Кто будет таким, как я? (джен)

Про уроки говорить я не стану. В какой-то момент вступления везде закончились и началась рутина, и не сказать, чтоб это было очень уж интересно. Хотя, конечно, учиться волшебству гораздо более увлекательно, чем маггловским наукам. Тем не менее, давалась учёба довольно тяжело, особенно, предметы вроде зелий, да и та же трансфигурация продвигалась со скрипом. В гербологии было мало особенно сложных вещей, но ковыряние в земле лично мне не доставляло особенного удовольствия, и я уже тогда понял, что свое будущее с чем-то подобным никогда не свяжу. Астрономия, наоборот, скорее нравилась, но возможно, это из-за обстановки, в которой мы ей занимались. Чары были интересны, но теоретическое обоснование плавило мозги только так — тут дело обстояло чуть ли не сложнее, чем с зельями. Вроде бы, объясняют тебе хорошо и понятно, а как только требуется повторить материал, в голове какая-то абсолютная пустота.

Первые уроки полётов после сдачи экзамена мы на пару со Скоттом или по отдельности пытались отрабатывать какие-то трюки или просто летать в своё удовольствие, но вскоре обнаружили, что вдвоём летать не слишком интересно. По крайней мере, Рэймонду — я-то рад был находиться в воздухе чуть ли не сутками напролёт, не уставая, пусть даже и в одиночку. Вскоре к нам, правда, присоединился третий сдавший, а точнее третья — это была Эвелин Черри-Гаррард, с Райвенкло. Мне она запомнилась в том числе своим рассказом про то, что родители дали ей имя в честь маггловского писателя — я даже поставил себе мысленную заметку выяснить что-нибудь про писателя с именем Эвелин*. Можно было, конечно, просто спросить у самой Эвелин, но я в таких ситуациях всегда боялся показаться идиотом. Вдруг окажется, что все его знают и читали, а я нет. Выяснил, правда, несколько позже окончания первого курса. Забавно, но оказалось, что читал и нежно любит его книги даже не Квиррелл, а профессор Крауч — довольно-таки интересный факт, учитывая изолированность среднестатистического чистокровного волшебника от маггловской культуры. Возвращаясь к теме полётов: мы подумали и решили, что если помогать тем, кто с чем-то из программы не справляется, то мы приблизим тот момент, когда вся группа сдаст задание и можно будет вволю налетаться. Так что после получения разрешения от мадам Хуч мы помогали отстающим ученикам выполнять несложные упражнения, которые должны были развить у тех контроль над метлой. Поскольку Сид, в общем-то, нормально справлялся, если даже не шёл с опережением, то мне досталась Сьюзен. Удивительно, но несмотря на то, что она, в отличие от меня, с детства росла в магической семье, мётлы почему-то вызывали у неё некоторый испуг, и вот теперь, с моей помощью, она его преодолевала. Не знаю, насколько это моя заслуга, но после того, как контролировать её начал я, результаты действительно стали улучшаться довольно-таки быстро. К концу полугодия страх её перед полётами практически исчез, а программу она уж если не перегнала, то догнала точно. Вообще, если кому-то от нашего рвения и прибавилось мороки, так это мадам Хуч, потому что ей теперь приходилось смотреть ещё и за нами.

На истории магии, когда все четверо из нашей, случайно сложившейся на первом занятии компании, более-менее освоились с правилами, вдруг оказалось, что присоединиться к увлечению желают ещё несколько человек. По совету предприимчивого Нотта было решено во время этого скучного и вызывающего зевоту урока обучать игре не просто так, а за коробку шоколадных лягушек или чего-то подобного с каждого, кто хотел научиться играть. Видимо, слизеринец решил преподать жизненный урок нехитрым хаффлпаффцам — ничего не должно быть бесплатно, но поедались сладости всеми сразу, включая того, кто оплачивал ими наш труд, прямо во время самого процесса, на уроке. Такое распределение оплаты казалось нам тогда правильным. К зиме, когда многие уже научились игре и поток желающих несколько иссяк, была придумана новая забава с вистом. Теперь при подсчёте очков проигравший должен был на спор прямо при остальных съесть дюжину драже «Берти-Боттс», а это, скажу я вам, то ещё испытание. Эти драже являются по сути хулиганским, шуточным продуктом. Они могут иметь какой угодно вкус, от шоколада до полыни или даже нефти. При этом в одной пачке все драже имели разные вкусы, так что можно представить себе, какие ощущения должен испытать человек после дюжины разных «берти-боттсин». Я вот разок проиграл и точно могу сказать, что чувства далеки от приятных. Хорошо хоть, даже от самых противных вкусов рвоты ни с кем из нас не случилось — наверное, производители предусмотрели такой момент.

