Изменяя все (гет)

— То есть ты считаешь, что достаточно тебе будет сейчас поцеловать Снейпа, и он, словно спящая красавица, очнется? И будет жить долго и счастливо? — голос спасителя волшебного мира был полон ядовитого сарказма. — Ты действительно в это веришь?

Гермиона виновато вздохнула. Надо было признать, что, пересказанная Гарри, эта версия потеряла остатки правдоподобия. Но каким же жестким и язвительным стал ее друг! И почему она не замечала этого раньше? Гермионе вдруг показалось, что она совсем не знала его.

— Ну, я просто… решила попробовать, — вяло пробормотала она, за что получила от Гарри подозрительный взгляд.

— А может, ты просто хотела поцеловать Снейпа и решила воспользоваться удачным случаем? — неожиданно спросил он.

Гермиона опешила.

— Гарри, да как… как ты только мог?.. — постепенно она начала раздражаться. — С чего ты вообще взял, что я могу хотеть поцеловать Снейпа?

Гарри внимательно на нее посмотрел, но ничего не ответил. И такое его поведение было тоже новым для Гермионы.

— Когда ты так изменился, Гарри? — тихо спросила она. — Я не помню тебя таким.

— А каким ты меня помнишь? Что ты вообще можешь знать обо мне? — после непродолжительного молчания ответил он. — В самом деле, Гермиона, я хоть и защищаю тебя перед Роном, но мне и самому иногда кажется, что тебя — прошлую тебя — намного больше волнуют научные исследования, чем друзья. Неужели ты не замечала тогда, что очень отдаляешься от нас? Мы меняемся, взрослеем, у нас появляются новые интересы — и только ты будто не замечаешь всего этого, запираясь у себя в лаборатории. Признайся, в будущем мы останемся такими же друзьями, как были раньше? И как долго выдержал Рон такую жизнь с тобой?

Если вначале Гермиона растерлась от такого откровенного разговора, то последние слова вывели ее из себя: Гарри, как и Снейп, думает, что ее брак с Роном оказался несчастливым — и обвиняет в этом ее!

— Значит, ты считаешь, что это я виновата в том, что у нас с Роном не все так замечательно? — со злостью спросила она. — Какое право ты имеешь так говорить? Как будто это я, а не он, напиваюсь каждый вечер с друзьями, будто это я изменяю ему, будто это я настропаляю всю свою семью против него! Нет, Гарри, я-то как раз стараюсь не замечать всего этого, закрываю на все глаза, словно так и надо, словно у всех так, и только ночью — совершенно одинокая, забытая всеми, даже тобой! — позволяю себе поплакать над своей неудавшейся жизнью! Я не виновата, что не хочу быть новой версией Молли Уизли для Рона, не виновата, что хочу приносить какую-то пользу, и уж тем более не виновата, что моя работа получается у меня куда лучше, чем у этого рыжего безответственного недотепы!

Выпалив все это в лицо ошарашенному Гарри, Гермиона решительно наклонилась к Снейпу, грубо поцеловала его в губы и, не увидев никакого результата от своего действия, стремительно покинула комнату. Даже не пытаясь сдерживать слезы, она добежала до своей спальни, громко захлопнула за собой дверь и, обессиленная, упала на кровать. Возможно, в словах друга и был какой-то смысл, но ведь она не была так сильно виновата, как Рон. И почему никто не хотел этого признавать, даже в ее время? Все сочувствовали Рону, все жалели Рона, все любили Рона, а она будто оказалась выброшенной, никому не нужной и никем не понятой. Конечно, ведь его стремление к домашнему уюту, стандартной семье с кучей маленьких рыженьких Ронни и покорной женой-наседкой было так понятно, а ее собственные мечты о спасении жизней, о важных открытиях казались такими тщеславными и неосуществимыми! Может, только из-за этого она и решилась на всю эту авантюру со спасением Снейпа: ей хотелось вновь почувствовать себя нужной, деятельной, живой. И ее друзья сами виноваты в том, что не захотели понять ее, что сами лишились юношеского рвения и погрязли в своем уюте! Поэтому и сейчас Гарри не понял ее желание поверить в чудо и нашел такое простое и банальное объяснение ее поступку. Как ему вообще пришло в голову, что она хотела поцеловать Снейпа? Будто она может испытывать к этому мерзкому, сальноволосому, саркастичному, неблагодарному существу какое-то влечение! Пусть он намного умнее и образованнее всех ее знакомых вместе взятых, пусть он невероятно сильный человек и безумно талантливый волшебник, пусть он, несмотря на свое гадкое поведение, все равно дарит чудесное ощущение защищенности и уверенности… Пусть он намного больше напоминает ее идеал мужчины, нежели Рон…

