Время собирать камни (гет)

— А почему у тебя усы?

— Это для маскировки, чтобы рыба клевала.

— И помогает? — удивленно спросила Райли, наклонив голову на бок.

— Конечно, — с серьезным видом кивнул Чарли. — Они меня не узнают и поэтому не боятся.

Райли озадаченно почесала щеку, чувствуя подвох, но смущенная его серьезным лицом.

— Когда пойдем на рыбалку, тебе тоже такие приклеим, — пообещал Чарли.

Я видела, как подрагивают его губы и слегка розовеют щеки, но больше он никак себя не выдавал.

— Лучше бороду! — заявила Райли. — И повязку на глаз, как у пирата!

Чарли потер нос, прикрывая рот ладонью.

— Ну, это можно.

— Можно примерить?

Быстро как бельчонок подскочив на стуле, Райли потянулась к его лицу, будто намеревалась сорвать приклеенные усы, отчего Чарли отпрянул назад. Она звонко рассмеялась, понимая, что переиграла дедушку в его же игру.

— А ты не так проста, да? — усмехнулся Чарли.

— Она живет под одной крышей с Эмметтом, — заметил Эдвард, усаживая ее обратно и целуя в макушку.

Райли угостила его печеньем, он как всегда с улыбкой его принял и стал перекатывать между пальцами, как монету. Немного посмотрев на это, Райли придвинула тарелку ближе к Чарли — единственному человеку, способному оценить лакомство по достоинству. Она старалась поделиться с ним самыми вкусными сладостями и постоянно подливала в его чашку чай из фарфорового чайника с длинным носиком. Чарли покорно пил, позволяя ей даже подсыпать в свою чашку сахар, хотя на моей памяти любил только горький черный кофе.

Как и ожидалось, разговор с Рене вышел непростым. Услышав, что я жива-здорова, она заявила, что ни секунды в этом не сомневалась, материнское сердце такие вещи чувствует в отличие от профессионально деформированных копов из провинции, которым везде видятся неприятности и опасность. Как это часто бывало, мама во всем обвинила Чарли, дескать, я так долго скрывалась, боясь именно его осуждения, ведь вне всяких сомнений, я знала, что мама меня поймет и поддержит, что бы я ни натворила.

— Боже мой, — промямлила я, уронив голову на руки. — Опять тебе из-за меня досталось! Прости.

Я подняла виноватый взгляд на отца, но он равнодушно пожал плечами.

— Ты же знаешь свою маму, она может наговорить сгоряча, но долго злиться не умеет.

— Что ты ей сказал?

— Что ты звонила из автомата, номера не оставила, так что нам остается только ждать, когда ты снова позвонишь.

— Она согласилась?

— Нет, конечно, — фыркнул Чарли. — Потребовала, чтобы я отследил местоположение телефона и отправил туда спецназ.

— Похоже, она стала больше смотреть телевизор, — вяло заметила я.

Чарли согласно хмыкнул в ответ. Его взгляд то и дело возвращался к Райли, он присматривался ко мне, потом, сжав зубы, оборачивался к Эдварду и снова смотрел на Райли, следил за ее движениями, мимикой, что-то отмечал про себя и улыбался.

Вскоре после приезда Чарли домой вернулся Карлайл. Чарли поблагодарил его за заботу о нас, но от его тона веяло холодком, он говорил кратко, а в молчаливых паузах мне слышался упрек. Ситуацию сгладила Эсми, направив беседу в другое русло — она стала говорить Чарли о Райли и наоборот, дразня любопытство обоих, чтобы оно перебороло неловкость первой встречи. Теперь она и Карлайл практически не участвовали в разговоре, но оставались рядом. Розали и Эмметт вышли на улицу, и их шаги затихли в лесу. Я предполагала, что они решили допросить с пристрастием Джаспера, хотя не заметила, в какой момент дом покинул он.

— Ты собираешься позвонить маме? — спросил меня Чарли.