По ЗОТИ, равно как и по полётам на мётлах, я обнаружил себя в числе успевающих, несмотря на то, что остальные в своей массе считали теорию по этому предмету не сильно легче тех же чар. Мне же по каким-то причинам данный предмет давался легко и казался понятным едва ли не интуитивно (когда те же тексты по варке зелий и влиянию на них тех или иных условий, компонентов и материалов оборудования приходилось перечитывать много раз, прежде чем до меня начинал доходить смысл написанного, а не только рецепт микстуры), и нередко я на этих уроках зарабатывал баллы своему факультету и активно задавал непростые вопросы преподавателю. Крауч, тем не менее, отвечал на своих уроках на любые относящиеся к делу вопросы, практически не меняя интонации, но я чувствовал, что на самом деле ему нравится мой интерес и понимание происходящего.

Кстати, на Хеллоуин мы выяснили, что весьма своеобразное чувство юмора у нашего профессора было, несмотря на то, что по его типичному поведению сложно было заподозрить у него наличие каких-либо чувств вообще. Тогда же, днём, во время урока, он раздавал нам результаты проверочной работы на усвоение материала, и Меган Джонс, не слишком обрадованная своим «троллем» за незнание предмета, решила давить на жалость.

— Но, но... профессор, у меня сегодня День Рождения! Вы же можете накинуть за это пару баллов, в качестве подарка?

Крауч, не произнося ни слова, одним взмахом палочки, призвал обратно к себе ее работу. Произвел над ней еще несколько жестов, и вернул Меган, с нехитрыми словами:

— С Днём рождения!

Мы подбежали посмотреть, действительно ли профессор прислушался к просьбе ученицы, и увидели там довольно странную картину. Теперь на листе, вместо банальной надписи «тролль» красовался тролль настоящий, хоть и нарисованный. В руках у него были дубинка и букет цветов, которыми он пытался жонглировать, и, видимо, не умея особо это делать, перебегал от одного края листа к другому, чтобы поймать то букет, то дубинку. Лицо выражало всю свойственную горным троллям тупость.

Меган была готова разреветься от обиды. И Крауч, должно быть, решил помочь ей с этим.

— Мой предмет имеет своей целью научить вас самозащите. Вы ведь не думаете, что если встретите горного тролля, вам будет достаточно сказать: «Не убивай меня, у меня сегодня День Рождения?» — совершенно ровным тоном заметил профессор Крауч, не обращая внимания ни на наши смешки, ни на обиженную Джонс.

Меган все-таки разревелась и выбежала в слезах из кабинета, оставив там лежать свою разрисованную работу, но профессор на это никак не отреагировал — Крауч, в принципе, на моей памяти, как правило, ни на кого не давил, но и утешения от него дождаться было сложно. Мы же тем временем всё ещё рассматривали работу, хотя кто-то из девчонок и побежал утешать подругу. В этот момент Сид выдал весьма странный, но в целом довольно логичный вопрос:

— Интересно, а на такие рисунки могут действовать какие-нибудь чары? Не на бумагу, а на самого тролля.

— По идее, наиболее простые заклинания будут действовать именно так, как запланировано, — это профессор Крауч после секундной заминки решил ответить на адресованный в никуда вопрос. — Главная проблема будет именно в том, чтоб направить их непосредственно на рисунок. На втором курсе у вас по такому методу будет практика на чарах, когда вы должны будете попасть в движущуюся точку на плакате. Помогает улучшить меткость заклятий.

— Вингардиум Левиоса! — Сид решил попробовать последнее, выученное нами на уроках чар, заклинание на рисунке. Лист бумаги взмыл в воздух, и вскоре разочарованный Сид приземлил его обратно на стол.

