Smiles In The Mist (джен)

— Куда полез?! — возмущённо вскрикнул Малфой, быстро закрывая лицо руками. — Совсем башня поехала?

Генри озадаченно вытаращился на друга.

— Извини, — пробормотал он, насупившись. — Просто мне ещё с лета никто не пробовал залезать в голову, вот я и решил сам попробовать.

Драко опасливо покосился на Горбина сквозь пальцы.

— Откуда ты вообще знаешь про леггилименцию?

— Про что? — переспросил Генри.

— Чтение мыслей, — объяснил Малфой, усаживаясь на кровати. — А умение их прятать называется окклюменцией. Не знал, что ты такое умеешь.

— Ты серьёзно сейчас пытался прочитать Драко? — Тео отбросил книгу в сторону и приподнялся на кровати.

— Я думал, что это могут все волшебники, — пробормотал Горбин. — Это плохо?

— Знаешь, — нахмурился Малфой. — В современном мире всё, что выделяется на фоне обычных вещей, принято считать запретным.

— Вон бедняг змееустов как заклевали, — добавил Нотт. — Хотя, казалось бы: ребята просто умеют разговаривать со змеями. Что в этом страшного? Но так уж у нас всё устроено.

Генри почесал нос. Подобных историй он наслушался и у Горбина.

— Драко, а ты тоже умеешь читать мысли?

Малфой помялся немного, но затем, видимо, решил ответить честно.

— На самом деле у меня это совсем не выходит. Да и не должно без тренировок. У нас в роду леггилименты почти не встречались. Но Северус научил меня понимать, когда кто-то пытается их прочитать, и быстро закрываться.

— У меня быстро пока не очень получается, — заметил Генри, не понимая, что они с Драко по-разному понимают значение слова «закрываться». — Беркэс, зараза, всегда незаметно подбирается. Но иногда получалось его прижать хорошенько.

— Беркэс? — у Тео от ёрзанья сползло одеяло. — Ты его видел?

— Ну да, — пожал плечами Генри. — Он выглядит как рожа с высунутым языком. А ещё на нём стрелки часовые.

— Да ладно! Он не человек? Или Горбин его заколдовал?

— А может он дух или инфери?

— Не пори чушь, таких инфери не бывает!

— Ты так говоришь, как будто у тебя они по дому шастают.

— Да у меня в доме и кое-что похуже встречается, — язвительно ответил Драко.

— Послушаешь тебя и Запретный лес уютной полянкой покажется, — парировал Тео.

— Я думаю, Запретный лес всё-таки пострашнее будет, — ответил Драко, откидываясь на подушку. — Так что Беркэс такое, Генри?

— Он как-то не особенно об этом рассказывал, — смутился Горбин. — Но зато я видел как он курит!

— Курит?

— Ну знаете маггловские палочки такие: их поджигаешь и вдыхаешь дым.

— Ерунда какая-то, — скривился Малфой. — Зачем это нужно?

— Я не знаю. Говорят, это довольно вредно. Ну и к тому же совсем невкусно. Но магглам нравится.

— Вот никогда нам их не понять, — фыркнул Тео.

— А Беркэс почему это делает?

— Он курит не так, как магглы. У него есть специальная трубка, которая пускает так много дыма, что он даже в комнату не влезает целиком. Потом этот дым вылетает на воздух и устраивает у магглов ураганы или наводнения.

Драко хохотнул, а Тео просто усмехнулся.

— На этой прекрасной ноте предлагаю ложиться спать, — Малфой натянул одеяло повыше. — У нас завтра Трансфигурация первая, а я хотел ещё принять душ перед завтраком.

Генри пожелал всем спокойной ночи и тоже отвернулся к стене. Вечерний разговор невольно навеял воспоминания о днях, проведённых у Горбина, и Генри неожиданно понял, что ужасно скучает по шепелявым подколкам Бэркеса. Тони тоже ему очень не хватало. Но с ним, а отличие от Беркэса, он мог регулярно обмениваться длинными письмами, в которых каждый рассказывал о своей жизни.

Вопреки всем переживаниям Генри, их план по нейтрализации компании Джарса сработал просто блестяще. Перед самым отъездом Генри прижал Рекса в углу и попросил передать своим дружкам, что малейшие неприятности Тони повлекут за собой тяжёлые последствия у каждого из них. И расстояние между Лондоном и Шотландией ему совершенно не помешает.

Но простыми угрозами Генри не ограничился. Из подарков Беркэса он выбрал чудесное средство, которое вызывало дикую фиолетовую сыпь и чесотку при малейшем попадании на кожу. Раствор они слегка разбавили и разлили по бутылкам из-под кока колы, которые насобирали в ближайшем маггловском квартале. В пробках они продырявили несколько отверстий, и в итоге получился неплохой арсенал для дальнего боя. Запаса должно было хватить на какое-то время, и Генри надеялся, что к этому моменту до вшивых голов лютных оборванцев дойдёт, что Энтониуса Яксли следует обходить стороной.

