Ведьмы в Средиземье (гет)

Перед вами Плоский Мир. Тот самый, что покоится на спинах четырех слонов, балансирующих на панцире вселенской черепахи А'Туин. Единственное, что позволяет этому странному миру вертеться (а здешнему солнцу каждую ночь плутать между слоновьих ног, прежде чем появиться на небосклоне) — это волшебство. Паутинки магии оплетают весь Диск, не позволяя ему развалиться на части. А после большая часть этой магии оседает в центральной части Диска, где притулилось крошечное королевство Ланкр. Путешественники сюда заглядывают редко, да оно и не удивительно — тихая сельская глухомань, куда не погляди — кругом одна лишь брюква да холмы.

Один из них облюбовали для своих встреч здешние ведьмы. Местные жители тотчас же окрестили холм "заповедным" и завели негласный обычай обходить его по широкой дуге. Насчет того, чем приглянулась ведьмам именно эта круча среди дикого разнообразия скал, кряжей и пиков, плотно утыкавших территорию крошечного королевства, как иголки спину ежа, слухи ходили разные. Правда же заключалась в том, что располагалась она аккурат на полпути между столицей и двумя деревеньками: Дурным Задом и Бешенным Хорьком. А значит, до места шабаша добираться всем было поровну. Ведьмы всегда практичны, на то они и ведьмы.

Нынче в небе над Ланкром бушевала буря: дождь хлестал наотмашь, выл ветер, рокотал гром. Разряды нерастраченной магии змейками скользили в траве, искрили, потрескивали. Да, в такую ночь можно ожидать чего угодно.

Если бы какому-нибудь местному жителю вздумалось нынешней ночью взобраться на вершину заповедного холма, он мог бы стать свидетелем весьма любопытной погодной аномалии... Правда, чтобы осуществить такое ему пришлось бы сперва, оставив теплый кров, выйти на улицу в самый разгар грозы, а после — шлепать не меньше мили вверх по склону, утопая в грязи едва ли не по колено. Неудивительно, что названная аномалия так и осталась не замеченной — таких дураков в Ланкре не водилось.

Потоки воды падали с небес с прямолинейной беспощадностью брошенного с крыши кирпича, но над самой макушкой кручи, не долетая каких-то десяти футов до ее поверхности, ливень внезапно тормозил и круто забирал в сторону. Как будто буря видела на земле нечто такое, с чем — или с кем — не рисковала связываться.

В результате на вершине холма образовался небольшой пятачок, не более пятнадцати футов в диаметре, совершенно не тронутый дождем. Буря буйствовала справа, слева и над головой (не говоря уже о спереди и сзади), а на поляне весело потрескивал костерок, отбрасывая блики на лица сидевших у огня женщин.

Обе они были весьма почтенного возраста, обе кутались в выцветшие черные накидки; на этом сходство между ними заканчивалось.

Одна из ведьм, известная как нянюшка Ягг, была крошечной и пухленькой, с лицом морщинистым, как печеное яблочко; шапка коротких белых кудряшек придавала ей сходство с одуванчиком. Ее приятельница внешне больше походила на палку. Она была высока, и казалась не столько худой, сколько несгибаемой. Ее звали Эсмеральда Ветровоск, и она по праву считалась самой могущественной ведьмой на Диске.

В данный момент матушка Ветровоск была немного не в духе, отчасти из-за грозы и вызванного ею приступа ревматизма, но главным образом из-за нянюшки, которая вот уже битых полчаса потчевала ее историями из жизни своих многочисленных родичей.

— ...слепил из песка куличик, ну совершенно очаровательный! — завершила нянюшка байку про очередного внука.

— Хм, — внесла свой вклад в разговор ее собеседница, ясно давая понять, что тема молочных зубов и куличиков близка не всем присутствующим.

— Дрянь! — раздалось вдруг ниже по склону; голос звучал молодо и мелодично.

Обе ведьмы обернулись в ту сторону.

— Явилась, наконец-то, — проворчала матушка Ветровоск с ноткой облегчения в голосе: опостылевшая тема младенцев теперь уж точно прикрывалась до лучших времен.

— Поосторожнее, дорогуша, там скользко, — прикрикнула нянюшка.

— Да, нянюшка, я уже заметила, — отозвались с другой стороны ливня.

— И поторопись! Чай, знаешь ли, сам собой не заварится!

Пару минут спустя к свисту ветра и раскатам грома добавились новые звуки: громкое чавканье грязи, сбившееся тяжелое дыхание и треск кустов, будто что-то огромное и неуклюжее из последних сил карабкалось вверх по склону. Еще мгновение, и из водной стены вынырнула закутанная в плащ фигура.

— Доброй ночи, матушка... нянюшка, — проговорила вновь прибывшая, сопровождая слова поклонами; она была гораздо моложе двух других ведьм, и по годам могла бы сойти за внучку любой из них (хотя и матушка Ветровоск, и нянюшка Ягг сочли бы даже намек на такую возможность крайне оскорбительным).

Новенькую звали Агнес Нитт, и первым, что бросалось в глаза при встрече с ней, был пышущий здоровьем цвет лица. Даже пудра и белила трусливо пасовали перед ее природным румянцем. Это стало сущим проклятьем для начинающей ведьмочки в эпоху, когда мир Оккультизма захлестнула мода на благородную бледность и синеву под глазами. Она была невысока, но недостаток роста природа компенсировала в двух других измерениях, так что на пошив платья у Агнес уходило почти вдвое больше материи, чем у любой другой местной девицы.

— Однако ты не слишком спешила, — заметила матушка Ветровоск. — Мы ждем здесь уже почти полчаса.

— Ну и молодежь нынче пошла, — поддержала ее нянюшка неожиданно довольным тоном. — Никакого понятия о пунктуации!

— О пунктуальности, Гита.

— И о ней тоже!

— Прошу прощения! — вклинилась в их перебранку Агнес, обеими руками отжимая подол, с которого задорными ручейками стекала вода. — Дороги совсем развезло. Я вся мокрая и холодная, как... как рыба! К тому же, — вспомнив, что лучшая защита — это нападение, она предприняла робкую попытку атаки, — мы ведь не договаривались на какой-то определенный час...

Старшие ведьмы дружно хмыкнули, давая понять, что, хотя точное время встречи и не было оговорено заранее, факта опоздания младшей это не отменяет.

— А погодка и впрямь собачья, — заметила нянюшка чуть погодя. — Что это тебе взбрело шабашить в такую ночь, Эсме?

Матушка тем временем пристально изучала грозовое небо.

— Видишь эти тучи? — ответила она. — Неспроста все это — что-то намечается. Надо быть настороже.

Лениво посасывая глиняную трубку, нянюшка тоже подняла глаза к небу.

— Магия расшалилась, — вынесла она свой вердикт. — Обычное дело, побушует и успокоится. Ну, может, опять подхватит чей-нибудь домик вместе с хозяйкой да забросит его через горы и пустыни на голову какой-нибудь растяпе... Да и только. Вечно ты, старая кошелка, поднимаешь шум по пустякам.

— А я говорю, что это не пустяк!

— А я говорю, что да!

Ведьмы скрестили взгляды, ни одна не желала уступать. Матушка Ветровоск была настоящим мастером по игре в "гляделки" — ее прищур, способный обратить в бегство голодного гризли, давно вошел в пословицы в здешних краях. Но и нянюшка Ягг была далеко не проста.

Температура на поляне резко подскочила на несколько градусов. Если б в эту минуту между ведьмами пролетела муха, то сгорела бы прямо в воздухе, поджарившись одновременно с обеих сторон.

— Заварю-ка я чаю, — пролепетала Агнес, всей душой желая оказаться подальше отсюда в каком-нибудь тихом, мирном местечке. Скажем, в кратере извергающегося вулкана...

— Давно пора, — рявкнула матушка.

— Да уж, сделай одолжение, пока мы не умерли от жажды!

Мысленно проклиная свою неспособность сидеть и не высовываться, из-за которой ей пришлось разделить участь гипотетической мухи, Агнес встала, подобрала валявшийся у костра чайник и, подойдя к краю поляны, подставила его под ливень. Вода бойко застучала по медному дну.

— И все же это не обычная буря, Гита, — вернулась к оставленной было теме матушка. — Принюхайся! Неужели ты не чуешь в воздухе это?

Ведьмы редко следовали чужой указке, так уж у них было заведено. Однако слово матушки Ветровоск имело вес — ее уважали. Все знали, что ошибалась она крайне редко.

Нянюшка демонстративно вздохнула, но все же вынула трубку изо рта и несколько раз шумно втянула воздух через нос. Потом задумчиво почмокала и нахмурилась.

Агнес, пристраивавшая чайник над костром, чутко прислушивалась к разговору. Старшие ведьмы редко снисходили до нее, и девушке частенько казалось, что те вспоминают о ней лишь когда надо заваривать чай. Однако, если твоего мнения не спрашивают, это еще не повод не иметь мнения вовсе.

Агнес тихо прикрыла глаза, глубоко вдохнула. Пахло костром. А еще летней сыростью, землей и зеленью, и нянюшкиной трубкой, и промокшими чулками. Сквозь все эти запахи отчетливо пробивалась нотка магии, но в Ланкре учуять магию можно повсюду, достаточно иметь правильный нюх. А кроме этого в воздухе ощущалось что-то еще. Что-то постороннее. Агнес потребовалось несколько секунд чтобы подобрать верное определение. Чужеродное. Грядущее. Да, именно так. Но что бы это значило?

Распахнув глаза, Агнес ошеломленно уставилась на старших ведьм.

— Ну, допустим... — промычала нянюшка, попыхивая трубкой.

Казалось, она тоже распознала в воздухе это, потому что глядела задумчиво и хмуро. Матушка победоносно приподняла брови, без слов вопрошая: "Ну и кто оказался прав?"

Тогда нянюшка с досадливым кряхтением стащила с ног башмаки, оставшись лишь в ярких полосатых чулках, и потопала разутыми ступнями по земле.

— Нет, Эсме, — заявила она несколько секунд спустя. — Пустое это.

И видя, что матушка уже готова ввязаться в очередной спор, торопливо добавила:

— Вот скажи мне, Эсме, ведьма же завсегда чует свою землю. Скажешь нет?

Матушка Ветровоск медленно и с видимой неохотой склонила голову.

Ободренная одержанной победой, нянюшка продолжала:

— Потому что это ее земля, верно? В смысле, наша.

Последовал еще один настороженный кивок.

— Так вот, я ничегошеньки не чувствую! Да, что-то намечается, тут ты права, но — не в наших краях. Наверное, где-то там, в дальних землях, куда идет буря. Но об этом пусть у тамошних ведьм голова болит! — триумфально закончила нянюшка.

Очередной зигзаг молнии расчертил небо. Вслед за ним, однако, прозвучал не гром, а громкий "чпок", вроде того, что издает вантуз, победив засор в раковине.

А когда несколько минут спустя следующая вспышка молнии поразила черноту ночи, то осветила лишь пустую поляну, брошенный чайник и погасший под проливным дождем костер.

Три ведьмы исчезли без следа.

— А может, не будем их жарить? Давайте сядем на них и раздавим в лепешку!

— Нет, их нужно подрумянить и запечь с щепоткой шалфея.

Посреди поляны гудел, полыхал огромный костер. Над огнем, туго примотанные к вертелу, крутились полдюжины гномов, их товарищи, связанные по рукам и ногам, да еще и затянутые в мешки, валялись рядом. Трое огромных жирных троллей сгрудились у костра: двое вели неспешную перебранку о методах приготовления гномов, третий с отсутствующим видом ковырял в носу.

Но вот один из троллей упомянул, что надо бы управиться до рассвета, чтобы не превратиться в камень, и эти слова заронили в светлую во всех смыслах голову Бильбо Бэггинса идею спасения.

— Стойте! — вскричал он. — Вы совершаете чудовищную ошибку! Я имею в виду, вы ошиблись с приправой. Вы вообще нюхали этих гномов? Понадобится что-то покрепче шалфея, чтобы их сожрать.

Гномы отозвались нескладным, но гневным ропотом...

Но вдруг случилось странное.

Раздалось громкое "чпок", и в ночной лес хлынул поток звуков: ливня, ветра и громовых раскатов — так, словно кто-то распахнул входную дверь в непогоду, затем что-то большое бухнулось на землю, а потом шум грозы пропал так же внезапно, как появился. На несколько мгновений установилась полная тишина, которую нарушил тролль Берт:

— Ну и чё это было?

Словно в ответ на его вопрос, за отдаленными зарослями раздался высокий, писклявый голосок:

— О-хо-хо... Виданное ли дело совершать такие кульбиты, и это в моем-то возрасте! Ты как, Эсме, цела?

Другой голос буркнул что-то в ответ.

— Еда! — тихонько взвизгнул тролль Вильям, потирая здоровенные ладони. — Там еще еда!

— А ну цыц! — велел Берт сиплым шепотом. — Спугнешь еще!

Его опасения оказались напрасны. Те, чей разговор доносился из-за кустов, не услышали троллей, они были всецело заняты своими делами.

— А ты, Агнес? Не зашиблась, милочка? — не унимался первый голос.

— О-ох, я в порядке, спасибо, нянюшка.

— И то правда. С таким филеем, как у тебя, не зашибешься! Каким боком ни падай, все одно — как на перину!

— Вот спасибо, нянюшка! — голос прозвучал обижено.

— Да обращайся! Кстати, раз уж вы обе целы-невредимы, может быть, хоть одна из вас уже догадается подать мне руку?

За этими словами последовали возня, кряхтение и шорохи.

Оставшиеся на поляне притихли, прислушиваясь к этому спектаклю в исполнении невидимых актеров. Тролли затаились, готовясь сграбастать новую добычу, гномы-пленники не успели еще прийти в себя, и только маленький хоббит смекнул, как воспользоваться тем, что тролли отвлеклись на другое. Он вцепился зубами в веревку, стягивавшую горловину его мешка и принялся распутывать узел. К несчастью для Бильбо, связали их тролли на совесть; он тянул и дергал веревку зубами изо всех сил, но узел почти не поддавался. Тем временем голоса по ту сторону кустов зазвучали снова.

— Вот и ладненько! Но я хотела бы знать две вещи: куда это нас занесло и найдется ли здесь, чем смочить горло?

— Вечно у тебя один алкоголь на уме, Гита Ягг! Могла бы хоть раз — для разнообразия — подумать о более важных вещах!

— Вовсе не один! — возмутился писклявый голосок. — А разные! Тут и шерри, и бренди, и ром, и пиво... И, конечно, капелька укипаловки. О, какой-то огонек виднеется! Надеюсь, это таверна — кружечка горячительного пришлась бы очень кстати. Три кружечки.

— Ты же знаешь, что я никогда не пью.

— А я тебе и не предлагаю!

Голоса звучали уже совсем близко, и тут Бильбо спохватился.

Ведь эти женщины, кем бы они ни были, даже не догадываются о троллях! Привлеченные светом костра, они выйдут на поляну и угодят в ловушку...

— Нет! — вскричал он. — Сюда нельзя! Никого нет дома! И дома тоже нет!

Однако его слова вызвали совсем не ту реакцию, на которую надеялся Бильбо.

— Эгей! — отозвался все тот же бойкий писклявый голосок. — А там и правда кто-то есть.

— Нянюшка, мне кажется, нам там не рады, — робко вступился другой голос, звучавший в более приятной уху тональности.

— Ха! — с мрачной решимостью заявил третий голос. — Значит сейчас они не обрадуются еще сильнее.

Этого Бильбо никак не мог допустить.

— Стойте! Не ходите сюда! Здесь тро-о... О-о-о! — взвыл несчастный полурослик, когда один из троллей схватил его и сильно встряхнул.

— Цыц, ворохоббит, — сиплым шепотом велел он.

Впрочем, было уже поздно.

Ближайшие кусты зашуршали, качнув ветвями, и на поляну вышли три женщины.

— Ой! — вскрикнула самая юная и пухленькая из них. Ее рот сложился безупречной буквой "о", руки прижимали к груди большую матерчатую котомку. Широко распахнув глаза, она замерла на месте и, казалось, остолбенела от ужаса.

Да и было от чего ужаснуться: огромные уродливые тролли, гномы, заживо примотанные к вертелу над костром, а чуть поодаль их товарищи, связанные по рукам и ногам.

— Приветик! — заявила тем временем маленькая боевитого вида старушка. — Я смотрю, у вас тут вечеринка.

— И нас, кажется, здесь не ждали, — пролепетала девушка.

Их третья спутница, высокая тощая старуха, лишь хмыкнула и поправила поля своей остроконечной шляпы с видом воина перед лицом решающей битвы.

Тролли с их появлением оживились.

— Еда! Еда! — радостно вопил Вильям. — Чур мне жирненькую!

И, растопырив ручищи, тролль бросился на девчонку. Та отпрянула в сторону, выронив свою торбу. Запнулась о корень, грохнулась на четвереньки, тут же снова вскочила и помчалась прочь, оглядываясь через плечо на топающего за ней по пятам Вильяма, под чьими тяжкими шагами дрожала земля.

Внезапно девчонка с разбегу влетела в какую-то преграду, возникшую перед ней из ниоткуда. Преграда тут же сомкнулась вокруг нее плотной и жесткой хваткой, а в следующий миг беглянка уже взлетала в воздух, зажатая в огромном кулачище тролля.

— Берт! Ну, Бе-ерт! — канючил Вильям. — Отдай ее мне! Я ее первым увидал!

Он тянул жадные лапищи к бертовой добыче, но тот и не думал идти на уступки, и все время отводил кулак в сторону, то поднимая его высоко над головой, то заводя за спину.

— Вот еще! — огрызался Берт, отталкивая подельника свободной рукой. — Я поймал, значит, я и съем. А ты тех, вон, жри. Или сиди голодным.

— Вот эту, что ль? — переспросил Вильям, подцепив за шиворот маленькую старушку, поднимая ее на уровень глаз и придирчиво оглядывая. — Уж больно мелковата. Да и старая она, жилистая, поди...

— Ты за языком-то следи! — раздался гневный тоненький голосок. — Я — женщина в самом соку!

— Гита Ягг! — рявкнула высокая старуха, которая, несмотря на постигшую ее спутниц участь, не сдвинулась с места. — Нашла время, в самом деле!

Тем временем девчонке, ни на миг не перестававшей ёрзать и брыкаться в троллей хватке, удалось высвободить одну руку.

— Сейчас же пусти меня! — потребовала она. — А то хуже будет!

Ее угрозы, казалось, лишь позабавили Берта, глядевшего на свою добычу, как жирный, ленивый кот на маленького наглого мышонка.

Тогда быстрым движением девчонка выдернула из полей длинную шляпную булавку и одним махом всадила ее — без малого шесть дюймов стали! — в кожную перепонку между большим и указательным пальцами тролля.

— Получай!

— Гык! — ответил Берт. — Гы-гы-гык!

Склонив набок уродливую лысую голову, тролль глазел на свою пленницу и издавал странные булькающие звуки, подозрительно похожие на хихиканье.

— Чего там у тебя? — очнулся молчавший до сих пор Том.

— Она меня щеко-отит, — ответил Берт.

— Дрянь! — отозвалась девчонка, норовя пнуть тролля по запястью.

— А чой-то вы всю жратву расхватали, а мне не оставили? — обиделся Том.

— А кто меньше моргалками хлопает, — огрызнулся Берт. — У того и брюхо сытее. Вон, тощую забирай, пока и эта не смылась.

Названная им "тощая", однако, даже и не думала спасаться бегством. Она стояла твердо, как скала, так что казалось, будто подошвы ее башмаков успели пустить здесь корни. Скрестив руки на груди и высоко задрав подбородок, старуха разглядывала троллей. В этом взгляде не было страха, лишь внимательная сосредоточенность исследователя... да крошечная капелька жалости.

— Отпустил бы ты девочку, верзила, — обратилась она к Берту обманчиво ласковым тоном. — Иначе придется пострадать. И ты тоже, — а это уже Вильяму. — Поставь то, что у тебя в руке, на землю. И ступай себе с миром. Так будет лучше, поверь.

— Слыхали? — удивился Вильям. — Она угрожает нам!

— Гы-гык! — отозвался Берт. — А руки у тебя не коротки, старуха?

— Не смей так говорить с матушкой! — вскричала девчонка, тыкая булавкой все доступные ей части тролльей руки, впрочем, без результата.

— У меня — возможно, — спокойно ответила старуха, не сводя тяжелого взгляда с Вильяма.

Тот заканючил.

— Откуси ей голову, Том! Мне не нравится, как она на меня зенки пялит!

— Да ну-у, — протянул Том с сомнением в голосе. — Еще в зубах застрянет.

Однако протянул лапу и сгреб старуху, все так же не подающую никаких признаков беспокойства, в кулак. Поднес к самому носу, понюхал, брезгливо повертел туда-сюда.

— Эт не еда, — пожаловался он. — Эт щепка какая-то. Тот фермер и то был мясистее.

— Так был еще и фермер? — проворковала та, которую называли "матушкой".

— Ога, — подтвердил Берт. — Вот он орал, когда мы откусывали у него ноги!

— В самом деле? — улыбка на губах старухи была скользкой, как след от улитки.

— Ой, она опять! Опять зыркает! — заныл Вильям. — Съешь ее скорее, Том!

— Гык! — сказал Берт. — Вроде она того, сдохла.

Тело старухи и правда обмякло, как будто из него выдернули внутренний стержень.

— Матушка! — ахнула девчонка.

— Живодеры! Убийцы! — взревели гномы.

— Всыпь им, Эсме! — перекрывал их крики тонкий голосок второй старушки.

— Мучить пожилую женщину! Стыд и срам! — Бильбо Бэггинс, под шумок справившийся с завязками на своем мешке, выбрался на волю и, схватив первую попавшуюся железяку, бросился на тролля.

Это было безрассудно и глупо — кидаться на такого здоровяка, особенно если сам ты всего-навсего полурослик, но в этот миг Бильбо вел не разум, а праведный гнев.

Замахнувшись огромным молотом — и как только поднять-то сумел? — он врезал троллю по ноге где-то в районе щиколотки. Тот и не поморщился. Тогда Бильбо, кряхтя от натуги, поднял свое оружие повыше... и поскользнувшись, растянулся на земле. Сил не хватило. Молот выскользнул из хоббичьих рук, а сам герой крепко ударился о торчащую корягу.

— Это ворохоббит! — верещал Вильям, подскакивая на месте. — Он утёк, убёг! Ловите! Хватай его, Том!

Однако Том, казалось, не слышал его воплей, как прежде не заметил хоббичьей атаки. Глядя перед собой странно остекленевшим взором, он пересек поляну и сложил безжизненное тело старухи на землю под кустом. Затем вернулся к костру, где его сородичи затеяли очередной спор.

— Дай откусить от своей хоть кусочек! — клянчил Вильям. — Мне б хоть на один зубок попробовать. С бочка.

— Разбежался! Тебе дай с бочка — ты по самую шею откусишь! Не дам!

— Ну Бе-е-ерт... А ты чего, Том? — оглянулся он на внезапно подошедшего приятеля.

Том не ответил. Просто положил свои лапищи на загривки подельников и со всех сил двинул их навстречу друг другу.

БАМ-М-М!

Удар двух тролльих лбов вышел оглушающим.

Гулкое эхо разлетелось по лесу, закричали, захлопали крыльями разбуженные птицы.

Вильям и Берт, осоловевшие, шлепнулись на землю, скосив глаза к переносице.

Удар оказался такой силы, что тролли не заметили, как выпустили добычу из своих лап. И сейчас девчонка, постанывая и морщась, на четвереньках выбиралась из зарослей поломанного кустарника.

Старушке повезло больше — ее падение смягчила целая орава гномов.

— Как делишки, парни? Помощь нужна? — бодро спросила она и, не задерживаясь, чтоб выслушать ответный многоголосый гомон, скатилась по груде тел на землю и припустила к оставленному без присмотра оружию. Схватив первый попавшийся кинжал, старушка поспешила обратно к гномам, которые приветствовали ее возвращение ликующими криками.

Тролли тем временем пришли в себя.

— Ды чё, Дом?! — прогундосил Вильям, чей нос, похоже, был сломан.

Том недоумевающе хлопал глазами.

— Я чё? А чё я-то? Я ничё... — весьма содержательно по тролльим стандартам высказался он.

— Я те щас уши оборву и в горло затолкаю! — завопил, вскакивая на ноги, Берт. Замахнулся и врезал Тому по уху. Том закачался и повалился на Вильяма, тот взвыл.

— Ах ты, смердюк, орочья харя! — Том лягнул Берта, угодив ему в живот, и тот согнулся пополам. А Том уже успел подняться на ноги и продолжил дело, вдарив Берту кулаком по лысой башке, да с такой силой, что он растянулся на земле. Но и Тому не пришлось долго праздновать победу: подоспевший Вильям отвесил ему мощного пинка под зад...

Гномы, люди, хоббит — все было забыто. Сцепившиеся тролли самозабвенно молотили, пинали и колошматили друг дружку.

Их пленники тоже время зря не теряли. Пока старушка возилась с веревками одной половины гномьего отряда, девушка и хоббит пытались спасти из огня вторую.

Они что было сил трясли и толкали опоры, на которых держался вертел, но те были слишком тяжелы и слишком глубоко вбиты в землю. Проще было бы залить огонь, да вот беда — воды-то не было.

Привязанные над костром гномы вразнобой подбадривали своих спасителей:

— У вас получится!

— Поднажми, родимая!

— Пожалуйста, мисс, не могли бы вы попробовать еще разок, если вас не затруднит?

— Ну же, еще чуть-чуть!

Девчонка совсем запыхалась, по лбу каплями катился пот, жар костра был нестерпим — но ведь гномам-бедолагам приходилось еще хуже! Решив сменить тактику, она отошла на несколько шагов от костра, разбежалась и всей своей немаленькой массой впечаталась в опору.

Закричали хором: девчонка от боли, потирая ушибленное плечо, гномы от радости — опора дрогнула. Тут подоспела и вторая часть отряда, освобожденная от мешков и веревок. Дружно навалившись, гномы повалили-таки опоры с вертелом, отчего их товарищи, которым совем недавно грозила судьба превратиться в жаркое, всей вязанкой бухнулись на землю.

Радостный клич спасенных и их спасителей оказался таким мощным, что даже тролли отвлеклись на минутку от своего занятия.

— Даша еда! — завопил Вильям. — Ода убегает!

Прекратив мутузить друг дружку, тролли вскочили на ноги. Гномы, схватив кто меч, кто топор, тоже приготовились к бою.

И тут...

— Рассвет идет, и смерть вас ждет!

Сноп яркого солнечного света хлынул на поляну. Под его лучами тролли корчились, извивались, как от боли, а после... окаменели.

— Гэндальф! Ты вернулся! — наперебой закричали гномы, приветствуя спускавшегося на поляну волшебника.

Следующие минуты были заполнены радостными хлопотами. Избежавшие смерти гномы счастливо обнимались, похлопывали друг друга по плечам и перекликались поименно; тех, кто был привязан к вертелу, быстро освободили от пут, и теперь все дружно отряхивались и приводили себя в порядок.

Примерно тем же самым, хотя и не так шумно, занимались на другом краю поляны три ведьмы. Тощая старуха, которую недавно сочли мертвой, пришла в себя и весьма проворно для своих лет поднялась на ноги. Девушка растирала ушибленное плечо, с любопытством поглядывая на гномов. Их третья спутница беспечно лыбилась.

Но первые минуты безоглядной радости пробежали быстро, настал черед вопросов. И предводитель гномьего отряда обернулся к пришелицам,

— Благодарю вас, — произнес он, обращаясь главным образом к маленькой седовласой старушке, — за спасение меня и моего отряда. Но кто вы такие? Как очутились здесь? В лесу посреди ночи? — в его тоне, решительном и жестком, сквозила давняя привычка отдавать приказы.

— Вот и мы могли бы спросить у вас то же самое, — ничуть не смутившись ответила высокая старуха. Ее осанка ничуть не уступала королевской, а голосом и вовсе можно было забивать гвозди.

— Я прошу простить моего друга за неучтивость, — вмешался волшебник. — После такого потрясения все мы немного нервничаем. Позвольте же мне представиться, мое имя — Гэндальф, а это Торин Дубощит и его товарищи гномы а также Бильбо Бэггинс. Не соблаговолят ли почтенные дамы составить нам компанию, присесть на этой милой полянке и немного побеседовать?

Старшие ведьмы переглянулись.

— Соблаговолим, — мрачно заявила та, что повыше, и в ее устах это прозвучало как угроза.

Та, что пониже, игриво улыбнулась и подмигнула кому-то из гномов.

Девушка окинула толпу взъерошенных, покрытых сажей бородачей встревоженным взглядом.

— У нас есть печеньки, — робко сообщила она, выуживая из-под куста свою торбу.

— Я — нянюшка Ягг, — усаживаясь на поваленное дерево, представилась ведьма. — А это моя старинная подруженция Эсме Ветровоск...

— Госпожа Ветровоск, — с мрачным видом отрезала матушка, но смутить нянюшку было задачей не из нелегких.

— ...и Агнес Нитт.

— Здрасте, — та неуверенно помахала рукой.

— Очень рад знакомству, дамы, — кивнул Гэндальф, а затем произнес то, что могло показаться детской считалочкой. — А это Балин, Двалин, Оин, Глоин, Фили, Кили, Нори, Дори, Ори, Бифур, Бофур и Бомбур.

