Тьма ведёт меня (джен)

Второй раз найти гостя оказалось не в пример легче, чем в первый — Дамблдлор уже точно знал, как двигаться и как реагировать на легкое прикосновение вторженца. Мгновение легкого головокружения, и вот он снова оглядывается в наполненном голубоватым сумраком зале из гладкого камня и стекла. Из тумана тут же соткалась уже знакомая фигура мага.

— Приветствую, лорд Альбус!

Фигура говорит с сильным акцентом, странно растягивая гласные и заканчивая слова шипящими приставками, но видно, как гость старается приветствовать коллегу. После первого общения удивительно многое схвачено в понимании языка. Кассий учится быстро.

— Приветствую и вас, лорд Кассий, — Альбус старается повторить приветствие, чтобы не обидеть гостя, показавшись невежливым, но втайне морщится на «лорда». Слишком многое всего связано у него с этим титулом, и слишком мало из этого приятного.

— Не лорд, — слегка помахивая рукой, отвечает маг, — магистр Кассий.

Дамблдор задумывается. Какую разницу вкладывает вторженец в титулы? Он протягивает ладонь вперед, напрягаясь и готовясь быстро прервать контакт и вырваться.

— Покажите, пожалуйста, что еще хотите сказать.

Тот хмурится, пытаясь понять вопрос, но потом пожимает плечами и осторожно берет Дамблдора за руку. Директор напрягается, чувствуя, как чужая воля осторожно, медленно, подчеркнуто бережно тянет его силу, формируя уже знакомое ему плетение фантома.

«Нужно будет обязательно попробовать эту формулу вживую. Какое лаконичное решение в работе со светом!» — ученый внутри Дамблдора не дремлет, ведь когда-то он мог посвящать все свое время исследованием и познанию нового, но неумолимый мир вокруг вынудил его заниматься куда менее приятными вещами.

Кассий в этот раз начинает с того же, что и в прошлый. Из воздуха возникает красивый город. Дамблдор видит в архитектуре восточные черты — все эти купола, летящие в воздухе башни, что похожи на минареты. Колоссальная башня тонким шпилем поднимается ввысь и теряется в легкой облачной дымке. Удивительно, как все это держится и не рушится под собственным весом?

Улочки вымощены светлым камнем, очень много декоративной отделки латунью, бронзой и медью. Царит чистота, или же Кассий не стал показывать нечистоты.

— Даларан, — говорит Кассий, обводя фантом с гордостью.

Дамблдор кивает и с любопытством смотрит дальше. Город увеличивается, картинка становится объемной, только нет ни звуков, ни запахов. И вот мельтешение разноцветных точек на улицах города превращается в фигуры людей и других странных существ. Дамблдор удивляется, рассматривая грациозных, удивительно красивых мужчин и женщин с невероятно длинными ушами, что торчат из пышных волос. Брови у них тоже странные — больше напоминающие жесткие пучки тигриных вибрисс, связанных вместе.

— Кель'дорай, — пояснил маг, заметив любопытство в глазах своего коллеги.

Фигура красивой кель’дорай приблизилась, давая рассмотреть тонкие черты надменного лица.

«Похожи на вейл, только еще красивее».

Фигура задвигалась, изящные руки сделали несколько пассов, и вокруг ладоней засветились искрящиеся синие шарики.

— Аркана, — пояснил маг.

Он подвигал фигуру женщины, показывая несколько магических эффектов и каждый раз говоря только одно — аркана.

— Магия, — сказал Дамблдор.

— Магия? — уточнил Кассия и, дождавшись кивка, пожал плечами: — Похоже.

Следующим он показал фигуру обычного человека и обычной женщины. Лица у них несли европейские, даже скорее скандинавские черты — более выделяющиеся кости лицевого черепа, крепкие челюсти и высокие лбы. Они тоже могли колдовать. Рядом с ними появилась кель'дорайская пара, и Дамблдор обратил внимание, что одежда у них всех была похожа. На груди был вышит аккуратный герб. Такой же, как и на груди самого Кассия. Тот показал большое здание с куполами и многочисленными шпилями с этим же гербом на воротах:

— Кирин-Тор.

«Наверное, это название или школы или их магического ордена».

