности — ей нужно было заставить себя выдать «нормальное» пророчество. И она смогла. Выдавила из себя с бредом и галлюцинациями, с провалом в памяти самое вероятное развитие событий в том вопросе, что был важен лично Дамблдору.

«Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца... и Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы... И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой... тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Тёмного Лорда, родится на исходе седьмого месяца...»

Она прекрасно помнила каждую буковку, каждый смысл, но, видит Мерлин, нет такой силы, что заставит ее признаться в том, что Сивилла была настолько сильна, чтобы помнить все. Уж что она и извлекла из своего мучительного дара, так это то, что ей точно не стоит пытаться вставать на пути реальности, которая неукротимым локомотивом, сметая все на своем пути, неслась сквозь миры и пространства.

А теперь вот Хогвартс. Ох, сколько она всего повидала над головами своих юных учеников. Сколько ужасов и несчастий их судеб. И сколько смертей. Проще всего ничего не говорить или нести околесицу. Так будет лучше для всех.

Она потянулась за бутылкой, желая выпить еще и постараться забыть, что она видела над головой Гермионы Грейнджер. Жаль, что она слишком хорошо знала, что помнит все.

* * *

Адалаис’тэль осторожно выглянул из окна какой-то полуразрушенной халупы и осмотрелся. Он и трое его подчиненных потратили на удивление много времени на то, чтобы добраться из Цитадели Ледной Короны в разрушенное поселение, что раскинулось под парящей в небе твердыни. Драконий погост уже давно не контролировался, как прежде, силами Плети, превратившись в спорные земли. Плеть, Альянс и Орда с упоением резали друг другу глотки, пытаясь захватить и удержать эти дикие места. Если бы живые объединились как должно, то мракопадший почти не сомневался, что шансов на победу у Культа Проклятых с Плетью наперевес точно не было бы. В свое время объединенные силы живых смогли найти управу даже на Архимонда, а он уж точно был куда страшнее, могущественнее и властительные любого смертного или бывшего когда-то таковым.

И пожелай смертные всерьез взяться за Короля-Лича, то уже смели бы его с ледяного трона, развеяв над шпилями прекрасной Цитадели его прах. Эльф почувствовал боль, что до тошноты стянула голову, выдавливая из носа густую черную кровь.

«Я верен Господину от последнего своего вздоха и до распада моей души», — тут же скороговоркой забормотал мракопадший, зажимая нос и привычным усилием сбрасывая свои мысли в накатанную колею молитвы-служения с соответствующим эмоциональным откликом. Где-то глубоко внутри себя и, как он надеялся, незаметно Адалаис’тэль подумал, что скорее нырнет в чан с ядом Ануб’Арака, чем отдаст свою душу в истинное служение. Впрочем, в этот раз Король-Лич удовлетворился тем, что увидел в голове своего раба, и мучительная боль в голове рассеялась.

— Фариэлл.

— Да? — тени слегка уплотнились, показывая на глаза лишь смутный остроухий силуэт в бесформенной одежде.

— Отчет.

— Туанер добывает нетопырей. Калекс режет патруль в распадке, но должен закончить к полуночи. Мертвая свита упакована и готова.

— Отправь нашим сообщение — выход после второй луны.

Тень молча исчезла, оставив главу диверсионного отряда наблюдать за будто бы вымершим поселением. Хоть на первый взгляд и казалось, что кроме заметенных снегом обгорелых остовов да многочисленных следов кострищ от стоявшего тут неделю назад лагеря ничего не осталось, однако опытный взгляд лазутчика безошибочно замечал то блеснувшую на свету тревожную нить, что вела к ловушке или сигнальному заклинанию, то лежбище спящего вурдалака, которое осталось незамеченным кем-то из святош, то легкое течение арканы от чьего-то колдовства.

Было тихо, да. Но чуткое ухо мертвого эльфа различало и чье-то тихое дыхание, и едва слышный скрип кожаной одежды и бульканье крови в перерезанной подчиненным глотке. О да, их точно ждали, но не знали когда. Четверка вампиров уже не первую ночь прятались в руинах, по-тихому стравливая несколько сборных отрядов следопытов, которые их явно ждали. Прибыв на место, Адалаис’тэль первым делом устроил всем лежбище, на совесть навесив на него скрывающие чары, а потом они отправились на разведку. Увы, но их ждали — все подступы к Наксрамасу охранялись.

«Если бы охрана Цитадели вытащила свои головы из задницы и отловили лазутчика, то мне бы не пришлось торчать тут вторую неделю, изнывая от гноящихся язв, вместо того чтобы заниматься любимым делом», — зло подумал мракопадший и тихо отошел от окна.

«Хорошо, что хоть охранять Наксорамас поставили сборный отряд — чудо, что они без нашей помощи еще друг друга не перерезали».

Альянс и Орда всегда воевали, и даже угроза полного уничтожения не сильно сгладила эту войну — стычки, большие и малые, случались постоянно, а непрочный союз держался только благодаря удивительной изворотливости и дипломатической гибкости отдельных выдающихся личностей. Впрочем, эльф каким-то нутряным чутьем осязал, что скоро мертвому походу придет конец. Живые всегда побеждают. По крайней мере, в Азероте. Он поспешно спрятал крамольные мысли на задворки сознания.

«Я верен Господину от последнего своего вздоха и до распада моей души», — мысли заскользили по кругу, повторяясь монотонным речитативом до тех пор, пока не утратили всякий смысл.

Время шло медленно, однако мракопадший стоял неподвижно, зная ценность последних спокойных минут. Неделя подготовки завершена, и именно сегодня они попытаются проникнуть в покои погибшего Кел’Тузада, чтобы выяснить его судьбу. Король-Лич желал вернуть своего слугу на свою службу, ведь слишком многое было завязано на знания и умения талантливого некроманта.

Опять сгустились тени, в этот раз все три.

— Господин, патруль уничтожен, следующий пройдет через полчаса.

— Господин, нетопыри подготовлены.

— Господин, чары готовы.

Адалаис’тэль кивнул и впервые за несколько часов пошевелился, бесшумным шагом двигаясь на улицу. Выбравшись из развалин на площадку, заваленную мусором и обломками, которая когда-то была двором, он обнаружил трех гигантских нетопырий, чьи головы были пробиты клиньями из холодного железа. На сваляной шерсти запеклась кровь и грязь, мутные глаза слепо смотрели перед собой. Еще недавно живые и полные сил животные сейчас были слабыми и мертвыми, готовыми развалиться гниющей кучей плоти от малейшего толчка. Впрочем, единственной их задачей было поднять вампиров к Наксрамасу.

Мгновение, и четыре темные, совершенно бесшумные тени одна за другой взмыли над двором, поднимая пыль и снежную крошку, а потом, окутанные тенями, и вовсе слились с темным небом — Большая луна уже села, а Малая — не взошла.

Отряд не стал лезть под основание величественной пирамиды, где располагался главный ход, а спланировал на одну из граней. Когда-то Наксарамс принадлежал нерубам, а строили они его еще будучи живыми, так что кажущиеся безупречно гладкими стены гробницы были испещрены едва заметными, тщательно замаскированными вентиляционными шахтами. Кел’Тузад в свое время даже думал их заделать намертво, однако с учетом того, что в его твердыне было много тех, кто еще нуждался в воздухе, он оставил все как есть. Адалаис’тэль, помнится, тогда помог ему рассчитать чары для возобновления воздуха, и некромант пришел к выводу, что лучше оставить немногочисленные условные бреши в обороне Наксрамаса, чем нести такие энергетические затраты. За это вампир тоже уважал некроманта — даже обладая грандиозным по емкости магическим ядром и доступом к некролидам целого континента, Кел’Тузад никогда не разбрасывался ресурсами и распоряжался ими с бережливостью.

И сейчас эта его бережливость сыграла им на руку. Вампиры зацепились крючьями за едва заметные стыки между плитами, и Адалаис’тэль, стянув перчатку, стал ощупывать чуткими пальцами холодный камень. Каждая плита была покрыта тончайшей вязью нерубского языка — весь Наксромас был памятником и самой памятью гордого паучьего народа. Каждая поверхность, каждая плита, каждая грань была каменой страницей, хранящей тысячи лет истории нерубианских семей с достижениями и провалами Матриархов. Эльф знал, что где-то здесь есть и хроники войны с акирами, и столкновение с Безликими, и геноцид зараженных безумием Древних Богов целых ульев самих нерубов. Не обладая паучьими лапками, мало кто смог бы прочитать на ошупь все это богатство. Впрочем, эльф и не пытался припасть к истокам паучьей мудрости, нащупывая известные ему пластины скрытых пружин вентиляционных шахт.

Чары, удерживающие одного из нетопырей от разложения, иссякли, и мракопадший поморщился, ощутив ошеломляющую волну смрада, что ударила в стороны. Подтянув платок повыше, чтобы спрятать нос, он продолжил искать пружину, не обращая внимания на потоки осклизлой мерзости, что заскользили по гладкой стене. Его подчиненные тоже не взглянули на нетопыря, лишь молча попрятали носы кто куда.

Наконец шахта была найдена, и Адалаис’тэль первым протиснулся в узкий желоб. Следом за ним просочились остальные. Проталкивая тело, стиснутое многотонными каменными блоками, он ощущал, как постепенно по шахте начинает двигаться воздушный поток — открыв одну шахту, он запустил целый каскад срабатывания других. Наксрамас делал свой первый вдох, наполняясь холодным воздухом Драконьего Погоста.

— У нас есть десять минут до чумного залпа, — сказала эльф, начиная активнее перебирать локтями.

После того, как Наксрамас вдохнет поглубже свежий воздух, он прогонит через всю вентиляцию мертвящую волну чумного воздуха, щедро рассеивая заразу вокруг себя. И хоть мракопадшие были давно мертвыми, но даже им такая концентрация ядовитых газов и магической инфекции могла грозить смертью.

Они успели выскользнуть в крохотную коморку, что служила резервуаром чумы, сейчас пустующей, когда Наксрамас выдохнул. Эльфы слышали, как загудела вся система склепа, воя ветром и заразой.

— Мы в военном квартале, — сказал Адалаис’тэль, оглядываясь по сторонам. — Это хорошо и плохо. Отсюда кратчайший путь до покоев Кел’Тузада, но тут мало укромных мест. Будьте внимательны.

Несмотря на то, что живые вырезали всех достойных противников крепости, древние стены были настолько пропитаны некротической энергией, остатками экспериментов, зельями и токсинами, что постепенно этажи начали заполняться всякой мелкой некроживностью, самопроизвольно восстановившимися некроконструктами и прочей гадостью. Это здорово усложняло жизнь тем, кто захватил Наксрамас — убитый хозяин все еще незримо присутствовал тут, отравляя жизнь всем. Более того, никто не мог долго находиться в многократно проклятых стенах, где нашли мучительную смерть сотни тысяч разумных. Даже мракопадшие морщились и ежились от давящей ауры крепости, что, казалось, смотрела на них. Раньше, когда Наксрамас контролировался своим ледяным сердцем, ничего подобного не было.

«Все же не зря древние крепости, даже пустые, опасны для всех».

Несколько раз мракопадшие вынуждены были вступить в бой, вырезая спонтанной поднявшуюся дикую нежить, что не имела разума и представляла собой простые некроконструкты. Впрочем, их простота не отменяла опасности для неосторожного воина.

«Мы на месте. Соблюдать тишину, — на жестовом языке сказал Адалаис’тэль, — рассредоточиться».

Двери в покои лича были выломаны, и он отчетливо видел печальное состояние приемного зала некроманта. На пороге стояла троица людей, судя по доспехам, паладинов.

«Пора бы и мне размяться», — подумал мракопадший и осторожно извлек клинки.

Он позволил стали едва слышно звякнуть, чтобы люди напряглись и потянулись к своему оружию — он обожал, когда в крови был страх и адреналин. Воин облизнулся и стянул маску с лица, обнажая клыки.

* * *

Затащив обескровленные трупы внутрь, мракопадшие как могли подняли и укрепили двери покоев лича. Глава отряда извлек из подсумка шкатулку с расширенным пространством и, поставив ее на пол, откинул крышку. Из-под крышки повалил синий дым, взметнулись цепи с пластинами, усыпанными рунами. Один за другим из шкатулки выплывали личи. Из-за своих полуматериальных тел они были слишком ограничены в свободе передвижения и нуждались в посторонней помощи, чтобы перемещаться на большие расстояния. Ни одно животное не могло везти лича, сам он плыл довольно медленно, материальные якоря с цепями господства вынуждали его пользоваться дверями и обходить препятствия. Зато они умели складывать свои якоря в компактные, пусть и безбожно фонящие магией конструкции. Эту троицу в шкатулку упаковала лично Леди Смертный Шепот, которая позаботилась о том, чтобы максимально экранировать вместилище ее слуг от их силы.

— За работу. У нас мало времени.

Адалаис’тэль аккуратно протер клинки, вытащил из-под воротника телепортационную руну и первый направился в святая святых этого места — кабинет лича. Мертвая свита с тихим шелестом двинулась за ним, а его подчиненные остались охранять двери. Гости обязательно прибудут, вопрос только когда.

Кабинет, как и зал, был многократно обыскан, ограблен и разгромлен. Тайный ход в хранилище филактерии был открыт. Пробравшись в комнатушку, личи тут же разложили многомерный рунический ритуал, а сам мракопадший встал на входе, чутко прислушиваясь к залу.

Минуты тянулись долго, личи работали, вампиры сторожили. Раздался грохот и крики, потянуло дымом и магией Света.

«Быстро они».

— Задержи их. Мы почти закончили, — тихо прошелестел один из личей, не прерывая своей работы.

Адалаис’тэль кивнул, натянул на лицо маску и быстро вышел в общий зал, где уже завязалась драка. И он вступил в бой. Он позволил кровавому неистовству накрыть его с головой, превращаясь в одержимого жаждой чудовище. Он крутился волчком, распарывая врагов своей превращенной в оружие косой, резал глотки и животы, подрезал жилы и разрывал клыками глотки. Получал раны, терял кровь и куски тела, но продолжал сражаться, не зная усталости и не желая сдаваться. Резня, которую устроило четверо мракопадших, была хороша и красива — даже разбитый потолок из голубого льда украсился кровью. Вампиры не подпускали живых к кабинету, давая личам время закончить ритуал.

Фариэлл бросился перед своим командиром и с истошным визгом покатился по полу, разъедаемый за живо напитанной Светом водой. Затих он довольно быстро, оставив только несколько прядей волос да железо.

«Счастливчик».

Туанеру отсекли голову ударом сзади, когда он сцепился в клинче с закованным в глухую броню воином. Сам Адалаис’тэль потерял левую кисть, кусок бедра и ухо, хорошо, что хоть не с фамильной серьгой. Калекс прижался к нему спина к спине и помогал отбиваться. Внезапно живые остановились, зажав их спиной к проходу и ощетинившись копьями. За их спинами медленно разгоралось золотое свечение Светлой магии.

— Хе, Калекс, кажется, нас сейчас благословят до смерти.

— Для меня было честью служить под вашим началом, воин Адалаис’тэль из Благородного Дома Сиэль.

— Дом Сиэль давно уничтожен. Пора и мне вслед за ним.

Свет накрыл вампиров, и Адалаис’тэль закричал.

Прошел почти месяц с того момента, как маг пришел в сознание и начал обживаться в новом мире и в новых обстоятельствах, так что теперь у Кел’Тузада накопилось какое-то количество наблюдений, которые требовали осмысления. Разговор с местным верховным магом все еще не состоялся, а его отдали под опеку ребенку, что наталкивало лича на интересные цепочки рассуждений. Такое поведение обычно демонстрировали долгоживущие расы Азерота, чье время позволяло иметь роскошь определённой неспешности. Впрочем, вторжение Архимонда немного встряхнуло даже полностью замкнутых на поклонении природе кал'дорай, заставив куда шустрее принимать решения.

Кел’Тузад работал над своим кристаллом души, аккуратно и бережно подшивая свои изорванные энергооболочки к душе Гермионы мелкими руническими стежками. Миллионы разрывов и дыр невозможно восстановить быстро, и как бы ему ни хотелось поскорее привести самую большую свою ценность в порядок, он не мог выполнить такую работу в одиночку за короткий срок. Будь у него в ассистентах хотя бы Броньям, от своего учителя лично получивший титул Крестного отца душ, то дела лича шли бы куда быстрее. Но имеем что имеем. Последние дни Кел’Тузад даже начал прикидывать перспективы девчонки, волею судеб ставшей его «второй половинкой».

После того, как Кел’Тузад подслушал через связи с местными сонмами неупокоенных призраков планы верховного мага Альбуса на вызов экзорцистов, он понял, что как бы сильно ни брезговал полным слиянием с ребенком, но в том жалком виде, который он имел сейчас, противопоставить что-либо агрессивным действиям в свой адрес он был не в силах. Единственным выходом оставалось вшить себя буквально намертво в живую душу, защищаясь от изгнания, чем он и занимался в срочном порядке последнее время, отложив в сторону исследование раскола души с растущим из нее, прости, Тьма, деревом. Разумеется, если местные серьезно озаботятся его устранением, то легко принесут в жертву девочку, но из того, что он тут наблюдал, Кел’Тузад сделал вывод о мягкости нравов.

«Хм, никогда не задумывался о том, как живется в настолько безопасных мирах».

Кел’Тузад встряхнулся, отгоняя пока что не нужные мысли, и перетек в мясную форму — мягкие человеческие пальцы были более чувствительными и лучше справлялись с деликатной задачей сведения рваных ран. Но выжигать рунические цепочки он по-прежнему предпочитал в боевой форме нежити. Кстати, благодаря живому телу, которое он делил с условно доброжелательно настроенным человеком, он мог использовать внутри ментального поля сразу две формы своего воплощения. А это, в свою очередь, всколыхнуло в его душе волну энтузиазма и любопытства. В Азероте высших личей было слишком мало, а нежить такого уровня могла быть создана только при содействии лично Короля-Лича и с доступом к мощным магическим источникам, поэтому Кел’Тузаду было запрещено проводить какие-либо исследования в этой области. Этот мир открывал интересные возможности для реализации его потребностей ученого.

Еще ему показался странным ход эволюции этого мира — опираясь на обширные, пусть и несистематизированные и неполные знания девочки, лич сделал вывод, что этот мир со странным названием Земля идет по пути полной деградации магического вектора развития. Если Азерот селективно развивался в сторону магического искусства и превосходства, то тут доминирующим видом стали исключительно люди с практически полным акцентом на немагические дисциплины. Как ученый с широким кругозором и обширными знаниями, к тому же получивший опыт изучения малоизвестных отраслей магии, он вполне легко допускал, что нет ничего невозможного и то, что без всякой магии можно поднять человека на местный спутник и вернуть оттуда живым, его не сильно шокировал. Скорее вызвал желание плотно изучить, за счет каких сил это было сделано.

Подтянув пальцами мягкую складку золотистой души ребенка, он разгладил мерцающую искорками структуру и завернул в нее пласт своей источающей синеву и холод энергооболочки. Правая рука усохла, кожа, синяя и жесткая, облепила заострившиеся кости, а из первых фаланг сформировались костяные острия. Кел’Тузад буквально прокалывал энергетическую суть, морщась от жгучей боли и дискомфорта. Тело, что было погружено в магический сон, заметалось в постели. Утром она будет уставшей и замерзшей, однако ее сосед еще прочнее замаскируется ее структурой. Изучив местную систему исчисления, календарь и время, лич легко составил сводную таблицу перевода азеротских мер в земные. И довольно быстро понял, сколько у него есть времени на укрепление своей обороны до приезда местных экспертов.

«Должен успеть. Или, по крайней мере, сделать изгнание почти невозможным».

Кел’Тузад построил свои расчеты, опираясь на те возможности, которыми обладали лучшие паладины Азерота. Если местные, которые не знают, что такое Легион, а одержимость видели лишь в виде низших темных духов, попробуют с ним что-то сделать, то приложенных усилий лича должно хватить.

«Но должен признать, что единственной причиной моей второй и третьей смерти является гордыня. Жаль, что этот урок до меня не дошел с первого раза».

Кел’Тузад много думал о своей очередной смерти. После того, как ярость, гнев и неистовое чувство унижения чуть-чуть поутихли, он наконец-то смог взять себя в руки и постараться обдумать случившееся с максимально нейтральной позиции. И выводы, к которым приходил его дисциплинированный и многократно закаленный смертью и пытками разум, были… слишком крамольными.

«Я верен Господину от последнего своего вдоха и до распада моей души», — лич непроизвольно втянул голову в плечи и замер, прокручивая в голове формулу молитвы. Впрочем, как и все остальные дни, немедленная кара не последовала. Постепенно сковывающий его страх отступил, усевшись на плечи и свесив ноги. Холодное зябкое ожидание боли и наказания никуда не ушло.

Если раньше, с того момента, как он первый раз услышал зов Короля Лича в своей голове, он никогда не имел возможности размышлять о чем-то отвлеченном и не служащем текущим целям своего господина, то теперь внезапно заметил, что в этом мире его, похоже, по-настоящему потеряли. Это сбивало с толку и вызывало пока что смутное, но постепенно нарастающее беспокойство. Кел’Тузад был слишком хорошо знаком с привычкой Короля Лича проверять лояльность своих рабов, предоставляя им иллюзию свободы.

«Я верен Господину от последнего своего вдоха и до распада моей души», — на всякий случай лич вывел молитву на самую поверхность своих мыслей и постарался расслабиться. Опять ничего не произошло — как бы он ни вслушивался в себе, он не чувствовал той незримой связи с Королем Личом.

Встряхнувшись, он решил что пока не стоит тратить свое время на эти размышления. В любом случае ему нужно решать текущие задачи и проблемы. Например, что делать с девчонкой. Первоначальное его желание подавить ее волю, поработить душу и просто-напросто выпереть на мороз из тела довольно быстро было пересмотрено. Выяснилось, что его душа просто не в силах закрепиться в теле — нет нити судьбы, которая привязывала бы его этому миру, разрушена до основания система энергооболочек служащих для синхронизации живого тела и души, редуцированное магическое ядро ребенка намертво завязано на ее душу, и как бы лич ни хотел другого, он не сможет его получить, если отторгнет Гермиону из ее тела. Оказаться в теле девочки-подростка, которая напрочь лишена магических сил — это было совсем не то, к чему стремился Кел’Тузад. Конечно, у него осталась бы глифовая система нерубианской магии и его знания. И, возможно, в условиях довольно специфического местного магического мира он был бы далеко не последним по уровню сил. Но, видит Тьма, он привык равняться и тянуться к сильнейшим, а не самоутверждаться за счет заведомо слабых. К тому же его — великого некроманта и знатока магии душ, боевого мага и военачальника Плети, создателя и верховного жреца Культа Проклятых, да и просто аристократа — до глубины души оскорбляла сама идея стать равным среди… букашек.

«Впрочем, даже если все пойдет по худшему сценарию, никто не мешает мне попытаться занять руководящий пост и устроить все по своему разумению. Хотя местные представления о чистоте крови могут этому не сильно способствовать, учитывая доставшееся мне тело».

Маг отступил на шаг назад, рассматривая результат своих трудов и находя проделанную работу приемлемой. Весь зал, что был проекцией его ментального поля, был пронизан миллионами золотых нитей, которые вели к душе девочки. Удивительно, но их души рано или поздно сами бы слились, объединённые определённой формой духовного родства. Кел’Тузад скривился, будто раскусил что-то мерзкое и горькое одновременно: обнаружить сходство с малолетней пигалицей, напичканной бредовыми идеалами и представлениями, было для лича… не вдохновляющим, скажем так. Хотя и играло ему на пользу в данный момент. О том, что делать, когда опасность минует и они сольются уже окончательно, ему думать не хотелось, но все равно придется рано или поздно. Растворится в сознании Гермионы в его планы не входило.

Повинуясь взмаху его руки, в стене с хрустом открылась трещина, ведущая в уютный читальный зал. На постаменте, где обычно хранятся самые ценные гримуары, прорастал огромный золотой цветок живой души, похожий на хризантему. Кел’Тузад, поколебавшись, все же подхватил очередной якорь своей души и потащил его в библиотеку Гермионы.

«В конце концов, в первую очередь я обязан выжить. И если ради этого мне придется связать себя с этим миром через девчонку — значит, так тому и быть».

Лич запустил руки в ворох золотых лепестков.

* * *

— Так вы говорите, что магистр Кассий отказывается вас учить? — Дамблдор внимательно рассматривал ерзающую перед ним девочку в кресле. Гермиона была нервозна и смущена.

— Да, — потупившись, ответила она.

— Мисс Грейнджер, я еще раз вынужден вас предупредить о том, что ваш сосед может казаться не тем, кем является. Есть риски, понимаете?

— Да. Но… — она замялась, но потом решительно вскинула глаза на директора, — но магистр Кассий обладает потрясающими знаниями и умениями! Было бы преступлением потерять такие знания! Они бы могли дать невиданный толчок развитию всей магической науки!

— А еще стать причиной катастрофы, войны или выпустить в наш мир что-то невообразимо опасное. — Дамблдор откинулся на спинку кресла, с внутренней дрожью вспоминая синекожего гиганта из страхов Кассия.

Девочка потупилась. Ее лицо побледнело, и яркие точки веснушек были похожи на золотые брызги.

— Мисс Грейнджер, я понимаю, что вам может казаться несправедливым, что вам отказывают в обучении, но, возможно, магистр Кассий тоже понимает опасности новых знаний в не готовом для такого обществе. Поймите, опасность весьма реальна.

— Но ведь его скоро убьют, — едва слышно сказала она, зажимая ладони между коленями.

— Простите? — приподнял седые брови в удивлении Дамблдор. — Это он вам такое сказал?

— Нет! — поспешно ответила Гермиона, вскидываясь и напрягаясь. — То есть… когда магистр Кассий отказал мне в обучении, он объяснил свое решение.

— Каким образом, позвольте узнать?

— Он сказал, что, во-первых, не имеет права вмешиваться в учебный процесс другой школы, во-вторых, личное ученичество возможно только для полноценных, по его меркам, магам, в-третьих, учитель и ученик связываются на всю жизнь магически и это для него большая ответственность. Ну, и добавил, что его время в этом мире ограничено, так что давать мне обрывки знаний с его точки зрения было бы вопиющей халатностью по отношению к его статусу магистра Кирин Тор.

Директор надолго замолчал, обдумывая сказанное. То, что Кассий прямо и довольно жестко отказался учить Гермиону чему-либо, Альбусу нравилось. Это говорило в пользу того, что маг из другого мира действительно имеет если не честь, то здравый смысл. Гермиона проходила раз в три дня полное обследование у мадам Помфри с участием самого Дамблдора и Снейпа, и пока что кроме стабильного, пусть и очень медленного роста ее магического резерва никаких признаков обсессиоре девочка не проявляла. Впрочем, магическое ядро могло начать увеличиваться и из-за того, что вынуждено было работать гораздо больше, чем раньше, обслуживая артефакт на руке девочки.

— Магистр Кассий прав, — тихо ответил Дамблдор, — обрывки знаний, тем более не приспособленные под реалии нашего родного мира, могут привести к катастрофе.

— Я… понимаю, — тихо ответила Гермиона, — просто мне показалось, что магистр Кассий не желает мне зла.

— Возможно, — согласился Дамблдор, — но согласитесь, так ведь тоже нельзя.

— Да, — кивнула Гермиона, хотя и не чувствовала в этом полной уверенности.

— Как продвигается изучение языка?

— Магистр Кассий уже владеет им почти свободно.

— Хорошо. Думаю, в конце недели вы найдете время помочь мне с ним пообщаться?

— Конечно, профессор Дамблдор!

— Вот и замечательно. Давайте договоримся на утро воскресенья, чтобы не забирать у вас первый поход в Хогсмид.

Гермиона согласно кивнула и встала.

«Интересно, а если его не смогут изгнать, Дамблдор разрешит мне у него учиться?»

Гермиона поспешила к себе в комнату, желая поскорее рассказать магистру Кассию новости.

* * *

Я рождался во тьме, наполненной шорохом миллионов тел. Я чувствовал, как мое тело растет крупица за крупицей. Я радовался, когда моя плоть покрывалась миллиардами слов и значений, ибо каждое Слово есть сила и разум. Я начал чувствовать, когда душа первого Матриарха была впечатана в мою суть, вдыхая искорки жизни в мое тело. Я спал. Долго. Целую вечность. Я пожирал миллионы разумных жуков, что добровольно отдавали себя мне, когда приходило их время умирать. Я ел. И я спал. И слова. Слова. Миллионы, миллиарды знаков вырезались на моем теле, пробуждая разум. Я не просто камни. Я не просто склеп. Я — память и сама суть паука.

Я наблюдал за народом, что меня породил веками, тысячелетиями. Я копил их знания. Придирчиво собирал их души, не глядя, из какого они улья. Я спал. Но мое сознание медленно развивалось и крепло. Я — ребенок в утробе матери. Утроба моя — тьма и мрак, а мать моя — Великая Паучиха. Я расту медленно. Развиваюсь медленно. Все что я делаю, я делаю медленно. Но я слушаю все слова, что звучат во мне. Запоминаю. Впитываю. Делаю их частью себя. Укрепляю разум. Я сплю. Но я знаю, что придет время моего пробуждения.

Сквозь сон я чувствовал, как пришла и ушла Война Древних. Тогда утроба матери раскололась, и многие мои части были уничтожены. Мои дети-создатели долго трудились, чтобы восстановить утраченное. Хорошо, что у нерубов крепкая память. Я продолжил есть и спать. Сквозь сон я чувствовал, как меня пытаются вернуть в лоно народа акир, но мои дети-создатели не пожелали вернуться во власть Древних Богов. Я принимаю их решение с уважением. Я не хочу сливаться ни с кем из порождений Бездны. Я — сам по себе. Не хочу принадлежать никому. Не буду служить никому. Ничье служение мне тоже не нужно. Чего я хочу? Я хочу проснуться. Но я еще не родился как следует. Мои дети-создатели еще не нашли того самого, что станет искрой рождения настоящей души. Но время придет. Пауки умеют ждать. И я тоже умею. А пока я ем. И сплю.

Я помню, как мои коридоры заполнили мои дети-создатели, как и полагается, мертвые, но не отдавшие свои души мне на хранение и переваривание, как должно. Я чувствовал, что опять пришла война. Сколько их было на моей долгой памяти? Я помню их все. Как и имя каждого жука, что касался моих каменных внутренностей. Но эти, мертвые, были неправильными. Они не служили мне как должно. Я не мог их съесть. Это злит. Злость. Новое чувство. Странное и горячее. Не люблю жар. Но я все еще сплю.

Мое тело вытащили из утробы и подняли в небо. Ветер — это новое. Свет светила — это новое. Мне это не нравится — я люблю утробу матери. Мне это нравится — я вижу мир, полный еды. Я сплю. Пришли в мое тело другие. Не дети-создатели, хотя мертвые, но не служащие мне тоже во мне есть. Люди. Эльфы. Тролли. Демоны. Сколько новых существ. Хочу их съесть. Но они — другие. Не служат мне. Не знают, кто я. Их души тяжело поглотить. Но их так много убивают внутри меня, что даже мне удается наесться тем потоком чужих душ, что рвется изнутри и снаружи. Интересно. Много новых слов. Новые значения. Мой разум меняется. Я еще сплю.

Мое тело тоже меняют — новые яды, проклятья, чума и инфекции. Как интересно. Это оскверняет мое прекрасное тело, но делает его… интересным? Да. Эволюция может быть другой. Я рассматриваю этот путь, но взгляд мой затуманен. Я не вижу будущего. Я хочу съесть хоть кого-то с глазами, но таких тут нет. Таких нет среди новых разумных, а есть глаза порождения Бездны я не буду. Видеть только пути Тьмы — это быть наполовину слепым. Я ем новые души, которые не желают быть мною съеденными. Они горькие и хрустят. Но исправно отдают мне слова и смыслы. Я меняюсь. Мои дети-создатели хороши, но многого не знают и многому не придавали значения. И это их убивает. Но они выживут. Я их слишком хорошо знаю. Мои дети-создатели всего в пяти шагах от совершенства формы. А я хочу получить совершенство сути. А потом познать и совершенство формы, что принесут ко мне мои дети-создатели. И тогда я проснусь.

Я сплю. Я ем агонию и души. Я посчитал — во мне запытали и убили разным способом три миллиона триста девяносто шесть тысяч семьсот восемь разумных. И еще пять. И еще три. И еще сорок. И еще… Я считаю каждого. Я помню, как внутри меня появилось холодное сердце. Ох, как оно приятно меня утешало, остужая мою злость своим льдистым холодом. Хорошее сердце. Холодное. Разумное. Оно мне нравилось. Ему оставалось три шага до совершенства сути. Оно было лучшим, что у меня было за все время. Хотя и не совершенное, как мне бы хотелось.

Сквозь сон я чувствую, как мое сердце разбилось. И гнев снова начал наполнять мое тело и тревожить сон. Холод, что так приятно напоминал утробу моей матери, заменил Свет и его адепты. Это злит. Это противоречит моей сути и пути познания совершенства. Я пытаюсь изгнать их, нащупывая сквозь сон тонкую ниточку, что все еще связывает меня с холодным сердцем. Оно все еще живо. Но очень далеко. Как интересно.

Возможно, я должен помочь ему вернуться домой. Ко мне. В меня. Я помогаю тем, кто пахнет как мое сердце, но далек от его совершенства. Они вырезают часть моего тела с началом нити, что ведет к моему сердцу, и уносят с собой. Я больше не чувствую нить. Это мне не нравится. Но так надо. Так правильно. Я сплю. Я жду, когда мне вернут благословенный Тьмой холод. Я ем. Я сплю. Я знаю, что когда сердце вернется, оно будет еще на шаг ближе к совершенству сути. Я — сын своей матери. Я умею ждать. Я засыпаю крепче, вдыхая холод и выдыхая заразу.

* * *

Талай лежала ничком в яме, наполовину вмороженная в грязь и нечистоты. Ее опять вырвало, и она с трудом повернулась на бок, чтобы не захлебнуться. Дернув разорванным ртом, она незряче рассматривала собственные руки, уже почти черные из-за туго стягивающих их веревок.

«Сама, дура, виновата. Прав был Зосима, когда говорил, что мое отношение к делу сведет меня в могилу».

