Однажды в Сан-Франциско (гет)

Май 2011 года, Сан-Франциско

Гермиона Грейнджер сидела на кухне своего дома и пила утренний кофе, когда вошел ее муж.

— Какие планы на сегодня? — спросил он, подходя и целуя ее в голову.

— Завтра ежегодный благотворительный вечер, ты ведь не забыл? — спросила она с улыбкой.

— Конечно, нет, как я могу пропустить такое? — расплывшись в ответной улыбке, произнес муж. — И знаешь, ты такая молодец, что привлекаешь внимание к важной социальной проблеме борьбы с онкологией.

— А ты молодец, что проводишь бесплатные приемы и помогаешь тем, кому необходимо лечение, но они не могут себе его позволить.

— Ну что ты, милая, это всего лишь моя скромная лепта в общее благое дело на земле.

— Ты просто чудо, Дрей, — сказала она и, встав, поцеловала мужа в щеку.

Тот довольно промурлыкал что-то.

— А ты самый умный, великодушный и добрый человек на всем белом свете, — сказал он, поймав ее руку и легко поцеловав тыльную сторону ладони.

— А ты прекрасный муж, — ответила Гермиона и чмокнула его в нос.

— А что это у тебя, китайская философия? — вдруг спросил он, кивнув на книгу, лежавшую под рукой у Гермионы.

— Да, решила ознакомиться.

— Лучше не трать время. Китайская школа философии… э-э-э... как бы помягче сказать? В общем, это не то, во что стоит вкладывать время. Но вот, например, Шопенгауэр или тот же Гегель — то, что надо.

— Ты такой у меня умный, — сказала Гермиона, взъерошив светлые волосы мужа.

— Да, я такой, — ответил тот с улыбкой.

Гермиона вышла из дома в сером клетчатом костюме, обычных черных ботинках, светлой блузе и парой позолоченных браслетов на каждой руке.

Перед тем, как дойти до места работы, она зашла в кофейню рядом с Университетом. Усевшись со стаканом кофе, Гермиона заметила рядом с собой привлекательного молодого брюнета с красивым лицом и потрясающим сложением тела. Она посмотрела на незнакомца в упор, а затем встала и вышла из кофейни.

* * *

Гермиона вошла в свой кабинет.

— Привет, — поздоровалась с ней коллега из коридора.

— Привет, Деби, — доброжелательно отозвалась Гермиона. — Зайдешь?

— Пожалуй, — ответила та, пожав плечами.

— Как дела?

— О, превосходно, а ты готова к благотворительному вечеру, он уже завтра?

— Конечно.

— Класс, — ответила Деби, взяв в руки журнал. — А я и Трой решили сходить в кино.

— О, это здорово, а на что пойдете?

— Не знаю даже, на что-нибудь семейное.

— Неплохо, — одобрила Гермиона. — А я бы на фантастику сходила, люблю этот жанр.

— Серьезно? — скептично вопросила Деби. — Фантастика, это же «фу». Чокнутая тетка Троя обожает фильмы этого Тима Бертона, а чего там обожать, я вообще не понимаю? Это же полная безвкусица, надо смотреть что-то милое и теплое или какую-нибудь серьезную драму о жизни в странах Третьего мира, чтобы понимать, что не такие уж мы неудачники, раз живем здесь, а не где-нибудь в Африке.

— Я бы даже сказала, мы совсем не неудачники, — ответила Гермиона.

— Да, и, с позволения сказать, «творения» этого Бертона только чокнутые могут смотреть, но ни в прошлом году, ни в этом премьер его фильмов не было.

— Да, помню, прошлый год вообще как-то бедноват был на фантастику, ни припомню ни одного кассового фильма. Вот разве что второй «Железный человек», хотя это же по комиксам, можно отнести его к фантастике?

— Думаю, можно, — улыбнулась Деби. — Слушай, а какое платье ты наденешь завтра?

— Наверное, серое, — пробормотала Гермиона. — Ладно, мне нужно работать.

— Ну, удачи, — ответила Деби и покинула помещение.

* * *

На благотворительном приеме, который устраивался каждый год в стенах Университета, было много гостей. Гермиона стояла у одной из картин, когда к ней подошел тот странный черноволосый тип, что был в кофейне.

— Добрый вечер, — приветливо поздоровался он.

— Добрый, — мягко улыбнулась Гермиона.

— Простите, если напугал вас вчера.

— Ну что вы, — спешно стала оправдываться она. — Вы совсем меня не напугали.

— Правда? — скептично изогнув бровь, спросил он. — Но вы так быстро сорвались со своего места.

— Да просто на работу было нужно, — пояснила Гермиона.

— Меня зовут Гештерн Шварц, — представился он, протянув ей руку.

— Гермиона Грейнджер, — ответила она, пожимая ее.

Его рука была теплой, и, прикоснувшись к ней, Гермиона испытала странное ощущение трепета.

— Я — математик, приехал сюда по работе из Стокгольма, — еще раз улыбнулся Шварц.

— Правда? Я тоже математик, — ответила Гермиона.

— Я знаком с некоторыми вашими работами относительно простых чисел, доктор Грейнджер.

— Правда?

— Да, и должен сказать, что ваши исследования впечатляют.

— Спасибо.

— Ой, что это у вас, китайская философия? — вдруг спросил он, кивнув на руку Гермионы, державшую книгу.

— Да.

— Отличный выбор, я как раз сейчас сам ее изучаю.

— Вам интересна философия? — удивленно спросила Гермиона.

Она не могла еще раз не отметить, что почти что незнакомый человек, подошедший к ней на благотворительном вечере, весьма хорош собой. Правильные черты лица, высокий рост, широкие плечи, красивый нос, черные волосы. А глаза! Да, глаза, пожалуй, были самыми притягательными из всего его облика. И пока Гермиона беззастенчиво рассматривала его, Шварц продолжал.

— Да, очень. Философия, как и математика — две абстрактные науки. А у древних китайцев был весьма интересный подход к основным философским вопросам. Никогда ничего подобного не встречал. Я сейчас остановился на концепции Чжуань Цзы — любопытный взгляд на мир, скажу я вам. Его концепция, несомненно, стоит того, чтобы ее изучить.

— Правда?

— Да.

— Забавно, но у меня только вчера состоялся разговор о китайской философии, и я услышала, что в Китае не было философии как таковой.

— Не могу согласиться с подобным утверждением, — возразил Шварц своим бархатистым голосом. — В любом случае, какими же учеными мы с вами будем, если не сунем нос везде, куда только можно, в том числе и в китайскую философию, — подмигнул он. — Да и к тому же внутреннее чутье иногда бывает методом познания не хуже эксперимента, как эмпирического, так и виртуального.

— И это говорит математик? — поразилась Гермиона.

— Именно как математик я и говорю это, — ухмыльнулся он, блеснув глазами. — А как вам кантовский релятивизм?

— Ну, — протянула Гермиона, силясь вспомнить главную идею релятивизма Иммануила Канта, и с удивлением обнаруживая, что не помнит. — Это очень любопытно.

— Не то слово, доктор Грейнджер. В свое время релятивизм Канта был революционным.

Гермиона улыбнулась и кивнула. Ободренный ее реакцией, Шварц продолжал:

— Классический пример: ты видишь стол и для тебя это стол, а для мимо пролетающей мухи то, что ты считаешь столом, может таковым и не быть.

— Согласна с вами, — кивнула Гермиона, затем изменилась в лице и заинтересованно воскликнула: — Ой, там, кажется, что-то происходит! — махнула она куда-то вперед.

Яркая блондинка, державшая за руку мужчину, принимала поздравления.

— Ой, да это же Кристина! — всплеснула руками Гермиона. — Кажется, они с Эриком обручились. Здорово-то как!

— Просто нет слов, как здорово, — скептически поддакнул Шварц.

— Понимаю. Вам все это — свадьба, цветы и клятвы — наверное, кажутся, пустой тратой времени и наивными мечтами, мистер Шварц?

— Ну, что вы! — возразил он. — Свадебные клятвы иногда гораздо глубже, чем можно предположить на первый взгляд.

— Правда? Вы в это верите? — изумилась Гермиона.

— Да, я в это верю, — ответил Шварц. — Несмотря на то, что вера — совсем не философская категория.

— Как посмотреть, — возразила Гермиона, вызвав еще одну улыбку собеседника.

Утром Гермиона Грейнджер, стоя в библиотеке своего дома, протянула руку и взяла с полки книгу под названием «Английские писатели XIX века». Просмотрев список всех авторов того столетия, Гермиона вздохнула. Какая же скучная литература писалась в Англии в позапрошлом веке, все такое моралистичное и благообразное. Ничего странного или абсурдного, хоть чуть-чуть с намеком на сюрреализм. Ни для детей, ни для взрослых. Гермиона еще раз вздохнула и поставила книгу обратно на полку.

Спустившись в кухню, она заметила своего мужа, сидящего за столом и читающего газету.

— Какие новости?

— Ничего хорошего, — вздохнул он. — В газете пишут, что в городе появился маньяк, который зверски убивает своих жертв.

— Ужас, — выдохнула Гермиона.

— Именно, — согласился с ней муж. — Знаешь, это так печально, когда подобное происходит.

— Ну, еще бы.

— Человеческая жизнь — это святыня, которая должна быть неприкосновенной, а здесь объявляется мудак, который отнимает ее. Все же как несправедлив мир! И мне так жаль всех этих жертв. Будь осторожна, хорошо?

— Буду, не волнуйся, — сказала Гермиона и чмокнула мужа в макушку.

* * *

Гермиона сидела в кофейне. Вдруг к ее столику подошел Гештерн Шварц.

— Доброе утро! — поздоровался он, широко улыбаясь.

При виде его широкой и такой обворожительной улыбки сердце Гермионы пропустило удар.

— И вам доброе утро, мистер Шварц.

— Да будет вам, зовите меня просто Гештерн или Геш.

— Хорошо, тогда и вы можете обращаться ко мне по имени — Гермиона.

— Договорились, Гермиона. Могу я присесть?

— Разумеется, — ответила она.

Шварц сел напротив нее.

— Гермиона, как я уже говорил, я прибыл в Сан-Франциско по работе. В настоящий момент я являюсь сотрудником комитета, ответственного за номинацию ученых на медаль Филдса⁽¹⁾. И, должен сказать, что мы давно присматриваемся к вашим научным исследованиям простых чисел.