Следующим был уже сам Кассий. Себя он показал в небольшом зале-амфитеатре. В зале сидело пять человек в одинаковой одежде, похожей на одежду взрослых, только куда проще. И они были заметно моложе. Сам Кассий стоял перед доской, сплошь исписанной каким-то символами. Некоторые знаки показались Дамблдору такими же, как и в магловской математике.

— Магистр Кассий Ледяная Звезда, Кирин-Тор, — сказал гость и слегла поклонился.

Дамблдор кивнул.

Следующим, что показал ему находчивый маг, оказалась его смерть. Большой зал был заполнен механизмами непонятного назначения, пол весь в кругах и светящихся символах. В зале было кроме Кассия еще четверо магов в мантиях Кирин-Тора, и все они что-то сосредоточенно колдовали. Сам Кассий стоял в углу и сосредоточенно перебирал какие-то кристаллы в большой коробке. Выбрав несколько осколков, он прошелся по залу и вставил их в подставки на длинных ножках. Больше всего они напоминали ему какие-то накопители. Встав в круг вместе с коллегами, Кассий тоже присоединился к колдовству. Свет становился ярче, в центре круга что-то мерцало и колебалось, будто воздух над костром. А потом был просто взрыв и темнота. Темнота сменилась каменным залом и выступающей из тумана фигурой самого Альбуса.

Дамблдор нахмурился. Он не понимал, что могло пойти не так — зал и процессы, что шли в нем, не выглядели опасными, просто непонятными. Да и лица участников были спокойны и сосредоточены. Почему взрыв?

— Что вы делали?

— Делали, — сказал Кассий, медленно выговаривая слова чужого языка, — дорога? Дверь?

Отпустив руку директора, Кассий сказал, путаясь в словах.

— Учить слова. Нужно, — он пощелкал пальцами, вспоминая, — говорить.

Дамблдор кивнул. Ему была совершенно понятно желание Кассия скорее выучить язык, чтобы начать хоть как-то объясняться. Он опять протянул руку к Дамблдору, и тот ее взял. Снова фантом. Теперь он видел фигуру человека, а рядом с ним — фигуру самого Кассия. Внутри каждого из них засветилось по одному шарику — у мужчины золотой, теплый, а у Кассия — льдисто-голубой. Шарик из фигурки Кассия вылетел, и его фигура, схватившись за сердце, упала как подкошенная. Потом этот шарик, пометавшись, будто перышко в водостоке, врезался в фигуру мужчины.

«Это он мне уже показывал, что он хочет сказать сейчас?»

Фигура покачнулась и с растерянным видом почесала грудь, в то время как оба шарика притянулись друг к другу и слились, хоть и не перемешались. Теперь в груди человека был один шарик, большой и золотой в синюю прожилку. За его плечами стояла прозрачная фигурка Кассия и что-то кричала ему на ухо, но человек его не слышал.

«А вот это уже новое».

Потом фигура человека покачнулась и стала оседать — золотистое свечение вокруг его тела взбунтовалось, шло рябью и разбрызгивало вокруг капли света и искры, в воздухе стали появляться снежинки, льдистые осколки и узоры инея. Шар внутри кипел и бурлил, попеременно становясь то синим, то золотым. Фантомный Дамблдор надел на руку человека уже знакомый браслет, и бурление внутри шарика успокоилось, хоть человек все так же не обращал внимание на шевелящего губами возле его уха Кассия. Возле фигуры появился фантомный браслет с его руки, и рядом — почти такой же, только пара символов была уже другими. Браслет на руке человека сменился, и он тут же вздрогнул, заозиравшись, явно услышав голос своего «соседа». Следующей картинкой был человек, который листал большую книгу с картинками и старательно тыкал в нее пальцами, четко артикулируя слова. Фантомный Кассий за его спиной с внимательным видом кивал и повторял за своим «учителем».

— Пожалуйста? Нужно говорить.

Дамблдор задумался. Стоит ли давать ему возможность общаться с девочкой? Гермиона была славной, умной девочкой, но она все еще оставаясь ребенком, и предсказать, какое влияние на нее мог оказать взрослый маг с неясной моральной системой и неизвестными мотивами, было невозможно. Мнение о маге из другого мира у него еще не сложилось, многое все еще можно было списать на языковой барьер, однако он прекрасно понимал, что если бы сам оказался в подобной ситуации, то уж точно не стал бы перед аборигенами сходу рассказывать о себе все. Да и слова этого Кассия пока что проверить было невозможно

— Нужно время, — наконец сказал он и виновато заломил брови.

