Граф Норт-Айлэнд (гет)

21 августа 1998 года, бывший Малфой-мэнор

Питер Петтигрю, сложив ручки за спиной, неспешным шагом шел по коридору, затем щелкнул пальцами.

— Да, хозяин, — рядом с ним появилась домовая эльфийка и склонилась до самого ковра.

— Пинки, где хозяйка Нарцисса?

— В саду, в малой беседке, хозяин, вместе с хозяйкой Эжени.

Отпустив Пинки, Питер прежним неспешным шагом направился в сад. Когда-то Нарцисса его возбуждала, как цветом волос, так и тем, что он заполучил «аристократку» и жену Малфоя, но те времена давно прошли.

— Эжени, оставь нас на минутку, — сказал он, ласково улыбаясь дочке.

С Драко у него отношения не сложились, а вот в Эжени Питер души не чаял и хотел ей только добра, на свой лад, конечно. Впрочем, Эжени, которую вышивка явно тяготила, тут же вскочила и помчалась вглубь сада с яростным боевым кличем.

— Полагаю, речь пойдет об Эжени? — холодно осведомилась Нарцисса.

— Разумеется. Я нашел ей новую партию, отличного жениха, богатого и знатного.

— И кто же он?

— Князь Поклонский, — сказал Питер, наблюдая за реакцией Нарциссы.

Граф Норт-Айлэнд давал один бал за другим, князь появлялся практически на каждом, так что уже пошли разговоры об их родстве, но главное, что князь был холост и сам первым подал намек насчет помолвки с Эжени.

— А Эжени об этом знает? — неожиданно спросила Нарцисса.

— Нет, конечно, — немного удивленно ответил Питер. — Она же все равно откажется. Единственный, кто ее привлекал — Гарри, но Поттеры дали решительный отказ...

— И я дам! — неожиданно повысила голос Нарцисса. — Князь староват для Эжени и взялся неизвестно откуда, поэтому моего одобрения он не получит!

— Дорогая, — процедил сквозь зубы ледяным тоном Питер, — ты, кажется, забыла, кто оплачивает твоих павлинов, вышивку и кудахтанье с другими аристократическими курицами. Ты забыла, кто подобрал тебя без денег, дал возможность сохранить мэнор, фамилию и возможность морщить носик свысока, не пачкая белых ручонок. Поэтому, если я говорю, что князь будет женихом Эжени, то, значит, все так и произойдет!

Питера охватила злоба и неожиданное желание сказать какую-нибудь скабрезность, а то и перегнуть Нарциссу через бортик беседки, задрать мантию и показать ей, кто в доме хозяин. Но он сдержался, лишь сказал:

— Не забывай об этом, дорогая, — после чего развернулся и вышел из беседки.

Нарцисса, красная от гнева и унижения, смотрела ему вслед, потом еле слышно хмыкнула. У нее еще сохранилось достаточно связей, чтобы, подергав за ниточки, натравить на князя Министерство с проверкой. И если вдруг всплывет что-то темное, тогда... Нарцисса расплылась в улыбке и щелкнула пальцами, отложив вышивку в сторону.

— Перо и бумагу, — приказала она Пинки.

22 августа 1998 года, где-то в Британии

Князь Поклонский закрылся у себя в особняке и приказал никого не пускать. Подразумевалось, что князь устал после приема гостей и ночной вечеринки и изволит отдыхать. На самом же деле он вытащил палочку и аппарировал прочь, к стоящей в лесу, в глуши далеко от Лондона, хижине. Покосившаяся развалюха невероятно напоминала домики ведьм, даже кипящие котлы и развешанные под потолком всякие неаппетитные вещи, лапки, когти, крылья, пучки трав, были в наличии. Правда, вместо сгорбленной носатой ведьмы наличествовал мрачный носатый зельевар, кутающийся в старенькую, всю в заплатках, мантию.

— Северус, мне нужно еще Оборотки, — сказал князь, стремительно входя в хижину.