— Правда? — не сдержала восторг Гермиона.

Она смотрела в лицо нового знакомого, отмечая, какое оно чертовски привлекательное: правильные черты лица, этот восхитительный овал и такой великолепный, правильной формы нос. И глаза. Боже, какие глаза! Шварц был на редкость привлекательным мужчиной.

— Как я уже говорил ранее, ваши работы в области простых чисел восхитительны.

— Что же мистер Шварц… Гештерн, я очень рада это слышать.

— Отлично. Но знаете, поскольку мы должны заботиться о своей репутации и не можем присудить премию, например, расисту или фашисту — в общем, человеку сомнительных убеждений, то я, в соответствии со своей должностью, должен пообщаться с вами. Уверен, вы прекрасный человек, но…

— Правила есть правила, понимаю вас, — с улыбкой закончила Гермиона, перебив его. — Что же, я не против. Можем встречаться с вами здесь, в кофейне, и общаться.

— Замечательно. А вы не хотите прогуляться?

— Пожалуй.

— Тогда идемте.

Гермиона кивнула, и они покинули кофейню.

— Сегодня пасмурное небо серого цвета, — произнес Шварц, едва они вышли на одну из улиц города. — Это странно, но я представлял себе Калифорнию иначе.

— Да, все ее представляют иначе. До переезда сюда я была уверена, что солнце здесь светит триста шестьдесят пять дней в году.

В ответ на это Шварц понимающе усмехнулся.

— Но, знаете, вам бы, возможно, не помешал небольшой загар, — сказала Гермиона и тут же смутилась. — Ой, простите, если я слишком…

— Нет-нет, что вы, не извиняйтесь, — прервал он ее. — Знаете, что, давайте общаться как старые приятели. Уверен, нам это только упростит задачу.

— Договорились, — с живостью в голосе согласилась Гермиона.

— Знаете, Гермиона, все эти исследования простых чисел всегда казались мне впечатляющими. Ведь такие числа одновременно и простые, и чертовски сложные. Взяться за такое… Ну, не знаю, это все равно, что изучать теоретическую или квантовую физику.

— Именно поэтому я и стала ими заниматься, — пояснила Гермиона.

— В вас есть исследовательская смелость — это здорово.

Услышав похвалу, она ощутила радость и чувство легкости.

— Я рада встретить единомышленника, ведь не все наши коллеги разделяют подобное отношение.

— Да, не стоит, — широко улыбнулся Шварц, и Гермиона почувствовала, как внутри все теплеет. — И в то же время сами по себе простые числа наталкивают на неожиданные размышления о жизни и бытие некоторых вещей. О том, что в простоте иногда спрятано великое.

— Возможно, — кивнула Гермиона, когда они свернули с одной улицы на другую. — А можно я задам вам немного личный вопрос?

— Разумеется.

— Вы с детства хотели стать математиком?

— Ну, не совсем, — пожал плечами Шварц. — Но математика — удивительная. Знаете, многие наивно полагают, что она только о числах и математических законах, но она о гораздо большем. И я люблю математику за то, что, несмотря на ее точность как науки, она заставляет нас посмотреть на вещи под разными углами и плоскостями, не теряя при этом своей точности, — увлеченно проговорил он. — Когда я был ребенком, я всегда удивлялся, как это так: две параллельные прямые в геометрии Лобачевского пересекаются? Это знаете, звучало как полная хрень.

— Соглашусь, на первый взгляд, это действительно хрень. Если будучи ребенком, ты мыслишь только в рамках геометрии Эвклида, то да, в твоей голове нет и намека на хотя бы малейшую возможность того, что две параллельные прямые вообще могут как-то пересечься.

— Именно. Но вот ты узнаешь о геометрии Лобачевского, и внезапно две параллельные прямые, которые когда-нибудь пересекутся, — не такой уж бред, — закончил за нее Шварц.

Гермиона рассмеялась. Она поразилась тому, как легко было общаться с новым знакомым.

Неожиданно они вышли на Набережную.

— Здесь очень красиво, — проговорил Гештерн Шварц, когда они оказались в непосредственной близости от океана.

— Да, очень, я сама люблю это место.

— Залив просто великолепен.

— Соглашусь, а вон там, — Гермиона махнула рукой вдаль, — мост «Золотые ворота».

— Здорово! — восхитился он, заметив издалека известную достопримечательность.

Гермиона замолчала, больше почувствовав, чем увидев, как он стал к ней ближе. Она не знала, что говорить. И он молчал. И эта обоюдная тишина звучала громче любых звуков. Он манил и притягивал ее. В этот момент Гермиона могла думать лишь о том, насколько он прекрасен. Прекрасен весь полностью и без остатка.

Откуда-то Гермиона знала, что ее манит к себе не только его внешность, такая безупречная и великолепная, но и что-то большее. Родство душ? Харизма? Прекрасные глаза, обрамленные черными ресницами, в которые Гермиона сейчас смотрела? Они завораживали. И когда он подошел еще ближе, уничтожая последнее расстояние между их телами, она не испугалась и не смутилась, а затаила дыхание в радостном предвкушении.

И она не отстранилась, когда его рука нежно обвила ее талию, вызвав волнующие мурашки во всем теле. Непонятно откуда взявшееся чувство волнения и счастья настигло ее, и она протянула руку, чтобы провести ладонью по его лицу. Очертила брови, нежно прошлась по скуле. Затем погладила шею.

И тогда он наклонился и легко коснулся ее губ своими, вызвав бурю эмоций и ощущений. Гермиона обняла его за шею обеими руками и страстно ответила на поцелуй.

Несколько минут они истово целовались под пасмурным небом Сан-Франциско, крепко прижимаясь друг к другу.

А когда поцелуй закончился, Гермиона рассеянно улыбнулась. Ее руки все еще лежали на его плечах, а сама она смотрела в его глаза. Гермиона вздохнула и теперь уже она поцеловала его.

А когда и этот поцелуй завершился, она отстранилась на шаг, еще раз вздохнула и, не произнеся ни слова, ушла прочь.

* * *

В небольшом ресторанчике в центре города Гермиона сидела за столом в компании своего мужа. Неожиданно она подняла глаза и увидела у их столика друга детства.

— Гарри, привет! — поприветствовала Гермиона, поднимаясь и обнимая его.

— Привет, Гермиона! — отозвался тот, выпуская ее из объятий и подходя к ее мужу, чтобы пожать руку. — Привет, Драк, как поживаешь?

Тот улыбнулся.

— Хорошо, даже очень хорошо. А ты как, всех преступников переловил?

— Нет, — рассмеялся Гарри. — Но сделаю это когда-нибудь. Кстати, Драк, в субботу смотрим футбол?

— Конечно! — живо отозвался тот. — Ты ведь имеешь в виду настоящий футбол, да? Наш, английский, а не то недоразумение, которое здесь принято называть футболом?

— Не беспокойся, я имею в виду наш британский футбол.

Тут к их столику подошел официант, и они сделали заказ.

— А как поживает наш Рыжий? — добродушно спросил он у Гарри, когда им принесли заказ.

На что Гарри громко хохотнул.

— Ой, ты будто его не знаешь! Чудит, наслаждается жизнью.

— Да, зная его, — вступила в разговор Гермиона, — можно предположить, что он как-нибудь женится на пьяную голову в Вегасе.

— Ну, думаю, для нашего друга это будет просто очередное приключение, про которое он потом будет рассказывать со смехом и бокалом вина, конечно же, — предположил Гарри.

— Бокалом вина? — недоверчиво переспросил муж Гермионы. — Серьезно? Это мы будем бухать вино, а он возьмет себе пиво или виски.

— Да, и будет в шутку упрекать нас за сопливый аристократический выпендреж, — дополнила Гермиона с улыбкой.

— Ну, вы оба полностью заслужили подобные высказывания, — уверенно проговорил Гарри. — Что? Скажите, я не прав?

Дрей фыркнул.

— Не прибедняйся, Гарри! Сам-то, насколько я помню, не асфальт укладываешь.

— Это да, — согласно закивал Гарри. — Моя работа предполагает интеллектуальную составляющую. Кстати, о ней, в городе совсем недавно появился маньяк, который жестоко убивает своих жертв.

— О господи! — воскликнула Гермиона.

— Это тот, о котором писали утренние газеты? — внезапно изменившимся тоном спросил её муж.

— Да, именно. Будьте осторожны, хорошо. Особенно ты, Гермиона, — заботливо добавил последнее Гарри.

— Почему я? — задала вопрос Гермиона, хотя предполагала, что ее друг детства хочет сказать.

— Потому, что все его жертвы — женщины. Все. Я не должен этого говорить, — понизив голос, продолжал Гарри, — но кровавый след этого маньяка тянется аж из Европы. А все его жертвы — успешные, яркие женщины.

— О боже, это так ужасно! — всплеснула руками Гермиона.

— Да, — поддакнул Гермионе супруг, — это кошмар. Таким бы типам сидеть где-нибудь в тюряге, а не разгуливать на свободе.

Гарри глубоко вздохнул.

— Просто будь осторожнее, Гермиона, хорошо.

— Да, конечно, — тихо ответила Гермиона. — И я надеюсь, что ты и твой Отдел поймаете его.

— Даже не сомневайся, мы поймаем его, — уверенно заявил Гарри.

— Ты молодец, — улыбаясь, одобрила она. — Закажем десерт?

— Можно, — согласился Гарри.

1) Медаль Филдса или филдсовская премия — крупная премия в области математики, вручаемая до сорока лет. Эквивалентна Нобелевской премии.

Вернуться к тексту

Гермиона вошла в кофейню, Шварц уже сидел за столиком с книгой в руках. Невольно бросив взгляд на его чтиво, Гермиона увидела, что он читает книгу «Чжуань Цзы и его концепция бабочки».

Шварц не заметил, как она подошла к его столу. Гермиона стояла в двух метрах от него и не решалась обнаружить свое присутствие. Она ведь не должна была ни отвечать на его поцелуй, ни сама целовать его. Это было странным, но Гермиона не ощущала никакого чувства вины. Она лишь осознавала, что вчерашние поцелуи — это совсем неправильно. Так не должно быть.

— Гештерн, — наконец нерешительно проговорила она, привлекая к себе внимание.

Шварц тут же вскинул голову и, заметив Гермиону, широко улыбнулся.

— Привет.

