Кто будет таким, как я? (джен)

Каникулы... Интересно, что я думал по поводу всего, что со мной случилось, именно тогда? Сейчас уже и не вспомнить всё в подробностях. Но начиналось-то всё довольно буднично.

Ещё когда Хагрид расставлял перед Рождеством свои хвойные деревья по Большому залу, я, возвращаясь в гостиную по коридору, случайно на него налетел, не успев вовремя заметить его тушу. К счастью, ни я, ни дерево, ни, тем более, Хагрид не пострадали.

— Ты, эта, малыш, в порядке?

— Да, со мной всё нормально, извините, что помешал.

— Ничего, только будь осторожнее в следующий раз, а то я же не могу, ну, того, увидеть за деревом всё, что впереди меня. Тебя, кстати, как зовут-то?

— Г-г-гарри. Поттер.

— Поттер, сын Джеймса и Лили?! Да я ж твоих родителей знал, ещё когда они такими, как ты, были... эх, замечательные были люди... просто замечательные...

— А вы... можете про них что рассказать?

— Ох, конечно. Сейчас я немного занят — надо принести тут всё до этого самого... Рождества — а так, заходи ко мне на чай в любой вечер, и я всегда буду рад, ну, твоей, эта, компании.

Да, началось всё именно с этого момента — я успел о нём забыть к Рождеству, но оказалось, что заняться на каникулах совсем нечем. Из оставшихся в замке однокурсников я в этот период довольно много общался с Роном Уизли — он оказался вполне нормальным парнем, хоть и своим поведением перед распределением заставил меня думать о себе не лучшим образом. Его любимым развлечением были магические шахматы — отличались от обычных они тем, что обладали собственным, хоть и специализированным, разумом и мимикой. Так, они старались по возможности не сопротивляться хозяину, но мешали гостю и непрофессионалу вроде меня — а потому и без того нулевые шансы обыграть оказавшегося неожиданно хорошим игроком Рона не увеличивались. Покажите мне того, кому не надоест играть постоянно против соперника, разделывающего тебя под орех, и при этом не могу сказать, что Рон очень хорошо меня обучал, хотя, безусловно, за эти пару дней мой уровень игры должен был неплохо подняться — учитывая, что раньше играть в шахматы мне было как-то не с кем.

Решение зайти в библиотеку и поискать, наконец, что-нибудь о Томе Риддле, умерло там же, в библиотеке. Пройдя мимо стеллажей и осмотрев большие фолианты, я понял, что вряд ли тут найдется полная биография Темного Лорда. Решив найти что-то из развлекательного чтива, вроде комиксов про супергероев, я полчаса блуждал по рядам, не находя ничего подобного. Да, библиотека в Хогвартсе была огромной, он даже внушала какой-то трепет перед находящимися в ней книгами, но все они были учебными или научными изданиями. Видимо, в волшебном мире не принято заниматься такой ерундой, как чтение приключенческой литературы. Вот тут-то я и вспомнил о лесничем и его предложении заходить в любое время.

Солнце уже зашло и на предгорья опустились сумерки, когда я вышел из Хогвартса в направлении хижины, в которой Хагрид и обитал. Помимо собственно хижины у него имелся курятник, дворик и те самые огороды, на которых выращивались огромные хеллоуинские тыквы. Сейчас, конечно, угодья лесничего были покрыты тонким слоем снега, и никаких тыкв уже давно не было. Когда я постучал в массивную дубовую дверь, с другой стороны донёсся лай и тяжёлые шаги хозяина хижины.

— Фу, Клык! Назад, назад, — Хагрид удерживал огромного пса с явным трудом. — Гарри, ты не бойся, заходи. Он дружелюбный, на самом деле, просто хочет поздороваться.