Но сдаваться мой приятель не пожелал, и с третьей попытки эффект, наконец, удался. Правда, пришёлся он почему-то не на тролля, а на его дубинку: она поднялась на несколько строчек и начала выписывать вензеля по всему листу. Позже мы вспомним, что произошло такое недоразумение потому, что на живых существ взаимодействовать таким заклинанием нельзя. С другой стороны, а можно ли считать нарисованного и оживлённого чарами тролля живым существом, и если да, то в какой степени? После того, как Сид случайно угодил дубинкой по заду тролля и тот начал смешно и нелепо подпрыгивать, придерживаясь за ушибленное место, Шеклтон нашёл себе новое развлечение: теперь он специально бил и пинал несчастное существо по тем местам, по каким удавалось попасть. Продолжилось это — увы — недолго. Через несколько ударов Сид угодил троллю точно по голове, и тот рухнул как подкошенный, потеряв сознание.

— Один балл Хаффлпаффу за нейтрализацию опасного монстра, — подал голос из-за спины профессор Крауч, про существование которого в кабинете мы уже успели забыть. — Надо было бы ещё снять парочку за издевательство над бедным животным, но пусть этим занимаются преподаватели по другим предметам. Главное, в бою применяйте что-нибудь более эффективное, если что-то подобное приключится.

Забрать с собой работу Меган мы с Сидом не решились, и дальнейшая её судьба мне неизвестна, но отношение моего друга к профессору ЗОТИ явно совершило качественный скачок, о чём он мне не преминул сообщить мне на пути в Большой зал к ужину.

— Знаешь, а ведь Крауч реально крут! Я и не думал, что он на что-то подобное способен. Было весело.

— Ну, он мог бы как-то менее резко с Меган... хотя, ему виднее, наверное...

— Да ладно тебе! Не хватало ему только каждую сопливую ученицу утешать! Не думала же она, что ей в честь дня рождения поставят «превосходно» ни за что? Забей и не думай об этом, каждого жалеть — сил никаких не хватит.

Я не стал с этим спорить. Хотя, Меган было всё-таки жалко. Но когда мы вошли в зал, все предыдущие мысли вылетели у меня из головы: такого великолепия я не видел раньше никогда, даже когда тётя с дядей украшали дом к Рождеству или дню рождения Дадлика. Да что уж там Дурсли, даже на Косой Аллее я не видел ничего настолько нереального! Огромный зал, в котором мы каждый день ели, тот самый, со звёздным небом на потолке, теперь был полностью украшен атрибутикой наступившего праздника. Особое впечатление производили тыквы размером с кареты (да, таких бы не постеснялась любая Золушка!), скалящиеся жуткими вырезанными по мякоти рожами сверху. Как выяснилось, такой вот урожай вырос на огородике Хагрида — всё любовью и драконьим навозом, как он сам комментировал подобное. Хеллоуин, пожалуй, можно было назвать днём триумфа лесничего — не так уж и мало волшебников хотело выразить ему восхищение результатом «любви и драконьего навоза», а наш декан рассыпалась в комплиментах даже более прочих, сама-то она, видимо, знала, каких усилий требуют такие вот плоды. И, наверняка, профессор Спраут и подозревала, что дело далеко не в навозе.

Почти все блюда на столах в этот вечер содержали в качестве одного из ингредиентов тыкву (видимо, туда девалось всё, что было вырезано для страшных рож, кружащих под светом свечей над залом), и такое меню выделялось даже на фоне обычного обилия тыквенных блюд в Хогвартсе. Тяжело, наверное, приходилось тем, кто терпеть не может блюда из этих плодов. Но я мог — после жизни с Дурслями будешь рад любой съедобной и хорошо приготовленной пище, а кормили в школе очень даже хорошо. Фирменным блюдам тёти Петунии здешние яства, может, и уступали, но по сравнению с обычной пищей были лучше на порядок. А тётка моя вообще хорошо готовила — жалко только, что старалась она исключительно для Дадлика. Тогда я был счастлив побывать на этом празднике жизни, и даже отсутствие культурной программы при таких приготовлениях обстановки меня ни капельки не смутило. Даже Меган, придя в Большой зал, немного повеселела, по-видимому, оставив печальные мысли за его пределами.