Гномы, чьи имена он называл, кивали и улыбались, особо ретивые вскакивали на ноги и раскланивались, произнося: "К вашим услугам".

— Но откуда вы? Как здесь очутились? — повторил свой вопрос Торин Дубощит.

— А вы? — не осталась в долгу матушка.

Предводитель гномов посмурнел лицом: не в его привычках было отчитываться перед чужаками. Резкий ответ уже готов был сорваться с его губ, но тут вперед выступил Балин.

— Мы простые торговцы с Синих гор, — пояснил он, вкрадчиво улыбаясь. — Идем навестить родню в Железных холмах.

— Мило, — матушка изобразила светский оскал.

— Могу ли я поинтересоваться, почтенные дамы, — продолжал Балин. — Какой край имеет честь зваться вашей родиной? И в какие земли вы направлялись, когда счастливый случай свел нас вместе?

— О, мы никуда не направлялись, — взяла на себя роль переговорщицы нянюшка. — А прибыли из Ланкра, с такого миленького холмика, напротив Дурного Зада.

— Какого зада? — не понял кто-то из гномов.

— Дурного, — услужливо пояснила нянюшка. — Это деревня такая, наша Эсме оттуда. Так вот, сидим мы, значит, собираемся попить чайку, обсуждаем, до чего ж паршивая выдалась ночка: громы, молнии, все дела — как вдруг "Чпок!" И вот мы уже здесь.

Счастливо улыбаясь, нянюшка окинула взглядом слушателей; выглядели те порядком огорошенными.

— Кстати, чаю выпить нам так и не удалось, — хмуро заметила матушка.

— И то верно, — поддержала ее приятельница. — Агнес!

Та привычно вскинулась.

— Заварка у меня с собой, нянюшка, но у нас ведь нет чайника...

— Так почему бы не одолжить его у тех, кто живет во-он там? Я определенно вижу за деревьями печную трубу.

— Жил, Гита. В прошедшем времени, — поправила ее матушка, пристально вглядываясь в указанном направлении. — Труба действительно торчит, но кровля разрушена.

— Тем более хозяин не будет против, если мы одолжим у него кое-какую утварь. Ступай, Агнес, да постарайся разыскать чайник, раз уж дом необитаем...

— А если обитаем? — матушка многозначительно приподняла бровь.

— И что с того? Предлагаешь отправиться одной из нас? В моем-то возрасте?! Ох, мои старые, больные ноженьки... А девочке только на пользу пойдет прогуляться на свежем воздухе. К тому же солнце уже взошло — ничего с ней не сделается. Ступай, милочка, — нянюшка ободряюще махнула рукой. — В случае чего — кричи, я знаю, ты умеешь.

Агнес стояла столбом. Нахлынувшая внезапно душная ярость не позволяла вымолвить ни слова, и, что гораздо хуже, она чувствовала, как от шеи вверх поднимается горячая краснота. Еще минута, и ее лицо по цвету сравняется со свеклой. Какой стыд! Развернувшись на пятках, Агнес опрометью бросилась в заросли.

Ох уж эти... ведьмы! Решают, что ей делать, как будто ее здесь нет! Да еще с этаким покровительственным видом! "Девочке только на пользу пойдет..." Ух, до чего же она зла!

Лишь запыхавшись, Агнес поняла, что почти перешла на бег. Она сбавила шаг, стараясь перевести дух. Глубокий вдох, выдох...

Но ведь она знала, что они из себя представляют, не так ли? Прежде чем согласилась стать частью этого ведьмовского трио, вместо отошедшей от дел Маграт⁽¹⁾. Конечно, знала. О сварливом и нелюдимом характере матушки Ветровоск в народе ходили легенды. Завидев издали долговязую фигуру в черном, ланкрцы частенько предпочитали дать крюка через чужие огороды или укрыться за живой изгородью, выжидая пока матушка пройдет мимо. И лишь очень серьезная причина: болезнь, увечье, смерть — могла заставить их подойти к маленькой скособоченной хижине и постучаться в дверь.

Что же до нянюшки, то она знала всех обитателей Ланкра поименно, и в свое время помогла появиться на свет едва ли не половине из них. На первый взгляд, она казалась милейшей, безобиднейшей из старушек... Но она знала, как настоять на своем. Как ей это удавалось, оставалось загадкой: ты слышишь про "старые, больные ноженьки", смотришь в честные-пречестные глаза, и тебе как-то не хватает духу напомнить их обладательнице о том, как всего неделю назад на сельской ярмарке она лихо отплясывала на столе, размахивая в такт пивной кружкой.

Да, ведьмы были невыносимы, обожали командовать и совать носы в чужие дела, и Агнес знала об этом заранее. Так чего же она теперь злится?

Агнес вздохнула. В этом-то все и дело! Она злилась не на них, а на себя. На свой проклятуще покладистый характер, который не позволял дать им отпор, вместо этого заставляя сглаживать острые углы. В тайне она мечтала, что когда-нибудь сумеет набраться смелости и взять судьбу в свои руки.

Однажды ей это почти удалось: она уехала аж в самый Анк-Морпорк и устроилась там в оперный театр. ⁽²⁾ Все признавали, что у нее чудесный голос. Дела шли просто отлично, и ей даже доверили исполнять главные партии в нескольких постановках... Вот только сама Агнес должна была стоять позади, с хористами, пока на переднем плане хорошенькая, но безмозглая блондиночка открывала рот в такт ее пению.

И тогда Агнес оставила оперу. Потому что, может, она и простая селянка, но у нее есть своя гордость и самоуважение. Воспоминание об этом заставило ее расправить плечи и приосаниться.

Так что она вернулась в родную деревню... А тут как раз Маграт вышла замуж, и нужен был кто-то на замену. Одно тянуло за собой другое, и Агнес не успела опомниться, как уже перебралась в прежнюю хижину Маграт, приняла на себя ее полномочия и заняла место младшей ведьмы в местном шабаше. Вот уже почти полтора года, как она сотрудничала с матушкой Ветровоск и нянюшкой Ягг... в смысле была у них на побегушках. К слову о гордости и самоуважении.

Агнес вздохнула, затем огляделась по сторонам. За этими раздумьями она не заметила, как успела прийти на место. Прямо перед ней возвышался одноэтажный дом на каменном фундаменте, чуть в стороне просматривались строения попроще: коровник, а может, свинарник, да какие-то амбары. Торцевая сторона дома была полностью разрушена, крыша просела, несколько яблонь были с корнем выдернуты из земли. Здесь явно похозяйничал кто-то огромный, и случилось это далеко не вчера: из пролома в стене вовсю пробивалась молодая травка, а в самом доме пахло затхлостью и заброшенностью. Кругом было тихо, лишь шелестели листья, да где-то в ветвях щебетали невидимые птицы.

Еще раз опасливо оглядевшись, Агнес сквозь пролом в стене шагнула в разоренный дом. Помещение, где она очутилась, прежде служило кухней; это было ясно, несмотря на разгром и полумрак. Стол и лавки были перевернуты, посуда разбросана по полу. Агнес поежилась: да, не сладко пришлось хозяевам. На пару минут она застыла на месте, пораженная чувством жалости к этим бедолагам, чью жизнь так грубо и бесчеловечно оборвали.

Но что толку горевать о том, чего уже не исправить? Сглотнув ком в горле, Агнес на цыпочках обошла кухню, выудила из-под стола чайник. В буфете с оторванной дверцей обнаружились оловянные кружки, тарелки и приборы. Отобрав всего по три штуки, девушка завернула их в полотенце, завязала его узелком и, прихватив чайник, покинула дом.

Выйдя на улицу, она почувствовала себя гораздо лучше: воздух здесь был прохладен и свеж, а пробивавшиеся сквозь листву солнечные лучи вселяли уверенность. На несколько блаженных секунд Агнес позволила себе расслабиться: закрыть глаза и просто вдыхать аромат земли и леса, слушать чириканье птиц. Какое же счастье, что она жива! Что пережила эту ночь, что участь владельцев фермы ее миновала.

Но вдруг неподалеку раздался шорох. Агнес испуганно распахнула глаза, сердце забилось часто-часто. А вдруг это тролли? Дикие звери? Змеи? Разбойники?

Она напряженно прислушивалась. Точно шорох, и еще один. Тихий хруст веточки под ногой. Кто-то направлялся в ее сторону.

Осторожно, стараясь не шуметь, она поставила узелок на землю и сделала шаг в сторону, прячась за выступ стены. Свободной рукой выдернула из полей шляпы булавку. Шаги, тем временем, двинулись в обход дома. Изо всех сил сжимая булавку повлажневшими пальцами, Агнес отсчитывала про себя: "Три, два..."

— Эгей? — позвал чей-то голос. — Госпожа Нитт, вы здесь?

От накатившего облегчения пришлось привалиться к стене, коленки предательски дрожали.

Но вот из-за угла дома выглянула черноволосая голова в ушанке. При виде Агнес выражение обеспокоенности на лице гнома сменилось радостной улыбкой.

— Вот вы где! Я уж думал, что потерял вас.

— Вы меня напугали, — отозвалась Агнес, резче, чем хотела бы.

— Простите, — улыбка в миг слетела с лица гнома. — Я не хотел. Я пошел за вами следом только чтобы убедиться, что у вас все в порядке. Поверьте, у меня и в мыслях не было вас пугать.

Раскаяние в его глазах было таким искренним, что сердиться дальше было невозможно.

— Все в порядке, — уверила Агнес гнома. — А вы... Бифур, верно?

— Бифур — это мой кузен, — гном снова разулыбался. — Ну а я Бофур. К вашим услугам, госпожа Нитт.

— Лучше просто Агнес. До "госпожи" мне еще ведьмовать и ведьмовать.

— Что вы сказали?

— Не важно, — она махнула рукой. — Бофур, не поможете мне с чайником? Наверное, где-то неподалеку должен быть колодец.

— О чем речь, мне не трудно, — он легко забросил тяжелое кайло на плечо и подхватил пустой чайник. — А колодец и правда рядом, с той стороны дома. Госп... то есть Агнес, можно сказать вам кое-что?

— Можно. И лучше на "ты", а что случилось?

— У тебя листик прилип, вот здесь, — он ткнул себя пальцем в правую скулу.

— Спасибо. О-ох, — она вслепую вытерла щеку рукой и, глянув на ладонь ужаснулась. Какой там "листик"?! Трава, грязь, хвоинки — можно подумать, она плавала в луже! Хотя, если вспомнить все события ночи, почти так оно и было.

К счастью, они уже вышли к колодцу. "Журавль" оказался не поврежден, так что Бофур запросто вытянул ведро воды, половина которой пошла на чайник, а остатки — на умывание.

Еще пару минут спустя, порядком посвежевшая Агнес повернулась к дожидавшемуся рядом Бофуру, который от нечего делать ковырял носком сапога в земле ямки.

— Ну вот, теперь можно и возвращаться.

— Скажи, Агнес, а что ты... в смысле, вы все будете делать дальше?

— Дальше?

— Когда мы вернемся к остальным.

Она неуверенно пожала плечами.

— Это будет решать матушка, она у нас главная. Но думаю, мы отправимся обратно домой. Ты не знаешь, далеко отсюда Овцепикские горы?

Бофур задумчиво почесал подбородок.

— Я разные горы знаю: Мглистые, Синие... Наслышан и про Серые, и про Белые. Но вот Овцепикские — нет, про такие не слыхал. Так вы оттуда?

— Да. Я всю жизнь там прожила. Жаль, ты не знаешь, где это. Хотя... можно сперва добраться до Анк-Морпорка, оттуда к нам ходит почтовая карета. В какой он стороне?

— Кто?

— Анк-Морпорк.

— Никогда о таком не слышал.

— Да как такое возможно?! Это же громадный город! Наверное, самый большой на Диске. И там полным полно гномов.

— Ну, извини, — Бофур чуть виновато улыбнулся.

Пару минут они шли молча.

— Ну а сейчас мы где? — вернулась к географическим изысканиям Агнес.

— В двух днях пути от Бри.

— Бри? Как сыр? Хм, странное название.

— Более странное, чем Дурной Зад?

Возмущенная до кончиков ногтей, она резко обернулась, готовая обрушить на попутчика ушат праведного негодования. Бофур глядел выжидающе, в углах его глаз собрались морщинки, а в усах пряталась незлая усмешка, и неожиданно для себя Агнес фыркнула от смеха.

— Что ж, ничья.

— Давай пойдем другим путем, — предложил Бофур.

— Я думала, мы идем на поляну?

— Так и есть. Но я не об этом. Ты ведь человек, да?

— Насколько мне известно.

— Значит, ты скорее всего из Гондора. А может, из Рохана.

Агнес пожала плечами:

— Увы.

— Но это же два самых больших королевства людей!

— Наше — совсем маленькое.

За разговором они не заметили, как вышли обратно на поляну, и опомнились, только услыхав глубокий голос Гэндальфа:

— Тысячи людских жизней скитался я по Средиземью, исходил его вдоль и поперек. Но ни разу не довелось мне увидеть тех мест, о которых вы толкуете, почтенная нянюшка, или услышать хотя бы упоминания о них. Сдается мне, вас перенесло сюда из совершенно иного мира.

— О! — пальцы Агнес разжались, и узелок с посудой упал в траву. — Но разве это возможно?

— Поразительно! — вторили ей гномы.

— На самом деле, ничего удивительного в этом нет, — заявила матушка.

— Вот как? — голос Гэндальфа звучал безукоризненно вежливо, но взгляд был серьезен и пытлив.

Матушка чуть склонила голову, устремив взгляд в костер так, словно видела в игре пламени то, чего не замечали другие.

— Когда порыв ветра обрывает сухие листья с деревьев и уносит их с собой, — негромко проговорила она, — никто не знает, где закончат свой век эти листья. В костре на заднем дворе или в канаве? Быть может, они осядут на воды пруда или взлетят на крышу и забьют водосток? Кому это ведомо? Это всего лишь листья, у них нет своей воли, — матушка на несколько секунд умолкла; слушатели, казалось, позабыли дышать. — Но когда порыв магии подхватывает ведьму...

— Трех ведьм, — вклинилась нянюшка.

— Количество здесь не играет роли, Гита, — призвала ее к порядку матушка и продолжила. — Так вот, есть лишь одно единственное место, где может очутиться ведьма в таких обстоятельствах.

На несколько долгих секунд на поляну опустилась тишина, густая, как сметана.

— И что же это за место? — спросил Бильбо.

— То, где она нужнее всего, разумеется, — уверенностью в голосе матушки Ветровоск можно было колоть орехи.

— В самом деле? — проговорил Гэндальф, с задумчивым видом выпуская из трубки колечки дыма.

— Позвольте заметить, что ваше появление здесь и вправду оказалось весьма своевременным и полезным, — с любезной улыбкой произнес Балин.

— Да уж! — отозвался Двалин. — Мы едва не пошли на корм троллям.

— Вместо того, чтобы покормиться самим, — печально закончил Бомбур.

— Так вы голодны? — участливо спросила Агнес. — У меня есть... Одну минуту, пожалуйста.

Она обогнула компанию расположившихся у нее на пути гномов и прошла на свое прежнее место подле нянюшки, где на земле валялась большая матерчатая торба. Распустив тесемки, Агнес извлекла на свет две жестянки. В одной из них, размером чуть больше кулака, легко угадывалась чайница, вторая являла собой короб около фута высотой с квадратным основанием. Откинув крышку, она протянула жестянку гномам.

— Угощайтесь, прошу вас.

Те заметно оживились, короб с печеньем быстро пошел по рукам.

"Не хватит," — думала Агнес, с тревогой следя за тем, как золотистые кругляши исчезают в чужих широких ладонях, а после — в обрамленных бородами голодных ртах. "Точно, не хватит".

Повезло еще, что она вчера догадалась испечь побольше, помня о том, как матушка неравнодушна к сладкому, и какой у нянюшки бездонный желудок. Но как ни крути, то, что готовилось как угощение для трех женщин, не сможет насытить пятнадцать мужчин.

Впрочем, едоков оказалось чуть меньше. Гэндальф с отрешенным видом курил, и по складкам между седых бровей, можно было решить, что раздумывал он о чем-то очень серьезном.

— Позвольте мне уточнить, госпожа Ветровоск, — наконец нарушил молчание волшебник. — Правильно ли я понял, что все вы... — он на миг замолчал, пристально глядя матушке в глаза, — ведьмы?

— Именно так, — бодро подтвердила нянюшка.

— И вы творите ворожбу?

— Ворожбу? Ну ты загнул! — нянюшка панибратски пихнула его локтем в бок. — Так, ведьмуем помаленьку. Ты пойми, — с жаром проговорила она. — Все эти визги-пляски, магические кристаллы, прочая оккультность — это ерунда. Так, для антуражу. А настоящее ведьмовство — в голове. Погляди хотя бы на них, — подобрав с земли хворостину, нянюшка ткнула ею в ближайшего каменного тролля. — Как Эсме их отделала! А все головология!

— Что вы имеете в виду, почтенная нянюшка, когда говорите "отделала"? — поинтересовался Балин. — Насколько я помню, тролли отделали друг друга сами, затеяв, как говорится, на ровном месте драку.

— А началось-то все с чего? — торжествующе спросила нянюшка. — С Эсме и ее заимствования. Ведь так все и было? Скажи им, Эсме.

— Госпожа Ветровоск взяла у этих тварей денег в долг? — переспросил Глоин, покивал деловито. — Умно. Теперь не придется возвращать.

— Я и впрямь позаимствовала кое-что у одного из них. Но вовсе не деньги, — на пару мгновений матушка умолкла, прикрыв глаза, словно собираясь с мыслями, а потом заговорила вновь, негромко, но очень отчетливо.

— Представьте себе одинокого путника, которому понадобилось взобраться на дальний холм и поглядеть, что там, за перевалом. Пешком он доберется туда не скоро. Но вот мимо проезжает повозка, и путник запрыгивает на нее. Он может быть обычным пассажиром и ехать туда, куда правит хозяин повозки, или может забрать у него вожжи и самостоятельно выбрать направление и путь. Это ведьмы и называют заимствованием. Только повозка здесь — это зверь, птица или рыба. А путник — наше сознание.

Гномы помолчали, осмысливая услышанное.

— А будь я на месте того возницы, — пробасил Глоин, — в миг бы столкнул наглеца на землю. Нет, вы только подумайте! — он окинул взглядом спутников. — Ведь это же моя лошадь, Дурин свидетель! И за сено и овес я плачу из своего кармана. Так виданное ли дело — влезать без спросу, отнимать у хозяина вожжи и не отблагодарить после, даже не заплатить за проезд?!

— Ты прав, почтенный Глоин, — кивнула матушка. — Ничто не должно доставаться бесплатно, и даже заимствования. Сперва ты крадешься на кошачьих лапах, червем проникаешь в недра земли, летишь на птичьих крыльях... Но затем — расплачиваешься, это неизбежно.

— Как это? — не понял Бильбо. — Животным ведь не нужны деньги.

— А разве платят только деньгами? — в свою очередь спросила матушка. — Взамен ты оставляешь блюдце с молоком на крыльце, стараешься аккуратнее рыхлить почву, не гоняешь птиц, даже если они повадились клевать твою рябину... И никогда, ни при каких обстоятельствах не причиняешь вреда тем, чье тело заимствовал. А уходя, забираешь с собой только воспоминания, оставляя чужое сознание в точности таким, каким оно было до твоего визита.

— Однако этих троллей ты втянула в драку, госпожа. А как же "не причини вреда"? — проговорил другой гном, седовласый, со спокойным, умным взглядом. — Ты заставила тролля напасть на сородичей.

— Ух, и накостыляли они друг дружке! — воскликнул, вскакивая на ноги, юный гном в вязаном свитере.

— Сядь, Ори, не мельтеши, — дернул его за локоть седовласый и снова повернулся к матушке. — Скажи мне, госпожа Ветровоск, как такое возможно? Я не осуждаю тебя, но хочу понять.

— Что именно ты хочешь понять, почтенный Дори? Велика ли цена моему слову? Не жалею ли я, что злоупотребила властью? — взгляд матушкиных глаз стал ледяным и острым, будто сосулька. — Мои слова относились к животным. Неразумным тварям. Волк пожирает зайца не потому, что желает ему зла, а потому, что такова его природа. Но этих верзил, — она кивком указала на каменных истуканов, — неразумными не назовешь. Глупыми — да, но не неразумными. Они признались, что сожрали фермера: слопали живьем, пока бедняга был еще в сознании. Сожалею ли я, что эти трое получили по заслугам? Ни на миг.

— К чему все это? — раздался нетерпеливый голос.

Гэндальф обернулся:

— О чем ты говоришь, Торин?

— Мы сидим здесь и обсуждаем каких-то троллей, теряя драгоценное время. А ведь впереди долгий путь, нам нельзя медлить. Эти тролли и так едва не сорвали нам планы.

— Однако само их появление здесь — очень странно, — заметил Балин. — Мне никогда не доводилось слышать, чтобы горные тролли забирались так далеко на юг.

Гэндальф согласно кивнул:

— Их не видели здесь очень давно. Со времен правления Темной Силы... Но они не могли передвигаться при свете дня.

— Где-то должна быть их пещера.

— Так давайте отыщем ее! — глаза Нори блестели азартом.

Почти все гномы в едином порыве вскочили со своих мест, выжидающе глядя на своего предводителя. Все ждали, что решит Торин. Он с достоинством поднялся на ноги, окинул взором обращенные к нему лица.

— Пещеру найти надо, — веско сказал он. — Кто знает, что может там отыскаться? Припасы или то, что может пригодиться нам в пути. Вопрос лишь в том, стоит ли всем нам, — он искоса глянул туда, где сидели три ведьмы, — отправляться на поиски.

— О, за нас не волнуйтесь, — уверила его матушка.

— Занимайтесь своими делами, — сладким голоском поддержала ее нянюшка. — А мы посидим тут, у камелька, погреем старые косточки. В ногах правды нет...

— В таком случае, — подытожил Гэндальф, — если вы не возражаете, мы приступим к поискам незамедлительно.

— Ничуть не возражаем, — улыбка матушки была ласковой, как у акулы.

Стоило компании из тринадцати гномов, хоббита и волшебника удалиться, а топоту их сапог затихнуть, три ведьмы повернулись друг к другу. Настало время обсудить положение.

1) Маграт Чесногк была младшей участницей ведьмовского трио в романе "Вещие сестрички". После она вышла замуж и оставила это ремесло. В романе "Маскарад" её место официально занимает Агнес.

Вернуться к тексту

2) речь идёт о событиях романа "Маскарад"

Вернуться к тексту

— Финтят чего-то парни, — первой высказалась нянюшка. — А ты что думаешь, Эсме?

Матушка величаво склонила голову.

— Несомненно.

— Погодите... Так вы что, считаете, гномы солгали нам? — изумилась Агнес. — Но у них такие открытые, честные лица!

— Э-э, милочка, — усмехнулась нянюшка. — С честным лицом врать, оно всегда лучше. Убедительнее. Я вот всегда так делаю.

— И все же, — настаивала Агнес. — С чего вы взяли, что они обманули нас?

— Ну, для начала, с того, что никакие они не торговцы, и уж точно не простые. Чтобы это понять даже ведьмовской дар не нужен, достаточно просто смотреть глазами и думать головой.

Матушка глядела покровительственно и свысока, и Агнес стоило труда не отвести взгляд:

— И тем не менее?

— Ну если ты настаиваешь, — криво усмехнулась матушка. — Во-первых, если они торговцы, то где же товар? Мы ничего похожего не видели. А если товар распродан, то где барыш? Одежда у них в большинстве весьма скромная, к тому же изрядно потрепанная...

— Словно кошка с помойки притащила, — пояснила нянюшка.

— Во-вторых, оружие. Зачем простым торговцам столько?

— Для эм-м... защиты? — предположила Агнес и продолжила уже увереннее. — От разбойников, например. И вообще, они же гномы! Это их культурная особенность. Когда я жила в Анк-Морпорке, к нам в Оперу ходило много гномов, и все — с топорами. В бархатных чехольчиках.

— Это очень мило, золотко, что ты именно сейчас решила поделиться подробностями своей окологламурной жизни, — сладко пропела нянюшка. — Но у одного только блондинчика ножей при себе столько, что хватит на целую скобяную лавку!

— Его зовут Фили, — вздохнула Агнес.

— Не существенно, — припечатала матушка и продолжила. — Я надеюсь, ты способна уловить разницу между "культурными особенностями" и хорошо вооруженным отрядом? И, в-третьих, их предводитель. Вот уж кто не прост, и ну ни капли не похож на торговца.

— У него руки кузнеца, — согласилась нянюшка. — Совсем как у моего Джейсончика. И у покойного господина Ягга такие же были. Кузнеца всегда по рукам узнать можно.

— И тем не менее, — задумчиво протянула матушка. — На обычного кузнеца он не больно-то похож. Повадки не те, взгляд, осанка, голос...

— Это все хорькизма, — с важным видом покивала нянюшка. — Вот как это называется.

— Я бы сказала, что поведением он чертовски смахивает на короля. Возможно, на бывшего, или на того, кого воспитывали королем, или на того, кому суждено им стать. Есть в нем что-то такое, монаршеское.

— Вы так рассуждаете о королях, матушка, будто много их повидали.

— Уж мы-то с Эсме насмотрелись, не то слово! У меня в прачечной одно время их развелось, что блох на дворовой собаке — ну просто шагу нельзя ступить, чтобы не вляпаться в очередное величество.⁽¹⁾ На любой вкус и цвет, как говорится.

— И что мы имеем в итоге? — вернулась к исходной теме матушка. — Хорошо вооруженный боевой отряд под предводительством кого-то, подозрительно похожего на короля, направляется куда-то по секретному делу. "Простые торговцы"? Ха!

"Что ж, если так посмотреть, это и впрямь выглядит подозрительно", — вынуждена была признать Агнес, но отступать так просто не собиралась: старшие ведьмы и так слишком часто выходили в спорах победительницами, и когда такое случалось, их зазнайство становилось совсем уж невыносимым.

— Вот я и говорю: финтят коротышки, — подытожила нянюшка.

— Они же одного с тобой роста, Гита. А некоторые и повыше будут.

— Вот я и говорю: коротышки!

— А с чего это вы взяли, что у них именно секретные дела? — Агнес наконец отыскала аргумент, показавшийся ей достойным. — Может, они просто личные?

— И что же это за личные дела такие... — хором обрушились на нее обе ведьмы, матушка — ехидно, нянюшка — с возмущением.

— ...за которые нужно браться вчетырнадцатером?

— ...в которые нельзя посвятить добрых друзей, вроде нас?!

— Но, нянюшка, ведь мы же всего полчаса знакомы!

— Это не оправдание!

Чувствуя, что, как бы ни старалась, этот спор ей не выиграть, Агнес постаралась переменить тему:

— Так что же нам теперь делать? Собираться домой?

— Домой мы всегда успеем, — отозвалась матушка. — Сперва я хотела бы понять, что здесь творится. И коли добровольно они откровенничать не желают, что ж, поглядим, так ли эти ребята скрытны между собой.

С этими словами матушка оторвала от бревна, на котором сидела, большой кусок коры. Осторожно стряхнула с него жуков и личинок и краем острой щепки нацарапала несколько слов, затем, закрыв глаза, она откинулась спиной на ствол дерева и как-то обмякла...

А несколько секунд спустя юркий лесной зверек, почти не заметный в траве, резво припустил туда, куда чуть ранее ушли гномы.

* * *

Разыскать троллье логово оказалось для гномов не такой простой задачей, как они думали поначалу. Идти по следу не получалось, ведь истоптано и изрыто было буквально все вокруг. Впрочем, некоторое время спустя острый глаз волшебника приметил черный провал между камней, означавший вход в пещеру.

— Тут все добро троллей, — пояснил Гэндальф, первым ступая под каменный свод. На входе потолок пещеры нависал так низко, что волшебнику пришлось пригнуться, а тролли, должно быть, и вовсе проникали в свое убежище на четвереньках или ползком.

— Ну и вонища! — скривился Двалин.

Нори азартно потирал руки:

— Ну-ка поглядим, что здесь есть!

— Будьте осторожны, прикасаясь к чему либо, — предостерег спутников Гэндальф.

Казалось, что тролли сгребли сюда все без разбора. Вдоль стен и под ногами валялись: ящики, разбитые горшки, чьи-то кости, полдюжины шлемов различного фасона, дверца от буфета, фрагменты доспехов, изголовье кровати, тряпье, чугунный котел, коромысло, какой-то сундучок...

— Эгей, а вот и что-то стоящее!

В неровном свете факела заблестели золотые монеты.

— Очень обидно оставлять все это здесь, — заметил Бофур. — Вдруг кто найдет...

— Согласен, — деловито кивнул Глоин. — Нори! Тащи лопату.

Тем временем в другом углу пещеры Торин Дубощит успел обнаружить кое-что любопытное.

— Эти мечи ковали не тролли, — проговорил он, любуясь отсветами пламени на лезвии клинка.

— И не лучшие кузнечные мастера из числа людей, — согласился с ним Гэндальф. — Они выкованы в Гондолине высшими эльфами. Лучших клинков нам не найти.

— Что это? — вдруг вскинулся Торин, вглядываясь в густую тень в углу пещеры.

— Где?

— Там кто-то есть! Двалин, а ну-ка посвети.

Что-то маленькое и бурое метнулось прочь.

— Это что, крыса? — Бильбо передернуло от отвращения.