Когда на тебя бросается такая огромная псина, как-то не очень умиляешься, думая о том, как поздороваться с эдакой дружелюбной собачкой — вот и мне было боязно. Тем не менее, как только Хагрид выпустил Клыка, он тут же облизал меня едва ли не с ног до головы, и вот я, обслюнявленный и стушевавшийся, сидел в огромном кресле, вместившем бы троих ребят вроде меня, и ждал, пока Хагрид нальёт мне чай. Хижина была небольшой — особенно для кого-то размером с двух обычных людей — и потому казалась забитой чуть ли не под завязку. Большой стол, кровать в углу, кресло и несколько стульев вокруг стола, камин — казалось свободного места просто не оставалось, но Хагрид вроде бы не испытывал никаких неудобств при перемещении, да и его здоровенную псину ничего не стесняло. Сверху места оставалось тоже не слишком много — под потолком висели тушки птиц и чьи-то аппетитно выглядящие окорока. Можно сказать, что единственное помещение совмещало в себе функции прихожей, гостиной, кухни, спальни и даже кладовки. Смотрелось это весьма специфически, но я тогда не жаловался — было непривычно, но уютно и тепло.

— Гарри, а ты, эта, не хочешь отведать моих кексов? Держи чай.

Насколько хорош был предложенный радушным хозяином напиток с ароматными травами, засушенными и добавленными туда, судя по всему, самим лесничим, настолько ужасными оказались его кексы. Каменные, неразгрызающиеся, будто полгода пролежавшие и высохшие до состояния сухарей — их можно было считать самым настоящим испытанием. Отказываться было неудобно, поскольку я боялся разочаровать или огорчить хозяина, так что я начал тщетно пытаться их разгрызть. К счастью, решение пришло в мою голову до того, как я лишился зубов, и оно было очень простым: вымочить кекс перед употреблением в чае. Да, я знаю, что эту задачку можно назвать пустяковой, но нетрудно себе представить, какое я испытал облегчение после её решения.

Клык оказался действительно дружелюбным псом — правда, чересчур тяжёлым и слюнявым, а потому через какое-то время возникало желание, чтобы он чуть поменьше выражал своё расположение. В чём-то он сильно походил на хозяина: грозный с виду, но наивный, дружелюбный и добродушный внутри. Сам же Хагрид тем временем расспрашивал меня про учёбу и рассказывал понемногу обо всём: о своём быте, об отношении к учителям, и даже о моих родителях, ради рассказа о которых я к нему и пошёл, упомянул. Однако, ничего подробного и интересного о них я от Хагрида не узнал. Зато услышал о его увлечении животными, обычно опасными, о его нелюбви к Филчу (но будем откровенны: не знаю никого, кто любил бы школьного смотрителя), подозрительности к Слизерину в целом и профессору Селвину в отдельности, и просто по мелочи о других его интересах. В общем, ничего особенного, но по сравнению с одиночеством это было очень и очень хорошим времяпрепровождением — про Дурслей же лучше и вовсе забыть.

— Гарри, скажи, а ты вот какого питомца себе хотел бы? Или уже купил. А то я вот и посоветовать чего могу — у меня опыт очень, эта, богатый.

— Ну, я не знаю. У меня же и денег-то нет, — тоскливо заметил я. Он был первым человеком в Хогвартсе, кому я пожаловался на финансовое положение, и при этом не испытал неловкости. Только досаду.

Казалось, Хагрид и его дом не располагали к стеснению. Сам лесничий выглядел радушным, как раз тем человеком, кто не испытает злорадной жалости. Когда вроде бы и сочувствуют человеку, но при этом довольны, что у них все гораздо лучше.

— Как это?! Поттеры же всегда были небедной семьёй! Джеймс никогда недостатка ни в чём не испытывал, любил покрасоваться новыми метлами последних моделей. А летал он отменно, да.

— Так деньги все у гоблинов. Мне сказали, они без ключа к сейфу не пускают. А ключа ни у кого нет. До совершеннолетия мне его не восстановят... Ну, Квирелл так сказал — он говорил, что они выясняли этот вопрос в Гринготтсе, — сказал я, и глубоко вздохнул, осознав, что новых метел мне, в отличие от отца, не светит.

В дальнейшей тираде Хагрида содержалось две мысли: в первой он говорил, что Квиреллу вроде как можно доверять, но лучше проверить это самому, а второй он выражал всё то, что думает о гоблинах. Точнее, выражать он начал, но вскоре вспомнил о наличии меня рядом и стушевался — всё-таки, ругаться при детях выходит за рамки любых приличий.

— Так что я себе ничего сверх списка купить не смогу, увы, — тихо сказал я, и отпил чай, пряча смущение за большой кружкой.