Последнее открытие так ошарашило Гермиону, что она даже перестала плакать и оторвалась от мокрой подушки. Неужели Снейпа можно рассматривать как какой бы то ни было идеал мужчины? Неужели его вообще можно принимать за мужчину, с которым могут быть какие-либо отношения? Неужели его можно… полюбить? Не бояться, не жалеть, не уважать, не восхищаться им, а любить? И каким бы он был мужем? Винил бы он ее за глупые мечты стать великим целителем, совершить революцию в целительстве? Приходил бы он домой утром, пропитанный запахом огневиски, дыма и приторных, пошлых духов? Лез бы он к ней со слюнявыми поцелуями и грубыми, эгоистичными ласками по ночам, когда она пытается прийти в себя после тяжелого дежурства, после неудачной попытки спасения чьей-нибудь жизни? И вообще, что такое муж и для чего он ей, Гермионе Грейнджер, вечно взлохмаченной заучке, книжному червю, нужен?

Погруженная в свои размышления, она не сразу услышала нерешительный стук в дверь. Поднявшись с кровати и торопливо вытерев еще не успевшие высохнуть слезы, Гермиона открыла дверь и посмотрела в виноватые, такие понимающие глаза Гарри. И в следующее мгновение они одновременно сжали друг друга в крепком объятии, будто вернувшись в прошлое, в школьные годы, в свою палаточную жизнь, когда не было между ними никаких недомолвок, когда они понимали друг друга с полувзгляда, когда будущая жизнь, хоть и была под угрозой, но вопреки всему представлялась радужной, веселой, счастливой… Так они простояли какое-то время, не нуждаясь в словах и объяснениях, в молчаливом взаимопонимании и прощении, пока не услышали голос, доносящийся из гостиной на втором этаже:

— Мистер Поттер! Вы здесь?

— Это Нарцисса Малфой, — узнал Гарри. — Я сказал ей, что часто здесь бываю. Стой здесь, я узнаю, что ей нужно.

Гермиона подошла ближе к лестнице, ведущей на нижние этажи, чтобы все услышать.

— Что-то случилось, миссис Малфой? — донеслось из гостиной.

После непродолжительной паузы, во время которой Нарцисса, вероятно, собиралась с силами, раздался приглушенный ответ:

— Люциус умер. Мне только что сообщили. Драко становится все хуже, и я боюсь, что… — Нарцисса снова замолчала. — Я могу войти к вам? Мне нужно поговорить.

Получив согласие, Нарцисса вышла из камина и, заламывая руки, принялась ходить по гостиной. Гарри с сочувствием наблюдал за ней, но молчал, ожидая, когда она начнет разговор сама.

— Гарри, — неожиданно произнесла она, — я понимаю, что у вас нет особых причин доверять мне, а у меня нет прав заставлять вас снова помочь мне. Вы и так уже достаточно сделали для меня и моей семьи, и я никогда не забуду этого. Не перебивайте меня! Мы совершили много ошибок в прошлом и, возможно, то, что сейчас происходит, это справедливая расплата за них. Я могу смириться со смертью мужа, я способна лишиться всего нашего состояния и положения в обществе, я готова даже сама умереть, если это так необходимо, но смерть своего сына я не перенесу. Он ведь меньше всех нас виноват во всем, что происходило, и сейчас он искренне раскаивается в своих проступках. Он не заслуживает такой см… — Нарцисса болезненно сжала губы, но, собравшись, продолжила: — Я знаю, что вам что-то известно обо всем этом. Вы ведь не из праздного любопытства появились вчера у меня. Любой отрывок информации может сейчас пригодиться. Я не могу заставить вас сказать мне все, что вы знаете, но я умоляю, я…

— Ну что вы, миссис Малфой, не надо, перестаньте, — голос Гарри звучал жалко и испуганно. — Если бы я что-то знал, я непременно сказал бы вам об этом. Просто один мой знакомый оказался сейчас в таком же положении, как и Драко, и мы тоже совершенно не знаем, как ему помочь…

— Мы? — резко оборвала его Нарцисса. — Кто это мы? Аврорат? Целители? Ваш знакомый не сидит в Азкабане? И вы проявляете заботу о Пожирателе смерти? Да вы просто пытаетесь меня обмануть! Вы не хотите мне говорить правду, возможно, вы покрываете того, кто все это устроил! Вам сейчас доставляет удовольствие смотреть на наши страдания!

