Не конец пути (гет)

Помня странное темное чувство, которое пронизывало ее, когда рядом бывал Дамблдор, Гарриет не пошла его искать. После того, как она увидела на полу собственный труп, ей вообще ни с кем не хотелось встречаться. Она предпочла бы забиться в комнату Регулуса и еще почитать про его подростковые страдашки со Снейпом.

Но у двери в комнату Регулуса она остановилась. Внутри кто-то плакал.

«О нет, опять», — с тяжелым чувством подумала она.

Она приоткрыла дверь и заглянула в щелку. На полу, сжавшись в комок, медленно покачивался Кричер.

— Простите Кричера, хозяин Регулус, простите Кричера, Кричер не смог…

У нее сжалось сердце. Ей вспомнился Добби, пытавшийся наказать себя за непослушание; Добби, поклявшийся ей жизнью… «Жизнь Добби ничего не будет стоить, если умрет Гарриет Поттер и выживет Добби».

На миг ей до того захотелось открыть дверь и опуститься рядом с Кричером на колени, сказать ему: «Ты отлично постарался», — что она еле удержалась. Но Кричер ее ненавидел. Магия, конечно, заставляла его подчиняться, но он не хотел иметь с Гарриет ничего общего.

Ей нечем было ему помочь.

Беззвучно закрыв дверь, она поднялась по лестнице к спальне, где ей с Джинни предстояло провести еще одну ночь. Там было пусто и тихо, только луч неприятно-оранжевого света от лондонского уличного фонаря рассеивал темноту. Она спичкой зажгла лампу — на площади Гриммо не было электричества — и, сев на край продавленного матраса, вытащила из кармана дневник Регулуса. Она не стала читать, просто покрутила в руках эту реликвию, память о том, кого любил Кричер.

Потом встала, подошла к чемодану и завернула дневник в свитер.

Крышка чемодана захлопнулась с глухим стуком.

* * *

— С тобой действительно все хорошо, Северус?

Северус остановился у спуска в подземелья. Дамблдор стоял у подножия большой лестницы, отблески огня факелов ложились на него, словно свет потемневшего солнца. Это были первые слова, сказанные им за всю дорогу от Гриммо. Хотя, может быть, и нет. Северус… отвлекся.

— Абсолютно, директор.

Северус был опытным лжецом.

Пристальный взгляд Дамблдора провожал его, пока он спускался по лестнице. На самом деле, директор был менее доверчив, чем Темный Лорд. Тот верил, что страх и эгоистичные интересы удержат всех, кто ему еще нужен. Дамблдор знал Северуса куда лучше.

Ничего, пусть придержит свое любопытство: Северус ничего ему не расскажет.

Труп на полу грязного дома Блэков был лишь плодом его воображения. Он знал это. Но в этом вся суть боггартов: они заставляют тебя взглянуть в лицо тому, чего избегаешь.

В его комнатах было холодно, темно и пусто. Сегодня их уединенность не будет утешением. Он все еще слышал плач Молли Уизли и видел лежавшую на полу…

Он силой вытащил на передний план воспоминание о Гарриет, протолкнувшейся мимо него и призвавшей оленя. Серебряно-белый свет обратил тени в туман. Серьезные темные глаза патронуса, в которых словно таилась мудрость веков, смотрели сочувственно.

У себя в ванной он порылся в шкафчике, вороша звенящие бутылочки, и нашел то, что искал — непочатый флакон сна-без-сновидений.

Ему просто надо было забыть. На время.

* * *

Наутро Гарриет уже не знала, радоваться или нет, что больше не надо пытаться уснуть. С одной стороны, так ей больше не грозили кошмары, ночь за ночью преследовавшие ее с упорством гончей. С другой, это значило, что она не будет спать. Пытаясь надеть джинсы задом наперед, она размышляла, не так ли чувствуют себя темные волшебники, выпившие кровь единорога.

Внизу творился сущий ад. Близнецы зачаровали свои чемоданы лететь на первый этаж и сбили Джинни несколькими пролетами ниже. Крики миссис Уизли разбудили миссис Блэк, и та, как обычно, рассыпала любезности. По крайней мере, весь этот шум помог Гарриет более-менее проснуться.

Когда она проходила мимо портретной, оттуда выглянул Сириус и поманил ее.

— С добрым утром и все такое, — он закрыл дверь, приглушив голоса двух разозленных матерей. — Как ни жаль, что ты покидаешь это место, но хотя бы можно сказать, что ты знаешь, чего лишаешься.