Кассий вздохнул и кивнул, соглашаясь.

— Ждать.

* * *

После директорского заклинания Гермиона почувствовала головокружение и даже легкую тошноту. Перед глазами замелькали воспоминания и самые яркие образы — все кувырком и все вперемешку. Вот она с Роном и Гарри весело шутит за завтраком, вот, хмурясь, сбрасывает с одеяла синего жука и с раздражением поворачивается к прихорашивающейся перед зеркалом Лавандой. А вот и ее Мистер Бигглсуорт, который ластится ей под руку и трется об ее нос с громогласным муром и мявом. И много, очень много воспоминаний о своих пальцах, измазанных чернилами, что мелькают над книжными страницами и свитками с ее домашней работой.

Когда ей казалось, что эти бесконечные карусели на американских горках совсем ее завернут в пропитанный тошнотой узелок, все закончилось.

«Странно, — подумала она, оглядываясь по сторонам, — в книгах о Легилименции никогда не описывалось ничего подобного».

Девочка оглядывалась по сторонам со все возрастающим любопытством — зал, хоть и каменный, пустой и наполненный туманом, был довольно хорошо освещен, ничего пугающего вокруг не было. Задрав голову, она полюбовалась потолком, будто целиком сделанного из потрескавшегося стекла.

— Профессор Дамблдор! — позвала она, оглядываясь.

Профессор оказался в двух шагах от нее, сосредоточенно вглядывающийся в туман.

— Профессор, — еще раз позвала Гермиона и подошла ближе и, немного смущаясь, коснулась его руки, чтобы привлечь его внимание. Рука прошла насквозь, заставляя девочку занервничать.

— Приветствую, лорд Альбус!

Гермиона дернулась, чувствуя, как холодеют уши от волнения. На всякий случай она прижалась ближе к профессору: даже если он ее не видит, то все равно рядом с ним она чувствовала себя куда спокойнее. Да, ей уже сказали, что она теперь «не одна», но времени на то, чтобы осмыслить и уложить в голове такие новости, ей еще никто не дал. К тому же она понятия не имела, как себя вести с ее новым… э-э-э, «соседом».

Соткавшаяся из тумана фигура была высокой, даже немного выше самого профессора. Первым, на что обратила внимание Гермиона, были уши. Они были длинные, заостренные и смешно торчали по бокам головы. Она могла бы припомнить домашних эльфов и гоблинов, однако у этого существа уши были узкие, будто заостренные и даже на вид твердые. А вот россыпь золотых колечек по всей длине здоровенного уха заставила Гермиону улыбнуться. По сравнению с Локхардом, которого она в тайне считала эталоном мужской красоты, этот маг казался как будто вырубленным из камня — жесткое выражение лица пугало, шрамы на лице и шее навевали мысли о том, что он имел дело с чем-то опасным. Когда незнакомец кланялся ей и Дамблдору, из-за его плеча выскользнула грандиозной длины белая коса, которую тот заученным жестом забросил обратно за плечи. Голос был низкий, хрипловатый, с тягучим экзотичным акцентом. Девочке стало любопытно.

— Добрый день! — вежливо поздоровалась Гермиона, но, как и Дамблдор, маг ее не заметил.

— Приветствую и вас, лорд Кассий, — вежливо поклонился директор.

— Не лорд.

Девочка увидела, как щека со шрамом слегка дернулась, но догадаться, что за этим стоит, улыбка или гримаса, она не смогла.

— Магистр Кассий.

«Так вот как его зовут!». Девочка, осмелев, подошла ближе к «соседу», желая поближе рассмотреть такого странного, не похожего на других мага. Рассматривая его уши, она пропустила момент, когда он, тихо шелестя рукавом своей необычной, выглядящей довольно дорого мантии, взял директора за запястье.

Гермиона ахнула, глядя, как перед нею разворачивается панорама красивого города. Родившись в довольно обеспеченной семье, Гермиона объездила с родителями всю старую Европу, побывала и в Италии, осмотрела Ватикан. Один раз побывала побывала даже в Стамбуле. Но нигде она не видела такой причудливой, пропитанной магией красоты.

— Даларан.

В голосе «соседа» слышалась гордость и нескрываемая грусть. Гермиона жадно впитывала видение города — красивого, парящего и настолько волшебного, что даже Хогвартс на его фоне казался уже не таким впечатляющим. Особое внимание Гермиона обратила на башню, которая изящной иголкой втыкалась в небо.