Я вздохнула, сомневаясь в правильности каждой мысли, приходящей в голову. Рене отличалась особенным, почти детским взглядом на мир, и подобно ребенку, улавливала фальшь в речах и более искусных лжецов, чем я. Провести ее можно было разве что полуправдой, а я никогда не была мастером по этой части.

— Я не знаю.

Голова казалась тяжелой, все тело было налито свинцовой усталостью. Хотя я понимала, что это всего лишь утомленный разум транслирует ощущения телу, чувствовались они совсем как настоящие. Я потерла глаза машинальным сонным движением, но никакого эффекта не добилась.

— Боюсь сказать что-то не то. В последнее время я ошибаюсь на каждом шагу. Как ты думаешь?

Эдвард был мудрее и хитрее меня, но и он ответил не сразу. Брови сошлись над переносицей, вливаясь в выражение задумчивости на лице.

— Вы раньше общались в основном по электронной почте. Может быть, с этого и начать? — предложил он, не отводя взгляда от моего лица. — Если скажешь, что мы путешествуем, это объяснит отсутствие постоянного номера телефона.

— А позже я ведь действительно могла бы позвонить из автомата, — подхватила я. — Связь наверняка будет чудовищная, если она задаст сложный вопрос, можно сделать вид, что я не расслышала из-за помех. Да и выбор в пользу электронной почты на будущее станет логичным.

Эдвард согласно кивнул, но взгляд все еще выдавал беспокойство. Еще одно решение, не тянущее на полноценный план, но хотя бы простые понятные действия на первое время, это немного успокоило, позволяя распрямить спину и слегка улыбнуться. Золотистые глаза напротив потеплели.

— Для меня версия с вирусом, а для мамы — с путешествиями, да? — вполголоса проворчал Чарли.

В памяти всплыли слова Розали, что, связав жизнь с Эдвардом, я буду вынуждена постоянно лгать. Как и Чарли, я ненавидела ложь, но этот выбор без сожалений повторяла бы раз за разом.

— Да.

Чарли вздохнул, откинувшись на стуле. Я не увидела осуждения на его лице, скорее, озабоченность человека, обдумывающего не слишком приятные ему правила игры.

— Добро, — в конце концов сказал он, но все же добавил: — Не заплутай в этом, Беллз.

Чарли уехал домой держать оборону на телефоне, где наверняка уже было несколько сообщений от Рене с новыми вопросами, ответов на которые она не получит, но перестать их задавать было выше ее сил.

Я старалась сочинить письмо маме, и каждый раз, пытаясь что-то объяснить, понимала, что скатываюсь в путаное нагромождение лжи и неестественности. Стерев очередную неудачную версию произошедшего, я написала пару коротких строк:

«Привет! Просто хотела сказать, что у меня все хорошо. Наверное, стоило сделать это раньше. Прости. В этом году я видела такую потрясающе красивую зиму, что начала понимать, за что можно любить холод. Как у вас дела?»

Приложив немного размытое фото из Канады, где я иду по заснеженному полю, смотря под ноги, я нажала «отправить».

Получилось легкомысленно на грани жестокости, но нужно было начать устанавливать безопасное расстояние между нами, и я подошла настолько близко, насколько возможно. Рене, конечно, будет больно понимать, что ее ребенок вырос в эгоистичного взбалмошного взрослого, но я надеялась, она сможет это принять и продолжить жить своей жизнью, умея видеть хорошее даже в самые темные дни. Я устало прикрыла глаза, чувствуя, как очередной поступок, которым нельзя гордиться, отпечатывается на сердце, чтобы навсегда остаться со мной.

Эдвард надавил на спинку кресла, его лицо показалось совсем рядом, забавно маяча вниз головой прямо перед глазами. Мне самой всегда не хватало веса, чтобы привести кресло в такое положение. На секунду подумалось, что я вот-вот упаду, но пошевелиться, чтобы нащупать край стола или проверить, касаются ли еще колесики пола, казалось слишком большим усилием.