Гарриет поморщилась. Несмотря на все уборки, дом выглядел примерно так, словно был построен для гулей. Одна из вырезанных на каминной полке гаргулий скалилась на них, а вопли миссис Блэк по-прежнему разносились по дому, словно звук играющего вдалеке радио.

— Тебе самому тут как, нормально будет? — спросила она, хмуро рассматривая Сириуса.

Его одежда была мятой, словно он в ней спал, и, кажется, он не брился несколько дней. А еще от него тянуло затхлым запахом курева. Тетя Петуния при виде него перешла бы на другую сторону улицы.

Уголок губ у него дернулся в странной гримасе, не совсем похожей на улыбку.

— Переживу, — голос у него был хрипловатый. — Слушай… я тебе кое-что хотел сказать.

— Ладно, — сказала она вместо «и мне это не понравится», потому что вид у него был очень серьезный.

— Мы не сказали раньше, потому что тебе нельзя было никому писать… но когда я отвел домой Малфоя-младшего и твою подругу, я изменил им память.

— Что?

— Мне жаль, что по-другому нельзя было, Холли-берри, — мрачно сказал он, — но это правда. Ты же знаешь, как я ненавижу соглашаться со Снейпом. Но им нельзя знать, что мы с тобой там были.

Гарриет боролась с собой. Ей хотелось кричать, но она еще никогда не кричала на Сириуса. Пока она молчала, он продолжил:

— Ты в курсе, если Снейпу будет грозить опасность, я это как-нибудь перенесу, — он кисло улыбнулся, — только мы не может рисковать этой его фишкой со шпионством, не рискуя при этом тобой. Дамблдор и Ремус… и Молли, да все, в общем-то, такую мне головомойку устроили за то, что мы с ним пошли — мол, вдруг бы нас раскрыли... Но это все ерунда: этот риск я просчитал, все сошлось. Но начни ребята болтать — а они начали бы, — вот тогда бы нас этим говном смыло.

— Что ты им изменил? — сумела выговорить она.

— Они будут помнить, что провалились в катакомбы, что какой-то парень нашел их и вывел домой. Его лицо будут помнить смутно. Историю с Дангом, медальоном и всем прочим — с тобой, со мной — забудут совсем.

Гарриет подошла к окну, посмотрела на улицу. Вид на грязную площадь не был увлекательным, но она его и не замечала. С одной стороны, она понимала, что Сириус прав, с другой — все равно жутко злилась. Взрослые вечно решают, что другим знать, а что нет, лгут, искажают мысли…

Стукнула дверь, и раздался голос Ремуса:

— Сириус, чем вы занимаетесь? Ей пора идти, мы уже все обыскали, они опоздают на поезд, если не выйдут немедленно…

Она отвернулась от окна. Ремус выглядел раздраженным и как будто был недоволен Сириусом, а тот стоял с угрюмым видом, сунув руки в карманы.

— Ты собралась, Гарриет? — спокойный тон, казалось, нелегко дался Ремусу.

— Угу. Ну, я тогда пойду.

Ремус придержал для нее дверь. Когда она проходила мимо, Сириус тронул ее за плечо.

— Я никого не знаю лучше и храбрее тебя, — тяжело сказал он. Потом одной рукой обнял и прижал к себе, коротко, мимолетно. — Задай им там жару, Холли-берри.

* * *

При виде Гермионы сердце у Гарриет подскочило восторженной лягушкой. Гермиона, уже в школьной мантии, стояла у кирпичной колонны, прижимая к себе Живоглота. Кажется, еще никогда Гарриет не видела ее такой взволнованной, даже перед церемонией распределения в их самый первый вечер в Большом зале.

Гарриет стала проталкиваться через толпу, игнорируя тех, кто шептался и показывал пальцами. Между ними еще было около пяти придурков, когда Гермиона заметила ее и помчалась вперед, нервно улыбаясь, и свободной рукой обхватила Гарриет за шею.

— Я смогла! — прошептала она.

— Я не сомневалась, — сказала Гарриет, тоже изо всех сил ее обнимая.

Через плечо Гермионы она увидела Дениэла с Гермиониным чемоданом и Джин с малышом Хью на руках. Он жевал игрушечного дракона, связанного миссис Уизли: не расставался с ним с того дня, как его подарили.

— Здравствуй, дорогая, — Джин тоже обняла Гарриет одной рукой.

Дениэл, улыбнувшись, пожал ей руку. Гарриет, сопротивляясь чувству вины, старалась быть вежливой.