Следующими он показал Дамблдору и Гермионе жителей этого чудесного города. Девочка с восторгом смотрела на красивых мужчин и женщин в роскошных мантиях. Женщина с ушами еще более длинными, чем у Кассия, была сверхъестественно, до чувства нереальности красива.

— Кель’дорай, — пояснил Кассий.

«Наверное, так называется этот народ», — подумала Гермиона и попыталась сравнить мага с этой женщиной. Сходство, определенно, было — те же длиннющие уши, хотя у женщины они были уж точно раза в два длиннее и почти без украшений.

— Аркана, — следующее пояснение было почти что очевидным.

— Магия, — тихо поправил директор, и Гермиона посмотрела на его сосредоточенное, но почему-то напряженное лицо. Тут он вовсе не был похож на того добродушного директора, к которому она привыкла. Не было больше той доброй искры в голубых глазах, мягких улыбок и такой забавной игры бровями, когда он по-доброму шутил. Тут он держался строго, даже отчужденно. Гермиона не совсем понимала, почему профессор так строг с «соседом», но, видимо, он знал, что делает.

— Магия? — Кассий задумался, погладив подбородок пальцами. — Похоже.

«Значит, он считает магию и аркану разными видами… э-э-э, магии? — Гермиона не могла видеть, как ее глаза загорелись жаждой знаний и любопытством. — Это же… это такие возможности!»

Следующими она разглядывала обычного мужчину и женщину, очень похоже одетых, а рядом с ними стояла пара кель’дорай. Гермиона обратила внимание, что Кассий, хоть и имел длинные уши и стройное телосложение, но больше походил на людей в лиловых мантиях.

— Кирин-Тор, — он создал схематическое изображение глаза.

Когда она увидела его в аудитории перед исписанной символами доской, что-то активно втолковывающего подросткам, то была удивлена, насколько он был похож на профессора Вектор, которая с тем же отчаяньем на лице разжевывала снова и снова особо сложные формулы. Увидев в нем привычный образ профессора, Гермиона уже не могла испытывать прежнего страха и тревоги перед ним, как раньше. А еще ей хотелось задать ему тысячу вопросов, и это если не считать уточняющих.

— Магистр Кассий Ледяная Звезда, Кирин-Тор, — он еще раз слегла поклонился, представляясь полностью.

За смертью Кассия Гермиона наблюдала с ужасом и жалостью.

Дамблдор пытался расспрашивать мага, но тот понимал его еле-еле, хотя все равно как-то находил слова, чтобы хоть немного объясниться. Рассматривая фантомное представление с шариками, Гермиона поняла, что Кассий даже не понимает, в кого его занесло. Это принесло ей теплую волну облегчения — в конце концов, обнаружить в себе невидимого соглядатая, который незримо следит за каждым твоим шагом, было ужасно. Хорошо, что хоть немного приватности осталось в ее жизни, иначе ситуация была бы полностью невыносимой.

— Пожалуйста. Нужно говорить? — голос мага был напряженный, взволнованный и печальный.

Дамблдор, к изумлению Гермионы, думал довольно долго, рассматривая Кассия ничего не выражающими глазами.

— Нужно время, — сказал он с виноватой улыбкой.

Девочка с удивлением и недоверием вскинула голову. Почему директор не хочет учить Кассия языку? Гермиона нахмурилась, пытаясь понять мотив профессора, но кроме того, что у него наверняка есть какие-то основания для такого, ничего в голову не приходило.

— Ждать, — согласился Кассий, хотя голос его был разочарованным.

Гермиону выдернуло обратно в кабинет. Она всхлипнула и схватилась за голову.

— Ох, простите мисс Грейнджер, — директор участливо помог ей разогнутся и подал в руки чашку с чаем. Гермиона жадно припала к фарфору, не замечая, как постукивают зубы об край фарфоровой чашки. — Вам сейчас обязательно станет легче.

Он сделал пару пассов волшебной палочкой, и она почувствовала, как железные обручи вокруг ее головы отпускают ее.

— Спасибо, профессор. Все хорошо?

— Да, мисс Грейнджер. Вы очень храбрая волшебница и здорово мне помогли в том, чтобы пообщаться с нашим неожиданным гостем.

— И что теперь делать?