Хагрид неожиданно от моего рассказа так растрогался, что предложил помочь мне несколькими накопленными галлеонами и отказ принимать не хотел. И у меня возникла дилемма: с одной стороны, лишних денег к лету мне очень хотелось, но брать их при этом ни за что у человека с и без того не особо высокой зарплатой было настолько неправильно, что лучше уж и вовсе отказаться. Да и унизительно это как-то... Но Хагрид бы обиделся. Внезапно мне в голову пришла замечательная, как мне казалось, идея.

— Слушай, а давай я тебе хоть помогать тогда с хозяйством и делами на каникулах буду, я умею по дому там работать, ещё по всего по мелочи... Получится, что я вроде как отработаю... — неуверенно произнес я; галлеоны уже стояли перед глазами, но я сам знал, что просто так их не возьму.

Хагриду, судя по всему, тоже было неудобно меня напрягать, но он быстро сдался — видимо, моё предложение действительно оказалось кстати.

Фактически моя помощь лесничему мало чем отличалась от работы у Дурслей, если касаться самого процесса как такового — разница была совсем в другом. Родственники платить мне даже и не думали, да и стимуляция носила исключительно принудительный характер. А Хагрид не только спрашивал меня предварительно, чем именно я хочу ему помочь, но и искренне меня хвалил и отпаивал в конце чаем, неизменно с каменными кексами. Кажется, у него был большой запас этих угощений, а о наличии сроков годности у подобных продуктов он не думал. Чем они нравились лично ему, я так и не понял. Но обижать его отказом не хотел — и раз а разом размачивал их в чае до съедобного состояния. В основном моя помощь заключалась расфасовке трав, которые он собирал осенью, готовке и просто различных мелочах, которые мне могли доверить. Но однажды взяли меня и в Запретный лес.

— Гарри, не хочешь сегодня помочь мне в Запретном лесу? — будничным тоном спросил лесничий, словно в его просьбе не было ни нарушения школьных правил, ни опасности. Подумаешь, это нам про тварей в Запретном лесу на ЗОТИ ерунду всякую рассказывают.

— Конечно, а что мы будем делать? — естественно, я не мог не воодушевиться.

— Ну, я хотел собрать эти самые... грибы.

— А разве зимой они растут? Или они под снегом?

— Это пепельные трутовики. Они растут на деревьях, и много где применяются. Сейчас я пойду собирать их, ну, для профессора Кеттлбёрна, ему для огнекрабов нужно.

— А крабы разве едят древесные грибы? Или это особый вид? — я был настроен скептично.

— Нет, конечно. Но всех животных же кормят не только исключительно той пищей, которую они едят на воле. И вот, для огнекрабов эти грибы чуть ли не изысканное лакомство. Там эти... как их там, полезные вещества всякие, вот.

До леса мы шли друг за другом — точнее, это я шёл за Хагридом, вернее, даже не шел, а прыгал в следы лесничего, чтобы не ступать по щиколотку в снег. Клык трусил впереди всех. В самом лесу снега стало поменьше, а кое-где вообще проглядывала голая мёрзлая земля в опавшей листве и местами хвое. Для сбора грибов надо было отойти от опушки — Хагрид знал, куда именно, и по пути проводил то ли ликбез, то ли внеплановую лекцию для единственного слушателя. Рассказывал в основном про лес, про местную живность и растения, про грибы в целом и трутовики конкретно: чем они отличаются от остальных трутовиков, как их узнать, где они растут и на каких деревьях...

— Лучше всего срезать их как раз зимой и ранней весной. К осени они вырастают до конца и начинают портиться, — лесничий был до крайности увлечён собственной речью, да и сама речь внезапно стала на удивление чистой, нехарактерной для него. — Сейчас, когда мы подойдём, я покажу тебе, как именно лучше их резать, а точнее, рубить, и какие стоит выбирать. Старые, прошлогодние, в общем-то, заметны и сильно отличаются от молодых грибов. А именно молодые нам с тобой и требуются.