— Ласка, — ответил Двалин, успевший приметить белую грудку зверька. — Наверное, искала здесь мышей или слизняков, а может, тролльи объедки.

— Уходим, — скомандовал Торин. — Здесь мы уже все осмотрели.

— Еще минутку, — попросил Глоин. — Тут есть еще монеты. Нори, сгребай пока это в яму. Бофур, глянь, под теми разбитыми горшками ничего не завалялось? Это, парни, будет наш долгосрочный вклад...

* * *

Матушка Ветровоск очень спешила. Услышанное в пещере казалось ей слишком важным, чтобы доверить эти сведения коротким лапам ласки, так что матушка прибегла к помощи пролетавшей мимо сойки.

Всему виной было слово, невзначай оброненное Гэндальфом — "эльфы". Одно лишь воспоминание о них действовало на ведьму, как красная тряпка на быка.⁽²⁾

Подумать только, эльфы!

Из всех гнусных, отвратительных тварей, с которыми ей когда-либо приходилось иметь дело, они без сомнения были худшими.

Ведь будем откровенны, да, среди людей порой встречаются отборные мерзавцы, да, гномы в своей воинственности частенько переходят грань между милым чудачеством и опасным для окружающих беспределом, тролли в большинстве своем просто неотесанные дикари, а Нак Мак Фигли и подавно сущее бедствие... Но при всем внешнем несходстве у всех этих созданий было нечто общее — душа. Пусть отдельные представители видов могли на поверку оказаться подонками, но, говоря в целом, люди, гномы, тролли, что уж там, даже многие умертвия, вовсе не были плохими.

А вот эльфы — были.

Сойка присела на нижнюю ветку, потом опять взлетела и отправилась дальше уже без пассажира. Матушка открыла глаза.

"Что ж, по крайней мере здесь их нет," — с мрачным удовлетворением подумала она, осматриваясь.

На поляне и правда за время ее отсутствия почти ничего не изменилось. Разве что костер прогорел, а посреди костровища торчали вертикально воткнутые в землю две палки с надетыми на них башмаками. Чуть в стороне, устроившись на груде оставленных гномами дорожных плащей и тулупов, похрапывала нянюшка.

Матушка потрясла ее за плечо.

— Гита, проснись.

— А? Что? — пробурчала та, но увидев выражение лица приятельницы, моментально стряхнула с себя сон. — Что случилось?

— Где Агнес? — вместо ответа спросила матушка.

Нянюшка неопределенно махнула рукой.

— Ушла куда-то. "Осмотреться," — так она сказала.

— Босиком? — матушка кивнула на болтавшиеся над костровищем башмаки.

— Молодежь, — пожала плечами нянюшка с таким видом, будто это слово все объясняло. — Да все с ней в порядке, — ответила она на невысказанный вопрос матушки. — Случись с ней что, мы бы уже об этом знали, как и все на пять миль вокруг. В чем дело, Эсме? У тебя что-то на уме, я же вижу. Выкладывай.

— Гномы нашли там кое-что, в троллей пещере. И это меня беспокоит. Похоже, это дело их рук.

— Их? Кого это?

— Ты знаешь, о ком я говорю, Гита. Они. Сверкающие. Сказочный народец. Дамы и Господа — называй, как хочешь.

На пару секунд нянюшка застыла с открытым ртом. "Эльфы?!" — беззвучно выдохнула она одними губами. Матушка кивнула с самым мрачным видом.

Нянюшка же подскочила на ноги, тараторя с невероятной частотой:

— Они здесь?! Железо, срочно нужно железо... Жаль, коротышки забрали все топоры! Пони! Чего расселась? Ну-ка давай помогай! Что выбираешь: держать копыто или сдирать подкову?

— Гита, стой! — крикнула матушка в стремительно удаляющуюся спину. — Их здесь нет.

Нянюшка резко затормозила, облегченно выдохнула.

— Нет? Уф-ф! Тогда о чем речь?

— Гномы нашли их клинки.

— Э-э... — нянюшка беспечно махнула рукой. — Я давно уяснила, всяк клинок не опасен, если нет руки, способной воткнуть его в меня.

— Стальные клинки, Гита.

Нянюшка сморгнула.

— Ты имеешь в виду медные?

— Нет. Определенно стальные.

— Но ведь они не умеют обрабатывать железо! Да что обрабатывать, касаться его не могут! Это единственное, что может их остановить!

— И тем не менее это так. Я думаю... Опасаюсь... Что если они нашли способ адаптироваться?

Нянюшка как стояла, так и села.

— Тогда нам всем крышка, — она крепко зажмурилась и потрясла головой, будто рассчитывая, что так все мысли утрясутся. — Погоди, Эсме, так дело не пойдет. Давай-ка по порядку: это точно сталь? Ты сама видела?

— Не четко, — вынуждена была признать матушка. — Гномьи спины заслоняли обзор. Но Торин видел. Уж кузнец-то способен отличить стальной клинок от медной поделки.

— Это да. Кузнец может... А это точно их рук дело?

Матушка на миг замялась.

— Со слов волшебника.

— Ну так это другое дело! Да эти волшебники не в состоянии правую руку от левой отличить без подсказки. От ихней братии толку чуть.

— Да знаю я! — огрызнулась матушка. — И все же мне тревожно.

— Что так?

— Ты сама подумай. Ведь если нас забросило сюда, то значит было зачем. Раз возникла нужда в ведьме — значит есть проблема, требующая решения. Не ради них же, в самом деле, мы здесь! — матушка кивком указала на каменных истуканов. — Здесь что-то не так, Гита. И тот факт, что я до сих пор не знаю, что именно, выводит меня из себя.

— И ты решила, что всему виной Дамы и Господа? Хм-м... Вообще, да, эти всегда становятся проблемой... А если нет? Если волшебник понапрасну гонит волну?

— Надо это выяснить, — твердо сказала матушка.

— Агнес расскажем?

— Не стоит. Во всяком случае, пока. Быть может, они и правда тут не при чем, не стоит поднимать шум раньше времени. Сами разберемся. Надо вызнать у волшебника, что и откуда он знает об этих мечах, и у гномов — насчет всего остального.

— Правильно, — поддержала нянюшка. — А то терпеть не могу, когда финтят! Если только сама этим не занимаюсь.

* * *

Обратный путь до места стоянки гномы проделали в приподнятом настроении. Волнение, вызванное ночным нападением, полностью улеглось, а найденный клад грел душу.

Дотошный Глоин, прежде чем покинуть пещеру, не поленился лично проверить все углы и закоулки, и такая настойчивость была вознаграждена по заслугам: на дне глиняного кувшина с отбитой ручкой обнаружились еще пара горстей монет. Пригодятся в походе!

Торин и Гэндальф обзавелись новыми превосходными мечами, а кроме того волшебник отыскал в пещере кинжал, который подарил Бильбо, чтобы и хоббит не остался в долгом пути безоружным.

Пора было следовать дальше. Лишь один вопрос оставался пока не решенным — как быть с новыми знакомыми? Хотя в их истории было много неясного, но долг благодарности требовал отнестись к женщинам с почтением и проводить их до ближайшего поселка, где они найдут приют и помощь. Честь мужчины и короля требовали того же самого, так что к тому времени, как компания вернулась на поляну, решение уже было принято.

Все три ведьмы были в сборе и ожидали их.

— Приятно, что найденные трофеи вас не разочаровали, — приветствовала их матушка.

Торин прищурился.

— А откуда тебе известно о трофеях, госпожа Ветровоск? Уж не хочешь ли ты сказать, что побывала и в моей голове тоже?

— Ничуть, — невозмутимо парировала ведьма. — Уходя отсюда, вы говорили о поиске тролльей пещеры. Затем долго отсутствовали, взгляни — солнце уже высоко в небе, а вернулись покрытые грязью и паутиной, и одежда ваша пропитана тролльим смрадом. Однако вид у вас довольный, и с собой вы принесли два новых клинка, — матушка отхлебнула чаю и спокойно встретила взгляды ошеломленных гномов. — Не обязательно забираться в чью-то голову чтобы что-либо узнать, иногда достаточно воспользоваться собственной.

Торин медленно склонил голову, не сводя с матушки острого, оценивающего взгляда. По его виду сложно было сказать, верит он рассказанному или нет.

— А у тебя хорошее зрение, госпожа, — наконец, произнес он, — коли ты сумела разглядеть новый меч. У меня за плечами.

Матушка чопорно поджала губы.

— Эсме у нас всегда была востроглазой, — спасла положение нянюшка. — Все-то она углядит. А вы что же, уже уезжаете?

— Нас ждет долгий путь, — подтвердил Дубощит, жестом велев спутникам заняться пони и поклажей.

— А в долгом пути нет ничего лучше хорошей компании! — запрокинув голову и приторно улыбаясь, нянюшка снизу вверх глядела на предводителя гномов. — Ведь такие бравые молодцы, как вы, конечно, не бросят одиноких путниц в дремучем лесу на погибель? Мы всего лишь старые женщины, побитые жизнью и немощные, да одна маленькая бедная сиротка...

Торин открыл было рот, но его опередили.

— Ты кого это назвала немощной, старая калоша?!

Яростному шепоту матушки вторил возмущенный возглас Агнес:

— Но, нянюшка! Мои родители в добром здравии, я видела их только во вторник. Я вовсе не сиротка!

— Зато я — да, — ничуть не смутилась нянюшка.

— Хорошо! — рявкнул Торин, призывая всех к порядку, и добавил уже спокойно. — Конечно, вы можете составить нам компанию.

Что-то подсказывало ему, что он еще пожалеет об этом решении.

1) это правда. В следствие некоторых событий призраки Ланкрского замка, в основном короли и королевы, переселились к нянюшке Ягг (см. роман "Вещие сестрички").

Вернуться к тексту

2) тема непростых отношений ведьм с эльфами подробно раскрыта в романе "Дамы и Господа".

Вернуться к тексту

— Собираемся! — скомандовал Дубощит. — Пакуйте вещи, седлайте пони. Пора двигаться в путь.

— Как же так? Даже не позавтракав? — всплеснул руками Бомбур.

— Некогда разводить огонь и кашеварить, мы и так потеряли много времени. Придется потерпеть до вечера, — судя по голосу, Торин и сам был не рад такому решению.

Ответом на его слова стал общий огорченный вздох. Гномы явно уважали своего предводителя, а потому взялись исполнять приказ без проволочек и возражений, однако было видно, что перспектива провести целый день в пути на голодный желудок, не вызвала энтузиазма ни у кого из них.

— Сперва остались без ужина, — вспылил Кили, более юный и несдержанный, чем его спутники. — Затем сами едва не стали ужином, а теперь, выходит, и завтрака лишились! Проклятые твари! — он с чувством пнул одного из истуканов.

— Эм... Есть немного картошки, если хотите, — прозвучало вдруг робкое.

Пятнадцать пар глаз дружно уставились на говорившую, которая под столькими взглядами совсем смутилась.

— Картошка? — деловито переспросил Глоин. — Откуда?

— У вас правда есть картошка? — надежда в глазах Бомбура сияла ярко, как полночные звезды.

— Ну... — проговорила Агнес, обращаясь не столько к гномам, сколько к носкам своих башмаков. — Когда вы отправились разыскивать пещеру, я пошла взглянуть, не осталось ли чего съестного на фермерских грядках. Хозяину эта еда все равно уже не пригодится, так что... — она немного нервно пожала плечами. — Редиска и кресс-салат совсем завяли, но удалось накопать молодого картофеля, наверное, он уже испекся. Мы могли бы взять его в дорогу. Правда, печеная картошка вкуснее горячей, но... в общем, как хотите, — немного сумбурно закончила она.

Двенадцать гномов и хоббит как по команде обернулись к своему лидеру. Их взгляды были красноречивее тысячи слов.

— Хорошо, — кивнул Торин. — Задержимся на завтрак. Полчаса погоды не сделают, а подкрепиться и правда не помешает.

Большего от него и не требовалось. Получив разрешение командира, гномы, не медля более ни секунды, бросились к погасшему костру и, кто палкой, а кто и просто руками, принялись разгребать золу и вытаскивать горячие, пахнущие костром клубни.

Четверть часа спустя подкрепившийся и заметно повеселевший отряд вернулся к прерванным сборам: гномы шумно перекликались, одни седлали пони, другие швыряли друг другу мешки с поклажей. В этой суете Агнес внезапно оробела и поймала себя на том, что завидует старшим ведьмам. Матушка постоянно излучает такую уверенность, ее ничем не проймешь, нянюшка же, напротив, легко вливается в любую компанию, и неважно, что думает об этом сама компания. Агнес же оставалось только замереть столбом в тихой надежде, что так она никому не помешает, глядеть во все глаза и прижимать к груди ветхий, местами прохудившийся мешочек. В мешке были остатки добычи с фермерских грядок, последний заслон между ней и голодной смертью.

"Это если не считать жирового бастиона", — заметил мерзенький голосок в ее голове.

— О, заткнись! — привычно огрызнулась Агнес.

— Вы что-то сказали? — пробегавший мимо с мешком в руках гном остановился и с любопытством уставился на нее.

— Э-э, нет. То есть, вы не знаете, куда можно пристроить вот это? Там еда, — пояснила Агнес.

— Сейчас разберемся, — бодро отозвался гном. — Приладим-ка его во-от сюда, на пони Бильбо. Он все равно самый легкий, так что перегруза не случится.

Но, как это обычно случается, стоит решить одну проблему, как на ее месте тут же возникает новая. Так и произошло. Отрядный табун насчитывал шестнадцать пони и одного высокого жеребца, на котором путешествовал Гэндальф. Сейчас на одном из пони, чинно расправив на коленях складки черного платья и поджав ноги, восседала матушка Ветровоск, на другого дружная команда из трех гномов помогала взгромоздиться нянюшке Ягг; оставшиеся предназначались для гномов и Бильбо. Несложные арифметические вычисления позволяли установить, что лошадок хватит не всем.

— Вы можете ехать по двое, — предложил Балин.

Агнес чувствовала, что вот-вот снова начнет краснеть. По двое? С ее габаритами, она и так легко сошла бы за двоих — еще не хватало, чтобы бедный пони откинул копыта! Впрочем, пони кажутся довольно выносливыми, раз выдерживают вес Бомбура или Двалина, а ведь эти двое тоже далеко не пушинки.

Не известно, чем бы закончилось дело, не вмешайся нянюшка Ягг.

— А ну-ка, ребята, кто здесь самый стройный? — спросила она, с высоты седла окидывая взглядом спутников. — Вот ты, юноша, напомни, как тебя звать? — она ткнула пальцем в худенького миловидного гнома с трогательным выражением глаз.

— Ори, почтенная нянюшка, к вашим услугам.

— На Шончика похож, моего младшенького, — поделилась наблюдениями та. — Поедешь со мной, а девочка пусть возьмет ту лошадь. Ну как, все расселись?

* * *

Они ехали весь день, лишь однажды сделав короткую стоянку у небольшого ручья. Умыться, напоить пони и попить самим, сбегать за куст... и вот уже пора снова отправляться в путь.

Дальняя дорога Агнес не пугала. Она всегда хотела выбраться из родной деревни и повидать большой мир, так что случившееся можно было бы счесть исполнением давней мечты... Не будь оно таким внезапным. В самом деле, знай Агнес заранее, отправляясь на шабаш, что встретит утро так далеко от дома, то захватила бы с собой зубную щетку и оставила бы записку для мамы. Единственное, что утешало — это мысль, что когда родные ее хватятся — быть может, уже хватились? — то поймут, что исчезла она не одна, а вместе с матушкой Ветровоск и нянюшкой Ягг, а значит — отлучилась по ведьмовским делам, и не будут сильно переживать.

А пока что она ехала и с удовольствием глазела по сторонам. Новый мир казался ей непривычно плоским... и миленьким. Если родной Ланкр сплошь состоял из холмов и гор разной степени крутизны, а плоскими там были лишь столы, да головы некоторых жителей, то здесь куда ни глянь расстилалась широкая равнина. По обеим сторонам дороги зеленело море высокой некошеной травы, оживленное, будто брызгами краски, пятнами цветов. Над лугом гудели пчелы, а воздух был сладок от цветочных запахов.

Отряд двигался цепочкой. Ширины дороги едва хватало на то, чтобы разминулись двое едущих навстречу друг другу всадников, а вот ехать бок о бок было слишком тесно. Разговаривать в таких условиях было непросто, порой гномы перебрасывались короткими фразами, но для этого им приходилось повышать голос до крика, так что большую часть времени все помалкивали. Вернее, почти все. Пару раз, когда пони Агнес замедлял шаг, ветер доносил до нее звонкий голосок нянюшки, рассказывавшей о своем семействе. Это была действительно неисчерпаемая тема: пятнадцать детей, полсотни внуков, стремительно растущее количество правнуков — по прикидкам Агнес, жизнеописание клана Яггов в нянюшкином исполнении могло затянуться до вечера. Если придерживаться краткой версии.

Они двигались на восток. Солнце, поначалу бившее в глаза, а после припекавшее головы, теперь вовсю грело спины, а тени впереди становились все длиннее. Часа три назад они различили на горизонте черную кромку леса, и вот подошли к нему так близко, что можно было услышать шорох ветра в ветвях. Примерно в полусотне шагов впереди по лугу вилась узкая речушка.

Торин привстал в стременах, осматриваясь. Недурное место. Есть проточная вода, чтобы напоить усталых гномов и пони; лес укроет от ветра, да и хворосту для костра найдется вдоволь. А если повезет, может, удастся подстрелить дичи.

Торин одной рукой натянул поводья, вынуждая пони развернуться, сложил руку козырьком и смерил взглядом расстояние от солнца до линии горизонта. У них в запасе было еще по меньшей мере два часа, так что отряд мог бы продолжать путь и до ночи покрыть еще вполне приличное расстояние. Но как знать, встретится ли им через два часа столь же удобное место для стоянки? К тому же поспать прошлой ночью никому не удалось, парни, конечно, не подают вида, но и так понятно, что они устали. Пусть отдохнут, видит Дурин, все они заслужили отдых.

— Остановимся здесь, — вслух сказал он и прокричал погромче, чтобы слышно было всему растянувшемуся длинной вереницей отряду. — Привал! Прива-ал!

Успевшие уехать вперед Фили и Нори поворотили пони, отставшие члены отряда подтягивались ближе, казалось, мысль о близком отдыхе сплотила и взбодрила всех.

Первым спешился Ори. Он едва ли не кубарем слетел с седла и со всех ног припустил в сторону леса.

— Я за хворостом! — крикнул он на бегу.

Агнес проводила его сочувственным взглядом. Она по себе знала, что после нескольких часов наедине с нянюшкой даже самые стойкие люди начинали задумываться о карьере отшельника, неудивительно, что Ори потребовалась передышка.

Тем временем Торин продолжал отдавать распоряжения:

— Всем спешиться. Фили, Кили, позаботьтесь о пони — их надо расседлать и напоить.

— Все сделаем, дядя, — отозвался Фили.

— Балин, Двалин, вы идете со мной. Осмотрим здесь все, я не хочу больше никаких сюрпризов. Оин, Глоин, вы — костровые. Дори, Нори, помогите им с хворостом. Бомбур, с тебя ужин.

— Здесь речка, — отозвался Бомбур, кивая. — Ежели удастся чего поймать, будет уха.

— Толковая мысль, — одобрил Торин. — Бифур, Бофур, займитесь рыбалкой. Ну, за дело.

Дальше поднялась уже знакомая суета. Гномы с деловитым видом сновали туда-сюда, у каждого было свое занятие. Агнес поняла, что не желает снова по-дурацки стоять столбом, хотелось сделать что-нибудь полезное, но что? Внезапно заметив, как Бомбур потянулся к тому самому мешку с картошкой, она бросилась вперед.

— Осторожно, он ветхий!

Но было поздно. Мешок лопнул, и несколько картофелин вывалились на землю.

Быстро нагнувшись, Агнес подобрала их, протянула гному.

— Вот. Куда мне их положить?

Но Бомбур не мог ей помочь — обеими руками он бережно обнимал прохудившийся мешок.

— Сюда, идем, — кивком указав в сторону речки, он первым зашагал к берегу. Агнес чуть поодаль последовала за ним.

Поросший травой склон был крутым, но в меру, так что гном и девушка без проблем спустились к воде.

— Кидай их сюда, — предложил Бомбур, опуская мешок на землю. — Я схожу за котлом, — и торопливо утопал обратно вверх по откосу.

Агнес огляделась. На первый взгляд речка казалась не только узкой, но и мелкой, самое большее — по пояс. Вдоль берега рос камыш, а над водой вились облака мошкары. Вспомнив, что рыба обычно кормится на закате, она понадеялась, что гномы и правда сумеют что-нибудь поймать. Но, уповая на лучшее, подготовиться к худшему тоже не помешает. Рассудив так, Агнес опустилась на колени на траву, взяла пару картофелин и хорошенько прополоскала их в воде у самого берега. К счастью, кожица у молодого картофеля совсем тонкая, его и чистить не надо, краем острой щепки она быстро соскребла с картофелины всю кожуру и взялась за следующую.

Уже две картофелины, помытые и почищенные, лежали на чистом листе лопуха, когда выше по склону вновь зашуршала трава, возвещая о возвращении Бомбура. И пришел он не один.

— Эгей! И ты здесь, Агнес? — помахал ей Бофур. Вдвоем с братом они несли здоровый чугунный котел, следом за ними семенил Бильбо Бэггинс, а замыкал процессию, с рыболовными снастями в руках, еще один гном.

На этого последнего Агнес уставилась во все глаза, смутно припоминая, что за все время не перебросилась с ним даже парой слов. Лицо гнома всегда было мрачно, хотя, возможно, виной тому были тяжелые, косматые брови. Но вовсе не брови притягивали к себе любопытный взгляд — из черепа гнома, прямо изо лба, торчал настоящий железный топор, хорошо хоть без топорища. Кожа вокруг раны выглядела вздувшейся и покрасневшей, с расходящимися в разные стороны лучами застарелых рубцов. Это было уродливо и страшно, но — глаз не оторвать.

Усилием воли напомнив себе, что это бестактно — таращиться вот так, она улыбнулась и помахала свободной рукой.

— Привет.

Гном глянул хмуро и буркнул короткую лающую фразу.

— Простите?

— Кузен говорит, клев должен быть хорошим, — бодро перевел Бофур.

— Хорошо бы, — мечтательно проговорил Бомбур. — Ух! Ухи наварим!

— А на что вы будете ловить? — заинтересовалась Агнес, заметив, что у гномов нет при себе ни банки с червями, ни хлебного мякиша.

Бифур проворчал что-то грубое и явно ругательное.

Агнес вскинулась. Слова "сам такой!" рвались с губ помимо ее воли, и она резко захлопнула рот, зажав его для верности ладонью. Со стороны это, наверное, выглядело довольно странно. Во всяком случае, гномы косились на нее теперь подозрительно.

— На муху, — пояснил Бофур, кивая на кузена. — Ты не обижайся на Бифура. То, что он говорит — это кхуздул, язык гномов. После битвы за Морию, — Бофур легонько постучал себя пальцем по лбу в том месте, где у Бифура засел топор, — он только на нем и может разговаривать. А на всеобщем — никак.

— О! — отозвалась Агнес, чувствуя себя дурой.

Тем временем Бифур резко выбросил руку вверх, хватая пальцами воздух.

— Что он делает? — спросила Агнес почему-то шепотом.

Бифур, услышав ее, оглянулся и расплылся в широкой ухмылке; в сочетании с косматыми бровями и точащим изо лба топором смотрелась она довольно жутко. Осторожно разжав кулак, Бифур продемонстрировал пойманную муху, которую тут же насадил на крючок.

— Ловко! — искренне восхитилась Агнес.

Рыбалка по-гномьи оказалась неожиданно увлекательным зрелищем. Они ловили мух пальцами прямо на лету, забрасывали удочки, подсекали, а каждую пойманную рыбину обязательно стукали головой — Хрясь! — о торчащий из головы Бифура топор.

Пока гномы рыбачили, Бильбо с Агнес занялись картошкой: чистили, резали и бросали в котел, — а с появлением улова переключились также и на рыбу.

Пока они работали, Бильбо украдкой поглядывал на нее, словно хотел что-то спросить, но никак не мог собраться с духом. Наконец он решился.

— Ты, должно быть, переживаешь, что оказалась так далеко от дома? Я знаю, каково это, я и сам домосед.

Агнес задумалась.

— Нет, на самом деле, не очень, — честно ответила она. — Ведь со мной матушка и нянюшка, а вот окажись я одна, наверное, с ума бы сошла от страха.

— Я это к тому, — пояснил Бильбо. — Что Гэндальф сказал, будто вы... ну... — он понизил голос. — Из другого мира.

— Наверное. Во всяком случае, это все действительно не похоже на Овцепики.

— Но как же тогда вы вернетесь обратно? — заинтересовался Бофур.

— О, это не проблема, — успокоила она его. — Матушка Ветровоск что-нибудь придумает.

— Но другой мир...

— Вы просто не знаете матушку так, как знаю ее я. Она ходила туда и обратно, и за грань, и откуда не бывает возврата... И всегда возвращалась. Я знаю, она найдет способ.

— Ты так в ней уверена...

Агнес коротко вздохнула, а когда заговорила, то ее голос звучал незнакомо.

— Будь у меня выбор, чего пожелать моему ребенку: здоровья, счастья и богатства или того, чтобы рядом с ней всегда была матушка Ветровоск, я бы не колебалась ни секунды. Ты же видела ее в действии!

Агнес выдохнула и, глядя в изумленные лица гномов и хоббита, пояснила уже привычным своим голосом:

— Так сказала одна моя подруга.⁽¹⁾ Видите ли, не я одна верю в матушку.

Бомбур нахмурился, словно что-то напряженно обдумывал, а потом его лицо вновь просветлело.

— Выходит, госпожа Ветровоск — как Гэндальф? — спросил он.

— А что это значит — "как Гэндальф"?

— Ну, он волшебник, — пояснил девушке Бофур. — Нам здорово повезло, что он решил отправиться с нами. Известно ведь, волшебника беда сторонится, а значит — и нас с ним заодно.

— О! Но матушка Ветровоск совсем не такая! Рядом с ней постоянно происходят плохие вещи. Даже не плохие, а по-настоящему ужасные. И она сама стремится туда, где они ужаснее всего — матушка любит быть в гуще событий, — но потом она делает так, что эти вещи перестают происходить. Понимаете? Как с теми троллями.

Внезапно Агнес удалось ухватить ту мысль, что ускользала от нее на протяжении всего дня:

— Точно, тролли! Вы тоже заметили, какие они странные? В смысле, ведь они превратились в камень...

Бильбо передернул плечами, как от холода.

— На мой вкус, так в этом виде они гораздо приятнее, чем в любом другом. Я очень благодарен вам, Агнес, и вашим спутницам, конечно, тоже за столь своевременное появление. Еще бы чуть-чуть, и они бы всех нас сожрали.

— Да уж, — покивал Бофур. — Вот это я называю, припекло, так припекло.

— Я пытался заморочить им головы, — признался хоббит, — такую чепуху нес, что и вспомнить-то стыдно. И до того страшно было, что они раскусят мою уловку, да и меня с нею заодно...

— Не сомневаюсь, что даже без матушки вы бы и сами прекрасно справились, — заверила его Агнес.

— Думаете?

— Конечно. У вас лицо доблестного и предприимчивого человека, Бильбо... ой, — опомнилась она, с некоторой неуверенностью глядя на собеседника.

— Хоббита, — подсказал Бильбо. — Я хоббит. Но, боюсь, вы ошибаетесь насчет доблести. Вот мои спутники, — движением подбородка он указал на гномов, — те настоящие воины, а я всего лишь сельский сквайр. Не хотелось бы вводить юную даму в заблуждение.

— Я думаю, Бильбо, заблуждаетесь здесь только вы сами, — мягко поправила его Агнес. — Ведь я была там. И помню, как вы бросились на тролля, заступаясь за матушку. Окажись я один на один со злобной тварью в столько же раз крупнее меня, то просто завизжала бы да бросилась наутек. Ни за что не решилась бы, как вы, принять бой.

— Ну что вы, право, кхм... — хоббит смущенно откашлялся, скулы его заметно порозовели.

— Она верно говорит, приятель, ты держался молодцом, — сказал Бофур. Бифур и Бомбур выразили свое согласие энергичными кивками.

— Ну вот, — выдохнула Агнес, разрезая на ломтики последнюю картофелину и бросая ее в котел. — Вот и все.

Подперев кулаком подбородок, она с полминуты молча разглядывала своих спутников.

— Знаете, друзья, что я думаю... ничего, что я вас так называю? — спохватилась она.

Гномы и хоббит уверили ее, что все прекрасно.

— Так что же ты подумала, Агнес? — полюбопытствовал Бомбур, снимая с крючка очередного карасика.

— Что вы совсем не похожи на торговцев.

Реакция на эти слова была впечатляющей. Бифур разразился длинной прочувствованной тирадой на кхуздуле, Бомбур захлопнул рот, да так и застыл с несчастным выражением лица. Карасик, пользуясь случаем, вывернулся из его потерявших хватку пальцев и шмыгнул обратно в речку.

— Да, не похожи, — признал Бофур. — И этому есть хорошее объяснение.

— Правда? Тогда я хотела бы его услышать.

— Секунду, — он отвлекся на миг, чтобы вытащить из воды очередную рыбешку, ритуально треснул ее о топор Бифура и бросил на траву. — Так вот, значит, объяснение... Оно очень простое.