Модифицированная смесь, к сожалению, не была такой убийственной, как начальный вариант, да и эффект держался всего-то три дня, но на что-то более действенное не согласился уже сам Тони. Эх, добрая душа!

Генри заулыбался представляя фиолетовые расчёсанные рожи Джарса, Броуди, Рекса и малыша-Майки.

До этого времени на тоску по дому времени как-то не находилось: новые друзья, знакомство с преподавателями и все чудеса Хогвартса не давали расслабиться. А сейчас Генри вдруг захотелось услышать фирменное «шшынощка» и недовольное кряхтение рожи. Кроме того, ему очень не хватало постоянного подслушивания Беркэса. Он уже научился посылать ему образы разгневанного Горбина и кота Тома из мультика, который принимался колошматить нарисованного Беркэса огромным жёлтым молотом.

Здесь, в замке, никто не пытался влезать в голову Генри, и он даже начал переживать, что совсем забудет свой особенный навык. Поэтому он в общем-то и попытался прочитать мысли Драко — потренироваться. Но теперь, когда Малфой рассказал ему, как правильно называется эта наука, то он вполне может покопаться в библиотеке и найти что-нибудь полезное.

Генри перевернулся на другой бок. Вот если бы он признался Горбину о своём таланте, то, может, он бы разрешил ему прочитать какую-нибудь книгу и из его личного запаса. Но Генри почему-то не хотелось делиться с приёмным отцом такими вещами. Это был их с Беркэсом секрет, и поэтому о нём никто не знал кроме него, рожи и разве что ещё Тони. Но Яксли разрешал ему пробовать на нём чтение мыслей, поэтому его следовало во всё посвятить. Но больше никого! Генри Горбин умеет хранить свои тайны! Тем более, что пока всё равно не то чтобы у него что-то получалось.

Генри продолжал ворочаться, прокручивая весь последний разговор в голове. Было там ещё нечто очень важное. Какое-то слово, которое он упустил. И эта мысль свербила в голове, никак не давая ему заснуть.

Что же это могло быть? Вот Джеймс Бонд точно бы сразу догадался. Сам-то Генри за эти две недели настолько вжился в образ племянника Горбина, что сам уже поверил в свою легенду. Настоящие шпионы так не поступают. Даже в стане врага, внедрившись в самое сердце мафии, они не забывают, кто они на самом деле. Верно, агент Смит?

Генри кивнул сам себе. Ведь прошло-то уже целых две недели, а он так и не приблизился к разгадке своего происхождения. Да что там «приблизился» — Генри даже не знал, откуда начинать поиски. Вот если бы кто-нибудь дал ему крошечную подсказку...

Генри широко распахнул глаза. Вот оно! Вот, что он упустил!

Горбин спрыгнул с кровати и подошёл к пологу Малфоя. Из-под одеяла торчала белобрысая голова.

— Драко! — громко прошептал Генри. — Ты ещё не спишь?

Голова недовольно зашевелилась, поворачиваясь в сторону источника неприятного звука.

— Вообще-то сплю, — недовольно ответил Малфой, приоткрывая глаза. — Чего тебе надо?

Генри помялся.

— Ты сказал, что у тебя не получается эта... леггилименция, потому что у тебя в роду нет тех, кто ей владеет, верно?

Драко скривился.

— Ну на самом деле все чистокровные семьи друг с другом связаны. Просто у некоторых эта способность проявляется, а у некоторых нет. Может, от степени родства зависит, а может, от чего-то ещё.

— Отлично! — Генри неожиданно легонько подпрыгнул. — Спасибо, Драко!

Малфой зевнул и отвернулся к стенке, бурча что-то про сон, позднюю ночь и засранцев.

А Джеймс Бонд принялся планировать срочный поход в библиотеку. Оставалось только найти время на дополнительное расследование, потому что Генри и так собирался засесть за Астрономией.

С ней у него дела шли хуже всего. В этой науке его знания были слишком специфичны. Например, Генри прекрасно знал, что в полнолуние нужно закрывать Руку Славы платком из русалочьих волос, а на убывающую Луну поливать клыки вурдалака гномьей кровью. Ещё он знал, что в период Стрельца яд скорпиона теряет свои свойства и надо успеть его распродать до середины ноября. Но вот рисовкой полной карты звёздного неба Генри заниматься было незачем. Да и опасно было бродить по дому с наступлением темноты. Первые полгода Горбин и вовсе запрещал своему воспитаннику любые передвижения после захода солнца.

Кроме того, звёзд было ужасно много, а большая часть созвездий едва ли напоминала то, за что её пытались выдать древние любители поглазеть в телескоп. Да и в очках это делать было весьма неудобно.

Единственный плюс в этом предмете заключался в том, что он проходил в полночь. И только в ясную погоду. Разумеется, до башни и обратно их провожали старосты, но в любом случае ночные походы во мраке по затихшему замку были чрезвычайно увлекательны и будоражили нервы и воображение.