Менее чем за час мы добрались до нужных мест, и Хагрид показал мне цель нашего путешествия, почти обычного вида трутовики размером с кулак. Точнее, молодые и нужные нам были где-то с мой кулак или чуть больше, а старые — начиная с кулака Хагрида. Именно он срезал их тесаком. Я тоже попробовал снять таким образом несколько штук, но у меня дело продвигалось значительно тяжелее. Пёс, пока мы собирали нужные грибы, носился поблизости. Чтобы я одновременно был доволен и полезен, лесничий нередко брал меня на руки и поднимал до толстых веток, чуть выше которых зачастую и находились грибы. В целом было весело — едва ли не впервые в жизни помощь в работе приносила мне настоящее удовольствие, чистое и ничем не замутнённое. Про сами трутовики надо сказать, что это один из немногих видов, встречающихся только в магическом мире, и чаще всего, именно в таких, считающихся опасными, лесах. В целом, как я выяснил позже, это очень полезный ингредиент, и стоит в продаже весьма и весьма немало.

В какой-то момент Клык, сунувшийся в ближайший овраг, стрелой вынесся оттуда и, скуля, подбежал к нам. Из оврага раздавались непонятные то ли стучащие, то ли скрежещущие звуки. Хагрид заметно напрягся.

— Так, Гарри, я схожу и проверю, чего это оно там. С тобой оставляю Клыка. Он, если что, дорогу обратно знает.

Когда мой спутник ушёл в овраг, оставив меня наедине с псом, в ошейник которого я вцепился, было страшно. Однако, самое интересное поджидало нас не в овраге. Хагрид уже скрылся из виду, как стрекот раздался уже за моей спиной. Я обернулся, и сердце моё ушло в пятки, да и дышать резко расхотелось: в нескольких метрах от нас находился гигантский паук, достававший мне едва ли не до пояса.

Спасителем оказалась псина, резко, взвизгивая, метнувшаяся вперёд — куда глаза глядят — а я уже, мёртвой хваткой вцепившийся в ошейник, волочился следом. Мы несись между деревьев, по каким-то кустам, пересекли один или два овражка, но останавливаться никому не хотелось, особенно псине. Подозреваю, Клык спасал исключительно свою шкуру, и до меня ему не было ровным счётом никакого дела, но тогда все мои силы уходили только на то, чтобы не отцепиться. И некоторое время мне это удавалось — потом я влетел в какое-то деревце, мимо которого пёс пробежал вполне нормально, и руки разжались, больше от неожиданности, чем от боли. Я остался один в лесу, тёмном, холодном и страшном, населённом ужасными тварями — кто знает, что там могло скрываться, помимо гигантских пауков.

В тот момент я прекрасно понимал, почему один из главных школьных запретов накладывался на посещение этого леса — вид гигантской твари вразумит кого угодно, правда, для некоторых такое вразумление может оказаться последним в недолгой жизни. А я, хоть и не считал свою долю слишком лёгкой и прекрасной — жить-то хотел всё равно. Я шёл, ориентируясь на звуки удаляющегося Клыка, и думал о том, как же мне повезло. Однако, Клык удалился быстро, издаваемый им шум стих, а я, некоторое время пройдя по инерции, понял, что не знаю, где Хогвартс, хижина лесничего или хотя бы просто граница леса.

Мантия была безнадёжно порвана, в ботинки забился снег, и ноги начинало сводить от нестерпимого холода — хорошо хоть очки каким-то чудом оставались на месте, без них всё стало бы совсем грустно. Впрочем, всё и без того было очень плохо: один в лесу, неизвестно где, неизвестно, куда идти и сколько. Честно говоря, до этого момента я ни разу не слышал историй о потерявшихся в лесу, разве что совсем уж детские ужастики, в которые никто не верил, и которые я сейчас вспомнить не смогу. Как и что мне делать — не имел ни малейшего представления. Очень хотелось сесть прямо на снег и заплакать, завыть, протяжно и долго, и я не знаю, почему так этого и не сделал. Возможно, помешало то, что сидеть на снегу было бы холодно. Или ещё что. В любом случае, я решил, что как раз сидеть так можно до бесконечности, и надо идти. Так я и шёл по лесу, между чёрных голых деревьев, проваливаясь в овраги и спотыкаясь о корни. Со стороны я, наверное, смотрелся деревянным болванчиком (в то время пришло именно такое сравнение) или просто бредущим по лесу в поисках чего-то дурачком. Куда шёл, кого искал? Кого-то глупее себя, что ли?