Прибыв в Серебряную заставу и передав командиру Фальштаву письмо, она довольно быстро оказалась втянута в местные разборки с ледяными троллями. Множество мелких племен, что населяли Зул’Драк, были агрессивны и воинственны. Закаленные тяжелой жизнью на полумертвых ледяных пустошах, они представляли серьезную опасность для любого, кто сунется на их территорию. Альянс уже несколько раз отлавливал и убивал переговорщиков от Орды, которая желала заключить союз с дикарями, но одной Элуне известно, сколько таких дипломатов все же смогли добраться до вождей племен. Впрочем, уж лучше они присоединятся к Орде, чем к Плети.

Талай опять вырвало желчью, кровавой слизью, зеленой пеной и каким-то грибами, которыми ее упорно кормили последнюю неделю. Нутро горело и пожирало само себя, терзаемое мучительной болью, разум пылал галлюцинациями, но смерть все еще не приходила. Талай не знала, почему ее до сих пор не убили и не съели, а лишь заперли в ледяной яме.

«Наверное, готовят для чего-то, что мне вряд ли понравится».

Она сжалась в комок, уже не реагируя на боль в отравленном теле и погружаясь все глубже в отчаяние.

Как же она была глупа, что так самоуверенно увязалась за тройкой мракопадших, что с чванливой уверенностью хозяев, совершенно не скрываясь, ехали в главное поселение ледяных троллей. Она даже не поняла, что сан’лейн было не трое, а… на одного больше. Как она упивалась своим превосходством, как гордилась своими умениями красться в тенях и обращаться сапсаном, и как же ее быстро спустили на землю, когда она, думая, что выяснила, что хотела, оказалась сбита в небе из обыкновенной пращи.

Талай прижала колени к груди и заскулила от унижения. Впрочем, гордыня должна быть наказуема.

Четвертый мракопадший уже поджидал ее на земле. Оглушенную ударом кал’дорай легко и непринужденно обезоружили, обобрали до нитки и раздели донага в поисках скрытого оружие или магических предметов. С бедра срезали кусок кожи со свадебной татуировкой, спутав ее с каким-то тролльским худу. А потом, связав зачарованными лоа веревками, спихнули в эту яму. Хорошо, что хоть сбросили ей какую-то воняющую до изумления одежду из шкур, иначе она бы околела от холода еще в первую ночь. И вот уже неделю каждый день к ней в яму спускается тролльский знахарь и насильно поит ее какими-то зелями, вливая в нее плошку за плошкой горькое варево до тех пор, пока ее живот не раздувается, а горячая слизь не начинает течь носом.

Первые дни было совсем худо — боль была страшной. Талай неудержимо рвало и корежило в судорогах. Она так каталась по земле, вопя и крича от боли и жутких галлюцинаций, что умудрилась сломать хрящи уха, хотя они были довольно мягкими и эластичными, чтобы выдерживать всякое. Но она выжила. Пережила ночь. И день. И опять ночь. Зря, наверное.

Талай прикрыла глаза, не желая ничего видеть. В минуты просветления она пыталась грызть веревки, пыталась найти выход, хоть как-то выбраться отсюда, но не могла. Но уже на третий день, опоенная зельями, она сдалась и уже лишь слабо отбивалась, когда знахарь привычным жестом разжимал ее челюсти деревянной лопаткой. Что бы они не собирались с ней сделать, она уже хотела, чтобы конец наступил поскорее.

«Как же быстро я сломалась, — с тоской подумала женщина, с трудом прорываясь сквозь дурман и кошмары, порождённые зельями, — впрочем, наверное, все дело в том, что я уже сломанная».

Быстро темнело, а значит, к ней скоро опять придут. Так и случилось, когда в яму сбросили факел и спрыгнул кто-то крупный. Тонкий ледяной наст, что наморозился на грязи, с треском лопнул, брызнув на и без того грязное лицо женщина очередную порцию вонючей жижи. Ее грубо перевернули на спину, и она захрипела, сжимая зубы. Талай знала, что все равно ей сейчас подцепят зубы деревянной лопаткой и, разрывая губы, разомкнут рот, но она из последних сил цеплялась за остатки самоуважения. Она боролась как могла, даже если эта борьба была бесполезна.

Над ямой раздался грубый гундосый голос, что-то говорящий на очень примитивном зандалари. Знахарь, который стоял над ней, повернулся и что-то ответил с отчетливым весельем, а потом снова наклонился над ней. Талай собрала во рту что было и плюнула, целясь в глаза, что горели в прорезях ритуальной маски. Тролль даже не дернулся, когда по исписанной белыми знаками маске потек сгусток гноя и крови, лишь с одобрительным хмыканьем склонил голову набок, рассматривая эльфийку.

Талай заметила, что руки у знахаря пустые, а значит сегодня ее отпаивать зельями не будут, что прямо намекало на то, что время принесло ей какие-то перемены. Скорее всего, ничего хорошего. Она слабо затрепыхалась, когда тролль протянул к ней уродливую трёхпалую лапу и ухватил за ворот ее вонючей одежды. Она попыталась извернуться и укусить его, но не преуспела. Женщину резким рывком дернули вверх, и ее опять вырвало от перемены положения тела прямо на ноги знахаря, от чего тот брезгливо заплясал на месте под гогот охраны. Бурча что-то, явно не сулящее ей ничего хорошего, он перекинул ее через свое плечо и, придерживая рукой за ноги, в два шага оказался у противоположного края ямы, где висела веревка с крупным узлом. Уцепившись за него, он легко выскочил наверх, даже не покачнувшись под своей ношей.

Талай, что уткнулась лицом в гриву мелких синих косичек, не видела ничего, но слышала разговор охраны со знахарем. Голоса простых воинов звучали заискивающе, а знахарь явно что-то снисходительно им втирал. Повеяло запахом травы, столь чуждым и чистым в этом холодном грязном месте. Кажется, знахарь в порыве благостного настроения сбросил на воинов какое-то благословение.

Женщина опять задергалась, желая добраться хотя бы длиннющего уха, усеянного железными и костями кольцами. Она знала, что у троллей, впрочем, как и у самих кал’дорай, уши очень чувствительны, а их травмы болезненны. Ее собственное сломанное ухо постоянно напоминало о себе простреливающей болью, даже когда Талай забывалась в бреду, опоенная грибными отварами.

Будто чувствуя ее намерения, проклятый знахарь лишь поджал ухо, ловко уводя его из зоны досягаемости зубов своей добычи, а ее ягодицы получили довольно увесистый удар. Талай зарычала и задергалась, но добилась лишь того, что ее еще сильнее вдавили больным раздувшимся животом в плечо с кожаным наплечником. Тошнота усилилась.

Тролль куда-то ее тащил, идя по селению вразвалочку, но двигался он явно не в центр, как могла предположить пленница, а за границы укрепленного района. Талай трепыхалась, но на ее жалкие попытки никто не обращал внимания, лишь удостаивая ее шлепками разной степени тяжести.

На выходе из деревни тролль остановился — дорогу ему преградило сразу трое воинов, и они были настроены не так благодушно, как охранники возле ее ямы. Разразилась перепалка.

«Хоть бы эти дикари передрались между собой», — вяло подумала Талай, безвольной тряпкой свисая с плеча тролля. Сил на трепыхания уже не осталось. Сколько длилась ругань, она не знала, но ее внезапно бросили на землю — весьма грубо и неосторожно. Больно ударившись боком о камень, она застонала, и измученное нутро опять выкрутило рвотой. Запахло анисом. Послышались крики и топот.

Ее подхватили и опять закинули на плечи, а знахарь с удивительной прытью побежал за пределы освещенного круга.

«Кажется, меня украл тролль. У других троллей. Кажется, я окончательно свихнулась».

Сознание плыло в бреду. Знобило, тошнило и болело. Талай куда-то волокли, где-то роняли, местами неаккуратно приваливали в полусидячем положении. В какой-то момент она почувствовала, что ее лицо осветил слабый огонек свечи. Открыв мутные глаза, она попыталась оглядеться. Она была в какой-то норе — сквозь мерзлую землю прорывались корни. Пахло сыростью и мерзлой листвой.

«Хвала Элуне, что избавила меня от смерти в нечистотах».

Она с трудом сфокусировала взгляд на тени, что склонилась над ней и споро срезала с нее вонючие лохмотья. Сил сопротивляться и переживать о своей стыдливости не было. Тот самый знахарь, что уволок ее из ямы. Маски на нем не было, лицо было очень молодым и гладким, без шрамов. Судя по размеру клыков, ему не больше двадцати лет. И он был не из племени ледяных троллей. Тролль окинул ее тело оценивающим взглядом и странно цыкнул, набрасывая на нее одеяло, а потом закрепил на одном из выпирающих корней крохотный огарок свечи. Больше не обращая на нее внимания, он сосредоточенно разбирал свою сумку, один за другим вытаскивая стеклянные флакончики. Звякнуло стекло, когда он крепкими зубами уцепился за пробки, откупорил сразу три пузырька.

— Добей меня, — хрипло прошипела женщина. Боль, что раньше притуплялась тролльскими отварами, наступала с новой силой.

— Ты дура, да? — на сносном всеобщем спросил тролль и подхватил ее под затылок ладонью. — Пей давай, да.

— Я… не буду… — она замотала головой, пытаясь вырваться, ничего не понимающая и дезориентированная.

— Дура, да, — констатировал тролль, удобнее перехватывая ее за волосы и запрокидывая голову. — Это лечебное, противоядие и сонное. Тебе надо, да.

Поднеся флакончики к ее лицу, он дал ей возможность принюхаться и убедиться, что это стандартные аптечные зелья. Она выпила.

— Кто… ты… такой?

— Потом, все потом. Сейчас нужно добраться до безопасного места, да. — Трехпалые руки ловко начали заворачивать Талай в шерстяное одеяло. Боли уже не было, но отвратительное грызущее чувство тошноты осталось.

— Я… сама пойду.

Тролль заржал, смешно приподнимая верхнюю губу.

— Все эльфийки дуры, да? Начинается буран, и за мной бежит все племя злых троллей. Не до бабских капризов, да.

Талай спеленали как ребенка, плотно закутав в шерстяное одеяло и в еще один меховой плащ. Тело тщательно увязали ремнями, оставив петли, которые тролль накинул себе на плечи, взваливая женщину на спину.

— Соберешься блевать, постарайся не на меня, да.

Задув свечу, он опустился на четвереньки и выполз из норы. В лицо эльфийки тут же ударил ледяной ветер с ледяной крошкой, но ей было впервые за долгое время тепло. Угнездившись на плече споро шагавшего куда-то тролля, Талай провалилась в сон.

Гермиона по привычке прокрутила браслет на запястье и, покачавшись с пятки на носок, побежала в гостиную Гриффиндора.

— Рада тебя видеть, дорогая, — благосклонно улыбнулась ей с портрета Полная Дама.

— Добрый вечер, — вежливо поздоровалась Гермиона и шепнула пароль.

Полная Дама кивнула и пропустила девочку в гостиную.

— О, Мерлин, неужели это сама мисс Грейнджер снизошла до простых смертных? — довольно громко сказала Лаванда Браун, толкая локтем сидящую рядом Патил. Парвати что-то недовольно прошипела, когда из-за толчка под руку от подруги поставила здоровенную кляксу на домашнюю работу по зельеварению. Поэтому и взгляд который достался Гермионе был отнюдь не ласковый.

— Я тоже рада тебя видеть, Лаванда, — как можно нейтральнее ответила Гермиона и опять потянулась к браслету. — Ты не видела Гарри и Рона?

— Понятия не имею, где они, — ответа Лаванда и откинулась на спинку кресла, покачивая пером в руке. — Уж от кого я не ожидала такого зазнайства, так это от тебя, Грейнджер.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась девочка и подошла ближе. — И ты не могла бы говорить на полтона тише? А то еще не вся башня в курсе твоих претензий ко мне.

— Я, конечно, понимаю, что ты самая умная ведьма потока и все такое, — Лаванда смотрела на бывшую соседку с неприязнью, — и я конечно понимаю, что Особо Важный и Секретный Проект по Древним Рунам куда важнее Гриффиндора. Но серьезно, не могла бы ты хоть немного спуститься на землю, Грейнджер? Того и гляди, все решат, что твой галстук должен быть другого цвета.

— Прости? — Гермиона сжала губы, отчаянно кусая себя за щеку, только бы не сказать что она думает о несчастной пустоголовой болонке по кличке Браун.

— Ты не у меня проси прощения, Грейнджер, — Лаванда еще раз смерила ее неодобрительным взглядом, — а у Гриффиндора. Уже месяц, как живешь в отдельных покоях, как какой-то чистокровный сноб, на занятиях сидишь отдельно от всех, будто никто не достоин быть рядом с твоим зазнавшимся величием. Посмотри в окно, Грейнджер, что ты там видишь?

Девочка непроизвольно кинула взгляд на стекла.

— Ничего особенного.

— А я вижу за окном конец октября и это третий раз за два месяца, когда ты почтила своим вниманием нашу недостойную дыру лишь по недоразумению называющуюся гостиной Гриффиндора.

— Что за бред ты несешь, Браун? Ты что, опять подралась с Паркинсон и проиграла ей по очкам? — резко ответила девочка, сжимая кулаки. Было вдвойне больнее слушать такие обвинения из-за того, что они были несправедливы, а рассказать правду и все объяснить Гермиона никак не могла. А отдельно она сидела только потому, что профессор МакГонагалл и директор Дамблдор разрешили ей включать браслет на занятиях, чтобы магистр Кассий тоже мог слушать лекции в целях улучшения его навыков речи. Вот и приходилось ее отсаживать на отдельную парту впереди всего класса, чтобы никто не смог заметить ее голубого левого глаза. Девочке и в голову не могло прийти, что кому-то могло в голову прийти оценить эту ситуацию именно под таким углом.

— Бред? — выгнула бровь Лаванда. — Ну тогда, может быть ты сама объяснишь нам, сирым да убогим, что случилось?

— Гермионе ничего не надо объяснять. Сирые не достойны, а до убогих — не дойдет.

Гермиона, которая готова была уже расплакаться под тяжелыми взглядами гриффиндорцев, оглянулась.

По лестнице спускался Гарри и улыбался ей как всегда радостно и открыто.

— Привет, Гермиона! Неужели страхолюдина Бамблинг наконец-то выпустила тебя из тюрьмы?

— Не называй профессора Бамблинг строхолюдиной! — возмутилась Гермиона, делая шаг на встречу другу.

— Пф, вместо того, чтобы поощрять такое зазнайство, лучше бы ты с Роном перестал с ней общаться.

— Не тебе решать с кем мне общаться, — хмуро буркнул Гарри и потащил Гермиону из гостиной.

— Я вижу, что она на тебя плохо влияет! — не унималась Лаванда, которая уже начала было праздновать победу над деморализованной соперницей. Она действительно считала, что Грейнджер вела себя последний месяц как какая-то…. слизеринка!

— Внутреннее око протри, запылилось поди, — Рон скатился с лестницы и подхватил Гермиону под вторую руку.

— Дурак!

— Болонка!

Дверь из гостиной отрезала от ушей друзей полный возмущения и негодования вопль.

Гермиона немного нервно рассмеялась.

— Я будто вместо своей гостиной на минном поле оказалась.

— На чем? — не понял Рон.

— Это такие маггловские взрывающиеся штуки. Очень опасные, — отмахнулся Гарри. — а ведь правда, Гермиона, мы ужасно по тебе соскучились. Почему ты так себя странно ведешь?

Девочка, которую плотно подцепили на буксир и волокли куда-то прочь из замка, вяло трепыхалась.

— Куда вы меня тащите?

— К Хагриду. Он, между прочим, спрашивает о тебе, жалуется что ты совсем перестала его навещать.

Гермиона уперлась каблуками в пол намертво.

— Нет!

Мальчики отпустили ее и с удивлением посмотрели на подругу.

— Почему?

— Я… — Гермиона потупилась, хватаясь за браслет. — Я…

— Ну? — нетерпеливо наступил на нее Рон.

— Я боюсь! — зажмурившись, выпалила Гермиона.

— Чего?! — хором удивились мальчики.

— Дементоров.

Гермиона не лукавила — после того случая в поезде она будто стала ощущать их присутствие. И чувства, которые будили в ней эти существа явно отличались от тех, которые должны были быть у нормальных волшебников. Ее шокировало еще и то, что она отчетливо ощущала неуемное стремление дементоров добраться до нее. Откуда она это знала? Гермиона не понимала, но каким-то чувством, что засело у нее вдоль позвоночника она догадывалась, что эти существа не делают ей зла. Она нервно засмеялась, пряча лицо. Ну да, скажи кому, что она понравилась дементорам и ее упрячут в Мунго.

— Глупости какие! — фыркнул Гарри.

— Ничего не глупости! — девочка упрямо вздернула подбородок и отошла к одному из окон. Они успели пройти треть пути и сейчас оказались как раз на ее этаже. — Эти существа опасны и Министерство их не контролирует. Я физически не могу заставить себя выйти в темное время на улицу, зная, что они тут.

— Когда ты успела стать трусихой? — спросил Рон, залезая на подоконник.

— Напомнить, как ты относишься к милашке Арагогу? — скептически заметила Грейнджер.

Рон сдулся.

— Ну хорошо, не хочешь идти к Хагриду, давай пойдем к тебе, — хмуро сказал Гарри. — тебе и правда стоит нам с Роном кое-что рассказать.

— О чем ты? — напряглась девочка.

Рон наклонился ближе и тихо шепнул.

— Например, о твоем соседе.

Гермиона зажмурилась.

* * *

— Гарри, я не могу ничего рассказывать! — Гермиона металась по своей комнате, натыкаясь то на кресло с сидящим в нем другом, то на столик с тремя чашками.

— Да сядь ты, не мельтеши, — Рон сидел за ее столом и хмуро наблюдал за подругой.

Гермиона плюхнулась на кровать и потеснила недовольно взрыкнувшего на нее Мистера Бигглсуорта. Кот открыл огромные голубые глаза, обвел собравшихся взглядом переполненным плохо скрытым отвращением и снова скрутился гигантским черно-рыжим меховым шаром.

— Профессор Дамблдор запретил мне кому-либо рассказывать о… произошедшем.

— Ну, если учесть что мы УЖЕ кое-что знаем, то уж точно не случится ничего плохого, если ты просто дополнишь историю деталями, — хитро прищурился Гарри.

— Нет, Гарри, так нельзя! Профессор МакГонагалл тоже мне не разре…

— Не разрешает что? — хмыкнул Рон, — Рассказать друзьям, что в тебя вселилась какая-то темная тварь?

— Он не тварь! — вырвалось у Гермионы.

— Он?! — подался вперед Рон.

Девочка зажала рот руками и замотала головой.

— Ребята, простите, я правда не могу…

— Не можешь сказать, что живешь вдвоем с каким-то хмырем? — лицо Рона начала заливать краска, отчего девочка стало казаться, что его натерли томатной пастой. — Удивительно, что МакГонагалл не против.

— Он ничего не видит! — возмутилась Гермиона тоже отчаянно краснея. — И не слышит!

— Уверена?

— Да! — она задрала рукав и показала мальчикам светящийся синеватыми рунами браслет. — Вот! Мне это дал профессор Дамблдор!

Мальчики подошли ближе, рассматривая странную вещицу.

— Никогда не видел ничего подобного, — сказал Рон, трогая пальцами металл. — Ужас, он такой холодный.

— Да? — удивилась девочка, которая всегда считала, что браслет умеренно прохладный.

— Как лед! Как ты его носишь?

— Ну… — она пожала плечами, — мне нормально. Привыкла. — Выкрутилась она.

— Что тут написано? — спросил Гарри, тоже трогая браслет и сразу же отдергивая руку. — И правда, очень холодный.

Гермиона одернула рукав, пряча артефакт.

— Я не знаю. Это на языке магистра Кассия.

— Все таки ты признаешься?

Девочка с раздражением закатила глаза и сложила руки на груди.

— Откуда вы узнали?

— Подслушивали и подглядывали, — пожал плечами Гарри. — Мантия-невидимка, помнишь?

Гермиона пожала плечами.

— Почему-то я не удивлена. Но я недовольна тем, что вы за мной следили. Это отвратительно.

— Мы не за тобой, — Рон почему-то опять краснел. — За Снейпом, за Бамблинг, за МакГонагалл.

— А за профессором Люпином не забыли?

— А профессор Люпин нас как-то подозрительно легко вычисляет и мы после первого раза перестали рисковать, — Гарри немного сконфужено взлохматил волосы и вернулся в кресло допивать свой чай.

— И что вы выяснили?

— Лучше ты сама расскажи, — Рон сел рядом с Гермионой и протянул руку, чтобы погладить кота. Кот открыл один глаз, смерил взглядом тянущуюся к нему потную ладошку, потом упер немигающий взгляд в наглеца. Рон смутился и убрал руку. — Вот же ж шапка дранная!

Мистер Бигглсуорт открыл второй глаз и демонстративно зевнул, показывая бледно-серый язык и длиннющие клыки.

— Лучше не нервируй его, — посоветовала Гермиона, запуская руку под меховое брюшко кота.

— Тоже мне, царь зверей выискался! — недовольно буркнул мальчик, но от греха подальше пересел на кресло.

— Гермиона, пойми, мы же беспокоимся за тебя, — спокойно сказал Гарри. — Ты же умная, просто представь как со стороны выглядит твое поведение в глазах окружающих? К тому же ты нас избегаешь уже почти два месяца с того происшествия на ЗОТИ.

— Я вас не избегаю!

— Да? — скептически протянул Рон, запуская руку в вазочку с конфетами, которые запасливая Гермиона сохранила еще из тех, что мама ей положила с собой. — Ты от нас прячешься то в библиотеке, то запираешься в своей комнате. А твое расписание до сих пор вызывает у меня недоумение тем фактом, что ты успеваешь хотя бы моргать!

— Давай Гермиона, рассказывай уже что это за Кассий и что вообще происходит.

Гермиона вздохнула и начала свой рассказ. Похоже, ей и правда деваться от друзей некуда да и незачем.

* * *

— А в воскресенье профессор Дамблдор наконец-то собирается поговорить с магистром Кассием о его родном мире. — Закончила свой рассказ Гермиона и допила остывший чай.

— Круто, — протянул Рон, — это больше похоже на сказки.

— Если бы, — протянула Гермиона.

— А ты можешь нас познакомить? — заинтересовался Гарри. — Было бы классно, если бы этот твой сосед нас чем-нибудь поучил. Если он, конечно, действительно такой крутой боевой маг из другого мира.

— Ну-ну, — хмыкнула Гермиона, — он никого не будет учить.

— Почему?

— Потому что ему профессиональная этика не позволяет.

— Что не позволяет? — спросил Рон, дожевывая последнюю конфету.

— Этика, — по слогам проговорила Гермиона, снисходительно глядя на друга, — это совокупность этических и поведенческих норм, обеспечивающая нравственный аспект деятельности педагога и взаимоотношений, обусловленных педагогической деятельностью.

— Я ничего не понял кроме того, что если ты кем и одержима, так это призраком библиотеки. — со смехом ответил Рон. — Кстати, Гарри, ты завтра как, готов брать штурмом Хогсмид?

Гарри, погрустнев, откинулся на спинку кресла.

— Дядя Вернон отказался подписать разрешение. А других опекунов у меня нет.

— А тётя Петунья? — спросила Гермиона.

— А она как верная жена никогда ничего не сделает без одобрения своего мужа, — фыркнул Гарри, все так же рассматривая беленый потолок.

— А если попросить профессора МакГонагалл? — разродился идеей Рон облизывая перепачканные шоколадом пальцы.

— Фу, гадость какая, — поморщилась Гермиона, — тебя миссис Уизли не учила мыть руки?

— Учила, но шоколад смывать жалко, — шутливо ответил Рон и со смешком встал, — где у тебя ванная.

— Не трогай! — подскочила с места девочка, — ручку запачкаешь! Я сама тебе открою.

Пока Рон мыл руки, Гермиона вернулась к Гарри, что с прежним унынием рассматривал потолок.

— Я думаю, что профессор МакГонагалл ничего тебе не подпишет, но если хочешь — попробуй.

— Звучит не очень обнадеживающе, — кисло ответил мальчик и почесал нос.

— Не расстраивайся, пойдешь в следующий раз, — девочка убрала со стала вазочку переполненную фантиками и высыпала спрятанное под ее письменным столом мусорное ведро для бумаг. — Тем более Блэка скоро поймают. Помнишь, ты сам мне позавчера показывал «Ежедневный пророк» со статьей о том, что его видели рядом с Хогсмидом. Учитывая, сколько тут дементоров и авроров — ему не долго осталось бегать на свободе.

— Блэк не такой дурак, в Хогсмиде ему делать нечего. — Со вздохом ответил Гарри и сел ровнее, — но я все равно попробую поговорить с МакГонагалл. Ну а вдруг?

В дверь резко постучали. Гермиона подскочила, уже по одной манере догадываясь о том, кто стоит в коридоре.

— Добрый вечер, профессор Снейп! — она постаралась закрыть собой щель в двери, чтобы профессор не увидел ее гостей.

— Мисс Грейнджер, не знаю откуда вы приехали и где жили, но ваши манеры оставляют желать лучшего, — растягивая слова Снейп буравил ее черными холодными глазами.

— Простите? — она задрала брови пытаясь понять что на этот раз. — Я должна была вас пригласить?

— Хоть и не существует ни одной реальности в многообразии мультивселенных где я бы принял подобное приглашение, но приличия были бы соблюдены.

Гермиона вздохнула и выдавила из себя нейтральную улыбку. После того как она была вынуждена была проходит процедуру проверок на прогрессирование ее одержимости в компании страшного профессора практически три раза в неделю на продолжении уже двух месяцев, он ее уже не пугал как раньше. Хотя и раздражал безмерно.

— Эм… Я должна подойти в заклинательный зал? — попыталась она вернуть беседу в конструктивное русло.

— Да. Жду вас там через пять минут. И передайте своим дружкам, что сидеть у молодой девушки в такое время — верх неприличия.

Выполнив свой коронный разворот, он буквально в два шага исчез за поворотом.

— Чего он от тебя хотел? — недовольно пробурчал Рон, вытирая руки полотенцем. Его волосы были немного влажными и взлохмаченными, а лицо порозовело от холодной воды.

«Иногда есть польза от говорящего зеркала» — подумала Гермиона примерно догадываясь кто смог надоумить его еще и умыться.

— Профессор Снейп.

— А ему значит прилично вламываться в комнаты молодых девушек по ночам? — хохотнул Гарри, — впрочем, единственная девушка, которая обрадуется его визиту, так это Филч.

— Гарри! — ахнула Гермиона. — Какая гадость! И вообще, профессор Снейп прав — вам уже давно пора возвращаться. Отбой через десять минут.

Мальчики засобирались на выход.

— Ладно, не злись. — похлопал ее по плечу Рон. — Завтра расскажешь, что от тебя хотела это облезлая летучая мышь.

— Спокойной ночи, Рон! — немного более резко, чем хотела ответила Гермиона и вытолкала друзей в коридор, запирая дверь. — Гарри, увидимся за завтраком.

И побежала на очередное обследование.

Утром, сидя за завтраком, Гермиона вяло жевала тост с апельсиновым вареньем и наблюдала за ругающимся Роном, который костерил МакГонагалл не переставая на все лады. Как она и предполагала, профессор отказалась подписывать разрешение на посещение Хогсмида и Гарри вынужден был провести весь день в Хогвартсе, зная, что его друзья впервые идут гулять в магический городок. Гермиона с укором смотрела на Рона, но его красноречие от этого нисколько не страдало.

Гермиона проглотила сладкий кусок хлеба и сказала:

— Гарри, не расстраивайся. Я думаю, что это к лучшему. Согласись, Блэк — опасен.

— Не соглашусь, — буркнул мальчик, кроша свой тост в тарелку с недоеденной овсяной кашей. Он уже неделю постоянно слушал, как буквально весь Гриффиндор стоит на ушах и обсуждает что да как будут делать в Хогсмиде. А он вынужден будет сидеть с малявками. Гарри вздохнул.

— Да ладно тебе! — Рон хлопнул Гарри по плечу. — Сегодня же Хэллоуин! Праздник! Весело будет, а вечером в Большом зале еще и праздничный ужин.

— Да-да, — поддержала его Гермиона, пытаясь подбодрить друга, — я даже на пятом этаже чувствую как пахнет тыквой. Уверена, сегодня все будет очень вкусно.

— Угу. — мрачно кивнул Гарри: праздник праздником, но поход в Хогсмид не заменит ничто. Что-то ему подсказывало, что дядя Вернон никогда не подпишет эту несчастную бумажку.

Печаль Гарри привлекла внимание всего факультета — многие пытались утешить его или хоть как-то помочь. Дин, например, уже давно хвастался, что так ловко подделал свой аттестат за младшую школу, что даже его учительница не заметила подвоха.

— МакГонагалл уже в курсе, что Дурсль мне ничего не подписывал.

— А ты под мантией можешь, — шепнул на ухо Рон.

— Не вздумай! — прошипела в другое ухо Гермиона. — Дементоры прекрасно видят сквозь что угодно. Ты можешь попасть в крупные неприятности, если они на тебя нападут.

— Гарри, я понимаю, что мое мнение для тебя не является авторитетным, однако как твой друг и старший ученик, я позволю выразить свое мнение. — К ним привлеченный шумом подошел Перси.

Рон закатил глаза и изобразил неудержимую рвоту. Брат царственно проигнорировал его и продолжил:

— Хогсмид совсем крохотный — одна улица и та грязная. В «Зонко» можно убиться, а в кафе ничего особенного нет. Ну, может быть разве что в «Сладком королевстве». Но видит Мерлин, ты уже достаточно взрослый, чтобы не сходить с ума по сладостям как маленький.

— Шел бы ты Перси, — грубо буркнул Рон, — и без тебя тошно, так еще и ты своим занудством добиваешь.

— Рональд, я бы попросил тебя хоть иногда вспоминать о манерах.

— А я бы попросил тебя хоть иногда вынимать палку из задницы.

— Рон! — одновременно возмутились Гермиона и Перси.

— Я обязательно напишу матери о твоем поведении! — Перси развернулся и ушел к своим друзьям по курсу.

Гарри не выдержал и зафыркал от плохо сдерживаемого смеха. Гермиона фыркнула и встала, вытирая губы салфеткой.

— Хорошо, что тебе уже лучше. Мы принесем тебе много-много сладостей, — пообещала она. — Правда Рон?

— Конечно! Гермиона воз, а я — тележку. — Разухмылялся Рон.

— Это еще почему я воз? — удивилась Гермиона.

— Потому что у тебя денег больше, — легкомысленно ответил младший Уизли.

— Да ладно, не стоит утруждаться, — отмахнулся Гарри. После слов Перси о сладостях их как-то странно расхотелось. — Отдохните там и за меня!

Он проводил друзей в холл и с тоской наблюдал, как рыжая макушка Рона и кудряшки Гермионы прошли строгую сверку у Филча с его списком и в общем потоке вышли за ворота. День обещал быть тоскливым.

* * *

Хогсмид оказался удивительным местом, которое сейчас в конце осени утопало в ярко желтом, охряном и карминном. Налетающий порывистый ветер срывал листья и горстями швырял его в лицо. Гермиона с мечтательной улыбкой выудила из волос запутавшийся в кудряшках кленовый лист. Пока Рон что-то рассказывал про какого-то Виктора Крама, Гермиона рассматривала лист в своих руках. Лист был крепенький, с упругим жестким черенком. Края его уже побурели, стали ломкими и скрутились, сама лапа листа была пронзительно, яично-желтая, а в самом низу сохранилось темно-зеленое пятно. Разорвав лист на мелкие клочки, Гермиона поднесла его обрывки к носу и с упоением вдохнула горько-травный аромат осени, октября, почему-то корицы и запаха горящей бумаги. На душе было светло и хорошо. Солнышко пригревало затылок и казалось, что проблем нет и не будет. Что Дамблдор найдет способ вернуть магистра Кассия домой живым, а если и нет (на что она украдкой даже надеялась), то он останется в Хогвартсе. Гермиона была уверена, что уж он-то точно смог научить многому. К тому же ее ущемленное тщеславие горело и зудело от воспоминаний того, как маг отказал ей в обучении сославшись на ее недостаточную квалификацию. Это был вызов и Гермиона хотела его принять.

Гермиона провела чудесный день в компании Рона и еще нескольких ребят из Гриффиндора. Хогсмид и вправду оказался небольшим городком, торговая улица всего одна, домики — небольшие, но аккуратные. Первым делом Рон потащил ее в «Зонко», но Гермиона всегда относилась к таким вещам подозрительно и с определенной долей неудовольствия. Хотя она должна была признать, что сам по себе магазинчик производило впечатление веселого бедлама — что-то грохотало, что-то жужжало и тарахтело, поскрипывало и попискивало, вспыхивало, рассыпалось и позвякивало. А еще в магазинчике было не протолкнуться от желающих прикупить себе оружия для коридорных баталий.

«Ох и разозлиться же Филч, когда обнаружит все это в карманах. Впрочем, ему не привыкать».

Нагулявшись, они с Роном уселись за угловой столик в «Сладком королевстве» и отдали должное местным десертам. Что ж, Гермиона должна была признать, что слухи преуменьшали таланты местного кондитера. Рон, как всегда, разливался соловьем, рассказывая ей что-то про финт Вронского, а Гермиона кивала, улыбалась и крутила браслет, погруженная в свои мысли. Она потеряла нить беседы еще на этапе «нужно разогнать метлу фронтально и, наклонившись под углом из расчета рычага бедра, начать вращение, которое…». При всей своей привязанности к друзьям вообще и к Рону в частности, она была не уверена, что квиддич хоть когда-нибудь войдет в сферу ее интересов.

«Интересно, а что бы сказал магистр Кассий о Хогсмиде? Хотя, после Даларана он вряд ли произвел бы на него хоть какое-то впечатление».

— Рон, а не пора ли нам уже домой? — Гермиона посмотрела на как-то уж слишком быстро темневшие окна. — Я бы не хотела добираться до Хогвартса по темноте.

— Да ладно, куда ты торопишься? Ребята еще гуляют!

— Рон, пожалуйста, — Гермиона занервничала. — Я правда не хочу идти по темноте. Если ты хочешь, то оставайся, а я сама доберусь.

— Мерлин, как можно быть такой трусихой?

— Рон!

— Ладно, — недовольно проворчал парень и пошел расплатиться за чай, пока Гермиона торопливо наматывала на шею красно-золотой шарф.