Поезд засвистел, и над толпой разнесся голос задерганной миссис Уизли:

— Гарриет? Где ты, дорогая?

— Пока, мелкий, — Гарриет пожала крошечную ручку Хью.

Пока Гермиона целовала родителей и малыша, Гарриет начала грузить багаж. Появился Рон, подхватил с другой стороны ее чемодан. У Гермионы руки были заняты Живоглотом, она помочь не могла, но Гарриет с Роном кое-как, с пинками и руганью, втащили все в вагон. Они успели еще немного пообниматься на прощание, а потом раздался второй пронзительный свист; они запрыгнули внутрь, и поезд тронулся.

Гермиона махала родителям, пока поезд не повернул и платформа не скрылась из виду.

Втроем было головокружительно здорово, но в то же время… непривычно. Все они в чем-то изменились, даже если не считать ранения Гермионы. Может быть, дело было в том, как Рон держался рядом с Гермионой, настроенный, словно антенна, на ее чуть ускоренное дыхание и то, как она прижимала к себе Живоглота. Может быть, просто в том, как долго они не собирались вместе: полгода было то Гарриет и Рон, то Гарриет и Гермиона, а перед вторым туром — еще и Гермиона-и-Рон, сочетание настолько особенное, что Гарриет не очень хотелось об этом задумываться.

В общем, теперь было… немного неловко, только несколько серьезнее, чем просто неловко.

— Ну что, пошли искать вагон? — спросила Гарриет.

— Нам с Гермионой надо на собрание старост, — ответил Рон, немного виновато переступив с ноги на ногу.

— А, — сказала Гарриет, — точно.

— Мы тебя найдем, к-когда оно закончится, — Гермиона все еще говорила шепотом. Гарриет не знала наверняка, было это от волнения или Гермиона теперь так справлялась с проблемами речи.

— Конечно.

Она еще раз обняла Гермиону (свободная от Живоглота рука Гермионы вцепилась ей в свитер) и смотрела, как Рон взял их чемоданы и потащил прочь.

Гарриет прошлась по поезду, досыта наелась чужих взглядов («Могли бы за каникулы придумать новую тему для разговоров», — раздраженно подумала она), пока не нашла пустое купе.

Хотя нет, оно не было пустым, там сидела светловолосая девушка и читала перевернутую вверх ногами газету.

Гарриет на секунду вспомнилась Астерия, и ее кольнуло чувство вины; но потом она открыла дверь, девушка обернулась — и оказалась, что это никакая не Астерия. И светлые волосы, и глаза были совсем другими. У Астерии глаза были большие и какие-то нежные, а у этой девушки — слегка выпуклые.

— Ой, прости, — сказала Гарриет, — обозналась.

— Да, мы совершенно не знакомы, — серьезно, почти сурово ответила девушка. — Я, разумеется, знаю, кто ты. Но я вряд ли забыла бы, что ты знаешь меня.

— …Ты вроде как права. Ничего, если я сяду? — Гарриет не хотелось брести обратно по поезду, таща с собой Хедвиг и чемодан.

— Пожалуйста. Я — Луна, — сказала девушка. Она пристально, с почти пугающей отстраненностью следила, как Гарриет убирает чемодан. — Некоторые зовут меня полоумной.

— По-дружески? — немного растерялась Гарриет.

Луна, казалось, всерьез обдумала вопрос.

— Вряд ли, — сказала она, — скорее, желая обидеть.

У Гарриет не нашлось что ответить на такую спокойную констатацию мелочной жестокости.

— Я тогда буду звать тебя Луной, если ты не против, — сказала она наконец.

— О да, меня это устраивает, — Луна как-то мечтательно улыбнулась. Потом снова взяла газету (опять вверх ногами) и продолжила читать. Гарриет это не слишком смутило: у нее не было таланта к светским беседам, а честно отвечать на вопросы про лето было нельзя.

Она хотела было оставить вещи и пойти искать Астерию, но помедлила. По пути к Кингс-Кросс у нее было время подумать, и теперь она мучилась от понимания того, что Сириус был прав, а ей это все равно очень не нравится. Разве у Астерии и Малфоя не было права помнить, что они пережили?

Но, может быть, если бы она не увязалсь за ними, Снейп смог бы их спасти, и ему не требовалось бы скрывать участие Сириуса и Гарриет, чтобы сберечь свое положение. Может быть, тогда Астерии и Малфою можно было бы сохранить воспоминания.

«А может, случилось бы что-нибудь похуже, — подумала она. — Кто знает? Ты приняла решение, и точка».