— Я вся внимание.

— Мы не похожи на торговцев потому, видишь ли... потому, что мы — не они, — закончил Бофур.

Агнес обдумывала услышанное.

— Что ж, это и правда объясняет дело, — признала она. — Но выходит, утром вы солгали нам? Нехорошо.

Лицо Бомбура приняло такое печальное выражение, что Агнес стало его жаль.

— Нехорошо, — со скорбным видом подтвердил Бофур. — Мы не хотели лгать, но есть вещи, о которых нелегко говорить вслух. Многие просто не способны это понять.

— Что именно?

— То место, куда мы идем, мы не были там очень-очень давно, и с ним связано много воспоминаний.

— Хороших или плохих?

— Разных, — вздохнул Бофур.

Агнес переводила взгляд с него на притихших Бифура и Бомбура.

— Похоже, в основном грустных, — заметила она. — А что это за место? Но только если это что-то секретное или очень личное, прошу вас, не надо говорить! Я не хочу ставить вас в неловкое положение.

Бомбур благодарно улыбнулся в ответ, а его брат сказал:

— Для многих из нас это место было домом.

— О. Похоже, это и вправду личное. Но не беспокойтесь, я не буду больше вас расспрашивать. Только если вам самим захочется рассказать.

После этих слов над компанией нависла угроза неловкого молчания. Агнес робела спрашивать гномов о чем-то еще, боясь показаться назойливой, гномы тоже притихли; общее молчание затягивалось. Положение спас Бильбо. Не обращаясь ни к кому в особенности, он вслух подивился невзрачному цветку, немного похожему на ландыш, но с желтыми лепестками.

— Милые цветочки. Они частенько растут у нас в Хоббитоне вдоль тропинок, — пояснил Бильбо. — Мы зовем их желтоцвет или придорожник. Никак не думал встретить их так далеко от дома.

Тогда Бофур ответил, что у них, в Синих горах, это растение известно как козий цвет и считается ценной кормовой культурой, а Бомбур заметил, что розмарин — тоже красивый цветок, ну, может, и не очень красивый, зато кабан, запеченный с розмарином замечательно хорош на вкус...

Вслед за тем беседа мягко и незаметно свернула на кулинарные традиции разных народов. Гномы рассказали, что у их сородичей в большой чести мясо, особенно кабанов и диких горных козлов, которых они запекают целиком, нанизав тушу на вертел.

Кулинарные традиции хоббитов, по словам Бильбо, весьма сильно от них отличались. Хоббиты ценили домашнюю выпечку, особенно кексы. Казалось бы, что может быть проще? А между тем существует множество способов добавить угощению пикантности, добавив к тесту изюма или толченого лесного ореха, или черники, или вишни из своего сада... Словом, все зависит лишь от изобретательности хозяйки. Особенно бережливые ухитряются пускать в дело даже крошки от вчерашних кексов!

За этими разговорами время пролетело незаметно. К счастью, все собравшиеся владели непростым умением — слушать и говорить, не забывая при этом о работе, а значит, дело сладилось быстро.

В очередной раз заглянув в котел, Бомбур признал, что вот теперь и рыбы вдоволь, так что Бифур принялся сматывать лески, Бофур и Бомбур вдвоем подхватили котел за ручки и потащили его вверх по склону, а Бильбо и Агнес остались прибраться и закопать мусор, чтобы рыбьи потроха не привлекли к отряду мух и других непрошеных гостей.

Когда же они выбрались с низкого берега к месту стоянки, то увидели, что за время их отсутствия луг успел немало преобразиться. Теперь здесь горел большой, жаркий костер, над ним, достаточно низко чтобы пламя вовсю лизало чугунные бока, висел котел с будущей ухой. Неподалеку на траве лежали заготовленные впрок охапки хвороста, а чуть поодаль паслись расседланные пони. Оставалось лишь дивиться трудолюбию и исполнительности гномов, а также толковому руководству их предводителя, ведь благодаря тому, что каждый отвечал за свою часть работы и выполнял ее на совесть, ни крупицы времени не было потрачено зря, и ужина можно было ждать совсем скоро.

Матушка Ветровоск сидела, привалившись спиной к стволу могучей сосны и надвинув шляпу низко на глаза. И Агнес невольно взглянула на небо, отчего-то подумав, что матушка опять отправилась заимствовать, решив, подобно Торину, тщательно осмотреть окрестности. Нянюшка и Гэндальф, устроившись на чьем-то расстеленном плаще, пускали из трубок колечки дыма.

Много позже, когда долгожданная уха была не только сварена, но и съедена, когда на луг опустились сумерки, а в небе загорелись звезды, гномы негромко затянули песню. Незамысловатая мелодия, незнакомые слова на гномьем языке — в них не было ничего особенного, но звучавшие в унисон тихие мужские голоса, казалось, проникали в самую душу.

Стоило песне смолкнуть, как Торин поднялся на ноги.

— Довольно, ложитесь все спать, — велел он. — Я первый в карауле, Балин, ты следующий, потом Двалин.

На этом вечер можно было считать оконченным.

Агнес устроилась у основания большой сосны, где многолетние слои опавшей хвои создали естественную перину, толстую и сухую, но, увы, колючую. Поплотнее закутавшись в плащ и закрыв глаза, девушка рассеянно прислушивалась к бормотанию устраивавшихся на ночлег гномов, а недавняя мелодия и непонятные слова все звучали в ее усталом сознании, утешая, убаюкивая, пока, незаметно для себя, она не провалилась в сон.

1) это была Маграт Чесногк в романе "Хватай за горло"

Вернуться к тексту

Агнес проснулась затемно. Открыв глаза, она обнаружила ужасную вещь. Пока она спала, кто-то под покровом ночи похитил ее тело, заменив его куском бесформенного дрожащего студня. Руки и ноги ее тоже, похоже, были украдены, так как она их не ощущала.

С той стороны, где расположился отряд гномов, раздавался нестройный многоголосый храп — создавалось впечатление, что кроме нее никто в лагере не испытывает проблем со сном.

Агнес прежде не считала себя ранней пташкой, и любила поваляться в постели, когда появлялась такая возможность. Впрочем, удавалось ей это нечасто. Живя в большой семье, не полентяйничаешь, особенно если тебе выпало родиться единственной девочкой, и нужно помогать матери по хозяйству, а коровы отчего-то требуют, чтобы их доили в немыслимую рань — глупые животные...

А кроме того, нежиться в постели приятно лишь тогда, когда у тебя есть эта самая постель: мягкая подушка, свежие простыни и теплое пуховое одеяло, в которое можно закутаться до ушей, лениво прислушиваясь к шуму дождя за окном. Если же перина — это куча сосновых иголок, которые так и норовят пробраться под платье и исколоть все тело, подушка — твой собственный локоть, а одеяло — тонкий плащик, то желание поваляться подольше почему-то не возникает.

Со сдавленным стоном Агнес сперва села, а затем и поднялась на ноги. Все тело онемело и ощущалось чужим. Ей казалось, еще минута — и она начнет покрываться инеем. Подышав на заледеневшие пальцы, она потопала ногами и несколько раз с силой взмахнула руками, будто собираясь взлететь. Стало не то чтобы теплее, но, по крайней мере, чуточку менее холодно.

Ей необходимо, жизненно необходимо согреться, решила Агнес. И лучше всего для этой цели подойдет чашечка горячего чаю. Вот только где его взять? Агнес огляделась; глаза понемногу привыкали к темноте, так что уже можно было разглядеть смутные очертания предметов. Костер, конечно же, давно прогорел, но над вопросом, как разжечь огонь, Агнес решила подумать позже, сконцентрировавшись на первоочередной задаче — раздобыть чайник. Осторожно ступая между спящими и пристально вглядываясь в каждый сгусток тени, Агнес обошла весь лагерь.

Вот эта большая шарообразная фигура — Бомбур, ух, до чего раскатистый у него храп! А вот это нянюшка, единственная во всем лагере обладательница приличного ложа; еще с вечера состроив умильные глазки и поохав про радикулит, она вынудила Фили и Кили притащить из лесу по три огромных охапки хвоща и папоротника. А вот и сами братья ворочаются во сне, перетягивая одно на двоих одеяло, Агнес ни секунды не сомневалась в том, кто же прибрал к рукам второе.

Но где же чайник? Его нигде не было видно. Наверное, закатился куда-то... Агнес начала сердиться. Мысль о том, чтобы дожидаться рассвета, была нестерпима. Да к тому времени она сто раз успеет умереть от холода и жажды! Ну уж нет!

Протопав к остывшему костровищу, Агнес решительно схватила за ручку котел из-под ухи. Великоват, конечно, но много — не мало. Даже пустой, котел оказался весьма тяжелым, отчего при ходьбе Агнес заметно кренило на сторону. В последний раз прокравшись мимо спящих, стараясь ни на кого не наступить и не ударить котлом, она выбралась на берег речки.

В скупом свете звезд водная гладь отливала серебром. Что-то тихо булькнуло. "Рыба", — решила Агнес, — "или какая-то букашка". Несмотря на темноту, река продолжала жить своей загадочной ночной жизнью. Агнес задумчиво кусала губу, поглядывая то на котел, то на реку. Пить чай с водомерками и лягушатами ей категорически не хотелось. Но как же быть?

Вздохнув, она вернулась обратно в лагерь, где под сосной осталась матерчатая торба, наощупь распустила тесемки, вытащила позаимствованное на ферме полотенце.

Ну а дальше все было просто: аккуратно обвязать полотенцем горловину котла, затем стянуть с ног башмаки и чулки, чтобы не промокли; придерживая одной рукой подол, ступить в подернутую серебристой рябью воду; едва не взвизгнуть от холода — ледяная же! — после следить за тем, как котел, медленно наполняясь, заваливается набок; скрипя зубами, вытянуть его на берег; отдышаться... Кто бы мог подумать, что приготовление одной чертовой чашки чая потребует столько усилий!

Схватившись обеими руками за дужку, Агнес потянула ее на себя. Ничего не произошло, проклятый котел не двинулся с места.

"Да что же это такое?!" — подумала Агнес, начиная сердиться всерьез. Она не выспалась, замерзла, промокла — она заслужила свой чай, и получит его во что бы то ни стало!

В сердцах она рванула дужку на себя так, что котел приподнялся на несколько дюймов, и успела даже сделать два маленьких шажка прежде, чем он бухнулся обратно на землю. Вода плеснула через край прямо на ее босые ноги.

— Дрянь! — шепотом ругнулась Агнес.

Она снова дернула ручку вверх, выпрямляясь, и... испуганно ахнула — на фоне темно-серого неба возвышался, нависая над ней, черный силуэт. Ручка котла выскользнула у нее из пальцев.

Агнес открыла было рот, чтобы закричать, но тут тлеющий огонек трубки, оживленный дыханием, на миг вспыхнул ярче, выхватив из мрака тяжелый лоб и нос, перечеркнутый шрамом.

— Ты чего творишь? — спросил гном тихо и грозно.

— М-м-мистер Двалин, — то ли от недавнего испуга, то ли от холода зубы Агнес выбивали частую дробь.

"Блеешь, как трусливая тупая овца!" — раздалось в голове.

"О, заткнись!"

Как это случалось и прежде, злость на альтер-эго помогла Агнес взять себя в руки.

— Доброй ночи, — сказала она, радуясь, что голос снова полностью ей послушен.

Ее собеседник, однако, не был настроен любезничать.

— Чего не спишь? До рассвета еще час.

Его голос звучал глухо и требовательно. И возмутительно.

Да какое ему до этого дело?! Подумаешь, замерзла! А если бы у нее среди ночи прихватило живот, и она побежала за куст, чтобы это самое... побыть в уединении? Агнес не хотелось посвящать в свои интимные дела посторонних. И она уж точно не собиралась плакаться и выставлять себя неженкой или нытиком.

— Я уже выспалась, благодарю вас. На свежем воздухе изумительно спится: гораздо крепче, чем в помещении, и потом ощущаешь такую бодрость, знаете ли, такой прилив сил, — запнувшись, она смущенно умолкла.

Пока она говорила, Двалин сделал несколько шагов вниз по склону, остановившись прямо перед ней, отчего они оказались на одном уровне. Будто зачарованная, Агнес наблюдала за тусклыми бликами звезд на широкой лысине гнома. Впрочем, даже будучи ниже ростом, Двалин умудрялся глядеть свысока.

— Дай сюда, — с этими словами он взялся за дужку котла, без каких-либо видимых усилий поднял его одной рукой и, развернувшись, широким шагом направился в сторону лагеря.

Несколько секунд Агнес остолбенело провожала взглядом его быстро удаляющийся силуэт, и лишь когда он скрылся за откосом, спохватилась и, подобрав с земли чулки с башмаками, побежала следом.

Догнать Двалина удалось лишь на поляне, у костровища. Низко склонившись над холодными углями, он что-то колдовал со своей трубкой. Заглянув через его широкое плечо, Агнес увидела, как из горстки старых еловых иголок потянулась вверх тонкая ниточка дыма. А следом мелькнул лоскуток пламени. Действуя неторопливо и уверенно, Двалин хлопотал вокруг новорожденного огонька, укладывая заготовленный с вечера хворост.

Агнес решила не вмешиваться. Зачем стоять над душой у того, кто и так знает, что делать? Отойдя в сторонку, она снова надела чулки и обулась, а когда вернулась, то Двалин уже устанавливал котел над как следует разгоревшимся костром.

Агнес уселась прямо на землю, как можно ближе к огню, зябко повела плечами. От огня исходило тепло, такое желанное, такое нужное. Волны тепла сами тянулись к ней, льнули, обнимали. Змейки пламени скользили по веткам, набрасывались, как дворняги на кость, на свою добычу: кусали, облизывали, обгладывали дочиста. Костер негромко потрескивал, ворчал, нашептывая слова сказки, древней, как мир, и каждый раз новой; отгонял тревоги, вселял спокойствие, завораживал...

Веки Агнес потяжелели. Незаметно для себя она уронила голову на плечо и задремала.

* * *

В следующую минуту кто-то легонько потрепал ее по руке. Агнес вскинулась, одновременно открывая глаза. Уже полностью рассвело; гномы сворачивали лагерь, шумно переговариваясь между собой; в лесу голосили птицы. Над ней, сияя добродушной улыбкой на пухлощеком лице, склонялся Бомбур, не оставляя простора для догадок, кто же взял на себя роль будильника.

— Доброе утро, — поздоровалась Агнес, голос прозвучал немного хрипло со сна.

— Доброе. Мы скоро выступаем, и путь неблизкий, — проговорил Бомбур с мягким укором в голосе. — А ты еще не завтракала.

Агнес потерла глаза.

— Уже скоро? — она дернулась было, чтобы вскочить на ноги, Бомбур непреклонно, хоть и бережно удержал ее за локоть.

— Сперва поешь, — и почти насильно впихнул ей в руки миску с кашей и ложку.

— Спасибо, — поблагодарила Агнес, принюхиваясь. Пахла каша божественно. Да и на вкус оказалась превосходна. Оставалось лишь дивиться тому, как удалось Бомбуру в походных условиях и практически из ничего приготовить это чудо.

— Изумительно вкусно! — от души похвалила она, прожевав.

Бомбур польщенно зарделся.

Не прекращая работать ложкой, Агнес с интересом оглядывалась по сторонам. Гномы седлали пони, навьючивали на них тюки с припасами; прохаживавшийся между ними Торин раздавал краткие указания. Нянюшка со счастливой улыбкой кричала в ухо Оину что-то о методах сведения бородавок. Немного в стороне от всех на расстеленном плаще восседала матушка Ветровоск с царственно прямой спиной и жгучим раздражением во взгляде. "Что-то тут не так," — внезапно поняла Агнес. "Ее что-то гложет, но что?"

Тут ее взгляд отвлекся на движение чуть левее — со стороны реки к отряду поднимались Бифур и Бофур, вдвоем неся порядком опостылевший Агнес за это утро котел.

— Раз-два-взяли! — скомандовал Бофур.

Действуя на редкость слажено, гномы накренили котел над костром и, неспешно обходя по кругу, полностью залили пламя водой.

Бифур что-то отрывисто буркнул в ее направлении.

— С добрым утром! — перевел Бофур.

Агнес, чей рот был занят кашей, помахала в ответ рукой.

— Хорошо, что ты уже не спишь, — заметил Бофур, усаживаясь на траву. — Мы скоро выступаем.

— Знаю, — кивнула Агнес, прожевав. — Бомбур сказал мне.

— Извини, что не разбудили раньше. Мы были уверены, ты и сама проснешься: парни не особо старались вести себя тихо.

Словно в ответ на его слова по поляне прокатился зычный глас Оина:

— Нори! Узлом тебе бороду! И это, по-твоему, значит затянуть подпругу?

— И как только тебе удалось спать при таком шуме?

— Привыкла с младшими братьями, — пояснила Агнес. — В младенчестве они были ужасно крикливыми. А когда подросли и освоили членораздельную речь — стало только хуже, — она вздохнула, отправляя в рот очередную ложку.

— И много у тебя младших братьев?

Не имея возможности ответить с набитым ртом, Агнес подняла руку с растопыренными в разные стороны пальцами.

— Пятеро? — Бофур покивал с многозначительным видом. — У нас говорят, большая семья — это благословение свыше.

Агнес хотела было ответить, что те, кто так говорят, уж точно не знакомы с ее братьями, но тут послышался голос Торина, призывающий спутников поторопиться. Спохватившись, Агнес быстро-быстро заскребла ложкой, подбирая остатки каши, запихивая их в рот и торопливо глотая. Ей совсем не хотелось стать причиной общей задержки. Впрочем сборы заняли всего несколько минут: быстро умыться, наспех пригладить волосы, прополоскать в речке миску и ложку — и вот они отправились в путь.

Мерно покачиваясь в седле, Агнес честно пыталась осмыслить события прошедших суток. Получалось откровенно плохо, все осложняло присутствие Пердиты...

Говорят, внутри каждой толстушки скрывается тощая красотка и много-много шоколадных конфет. Этой тощей когда-то давно Агнес и дала имя Пердита. Чарующее, необычное имя, которое само собой навевает мысли о сумраке, интриге, таинственности... Да, Пердита — это вам не Агнес. Пердита с легкостью совершала поступки, на которые сама Агнес никогда бы не решилась, и говорила вещи, озвучить которые вслух Агнес бы не осмелилась. Шли годы, но альтер-эго не исчезало, напротив, со временем оно словно обрело плоть и кровь.

Они совсем не походили друг на друга.

Если Агнес была толстушкой с румянцем во всю щеку, то Пердиту отличали изысканная худоба и утонченная бледность.

Агнес всегда старалась быть честной и вежливой, и верила, что с окружающими надо обращаться так, как ты хотела бы, чтобы они обращались с тобой; Пердита была едкой, язвительной и глубоко презирала всех вокруг.

Агнес верила, что чем сказать — лучше смолчать; Пердита обожала выражать свое мнение вслух, особенно если его никто не спрашивал.

Агнес любила читать; Пердита полагала, что книги — это ску-учно.

Агнес была робкой и немного наивной, писала письма на розовой бумаге, а две полки в ее спальне до сих пор были забиты плюшевыми игрушками. Пердита была роковой и загадочной, и если бы ей вдруг приспичило написать письмо, то она использовала бы для него бумагу лишь черного-пречерного цвета.

Одним словом, у Агнес с Пердитой не было решительно ничего общего, за исключением общей, одной на двоих головы. Неудивительно поэтому, что и новых знакомых обе рассматривали в совершенно разном ключе.

Агнес гномы и Бильбо понравились. Ни от кого из них она не слышала ни одного дурного слова в свой адрес, напротив, все были любезны и доброжелательны. Она признавала, что предволитель отряда, Торин, держался несколько мрачновато и обособленно, да и Двалин тоже был немногословен. Но все познается в сравнении, и рядом с матушкой Ветровоск любой из них вполне мог сойти за беспечного весельчака-балагура.

Пердита лишь брезгливо морщила нос на всю гномью компанию, с первых же секунд окрестив всех без разбору "жирными, уродливыми бородашками". Под раздачу угодили даже Бофур, Ори и Кили, вовсе не склонные к полноте, а также Бомбур, единственный обладатель совершенно гладкого подбородка, и все тот же Кили, чья щетина вряд ли могла сойти даже за четверть бородки. Досталось и Бильбо Бэггинсу, его паршивка нарекла "мохноногой козявкой".

"До чего досадно, когда наглая хамка, застрявшая в твоей голове, обзывает твоих новых друзей!" — рассуждала Агнес, но вскоре она поняла, что есть вещи и похуже. Матушка Ветровоск озвучила свои мысли насчет предводителя гномов — оказывается, он был королем. Ну, предположительно.

Но и предположений оказалось довольно для Пердиты, падкой на титулы, как сорока — на блестящие побрякушки. Стоило Агнес хоть на миг утратить сосредоточенность, как эта нахалка перехватывала контроль над их общей шеей и выворачивала голову, чтобы поглазеть на Торина.

"А он симпотный!" — радостно пищала Пердита; голосок у нее был тоненький и противный.

"Нет такого слова!" — сердилась в ответ Агнес. "Это знает каждый, кто заглядывал в словарь. И кстати, не ты ли называла его уродцем и жирным бородашкой?"

"Ну так это было до..." — без капли смущения отзывалось ее альтер-эго. "И если приглядеться, то он вовсе не жирный. Во всяком случае, гораздо стройнее тебя!"

"Интересно" — размышляла Агнес. "Если найти большой, тяжелый камень и со всех сил треснуться об него головой, удастся ли прихлопнуть эту мегеру?"

"И не рассчитывай!" — хихикала в ответ мегера.

"Уи-и-и!" — пищала она в другой раз. "У него глаза будто черным по краю обведены! Это так кру-уто!"

Агнес же считала, что так беспардонно пялиться на малознакомых людей (ну пусть не людей, а гномов, не суть) — крайне невежливо, а словечко "круто" уместно лишь по отношению к горным склонам.

Терпеть злословие Пердиты было несладко, но ее восторги оказались еще хуже. Оставалось одно — стиснуть зубы, глядеть строго перед собой и терпеливо ждать, когда паршивке надоест изощряться в остроумии. В этом плане был лишь один изъян — ей это никогда не надоедало...

* * *

И вот уже снова вечер.

На этот раз отряд остановился в чистом поле. Никаких деревьев в пределах видимости не было, а значит не было и хвороста. Оин и Глоин, проявив чудеса изобретательности, насобирали жестких стеблей прошлогодних трав и развели костерок, чисто символический. А поскольку готовить на нем было нельзя, то на ужин пришлось довольствоваться сухарями и солониной.

После ужина компания разделилась. Гэндальф куда-то скрылся; Бильбо, достав из кармашка своего рюкзака швейные принадлежности, взялся за починку сюртука, пострадавшего в стычке с троллями. Нянюшка с загадочным видом отправилась к ручью чтобы, по ее словам, "совершить омовение"; прямо перед этим она выпросила у Оина ручной топорик, и оставалось лишь гадать, для чего. Матушка Ветровоск лежала без движения, стискивая в застывших пальцах кусок коры с нацарапанными на нем словами "Я ни умирла". Остальные же расселись вокруг крошечного костерка, и гномы вновь, как и накануне, затянули свою песню.

"И что же теперь?" — размышляла Агнесс, тихонько покачиваясь из стороны в сторону в такт их пению.

Ясно одно: матушка что-то задумала; последние два дня она только и делает, что молчит и хмурится. Она, конечно, и прежде не была болтушкой, но сейчас обычное для нее состояние с трудом сдерживаемого бешенства обострилось до предела. Ее явно что-то гложет, какая-то проблема занимает ее деятельный разум, и, судя по матушкиной настороженной угрюмости, решить эту проблему ей пока не удалось.

Агнес вздохнула и поплотнее обхватила себя руками — к вечеру похолодало.

Да, матушка точно вела себя странно, вернее, страньше обычного, это заметил бы любой, кто хоть немного знаком с ее повадками. Но ее ведь не спросишь. Стоит лишь подступиться — испепелит взглядом на месте.

Что же могло настолько озадачить матушку? Может ли это быть связано с их возвращением домой? Агнес крепко задумалась. Сама того не замечая, она принялась тихонько напевать себе под нос, так ей всегда было легче размышлять.

Возможно ли, что матушка не знает, как им вернуться? Это казалось маловероятным. Матушка выбиралась и не из таких переделок. Подумаешь, другой мир! Она ведь уже бывала за гранью нашего мира — там, где живут эльфы, — и возвращалась назад невредимой. Она укротила единорога. А недавно сумела навязать свою волю целому клану вампиров! Это же матушка Ветровоск, она с самим Смертью на "ты"! А вспомнить тот случай, когда она заставила все королевство замереть во времени на семнадцать лет! Конечно же, она найдет выход, иное просто немыслимо. Агнес перевела дыхание и вдруг не столько услышала, сколько почувствовала вокруг себя тишину, более отчетливую и гулкую, чем любой крик.

Она распахнула глаза и внезапно уперлась в острый частокол направленных на нее взглядов. В чем дело?

_____________

Песня гномов https://www.youtube.com/watch?v=P8ymgFyzbDo

Я позволила себе предположить, что существует еще одна версия этой песни — полностью на гномьем.

Еще один день пути подошел к концу.

Его товарищи затянули песню, а Торин, раскуривая трубку и глядя на чахлый костерок, вспоминал совсем другое пламя... Бывают события, пережив которые, ты уже не можешь стереть из своей памяти, как ни старайся, и которые остаются с тобой до последнего вздоха. Много десятилетий минуло с того дня, когда Торин видел родной дом, объятый пламенем, но каждый раз, глядя на огонь, снова, как наяву, чувствовал жар драконьего дыхания, в носу свербело от страшного запаха горелой плоти, крики умирающих снова раздавались у него в ушах.

Как же долго он ждал возможности вернуться! После того, как Смауг захватил Эребор, не было ни дня, когда бы он не думал об этом. Но Оину явилось знамение — правление дракона вот-вот подойдет к концу. Едва услышав об этом, Торин понял, что когда это произойдет, он должен оказаться первым у стен Эребора. Нельзя позволить другим наложить лапы на достояние его предков! С тех пор будто невидимая сила неуклонно толкала его вперед, на Восток, домой...

Внезапно Торин едва не подавился табачным дымом — к хору мужских голосов присоединилось сопрано. Не веря своим ушам, Торин обернулся на звук. Пела девчонка, младшая из компании чужестранок, повстречавшихся им в лесу прошлой ночью.

Медленно-медленно Торин выдохнул, выпуская дым из легких. В том, что девчонка пела, не было бы ничего странного... вот только пела она на кхуздуле, языке, известном лишь гномам.

Торин был всерьез озадачен, и не он один. Его товарищи обменивались непонимающими взглядами; голоса их один за другим умолкали. Казалось невероятным, но девчонка будто и не заметила этого. Она сидела, поджав под себя ноги и закрыв глаза, и покачивалась из стороны в сторону в такт пению.

Мысли в голове Торина неслись вскачь, сменяя одна другую.

Наверняка было известно одно: девчонка никак не могла узнать кхуздул случайно. Его народ хранил свой язык в строгой тайне. Стало быть, ее обучили. Но кто и когда? Ни один гном по доброй воле не раскроет секретов кхуздула посторонним, разве что их выпытают силой. Случалось, что после крупных битв, недосчитывались некоторых воинов. Их не было ни среди живых, ни среди мертвых, а значит, они, верно, были взяты в плен. Кто знает, что делали с этими несчастными в орочьих темницах?

В Средиземье есть немало тех, кто воспротивился бы их походу, прознай они о нем. Многие завидовали богатствам и влиянию Короля-под-Горой и ликовали при вести о его упадке. Им будет невыгодно, если Эребор и его сокровища вернутся к законным владельцам, и — Торин не сомневался в этом, — они пойдут на все, чтобы не допустить этого. Возможно ли, что девчонка состоит на службе у их врагов?

На первый взгляд это казалось невероятным. И все же... Торин задумался, мысленно взвешивая все "за" и "против". С одной стороны, их появление из ниоткуда иначе как подозрительным не назовешь. С другой — будь они прислужницами их врагов, то не стали бы спасать его с товарищами. Торин вспомнил цепкие руки нянюшки, сражающиеся с узлами на его веревках, блеск кинжала в неприятной близости от его горла... Если бы чужестранки желали им зла, то могли бы добиться своего без малейших усилий.

Он снова пристально вгляделся в лицо девчонки, припоминая, что за два дня знакомства они не сказали друг другу ни слова. Она в основном держалась в стороне, в разговоры старших не лезла; лицо ее хранило наполовину задумчивое, наполовину застенчивое выражение, она казалась совершенно безобидной... До этого момента.

Но откуда бы не гномке знать кхуздул? Откуда пришелице из другого мира (если верить Гэндальфу) знать историю Эребора? Тяжелое, вязкое сомнение поселилось в душе Торина. Это сомнение необходимо было разрешить незамедлительно.

А ее голос все звучал, чисто и нежно, повествуя о гибели Дейла, о грозном пламени, обрушившемся с неба на Эребор, о героической обороне горы, об отважных воинах, павших в неравной схватке, о том, как остатки прежде великого народа были вынуждены покинуть родные места и отправиться в долгое, полное лишений странствие.

Песня закончилась, девчонка открыла глаза, будто просыпаясь, и вздрогнула. Ее взгляд тревожно заметался по лицам спутников, словно в поисках ответа на невысказанный вопрос.

— Что-то не так? — робко спросила она.