— Это все довольно сложно, — мягко ответил Дамблдор, откидываясь в кресле, — уникальный случай, вы же понимаете.

— А что будет со мной? — Гермиона потупилась, рассматривая дрожащую гладь чая в своей чашке.

— Не волнуйтесь, мы обязательно что-нибудь придумаем. Похоже, ваш новый «сосед» настроен дружелюбно и не собирается вам вредить. Но, думаю, вам придется пожить отдельно?

— Отдельно? Почему? — встрепенулась Гермиона.

— На всякий случай, — ободряюще улыбнулся профессор, — считайте, что я просто перестраховываюсь из стариковских соображений. Думаю, вы не сильно расстроитесь, если сможете переехать в спальню для префекта.

— Это честь для меня! Но ведь она занята?

— Ну так она у нас же не одна, — подмигнул Дамблдор девочки, — на сегодня мы закончили. Вам стоит пойти собрать вещи, чтобы эльфам было легче все перенести в новое место. А потом профессор МакГонагалл вас проводит.

— Спасибо, профессор, — Гермиона встала.

— Вы что-то хотели спросить, Гермиона? — мягко спросил директор, тоже вставая.

Девочка смотрела на его лицо, опять лучащееся добротой и сопереживанием, утратившим то жесткое выражение, которое она видела там.

— Я бы хотела тоже пообщаться с… э-э-э… гостем.

— Пока в этом нет нужды, мисс Грейнджер. — Дамблдор покачал головой. — Идите. И не забудьте как следует пообедать и хорошенько выспаться. Впереди выходные, а у вас накопилось столько дел и вопросов. Так что не смею вас задерживать.

Директор мягко направил ее к двери. Гермиона кивнула и вышла за дверь. Уже идя по коридору, она подумала о том, что сошла бы с ума от страха и отчаяния, если бы ее заперли в ком-то даже без возможности поговорить.

«Хотя, если бы я оказалась в Роне, то молчание было бы благом!»

* * *

Зосима сидел за столом в своей комнате перед лежащим перед ним листом бумаги и пытался собраться с мыслями, чтобы начать наконец-то писать письмо домой.

«Милая моя Тарин!

Прости, что так давно тебе не писал. Я могу сказать много слов, почему так долго не поднималась рука с пером, чтобы черкнуть тебе пару строк. Но все это пустое, что не заставит тебя улыбнутся, как солнышко!»

В дверь без стука вломился Бромс Меднозадый, таща на поводке за собой здоровенного мастифа.

— Зосима! Вот ты где, а думал, что ты не здеся! — радостно сказал он, отфыркиваясь и пыхтя. Свою меховую кацавейку он не снимал никогда и нигде, а ведь в Крепости Отваги было более чем тепло — от кузен шел жар, который по трубам внутри стен направлялся на обогрев вечно холодного замка.

Он подтащил мастифа ближе, и Зосима с неудовольствием смотрел, как из клыкастой пасти тянутся нитки слюны на его любимый походный коврик, который по странному стечению обстоятельств пережил не один поход. В какой-то мере Зосима считал его своим талисманом.

— Что ты хотел, Бромс? — спокойно спросил он, аккуратно прикрывая письмо ладонью. Хоть там и не было ничего особенного, но показывать что-то столь личное кому-то не хотелось.

— А! Слушь, друг, я тут давеча пил с ребятками, что недавно из Стальгорна подтянулись. Сла-а-авные ребята, уж ты-то мне поверь. Бурьян, оказывается, мне даже родня через четвертое колено троюродной прабабки моей покойной тетушки. Мы даже, может, в младенчестве одну сиську мяли.

Он уселся перед столом Зосимы и вытер выступивший пот на лбу.

— Да снял бы ты уже свою шкуру, жарко же.

— Не-е, если сниму, тут же пропью, я ж себя знаю.

Мастиф посмотрел на хозяина грустными глазами и разлегся на коврике, уронив тяжелую голову на лапы.

Зосима потер переносицу. Ему хотелось закончить письмо и успеть отправить его с общей офицерской почтой на большой континент. А еще ему надо было подготовить рапорт о последней встрече с высшим начальством для информирования начальства чуть меньшего, дабы те сняли его боевую семью с текущих задач и отпустили на внеплановые работы. Учитывая, насколько его непосредственный командир был педантичен и с застрявшей палкой в известном месте, все это требовало времени и сосредоточенности.