— О чем думаешь? — спросил Эдвард.

— О том, уронишь ли ты меня.

— И к чему пришла? — фыркнув, спросил он.

— Пожалуй, нет. Но мне вообще-то все равно, — видя, как опустились уголки его губ, я пожалела о своем ответе и, прикрыв глаза, прижалась щекой к его пальцам, держащим спинку. — Не обращай внимания, я просто недовольна собой, вот и все.

— Она с этим справится, — сказал Эдвард, кивнув в сторону ноутбука.

Рене улыбалась нам с маленькой фотографии в строке адресата, загорелая и счастливая, танцующая посреди пустыни. Старое фото, которое я сделала в Аризоне, когда мы заметили с дороги изогнутое дерево юкки. Рене настояла тогда, чтобы мы остановились и посмотрели на него поближе.

— Уверен, она сильнее, чем все думают.

— Это правда, но из Чарли она всю душу вытрясет.

— А Чарли и вовсе не кажется, что он делает что-то значительное. Для тебя он готов на гораздо большее.

— Это меня и беспокоит.

Эдвард вскинул брови, чтобы я пояснила.

— В видении Элис он сдавал пистолет и жетон в участке. Потому что не смог бы остаться шерифом? Он бы, наверное, и не взглянул на меня после такого.

Я замолчала, понимая, что снова завожу старую пластинку, но невеселые мысли не отпускали. Получалось, что я едва не отняла у него и работу, игравшую огромную роль в его жизни, и друга. Был бы он все еще рад, что я вернулась? Сколько последствий может иметь один неверный шаг?

Кресло наклонилось сильнее — так, что колени оказались выше головы. Я рефлекторно схватилась за подлокотники.

— Эй!

— А я думал, тебе все равно.

— Мне все равно, пока я знаю, что ты меня держишь.

— Удобно, — кивнул Эдвард. — Не попытаешься встать?

— Нет, — подумав, ответила я.

— Почему?

Я вздохнула. В другой ситуации я бы с удовольствием поддержала этот разговор, зная, что он подталкивает меня к ответу, который успокоит и облегчит сумятицу в мыслях, но в тот момент не чувствовала ни сил, ни желания его искать.

— Эдвард, я люблю тебя, и люблю, когда ты помогаешь мне привести мысли в порядок, но можем мы пропустить этот этап? Что ты хочешь, чтобы я сказала? Можешь сделать это сам?

— Я просто хочу, чтобы ты больше доверяла тем, кто любит тебя, — сдался Эдвард. — И перестала терзаться из-за того, что не случилось.

— Это не выключается по щелчку пальцев. — Я протянула руку, чтобы коснуться его лица. — Не волнуйся, я это переживу. Мы ведь знали, что будет непросто. Просто дай мне немного времени.

Он явно хотел услышать что-то другое, я постаралась улыбнуться ему.

— Отпусти меня уже.

Эдвард слегка прищурился, но просьбу выполнил, осторожно вернув меня в сидячее положение. Райли тут же забралась на колени, будто только этого и ждала.

— Это Рене! — объявила она, ткнув пальчиком в экран. — Я знаю.

— Верно, малыш, это бабушка Рене.

— Почему это дерево такое странное?

Юкка на снимке выглядела необычно, будто ее ветви завязались в узлы, качаясь на волнах.

— Это из-за ветра, — ответила я, приглаживая пальцами кудряшки. — В пустыне трудно выжить. Там ужасно жарко, практически нет воды, тысячи акров равнины, где ничто не сдерживает раскаленный ветер такой силы, что летящий песок стачивает скалы. В итоге ствол и ветки искривляются, но благодаря этому дерево становится сильнее.

Я снова посмотрела на фото, вспоминая, как Рене танцевала рядом, стараясь повторить изгибы ветвей и невольно улыбнулась.