Но чувство вины не отпускало. И как теперь вести себя с Малфоем и Астерией? Ну, то есть, в основном, с Астерией — Малфоя можно по мере сил избегать, как и раньше. Та треклятая история с Валентиновым днем, когда они нашли Каркарова мертвым, совсем не сблизила Гарриет с Малфоем. И летние приключения не сблизят, особенно если учесть, что он их не вспомнит.

Она откинула голову на спинку и смотрела, как по мере их продвижения на север Лондон сменяется пригородами.

* * *

Даже вернувшись в привычную обстановку, Драко чувствовал себя непривычно. Словно все осталось как было, но он изменился и стал лишним. Это чувство ему не нравилось.

Сейчас, например, он сидел в вагоне старост и ждал начала собрания. Ему полагалось радоваться перспективе новой власти и возможности покомандовать, и что-то в этом роде он по-прежнему смутно ощущал, но по большей части просто не понимал, какой в этом смысл. Еще тревожнее было внезапное появление мыслей, которые, как он точно знал, смысла не имели: например, закончила ли Астерия рисовать озеро. Кого волновали картины — даже в лучшие времена?

Вчера вечером отец был очень уклончив. Они поужинали в ресторане «Золотая лира», в которой Уизли не хватило бы денег даже на одну ложку, и отец произнес немало внушительных заявлений о судьбе и долге, большую часть которых Драко не совсем понял.

— Стань полезен новому профессору защиты от Темных искусств, — сказал отец. — Незаменим. Скажи, зачем.

— Сила умножает силу, — процитировал Драко.

Отец кивнул и налил ему немного золотого вина.

— Никогда не пренебрегай этим уроком, Драко.

Драко смаковал вино и размышлял, как теперь быть с Поттер. Он понимал, что лучше не спрашивать. Заговорить о Поттер было бы не дерзко, а… опасно. Отец осторожно ходил вокруг чего-то такого, что у Драко при мысли об этом все в груди словно превращалось в кусок льда. Что-то, связанное с летней поездкой Драко к кузинам, с молчанием матери, со странным поведением отца…

Поттер была врагом. Она была такой же защитницей грязнокровок и предателей крови, как Альбус Дамблдор. Но в прошлом феврале Снейп сказал, что Поттер уже трижды сталкивалась с Темным Лордом. И она до сих пор была жива.

Что-то вонзилось ему в бок, вырывая из воспоминаний. Он успел привстать со своего места, прежде чем сообразил, что твердая штука, упирающаяся ему в ребра, — это всего лишь локоть Панси.

— Грязнокровка и Уизел, — прошипела она.

Все смотрели, как они входят в вагон. Грейнджер села так, что Уизли почти полностью заслонил ее собой. С собой она почему-то принесла кота. Кот был громадный и уродливый, и он уселся у Грейнджер на коленях так, словно охранял ее.

— Жаль, она не сдохла, — прошептала ему на ухо Панси, — было бы одной грязнокровкой меньше. Одной из худших.

Старосты школы, какие-то непонятные личности с Рейвенкло и Хаффлпаффа, начали собрание. Драко не прислушивался. Это было не важно. Как сказал отец, значимой силой была только Долорес Амбридж, новый профессор. Куда интереснее было наблюдать за Грейнджер и Уизелом. Уизел напоминал кота: такой же настороженный, и даже окраса того же. Обычно он был бестолков и беззаботен, но сейчас встречал взгляды пялящихся старост с той же немигающей твердостью, что и кот у Грейнджер на коленях. А Грейнджер…

Драко еще ни разу не видел, чтобы она не вела себя, как шумная надоеда. Но сегодня она была напряженной, тихой и просто записывала. Время от времени она останавливалась и встряхивала кистью, словно у нее сводило руку, а потом продолжала писать.

— Почему она не пользуется чарами диктовки? — шепнула Панси. — Глупая грязнокровка…

Никто не знал, что случилось с Грейнджер. Дамблдор объявил, что произошел несчастный случай и что в этом замешана Поттер, но что именно там было, оставалось неясным. Однако Грейнджер в феврале отправили в Мунго, а вернулась она только сейчас.

Драко вспомнилась подземная тьма и пыль, чувство неуверенности, найдут ли его когда-нибудь, боль и голод днями напролет, вкус гнили на зубах…

Странная дрожь пронизала его, словно нить, тонкая, как паутинка, протянулась от него к Грейнджер.

Ему это совершенно не понравилось.

Уизли поймал его взгляд и посмотрел с вызовом.