— И вот, значица, как мы выпили по бочоночке портера, так стали знакомиться ближе. Ты только представь, Зосима, оказывается, Торьям, что младше меня аж на тридцать лет, уже имеет на трех детей больше! А ведь моя-то зазнобушка уже пятерых нарожала! И, как и я, сбежал от своей любимки сюда подальше! Хе-хе-хе!

— Ты зачем пришел, Бромс? — опять попытался сдвинуть его в нужную сторону Зосима, чтобы не слушать о тонкостях родственных уз в дворфийском обществе, где каждый дворф был так или иначе связан кровью с кем-то еще.

Бромс нахмурился. Его черные блестящие глазки совсем потерялись в густых черных бровях, делая его похожим на большой косматый шар из шерсти и потертого местами меха.

— Дык, не перебивай, счаз скажу. Ты ж меня с мысли сбиваешь, Зосима! — укоризненно пробурчал дворф и поправил ремень на плотном, похожим на бочонок из-под того самого портера, которым угощался охотник всю ночь, животе.

Мастиф поднял голову, заглядывая в глаза паладина. Взгляд у пса был тоже тоскливый и печальный. Зосима почувствовал, что с псом у него появилось дивное бессловесное понимание. С тихим скулением, больше похожим на хрюканье, мастиф опять уронил голову на лапы.

— Я тебя слушаю, Бромс, — сказал Зосима и подумал, что ему бы самому не мешало бы выпить.

В походах такой смешной, грузный и кажущийся неповоротливым дворф превращался в умелого охотника, который в навыке выслеживания добычи уделывал даже Талай, что больше привычна была к лесу, а не к занесенных снегом пустошам и горным скалам. В бою же, со своим чудовищных размеров псом, он рвал даже орочьих гром’гаров. Сколько раз он выносил на своих плечах бессознательного Зосиму в полном паладинском доспехе, будто не замечая его веса! Зосима обязан был ему жизнью. Но стоило им оказаться хоть в сколько-то безопасном месте, как Бромс расслаблялся и становился…

— А у Малрика, ну, эта тот третий парнишка, с которым мы пили давеча, ты только представь, недавно Молли, его верховая овечка, оягнилась сразу тройней! Ты только подумай! Тройня! Вот теперь носится с ними, как счастливый папашка.

— Бромс! — паладин бахнул рукой по столу.

Тот замолчал, захлопал глазами и обиженно засопел.

— Или ты говоришь, зачем пришел, или я пошлю тебя и дальше пить с оягнившимся дворфом. Выкладывай!

— Чей-то ты злой такой, Зосима! Я ж коротко, по-быстрому, так сказать.

Паладин застонал и уронил голову на руки.

— Бромс!

— Ладно-ладно, — дворф встал и отряхнул кацавейку, — вечно забываю, что вы, люди, зачем-то куда-то торопитесь, ладного разговора с вами не допросишься. А вот мой дед, да пусть хорошо ему будет в объятиях предков, рассказывал, как он ходил на лося с другом и встретил…

— Бромс!!

Мастиф встал и положил слюнявую морду на край стола. Во взгляде читалось: «Как же я тебя понимаю!»

Зосима зашипел, выдергивая из-под собачьей морды свое письмо с расплывающейся слюнявой кляксой.

— Вот уж люди-торопыги…

Зосима угрожающе засопел.

— Ладно! Ладно!

Дворф вытащил из кармана помятый конверт весь в каких-то жирных пятнах и, изрядно смущаясь, сказал:

— Тут эта, письмецо моей любимой зазнобушке с банковским чеком в банк. Я удачно шкурок мамонтячьих наохотил, денежек насобирал, деткам на пряники. Ты, слышал, в офицерскую почту можешь. Так что, может, эта, по-дружески…

— Давай, — Зосима взял коричневый пухлый конверт и убрал в стол. — Отправлю сегодня, если успею.

— Это ты выручишь, да! — тут же развеселился Бромс, поднимая мастифа с пола. — Пасиб, с меня не убудет!

Хлопнула дверь, и Зосима встал открыть форточку, чтобы проветрить тесную комнату от выпитого вчера дворфийского портера. Снова усевшись за стол и с раздражением оттерев слюнявое пятно с листа, он продолжил:

«Твои письма я получал, жаль, что, судя по твоим припискам и датам, некоторые так и затерялись где-то в пути. Надеюсь, когда-нибудь эти белые бумажные птички все же долетят до меня, и я с глубокой радостью прочитаю строки, что выведены твоей маленькой нежной рукой.