На Истории Магии Генри откровенно клевал носом, подумывая о том, чтобы и вовсе начать отлынивать от скучных лекций профессора Бинса. Тот факт, что преподаватель был привидением, перестал забавлять уже на первом занятии, а учебник и несколько книг из дополнительного списка Генри проштудировал от корки до корки ещё в тот период, когда задался изучить все магические науки, не требующие колдовства, пока Горбин упрямился покупать воспитаннику волшебную палочку.

На Чарах была сплошная практика и готовиться к ним почти не требовалось, разве что заранее прочитать формулировку и опробовать пассы рукой. Кроме того, они довольно часто упражнялись в заклинаниях во время прогулок, да и просто в коридорах, хотя это и было строго запрещено правилами. Это было проверено сначала наблюдениями за старшекурсниками, а потом за гриффиндорцами, которые первые начали убеждённо игнорировать школьный устав. Малфой подшучивал, что этот факультет затем и создан, чтобы проверять степени дозволенности. Зачастую с этим они промахивались и лихо теряли не один десяток баллов за ночь, что было весьма приятно наблюдать с утра.

Теорию трансфигурации Генри знал едва ли не лучше всех, если не считать занудную девочку из Гриффиндора, у которой очевидно была ужасно чесучая мантия, потому что иначе никак нельзя было объяснить, почему она вечно подпрыгивала на стуле вытягивая то одну, то другую вверх, стоило профессору МакГонагалл только начать зачитывать вопрос.

Какое-то время Генри даже пробовал с ней соревноваться, но быстро понял, что куда проще одаривать её недовольными взглядами и со вздохом сочувственно говорить, что все её старания напрасны, каждый раз, когда Грейнджер в очередной раз пыталась выпрыгнуть из мантии, чтобы выпендриться умелой зубрёжкой учебника. Ведь уже на первой же длинной перемене все её достижения сходились на нет, благодаря очередной шалости любимых сокурсников заучки.

Сам Генри старался по мере сил следовать наставлениям Горбина не выделяться, хотя получалось далеко не всегда. Особенно ему очень хотелось заметить, что Горбин показывал куда более крутые примеры превращений, когда в магазин неожиданно решали нагрянуть проверки из Министерства. Куда там вашим спичкам и иголкам, когда ты видел, как твой опекун профессионально обращает контрабандные русалочьи плавники в ядовитые тентакулы, и ни одно контрольное заклинание не может обнаружить подмену! А тентакулы к тому же весьма злобно шипят и так и норовят цапнуть особенно докучливых чиновников. А ожоги от них ой как долго сходят, а волдыри вскакивают просто загляденье! Горбин говорил, что степень их агрессивности зависела от строптивости русалки, у которой браконьеры срезали плавники. Чем отчаяннее она за них боролась, тем злее получался морок.

На Травологии Генри даже расстроился, когда им не дали поработать с реальной версией этого чудесного растения. Какой толк просто смотреть, если так ты точно не научишься с ним обращаться?

Из их компании умеренную страсть Генри к исследованиям трав в той же мере разделял только Тео. Драко был слишком брезглив, а Блез, наоборот, слишком дотошна, что было довольно неожиданно для такой чистюли, как она. После урока она оставалась на дополнительные занятия, да и пару раз просто захаживала в теплицы, чтобы проведать своих любимцев. Но Генри и Тео она с собой не брала хотя бы потому, что до сих пор окончательно не приняла Горбина в компанию, и он явственно чувствовал, что она терпит его исключительно благодаря мальчишкам. Генри искренне хотел исправить положение дел и даже однажды попытался сыграть на увлечении Блез.

В одни выходные она пожаловалась, что никак не может собрать паффоподы по просьбе профессора Спраут, потому что не получается поймать нужный момент. Генри выпросил у третьекурсников, которые как раз должны были проходить это растение, учебник и весь ужин просидел в засаде на опушке Запретного Леса. Но притащив заветные розовые стручки с бобами, Горбин споткнулся на пороге и рассыпал всю добычу на ковёр гостиной, где они неожиданно мгновенно проросли, вызвав бурное негодование у Монтегю, Флинта и всей остальной команды по квиддичу, которая в этот момент решили устроить небольшое совещание после успешно подсмотренной внеплановой тренировки команды гриффиндорцев, которые пока ещё не обновили состав, поредевший после прошлого года.

И целая клумба разноцветных цветов посреди ковра их не особенно порадовала, особенно учитывая довольно едкий аромат, от которого нос тут же начинал зудеть. Постоянно чихая, они принялись уничтожать весь сад-огород, попутно доступно разъясняя Генри прелести плохой вентиляции подземелий. Разумеется, в этот самый момент из комнаты выглянули Блез и её соседка Панси и тут же скрылись обратно, презрительно морща носики.

Вообще, несмотря на этот случай, отношения Генри с сокурсниками складывались довольно неплохо, за исключением того, что за первые две недели Генри узнал все виды шуток про воду, озеро, гигантского кальмара и водоросли. Для большинства он запомнился тем-самым-парнишей-который-свалился-с-лодки. Причём, его новые друзья старательно поддерживали рост и развитие этих каламбуров.