— Слушай, я сразу хочу кое-что прояснить, — быстро заговорила Гермиона. — То, что мы сделали…

— Все хорошо, — оборвал он ее. — Я не…

— Мы не должны были этого делать! — на одном дыхании выпалила она.

— Хорошо-хорошо, прости, если я перешел черту, — быстро ответил он. — Давай просто пойдем дальше.

— Да, давай. Этого не было, договорились?

— Договорились.

— Предлагаю просто завершить начатое. Тебе ведь нужно выяснить — не являюсь ли я расисткой. Так что выясняй.

Шварц кивнул.

— Прогуляемся?

— Думаешь, стоит? — с сомнением спросила Гермиона.

— На ходу всегда лучше думается, — улыбнулся он.

— Ладно, идем.

Они гуляли по улицам города, проводя время в разговорах о незначительных вещах. И Гермионе было легко и спокойно.

Они внезапно остановились. Шварц смотрел на нее с улыбкой, и ей захотелось ощутить с ним физический контакт. Взять за руку, прижаться к нему. Она стояла в нерешительности.

И тут он легко, почти невесомо дотронулся до ее руки своей.

Гермиона не только не отстранилась, но сама вложила в его руку свою, а затем крепко сжала ее. Несколько секунд они просто смотрели друг другу в глаза. Сердце Гермионы колотилось. Она не понимала, сколько времени прошло, когда в след за их сплетением рук, он нежно положил свою ладонь на ее талию, вызвав чувственный всполох внутри. Гермиона улыбнулась, судорожно вздохнув от испытываемого желания. Она нежно погладила его скулу тыльной стороной ладони и блаженно прикрыла глаза.

Он подался вперед, сокращая остатки расстояния между ними, обнимая ее двумя руками. Гермиона почувствовала волнующие прикосновения его губ на своей шее и издала томный вздох.

Его руки на ее талии были такими нежными и манящими, приглашающими, а его губы уже пробудили в ней страсть и желание. Но где-то глубоко в сознании появилась мысль, что так быть не должно. Все происходящее — неправильно.

— Геш, я не могу, это нехорошо, — борясь со страстью и сбившимся дыханием, произнесла Гермиона.

Он оторвался от ее шеи и посмотрел в глаза. В его взгляде читалась надежда и мольба.

— Но если посмотреть на все это под другой плоскостью, может, ты не совершаешь ничего плохого, — с придыханием прошептал он.

Гермиона подумала пару секунд, затем кивнула. Она заметила, как широкая улыбка расплылась на лице Шварца.

— Я живу здесь, в этой гостинице, — кивнул он на здание за ними.

— Идем, — сказала Гермиона, решительно взяв его за руку.

Они прошли мимо портье, затем ехали какое-то время на лифте. Когда они оказались в коридоре, выйдя из лифта, то Гермиона заметила большое количество одинаковых дверей. Шварц открыл одну из них, и она оказалась внутри его номера.

В глаза сразу бросились голубые стены его номера и широкая кровать, застеленная голубым бельем.

Он повернулся к ней, когда положил ключ от двери на журнальный столик. Несколько секунд она стояла в нерешительности, а затем, быстро сократив расстояние между ними, впилась в его губы жадным поцелуем. Он горячо ответил, скользя своими руками по ее спине, еще больше распаляя ее желание.

Гермиона с силой сжимала его талию, просунула руки к груди и стала лихорадочно расстегивать пуговицы на его голубой рубашке. Расправившись с пуговицами, она, чуть отстранившись, спустила рубашку с его плеч. Ей открылось красивое, будто выточенное из мрамора, тело.

— Твою мать! — только и смогла выдохнуть она.

На что Шварц ухмыльнулся.

— А ты красив, — восхищенно заметила Гермиона.

— Я знаю, — с хитрецой в голосе, ответил он ей, расстегивая, а затем снимая с нее серую клетчатую блузку.

Когда шелковая ткань упала на пол, Шварц прикоснулся губами к ее ключице, вызвав бурю мурашек по всему телу. Он блуждал губами по ее шее, ключице, спускался вниз к груди, чувственно гладил ее спину руками. Гермиона стонала, впиваясь в его спину и чувствуя, как между ног становится влажно.

Он поднял голову, и она увидела его глаза. Она притянула его голову к себе и нежно поцеловала каждое веко. А затем страстно впилась в его губы, которые были так желанны. Несколько беспорядочных стонов сорвалось с его уст.

Когда они разорвали поцелуй, чтобы сделать вдох, Гермиона принялась лихорадочно осыпать его грудь поцелуями.

Пока она целовала его, Шварц снял с нее брюки, оставив в одном белье серого цвета. Трепетно провел по обнаженным плечам. Прикоснулся к затылку. Стянул резинку, стягивающую кудрявые волосы.

Волосы Гермионы рассыпались по плечам. Он ласково огладил их, а следом растрепал еще больше. Дерзко ухмыльнулся.

— Ты чего? — переводя дыхание, спросила Гермиона.

— Ты прекрасна, — прошептал он в ответ, глядя на нее с надеждой.

Гермиона усмехнулась и взлохматила его волосы. А затем жарко поцеловала. Шварц снял с нее серый лифчик, открывая своему взору маленькие аккуратные груди. Он поцеловал каждую грудь, никак не трогая соски; пока Гермиона беспорядочно рисовала дикие узоры на его голове, вздыхая и издавая приглушенные стоны.

— Ты так прекрасна, — прошептал он куда-то в ее шею.

А Гермиона, сгорая от нежности и страсти, хотела поскорее раздеть его, чтобы стать единым целым, чтобы ощутить его внутри себя.

Дрожащими от возбуждения руками, она неуклюже расстегнула пряжку его ремня, спустив его брюки вместе с трусами вниз. Он тут же выбрался из сковывающей одежды. Целуя и прикусывая его грудь, она потянула его к кровати.

Она с силой толкнула его на постель. Уселась сверху и жарко поцеловала. Поцелуй был долгим и, когда они оторвались друг от друга, он перевернул их, изменив позицию и оказавшись сверху.

Нависая над ней, Шварц целовал ее шею, гладил бедра, вызывая жаркий страстный всполох внутри нее. Обжег горячим дыханием.

— Ты согласна? — прохрипел он ей на ухо.

— Да, — нетерпеливо простонала Гермиона. — Давай же!

И тогда, посмотрев ей в глаза, он медленно вошел в нее. Гермиона резко выдохнула, когда он оказался внутри.

Шварц замер.

Казалось, будто все остановилось, это мгновение просто застыло вне времени.

— Ты как? — не своим голосом спросил он. — Все хорошо?

Гермиона тихо рассмеялась. И в тот момент ее захлестнуло странное чувство, будто подобное она видела в каком-то старом фильме, название и сюжет которого не помнит.

— Да, все отлично, — ответила она, улыбаясь и притягивая его к себе, чтобы поцеловать.

Она прикоснулась к его губам невесомым поцелуем. Он глубоко вздохнул, и ей показалось, что его глаза увлажнились. Погладив тыльной стороной ладони ее скулу, он произнес:

— Я… — голос оборвался.

Они смотрели друг другу в глаза.

— Ты так прекрасна, — прошептал он, источая своими глазами страсть и что-то еще, до боли приятное.

А затем задвигался. Сначала медленно, постепенно ускоряя темп. Гермиона громко стонала, подаваясь ему навстречу всем телом. Она царапала его спину и извивалась, растворяясь в моменте.

Когда же блаженное освобождение нашло ее, она закричала, вцепившись в его бока.

* * *

Он обнимал ее, нежно лаская грудь, а она прижималась к его телу, разделяя его тепло.

Они не произносили ни слова.

Шварц поцеловал ее макушку. Затем убрал руку с груди и погладил щеку. Гермиона блаженно потянулась, приподнялась, поцеловала его в грудь. Посмотрев ему в глаза, она улыбнулась, подмечая, насколько он прекрасен в этот момент. Растрепанные волосы, расслабленное лицо, нежность в глазах.

— Прости, Геш, мне пора, — разочарованно вздохнула Гермиона.

Он лишь кивнул. Сел на кровати и порывисто прижал ее к себе.

— Хорошо, — со вздохом пробубнил он куда-то в ее кудрявые волосы.

Гермиона чмокнула его в нос и нехотя освободилась из его объятий.

— Стой, — сказал он, когда она надевала на себя лифчик.

Подошел сзади, помог застегнуть предмет туалета и, обняв ее, спросил с надеждой в голосе:

— Мы ведь еще увидимся?

Гермиона развернулась к нему лицом.

— У нас незаконченное дело, Геш. Так что — да, увидимся.

А затем она молча оделась и, не говоря ни слова, ушла.

На следующее утро Гермиона шла на работу. Она чувствовала себя странно. Она ведь должна была ощутить вину за вчерашний адюльтер. Как-никак она изменила мужу. Но нет. Чувства вины или сожаления не было и в помине. Все что она чувствовала, было радостью и легкостью бытия.

Но одна мысль казалась ей странной. Вчера поздно вечером, сидя за бокалом вина, она вспоминала ее запретный секс и усмехнулась, вспомнив, как Шварц спросил ее, в порядке ли она, едва войдя в нее.

«Как будто я девственница, черт возьми, — подумала Гермиона со смехом. — А вот интересно, мой первый раз?..»

И тут она резко остановилась, открыв рот от удивления.

«Первый раз? Твою мать, я не помню! Такое вообще бывает? Почему я не помню мой первый раз?»

Она крепко задумалась, но так и не смогла вспомнить, как это было.

Следующим утром Гермиона снова стала вспоминать их секс со Шварцем и поймала себя на мысли, что ей не просто понравилось. Ей почему-то было легко и просто. Настолько, что изъяви он желание заняться с ней сексом в немиссионерской позе, она бы легко согласилась.

И тут она снова попыталась вспомнить свой первый секс, и снова ничего не всплыло в памяти.

Первый раз, конечно же, был с мужем, ведь они же всю жизнь вместе и наверняка тот раз был прекрасным. Ну да, она этого не помнит, потому что это было сто с лишним лет назад.

Размышляя так, Гермиона не заметила, как дошла до своего кабинета в Университете. Не прошло и пяти минут, когда она расположилась за рабочим столом, как в ее кабинет влетела Деби.

— Привет, детка, как дела? — весело поздоровалась Деби.

— Хорошо, а что?

— Да нет, ничего. А в честь чего голубой пояс к серому платью?