Я рад, что дома все хорошо. Новости о том, что Иветта в положении, меня радуют и тревожат. Ведь всех более-менее толковых лекарей и жрецов призвал король на войну, оставив обычных людей без помощи врачевателей. Я буду молить Свет, чтобы тягость ее была спокойной и дитя родилось в срок и здоровым».

Опять дверь распахнулась без стука. Собираясь гавкнуть на Бромса почище его мастифа, Зосима уже повернулся было, но в дверях никого не было.

— Какого! — он уже начал нащупывать короткий меч на бедре, как услышал сердитое «Кхе-кхе!»

— Вуди, ладно Бромс, но ты-то стучаться должен уметь! Неужели в киринторской академии так и не привили манеры?

— Привили-привили, — весело ответил маленький маг и воспарил повыше над полом, чтобы паладин мог видеть его из-за края стола, — вот только я уже сыт по горло этим манерами.

— Что хотел, Вуди? — спросил Зосима, рассматривая румяное личико с подкрученными розовыми усами.

— Я тут подумал, у нас же после смерти Судзухи, — он опустил глаза с легкой грустью, но потом твердо поднял глаза, — место в семье освободилось. Ты уже нашел кого-то?

— Еще не искал, — ответил Зосима, про себя вознося краткую молитву Свету за упокой души маленького вора, — а что, есть кто-то на примете?

— Ну да, — ответил гном, — маг, отличный резерв, удивительный контроль, мастер-ювелир и хорошо разбирается в, э-э-э… сложных школах магии, да.

— Ты о ком? — заинтересовано поднял брови отец самой безумной боевой семьи во всем Альянсе.

— Ну, есть у меня подруга, вместе учились в академии. Зорька зовут. Зорька Мультикруть. Она обещалась вот-вот подъехать вот прям сюда.

— Гномка? — удивился Зосима. — Вы же обычно своих дам на фронт не пускаете.

— О, посмотрел бы я на того, кто заставил бы Зорьку отсиживаться дома, — звонко рассмеялся Вуди.

— А ты за нее сможешь поручится? — серьезно спросил Зосима.

— Ну да, — пожал плечами Вуди, — это ж я ее рекомендую. Она давно ищет себе хорошую семью, но из-за того, что она... э-э-э... невысокого роста, всерьез Зорьку никто не воспринимает. А зря.

— Ну, хорошо, приводи ее, пообщаемся, посмотрим, что умеет, — согласно кивнул паладин. Второй маг в семье ему точно не помешает. — А что за школа у нее?

Вуди засмущался, что натолкнуло Зосиму на нехорошие подозрения.

— Вуди, ты серьезно? — спросил он трагическим шепотом.

— Ну, ты же помнишь, что вытворял тот Отрекшийся в Наксрамасе? Зорька умеет не хуже!

— Нет! Нет, нет и еще раз нет! — протестующе затряс головой паладин. — Только чернокнижника мне не хватало! Только через мой труп!

— Если бы не мастер Харитон, то ты бы уже был трупом! — запальчиво ответил Вульперштук. — Зорька — замечательная! А нам действительно не хватает толкового чернокнижника! Особенно тут, где нежити и всякой дряни больше, чем снега!

— Нет!

— Да, Зосима, да! От разнообразия навыков в семье зависит наше выживание! А Зорька — профессионал!

— Но она же чернокнижник, Вуди!

— А ты консервативная паладинская консерва! — возмутился Вуди.

— Ах ты…

— А еще я не отдам заказанную тобой для Поветты заводную куклу и набор механических солдатиков на магической тяге для Тарри!

— Это шантаж!

— Но это работает.

Палинос заскрипел зубами — он действительно очень не любил чернокнижников. И действительно очень в хорошем чернокнижнике нуждался.

— Ладно, приводи ее. Посмотрю, — и, видя неуемный энтузиазм мага, тут же поспешил умерить его радость: — Но я ее не возьму, если твоя Зорька не подойдет для нашей семьи!

Вуди на радостях защелкал пальцами, выпуская снопы маленьких разноцветных искр, которые веселым фейерверком посыпались на стол паладина.

— Спасибо!

И проскочил сквозь стену коротким телепортационным прыжком, что делать не видя конечной точки умели единицы.