Драко усмехнулся и отвел глаза.

* * *

Гарриет завязала конец Гермиониной косы. К ее сожалению, получилось как-то криво.

— Прости, по-моему, я слишком перетянула в одну сторону.

— Выглядит… неплохо, — Гермиона потрогала косу. Она улыбнулась, показывая, что заминка вызвана не недовольством, а тем, что слова пока не служат ей как положено.

— По-моему, хорошо, — сказал Рон.

Гермиона, притворяясь, что рассматривает в зеркальце свои волосы, слегка улыбалась краешком рта. В этой улыбке было что-то личное, так что Гарриет встала, чтобы убрать расческу и дать Гермионе время овладеть лицом.

— Кажется, подъезжаем к Хогсмиду, — сказала она, выглянув в окно: в сумраке вдалеке фонари очерчивали платформу. И действительно, поезд сбросил скорость, а в коридоре поднялся шум — люди открывали двери и переговаривались друг с другом.

Луна выплыла из купе первой; Гарриет и Рон делали вид, что ищут вещи, которые они нарочно раскидали за время поездки, но на самом деле ждали, пока схлынет сумятица — из-за Гермионы. Наконец, когда коридор почти опустел, они высадились на платформу.

Гермиона держала Живоглота перед собой, словно щит. Губы у нее были плотно и напряженно сжаты, взгляд обращен к замку. Его огни отражались на ее радужках, и, может быть, поэтому так трудно было понять, что она думает.

Гарриет поддержала ее, положив руку ей на спину. Гермиона встретилась с ней взглядом, и Гарриет показалось, что глаза у нее блестят не только от огней.

— Первокурсники, сюда! — это точно звал не Хагрид. Это была профессор Граббли-Планк, которая раньше иногда его замещала; в руках у нее был фонарь, чтобы первокурсникам было ее видно.

— Где Хагрид? — приглушенно спросила Гермиона у Гарриет.

— Мы… слышали, — Гарриет переглянулась с Роном, — что он летом уехал что-то делать для Дамблдора… но больше ничего не знаем…

— Вечер не слишком хорош для пеших прогулок, — сказала Луна, материализовавшись до того внезапно, что вся поредевшая толпа вокруг подскочила.

— Что? — удивился вместе со всеми Рон.

Луна обратила на него большие светлые глаза, и Рон слегка попятился.

— Кареты скоро уедут, — беспечно сказала она. — Лучше не опаздывать. По-моему, будет дождь.

Воздух был густым и тяжелым, его прохлада намекала на приближение грозы. Светились только фонари на платформе да лампы в поезде. Все похватали свои чемоданы и направились к последним оставшимся каретам.

Странные лошади по-прежнему были там.

Одна повернула к ним черную голову, следя за Гермионой молочно-белым глазом. Гарриет совсем про них забыла. Конец прошлого семестра был в памяти туманным, но теперь она вспомнила, как увидела лошадей, а Рон спросил: «Какие еще лошади?»

Она протянула руку, подержала ладонь над кожистым лошадиным носом. Тонкие широкие ноздри затрепетали, и лошадь потянулась к ней черной блестящей мордой…

— Гарриет? — окликнула Гермиона, выглянув из кареты.

Гарриет убрала руку и залезла в карету, захлопнув за собой дверь.

* * *

Северус наблюдал, как дети заполняют Большой зал. Но отнюдь не из удовольствия видеть мелких поганцев — он ждал одного конкретного человека.

А вот и она… с Грейнджер, разумеется. Лисья шевелюра Уизли покачивалась рядом, рифмуясь с огромным котом на руках у Грейнджер. Вот последняя остановилась, что-то сказала Гарриет и, пробившись через встречный поток учеников, вышла обратно в вестибюль. Вернулась она уже без кота. Взяла Гарриет за руку и потянула к столу Гриффиндора. Уизли шел следом, в одиночку изображая почетный караул.

Ученики расступались перед Гарриет, словно ее окружало некое магическое поле. Взгляд у нее горел, как пламя: словно, если не уйти с ее дороги, она пройдет прямо сквозь вас.

— Как мисс Грейнджер? — спросил Флитвик у Помфри.

— Приятно видеть ее снова на ногах, — сказала Спраут.

— У нее значительный прогресс, — ответила Помфри. — Не такой, как ей хотелось бы, но насколько следовало ожидать. Она очень решительно настроена. В этом семестре она будет брать с собой фамильяра... все же получили извещение?

Последовало утвердительное бормотание.

