Горе мне, горе! (джен)

Несколько недель ушло у меня на то, чтобы оправиться от горя, и все мои мысли были уже далеко от Белерианда. Я собирал плоды дерев, питательные травы и делал запас орехов. Нашёл небольшую рощицу рядом, чтобы прятаться от орочьих отрядов.

Потом настало время постройки. Я выбрал в роще самую большую и старую сосну и изо всех сил ударил по ней зачарованным посохом, та раскололась и упала с грохотом. "Прости, Древовид, — с сожалением подумал я, — если бы ты увидел меня, то наверняка убил бы за то, что я сделал". Я взял небольшой походный топорик, отобранный мною у одного из мертвых орков, и стал вытесывать лодку.

Я работал лихорадочно, почти не делая перерывов на еду и сон. Обрезав себе волосы и бороду острым орочьим ножом, я стал больше похож на человека. В воде местной речушки я видел своё отражение: затравленный взгляд, изможденное лицо. Да, я уже совсем не походил на того гордого воина, кем был когда-то. Больше всего я боялся спать, ведь во сне ко мне приходили они, мои жертвы: Ниэнор, Морвен, Хурин, Белег, Гвиндор, Брандир. Я просыпался с криком и плачем и снова засыпал, а пытка продолжалась. От безумия меня спасала только выбранная мной цель.

Несмотря на предостережение Ульмо я всё же поплыву в Валинор. Выберу время, когда туманы на великом море Белегэр стоят постоянно, и поплыву под завесой тумана, чтобы не попадаться на глаза эльфам, людям, а особенно оркам.

Каждый день я упражнял презренное тело своё, лазая по веткам, как белка, и закалял нечестивый свой разум размышлениями о страданиях людей, гномов и эльфов от проклятых отродий Моргота и о том, сколь великим благом для Белерианда будет прямое вмешательство Валар. Днём я отгонял от себя мысли о любимой моей сестре и жене, Ниэнор Ниниэль, голубке моей золотоволосой. Мне было больно вспоминать её милый облик, хотя не проходило и дня, чтобы я не хотел погрузиться в эти воспоминания. Но я боялся. Боялся, что теперь, когда вина мучила меня всё сильнее и отчаяние терзало всё больше, я не нашел бы себе лазейку в созерцании мысленного образа Ниэнор и не забылся бы в нём навсегда, уйдя в мир грёз и окончательно став подобен зверю лесному.

В конце концов, через пять долгих месяцев я завершил свой труд. Лодка была утлым, юрким суденышком, а я — никудышным корабелом. Но я спустил её на воду возле берега и понемногу учился "ходить"⁽¹⁾ в ней по морю, как говорят моряки. Я сделал себе большое двухстороннее весло, чтобы править им вместо руля.

Наконец, однажды туманным осенним утром я отправился в путь. Шел 504 год Первой Эпохи Арды, но мне не было до этого никакого дела. Орки почти не забредали в западный Белерианд, они были заняты чем-то, вероятно, постройкой новых укреплений или войной с Дориатом, я не знаю. Так же я не знал, уцелел ли Дориат после убийства Тингола, правил ли там сын его Диор или великие леса Дориата, Регион и Нелдорет, лежат в запустении, а орки и оборотни пируют у срубленных хьорнов мясом эльфов, запивая его людскою кровью. В любом случае конец не может быть иным, только если я не изменю его.

И я пустился на лодке по течению, которое уносило меня всё дальше на юго-запад. Справа от меня на северо-западе были разрушенные гавани Фаласа, с юга-востока же остров Балор. Это было опасное соседство, орки могли плавать здесь на своих узких, хищных, остроконечных черных пирогах, а белоснежно-лебединые корабли эльфов Телери могли устраивать охоту на них. К счастью, мне везло. Корабль эльфов Телери, ведомых великим Кирданом Корабелом, всего один раз показался издалека на горизонте, и, очевидно, не заметив моей жалкой лодчонки, величественно уплыл, покачиваясь мачтами. Оркские пироги я видел дважды. Одна из них было попыталась погнаться за мной, но ей не повезло, ибо внезапно пришедшая откуда-то шальная волна сбила орков с пути. Я мысленно поблагодарил Ульмо и прибавил усилий. Припасов в моей лодке было мало и я всё рассчитал. Три небольших мешочка с орехами, один с ягодами и один с кореньями должны были подкрепить меня в течении месяца. После я надеялся лишь на милость Эру, не зная точно, сколько еще плыть до Валинора.