Гермиона решила, что пришло время вмешаться: неизвестно, на что способна обезумевшая от горя мать. К тому же, в самом деле, вдруг втроем у них получится узнать что-нибудь, Нарцисса наверняка лучше разбирается в темных проклятиях и знает больше нужных людей.

— Я сейчас все вам объясню, миссис Малфой, — начала она, спускаясь с лестницы. — Только обещайте, что никому не раскроете нашу тайну…

— Северус выглядит лучше, чем Драко, — печально констатировала Нарцисса, стоя у кровати больного и слушая его размеренное дыхание. — Как вы решились на это, Гермиона? У меня бы не хватило смелости…

Гермиона едва заметно улыбнулась: услышать от надменной чистокровной Нарциссы обращение по имени — это дорогого стоит.

— Его состояние сегодня улучшилось, но я пока так и не поняла причину. Накануне я давала ему те же зелья, что и обычно, делала такие же перевязки. Единственное, я ночью много разговаривала с ним, то есть пыталась разговаривать…

— Я понимаю, — коротко кивнула Нарцисса. — Но может быть, было еще что-то?

— Она всю ночь проспала на руке Снейпа, — неожиданно вставил Гарри, заставляя Гермиону покраснеть, — и даже вспомнила какую-то сказку о ледяном сне заколдованной волшебницы.

— Гарри! — воскликнула раздосадованная Гермиона: не хватало еще, чтобы он рассказал о целительном поцелуе! — Мы же уже, кажется, убедились, что все это ерунда…

— Что еще за сказка? — вдруг заинтересовалась Нарцисса, и Гермионе пришлось, мысленно проклиная болтливого друга, рассказать прочитанную когда-то сказку и объяснить свою теорию.

Однако Нарцисса слушала ее очень внимательно и серьезно.

— Волшебные сказки не придумывались просто так, — пояснила она, когда Гермиона закончила, — то есть, они, конечно, носят и воспитательный характер, но часто в них зашифрованы какие-то особые знания, которые нельзя было передать по-другому «из-за хитрых и коварных магглов», так, во всяком случае, рассказывала мне моя мать. А эта сказка уже примечательна хотя бы тем, что я о ней слышу впервые. Так вы не пытались поцеловать Северуса?

Гермиона замялась, отчаянно покраснев.

— Не помогло, — пришел на помощь Гарри, — но, может быть, дело не в поцелуе? Ведь ты же не целовала его руку ночью? Да, Гермиона? — прибавил он уже не так уверенно.

— Не целовала, — резко ответила девушка. — Я просто на ней спала.

Гарри, кивнув, как показалось Гермионе, с облегчением, продолжил более уверенно:

— В сказке, как я понял, возлюбленный вылечил волшебницу «теплом своего сердца», да? Так, может, все дело именно в тепле живого человека?

Вдруг Гермиону осенило.

— Как ты сказал, Гарри? — проговорила она медленно. — Тепло живого человека? То есть живое тепло!

Гарри с Нарциссой недоуменно переглянулись. Гермиона же сжала голову руками и тихонько рассмеялась:

— Ну конечно, живое тепло! Раньше, много веков назад, ходило поверье, что многие болезни можно вылечить живым теплом, то есть теплом, которое исходит от любого человека. Потому дети-волшебники, которых очень сильно любили матери и часто их обнимали, реже болели. Позже этот феномен объяснялся энергетическим и магическим обменом между матерью и ребенком, причем, чем сильнее эмоциональная привязанность между ними, тем более благоприятен этот обмен.

В глазах Нарциссы загорелся слабый огонек надежды.

— То есть если я буду часто обнимать своего мальчика?..

— …его состояние улучшится, — закончила Гермиона. — Это вряд ли излечит от проклятия, но, по всей видимости, сгладит некоторые его симптомы. Сейчас, конечно, в нашем целительстве не применяются подобные методы, но в данном случае, как мне кажется, это вполне может помочь. Я не могу обещать, но стоит попробовать.

Нарцисса, не попрощавшись, быстро вышла из комнаты, и шум огня в камине известил друзей о том, что она отправилась в Малфой-мэнор. Гермиона с озорным огоньком в глазах посмотрела на Гарри:

— Теперь осталось только решить, кто будет обнимать Снейпа!