— Я буду учить ее, как пользуются фамильярами в целительстве, — сказала Помфри. — Но вам хорошо бы придумать и что-то еще, связанное с вашими предметами…

Грейнджер это понравится, подумал Северус, — дополнительные занятия с ним. Можно будет разрешить ей приходить с Гарриет. Чтобы приглядывать за ней, разумеется.

Помфри, чтобы привлечь его внимание, положила ладонь на стол рядом с его рукой:

— Ты уже ее видел, Северус?

На миг он подумал, что она о Гарриет, Грейнджер или даже, может быть, ее громадной рыжей зверюге. Но потом мозг осмыслил ту часть диалога, что он прослушал: они сплетничали о новом профессоре защиты.

— Я весь день был занят, — ответил он.

С утра, очнувшись после сна-без-снов, он покурил, выпил кофе и нырнул в сложный проект, чтобы убить время.

— Ну, тебе понравится, — буркнула Спраут. — Как только Минерва к нам присоединится.

— О, — сказал Флитвик, поправляя и без того ровно лежащую ложку, — начинаем вести себя прилично.

И верно, через боковую дверь вошел Дамблдор, сопровождая женщину, напоминающую несчастную жертву эксперимента по трансфиругации. Дело было не только в том, что она была низенькой и коренастой, с выпученными глазами и большим ртом, и не в черном бантике на кучерявых волосах, похожим на присевшую отдохнуть муху; дело было во взгляде — не то чтобы глупом, но и не вполне умном. Это была особенная разновидность интеллекта, служащего строго определенной цели. Злу, одним словом.

Флитвик поправил нож.

Северус встречал в своей жизни немало дурных людей; он и сам был одним из них. Но ему не требовалось никакого дополнительного опыта, чтобы понять, что от этой женщины добра не жди.

Дамблдор выдвинул для нее стул у края стола. Сидя она была ненамного ниже, чем стоя.

Идя к своему месту, Дамблдор мимолетно коснулся плеча Северуса.

Когда директор садился, Северус поймал его взгляд. Итак, прошлые четыре преподавателя защиты пытались убить Гарриет.

Он взглянул на женщину-жабу — она смотрела на гриффиндорский стол.

Раз она намерена вступить в эту игру, Северус с удовольствием примет участие.

Все-таки это он убил прошлого преподавателя защиты.

* * *

После приветственного пира, когда беспорядочные толпы детей двинулись к своим спальням и разным ожидающим их гнусным делам, Северус выскользнул из-за преподавательского стола с целью поймать двух конкретных персон.

— Мисс Грейнджер, — холодно произнес он, грозно появившись из удачно расположенной тени.

Грейнджер подскочила, как Лонгботтом на уроке зелий. Гарриет повернулась к нему, сложила на груди руки и нахмурилась: такой взгляд он не смог бы назвать иначе, чем «неодобрительный». За ними Уизли тоже вполне приемлемо изображал грозный вид.

Северус нетипично для себя ощутил пронзительное чувство утраты, почти печали — они выходили из поры детства, но не так, как бесчисленные прочие, за чьим становлением ему довелось наблюдать. Это поколение повзрослеет намного быстрее и жестче. Особенно эти трое.

— Мы должны обсудить, что для вас изменится в этом семестре, — он для видимости усмехнулся. — Мисс Поттер, можете нас сопроводить. Уизли, свободны.

— Я… сэр, об-бязанности старосты… — заикаясь, сказала Грейнджер.

— Я все согласовал с вашим деканом, — пока нет, на самом деле, но он планировал это сделать. Кроме того, так можно будет отвертеться от учительского собрания и необходимости выслушивать Амбридж: о, как порадуется Дамблдор. — Уизли, у васесть обязанности старосты. Займитесь ими.

Гарриет махнула Уизли — «иди, все нормально», — и Северус развернулся. У лестницы в подземелья чудовищный рыжий кот Грейнджер выскочил из темноты и запрыгнул ей на руки.

Он отвел девочек с котом в свой кабинет и жестом пригласил внутрь. Гарриет села, Грейнджер последовала ее примеру. Северус занял свое место за столом и взирал на них в холодном молчании: тактика, которой он обычно заставлял учеников нервничать.

Грейнджер вцепилась в своего кота. Судя по немигающему взгляду желтых глаз и хлещущему хвосту, любой, кто захочет что-то предпринять против Грейнджер, столкнется с этим миниатюрным тигром. «Ты будешь первым», — словно говорил Северусу кот.

— Кстати, это Живоглот, — с фальшивой небрежностью сказала Гарриет.