Дорога обратно показалась Гермионе куда длиннее чем в сторону Хогсмида. Возможно, дело было в том, что темнело слишком быстро, а холод, который начал проникать под одежду становился уж слишком… подвальным. Не было в нем том звенящей чистоты осеннего вечера, лишь пронизывающая могильная боль.

— Рон, что-то не так. — Напряжено заозиралась Гермиона, — что-то не так.

Мальчик тоже занервничал явно чувствуя, что их настигает какая-то опасность.

— Давай вернемся в Хогсмид, — предложил он, вытаскивая палочку.

— Обратно идти столько же, сколько и до Хогвартса. Если это то, что я думаю, то может нам стоит попытаться добежать до Хогвартса до его защитных чар?

— А если они впереди? — Рона ощутимо потряхивало, но он старался держать себя в руках.

— А если они сзади? — резонно заметила Гермиона, с нарастающей паникой замечая клубы пара, которые начинали клубиться из ее рта. — Ты тренировал чары Патронуса?

— У меня не получается, — жалобно ответил Рон. — ты же сама знаешь, что раньше их изучали аж на шестом курсе!

— Ты это дементорам скажи, чтоб они подождали еще три годика, пока ты освоишься с Патронусом, — едко ответила Гермиона, ускоряя шаг, почти переходя на бег. — Вдруг, они окажутся воспитанными, войдут в твое положение и отложат ваше знакомство.

— Не смешно! — Рон передвинул сумку набитую сладостями за спину, чтобы удобнее было если что бежать.

— А что мне делать? Лечь и заплакать? — огрызнулась Гермиона, затравлено оглядываясь по сторонам. — Давай скорее, если нам повезет, то впереди будет кто-то из старшекурсников или, если очень повезет, профессоров.

Ребята уже бежали, когда внезапно Рон застыл как вкопанный. Гермиона, которая как раз оглядывалась назад пытаясь хоть что-то разглядеть, с размаху налетела на спину друга. Рон не удержался на ногах и они покатились по земле.

— Да что же это такое! — воскликнула девочка, поднимая глаза.

Их окружили. Холод накатил девятым валом. Он был похож на тот, что она испытывала взаимодействуя с магистром Кассием и одновременно не похож. Горло сперло болью и она услышала тонкий, приглушенный писк. Когда-то она гостила в загородном доме у троюродного дяди во Франции и, гуляя в лесу за домом дяди, она услышала щелчок и такой же писк. Он был тонкий, длился и длился на одной ноте, в нем смешивалось все — и боль, и обреченность, и бесконечная жажда жизни. Раздвинув кусты, она увидела, что это всего лишь кролик попал в капкан. Он был довольно крупный, серый и симпатичный, но его задняя лапа была раздроблена, осколки кости прорвали шкурку. Она помнила, как тогда зашумело в ушах, а поле зрения сузилось до крупных, ярко-ярко красных капель, что повисли на траве вокруг капкана. Гермиона помнила, как притащила кролика домой, как долго плакала и умоляла ему помочь. Помнила, что дядя обещал отвезти его в ветеринару и осторожно забрал у нее обессиленное от потери крови животное. А потом, вечером, когда все уже ели десерт, кто-то из гостей похвалил великолепный пирог с кроликом. С тех пор Гермиона больше не ела мяса.

С удивлением она поняла, что этот звук издавала она сама. Рон отчаянно пытался исполнить чары Патронуса, но с каждой неудачной попыткой он все больше терял уверенность в себе и проваливался в панику.

Дементоры были похожи на вырезанные в пространстве дыры, которые кто-то неуклюже попытался замаскировать вылинявшими тряпками. Их было немного, всего штук пять, но Гермиона абсолютно точно знала, что им бы хватило и одного. Трясущимися руками, она направила на Рона палочку и набросила на него согревающие чары, резонно думая, что как только ему станет хоть немного теплее, то он сможет лучше сконцентрироваться на чарах. У него, в отличие от самой Гермионы, получалось хоть что-то, а она не никак не могла выдавить из себя достаточно яркое светлое воспоминание.

— Экспекто Патронум! — голос Рона сорвался на фальцент, а с кончика палочки посыпалось всего несколько тусклых огоньков.

— Экспекто Патронум! — он пробовал еще и еще, но дементоры, с какой-то издевательской неторопливостью скользили вокруг насмерть перепуганных детей, не торопясь наброситься. В ушах Гермионы опять зазвенел тот самый истошный кроличьей крик и она уже не могла понять — она ли это кричит, или же это дементорый вытаскивают ужасные воспоминания из нее.

Самый крупный дементор, подплыл ближе, разогнав остальных особей поменьше и склонился над Роном. Парень несколько раз дернулся в жуткой хватки чудовища и начал заваливаться на бок. Гермиона закричала. И щелкнула пластиной браслета.

— Леди Гермиона? — голос магистра Кассия был сдержан, но удивлен.

— Спасите нас! — закричала она, пытаясь выдернуть из лап дементора друга, с ужасом чувствуя, как в ее волосы вцепилась покрытая струпьями рука. — Сделайте хоть что-нибудь!

— Тогда вы должны разрешить мне пользоваться вашим телом, леди Гермиона, чтобы я мог использовать ваше магическое ядро, — быстро ответил Кассий. — После этого изгнать меня может стать куда сложнее! Одумайтесь, леди!

— Если мы с Роном умрем, то уже будет все равно! Берите, что вам нужно! — девочку резким рывком отволокли от Рона и опрокинули на спину. На грудь ей наваливалась тяжесть. Запахло мокрой землей и дождевыми червями. Ужас переходил в оцепенение и апатию. — Спасите меня!

— Хорошо.

Под ложечкой будто открылась черная дыра и Гермиона закричала от чудовищной боли, в глазах потемнело.

* * *

На Той Стороне было туманно и тихо. Поле во всю цветущего аниса простиралось куда хватало глаз. Воздух был недвижим, однако травы клонились то в одну сторону, то в другую, рассыпая мелкие, похожие на пыль лепестки.

— Ой-ей, что ты тут делаешь один, совсем один, а? — прекрасная женщина подобрала юбку и уселась прямо на траву.

— Думаю, — сухо ответил Бвонсамди, раскуривая трубку.

— А о чем? — женщина склонила голову на плечо, рассыпая блестящие косы по тонким плечам. Вплетённые в волосы колокольчики и бусины мелодично звенели.

— Что за праздное любопытство, о Сострадательная?

— Ну, малышка Джига не только твоя, но и моя. Мне не понравилось твое решение. Может, договоримся?

— Что ж ты ее ко мне отправила за осквернение твоей благодати? — хмыкнул лоа могил, со скрежетом прикусывая костяной мундштук.

— Ну, я же Милосердная, а не Безжалостная. Мне не положено.

— Фу, какое чистоплюйство, — лоа выдохнул черный дым, от которого вокруг него травы тоже чернели и осыпались.

— Ну-ну, не сердись, мой реверс, — она протянула руку и лоа отдал ей свою трубку. Лакоу затянулась. — Так что, договоримся?

— Я ж не собираюсь ее трогать, в чем твой интерес?

— Мне он тоже нравится, — она пожала плечами, возвращая трубку. — Было смешно, когда он попал в Изумрудный сон.

— Лучше, заключим пари, моя прекрасная аверс.

— Пари? — женщина выдохнула белый дым. Черная земля вокруг них вздрогнула и зашевелилась, прорываемая стремительно прорастающими нарциссами и хризантемами. То, что они цветут в разные сезоны никого не смущало. На то это и Та Сторона — где все зыбко и изменчиво. — Почему не сделку?

— Ну, ты же не смертная, — хмыкнул лоа. — Так что?

— Озвучь, — качнула головой Лакоу. — А я подумаю.

Бвонсамди расчесал когтями спутанные волосы и рассказал, чего хочет. Лакоу рассмеялась.

— Так не честно, Бвана! Уж лучше сделку.

И она рассказала. Бвонсамди, крякнул и согласился.

Снейп вышел за ворота Хогвартса и недовольно скривился. Уже сколько лет он выполнял работу по поимке и возвращению сопливых идиотов, которые загуляли в Хогсмиде обратно, но каждый раз недоумевал, почему именно его заставляют этим заниматься. Да тот же Филч вполне мог выполнять рутинную работу загонщика неразумных детей. Поправив черный шарф, прикрывая горло от совсем уже холодного осеннего воздуха, мужчина скорым шагом направился в деревушку. В какой-то мере прогулка была бы и приятной — все же подземелья не могли похвастаться ни свежим воздухом, ни приятным его запахом, ни уж тем более воодушевляющим свободным пространством. Но все удовольствие от прогулки быстро скисало от одной только мысли о неизбежной встрече с толпой галдящих и ноющих идиотов.

Впрочем, даже такая мерзкая обязанность не могла лишить его маленького удовольствия. Свернув с дороги, Снейп небрежным движением палочки освободил свой путь в густых кустах и проскользнул на укромную полянку, полностью скрытую от посторонних взглядов. Там, под тенью молодого дуба стояла самолично любовно сколоченая еще два года назад скамья. Еловые доски, когда-то бело-желтые, сладко пахнущие смолой и свежим спилом, уже потемнели, покрылись кое-где зеленоватым налетом мхов, а ножки прочно вросли в землю. Впрочем, такой диковатой она ему нравилась даже немного больше. Воровато осмотревшись и напомнив себе что он все-таки взрослый самодостаточный мужчина, профессор, мастер Зелий и, вообще-то даже декан самого благородного факультета, Снейп осторожно извлек из небольшого тайника в корнях дерева жестяную коробку.

Усевшись на предварительно обработанную Эванеско скамью, Снейп стряхнул с крышки налипший мусор и, отряхнув с перчаток сор, поставил рядом с собой. Из внутреннего кармана утепленной плотной мантии он вытащил небольшой термос с убийственно крепко заваренным кофе. Наливая себе стаканчик, источающий ароматный пар черноты, он гипнотизировал коробку с уже снятыми защитными чарами. Наконец, сглатывая набегающую слюну, он открыл крышку, извлекая на слабый вечерний свет пачку хороших сигарет, уже опустевшую наполовину, коробок спичек и, поколебавший, плитку белого магловского шоколада, напичканного всем, чем только можно.

«Мерлин, если бы кто-то узнал, что я ем подобную гадость вприкуску с сигаретами, меня бы высмеяли все сверху до низу», — подумал он, зажимая сигарету бледными губами. Нахмурившись, он зачиркал все равно каким-то чудом отсыревшими спичками. Конечно, подкурить магией было бы куда проще, но упрощать ритуал и лишать себя удовольствия вдохнуть запах вспыхнувшего фосфора и серы было бы кощунством. Он глубоко затянулся, задерживая густой, ароматный дым в легких и неторопливо его выпуская, прикрывая глаза.

«Никуда щенки не денутся. Подождут как-нибудь полчасика».

Снейп курил первую за два месяца сигарету неторопливо, смакуя вкус табака и кофе, на зубах вяз приторный, ужасно неуместный, но абсолютно любимый вкус. Лицо его расслабилось, а дурные мысли отпускали, давая покой натруженной совести. Иногда он думал, что вся его жизнь последнее десятилетие висит на волоске — если бы не эти редчайшие минуты, когда он принадлежал только самому себе, то впору было бы лезть в петлю. И пошли все к Мордреду в то место, куда солнце никогда не заглядывает. Мир не рухнет, даже если паршивец двинет кони раньше «Великого Предназначения».

Внезапно, он почувствовал, как слишком резко потемнело и похолодало, уши заложило до боли и тошноты, будто он тонул в бездне Челенджера, а на руках появилась такая знакомая тяжесть мертвого тела. Снейп вскочил, роняя стаканчик с недопитым кофе и не обращая внимания на то, что горячая жидкость плеснула ему на колени, обжигая. Понимая, что задерживаться в кустах просто опасно даже для него, он поспешил на дорогу, на ходу готовя чары Патронуса, но не исполняя их, пока не будет уверен. Ему показалось, что мимо него скользнуло сразу несколько черных теней, но ни одна им не заинтересовалась.

«Странно, дементоры никогда не могли устоять от искушения наброситься на одинокого мага. Чтоб там не лепетало Министерство о том, что якобы их контролирует, все это бред.»

Выскочив на дорогу, он увидел, как несколько черных тряпок несет по дороге впереди него, будто штормовым ветром. То, с какой прытью они куда-то стремились, говорило только о том, что они почуяли добычу и сорвались на нее как одуревшие от крови пираньи.

«Неужели этот вечер будет достаточно хорошим для того, чтобы порадовать меня зацелованным на смерть Блэком?» — подумал Снейп, ускоряя шаг, но пока не торопясь догонять дементоров. Если бы не день посещения Хогсмида, а значит и вероятность того, что на дороге с дементорами могут пересечься целые оравы детей, то Снейп, скорее всего просто развернулся и пошел в обратную сторону. Новости можно было бы узнать и из утренней газеты. Но, его обязанность была собрать и сопроводить в Хогвартс загулявших детей, а значит нравится ему это или нет, но придется идти вперед.

Когда Снейп услышал отдалённые крики, и голоса определенно принадлежали не взрослому мужчине, он мгновенно сорвался на бег, сходу призывая телесного Патронуса и посылая его вперед себя. Как жаль, что эти чары нельзя продублировать и разослать сообщения всем преподавателям. Впрочем, его сил должно хватить на то, чтобы отогнать несколько чудовищ. Если успеет.

По щекам и шее потекли горячие потоки стыда и ужаса. Допустив на мгновение мысль о том, что дементоры могли выйти на след Блэка, он замешкался и тем самым подверг опасности детей. Сцепив зубы, он поднажал, выдавливая из своего не приспособленного к беготне тела все, на что оно только могло быть способно. Дыхание со свистом вырывалось из обожжённого холодом горла, так что Снейп не мог понять кричат там или уже нет.

«Как они могли забраться так далеко?!»

На полном ходу выскочив за поворот дороги, он, резко затормозив, увидев распростертого на мерзлой дороге ребенка. Над ним склонилась подозрительно знакомая девчонка и…

«Мерлин, что она творит?!»

— Мисс Грейнджер, потрудитесь объясни…

Девочка подняла голову, не отрываясь от ритмичного воздействия на бледного до синевы малолетнего Уизли. Ее левый глаз пылал бледно голубым светом, источая дымку ледяной силы, что оседала инеем на ресницах и брови. Волосы на виске уже смерзлись и повисли сосульками, открывая ее лицо с незнакомым жестким, резким выражением лица.

Прежде чем успел сообразить что делает, маг мгновенно запустил в обсессиоре оглушающим. Красная вспышка, которая могла бы снести и слона, лишь бессильно разбилась об внезапно проступивший из ниоткуда ледяной купол. Снейп было дернулся в сторону, но неожиданно обнаружил свои ноги закованными в ледяную глыбу по самые колени. Одержимая поджала губы и вновь склонилась над мальчишкой, запрокидывая голову и… выполняя искусственное дыхание?! Опять вернувшись к непрямому массажу сердца, она наконец заговорила, быстро, с непривычным акцентом и с шипящими окончаниями.

— Магистр Северус, на детей напали дементоры. Леди Гермиона попросила помощи. Не имел права отказать. Пожалуйста, помогите, молодой лорд Рональд может погибнуть, — небрежным движением руки оно развеяло как сковывающий ноги Снейпа лед, так и свой щит.

— Что произошло? — Северус опустил палочку и быстро опустился рядом с мальчиком совершенно на автомате сбрасывая диагностические чары. Так и есть, поцелуй дементора. Это конец.

«Вот дерьмо».

— Боюсь, уже ничем…

— Я могу помочь, магистр. Если не терять время, — обсессиоре поднял на него жуткое лицо. — У вас есть чары для поддержания жизни? Боюсь, я исчерпал почти все возможности тела леди Гермионы, а то что осталось понадобиться для другого. И я устал дышать за ребенка — у этого тела вопиюще неразвитые легкие.

— Да, да…

Северус окутал холодеющее тело мальчика чарами, что должны были погрузить его в стазис, хотя смысла в этом он особого не видел. Другое заклинание из арсенала колдомедиков наполняло воздухом легкие ребенка. Впрочем, безумная надежда на то, что это… существо, действительно может помочь.

— Магистр Северус, вы можете отправить сообщение верховному чародею Альбусу, магистру Поппи и лорду Аргусу? Если они немедленно сюда доберутся, то еще есть шанс помочь молодому лорду, — обсессиоре что-то активно чертил волшебной палочкой прямо по мерзлой земле используя ее как обычную деревяшку.

— А Филч вам зачем? — спросил Снейп, уже отправивший Патронуса к Альбусу с сообщением.

— Увидите, — сухо ответил монстр в теле девочки. — Переносить ребенка пока нельзя — у меня не будет времени построить ритуал на новом месте. Будем работать с тем, что есть.

— Я могу помочь? — спросил Снейп, держа ледяную руку мальчика и нащупывая едва уловимый пульс, слишком медленный, но все еще существующий.

— Поможете. Я объясню, что вам делать, когда все соберутся.

В ослепительной вспышке огня, рядом с Северусом появился Дамблдор с перепуганной Помфри и сжавшимся, ничего не понимающим Филчем. Палочку директор сжимал до побелевших костяшек и хоть и не наставлял открыто на пришельца, но держал руку в стартовой позиции из которой как знал Снейп можно было использовать до пары дюжин атакующих заклинаний. Из тех, что знал он сам, разумеется.

— Северус, что происходит?

Феникс с жалобным криком опустился на грудь мальчика и заплакал. Одержимая, которая закончила торопливо вписывать какие-то знаки в сложную систему колец, махнула рукой, приглашая прибывших присоединиться в круге. Помфри, колдовавшая над Уизли, не могла сдержать горе и отчаянье на своем лице по мере того, как понимала всю тяжесть произошедшего.

— Дементоры напали на детей, верховный маг Альбус. Мальчика еще можно спасти, так что пока рано лить слезы, — существо, которое натянуло Грейнджер как перчатку, двигалось быстро и выверено, скупо жестикулируя, больше напоминая жуткий, отлаженный механизм.

— Альбус, мальчик… его поцеловали, — женщина едва сдерживала слезы.

— Магистр Поппи! — одернул ее пришелец, усаживаясь на землю с левой стороны Уизли и кладя руки на грудь ребенка и выжигая какие-то знаки прямо поверх его рубашки. — Вы врач и не имеете права на панику, когда вашего пациента еще можно спасти. Коллеги, что мне сделать, чтобы заставить вас приняться за работу?! Время уходит!

Дамблдор колебался несколько секунд, мучительно раздумывая и взвешивая последствия своего решения. Ледяной глаз смотрел на него спокойно и твердо ожидая решения. Наконец он кивнул.

— Что нам делать?

— Кто из вас владеет магией душ?

— Магии душ не бывает, — автоматически ответил Снейп.

— Ясно. Я сейчас наложу на каждого заклинания духовного зрения. Это, конечно, весьма грубый инструмент, но для вас, не обладающих навыками в магии душ, уж лучше, чем ничего — сможете хоть что-то видеть. Для этого мне нужно будет воспользоваться вашим резервом, потому что тело леди Гермионы почти на пределе. Верховный чародей Альбус…

— Просто по имени, пожалуйста.

Обсессиоре кивнул.

— Могу я воспользоваться вашим магическим ядром?

— Разумеется.

— Хорошо. Коллеги, займите места. Магистр Поппи, ваша задача будет следить за витальными функциями физической оболочки и стараться поддерживать показатели максимально приближенными к нормальным. Садитесь в головах, пожалуйста, в это кольцо.

Колдомедик кивнула, вытирая слезы и с жестким, собранным выражением лица направилась куда просили.

— Лорд Аргус, ваше место напротив меня. Вашей задачей, как мага-миниатюриста будет сшивать духовные оболочки мальчика.

— Но… — старый завхоз попятился, дрожащими руками стирая обильный пот со лба. Кровь отлила от его лица, превращая его в желтую восковую маску, — я всего лишь жалкий старый сквиб!

— Лорд Аргус, сейчас нет времени на уговоры и объяснения. Я знаю, что вы в состоянии выполнить поставленную задачу. Вам этого должно быть достаточно. Я все покажу и помогу. Объяснять буду потом.

Снейп подтолкнул перепуганного завхоза к мальчику и тот буквально рухнул на землю, трясясь и подергиваясь.

Пришелец же без всякого мандража уже повернулся к Снейпу.

— Магистр Северус, вы можете поставить хоть какой-нибудь барьер, чтобы посторонние нам не помешали?

— Я уже установил охранные чары, — сказал Дамблдор.

— О! — девочка склонила голову, прикрывая веки и будто куда-то всматриваясь, — я даже не заметил. Прекрасная работа, Альбус. Пожалуйста, садитесь за моей спиной и положите руки на мои плечи. Когда почувствуете вторжение, пустите меня. Я возьму ваши силы, иначе мне не вытянуть ритуал.

Директор быстро выполнил указания Кассия и устроился удобнее, предварительно накинув на всех, включая мальчика согревающие и смягчающие чары, чтобы всем было хоть немного удобнее. Положив руки на узкие девичьи плечи, он почти сразу почувствовал деловое вторжение с мимолетной паузой. Будто кто-то постучал, обозначая свои присутствие и сразу вошел не дожидаясь разрешения. Под ложечкой неприятно потянуло холодом.

— Магистр Северус, у вас есть что-то успокоительное для лорда Аргуса?

Зельевар кивнул, выуживая из потайного кармана нужный пузырек. Годы патрулирования в школе набитой полоумными подростками приучили его быть готовым практически ко всему включая конец света. Лично откупорив склянку, он буквально втолкнул ее в руки перепуганного завхоза. Все ждали пока тот трясущимися руками поднес флакон ко рту и, стуча зубами об край, выпил в два больших глотка содержимое. Проследив за дергающимся кадыком, Кассий перевел взгляд на Снейпа.

— Далее, вашей задачей будет роль магического источника для лорда Аргуса. Садитесь за его спиной и кладите руки на плечи как это сделал Альбус. Я вас подключу. А теперь чары духовного зрения. Накладываю на всех разом. Рекомендую зажмуриться, они по началу дезориентируют.

Дамблдор почувствовал как магия потоком покидает его. Заклинание, разделенное на четверых оказалось довольно энергоемким. Голову будто сунули в ведро со льдом, потом это же ведро надели на нее и изо всех сил начали колотить железными колотушками. Мадам Помфри застонала.

— Потерпите, сейчас пройдет, — спокойно сказал Кассий. — Открывайте глаза.

Альбус осторожно открыл глаза и первым делом его взгляд уперся в кудрявый затылок с запутавшимися в волосах листьями, ветками и мелким сором, будто девочка подметала головой всю дорогу до Хогсмида. А потом, будто акварель сквозь лист стали проступать смутные образы — гигантская хризантема или какой-то похожий на нее цветок парил будто-бы одновременно в этом мире и где-то еще. Цветок источал золотой свет, мягкий, теплый. Часть лепестков, почти половина, оказались не живыми, а будто выточенными из голубого льда, хотя смотрелись органично вплетёнными в чашечку цветка. Образ множился и расплывался, будто образ цветка наложили на самого себя бессчётное количество раз. он посмотрел на мальчика, что бледный, неподвижный, едва дышащий лежал на земле — вокруг него проступал образ тоже какого-то цветка или растения — много слоев и лепестков, напоминающее артишок. Вот только если душа Гермионы была, не смотря на вторжение, цельной и яркой, то даже не обладая знаниями в до сих пор считавшейся невозможной магией душ, Альбус интуитивно понял, что дела плохи. Многие слои были будто ободраны, свисая окромсанными лохмотьями, центр цветка наливался нестерпимым сиянием, затухая на периферии.

— Судя по тому, что я успел увидеть, дементоры нападают на душу человека, питаясь верхними оболочками души, которые заключают разум и личность. Я никогда прежде не видел существ, которые целенаправленно ели определенные фракции души, но духовные ранения в Азероте — весьма распространенная проблема. Не буду пока вдаваться в подробности, — Кассий что-то сосредоточенно колдовал над Филчем, пока тот осоловело хлопал глазами, переваривая успокоительное зелье. По тому, как внезапно дернулся и сморщился Снейп Дамблдор понял, что с ним провели ту же процедуру, что и с ним.

— Что вы собираетесь делать? — спросил Снейп. — И зачем, Мерлина ради, вам понадобился сквиб.

— В моем мире много разновидностей магических дисциплин и одна из самых престижных и востребованных — это магическая хирургия, духовное целительство и маги-миниатюристы. Маг такого типа в силу особенностей пропускной системы души не может использовать никаких энергоемких заклинаний, однако при должном обучении становится способен к плетению магических потоков запредельной тонкости и миниатюрности. Как удачно, что лорд Аргус именно такой маг.

— Я просто сквиб! — опять растеряно забормотал Филч, хоть после того, как его очередной раз назвали целым лордом, расправил плечи.

— В моем мире вы были бы после обучения скорее всего или артефактором или духовным хирургом, — Кассий ободряюще улыбнулся Филчу. — А теперь, коллеги, пора приступать. Лорд Аргус, вы сейчас должны сосредоточиться на душе мальчика, попытаться отрешиться от окружающего мира и расслабиться. Я вас подтяну за собой и объясню что делать дальше.

Филч кивнул, взгляд его потускнел, устремленный куда-то в пустоту. Кассий в теле девочки дернулся и обмяк, свешивая голову на грудь, прикрывая глаза. Операция началась. Маги замерли в ожидании.

* * *

Аргус Филч давно смирился со своей судьбой и перестал пытаться что-то кому-то доказать. То, что он завис между двумя мирами, не имея возможности окончательно угнездиться ни в одном из них когда-то сводило его с ума. Он принадлежал к древнему и чистокровному роду, и каждый раз, думая о том какое было бы выражение на этих всех самодовольных рожах, узнай к кому из священных двадцати восьми, Филч горько усмехался. О чем сейчас говорить, если согласно традиции, как только подтвердилось то, что он сквиб, его тут же отторгнули из семьи, лишив фамилии и выставив вон. Хорошо, что хоть пожалели смягченные новомодными гуманистическими идеями и выделили микроскопическое содержание и присмотр, пока не подрастет. И наложили Нерушимый Обет — Аргус не мог ни при каких обстоятельствах, никому и никогда раскрывать тайну своего происхождения. Впрочем, прошедшая война здорово проредила ряды его семейки, о чем сам Аргус ничуть не жалел — они сами сделали все, чтобы поскорее перевернуть позорную страницу своей истории.

Жизнь впроголодь, пренебрежение, насмешки и презрение первые несколько лет было вынести особенно тяжело, после того как до этого с него сдували пылинки и баловали, окружая любовью и заботой. Долгие годы скитаний и мытарств окончательно доломали его волю, хотя иногда он пытался встряхнуться, взять себя в руки и все же доказать, что он маг. Нечто большее, чем просто затюканный уборщик, чья роль в Хогвартсе до конца не ясна даже ему самому. Впрочем, решиться завести семью, пусть и с магглой, он не смог. Если он даст жизнь еще одному сквибу, то никогда не простит себя за сломанную жизнь собственного ребенка. Уж лучше так, бобылем отойти на тот свет.

Филч никогда не забывал того, что его пребывание в Хогвартсе — лишь милосердие к несчастному сквибу и терпят его только из-за того, что им можно было пугать нерадивых недоносков. О да, каждый раз когда он видел эти сияющие радостью и беззаботностью детские мордашки он мечтал стереть их в порошок. Ни один из этих маленьких уродцев никогда не забывал поиздеваться или позлословить над несчастным завхозом. Да, он отдавал себе отчет, что завидует им, преисполненным магии и блестящих возможностей, бесится от того, что они прогуливают, дурачатся, делают все, чтобы помешать учителям вдолбить в свои головы бесценные знания. Ох, да появись у него хоть микроскопический шанс обучиться хоть чему-либо, он бы выгрызал его зубами, выдирал ногтями у судьбы. Но нет. Филч годами наблюдал как мечут бисер перед неблагодарными свиньями. И этого доводило его до неистовства куда больше, чем бесконечные насмешки и потоки презрения в его адрес.

Филч с оханьем разогнулся. Спина от долгой работы простреливала болью, хрустела и стонала. Зато он наконец-то закончил оттирать залитый отвратительно розовой, практически не смываемой краской статую одноглазой ведьмы.

— Когда же уже уничтожат это мордредово отродье? — злобно прошипел Филч, с тоской вспоминая сколько раз просил изгнать ненавистного Пивза. Но руководство почему-то считало, что проклятущий полтергейст нужен чтобы держать детишек в тонусе. Но больше всех в тонусе он держал почему-то именно Филча.

— Аргус! Вы мне нужны! — Громовой голос Дамблдора заставил Филча споткнуться об ведро. Грязно-розовая вода растеклась по полу и тут же промочила старику ноги. Не успел он выругаться, как его подхватили когти феникса и дернуло. В глазах полыхнуло и дезориентированный старик чуть не упал на дорогу. Проморгавшись, он с удивлением обнаружил себя на полпути в Хогсмид. На земле валялся малолетний шалопай Уизли, а над ним хлопотала девчонка Грейнджер. Он прищурился и попятился, заметив, насколько движения ребенка противоестественны, а пылающий синевой глаз пугал до мокрых портков. Над телом судя по всему еще живого мальчика столпились и профессор Снейп, и директор Дамблдор, и мадам Помфри.

— Дементоры напали на детей, верховный маг Альбус. Мальчика еще можно спасти, так что пока рано лить слезы.

Филч в ужасе заозирался, прячась за спину директора. Сквиб был бы для дементора легкой и приятной закуской — достаточно маг, чтобы быть вкусным и очень даже человек, чтобы не быть в состоянии дать хоть какой-то отпор.

Из разговора Филч понял, что мальчишку поцеловал дементор. Он сглотнул. Конечно, его страшно бесило все рыжее семейство, кроме благоразумного Перси, но в конце-концов он не был сумасшедшим психом, чтобы желать детям такой судьбы. Да Мерлина ради! Никто не заслуживает поцелуя дементора. Но странно ведущая себя Грейнджер ее одернула и начала быстро отдавать команды. И ее слушались! Неужели старый сквиб окончательно выжил из ума. Или это уже не Грейнджер?

Внезапно, это жуткое существо в упор уставилось на Филча и с деловитым тоном, не допускающим никаких пререканий заявило:

— Лорд Аргус, ваше место напротив меня. Вашей задачей, как мага-миниатюриста будет сшивать духовные оболочки мальчика.

— Но…

Первой мыслью растерянного завхоза было: «Откуда она знает, что я лорд?!». Второй — «какой я, к Мордреду, маг?!». А третья — «Это что, утонченное издевательство?!». Он пятился и потел от ужаса, что а вдруг все это окажется не шуткой и его сейчас заставят пытаться спасти поцелованного дементором мальчишку

— Лорд Аргус, сейчас нет времени на уговоры и объяснения. Я знаю, что вы в состоянии выполнить задачу. Вам этого должно быть достаточно. Я все покажу и помогу. Объяснять буду потом.

Спина старика наткнулась на препятствие и он почувствовал как Снейп довольно грубо подтолкнул его вперёд к мальчику. Споткнувшись, он упал, больно ударившись коленями и пытаясь поймать взгляд Дамблдора, чтобы тот прекратил все это безумие, но тот не сводил глаз со странно ведущей себя Грейнджер. Он пропустил тот момент как ему в губы больно уперся твердый край флакона и непроизвольно проглотил зелье. Едкий вкус трав стянул глотку тошнотой. Настой ухнул в желудок. Мысли почти сразу будто ватой обернули.

— А теперь чары духовного зрения. Накладываю на всех разом. Рекомендую зажмуриться, они по началу дезориентируют.

Больно не было, только как-то холодно, но тело наполнило чувство, будто сквозь него протянулась эластичная, теплая, безумно сладостная река… чего-то. Хотелось погрузить в нее руки, лицо, самого себя. И никогда не выбираться на берег.

«Неужели именно так чувствуется поток магической энергии? Девчонка говорила, что подключит меня к профессору Снейпу. Мерлин, за одно это я по гроб ей обязан». Он чувствовал как заслезились глаза. Проморгавшись, он увидел удивительной красоты кристалл льда, полный острых смертельно опасных лезвий и шпилей, что прятался в серединке золотой хризантемы, окутывающей его мягкими, нежными лепестками. Это было удивительно четкое и завораживающее зрелище. А потом его куда-то дернуло и потащило.

Филч покачнулся, оглядываясь по сторонам — каменный зал с потолком из синего льда, прохладно и туманно. Ушибленные колени и натруженная спина тут не болели. Из тумана вышел какой-то маг в странных одеждах. Прищурившись, Филч разглядел гигантские уши, лицо с угловатыми чертами и странную одежду. На руках он нес девчонку Грейнджер, которая то ли спала, то ли была без сознания.

— Прошу за мной, лорд Аргус. Хоть время тут идет иначе, но мы все равно в нем ограничены.

— Кто… вы? — он засеменил за статной высокой фигурой.

— Меня зовут магистр Кассий Ледяная Звезда. Большего без разрешения верховного мага Альбуса я не могу сказать.

Зал сменился на другой — больше похожий на уютную кухню в загородном доме. Пахло выпечкой и почему-то мужскими носками. Прямо из стола рос огромный артишок — вялый, ободранный и побуревший. Внешние листья были оборванны, измяты и изломаны, медленно истекая каким-то чудовищным темно-зеленым соком. Серединка же светилась ярко и как-то болезненно.

— Я всего лишь сквиб! — опять жалобно сказал завхоз пряча руки за спину.

Кассий уложил девочку на одну из мягких лавок, что стояли вдоль стен и подошел к столу.

— Вы — удивительной редкости маг, способный на плетение арканы запредельной точности и тонкости. Да, не обученный. Да, с запущенным ядром и отвратительно искаженными рабочими энергооболочками. Но вы как рыба, которая никогда не плавала. А это место, — он обвел кухню широким жестом, — ваша вода. Сейчас не нужны ваши знания — я буду руководить каждым вашим действием, а вы сделаете то, что я в силу своей травмы сейчас не могу. Время идет, лорд Аргус. Мальчик умирает.

Филч моргнул. Он — маг? С уникальным даром? Это… тот шанс о котором он молил всю свою жизнь?

Он сжал зубы, прокусывая губу и не чувствуя, как кровь потекла по подбородку. Подняв на мага налитые кровью глаза, под нависшими желтыми веками он сделал шаг к столу.

— Что нужно делать?