— Я не творю зелья из воздуха, — мрачно отозвался зельевар, даже не подумав оборачиваться, после чего добавил язвительно: — Ваша светлость.

— То есть ты опять собрался предать общее дело?! — моментально вскипел князь, стягивая с рук перчатки.

Внешность его тоже изменилась, сползла с Поклонского, как перчатка с руки. Он стал немного старше, чуть длиннее, лицо избороздили морщины, а внешность приобрела сходство с Краучем-старшим. Крауч-младший ухватил Северуса за левую руку, чуть ниже плеча, где у зельевара, как и Барти Крауча — младшего, находился знак, Метка, которую Волдеморт ставил своим Пожирателям Смерти.

— Предать? — холодно осведомился Северус.

— Не надо ссориться, мы тут делаем одно общее дело! — появился между ними Ремус Люпин.

Скажи ему кто-нибудь даже лет десять назад, что он будет мирить двух Пожирателей Смерти, пускай и бывших, Ремус бы только рассмеялся и покрутил пальцем у виска. Но вот она, реальность, в которой он, бывший Мародер и бывший член бывшего Ордена Феникса, стоял между Пожирателями Снейпом и Краучем-младшим, разнимая их, чтобы опять не подрались из-за той истории с падением их Темного Лорда.

Общее дело у них, конечно, было (иначе и не собрались бы вместе) — отомстить Краучу-старшему, но подходили все трое к нему с разных позиций. Барти, года два назад внезапно очнувшийся от Империо, под которым его держал отец, и сумевший сбежать, был одержим только местью. Нет, вначале он еще пытался там воскресить своего обожаемого Темного Лорда, но выяснилось, что это невозможно, и он вернулся к мести отцу. Вот тогда он и столкнулся с Ремусом, который с момента получения драгоценного камня и убийства Дризеллы находился в бегах, и с каждым днем его нелюбовь к Краучу-старшему возрастала. Но также Люпин хотел и денег, обеспеченной, спокойной жизни, и так родился План.

Для его исполнения требовался зельевар, не слишком чистый на руку, и так они нашли Северуса Снейпа. Тот после падения Волдеморта влачил жалкое существование отшельника в какой-то дыре. Нелюдимый, угрюмый, мрачный и зарабатывающий на жизнь изготовлением нелегальных и не слишком законных зелий, по большей части приворотных. При общей нелюбви к Краучу-старшему была у Северуса и своя причина, о которой он предпочитал молчать. Потребовались деньги на зелья, на ингредиенты, время на лечение Барти, на подготовку плана по внедрению в высшее общество, но они справились.

— Итак? — спросил Ремус, глядя на Барти.

— Все готово, — ухмыльнулся тот, — прошлым вечером Петтигрю сам приехал ко мне и дал согласие на помолвку с его дочерью! Но у меня закончилась Оборотка, не посылать же слуг за ней в ближайшую лавку?

— Почему бы и нет? — язвительно спросил Северус. — Ты князь или не князь?

— Спокойно, — опять вмешался Люпин, — не забывайте, что у нас не горы золота!

Еще бы, ведь для обеспечения легенды «невероятных сокровищ» князя ему пришлось продать свой драгоценный камень! Он, конечно, напоминал ему об убийстве жены и вообще служил уликой, но Ремус как-то сроднился с камнем за эти два года, привык к нему. Даже то, что он рассчитывал получить вдесятеро больше, не заполняло какой-то пустоты в груди, оставшейся после продажи.

— Поэтому о помолвке будет объявлено в ближайшие дни, — кивнул Барти, — но мне нужна Оборотка!

— Да все готово, не надо орать, — Северус, искривив губы, протянул Барти флягу.

— Тогда... ты знаешь, что делать, Ремус, — с этими словами Барти аппарировал прочь.

Люпин кивнул пустоте. В нужный момент донос — спасибо урокам Джеймса и Питера! — на «князя Поклонского» отправится в Министерство, и вот тогда все и решится.