Я плыл упорно, отдыхая лишь по ночам, и через три недели пути внезапно почувствовал нечто странное, какое-то ощущение было разлито в воздухе, словно что-то изменилось. Моя лодка вышла за пределы торговых путей, и я больше не видел других кораблей или лодок на горизонте. Течение, несшее меня на юго-запад с огромной скоростью, почти стихло. Передо мной простиралось совершенно спокойное море, была полностью безветренная погода. Я слышал о таком в Хитлуме от заезжих мореходов. Штиль (так называли погоду) был бичом и проклятием парусных кораблей, меня же он только замедлил. Я посмотрел на небо, где не было ни облачка. Тишина окутала меня: я не слышал ни одного крика птицы. И даже рыбы, которых раньше я мог разглядеть в почти прозрачной воде, казалось, не плыли под лодкой.

Я взял в руки весла. Мне предстояла тяжелая работа этим утром. Я уже на опыте знал как тяжело править лодкой при легком ветре, а тут — полное безветрие! Я начал потихоньку продвигаться вперед, но вдруг моя лодка ударилась обо что-то очень твёрдое. Я наклонился над носом лодки и пошарил руками в морской воде, но она была прозрачна, и ни дна, ни подводных рифов не было. Что же за напасть такая? Я снова попробовал править, но лодка не двинулась с места. И тут мне помог случай. Я слишком резко выпрямился в лодке, встав во весь рост, и не удержался. Но, падая, я наткнулся на что-то сразу за мысом лодки, и эта невидимая прочная стена удержала меня от падения. Я оперся о стену и ощупал её. Лучи утреннего Солнца свободно проходили сквозь стену, но мои руки упирались в неё. Я начал понимать рыб и птиц. Сюда им явно не было прохода. И тогда меня осенило: причиной неудач мореходов и всех прочих была знаменитая Завеса Валар! Только она не была похожа на Завесу Мелиан, очевидно, магия Валар была другой. Я не чувствовал в этой Завесе ничего — ни доброго, ни злого.

Промучившись возле Завесы еще несколько часов, и, наконец, смирившись, я пустился в путь на юг, следуя в одном взмахе весла от завесы. И я плыл медленно, время от времени тычком весла проверяя, есть ли еще на западе от меня невидимое препятствие. Пять дней я плыл, мои запасы уже начали кончаться. И тут неожиданно я увидел, что небо надо мной начинает хмуриться. Огромные черные тучи быстро заволокли его, подул сильный ветер с востока. Я подумал, что сейчас мою лодку с силой разобьёт о Завесу, но — о, чудо! — преграда исчезла! Однако не успел я обрадоваться, как гигантские волны заходили взад-вперёд по бурному Морю. "Должно быть Оссэ, повелитель Штормов, гневается," — мелькнула у меня в мозгу неурочная мысль. Я слышал про Майю Оссэ, служителя Ульмо, и про его гнев на мореходов, которые тревожат его моря понапрасну, и потому мореходы верили, что Оссэ насылает бури и штормы. Но эти мысли были быстро вытеснены наступавшей опасностью. Наступил уже вечер, и темнота скрывала от меня то, что впереди, сумасшедший ветер нес мою лодку как пушинку, кружа её во все стороны, а волны, перекатываясь через неё, грозились похоронить меня в пучине.

Страх, липкий леденящий душу страх, охватил меня, ибо не желал я неуместной для воина смерти в воде. Однако я взял себя в руки и всеми силами старался справится с волнами с помощью весла. Но — крак! — с громким звуком весло переломилось у меня в руке, и ветер вырвал его у меня, унося в темноту. Я лег на дно лодки и, от души помолившись Эру, стал ждать конца. Всё, что было в моих силах, я сделал. Надо мной ревел уже не шторм, а морской ураган, гнавший мою лодчонку дальше на запад, пиная её, как обезумевший тролль каменной ногой своей пинает непослушную добычу.