— Или оно просто танцует.

— Дерево танцует? — удивилась Райли.

— Угу. Рене сказала, что если кто-то так любит жизнь, он не может не танцевать под звуки ветра. Правда, когда мы налюбовались ею и этим деревом, и хотели поехать дальше, машина не завелась.

Ситуация вышла очень неприятная. Мы застряли посреди пустыни без средств связи и с ограниченным запасом воды, а пустое шоссе уходило на многие мили в обе стороны, пока не таяло в волнах раскаленного воздуха, не достигнув линии горизонта. Вспоминая об этом случае сейчас, я, к собственному удивлению, находила его забавным.

— Рене заявила, что погода идеальна, чтобы запустить воздушного змея, и пока Фил ковырялся в моторе, мы пытались соорудить его из китайских палочек для еды и носового платка.

— Получилось?

— Увы. Ни то, ни другое не вышло. И мы просто решили дождаться утра в надежде, что кто-нибудь проедет мимо.

— Вы ночевали в пустыне бог знает где? — спросил Эдвард. — И никому это не показалось плохой идеей?

— Пришлось. Фил предлагал пойти вдоль дороги в надежде найти заправку или отель, любое заведение, где есть телефон, но уже темнело, и мы подумали, что это не лучшая идея. В итоге мы расстелили одеяло недалеко от обочины и смотрели на небо, а утром нас взял на буксир один фермер.

Эдвард покачал головой.

— Что?

— Не думал, что у вас это семейное.

— Это было не так уж опасно.

— Правда? Койоты, змеи, обезвоживание или люди, которые могли позариться на вашу машину, кошелек или еще что.

— Мы же не специально там застряли, — ответила я, понимая, что слова звучат как оправдание. — Мы могли выбрать только как провести эту ночь — сидеть в душной машине и тревожно оглядываться по сторонам или любоваться звездами. При любых обстоятельствах Рене выбрала бы второе.

Эдвард поднял руку к лицу, будто собирался сжать переносицу или схватиться за голову, но в итоге просто со вздохом опустил ее обратно.

— А когда мы к ней поедем? — спросила Райли.

— Мы не сможем к ней поехать, родная, — пришлось ответить мне.

Райли разочарованно опустила плечи, выпятив нижнюю губу.

— Почему?

— Потому что она совсем не умеет хранить секреты.

— А секретов у нас много, — сама себе кивнула Райли.

— Да.

Я захлопнула крышку ноутбука, опасаясь, что вот-вот может прийти сообщение от Рене, а я не была готова отвечать на ее вопросы. За год моего отсутствия в почтовом ящике накопился не один десяток писем, но мне не хватило смелости прочесть их все.

Райли беспокойно поерзала, очевидно, желая сказать что-то еще. Она посмотрела на Эдварда, и он улыбнулся, но решил не облегчать ей задачу.

— У нас проблема, мам, — вздохнув, начала она, крутя в пальчиках прядь моих волос.

— Какая?

Нахмурившись и надув губы, Райли пыталась заплести маленькую косичку и не отводила взгляд от своих рук.

— Печенье исчезло, — трагичным шепотом сообщила она.

— Как исчезло? — не поняла я.

— Его больше нет. — Она подняла на меня распахнутые глаза. Кончики длинных ресниц слегка подрагивали. Само воплощение невинности.

Замечание, что никто не может жить, питаясь только сладостями, так и осталось невысказаннм. Я вздохнула.

— Ладно, что-нибудь придумаем, — ответила я.

Она улыбнулась, демонстрируя очаровательные ямочки на щеках, которые так сладко было целовать.