Сам Генри отвечал, что, главное, теперь он получил известность и славу, а, выходя из душа, передавал всем приветы от русалок и гриндилоу и обещал при встрече пожать щупальце гигантского кальмара.

В ЗОТИ Генри и компания просто разочаровались, потому что весь кабинет пропах чесноком, а профессор заикался и иногда неестественно вздрагивал, будто его тянуло или подпинывало что-то невидимое. Драко сидел показательно прикрывая нос фамильным носовым платком и так старательно морщился, что однажды Генри не выдержал и заметил, что таким темпом у Малфоя в этих местах появятся морщины. Драко ответил, что Генри просто завидует, потому что его нос слишком длинный, чтобы его вообще можно было чем-то закрыть. Горбин покривлялся, изображая сморщенного Малфоя, а потом попытался зарисовать в конспекте противогаз. Очередное маггловское изобретение исключительно поразило Тео и Драко, но в итоге все получили по головам от Блез, которая старательно пыталась записывать речь преподавателя.

Она одна прониклась к комичному фрукту в тюрбане с пониманием и даже сочувствием. Блез была уверена, что с ним, видимо, произошло нечто ужасное, возможно, даже пострашнее встречи с вампирами, и этот случай так сильно на него повлиял. Но часть её негодования, к радости мальчишек, скрадывали гриффиндорцы, которые с усмешками упорно терроризировали несчастного профессора Квирелла вопросами о том, как он победил зомби, как выглядят вампиры, сколько чеснока нужно, чтобы их отпугнуть, и на каком расстоянии в милях они сейчас обходят замок, учитывая тот запас средства для борьбы с ними, который профессор ЗОТИ так любезно сюда притащил.

Генри очень смешили шутки про чеснок, но из чувства солидарности к Блез они с Тео пару уроков даже пытались притворяться такими же «понимающими». Драко, с его платочком, эта роль совершенно не подходила, и он остался верен себе. И правильно сделал, потому Блез быстро раскусила горе-актёров и окончательно отсела от них к Панси, у которой это получалось, по всей видимости, куда лучше, чем у них.

Ещё одной особенностью профессора была любовь оставлять гриффиндорцев на отработки. Точнее, уроки ЗОТИ проходили именно с этим факультетом, поэтому из них можно было сделать только тот вывод, что профессор Квирелл не трогал слизеринцев. Но абсолютно каждое занятие один из львят должен был вернуться в кабинет уже вечером.

— Между прочим, — добавил Малфой, — он выбирает исключительно магглокровок, а остальных не трогает.

Блез оказалась в корне не согласна с этим утверждением.

— Если бы не этот Хупер, а Финниган так настойчиво увлекался остротами про тюрбан, то, уверяю тебя, профессор Квирелл выбрал бы именно его.

— В таком случае, моя теория говорит о том, что все гриффиндорские магглокровки — форменное хамло, — самодовольно предложил Драко.

— А как же Грейнджер? — спросил Нотт.

— У неё ещё всё впереди!

— Твоя теория такая же бессмысленная, как вера в то, что Генри — будущий новый Тёмный Лорд, — фыкрнула Блез. — А такой слушок погуливает по некоторым факультетам.

— А почему же я не могу им стать? — полюбопытствовал Генри. — Я учусь на Слизерине и расту в доме при лавке чёрного мага. Чем не будущий поработитель магглов?

— С таким длинным носом в Тёмные Лорды не берут, — ехидно ответила Блез.

— Второй раз та же шутка уже не звучит, Блез, — вставил Тео. — Хотя нет, всё-таки смешно.

— Вот теперь вы мне просто не оставляете выбора, кроме как возглавить легионы волшебников обиделся Генри. — Вступите в мои ряды?

На следующее утро по школе пошёл слух, что Генри Горбин уже собирает армию.

Но это было даже весело. В целом жизнь и учёба в замке была прекрасной: исключение составляли только полёты. Первокурсникам, по какой-то необъяснимой причине, было запрещено привозить в школу собственные мётлы, и Горбину приходилось довольствоваться старым школьным инвентарём. У этих мётел прутья торчали в разные стороны, а некоторые были настолько сильно запользованы, что даже название стёрлось с древка, и было почти невозможно выяснить, что это когда-то была за модель.

Кроме того, Генри не чувствовал с ними того почти фантастического единения, которое возникло у него с метлой Тома. Та словно заранее угадывала каждый будущий манёвр ещё до того, как Генри её направлял, реагируя на даже лёгкое движение. И если Горбин периодически умудрялся попадать в аварии и на этой метле, то что можно сказать о его успехах на экспонатах с кладбища погибших мётел, которое в Хогвартсе почему-то считали подходящим тренировочным набором для первокурсников. Впрочем, Генри ещё на пути в замок понял, что первокурсников в школе почему-то сильно недолюбливали.