Вечером, после ужина, в честь праздника в гостиной факультета устроили чемпионат в плюй-камни, но я получил за день слишком много впечатлений и не дождался его окончания — принять в нём участие у меня даже мысли не возникло. Если говорить об игре вкратце, то целью в ней является выбивание камней противника своими за пределы расчерченного поля. Броски производятся с одного края по прописанным правилам. Коронной фишкой игры является то, что при выбивании фишки зачарованные камни способны довольно прицельно «плюнуть» в проигравшего жидкостью. Собственно, отсюда и название. Следующим утром я успел пожалеть о своём скоропалительном решении пропустить игру, поскольку победителем оказался Брайан Фосетт, который на факультете слыл одним из самых чтящих правила учеников. Собственно, по этой причине его, скорее всего, и избрали в старосты. Тем удивительнее лично для меня оказалось его увлечение данной игрой. Говорили, что одной из частей главного приза был бочонок сливочного пива производства пивоварни острова Мэн, и во время отмечания победы было устроено торжественное распитие оного — Фосетт оказался совсем не жадным и поделился призом с болельщиками и менее удачливыми участниками состязания. Я же всего этого не застал, а жаль.

В принципе, старшекурсники время от времени устраивали какие-то развлекательные мероприятия для себя (и мы потом тоже стали, но об этом как-нибудь позже), и на такие вещи никто особо внимания не обращал. Профессор Спраут, конечно, нередко навещала подопечных, но не появлялась в гостиной каждый вечер, так что время после ужина, и даже после отбоя, можно было проводить в своё удовольствие. Правда, никто не гарантировал, что там будет удобно учиться и писать эссе, но тумбочки и парочка маленьких столиков были и в спальнях, так что до отбоя можно было заниматься и в них, не говоря уже о таком помещении как библиотека. Впрочем, конкурсы в гостиной устраивали не так уж и часто, так что учиться в обычное время по вечерам можно было и здесь. На самом деле, если есть на нашем факультете то, что мне нравится безоговорочно, то это наша гостиная. В ней всегда уютно, редко когда бывает скучно и почти всегда кто-то есть. Например, иногда какой-нибудь чересчур утомившийся старшекурсник мог заснуть прямо на одном из пуфиков (и мы, мы тоже... немного позже засыпали там же, хоть и поняли, что дело, скорее, не в утомлении, а в хорошем огневиски), а кто-то просто засиживался до поздней ночи.

Старосты относились к подобному философски: пока никто не буянил или не начинал сильно мешать остальным, его не трогали. Зато, как только что-то неправильное случалось или грозило случиться, виновника отлучали от развлечений на довольно-таки долгий срок. Поэтому почти все подвиги и сомнительные достижения происходили за пределами гостиной. В общественном шкафчике всегда лежало что-нибудь полезное, и мы, первокурсники, тоже клали туда иногда, что могли, в основном что-то из сладостей. Многие делились присланным из дома, кто-то тем, что достал или сделал сам, а мне делиться в то время было просто нечем — поэтому я положил туда за полгода только единственную коробку выигранных в вист шоколадных лягушек (очень понтовая карта в тот день пошла) и изредка приносимые вкусности с обеда или ужина, из тех, что подавали не каждый день и что не портились долгое время. Больше я положить всё равно ничего не мог, так что старался пользоваться шкафчиком на первом курсе пореже — очень не нравилось чувствовать себя живущим за счёт других, было в этом что-то неправильное. Не положено таким образом поступать, и точка.

Тогда я в общественной жизни факультета практически не участвовал, так что мало что интересного вспоминается по этому поводу, да и праздники, ранее мной не виданные, затмили большинство полученных впечатлений. А так, я общался с учениками своего факультета, потихоньку узнавал студентов со всего курса и не только... что тут рассказывать?

Разве что надо упомянуть, что в зимний период времени никакого отопления на весь замок не предусмотрено, а зимы в Шотландии будут похолоднее, чем в южной части острова. Поэтому зимой вне гостиных становилось довольно холодно, а на уроках ученики мёрзли и каждый старался согреть себя, чем мог. Когда во время зелий, отличавшихся тем, что проходили они в наиболее холодной части школы, кто-то не выдержал и спросил, можно ли наложить согревающие чары, профессор снизошёл до некоторого пояснения.

— Конечно же, нельзя. Молодые волшебники должны вырасти неприхотливыми и готовыми применять полученные навыки в любой обстановке. Но совсем замёрзнуть вам никто не даст, в замке на самом деле есть обогревающие чары, но согревают они строго до нужной температуры. Здесь поддерживается температура в четыре-пять градусов по Реомюру и семь-восемь — в коридорах. А теперь пора прекратить спрашивать глупости и заняться делом.