— Просто так. Кстати, у меня не только пояс голубой, но и нижнее белье, — подмигнула Гермиона.

— О-ля-ля, идешь вразнос.

— Может быть.

— И что это значит? — лукаво спросила Деби.

— Ох, Деб, да ничего. Просто белье голубое, а не серое — и все.

— Может быть, что-то или кто-то… — с искрой в глазах протянула Деби. — Ты же знаешь, что я женские секреты не выдаю, да?

— Дебора Реджина Лай! — возмутилась Гермиона.

— А что? В жизни нужно разнообразие, — непринужденно развела руками Деби.

Гермиона скорчила гримасу.

— Ну да, конечно, я ведь имею дело с Гермионой Грейнджер. Скорее небо упадет на землю, чем она позволит себе что-то из ряда вон.

«Ты не права», — проскользнуло в голове у Гермионы.

На секунду ей захотелось все рассказать подруге, но затем момент прошел, и она отмела эту мысль.

— Прости, ничего пикантного поведать не могу. Хотя…

— Так, я слушаю! — с готовностью подхватила Деби.

— Слушай, а ты помнишь свой первый раз с Троем?

— Чего? — поперхнулась от неожиданности Дебора.

— Ну, я вот помню, — уверенно соврала Гермиона. — Помню, как я первый раз занималась с мужем сексом. Помню, где это было; помню, как и куда он меня целовал и вообще что делал. Я недавно это вспоминала и просто спрашиваю, — улыбнулась она.

— Да, я тоже помню, — вяло согласилась Деби. — Первый раз мы с Троем трахались в его машине.

— Фу! — не сдержалась Гермиона. — Ой, прости, — тут же смутилась она.

— Да забей, — махнула рукой Деби. — И, кстати, было не «фу», было потрясно.

— Это в машине-то? — недоверчиво спросила Гермиона.

— Ты просто маленькая хорошая девочка и не втыкаешь как можно, — парировала та.

— Чего — чего? Маленькая хорошая девочка? Подруга, я вообще-то старше тебя.

Деби рассмеялась.

— Все равно, ты маленькая и приличная. Черт тебя дери, Гермс! Я думала, ты мне пикантное что-то расскажешь, а ты решила секс с мужьями обсудить. Фу, скука!

— А что не так в теме секса с мужьями?

— Это скучно, вот что. И белье тебе стоило надеть не голубое, а темно-вишневое. Так было бы сексуальнее.

Гермиона закатила глаза.

— Ты странная, честно, иногда ты — странная, — задумчиво проговорила Дебора.

— Все математики — чокнутые, — возразила Гермиона.

— Но не настолько же, — весело ответила Деби, а затем уже серьезно добавила: — Слушай, Гермс, я знаю тебя почти десять лет. С того времени как ты была здесь вшивой аспиранткой.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Детка, ты же понимаешь, что я всегда… — Деби помедлила, затем выделила первое слово: — Всегда буду на твоей стороне.

— Да, конечно, — как можно более непринужденно поддакнула Гермиона. — А что?

— Слушай, если бы что-то было не так, ведь ты бы мне сказала, да?

— Да, разумеется. Но у меня все в порядке.

— Ладно, я рада хоть ты и обломала меня с интересным разговором. Оставлю тебя с твоими мыслями. Но надеюсь, мы тебя не потеряем в дебрях чисел.

— Не потеряете. И, кстати, математика — вообще не про числа.

— Наплевать, — пропела Деби и выплыла из кабинета.

* * *

Гермиона прервала рабочий процесс с намерением посетить ту самую кофейню. Когда она закрывала ключом дверь кабинета, то заметила, что одного из двух золотых браслетов, которые она всегда носила, не хватает.

«Странно, где я могла его потерять?» — подумала она.

Дойдя до кофейни, Гермиона вошла внутрь и сразу заметила Гештерна за одним из столиков. На этот раз, он читал «Божественную комедию» Данте Алигьери. Она нежно улыбнулась ему, когда он поднял голову, и в его глазах вспыхнула искра тепла.

— Я рад, что ты пришла, — просто сказал он. — Не был уверен.

— Это очень странно, — сказала Гермиона, вспоминая то, что совсем не испытывала стыда, сожаления или вины за свой адюльтер.

— Иногда странные вещи могут быть прекрасными.

Его тонкие губы расплылись в нежной улыбке, выражающей надежду.

Он молчал.

Гермиона тоже молчала.

Ей до боли хотелось наброситься на него со страстным поцелуем прямо здесь, в кофейне.

— Ты в порядке? — спросил он, нерешительно отодвигая стул для нее.

— Да, я в полном порядке и даже больше чем «в порядке». И именно это самое странное.

— Почему?

— Ты издеваешься? — удивилась вопросу Гермиона. — Я вчера изменила мужу. Так нельзя!

— Почему нельзя? Небо не упало на землю, — пожал плечами Шварц.

— Потому что нормальные люди так не делают, не изменяют своим мужьям или женам, особенно если те — хорошие.

— А твой муж — хороший?

— Он не просто хороший, он — идеал, — сказала Гермиона и нервно кивнула головой в сторону входной двери.

Шварц, уловив ее намерение, захлопнул книгу, встал и направился к выходу из кофейни. Гермиона последовала за ним.

— Говоришь, твой муж идеален? — с сомнением переспросил он.

— Да, так и есть.

— Я думал, идеальных людей не существует.

— Ну, а мой — исключение, он — идеал, — улыбнулась Гермиона. — Он добрый, участвует в благотворительности, помогает тяжело больным людям победить свою болезнь, он полностью понимает меня, всегда соглашается со мной. И мы никогда не ссоримся.

— «Всегда соглашается со мной», — задумчиво процитировал ее Шварц. — И не скучно тебе?

— Нет, что ты! Знаешь, он вообще-то не амеба, у него есть свое мнение и позиция.

— А, понял! Дай угадаю: его позиция чудесным образом совпадает с твоей?

— Да, не вижу в этом ничего плохого, — ответила Гермиона, доставая из кармана серый шелковый платок.

Шварц невольно посмотрел на него, а затем заинтересованно спросил:

— Это его монограмма? — указал он на вышитые на сером шелке буквы «ДМ».

— Да, это его инициалы, — подтвердила Гермиона. — Имя и фамилия.

— И вы никогда не ссоритесь?

— Никогда. И он дружит с моими друзьями. Он настолько мне подходит, ты даже не представляешь.

— Представляю, — скептически произнес Шварц. — Ты и, правда, описываешь сейчас идеал.

Они замолчали.

— А знаешь, что еще есть идеального в моей жизни? — почти шепотом спросила она.

Он вопросительно посмотрел на нее.

— Ты вчера. Ты был идеален.

Шварц резко остановился и пристально посмотрел на нее. Гермиона робко улыбалась. Он ответил ей какой-то странной улыбкой, положил руку на ее талию и прошептал с придыханием:

— Может, тогда пойдем ко мне.

— Идем, — сказала Гермиона и потянулась к его губам.

* * *

Они обнимались лежа в постели. Шварц невесомо поцеловал ее в макушку.

— Слушай, Гермиона, — услышала она его голос. — Я должен тебе кое-что сказать…

— Да?

— Я… хочу чтобы ты знала, что очень нравишься мне, то есть я… Я не хочу чтобы ты думала, что все происходящее между нами — это просто рядовая интрижка для меня.

— Но ведь когда-то это закончится, — грустно сказала Гермиона, озвучивая то, о чем ей совсем не хотелось думать.

— Не обязательно.

— Что? — от удивления она приподнялась на кровати и пристально посмотрела ему в глаза.

— Нам не обязательно расставаться. Пару месяцев назад мне предложили должность профессора в Лос-Анджелесе. Это намного ближе, чем Швеция, согласись.

— Это правда?

— Да, мы могли бы время от времени видеться.

Гермиона усмехнулась.

— И после этого ты говоришь, что я для тебя не просто интрижка?

Шварц приподнялся и сел на кровати. Нежно провел своей рукой по ее скуле.

— Нет, ты не просто интрижка. Я… не хочу напугать тебя поспешностью, но вообще-то факт в том, что я хочу быть с тобой. Открыто.

— Что?! — опешила Гермиона. — Ты что, предлагаешь мне?..

Она не договорила, в упор уставившись на него.

— Да, именно это я и предлагаю.

— Но ведь мы так мало знакомы.

— По поводу первого — нам не обязательно решаться быть вместе открыто прямо сейчас. Слушай, я просто хочу, чтобы ты знала — я хочу быть с тобой, но тебе не нужно идти на этот серьезный шаг сегодня. Ты сама определишь степень сближения. Если сейчас ты не готова к радикальным переменам — ничего страшного. Я подожду.

— Но я не могу бросить мужа, — неуверенно проговорила Гермиона.

— Почему? У вас дети?

— Нет, у нас нет детей.

«Нет детей? Это хорошо, это очень хорошо» — подумал Шварц.

— Тогда почему? — спросил он.

— Не знаю, мы давно вместе, он хороший человек и я люблю его.

Услышав последнюю фразу, Шварц громко саркастически усмехнулся.

— Да, понимаю, странно слышать подобное от женщины, которая спит с другим мужчиной.

«Вот именно», — подумал Шварц, но вслух ничего не сказал.

— Я… я просто… не знаю, — сказала Гермиона. — Ты нравишься мне и все происходящее с нами мне тоже очень нравится, и я почему-то не чувствую себя дрянью — вот что странно. Понимаешь, Геш, я всегда думала, что если женщина изменяет своему мужу, который хорошо к ней относится и любит ее, то она будет чувствовать себя той еще мразью, но вот я этого не чувствую.

— Ты просто смотришь на это не под той плоскостью, — улыбнулся Шварц.

— Да что ты?

— Да, именно так, — уверенно подтвердил он, нежно оглаживая ее спину. — Гермиона, оставаться с мужчиной только потому, что он хороший — неверный путь. Это решение не сделает счастливым ни его, ни тебя.

— И что же мне, прыгать из постели в постель к разным мужикам, когда вздумается?

— Я этого не говорил. Но, в любом случае, иногда стоит решиться на нечто желанное, чем потом жалеть об упущенных возможностях. И, как я и сказал, — я не тороплю с решением. Но мое предложение быть вместе — абсолютно серьезно.

Она не ответила, очевидно, обдумывая его слова. И когда молчание затянулось, он страстно поцеловал ее, а затем, они оба вновь провалились в объятия страсти.