Грейнджер бросила на нее растерянный и испуганный взгляд. Гарриет, кажется, сообразила, что вести себя с Северусом как обычно вредно для сердца Грейнджер, и поспешила добавить:

— Это же насчет всякого про фамильяров, которое Гермионе надо учить?

— Отчасти, — сказал Северус. — У вас будут собственные занятия. Вы будете сопровождать мисс Грейнджер, в остальном придем к компромиссу.

— Ладно, — сказала Гарриет. — Хорошо.

Грейнджер одарила ее самым умоляющим из осуждающих взглядов, которые Северус имел счастье видеть.

— Судя по тому, что мисс Грейнджер не удивлена, — холодно сказал он, с намеком глядя на Гарриет, — ей уже известно о характере ваших занятий.

— Гермионе можно доверять, — Гарриет тоже посмотрела с намеком.

Грейнджер издала какой-то звук: кажется, стон ужаса.

— Что касается этого, — продолжил он, не обращая на нее внимания, — мисс Грейнджер вы будете сопровождать на всех дополнительных занятиях, не только на моих. Так это вызовет меньше подозрений.

Гарриет нахмурила брови, но кивнула.

— О времени я вас извещу. Занятия, разумеется, надо будет увязать с уроками по остальным предметам. А пока, — он выудил из стола толстую зеленую книгу и толкнул ее в сторону Грейнджер, — прочтите вот это. Полностью.

Судя по лицу Гарриет, она считала, что последнее замечание было для Грейнджер излишним, но, видимо, решила поберечь нервы подруги и промолчала. Она выразила свое недовольство дерзким взглядом, пока Грейнджер листала книгу («Заклинания с использованием фамильяров: теоретические принципы и практическое применение»), а ее кот обнюхивал корешок.

— Спасибо, п-профессор, — сказала Грейнджер. Голос у нее был очень тихим, почти робким. Это были ее первые слова с тех пор, как она вошла в комнату.

Северуса вдруг осенило, что нахальство Гарриет могло было быть способом отвлечь внимание от Грейнджер и даже защитить ее. Гарриет и впрямь вела себя нетипично — скорее, демонстративно, чем с обычной для нее откровенной прямотой и кристальной честностью.

Грейнджер неуверенно посмотрела на них по очереди, напомнив Северусу, что, несмотря на повреждение моторных функций, все ее когнитивные способности остались невредимы.

— Опасайтесь нашего нового… профессора, — сказал он.

— Э… Почему? — спросила Гарриет.

— Я уверен, что мисс Грейнджер уже заметила опасность, — тут же ответил он. Они удивились. — Если же от вашего внимания ускользнула ее небольшая речь, поясню: она человек Министерства.

— А им какое дело? — искренне изумилась Гарриет.

Грейнджер, казалось, все уже поняла, но сомневалась в своей способности произнести это вслух.

— Вы забыли, как вас похитили с улицы? Ваши любезные похитители желали знать, не вернулся ли Темный Лорд. Как вы думаете, откуда у них эта мысль? Директор уже полгода держит всех в напряжении. Фадж убежден, что он хочет пошатнуть его положение. Наш министр уже опускался до клеветы в газетах, но сейчас все серьезнее. Амбридж здесь не для того, чтобы за нами наблюдать: она будет воздействовать. И на директора, и на вас, — добавил он, так как забыл взять с собой яркий плакат с пояснениями.

Гарриет оглянулась на Грейнджер, уточняя ее мнение. Грейнджер кивнула, и Гарриет задумалась.

— Затаитесь, если вы на это способны, — сказал Северус. — Можете идти.

Гарриет открыла рот, но Грейнджер схватила ее за рукав и сказала:

— Сп-пасибо, профессор, доброй… — горло у нее дернулось, но голоса не было. Огорчение, граничащее с мукой, мелькнуло на ее лице.

— Доброй ночи, — быстро сказала Гарриет и взглядом острым, как меч, потребовала воздержаться от комментариев.

Грейнджер с котом под мышкой вытащила ее в коридор. Дверь за ними закрылась, оставив его в тишине и темноте.

Он откинулся на спинку, закрыл глаза, чувствуя себя старым и усталым.

Потом в памяти всплыли его последние слова. Он бросил вызов гриффиндорцу. Причем не какой-нибудь безобидной их разновидности — он сказал затаиться самой Гарриет Поттер.

— Черт, — простонал он.

* * *

— Ты просто… невозможна! — пискнула Гермиона.