Кстати, в волшебном мире с температурными шкалами дела обстояли несколько иначе, нежели в маггловском. О принятой здесь системе нам рассказывал тот же Селвин, когда говорил о варке зелий, требующих поддержания определённой температуры. Как он рассказывал, в литературе по зельеварению, если не написано по какой шкале измеряется та или иная температура, этот момент зависит от страны, в которой рецепт напечатан. В Великобритании и бывших колониях, равно как в Китае и Японии, шкалой по умолчанию принята шкала Фаренгейта. В странах континентальной Европы и её бывших колоний и стран-сателлитов принята шкала Реомюра. Если же подразумевается температура по шкале Цельсия, то это всегда обязательно оговорено. Я долго к этому привыкал, так как до этого, если и интересовался погодой, то большинство градусников, которые я встречал, показывали температуру именно по Цельсию, гораздо реже — по Фаренгейту, но никогда — по Реомюру. Последней шкалой в маггловской Британии не пользовались, и о ее существовании я не знал.

23 декабря — последний день, который школьники проводят вместе перед зимними каникулами. Следующим утром все, кроме тех, кто по тем или иным причинам решил остаться в Хогвартсе, разъезжаются по домам и в замке наступает относительное спокойствие. Признаться, я тоже хотел бы уехать куда-нибудь, к каким-либо друзьям — только не к дяде с тётей. Слава Мерлину, к магглам меня отправлять не стали, но всё равно было немного обидно — кажется, подсознательно я надеялся провести каникулы с друзьями, пусть даже в Хогвартсе, но напрашиваться было бы совсем невежливо, а сам меня никто не позвал. Даже дружба имеет свои границы.

Рождественское утро началось для меня совершенно традиционным образом, если не считать того, что поблизости не было Дурслей. На столике одиноко лежал какой-то плоский бумажный конверт, в который оказалась завёрнута десятипенсовая монетка — подарок от любящих родственников нашёл адресата даже в волшебном мире, разом омрачив настроение. Так я бы и не вспоминал об их существовании, но после того, как их послание нашло меня — уже не мог просто взять и выбросить их из головы. Но когда я вошёл в гостиную, мне вновь стало не до грусти — на меня внезапно набросилась здоровая крыса странного вида и расцветки. Я хотел было её отпугнуть поджигающим заклятием, но вовремя заметил записку, которую та держала в зубах.

«Привет, Гарри!

Зная, что ты остаёшься здесь на каникулы, решила оставить тебе спутника, чтобы ты не заскучал. Это такой вот умный и милый крыс (я хотела вначале наколдовать вомбата, но не помню, как он выглядит). Кормить его не надо — он трансфигурированный и к вечеру снова станет твоим подарком. Зато ухаживать за ним тоже не придётся.

Счастливого Рождества!

Тонкс».

Как выглядит вомбат, я в тот момент тоже не помнил, просто потому что понятия не имел, кто это. Но было неудобно, что Тонкс мне подарок оставила, а я ей — нет. Впрочем, стоит быть откровенным: никому я подарков не оставил, мне нечего было дарить и не на что. Я был беден, как церковная мышь, а до момента, когда я мог бы вступить в наследство, оставалось ещё более пяти лет. Крысовомбат же оказался действительно забавной тварью и весь день до вечера я провёл, играясь с ним и давая ему те или иные несложные задания — это животное меня понимало. Было очень жалко его, созданного на один день, чтобы к вечеру снова кануть в небытие, превратившись в какой-то неодушевлённый предмет. Когда он, кстати, прекратил своё существование в виде живого существа, то стал наручными часами, которые я с тех пор всегда носил на себе. Я старался по возможности расставаться с ними пореже — казалось, там, внутри, это всё тот же зверёк, который всё видит и понимает, только говорить не умеет.

Рождественский пир оказался почти таким же запоминающимся, как и тот, что был устроен на Хеллоуин. Хагрид в последние дни перед праздником притащил в зал несколько хвойных деревьев: пихт, ёлок и сосен — от десяти футов и выше, и теперь вокруг столов рос настоящий маленький бор, украшенный всеми присутствующими преподавателями. Еды оказалось приготовлено столько, сколько потребовалось, если бы в школе осталось не меньше полусотни учеников, хотя нас едва ли набралось хотя бы на пару десятков. Если судить по ассортименту, то тыква уступила первое место индейке, которая теперь входила в состав большинства местных блюд. В качестве развлекательной части были хлопушки (гораздо забавнее маггловских, они окутывали выпускавшего их разноцветным дымом, а изнутри могло вылететь множество вещей, от фуражек до синиц и мышей), сваленные в несколько куч на миски. Наверное, половину из них забрали на свои нужды близнецы Фред и Джордж Уизли, братья Рона, тоже с Гриффиндора, только с третьего курса. Это они рассказали ему перед поступлением про испытание с троллем — они вообще считали себя первыми шутниками Хогвартса и старались всеми силами этот статус поддерживать. И эти хлопушки наверняка пошли потом на новые шутки.