Если бы кто-нибудь заглянул в одну из спален дома на площади Гриммо, он был бы очень удивлен открывшейся ему картиной: Гермиона Грейнджер, ставшая не так давно Уизли, лежала на кровати, бережно прижимая к себе спящего Северуса Снейпа, и запальчиво спорила с Гарри Поттером, чья очередь спать с бывшим профессором. Лечение живым теплом, которое осуществлялось уже четвертые сутки, явно приносило свои плоды: Снейп выглядел не в пример лучше, озноб спал, тело вновь приобрело нормальную температуру, и метка кровоточила все меньше. Возможно, вовсе не обязательно было постоянно обнимать больного, но друзья очень боялись ухудшения его состояния, потому лечение профессора было практически круглосуточным.

— Нет, и прекрати меня заставлять, Гермиона! Хватит и того, что я и так тут целыми днями торчу, вместо того чтобы ходить в Школу авроров! — Гарри был категоричен. — В конце концов, это ты его спасла, да и тебе, как я вижу, доставляет удовольствие его обнимать!

— Ничего не доставляет! — обиделась Гермиона. — Просто мне так удобнее лежать на этой узкой кровати, к тому же, мне кажется, что так действеннее.

— Вот и обнимайся с ним всю ночь. Я в прошлый раз, между прочим, несколько раз за ночь с кровати упал. Нет, Гермиона, обнимать его я не буду!

— Что здесь происходит? — хрипло спросил предмет спора, разбуженный препираниями; при желании в его голосе уже можно было уловить истерические нотки.

И Гарри, и Гермиона как ошпаренные вскочили с кровати, пока Снейп переводил тяжелый взгляд с одного на другого. Гермиона попыталась представить себе, что должен был почувствовать и подумать Снейп, оказавшись в такой ситуации, но не смогла. Будь на его месте любой другой человек, и то был бы смущен, но Снейп…

— Я сейчас все вам объясню, — смущенно произнесла она, — вы только не волнуйтесь. Мы пытались живым теплом облегчить симптомы вашего проклятия, раз уж снять его пока не можем. Поэтому мы и вынуждены были…

Произнести это вслух она была не в состоянии. Насколько же просто было ухаживать за Снейпом, пока он был без сознания! Как теперь убедить нелюдимого профессора в необходимости подобных методов, Гермиона не знала. Вдруг он вовсе откажется от их помощи? А ведь она уже почти привыкла к постоянным объятиям со Снейпом, и ей — в этом она никогда и никому не признается — даже начинало это нравиться, хотя Гермиона не смогла бы даже себе объяснить, почему. Она привыкла ощущать рядом его теплое, жесткое тело, смотреть на его неправильные, строгие черты лица, слушать его глубокое, размеренное дыхание — и все чаще представлять его своим мужем. Не то чтобы она хотела этого в действительности, просто она находила какое-то странное, щекочущее нервы удовольствие в фантазиях на эту тему… И теперь ничего этого не будет!..

Снейп тем временем угрожающе молчал, снова закрыв глаза. Наконец он тихо сказал:

— Принесите мне мои вещи и убирайтесь отсюда.

Друзья обменялись понимающими взглядами и, после того как Гермиона призвала вещи Снейпа, послушно вышли из комнаты.

— Бедняга Снейп, — тихо сказал Гарри, садясь за стол в столовой, где Кричер уже накрывал ужин, — как, должно быть, унизительно все это для него. Я и сам едва смирился с этим…

— Он идет! — шепнула Гермиона и пошла в прихожую, чтобы встретить Снейпа.

Однако тот, как оказалось, вовсе не собирался выходить к ним.

— Вы уходите, мистер Снейп? — удивленно спросила Гермиона. — Но вы же не можете вот так просто уйти, вам же снова станет плохо.

Снейп даже не посмотрел на нее, продолжая свой путь к входной двери, по решительному выражению на его лице было ясно, что уговорить его остаться невозможно.

— Профессор Снейп! — в отчаянии окликнула его Гермиона, когда он уже взялся за дверную ручку. — Вы хотя бы снимите антиаппарационный барьер с вашего дома, чтобы мы могли забрать вас, когда вам станет совсем плохо.

Но тот, казалось, не слышал ее, он быстро вышел за дверь, и оттуда сразу же послышался хлопок аппарации. Гермиона осталась стоять в полутемной прихожей, невидящим взглядом смотря на дверь. Позади нее раздался тихий вздох Гарри.

— Ну что же, придется нам завтра самостоятельно взламывать все его охранные заклинания…