— Позер! — буркнул Палинос, а потом, увидев тлеющее письмо, зашипел, гася огоньки. Сердито посмотрев на маленькие черные дырочки, он решил, что вид письмо становится все драматичнее, зато и колоритнее. Решив, что в крайнем случае перепишет набело, он опять взял в руки перо.

«Как бы я хотел оказаться скорее дома, обнять тебя, Иветту, Поветту и маленького Тарри. Знаешь, сижу и удивляюсь — даже не думал, что когда-то стану дедом. А вот поди ж ты — время идет так быстро. Вот только вчера я, запинаясь и краснея, просил твоей руки у твоего батюшки, а вот уже у меня забрали мою Иветту и она сама станет матерью. Удивительно.

Со мной и Приамом все хорошо. Наш сын стал замечательным воином и благословенным Светом паладином, в чем ему очень помогает его обет молчания. Представляешь, чтобы не нарушить его, он придумал постоянно носить во рту камешек-голыш, что подобрал на берегу моря перед тем, как принести обет.

Знаю, что просить тебя не волноваться пустое дело, но я хочу, чтобы твои тревоги немного улеглись — я собрал лучшую боевую семью в Нордсколе, и каждый бережет каждого. Мы все присмотрим за Палиносом».

Ради разнообразия в дверь постучали.

— О, Свет, дай мне терпения! — пробормотал он беззвучную молитву. — Входите!

Скромно переступая копытцами, к отцу боевой семьи проскользнула Аллека — шаманка-дреней. Тихая, скромная, она была милой и иногда наивной до изумления. Но наивность ее сходила на нет, стоило ей рассердиться. А гневаться шаманка с рожками изволила только на поле боя и…

Зосима увидел хвостик, украшенный кольцами, что хлестал по мускулистым бедрам, обтянутых хорошо выделанной кожей воргена.

— Нет, Аллека, я не буду передавать экзарху то, что ты хочешь ему сказать, но почему-то не делаешь этого сама.

Аллека прищурилась, и Зосима почувствовал, как по полу, ничуть не смущаясь, что он деревянный, зазмеились тонкие усики электрических разрядов.

— Но, Зосима, а к кому я могу пойти? — она пристукнула ногой и подошла ближе.

Палинос почувствовал, как волосы на его голове становятся дыбом, наэлектризованные испускаемой маленькой шаманкой магией.

«Хорошо, что я стригусь коротко. Бромс смотрелся бы куда впечатляюще, познакомься он с ее зарядом».

— Ты видел боевую задачу, которую мне определил Элимар с твоего согласия? — от злости ее акцент стал куда заметнее. — Этот копытный негодяй отправил меня... Меня! Знаешь куда?!

— Нет, Аллека, не знаю. Я передал ему перечень заданий, которые нам поручил Халфорд, и он сам распределил их на свое усмотрение.

— Он усмотрел нормальным отправить меня к зульфи Джиге’Атал, этой троллийской ведьме, что посмела…

— Аллека, я не в силах опять выслушивать причины твоего развода с экзархом. И перестань искрить, у меня тут куча донесений и прочих легко горящих бумаг.

Шаманку это не успокоило.

— Зосима! Ты должен ему сказать!

— Нет, Аллека, это ты должна пойти и сама ему сказать, что тебя не устраивает эта работа. Или просто поменяйся с кем-нибудь.

— Но Талай уже сбежала в Зул’Драк!

— И ты даже не представляешь, как я ей сейчас завидую!

Во дворе что-то грохнуло, с потолка посыпался мелкий сор. Бросившись к окну, Зосима увидел фееричное зрелище сражения Вуди с… он протер глаза. Маленького мага гонял по всему двору инфернал с залихватски свистящей и улюлюкающей с его плеча малявкой. Поскольку все действие происходило на официальной тренировочной арене, то стражники даже не чесались, лишь с азартом наблюдали за взмокшим магом.

Зосима, забыв о письме, рванулся во двор разнимать Вуди с, как он понимал, его подругой. Аллека, которую вот так вот бросили посреди ее негодования, сгенерировала еще одну яростную вспышку молний и случайно испепелила и письмо, и половину карт, и даже счастливый коврик.

— Ой! — виновато пискнула шаманка и бочком поспешила убраться куда угодно, пусть даже и на встречу с проклятущей тролльской варваркой. О любви Зосимы к его коврику знали все.