Малфой вообще предлагал устроить массовый бойкот в пользу замены инвентаря, но сам же первый слился при робкой попытке переворота, предпочтя ограничиться длинным обвинительным письмом отцу. Тот обещал поднять этот вопрос на заседании Совета и вместе со Слагхорном попытался выклянчить особое разрешение для Драко, даже раздобыв медицинское заключение из Мунго, в котором сообщалось, что Драко совершенно противопоказано пользование школьным мётлами. Но Дамблдор, всё ещё имевший зуб на Малфоя-старшего после всей истории с мистером Поттером, в итоге попросту отстранил Драко от Полётов. Правда, и Люциус Малфой был не лыком шит и успешно договорился с мадам Трюк о зачёте первого курса предмета автоматом для Драко. Кроме того, вскоре на имя директора школы из Министерства пришло уведомление о необходимости срочного решения застарелого вопроса о границах территории школы и владений кентавров, который, кажется, стоял открытым ещё со дня основания Хогвартса.

Дамблдор вместе с Хагридом пропадали то в Запретном лесу, то в Лондоне, а в замок прибыла целая комиссия по контролю популяции магических существ, твёрдо нацеленная вымотать нервы старого директора ещё сильнее. Всё-таки тягаться с Малфоями довольно энергозатратное дело. Особенно, когда у Малфоев на вас имеется зуб едва ли не больший, чем у вас на них.

Вся эта история, хоть и была довольно забавной, но заставила Генри окончательно распрощаться в надеждой наладить отношения с завхозом. В этом нелёгком противостоянии мистер Поттер был целиком и полностью на стороне Дамблдора, а значит имел полное право считать всех, кто так или иначе приближен к Малфою, врагами номер один, два и так далее до полного размера всего факультета Слизерин. А Генри Горбин имел неосторожность быть другом и соседом по комнате Драко Малфоя, что вообще являлось безусловным основанием его причастности ко всем грязным проискам этого неуёмного семейства.

Это Генри прекрасно прочувствовал на себе, когда задержался в библиотеке всего на пятнадцать минут после отбоя. Завхоз, как и предупреждали старшекурсники, вырос как из-под земли и подхватил беднягу под белы рученьки, определённо намереваясь препроводить его в логово, точнее в кабинет директора. Невинные глаза и мольбы несчастного пленника ничуть не улучшили положение. Видимо, было что-то во внешности Генри, не дающее разжалобить сердце мистера Поттера. Спасибо старостам Камилле и Эдриану, которые вовремя перехватили и отвоевали своего сокурсника, разыграв прекрасный спектакль «Новичок нашёлся!».

Кроме того, завхоз нашёл себе другого Генри — магглорождённого первокурсника с Пуффендуя — к которому даже подкидывал какие-то вкусности прямо на стол. Генри-слизеринец счёл это личным оскорблением и торжественно поклялся больше не пытаться заводить дружбу с обслуживающим персоналом. Возможно, мистер Поттер об этом как-то узнал, потому что уже через пару дней его дружба с пуффендуйцем сдулась. Впрочем, скорее всего, Генри Горбин, как и обыкновенно, выдумал несуществующий заговор.

Хотя эта ситуация возмутила не только его одного. Драко счёл такое панибратство вершиной наглости, разразился длинным и гневным монологом на тему недопустимости существования любимчиков и даже принялся за новое письмо отцу. Но Генри с Тео вовремя успели разубедить друга, пожелав ему сидеть и радоваться собственному автомату по Полётам.

Неожиданным набором открытий стали для Генри уроки Зельеварения. Профессор Слагхорн, по совместительству их декан, был лыс, как коленка, обожал пёстрые помпезные мантии, цвет которых даже стал предметом еженедельных ставок, и постоянно пил чай, отпуская несмешные шутки, над которыми почему-то невозможно было не смеяться, так забавно он это делал. Впечатление он производил скорее положительное, нежели отрицательное, но весь этот цирк для Генри был в новинку. Мальчик привык склоняться над котлом в тихой полутьме подвала и к Горбину, который с угрюмым молчанием наблюдал за всем процессом, лишь изредка хмыкая над пергаментом с расчётами воспитанника и отпуская едкие лаконичные комментарии по поводу всего процесса.

Слагхорна по сути вообще не волновало, кто и как готовит. Он переписывал на доску рецепт из учебника, желал всем удачи, а дальше пускался в длительные истории о своих бывших учениках. Порой он даже уходил ненадолго в подсобку, чтобы притащить какой-нибудь подарок, которым его одарил один из его успешных любимчиков.

При таком подходе к обучению Генри изначально тешил себя мыслью, что окажется лучшим на своём курсе. В конце концов, он достаточно усердно занимался все два года до этого и продвинулся гораздо дальше программы первого курса. Кроме того, Слагхорн не утруждал себя длительными объяснениями и не поправлял тех, кто откровенно нарушал правильный порядок варки. И Генри, в прошлом получавший по рукам за каждый растраченный впустую ингредиент, первое время чувствовал себя едва ли не вундеркиндом.