* * *

Сидя вечером за чашкой чая дома на кухне, стены которой имели светло-серый оттенок, Гермиона услышала звонок в дверь.

На пороге стоял Гарри. На нем были брюки и рубашка цвета мокрого асфальта.

— Гарри, привет!

— Привет, — улыбнулся тот. — Можно войти?

— Конечно, проходи, — пригласила Гермиона. — Чаю?

— Да, можно.

Она поставила перед другом дымящуюся кружку.

— Как дела? — спросила Гермиона.

— Слушай, — серьезно сказал Гарри. — Я пришел по делу.

— Слушаю тебя внимательно.

— Помнишь тот наш разговор про маньяка?

— Да, а что?

— Я пришел, потому что нам удалось кое-что выяснить.

— Правда? — спросила Гермиона.

— Да, я не должен все это рассказывать тебе, но я беспокоюсь, поэтому решил нарушить свой служебный долг, хотя если кто-то узнает, то мне — хана.

— Тогда, может, не нужно ничего нарушать? — предложила Гермиона. — Нельзя, значит нельзя.

— Слушай, я думал, что ты оценишь мой поступок, — обиженным тоном проговорил Гарри. — Я ведь решился на это потому что сведения могут помочь тебе.

— Но Гарри, у меня все в порядке.

— Правда? — недоверчиво спросил тот.

— Конечно! Что, по-твоему, со мной может случиться?

— Ну, не знаю, ты общаешься с большим количеством людей. Вдруг встретишь этого маньяка.

— У меня нет новых знакомых, — соврала Гермиона. — Но мне интересно, что вы там выяснили и раз уж ты пришел — выкладывай.

— Мы узнали, что этот серийный убийца достаточно молод. Возраст — где-то около тридцати. По поводу его внешности нам пока ничего не удалось установить, но одно ясно точно — он обаятелен.

— А последнее вы откуда узнали?

— Ниоткуда. Это опыт, Гермиона. Все маньяки милы и обаятельны. Тебе следует быть осторожнее.

— Я буду, — заверила она.

— Хорошо. Это все, что мне нужно было услышать. И если ты вдруг встретишь странного типа, немедленно дай знать мне.

— Конечно, Гарри.

Прошла неделя. Гермиона продолжала видеться со Шварцем. Они встречались каждый день. И начиналась их встреча всегда в «их» кофейне. Гермиона приходила, а Шварц неизменно ждал ее за столиком, всегда с «Божественной комедией» в руках.

Для Гермионы это было странно, но она чувствовала не только влечение, но и душевную близость с ним, какое-то особенное взаимопонимание на более глубоком уровне. Ее не покидало странное чувство, что они уже много лет знают друг друга.

Она рассказала ему о том, что выросла в Лондоне, что с мужем они вместе со школьной скамьи, что у нее есть лучший друг по имени Гарри, который служит в ФБР. И что она всегда мечтала уехать в Сан-Франциско.

А он говорил ей о том, что вырос в обеспеченной семье, что большую часть своего раннего детства провел во Франции, что с недавних пор очень полюбил «Божественную комедию», хотя ему в ней не все приходится по вкусу.

Однажды Гермиона поймала себя на мысли, что влюбилась и не хочет, чтобы их роман закончился. Она помнила, что ее любовник предложил ей уйти от мужа и остаться с ним. И сейчас, спустя неделю она стала всерьез задумываться о том, чтобы согласиться на его странное предложение. Однако что-то останавливало ее от того, чтобы сказать «да».

Гермиона стала носить больше вещей голубого цвета и меньше одежды серых оттенков. Частичная смена стиля вызывала недоуменные взгляды ее мужа и Деборы. Но Гермиону это не волновало, как не заботило и то, что застежка на оставшемся золотом браслете как будто стала ломаться. Потерянный второй браслет она так и не нашла, о чем не сожалела, хотя два этих браслета были всегда с ней.

* * *

Шел восьмой день их тайных встреч, они лежали в его постели, тесно прижавшись друг к другу. Шварц выводил ленивые узоры на ее руке.

— Так что ты спрашивал про фамилию? — прервала молчание Гермиона, внезапно вспомнив, о чем они беседовали за несколько часов до этого.

— Не спрашивал, просто заметил, что ты очень независимая, раз решила оставить себе девичью фамилию.

— Ну, в тот момент это казалось разумным и правильным. Кроме того, это же всего лишь фамилия, она не влияет на отношения внутри семьи.

— Наверное, — ответил Шварц и лениво поцеловал ее в шею. — Я, кстати, сам в данный момент ношу фамилию матери, а не отца.

— Ясно, — просто ответила Гермиона. — Слушай, а можно я кое-что спрошу?

— Да, конечно, спрашивай.

— Ты любил когда-нибудь?

Гермиона замерла от заданного ею вопроса, и ей показалось, что ее любовник вздрогнул.

— Да, — после некоторой паузы выдохнул Шварц.

Они оба замолчали. Гермиона не знала, как ей быть. Невысказанный вопрос повис в воздухе, который она боялась произнести.

— Что же случилось? — наконец тихо решилась она.

— Она… Слушай, это печальная история, я не хочу сейчас рассказывать.

— Прости.

— Знаешь, любовь — это… это чувство настолько необъяснимое. Оно просто приходит к тебе и все, не спрашивая и не дожидаясь «подходящего» момента. И иногда ты испытываешь сильные чувства к человеку, который вроде бы тебе не подходит. По крайней мере, весь мир твердо убежден в этом. И ты тоже порой думаешь, что она, эта любовь вся вот такая «вопреки». Но на самом деле, приглядываясь, со временем ты осознаешь, что человек, которого ты любишь, помимо всего прочего, еще и самый подходящий вариант для тебя. И ты готов на все ради него. Сделать все что угодно, ну, или почти что угодно.

— Прости, — вздохнула Гермиона, поворачиваясь и целуя его в нос. — К сожалению, мне уже пора, нужно возвращаться в Университет.

— Понятно.

— Не волнуйся, мы еще увидимся, — ответила она и поцеловала его в губы.

— Я буду скучать, — грустно улыбнулся Шварц.

— Я не ухожу навсегда.

И тут он странно посмотрел на нее. Его взгляд окрасила грусть, тревога и как будто страх. В самой глубине зрачков. Гермиона смутилась от такой реакции, а он вдруг крепко сжал ее в объятиях, пробормотав куда-то в пышные волосы:

— Будь осторожна.

* * *

Гермиона шла к Университету со стаканом кофе в руках. Она взяла кофе за несколько кварталов от той кофейни, в которой она встречалась с Гештерном. Подходя ко входу в Университет, Гермиона натолкнулась на кого-то. Она хотела извиниться, однако, подняв глаза на того, в кого почти врезалась, открыла от изумления рот.

— Гарри?! Что ты здесь делаешь? ФБР установило слежку за мной?

Гарри раздраженно скривился.

— Не до шуток, — резко бросил он.

— Да что с тобой?

— Твое легкомыслие иногда поражает, — все тем же тоном продолжил Гарри.

— Гарри Мензонья! Ты мне скажешь, в чем дело или нет?

Гарри сузил глаза, потом вздохнул и коротко бросил:

— Не здесь!

Они недалеко отошли от здания Университета.

— Где ты была? — настойчиво спросил Гарри.

— Я работала в парке, — соврала Гермиона и в следующую секунду увидела, как глаза ее давнего друга тронула злоба.

Гарри грубо протянул ей листок бумаги.

— Примерный портрет того маньяка, — резким тоном сказал он.

Гермиона посмотрела на изображение, и стакан кофе выпал у нее из рук.

Гермиона не могла поверить в то, что увидела, когда Гарри показал примерный портрет маньяка. Она чувствовала гнев, боль, разочарование. На фото был изображен высокий черноволосый мужчина, широкие плечи которого она узнала бы из тысячи.

И почему все обернулось именно так? Почему именно он? Почему? Особенно тогда, когда она влюбилась в него.

Гермиона проплакала весь вечер.

Она быстро сообразила, что если у этого маньяка на нее могут быть виды, то не стоит ходить безоружной по городу. Потому, на следующей же день после разговора с Гарри, она сходила в оружейную лавку и приобрела там пистолет. Гермиона вспомнила, что Гарри всегда носил с собой смит энд вессон. Однако сама приобрела глок девятнадцать-одиннадцать.

В течение двух дней Гермиона не показывалась в кофейне, хотя ее сердце влекло ее к Шварцу. Она до боли желала его. Где-то глубоко внутри она чувствовала сомнение в том, что ее любовник — серийный убийца. Ведь эти его светлые глаза такие... Нет, не добрые. Скорее... честные?

А вдруг Гарри ошибся? Или это она сейчас ошибается, пытаясь ухватиться за несуществующую соломинку? Она купилась как дурочка на нежность и бережность этого человека, но ведь зло никогда не являет себя таким, какое оно есть на самом деле. Оно всегда приходит под видом заботы и безопасности.

Она пребывала в противоречивых чувствах, пока собиралась на работу на третий день после своего открытия.

Она шла в Университет с тяжелым сердцем, сжимающимся от боли. Весь этот путь на работу напоминал ей о ее запретном, но таком захватывающем, чувственном и незабываемом романе. Романе, где все казалось искренним и настоящем. А теперь она даже не знает чему верить, и кто ее возлюбленный? Она ведь почти согласилась на его предложение оставить мужа и начать новую жизнь с ним.

Шварц… Человек с немецкой фамилией и странным именем, наверняка, тоже немецким. «Да, забавно… — думала она. — У Гарри — итальянская фамилия, у Дрея — французская, и только у Деби и у меня — английские».

Было тяжело, но работать все же было нужно. Так что Гермиона разложила документы на рабочем столе, которыми собиралась заняться, как вдруг дверь ее кабинета отворилась. Думая, что это Деби пришла за порцией очередного трепа и сплетен, Гермиона развернулась, собираясь отправить подругу восвояси, как замерла на месте, когда увидела кто же на самом деле к ней вошел.

— Как ты здесь оказался? — вскричала она.

— Не шуми, пожалуйста. Я не сделаю ничего…

— Ничего?! — вспылила Гермиона. — Как ты сюда попал?! Отвечай немедленно!

— Я вошел через дверь.

— Чрез дверь? Там охрана.

— Я смог, — со скрываемой нервозностью произнес Шварц.