После отбоя я привычно пошёл в факультетскую спальню, снова один, если не считать своего то ли живого, то ли неживого друга в виде наручных часов. Но если раньше, живя у родственников, я скорее расслаблялся в такие моменты — всё же остальные варианты были по большей части ещё хуже — то сейчас было даже немножечко грустно и тоскливо. Никаких неприятелей, конечно, не было, но все друзья находились где-то далеко, и им там уж явно было не до меня, в своих любящих семьях и родных уютных домах. А я снова ничего не мог поделать, поэтому долго сидел, смотря в яркое пляшущее между стенами пламя камина, теребя в руках новые часы — первый вещественный подарок на моей памяти — и погружаясь в размышления о родителях, Волдеморте, магической войне — обо всём, что я не знал, но что так вот определило моё детство.

Сейчас, вспоминая себя того возраста, я понимаю, что был жутким эгоистом. И могу с полной уверенность сказать, верно говорят: человеку всегда и всего мало. Скажи мне кто-то еще год назад, что я буду встречать Рождество вот так, сидя у камина в мягком кресле, с пирожками с малиновым джемом в руках, найденными в нашем шкафчике — я бы прыгал от счастья до потолка. Но так было бы именно, что год назад. Я даже отказался от приглашения Рона пойти к ним в гостиную и поиграть с ним в шахматы — мне казалось, что у него есть братья и ему с ними весело, а зовет он меня просто из жалости. Сейчас-то я понимаю, что, скорее всего, Уизли тоже хотел встретить Рождество с кем-то из своих одногодок, а не со старшими братьями, которые вечно указывают, как и что делать.

И почему-то именно тогда вспоминались разговоры ребят о предстоящем празднике, в которых я не участвовал.

— Мы, как обычно, поедем к бабушке с дедушкой, — говорила Меган, — а я не люблю бывать у них дома. Они владеют питомником, где разводят и дрессируют служебных собак, в том числе и для аврората, и мне жутко в их доме, потому что он граничит с этим питомником.

— Разве волшебникам нужны служебные собаки, как и магглам? — удивился тогда Джастин. Он многому удивлялся, как и я, но в отличие от меня, никогда не стеснялся спрашивать.

— Конечно! — убежденно заявила Меган, — Основа магии — человеческое восприятие. Можно выследить человека по запаху и с помощью магии, но для этого нашими, человеческими органами чувств нужно этот запах уловить. Это не всегда возможно, сам ведь понимаешь.

— У нас наоборот, к нам съедется вся родня, — сказал Сид, зевая, — Поначалу было весело наблюдать, как они подкалывают друг друга, ведь почти все по материнской линии — бывшие слизеринцы, а по отцовской — райвенкловцы. Но со временем это становится скучно. Тетя Энджи, кстати, выиграла спор на пять галеонов. Когда родня решала, куда я поступлю, она сказала, что ставит на Хаффлпаф. Но в это Рождество мы с моим кузеном точно стащим со стола огневиски!

— Как будто вас не вычислят, — ехидно заметила Меган.

— Главное, пить быстро, чтобы когда вычислили — было уже поздно! — с видом мудрого старца заключил Сид.

— А мои родители просто будут расспрашивать меня обо всем, что происходит в школе, — сказал Джастин, — и я буду делать вид перед остальной родней, что посещаю обычную среднюю школу в Бристоле и готовлюсь к повторным экзаменам в Итон. Отец не оставляет надежды, что я стану нормальным человеком.

И сейчас, в половине двенадцатого ночи, я представлял, как бабушка с дедушкой Меган рассказывают о своих собаках, родственники Сида спорят, и тетя Энджи получает выигранные галеоны, а Джастин усердно пытается придумывать простые школьные истории, которых никогда не было. Со мной что-то подобное могло произойти, разве что в мечтах, все больше и больше заполонявших тогда моё сознание...

А потом я встал и пошёл спать, когда часы показывали без пяти двенадцать.

*имеется в виду, конечно, маггловский писатель EvelynWaugh