— Кто ты? — спросил Торин, выступая вперед.

— Прошу прощения, — она сморщила лоб. — В каком смысле "кто я"?

— С первых минут, что вы трое повстречались нам в том лесу, было ясно, что вы что-то скрываете. Вы назвались чужестранками, пришелицами из другого мира, и уверяли, будто никогда не слышали даже о здешних землях.

Он сделал паузу, пристально вглядываясь в лицо девчонки. Та не опускала глаз и по-прежнему не казалась ни пристыженной, ни испуганной, лишь озадаченной. Видя, что от нее ждут ответа, она коротко кивнула и приготовилась слушать дальше. Торин продолжил.

— Однако, как выясняется, ты прекрасно осведомлена об истории Эребора.

Вот теперь девчонку проняло. Глаза ее широко распахнулись, брови взметнулись почти к самым волосам, она открыла рот, будто собираясь сказать что-то, но Торин не дал ей такой возможности:

— С виду ты человек, а по-гномьи изъясняешься без запинки. И мне отчего-то больше не верится в случайность той нашей встречи. Быть может, все вы — шпионки, подосланные к нам врагами? Довольно недомолвок и лжи. Отвечай, кто ты? Кто тебя обучил? Кому ты служишь?

— Я Агнес Нитт, я не шпионка и не лгунья! Кто бы говорил!

Она тяжело дышала, а из-под ворота ее платья по шее вверх расползалась некрасивая краснота.

— А уж насчет того, что я будто бы говорю на вашем языке, так это просто смешно! Если б я понимала по-гномьи, то поговорила бы с Бифуром. Мы вчера за рыбалкой целый час просидели бок о бок и даже словом не обмолвились, а ведь это ужасно невежливо. Ну хоть кто-нибудь из вас когда-то слышал, чтобы я говорила по-гномьи?

Щеки ее приобрели густо-малиновый оттенок, но Торин вынужден был признать, что это вовсе не походило на румянец стыда, скорее уж на краску праведного гнева. Не пряча глаз, она глядела на него прямо и сердито.

— Видите ли, госпожа Нитт, — вкрадчиво проговорил Балин. — Дело в том, что все мы слышали это. Только что.

— А? — девчонка озадаченно уставилась на него.

— Кхм, — кашлянул Бофур. — Ты сейчас пела.

В следующий миг в ее взгляде зажглась искорка понимания.

— Так вот в чем дело! Поэтому вы так странно себя ведете? — она обвела взглядом присутствующих. — Но это же просто песня! Я слышала, как вы пели ее вчера. О чем она?

— Как будто ты не знаешь! — Торин был неумолим.

— Говорю же, нет!

— И смогла так точно повторить слова на чужом языке, слышанные лишь единожды?

Она, казалось, не заметила сарказма.

— У меня тонкий слух. Доктор Поддыхл всегда так говорил.

— Это еще кто?

— Он руководил хором в Анк-Морпоркской опере. Это такой театр, где поют, — пояснила она. — И, кстати, песни на незнакомом языке там — обычное дело. Да что с вами такое? Я думала, мы друзья. Почему никто мне не верит?

— Это не так, — Бофур вскочил на ноги. — Вот я тебе верю.

Обведя взглядом товарищей, продолжил:

— Точно вам говорю, парни, Агнес не шпионка.

— Не шпионка, — подтвердил Бифур на кхуздуле, кивая.

— И она правда не понимает по-нашему.

— Не понимает.

Сидевший с ними рядом и жующий сухарик, Бомбур выразил свое согласие с братом и кузеном несколькими молчаливыми, но энергичными кивками. Впрочем, такого поручительства Торину было недостаточно.

— Это будет нелегко доказать.

— Разве я должна что-то доказывать? — вскинулась девчонка. — Ну, хорошо, будь по-твоему. Испытай меня. Скажи самую заковыристую фразу, какую только можешь придумать. На гномьем или любом другом языке. Я повторю.

Торин думал и колебался: ему нестерпимо хотелось разрешить свои сомнения, но способ казался очень уж ненадежным. Даже если девчонка сумеет повторить вслед за ним загадку или скороговорку, где гарантия, что она не знала ее раньше? Тут подал голос Двалин.

— Дайте-ка я попробую, — поднявшись на ноги, он широким шагом пересек площадку у костра. Опершись ладонями о колени, навис над девчонкой так, что его рассеченный шрамом нос оказался на расстоянии нескольких дюймов от ее лица. Перейдя на кхуздул, Двалин медленно, с расстановкой произнес:

— Я ненавижу лжецов. Когда мне говорят неправду, меня это очень огорчает...

Торину стоило труда сохранять на лице серьезное выражение. Он-то знал, что несмотря на свирепую наружность и беспощадность к врагу, в отношении женщин и детей Двалин всегда был неизменно кроток. Даже если соплячка действительно была подослана в их отряд врагами, ей ничего не угрожало. Со стороны, однако, это вовсе не было очевидно.

— …так я и сказал последнему, кто пытался меня надуть. И знаешь, что он мне ответил? Ничего. Потому что я отнял у него язык моей секирой. Вместе с головой, — договорив, Двалин выпрямился, молча мотнул головой: "Ну, что скажешь?"

Торин, все это время пристально следивший за девчонкой, теперь уже не сомневался, что та не поняла ни слова: на протяжении всей речи ее лицо выражало лишь внимательную сосредоточенность без капли испуга. Увидев, что Двалин остановился, она коротко кивнула, сделала глубокий вдох... И над поляной вновь разнесся глубокий, грозный голос Двалина:

— Я ненавижу лжецов. Когда мне говорят неправду, меня это очень огорчает...

В первый момент Торин не понял, отчего это лицо старого друга приняло такое изумленное выражение, и почему его губы не двигаются, хотя голос отчетливо слышен.

— …так я и сказал последнему, кто пытался меня надуть. И знаешь, что он мне ответил? Ничего. Потому что я отнял у него язык моей секирой. Вместе с головой. Ну как? — последнюю фразу девчонка произнесла уже своим обычным голосом.

Пару секунд Двалин молча глядел на нее, а после, откинув голову, громко, басовито загоготал. Мгновение спустя грянул общий хохот.

— Это же был ваш голос, мистер Двалин! — от избытка чувств Кили молотил пятками о землю. — Ну просто вылитый!

Торин смеялся вместе со всеми, радостно отмечая, как отступает терзавшая его тревога. Былые опасения казались теперь смехотворными. Напрасно он озвучил свои подозрения перед товарищами. Можно было бы просто поговорить с девчонкой — как бишь ее, Агнес? — с глазу на глаз, и все бы разрешилось. Но он не привык действовать украдкой, предпочитая любой дипломатии прямоту и откровенность, пусть даже ему приходилось потом жалеть о сказанном в сердцах.

— Я слышал в землях Харада, — произнес Балин, мягко улыбаясь, — живут дивные птицы, чье оперенье яркое, как россыпь самоцветов. Они умеют подражать голосам людей и животных. Возможно, юная Агнес совсем как те птицы.

— Вот только опереньем я не вышла, — в тон ему отозвалась девчонка, расправляя подол своего черного платья.

При звуке ее голоса Торин внутренне подобрался. За ошибки нужно платить. Он оклеветал невиновного человека, а значит, обязан извиниться, даже если это ему неприятно. Он уже открыл было рот, но в этот миг по воздуху мимо него скользнула бесшумная тень, едва не задев крылом лица, а в вечернюю тишь, словно раскаленный штопор в масло, ввинтился ставший уже привычным бодрый голосок.

— Отмачивать в парном молоке — тоже отличное средство...

От ручья к отряду не спеша поднимались нянюшка Ягг и Гэндальф. Сначала над откосом виднелась лишь конусообразная шляпа волшебника, следом появились его седовласая голова и плечи и только после этого стало возможно разглядеть еще одну остроконечную шляпу, но пониже. Нянюшкин голос, как это частенько бывало, далеко опережал свою обладательницу.

— Ну, так говорят. Сама-то я не пробовала, никак не удавалось заставить корову доиться на мои мозоли, пока я сплю. Да и в спальне держать ее не слишком удобно — вечно норовит пожевать наволочку!

С этими словами они ступили на поляну перед отрядом. Гэндальф, с кротостью во взгляде, нес в одной руке пару тяжелых дорожных башмаков на толстой подошве, а в другой — нечто длинное и узкое, похожее издали на ленты в красно-желтую полоску. Шедшая бок о бок с ним босоногая нянюшка одной рукой отжимала подол черного платья, в другой сжимала небольшой топорик, вроде тех, что хозяйки используют для рубки мяса.

— Благодарствую, почтенный Оин, — радостно затарахтела она при виде гномов. — Очень полезная штуковина — от мозолей не осталось и следа! С той, что на левой пятке пришлось, правда, повозиться. Уж я ее и так, и этак, но в конечном счете разделалась с проклятой... А я погляжу, у вас тут весело.

— Куда уж веселее, — раздался из тени сварливый голос ее приятельницы. — Нас тут подозревают в шпионаже, Гита. Будто бы мы на кого-то работаем.

Приняв сидячее положение, госпожа Ветровоск принялась яростно растирать шею.

— Суставы? — участливо поинтересовался Гэндальф.

— Совы, — буркнула та. — После них вечно хочется повернуть голову вокруг своей оси. Но сейчас речь о другом.

— Чтобы я работала? Да еще на кого-то? — изумилась нянюшка, вручая Оину топорик. — Ну уж нет! Быть такого не может! Даже обидно, право слово. А известно ли вам, — она повернулась к гномам, — что мы с Эсме — круглые сироты и вдовели, на двоих, пять раз?

— Говори за себя, — одернула ее приятельница.

— Так я и говорю: пять раз. И не совестно вам, господа, обижать вдов и сирот?

Нянюшка одарила присутствующих долгим укоризненным взглядом. Под этим взглядом Торин испытал давно забытое чувство, словно его назвали непослушным мальчиком и отправляют спать без сладкого.

— Ай-ай-ай, — не унималась нянюшка и, обернувшись к приятельнице, спросила: — Что это на них нашло?

— Это все Агнес, — пояснила та. — Приспичило вдруг повыставляться.

— Но я же ничего не сделала! — пискнула девчонка. — Подумаешь, спела. Это вышло само собой, я даже не думала!

— Вот это как раз заметно! — припечатала госпожа Ветровоск и, отвернувшись от девчонки, устремила свой тяжелый, испытывающий взор на Торина. Тому стоило труда не отвести взгляд.

— Итак, ты твердишь, будто между нами не было открытости? — проговорила старуха пугающе ласковым тоном. — С этим я согласна. Но чья в том вина? Мы не лгали о себе и не притворялись кем-то иным. Ты можешь сказать о себе то же самое? Кто ты такой, Торин Дубощит, и чего ищешь? Поговорим начистоту, без лжи и недомолвок — все, как ты и хотел.

В этот раз Торин даже не раздумывал. Лишь быстро переглянулся с Балином и, прочтя в ответном взгляде одобрение, не медля более, заговорил:

— Ты права, госпожа Ветровоск. Мы не были вполне откровенны с вами. Но историю наших бедствий короткой не назовешь.

— Почему бы не начать с самого начала? — проворковала нянюшка. — Нет лучше способа скрасить вечерок, чем хорошая, долгая история... На самом деле, есть, конечно, особенно в ярмарочный день. Можно выпить пива в таверне, поглазеть на укротителя дурностаев, спеть парочку народных песен, снова выпить пива, а потом...

— Гита!

— Молчу-молчу.

И Торин начал свой рассказ.

— Далеко на востоке находится одна уединенная вершина, имя ей Одинокая Гора или, говоря иначе, Эребор. Когда-то там был наш дом. Гору эту открыл мой дальний предок еще в стародавние времена. С тех пор на протяжении многих веков гномы Эребора жили там, совершенствуясь в искусстве обработки металла а также добывая и граня самоцветы, водившиеся там в изобилии. В годы правления короля Трора, моего деда, Эребор достиг своего расцвета. При нем были обнаружены богатейшие золотые жилы, которые, подобно могучим рекам, пронзали склоны Горы. Наш народ баснословно разбогател и прославился. Трор был справедлив со своими подданными и щедро платил им за труд. Он стяжал большое уважение не только у гномов, но и у людей, живших в долине, под сенью Горы. Много лет назад они основали там маленькое поселение, которое благодаря торговле с Эребором, разрослось и превратилось в большой, процветающий город. Так гномы Эребора и люди Дейла жили и трудились бок о бок в мире и взаимном уважении, и ничто не омрачало этой гармонии до того самого дня, когда прилетел дракон...

Торин горько вздохнул и затянулся трубкой в надежде, что курительное зелье поможет ему вновь обрести присутствие духа, а его голосу — твердость. На минуту над лугом установилась полная тишина. Его товарищи были серьезны и печальны. Чужестранки тоже помалкивали — и Торин был благодарен им за это, — не перебивали и не лезли с вопросами, позволяя рассказчику собраться с мыслями. Нянюшка попыхивала трубкой, ее приятельница, со спиной прямой, как палка, не отрываясь глядела в умирающий костер.

— А... а разве это плохо? Ну, что прилетел дракон? — прозвучал робкий голосок девчонки.

Торин глубоко вздохнул, стараясь погасить в себе внезапную вспышку ярости. Разве можно не понимать столь очевидных вещей?! Как можно быть настолько неразумной? Усилием воли он велел себе успокоиться. У девчонки же еще молоко на губах не обсохло, так откуда ей знать, что такое дракон?

— Да откуда тебе знать, что такое дракон? — озвучил он свои мысли. — В твои годы ты еще ничего не видела, ничего не знаешь о жизни.

— Что ж, может, ты и прав, — судя по задранному кверху носу и новой волне румянца, соплячка приняла его слова близко к сердцу. — Я мало что видела, и мало что знаю. Но уж драконов-то я насмотрелась предостаточно! Премного благодарна.

Изумленный, Торин, не находя слов, уставился на нее. Что за нелепая выдумка? Его спутники заметно оживились.

— Так ты видела настоящего дракона?

—Драконов? То есть их было больше одного?

— Скольких драконов ты видела?

Под их напором девчонка смутилась.

— Ну, я точно не помню, штук десять или двенадцать, примерно.

— Десять или двенадцать?!

— Вот это да!

— И они не спалили тебя живьем?

— Как ты спаслась от пламени?

— Как тебе удалось?

— Ну, это было не так уж и сложно. Главное не подходить к ним слишком близко. Ширины оркестровой ямы было вполне достаточно.

— А они были большие, твои драконы? Больше Смауга?

— Они вовсе не мои, — заспорила девчонка. — Сама я никогда не держала дракона. Вы ведь понимаете, это очень дорого и хлопотно, их надо кормить — а что попало они не едят, — да и платья со спины вечно грязные.

Торин нахмурился: последняя фраза прозвучала сущей бессмыслицей и, судя по озадаченным лицам товарищей, так казалось не ему одному.

— А что до размера, — продолжила девчонка, — средние они были. Примерно вот такие, — она взмахнула в воздухе руками.

— Такие? — не сдержался Торин. — То, что ты показываешь, больше похоже на кошку! И это ты называешь драконом?

— Как же мне еще их называть, если все у нас зовут их драконами? — обиделась девчонка. — Их держат в богатых домах как питомцев и носят на плече. А у вас разве не так?

Торин лишь горько усмехнулся, отходя прочь. Ответил вместо него Балин.

— Нет, у нас не так. Дракон, о котором идет речь, — это чудовище поистине колоссальных размеров. Его когти — острые копья, его дыхание — это огонь и смерть. Чешуя этого дракона прочнее любого железа, удар его лапы пробивает крепостную стену, а тень от крыльев накрывает собой целый город. Вот каков он, Смауг Ужасный.

Балин помолчал немного, а потом продолжил:

— Эта история произошла много лет назад, но я помню все так ясно, словно это было вчера. Был ясный летний день, и ничто не предвещало беды, когда с Севера до нас неожиданно донесся гул, похожий на гул урагана. Деревья на склонах Горы застонали и заскрипели от ветра. А затем высоко в небе мы увидели его, Смауга. Изрыгая огонь, он мчался по воздуху в направлении Горы. Люди Дейла тоже увидали его и зазвонили в колокола, воины спешно хватались за оружие. Своим дыханием дракон поджег лес — прекрасный сосновый лес, что рос на склонах. В прежние времена мы частенько охотились там на диких коз, кроликов и фазанов, а какую сладостную прохладу дарила его сень в жаркие летние дни! Но в тот день весь лес был объят пламенем. Жар был настолько силен, что закипела вода в реке, и облако пара окутало окрестности. Скрываясь за этим облаком, Смауг обрушился на Дейл; он крушил, и жег, и пожирал всех людей, что попадались ему на глаза. Увы, таких было много, ведь это был ярмарочный день, и почти все, кто был в городе высыпали на главную площадь, а после — метались в ужасе, не находя укрытия, задыхаясь в дыму, сталкиваясь и сбивая друг друга с ног.

Молча выпуская в ночное небо колечки дыма из трубки, Торин исподволь наблюдал за чужеземками. Рассказ произвел на них сильное впечатление: девчонку била крупная дрожь, обеими ладонями она зажимала рот, в глазах застыло выражение ужаса; лицо госпожи Ветровоск, напротив, было непроницаемым, как окно с захлопнутыми ставнями; с нянюшкиного лица впервые за все время пропала улыбка. Лишь раз она перебила рассказчика, переспросив: "Пожрал всех, говоришь? И детей?" Получив утвердительный ответ, нянюшка больше ни о чем не спрашивала, продолжая курить с самым мрачным видом. Тем временем Балин продолжал:

— Но это был еще не конец. Покончив с Дейлом, дракон поворотил к Горе. Используя свою голову как таран, он взломал главные ворота и проник внутрь. К тому времени воины, успевшие подготовиться к обороне, ждали его в переходе у ворот. Все были там, от мала до велика, каждый мужчина, способный держать оружие, и многие женщины тоже — все гномы Эребора, выступили, как один, против общего врага. Увы, все наши усилия оказались напрасны. Ни мечи, ни секиры оказались неспособны пробить драконью чешую. Мы осыпали его стрелами, рубили, кололи, обрушивали на него каменные статуи — но все без толку. Зверь неумолимо продвигался вглубь горы, давя наших воинов лапами и брюхом. Других он хватал своей огромной пастью и заглатывал прямо в доспехах, третьих — сжигал заживо. Мы поняли, что нам не выстоять. Тогда Траин, руководивший обороной, скомандовал отступление. Взяв с собой лишь небольшой отряд смельчаков, он предпринял военную хитрость. Их целью было заманить Смауга в узкий лабиринт переходов на северном склоне Горы и тем самым выиграть время, чтобы те, кто уцелел, успели покинуть Эребор через главные ворота. Благодаря этому маневру были спасены почти все женщины с детьми (когда Смауг начал таранить ворота, они спрятались на одном из верхних ярусов), а также немногие оставшиеся в живых воины. Так мы покинули родные края и много лет скитались по Средиземью, выживали, как могли, брались за любую работу. Со временем удача улыбнулась нам, мы обосновались в Синих горах, выбрались из нужды, но никогда не забывали о том, что отнял у нас дракон. Ну а сам дракон... Все эти годы, вот уже больше шестидесяти лет, он скрывался внутри горы, сторожа украденное у нас золото, не вылезая наружу и не подавая признаков жизни.

Рассказ подошел к концу. В наступившей тишине было слышно, как девчонка шатко перевела дыхание.

— Какой ужас, — прошептала она. — Я очень вам соболезную.

— Толку-то от этих соболезнований, — голос госпожи Ветровоск был сух, как прошлогодние листья. — Что вы планируете делать теперь? У вас ведь есть план?

— Вернуть Эребор, — Торин, которому и был адресован этот вопрос поднялся на ноги. — За этим мы и идем.

Она чуть склонила голову набок.

— У вас ведь была целая армия в Эреборе.

Хотя фраза мало походила на вопрос, Торин кивнул.

— И отлично вооруженная, надо думать. Уж в чем, в чем, а в отменном оружии у гномьего королевства не может быть недостатка. Но армия не совладала с драконом, несмотря на доспехи и мечи. А сейчас у тебя нет армии, лишь небольшой отряд, как же вы намерены справиться с драконом?

— А может быть, — робко вступила девчонка, — он уже сдох? В смысле, дракон. Ведь Балин сказал, что он не подавал признаков жизни уже шестьдесят лет. А вдруг он заболел? Лежал на золоте и простыл? Это ведь очень нездорово — спать на металле. Или с ним приключился завороток кишок, такое возможно.

— Боюсь, на такой исход у нас мало надежды, — слабо улыбнулся Балин. — Драконам не страшна смерть от естественных причин. Они не знают ни болезней, ни старости. Дракона можно только убить, — он вздохнул. — А это ох как непросто.

— Но возможно, — не в силах оставаться на месте, Торин принялся мерять шагами поляну. — Мы идем добыть то, что позволит нам созвать новую армию, больше и сильнее прежней. Вместе мы сумеем сразить Смауга. Мы заберем у него Одинокую гору, чего бы это ни стоило, — он в сердцах ударил кулаком по раскрытой ладони.

— Стало быть, туда вы и направляетесь?

— Такова конечная цель нашего странствия, да, — подтвердил Гэндальф. — В настоящее же время путь наш лежит в последний домашний приют к Востоку от моря. К эльфам.

— К эльфам?!

— К эльфам?! — взвизгнула Пердита. Со звонким шлепком Агнес зажала себе рот ладонью, виновато огляделась по сторонам. Матушка смерила ее хмурым взглядом.

— Сделай одолжение, не называй их по имени, — очень отчетливо произнесла она. — Никогда.

— Потому что они, знаешь ли, слышат, когда их зовут, и являются на зов, — добавила нянюшка. — А мы ведь не хотим чтобы такое случилось? Снова.

Чувствуя, что снова начинает краснеть, Агнес потупилась и помотала головой.

— Ты ведь помнишь, чем все обернулось в тот раз?⁽¹⁾ Помнишь свою подружку Диаманду? — Агнес казалось, будто взор матушки вот-вот прожжет в ней дыру. — Она тоже находила это забавным: звать их по имени, ходить туда, куда ходить не следует, открывать двери, которые...

— Да будет тебе, Эсме, — никто, кроме нянюшки не решился бы перебить матушку Ветровоск. — Уверена, девочка не нуждается в лишних напоминаниях.

Агнес наконец отняла руки от лица.

— Я все помню, матушка, — произнесла она тихо, но твердо.

— Надеюсь.

Оставаться на месте было невыносимо. Пробормотав извинения, на которые, впрочем, никто не ответил, Агнес тихонько встала и, покинув отряд, направилась к ручью.

— Почтенные дамы, прошу вас! — позвал тем временем Гэндальф. — Я, право, удивлен тем, что вы приняли эту новость так близко к сердцу. Уверяю вас, нет никакой нужды опасаться лорда Элронда. Напротив, я убежден, что в его владениях нам окажут всяческое гостеприимство, а кроме того, — он со значение поглядел на Торина, — окажут помощь иного рода.

— Тебе известно, Гэндальф, — ответил тот, — что я не в восторге от твоей идеи обращаться за помощью к эль...

— Э-э-э! — оборвала его нянюшка, предупреждающе вскинув указательный палец.

— К остроухим, — подсказал Кили.

— Мне с самого начала не нравилась эта затея, не нравится она и теперь.

Волшебник возвел глаза к небу.

— Торин, к чему это неуместное упрямство? Взгляни, где мы! В Пустынных землях. Отсюда до Мглистых гор нет другого дружеского нам жилья, кроме Ривенделла. Наших запасов продовольствия хватит еще на несколько дней, не более того. Ты же не хочешь, чтобы отряд отправился штурмовать горные перевалы, не имея при себе достаточного запаса еды и воды?

Торин вновь принялся расхаживать перед уже потухшим костерком.

— А кроме того, — продолжал Гэндальф. — Не мне напоминать тебе о карте. Ни у кого в нашем отряде не хватит знаний чтобы расшифровать скрытые на ней знаки. Нам не обойтись без помощи знатока, а лорд Элронд…

— Не единственный в Средиземье, кому ведом древний язык гномов, не так ли? Я предпочел бы прибегнуть к помощи знатока из моего народа, чем лебезить перед одним из этих... — он брезгливо скривился.

— Ты слышишь себя? Это же сущее безумие — менять планы сейчас, и все из-за стародавних разногласий Трора с лесными, — Гэндальф на миг запнулся, — жителями. Разногласий, которые иначе как смехотворными не назовешь, и к которым, прошу тебя заметить, лорд Элронд не имел никакого отношения.

Предводитель гномов потемнел лицом, грудь его тяжело вздымалась, а пальцы сжались в кулаки.

— Торин? — позвал Балин, подходя ближе с явным намерением предотвратить зарождающуюся ссору между другом и волшебником, но Торин предостерегающе вскинул руку. Он прикрыл глаза и несколько секунд молча вдыхал и выдыхал, наконец, поднял голову и твердо встретил взгляд Гэндальфа.

— Я не безумец, — тихо, но отчетливо сказал Торин. — И не тебе насмехаться над решениями моего деда. Тебя не было там, когда прилетел дракон, а я был.

— Ты прав, — Гэндальф смиренно склонил голову. — Меня не было там в тот день.

Торин вздохнул, устало провел ладонью по лицу.

— Я признаю, — снова заговорил он, уже гораздо спокойнее, — что провизия у нас на исходе, что время ценно, что кроме Ривенделла... — он поджал губы, — здесь нет поблизости другого жилья. Будь по-твоему, Гэндальф. Мы дойдем до владений этого Элронда, купим у него столько припасов, сколько он согласится нам продать и немедля проследуем дальше. В отношении же карты я своего мнения не изменю. Это достояние моей семьи, и я не намерен демонстрировать ее тем, к кому у меня нет доверия.

* * *

Присев у ручья, Агнес умыла в холодной воде лицо и руки; на душе было гадко. Даже сюда, приглушенные откосом, долетали звуки продолжавшейся дискуссии: глубокий, журчащий голос Гэндальфа, резкий, как скрип мела по доске — матушки Ветровоск, низкий и решительный — Торина.

Эльфы... Сверкающие... Когда-то давно Агнес считала их выдумкой, которой место лишь на страницах потрепанного томика "Валшепных сказок", не более.

Но Диаманда сказала, что они существуют на самом деле. Уверяла, будто говорила с их королевой. Будто она побывала там, где грань между их миром и нашим такая тонкая, что ее почти нет. О, Диаманда умела быть убедительной!

— Кхм! — раздалось откуда-то сверху.

Агнес задрала голову, но увидела лишь звездное небо да заросший травой край откоса.

— Бофур? — спросила она, подумав секунду.

— Прошу прощения, я не собирался мешать, — отозвался невидимый Бофур. — У тебя все в порядке?

Агнес выпрямилась во весь рост. Высокий берег приходился ей на уровне ребер, на краю откоса на корточках сидел Бофур и участливо глядел на нее.

— Тебе нездоровится? Ты так внезапно покинула отряд, когда речь зашла о...

— Я здорова, — тороплива ответила Агнес, высматривая на берегу уступ, чтобы половчее взобраться. — Просто не люблю...

— Эльфов? Их многие не любят.

— Пожалуйста, не произноси это слово!

— Хорошо, — кивнул Бофур, протягивая руку. — Мне не трудно, если ты просишь.

Ухватившись за его ладонь, она вскарабкалась на откос, и села рядом, свесив ноги вниз.

— Хотя я не понимаю, зачем? — вернулся к прерванной беседе Бофур. — Ведь оттого, что мы будем звать что-то или кого-то другим именем, это не изменит их сути, верно?

— Угу, как в той пьесе господина Хьюла.

В ответ не недоумевающий взгляд Бофура она продекламировала:

— "Что имя? Навоз смердит навозом,

Хоть розою его ты нареки..." Но слова имеют силу! Если их звать, то они услышат и явятся на зов, — она поморщилась, сообразив, что почти дословно повторяет слова нянюшки, — а я совсем не хочу встречаться с ними снова.

— Снова?

Агнес молча кивнула.

— Выходит, ты уже встречалась прежде с... — он сделал паузу, вопросительно глядя на нее.

— Дамами и господами, — торопливо подсказала Агнес. — Да, однажды.

Она вздохнула.

— Они тебя обижали? — осторожно спросил Бофур.

Агнес помотала головой.

— Ты не понимаешь. Дело не в том, что они сделали, а в том, что они из себя представляют. В том, какие они.

— И какие же?

Агнес расстроено потерла лоб рукой.

— Это трудно объяснить. Не знаю даже, с чего начать.

— Попробуй начать с начала.

Агнес прикрыла глаза. С чего же все началось тогда? Ну, конечно, с приезда Диаманды…

— Раньше у меня была подруга, Диаманда, — неуверенно начала Агнес свой рассказ. — Мы были одногодками, в детстве играли вместе. То есть, на самом деле ее звали просто Люси Чокли, имя она сменила гораздо позже... Видишь ли, деревня у нас маленькая, все друг друга знают, ну, более или менее, и дети все тоже играют вместе. Потому что когда во всем поселке девочек твоего возраста всего с полдюжины, привередничать особо не приходится.

Она остановилась, вопросительно глядя на Бофура, тот в ответ кивнул, поощряя рассказывать дальше.

— Так вот, Диаманда… Люси всегда любила командовать. Больше того, она умела заставить других слушаться ее. Если, например, мы с другими девочками строили шалашик и воображали, будто бы это наш замок, а мы все в нем принцессы — только, умоляю, не смейся!