Розали с Эмметтом так и не вернулись, Джаспер оставался поблизости, но по словам Эдварда, хотел немного отдохнуть от чужих эмоций. Мы не сговариваясь решили отложить все обсуждения, чтобы немного переварить услышанное. Олимпия была достаточно далеко от Форкса, чтобы разрыв соглашения не привел к сиюминутным последствиям. Райли поднялась наверх, где, судя по звуку, что-то рисовала в блокноте. Встреча с Чарли ее взволновала, хотя и привела в восторг. Она готова была полюбить его еще до первой встречи, но новые впечатления требовали осмыслить их, и мы с пониманием отнеслись к ее желанию побыть наедине с собой.

Я пожалела об утраченной способности спать, когда забвение спасает от мыслей и эмоций, а утро приносит новые силы и порой неожиданные решения. Теперь вместо этого нужно было специально искать, на что отвлечься, в надежде увидеть ситуацию под другим углом, перестав о ней думать, слышать в голове обвиняющие голоса, чувствовать отголоски красного марева, туманившего разум. Лучшим вариантом было пойти на охоту, чтобы бег и чистый воздух прочистили голову, но я не хотела оставлять Райли, особенно в отсутствие Роуз и Эмметта. Умом я понимала, что едва ли стоит бояться нападения, но паранойя глубоко пустила корни в душу.

Листая рецепты домашних сладостей, я остановила выбор на воздушном миндальном печенье с шоколадом. В основном из-за его сложности, небольшого количества сахара и моих скудных способностей по части выпечки. Заведомо обреченная затея, но я рассчитывала, что она займет мои мысли. А если получится что-то сносное, это порадует Райли. Эдвард оставался рядом, но не помогал. Когда я замечала, что он сильно хмурится, а взгляд леденеет, старалась как бы случайно привлечь его внимание, прикасаясь или задавая какой-нибудь вопрос. Он вскидывал бровь и слегка качал головой, вырываясь из плена мрачных раздумий. Он понимал, что я делаю, но подыгрывал, а видя, как он улыбается, я не могла не улыбнуться в ответ.

— Хорошо пахнет, — заметил Эдвард, когда я достала противень из духовки.

— Хм, не уверена, что оно вкусное.

Я тронула пальцем верхушку, пытаясь осторожно сдвинуть в сторону. Воздушная шапочка меренги осталась на месте, что, если верить рецепту, свидетельствовало о готовности печенья. Только выглядело оно совсем не так, как на картинке. Тесто растеклось, и вместо маленьких аккуратных полусфер получилось что-то вроде покалеченных амеб размером с ладонь. Однако работа руками в строго определенной последовательности принесла свои плоды, помогая разложить все в голове по полочкам.

— Что не так? — спросил Эдвард, заглядывая мне через плечо.

— Это французское печенье. На сайте написано, что оно должно было получиться тонким и невесомым, как знаменитое французское белье, — процитировала я. — Такие полупрозрачные штучки, будто сотканные из тумана, а вышло что-то вроде добротной флисовой пижамы в холодную зиму.

— Люблю такие.

Я фыркнула, поддевая ногтем одно из печений, больше похожих на оладьи.

— Что? Шотландская клетка и мягкий хлопок. Очень эротично, — заявил он, понизив голос, чтобы не услышали чужие чуткие уши.

Я закатила глаза, игнорируя рой мурашек, стайкой бегущих от затылка вниз.

— Будешь дразнить меня за пижаму? — ответила я столь же тихо. — Чтобы ты знал, я не готовилась к ночным визитерам. А потом было бы странно так кардинально что-то менять.

Я представила его отпавшую челюсть, решись я тогда откопать в шкафу комбинацию из шелковых шорт и топа, подаренную мне когда-то Рене, и почти наяву ощутила удушающее смущение от того, сколь явно выглядели бы в тот момент мои старания стать соблазнительнее для него, особенно в условиях вечного холода и сырости Форка. И тут же пожалела, что так и не сделала этого. Впрочем, не исключено, что такие действия совсем изгнали бы его из моей спальни.

— И в мыслях не было. И говоря об этом, ты хоть представляешь, насколько тонкими были те футболки? Сколько можно было через них разглядеть, почувствовать. И сколько потом представлять. Неудовлетворенная фантазия просто неспособна молчать.