Но уже на второй практике у него появился серьёзный конкурент в лице Драко Малфоя. А всё случилось так. Они варили простейшее зелье от фурункулов, с которым почти не надо было выполнять длительных вычислений. И Генри, уверенный в своих силах, решил воспользоваться открытием, которое сделал ещё во время обучения у Горбина. Заключалось оно в том, что если вторую половину толчёных змеиных зубов добавить после рогатых слизней, то настаивать состав требовалось уже вдвое меньше, а результат получался вдвое более эффективный. В учебнике об этом не говорилось, потому что как раз на этом этапе зелье становилось взрывоопасным, и каждый ингредиент следовало добавлять по строго рассчитанной схеме, что сильно усложняло процесс.

Но Генри, который выполнял эту работу уже неоднократно, спокойно выбрал свой вариант приготовления, с головой погружаясь в работу. И каким же было его удивление, когда Малфой нарочито громко посоветовал Тео сделать то же самое, заработав при этом пять баллов Слизерину.

Это было искренне обидно, потому что Генри додумался до этого лишь на пятый раз, когда ему пришлось варить это зелье, а пропорцию и время выверил лишь на девятый. А тут Драко берёт и рассказывает о его гениальном изобретении, как о чём-то само собой разумеющемся.

Это было первым падением с небес на землю. Дальше было только хуже. Расчёты Драко оказывались куда грамотнее, а составы качественнее. И как бы Генри не блистал на фоне взрывающих котлы сокурсников, Малфою удавалось блистать ещё ярче.

Какое-то время Генри считал его великим талантом и мысленно пророчил степень Мастера, но потом в его голову закрались подозрения.

— Драко, слизь надо сцеживать аккуратнее, ты же половину флоббер-червей впустую выкинул, — Генри показал ножиком на груду мусора справа от Малфоя. — Нашему столу теперь не хватит.

Драко поморщился, сбрасывая содержимое плошки в котёл.

— Может, тогда ты поможешь мне с ними разобраться? — предложил он. — Просто я обычно не делал сам то, что было слишком противно.

«Ага-а», — протянул внутренний шпион Генри.

— С тобой тоже кто-то занимался до школы? — спросил Горбин.

— Ну да, — пожал плечами Малфой. — Мне всё объяснял Северус. Я тебе о нём уже как-то говорил.

— Погоди-погоди, — Генри торопливо перетянул разделочную доску друга на себя. — Я первый раз прошлёпал, но сейчас просто не могу не спросить: это что, тот самый Северус Снейп, который остановил Сам-знаешь-кого?

Перекинув неприятную работу в умелые руки Генри, Драко заметно приободрился.

— Так и есть. Только, что там произошло на самом деле, никто не знает. Многие верят в эту историю с младенцами и Пророчеством, но отец говорит, что это полная чушь. Он видел... — Драко осёкся и продолжил, понизив голос. — После всего, что случилось, папа забрал Северуса к нам. И единственное, что можно сказать наверняка, так это то, что столько лет, сколько я его знаю, Северус — седой. Он в одну ночь поседел на полголовы, хотя ему было тогда чуть больше двадцати. Вот это правда.

Малфой сделал паузу, оценивая эффект. Генри застыл с ложкой в руках.

— Но кому какое дело до самого человека? — пожал плечами Драко. —

Он же герой, живая легенда. А эти троллеголовые умники из Министерства ему Орден Мерлина присудили. Первой степени. Только Северус за ним даже не пришёл. Отец ходил его забирать.Теперь лежит под стеклом в нашем Зале реликвий. На Рождество сможешь даже посмотреть.

Генри фыркнул. Ему сложно было представить, что пережил этот человек, в один миг потерявший всю свою семью. Но какая-то награда, даже очень почётная, была последним, что ему хотелось бы увидеть после такого.

— Северус ещё несколько лет жил у нас дома, но потом, когда более менее оправился, переехал в Лондон, — Драко подпихнул Горбина локтем чтобы тот не останавливался. — Но мы всё равно за ним приглядываем. Вот меня отец попросил уговорить Северуса позаниматься со мной Зельями. Он же Мастера получил ещё до того, как всё произошло. Только забросил это дело. У меня вообще никакого желания не было с котлами возиться, но мама сказала, что это должно на него повлиять. Вот я и согласился. Мы же, Малфои, благородные! Поэтому я четыре года, каждые две недели ходил, как по расписанию.

— Ну и как, помогло? — спросил Генри.

— Конечно, помогло! — воскликнул Драко. — Ты же видел, как меня хвалят.

Генри хотел было уточнить, что он имел в виду совсем не успехи Малфоя, но не успел.

— Молодые люди, — окликнул их Слагхорн, недовольный тем, что кто-то заговорил громче него. — О чём вы там беседуете?

— Прошу прощения, сэр, — широко улыбнулся Драко. — Я просто объяснял моему другу, как правильно сцеживать слизь.

— Весьма великодушно с вашей стороны. Пять баллов Слизерину! Учитесь, мистер Горбин!