* * *

С тихим вздохом, Филч завалился назад, наваливаясь на придержавшего его за плечи Снейпа. Следом за ним, точно так же покачнулся и Кассий.

— Мальчик… он… спит! — Радостно вскрикнула мадам Помфри, накладывая диагностические заклинания в третий раз, чтобы исключить малейшую ошибку. Дамблдор и Снейп с облегчением выдохнули.

Обсессиоре открыл заметно потускневшие глаза и поднял трясущиеся руки, вытирая холодный пот с лица и убирая со лба примерзшие пряди волос.

— Лорду Аргусу требуется хороший отдых, не меньше недели и обильное питание. Он был великолепен. Удивительный талант.

— Что с мисс Грейнджер? Где она? — тут же спросил Дамблдлор, чувствуя как обрывается пуповина магии, что связывала его с магом.

— Леди Гермиона в глубоком обмороке, но все будет хорошо. Когда на них напали, она получила некоторый урон прежде чем решилась позвать меня. Да и ее тело в текущем времени абсолютно не в состоянии работать с арканой. Поэтому, если я правильно оцениваю симптомы, то у тела сейчас предельное магическое истощение. Вашему целителю виднее, но мне кажется, что ничего непоправимого.

— Как вы вообще еще разговариваете? — шокировано спросила мадам Помфри, закончившая изучать состояние тела Гермионы. — Вы должны лежать при смерти с таким-то истощением!

— Ох, простите что разочаровываю вас, — усмехнулся маг. — Но в моем мире маг ложится на землю только мертвым.

— У вас не самый дружелюбный мир, — тихо сказал Дамблдор.

— Ох, нет, но весьма воинственный, это точно, — маг в теле девочке встал и подошел к Филчу. Приподнял веко, посмотрел в оба глаза, зачем-то открыл ему рот, нажал в нескольких местах на груди и животе. Снейп уже был на ногах, поднимая на руки мальчика, а Помфри наложила Мобиликорпус на потерявшего сознание Филча.

— Я сейчас выключу артефакт и леди Гермиона упадет. Пожалуйста, не дайте ей ушибиться.

— Магистр Кассий, я думаю нам пора серьезно поговорить, — серьезно сказал директор, рассматривая странное существо напротив него. Феникс сел к нему на плечо и тоже рассматривал девочку, только скорее с любопытством, чем с опаской.

— Разумеется. Но сейчас нужно позаботиться о детях. И отдать должное героизму лорда Аргуса, я думаю, — Кассий поднял рукав и демонстративно щелкнул пластиной браслета.

Дамблдор кивнул и поймал оседающую на землю девочку.

---

Примечания:

Надеюсь, вам понравился "вот это поворот" в лице Филча

Больничное крыло Хогвартса хоть и пустовало большую часть времени, но было способно в случае чего вместить на своих койках если не половину учеников, то четверть — точно. Сейчас же, просторный зал был практически пустым. Койки, как бравые солдаты стояли аккуратными, идеально выверенными шеренгами, белые ширмы пока что убраны, а большая часть светильников оставались холодными и темными, из-за чего огромное помещение было по большей части погружено в осеннюю тьму. Все здесь было на своем месте, четко выверено и подготовлено ко всему — от легкой простуды до подростковой истерики, от сломанных ног до отравления зельями. Прохладный запах нес на себе удивительный отпечаток больницы — пахло карболкой и йодом, хотя ни того, ни другого от сотворения Хогвартса тут не было никогда, пахло травяными настоями, бинтами и стерильностью, хотя опять-таки никогда тут никаких антисептиков не знали. Будто сам дух больничного места зарождался там, где бывали болезни и приносил свою неповторимую атмосферу, порождая мгновенно узнаваемую ауру. А еще тут пахло тыквами — запеченными, засахаренными, присыпанными корицей и мускатным орехом, перетолченными в кашу, тушеными с мясом и пряностями. Все же за окнами был Хэллоуин. И те немногие, которые присутствовали сейчас в этом просторном зале, с куда большей радостью наслаждались бы веселым праздником за щедро накрытым столом в окружении друзей, родных да даже коллег.

Сейчас в больничном крыле было занято три койки, наглухо отгорожены друг от друга белыми ширмами, на которые для надежности были наложены еще и защитные чары — после произошедшего мера не казалась чрезмерной. В самом углу под горой одеял спал старый завхоз. Лицо, обыкновенно свернутое в гримасу отвращения и застарелой злобы, разгладилось запредельной, почти что смертельной усталостью. Ров между бровями превратился в канавку, распадки, что лежали от крючковатого носа к сухим потрескавшимся губам, стали всего лишь траншеями. Лишь глубокая сетка морщин, что переплеталась с тяжелыми мешками под глазами никуда не делась. Лицо было желтовато-серым, пугающе неподвижным, с запавшими ноздрями и впавшими щеками, на которых уже вовсю пробивалась вечерняя седая щетина. Он больше напоминал мертвеца своей восковой, жуткой неподвижностью, однако грудь его едва-едва вздымалась. Живой все-таки.

Филч спал впервые за десятки лет глубоко и спокойно, не опасаясь, что на голову ему поганый Пивз сбросит какую-то пакость, не тревожась, что какие-то паршивцы валандаются ночью по замку, не страдая от подступающей старости, что грызла ему пальцы, вылизывала колени и с упоением высасывала мозг из хребта. Он спал. И видел что-то туманно-спокойное, полное кристаллов льда, каких-то странных цветов, что росли из стен, котлов для зелий, чашек и окон. Ему снилось, что он не старый завхоз, а узкая серебристая рыбка, гибкая, ловкая и юркая, закованная в стальные чешуйки. И вот он вьется вокруг всех этих цветов и аккуратно подрезает их маленькими ножничками, что как-то держит в плавниках, подшивает аккуратными стежками миниатюрными иголками да поливает из леечки чем-то густо-прозрачным. Если бы кто-то оказался рядом, то с удивлением увидел слабое подергивание губ, пытающихся сложиться в первую улыбку. Оставим его. Пускай спит.

Через три койки от него стоит еще одна занятая кровать, так же надежно огороженная ширмами и охранными чарами. Там, в таком же ворохе одеял и теплыми грелками свернулась клубком девочка-подросток. Она бледна — тонкая нежная кожа на еще сохранивших детскую округлость щеках казалась полупрозрачной и синеватой из-за просвечивающихся кровеносных сосудов. Яркая россыпь веснушек на курносом носе казалась кем-то пролитым солнечным светом. Волосы, чтобы не мешались, кто-то собрал большим пухлым узлом на затылке и теперь они как причудливое животное расползлись по белой накрахмаленной наволочке. Под боком девочки свернулся кот и громко мурчал, грея своим телом хозяйку. Иногда он открывал яркие голубые глаза и внимательно всматривался в лицо девочки, топорща усы и навострив уши. Смотрел долго, пристально, высматривая одно ему известное. Потом ронял голову на лапы и опять громогласно мурчал. Ему не было тревожно, только нетерпеливо. Впрочем, Мистер Бигглсуорт прекрасно умел держать себя в лапах и никто бы не смог заподозрить его в суете.

Гермиона спала крепко, спокойно, погруженная куда-то в глубину снов. Ей снилось что-то туманно-прохладное, напоенное запахами трав и цветов. Она гуляла по этому полю с тут и там разбросанными кустами и пыталась поймать кролика. Она все время видела его куцый хвост, мелькающий буквально у нее под ногами. Гермиона не знала зачем ей сдался этот несчастный кролик, но с упорством пыталась его догнать. Осмотревшись, она опустилась на колени и стала раздвигать руками заросли вереска рядом с очередным кустом. Так есть, трава была примята, будто тут только что пробежал небольшой зверек. Она поползла на коленях, приподнимая ветки и путаясь в подоле, и оказалась под кустом. Ветки были тонкими, гибкими, без листьев, зато усыпаны сотнями крохотных белых цветочков похожих на звездочки. Впрочем, ей было не до красоты лепестков — она слишком сосредоточенно тянулась к комку серого меха, который сидел буквально руку протяни. Гермиона ухватила мягкие заячьи ушки и, прижав добычу к груди, вылезла из-под куста. Кролик, такой мягкий и приятный, смотрел на нее затянутыми белой пленкой мертвыми глазами, что с каждым мгновением наливались ярким голубым светом. Шея у него была свернута под странным углом, а из задней лапки торчали осколки кости. На маленьком треугольном носике запеклась кровь. Бока кролика ходили ходуном, отчего становились заметны тонкие рейки ребер, что мелькали в прорехах лоскутами свисавшей шкурке. Гермиона прижала его к себе крепче, убаюкивая и поглаживая серую спинку. Странные у нее сны.

На третьей койке лежал подросток. Так же как и Аргус с Гермионой, он был укутан до самых ушей теплыми одеялами да так плотно, что только рыжая макушка торчала на виду. В отличие от завхоза и подруги, Рон дышал тяжело и медленно, с трудом втягивая воздух. Лицо его заострилось усталостью, под глазами залегли темные тени. Ему ничего не снилось. Вокруг него хлопотала мадам Помфри. Женщина то накладывала какие-то чары, то осторожно вливала зелья, то снова и снова проверяла одной ей понятные показатели. Рядом на стуле сидела почти полностью раздавленная горем женщина, а вокруг, как грустные рыжие голуби толпились ее дети. Джинни, на правах самой младшей, забилась ей под руку и прижалась, всхлипывая, к материнскому боку. Мистер Уизли вместе с Дамблдором сейчас были в Министерстве и отчаянно добивались объяснений от Фаджа по вопиющему происшествию.

— Молли, дорогая, Мерлином клянусь, самое страшное уже осталось позади, — тихо сказала Помфри, предлагая Молли флакон с Укрепляющим.

— Моего ребенка чуть не поцеловал дементор и просто чудо, как он остался жив! — охрипшим от рыданий голосом ответила Молли, поднимая лицо. Остатки былой красоты все еще были видны, но почти растворились под тяжестью не самой простой жизни, полной сложностей и забот.

— Северус успел отогнать тварей и позвал Альбуса на помощь, — Поппи слегка запнулась, ведь ей было запрещено рассказывать полную версию событий. — Поверь мне как колдомедику, мы успели вовремя и твой мальчик будет в полном порядке.

— Клянешься?

— Конечно, — Поппи сжала натруженые руки миссис Уизли в своих, пытаясь ее ободрить. — Я, конечно, продержу его тут не меньше недели, но как бы он сейчас тебя не пугал внешним видом — все точно будет в порядке. Обещаю. А теперь забирай свое семейство и иди поужинай. Понимаю, что аппетита у вас нет, но тебе и твоим детям точно нужны силы. В Большом Зале вам уже накрыли. Иди, Молли, я пригляжу за твоим мальчиком.

Молли закусила дрожащую губу, сдерживая слезы. Фред с Джорджем подхватили ее под руки и подняли со стула, а Перси приобнял Джинни.

— Идем ма, — сказал Джордж.

— Рон будет в порядке, — продолжил Фред.

— Ведь он…

— Нам еще должен…

— Испытание тягучей канареечной

— Пасты.

— Мальчики! Я же вам запретила заниматься этой дрянью! — Молли приосанилась, голос ее начал обретать былую властность.

— Умираем от голода, мам.

Близнецы потянули ее к выходу из Больничного Крыла. Перси задержался.

— Мадам Помфри, я ужасно переживаю за брата. Очень вас прошу, если вдруг понадобиться какая-то помощь, или еще что — обязательно меня зовите.

— Я сама справлюсь, — отмахнулась Помфри, собирая на поднос опустевшие флакончики. — Надеюсь, моя компетенция не вызывает у тебя никаких сомнений.

— Что вы, мадам Помфри.

— Иди. И присмотри там за всеми.

Перси кивнул и, взяв сестру за руку, поспешил за семьей.

— Хватит волочь меня как какую-то малявку! — донесся до Поппи возмущенный голос. — Я и сама могу дойти.

— Ну-ну, сестра, неужели откажешь старшему брату в удовольствии проводить тебя!

— Откажу!

Она позволила себе улыбнуться умиленная семейной сценой и задернула ширму, возвращаясь к своему пациенту.

* * *

Снейп не понимал каким чудом смог заставить себя прийти на празднование Хэллоуина. Когда кризис миновал, Кассий снова ушел в глубины сознания Грейнджер, а они втроем остались на осенней дороге между Хогсмидом и Хогвартсом с двумя бессознательными детьми и одним бессознательным сквибом, остро стал вопрос — что делать дальше? Дамблдор единолично принял решение все же разрешить праздник, хотя и уведомил всех деканов, чтобы они немедленно проверили своих учеников и отдал распоряжение найти и вернуть всех, кто еще был или возвращался из Хогсмида.

— Альбус, я не согласен с вашим решением, — хмуро сказал Снейп, устраивая мальчишку Уизли удобнее у себя на плечах. Младший Уизли как раз вошел в пору подросткового роста и долговязое тело все время норовило сползти с плеча профессора, что не добавляло зельевару благодушия. А пережитый ужас за жизнь детей переплавился в ярость на них же.

— Боюсь, что Северус прав, — поддержала коллегу колдомедик, стараясь держать Филча Мобиликорпусом как можно ровнее.

— Я не хочу, чтобы слухи о произошедшем разошлись слишком рано и бурно, — ответил Дамблдор, придерживая Гермиону, чтобы ее голова не болталась.

— Слухи все равно расползутся, да и совсем не лишним будет как следует напугать учеников, чтобы все понимали реальность опасности дементоров, — резко ответил Снейп и аппарировал к границам Хогвартса первым.

— Я сделаю объявление завтра утром на завтраке, — ответил Дамблдор, возникая рядом мгновением позже и продолжая разговор с того же места. — Не стоит портить детям праздник и ночной покой.

— Нужно срочно уведомить родителей пострадавших учеников, — следующей появилась Поппи, что придерживала Филча за сухое костлявое запястье.

— Родителей мисс Грейнджер мы беспокоить не будем, пока не решится вопрос с ее одержимостью. Артура и Молли я оповещу лично, как только доберусь до кабинета. А пока давайте поспешим в Больничное Крыло — нужно скорее разместить с удобством наших пострадавших.

Как только всех разместили в больничном крыле, директор, убедившись что Поппи вполне справляется, поспешил в свой кабинет.

— Северус, я тебя очень прошу, оповести своих коллег и займись срочным возвращением учеников под защиту замка. И пожалуйста, проследи за порядком на Хеллоуинском Пире.

— Как скажете, — буркнул зельевар и уже разворачиваясь услышал директорское:

— Думал, что ты уже не куришь.

— Думаю, что обсуждать это вообще неуместно.

Следующие полтора часа он вместе с преподавателями и самыми вменяемыми старшекурсниками рыскал по Хогсмиду и дороге, что вела обратно в школу, считал и пересчитывал слизеринские макушки и скрипел зубами, на любые попытки своих подопечных поздравить его с праздником. Что для детишек праздник, то для взрослых — ворох проблем и сплошная нервотрепка, которая закончит зельем от мигрени со стаканом огневиски в прикуску.

Серая от горя и ужаса чета Уизли мелькнула в дверях Больничного Крыла, туда же вскоре прибежали и остальные члены рыжего семейства, а вот поттеровского щенка директор, спасибо Мерлину, пока впускать запретил на всякий случай. Убедившись, что ненаглядное чадо живое и почти целое, Артур Уизли со всей решимостью на пару с Дамблдором через камин направился в Министерство — разводить скандал и добиваться справедливости. Впрочем, в данном случае Снейп с ним был полностью согласен. Ненадолго заскочив в свой кабинет, он успел написать короткое письмо Малфою старшему, излагая новости и преподнося все так, что на месте грязнокровки с предателем крови мог оказаться тот же Драко. Снейп надеялся, что подготовленный этим письмом, Люциус не начнет из чистого желания насолить Уизли пытаться помешать назревающим разборкам Дамблдора с Фаджем. Вот и сейчас сидя за преподавательским столом и с кислым видом ковыряя в тарелке серебряной вилкой, он был погружен в воспоминания, снова и снова прокручивая в голове событие, чуть нее повлекшее за собой трагедию. Он со вздохом положил приборы и потянулся к кубку с водой.

— Северус, ты выглядишь усталым, — тихо сказала ему на ухо МакГонагалл. Ее уже вкратце посвятили в события на Хогсмидской дороге. — Думаю, ничего не случится если сегодня ты не будешь следить за дисциплиной. Я обо всем позабочусь.

— Если я не буду следить за дисциплиной, — манерно растягивая слоги и прячась за привычной броней сарказма ответил зельевар, — то завтра по утру обнаружу на месте школы дымящиеся руины и твоих львят, что с победными воплями дикарей будут по ним гарцевать.

— Интересно, как так вышло, что школа не развалилась за тысячу лет своего существования без твоего надзора? — фыркнула декан Гриффиндора.

— Исключительно из-за счастливого стечения обстоятельств. Минерва. — Он вытер губы салфеткой и, бросив ее в тарелку, встал. — Пройдусь по коридорам, а ты присмотри за всеми тут.

Голова наливалась привычной свинцовой тяжестью, скапливаясь ледяной болью в правом глазу и брови, простреливала в ухо. Именно из-за рано начавшейся мигрени Снейп выработал особую скользящую походку — такой шаг меньше всего отдавался при ходьбе в голову и делал боль почти незаметной.

— Профессор Снейп!

Снейп сжал зубы и заставил себя остановиться. Зажмурившись до красных пятен перед глазами он медленно со свистом выдохнул и заставил себя открыть глаза, глядя сверзу вниз на Поттера, который догнал его, покинув Пир.

— Чего вам нужно, Поттер? Неужели вы считаете что ваше знаменитое общество не надоело мне до тошноты еще на Зельеварении?

Ну вот, как всегда мальчишка сжал кулаки и выпер вперед челюсть, зыркая на профессора из-под нахмуренных бровей. Точь-в-точь как его папаша.

— Я хотел спросить, что случилось с Роном и Гермионой, сэр.

— Почему бы вам не адресовать ваши вопросы мадам Помфри? — У Снейпа угол рта поехал вниз, придавая ему выражение крайнего омерзения, сведенное болью лицо подергивалось.

— Простите, сэр, но я слышал что вы были там, когда это случилось, — мальчишка еще больше набычился, но голос старался сохранять вежливым и просительным.

— Случилось что?

— Нападение, сэр. Это же были дементоры? Многие говорят, что…

— Поттер, когда до вас дойдет, что мир не крутиться вокруг вас одного? — прошипел Снейп, торопясь добраться до своих тихих прохладных подземелий и выпить это чертово зелье. — Я вам кто? Секретарь? Или может быть нянька для ваших друзей?

— Но, профессор Снейп…

— Идите-ка, мистер Поттер обратно в Большой Зал, ешьте свою тыкву и донимайте расспросами своего собственного декана.

— Извините, сэр…

Поттер развернулся и почти не вздрогнул от прилетевшего в спину:

— Минус десять очков, Поттер. За навязчивость.

— Дранный вампир, — едва слышно буркнул мальчишка, ускоряя шаг.

— И еще минус двадцать за хамство, — улыбнулся Снейп, теряя к щенку всякий интерес.

Гарри понял, что что-то случилось, когда профессора в спешке начали проверять студентов по спискам, временно запретили выходить из общих гостиных или спален, а потом с старостами, некоторыми старшекурсниками дружно ушли в Хогсмид, собирать еще гуляющих учеников.

— Да ладно тебе, Гарри, — попытался его подбодрить кто-то из близнецов.

— Все будет нормально, — поддержал брата второй близнец.

— Или это ты…

— Так переживаешь, что…

— Тебе не достанутся сладости?

— Впрочем, твои переживания…

— Вполне оправданы, ведь…

— Рон может слопать все, так…

— И не донеся до Хогвартса.

— Ребята, зря вы так о Роне, — обиделся за друга Гарри. — Просто со всей этой историей с дементорами и Блэком, как-то подозрительно, что вернулись все, кроме Гермионы и Рона. Вы ведь их тоже не видели?

Братья переглянулись и одновременно нахмурили рыжие брови.

— Братец Фред, а ведь и правда…

— Да уж, братец Джордж.

Они кивнули друг-другу и снова повернулись к Гарри.

— Перси, хоть и страшная заноза в заднице, но в обиду Рона не даст. А его отобрали среди прочих на прочесывание Хогсмида. Думаю, он скоро все нам расскажет.

Будто в подтверждение его слов, в гостиную быстрым шагом вошел Перси. Он был бледный, рыжие волосы будто потускнели, хотя все так же с предельной аккуратностью были расчесаны и уложены.

— Джордж! Фред! Позовите Джинни и бегом к кабинету МакГонагалл.

— Это не мы! — хором ответили братья.

— И не я! — тут же отозвалась Джинни.

— Некогда пререкаться. Нас ждут в… — он понизил голос, подходя ближе, — больничном крыле. Мама и папа уже там.

Мгновенно посерьезневшие братья подхватили сестру под руки и выскочили из гостиной. Гарри метнулся за ними. Спеша по коридору за семейством Уизли, он пытался выяснить что случилось, но Перси отмахнулся от него:

— Гарри, прости, но я сам не знаю, что случилось. Но, понятно, что-то нехорошее.

Столпившись у кабинета, гриффиндорцы замерли. Перси, пригладив волосы, аккуратно постучал, и, дождавшись ответа, открыл дверь.

— Профессор МакГонагалл, я всех привел.

— Хорошо, мистер Уизли, — декан вышла и взмахом палочки заперла дверь. — А что вы тут делаете мистер Поттер?

— Рон мой друг. И Гермиона тоже. Я тоже хочу узнать, что случилось.

— С вашими друзьями все в порядке, уверяю вас. Об инциденте завтра расскажет всем директор. А сейчас вернитесь в свою гостиную, мистер Поттер. Скоро начнется Хэллоуинский Пир и я ожидаю вас там увидеть.

— Но…

— Никаких «но», мистер Поттер. Идите.

— Гарри, мы все тебе расскажем! — пообещала Джинни.

— Да, — подтвердил Джордж. Или Фред.

Мальчик недовольно сжал губы, но кивнул и пошел обратно, коря себя за то, что не догадался взять мантию-невидимку сразу. А так, МакГонагалл ясно дала понять, что проследит за ним. Все застолье он просидел как на иголках, все время буравя входные двери взглядом. Гарри ждал, когда кто-то из близнецов, Джинни, да пусть даже и Перси зайдут в зал и он сможет их наконец-то расспросить. Но никто не приходил.

— Гарри, а ты не знаешь где Рон? — к нему подсела Лаванда.

— Не знаю, — соврал он.

— Странно, — протянула девочка, рассматривая Гарри с подозрением. — Обычно у Рона хороший аппетит и он не пропускает ужин. А Грейнджер где?

— Не знаю, — уже с раздражением ответил он.

— Врешь, — сказала она, наставляя на него палец. — Анна Хаббот и Падма Патил видели, как он с Грейнджер сидел в «Сладком Королевстве».

— Так я же с ними не сидел! — резко ответил Гарри. — Браун, что ты от меня хочешь? Я понятия не имею куда они подевались. И вообще, откуда такой интерес?

Лаванда передернула плечами, то ли сердясь, то ли смущаясь.

— Я просто беспокоюсь о друзьях, — быстро ответила она.

— Если бы ты о них беспокоилась, то не распускала о Гермионе идиотских слухов.

— Я ничего такого не говорила! — возмутилась Лаванда, краснея. Как и многие блондины, она краснела ягодно-алыми пятнами.

— Да? — Гарри посмотрел на нее в упор. — Ты за последний месяц столько наговорила, что удивительно как твой собственный галстук не позеленел.

— Дурак! — Лаванда вскочила с скамьи, не обращая внимания, что привлекает к их разговору ненужное внимание.

— Уж лучше дурак, чем слизеринка в красном галстуке.

Губы у Лаванды задрожали, а глаза наполнились слезами. Она молча развернулась и ушла.

Гарри потер лоб.

«Да уж, вечер совершенно ужасный. А ведь я думал, что мой пролет с походом в Хогмид — это катастрофа».

Заметив, что Снейп встал из-за стола и направился прочь из зала, Гарри вспомнил, что краем слуха слышал, что именно Снейпа видели с Роном на руках, когда он нес его в больничное крыло. Поднявшись, он решительно вышел из зала, впрочем, после того как его даже на порог не пустила мадам Помфри, что он почти не надеялся получить хоть какие-то ответы от Снейпа. Но попробовать все таки стоило. Гриффиндорец он или нет?

* * *

Леди Смертный Шепот в который раз похвалила себя за принятое когда-то решение отказаться от бренной плоти и обрести совершенный облик. Будучи высшей нежитью, она больше не нуждалась ни во сне, ни в еде, ни в любом другом отдыхе, а ее работоспособность определялась исключительно личным желанием. Ее личное могущество давно перевалило порог того, на что она могла бы рассчитывать будучи живой. И всю мощь своего Храма она направила на решение задачи, которую перед ней поставил Господин. Впрочем, она бы и сама попыталась хоть как-то выяснить судьбу и, по возможности, помочь учителю.

Она подняла костлявые руки и рассмотрела рукава роскошного одеяния из паучьего шелка, богато расшитые ледяным серебром. Ей, в общем-то, было все равно в чем ходить, ведь мертвые не нуждаются в такой условности как одежда, однако она понимала какое значение имеет ее образ в глазах живых прислужников. Она — Верховная Жрица Культа Проклятых, хозяйка Храма, символ вечности и свет, что озаряет путь Господина. Должна соответствовать. Клацнув зубами, она расправила одежду и выплыла из своих покоев.

— Госпожа, заклинательный зал подготовлен. Ждут только вас, — Сага’Азрет сделала приглашающий жест в сторону скрытой за кафедрой дверью в святая святых Храма.

— Хорошо.

Женщины спустились по винтовой узкой лестнице в глубокий подвал, что трудолюбивые упыри, вурдалаки и мертвые рабочие-нерубы продолбили в теле горы. Скользя с одной обледенелой ступени на другую, лич иногда прикасалась к стене, не имея сил отказать себе в этом удовольствии. Подвал делали почти год. Огромное количество камня было кусочек за кусочком выгрызено и поднято отсюда наверх и пущено на укрепления и каменных горгулий. Светло-серая каменная порода была отполирована почти что до зеркального блеска неутомимыми паучьими лапами и теперь с неодушевленным безразличием отражала две фигуры. Впереди скользила, источая голубоватую дымку и клубы магического инея, лич — статная, худая, затянутая в лиловое, подобная самой плети — такая же смертоносная. За ней нерубианка — с обманчивой неуклюжестью перебирая суставчатыми ногами, приземистая, покрытая хитином и шипами. Если лич двигалась бесшумно, проплывая жутким ликом смерти, то движение нерубианки сопровождалось щелчками и сухим хрустом и было не ясно, что пугает больше.

Добравшись до самого низа, Леди остановилась напротив дверей сделанных из неподъемных каменных плит, обитых мифриловыми листами толщиной в два фута и украшенных барельефом с историей возникновения Плети и Культа Проклятых. Замков не было, лишь тонкая, едва ли с волос толщиной щель, пересекала двери. Была тут и стража, куда ж без нее — два лича, лично созданных и подчиненных Леди, отряд мертвых врайкулов, что с неподвижностью статуй, закованные в полные доспехи, стояли вдоль стен коридора. И даже одна из молодых претенденток на вознесение валь’кир. Она уже получила крылья и преподнесла свое живое сердце Господину, но не прошла испытания и зависла между двуми мирами — уже не живая, но не правильно мертвая. Впрочем, была она опаснее всей остальной стражи вместе взятой.

— Леди, — она сложила крылья и мягко приземлилась перед личом. Поклонилась.

— Мне сказали, что все готово, Сима.

— Да. Ждут только вас, Леди.

— Проследи, чтобы нам не мешали. Войти может только Господин.

— Разумеется Леди, — Сима легко взлетела под самый потолок и затаилась, невидимая и опасная.

Лич ласково погладила искаженное агонией собственное лицо на барельефе, который изображал ее собственную смерть и вознесение. Двери дрогнули и разомкнулись почти бесшумно. Леди вплыла в сферический ритуальный зал, лично распланированный, рассчитанный и сделанный ее учителем. его детище. Его наследство. Высшая ценность, подаренная учителем своей ученице. Сколько бы она не работала в нем, Леди никак не могла сдержать внутренний трепет и благоговение перед талантом и щедростью учителя. Сегодня всё здесь было подчинено единственной цели — максимально усилить поисковые чары. Ради этого пришлось снять целые секции стенных панелей, исписанные многослойными рунами и заменить на другие. Впрочем, личная библиотека рунических плит регулярно пополнялась усилиями как самой Леди, так и Ткачей Пустоты, поэтому зал можно было подготовить под несколько ритуалов, что значительно повышало его универсальность.

Леди, не обращая внимания на почтительно кланяющихся прислужников, облетела зал, придирчиво рассматривая стены. Их покрывали ряды мистических символов и сложные магические схемы, все — из драгоценных или редких алхимических металлов. Прищурившись, Леди удостоверилась, что все магические схемы многомерные, ажурной вязью уходят в магическую структуру мифриловых плит и сопоставлены правильно, максимально усиливая фокус заклинания, что будет вскоре тут сотворено. Черный глянцевый пол был безупречный и на нем отчетливо виднелись канавки для отвода жертвенной крови и сложная система колец ритуала. В центре зала обычно был установлен самый обычный металлический стол, с удобными перилами и кровостоками. Сейчас же на его месте были аккуратно разложены обломки камня с потускневшими рунами, осколки филактерии учителя, две фаланги его кости, обрывок одеяния и кошачья миска. Все — что смогли собрать и унести из Наксрамаса посланные ею прислужники.

Пол — это якорь и его схема всегда неизменная. Стены — подвижны и заменяемы, поэтому позволяют менять условия ритуала прямо по его ходу. Когда-то именно за это революционное предложение Кел’Тузад получил титул верховного мага. Теперь не было нужды каждый раз готовить новый ритуальный зал, лишь терпеливо собирать комплекты магических конструктов для стен. Да, дольше, но в перспективе — куда как выгоднее.

В зале вокруг обломков в круге стояло пятеро личей, уже подготовленных и заряженных магией так, что она буквально сочилась из их глаз. Обойдя каждого, Леди убедилась, что каждый, как и дополнительные накопители, был привязан пуповиной к скотобойне.

— Сага’Азрет, передай сообщение на скотобойню, пускай начинают.

Нерубианка кивнула и сотворила простенькое заклинание-сообщение. Мертвый мясник совсем в другом крыле Цитадели, выдернул из клетки первого пленного и положил на свой стол, приступая к медленному его свежеванию. Леди хоть и не могла дышать, но буквально почувствовала разлившийся в ее зале аромат жертвенной крови и агонии.

Леди заняла свое место в круге и едва слышно напевала песню. Она всегда так делала, когда ей нужно было собраться и выполнить очень сложную, но крайне важную работу. Это когда-то была их песня. Пускай, все давно потеряло свой смысл, а то, что казалось важным, сквозь призму немертвого тела теперь кажется смешным, но… вдруг он ее услышит? Когда-то ему нравилось как она пела.

Леди не верила, что он умер — ведь Король Лич какими-то неведомыми путями с уверенностью утверждал, что душа Кель’Тузада не достигла Темных Земель, а значит может быть возвращена к служению. Леди чувствовала чудовищную ответственность, что легла на ее плечи, ведь успех всего ритуала зависел только от нее. И хотя его можно было попытаться провести еще раз, да хоть десять, но количество ресурсов, которые требовались даже для одной попытки… впечатляло. А Леди не хотела, чтобы Господин был впечатлен ее тратами.

Эффективность заклинания поиска, которое собиралась использовать Леди было напрямую связанно с прочностью связи заклинателя и потерянной вещи. Самое смешное, что заклятье, которое изучалось чуть ли не в самом начале обучения магами в Кирин Торе и частенько использующееся для поиска всякой ерунды вроде носков, ключей и любовных записок, сейчас могло помочь отыскать одного из самых могущественных магов. Обычно, для выполнения этого заклинания достаточно хотя бы одной связи — хозяйственной, кровной, эмоциональной или душевной. Леди же располагала всем возможным набором — имела на руках части тела учителя, филактерию, пусть и пустую, но насквозь пронизанную самой сутью лича, место его смерти, остатки искаженного ритуала воскрешения. Более того, она была связана с ним куда глубже и ближе, чем хоть кто-то знал. Ее ученичество с принесенной личной клятвой верности учителю переросло в тщательно скрываемые от всех отношения. Их роман, бурный, яркий, страстный, перетекающий в лирическое теплое чувство был прерван первой смертью учителя. А когда он обрел совершенство сути, то и Леди, решила что тело ей больше не нужно, раз оно перестало быть интересно ее учителю. Не слушая его уговоров не торопиться и еще раз все обдумать, Леди сделала все, чтобы присоединиться к Кель’Тузаду в вечности.

«Учитель был прав, когда говорил, что есть вещи, которые даже смерть не в силах изменить».

Она продолжала его любить, хотя все знают, что кости на это не способны. Впрочем, то, что заставляло ее страдать, сейчас могло послужить только на пользу. Ее любовь, страсть, уважение и духовная клятва были еще одной фокусирующей линзой, которая должна наделить заклинание поиска непреодолимой силой, вызвать резонанс связи между их душами.

«Я найду вас, учитель, чего бы мне это ни стоило».

Леди, пропуская сквозь себя невообразимую мощь, искала учителя. Искала в Нордсколе. Искала в Калимдоре. Переворачивала каждый камень в Восточных Королевствах. Леди нырнула на самое дно Великого Водоворота. Леди перебрала по камешку вершину Хиджала. Она гнала от себя упаднические мысли, что всё могло по самым разным причинам сорваться, каким бы совершенным и безупречно исполненном не был ее поисковый ритуал.

«Я смогу! Обязана!»

Перед внутренним взором женщины мелькали миллионы живых, разумных, диких, разных.

Дренор. Она нашла Черный Храм и даже Кровожада, что влачил свое жалкое существование. Она рискнула едва-едва коснуться Круговерти Пустоты. Она прошлась по демоническим мирам и увидела много страшного и повергающего в безумие.

Пусто. Его не было.

Она зарычала, распахивая клыкастый рот, раздираемая жутким потоком и силой. Ее череп треснул, испуская ослепительное голубое сияние. Несколько ее прислужников с громким треском взорвались, не выдержав бушующей силы. Осколки кости изрешетили одеяния женщины, но Леди была непреклонна.

«Я найду вас, учитель!»

