Не судьба (гет)

«Я не должен этого делать», — в тысячный раз твердит он самому себе. И в тысячный раз не находит в себе сил остановиться.

Восьмой год обучения в Хогвартсе. Три часа ночи. В коридоре возле кабинета Заклинаний на четвертом этаже он трахается с Панси Паркинсон. Он притиснул ее своим крупным телом к стене, а она обвила ногами его талию. Острые, как бритва, ногти впиваются ему в спину.

Когда она изнемогает, он отстраняется, чтобы взглянуть ей в лицо. Это его любимый момент. В эти мгновения абсолютной беззащитности, когда она забывает обо всем на свете, с нее словно спадает маска. Такую ее знает только он один, и это чертовски притягивает — сил нет оторваться.

«Еще один только раз — и я ее отпущу», — обещает он себе.

* * *

Они встречаются взглядами, будучи в разных концах зала, на благотворительном рождественском вечере в пользу детского крыла Святого Мунго. Он не виделся с ней со времени выпуска из Хогвартса. Ее черные волосы сильно отросли: вместо прежнего короткого каре они теперь спускаются по спине тяжелыми локонами, крупными и блестящими. Она сидит на краешке бархатного стула у стойки бара, изящно закинув ногу на ногу. Элегантность зеленого шелкового платья длиною в пол контрастирует с золотистой кожей бедра, до неприличия высоко оголенного разрезом.

Ее пристальный взгляд направлен прямо на него поверх бокала мартини. Прежде чем поднести напиток ко рту, она перемешивает его коктейльной палочкой, обхватывает пропитанную водкой маслину алыми, ярко накрашенными губами — и это выглядит совершенно непристойно. Потом она вызывающе выгибает бровь — и он чувствует, как ноги сами несут его через весь зал. Как в тумане лавируя между танцующими, он добирается до нее. Она, обернувшись вполоборота, кидает на него взгляд из-под опущенных ресниц. Подвеска изумрудной серьги задевает обнаженное плечо.

Он обращается к бармену:

— Я буду то же, что и она.

* * *

— Панси… — нерешительно говорит Рон на следующее утро. — Знаешь, мне кажется, что мы… В общем, не стоит никому о нас говорить.

Она на секунду застывает в его руках, а потом, совершенно обнаженная, вспархивает с кровати. Облачается в серебристое атласное кимоно и, выпростав из-под воротника длинные блестящие локоны, небрежно рассыпает их по спине.

Он пытается разъяснить ей свою мысль:

— Я имею в виду, что… Ты и я — это, ну… Короче, люди не поймут.

— Разумеется, Уизли, — холодно отвечает она, не глядя на него. — Можешь не волноваться: в такое все равно никто не поверил бы…

* * *

В следующий раз он видит Панси на вечеринке, устроенной Драко Малфоем по случаю ее помолвки с Теодором Ноттом. Его самого пригласили туда лишь потому, что Драко и Гермиона за время их совместной работы в Министерстве каким-то невероятным, извращенным образом ухитрились стать друзьями. Он долго раздумывал, идти или нет, но в конце концов поддался искушению.

На вечеринке он по большей части держится в тени: наблюдает за Панси из укромного уголка, попивая огневиски, и изо всех сил старается не показать, что самым банальным образом сталкерит. Панси же, судя по всему, принципиально не смотрит в его сторону, хотя ей отлично известно, что он здесь. Она порхает по комнате, общается с гостями и распивает шампанское. Но Рон-то знает, что она терпеть не может шампанского.

Бледно-розовое платье, нежное и девчачье, ей совершенно не идет. Она то и дело смеется, запрокидывая голову: со стороны посмотреть — идеальная счастливая невеста! Но этот смех слишком громкий для того, чтобы быть искренним.

Два часа спустя пальцы Рона сминают тонкую розовую ткань платья Панси, когда он приподнимает ее и усаживает на фарфоровую раковину в гостевом туалете малфоевского особняка. Все происходит быстро и грубо. Над всем витает атмосфера грязной тайны. Он даже не снимает с нее трусики, а просто сдвигает этот клочок шелка в сторону, чтобы войти в нее. Одной рукой она обнимает его за шею, а другой опирается о нижний край зеркала. Ее длинные тонкие пальцы елозят по стеклу. Один из пальцев украшен кольцом с карикатурно-крупным бриллиантом. Рон не сводит с него глаз. Ему кажется, что при каждом движении, когда он вновь и вновь толкается в нее, это кольцо насмешливо подмигивает ему россыпью ярких бликов отраженного света.