— И в мыслях не было, — заверил ее Бофур.

— А потом появлялась Люси, и какое-то время спустя обнаруживалось, что единственная принцесса в "замке" — она, а мы, все остальные, ее служанки. И никто не мог понять, как так получилось.

— Да, такие "друзья" бывают, — кивнул Бофур.

— Потом Люси уехала, родители отправили ее учиться в ужасно модную школу далеко от дома, и мы как-то потеряли друг друга из виду. А потом она вернулась...

Агнес чуть помолчала.

— Это случилось примерно полтора года назад. Матушка с нянюшкой были тогда в отъезде, так что Люси, вернее, уже Диаманда решила... как бы это сказать? Занять нишу. Она говорила, что ведьмовство может быть иным, ну, знаешь, стильным. У нее и правда был стиль, а еще куча разных идей, вроде... вызвать их, — она глубоко вздохнула, будто собираясь с духом. — Вот мы и вызвали...

* * *

Это было утро назначенной королевской свадьбы, совсем еще раннее утро. Рассеянно поедая овсяную кашу и в кои-то веки не обращая внимания на братцев, затеявших за столом очередную перепалку, Агнес глубоко задумалась о превратностях жизни.

Сегодня Маграт Чесногк выходит замуж за короля Веренса, а значит, она станет королевой. Подумать только! Маграт Чесногк, эта вечно растрепанная, восторженная дамочка, которая так бренчит при ходьбе (все из-за множества амулетов с оккультной символикой), что ее за полмили слышно, и вдруг — станет величеством.

Конечно, в честь этого события запланирована целая увеселительная программа. Представление должно было начаться еще ночью. Родители бы непременно отпустили Агнес, пожелай она пойти — в конце концов, ей ведь уже семнадцать, — и ей, конечно, любопытно было взглянуть на представление, но... Маграт — ведьма, или была ею до сегодняшнего дня, а значит, на мероприятиях по случаю ее свадьбы, наверняка, будут присутствовать и другие две. А Агнес совсем не хотелось встречаться ни с госпожой Ветровоск, ни с госпожой Ягг после той отповеди, что она получила от них накануне. Агнес вздохнула и потыкала кашу ложкой. Ей было велено — да еще в такой грубой форме! — даже не пытаться лезть в ведьмовство, а поискать себе другое занятие. Легко сказать, Агнес понятия не имела, чем хотела бы заниматься в жизни...

Ход ее размышлений прервал громкий визг на улице.

Такой визг в их краях, да еще в такое время суток — был чем-то неслыханным. Подскочившие с мест мальчишки успели увидеть, как мимо их окон со впечатляющей скоростью промчалась соседка, госпожа Тощага. Среди ее воплей, по большей части бессвязных, можно было различить лишь одно, зато многократно повторяющееся слово. "Эльфы".

Внезапно все переменилось. Визг госпожи Тощаги еще продолжал звучать, удаляясь по улице, а за столом уже не осталось никого, кроме изумленно хлопающей глазами Агнес.

Мать пыталась уговорить бабулю Нитт спуститься в погреб. Бесполезная затея, если принять во внимание характер бабули. От привлеченных к делу Джона и Ричарда (тринадцати и одиннадцати лет соответственно) тоже вышло не много проку. Должно быть, почувствовав настроение старших, двухлетний Чарльз поднял рёв на руках у матери. Отец тем временем спешно запирал ставни.

— Кочергой, кочергой заложи для верности, — комментировала его действия бабуля Нитт. — Бабка моя говаривала, они не любят железа.

— А почему? — семилетний Сэм, юркий, как веретено, успел метнуться к очагу, схватить каминные щипцы и кочергу и вернуться к окну прежде, чем она успела закончить фразу.

— Да кто их разберет?

— Том! То-ом! — выкликала мать. — Где Том?

Все разом стихло. Четырехлетнего Тома нигде не было видно.

— Он на Бычий Рог ушел, на качели, — шустро отрапортовал Сэм. — Я за ним сбегаю.

— Нет! — мать спешно ухватила его за плечо, второй рукой удерживая вопящего Чарльза.

— Я сбегаю, — до Агнес не сразу дошло, что последнюю фразу произнесла она.

— Агнес, — голос матери звучал так, будто она только что заметила ее присутствие, и в то же время с облегчением, отчего Агнес испытала быстрый укол досады. — Да, детка, сходи лучше ты.

— Ну ма-ам! — оскорбленно протянул Сэм, пытаясь вывернуться из-под удерживающей его руки.

— Лучше помоги папе, Сэм. Я скоро вернусь.

— Ладно! — насупившаяся было физиономия мальчишки вновь оживилась.

Потянувшись к подставке у очага, где хранились кочерги и вертелы, Агнес обнаружила, что там пусто. Шустрый Сэм увел последнюю кочергу буквально у нее из-под носа.

"Вот жук!" — мысленно ругнулась она и схватила висевшую на стене большую чугунную сковороду.

— Поосторожнее там, — напутствовала ее мать под аккомпанемент несмолкающего рева Чарльза.

— Все будет хорошо, мам, я быстро, — отозвалась она уже с крыльца. — Я знаю короткий путь.

— Да его все знают! — вопль вездесущего Сэма оборвала захлопнувшаяся дверь.

* * *

Бычьим Рогом звался ближайший холм, высотой около тридцати футов, получивший свое название из-за необычной формы. Его южный пологий склон был засажен брюквой, а северный — вздымался почти отвесно вверх. Венчала холм поросшая соснами пологая площадка, любимое место игр всей деревенской детворы. С ветвей свешивались веревочные качели, а в кроне особенно раскидистого дерева из обломков досок и сучьев был сооружен домик, вроде гигантского скворечника.

Весной здесь быстрее всего сходил снег, осенью деревья укрывали площадку от сильного ветра, а главное, отсюда можно было глядеть на дом и копавшихся в огороде родителей свысока, что в детские годы бесценно. Подняться на вершину Бычьего Рога можно было либо с южной стороны, минуя брюквенные посадки, либо с северной — по узкой тропинке, которую и тропинкой-то можно было назвать лишь с натягом, скорее, это была череда небольших выемок, пробитых поколениями юных скалолазов в твердой, как камень, глине.

Когда ее голова, наконец, достигла пологой вершины холма, с Агнес уже ручьями катил пот.

— Том! — позвала она, мелкие травинки тут же набились ей в рот, заставив отплевываться.

Покрепче ухватившись за толстый корень сосны, Агнес подтянулась на руках и вытолкнула свое тело на площадку. Поднялась на ноги, машинально отряхиваясь, и прислушалась.

Вокруг все было мирно. Лес полнился привычными звуками: шелестом ветвей, чириканием птиц, жужжанием букашек.

— То-ом! — позвала Агнес, более грозно.

— Ч'во? — раздалось сверху. Из "скворечника" показалась взъерошенная мальчишечья голова.

— Слезай, пошли домой, — велела Агнес.

— Н' хачу! Мы играем.

Агнес смерила брата долгим, отнюдь не добрым взглядом.

— Том Нитт, я сказала, живо слез на землю!

— Не-ка!

— Слезай, а не то...

— И что ты сделаешь? — из густой кроны позади "скворечника" раздалось хихиканье.

Вот паршивцы! В такие моменты Агнес очень не любила младших братьев. Чувствуя, как к лицу приливает гневный румянец, она смерила взглядом расстояние от земли до томова убежища. Высоковато. По деревьям она не лазила даже в детстве, не всякая ветка способна была выдержать такой вес.

Агнес пожала плечами, придав лицу самое безразличное выражение.

— Как знаешь. Мама просила тебя позвать — я позвала. Она печет пряники.

Она развернулась, словно собираясь уходить.

— Ч'во? — на этот раз словечко прозвучало с явной заинтересованностью.

— Пряники, — отчетливо повторила Агнес. — С карамелью.

Сверху донеслось оживленное перешептывание, но Агнес не стала прислушиваться. Пряники госпожи Нитт были знамениты на всю округу. По праздникам стоило ей выставить на окно противень со свежим, только из печи, лакомством, как под этим самым окном немедля выстраивалась очередь из местных ребятишек, желающих поучаствовать в дегустации.

— А можно мне тоже? — из листвы выглянула мордочка Вильяма Оби, их соседа, мальчишки на год старше Тома.

— Ладно, так уж и быть, — милостиво кивнула Агнес, — дуйте сюда оба.

Дожидаясь, пока двое сопляков спустятся на землю, она старательно делала скучающий вид, украдкой озираясь по сторонам и крепче сжимая пальцы на ручке сковороды.

Потому что лес вокруг внезапно замолчал.

Не было слышно ни птиц, ни насекомых, даже листья, казалось, перестали шелестеть на ветру. Единственными звуками на поляне оставались сопение да шарканье детских рук и ног о кору. Но тут Агнес различила новый звук и почувствовала, как ее руки стали покрываться "гусиной кожей" — за деревьями слышался шум шагов. Приглушенные травой, шаги явно не принадлежали человеку, как и негромкое фырканье, и бряцанье сбруи.

Она уже притопывала от нетерпения ногой, когда Том и Вильям спрыгнули с нижней ветки на землю. Агнес безмолвно поманила мальчишек рукой, призывая поторопиться. Но тут низко нависавшие ветви качнулись, и на поляну выехали двое.

Что это не люди, она поняла сразу. Высоченные, рослые, верхом на вороных конях. Из одежды на них были лишь кое-как скрепленные звериные шкуры. Смуглая кожа и волосы лоснились, будто натертые салом.

— Хотите с нами поиграть? — спросил эльф. Лицо его было немыслимо прекрасно, а взгляд вымораживал...

— Агнес?

Она вскинулась, озадаченно глядя на зависший перед ней предмет, в первый миг не понимая, куда делись сосны, и эльфы, и Том?

— Возьми, — сказал Бофур, протягивая свой полушубок. — Ты дрожишь.

— Мне не холодно, — она качнула головой, но шубу взяла. — Просто... тревожно. Из-за них. Ты не представляешь себе, какие они! Очаровывают помимо твоей воли, завораживают, забираются к тебе в голову и хозяйничают там...

— Как госпожа Ветровоск?

— Нет! Совершенно не как она. Да, матушка бывает властной, и пытается командовать, и глядит свысока... но это ничто, по сравнению с тем, как глядят на тебя они.

Этот взгляд... Такой могла бы увидеть букашка где-то высоко-высоко, на другом конце опускающегося на нее башмака.

"Ты — ничто," — говорил это взгляд. "Ты — ноль, лишь крошечная пылинка под моей ногой."

"Так и есть," — подумала Агнес, ощущая острый приступ стыда. Рука со сковородой безвольно поникла. Да как посмела она хотя бы помыслить что-то против этих созданий? Таких прекрасных. Таких благородных, совершенных. Что она рядом с ними? Никчемность.

"Ну а я — нет!" — заявила Пердита. Агнес очнулась от морока, увидела, как Том неуверенно ковыляет к одному из эльфов, тот наклоняется в седле, протягивая мальчишке руку...

В два прыжка Агнес подскочила к ним, схватила Тома за другую руку, рванула на себя, пряча за спину.

— Протянешь к нему руку еще раз — и я тебе ее сломаю! — пообещала она, направив на эльфа сковороду.

Эльф моргнул, на миг его лицо приняло очень странное выражение, но оно тотчас пропало.

Агнес махнула сковородой, описывая вокруг себя широкий полукруг. Стараясь удержать в поле зрения обоих эльфов, она пятилась назад, в сторону склона к деревне, одновременно подталкивая локтем Вильяма и Тома, чтобы держались за спиной.

Один из эльфов спрыгнул с коня. Теперь, когда он стоял на земле, было видно, насколько он высок: макушка Агнес не дотянулась бы ему и до плеча. Меховой плащ удерживала одна лишь медная пряжка, широкую грудь покрывали татуировки.

"Какие мускулы!" — восхитилась Пердита.

— Заткнись! — велела Агнес, пятясь от надвигающегося на нее эльфа.

— Я еще не говорил ничего, — эльф усмехнулся, — Но... можем и поболтать.

Он выхватил из-за пояса нож. Агнес сделала выпад сковородкой; удар не достиг цели, но на лице эльфа вновь мелькнуло то же выражение, что и минуту назад. Он казался дезориентированным.

Но в следующий миг эльф тряхнул головой и сделал еще шаг в сторону Агнес. Луч света упал на лезвие его клинка, и оно заиграло золотом, как хорошо начищенный медный таз для варенья. Агнес вспомнились строки из "Валшепных сказок".

"Елфы весьма мастеровиты. Ани делают разную утварь из меди и камня, но ни из жилеза. Ибо жилезо елфы ни любят и никагда онаго ни касаютца."

"Не любят железо". Прежде эти слова казались Агнес бессмыслицей. В самом деле, разве можно железо — любить? Агнес понимала, как можно любить закаты, крокусы и маргаритки, и книжки с картинками, и малиновое варенье, а еще вишневое, черничное, земляничное, крыжовенное, яблоки в карамели... Но железо? Как можно его любить?

Что ж, кажется, теперь она узнала, как его можно не любить.

"Это все сковорода," — поняла Агнес. "Когда она рядом, то путает их мысли, или что-то вроде того."

Ну раз так... Она принялась яростно размахивать своим орудием направо и налево. Но эльфы оказались ловкими тварями и неизменно уклонялись от ее ударов, двигаясь грациозно, будто танцоры.

А еще они явно были не глупы. Тот, что успел спешиться переместился вправо, двигаясь бочком, мягко и невесомо, как тень. Другой, что оставался в седле, потянул поводья, понукая лошадь двинуться влево.

Агнес вертелась волчком, выписывая сковородой в воздухе восьмерки, в душе понимая, что надолго ее не хватит. Тяжелая чугунная сковорода заметно оттягивала руку, а эти твари, они вообще устают? Агнес сильно в этом сомневалась.

Не позволяя эльфам зайти себе за спину, она непрерывно отступала, шаг за шагом пятясь к обрыву Бычьего Рога. И вот отступать стало некуда.

Рассудив, что любая лошадь скорее сломает себе все четыре ноги, прежде чем спустится по этому склону, Агнес временно отвлеклась от наездника, сосредоточив свое внимание на пешем неприятеле. Железо действовало на них лишь вблизи, это она уже поняла. Как же еще на них повлиять? Чем отвлечь?

— О, пара милых черных глаз! — пропела Агнес от безысходности.

Эльф остановился, склонив голову набок, казалось, происходящее его забавляет.

— Вот неожиданность для нас! — не выпуская его из вида, она переложила ручку из правой руки в левую.

— Их взор дурит нас и чудит, — Агнес сделала вид, что замахивается слева, эльф нырнул вправо...

— О, пара милых черных... — перевернув сковороду, она резко прочертила её по воздуху вправо и вверх.

— ...глаз!

Ребро сковороды ударило эльфа в челюсть; раздался звук, неоспоримо свидетельствующий о том, что чугун оказался крепче кости. Эльф взвыл.

— Домой живо! Марш! — рявкнула Агнес, и почти не замахиваясь треснула упавшего сковородой плашмя. Удар пришелся по уху, эльф растянулся на земле, но Агнес уже было не до него.

Развернувшись всем корпусом к другому эльфу и держа сковороду на вытянутых руках впереди себя, как щит, она успела краем глаза заметить, как двое сопляков торопливо сбегают по склону вниз.

Она облегченно выдохнула, не сводя глаз с оставшегося эльфа.

— Поиграй со мной, — черные глаза эльфа искрились нехорошим блеском.

— Дрянь! — отозвалась Агнес сквозь зубы и сделала резкий выпад вперед, тыкая своим орудием в лошадиную морду. Конь попятился, заржал, вставая на дыбы.

Не мешкая, Агнес развернулась и бросилась бежать. Каких-то пять шагов отделяли ее от начала спуска. Уже достигнув ведущей вниз узкой тропинки, Агнес внезапно поняла, что что-то неладно. Что-то держало ее, не позволяя поставить занесенную ногу на землю, и тянуло назад.

Оглянувшись через плечо, она увидела, что второй эльф успел за считанные секунды соскочить с коня и преодолеть разделявшее их расстояние, и теперь вцепился в подол ее платья, одной рукой подтягивая ее к себе, в другой руке поблескивал кривой кинжал.

Не целясь, не думая, Агнес махнула сковородой. Чугунное дно ударило эльфа в левую скулу, он разжал пальцы. Утратив вторую точку опоры, Агнес на миг зависла в воздухе, неловко взмахнула руками, пытаясь обрести равновесие, и повалилась вниз.

Мир перед глазами совершил кувырок. Сковорода выскользнула из пальцев. Агнес вскинула руки, инстинктивно пряча голову. Краешком разума еще способным рассуждать связно, она понадеялась, что сопляки успели уже спуститься или догадаются убраться с дороги, иначе она просто сметет их, как гигантский шар — кегли. Мир бешено крутился вокруг нее, чтобы остановить его, Агнес зажмурилась, и мир пропал, сменившись чернотой. Но и эта чернота продолжала вращаться, а земля — лупить Агнес по бокам, локтям, коленям, снова бокам...

Внезапно все прекратилось. Агнес открыла глаза. Взглянув на холм, но никого там не увидев, она поднялась на ноги. Под руку удачно подвернулась опора, оказавшаяся родной калиткой.

— Ух, как ты слетела! — приветствовал ее выглядывавший из приоткрытой двери Сэм. — Прямо жуть! Я все думал, снесет ворота, или нет?

Агнес похромала к крыльцу, правая щиколотка отзывалась болью на каждый шаг, а голова кружилась от вопросов.

— Том? — выбрала она главный.

— В доме, — отрапортовал Сэм. — И Вилл Оби тоже. Твердят про какие-то пряники!

— Хорошо, — кивнула она. Мир все еще крутился, но уже вяло, будто по привычке.

— Так что же там случилось? — спросил Бофур.

— Они хотели украсть моего брата, — объяснила Агнес. — Я махнула на них сковородкой, и мы убежали. А потом прошла весть, что матушка Ветровоск прогнала всех дам и господ. Вот и все.

— Украсть твоего брата? — переспросил Бофур.

— Угу, не представляю, зачем. Ладно бы он был принцем, которого хотят превратить в лягушку, или наоборот. Но Том обычный ребенок, к тому же не слишком сообразительный, а большую часть времени еще и чумазый. Теперь ты понимаешь, почему я больше не хочу их видеть? — она искоса взглянула на Бофура.

— Да-а, — протянул он. — Понимаю. Если б кто вздумал украсть моего брата... Ну, для начала, им бы потребовалась тачка, большая и очень прочная...

Лицо Бофура оставалось серьезным, но Агнес отчего-то показалось, что он смеется.

— Спасибо, — сказала она, не вполне отдавая себе отчет, за что именно благодарит. За то, что составил компанию? Что выслушал? За шубу? Или за все вместе?

— Пожалуй, я лучше вернусь к остальным, — пробормотала она, поднимаясь на ноги.

1) здесь и далее в этой главе отсылка на события романа "Дамы и господа"

Вернуться к тексту

Намерение Торина извиниться за брошенные в сердцах обвинения к утру не исчезло. А решив что-то для себя, он предпочитал делать это без промедления. На самом деле, он собирался поговорить с девчонкой сразу же, но упоминание остроухих и намеки Гэндальфа на умственный недуг его деда порядком вывели его из себя. Колючие взгляды госпожи Ветровоск восстановлению душевного покоя тоже не помогали — после беседы с ней он ощущал себя чем-то вроде подушечки для булавок.

Но откладывать разговор и дальше не имело смысла. Так что утром, после завтрака, увидев, как девчонка со стопкой грязной посуды идет к ручью, Торин направился следом.

— Еще миски, Бомбур? Давай их сюда, — отозвалась она при виде упавшей перед ней тени и подняла голову.

При виде Торина ее лицо приняло недоумевающее выражение, словно девчонка совсем не ожидала его здесь увидеть, и он, не желая затягивать разговор, поспешно произнес:

— Я сожалею.

Ее лоб озадаченно сморщился, и Торин счел нужным пояснить:

— О том, что сказал вчера, будто вы работаете на наших врагов. О своем недоверии. Мои слова были ошибочны, и я прошу простить мне их.

— О! — она нахмурилась, словно пытаясь осмыслить услышанное. — Эм-м, ладно. Извинения приняты.

Еще пару секунд она молча глядела на него, видимо, ожидая продолжения. Потом коротко кивнула и вновь занялась посудой.

Торин хотел уже развернуться и уйти, но его взгляд невольно зацепился за руки девчонки — от проточной воды они покраснели и стали похожи на голубиные лапы.

Он глядел, как она берет из стопки очередную миску, полощет в ручье, усердно трет щеткой с короткой жесткой щетиной, стирая последние следы каши, снова полощет, отставляет в сторону, тянется за следующей... И думал, что навряд ли это Бомбур попросил ее помочь — тот никогда не скидывал грязную работу на других. Значит, вызвалась сама, а ведь отряд насчитывал теперь уже восемнадцать едоков...

— А ты совсем не похожа на свою матушку, — слова сорвались с губ почти помимо его воли.

— Разве? — ее лицо отражало искреннее недоумение, которое в следующий миг сменилось шоком. — Ты знаком с моей мамой?!

А еще через пару секунд на смену шока пришло понимание:

— О! Но матушка Ветровоск вовсе не моя матушка! У нее нет детей, и мы даже не родственницы. Пожалуйста, не говори так больше! — она оглянулась по сторонам, словно опасаясь, что кто-то может подслушать.

— А зачем звать матушкой ту, кто ею не является?

"Право, люди слишком все усложняют", — подумал Торин; его народ не любил лишнего словоблудия.

— Это такой обычай, — пояснила девчонка. — В наших краях принято обращаться так к ведьме... вернее, к особенной ведьме. Очень сильной, или очень умелой, или с большими заслугами. А чаще — все сразу. Тогда это не просто "госпожа такая-то", а "матушка", или "тетушка", или "нянюшка"... по-разному.

— И что же это за заслуги? Чем таким вы все занимаетесь?

— Ну, вот нянюшка, например, она — нянюшка.

Перехватив скептический взгляд Торина девчонка смутилась.

— Я хочу сказать, она занимается, главным образом, детьми: помощь при родах, детские хвори, все такое.

Торин сдержано кивнул — полезное дело.

— Ну, а матушка... — она помолчала, собираясь с мыслями. — Если, скажем, у дровосека в лесу топор отскочил от дерева и попал по ноге, или у кого-то защемило в спине диск, или же на страну напали очередные чудовища — такое случается чаще, чем можно ожидать, — вот тогда люди идут к матушке Ветровоск.

— И что же она?

— Она решает проблему. Любую. Вот только, — она снова замялась, — люди не очень-то любят к ней обращаться. Только если уж совсем прижмет. Потому что характер у нее немножечко... такой.

— Я понял, — кивнул он и, помолчав немного, добавил. — Ну а что делаешь ты?

Ответа не последовало.

Низко склонившись, девчонка остервенело терла очередную миску. Решив, что она не расслышала, Торин повторил свой вопрос погромче.

Она отставила миску в сторону и подняла голову. Ее щеки пылали, а во взгляде читался то ли укор, то ли вызов.

— Главным образом, я завариваю чай. А теперь, если позволишь, мне еще нужно домыть посуду.

* * *

Этот день мало чем отличался от двух предыдущих. Отряд двигался в прежнем направлении, и Агнес оставалось лишь гадать, что задумала матушка Ветровоск, раз позволяет им двигаться прямо навстречу к дамам и господам. "Угу, прямо в лапы", — подсказывала Пердита.

Впрочем к этой загадке добавилась теперь и еще одна.

Прошлым вечером, когда Агнес, вернувшись от ручья к отряду, собралась уже ложиться спать, то нашла нечто неожиданное. В первый момент она подумала, что, наверное, заблудилась в потемках и устроилась на чьем-то чужом месте. Но, приглядевшись, поняла, что ошибки нет: вот ее самодельная котомка, второй такой не найти, а вот и расстеленный на земле плащ... Но вот сверток, лежавший на плаще, ей совершенно точно не принадлежал.

Что это? И откуда взялось?

Костер давно прогорел, а от света звезд толку мало; Агнес склонилась над находкой, развернула. Это оказалось одеяло: стеганое, в целый дюйм толщиной — и от него тихонько пахло шерстью. Одна его сторона состояла из множества сшитых меж собой лоскутков, а вторая была из плотной промасленной кожи. По бокам были притачаны завязки так, чтобы одеяло легко можно было скатать, связать "баранкой" и повесить через плечо.

Но откуда взялось такое сокровище?

Агнес оглянулась по сторонам. Здесь и там прочие члены отряда устраивались на ночлег. В ее сторону никто не глядел, и было совершенно не ясно, кто же был тайным благодетелем. Она уже собиралась озвучить этот вопрос вслух, но в последний момент передумала. Раз уж он — кем бы он ни был, — предпочел делать добро украдкой, то, наверное, не хотел выслушивать чужие благодарности, и такое решение нужно уважать. Ну, а если передумает и захочет признаться, то сам все скажет. Рассудив так, Агнес завернулась в новое одеяло и почти мгновенно провалилась в сон.

Наутро неизвестный даритель так и не дал о себе знать... Вот только нянюшка Ягг улыбалась как-то особенно хитро — даже по нянюшкиным меркам — и Агнес на всякий случай решила держаться пока от нее подальше.

* * *

Вечером им повезло. За день пути ландшафт вновь изменился: то здесь, то там равнину пересекали узкие ручьи, зелени стало больше, среди моря трав все чаще появлялись островки кустарников, а ближе к вечеру они и вовсе достигли леса, раскинувшегося по обоим берегам небольшой речки.

Вслед за объявлением привала потянулась череда ставших уже привычными хлопот по хозяйству, и вечер обещал пройти мирно и без тревог.

Наконец ужин был готов, и члены отряда один за другим начали стягиваться к костру. Однако не все. Пятеро гномов и примкнувший к ним хоббит, разместившиеся на дальнем краю поляны, были, казалось, так сильно увлечены беседой, что не заметили призывного запаха похлебки.

Но не оставлять же спутников без еды: взяв в каждую руку по миске, Агнес направилась в их сторону.

— ...Ну что вы! Наш Шир — очень мирный край, — услышала она, подходя ближе. — Никакие орки и, тем более, варги у нас не водятся. Я за всю жизнь ни одного не встречал и, признаться, совсем не жажду начинать знакомство!

— Однако может статься, друг мой, что кто-то из них пожелает свести знакомство с тобой, — проговорил Балин. — И к такому повороту событий надо быть готовым. Благодарю, — он мягко улыбнулся, принимая из рук Агнес миску и передавая ее сидевшему рядом брату, а вторую — хоббиту.

— Ну что вы, право, — в голосе Бильбо слышалось сомнение. — Это вы, гномы, прирожденные вояки, а я обычный сельский житель, куда уж мне?

— Владеть мечом — дело не врожденное, а наживное, — буркнул Двалин. — Ему можно обучить и обучиться, да только не всем наука идет впрок.

Агнес было любопытно послушать дальше, но дело — в первую очередь, так что она, не тратя времени зря, поспешила к костру за новой порцией.

Отсутствовала она совсем недолго, но, вернувшись, обнаружила, что беседа успела несколько изменить свое русло, теперь ораторствовал Двалин:

— ...а этим вот охламонам сколько раз сопли подтирал! — рокотал он, поглядывая на Торина.

Фили звонко, совсем по-детски расхохотался, пихая локтем в бок сидящего рядом брата. Тот насупился, но в следующий миг тоже прыснул от смеха. Передав суп этим двоим, Агнес поспешила обратно, а вернувшись в третий раз, услыхала:

— ...тогда, в Мории, мы бы не выстояли без него, — говорил теперь Балин. Спокойно, размеренно — поневоле заслушаешься.

— Ну, а что воин из него выйдет толковый, стало ясно задолго до того дня: еще когда король Трор собрал отряд, чтобы пойти на гоблинов, что повадились озорничать на северном склоне Горы. Помню, Торин, хоть и был в ту пору еще совсем юн, а гоблинов этих бил знатно...

Агнес, в этот самый миг протянувшая Торину миску с супом, замерла на середине движения.

Что?! Да быть такого не может! Должно быть, она ослышалась...

* * *

Потянувшийся было за своей порцией Торин нахмурился: его ужин, внезапно прервав свое движение, завис в воздухе, так и не достигнув его протянутых рук.

Торин удивился; бегло перевел взгляд с миски на ту, что ее держала. Девчонка замерла столбом и таращилась на него с каким-то странным выражением лица.

— Ты бил гоблинов? — переспросила она.

— Да, — подтвердил он.

— Гоблинов?

Он молча развел руками — к чему повторять?

— И так просто говоришь об этом?

Ну, что на это ответить? Да, просто. А некоторые складывали об этом песни. Но Торин не любил бахвальства; воспевать можно деяния предков, о собственных же победах он предпочитал помалкивать.

Он надеялся, что ей хватит такта передать ему, наконец, миску и позволить спокойно поужинать, но девчонка продолжала стоять столбом. Казалось, она перестала дышать и даже моргать, и знай таращилась на него с необъяснимо напряженным вниманием.

Торин вздохнул и все так же молча пожал плечами.

— Ну конечно. Ведь это всего лишь гоблины, верно? — её голос задрожал, как и миска в руке, и Торину на миг почудилось, будто она сейчас выплеснет суп ему в лицо. — Да кто они такие? Грязные, вонючие создания! Прозябают под землей в каких-то норках, собирают сопли в горшочек... Они не такие, как мы. В этом все дело? И поэтому их можно убивать?