Внезапно раздался сильный треск, и дно моей лодки как будто подломилось, а я выпрямился, пытаясь встретить смерть, как подобает воину, лицом к лицу. "Должно быть, я наткнулся-таки на Завесу!" — подумал я, но тут лихой порыв ветра ударил меня в спину и отбросил далеко вперед. Я сильно ударился головой о что-то очень твердое и лишился чувств.

Я очнулся на берегу, видимо, на следующий день, к вечеру, с головной болью у огромного валуна. Ураган уже прошёл, вокруг меня на берегу валялись жалкие останки лодки. Меня охватила радость при виде твердой земли, первой мыслью моей было то, что я смог всё-таки найти Валинор. Однако, усевшись поудобнее на мокром песке и хладнокровно поразмыслив немного, я пришёл к выводу, что мои надежды могут быть преждевременны. Я мог и не заметить, как ветер изменил своё направление во мраке ночи. Меня могло выбросить на крупный южный остров Балор или же даже погнать обратно на восток и высадить южнее в том же западном Белерианде, с берега которого я начал свой путь. Подумав так, я тут же составил план действий. Прежде всего я подошел к остаткам лодки и потратил несколько часов на то, чтобы собрать уцелевшие припасы. Их оказалось немного, но хватить должно было дня на два. Я сложил их в запасной мешочек, спрятанный у меня под тряпьём, что заменяло мне одежду, и, опираясь на посох, побрел вдоль берега.

Под вечер усталый и голодный я вернулся на то место, с которого начал свой путь. Встретив на пути речку и обновив запасы воды, я обошёл остров с севера и запада и снова вернулся на юг, если судить по движению Солнца. Как я и предполагал, это был один из тех островков, которые возникли, чтобы сбивать с пути мореходов, желающих проникнуть в Валинор. Мне было непонятно одно: каким образом Валар собираются удержать меня здесь?

На следующий день я ударил посохом по высоко стоящему дереву неизвестного мне вида и едва успел отпрыгнуть: большие, тяжелые и круглые плоды его упали на меня вместе с самим деревом, рухнувшим на землю. Вскоре мне удалось расковырять плод орочьим походным топориком и густая беловатая жидкость заструилась по земле. Я попробовал её на вкус, она была кисло-солёной и не особо внушала доверия. Тогда я отщипнул кусочек белой мякоти плода и, положив на язык, зажмурился от удовольствия. Вскоре я уже съел почти весь круглый плод и решил отложить остальные про запас. Насытившись, я решил немного поработать. Я достал топорик, размахнулся, чтобы ударить им по дереву, но промахнулся и попал по прибрежному песку. Я снова замахнулся и снова руку мою словно кто-то отвёл в сторону. Я поднял голову вовремя, чтобы увидеть сияющий всеми цветами радуги туман, который надвигался на меня со всех сторон. Я отошёл от берега, прижавшись к дереву, а из тумана раздался приятный женский голос:

— Усталый путник, отдохни на острове моём. Я предлагаю тебе в дар всё, что ты только пожелаешь. Выскажи желание своё и оно немедленно исполнится.

Я ответствовал голосу довольно грубо:

— Я желаю поскорее убраться с вашего острова и более никогда не мешать вам.

Звонкий серебристый смех существа был мне ответом, а внутри этого смеха словно бы прозвучали весенние ручьи и полноводные реки. Затем голос неизвестной снова заговорил:

— Я могу сделать сбывшимся любое твое желание, кроме этого. Ибо, путник, острова наши зовутся зачарованными не зря. Кто попал сюда, уже никогда не вернется, но проведет жизнь в довольстве и радости, счастье и приязни.

Тогда я снова отверз уста свои и говорил голосу так:

— Знай же, о, неизвестная, что ты лицезреешь перед собою Турина Безродного, который...

... и тут я перечислил ей все свои преступления и взятый на себя обет, а также наказания, наложенные на меня эльфами и людьми.

Голос замолк на мгновение, а затем негромко и подобострастно произнес, переливаясь сверкающим туманом перед моими глазами:

— О, воин, испытавший много и доброго, и дурного и причинявший страдания и благо! Знай же, что недостойная нога никогда не ступит на зачарованный остров. Сколько бы преступлений не совершил ты, гордись, ибо сами Валар сочли тебя достойным видеть остров и питаться плодами его. Ибо если бы это было не так, то шторм, бушевавший прошлой ночью по воле Оссэ, разбил бы твою утлую лодку еще в Море и ты сгинул бы там безвестно.