Кажется, он готов возненавидеть Теодора Нотта.

* * *

Он лежит на потрепанном диване в своей убогой квартирке, а Панси, оседлав его, вовсю скачет на нем, когда раздается резкий, требовательный стук в дверь. На несколько долгих секунд оба застывают, глядя друг на друга, а потом Панси спрыгивает с него, хватает свою одежду и исчезает в спальне, бесшумно прикрыв за собою дверь.

Рон наспех застегивает штаны, пятерней приглаживает вихры, открывает входную дверь — и испытывает настоящий шок: перед ним стоит Драко Малфой.

— Можно войти, Уизли?

Рон лихорадочно пытается придумать причину, чтобы не впускать его. Но ведь не скажешь же ему, в самом деле: «Я тут трахаю твою лучшую подругу на своем раздолбанном диване и не хочу, чтобы ты об этом узнал»! Вздохнув, он отступает и жестом приглашает гостя войти, молясь о том, чтобы у Панси хватило ума не высовываться из спальни, пока тот не уйдет.

Малфой направляется в гостиную, но едва войдя туда, останавливается, оборачивается и смотрит на Рона со странным выражением лица. Его ноздри чутко раздуваются при каждом вдохе. Рон, переминаясь с ноги на ногу, тоже потягивает носом: в комнате что, пахнет сексом? Но в гостиной пахнет только гарденией — это духи Панси. Малфой не отрываясь смотрит на него все с тем же странным выражением, и Рон, стараясь отвлечь его, торопливо говорит:

— Так что тебе нужно, Малфой? Сомневаюсь, что это обычный светский визит.

Малфой открывает рот, порываясь что-то сказать, и снова закрывает его. Потом, наконец, натянуто произносит:

— Я собираюсь пригласить Гермиону на свидание.

До Рона не сразу доходит смысл сказанного. Малфой тем временем смотрит на него вызывающе и сжимает кулаки, явно ожидая возражений.

— Ладно, — беспечно отвечает наконец Рон, засовывая руки в карманы.

— Так и знал, Уизли, что ты будешь… — Драко выплевывает эти слова — и вдруг резко умолкает. — Погоди, что ты сказал?

— Я сказал «ладно», — пожимает плечами Рон.

Малфой выглядит обескураженным.

— Мне казалось… В общем, я думал, что ты будешь категорически против, — признаётся он.

— Ты кое о чем забыл, Малфой, — с ухмылкой отвечает Рон. — Для начала тебе придется уговорить на это саму Гермиону.

Эти слова впечатляют Драко, но ненадолго — и он возвращает Рону усмешку:

— Что ж, ты сам напросился… Увидишь, еще до конца этой недели тебе придется взять свои слова обратно!

Затем, к огромному удивлению Рона, Малфой подходит к нему и протягивает руку:

— Спасибо, Уизли.

Рон колеблется всего мгновение, прежде чем сделать шаг вперед и ответить крепким рукопожатием. Малфой облегченно кивает, застегивает пальто и направляется к выходу.

Отвернувшись, Рон качает головой, дивясь абсурдности происходящего, но тут за его спиной вновь раздается голос Малфоя:

— Кстати, Уизли…

Рон оборачивается и видит, что тот уставился на стоящую на столе серебряную пепельницу с витиеватым орнаментом — память покойной бабушки. В пепельнице лежит окурок «Мальборо» с алым ободком от губной помады. Драко вновь направляется к двери и, обернувшись через плечо, бросает на Рона точно такой же проницательный взгляд, каким одарил его в начале своего визита. От этого взгляда у Рона сводит живот.

— Передавай Панси привет, — заканчивает Малфой прохладным тоном, и Рон только сейчас вспоминает, что тот, между прочим, назначен шафером Нотта на свадьбе.

Прежде чем Рон успевает что-либо сказать, Драко уходит. И тут открывается дверь спальни. Панси, мертвенно-бледная, стоит там и смотрит на него.

— Какой же я была глупой… — говорит она, и удивленно качает головой.

Рон хмурит брови.

— Почему — глупой? — растерянно спрашивает он.

— Все это время я думала, что ты поступаешь так потому, что я слизеринка… — медленно произносит она. — Но вот Драко захотел пригласить Грейнджер на свидание — и ты без проблем согласился! Все прощено и забыто, да? — она заламывает руки, и голос ее звучит все громче. — А мы с тобой уже сколько лет то сходимся, то расходимся, и все это время ты скрываешь от всех свои отношения со мной! Свою маленькую позорную тайну…

Рон недоуменно набычивается.