Она увидела едва-едва пульсирующую зеленую нить, что сплеталась над его филактерией и с торжествующим визгом рванулась по нити. У нее все получится. Она справится. Обязана.

Сколько знаний сразу. Миры. Бессчётное множество миров, что сводили с ума даже нежить. Она видела мир, плывущий в океане пурпурного огня. Зеленый, прекрасный издалека, он оказался заражен странными болезнями и такой Заразой, рядом с которой чума нежити казалось не более чем простудой. Мир, весь истыканный узкими, клиновидными черными горами, что по камушку собирали чудовищно изуродованные существа, лишь отдаленно напоминающие людей.

Леди выла, чувствуя, как пальцы на руках крошатся и горят. Но она следовала за нитью. Линии и круги на полу и стенах горели и пылали, сердце ритуального зала пульсировало как живое сердце, наполняя ритмичными ударами все пространство.

Леди искала.

Еще миры. Другие. Мир песков, что бороздили гигантские черви, изрыгающие из себя вместе с песком сухую рвоту, ради которой люди резали друг друга.

Дальше. За нитью.

Мир-город, состоящий только из машин и механических чудовищ.

Дальше. Нить в руках тонкая, вот-вот порвется.

Мир с золотым человеком, что парил в облаках и с красивой улыбкой взрывал города.

Дальше. Она почти не видела зеленого мерцания перед собой. Ее взор застила тьма.

Мир, пульсирующий как миллионы живых, набитых червями сердец, наполненный черными странными созданиями, что бесконечно пожирали друг друга и порождали новых.

Не то, все не то. Дальше.

Мир, похожий на сказку — огромный лев, что все почитали как Бога, развалился на каменном столе и с довольным прищуром принимал ласку двух человеческих девочек.

«Не то! Тьма, помоги!»

Взорвался еще один прислужник и Сага’Азрет отчаянно колдовала сообщение мяснику, чтобы он прекратил подачу энергии в заклинательный зал.

Леди будто пробку выдернуло и протянуло обратно по всему пройденному пути. Мимо разрушенных городов, золотых мужчин, гниющих гор и бьющихся сердец. На мгновение ей показалось, что она различила силуэт пропавшего кота. Она знала, что уже было близко. Ее швырнуло на пол и протащило через весь зал, почти разобрав на кости.

— НЕТ! ТВАРЬ, КАК ТЫ ПОСМЕЛА ПРЕРВАТЬ МЕНЯ?!

Леди приподнялась на обломанных руках и поползла в сторону предательницы. Сил на то, чтобы воспарить уже не было.

— Вы бы погибли, Леди, — спокойно ответила служанка и стянула с себя палантин, прикрывая разбитый, обугленный костяк своей хозяйки. — Попробуете еще раз, когда вернете себе силы. Уверена, Господин хочет видеть вас способной служить ему дальше, а не бесславно рассыпавшейся пеплом в отчаянной попытке выполнить работу с первого раза.

Леди упала на пол, чувствуя, как ребра осыпаются внутрь костяной крошкой. Свет в глазницах черепа почти погас. Она рассматривала потолок усеянный трещинами.

— Приведите все тут в порядок.

«Я все равно найду вас, учитель Кель’Тузад».

Дорогие друзья!

Огромное спасибо, что были со мной все эти главы! Завершаю в этом году фик двадцатой главой и прощаюсь с вами до января!

Всех поздравляю с наступающим Новым Годом и желаю литературных открытий и самого лучшего чтения в грядущем году Тигра.

Пы.Сы — всем, кто поддержал меня отзывами, участвовал в обсуждениях, делился идеями — отдельная моя благодарность и двойных пожеланий!

________________________________________________________________________________________________________________________________________

 

Кел’Тузад неплохо проводил последние дни — общение с девочкой давало ему определенную пищу для размышлений, наблюдение за ее миром и окружением заставляло много думать и сравнивать Азерот с этой… Землей.

«Странное название для мира, в котором живешь, — думал он. — Как можно свой дом называть просто… грязью что ли?»

Ему казалось странным, почему маги пользуются костылями в виде волшебных палочек, вместо того, чтобы адекватно наращивать личную магическую мощь. Да, тут тоже практиковалось так называемое «беспалочковое» волшебство, но в целом оно было уделом самых талантливых и сильных волшебников, при этом исполненные вручную чары теряли от тридцати до шестидесяти процентов исходной мощности или же сохраняли требуемую силу, но за счет совершенно неадекватного перерасхода маны. С другой стороны, наученный тремя смертями, он не торопился впадать в гордыню и заносчивость фыркая на местную школу магии. Если эволюция пошла именно таким путем, значит в прошлом обязательно случилось какое-то событие, важная веха, которую стоило бы найти и разобраться. Тем более, невероятные вещи, творимые местными с помощью своих полуразумных артефактов повергали лича в буйный восторг и он впадал в то пограничное состояние состоящее из давно забытого азарта, интеллектуального голода, эйфории первооткрывателя и туннельного зрения. Трансфигурация. Уже ради одного этого стоило умереть, чтобы оказаться именно в этом уютном мирке. Кел’Тузад изыскивал все возможности, отдавал каждую секунду своего времени, когда он не занимался своей душой, на то, чтобы вытащить из девочки все, что она знала по этой дисциплине. Он предлагал ей целые списки вопросов, на часть из которых она могла ответить, а остальными донимала магистра Минерву. Той повышенный интерес своей ученицы к ее предмету определённо нравился, но некоторые вопросы, озвученные личом через девочку, ставили в тупик.

«Возможно, мне стоит тут задержаться чуть дольше. Думаю, новые знания, которые я смогу добыть в этом мире, пригодятся Господину».

Мысли о Короле Личе исправно тревожили Кел’Тузада — каждый раз когда он вспоминал о ледяном троне, то мороз продирал его хребет. И учитывая, что никакого хребта у него не было, то ужас был впечатляющим. Лич чувствовал себя напуганным и растерянным — он никак не мог принять идею о том, что впервые за все годы своего существования живым и мертвым, он оказался… один? Он не чувствовал касаний холодным вниманием к своим мыслям уже очень давно. Как бы Король Лич не скрывался, но Кел’Тузад всегда безошибочно определял его присутствие в своей голове. Будучи одним из генералов Плети, опорным столпом власти Смерти в Нордсколе, да и просто одним из самых первых и сильных его рабов, Кел’Тузад никогда не оставался без надзора. После того, как Сильвана смогла вывернуться из мертвой хватки и сбежать, прихватив с собой немало нежити — Король Лич разгневался и надел на головы самых ценных рабов стальные обручи контроля. Когда у него увели Акерус и целый полк рыцарей смерти присягнул на верность живым, Король Лич буквально прикрутил оставшимся обручи контроля десятком болтов-чар абсолютного подчинения. Да, это здорово повлияло на разумы слуг, обрезая инициативность и способность решать проблемы… творчески. Возможно, именно это и стало причиной того, что Плеть сдавала свои позиции одну за другой.

Кел’Тузад вспомнил штурм Наксрамаса и задавал себе только один-единственный вопрос — почему, забери его Тьма, все его сильнейшие слуги покорно сидели по своим углам в ожидании, когда их придут и разберут на косточки? Вместо того, чтобы навалиться на захватчиков одной убийственной волной — они просто терпеливо ждали, когда их уничтожат по одному. И сам Кел’Тузад вполне мог после того, как захватчики вторглись в его некрополь, просто закрыть все шахты, входы и выходы и выпустить в пространство все запасы чумы, которые были заготовлены для посева Борейской Тундры. На этом бы штурм Наксрамаса закончился. А что делал он? Ждал. Что это, как не причудливая форма саботажа?

«Опасные размышления. Не стоит об этом думать. Рано или поздно Господин вернет свое орудие и я тогда пожалею о таких мыслях».

Еще Кел’Тузада шокировал исключительно одаренный маг-миниатюрист, который работал просто уборщиком. Тот, за подобными кому Кирин Тор охотился с неукротимым рвением и всеми правдами и неправдами убеждал поступить на обучение именно к магам, просто бесконечно драил никому ненужные статуи и таблички, подвергаясь бесконечным насмешкам окружающих. Храмовники тоже не щелкали клювом — исключительно редкий талант обращения с тонкими материями был желанен и в храме, и в мастерской артефактора, и на исследовательских кафедрах Кирин Тор. И пожизненные контракты с такими одаренными заключались еще до обучения, что о многом говорило о ценности таких людей. Самое поразительное было в том, что среди представителей других рас такие маги не рождались.

«Если бы Антонидас увидел это собственными глазами, то сначала съел бы свою собственную бороду от того, что такой человек уплыл из его рук. А потом скормил бы Альбусу его бороду, за то, что допустил такое».

Когда Аргус Филч первый раз попался на глаза личу, то он сначала подумал, что просто подвергся каким-то зрительным искажениям из-за мясной оболочки по имени Гермиона Грейнджер. Но потом, заинтересованный, он со всем вниманием старался поймать в поле зрения девчонки ссутуленную неопрятную фигуру. Как ни странно, в этом ему помогла кошка завхоза — Мистер Бигглсуорт испытывал к ней необъяснимую приязнь, на что та неизменно отвечала когтистыми оплеухами раздражающему ее поклоннику. Именно благодаря тому, что старик с кошкой на руках загнал Грейнджер в угол и брызжа слюной потребовал избавить его целомудренную красавицу от домогательств паршивого негодяя и дало возможность Кел’Тузаду внимательно рассмотреть внешние оболочки старика.

«Что ж, он наверно уже не сможет достичь пика возможностей и полностью раскрыть свой талант — слишком стар. Впрочем, если провести личификацию, то он вполне смог бы совершенствоваться еще долго. Хоть вечность.»

Если бы он мог, то Кел’Тузад уже вился бы вокруг старика как лис, льстя и уговаривая, чтобы тот согласился принять его учительство. Но в реалиях его состояния это было невозможно. Да и в принципе, лич никак не мог придумать уважительного повода загрести Аргуса под свое крылышко. И это неимоверно злило и расстраивало мертвого мага, вызывая по ночам вспышки холода, из-за которых стены до самого утра не успевали оттаять от длинных игольчатых наростов инея.

Работа над спайкой души продвигалась очень медленно и крайне тяжело. Пока он работал над собой — это еще было хоть как-то терпимо, но всякие попытки воздействовать на душу девочки неизменно влекли за собой титанические усилия и массу потраченных нервов. Только тот факт, что их души уже переплелись при его перемещении, хоть как-то позволял ему работать с чужими оболочками, которые со скрипом принимали его как условно своего. Магия душ всегда стояла особняком в искусстве — слишком сложная, слишком опасная для пользователя, слишком требовательная к магу и объекту колдовства. Да, возможности, которые открывались магу душ были потрясающими воображение, но цена была высока, а условия, зачастую практически противоречащие друг другу — непреодолимы.

«Душа — суть божественное творение. И только богам-творцам позволено касаться сути души, ядра ее и источника божественной искры».

А это значило, что никакой маг, каким бы гениальным он ни был, какого бы могущества не достиг, никогда не смог бы создать душу. Создать материальную оболочку — пожалуйста. Анимировать ее сложными чарами, что симулировали разум и личность? С оговорками и проблемами, но — да. А вот душа оставалась недоступной вершиной.

«Искра божественного творения заключена в ядре души и неделима, вечна и абсолютна. Никто, даже боги-творцы уже не могут изменить ее и разрушить, пока она сама не угаснет по собственному решению».

Ядро души, или как его еще называли зерно, было плотно упаковано в сотни, тысячи и миллионы слоев и оболочек, что наслаивались друг на друга, формируя уже существо со своим разумом, личностью и устремлениями. И если даже дотронуться до ядра было невозможно, то на оболочки воздействовать уже было можно. И чем дальше оболочка от ядра, тем более мягкой, гибкой и податливой она становилось для мага. Хотя податливость вещь условная — что проще согнуть голыми пальцами — стальной лист или алмазную пластину?

«Что первично — тело или душа? Конечно, душа.»

Когда-то поиск ответа на этот вопрос был путем для самых отчаянных и авантюрных исследователей. Ответ нашелся после изучения хроник Паучьих Войн, когда от акир отщепились нерубы и основали свою цивилизацию. Имея идентичные тела с теперь уже киражами, нерубы начали долгий и мучительный процесс перестройки собственных душ, чтобы избавиться от воздействия своих отцов-прародителей Древних Богов. Да, ядра их душ по-прежнему принадлежали Древним Богам, однако медленная перестройка внешних оболочек души привела к тому, что и тела их изменились, а изменившиеся тела еще больше повлияли на души, поколение за поколением меняя ядро и уводя его из-под влияния Древних. И нет теперь больших врагов Древним Богам, как их бывшие дети. Кел’Тузад так и не смог выяснить какой Силе присягнули нерубы. Складывалось впечатление, что они решили породить своего собственного бога и существовать с ним в том особом паучьем симбиозе, в котором находилось все их общество. Амбициозно. Тяжело. Практически невозможно. Но… с оговорками теоретически выполнимо. Если бы Королю Личу удалось полностью завоевать нерубианскую цивилизацию, то Кел’Тузад смог бы получить ответы на эти вопросы. Но… чего нет, того пока нет.

«Сила воздействия на душу определяется добровольностью и осознанностью.»

А вот это было краеугольным камнем всей магии душ. Если ты кто-то хоть чуть-чуть меньший чем бог-творец, то хоть изведись, но изменить душу насильно ты не можешь. Уговорить — да, обмануть — да, заставить — с натяжкой, большим количеством оговорок и с очень слабым результатом, который практически не стоил затраченных усилий. Но первый шаг всегда должен быть сделан именно тем, на кого направлено колдовство и, что особенно тяжко, он должен сделать это полностью добровольно. Когда тогда еще верховный маг Кирин Тора, привлеченный шепотом Короля Лича, прибыл в Нордскол и ступил на промерзшую за века землю, то он еще не знал, что обратной дороги для него уже не будет. Посулы, уговоры и обрывки знаний на которые он поддался были именно тем самым первым шагом в сторону добровольности, которые привели Кел’Тузада к тому, что он сейчас имел. Шесть лет Король Лич медленно разъедал его внешние оболочки души, проникал все глубже убеждением и долгими аргументированными спорами, растекался больными идеями в его разуме. Нет, после стольких лет в заточении чужой воли, лич уже полностью утратил что сожаления, что стыд, что терзания совести. Он научился смотреть на своих жертв как на… инструменты достижения цели. И это неплохо помогало держать рассудок мага в относительных рамках. И еще кот, конечно — единственное живое существо, которое к нему привязалось само по себе, а не привлечённое могуществом или знаниями.

«Разрушать всегда легче».

Нанести удар по душе, изорвать внешние оболочки, повредить связи между телом и душой всегда было куда как проще, хоть и крайне затратная по мане если сравнивать с созидательными аспектами школы. Ювелирно точно подшить поврежденные оболочки, обойти ограничения и условия наложения заклинаний, прикрываясь естественными процессами исцеления души — было настолько сложно, что истинных целителей душ знали всех по именам и в лицо.

«Что для себя — холст, то для других — неприступный уступ».

При воздействии на свою душу маг уже имел выполненные условия добровольности и в какой-то мере осознанности. Конечно, в процессе обретения знаний многие маги погибли, на собственный страх и риск вторгаясь в свои души и пытаясь усилить себя, заканчивая жизни в полном безумии или превращаясь в жутких гибридов, когда пытались слить свои души с душами других существ. Каждая капля бесценных знаний была оплачена кровью и жизнями. Именно поэтому магия душ была не то что запрещена, но, скорее, находилась под пристальным контролем из-за слишком высоких рисков для тех, кто хотел ее практиковать. Сам лич ее начал осваивать сразу же как и заинтересовался некромантией — слишком взаимосвязаны оказались эти науки между собой. Орочьи некролиды, что поднимали примитивную нежить действовали путем примитивной анимации мертвых тел и все никак не могли найти способ как не просто запереть душу в мертвом теле, а еще и сохранить большую часть связей между ней и телом. Все, что они смогли понять, так это то, что в чужое тело постороннюю душу не затолкаешь. Менять чужую душу даже по согласию — крайне сложно. Порой, уронить ледяную глыбу на голову противника было куда как дешевле и проще, чем отторгнуть его душу из тела. Зато, вырывая душу маг мог быть уверен — жертва страдает настолько сильно, насколько это вообще возможно в этом мире. Агония потери души ни с чем не могла сравниться. Лич на своем опыте знал об этом как многие из тех, кто прошел через это после появления Короля Лича.

Но настоящий прорыв в магии душ у Кел’Тузада случился после покорения нерубов. Разумеется, у него были обрывочные представления о методах, что практиковались Генералами Легиона, но демонические способы подходили только для пользователей Скверны и тех, кто обладал вечностью. Демоны ловили душу в момент оторжения ее из тела, когда полностью сохранена личность и разум существа, а потом, сохраняя личность, прогоняли душу через века беспощадных ментальных пыток, добиваясь, чтобы внешние оболочки души повредились и пропитались Скверной. Мучимое существо заставляли «согласиться» на изменение души только ради того, чтобы прекратить пытки. И все равно результаты были… неудовлетворительными. Нер'зул действовал иначе, когда вербовал своих первых слуг. У него не было того количества времени и ресурсов, чтобы мучить свою жертву веками — результата от него требовали в довольно короткие сроки. Поэтому первый Король Лич добивался расположения к себе уговорами и убеждением. Обещания, которые он так щедро раздавал тоже служили хорошей смазкой на пути скольжения в его холодные руки. Собственно для чего он потом и поручил Кел’Тузаду создать религиозный культ — чтобы его магия ложилась на уже благодатную, подготовленную почву. И все равно, каждый раз когда Король Лич создавал себе сильного слугу из числа поверженных героев, то он сначала ломал его волю. И только потом вторгался в тело и душу, подчиняя себе. Так было с Сильваной Ветрокрылой. Так было с Дарионом Могрейном. Так было с бессчётным количеством героев. Так было и с ним. Он пытался сбежать, после увиденного в Наксрамасе, но его вернули назад и заставили подняться к ледяному трону. И там Нер’зул сломал его первый раз.

«Впрочем, не время предаваться старым воспоминаниям».

А вот нерубы пошли другим путем — они сами, добровольно, каждый в отдельности модифицировал свою душу, поколение за поколением придавая ей тот вид, к которому стремился весь народ. Особым путем для них стало развитие своей магии, напрочь лишенной зова Сил — они буквально вырезали в глубинных оболочках своих душ глифы магических формул и колдовали используя силу искры божественного творения своей души. Это делало их на порядки слабее обычных магов, что колдовали пропуская магию через свою душу и скапливая ее в магическом резерве, зато они были абсолютно и полностью независимы от магического фона и магия их была безупречно совместима с их народом. Теперь даже Древние Боги, что создали их, не могли отобрать у нерубов их магию. И никакие Силы тоже не могли диктовать свою волю нерубам — они не служили ни Тьме, ни Свету, ни Бездне, ни Хаосу, никому. Нерубы служили только нерубам. Именно глифовая система магии и привела лича к разработке уникальной школы резчика душ. Он смог выжечь в своей душе самые важные рабочие заклинания и несколько боевых и теперь был ограничен только ядром своей души. Если бы не это, то быть ему бессловесной тенью в глубинах разума смертной девчонки и сгинуть вместе с ней, когда она умрет.

Но сложившиеся обстоятельства были для него не так печальны, как показалось на первый взгляд — на руках у него был пусть и ограниченный, но набор инструментов первой необходимости, искаженный Светом ритуал воскрешения лича привел к тому, что душа мага была буквально врезана под оболочки живой души и он с отчаянной спешкой пытался зашить разрывы в душе Гермионы, пряча себя от всех окончательно, прикрываясь ее жизнью, как щитом. Ох, как бы ему хотелось изучить первого жизнеспособного гибрида со стороны, разобрать его по косточке, отсепарировать каждую оболочку одну за другой. Но поскольку этим уникальным гибридом был он сам, то довольствовался бережным изучением причудливо переплетенных душ, так сказать, изнутри.

«Да уж, если бы мне кто-то сказал, что можно слить две души в одном теле и при этом не повредить ни одного разума, то я бы решил, что сказавший такое — безумец. И вот, посмотрите на меня — сам оказался внутри чужого тела, да и то на вторых ролях».

Маг ненадолго вынырнул из духовного зала ребенка, в котором занимался кропотливым подшиванием собственных якорей к нижним оболочкам ее души, и осмотрелся. Девочка болталась по небольшому городишку со своим дружком и болтала о всякой ерунде. Ничего интересного. Лич опять вернулся к своей работе, сетуя, что у него нет в помощниках лояльного художника душ, подобного Аргусу.

«И все же будет страшным преступлением не наложить на него лапы. Как бы половчее подтолкнуть Гермиону к старику? В школе его не очень то и любят».

От медитативной работы его оторвало уже знакомое ощущение потустороннего присутствия, которое он уже улавливал когда тело добиралось до школы. С любопытством он всмотрелся внимательнее и нахмурился бы, но за него это сделала Гермиона, которая с отчетливо нарастающей тревогой озиралась по сторонам, хватаясь за свою волшебную палочку.

«О, кажется это те самые дементоры. Почему она так волнуется, если они должны быть полностью подконтрольны местным властям?»

Мальчишка, накрученный своей подругой, тоже взялся за палочку. Кел’Тузад недовольно поморщился от того, как неуклюже и бестолково вели себя дети. Вместо того, чтобы на пару выполнить защитные чары и дождаться помощи, они запаниковали и растерялись.

«Впрочем, это слабое место благополучных, тихих миров — у местных просто не возникает навыков выживания без достойного стимула. И все же, почему они так испугались?»

Подумав, он решил проследить за тем, как развиваются события, чтобы лучше понять каковы местные детки в бою. Подростки уже срывались на бег, торопясь добраться до более защищенной территории. Гермиона, к удовольствию лича, проявила чуть больше практичности, выбирая тактику поведения в опасной ситуации и взяла командование их маленьким отрядом на себя.

«Интересно, почему они мыслят масштабами только одного заклинания? — подумал Кел’Тузад. — Конечно, дементора нельзя убить теми средствами, которые есть у местных магов, но почему они зацикливаются только на одном заклинании? Да, оно эффективно отпугивает противника и надолго его дезориентирует, но выполнить его могут далеко не все. Почему, зная, что дементоры материальны и ограничены физическим телом, нельзя подойти к проблеме проще? Можно вморозить их в лед. Можно сдуть порывом ветра. Можно уронить под землю. И сбежать.»

Кел’Тузад почувствовал пять существ, что быстро окружали детей. Они действовали слаженно независимо друг от друга, как стая, где каждый ее член прекрасно знает где его место. Мгновение, и первая ударная волна разновидности ментальной магии ударила по мальчику, что бежал впереди, заставив его замереть в ужасе. Кел’Тузад с интересом принялся изучать темные фигуры, что скользили над землей, замыкая кольцо.

«Интересно, они охотятся используя ментальные навыки. Кажется, они манипулируют чувством ужаса и тоски, чтобы деморализовать добычу. Посмотрим, что будет дальше».

Мальчик начал пытаться отчаянно наколдовать единственное заклинание, которое, как им сказали, могло помочь справиться с дементорами. Но чары, сами по себе непростые, требовали ментальной дисциплины и, как заметил лич, определенной степени благословения Света. Будучи вполне обласканным стихией, мальчишка в ментальной дисциплине был полной невеждой.

Девчонка закричала — тонко, противно, на одной ноте. Звук, что она издавала был противоестественным и всверливался в голову лича как тонкое, плохо смазанное сверло. Он напрягся — если тело пострадает, то и ему придется не весело. Вмешаться? Нельзя. Ему все еще нужно отыгрывать полностью подконтрольного девчонке духа, иначе тщательно выстраивая легенда пойдет прахом. Ему нужно было, чтобы девчонка сама позвала его на помощь — это будет ее первый шаг в добровольном взаимодействии, а значит облегчит его работу с ее душой.

Лич присмотрелся к дементорам и увидел, как мальчишку толкнули на землю, а над ним зависла крупная особь. Она отличалась от видимой им раньше размером и интеллектом. Если первое существо было преисполнено любопытства и хоть и с видимым усилием, но могло держать свои инстинкты под контролем, пытаясь что-то рассмотреть в спрятанном в девочке личе, то этот экземпляр был подобен свежеподнятому вурдалаку — голодный и абсолютно, беспросветно лишенный интеллекта.

«Похоже, они или имеют разные уровни развития или мое предположение об ульевом типе разума находит подтверждение — этих тут всего пять штук и они тупые как тирисфальские тараканы».

Дементор прижал ребенка к земле и склонился над ним, отбрасывая капюшон. Деформированная, вытянутая голова была лишена глаз и любого рельефа лица, кроме круглой слюнявой дырки, похожей на затянутый шнурком кисет из старой иссохшей кожи. Существо потянулось и….

«Он что?!!!»

В магическом зрении обостренным грифами до предела, Кел’Тузад увидел как дементор с невероятной, просто невозможной ювелирной точностью начал вырезать целые пласты духовных оболочек человека. Орудуя невидимыми обычным зрением лезвиями, он был подобен виртуозному свежевателю, разрезая и распарывая вместо кожи саму суть личности. Ядро души ребенка вспыхнула в дикой агонии, разгораясь ярче яркого.

«Поразительно, он вырезает интеллектуальные слои, но не трогает жизнеобеспечивающие оболочки. Никогда ничего подобного не видел. Удивительное зрелище!».

Внезапно поле его зрения сменилось, когда девчонку тоже начали заваливать на спину, прижимая ее хилое тельце к земле. Жуткая боль прокатилась по всей его сути, когда духовные лезвия попытались освежевать и девчонку и даже успев сделать несколько ювелирных порезов.

Лич оскалился. Потянувшись, он проскользнул по лезвиям выше, вторгаясь уже на территорию дементора, оплетая его примитивный разум. Существо дернулось и его клинки бессильно заскользили на внезапно затвердевших оболочках души мага. Лич умел защищаться от духовных атак, как и любой житель Азерота.

«Что, не ожидал?»

Этого мгновения хватило, чтобы девочка наконец-то решилась и потянулась к браслету, развязывая руки личу. Подпустив в голос удивления и обеспокоенности, лич включился в игру:

— Леди Гермиона?

— Спасите нас!

Девчонка билась и крутилась в руках дементора, которого жестко закоротил своей волей лич. Но существо обладало давящей аурой, которая тяжким бременем давила на неподготовленный разум ребенка. Она паниковала.

— Сделайте хоть что-нибудь!

«Конечно, сделаю. Я опять умирать не собираюсь».

— Тогда вы должны разрешить мне пользоваться вашим телом, леди Гермиона, чтобы я мог использовать ваше магическое ядро, — лич соображал быстро, решив вытянуть из нее еще одну уступку, облегчая себе задачу по подшиванию своей души к ее оболочкам. — После этого изгнать меня может стать куда сложнее! Одумайтесь, леди!

«И тревоги побольше с сомнениями. Она должна свидетельствовать о моей непричастности с полной уеренностью».

— Если мы с Роном умрем, то уже будет все равно! Берите, что вам нужно!

«Ох, да, девочка, да! Я уж выберу то, что мне действительно больше всего пригодится.»

— Хорошо, — ответил маг и приступил к работе.

Первым делом он с рывком растянул горловину ее магического резерва, добывая для себя максимально возможную пропускную способность. Резерв опустеет куда быстрее, но и чары ему понадобятся сейчас энергоемкие. Поморщившись от агонии ребенка, которая его отвлекала, маг небрежным усилием оглушил ее и спрятал разум Гермионы в ментальное пространство, защищая от ауры дементоров.

— Вы на кого, животные, рты пооткрывали? — мягко спросил лич, вбивая жесткий клин связывания нежити в разумы дементоров. Существа визжали тонко и противно, ерзая и трясясь, но не в силах освободиться от ледяной хватки высшего лича, что сейчас полностью хозяйничал в живом теле.

Встав с земли, Кел’Тузад ухватил за подбородок ближайшего дементора и, покрутив его голову и так и эдак, вынес вердикт.

— Отгонять вас будет расточительством — не знаю когда еще выпадет случай поймать парочку ваших. Так что стойте пока ровненько.

Взявшись за волшебную палочку Гермионы, он поморщился, чувствуя яростное сопротивление полуразумной деревяшки своей воле. Поднажав, он подчинил ее и, чувствуя приближение огонька чужой магии, торопливо приступил к работе. Самый крупный дементор, что так и скорчился в причудливой позе над медленно бледнеющим мальчиком, повинуясь ментальному пинку лича, разогнулся и завис перед Кел’Тузедом.

— Сейчас у меня нет на вас времени, но это пока что. Поэтому, дружочек, давай мы тебя немножко загримируем.

Фигура колыхнулась, дернулась, ее вытягивало и рвало, обнажая белесые жилы и какие-то извивающиеся внутренности. Дементор завизжал, когда его начало все быстрее скручивать и свивать.

— Ну-ну, что же ты так? — участливо сказал лич, смаргивая заливающий глаза пот. — Тебе же совсем не больно, не притворяйся.

Дементор перестал визжать только тогда, когда его шея сделал восемь оборотов, собралась складками. А последний шипящий всхлип он издал, когда закручиваться начала его голова.

— Вот и все, а ты пищал, — довольно сказал лич, поднимая с земли шелковый шнурок. — А теперь ваша очередь, мальчики. Или вы девочки? Впрочем, разберусь потом.

Четырех дементоров неумолимая сила с хрустом свернула комками. Они визжали куда дольше, пока утрамбовывались и уминались в аккуратные обсидиановые бусины под внимательным взглядом Кел’Тузада. Нанизав четыре глянцевых шарика на нитку, лич с довольным видом повязал ее на правое запястье и повернулся к мальчишке, что всё так же валялся на земле и не торопился приходить в себя.

— Местные маги какие-то дохлые, — буркнул лич, решив не дожидаться все никак не добегущего до места проишествия кого-то из старших. — Кто бы объяснил им, что быстрые ноги для мага порой важнее быстрого ума.

Склонившись над мальчишкой, он поджал губы и скривился.

— Вот, Тьма! — с чувством ругнулся он. Мальчишка перестал дышать, а душа его начала распадаться готовясь к полноценному отторжению из тела — в месте, где прошлись лезвия дементора, ширилась длинная рана, что расползалась все шире и глубже. Внешние оболочки обвисли лохмотьями и быстро отмирали, лишенные доступа к силе искры творения.

— Мне только и не хватало, чтоб меня застали захватившим тело местной соплячки стоящим над освежеванным полутрупом! — Кел’Тузад упал на колени и торопливо потянулся к оболочкам души мальчишки, на чистом контроле удерживая разрыв. Замедлив отторжение ядра души, он прижался ухом к груди и, не услышав биения сердца опять грязно выругался на самом низком зандалари. Сложив руки в замок, он прицельно ударил по груди мальчишки. Тельце Гермионы было тщедушным и неимоверно раздражало лича. Тишина. Еще удар. Тишина.

— Да чтоб тебе Отец Снов колыбельную спел! — прорычал лич вытягивая с болью и яростью магию из собственного ядра души через глиф стихийного преобразования, прижимая ладони к тощей груди и шарахая током мальчишку. Тело дернулось. Сердце едва дернулось, сжалось пару раз, притихло, получило еще один пинок током от разозленного лича и мелко-мелко задрожало. Лич откинул голову мальчишки, выпрямляя его горло и вдыхая все что имело тельце в легкие мелкого паршивца. Больше не отвлекаясь на контроль окружения и перестав вести бегущего сюда мага, Кел’Тузад занялся мальчишкой, дыша за него и время от времени подстегивая норовящее остановится сердце.

Топот ног прервался и над ухом послышался уже знакомый личу голос:

— Мисс Грейнджер, потрудитесь объясни…

Кел’Тузад поднял уже основательно кружащуюся от интенсивного дыхания за двоих голову и получил практически в упор какое-то заклятие. Ледяной щит куполом накрыл лича буквально за мгновение до поражения того заклятием.

«А у этого мальчика хорошая реакция», — отметил лич со злорадным удовлетворением глядя, как отдачей от щита мага приморозило. Будь Кел’Тузад в полной силе, то не отделался бы Северус ознобом и ледяной коркой по колени, а стоял бы новой ледяной статуей в его галерее искусств.

— Магистр Северус, на детей напали дементоры. Леди Гермиона попросила помощи. Не имел права отказать. Пожалуйста, помогите, молодой лорд Рональд может погибнуть, — Кел’Тузад перешел на английский, морщась от неудобных звуков, что никак не хотели перекатываться на его языке как должно и отменяя щит. Была у лича уверенность, что второй раз его пока что атаковать не будут.

Быстро обрисовав сложившуюся ситуацию и сбросив на него заботы на поддержание жизни в ребенке, лич решил извлечь хоть какую то пользу из своего положения. Да, мальчика можно спасти. И да, ему нужен тот самый затюканный уборщик. Из того, что Кел’Тузад узнал о сквибах и их месте в обществе, он сделал вывод, что привлекая Аргуса к спасению ребенка, он поразит сразу несколько целей — покажет свою полную лояльность по отношению к местным магам, спасая их детенышей, покажет свою собственную ценность как источника уникальных навыков и закинет наживку ценному и перспективному магу из местных. То, что сквиб проглотит и крючок, и леску, и удилище, и руку лича по плечо Кел’Тузад не сомневался. Он много раз видел таких обиженных и обделенных. Какая удача, что у него есть легальная возможностью так тесно провзаимодействовать с завхозом и присмотреться к нему внимательнее.

По-быстрому рассчитав якорь под полевую магическую операционную, он торопливо принялся расчерчивать схему, попутно вливая в неровные канавки свою силу, каждый раз выдирая из ядра девчонки и своей собственной души буквально последнее. Сцепив зубы, он почувствовал, как внутри его души опять что-то треснуло и надорвалось.

«Надеюсь, это того стоило».

Подтянувшиеся маги довольно быстро прониклись ситуацией и, к радости лича, бросаться на него сходу с обвинениями не стали, хотя уровень агрессии, что исходил от Альбуса можно было и руками прощупать. Впрочем, нужно отдать должное его сдержанности и умению быстро думать в критической ситуации. Лич получил то, что хотел. Работа закипела.

Потом, глубокой ночью, когда вокруг не осталось никого, кроме тихо мурлычущего мистера Бигглусорта, Кел’Тузад украдкой подчинил тело и осторожно снял с руки браслет с четырьмя обсидиановыми бусинами. Сил в теле почти не осталось и рука тут же упала на одеяло безвольным куском холодного мяса.