Живоглот вышагивал впереди, подняв хвост трубой. В коридорах уже было пусто, все разошлись по спальням. Факелы отбрасывали полосы света, чередующиеся с густыми тенями и вспыхивающие на огненном мехе Живоглота.

— Я постоянно с ним так разговариваю, — Гарриет хотела ее этим успокоить, но потом спохватилась, что вряд ли от признания в том, что она регулярно переругивается с учителем, тем более — со Снейпом, Гермионе полегчает.

— Знаю, просто… поверить не могу, что он это терпит.

У Гарриет были на это счет некоторые мысли, но она не планировала их озвучивать. Она еще не сказала Гермионе о том, что сообщил в феврале Снейп. Она никому не сказала, да и не собиралась. Никогда.

— Так ты думаешь, это у него не парано…

— Кхе-кхе.

Гермиона вцепилась Гарриет в руку: из темноты снова возникла пугающая тень… только это была не острая и четкая тень Снейпа, а округлая и приплюснутая, с мерцающими глазами. Когда свет факела выхватил нового профессора защиты, Гарриет это не слишком утешило. И не только из-за того, о чем пять минут назад предупреждал Снейп.

— Отбой уже был, — сказала профессор. Голос у нее был сладкий, но сладкий, как омерзительные духи тети Петунии.

— Д-да, профессор, — Гермиона прижала к себе книгу Снейпа, словно Живоглота; Живоглот вился у ног Гарриет. — Мы только…

— Нас вызывал профессор Снейп, — сказала Гарриет, когда у Гермионы кончились слова.

Глаза профессора блеснули. Амбридж — вот как ее зовут, вспомнила Гарриет, — спросила:

— Ах вот как… А он дал вам записку?

— Полагаю, слова старосты Хогвартса должно быть достаточно, — раздался ледяной голос Снейпа.

На этот раз Гарриет подскочила вместе с Гермионой. Снейп соткался из тьмы; на лице у него была фирменная усмешка. Гарриет не в первый раз подумалось, что он должен казаться мультяшным злодеем — нос крючком, глаза сверкают, волосы висят, сам вечно в черном. Однако он был похож на человека, который пришел пробоваться на роль Смерти, но ему сказали, что он для этого слишком страшный.

— Профессор Снейп, — выражение лица Амбридж было не рассмотреть в путанице теней, но голос остался таким же слащавым, — вас не было на учительском собрании.

— Рад, что вы не теряете связи с реальностью, — сказал Снейп.

Гермиона подавилась воздухом. Гарриет стало смешно, но в то же время — обидно: им он сказал затаиться, а сам тут же пошел дразнить засланку Министерства.

— Мисс Грейнджер, мисс Поттер, хватит стоять посреди дороги, возвращайтесь к себе в башню.

Ни слова не говоря, Гарриет потащила Гермиону прочь. Живоглот запрыгнул Гарриет на плечо — она слегка покачнулась под его весом — и наблюдал оттуда за взрослыми, шлепая хвостом ей по лицу.

— Оба хороши! — сказала Гермиона, когда они свернули за угол, и стащила с Гарриет Живоглота.

Гарриет с трудом сдержала улыбку.

У Полной Дамы Гермиона шепнула:

— Гарриет… стой.

Гарриет послушна остановилась. Лицо у Гермионы было как тогда, на платформе Хогсмида: что-то среднее между решимостью и страхом. Сейчас, пожалуй, ближе к последнему.

Гарриет протянула руку и погладила Живоглота. Он заурчал, закрыв глаза и бодая ее ладонь.

Гермиона немного расслабилась. На миг она прижалась лбом к волосам Гарриет. Потом выпрямилась, вздернув подбородок, и сказала:

— Стойкость.

Полная Дама открылась, и они залезли в дыру.

При их появлении гостиная смолкла… и вдруг разразилась шумом.

Гермиона отпрыгнула назад, наступив Гарриет на ногу, но Гарриет помогла ей удержаться, взяв за плечи: она поняла, что это за рокот — аплодисменты.

А потом она увидела над камином громадный транспарант с нарисованными на нем кувыркающимися рыжими котами — наверное, они изображали Живоглота:

С возвращением, Гермиона!

Гарриет показала пальцем. Взгляд Гермионы скользнул по надписи, и нижняя губа у нее задрожала.

Она разрыдалась.

— Ох, Гермиона, — из собравшейся толпы вышла Анджелина, нежно обняла Гермиону, а та плакала, уткнувшись ей в плечо. — Как же здорово, что ты вернулась.