— Постой… Ты недовольна, что я согласился, чтобы твой лучший друг пригласил на свидание моего лучшего друга? По-твоему, я должен был подраться с Малфоем? Я тебя просто не понимаю…

Панси издает глухой смешок, но глаза ее остаются серьезными.

— Ты и в самом деле не понимаешь, да? — с отчаянием в голосе спрашивает она. И, не дожидаясь ответа, уходит, хлопнув дверью напоследок.

* * *

Панси сидит у туалетного столика. Она еще не заметила Рона, и на какой-то миг его вновь захлестывает восхищение ее красотой. Да, сейчас она просто великолепна — впрочем, как и всегда.

Ее блестящие волосы собраны в низкий пышный узел, оставляя открытой кожу плеч, оттеняющую своим темно-золотистым сиянием шелк ее подвенечного платья цвета слоновой кости. Рон скользит взглядом по длинной веренице крошечных пуговок, спускающихся вдоль ее спины, и ему ужасно хочется медленно расстегнуть их одну за другой.

Он вновь переводит взгляд на ее лицо. Его высокая фигура неловко переминается в дверном проеме. Панси поднимает голову и встречается с ним взглядом в зеркале. Несколько напряженных мгновений они смотрят в глаза друг другу, пока наконец Рон не выдерживает:

— Прошу, не выходи за него!

Сверкнув глазами, Панси резко поворачивается к нему. Лицо ее полыхает гневом.

— Почему это?

— Потому что я этого не хочу, — отвечает Рон, проглотив комок в горле.

Черты ее лица застывают.

— То, что ты этого не хочешь — это еще не причина, — при этих словах она плавно встает и едва слышно продолжает: — Допустим, я не выйду за него — и что тогда?

Рон открывает рот, но не может произнести ни слова.

— Вот видишь… Потому-то я и выхожу замуж за Тео, — говорит Панси. — Да, я могла бы прямо сейчас объявить всем, что свадьба отменяется. Более того, мне очень хотелось бы это сделать! Я осталась бы с тобой навеки, если бы знала, что ты примешь меня и сможешь открыто признать перед всеми, что хочешь быть со мной. Но ведь такого никогда не случится, правда? Ты всегда будешь лучшим другом Гарри Поттера, а я всегда буду той, которая хотела выдать его Волдеморту.

— Я… — начинает было Рон и умолкает. Потому что она права. Как он признается в этом окружающим? Как им объяснит? Он протягивает к ней руку — и бессильно опускает. Ему нечего сказать.

Но видимо, это и есть ответ. Панси, потупившись и часто-часто моргая, кивает. А затем вскидывает голову.

— Спасибо, — выдыхает она. — Спасибо за то, что облегчил мне выбор.

Ее лицо приобретает отстраненно-безразличное выражение.

— Иди к гостям, — говорит она ровным голосом. — Церемония уже скоро начнется.

Отвернувшись, она берет тюбик губной помады и вновь садится, давая понять, что на этом всё. Но Рон видит, как дрожит ее рука, когда она наносит помаду.

Во время церемонии Рон сидит в ряду гостей самым крайним справа. Он специально выбрал такое место, откуда ему видна только спина Нотта. Было бы невыносимо видеть сияющее счастьем лицо этого самодовольного ублюдка.

Но вот звучат слова о том, нет ли у кого-либо возражений против этого брака. Панси, скользнув взглядом мимо Тео, на миг встречается глазами с Роном. И Рон прикусывает язык так сильно, что чувствует во рту вкус крови.

* * *

Все к этому и шло. Ведь когда-нибудь все это должно было закончиться, да?

* * *

Они даже не успевают пройти в квартиру — Рон заваливает ее вниз лицом на деревянный столик прямо в прихожей. Прижавшись к ней сзади, он одной рукой вцепляется в край столика рядом с ее бедром, а другой обхватывает ее снизу, под вздымающейся грудью. Приникает губами, сквозь которые прорывается тяжелое дыхание, к ее шее.

Она любит заниматься этим именно так. Рон подозревает, что таким образом ей легче нести свой груз вины, воображая, что сейчас с нею вовсе не он, а Тео. Но он-то знает, что муж никогда не доставлял ей такого удовлетворения, не трахал ее вот так, не заставлял ее вот так кричать.