* * *

В тот злополучный вечер Генри шёл из библиотеки уже в подавленном состоянии. Он провёл целых две недели поисков, но среди огромных рядов стеллажей не нашлось ни единой книжечки, в которой хоть что-нибудь говорилось бы про ментальные искусства. Усложняло поиски то, что он никак не решался обратиться за помощью к мадам Пинс, которая, наверняка, знала, где искать нужные издания. Но Генри боялся раскрыть свой секрет и испортить всё начатое.

Ведь у шпионов из фильмов же получается как-то успешно действовать в одиночку? Нужная информация находится сама собой, а враги запросто обводятся вокруг пальца. Только вот у Генри не было явных врагов. Были только странные взрослые, которые всегда были себе на уме.

Иногда он и вовсе жалел, что ввязался во всю эту историю. Ему хотелось пойти к кому-нибудь и рассказать всю правду о себе, показать волчок и попросить о помощи. Но только кому? Кто ему поверит?

Генри думалось, что и сам Горбин считает его историю настоящей ерундой. Слишком много в ней было домыслов. Может, вредноскоп попал к нему случайно, а подарки оставляла его мать, нищая маггла. «Наркоманка или алкоголичка, а то и всё вместе», как говорила Кочерга. И мысли читать у него всё равно не получается, только образы иногда всплывают, но это разве считается? Может, он и правда не такой уж и особенный, как ему казалось?

Генри Смит был совершенно одинок и потерян. У Генри Горбина были отец, друзья, Беркэс и замечательное наследство. Может, стоит навсегда забыть о существовании Генри Смита? Покинуть его на промозглой автобусной остановке и жить дальше с новым именем и новой, волшебной жизнью?

Генри закрыл глаза. Так тому и быть. Никакой он не шпион, а просто фантазёр. Тони уже давно ему об этом говорил. Просто у Яксли была настоящая, живая мама, и он не знал, что такое надеяться, что тебя кто-нибудь полюбит.

Он выбрался с кровати и сунул ноги в ботинки. Накинув мантию прямо на пижаму, он нашарил на стуле шарф. Наматывая его на шею, он тихонько прокрался в гостиную. Затворив дверь, Генри выбрался на лестницу и поднялся из подземелий. Он шёл единственной известной ему дорогой наверх, к Астромической Башне. Мистер Поттер, видимо, устал караулить студентов, потому что ни разу не встретился ему на пути, хоть Генри и вздрагивал от каждого шума, теснее прижимаясь к стене.

Пустой мрачный замок словно и сам хотел, чтобы он добрался до своей цели. Оказавшись на открытой площадке, Генри сильнее закутался в мантию и подобрался к самому краю балкона.

Было едва ли не холоднее, чем в тот день, когда он впервые оказался в Косом переулке. Мальчик привычным движением нащупал под рубашкой волчок. Генри медленно снял верёвочку с шеи. Между подушечками пальцев заскользили узелки в тех местах, где она когда-то рвалась. Вредноскоп застрял в шарфе, зацепившись креплением за вязаные петли.

Генри осторожно выпутал его и сжал волчок в кулаке, а затем раскрыл ладонь. Он поблёскивал на ладони, легонько перекатываясь из стороны в сторону. Генри дал ему соскользнуть, удерживая свою последнюю связь с прошлым лишь за тонкую вязаную-перевязанную лоскутную верёвочку, и вытянул руку вперёд. Оставалось только разжать пальцы, и последнее воспоминание о Генри Смите навсегда улетит во мрак пропасти.

Он прикусил нижнюю губу. Никак не получалось заставить себя сделать последний шаг.

Генри недвижимо простоял на месте, казалось, целую вечность. Одной рукой он придерживал шарф, не сводя глаз с крошечного волчка, качавшегося на ветру.

«Ну же! Давай!»

В это мгновение вредноскоп отчаянно взвился и завертелся сильнее прежнего с таким громким свистом, что мог переплюнуть мандрагору. Генри отшатнулся от края, поднося волчок к себе, и в ту же секунду рухнул на заледеневший пол площадки, взвыв от дикой, невыносимой боли. Ожоги жгло так, словно он его снова окунули в открытое пламя. Он сжался в комок на каменных плитах и громко закричал. Чья-то рука схватила его за шиворот и потащила прочь.

* * *

Он был в гневе. Чистый огненный шквал ярости жаждал уничтожать, крушить всё на своём пути. В былые времена он бы обратил этого грязнокровку в пепел, заставил корчиться в муках, но сейчас он был совершенно бессилен. Всё, что он мог — стереть этому Хуперу память о произошедшем на отработке.

Такой хороший план, но такой медленный. Невыносимо медленный. Но он перебрал все возможные варианты. Мальчишку среди всех остальных может выдать только одно: предрасположенность к ментальной магии. Он должен был унаследовать её от своего проклятого отца. И при внезапной атаке его детский, неподготовленный разум рефлекторно высвободит защитный механизм, скрытый талант, который откроет его настоящую личность.