Я не знаю, как долго бродил с неясными даже для себя целями — вряд ли я надеялся действительно выбраться из леса. На самом деле, я очень плохо помню, о чём тогда думал — видимо, эти фрагменты интуитивно хотелось забыть, вырезать из жизни. Прервалось моё путешествие уже в сумерках, когда я нос к носу столкнулся ещё с одним странным существом. Прямо передо мной стоял самый настоящий кентавр, будто сошедший со страниц книжек греческих легенд. До сего момента я об этой расе в магическом мире не слышал ровным счётом ничего, а потому от неожиданности, избытка чувств и просто вселенской обиды на весь мир, обошедшийся со мной так несправедливо, сел прямо в снег, во все глаза таращась на невиданное создание. Создание тем временем таращилось на меня — вероятно, тоже немного удивлённо. Ну да, не каждый день можно посреди Запретного леса наткнуться на школьника. Впрочем, я до сих пор считаю, что выглядел куда менее удивительно, чем животное с лошадиным телом рыжей в подпалинах масти и человеческим торсом, массивной тоже почти человеческой головой с роскошной копной каштановых волос и растительностью на лице, находящейся в переходном состоянии из пушка в бородку. Возможно, именно поэтому кентавр пришёл в себя гораздо быстрее.

— Зачем ты пришёл сюда, человек, и что делаешь здесь? — голос его был ровным, но дружелюбием не лучился.

— Я... ну... заблудился... извините — кажется, я отвечал примерно таким образом, невнятно и растерянно, иногда даже заикаясь.

— Ты находишься на землях кентавров, куда люди не должны ступать без спросу, — кентавр был хмур и не очень-то приветлив, что пугало меня. — Ты говоришь, что заблудился?

— Ну, да... Я раз-з-минулся с Хагридом... это лесничий...

— Народ кентавров несомненно уважает Хагрида, большого человека, но ты нарушил правила, и я не могу тебя просто так отпустить или отвести к Хагриду.

— Но я не... не... не виноват!

— Это будет решено на совещании. Но думаю, ничего серьёзного тебе не грозит — это вина других людей. Мы, кентавры, справедливы, и не судим жеребят, в том числе людских, особенно, за проступки взрослых, — на этих словах голос его чуть ли не лучился гордостью. Меня эти слова, по правде говоря, как-то не сильно утешили — к своим одиннадцати с половиной годам я уже успел уяснить, что под справедливостью каждый может понимать что-то своё. И у меня — увы — не было уверенности, что справедливость в моем понимании совпадет с таковой у кентавров — тем более, что они вообще не люди. Наверное, даже Волдеморт во время своего террора мог быть уверен в собственной справедливости.

Пришлось мне пойти с ним — а что мне ещё оставалось? Кто я такой, чтобы перечить кому-то в несколько раз массивнее и быстрее меня? Тем более, в тот момент, когда мне не на кого больше надеяться — сам-то в Запретном лесу я мог только умереть, и это явно раньше произошло бы от холода, а не голода. Или от того гигантского паука. Что хуже, не знаю — но послушаться в этом случае не слишком дружелюбного встречного, естественно, куда предпочтительней, пусть он и немного не человек.

Шли мы медленно, потому что идти быстро для меня было к тому моменту уже тяжело, так что кентавру приходилось подстраиваться под мой темп. По пути я рассказывал кентавру свою историю похода в лес, как он меня в какой-то момент попросил. Нашей целью оказалась большая поляна в лесу, сплошь застроенная деревянными зданиями по типу «стойла». Забегая вперёд, надо сказать, что изнутри они и оказались чем-то вроде них, только «класса люкс».

— Кромин, ты почему привёл с собой человека? — вопрос задал первый же встреченный кентавр, постарше и вороной масти.

— Я встретил его возле поселения, Бейн. Он рассказал, что заблудился и рассказал мне, как это произошло. Я подумал, что совет должен решать, что делать с этим людским жеребёнком, и чем считать его проникновение на нашу территорию.

— В первую очередь его надо разместить и дать ему тёплые вещи, чтобы он не простудился. Я пока соберу кого надо.