Я переступила с ноги на ногу, чувствуя горячее покалывание от макушки до пят по всей левой стороне, где между Эдвардом и мной было не больше дюйма наэлектризованного воздуха. Приходилось прикладывать усилия, чтобы не придвинуться ближе.

— Этим ты занимался ночами, пока я спала?

— И долгими днями после, — прошептал он мне в ухо, щекоча дыханием. — Мечтая о минуте, когда снова окажусь в твоей кровати, такой узкой, что придется прижиматься друг к другу очень тесно, чтобы не упасть.

Руки по-хозяйски обвились вокруг моих бедер, поворачивая и стирая наконец лишнее расстояние, ярко иллюстрируя его последние слова. Уверенно, спокойно. Свобода, дарованная обращением, пьянила каждым прикосновением, в котором настороженная сдержанность сменилась удовольствием. Больше никаких опасений и напряжения в скользящих по моему телу ладонях.

— Может быть, я бы даже решился украсть поцелуй, — лукаво улыбаясь, продолжал он, отчего я машинально облизала губы.

Я тоже кое-что знала о свойствах тонкой футболки. Например, что она нисколько не мешает чувствовать тепло от ладоней или тонкие длинные впадинки, отделяющие одну мышцу от другой, когда пробегаешь их кончиками пальцев. Знала, как щекотно ощущается, если осторожно повторить этот маршрут ногтями. Как от этого становится прерывистым его дыхание.

Эдвард улыбнулся, прикрыв глаза, и я едва не заурчала, почувствовав прикосновение его губ под ухом. Я потянула его на себя за шлевки на джинсах, и мы неловко покачнулись, зубы мягко царапнули по подбородку, край столешницы уперся в поясницу. Поцелуй на щеке. Вдохнуть полные легкие его аромата, сейчас смешанного с нотками миндаля и шоколада. Мало, всегда мало. Прикосновение к губам, дразнящее, совсем легкое. Я потянулась ему навстречу, поднимаясь на носочки.

Где-то хлопнула дверь, и я испуганно дернулась, осматриваясь по сторонам. Звук донесся со второго этажа, но меня все равно обожгло волной смущения, будто нас застукали за чем-то неприличным. Магия момента была разрушена. Эдвард вздохнул, запрокинув голову. Стараясь сдержать смешок, я закусила губу, уткнувшись лбом ему в ключицу.

Мы редко оставались одни в перенаселенном доме, и мне было сложно привыкнуть к тому, что уединение может быть нарушено в любой момент. Розали и Эмметту, казалось, было безразлично, кто находится рядом. Хотя они по большей части соблюдали границы приличий, я всегда старалась покинуть комнату, когда происходящее становилось слишком личным, не предназначенным для чужих глаз или ушей. От Эмметта такого проявления тактичности ждать не приходилось. А присутствие рядом Карлайла и Эсми делало неловкими даже невинные проявления нежности. Впрочем, я все равно не могла отказаться от удовольствия спрятаться от всего в руках Эдварда. Самое уютное чувство на свете.

— Я думал, — лениво протянул Эдвард, слегка покачивая нас из стороны в сторону, как в очень медленном танце.

— М?

— Может быть, нам стоит приобрести свой дом?

— Ты хочешь отделиться?

— Недалеко, в паре минут бега от остальных, но чтобы он был только наш.

Только наш. Я закрыла глаза, представив его на мгновение. Музыка Эдварда, вещи с отпечатком нашего вкуса, моего и его, много света, дерева, и большие окна, сквозь которые будет проникать солнце, нагревая воздух, хранящий пьяняще-свежий аромат Эдварда и сладкий запах волос Райли, у которой тоже будет возможность создать свой уголок — с планетами, звездами и мальчиком, летящим за стаей птиц.

— С отдельной детской? — спросила я.