Но вот уже два месяца прошли впустую. Очередной грязнокровка оказался обычным сбродом. Снова не тот мерзкий мальчишка, которого он искал. Дракклов Гарри Снейп ходит прямо у него под носом, сидит у него на уроках, отвечает на его вопросы, ест в той же столовой, но никак, ничем себя не выдаёт.

Раньше, когда у него было тело, он мог наложить на Слугу Круцио, заставить его кровь кипеть в жилах, а кости трещать и ломаться в суставах. Он мог вывернуть жертву наизнанку, заставить молить о смерти. Ему поклонялись, его боялись, одно упоминание о нём повергало в ужас.

Он глубоко втянул ноздрями воздух. Слуга испугался, чувствуя, как его лёгкие слушаются чужую волю. Он знает, что его тело уже почти ему не принадлежит. А власть над телом даёт власть и над душой тоже. Ведь если он почувствует неповиновение Слуги, то он сможет заставить его тело умереть. Не даст ему ни единого глотка кислорода. И он задохнётся в то же мгновение, как только в его сознании появится лишь одна только мысль предать своего Господина.

Сейчас они оба нужны друг другу, а после... После он вознаградит его по заслугам.

Нужно восстановить кабинет к завтрашним занятиям и приготовиться ждать. Он будет перебирать детей одного за другим, пока не найдёт того, кто ему нужен.

* * *

— Какого нюхлера ты тут забыл? — сквозь волны накатывающей боли доносился чей-то раздраженный голос, но чужой гнев сейчас трогал Генри меньше всего.

Его куда-то несли на руках, но у него было сил об этом раздумывать. Он тихо шипел, жмурясь до звёздочек перед глазами, и мог только мычать что-то невразумительное. По лбу струился ледяной пот, а руки жгло калёным железом.

— Парень, дракклы тебя дери! Да что с тобой такое?

Неожиданно боль отступила так, словно её и не было вовсе. Генри застонал.

— Что у тебя болит? Тебя прокляли?

Теперь он понял, что его тащит на себе мистер Поттер, будучи этим явно недовольным. Генри завертелся, пытаясь выбраться.

— Моя фамилия Горбин, — прохрипел он. — Всё в порядке. Отпустите, я сам пойду.

Завхоз поставил его на ноги и пристально всмотрелся в бледное лицо мальчика. Факелы только усугубляли болезненность вида Генри, делая его похожим на вампира или того же гриндилоу.

— Можешь не переживать, твою фамилию я точно не забуду. Объясни, наконец, что с тобой произошло?

Генри моргнул, но глаза не отвёл. Зуб на зуб не попадал, и, кажется, он потерял шарф где-то по дороге. Главное, рука всё также сжимала волчок, а всё остальное найдётся. Не в первый раз.

— Я сам не з-знаю. Спал у себя в кровати, а очнулся у вас на р-руках посреди коридора, — его немного потряхивало. — Так что, если ч-честно, то у меня к вам вопросов куда б-больше.

— Прекрати эти байки, — поморщился мистер Поттер. — Я нашёл тебя орущим от боли на Астрономической башне, и я хочу получить объяснение, как ты там оказался.

Генри нахмурился.

— Видимо, мне всё ж-же придётся признаться, — он сделал паузу. Завхоз склонился ещё ниже, прислушиваясь. — Я ус-страивал собрание своих союз-зников по захвату замка и будущим убийствам невинных жертв. Вступите в мои ряды?

Мистер Поттер выдал такое ругательство, которое Генри ещё в жизни не слышал, ни в приюте, ни даже в трущобах Лютного.

— Вот поэт-тому я пока был один. Н-но это только начало, к-клянусь!

Завхоз резко распахнул дверь лазарета и почти впихнул туда несостоявшегося Тёмного Лорда.

— Мадам Помфри, разберитесь с ним, а мне пора дежурить дальше. Ещё пять минут назад он валялся почти без чувств, а сейчас у него явные признаки горячечного бреда.

Колдосестра поспешила к новоиспечённому пациенту, а Генри торопливо обернулся к завхозу.

— Спасибо, что донесли сюда. Вы удивительно вовремя оказались рядом. А где же ваша трость?

— За очками своими следи, если они тебе действительно нужны, — отрезал мистер Поттер, протягивая многострадальную оправу обратно владельцу. — Я немедленно поставлю в известность твоего декана. И директора тоже.

«Ещё Горбину письмо напиши, — подумал Генри, позволяя заботливым мягким рукам мадам Помфри уложить себя на кровать. — То-то он порадуется».

Уже ближе к утру, когда в глубине ночной тьмы уже начинал зарождаться рассвет, Генри проснулся с твёрдым ощущением того, что за ним кто-то наблюдает. Горбин лежал с закрытыми глазами, стараясь не шелохнуться. Затем скрипнуло кресло, а по полу легко зашелестела мантия. Из-под приподнятых век Генри попытался разглядеть человека, который бесшумными шагами удалялся к двери, но не увидел ничего кроме размытого тёмного силуэта.