Он знает это наверняка. Ведь она сама не раз признавалась ему в этом в ночной тьме, скрывающей ее лицо и позволяющей им обоим считать себя более порядочными людьми, чем они есть на самом деле.

* * *

— Я люблю тебя, — говорит он.

— Знаю.

— Мы должны прекратить это.

— Знаю.

* * *

Месяц спустя Драко делает предложение Гермионе. Гарри закатывает для них грандиозную вечеринку на площади Гриммо.

Рон знает, что Панси непременно будет там.

Он не приходит.

* * *

И снова он видит у своих дверей Драко Малфоя. Но на сей раз тот не спрашивает разрешения войти, а без всяких церемоний устремляется внутрь.

— Конечно-конечно, Малфой, проходи… — иронизирует Рон, когда Драко проходит мимо него в комнату.

Но Малфой, холодно глянув на него, с ходу сообщает:

— Панси беременна.

У Рона что-то болезненно сжимается в груди. Он изо всех сил старается не показать этого.

— Почему ты говоришь об этом мне?

Драко сощуривается, его слова звучат отрывисто.

— Давай начистоту, Уизли. Я в курсе, что вы с Панси много лет трахаетесь украдкой. После свадьбы я сказал ей, что знаю об этом, и она пообещала, что прекратит этот роман. Но она всегда была ужасной лгуньей, — он плюхается на край журнального столика, проводит рукой по волосам и поднимает на Рона усталые глаза. — Конечно, Уизли, это твое личное дело… И вообще, я сам черт знает сколько раз в своей жизни принимал идиотские решения, а Панси мне и слова поперек не говорила. Но Тео — мой друг, и я хочу знать, какова вероятность того, что его ребенок будет рыжим в духе Уизли.

Горечь вины кислотой вскипает в груди Рона.

— На каком она месяце? — напряженно спрашивает он.

— На пятом.

Рон вздыхает: облегчение и разочарование окатывают его удушливой волной.

— Это не мой. Я уже полгода не виделся с Панси и ничего о ней не слышал, — честно признается он.

Драко, кивнув, испускает тяжелый вздох. Его глаза испытующе смотрят на Рона, а на лице проступает сочувствие.

— Ты ее любишь?

И хотя эта реплика выглядит как вопрос, оба понимают, что это не вопрос, а утверждение.

— Я провожу тебя к двери, Малфой, — только и отвечает Рон.

* * *

Он отоваривается перед Рождеством на воскресном рынке в Хогсмиде в тот день, когда снова встречает Панси. Идет снег, и ее щеки розовеют от холода. Длинная «французская» коса, выбившаяся из-под красной вязаной шапочки, усеяна снежинками. Между полами темно-синей куртки вздымается округлый живот. И вся Панси буквально светится.

Когда она замечает его, то краснеет еще больше и опускает голову, упираясь взглядом в свои кожаные коричневые ботинки. А потом направляется в его сторону и прежде, чем Рон успевает сообразить, что делать, оказывается прямо перед ним.

Она ничего не говорит, и он тоже. Рон не знает, как долго они стоят здесь вот так, просто глядя друг на друга. Суровый посвист ветра, клубящего поземку, гомон покупателей и все остальные шумы стихают, уступая место тишине. В этот момент на всем белом свете есть только они вдвоем, снег вокруг да те слова, что они так и не сказали друг другу.

Наконец Панси, вздохнув, произносит:

— Это не твой.

— Я знаю.

— Но иногда мне хочется, чтобы он был твоим.

— Знаю.

Она, потупившись, кивает.

— Панси… — он проводит пальцем по ее подбородку, приподнимая ей голову. Их взгляды пересекаются, и тогда он тихим голосом признается: — У нас с тобой все могло бы быть иначе. Я так жалею, что не понял этого вовремя…

— Я знаю.

— Мы могли бы быть счастливы вместе.

— Знаю.

Она делает шаг к нему. И проводит своей маленькой ладонью по его щеке. Рон льнет щекой к этой ладони и неотрывно смотрит в глаза Панси. Это признание в том, чему уже не сбыться. Это принятие. И это прощание.

Губы Панси трогает грустная полуулыбка. Потом она отстраняется, и вместо ее тепла Рон ощущает на щеке ледяное дыхание зимы.

Он смотрит, как его любимая женщина уходит прочь. И по мере того как она удаляется, невыносимый холод охватывает его все сильнее. А когда она совсем исчезает за завесой метели, Рон понимает, что ему уже больше никогда не согреться.