— Угу, — с улыбкой в голосе ответил он. — Завалим ее игрушками, чтобы Райли переросла их быстрее, чем сумеет поиграть с каждой.

— И мансардное окно, чтобы видеть небо.

— А для нас — большая спальня, где мы не будем спать.

— Большой стеллаж с пластинками?

— И старые книги.

— Собственная ванная, ммм… Звучит как мечта. Что будешь делать, если я навешу замки на все двери, чтобы никогда выходить из дома?

Эдвард засмеялся.

— Боюсь, тогда Эмметт пробьет дыру в стене и похитит Райли. Или она сама сбежит к нему через мансардное окно. Их надолго разлучать опасно.

— А твоих родителей это не обидит?

— Мои родители — самые понимающие люди на свете.

— Погоди, — я отстранилась, чтобы видеть его лицо. — Ты это серьезно?

— Есть пара вариантов недалеко отсюда. Они не продаются, но можно сделать заманчивое предложение и посмотреть, что выйдет.

— Здесь? — не веря, переспросила я.

Эдвард улыбнулся, и я покачала головой, понимая, что не только я старалась отвлечь другого. На несколько минут Билли Блэк оказался изгнан из сознания, будто его стерли ластиком. Это помогло, и теперь возвращаясь к нему мыслями, я больше не чувствовала, что произошла какая-то катастрофа, земля дрожит под ногами, готовая разверзнуться, чтобы поглотить наш маленький драгоценный мирок. Больно — да, мерзко — весьма, раздражающе — о, непередаваемо. Но и только. На руинах прежних планов придется построить новые, ценой небольших неудобств мы приспособимся и оставим этот эпизод позади.

Я поднялась на носочки, заключая в ладони любимое лицо, чтобы оставить мягкий поцелуй на губах.

— Спасибо.

— Я не шутил, — сказал он.

— Я знаю. На новом месте можем поискать что-то подходящее.

— Или, — ответил он, заправляя прядь волос мне за ухо. — Мы можем остаться. Век смертных краток, буквально утекает сквозь пальцы. Ты и так теряешь маму, нельзя позволить отнять у тебя отца и твой дом.

— Как?

— Олимпия — большой город, здесь никто не знает друг друга, как в Форксе. Мы не работаем, не ходим в школу, не привлекаем внимания.

— Слухи сделают это за нас.

— Не уверен. Квилеты открыто рассказывают легенды о волках. Это считают сказкой и не более.

— Билли не устроит такое положение дел.

— Да и черт с ним. Пусть хоть изойдется от злости в своей норе.

— Это не сработает, — вздохнула я. — Нельзя послать Билли к черту и сделать вид, что последствий не будет.

— А ты попробуй. Это приятно.

— Что? Сказать «к черту Блэка»?

— Да, но с чувством, — кивнул Эдвард.

— К черту Блэка.

— Не так. К черту Блэка!

Эдвард оскалился, рыча сквозь зубы, но в глазах все равно блестели смешинки.

— К черту Блэка! — послушно повторила я и, не выдержав, рассмеялась.

С улицы донесся голос Эмметта, предлагающего свой вариант нашей нехитрой мантры.

— Плохое слово, Эмметт! — прокричала Райли, в спешке перепрыгивая по две ступени. — С тебя доллар.

Эдвард вдруг поморщился, оборачиваясь в сторону входа, с его губ слетело слово, которое я не слышала от него прежде.

— С тебя тоже доллар, папа.

— Райли, стой! — резко сказал он, и малышка удивленно застыла, не дойдя пару шагов до двери, Эсми подхватила ее на руки, а Карлайл выбежал на улицу. — Не пускайте его в дом.

— Что происходит, Эдвард?

— Сама увидишь, — со вздохом ответил он, потянув меня за руку в сторону двери. — Открой нам счет, малыш, — добавил он, поравнявшись с Райли и Эсми. — Вечером скажешь, сколько получилось.