Меня проводили в какой-то сарайчик, пристройку, в которой хранилось сено. Из того же сена мне и соорудили лежанку, мягкую, но колючую, принесли несколько тряпок и шерстяной плед, чтоб укрыться — и я не преминул воспользоваться открывшейся возможностью. Все вещи мои были мокрыми и холодными, и переодеться было не во что — оставалось только закутаться как можно сильнее и ждать дальнейшего развития событий. Несколько позже мне принесли миску с какой-то кашей и кружку чая. Из чего была приготовлена каша, я не знаю, но тогда она показалась мне съедобной и весьма вкусной, хотя ещё за полчаса до этого я думал, что мне кусок в горло не полезет. Вскоре, у меня забрали пустую посуду.

— Отхожее место в будке прямо от выхода, яма, если понадобится. Сейчас же совет будет решать, что с тобой делать. Твоё присутствие там не нужно, раз уж ты успел рассказать, что с тобой произошло. Можешь ложиться спать.

А мог бы и поинтересоваться, не нужно ли мне ещё что-нибудь... ну да ладно. Я всё равно никогда не был особо привередливым и, как правило, обходился тем, что имелось. Кентавр вышел, на улице давно стемнело, а сон всё не шёл и не шёл. Я размышлял о том, как же так получилось, что я оказался в эдакой заднице, и что теперь со мной вообще будет, что со мной сделают. Выпустят ли, или приговорят к штрафу, или вообще «справедливо» побьют камнями? Сердце учащённо билось, толчки отдавались в жилке на шее и на виске — мне впервые в жизни стало страшно по-настоящему. С Дурслями было безнадёжно, бывало боязно, но такого страха я там не испытывал никогда — страха неопределённости в жизни с моими родственниками попросту не существовало, тем более, в таком сильном виде. Я внезапно осознал, что просто ценю жизнь. Пока она есть, есть и будущее, есть то, что можно исправить, сделать. И почему-то в тот момент мне казалось, что я не успел сделать столько всего... В голове мелькали картины прошлой жизни, и с Дурслями, и уже в Хогвартсе. Сколько раз я обещал самому себе взяться за голову, начать что-то делать, доучить то, что не понял, узнать как можно больше в жизни, и столько же раз откладывал все на потом. Вот именно там, в лесу, в поселении кентавров я понял, что смерть реальна. Просто может быть так, что отложенного на потом уже не сделать.

Позже мои опасения были вытеснены совсем уж бредовыми мыслями. Подумалось, что раз уж меня заточили кони с торсами людей, то спасти должен, например, человек с головою коня. Он придёт в этот забытый богом сарайчик, сквозь ночь и пронзительный вой ветра, и разгонит тоску, мы с ним посидим до рассвета и ранним утром уйдём от этого недружелюбного народа, туда, где... Примерно на этом моменте я заснул.

Снились мне в эту ночь многие знакомые по Хогвартсу лица, но не ровесники, а учителя. Помню МакГонагалл, Крауча, Селвина — и у всех у них были лошадиные головы, и все они спасали меня от злых и кровожадных кентавров. Предводителем был Дамблдор, почему-то с головой горного козла — не знаю, что это должно было означать, но лично я его козлом вроде бы не считал, так с чего бы... Смешно выглядел пони-Флитвик, отбивавший меня у кентавров — он же почему-то наносил наиболее опасные и даже смертоносные удары. Обратно меня вела Тонкс, то лиловая и со смешной чёлкой, то розовая и со звёздочкой на лошадином лбу, то оранжевая... Где-то в момент самого триумфа я и проснулся.

Меня знобило, даже под толстым шерстяным пледом было холодно, и я свернулся в комок. Так я лежал ещё довольно долго, но никто всё не шёл — ни Дамблдор, ни Тонкс, ни даже просто конеголовый друг. В конце концов я снова забылся.

Когда я очнулся в следующий раз, меня кто-то тряс. Я открыл глаза: надо мной склонился давешний кентавр и мягко потряхивал просыпающееся тельце.

— Вставай, за тобой уже пришли. Мы договорились, и ты можешь уйти с ними.

Меня это обстоятельство уже не слишком удивляло или радовало — я чувствовал себя совсем усталым и разбитым для этой жизни. С некоторым трудом я поднялся, в глазах поплыло, но до выхода я доковылял. Там меня поджидал профессор Крауч. Выглядел он так, словно ничего и не случилось, будто он так, прогуляться вышел. На прохладный зимний воздух, видимо.