— Мистер Бигглсуорт, радость моя, спрячь это как следует, — лич не был уверен, что с его губ сорвалось что-то громче дыхания, но теплый кошачий нос ткнулся в его пальцы, а гладкие бусины выскользнули из руки. Спустя мгновение, кот спрыгнул с кровати и куда-то ушел.

— Моя прелесть, — довольно прошептал лич не открывая глаз и вернулся в свое пространство. Девчонка пускай восстанавливается, а ему еще предстоит изучить возможности ее опрометчивого «Берите, что вам нужно!»

Примечания:

Думаю, мне не нужно говорить, кому посвящена дементорская часть =)

---

После резкой отповеди Снейпа, Гарри, пометавшись по замку вернулся за стол и кое-как заставил затолкать в себя ужин, который был бы потрясающим в кругу друзей, но теперь совершенно безвкусный. Профессора мелькали в зале, но напряженные лица выдавали беду, отчего даже самым толстокожим передалось напряжение. Первыми из-за столов, даже не дождавшись ежегодного выступления приведений встали студенты Хаффлпафф и под чутким приглядом своего декана вернулись в свои спальни. Рейвенкло задержался не намного дольше. Слизерин и Гриффиндор встали почти одновременно и перебрасываясь особенно едкими шуточками в адрес друг друга начали расходиться.

Кто бы мог подумать, что обыкновенный поход в Хогсмид может закончиться такой бедой. Никто из Уизли на Пир так и не пришел и как потом узнал Гарри всех детей на день мистер и миссис Уизли забрали домой, кроме Перси, чтобы поддержать друг друга. Перси решил остаться, ведь с него никто не снимал обязанностей старосты школы, да и он сам решил, что лучше бы ему остаться рядом с братом, которого решено было оставить на попечении мадам Помфри. Дамблдор, который вернулся из какой-то своей отлучки был мрачный и сердитый, излучая вокруг себя потрескивающую от магии ауру. Дураков подшучивать над его обычными чудачествами в тот вечер не было даже со стороны вечно злых на него слизеринцев.

Гарри возвращался в башню Гриффиндора задумчивый и переполненный беспокойством за друзей. Погруженный в свои мысли он даже не сразу заметил, что у портрета Полной Дамы собралась приличная толпа.

— Почему все стоят? — удивился Гарри, поднимаясь на цыпочки и пытаясь рассмотреть вход в гостиную за спинами гриффиндорцев.

— Пропустите! Расступитесь, пожалуйста, — послышался голос Перси. — Мисс Браун, чуть в сторону. Спасибо. Почему вы не заходите в гостиную? Переели и пароль забыли? Извините, мисс Патил, не хотел вас толкнуть…

Перси пробирался сквозь толпу, ввинчиваясь между студентами и стараясь соблюдать вежливость и непреклонность. Гарри, который хотел было уцепиться за подол Перси и расспросить его как следует по поводу Рона и Гермионы. Но он не успел попасть в кильватер движения старосты и волна учеников сомкнулась за спиной Перси, оставляя Гарри позади.

Как только Уизли достиг входа он судорожно вдохнул и этот звук был неожиданно хорошо слышим во внезапно воцарившейся тишине.

— Немедленно позовите директора или декана, — голос Перси сорвался на фальцет, выдавая его крайнее беспокойство.

Поттер почувствовал, как по спине зазмеился холод, предчувствуя очередную беду.

«Этот день уже претендует на худший в этом году. А ведь не так давно меня чуть василиск не сожрал»

— Расступитесь, пожалуйста.

Голос директора, вроде бы и тихий, вроде и спокойный, мгновенно сдул всех учеников с дороги, освобождая широкий проход к Полной Даме. Гарри, не ставший терять времени, тут же просочился вслед за лиловой мантией Дамблдора, пробираясь поближе к месту событий. Его глазам предстало печальное зрелище: ставшей привычной полной доброжелательности Леди на портрете не было, а само полотно картины было изорвано и клочьями свисало до самого пола. Неизвестный преступник вырвал несколько лоскутов и в ярости разбросал вокруг, а раму расколол и теперь ее щепки белели как сломанные кости.

Дамблдор нахмурился, оценивая урон, нанесенный картине.

— Пр-р-ропустите! — как всегда в минуты волнения у МагГонагалл прорезалось ее великолепное шотландское «р», которое сейчас больше напоминающее рычание разъярённого тигра.

— В сторону! — лучше всякого василиска шипел Снейп, черной облезлой летучей мышью спеша за МакГонагалл. Гриффиндорцы слишком возбужденные происшествием забывали привычно уступать ему дорогу и декан Слизерина с трудом сдерживался чтобы не начать снимать баллы.

Люпин, который тоже был тут проскользнул незамеченной серой тенью — он ни сказал ни слова, но умудрился пройти никого не задев и даже ободряюще похлопав Гарри по плечу проходя мимо.

— Профессор МакГонагалл, пожалуйста, в виду того, что Филчу нездоровится, вам придется самой организовать другие портреты на поиски Полной Дамы. Мы должны как можно скорее выяснить где она и что с ней случилось.

— А чего ее искать-то? А искать толстуху и не надо. Зачем время тратить, а? А?! — кудахчущий, полный противного скрежета голос Пивза узнали все. Гарри инстинктивно пригнулся и потянулся за палочкой — ни раз и не два ему на голову выливались чернила, а то и чего по хуже руками зловредного полтергейста.

Мерзкий человечек кувыркался и куролесил, ходил колесом по потолку и издавал неприличные звуки. Кажется, его распирало от всеобщего внимания к его противной персоне.

— Пивз, ты знаешь, что я сейчас не в духе, — подчеркнуто спокойно сказал Дамблдор и посмотрел на духа поверх своих очков. — Поэтому давай опустим часть с загадками, шутками и гадостями и ты сразу скажешь все что знаешь. Ты понял?

Пивз замер на середине кувырка и глумливо вытянулся во фрунт прямо поперек стены. Хоть он и боялся директора, но зловредная натура брала вверх, заставляя куражится даже под тяжестью недовольного взгляда Дамблдора.

— Ох, она хоть толстуха и уродина, но даже ей не чужд стыд, так что она спрятала свои телеса, о мой длиннобородый повелитель, — от елейного голоса Пивза Гарри почувствовал будто сироп с дрянью под языком разлился. — Ох как она вопила! Как причитала! Плакала-то как! А как бежала-то через каждый нарисованный куст, падая в каждую нарисованную лужу! Загляденье просто! Мне ее даже жалко! Чесно-чесно-пречестно! Просто бедняжечка!

— Пивз, — директор не повысил голоса, но полтергейст тут же кулем упал под ноги директора и зачастил, выстреливая слова как горох об стену.

— Да цела ваша толстуха, цела! Что ей сделается-то, портрету? Просто перепуганная до, хе-хе, смерти.

— Надеюсь, она поделилась с тобой причиной своего плачевного состояния?

— А то! — Пивз опять взлетал под потолок, раздувая щеки и причмокивая. — Сказала, ваше добрейшество и директоршество!

Гарри замер, нетерпеливо глядя на противного духа, что скрутился клубком и засунул голову себе между ног, показывая язык и плюясь в окружающих.

— Пришел тут один, ста-а-арый знакомый. Не такой старый как я. Полная Дама его прекрасно помнит — сколько раз он ей чуть ли не ручку целовал за семь-то лет, ага. Вот только пароль не знал, вот беда! Беда-да-да!

Пивза крутило и мотало из стороны в сторону от переполнявших его плохих эмоций и злости, которыми он щедро отъедался над толпой раздраженных магов.

— И как же обидно было толстухе, что ее любимчик, угодник дамский и вообще хороший мальчик так разозлиться, что она его без пароля-то не пускает! Без пароля-ля-ля, вас не пустят них…

— Пивз! — голос директора стал еще холоднее. — Кто это был?

— Сириус Блэк, директор. Ваш ста-а-арый знакомый.

Полтергейст со свистом просочился в щель между камнями и был таков.

Воцарившийся хаос и панику Дамблдор обуздал с большим трудом — уже не первую неделю дети читали газеты, наполненные тревожащими и нагоняющими ужас статьями про Сириуса Блэка, так что паника поднявшаяся после слов зловредного Пивза была понятна, но ужасно не вовремя. Всех учеников, даже тех, кто уже успел лечь спать, согнали в Большой Зал под присмотром факультетских старост и приведений. Как бы ему того не хотелось, но Альбус вынужден был прилюдно объявить о вторжении.

— Мы обыщем весь замок, — громко объявил Дамблдор, стоя на том месте, где обычно располагался преподавательский стол в Большом Зале и с помощью массового Силенцио обрывая на корню поднимавшуюся волну перепуганного ропота. — Уж поверьте, вам нет нужды бояться. Профессора МакГонагалл и Флитвик в данный момент запирают и дополнительно зачаровывают все входы и выходы из Хогвартса. Остальные преподаватели обыскивают весь замок. А вы, ученики, ради общей безопасности и для поддержания порядка сегодня будете ночевать все вместе тут. Ночное дежурство будут вести все старосты по очереди следя за порядком и охраняя вход. Зал будет разделен на женскую и мужскую половину ширмами и я, надеюсь, не должен отдельно вам напоминать о том, что незапланированная пижамная вечеринка должна сохранять приличия.

Дамблдор жестом подозвал к себе всех старост и уже отдельно для них повторил инструкции. Впрочем, беспокойства в его голосе не было — Альбус был совершенно уверен, что Сириус уже покинул пределы школы. Он был хоть и безумец, но точно не дурак и должен был понимать, что неудачное вторжение приведет к тревоге по всей школе, а значит прятаться будет бессмысленно. Трансфигурировав из своего носового платка плотную ширму, что с тихим шелестом разделила зал на две половинки и убедившись, что старосты быстро и без проволочек разделяют мальчиков и девочек по своим сторонам, он быстрым шагом вышел из зала.

Дамблдор бегом прошел в свой кабинет и широким жестом расстелил на своем столе подробную карту Хогвартса — ту самую, с которой четверка отчаянных гриффиндорцев, когда-то смогла снять копию.

— Покажи мне Сириуса Блэка.

Карта замерцала, линии на ней спутались и свились узлами, а потом снова пролегли линиями кабинета директора. Пусто.

— Покажи мне Гарри Поттера.

Карта отреагировала быстро — контур Большого Зала был вполне узнаваем, а точка с именем мальчика была там где и положено. Немного подумав, он озвучил еще одну просьбу:

— Покажи мне Гермиону Грейнджер.

Больничное крыло. Метка девочки была там, где и ожидалось.

— Покажи мне Кассия Ледяную Звезду.

Карта мерцала куда дольше, неуверенная видит ли она требуемое или нет. Наконец она сдалась и показала кабинет Дамблдора.

— Что ж, раз ты его все еще не видишь, это хорошо.

Свернув карту и убрав ее на место, он вышел из кабинета и нашел Флитвика.

— Филиус, как дела?

— Я закончил комплекс чар, директор, — степенно ответил маленький маг. — Я не знаю каким образом Блэк смог проникнуть под защиту Хогвартса — защитные чары не были повреждены, следов взлома тоже нет. Удивительно.

— Мальчик всегда был талантливым, хоть и весьма… хм-м… незаинтересованным в учебе. — Альбус вытащил палочку и аккуратно добавил несколько чар исключительно директорского уровня привелегий.

— Вы так говорите, будто он все еще хороший, но оступившийся мальчик, Альбус, — Флитвик неодобрительно приподнял косматые брови и быстро перебирая короткими ножками поспешил к следующему узлу, в котором сходились защитные чары.

— Все плохие взрослые когда-то были хорошими мальчиками, Филиус. — Альбусу не стоило труда поспевать за своим коллегой. — Ты не против, если я помогу тебе с чарами? Думаю, стоит поскорее закончить с этой частью работы.

— Разумеется, ваша помощь всегда кстати. — Флитвик кивнул и пассом палочки поднял целую секцию стены в неприметном тупике, обнажая пылающую чарами и рунами плиту под ней. — Но это не меняет того, что эти когда-то хорошие мальчики переступили моральный горизонт. Не думаю, что человек, предавший лучшего друга и убивший уйму магов достоин сочувствия.

— Суд был слишком уж поспешным и я так и не добился того, чтобы дело было рассмотрено как положено, Филиус. — Директор аккуратно погладил несколько знаков на плите. — Тут все хорошо. Давай дальше.

— Я сейчас не готов обсуждать компетентность суда того времени. Куда больше беспокойство во мне вызывает нападение дементоров на учеников. Удивительное везенье, что ими оказалась именно мисс Грейнджер и ее… хм-м… гость.

— Сомнительное везенье, не находишь Филиус? — Дамблдор остановился уже у другой стены и повторил процедуру настройки защитных чар.

— Если бы это была не мисс Грейнджер с мистером Кассием, то вторжение Блэка на территорию Хогвартса можно было бы считать досадной мелочью, по сравнению с поцелованными дементорами учениками.

— Тут я не могу с тобой спорить, — согласно кивнул Дамблдор. — Я так понимаю Северус уже поделился подробностями?

— Да. И что вы по этому поводу думаете?

— О самой ситуации?

— О, я вполне могу представить что вы думаете о том, что Министерство пусть и косвенно, но натравило дементоров на детей. Я имею в виду, что вы думаете о том, что Кассий фактически спас от смерти двух детей.

— Справедливости ради стоит сказать, что он и себя спасал, — жестко ответил Дамблдор.

— Ну, — Флитвик остановился и посмотрел в глаза директору, не смотря на то, что это было ужасно неудобно с учетом его роста, — у меня сложилось впечатление, что его отношение к смерти весьма… практично.

— Почему вы так решили?

— Я имел несколько бесед с мисс Грейнджер и она была достаточно любезна, чтобы ответить на ряд моих вопросов. В частности, ее рассказ о упомянутых школах магии которые свободно и широко практикуются в родном мире Кассия произвел на меня неизгладимое впечатление. Например, он упоминал некромантию как дисциплину обязательную к изучению на базовом уровне всем без исключения ученикам Кирин Тора.

— Почему мне об этом не рассказали? Я бы с удовольствием тоже послушал обо всех этих чудесах.

— О, как сказала мисс Грейнджер, на все ее попытки подробнее расспросить Кассия он неизменно отвечал, что все подробности только в вашем присутствии чтобы не повторяться дважды.

— То есть он уже тогда знал, что нам предстоит разговор? — Дамблдоор нахмурился.

— У меня есть мнение, что Азерот — ужасно опасное место и там просто не выживают наивные, слабые и медленно соображающие. Так что вывод о том, что его будут расспрашивать взрослые маги этого мира, возможно представители власти для Кассия не являются сколько ни будь достойным упоминания рывком логики.

— Какое у тебя интуитивное впечатление о нем? — Дамблдор доверял чутью маленького квартерона и хотел услышать мнение со стороны, чтобы дополнить свои размышления о нем. Категорическое неприятие и отвращение к Кассию со стороны МакГонагалл было закономерным — дочь священника не могла иначе. Настороженность, страх и подозрительность Снейпа была продиктована печальным опытом общения с Томом Реддлом. Башильда просто боялась его и старалась как могла избегать любого обсуждения иномирной персоны. Филиус же был одновременно и опытным магом, который осознавал опасности магического мира и сам стоял одной ногой в мире «нелюдей», чтобы оценивать ситуацию под немного другим углом.

— Он действительно ученый — это факт. Те вопросы по теорчар, которые он сходу сформулировал прослушав всего три лекции третьего курса говорят о специфической деформации мышления, которая бывает у научных сотрудников. Еще один факт — это то, что он однозначно боевой маг. Его поведение, описанное Северусом говорит о стрессоустойчивости и умении быстро соображать в критической ситуации. Добавим сюда то, что он знал как поддержать жизнь маленького Уизли без всякой магии и мы видим мага, который точно оказывался с умирающим товарищем на руках без капли магии на поле боя. Я уверен, что среди магов Британии найдется мало тех, кто вообще понимают что такое сердечно-легочная реанимации. Кроме колдомедиков, конечно.

— То есть ты считаешь его безопасным? — тихо спросил Альбус, останавливаясь.

— Ох, Мерлин, конечно нет! — Флитвик аж руками всплеснул. — Боевой маг, который прошел как минимум одну войну, абсолютно точно убивал и изучавший некромантию в обязательном порядке точно рисует портрет как минимум того, с кем не стоит связываться не подумав. К тому же мы не знаем моральную систему ценностей, которая распространена на его родине. Однако…

— Что?

— Однако он неукоснительно следует весьма строгому этическому кодексу и пока что не был замечен за чем-то предосудительным. Те жесткие рамки, которые он наложил на общение с мисс Грейнджер внушают мне определённую долю оптимизма. Она вам уже жаловалась, что он отказывается ее чему-либо учить?

— Да, Гермиона упоминала нечто подобное.

— И мне почему-то кажется что он не боится смерти, поэтому его вмешательство в инцидент с дементорами я склонен рассматривать как однозначный жест доброй воли.

— Ты защищаешь его, Филиус? Не забывай, его никто не звал и то, что он фактически паразитирует на теле нашей студентки не прибавляет ему очков.

— Я пытаюсь быть объективным и оценивать то хорошее, что он сделал. А он действительно спас от неминуемой смерти двух детей. Причем одного из них исцелил от того, что считается абсолютным приговором.

— Справедливости ради стоит упомянуть помощь Филча.

— О, мне еще предстоит интроспекция на тему того, что сквибы в глазах мага из другого мира — немыслимая редкость и ценность. А то, что Филч способен на то, что у нас упоминается только как миф, вызывает у меня просто алекситимию.

— Да уж. Я тоже до сих пор под впечатлением, — согласился Альбус.

— Так что, коллега, я совершенно точно уверен, что нахрапом эту проблему не решить и, возможно, не стоит торопиться с изгнанием Кассия. Его знания бесценны. Его навыки — уникальны. Если получится получить от него хоть малую толику его возможностей — наш мир может от этого только выиграть.

— Или получить силу, с которой не в силах будет справится.

— Или так, — не стал спорить Флитвик. — Хорошо, что я не Мерлин и решения такого масштаба надо мной не нависают.

— Я не Мерлин, однако…

— Вот поэтому вы, а не я возглавляете Визенгамот, несете ответственность за школу и занимаетесь законотворчеством. — Филиус хитро улыбнулся. — Я бы хотел, если решение будет в пользу Кассия получить возможность поближе и напрямую пообщаться с коллегой. Думаю, мое здравомыслие не вызывает у вас вопросов.

Дамблдор хмыкнул и подошел к следующему магическому узлу. Работы было еще много.

* * *

В Запретном Лесу много укромных мест, многие из которых таковыми считаются в виду их полной обыденности и неинтересности. Кто ж пересчитает все распадки? Кто ж отличит все ямки и заросшие травами и подлеском пересохшие ручьи? Кто упомнит заброшенные медвежьи берлоги? А кто считает барсучьи норы? Вот и этот небольшой густо поросший тонкими травами, укрытый зарослями дикой малины и ежевики песчаный пригорок стирался из памяти сразу же, как только на него переставали смотреть. Единственное, что его отличало от других точно таких же пригорков — это звенящая холодом тишина. Рядом не щебетали птицы, не шуршали мелкие зверьки в подлеске, волки замирали возле одной понятной им границы и уходили подальше от холодного места. Песок, серый с желтым, промерз на пару-тройку футов вглубь, стискивая смертными объятьями всю ту немногочисленную живность, что не успела уползти или убежать из опасного места.

Неприметный извилистый ход вел куда-то вглубь пригорка. То, что казалась просто заброшенной норой оказалось куда больше и опаснее. Извилистый ход, в который разве что ползком мог бы протиснуться подросток или очень изящной конструкции взрослый, вел вниз, вглубь и куда-то в сторону. Холодная темная кишка смерзшегося песка и земли, обильно переплетенная мертвыми или кажущимися таковыми корнями вела все дальше. Правда, дураков соваться туда не было. Ниже, ниже, глубже, в стерильную промороженную темноту вел ход, после очередного поворота обрываясь в круглой, похожей на выдолбленную в камне, чаше. Видимо, скальная порода подходила куда ближе к поверхности земли в этом месте. Впрочем, если приглядеться, то можно было бы рассмотреть и остатки древней кладки, осыпающуюся серыми крупинками известку и что-то истлевшее, всеми забытое. Попади сюда кто-то живой и его судьба была бы предопределена.

При ближайшем рассмотрении становилось ясно, что нора была добротно обжитая кем-то или, скорее чем-то. Потолок и стены были укреплены деревянными, грубо и не особо аккуратно сколоченными шпалерами. Собирали их явно не из аккуратных реек, а из грубо обломанных веток орешника и перевязывали стыки корой и какими-то тряпками. Вся эта ячеистая структура была увита сложными сплетениями сероватых жил, каких-то пульсирующих кишок и наполненных чернильной жижей вен. Сосуды, наполненные жидкостью сокращались, с видимым усилием проталкивая вязкое содержимое куда-то в центр каменной чаши. С потолка свешивались какие-то белесые, полупрозрачные, смердящие трупниной мешки, собранные в гроздья похожие на виноград. Сквозь до предела натянутые мембраны были видны какие-то копошащиеся то ли личинки, то ли пальцы. Все эти гроздья, свисающие на тонких, того и гляди оборвутся, жилах, были покрыты какими-то похожими на малину наростами — такие же бугристые и даже пахнущие также ягодно. Этот запах свежей малины такой острый и пряный в холоде этой норы, смешивался с запахами падали и кишечного содержимого.

В самом низу, там, куда вели переплетения жил, сосудов и крупных стволов артерий, находился мешок плоти, больше похожий на раздутое брюшко клопа, что насосался кровью и так и сдох, гния и опадая сам в себя. Мешок, облепленный кусками беловатого жира или нечто его напоминающего дрожал и подергивался, готовясь лопнуть. Пульсация усилилась, из ритмичной и сильной, превращаясь в судорожную и болезненную. Мешок лопнул, заживо плавясь и разбрызгивая из трескающегося тела кипящую цитоплазму с желтоватой сукровицей. Малиновый запах усилился, смешиваясь с анисом, гнилью и смертью. Из ошметков осклизлой оболочки с трудом выпуталась серая, полупрозрачная фигура. Долговязая, с выпирающими костями и истощенно худая она стояла пошатываясь в чавкающей тьме. Переступив на гнущихся под собственным весом будто подтаявший у огня воск ногах существо немного приподнялось в воздух, едва-едва касаясь запутавшимися будто веревочными пальцами пола. Вытянутая голова была сплюснута с висков, лицо было похоже на полупрозрачное промасленное тесто, лишенное чего-либо. Подняв трясущуюся руку, существо ощупало низ лица и вдавило большой палец куда-то в районе подбородка. Серая плоть с просвечивающимися изнутри костями поддавалась легко, будто тесто, разрываясь под давлением длинного суставчатого пальца. Плоть собралась складками обхватывая палец и новый рот влажным хлюпаньем втянул воздух. Вокруг него отмирала, быстро разлагалась и осклизлыми потоками стекала на пол псевдоматка.

Мууг опять родился. Потянувшись своей волей, он коснулся лужи под ногами и позвал своих детей разделиться. Вокруг него медленно формировались серые коконы, пульсирующие и быстро зреющие. Окинув взглядом свою семью Мууг не досчитался нескольких детей. Очередной шаг в сторону совершенствования стоил ему троих детей — эволюция дело сложное и затратное.

Из норы, которую нашла и облюбовала Семья Мууг выполз сначала сам протоотец, за ним один за другим — его дети. Сбившись в плотную кучу, они медленно плыли в сторону Хогвартса. В голове протоотца медленно и тяжело ворочались мысли, слишком часто искажаемые вспышками инстинктов и голодом. Он слишком хорошо помнил ту ясность и свободу, ту легкость, с которой размышлял сливаясь с детьми или лежа в псевдоматке, ассимилируя добычу в свои покровы. И вязкость, буквально физически осязаемая тупость тяготила Мууга, вынуждая принюхиваться и присматриваться в поисках добычи. Пересекая тропу, что связывала людское поселение с замком набитом живыми и вкусными магами, Мууг задержался. Он видел исчерченную смутно знакомыми системами землю. Хоть сам рисунок был кем-то торопливо стерт и засыпан сором, но отсутствие глаз вовсе не мешало Муугу видеть источающий синий холод рисунок.

— Совершенство сути. Было здесь.

Он шевельнул пальцем на левой ноге, отдавая приказ и его дети попали на землю как тряпки, обнюхивая и облизывая истоптанную ногами дорогу. Мууг висел неподвижно, лишь ночной осенний ветер шевелил измочалившийся край его плаща.

— Семья Сааг. Первые.

Мууг чувствовал привкус родственной Семьи — в пыль впитались капли ихора ее детей, чей знакомый вкус оседал на сухих языках детей Мууг.

— Искать.

Его дети, будто подхваченные ветром тени, исчезли в кустах. Мууг чувствовал, что Сааг была разорвана — ихор в грязи принедлежал протоотцу и первым детям. Но кто-то из Сааг еще остался. Будет удачно, если Мууг найдут их первыми.

До чуткого слуха Мууга донесся тонкий беспомощный визг и звук, с которым рвется мокрая тряпка.

— Съесть.

Возле дороги, как и предполагал Мууг, нашлись оборванцы Сааг — потерявшие связь со своим протоотцом, они застыли беспомощные и безмозглые. Даже инстинкты больше не вели их, превращая в смертельно опасные, но неподвижные тени. Не хорошо живым оставлять таких на виду. Поглощение другой семьей — лучший выход для оборванца, что не сберег протоотца. Нет больше Сааг. Они пойдут плоть к плоти Мууг.

— Хорошо.

Мысли перекатывались вяло, как волны, залитые слизью из родового мешка псевдоматки. Если совершенство сути опять скрыто от Мууг в замке, значит стоит осмотреть пороги и границы. Вдруг кто-то проявит беспечность и оставит лазейку. Протоотец шевельнулся только тогда, когда один из его детей преподнёс ему часть плоти оборванца Сааг. Приняв в чашечкой сложенную руку сероватый пульсирующий синими прожилками нарост, Мууг бережно и аккуратно, помогая себе пальцами по кусочкам поглотил Сааг. Внутри стало умнее. Чуть-чуть. Совсем немного. По покрытым слизью мыслям прошла неприметная рябь.

Вновь собравшись вокруг протоотца, дементоры двинулись по дороге в сторону замка, оставив в кустах лишь несколько полуистлевших тряпок, что когда-то служили плащами.

Мууга встретило активное копошение собратьев из других семей вокруг защитной границы. Увы, она была как всегда непроницаема для дементоров — пробиться сквозь нее было не легче, чем потрогать руками солнце. Издав тихое сухое шипение, Мууг поискал знакомый запах смородины, аниса и утопленника. Подобравшись к протоотцу Тхеаг он направил в его сторону волну малинового запаха. Дементор напротив него замер, разворачиваясь.

— Меняться.

— Нет.

— Новости. На плоть.

— Да.

Мууг подплыл ближе, протягивая руку и стаскивая с головы протоотца Тхеаг тряпку, открывая оплывшее, покрытое крупными медленно стекающими каплями лицо. Рот Тхеага пульсировал, то выворачиваясь наружу складкой покрытой мелкими иголками плоти, то втягиваясь внутрь, сжимаясь плотно затянутым кисетом. С головы Мууга тоже сняли ткань и два дементора слились в противоестественном подобии поцелуя отдавая в дар куски плоти и крохотные обрывки покровов и забирая взамен новости и капельки охотничьих хитростей Семьи Тхеаг.

— Сириус Блэк нас обманул, — Мууг оторвался от протоотца и спрятал лоснящийся затылок под черной тканью.

— Обманул, — Тхеаг повторил его жест, но не торопился опять побиться об защитную границу, слишком занятый рассматриванием кусочков покровов Семьи Мууг.

— Пройти. Туда. Просить. Повод.

— Не пускает.

— Требовать. По их закону.

— Не пускает.

Мууг отошел от Тхеага и подогнул пальцы на левой ноге. Его дети рассредоточились, занимая привычные места в ключевых точках напротив места, где лучше всего чувствовалось присутствие совершенства сути. К злорадной радости протоотца Мууга остальные семьи оказались слепыми и не видели главного. Удивительно. Но удобно. Не зря Семья Мууг третью сотню лет придирчиво снимала покровы с умных и зрячих. Кажется, его решение было правильным — он видел больше, думал лучше. Хорошо.

«Мы подождем»

* * *

Эйриц наконец-то смогла передвигаться без помощи Харитона и впервые за последнюю неделю выползла из своего номера в гостинице. Прежде чем выйти за дверь она тщательно расчесала и заплела заметно поредевшие после смерти рыжие волосы, распределяя оставшиеся пряди так, чтобы прикрыть проплешины. Смерть, конечно, заметно снижает уровень критичности к своей внешности, но она еще слишком хорошо помнила, что была второй красавицей в своей деревне, уступая только своей сестре, которая обходила ее нежным мягким нравом, что выигрышно смотрелось на фоне Эйриц славящейся мужиковатыми повадками.

Рассмотрев свое новое на половину лицо, нежить скривилась, иронично хмыкая и потирая серые веснушки на родной части лица. Впрочем, Харитон расстарался для нее и она действительно выглядела просто отлично для трупа пятилетней давности. Смерть исказила ее, изменив и изуродовав, но не смогла до конца отнять характерные черты семьи, к которой она когда-то пренадлежала. Некоторые отрекшиеся намеренно уродовали себя, пришивали новые лица или делали все, чтобы поскорее забыть то, кем они были до прихода Плети и своего рабства. Однако Эйриц всегда была упрямой и если что вбивала в свою рыжую головушку, то даже смерть не могла это до конца из нее вытравить. Так случилось и сейчас.

— Я Эйриц Строутберг. И я не отказываюсь от своего прошлого. Да, я мертвая. Но я — настоящая.

Она оттянула веки под своими светящимися нечистой магией глазами и вгляделась в едва заметные синеватые прожилки на серых, похожих на стухшие яйца глазных яблоках. Были когда-то голубые с зелеными прожилками, как у мамы. Она вытащила из сумки банку с плотным гримом, которым густо покрыла лицо, пряча под белой краской и грязно-голубые червяки раздувшихся из-за свернувшейся крови вен, и швы, где ей пришивали кожу, натягивая ее на кости, и россыпь мелких язвочек, когда-то несущих в себе заразу чумы нежити, а сейчас лишь напоминая об этом мягкими уродливыми дефектами с оплывшими краями. Хитро завязанная косынка из яркого солнечно-желтого шелка прикрыла волосы и большую часть лица, оставляя на виду, только глаза и узкую полоску кожи над изрядно облезлыми бровями.

Рубашка из плотной синей шерсти облепила тощее тело, скрывая многократно переломанные и криво сросшиеся ребра, впалый живот с новыми рубцами и надрывы серой кожи, сквозь которые виднелись желтые позвонки. Кожаные штаны она натянула с усилием — мешали деформировавшиеся стопы с отросшими когтями вместо ногтей. Обувь Эйриц перестала носить именно из-за них. Кожаный колет с кармашками сшитый специально под худую фигуру нежити сидел на ней как следует. Пояс с двумя тролльскими кукри, которые подогнал ей Забкази, обвил ее костлявые бедра, приятной тяжестью успокаивая. Она погладила рукоять ножа, оплетенную простыми кожаными полосками и улыбнулась. Подумав, она натянула через голову гербовую накидку с ярким, видимым издалека знаком Орды. Хоть отрекшихся и принимали в Даларане как союзную расу, но досадные проблемы все равно случались — каждый жрец считал своим долгом осенить Светом подвернувшуюся нежить, вызывая у нее невыносимые страдания. И оправдания всегда были одинаковы — мол перепутал, ошибся, мало ли, шпион Короля Лича. Извините, мол, что не сдохли! Поэтому разумная нежить старалась в нейтральных городах как можно заметнее демонстрировать свою принадлежность к Орде, чтобы потом не было нужды в долгих разборках. За отрекшихся вступались редко, только в тех редких случаях, когда кому-то, как самой Эйриц, повезло прибиться к хорошей маленькой орде.

Было тепло. Не то чтобы ей было холодно — нежить вообще мерзла по-другому, страдая от мертвящего озноба совсем другого рода постоянно. Но мягкое давление солнечных лучей на затылок и плечи был приятным и утешающим. Она подняла голову и посмотрела на лазурное небо с белыми, жемчужными, слегка розовыми облаками, что причудливыми зверями неторопливо скользили куда-то в сторону пика Цитадели Ледяной Короны, чтобы там отяжелеть от снега и скверной магии, а потом пролиться где-то едким дождем или вымораживающим все живое снежным бураном. Пока еще белые и жемчужные. Красивые. А потом уродливые и опасные, несущие смерть.

«Хе, я всего лишь облако, что несут потоки судьбы. Была чистой и белой. Стала черной и скверной. Потом растворюсь и не останется от меня ничего, даже памяти. Время покажет, чем я прольюсь на землю».

Эйриц ссутулилась и пошаркала в район Даларана, в котором располагался ремесленный квартал, привычно не обращая на косые взгляды и шепот молитв отводящих зло. Она хотела найти хорошего мастера инженера и заказать небольшую безделушку. После того, как она столкнулась с боевой семьей Зосимы и рассмотрела его детей, она потеряла покой — и радость, и горечь жгли ее изнутри лучше самой едкой кислоты. Одной Тьме ведомо чего ей стоило заниматься своим делом, вместо того, чтобы броситься с расспросами к…

«Я не отказываюсь от своего прошлого. Но и не вторгаюсь в настоящее, давая возможность другим жить не обременяя собой»

Но мысль о небольшой безделице, которую она могла бы анонимно послать, ее не покидала.

Наконец, поколебавшись, она толкнула красивую дверь, изукрашенную шестеренками и со стильной табличкой на всеобщем «Открыто» на небольшом крючке. Лавка игрушек ее встретила ожидаемо шумом сотен маленьких механизмов, треском заводных птичек, трелями механических лягушек, лаем и писком ненастоящих питомцев. На ее голову тут же сел маленький… м-м-м… шарик с винтом? Эйриц бережно сняла его со своей макушки и рассмотрела блестящий латунью корпус. Помнится, она любила такие безделицы и очень хотела. Жаль, что Эйриц ее тогда за это так зло высмеяла.