Слова ее были верны, но звучали отчего-то странно: ядовито и как будто с издевкой. Это не имело никакого смысла и оттого раздражало.

В былые дни Торину доводилось работать в людских селениях, но с такой неуместной назойливостью он не сталкивался даже там. Дались ей эти гоблины! Право, сейчас он действительно предпочёл бы иметь дело с ними, а не с этой малахольной. С гоблинами, по крайней мере, всегда знаешь, как поступить: голову с плеч — и никаких неудобных вопросов.

— Не только можно, но и нужно, — просто ответил он. — Ведь это гоблины.

Она дернулась, как от пощечины.

— Ушам своим не верю! Да это же видизм, вот что! — она в сердцах топнула ногой. — Подумать только, и это в век Летучей Мыши!

Она оглянулась на собравшихся, словно ища поддержки. Впрочем, Торин видел, что у его товарищей, как и у него самого, этот внезапный концерт вызвал лишь недоумение и чувство неловкости.

На ноги поднялся Балин.

— Какой утомительный выдался день, не так ли? — мягко прожурчал он, одновременно вынимая из трясущихся рук девчонки миски с супом. Одну из них она успела ненароком расплескать, отчего на пальцах остались красные отметины, но девчонка, казалось, даже не заметила ожогов.

— А? — все ее возмущение как будто сдулось.

— Такое случается в долгом пути. Кажется, все мы сегодня чуточку не в себе и нуждаемся в отдыхе. Вы ведь, кажется, еще не ужинали, Агнес? Все в заботах... Прошу, присаживайтесь с нами и подкрепитесь немного. После доброго ужина и на душе легче.

— Я...

Казалось, она уже была готова поддастся вкрадчивым уговорам Балина и сесть на траву рядом с остальными, но ненароком посмотрела на Торина. Взгляд тотчас потемнел, а губы сердито поджались.

— Я не сяду есть рядом с видистом, — отрезала она и, обращаясь уже к Балину, добавила. — Извините, я... Я лучше пойду.

Сказав так, она развернулась на пятках и опрометью бросилась прочь.

— Н-да, — протянул Двалин, глядя ей вслед. — С придурью девка. А ведь по первому взгляду и не скажешь.

— А я вот не понял про сопли...

* * *

Агнес была зла. Хуже того, она была невероятно, обжигающе сердита. И еще крайне возмущена.

Подумать только! А ведь казался таким приличным человеком! В смысле, гномом. А оказался? Поганым видистом! Тьфу, даже думать противно!

Она шагала все дальше и дальше, ломясь напролом через подлесок и откидывая прочь ветки, норовившие хлестнуть ее по лицу. В пылу ярости она совсем позабыла о том, что слишком далеко забирается в чащу. Или о том, что кто-то может повстречаться ей на пути. Ха, пусть только попробует!

Но даже самая жгучая злость имеет свои пределы. Какое-то время спустя Агнес пришла в себя настолько, чтобы остановиться и оглядеться. Со всех сторон, куда ни посмотри, перед ней возвышалась зеленая стена леса. Где-то совсем рядом журчала вода.

Выйдя на берег, она устало плюхнулась на траву, подставила лицо под последние лучи уходящего на покой солнца. Тихая песнь реки умиротворяла, завораживала...

Урчание в желудке напомнило о том, что завтрак был давно, а поужинать ей так и не удалось. Агнес подумала было о том, чтобы вернуться к отряду... но быстро отмела эту мысль. Видеть этого видиста совершенно не хотелось. В конце концов, принципы важнее желудка! А вернуться можно и позже, когда стемнеет; следуя вдоль русла — не заблудишься. Что же до ужина, она верила, что добрый Бомбур оставит для нее немного супа.

Но чем же тогда занять время?

Что ж, решила Агнес, раз все так обернулось, и из одиночества можно извлечь пользу. Она разулась и, стянув с ног чулки, принялась тереть и полоскать их в речке — шутка ли, три дня пути! Ужасно не хватало мыла, но вскоре Агнес признала, что чулки, если и не отстирались, то хотя бы посвежели. Хорошенько отжав их и повесив на ветку, она огляделась.

Половинка солнца уже скрылась за горизонтом. Ветви плакучей ивы загораживали ее от берега естественной ширмой. Вокруг не было ни души.

Не снимая платья, Агнес торопливо стянула с себя панталоны.

Уроженцев Ланкра отличает основательность во всем, в том числе в вопросе выбора нижнего белья. В этих краях дамские панталоны традиционно начинаются чуть пониже подмышек и заканчиваются чуть повыше колен. И хотя фасон их сложно назвать привлекательным, но зато они мягкие и удобные, а благодаря плотной ткани с начесом, еще и теплые, что немаловажно, если живешь там, где ветра дуют круглогодично и во всех направлениях сразу.

Солнце полностью зашло, и единственным источником света оставалось робкое сияние звезд. Агнес уже отжимала панталоны, размышляя о том, что пора бы вернуться в лагерь, как вдруг уловила за деревьями посторонние звуки.

Она насторожилась.

— Кто здесь? — позвала Агнес, на всякий случай проверив, не задралось ли платье. "Бофур?" — хотела спросить она, вспомнив, кто нарушил ее уединение накануне, но передумала — Бофур тактично кашлял прежде, чем обнаружить свое присутствие. Мысль об отсутствии такта привела ей на ум другого подозреваемого.

— Нянюшка?

Ответа не последовало. "Белка, наверное", — решила Агнес. Но тут из ивовых занавесей высунулась оскаленная морда.

"Не белка," — пронеслось в голове.

Будь у нее время присмотреться и подумать, Агнес решила бы, что это больше всего похоже на волка. Вот только таких крупных ей еще встречать не доводилось — ланкрские волки были втрое мельче и на порядок миролюбивее. ⁽¹⁾

Этот же зверь весь дрожал от переполнявшей его злобы, из ноздрей вырывались облачка пара, а из глубин горла доносился звук: глухой, и грозный, и не обещавший ничего кроме плохого. Весь он казался воплощенным сгустком ярости.

Не в силах держать ее внутри, зверь оскалился и низко протяжно зарычал.

Это подарило Агнес пару секунд, вот только она понятия не имела, что делать.

К счастью, рука её думала быстрее головы и со всех сил хлестнула зверя по глазам скрученными в тугой жгут панталонами.

Что дальше? Прятаться? Бежать? Куда?

Она отскочила назад, скользкая галька поехала под пяткой, и Агнес шлепнулась в воду, подняв веер брызг.

Зверь подобрался для прыжка...

Надо было срочно что-то придумать, что-то предпринять, а мыслей в голове так и не было, и Агнес сделала единственное, что пришло ей на ум.

Она закричала.

1) Тысячелетия эволюции сделали свое дело, создав на ланкрских просторах доселе неизвестный вид Волка Вежливого. Прежде чем ворваться в дом к беззащитной старушке, живущей в полном одиночестве на краю леса, представители этого вида стучатся в дверь и тщательно вытирают все четыре лапы о коврик. Те же, кто этими предосторожностями пренебрегал — почему-то вымерли. Какое отношение к этому имеют старушки в черных платьях, история умалчивает.

Вернуться к тексту

Солнце закатилось, на небе высыпали звезды, а съеденный сытный ужин настраивал на мирный лад. Наконец-то можно было никуда не спешить и насладится простыми радостями походной жизни: привалиться спиной к вещевому мешку, удобно вытянуть ноги, да глядеть, как колечки дыма неспешно поднимаются в темное небо. Благодать.

А потом в ночную тишь ворвался Звук.

Высокий, тягучий, пронзительный, он тончайшим раскаленным сверлом впивался в мозг, вынуждая зажать уши.

А долю мига спустя пришло осознание, что визжит эта девчонка, Агнес.

Торин еще не успел понять, что случилось, а уже вскочил на ноги — сказалась выработанная годами привычка, — и помчался на источник звука. С придурью или нет, а спасать девку надо.

"Или она просто увидела паука," — пронеслось в голове, но и эта мысль не заставила его снизить скорость. В мгновение ока он пересек поляну, на бегу выхватывая меч из ножен, и тут же понял, что паук не причем: клинок его нового меча светился ровным голубоватым светом.

— Орки! — взревел Торин, его низкий голос почти терялся за визгом. — Орки!

В следующую секунду отряд был атакован. Из зарослей напролом выскакивали варги. Где-то за деревьями испуганно заржали пони.

Уворачиваясь от кинувшегося на него варга, с орком-всадником на спине, Торин резко нырнул в сторону, крутанулся на месте, взмахнул с разворота мечом. Клинок прошел сквозь орочье тело легко, как сквозь масло, разрубив его пополам. Верхняя половина рухнула наземь, конвульсивно дергаясь, в то время как варг поскакал дальше — мертвые ноги орка все еще цеплялись за его бока.

Впрочем, далеко он не ускакал — кайло Бофура раздробило ему череп. Торин же, перепрыгнув через поверженное тело, ринулся на следующего противника и, не сбавляя хода, снес ему голову.

Кинув беглый взгляд на поляну, Торин убедился, что его товарищи уже все на ногах и заняли позицию для обороны. Впрочем, в своих парнях он и не сомневался, лишь бы "эти" чего не выкинули.

"Эти" — так он привык мысленно звать тех, кто не пригоден в бою: старых, малых, увечных — тех, кто не мог или не умел сам дать отпор врагу и нуждался в защите. В данный момент словечко относилось к чужестранкам и хоббиту.

Обе женщины остались сидеть на прежнем месте, к счастью, на достаточном расстоянии от границы леса. Торин успел мимолетно порадоваться, что ни одной из них не пришло в голову закатить истерику или грохнуться в обморок. Впрочем, едва ли стоило подвергать сомнению крепость их нервов после истории с троллями. А вот соплячку вызволять надо.

Эти мысли за секунду пронеслись в его уме, прежде чем он понял: проблемы от "этих" все же будут. Хоббит бестолково метался по поляне, не удосужившись даже достать свой меч. О Дурин, где была его голова, когда он согласился принять в отряд это нелепое создание?

* * *

Бильбо, бедняга, и правда был в ужасе. Только что он мирно раскуривал трубочку, чувствуя себя сытым и довольным, как вдруг началось такое, что добропорядочному сквайру и в страшном сне не снилось. Никогда еще он не встречал ни единого орка, а тут их выскочило не меньше дюжины!

И варги! Огромные, шерсть клочьями, глазища горят, а уж зубы-то... Зубы!

Вскочив на ноги вместе со всеми, он теперь не знал, куда себя деть. Но самое ужасное — меч! Прекрасный легкий меч, подаренный ему Гэндальфом, остался лежать вместе с рюкзачком и свернутым одеялом на другом краю поляны. Бильбо хотел было прошмыгнуть туда, но понял, что не успеет, из кустов один за другим выскакивали орки — путь к мечу был отрезан. Бильбо шарахнулся назад, едва успел отпрянуть с дороги огромного скачущего варга; что-то ударилось о его щиколотку, заставив аж подпрыгнуть на месте. Темное, круглое — он не сразу признал отрубленную орочью голову, шерстка на ногах взмокла, запачкавшись черным.

Вся поляна превратилась в одно сплошное поле битвы, и не было нигде безопасного уголка, так где ж ему укрыться, безоружному? Бедняга приплясывал на месте, не зная, куда броситься и что делать, почти потеряв голову от страха. Наконец он метнулся к костру и выхватил из пламени две длинные горящие ветки, растопырил руки в разные стороны — не подходи!

А орки все прибывали, они сыпались и сыпались на поляну, будто из какого-то бездонного мешка.

Вот из лесу выскочили еще двое. Один угодил под кайло Бофура, рухнул на месте и больше не встал; другой же — бросился на Бильбо. Тот ткнул в него горящей веткой, целясь прямо в оскаленную рожу. Орк взревел, рубанул по ветке ятаганом, обратив ее в обломки. Полурослик пискнул, выставляя вперед другую ветку. Новый взмах ятаганом — и от ветки осталась половина. Бильбо швырнул во врага обрубком, но промахнулся, и тот лишь отскочил от нагрудника. Орк рванулся вперед; уворачиваясь, Бильбо бросился на землю, перекатился, вскочил на ноги. Орк снова замахнулся... но внезапно вздрогнул, зашатался и упал. Из его виска торчала рукоять меча и полфута стали.

— Молодцом, мистер Бэггинс! — раздалось сбоку, перекрывая визг.

Оглянувшись, Бильбо увидел, как Фили, орудуя одной левой, отбивается от наседавшего на него орка; от его парных мечей остался лишь один.

Бильбо ухватился за рукоять второго и, борясь с внезапным приступом тошноты, выдернул его из головы орка. Меч оказался хоббиту не по размеру, слишком велик и тяжел, так что Бильбо пришлось держать его обеими руками, и все же с оружием было спокойнее, чем без него.

Стараясь усмирить гулко колотящееся сердечко, Бильбо оглянулся по сторонам. Кому из спутников нужна помощь? Вот Бофур кайлом сразил одного варга и отбивается теперь от другого; вот на Бифура мчит, замахиваясь кривой саблей здоровенный орк, Бифур вскидывает руки с рогатиной наперевес, и металл ударяется о металл. Ударом ноги в живот Бифур отпихивает орка от себя, быстро перехватывает рогатину, и прежде, чем орк успевает опомниться, вонзает острый конец орудия ему в горло. А чуть дальше долговязая фигура — меч в руке мелькает синей вспышкой, — Гэндальф... А вот Двалин опускает свой топор на голову варга с такой силой, что тот уходит в землю. Он дергает за рукоять, но топор не поддается. Тут из кустов выскакивает еще орк, с кривой саблей и кинжалом, но Двалин не замечает. Обращенный к нему спиной, он пытается высвободить свое оружие из варжьева черепа, но тот засел крепко. Орк заносит ятаган...

— Два-алин! — что есть мочи вопит Бильбо.

* * *

Услышав окрик, Двалин не стал оглядываться. Выпустив бесполезный пока топор, он, пригнувшись, крутанулся на месте, лезвие ятагана чиркнуло у него над головой. Орк замахнулся для нового удара, но Двалин опередил его, поймав запястье. Орк сделал выпад кинжалом — Двалин перехватил и другую руку. Орк дернулся раз, другой... Гримасу ярости на его морде сменило недоумение, когда он понял, что обездвижен, как в колодках. Рыкнув, Двалин врезал ему лбом между глаз; орк обмяк и повалился наземь. Сплюнув, Двалин взялся за рукоять топора и выдернул его из черепа варга.

Визг тем временем не стихал. Ведь он же в ответе за них — понимал Торин. Он сам пригласил их — пусть лишь на время — присоединиться к его отряду. Однако пробиться к девчонке не мог, как ни старался.

Очередной варг отпрянул от его клинка, проскочил по инерции дальше, развернулся и попер на него. Шерсть на загривке стояла дыбом, он клацнул зубами, скалясь — Торин ощутил на лице смрад чужого дыхания. Тело зверя вибрировало от напряжения, он делал короткие движения головой то вправо, то влево, примериваясь к броску, выискивая с какой стороны напасть, и лишь выставленный вперед меч удерживал его на расстоянии. Так они и кружили друг напротив друга, разделенные лишь яркой лазурью клинка...

— Торин! — вскрик Кили за спиной швырнул его на землю.

Сгруппировавшись в падении, Торин краем глаза успел заметить позади себя второго варга. Он упал и перекатился на спину; варг рванул вперед, уже считая его своей законной добычей, скаля зубы, метя в горло... Он поднял меч — быстро, без замаха — снизу вонзая его варгу в глотку. Зверь захрипел, на лицо плеснуло черным и липким. Еще миг — и эта туша завалится на него, придавит к земле. Торин перехватил рукоять обеими руками, с силой провернул под прямым углом, опрокидывая варга на бок справа от себя. И снова быстро перекатился, успев выдернуть меч из трупа.

Он еще подняться не успел, а второй варг уже ринулся в атаку... Но вздрогнул и рухнул на землю с секирой в загривке.

— Не за что, — коротко пробасил Глоин.

А орки все наседали, крепко, не давая продыху. Одного Торин опрокинул ударом ноги; снес голову другому; согнулся пополам, уворачиваясь от ятагана третьего, и распрямляясь, взмахом меча снизу вверх разрубил его пополам. Но первый орк уже вскочил на ноги, бросился в атаку: сияющий лазурью меч и ятаган скрестились. Быстрое движение запястья — и ятаган, покинув владельца, отлетел прочь. Торин взмахнул мечом, чтобы обрушить его на врага, но тут...

Стало тихо.

Лязгал металл, ржали пони, раздавались рык, сопение и тяжелое, сбившееся дыхание. Но звук, прежде заслонявший собой все прочие — тонкий, протяжный, вгрызавшийся, минуя уши, в самый мозг — пропал.

С занесенным мечом в руке, Торин стал как вкопанный. "Не успели. Не спасли", — пронеслось в голове. Рука с мечом поникла.

Орк, воспользовавшись его заминкой, нанес удар, полоснув кинжалом от правого плеча Торина до нижних ребер.

Торин опомнился. Ошеломление сменилось волной ярости на орков, на себя самого. Издав нечленораздельный рык, он свободной рукой схватил орка за жиденькие патлы и приложил его головой о сосну, вложив в этот удар всю свою злость. Ствол затрещал, а череп раскололся.

Ногой отпихнув тело с дороги, он обвел помутневшим взором поле боя. На его глазах Глоин секирой снес голову еще одному орку, и меч в руках Торина погас, сменив цвет с ярко-голубого на тускло-стальной. Безотчетно он провел пальцами вдоль дыры на рубахе — повезло, кольчуга гномьей работы еще не то может выдержать.

И тут по ушам снова ударил знакомый визг.

* * *

"Вот и верь после этого "Валшепным сказкам"!" — сердито думала Агнес. Там-то все просто. Стоит какой-нибудь девице хотя бы ойкнуть посреди дремучего леса, как из ближайших кустов на помощь к ней тут же мчится прекрасный принц с копьем, конем и плюмажем. Как будто ему делать больше нечего, кроме как прятаться под кустом — с конем в придачу — дожидаясь, пока эта дуреха не начнет вопить или не шлепнется в обморок. Но, конечно, у девиц в тех сказках были золотые волосы и талия, как горлышко бутылки... А вот если у девушки волосы коричневые, а фигура очертаниями больше напоминает пивной бочонок, она может хоть охрипнуть — никто не отзовется!

Она тут голосит уже почти две минуты без передышки, и никакого эффекта!

Последнее, впрочем, было не совсем верно, эффект был.

Неизвестная зверюга валялась на брюхе, зажмурившись и припав мордой к земле. Остроконечные уши больше не стояли торчком, а жалко съежились, вероятно, зверь был бы рад зажать их для надежности передними лапами, но возможности анатомии не позволяли.

Наезднику, которого Агнес сперва и не заметила в потемках, повезло чуть больше. Вот он и правда зажимал свои уши руками, да с такой силой, будто надеялся вдавить их в череп. Что это было за существо, Агнес не представляла. Определенно, он был силен — под грязновато-серой кожей бугрились заметные мышцы. Из одежды на нем был лишь кольчужный нагрудник поверх оборванной, неопределенного цвета безрукавки да такие же трусы. Строение тела было если не человеческим, то вполне человекоподобным, а вот о голове сказать этого было никак нельзя. Крупные грубые черты, сплюснутый нос, кривая прорезь рта... Доверия это лицо — или морда? — определенно, не внушало. Но стоит ли осуждать незнакомца, полагаясь лишь на внешность? Она и сама не красавица.

Почувствовав, что воздух на исходе, Агнес остановилась, чтобы сделать вдох.

— Послушайте, — обратилась она к неизвестному существу. Тот медленно отнял ладони от ушей, выглядя порядком осоловелым. — Я не желаю вам зла, и мне жаль, если я вас напугала. Но и вы тоже меня напугали, так что...

Закончить фразу ей не удалось. Зверь опомнился, вскочил на лапы — шерсть дыбом, зубы оскалены. Наездник схватил оброненную ранее саблю, морда его скривилась — хотя куда дальше-то! — в гнусной ухмылке. Он сипло выкрикнул что-то, зверь сорвался в прыжок...

Агнес закричала снова. Ее голос моментально взлетел ввысь: выше, еще выше и за предел восприятия человеческого слуха.

Зверь как подкошенный свалился на землю, наездник корчился, зажимая руками уши.

Вдруг — Агнес даже не успела понять, что случилось, — в ветвях что-то мелькнуло, взметнулось, существо подбросило вверх. На миг Агнес разглядела в полумраке вращающуюся палку. Палка крутанулась снова, огрев свободным концом — Хлоп! — падающее тело. Существо рухнуло на берег кверху спиной, остекленевший взгляд уставился в небо. Хлоп! Теперь палка опустилась на загривок зверя, без сомнения перебив тому хребет.

В такой ситуации впору визжать от ужаса, но Агнес и так уже визжала. Она рванулась бежать, но поскользнулась на гальке и шлепнулась в ручей.

Из сумрака ветвей ей навстречу выступила темная фигура. На открытом берегу было светлее, и в тусклом мерцании звезд она смогла различить узкое горбоносое лицо и заплетенную в косы седую бороду.

— Мистер Оин, — Агнес шатко перевела дыхание.

— Будет тебе голосить, девонька, — обратился к ней гном, протягивая руку. — У парней так уши заложило, что никто и подойти не может.

Скользя по неровному дну, Агнес поднялась на ноги. Но не успела она и слова сказать, как в зарослях опять зашуршало, и на берег выскочил Бофур; "уши" его шапки были подвязаны под подбородком. При виде выбирающейся из воды Агнес, на его лице отразилось облегчение, он опустил на землю кайло и дернул завязки ушанки.

— Ты в порядке?

— Да, в полном, — кивнула Агнес, хватаясь за протянутую Оином ладонь. — Я просто...

Она внезапно умолкла, в ужасе уставившись на свою правую руку, сжимавшую руку гнома. А где же ее... стирка? Должно быть, в какой-то момент она разжала пальцы и она... они выскользнули. Она оглянулась на реку.

Тут очередной шорох за ивами ознаменовал появление Двалина. Этот на вопросы не разменивался, лишь коротко кивнул и сообщил:

— Думал, я оглохну. Давайте уже выбираться отсюда.

— Еще минуточку, — попросила Агнес. — У меня тут...

— Что еще?

— Ботинки, — пискнула она; слишком уж унизительной казалась правда.

— Потом обуешься, нет времени. Идем.

Делать нечего. Кинув через плечо последний тоскливый взгляд на реку, где размытое белое пятно уплывало по течению вдаль, Агнес перешагнула через тело зверя, успев по пути сдернуть с ветки и сунуть в карман чулки.

Она украдкой глянула на существо на земле. С виду тот весил не меньше Оина. Подумать только — подбросить в воздух такое крупное тело! А с виду почтенный седовласый старец!

Ходил Оин тоже не так, как полагалось старцу — широким размашистым шагом, чтобы поспевать за ним и за Бофуром, Агнес пришлось перейти на рысь. Двалин с молотом в руке замыкал процессию, настороженно зыркая по сторонам.

— А что там случилось? — опомнилась Агнес. — Я слышала странный шум.

— Орки, — пояснил Бофур, махнув рукой в сторону оставшихся на берегу тел.

— О! Что с остальными?

— С ними все хорошо. Поспешим.

Впрочем до их поляны оставалось уже всего ничего, и Агнес уже различала за деревьями знакомые голоса. Сама того не замечая, она прибавила шагу, и вдруг... Ох! Она едва успела затормозить. Прямо у ее ног лежал зверюга, такой же как тот, что был у реки, только крупнее, из дырки в его голове на землю вытекало что-то черное, липкое... Агнес поджала пальцы на босых ногах, отвела в сторону взгляд...

Уж лучше бы не отводила.

А это что? Голова? Знакомая уродливая рожа, зубы обнажены в жуткой ухмылке.

— Цела? — прозвучало под ухом требовательное.

"Цела-то цела", — подумала Агнес. — "Но она же отделена от тела!"

Кто-то встряхнул ее за локоть. Она вздрогнула, обернувшись, увидела Торина и, приходя в себя, с запозданием сообразила, что вопрос был адресован ей. Сказать что-то связное не получалось, и Агнес смогла лишь утвердительно потрясти головой.

Случайно ее взгляд уперся в прореху на его рубахе; во время ужина ее точно не было. Края дыры были ровными, словно проведенными острым лезвием, она наискосок перечеркивала грудную клетку...

Агнес почувствовала привкус желчи во рту — кажется, ее сейчас вырвет. Зажав рот ладонью и старалась дышать через нос, она тихо прошмыгнула к костру, стараясь не глядеть по сторонам, зато очень внимательно — под ноги. А вот и ее котомка! Близость огня и родных вещей успокаивала. Усевшись прямо на землю, Агнес торопливо принялась обуваться.

— Нужно уходить, — скомандовал Торин. — Здесь теперь опасно. Выступаем налегке, с собой брать только оружие, прочее бросайте, не раздумывая.

— Зачем уходить? — удивился Кили. — Мы же перебили всех орков!

— Полагаешь, это необходимо, Торин? — спросил Бильбо. — Хотя это, конечно, не лучшая компания для ночлега, — признал он, старательно отводя взгляд от обезглавленного трупа на земле.

— Вы ведь не можете похвастаться большим опытом выживания в диких землях, не так ли, мистер Бэггинс? — голос Торина звучал отрывисто и жестко.

— Верно, не могу.

— Так вот. Эти земли не зря зовутся пустынными. На много лиг вокруг здесь нет аванпостов: ни гномьих, ни людских, ни даже... никаких. Без должного присмотра, орки и варги расплодились здесь сверх всякой меры. Сотни, быть может, тысячи этих тварей рыщут сейчас по равнине.

— Сотни?! — голос хоббита взвился до писка.

— Земля здесь совсем плоская, — продолжал Торин, — и громкий звук разлетается порой на целые лиги. А уж такой звук — и подавно! Варги, орки устремятся сюда...

— И пускай! — вскинулся Кили. — Мы им устроим горячий прием!

— Нет! Я не позволю рисковать походом ради пустого бахвальства.

— Торин прав, — подтвердил Балин. — Мы здесь ради высшей цели. Пусть сейчас обошлось без потерь, но лишний раз раззадоривать орков — не доблесть, а глупость.

— Простите, — пролепетала Агнес, зашнуровывая второй башмак. — Я не нарочно. Я не хотела никого приманить.

— Не извиняйся, — оборвал ее Торин. — Ты выжила, а значит все сделала правильно.

Она умолкла; чувство благодарности в душе боролось с удивлением — вот уж от кого она доброго слова не ждала.

— Все в ручей! — скомандовал Торин. — Будем двигаться по руслу, так варги не смогут взять след. И еще, — его взгляд остановился на нянюшке Ягг. — Бежать придется быстро и долго, так что, нянюшка, Двалин тебя понесет.

Здоровяк гном без лишних слов присел на корточки, а его товарищи помогли нянюшке взобраться на закорки.

— Ну а госпожа Ветровоск... — продолжил Торин.

— Прекрасно справится сама, — отрезала матушка не терпящим возражений тоном.

На долю секунды показалось, что Торин собирается оспорить ее решение, но он лишь кивнул:

— Хорошо, тогда вперед.

И они побежали...

Ночка выдалась откровенно паршивой: темно, скользко, холодно.

Мерцание звезд, тускло отражаясь от гномьих доспехов, давало слишком мало света чтобы осмотреться, его едва хватало на то, чтобы не налететь на спины впереди бегущих.

Шагать по колено в воде по неровному дну, тем паче бежать — задачка еще та, но через пару минут Агнес показалось, что ей удалось поймать ритм: раз-два, раз-два, дыхание постепенно выровнялось... Вода булькала и вихрилась вокруг голеней, заливалась в ботинки. Подол давно промок и облепил ноги. Повезло еще, что речушка была такой мелкой, но Агнес все равно старалась держаться ближе к берегу.

Подгоняемые ветром, набежали тучи, за считанные минуты они затянули все небо. На мир опустилась темнота.

Растерявшись, Агнес сбилась с шага, кто-то налетел сзади, она охнула, пошатнулась и стала заваливаться вперед. Падая, она наугад шарила руками в воздухе, левая скользнула по металлическим пластинкам, слишком гладким, чтобы зацепиться, пальцы правой провалились во что-то похожее на колючий мех. "Откуда здесь мех?" — успел удивиться краешек сознания, а инстинкт уже сжал пальцы в кулак, заставляя вцепиться в спасительную опору...

— Ну не за бороду же! — прогудела опора.

Агнес ойкнула, подавилась воздухом, пальцы сами собой разжались, и, ничем более не удерживаемая, она с шумом шлепнулась в речку, подняв фонтан брызг.

— Не самое лучшее время для купания, милочка, — если бы нянюшка Ягг служила суфлером в театре, то ее свистящий шепот отчетливо слышали бы не только актеры на сцене, но и весь партер. — У меня создалось впечатление, что мы слегка торопимся.

— Что там у вас? — резко буркнула темнота. Голос принадлежал Торину и звучал очень сердито. А еще он звучал отдаленно, словно говоривший находился где-то во главе отряда — что, вероятно, соответствовало действительности — на расстоянии не менее двадцати шагов. — Что случилось?

— Это я упала, — промямлила Агнес. — Извините.

Она почувствовала, что вода рядом заволновалась, словно кто-то обходит ее вокруг.

— Ты как, не ушиблась? — спросила темнота, на сей раз участливым голосом Бофура.