Липкий страх, сковавший Гермиону, путал ее мысли. Вот сейчас приход Деби не помешал бы. Или нет? Отмерев и попытавшись успокоиться, она вспомнила, что в сумочке у нее лежит ее глок. Непринужденно, как ни в чем не бывало, она подошла к ней и достала оружие, направив его на посетителя.

— Воу! Полегче с этим, — воскликнул Шварц, поднимая руки кверху.

— Кто ты, на хрен, такой?! — задала Гермиона вопрос, который мучил ее уже третий день. — Появляешься в моей жизни, очаровываешь меня! Кто ты, Гештерн, мать твою, Шварц?

— Гермиона, спокойно! Я предполагаю…

— Предполагаешь?! — вскричала она. — Ты, на хрен, предполагаешь? Ты что, маньяк? Хочешь убить меня?!

— Нет! — тут же запротестовал он. — Я — не маньяк, даю тебе слово.

— Конечно же! Ведь все серийные убийцы так и признаются в том, кем являются!

Шварц глубоко вздохнул.

— Тем не менее я не маньяк.

— Гарри работает на ФБР, недавно он принес мне предполагаемый портрет убийцы. И, знаешь, милый, — издевательски произнесла Гермиона последнее, — этот портрет как-то слишком похож на тебя!

Шварц открыл в изумлении рот, но потом быстро собрался и сказал со всем спокойствием, на которое был способен в данную минуту:

— Я не знаю, что там разнюхал твой Гарри, но я в жизни никого не убивал, — проговорил он, сохраняя спокойствие, а затем вытащил из-за пояса предмет.

Им оказался пистолет. Гермиона невольно вздрогнула.

— Спокойно, — успокаивающе произнес он. — Я для тебя его достал.

Гермиона изумленно посмотрела на него.

— Это глок, модель — девятнадцать-одиннадцать самое эффективное на данный момент короткоствольное оружие. Он полностью заряжен, здесь настоящие пули, смотри внимательно.

Гермиона издала ироничный смешок, но палец со спускового крючка не убрала и прицел не сбила. Она внимательно смотрела на оружие в руках Шварца.

— Если я вдруг начну делать то, что обычно делают серийные убийцы, ты можешь им воспользоваться. Только не пали напрасно, мне дорога моя жизнь.

Гермиона медлила.

— Зачем все это?

— Потому что я не тот, кем ты меня считаешь, — пояснил он, и у Гермионы что-то екнуло внутри, она словно испытала чувство дежавю. — Я люблю тебя и хочу быть с тобой, — между тем продолжил Шварц, посмотрев на нее умоляющим взглядом. — И в данный момент моя жизнь зависит от тебя, а не наоборот. В любом случае ты сможешь себя защитить. Пожалуйста, доверься мне.

— Что это значит?

— Нам нужно уехать, сейчас.

— Уехать? Куда?

— В Лос-Анджелес.

— Уехать? С тобой?

— Да, нужно ехать на авто…

— Ты что думаешь, я дура полная? Завезешь меня в глушь и там зверски прикончишь! — с яростью выпалила Гермиона, сверкнув глазами, крепче сжимая свой глок.

— Пожалуйста, успокойся, — вновь поднял руки вверх Шварц. — Нам нужно ехать, прошу тебя, просто…

— Довериться тебе? Серьезно, черт возьми?!

— Ты все поймешь, а сейчас нужно ехать. Прошу, Гермиона.

— Ты очень ясно выражаешься, не находишь? — со злым сарказмом в голосе, проворчала Гермиона. — Выглядит как...

— Я знаю, как это выглядит! — эмоционально перебил он. — Но, пожалуйста, поехали со мной. Поверь, это действительно нужно сделать.

Он смотрел на нее умоляющим взглядом. Ей хотелось ему верить, очень хотелось.

— Гермиона, — нежно, с едва уловимой ноткой обреченности в голосе произнес он.

— Я не могу, Геш, прости.

— Нет, Гермиона, прошу тебя!

Она не смогла посмотреть в его глаза. Сейчас они были наполненны ужасом. Она почти согласилась, она была в одном шаге от того, чтобы послать все к черту и уехать с ним прямо сейчас. Но она была разумным человеком, а разумные люди не делают глупостей.

— Прости, Геш, мне нужно время, чтобы во всем разобраться.

— Хорошо, — согласился он. — Я... Я буду ждать тебя в кофейне, только не в «нашей». Я буду в следующей. Или буду в своем номере, адрес ты знаешь. Я люблю тебя, — его голос дрогнул.

Шварц молча поднял руки, достал из сумки книгу и положив ее на ее рабочий стол, посмотрел в ее глаза.

— Это тебе, подарок.

— Спасибо, — рассеяно поблагодарила она.

— Можно мне поцеловать тебя?

— Нет! Прости, не сейчас.

— Хорошо. Я буду ждать тебя.

Он посмотрел на нее с надеждой и, развернувшись, вышел из кабинета.

Гермиона судорожно вздохнула, слушая, как ее сердце отстукивает тяжелые удары.

Невольно бросив взгляд на книгу, она заметила, что он принес ей «Чжуань Цзы и его концепцию бабочки».

* * *

Гермиона сидела у себя дома за чашкой горячего чая. Оглядывая цвета кухни, она невесело усмехнулась. И кто придумал оформить здесь все в сером цвете? Тоска, да и только. От размышлений ее отвлек звук открывающегося замка. Почему-то она вздрогнула. А через минуту увидела своего мужа.

— Здравствуй, милая! — поприветствовал он, подходя к ней и целуя в шею.

Она поежилась, а в животе что-то неприятно засосало.

— Привет, — ответила Гермиона.

— Как ты? — спросил он, присаживаясь на соседний стул.

— Да так, думаю о том, почему у нас такая скучная кухня.

— Скучная? — не понял он.

— Да, Дрей, скучная, — она посмотрела на его одежду, которая тоже была полностью серой. — Не люблю серый.

— И давно? — поинтересовался он.

— Не знаю, мне нравится голубой.

— Голубой тебе не идет! — резким тоном отрезал он, затем, заметив ее удивление, добавил уже мягче: — Дорогая, голубой цвет для маленьких глупых девочек, но мудрые женщины носят серый. Ты ведь мудрая, не так ли?

Дрей говорил бархатным успокаивающим голосом, от которого у Гермионы бежали мурашки по спине, а внутри зрело чувство дискомфорта.

— Дрей, ты… У тебя было чувство, что ты несчастлив, при том, что твоя жизнь вроде бы идеальна? — спросила Гермиона сама не зная почему.

— Ты чувствуешь себя несчастной?

— Да, мне кажется — да.

— И давно у тебя это чувство?

— Недавно, — честно сказала Гермиона.

— А до этого?

— А до этого вроде бы все было в порядке.

"Или нет?" — тут же промелькнуло у нее в голове.

Он встал, мягкой походкой подошел к Гермионе, положил ей ладони на шею. Гермиона вздрогнула от его прикосновения.

— Этого не может быть, — промурлыкал он над ее ухом, Гермиона застыла. — Ты счастлива, ты очень счастлива, ведь у тебя идеальная жизнь: твоя работа, где ты звезда; твой комфортный великолепный дом, где все так как ты и хотела. И у тебя есть твой идеальный муж, который любит тебя. А ты любишь его.

«Нет, — проснулось что-то внутри Гермионы. — Не люблю».

Она хотела подняться со стула, но сильные руки не дали ей этого сделать.

— Ты счастлива, — продолжал он нашептывать ей на ухо. — Тебе только кажется, что ты несчастна, но этого чувства на самом деле нет. И ты сама в глубине души это осознаешь.

— Ты так хорошо знаешь меня? — неуверенно спросила Гермиона, ощущая, как тревога медленно разрастается внутри живота.

— Да, милая, — бархатистым шипением сообщил он. — Я отлично знаю тебя, я знаю тебя даже лучше, чем ты сама себя знаешь. Потому что люблю. И я всегда действую в твоих интересах, ты это тоже знаешь; как знаешь и то, что я всегда буду защищать тебя. Я твоя каменная стена, разве ты забыла?

— Нет, — выдохнула Гермиона, чувствуя, как его ладони сдавили ее плечи.

— Вот то-то же.

Он приподнял ее подбородок, чтобы посмотреть ей в лицо.

— Ты будешь со мной всегда. На вечные времена.

Гермиона встала, высвобождаясь от его рук.

— Да Дрей, конечно, но сейчас пойду пройдусь.

— Я надеялся провести с тобой время, книжку почитать или… — его взгляд остановился на книге, что лежала полке.

Это была та самая книга, что ей дал Шварц.

«Чжуан Цзы и его концепция бабочки».

— Откуда эта гадость в нашем доме?! — завопил ее муж.

— Дрей, ты чего? — взвизгнула Гермиона от резкой перемены в его настроении.

Его глаза налились злобой и яростью. Он быстро открыл один из шкафов, достал оттуда бутылку темного цвета. Книгу бросил в раковину, полив жидкостью из этой бутылки. Чиркнул спичкой и бросил ее туда же. Вспыхнул огонь.

— Что ты, твою мать, делаешь? — крикнула Гермиона, смотря, как языки пламени пожирают бумагу.

— Никогда не читай эту книгу, никогда! Я же говорил тебе! — закричал он, схватив ее за плечи.

В эту минуту Гермионе стало по-настоящему страшно.

Гермиона сидела замерев. Сумбур мыслей и чувств водоворотом кружился в ней. Она испытывала сильный страх, хотя понятия не имела почему. Ведь это был ее муж. Ее близкий человек, с которым она была без малого всю жизнь. Почему же сейчас она испытывает этот всепоглощающий животный страх перед ним?

— Милый, все в порядке? — произнесла Гермиона и возненавидела то, каким тонким голосом были произнесены эти слова.

— Да, — прозвучало холодной угрозой. — А у тебя?

— Разумеется, — промямлила Гермиона и попыталась выйти из кухни.

Его рука удержала ее.

— Я хочу пройтись, — Гермиона попыталась придать голосу ироничную беззаботность.

— А я хочу провести время со своей любимой женой, — прошипел он. — Мне кажется, мы последнее время отдалились друг от друга.

— Дрей, что за фокусы? — дрожащим голосом спросила она. — Отпусти меня!

Вместо ответа он пристально посмотрел на нее своими безжизненными глазами, и ей показалось, что ее сердце застыло.

«Бежать! Срочно бежать!» — вопил внутренний голос Гермионы.