— Чем могу помочь, уважаемые покупа…

Тонкий голосок, который начал радостно и звонко потускнел и сбился, когда хозяин лавки вышел из-за прилавка и рассмотрел своего посетителя. Маленький гном с ярко розовой бородой и лихо закрученными руками, в фартуке и с инженерными очками на макушке мог бы показаться смешным, но Эйриц прекрасно помнила, как тот хорош был в Наксрамасе.

— Мне нужно напоминать, что Даларан нейтральный город? — сухо спросил он, напрягая маленькие ручки с разгоняющейся арканой вокруг них.

Эйриц видела, как напряглись его предплечья, покрытые розовыми волосиками. Усмехнулась доброжелательно, хоть этого и не было видно под платком.

— Я соблюдаю нейтралитет, уважаемый, — она с тихим хрустом наклонила голову к плечу, рассматривая гнома.

— Что вам нужно? — голос мага был все еще холодным и не дружелюбным.

— Подарок. Я… — Эйриц замялась. — Мне… Понимаете, нужно что-то особенное.

— Что именно? — голос мага стал немного теплее. — Меня, если что, зовут Вуди Вульперштук, я мастер-инженер.

— Меня зовут Эйриц, — представилась она и осторожно положила на полку шарик с винтиком, который по прежнему держала в руке.

— Так что вам нужно? Все мои игрушки — особенные.

— Я… надеюсь вы поможете мне с выбором. — Эйриц замялась — она понятия не имела, что сейчас могло понравится дорогому ей человеку. Живые меняются куда быстрее мертвых.

— Тяжелый случай, — гном повеселел и расслабился. — Но я и не с таким справлялся. Расскажите кому подарок?

Эйриц раскрыла рот… помолчала… закрыла рот. Она не имела права раскрывать тайну своей личности. Но заказать подарок все равно хотелось.

— Все настолько трудно? — осведомился гном, упирая ручки в бока.

Эйриц обреченно кивнула.

— Что ж, Вуди Вульперштук никогда не сдается.

Внутри так холодно и пусто, будто в животе проделали маленькую дырочку и гигантский комар высосал из него все потроха, а потом запустили туда целый муравейник маленьких рыжих муравьев и они обчистили все что осталось, оставляя после себя только желтоватую кость да и только. Аргус чувствовал, что как у него ноет затылок, слишком долго лежавший неподвижно на плоской жесткой подушке. Пахнет больницей. Пальцы на ногах замерзли, ноют колени, а ноги затекли и почти не чувствуются под непонятно откуда взявшейся тяжестью. Открыв глаза мужчина с трудом приподнялся на локтях, осматривая себя. Так и есть, он переодетый в больничную рубашку лежал в Больничном Крыле, отгороженный от мира ширмами. А на его ногах вольготно разлеглась знакомая парочка. И если против Миссис Норрис он ничего не имел, то вот нахальная черная морда в тонкую рыжую полоску явно скоро пожалеет, что посмела разлечься на завхозе.

— Ах ты шерстяной паршивец! — Аргус сам удивился тому, каким слабым и по старчески дребезжащим был его голос. Кот дернул ухом и с насмешкой вперил в него голубой взгляд. Замурчал так громко, что мужчина почувствовал крупную вибрацию даже сквозь тонкое больничное одеяло. Миссис Норрис тоже смотрела на хозяина с выжидающим видом, похожая на дочь, что привела в отчий дом сомнительного кавалера. Глаза ее, обычно круглые и красные, сейчас были почти черные из-за расширенных зрачков.

— Впрочем, не буду торопиться с тобой соррится, — Аргус протянул трясущуюся руку и почти что уронил ее на треугольную, покрытой гладкой жесткой шерстью голову чужого кота, — ведь, возможно, ты и не девочки Грейнджер, а принадлежишь такому важному человеку, как мистер Кассий, а?

Кот смотрел на него не моргая и продолжал мурлыкать, принимая поглаживания человека со стоицизмом аристократа, вынужденного отобедать с простолюдинами.

Погладив кота, Аргус переключился на свою любимицу.

— И что ты в нем нашла, а? Ты же такая красивая, умная и замечательная девочка! А хочешь спутаться с каким-то бандитом, который через четыре года, если мне не изменяет память касательно курса его хозяйки, обязательно тебя бросит! И что будешь делать тогда? Принесешь старику отцу в подоле?

Кошка замурчала, прижала уши и подползла на пузе поближе к хозяину.

— Да Мерлин с тобой, негодяйка! — Аргус бранил кошку нежным голосом, что полностью лишал смысла произносимые им слова. — Ладно уж, вырастим деток твоих. Чай не чужие.

Посмеиваясь, он опять прилег, утомленный разговором и задремал. Разбудил его шорох больничной занавески. Разлепив глаза, он увидел край белого передника мадам Помфри, которая склонившись над больничной тумбочкой, осторожно выкладывала на него какие-то свертки. Коты уже куда-то ушли, оставив его ноги мерзнуть.

— Поппи? — Аргус попытался сесть. — Который час?

— Аргус, ты уже проснулся? — удивилась ведьма, разгибаясь и поворачиваясь к нему лицом.

Аргус с удивлением заметил, что не видит в ее выражении ни капли обычного пренебрежения, густо смешанного с жалостью и брезгливостью. Сейчас его разглядывали с любопытством и настороженностью, будто видели впервые. Даже какая-то легкая настороженность проступила в тоне колдомедика, которой никогда он раньше не слышал от нее. Удивительно.

— Ты должен был спать, как минимум, до обеда.

— Что с мной случилось?

— Тебе бы лучше прилечь, — тихо ответила Поппи и настойчиво уложила его обратно. — У тебя… магическое истощение.

Она будто бы и сама не верила в то, что говорила. Впрочем, Филч тоже не особо верил.

— Понятно. — Он послушно откинулся обратно на жесткую подушку. Особых чувств, связанных с тем, что ему, сквибу, ставят магическое истощение, он не испытывал.

«Хороши же зелья у профессора Снейпа», — вяло подумал он, медленно моргая.

— Тебе бы еще поспать, — тихо сказала Поппи, что-то колдуя над ним.

— Как скажешь.

Он опять почувствовал, как засыпает.

— Что с мальчишкой? — спросил он, уже не открывая глаз.

— С ним все будет хорошо.

Казалось, с того момента, как он закрыл глаза, прошло всего пара минут, однако, когда Аргус опять проснулся, вокруг уже растекалась та особая предрассветная серость. Опять болел затылок от неудобной подушки. Знобило, однако сил прибавилось. А еще внутри, вместе с пустотой и холодом, появилась какая-то особая нервная дрожь, которая не давала просто лежать и наслаждаться пусть и странным и неудобным, но отпуском, когда не нужно возиться с грязными тряпками и щетками, гонять учеников и устранять последствия подросткового вандализма. Филч перевернулся на другой бок и опять закрыл глаза, но нетерпение и какая-то спешка никуда не делись. Ему физически необходимо было что-то делать.

Он опять открыл глаза и решительно сел, поджимая пальцы на ногах, которые он неосмотрительно поставил на ледяной каменный пол. Повозившись, он нащупал свои старые разношенные тапки, сунул в них стопы с перекрученными артритом пальцами и осторожно встал, осматриваясь в поисках халата. Идти по Хогвартсу в одной больничной сорочке желания не было — над ним и так все потешаются, так что не стоит добавлять еще поводов для насмешек. Халат нашелся на спинке больничной койки. В рукава он попал не с первого раза — все же голова кружилась и перед глазами летали мушки.

«Ну и куда я так тороплюсь? Может, мне стоит отлежатся подальше от всей этой суеты?»

Но внутренняя сила, неизвестно откуда в нем взявшаяся и неясно откуда набравшая столько чужой воли, настойчиво толкала его… делать хоть что-то! Он зашаркал к выходу, кутаясь в свой выцветший в серо-зеленую полоску халат. У двери его перехватила мадам Помфри.

— И куда это ты собрался, Аргус? — она ухватила его за руку и попыталась потащить обратно на койку.

— К себе, — он уперся пятками в пол, не желая возвращаться обратно на койку.

— Велено держать тебя на больничном режиме не меньше недели. Сам знаешь кто, сказал.

— Сама-знаешь-кто уж точно не будет интересоваться моим здоровьем. — Съязвил Аргус. — Поппи, если ты не перестанешь меня дергать, я упаду.

— Глупая шутка, Аргус! — Поппи хоть и была невысокой щуплой женщиной, но сила в ее теле была не малая. Мужчина чувствовал, как его тапки почти что заскользили по полу. — Мистер Кассий, — тут она перешла на почти беззвучный шепот, — просил вас отлежатся.

Она даже случайно обратилась к Филчу на «вы».

— Вот когда он сам мне об этом скажет, я обязательно послушаюсь! — неожиданно твердо ответил завхоз и вырвал их цепких руках ведьмы рукав своего халата. — Поппи, я намерен вернутся в свои комнаты. Мне там будет куда уютнее и спокойнее чем тут.

— И когда ты успел стать таким упрямым! — она недовольно поджала сухие губы и скрестила руки на груди.

«Действительно, когда?»

— Обещаю, что не буду напрягаться и если почувствую себя нехорошо, то сразу приду сюда. — Аргус развернулся и зашаркал обратно на выход. — В конце концов я же не бестолковый ученик.

— Порой взрослые хуже детей, — буркнула ведьма, с неодобрением смотря на сутулую спину в полосатом халате.

— Доброго утра, мадам Пофри! — Аргус помахал ей рукой и вышел за дверь, оставив Поппи в ее государстве, пропитанном больничными запахами и хворями.

За порогом его встретил школьный коридор и два хорошо знакомых кошачьих силуэта, которые при виде старика тут же встали и с независимым видом зашагали вперед, указывая дорогу своему подопечному. Филчу ничего не оставалось как подчиниться кошачьей узурпации власти. Портреты на его пути на удивление не спали, а зорко следили за каждым, кто появлялся в коридоре. Филча они провожали подозрительными взглядами и брезгливо отворачивались, как только узнавали школьного сквиба. Коридоры были пусты в этот предрассветный час. Филч по-стариковски шаркал и иногда останавливался у какого-нибудь подоконника, чтобы перевести дух и подождать, пока колени перестанут так отчаянно дрожать.

Коты ожидаемо провели его к его комнатам. Отперев дверь, он переступил порог и зачиркал магловской зажигалкой, чтобы зажечь несколько оплывших свечей на столе. Огарки разгорелись и черные тени высветили каждую складку на морщинистом, желтом лице Аргуса. Отложив зажигалку, он с кряхтеньем уселся на расшатанную и скрипучую узкую кровать с до сих пор разворошенным бельем и окинул свою комнату взглядом. На колени ему тут же запрыгнула Миссис Норрис и заурчала. Кот Грейнджер деловито обходил все углы, то и дело брезгливо отряхивая лапы от налипшей на них пыли и мелкого сора. Филч потянул носом и, после того, как побывал в том месте, где росли души похожие на цветы, он особенно ясно ощутил как затхло в его доме. Воздух был плотный и тяжелый, пропитанный специфическим стариковским запахом, до предела заполненный его собственным дыханием, запахами слежавшейся одежды и давно не меняной постели. Аргус давно не помнил когда последний раз тут проветривал. Единственное окно было почти черным от налипшей на него пыли и грязи, света почти не пропускало. Раньше он на это и внимания особо не обращал — вставая на рассвете и занимаясь школьными делами до поздней ночи. Но сейчас, глядя на серую трещину в окне, он чувствовал что-то вроде гадливости.

Его комната была небольшой, совмещала кабинет и спальню, небольшая дверца вела в крохотный закуток с туалетом и душем. Койка, большой стол, заваленный докладными записками, никому не нужными отчетами и запросами был старый. Под одной из ножек подложены журналы, чтобы он не так шатался. На полу сор, пыль, обрывки бумажек, клочья кошачьей шерсти по углам. И хлам.

«Мерлин, сколько же у меня хлама».

Все стены были плотно заставлены шкафами битком набитые периодикой, брошюрами для сквибов, газетными подшивками за двадцать лет, какими-то ни разу не открываемыми книгами, горой всякой ерунды, конфискованной у учащихся за годы его работы. Половина комнаты заставлена ящиками, что громоздились друг на друга покосившимися башнями все с тем же конфискатом. Он особенно остро почувствовал запах запакованных, но просочившихся навозных бомб. Аргус уже много лет клялся, что обязательно разгребет все это, но… почему-то руки не доходили или же он думал что все это вдруг да понадобится.

В углу что-то зашуршало и кот Грейнджер выполз из какой-то щели вперед задом. В зубах он держал какую-то серую ссохшуюся дрянь. Шерсть его, обычно глянцево черная и блестящая, топорщилась и лохматилась, вся покрытая грязью и шерстью.

— Выплюнул бы ты это. Мало ли что у меня тут валяется. Глядишь, отравишься еще, что я твоему хозяину скажу?

Филч чувствовал, как горло перехватывает тошнота. Ему было внезапно тошно и противно находиться в единственном месте, которое он мог назвать своим домом. Вспомнилась работа под руководством магистра Кассия над душой мальчишки.

«Это место в разных философских системах может называться по-разному. Но в магической традиции принят термин духовный домен. По сути — это самое личное пространство любого разумного существа, у которого есть душа. Духовные домены принято прятать от посторонних и всячески защищать, ведь даже по его внешнему виду уже можно многое сказать о существе».

Аргус задумался, как выглядит его собственная душа и его домен. При мысли о том, что бытие определяет сознание, тошнота усилилась. Он с удивлением и нарастающим чувством гадливости ощутил, что простыня и сбившиеся комками одеяла под его рукой — слегка сырые и такие ветхие, что тряпки порой он получал в лучшем состоянии.

Там, внутри домена Уизли он чувствовал себя таким свободным, чистыми, гибким и способным на чудеса. Тут же, болезненная пустота о которой он раньше даже не подозревал, стала убийственной. Тело не болело, нет. Болела душа, разрываясь от отчаянного желания быть чем-то большим.

Аргус поднес свои задубевшие от тяжелой и грязной работы руки к лицу и вгляделся в неверном свете огарков в синие набухшие вены, на шишковатые пальцы с обломанными желтыми ногтями. Горло сперло. Он уронил лицо в ладони, отгородившись от мира грязными жидкими и давно немытыми пасмами и расплакался. Он плакал навзрыд, как трехлетка, подвывая и размазывая по лицу обильные слезы и сопли. Слезы текли и текли, сначала мутные, густые, похожие на заскорузлый, с трудом плавящийся жир над кухонной вытяжкой, а потом все более жидкие и прозрачные. Они текли и текли, умывая его, вычищая из глубоких пор в его щеках какую-то особую, невидимую глазом грязь, которую ни одно мыло оттереть не сможет. Кот и кошка прижались с двух боков, подпирая подергивающиеся от всхлипов бока с выпирающими ребрами.

Наконец-то слезы закончились и Аругс застыл, опустошенный, чувствующий себя мерзким нарывом, который наконец-то выдавили. Шмыгнув носом, он оторвал руки от лица и поднял голову, щурясь на свечи заплывшими от слез глазами. Опухшие веки тяжелыми складками нависали над его глазами.

— Ну вот, совсем скатился, Филч. Рыдаешь, как девчонка. Хотя… Всякий охотнее согласится плакать, владея здравым умом, нежели радоваться в состоянии помешательства.

Пошарив под кроватью, он вытащил припрятанную полупустую бутылку маггловского виски и вытащил пробку. В нос ему ударил едкий запах дешевого алкоголя. Коты спрыгнули с кровати и уселись на пол, внимательно рассматривая старика перед собой двумя парами светящихся глаз — синими и красными. Он потянулся к лицу рукавом халата, не найдя в кармане платка. Но замер, разглядев затертый до сального блеска и посеревший от грязи рукав.

— С меня хватит!

Бутылка взорвалась осколками, разбившись об стену, сразу стало невозможно дышать из-за паров алкоголя. С мокрым от слез лицом, он подлетел к окну и уцепился в залитые краской ручки, пытаясь открыть, казалось намертво сросшуюся с оконным проемом, деревянную раму. Он задыхался в этом грязном, пропитавшемся старостью и немощью месте. Если бытие определяет сознание, значит ему нужны перемены. С каждым рывком рама поддавалась все больше, осыпаясь на пыльный подоконник крошкой старой краски. Что-то хрустнуло и окно поддалось неожиданно легко, распахиваясь во всю ширь. Стекло, серое и грязное, разбилось, осыпаясь под тощие стариковские ноги в старых тапках, но Аргус не обращал на это никакого внимания. Он высунулся из окна, почти повиснув и дышал глубоко и вольготно. Холодный осенний ветер мгновенно выстудил и без того холодную комнату, нарезая пластами и вытаскивая из всех углов застоявшийся дурной воздух.

Аргус видел, как отступает ночь, сменяясь предрассветными сумерками. Сумерки — серые, лиловые, сизые, все еще скрывают мир, но темнота уступает шаг за шагом и вот постепенно проступают неясные очертания. Что ты видишь за ними? Ссутуленная спина великана оказывается покатой крышей домика лесничего. Неясная громада усеянная острыми пиками — ворота с башенками. Каждый размытый силуэт с каждой минутой обретает все большую ясность. Аргус не обращает внимание на сочащуюся кровь из тонких порезов, что пачкает его голые, бледные, покрытые редкими серыми волосами ноги. Он дышит полной грудью, с хрустом расправляя ребра и с кашлем прощаясь скопившейся внутри себя пылью. Небо на востоке уже совсем светлое. Светлое пятно на горизонте все больше и больше, а утренний туман уже не может утаить пуховую нить из розового света, что протянулась над лесом. Все вокруг замерло, готовясь к ежедневному, такому привычному чуду. Мир все четче, все дальше видно. И неопрятный мужчина в расхристанном халате понимает, что впервые в жизни он действительно начинаем понимать эту ясность, а глаза его, прикованные к горизонту ждут начала нового дня и новой жизни. Тот самый перелом, тот самый миг, который разделяет его жизнь на до и после. Аргус чувствует, понимает всей своей сутью, что изменения внутри него наступили и старой дорогой он уже не пойдет никогда.

Наконец, около самого горизонта вспыхивает ослепительная каемка солнечного круга. Она еще совсем маленькая, но уже поразительная яркая, буквально выжигающая все в душе человека, который с жадностью следит за ней горящими глазами. В тот момент, когда она зажигается на востоке, просыпаются первые птицы, что никогда не покидают Запретного Леса. Слышится первое несмелое чириканье, а откуда-то из курятника, который отсюда совсем не видно слышны петушиные крики. А солнце все больше выглядывает из-за горизонта, вот уже половина его диска видна над землей.

Солнечный диск разгорается все ярче, поднимается все выше, рассылая во все стороны свою солярную гвардию завоевывать мир, чтобы уступить его тьме ночью. Вот уже показался полный круг, и стало до слез больно на него смотреть. Это мгновение показалось Аргусу особенно долгим. Казалось, что солнце сейчас оборвется и опять упадет за горизонт, оставляя его в темноте, холоде и пустоте, пропахшей слежавшимися тряпками.

— Ну же, давай!

Невидимая нить оборвалась и солнце оторвалось от земли, приподнимаясь в небе все выше.

Филч рассмеялся легко и свободно. И начал срывать с себя грязный халат, сорочку.

— Сами!

С хлопком посреди комнаты появился домовой эльф. Каждому завхозу был положен личный домовик, но они никогда не слушались его, не видя в сквибе мага. Когда Фичу крайне редко удавалось поймать Сами, то тот безропотно выполнял его поручения, но на зов никогда не являлся. Но теперь, зов завхоза был полон такой внутренней силой, такой непрошибаемой уверенностью в своей правоте, что магия замка откликнулась, выдергивая домовика из кухни

— Мастер Филч чего-то изволит? — эльф рассматривает завхоза круглыми глазами до самый краев наполнеными удивлением и страхом. Похоже, эльф сам не понимает как так получается, что старый завхоз внезапно стал магом.

— Желаю! — Филч нисколько не смущаясь своей наготы и холода, переступил через осколки и подошел к шкафу. — Вымыть все тут до блеска и выбросить весь хлам в мордредову задницу!

— Хлам, сэр? — испуганно пискнул эльф и сжался, оглядывая нагромождения вещей вокруг.

— Да, Сами! Все — нахер отсюда. Когда я вернусь, желаю чтобы кроме мебели и документов ничего тут не было.

— А как же одежда, сэр? — жалобно пискнул Сами, стараясь не смотреть на поджарый зад завхоза — тот как раз копался в сундуке в поисках свежего полотенца.

— Одежду оставь, — смилостивился завхоз. — Слушай, а можешь мне чистый халат и полотенце организовать?

— Конечно, сэр! — закивал эльф, радуясь, что его новообретенный хозяин не собирается пока что свежевать за годы неповиновения.

— Тогда тащи бегом.

Эльф с хлопком исчез и тут же появился со стопкой свежих полотенец и махровым халатом серого цвета.

— Преподавательская купальня свободна?

— Да, сэр!

— Отлично.

Филч закутался в халат и, подхватив полотенце пошел приводить себя в порядок. Раз Поппи сказала, что у него недельный больничный, то пусть все катятся к черту, но он неделю палец о палец в этой школе не ударит.

— И котов покорми! Самым лучшим!

— Да, сэр!

Стискивая в руках свои мыльно-рыльные принадлежности Аргус пошел отмываться, с трудом шаркая и придерживаясь стены.

— У меня будет новая жизнь и не стоит проситься в ученики воняя стариком и перегаром.

* * *

Гермиона проснулась и совсем не удивилась обнаружив себя на койке Больничного Крыла. Чувствовала она себя странно — вроде и не болит ничего, но тело будто сквозь мелкое сито протерли, оставив только пюре из Гермионы Грейнджер. Она села и прислушалась. Тишина. Встав, она взяла с тумбочки свою волшебную палочку и на цыпочках подошла к ширме и осторожно ее отодвинула. Никого. Только через несколько коек от нее еще одна занятая койка.

«Наверно, там Рон», — подумала она и тихонько прокралась к другу. Сердце стучало где в горле. Она ужасно боялась обнаружить там кого-то другого, ведь последнее что она видела перед тем как ее саму прижал к земле огромный монстр из худших кошмаров, так это то, что к лицу друга присосался дементор. Так и есть. Друг лежал на боку, подперев ладонью щеку и казалось просто спал.

«Раз его не отправили в Мунго, значит все обошлось».

Она прижала пальцы к губам, пытаясь удержать всхлипы. Кто бы мог подумать, что от облегчения тоже можно расплакаться. Подумав, она решила, что лучше бы ей вернуться к себе, а то мало ли что подумают, если застанут ее над постелью мальчика в одной сорочке.

Она исполнила чары тишины и чуть не упала, от внезапно накатившей слабости. Живот скрутило острой болью, к горлу подкатила желчь.

«Точно, это же магическое истощение. Наверно, магистр Кассий переоценил мои возможности».

С трудом поднявшись с пола, она доползла до койки и села, нащупав прохладу браслета на запястье. Погладив пальцем пластину, она ее с тихим щелчком сдвинула.

— Вам бы отлежатся, леди Гермиона, а вы уже колдуете, — голубой шарик заплясал перед ее глазами.

— О, Мерлин, магистр Кассий, у меня нет слов, чтобы выразить вам мою благодарность за спасение!

— К этому сейчас обязательно вернемся, — сухо ответил он. — Вы лучше подумайте что теперь будете делать?

— Что вы имеете в виду? — захлопала глазами Гермиона.

— Леди, я плохо ориентируюсь в вашем мире и мне сложно судить о том, как должна выполняться охрана детей в учебных заведениях, но меня смущает факт того, что вы, юная леди, оказались на пару со своим таким же юным другом не под защитой замка и взрослых, а в местах, где водятся такие вот опасные животные. Поэтому, раз уж вы вынудили меня принять вас под мою защиту, то потрудитесь объяснить что вы там делали?

— Простите? — пролепетала Гермиона, которая вовсе не ожидала, что ее начнут отчитывать.

— Пока не готов принять ваши извинения, — еще более сухо ответил маг.

— Я не понимаю чем провинилась перед вами! — она чувствовала как щеки горят огнем от несправедливости.

— Да? То есть вы хотите сказать, что забыли о том, что я рассказывал вам о личном ученичестве и как именно происходит заключение магической клятвы?

— Но.. но… Вы правда думаете, что я могла так поступить?! — девушка не смотря на слабость, вскочила с койки, слишком возмущенная обвинениями.

— Леди Гермиона, за время нашего общения вы продемонстрировали мне что у вас более-менее приличная память, так что мне будет сложно допустить, что вы могли забыть о том, что добровольное и полное подчинение магического ядра другому магу есть суть ученическая клятва. И что мне теперь с вами делать, неучем?

— Я не неуч! — возмутилась она.

— Раз формально я теперь ваш учитель, то могу хоть землю вас заставить есть, а вы обязаны с улыбкой и преисполнившись рвения спросить сколько и какую. Вы хоть отдаете отчет что именно вы наделали? Учтите, если я выясню, что вы манипулировали мной и сами создали такую ситуацию, то найду способ заставить вас об этом крепко пожалеть. Вам ясно?

— Но…

— Я жду ответа, леди.

— Да, магистр. Но я и прав…

— А теперь, будьте так любезны немедленно найти верховного мага Альбуса. Думаю, раз вы уже в состоянии сидеть и препираться со старшими, то уж точно найдете в себе силы побеседовать с нами двумя.

Гермиона встала с койки и накинула халат. Все еще пошатываясь, она потихоньку пошла на выход, не забыв сунуть волшебную палочку в карман.

— Куда это вы собрались, мисс Грейнджер? — на нее тут же налетела мадам Помфри и схватила за руку. — Немедленно вернитесь на свое место. На сегодня с меня хватит сбежавших пациентов.

— Простите, но мне… э-э-э… срочно нужно поговорить с профессором Дамблдором, — Гермиона подняла лицо и позволила Помфри рассмотреть свой синий глаз с инеем на ресницах.

— Мистер Кассий, то, что в вашем мире считается нормальным, в нашем — нет. И если ученики получают травмы, они лежат в койке до тех пор, пока я не решу, что они могут уйти отсюда.

— Магистр Поппи, — голубой шарик выплыл вперед и завис перед лицом ведьмы, — я не склонен сейчас вступать с вами в дискуссию и впадать в сравнительный анализ медицинских практик наших миров, но вынужден настаивать на немедленной встрече с верховным магом Альбусом. Впрочем, если леди Гермиона считает, что должна лежать пластом, то разумеет, пусть ложиться.

— Я прекрасно себя чувствую! — быстро ответила Гермиона, слишком напуганная той невысказанной угрозой, что прозвучала в ее адрес от Кассия. Похоже, маг на нее крепко зол и ей придется доказать, что случившееся не было ее виной.

— Мисс Грейнджер! Вы должны лежать! — попыталась настоять на своем Поппи.

— Я действительно чувствую себя хорошо. И нам действительно нужно поговорить с профессором Дамблдором. — Твердо ответила девушка и посмотрела в глаза мадам Помфри, не замечая, как она напрягаясь под льдистым взглядом левого глаза.

— Хорошо. Но я вас провожу.

— А можно я схожу к себе и переоденусь?

— Разговор планируется долгий?

— Думаю, беседа действительно может затянуться, — вместо Гермионы ответил Кассий. — Леди Гермиона, отключите браслет, чтобы не ходить по школе со мной на виду. Позовите меня, когда все соберутся.

— Хорошо, магистр.

Гермиона вздохнула и вышла за дверь. Как-то не так она себе представляла первую встречу с магом после произошедшего. Она то себе представила, как будет благодарить мага, как он в подробностях расскажет что произошло и как он победил жутких дементоров. Вместо этого она получила ужасно злого мага, который отчитал ее как соплячку и, судя по всему, собирается продолжить ее полоскать уже на пару с Дамблдором. А что хуже всего, он назвал ее неучем! Неучем! Ее! Уму непостижимо! Ну ничего, она еще докажет ему на что способна. И хоть она действительно не причастна к случившемуся, а во время нападения напрочь забыла все, что он рассказывал о своем мире, как не существенное.

«Зато он взял меня в ученицы, хоть и не собирался. И даже если мне будет не просто, но теперь-то магистр Кассий точно хоть чему-нибудь меня научит!»

Эта мысль заставила ее приободриться и чуть прямее держать спину. Она теперь не просто школьница, а личная ученица мага из другого мира!

* * *

Дамблдор сидел перед камином в своем кабинете и чувствовал себя полностью выжатым. Тяжелый день в Визенгамоте закончился кошмарным происшествием с нападением дементоров, потом тяжелая магическая операция над мальчиком Уизли, забравшая у него немало сил, а венчало все это вторжение Блэка в Хогвартс и нападение на бедняжку Полную Даму. Попытки утешить и успокоить семью Уизли, хотя он прекрасно понимал что после случившегося ни о каком спокойствии и речи идти не могло. Разборки с Фаджем, который наотрез отказался забирать дементоров от Хогвартса и, судя по тому, как он бледнел и потел, Министерство действительно не обладало всей полнотой власти над этими существами. Хорошо, что хоть получилось выбить из прижимистого министра хоть какую-то компенсацию в пользу пострадавшей семьи. Молли, конечно возмущалась, что жизни детей нынче оцениваются золотом, но после настоятельного убеждения Дамблдора деньги все же взяла. Судиться с Министерством было глухим делом и всего его влияния не хватило бы на то, чтобы добиться нормального разбирательства. В итоге Уизли вообще могли ничего не получить, кроме расходов на своего представителя в суде. Потом он почти всю ночь бегал по Хогвартсу, обновляя защитные чары и проверяя все лазейки, которыми мог воспользоваться Сириус. Хоть Дамблдор и был директором, хоть и сам излазил замок и вдоль и поперек, однако ни одно живое существо не имело над замком власти. Хогвартс жил своей особой жизнью, все время меняясь и перетекая из одного в другое. Замок буквально противился самой идее того, чтобы законопатить себя наглухо, будто бы нуждаясь в каких-то проходах и лазейках, чтобы стравливать из своего тела излишки магии. И вот теперь ему предстоял новый день, хотя больше всего ему хотелось просто лечь спать.

В дверь постучали. Директор тут же сел ровнее и заставил принять себя бодрый вид.

— Входите!

В кабинет вошла все еще бледная мисс Грейнджер в сопровождении мадам Помфри.

— Мисс Грейнджер? — Дамблдлор удивленно поднял брови. — Почему вы не отдыхаете?

— Я требовала, чтобы она оставалась в постели, но мисс Грейнджер настаивала на том, чтобы поговорить с вами.

— Доброе утро, сэр, — вежливо поздоровалась Гермиона и потупилась. — Магистр Кассий очень просил немедленно проводить его к вам, если так можно выразиться.

Дамблдор встряхнулся, усилием воли загоняя усталость куда-то глубоко и вытаскивая на поверхность всю свою собранность.

— Что-то случилось?

— Да… Нет… Впрочем… мы могли бы поговорить… э-э-э… втроем? — она нерешительно подняла на него глаза и переступила с ноги на ногу.

— Конечно. Поппи, можете быть свободны.

— Если мисс Грейнджер почувствует себя нехорошо, я настоятельно рекомендую вернуть ее в Больничное крыло.

— Разумеется.

— Присаживайтесь, мисс Грейнджер.

Дамблдор гостеприимно указал ей на кресло напротив себя и невербально призвал чайник с чашками.

Девочка сидела потупившись и зажав руки между коленями. Вид у нее был крайне растерянный и расстроенный. Выглядела она как хулиганка, которую поймали за особенно гадким поступком.

— Что-то случилось еще, кроме нападения? — попытался подбодрить ее Дамблдор. — Может, сначала вы расскажете что считаете нужным, прежде чем позовем магистра Кассия?

— Нет, — она тут же подняла голову. — Думаю, лучше обсудить все и сразу вместе с моим… э-э-э… соседом.

— Хорошо.

Девочка щелкнула браслетом и тут же возле ее плеча появился голубой шарик света, а левый глаз изменился. Дамблдор внимательно наблюдал за изменениями, но как и всегда выражение лица ребенка не изменилось — ей явно не было больно или неприятно подключение вторженца.

— Верховный маг Альбус, мое почтение.

Они еще ни разу не разговаривали прямо в реальности и Дамблдор готовился к этому разговору в других обстоятельствах и уж ему явно хотелось быть в этот момент с ясной головой.

— Магистр Кассий, добрый день. Что случилось?

— Я бы хотел, чтобы это вам сказала сама леди Гермиона.

Девочка вжала голову в плечи и потупилась.

— И поднимите голову, леди. Я не вижу своего собеседника.

Девочка вздрогнула и посмотрела в добрые внимательные глаза директора, который смотрел на нее спокойно и без осуждения.

— Так случилось, что магистр Кассий вынужден был заключить со мной ученический договор. И я теперь фактически считаюсь его личной ученицей. — на одном дыхании выпалила она и опять потупилась.

— Так.

Директор еще одним невербальным заменил чай в своей чашке на тонизирующее зелье.

— А теперь я хочу выслушать подробности.

— Я тоже хочу послушать, как так вышло, что леди Гермиона поставила меня в положение, которое заставило меня связать себя с ее магическим ядром во имя спасения ее жизни. И уж поверьте, верховный маг Альбус, я крайне. Крайне! Возмущен и недоволен сложившимся положением дел. Я не хотел этих обязательств и при текущем положении дел считаю все это если ни безумием, то идиотизмом точно.

— Не могу с вами не согласиться, но пока еще не совсем понимаю ситуацию. Когда мы говорили с вами последний раз, то об этом и речи не шло.

— Не до того было. А теперь давайте дадим слово леди Гермионе, — голос Кассия был едкий и недовольный. — Давайте, леди, расскажите в точности и с подробностями ваше виденье ситуации с учетом того, что я вам рассказывал в общих чертах об ученичестве и как оно происходит в Азероте. И, Аспектов ради, смотрите на своего собеседника! Вы леди или тирисфальская фермерша?

Девочка покраснела, волосы на ее голове буквально зашевелились от распиравшего ее возмущения. Но внезапно она выпрямила спину и, глядя в глаза Дамблдора, начала сначала сбивчиво, но потом все увереннее говорить.

«Кажется, этот день будет не проще вчерашнего».

* * *

Адалаис’тэль пришел в себя и глухо застонал. В уши ввинчивались какие хлюпающие вздохи, влажное чавканье, бульканье и чей-то монотонный толи крик, толи стон.

— А-а-а-а! — голос был мужской. Он тянул и тянул на одной гнусавой ноте свой вопль и все никак не мог замолчать. — А-а-а-а-а-а!