23 августа 1998 года, Визенгамот

— Не бойся, — успокаивающе сказал Гарри Гермионе, — они тебя не обидят.

— Я не боюсь, — последовал спокойный ответ из-под вуали.

После оглашения дела и имен назначенных судей Гермиона вышла вперед. Одетая по-восточному, с укрытым наполовину лицом, она (как выяснилось, Гермиона была чуть старше Гарри) разительно контрастировала с магами и магессами Визенгамота во всем: возрасте, одежде и поведении. Тем не менее Гарри знал, что сделал правильное дело — спас Гермиону из рабства у Норт-Айлэнда, который купил ее, словно вещь, даже купчую оформил, представьте себе!

— Итак, вы признаете, что граф Норт-Айлэнд купил вас и вы стали его рабыней?

— Граф выкупил меня из рабства, — мелодично ответила Гермиона и взмахнула рукой, — вот купчая.

Свиток проплыл по воздуху, и судья, развернув его, тут же издал сдавленный звук. Затем зашипел, и соседние маги начали заглядывать в бумагу, чтобы узнать, чем вызвана такая реакция.

— Здоровое дитя, девочка, оба родителя — маги, куплена у опекунов-магглов в Британии за тысячу галлеонов, обучена языкам, танцам и этикету! — громко провозгласил судья. — Перепродана графу Норт-Айлэнду за десять тысяч галлеонов мной, гоблином Мубараком, в Дамаске, в пятый день восьмого лунного месяца одна тысяча триста семьдесят третьего года хиджры!

Гарри хотел спросить, что такое хиджра, но в зале поднялся страшный шум. Гермиона стояла невозмутимая, ожидая чего-то.

— Кто ваши родители? — спросил судья, когда шум и проклятия в адрес гоблинов немного улеглись.

Надо заметить, что выпады в адрес графа Норт-Айлэнда, купившего себе рабыню, тоже звучали, вкупе с призывами покарать его за такое.

— Я не знаю этого, — ответила Гермиона, — поэтому мой опекун, граф Норт-Айлэнд, и привез меня в Британию. Чтобы найти моих настоящих родителей и выяснить их судьбу.

— Опекун, — повторил судья.

— Вот, — Гермиона еще раз взмахнула рукой.

Еще один документ подплыл к судье. Реакция в этот раз была более сдержанной, да и читать вслух судья начал сразу, не дожидаясь заглядываний через плечо. Из документа следовало, что граф Норт-Айлэнд в присутствии свидетелей освободил Гермиону из рабства, а также законодательно оформил над ней опекунство — до момента, пока он не сможет вернуть ее родителей, в чем и принес клятву в присутствии тех же свидетелей.

Гарри словно ударили по голове, окончание заседания и вынесение решений в адрес гоблинов и банка «Гринготтс» прошло для него как в тумане. Гермиона что-то там еще рассказывала, но Гарри уже не слышал. Все его внимание занимали мысли о том, что он был несправедлив к графу Норт-Айлэнду и что надо бы извиниться перед ним, а также осознание того, что Гермиона — свободная девушка. Ну, не совсем свободная, но опекун — это не рабовладелец!

— Спасибо, Гарри, ты мне очень помог, — улыбнулась ему Гермиона, выходя из зала Визенгамота.

— Да-да, конечно, — прошептал Гарри, склоняясь перед ней.

Неожиданно решение пришло к нему: нужно спросить совета у родителей, они подскажут, как быть в такой непростой ситуации! С этими мыслями Гарри проводил Гермиону и торопливо аппарировал в особняк Поттеров.

— Надо будет заняться этим графом, — подвигав челюстью, изрек Крауч.

— И гоблинами.

— И гоблинами. Продавать магов в рабство, да еще и оформлять документы! В этот раз они никуда от меня не денутся, вот они у меня где, — с этими словами Крауч-старший продемонстрировал внушительный кулак, а потом вышел из зала Визенгамота.

Предстояла масса дел, только они и могли вернуть его к жизни в эти дни, после того, как его сын умер в своем заточении.