— Ты останешься, если любишь меня, — процедил он.

Непонятно откуда рациональная часть мозга попыталась восстановить самообладание, сообщив, что вывернуться из этой ситуации можно, только в случае, если перехитрить его, — не иначе.

— Хорошо, дорогой, — протянула Гермиона слащавым голосом, изо всех сил подавляя бушевавшую в ней тревогу. — Давай проведем время вместе.

Она услышала, как он довольно усмехнулся.

— Хорошая девочка, — и Гермиона испытала приступ отвращения, когда он протянул руку и погладил ее плечо.

Однако она заставила себя проглотить омерзение и повернуться к нему, кокетливо задев своим пальцем его член через брюки.

— Поиграем? — лукаво улыбнулась.

— Ты этого хочешь? — недоверчиво спросил он.

— Да, хочу, ты ведь мой рыцарь, разве нет?

Еще один издевательский смешок.

— Хочу нечто особенное, — с придыханием сказала Гермиона. — Может, БДСМ?

— Никак моя девочка осмелела? — его губы растянулись в ухмылке.

— Просто неделя была сложная, хочу расслабиться.

Еще один смешок.

— Ну, хорошо, пусть будет БДСМ, кто ведет?

— Я! — и Гермиона слегка сжала его член.

— Ну попробуй, — отозвался он с неприкрытой угрозой в голосе.

— Идем, — сказала Гермиона, шлепая его по заднице.

Едва они поднялись на второй этаж, Гермиона прижала его к стене и укусила за подбородок. Он плотоядно ухмыльнулся. Затем она стала покусывать его шею и, незаметно открыв дверь спальни, грубо втолкнула его туда. А в следующую секунду захлопнула дверь и повернула ручку, которая должна была закрыть ее на замок.

Лихорадочно сбежав вниз, Гермиона прихватила свою сумку и выскочила на улицу.

Было темно. Сердце в груди бешено колотилось. Не разбирая дороги, Гермиона рванула вперед, подстегиваемая страхом. Бежать и только бежать! Куда угодно, лишь бы подальше. Впереди показалась машина, сверкнув в ночи фарами. Поравнявшись с ней, автомобиль резко затормозил, а из него выскочил Шварц.

— Гермиона! — со смесью тревоги и облегчения выпалил он. — Быстрее в машину!

— Что?! — заколебалась она.

— Некогда объяснять, давай скорее!

Она сделала шаг в его сторону, как вдруг рядом раздался знакомый голос:

— Гермиона, что ты делаешь?

— Гарри?!

Да, это был Гарри.

— Я спрашиваю, что ты делаешь? — повторил Гарри требовательным тоном.

Гермиона лихорадочно вздохнула. Ей захотелось обнять Гарри, высказать ему все свои страхи и тревоги.

— Гермиона, отойди от него, этот мужчина — маньяк.

— Что?! — резко выдохнула Гермиона.

— Это тот самый серийный убийца, я сказал отойди от него! — завопил Гарри.

— Гермиона, это не правда! — вклинился Шварц.

— Гарри, ты ошибаешься…

— Нет, мы выяснили его личность, — с нажимом повторил Гарри.

— Серьезно? — саркастически спросил Шварц. — Тогда кто я? Как меня зовут? Откуда я?

Гарри зло усмехнулся.

— Полагаю, ты не назвал бежняжке Гермионе свое настоящее имя, а Джаспер?

— Это не мое имя.

— Да ну? Гермиона, я сказал отойди от него!

Гермиона стояла в растерянности, хватая ртом воздух. Шварц смотрел на нее со смесью крайнего волнения, тревоги и обеспокоенности.

«Кому мне верить?» — прошептала Гермиона одними губами, обращаясь к себе.

— Гермиона, я не серийный убийца, этот человек ошибается.

— Я… Я не знаю… — отрывисто произнесла Гермиона. — … уже не знаю чему верить.

— Конечно, тебе стоит поверить мне, — с жаром сказал Гарри. — Я знаю тебя всю жизнь, я твой друг. Поверить не могу, что ты сейчас сомневаешься. Ты что, хочешь сейчас уехать с ним, чтобы он жестоко прикончил тебя где-нибудь?

Гермиона посмотрела на Гарри, затем перевела взгляд на Шварца.

— Верь себе, — тихо сказал Шварц. — Твой внутренний голос и тело не соврут тебе.

— Гермиона! — прокричал Гарри.

— Гарри, я не знаю! — выпалила Гермиона, и по ее щеке пробежала одинокая слеза.

Внутренние противоречия раздирали ее. Она в смятении переводила взгляд с одного на другого, пытаясь прислушаться к себе в накрывшем ее страхе.

— Да черт возьми! — вспылил Гарри, так и не дождавшись от нее какого-либо ответа. — Почему ты такая сложная? Почему ты сейчас стоишь и подвергаешь сомнению то, что я тебе говорю?

— Гермиона, прошу… — срывающимся голосом произнес Шварц.

Она посмотрела прямо в его серые глаза. И, вот черт, они были такими... Гермиона не взялась бы описать их.

— У меня там в бардачке лежит глок, — сказал Шварц со всем спокойствием, на которое был способен. — Когда я сяду за руль, возьми его, он заряжен. Если я начну делать то, что обычно делают маньяки — ты сможешь защититься.

Я доверяю тебе свою жизнь. Только не пали напрасно. Я все же хочу жить.

Гермиона криво улыбнулась, вспомнив, что совсем недавно он уже произносил эти слова.

— Гарри, прости меня, но я уеду с ним. Не знаю, что ты и твое управление нашли, но…

— Да ты просто слепая курица! — взорвался Гарри, однако заметив оторопевшее лицо Гермионы, тут же смягчился. — Прости, я просто пытаюсь защитить тебя. Ты сейчас совершаешь большую ошибку.

— Нет, Гарри. Уверена, на этот раз ошибся ты.

— Ты в любом случае не можешь просто взять и сбежать с ним, — строго произнес Гарри.

Гермиона молчала.

— Прошу, поехали, — услышала она умоляющий голос Шварца.

— Гермиона, ты ведь хорошая, порядочная женщина, а хорошие женщины так не поступают, они не бросают своих мужей.

При упоминание мужа, Гермиона чуть отступила от Гарри.

— У вас что-то случилось? — озабоченно спросил тот.

Она продолжала хранить молчание.

— Господи, Гермиона, не молчи! — воскликнул Гарри. — Если у вас с Дреем что-то произошло, нужно поговорить, уверен, что все можно разрешить, он любит тебя. Вы всю жизнь были вместе, ты дала обещание перед алтарем. Ты не должна его просто так бросать, так только бляди поступают, а ведь ты же не блядь. Ты хорошая, порядочная женщина, верная своему слову и ты моя подруга.

— Прости, Гарри, — выдавила Гермиона. — Я не… Я не могу… Я, кажется… люблю его, — она посмотрела на Шварца, у которого от ее признания в глазах зажегся огонь. — Я не могу вернуться домой.

— Нет, Герми, ты не любишь его. Тебе только кажется, что любишь, но на самом деле ты не любишь его. Ты просто переволновалась, тебе надо отдохнуть.

— Гермиона, пожалуйста, поехали, я потом все объясню, — напряженно повторил Шварц.

— Герми, ты не можешь этого сделать, — сказал Гарри, с ненавистью уставившись на Шварца. — Пойми, все, что у вас происходит — ненормально. И ты не можешь поступать так как хочешь, взрослые люди так не делают. У взрослого ответственного человека есть долг, он важнее сиюминутных чувств.

— Гарри, — вновь заплакала Гермиона, — я не могу… Не могу больше с ним жить. Я…

— Гермиона, — Гарри сделал шаг по направлению к ней. — Все хорошо, все хорошо. Я рядом. Возможно, у тебя просто проблемы с психикой; но я — твой лучший друг, и я тебе помогу. Мы найдем хорошего врача…

— Ты что, считаешь, что я спятила?! — вдруг вспылила та.

— Нет-нет, просто… просто перетрудилась, но ты не должна уезжать с этим человеком. Ты не можешь оставить Дрея, ты замужем за ним, твой долг быть с ним всю жизнь. Это правильно.

— А как же мои желания? — в отчаянии спросила она. — Я боюсь его…

— Ты сама этого не знаешь, но я знаю тебя, — продолжал Гарри. — Тебе только кажется, что ты боишься и больше не любишь, но на самом деле это не так.

— Это так, Гарри.

— Со стороны — виднее. Разве это не является истиной? Кроме того, что если с Дреем что-то случится? Если твой муж, который горячо тебя любит, который всю жизнь о тебе заботился и оберегал, покончит жизнь самоубийством из-за того, что ты ушла? Разве это справедливо?

Гермиона издала громкий вдох. Слова Гарри напугали ее.

— Это все хрень собачья! — взорвался Шварц. — Гермиона не несет ответственность за поступки других людей.

— Да что ты? — прищурился Гарри. — А, по-моему, еще как несет, если, конечно, она не записная эгоистка. Все мы в ответе друг за друга. Прошу, не поступай так, — добавил он, переведя взгляд на Гермиону.

Тяжело дыша, Гермиона смотрела на Гарри во все глаза. Она не хотела оставаться с мужем, но что-то в словах Гарри задело ее.

— Гермиона, — умоляюще произнес Шварц. — Он не прав, ты вольна распоряжаться своей жизнью как захочешь, ведь жизнь всего одна. И ты и, правда, не ответственна за выбор других людей. И за их жизни тоже. Верь себе, Гермиона. Иногда вера себе и эгоизм спасают жизни.

Она посмотрела на Шварца и грустно улыбнулась.

— Если Гермиона не бесчувственная эгоистка, которой наплевать на всех, кроме себя, она никуда не уедет, — прошипел Гарри.

— Быть эгоисткой иногда просто необходимо, а настоящие друзья не напирают так агрессивно, как ты! — с отвращением выпалил Шварц.

Гермиона собиралась что-то сказать, но тут послышался высокий голос:

— Что тут происходит?

— Деби? — изумилась Гермиона. — Ты откуда здесь?

— Гуляла, — ответила та, растянув рот в слащавой улыбке. — Так что тут происходит?

— Гермиона хочет уехать с любовником, — быстро сообщил Гарри.

— Милая, но это немыслимо! — протянула Деби. — Ты не можешь так сделать.

Гермиона посмотрела на Шварца.