Адалаис’тэль поморщился и попытался пошевелиться, но не смог и пальцем двинуть. Тело было будто из свинца отлито — тяжелое, холодное и неподъемное. Тело обожженное Светом болело, он буквально чувствовал, как обуглившаяся кожа кусками отпадает с мяса. Раны невыносимо зудели. Воняло паленым и какой-то мерзостью. Открыть глаза не получилось, их, видимо, выжгло напрочь магией и если его не подлечат, то сам он регенерировать такие раны не сможет, разве что в чане с кровью отмокать будет пару недель. Принюхавшись, мракопадший скривился, когда в нос ему ударила потрясающая всякое воображение смесь, с позволения сказать, запахов. Смешались ароматы скотобойни, разрытых могильников и еще чего-то тухлого. Пахло горелой проводкой и аммиаком, еще чем-то химическим.

— А-а-а-а! — гнусавая рулада стала громче. — А-а-а-а-а-а!

Что-то затрещало, послышался звук бьющегося стекла и слюнявые звуки. Завоняло мокрой псиной, послышалась ругань. Голос был знакомый. Адалаис’тэль напрягся. Знакомые голоса уже много лет не предвещали ему ничего хорошего в ситуациях, когда он не мог пошевелиться. Послышалась витиеватая ругань и бормотание. Резко пахнуло озоном. Если бы мог Адалаис’тэль зажмурился. Кажется он начал понимать где оказался. Осталось только понять за что.

— А-а-а-а!.. А! А! А! А-а-а-а-а…

«Ну что же, тогда понятно откуда столько обреченности у соседа, раз уж мы оба оказались в гостях у Профессора».

Послышались шаркающие шаги. На лицо мракопадшего что-то капнуло и потекло по щеке куда-то к обрубку уха.

— Ух ты, а кто тут у нас очухался! — послушалось довольное восклицание. — Ты бы хоть голос подал, а, вампирчик.

— Не хотел отвлекать вас от работы, Профессор, — сухо ответил эльф, сохраняя лицо неподвижным и ненавидя больного ублюдка.

— Ох, какая сознательность от пациента! — захихикал глава Чумного Квартала.

— Надеюсь, вы расскажете как я оказался у вас в гостях?

— А, конечно расскажу. Только давай тебе глазки починим, чтоб ты мог на меня смотреть. А то не вежливо как-то не смотреть в глаза того, с кем разговариваешь. Ты же не свинопас какой, а целый благородный кель’дорай. Вон, даже сережка висит еще. Хе-хе.

Профессор отошел куда-то и загремел инструментами. Адалаис’тэль стиснул зубы.

— А-а-а-а! А-а-аы-ы-ы…. А-а-а-ы-ы-ы…

Профессор вернулся, напевая под нос песенку о том, что, кому, куда и как он пришивал в своей полной потрясающих открытий карьере.

— Давай-ка, дружок, приставим тебе глазик, чтобы ты мог вдоволь полюбоваться своей немного подправленной мордашкой.

— Почему я в Чумном Квартале? Я же выполнил задание Повелителя!

Его голову зажали тисками и в глазницу вторглось холодное железо причиняя мучительную, резкую боль. Эльф заскрипел зубами, кроша клыки.

— О, выполнил, конечно, на высшем уровне. Вот только отряд свой положил и сам вернулся почти по кускам — телепортационная руну тебе отступающая мертвая свита Леди активировала. Твоя Королева посмотрела на тебя и решила, что раз отряда твоего больше нет, а лечить тебя слишком накладно и скучно, то милостиво разрешила мне тебя забрать.

— Но…

— Ну ты же сам хотел искупаться в чане яда Ануб’Арака? Господин услышал твое желание.

— Нет!

Эльф задергался, но много не добился.

— А-а-аы-ы-ы! Аы-ы-ы-а-а!

— Да не дергайся ты, а то неправильно нерв подошью, придется переделывать! — цыкнул на него тот, кто принял в посмертии имя Мерзоцид.

Зрение вернулось внезапно и эльф понял, что закреплен он полусидя так, что видел почти всю лабораторию. Напротив него на похожем столе был привязан пленник — тело его было синюшное, покрыто какими-то зелеными прожилками и сизыми трупными пятнами, из плохо зашитых прорех в животе свисали похожие на червей кишки. Его лицо было раздуто и покрыто каким-то наростами, челюсти разворочены и расщеплены слишком большими для него черными клыками. Распахнув слюнявый рот он опять заунывно заныл на одной ноте, пялясь на эльфа затянутыми бельмами глазами.

— Мой последний эксперимент! — с гордостью указал на него Мерзоцид зажатыми в окровавленной руке щипцами.

— Выглядит не очень. — Скептично сказал Адалаис’тэль не в силах отвести взгляда от блестящей, покрытой ошметками сальных прядей макушке существа, которое извернулось не мысленным образом и начало грызть собственную руку, пытаясь освободиться от оков.

— Зато я смог сохранить разум и ясное сознание в полностью протухшем теле! — профессор снова повернулся к своему новому пациенту и вытащил из кармана помутневший мурлочий глаз. — Извини дружище, но второго глаза в пару у меня нет, так что довольствуйся тем, что я нашел.

«Свет меня испепели, он еще в сознании!» — с ужасом подумал мракопадший, понимая, что за мыслепреступление и его ждет не самая легкая судьба. Хотя казалось бы, куда уж уже.

Мерзоцид плюнул на глаз, и потер об свой фартук, пытаясь оттереть с него налипшую грязь. Адалаис’тэля затошнило.

— Я думаю, что мне и одного глаза хватит.

— Ну как хочешь.

Мерзоцид сунул глаз в рот и принялся его жевать как студень.

— А! А-а-а! Ыа! А!

С хрустом рука оторвалась, разбрызгивая вокруг комковатую гнилую кровь и он свалился со стола. Приподнявшись на четвереньки, он закачался из стороны в сторону, роняя мутную слюну на пол.

— Ну, беги, если уж хочешь, — равнодушно махнул в его сторону профессор и не сдвинулся с места, с любопытством наблюдая.

Тот встал, опираясь на культю с торчащими из нее осколками кости и сделал пять или шесть неуверенных шагов, прежде чем его тело начало разбухать. Его правая рука раздулась, кожа на ней забурлила и почернела, начиная дымиться и вдруг вся конечно до самого плеча яростно взорвалась. Во все стороны полетели осколки костей, ошметки плоти и брызги крови. Пленник закричал все на той же монотонной, жуткой ноте, но его вопли становились всё короче и отчаяннее, наполняясь красками агонии и страдния — остальное тело разбухало на глазах.

— Как думаешь, лопнет или взорвется? — спросил Мерзоцид.

— Взорвется.

Он взорвался, окатив обоих наблюдателей гнилой мерзостью.

— И правда. Ладно, дружок, пора приниматься за работу, раз уж ты пришел в себя.

Его развернули вместе с его столом и Адалаис’тэль увидел огромную стальную раму, в которой было закрпелено… нечто.

— Мой новый сынишка! — с гордостью сказал Мерзоцид. — Назову его… его я назову… Гниломорд! Гордись, ты станешь важной частью моего мальчика.

— А можно меня как того, что лопнул? — Адалаис’тэль рассматривал мерзость перед собой, сшитую из сотен трупов разных существ, очевидно живую и страдающую. На него смотрел глаз размером с мяч, но по сравнению с гигантским телом казавшийся крошечным. Глаз был покрыт мутной пленкой слезы и постоянно моргал. Химера была разумной.

— Господин запретил тебя убивать, а велел приспособить к чему-то великому. Так что…

Мерзоцид подкатил к столу столик на колесиках с разложенными на нем инструментами и выбрал пилу по кости.

— Давай-ка мы тебя сначала размотаем на части, а потом мое вдохновение подскажет что делать дальше, дружочек.

Адалаис’тэль смотрел в глаз химере и чувствовал как единственный глаз застилает слеза. В ребра впилась пила, раскрывая их как цветок наружу. Он еще не кричал, но не обольщался. Все худшее было еще впереди.

«Все равно живые всегда побеждают. Так что и тебя размотают, лордеронская ты гнида!»

Убедившись, что тело оставили в покое, оно устроено со всеми удобствами, а его урожденная владелица крепко спит и видит что-то утешающее, Кел’Тузад незамедлительно избавился от опасного артефакта, передав его в надежные лапы своего пока что единственного союзника. Он планировал вернуться к нему попозже, когда обстоятельства будут более благосклонными к тому, чтобы спокойно изучить так заинтересовавших его существ. Кел’Тузад чувствовал, что изучение такого интересного атакующего органа принесет ему много открытий и идей. Осмотревшись по сторонам и убедившись в отсутствии наблюдателей, маг с чувством хорошо прокрученной аферы погрузился в глубины своего ментального пространства чтобы изучить перемены принесенные этим насыщенным на события днем.

Привычно сбросив мясной образ и вернувшись к уже ставшими удобными костям в благородном одеянии верховного архимага Плети, Кел’Тузад воплотился в зале своей души, попутно меняя его под текущие задачи: кристалл души, как и всегда, парил в центре зала, лишенный какой-либо опоры, но опутанный целыми «лесами» из заклинаний и чар, что призваны были медленно и плавно восстанавливать трещины и пробоины оболочек. Глубокий разлом, истекающий голубоватый дымкой с неведомым зеленым ростком был тщательно законопачен чем только можно, и личу было до сих пор не понятно — это его усилия не дают углубится трещине, или же она сама по себе не спешила раскалывать его душу дальше. Что больше всего его в ней смущало так это то, что субъективного дискомфорта она не несла — боли, нарушения мышления, галлюцинаций, психических искажений, когнитивных ошибок, нарушения потоков арканы и прочих милых и веселых вещей, что несут за собой травмы души он пока что за собой не наблюдал. Объективно это подтверждали и многочисленные стальные листы, выводящие на свою поверхность инфографики по непрерывно идущей диагностике — субъективным суждениям лич не очень любил доверять, чаще опираясь на выводы безразличным к его проблемам алгоритмам высшей магматематики.

Просматривая плиты одну за другой, лич нахмурился, что выражалось в том, что его глаза потускнели. Повинуясь его повелительному жесту, перед ним выстроились в ряд сразу несколько плит, объединенных одним аналитическим алгоритмом. Изменения, которые он предполагал, были, но не те, на которые лич рассчитывал. Глубинные ментальные оболочки были прошиты двусторонним магическим договором.

— Что?!

Сжав костяные пальцы в кулак, маг перетасовал плиты, вытаскивая еще с полдесятка новых к тем, что уже были. Глаза все ярче разгорались синим.

— Какого…

Вчитавшись в строки формул и просмотрев итоговые значения, Кел’Тузад не смог удержать себя от того, чтобы с размаху припечатать проекцию своего лица проекцией своей ладони.

— Ох, прав был учитель Антонидас, когда ругал меня за чрезмерную торопливость, — раздосадовано ругнулся Кел’Тузад.

Увлекающаяся натура мага не претерпела значительных изменений даже после смерти, личификации, еще одной смерти и ментальной связи с Господином. Как и в таком уже почти позабытом ученичестве, он смог проморгать очевидное, слишком погрузившись в океан новой информации. Разумеется, он обычно довольно быстро вспоминал об основах или своих недочетах, вовремя исправляя свои ошибки. Но теперь цена его увлеченности оказалась довольно высокой. Кел’Тузад, подгоняемый своей жадностью, поторопился воспользоваться открывшейся лазейкой, чтобы получить больше контроля, больше влияния и больше информации об окружающем его мире, совсем забыл об основах основ. И теперь маг поедом ел себя за ошибку, соверши ее кто-то из его учеников, так он бы сам его за такое наизнанку вывернул да так бы и оставил лет на десять-пятнадцать. Увы, Антонидаса, который бы смог проделать воспитательную работу над личом, рядом не было. Но в голове Кел’Тузада с неимоверной достоверностью зазвучал едкий голос старого архимага: «Добровольная передача магического ядра под контроль другого мага, которая произошла не во время пышной церемонии в Главном Заклинательном Зале в присутствии коллегии архимагов, от этого не становится менее весомой. Связь устанавливается не зависимо от того — были ли свидетели или нет. Как можно забыть такую простую вещь, а? А теперь иди выжги на стали весь ученический кодекс вместе с поправками. И чтоб на чистом контроле, без рук! Приду — проверю!».

Гермиона просилась к нему в личное ученичество? Просилась. Была полностью осведомлена о том, как проходит создание связи учителя и ученика в Азероте? Была. Отдала под полный контроль другому магу свое магическое ядро по собственной инициативе, добровольно и повторив просьбу дважды? Да. Значит, кто в сложившейся ситуации оказался идиотом? Правильно. Слишком увлеченный Кел’Тузад.

Кел’Тузад повторил рукоприкладство по отношению к своей голове еще несколько раз. Соплячка в роли личной ученицы по полной магической клятве ему была совершенно не нужна — маленький резерв, полное отсутствие базовых знаний, ведь пока сам не разобрался, учитывать местную школу магии он не может, да к тому же полное отсутствие хоть какие-то вменяемых условий для полноценного обучения. А ведь он, лишенный тела, прислуги, союзников и своих уже состоявшихся учеников, практически полностью связан по рукам и ногам, да и находится фактически в самом окружении врагов. То, что за него пока не берутся со всей серьезностью — чистая удача или благосклонность богов, не иначе. Его соловьиный статус в этом мире пока что в ближайшем будущем меняться не будет.

Перестав терзать свой фантомный череп, Кел’Тузад проскользнул уже привычно и легко в пространство своей новой, прости Тьма, ученицы.

— Тьфу!

Так и есть — ученические оковы изящными серебряными цепочками обвили золотую хризантему, собирая пушистые лепестки в чуть более плотный бутон. Искрящиеся паутинки магических обязательств плыли в пространстве и личу не надо было гадать в чьи оболочки они врастают.

— Дерьмо.

Кел’Тузад прищелкнул пальцами и вернул себе телесный вид — учитывая их связь, девчонку может сюда занести совершенно случайно и ей точно не стоит видит его костяную форму. С раздражением забросив за спину сдуру сочиненную в порыве зависти к бывшему коллеге косу, он закатал рукава и приготовился к очередному трудовому подвигу.

— Лучше опять привыкнуть носить «мясо».

То, что связь ученика и учителя установилась как надо — вроде хорошо. Но с другой стороны их случай был уникальным — душа учителя угнездилась внутри оболочек души ученика. Он еще никогда в своей долгой жизни не сталкивался с подобными духовными химерами и понятия не имел, как это может теперь влиять на их связь. Еще и тело одно на двоих с практически полным контролем над ним ученика. Впрочем, этот момент решаемый — узы работают в обе стороны. Учитель не может убить своего ученика, умышленно причинить ему непоправимый вред, обязуется выявить и развить таланты и склонности ученика, передать свои знания и опыт, хитрости и секреты. В идеале — учитель должен вытянуть ученика на свой уровень или же дать возможность превзойти себя. Хотя у него была маленькая, но милая лазейка — только он решал с чего начать и как долго учить. Ученик за это все платил практически рабством сознательным и добровольным. Даже когда ученичество завершалось и маг покидал учителя, глубокая духовная связь никуда не девалась окончательно. Кел’Тузад нисколько не кривил душой, когда говорил, что учитель для ученика — ближе отца с матерью.

— Мне хватало моих сыновей-в-искусстве, которых я сам выбрал и обучал. А теперь вот, на старости лет еще одной «дочуркой» обзавелся, залетел, Мрак ее раздери, на старости лет. Да и еще и бестолковой какой. Вот же ж, дрянь дело.

От желания придушить малявку сводило пальцы. Живое тело — это конечно хорошо в тех условиях, в которых маг завис. Но! Все предварительные расчеты по возвращению домой, лич строил исходя из того, что он, во-первых, нежить, во-вторых, вес материального якоря — филактерия да несколько рунических пластин с цепями. Протаскивание живого тела через нестабильный портал — это просто причудливый способ самоубийства с грандиозным взрывом на входе и симпатичным фейерверком на выходе. Алгоритмов личификации химер у него не было, не говоря о маге, что будет запускать и вести ритуал, пока идет воскрешение высшей нежити. Источника магии, для поддержания ритуала — тоже вокруг не наблюдается, хотя он еще не пытался прояснить этот вопрос. А вот враждебно настроенный мир с непонятным, но вероятно плохим отношением к нежити — вот он, бескрайний. Однако, замок напичкан призраками, пусть неагрессивными, но неупокоенными. Полтергейст в количестве одной штуки. Дементоры те же.

Закатив рукава он принялся за работу. Нужно было отладить его доступ к магическому ядру, перекинуть энергетические потоки с него на питание собственных чар вокруг ядра души. Постоянно пустеющий резерв будет, конечно, донимать ее специфическими ощущениями, но кто говорил, что под его надзором будет легко? Хотела легендарного некроманта в учители? Боги услышали. Так что пускай теперь не жалуется. Хотя. Пусть жалуется — это хоть немного примирит лича с действительностью. Сотворив стальной лист, он начал набрасывать приблизительный план-проект с чего стоит начать приведения девчонки в удобоваримый вид.

— Еще одна проблема на мою голову.

* * *

Дамблдор закрыл глаза и откинул голову на подлокотник.

«Мордред со всеми, но мне нужно полчаса на отдых».

Голова гудела и звенела от новостей и информации. Кассий, что бесцеремонно буквально пинками пригнал мисс Грейнджер к нему на разбор полетов был убедительно зол и то, насколько его обычная обходительность и сдержанная вежливость отличалась от едкого раздражения сейчас, вызывала с одной стороны желание поверить в то, что он тут не причем. С другой — уж слишком очевидную выгоду он получил, закрепившись в роли наставника.

«Насколько вероятна его причастность к нападению дементоров?»

Директор крутил в руках флакончик с воспоминаниями, которые девочка предоставила директору по первой его просьбе. Ему еще предстояло собрать точно такой же флакон у младшего Уизли, когда он придет в себя. И сравнить. Сейчас же он, закрыв глаза и приложив к векам холодные пальцы, прокручивал разговор, который только что имел. И сетовал на то, что усталость дала о себе знать — мысли ворочались вяло, трудно было собраться.

«Старею».

— Верховный лорд Альбус…

— По имени, пожалуйста, — в который раз поправил его Дамблдор, который не любил все эти громоздкие формы вежливости без надобности.

— Хорошо, Альбус, — шарик синего света, что мерцал рядом с левым ухом мисс Грейнджер, чуть потускнел, — позвольте мне говорить откровенно. Надеюсь, я этим не нарушу этикетных норм, принятых в вашем обществе, но я хочу быстро и внятно донести до вас, как главного наставника леди Гермионы, свои мысли.

— Говорите прямо, Кассий.

Девочка сидела, вжавшись в спинку кресла и хоть явно хотела спрятаться куда подальше, но не смела отвести от директора глаз.

— Отлично. Я могу смело предположить, что вы готовите какое-либо очищающее действие над леди Гермионы. В Азероте поступили бы именно так и я думаю, что в этом наши миры должны быть похожи.

Дамблдор чуть склонил голову на бок.

— Мы ищем и другие варианты решения вашей проблемы.

— Не стоит, — резко ответил Кассий. — Я не считаю для себя нормальным продолжать такое жалкое и паразитическое существование. Уверен, лучшим выбором в сложившейся ситуации будет извлечь мою душу и дать леди Гермионе жить как должно.

— Вы хотите умереть? — спокойно спросил Альбус, сверля голубой глаз на лице девочки и пытаясь протолкнуть Легиллименцию. Заклятие соскальзывало как с ледяной горки.

— Нет, конечно, — фыркнул маг, — но я уже умер, так что глупо отрицать очевидное. Иначе бы не оказался тут. Меня, конечно, пугает куда меня затянет после извлечения — в Азероте существует много посмертий в зависимости от народа и практики умершего. Есть ли тут путь в Темные Земли на которые я рассчитываю, я не знаю. Но это будет хотя бы согласно природному течению вещей.

— Понимаю.

— Поэтому я бы хотел, чтобы вы по возможности не откладывали… хм… назовем это процедурой изгнания. Потому что рано или поздно, хочу я этого или нет, но я буду обязан начать обучение юной леди в соответствии с традицией.

— А что бывает, при нарушении ученической клятвы? — тихо спросила Гермиона, которая сидела бледная и унылая. Разговор начался с того, что магистр Кассий долго, вдумчиво и вовсе не жалея едких слов растирал ее самооценку в пыль. Умением убивать словами он мог посоперничать с профессором Снейпом. И ужасно на него сейчас походил. Только еще хуже — ведь его присутствие было с ней постоянным, тогда как от Снейпа рано или поздно можно было сбежать.

— Полный распад души, — веско ответил Кассий. — И уж простите, Альбус, но я ни под какими пытками на такое не пойду. И ученице, пусть и навязанной мне, не позволю.

— Это серьезное заявление. Как я могу его проверить, уж простите за прямоту, раз мы заговорили?

— Если вы желаете, то я по возможности прочитаю вам вводную лекцию по теории душ. Думаю, вы умный маг и сможете найти способ проверить мои слова. Я ни за что не поверю, что у вас никто и никогда не пытался вторгаться в эту тонкую сферу. Наверняка есть какие-то записи, хроники, может, живые свидетели. Не мне вас учить.

— У меня к вам накопилось очень много вопросов, Кассий.

— И я готов на них все ответить. Но обстоятельства сложились не самым приятным образом. Вы можете мне пообещать сделать все возможное для того, чтобы извлечь меня из леди Гермионы?

— Вы так хотите от меня избавиться? — неожиданно даже для себя тихо буркнула Гермиона.

— Да, — жестко и совершенно не щадя ее чувств, ответил Кассий. — Смерть учителя — свобода для ученика. Понимаете?

— Но…

— Цыц, я не закончил с верховным магом Альбусом.

— Простите…

Дамблдор наблюдал за лицом Гермионы и видел, что глаза ее влажные. Почему Кассий стал с ней таким жестким он в принципе понимал.

— Давайте договоримся следующим образом, — предложил он Дамблдору, — я согласовываю с вами всю теорию, которую собираюсь давать леди Гермионе, а на занятиях обязательно присутствует кто-то из ваших коллег или вы сами. Магической практикой я по возможности заниматься не буду как можно дольше, кроме совсем уж базовых вещей, которые будут только на пользу. И нужно что-то делать с учебной нагрузкой леди Гермионой — у вас своя программа, которая обязательно должна быть освоена и все упирается в то, насколько юная леди вообще способна поддерживать нормальный ученический темп.

— Это разумное предложение, но стоит ли так спешить? Когда вы должны приступить к своим обязательствам?

— Желательно, не затягивая.

— Мне нужно все это обдумать. Я не думаю, что эта ситуация, по которой решение нужно принимать в спешке.

— Разумеется. И, прошу вас, давайте в ближайшее время обсудим все, что только сможем. Прошло слишком много времени с моего появления здесь, а я до сих пор не имею малейшего понятия о дальнейших перспективах. Меня это, деликатно выражаясь, беспокоит.

— Завтра вас устроит? — Дамблдор смотрел не на голубой шарик, а прямо в левый глаз.

— Кто я такой, чтобы отказывать вам? — горько хмыкнул Кассий. — Я не в том положении, чтобы чего-то требовать.

— Завтра с утра я вас жду. Мисс Грейнджер, если вы хорошо себя чувствуете, то после завтрака приходите в мой кабинет. А сегодня, с учетом того, что вы еще не полностью восстановились после нападения дементоров, вам все же стоит отдохнуть.

Грейнджер встала и закивала, теребя рукава мантии.

Когда за ними закрылась дверь, Дамблдор успел услышать:

— Выключите браслет, куда вы с таким лицом идти собрались? Спину держите и смотрите вперед, а не под ноги, будто иголку потеряли. Вы леди, или доярка?!

Дамблдор вздохнул и призвал пергамент с пером. Стоило написать еще одно письмо к Югине и попытаться уговорить ее все таки приехать и заняться этим… Кассием.

* * *

После того, как Гермиона вернулась в свою новую комнату, она попробовала поговорить со своим новым учителем, но после разговора и того, что он потом ей устроил, она заперлась ванной и разрыдалась от обиды. То, как с ней грубо разговаривал магистр Кассий ошарашивало. Нет, она, конечно, понимала, что в чем-то он прав и после всех его рассказов о родном мире, Гермиона примерно представляла, что в его глазах наверняка выглядит беспомощной неумехой. Но! Она же лучшая ведьма потока! Учителя ее хвалят! Всегда отмечали ее успехи и ставили в пример остальным! Она просто не может быть никчемной. Когда Гермиона попробовала об этом сказать магистру, тот ее просто прервал и заявил:

— Леди, вы действительно считаете, что ваши оправдания уместны? Хотите я вам наглядно покажу, на что способен ученик третьего курса Кирин Тора?

А потом она почувствовала, как ее нутро скрутило болью, вытаскивая крохи магии откуда-то из ее сути, взбалтывая ее и перемешивая.

— То, что вы сейчас чувствуете — это базовый разогрев ядра. Желательно выполнять перед любой магической практикой и по пробуждению. Разогрев ядра нужен для ускорения потоков циркуляции магической энергии и движения магических оболочек, а это в свою очередь ведет к повышению скорости плетения чар и насыщения магической формулы. К тому же, разогревая ядро вы укрепляете его структуру и увеличиваете энергоемкость. Постоянное поддержания резерва в режиме регенерации и работы приводит еще и к тому, что вы сможете опустошать резерв до нуля и при этом не падать в обморок, а продолжать извлекать поступающую в него энергию. Дети, которые поступают в Кирин Тор обязаны поддерживать свое ядро в разогретом виде все время пока бодрствуют. Благодаря этому в зависимости от природы и природных склонностей, в год резерв может прирастать от пяти до восемнадцати процентов емкости. Уже на этом этапе я могу сказать, что ваше ядро — практически рудиментарно и не подготовленно даже к элементарному обучению.

Гермиона с свистом втянула воздух — в животе разливалась острая боль. Магистра Кассия это вовсе не смутило и он продолжил внезапную лекцию с демонстрацией.

— Ваш резерв ничтожен сам по себе. В Азероте принята система исчисления в виде стандартной единицы маны. Она равна количеству магической энергии, необходимой для того, чтобы заполнить стандартный манакристалл весом в одну унцию, что в свою очередь эквивалентно мгновенному закипанию двух пинт льда из чистой воды на чистом контроле. Для сравнения — я обладал резервом архимага в размере трехсот сорока восьми тысяч единиц. Ваш резерв — восемьдесят три! Мой первый ученик имел резерв в шестьдесят тысяч.

Гермиона стиснула зубы с трудом сдерживая слезы. В животе ее будто миксер включили.

— Мне больно!

— Если вас утешит, то мне тоже, — сухо буркнул маг, — если вы забыли, то мы в одном теле и я в полной мере могу испытывать все, что ваши нервные окончания готовы передать в ваш мозг. Учтите, то что я сейчас делаю, вы обязаны будете выполнять самостоятельно и все время пока бодрствуете. Учить вас хоть чему-то пока ваше тело вопиюще к этому не готово я не могу. Но и терять время не будем, сделаю что могу, пока ваши старшие наставники не найдут способ меня упокоить. Будете развивать резерв, осваивать ученическую тройку контроля и бегать.

— Бегать?

— Да, леди Гермиона, бегать. Если бы у вас были хотя бы быстрые ноги и вы успели убежать от довольно медленных дементоров, то я бы не усугубил свое и без того ужасное положение дочерью-в-искусстве. Буду исправлять. Итак, ваш резерв почти опустошен вашим приключением и сейчас в нем всего тринадцать единиц манны. Кстати, скорость регенерации энергии тоже вопиюще низкая, но с этим может помочь на первых порах разгон ядра, дальше — только ментальные практики. А теперь смотрите.

Гермиона, с трудом разогнулась, преодолевая боль и тошноту. На ее столе стоял графин с водой. И теперь вода из него, полупрозрачной струйкой поднялась из графина, зависнув прозрачным шаром в воздухе. Вода мгновенно замерзла, превратившись в голубоватый шар с трещинами и пузырьками воздуха. Потом шар раскололся, начал плавится, капли воды бурлили и кипели, но пар не покидал строго очерченной сферы. И вот от льда остался только плотный шар тумана. Он просеялся дождем на пол, но тут же лужа вытянулась вверх изящным ледяным кустом. Лед с хрустом рассыпался, поднялся вверх, стал жидким и перетек в графин.

Гермиона забыла как дышать, забыла о том, что у нее болит живот.

— Но… Это…

— Это идеально исполненные агрегатные преобразования воды. На эту небольшую демонстрацию я потратил четыре единицы маны. И да, это делают с разным качеством исполнения все третьекурсники. Теперь вам понятно, почему я не считал вашу персону адекватной позиции моей ученицы? А я ведь в ученики брал как минимум магистров.

Гермиона повесила голову. Пропасть казалась ей непреодолимой.

— Простите.

— Что уже плакать, — голос мага смягчился, — возьмите себя в руки и принимайтесь за работу. Тешу себя мыслью, что после моего ухода вы продолжите осваивать хотя бы те азы, что я успею вам дать.

До поздней ночи, Гермиона пыталась хотя бы прочувствовать где вообще находится то самое ядро, о котором говорил Кассий. Но никак не могла, что будило в ней злость и горечь. Самооценка не просто упала, а начала отползать куда-то в сторону кладбища завернувшись в простыню.

Наконец, когда слипшиеся от пота волосы облепили ее лоб, а живот, казалось, вот-вот лопнет от распирающей его боли, внезапно оказавшийся жутким учитель смилостивился.

— Ладно, будем считать, что вы прониклись предстоящим фронтом работ. Давайте-ка выключайте браслет, идите умойтесь и ложитесь спать. Завтра пораньше проведем утреннюю раскачку ядра и вы отведете меня на беседу к верховному магу Альбусу.

Гермиона выключила браслет, даже забыв попрощаться.

* * *

Леди Смертный Шепот с раздражением смела со стола гору бумаг. Она уже третий день пыталась оптимизировать расчеты, для поискового ритуала. После того, как первая попытка провалилась, она сделал определенные выводы и, пока зал приводили в порядок, занялась подгонкой ритуала под себя. Драгоценные останки учителя были собраны до последней крупицы, завернуты в лучший паучий шелк и уложены в драгоценный ларец. Шкатулка из палисандра стояла в кабинете Леди и она снова и снова ловила себя на том, что смотрит на нее. В ней была заключена ее самая большая любовь и она не имела права подвести доверие учителя. Но ее предел в понимании магматематики уже был достигнут, а то что она пыталась сделать было выше ее понимания. Но она старалась.

В кабинет вошла Сага’Азрет. Окинула взглядом ковер из исчерканных бумаг и пятен зеленых чернил на полу.

— Леди, вам необходим отдых.

— Я нежить, дура, какой отдых? — прорычала она, сжимая голый покрытый свежими трещинами череп в руках.

— Ментальный, Леди, — спокойно ответила паучиха и невозмутимо подняла с пола несколько листов. — Расчеты не складываются?

— Нет, — сухо ответила Леди, не отнимая рук от головы. — Чувствую себя бестолковой и бесполезной.

— Вы не думали, что вам нужен помощник, сведущей в этой науке?

— Расчеты такого уровня даются только учителю, — грустно ответила Леди и устало подперла подбородок рукой, второй, она лениво гоняла по исцарапанному столку разлившуюся чернильницу. — Все, кто мне доступен, и мизинца его не стоят. Как и я.

— Леди, а помните того мракопадшего, что провел мертвую свиту в Наксрамас?

— Ну был такой, и что?

— Его лицо не показалось вам знакомым?

— Нет, все птенцы Лана’Тэль мне глубоко омерзительны.

— А вот я его припоминаю. Помню, когда я была еще живая, меня привели к вашему учителю. Он хотел сделать вам подарок и решил сделать из меня идеальный некроконструкт.

— Ты мне не рассказывала о том, как тебя делали, — Леди подняла заинтересованный взгляд на паучиху, что продолжала собирать бумаги с пола и аккуратно складывать их стопкой на краю стола своей госпожи.

— Это никогда не приходилось к слову, — Сага’Азрет посмотрела на госпожу своими мутными глазами.

— К чему ты мне это говоришь?

— Ритуал под меня вашему учителю помогал рассчитывать этот мальчишка. Кел’Тузад хотел сохранить мою личность незапятнанной и подготовленной под ваш ментальный слом, а это на то время было за пределами возможностей некромантии.

— Ты хочешь сказать, что этот кровосос чего-то стоит? — Леди выпрямилась.

— Я не могу судить о его квалификации, но ваш учитель его хвалил, ведь он успел поучаствовать в проекте по отладке чумной системы Наксрамаса. Насколько я помню, Адалаис’тэль давно пытался перейти под протекцию Кел’Тузада. Но его особые навыки были нужнее в Кровавом Квартале, так что Лана’Тэль его не отпустила.

— Так почему ты до сих пор молчала, тварь?! — Леди запустила в прислужницу чернильницей. Стеклянный флакон врезался паучихе прямо между глаз, раскололся и залили лицо Сага’Азрет зелеными чернилами. Она сняла палантин и невозмутимо утерлась — мертвым не больно.

— Я не сразу поняла ваши затруднения.

— Тащи его немедленно сюда.

— Кровавая Королева отдала его Мерзоциду. Говорят, что он позволял крамольные мысли по отношению к Господину.

— Тьма! Дрянь дело! Давно отдала? — Леди сорвалась с места и уже понеслась к двери.

— С утра, вроде. До этого его прятала в покоях его служанка, — паучиха поспешила за ней, так и не оттерев лица до конца.

— Бегом за служанкой и чтоб она все его барахло собрала и перетащила в Храм. А я попробую отобрать у Профессора его игрушку. Если повезет, то он его еще не успел переделать.

— А как же Лана’Тель?

— Если эта сука его уже списала, то уже точно о нем забыла.

Лич мчалась не разбирая дороги, растеряв все достоинство, забыв о полагающемуся Верховной Жрице виде. Она готова была ухватиться за любой шанс вытащить учителя оттуда, куда его загнали чертовы святоши. И если ради этого ей придется повыдергать из облезлой башки Мерзоцида остатки его волос, так тому и быть. А если мракопадший не оправдает ее надежд, то никогда не поздно вернуть его обратно.

---

Примечания:

Извините, что глава небольшая, но у меня случился ментальный затык. Выбирая между не писать вообще и написать главу, которая сдвинет меня с мертвой точки, я выбрал второе.