— Нет, я в порядке.

— Давай руку.

— Эм-м... Куда? — она слепо огляделась — никакого толку.

— Просто вытяни ее перед собой.

Тихий голос Бофура звучал теперь совсем рядом, с расстояния шага, не больше, и доносился почему-то не сверху, а... прямо напротив.

Чувствуя себя дурой ("Давно уж привыкнуть пора," — лениво прокомментировала Пердита, приоткрыв один глаз), Агнес протянула правую руку вперед. В следующую секунду под ее ладонью оказалась чужая, и Агнес инстинктивно ухватилась за нее.

— Та-ак, — одобрительно отозвалась темнота голосом Бофура. — А теперь...

Вторая ладонь легла под локоть, а потом, Агнес и охнуть не успела, как ее вздернули в воздух, словно тряпичную куклу и аккуратно поставили на ноги.

— Держись, — позвал невидимый Бофур и Агнес почувствовала, как ее потянули за руку, под пальцами вдруг оказалось что-то мягкое и смутно знакомое на ощупь: "Ворот Бофуровой шубейки!" — догадалась она и крепко ухватилась за плечо.

— А теперь ни звука, — тихо, но грозно предупредил Торин.

Отряд продолжил путь. Как удавалось гномам ориентироваться в такой темноте оставалось для Агнес загадкой. Возможно, их народ столько времени провел под землей и в горных пещерах, что это отразилось на их зрении?

Набежавшие тучи принесли с собой не только тьму — совсем скоро зарядил дождь. Поначалу легкий, почти моросящий, он все набирал обороты и вскоре превратился в полноценный летний ливень. "Ох, нет! — тихонько прошелестел где-то совсем рядом Бильбо. — Только этого еще не хватало!"

Капли бодро барабанили по гномьим доспехам, по невидимой в темноте листве, по поверхности ручья. За считанные минуты путники промокли до нитки. И Агнес в который раз горько пожалела, что в спешке забыла на поляне свою ведьмовскую шляпу. От ливня она бы не спасла, но за широкими полями можно было бы спрятать лицо, да и за шиворот не заливало бы так сильно.

Время шло, отсчитываемое шагами и ударами сердца, но ничего не происходило. Только шелестел ветер в ветвях, да шумела вода, и перепуганное сердце стало мало-помалу успокаиваться, замедляя свой бег. Должно быть, Дубощит ошибся в своих расчётах. Кто знает, возможно, у здешних варгов нашлись занятия поинтереснее, чем гоняться за ними? Может, они уже легли спать или просто попрятались от дождя? Если так, то Агнес была бы не против последовать их примеру. Сколько они уже бегут так, минут пятнадцать? Двадцать? "Вечность", — подсказала Пердита. И не заметно, чтобы кто-то за ними гнался... Да, конечно, убраться с той поляны стóило — все равно она уже была не пригодна для ночлега, — но сейчас они забрались достаточно далеко, так, может, хватит? Лучше выбраться на берег, пока никто не свернул себе шею в этих потемках.

А вещи? Гномы бросили на поляне все свои тюки и сумки, да и Агнес не решилась собрать свою котомку — слишком была потрясена. Лишь одну вещь она не смогла оставить позади — подаренное одеяло. "Одолженное на время", — поправила она сама себя, — и, покидая лагерь, перекинула его, свернутое, через плечо. Расседланные пони разбежались, и никто в отряде даже не пытался их созвать. Пропало все: снаряжение, остатки продуктов, посуда, котел и чайник... Как им теперь приготовить завтрак?

При мысли о завтраке что-то в животе болезненно сжалось. Да сколько же можно?! Она замерзла, устала и ужасно проголодалась, ей надоело бежать неизвестно куда в темноте! Довольно, с нее хватит! Покладистый от природы характер и многолетняя привычка делать, что велят, не позволяли Агнес возмутиться вслух, но в душе она негодовала на странное упрямство Дубощита, продолжавшего вести отряд в полной темноте.

Но тут случилось нечто, заставившее разом позабыть про дождь и усталость. Где-то в ночи раздался вой, низкий, протяжный. От неожиданности Агнес встрепенулась, дернулась всем телом, оборачиваясь на звук…

— Все хорошо, — едва слышно шепнул Бофур, жесткая косица мазнула ее по запястью, когда он повернул голову. — Они не должны нас учуять. Не останавливайся.

Тем временем к варжьему вою присоединили свои голоса сородичи — теперь уже выла дюжина глоток. Звук стлался по земле, забирался под кожу, проникал, казалось, в самые укромные уголки души, вселяя ужас. И, что хуже всего, он быстро приближался.

— Лиги полторы уже, да? — услышала Агнес совсем рядом приглушенный голос Балина. Он звучал спокойно и деловито.

— Да, не больше, — так же спокойно отозвался Торин.

Где-то вдали раздалось ржание. "Наши пони", — прошелестел кто-то из гномов.

Кто же это был? Миртл, Миди, Ромашка? Агнес вспомнила отрядных пони: шелковистые мордочки, жесткие гривы, кроткие карие глаза. Что с ними сейчас? Должно быть, они до смерти напуганы, бедняжки, мечутся где-то по равнине... И если след отряда унесло проточной водой, то следы копыт остались отпечатанными на земле, и если варги их учуют...

Внезапно раздался страшный крик, нечеловеческий и нелошадиный, хотя Агнес могла бы поклясться, что голос принадлежал одному из пони. Воображение быстро дорисовало картину встречи лошадки с разъяренным варгом и неминуемый исход этой встречи... Крик оборвался.

Агнес до боли закусила губу, чтобы не вскрикнуть ненароком и не привлечь внимания чужих ушей.

— Не думай об этом, — прошептали рядом. — Вперед.

Не думать, то есть отгородиться от жутких, будоражащих воображение звуков, когда вокруг тебя лишь холод, вода и тьма, и остается лишь гадать, что же скрывается там, во мраке, — это казалось почти непосильной задачей.

Русло ручья свернуло направо, и высокий берег встал заслоном между отрядом и звуками позади. Вой и вопли варгов доносились теперь заметно глуше, почти на грани слышимости, и беглецы вздохнули с облегчением.

Чуть погодя беглецам снова почудилось вдали лошадиное ржание и вслед за ним какая-то возня, но те звуки были слишком далекими и неразборчивыми. А потом они и вовсе пропали.

А отряд все продолжал бежать, и бежать, и бежать.

Агнес чувствовала, что от холода и напряжения ноги ее совсем онемели, зато начало нещадно колоть в боку. Да еще и желудок снова принялся громко возмущенно урчать. До боли закусив губу, она с трудом сдерживала злые слезы; она бы давно разрыдалась от голода, усталости и жалости к себе, но вид несгибаемо прямой спины матушки Ветровоск отбивал всякую охоту. Стыдно жалеть себя, когда та, кто на полвека старше, не жалуется.

Внезапно Агнес поняла, что видит матушкину спину, да и гномов тоже. Ночь подошла к концу, приближался рассвет; мрак отступал, небо из черного стало серым, а к окружающим предметам вернулась четкость очертаний.

С каждой минутой становилось все светлее, и беглецы незаметно для себя сбавили шаг и огляделись. Лес исчез, должно быть, они выбрались из него еще ночью, и оба берега были теперь открыты взгляду. Небо впереди приобрело совсем светлый оттенок, и с минуты на минуту можно было ждать восхода солнца.

— Светает, — первым нарушил молчание Кили, озвучив то, о чем думали все.

— При свете дня орки нам не страшны, — подтвердил Гэндальф.

Последняя часть пути оказалась самой тяжелой. Была тому причиной усталость или что-то еще, но Агнес с трудом переставляла ноги, и чувствовала, что ее почти сбивает с ног. Нет, дело не в усталости, вскоре поняла она, а в течении. Оно стало быстрее, изменился и голос речушки, став более звучным, почти грозным.

Должно быть, Гэндальф заметил то же самое, а возможно, и нечто большее, так как произнес:

— Дальше по этому ручью идти нельзя, да и смысла уж нет. Выйдем на берег.

Под аккомпанемент плеска, кряхтения и шуточек компания выбралась на берег. Какое же это, оказывается, счастье — иметь под ногами твердую почву вместо скользкой гальки, когда лодыжки не кусает больше ледяная вода!

Ожидая, пока Торин и Гэндальф примут решение, что делать дальше, остальные члены отряда устроили привал: кто уселся, а кто и вовсе улегся. И пусть трава была мокрой от росы — после ночного перехода это уже никого не смущало. Агнес тоже повалилась на землю, вытянула натруженные ноги. Больше всего на свете ей хотелось закрыть глаза и просто провалиться в сон.

На протяжении всей ночи гномы, следуя приказу своего предводителя, вели себя тихо и старались ничем не выдать своего присутствия. Теперь же все почувствовали себя гораздо свободнее и, выливая воду из сапог, перебрасывались шутками и от души смеялись.

Двалин спустил на землю нянюшку Ягг, проделавшую весь путь у него на закорках, но сам остался стоять, опираясь на молот и обшаривая хмурым взглядом берег. В шаге от него с обнаженным мечом в руке, спиной к брату и лицом к противоположному берегу, замер Балин. Столь разные внешне, в эту минуту братья казались удивительно похожими друг на друга.

Матушка Ветровоск хоть и присела на траву вместе со всеми, но спину держала все так же прямо. И лишь складки у рта, указывавшие на то, что она не просто поджала губы, но стиснула челюсти, говорили о ее усталости. Агнес быстро отвела взгляд — матушку бы не обрадовало, что кто-то заметил ее слабость. Ее платье выглядело совершенно сухим, даже подол, как будто его хозяйка вовсе не попадала под дождь и не выбиралась минуту назад из ручья. Хотя стоит ли удивляться? Это же матушка Ветровоск.

И тут взошло солнце. Мир тут же преобразился, из монохромного став цветным. Засверкала зеленью мокрая трава, заголосили, поднялись в воздух птицы.

— Устроим привал, — предложил Торин.

— Не здесь, — вмешался Гэндальф. — Теперь я узнаю эти места и знаю точно, где мы находимся. Если пройти чуть дальше... Это не займет много времени — полчаса, быть может, три четверти — мы достигнем гораздо лучшего места для стоянки.

Энтузиазма это предложение не вызвало, но волшебник был так спокоен и так полон уверенности, что часть этой уверенности передалась остальным.

Почему-то после краткой передышки продолжать путь стало еще сложнее. Намокший подол лип к ногам, в башмаках хлюпало, Агнес внезапно пробрал озноб. Развернув скрученное одеяло, которое к счастью, оказалось внутри совсем сухим, она укуталась в него, как в пелерину.

Под предводительством волшебника отряд двигался на Северо-Восток. Солнце с каждой минутой поднималось все выше, заливая все вокруг ярким светом. Перед путниками расстилалась широкая, поросшая травой равнина без каких-либо признаков людского жилья. Так куда же ведет их Гэндальф?

Вскоре внимание путников привлекла необычная деталь пейзажа: трава у них под ногами и впереди была насыщенного темно-зеленого цвета, но немного дальше она внезапно становилась на несколько тонов светлее. Граница между этими участками была четкой, как на детском рисунке. Что бы это значило?

Однако чем ближе подходили они к этой черте, тем очевиднее становилась причина этого явления — широкая расщелина в земле. Их берег возвышался над противоположным, из-за чего место разлома не было заметно издали.

Достигнув края, путники опасливо заглянули за край: от высоты захватывало дух, дна расселины было не видно, где-то внизу гудел поток. Спуститься вниз было не возможно — слишком крутой обрыв, и прямо тоже не пойдешь — ущелье вроде узкое, а все ж не перепрыгнешь. Моста поблизости тоже не наблюдалось. Так как же быть?

— Не беспокойтесь, — подбодрил спутников волшебник, внимательно осматривая одинокий валун почти с него ростом, торчавший над обрывом. Цвет породы и форма придавали ему сходство с кривым зубом. — Мы на верном пути.

А в следующий миг Гэндальф пропал.

"В полдень они оказались в стране,

Где казалось, что полдень стоит всегда."

Теннисон. "Поедатели лотоса"

Бильбо испуганно ойкнул. "Он сорвался! Он убился!" — послышалось со всех сторон. Гномы не сговариваясь бросились к краю обрыва, заглянули вниз. Но как ни старались, не могли разглядеть внизу ни серых одежд, ни остроконечной шляпы — одни лишь скалы.

— Как же так?! — не мог успокоиться Бильбо. — Как мог он свалиться с обрыва? Как мы теперь без него?

В этот миг из-за камня высунулась голова Гэндальфа, живого и невредимого.

— Ну что же вы? — поторопил он спутников. — Давайте скорее сюда!

— Гэндальф! — гномы бросились к чудом спасшемуся товарищу.

Со стороны казалось, будто валун, за которым скрылся волшебник, нависает прямо над обрывом: сделай шаг, и полетишь в пропасть, — и лишь вблизи можно было заметить начало узкого спуска, уводящего за край обрыва.

Один за другим участники отряда спускались вниз. Тропа, по которой предстояло им двигаться теперь, представляла собой узкий карниз вырубленный в скале. Нависающий над головой берег полностью скрывал ее от посторонних глаз.

Когда Агнес в свой черед ступила на тропу, из-под ног с шорохом покатились мелкие камешки.

"Интересно, — вновь оживилась Пердита, — далеко тут до дна?"

"Мы не станем это выяснять!"

Идти по этой тропке, как ходят по обычной дороге — лицом вперед — не было никакой возможности. Приходилось держаться боком и вжиматься спиной в скалу так, чтобы даже через плотную шерстяную материю платья лопатками чувствовалась неровность камня, и, делая шаг левой ногой, сперва прощупывать надежность участка, и только убедившись, что камень под ногой не собирается осыпаться, подтягивать к левой ноге правую. А затем начинать все сначала.

Край обрыва был неровным и нынешний отрезок пути напоминал вогнутую дугу. Агнес видела, как ее спутники, спустившиеся до нее, бегут по узкому карнизу едва ли не в припрыжку — ей о такой ловкости оставалось лишь мечтать, — и один за другим исчезают за поворотом.

Но стоило ей преодолеть этот выступающий угол, как тропинка превратилась в удобную площадку, а впереди открылся невероятный вид. Ущелье здесь расширялось, и на другом берегу, прилепившись к краю, раскинулся чудо-городок.

Его остроконечные крыши и арки тянулись в небо, резные беседки и балюстрады казались невесомыми, точно кружево, островки сосен своей насыщенной темной зеленью оттеняли светлый камень построек; с высокого обрыва по обе стороны от городка срывались вниз серебристые ленты водопадов.

С того места, где они остановились, на другой берег вел узкий каменный мостик.

Те члены компании, что уже собрались на уступе, не спешили выходить на мост, дожидаясь остальных, а пока разглядывали городок и обменивались замечаниями.

— Что это за место? — подал голос кто-то из гномов помладше.

— То самое, — отозвался Гэндальф, — где путникам, вроде нас, всегда готовы предоставить кров и горячий завтрак!

Эти слова были встречены с большим воодушевлением.

— Это долина Имладрис, — продолжил волшебник. — Ну а на общем наречии она известна как...

— Ривенделл, — закончил за него фразу Бильбо, лицо его просветлело.

Они пересекли мост и вошли в город.

Все здесь дышало таким покоем и умиротворением, что даже усталость отступила. Свежий запах сосен мешался с ароматами цветов, но... чего-то здесь недоставало. Агнес огляделась: а где же жители?

Под предводительством Гэндальфа они направились к ближайшему зданию, что возвышалось над остальными,, с широкой полукруглой лестницей и резными колоннами, но не успели они достичь ступеней, как новый звук вынудил их обернуться.

Это стучали подковы по камню и из тени сосен выехал всадник. За его спиной, пока плохо различимые, виднелись еще несколько.

— Эту остроконечную шляпу я узнал бы где угодно! — позвал он. По мере того, как он говорил, его спутники выезжали на свет и выстраивались полукругом на почтительно расстоянии позади него. Гномы зашептались и придвинулись друг к другу, глядя настороженно и грозно. Казалось бы, перед лицом тринадцати хмурых вооруженных до зубов мужчин легко оробеть, но незнакомец казался совершенно безмятежным. Он легко соскочил с коня и пеший в одиночку пошел навстречу отряду.

— Гэндальф, друг мой! — произнес он, протягивая обе руки. — Чему я обязан честью вновь видеть тебя?

— Владыка Элронд, — ответная улыбка превратила лицо волшебника в сеть глубоких морщинок.

Элронд? Агнес встрепенулась. Разве не это имя прозвучало той ночью в поле у догорающего костерка? Казалось, это произошло целую вечность назад, хотя на деле не прошло и двух суток. Да, все правильно, Гэндальф сказал тогда, что они направляются прямо к э... этим самым и назвал это имя. Что же получается, это и есть... они? Да нет же, не может быть!

На миг перед ее внутренним взором вновь возникли встреченные ею когда-то на холме создания. Те выглядели сущими дикарями: полуголые, в татуировках, в плащах из звериных шкур.

Она взглянула на незнакомца. Теперь, когда тот спешился и стоял совсем близко в ярких солнечных лучах, рассмотреть его не составляло труда.

Он тоже был высок, одного роста с Гэндальфом, и держался очень прямо, в развороте его плеч, в посадке головы было что-то величественное. А вот наряд был совсем простой, и порядком запылившимся, а местами к тому же заляпанным чем-то черным. Черты лица были тонкими, почти женственными, а выражение — открытым и приветливым, и хотя на лице его не было заметно ни единой морщинки, Агнес отчего-то решила, что он намного, намного старше ее. "Совсем как вампирчик Сорокула, — согласилась Пердита. — Этот, впрочем, тоже красавчик, но какой-то другой."

И правда, другой. Агнес и сама успела это ощутить и в кои-то веки была совершенно согласна со своим альтер-эго. Вампиры подавляли людскую волю, заставляя испытывать слепое к ним обожание и желание повиноваться. То же делали Дамы и Господа, с той лишь разницей, что эти внушали безотчетный страх и чувство собственной ничтожности, ущербности.

Но тот, кто стоял перед ними сейчас, был другим. Он казался теплым, как июньский день, и надежным, как сама земля. Его взгляд был светел и безмятежен. Ему хотелось верить.

"То, что ты показываешь, больше похоже на кошку! И это ты называешь драконом?" — слова сами всплыли из глубин памяти. Ну конечно! И как это ей раньше в голову не пришло? Здешний дракон был настоящим чудищем, огромным и грозным; единственной угрозой, исходившей от дракончиков в ее мире была необходимость отскребать их помет с платья. Но звались-то они одинаково! Или тролли! Она ведь уже ловила себя на мысли, с чего бы здешние тролли превратились в камень? У них дома они и были каменными. Сперва неправильные тролли, потом неправильные драконы... стоит ли удивляться, что и эльфы здесь какие-то не такие?

Пока череда этих мыслей проносилась в ее голове, беседа продолжалась.

— Что привело тебя в наши края на сей раз, Гэндальф?

— О, просто захотелось сменить обстановку. Ты же знаешь, я не люблю подолгу засиживаться на одном месте. Кстати, позволь представить тебе моего хорошего друга. Торин Дубощит, — тут Гэндальф приглашающе поманил рукой, и Торин сделал несколько шагов вперед. — Лорд Элронд, владыка здешних земель.

Оба едва склонили головы в легком кивке.

— Приветствую тебя, Торин, сын Траина, внук Трора.

— Тебе известно кто я? — нахмурился Торин. — Откуда?

— Мне ведомо многое в Средиземье, — мягко отозвался тот. — А еще мне доводилось встречать твоего деда, ты очень похож на него. Впрочем, этот разговор может подождать. Я вижу, вы проделали долгий путь, почему бы вам не отдохнуть? Приглашаю тебя и твоих спутников разделить со мной трапезу, ну а после, если хочешь, мы поговорим, — владыка Элронд хлопнул в ладоши, через мгновение рядом возник... С первого взгляда сложно было понять, юноша это был или девица: длинные волосы, нежные черты лица и струящееся одеяние из легкой ткани, длинною в пол говорили в пользу последнего, но вот рост, ширина плеч и, особенно, движения казались, скорее, мужскими.

Владыка Элронд произнес несколько коротких фраз на непонятном языке, и Торин снова нахмурился, но Гэндальф, похоже, прекрасно понял сказанное и ободряюще улыбнулся ему, давая понять, что все в порядке.

На лице Торина отразилось секундное колебание: он ждал от местных меньше радушия и гораздо больше высокомерия и оттого был искренне удивлен. Но все же он был достаточно разумен и, к сожалению, слишком хорошо знаком с кочевой жизнью, чтобы отказываться.

— Мы принимаем твое приглашение, — кивнул он и, чуть помедлив, добавил: — Благодарю.

— Вас проводят к столу. Я же вынужден оставить вас ненадолго, боюсь, мой внешний вид не годится для того, чтобы принимать гостей. Но я скоро вновь присоединюсь к вам.

На том и порешили.

Следуя за своими провожатыми, отряд вышел на открытую террасу. Там, друг напротив друга, стояли два длинных прямоугольных стола. Еще один стол, меньшего размера, располагался чуть поодаль на возвышении. Торина и Гэндальфа сопровождавшие их местные с поклонами проводили туда, предоставив остальной компании рассаживаться за другими столами, как их душе угодно.

Придерживаясь плана держаться от старших ведьм на расстоянии — а то ведь опять нагрузят поручениями, с них станется! — Агнес как могла тянула время: сперва делала вид, будто завязывает развязавшийся шнурок на ботинке, а потом долго и старательно мыла руки под струями бьющего прямо из скалы источника. И лишь увидев, как матушка с нянюшкой чинно прошествовали к столу и уселись, она со спокойной душой направилась к другому столу, где уже расположились Дори и Ори, Бофур, Бомбур, Балин, Двалин и Бильбо.

Еды пока не было видно, так что оставалось лишь глазеть по сторонам. Вокруг столов бесшумно скользили местные — у Агнес даже мысленно не получалось называть их эльфами, — расставляя тарелки и раскладывая приборы.

Несколько минут спустя к собравшимся вновь присоединился владыка Элронд, сменивший запачканный охотничий костюм на другой наряд, и занял свое место во главе стола между Гэндальфом и Торином.

Его появление стало сигналом к началу трапезы. Неслышно подкравшиеся местные водрузили в центр стола посудину, размером напоминавшую таз для белья. Оголодавшие путники рванулись заглянуть внутрь, едва не сталкиваясь лбами. Однако при виде содержимого их энтузиазм быстро сменился разочарованием: под ворохом разноцветных листьев стыдливо прятались горсть молодого горошка и несколько ломтиков огурца.

— И это все? Да тут одна трава! Где мясо?

— За кого нас тут принимают? За пони?

— Откуда ж силы-то взять? — простонал Бомбур, вертя перед глазами листик салата.

— Что ж, я полагаю, в данных обстоятельствах, — Балин вооружился тяжелыми серебряными щипцами. — Придется довольствоваться тем, что есть. Ну же, передавайте сюда свои тарелки!

— Если ты думаешь, что я стану это есть…

— Это вопрос не предпочтений, а вежливости, брат. Торину еще предстоит договариваться со здешним владыкой о карте. Не будем подвергать риску их переговоры.

— Знаете, в наших краях говорят: "Зелень на столе — здоровья на сто лет", — попробовал разрядить обстановку Бильбо. — Или еще: "Кто травку ест, и огурец, тот бодр, румян и молодец!"

— Я на цвет лица и так не жалуюсь, — буркнул Двалин.

Агнес участия в дискуссии не принимала. И пусть ворох салатных листьев на тарелке не привел в восторг и ее, но еда есть еда, так что она молча принялась жевать. Эх, вот бы сейчас миску каши на молоке! Или яичницу-болтунью, или пирога с капустой!

Вдруг откуда ни возьмись опять появились местные с подносами в руках. На одном из них покоился круг сыру размером с тележное колесо, на другом — копченый окорок и ветчина. Настроение сотрапезников тотчас скакнуло вверх. Тем временем местные продолжали появляться и исчезать, бесшумно скользя за спинами едоков, расставляя на столах новые блюда. Тут были и жареные сосиски, и яичница, и румяные гренки с маслом и медом, и варенье…

С появлением настоящей еды всем стало не до разговоров, и вскоре единственными звуками, раздававшимися на террасе стали звон ножей и вилок, напряженное сопение да временами чавканье. То ли владыка Элронд пожелал заглушить это "музыкальное сопровождение", то ли здесь всегда было принято, но по его жесту появились и настоящие музыканты: со свирелью, лютней и арфой, и воздух наполнили более мелодичные звуки.

Но вот, наконец, со столов исчезли и сыр, и сосиски, и даже последние кусочки поджаренного хлеба, и у заметно подобревших путников вновь пробудился интерес к окружающему миру.

— Друзья мои, — покачал головой Балин, заметив, что салатный тазик, в отличие от прочей посуды, не опустел. — От этой травки нужно избавляться. Давайте-ка просто раскидаем ее по всем тарелкам поровну да и покончим с делом! Ну же, здесь осталось совсем немного.

Энтузиазма это предложение не вызвало, салата уже никому не хотелось. Всех охватила сытая сонливость: хотелось откинуться на спинку, — жаль только ее не было! — прикрыть и без того слипающиеся глаза и просто подремать. Тихая убаюкивающая музыка лишь усиливала это чувство.

Несмотря на равнодушие сотрапезников, Балин вновь взялся за щипцы и принялся раскладывать остатки содержимого салатника по тарелкам: себе, брату, Агнес... Затем он потянулся за тарелкой Ори, но тот накрыл ее сверху руками, защищая от посягательств:

— Я не ем траву, — заявил он, гордо задрав нос.

— Ори, — шикнул на него сидевший рядом Дори. — Вежливый гость кушает все, чтобы не обидеть хозяина.

— Совершенно верно, — подтвердил Балин. — Это самый верный способ произвести хорошее впечатление при знакомстве! Взять к примеру Бильбо, — слова сопровождались вежливым кивком в сторону хоббита. — Разве он согласился бы так быстро вступить в наш отряд, не прояви мы себя образцовыми гостями? А так он сразу понял, что перед ним особы благонадежные и достойные всяческого доверия, и что с нами можно иметь дело. Ведь так? — он повернулся к Бильбо за подтверждением.

Но тот не ответил — Бильбо скрутил неожиданный приступ кашля, да такой сильный, что на глаза у него выступили слезы, а сидевшему рядом Бомбуру пришлось похлопать его по спине. Пока Бильбо пил по глоточку воду и успокаивал встревоженных его недугом товарищей — нет, он вовсе не простыл, а совершенно здоров, спасибо, просто подавился, — Агнес заметила, как сидевший напротив нее Дори морщится.

— Голова болит? — посочувствовала она. Он отрицательно покачал головой и пояснил, кивком указав на здешнюю музыкантшу:

— Ну зачем же так струны дёргать? Будто курей ощипывает!

Это было интересно.

— А вы умеете играть на арфе, мистер Дори?

— Я... Меня учили в детстве, но уже много лет прошло, как я не брал в руки инструмент, — Дори умолк, он выглядел отчего-то очень печальным.

Агнес было решила, что ляпнула лишнее, и собиралась уже сменить тему, но тут Дори продолжил:

— Мой батюшка играл на арфе.

— И замечательно играл, — с серьезным видом подтвердил Балин. — Настоящий виртуоз!

— О, так ваш батюшка был музыкантом? — переспросила Агнес. — Он выступал с концертами?

— Нет, он был начальником дворцовой стражи в Эреборе, а играл просто ради забавы в свободное от службы время.

Речь Дори лилась мягко и неспешно, а взгляд устремился мимо товарищей, на что-то видимое лишь ему.

— У него была арфа, такая маленькая, что легко помещалась в ладони. Золотая рама инкрустирована самоцветами... Он часто носил ее с собой в кожаном футляре и играл, когда выдавалась свободная минутка. Ах, что это были за мелодии! Я помню их с тех пор, как помню самого себя. От некоторых ноги сами рвались в пляс, другие — утешали, успокаивали, от третьих — хотелось воспарить. И я тоже учился играть на арфе... Помню, я был как раз на уроке, когда зазвучал набат. Мы выскочили из класса, все, кто были: несколько отроков и учитель, — и не могли понять, что происходит. Гора была, как растревоженный муравейник. Помню, я бросился на верхнюю галерею и успел увидеть, как отряд стражников спешит к главным воротам. Не знаю, как батюшка расслышал мой голос сквозь царивший там шум... Он поднял на меня глаза и велел уходить, немедля, но тут отряд поспешил дальше, и больше я его не видел. Я даже не обнял его на прощание... — Дори умолк, меж бровей у него залегла вертикальная морщинка. Гномы молчали и казались печальными и серьезными; у Ори дрожал подбородок; Бильбо и Агнес переглянулись через стол, обоим было неловко. Каково это — оказаться рядом с чужой болью, что сказать, как помочь, когда ясно, что помочь уже нечем?

— Сочувствую вам, — тихонько произнесла она.

Ори подхватил тазик-салатницу за ручки, придвинул к себе и, прямо руками, горстями принялся запихивать салатные листья себе в рот.

Дори слабо улыбнулся, покачал головой, дескать, отпустило.

— Если наш поход увенчается успехом... В сокровищнице Эребора много богатств, но ни одно из них не манит меня так сильно, как та маленькая арфа. Я хочу вернуть ее.

— За возвращение, — мрачно провозгласил Двалин, поднимая свой кубок.

"За возвращение! За возвращение домой!" — присоединились остальные гномы.