Предел свободы. Часть пятая (джен)

Когда он пришел в себя, то ему показалось, что тьма поглотила все вокруг. Еще не до конца пробудившийся разум отказывался повиноваться, и тогда в дело вступили инстинкты. Он шарил вокруг, и всюду его руки натыкались на ровную каменную поверхность. И тогда он громко закричал, словно надеясь выплеснуть весь страх наружу. Но ничего не менялось, а он все продолжал отчаянно кричать и звать на помощь.

Ему казалось, что он может кричать часами, но очень скоро он начал задыхаться и замолчал, чтобы сберечь жизненно необходимый кислород. Чувства обострились до предела и вернувшийся в реальность разум [[предыдущая фраза немного шероховата — может быть, стоит переформулировать?]] немедленно распознал сущность происходящего.

Он вспомнил все. Каждый гран [[гран — мера веса... может быть, сказать "осколок" или "атом"?]] его личности вернулся на свое место и тогда... Он немедленно сдался.

Потому что осознал всю глубину постигшей его катастрофы. Выхода не было, равно как и желания бороться. Единственный вопрос, который занимал приготовившегося к смерти человека был: "Почему?"

Ведь, казалось, он предусмотрел все! Но на каком-то этапе, очевидно, план не сработал, и теперь ему была уготована участь, которой он всеми силами пытался избежать. А возможно и хуже, ведь тогда-то все еще могло обойтись…

Он резко оборвал эту мысль и сосредоточился на собственном дыхании, стараясь удержаться от всхлипов, которые могли бы сократить оставшиеся в его распоряжении минуты жизни. И у него получалось, несмотря на то, что боль в груди становилась невыносимой.

Внезапно откуда-то сверху послышался глухой стук, затем еще один и еще. Окрыленный внезапной надеждой, человек захрипел и забарабанил руками по каменной плите, расходуя остатки воздуха. Переход от надежды к отчаянию и обратно был стремительным. Перед этим он уже готов был смириться с судьбой, но теперь каменная плита со скрежетом сдвинулась с места, и затхлый, но такой живительный, воздух хлынул в могилу.

Человек жадно вдыхал воздух, одновременно пытаясь сдвинуть плиту еще дальше. [[ не очень понятно, почему мы говорим "пытаясь сдвинуть плиту еще дальше", ведь не он двигал плиту... ]]

Наконец плита была отодвинута и человек, лежавший в саркофаге, увидел своего спасителя. Привыкшие к темноте глаза мгновенно ухватили главные детали: длинная борода, обрамлявшая узкое морщинистое лицо, и ясные голубые глаза, таинственно мерцавшие в свете магического огонька на конце волшебной палочки.

— Не желаете ли лимонную дольку, Корнелиус?

Министр Фадж изумленно вытаращился на Дамблдора, который, как ни в чем не бывало, принялся копаться в складках своей мантии, не прекращая, впрочем, свой монолог:

— Нет? Ну, как знаете. Лично я всегда считал, что сладости хорошо помогают и в горе, и в радости. А с вами только что случилось и то, и другое! Признаться, я боялся, что мы не успеем, но Аластор настоял на том, чтобы все делать вручную: остатки магических следов и так далее. Увы, пришлось согласиться. Как ни горько это признавать, но сейчас вся волшебная Англия находится в ситуации, когда быть чересчур бдительным попросту невозможно.

С этими словами Дамблдор, наконец, достал из мантии пару ампул с зельем и протянул их Фаджу.

— Выпейте это и можете возвращаться ко сну.

Бывший министр магии пришел в оторопь как от смысла указания [[немного шероховато]], так и от равнодушного тона, которым оно было сделано.

В голове Фаджа возникли сотни вопросов, но в конце концов он смог промолвить пересохшим ртом лишь:

— Почему?

Дамблдор настойчиво вложил одну из ампул в руку Фаджа, а вторую аккуратно положил в саркофаг.

— Довольно сложный вопрос, а я сейчас несколько ограничен во времени, но так уж и быть… Если кратко, то ваши планы очень удачно совпали с моими. Иными словами, в ситуации хаоса и анархии своевременное появление законного министра Магии может оказаться очень кстати. Что касается, как говорят магглы, технических деталей, то убедить временного министра в том, что ваша палочка должна быть выставлена в Атриуме Министерства как знак признания ваших заслуг в деле борьбы с темными силами было довольно просто. Вы помните девяносто второй, Корнелиус? Жуткие времена, но никто и предполагать не мог, что станет гораздо хуже. Что касается вашего помощника, то сейчас он в Австралии, занимается разведением книззлов. О вас он не вспомнит.

Корнелиус, и так бледный после нескольких месяцев в саркофаге, не смог побледнеть еще сильнее, так что дрожащие кончики его пальцев были единственным индикатором осознания им всего ужаса ситуации.

— Пейте, Фадж. Мне и правда нужно спешить, — заявил Дамблдор. — В конце концов, вы уже один раз приняли напиток живой смерти, чтобы избежать гибели настоящей. Считайте, что ничего не изменилось, просто ваше возвращение в мир живых откладывается на некоторое время. Когда будет нужно, я или мистер Муди вытащим вас отсюда. Если же ситуация в Англии не успокоится к моменту вашего пробуждения, примИте еще одну дозу. Если все пойдет по плану, вам удастся сохранить не только жизнь, но и кресло. Пусть и ненадолго.

— А что… если… не пойдет…

— Прошу прощенья?

— …по плану…

— В таком случае ваша судьба окажется незавидной, — пожал плечами Дамблдор. — Вам остается только надеяться на лучшее.

Корнелиус едва не расплакался.

— Дамблдор…Что я вам … сделал?

— Вопрос не в том, что вы сделали, а в том, чего не сделали, министр. Уже сейчас многие могли бы позавидовать участи, которая вас ожидает, если я и Аластор погибнем до того, как настанет время вас отсюда вытащить. И с каждым днем войны таких будет все больше. Возможно, вы могли бы что-то исправить. Возможно, нет. Но когда я думаю о том, сколько невинных погибнет из-за вашей политики, Корнелиус, всякая жалость к вашему положению исчезает. Пейте ваше зелье, оно позволит вам не думать об ошибках, которые вы совершили. Я, к моему глубокому сожалению, подобной привилегии лишен.

С этими словами Дамблдор кивнул своему спутнику, который начал ставить на место плиту саркофага.

— Постойте! Умоляю! — кричал Фадж, но и не пытался сопротивляться, глядя на направленную в его сторону палочку старого чародея.

Через минуту плита встала на место и только глухие стуки о камень напоминали о том, что там, за этой плитой, кто-то есть. Еще через несколько минут все стихло и Корнелиус Фадж остался один. Он глядел в темноту и крепко сжимал в руке флакон с зельем, стараясь не думать о прошлом, настоящем и, тем более, о будущем.