Я несколько удивился ответом голоса, но потом кое-что вспомнил. Другая фигура ранее уже являлась мне сотканной из света, похожего на тот, что я видел сейчас внутри тумана. Пораженный собственной догадкой, я громко воскликнул:

— О, неизвестная из числа Майяр, Xранительница зачарованного острова! Если я прав относительно твоей природы, то явись передо мною в своём истинном облике.

При этих словах сверкающий всеми цветами радуги туман на берегу рассеялся, обнажив яркую сине-фиолетовую фигуру. Она приблизилась ко мне и с поклоном отвечала:

— Да, ты прав, о, смертный человек, посвященный в тайны Сил. Я — Майретар из числа Майяр, дух-хранитель острова. И я — Майя-хранитель рек, ручьёв и островов, а Оссэ, Повелитель Бурь и Штормов — родственник мне, хотя и далёкий, и по воле Ульмо, которому я служу, пребываю я здесь. Ты — второй путник, которого я встречаю на острове Огарр, что на нашем тайном языке Майяр означает Блаженство. Первым путником был эльф из народа Тэлери. Он отказался назвать мне своё имя из стыда за то, что взятый на себя обет оказался неисполнимым. Какое-то время я исполняла его желания, а затем он попросил меня усыпить себя на тысячу лет, ибо, как он выразился "дары твои сладки, но страшны, о, Майретар, они отнимают у смертного и бессмертного волю к свершениям".

Я с интересом выслушал Майретар и, поклонившись в ответ, молвил:

— Прости меня, о, Майретар из числа Майяр, но беседа с тобой и этот трудный день утомили меня. Позволь мне вернутся к этой беседе, когда я буду полон сил и захочу тебя позвать.

— Конечно, господин, — угодливо ответила сине-фиолетовая фигура. — Я всего лишь скромная слуга твоих мечтаний и надежд, пока ты не пытаешься уйти отсюда. Отдыхай, я явлюсь к тебе только когда ты пожелаешь этого вновь, не раньше.

С этими словами она удалилась.

Я застыл возле уже знакомого странного дерева с круглыми плодами (их тут росло множество) и лихорадочно принялся размышлять. Нелегкое это было дело для воина, который всю жизнь пренебрегал этим занятием, но мне ничего другого и не оставалось. Итак, я заперт здесь, на острове, и Майретар не даст мне сделать лодку и уплыть — это ясно. И еще она предложит мне исполнить мои желания, чего я не хочу, но ей всё равно. Пока что она обещала не трогать меня, но не сильно верю я её обещаниям. Мне стоило остерегаться её, пути Майяр не похожи на пути людей. Мелиан, вроде не желавшая мне зла, чуть не погубила меня, позволив Палантиру Феанора коснуться моего разума. Я решил обследовать остров тщательнее на предмет тайных ходов или каких-то еще уловок, которые помогут мне сбежать и лег спать.

Сон мой был тревожен и, как всегда, обернулся кошмарами. Я снова видел свою любимую, мечты о которой упорно отгонял от себя, недостойного, днём, и она погибала, прыгнув вниз, и её тело уносило течение. Я видел Глаурунга, который зловеще хохотал, и огромную черную тень Моргота, произнесшую: "Я уничтожил всех твоих родных, а ты, презираемый и преследуемый всеми, беги и испытай на себе судьбу мою, изгнанника и изгоя!" В ужасе я с криком проснулся и воскликнул: "О, если бы мне никогда не видеть этих снов, хотя бы на этом острове!"

Уже знакомое синее сияние показалось слева из-за группы деревьев и знакомый голос нежно произнес:

— Таково ли будет твоё желание, господин мой?

С горьким смехом я ответствовал:

— О да, Майретар! Но ты бессильна исполнить его!

И, произнеся эти слова, я свалился, сраженный сильным сном, как гномий воитель, пораженный внезапно стрелой орка-лучника в сердце. Удивительно, но Майретар сумела сдержать данное слово и, пока я находился на острове Огарр, никаких снов больше не видел.

1) у эльфов-моряков Белерианда есть присказка — "лодка и корабль ходят по морю, г...но вонючих орков плавает по нему"

Вернуться к тексту