— Готов? Всё с тобой нормально? — голос и интонации тоже были ровными, как и всегда. — Дойти сможешь?

Я пожал плечами и пошёл. Профессор пригляделся, подошёл, положил руку на лоб.

— Так. Стоп. Извини, но похоже, что придётся тебе смириться с тем, что тебя понесут. Левикорпус, — тело взмыло в воздух в горизонтальном положении, а профессор в этот момент накинул на него тёплый плащ. — Дёргаться не надо, заклинание разработано специально для переноски людей, которым тяжело идти своим ходом. А теперь, пока Макгонагалл, как представитель директора, улаживает формальности, нам пора в Хогвартс, — на этом моменте мы двинулись с места. — Предлагаю, пока мы идём, рассказать мне, как так вообще вышло. Лучше правду.

Я не знал, подставлю ли своим рассказом Хагрида или нет — тогда вообще чувствовал себя не слишком хорошо, и о подобных проблемах сил думать не оставалось. Так что рассказ получился именно, что правдивым — хорошо хоть бред про людей с конскими головами рассказывать не стал.

— Думаю, больше тебя помогать Хагриду в лесу не пустят, и сомневаюсь, что пустят кого-либо ещё. Пауки — это, скорее всего, акромантулы, и как с ними бороться, я обязательно расскажу в своём курсе. Навскидку, они боятся огня, так что огненные заклинания посильнее банального «инсендио» должны их отпугнуть, — профессор ненадолго задумался. — Но можешь успокоиться, на ноги тебя наша медсестра поставит быстро, да и ничего по-настоящему серьёзного не случилось. Потом, может, ещё будешь этот эпизод с улыбкой вспоминать, — Мерлин, как он тогда был прав. Сейчас я уже отношусь к этому незапланированному приключению довольно спокойно и не без юмора. Впрочем, в тот момент я сильно сомневался, что впечатления ослабнут.

— По поводу кентавров, — возможно, чтобы развлечь меня, Крауч начал выдавать информацию о других героях моего приключения. Или он просто воспринял это как шанс преподать внеплановый урок? Не знаю. — Запомни, они в большинстве своём горды и от этого довольно ограничены. Старейшины ещё хорошо гадают по звёздам. В людские дела в основном они стараются не лезть: ни помогают, ни мешают. Нас они не любят, но их мнение никто не спрашивает, — он ненадолго прервался и ещё с полминуты шагал в тишине. — Хорошо, что ты не предложил ему тебя подвезти. Такое поведение они бы припомнили. А так всё прошло гладко, с вызволением взрослого волшебника было бы куда больше проблем, — он продолжал что-то рассказывать, но я к тому моменту окончательно успокоился и снова забылся, снова придя в себя только в больничной палате.

Здесь пахло травами и чистым, недавно выстиранным постельным бельем. Видимо, проспал я немало и сбил свой режим, потому что за окнами было снова темно, а уснуть больше я так и не смог. Я все думал, думал. О кентаврах, акромантулах, и этих проклятых грибах. В этот момент мне казалось, что узнать волшебный мир невозможно. Если есть кентавры — маггловские мифические существа, то кто еще есть? Мне показалось, что моя жизнь такая маленькая, и мир вокруг такой огромный, самобытный, и у меня нет ни времени, ни сил, ни возможностей его... не понять даже, а просто узнать о нем. Как-то я случайно подслушал разговор двух старшекурсников: в нём было что-то о том, что Волдеморт мечтал о бессмертии. Тогда я понял, что тоже согласился бы на вечную жизнь. Жить интересно, а умирать страшно. И главное, что именно смерть, ну и лень немного, могут помешать мне понять этот большой мир.

Появилось такое отчаянное желание действовать. Оно было пропорциональным осознанию собственной беспомощности. Бежать, делать, узнавать как можно больше всего. Сидеть на месте, не думать, просто жить. Первое — какая-то недоступная, нереальная мечта, второе — действительность.

Мне казалось в тот момент, что Волдеморт наблюдает за мной. Я взял с тумбочки свою волшебную палочку, присмотрелся к ней в полумраке. И на меня напала такая вселенская тоска от осознания того, что я бессилен по сравнению с огромным миром. Видимо, поход в Запретный лес дал мне это понять.