— Я буду делать, что посчитаю нужным, — дрожащим голосом сообщила она.

— Но дорогая, а если Дрей этого не перенесет? Он так любит тебя.

— Мой муж — Дрейк Луис Мансонж взрослый мальчик, он привыкнет, — ответила Гермиона.

— Это крайне, крайне эгоистично, — недовольно ответила Деби. — А как же клятвы у алтаря?

— Все меняется, Деб, — ответила Гермиона и посмотрела на Шварца.

А он смотрел на нее. И было в его взгляде и в его голосе что-то такое, отчего сомнения Гермионы растаяли. Она кивнула ему, а затем вновь развернулась к машине и сделала к ней два шага, оказавшись почти вплотную к двери. Вдруг что-то звякнуло, и позолоченный браслет соскользнул с ее руки, упав под ноги.

— Вы никуда не пойдете, мрази! — заорал Гарри, доставая из-за пояса пистолет.

Гермиона невольно обернулась и чуть не вскрикнула. Лицо Гарри застыло в гримасе ненависти. Как и лицо Деби. Еще ни разу в жизни Гермионе не доводилось видеть настолько злые лица.

— Быстрее! — поторопил Шварц, и Гермиона села в автомобиль.

Не успела она с силой захлопнуть дверцу машины, как Шварц надавил на газ и авто сорвалось с места. Она услышала громкие звуки. Выстрелы? Ее грудь разрывало от эмоций и бешено колотящегося сердца. Она оглянулась. За ними гналось множество полицейских машин.

— Черт, что происходит?

— Они гонятся за нами.

Гермиона открыла бардачок и вытащил оттуда глок.

— А ты не соврал.

— Конечно, зачем мне тебе врать?

Тут они услышали еще несколько резких звуков.

— Твою мать! — закричал Шварц. — Они реально по нам стреляют! Пригнись!

Гермиона пригнулась. Их машина мчалась на какой-то невероятной скорости. У Гермионы проскользнула странная мысль о том, как ему удается проходить повороты. А рядом свистели пули. И Гермионе было страшно. Страх, что их сейчас застрелят, пробирал ее до костей.

— Как твое настоящее имя? — спросила Гермиона, чтобы хоть как-то отвлечься.

— Что? — не понял сначала тот.

— Как тебя по-настоящему зовут?

— Гештерн Драхе Шварц, — не отрывая взгляда от дороги, ответил он. — Это мое настоящее имя, только фамилия матери. Почему ты спрашиваешь?

Гермиона хотела что-то сказать, но вдруг ошутила резкий толчок снизу. А затем увидела, как одно из высоких зданий города рушится.

«Твою мать!» — только и подумала она.

— Геш, почему полиция гонится за тобой? — спросила Гермиона. — Почему?

— Во-первых, не за мной, а за нами, — ответил он. — А, во-вторых, я все тебе объясню позже, как только выберемся из передряги. Но в любом случае я даю тебе слово, что в жизни никого не убивал!

— Но Гарри почему-то решил...

— Я все расскажу, обещаю, но позже. Не бойся, ствол до сих пор у тебя.

Гермиона невольно покосилась на глок в ее руке, следом ее взгляд обратился к окну. Она чуть не вскрикнула, когда заметила, что и остальные здания города тоже рушатся.

— Ляг на пол, насколько можешь! — услышала она его истошный крик.

Гермиона послушалась, устроившись на полу машины, там где только что были ее ноги.

— Блять! — проорал Шварц, и Гермиона увидела, как рукав его голубой рубашки окрашивается в красный цвет.

— Ты ранен? — ужаснулась она.

— Царапина, все в порядке!

— Только не умирай, — слабо шевеля губами, выдавила Гермиона.

А затем увидела, как рушится мост «Золотые ворота».

Полицейские машины продолжали следовать за ними, издавая раздражающие звуки.

— Мосту хана, — сама не зная зачем, сообщила Гермиона.

Шварц мельком глянул в сторону, увидев, как падает известная достопримечательность.

И тут они ощутили еще один толчок снизу, а затем следующий, более сильный. Машину тряхнуло. И Гермионе показалось, что вокруг разрушится абсолютно все.

— Мать твою за ногу! — заорала она. — Это что, землетрясение?!

— Нам нужно выбраться за городскую черту!

— И что?!

— Будем в безопасности, вот что!

— Господи, Геш, здесь все рушится!

— Уже почти, Гермиона! — прокричал Гештерн, выруливая на большую дорогу.

Однако толчки будто бы только усилились.

— Что делать? — в ужасе прокричала она.

— Уже почти, — прохрипел Шварц, выруливая из города.

Его раненная рука саднила и немела.

— Есть! — возликовал он, когда их разбитая и покореженная машина оказалась в пустыне, оставляя город за собой.

И тут землетрясение усилилось, тряхнув автомобиль.

Гермиона что-то закричала в испуге.

— Все будет хорошо! — проорал Шварц. — Я люблю тебя!

Гермиона ответила на это новым криком, а затем все стихло, провалившись в темноту.

Май 2011 года. Магический Лондон

Утро двадцать девятого мая началось для Драко Люциуса Малфоя так же, как и все предыдущие до этого. Утренний кофе и куча идиотов на работе, с которыми нужно разобраться. Ничего нового. И когда ближе к вечеру, сидя в кожаном кресле и попивая свой капучино, Драко раздумывал куда им с женой стоит отправиться в отпуск, в его кабинете материализовался олень и взволнованным голосом Поттера сбивчиво сообщил, что ему, Драко, нужно срочно тащить свою задницу на площадь Гриммо.

В первые секунды Драко обомлел, затем подумал, что это неудачный розыгрыш чертового Поттера, который не отличался ни чувством юмора, ни умом. Однако внутри что-то отчаянно вопило о том, что произошло нечто из ряда вон. И это «из ряда вон» совсем не хорошее. Поттер сегодня должен был встретиться с Гермионой, и Малфой нутром чуял, что могло произойти что-то плохое.

И вот сегодня, тридцать первого мая в их с Гермионой доме, что располагался в престижном районе волшебного Лондона — Берил-гарден, вдруг раздался звонок в дверь. Драко открыл дверь. За ней стояли двое молодых китайцев: парень и девушка.

— Кто вы такие? — резко спросил Драко, не узнавая посетителей.

— Мы на месте, Ли, — деловито сказала девушка своему спутнику вместо того чтобы представиться, затем перевела взгляд на Драко и спросила: — Можно войти?

— Смотря, зачем вы пришли в мой дом, — недобро сверкнул глазами Малфой.

— Спокойно, красавчик, мы пришли помочь, — саркастически отчеканила Мей, глядя Драко прямо в глаза. — Я — Мей Хань, а это мой брат — Ли, — наконец представилась она.

— Вы правда можете помочь? — вдруг встрял Гарри Поттер, выглянувший из-за спины Малфоя.

— С чего вы решили, что нам нужна ваша помощь? — недоверчиво спросил Драко.

Молодой китаец по имени Ли усмехнулся.

— Вам нужна наша помощь, — без тени сомнений произнес он. — Мы знаем, что в этом доме живет женщина, которая не просыпается уже более суток. И вам вряд ли удастся разбудить ее обычным способом.

Драко иронично приподнял левую бровь.

— Да ладно! — нетерпеливо воскликнула Мей. — У вас серьезные проблемы, а вы сейчас из себя мракоборца на пенсии строите? Мы не опасны для вас.

Драко поморщился, но не предпринял никаких действий чтобы пригласить незнакомцев в дом. В воздухе повисло странное молчание. Его можно было бы назвать неловким, но таковым оно было лишь отчасти. В большей степени оно все же ощущалось как странное. Когда не совсем понимаешь как вести себя дальше.

— Малфой, — вполголоса вклинился Поттер. — Давай их выслушаем. Вдруг они на самом деле могут помочь.

Драко смотрел на незванных гостей пристальным, холодным взглядом, затем вздохнул и все-таки отошел от двери, пропуская китайцев в дом.

— Идемте в гостиную, — распорядился он.

Мей и Ли проследовали за ним. Гостиная в доме Малфоев была светлой, просторной, отделанной в молочно-коричневых тонах, обставленной дорогой кожаной и деревянной мебелью, однако лишенной какого-либо вычурного декора. Нигде не наблюдалось никаких ваз, статуй или чего-нибудь подобного. Только черно-белые фотографии на стене. Проходя в непосредственной близости от одной из них, Мей невзначай зацепила взглядом фото, на котором были изображены двое молодых людей: мужчина и женщина. Они смеялись, обнимали друг друга и, казалось, их губы вот-вот сомкнутся в поцелуе. При мимолетном взгляде на них, Мей обдало странным чувством. Она глубоко вздохнула, когда хозяин дома привлек к себе внимание, холодным тоном предложив им с Ли присесть. Мей молча села в кресло, сцепив руки в замок. Ли присел в такое же кресло рядом с ней.

Берил-гарден, куда их с братом сегодня привело дело, представлял из себя нечто подобное райскому уголку с тенистыми садами и озерами. Он был частью волшебного Лондона, а потому, здесь также, как и везде в городе располагались улицы, но расстояние между стоящими друг за другом домами было так велико и просторно, что у проживающих здесь людей не было ни единого шанса стеснить друг друга. И к каждому из находившихся здесь домов примыкал большой ухоженный сад. Не был исключением и дом Малфоев, имевший на редкость красивый сад. На заднем дворе которого располагался целый комплекс для отдыха с бассейном. Этот район был построен относительно недавно и населяли его, разумеется, самые богатые люди Магической Британии.

Когда все расселись, Драко вперил в незванных гостей суровый, изучающий взгляд. Поттер сидел здесь же, он тоже смотрел на Мей и Ли настороженно.

— Ну и? — холодно начал Малфой.

— Мы назвали вам свои имена и с радостью узнали бы ваши, — проговорил Ли в ответ совершенно ровным голосом.

— Уверен, если вы смогли найти мой дом, то вы и так в курсе моего имени, — ответил Драко, сверкнув холодным огнем в серых глазах.

— Да, мы в курсе, — чуть улыбнулся Ли. — Но все же…

— Это лишнее, — оборвал Драко.

— Ваше имя мы знаем, — вставила Мей так же холодно, в тон самому Драко. — А вот как зовут вашего друга — нет.

— Мое имя Гарри Поттер, — представился Гарри. — И, боюсь, мы с мистером Малфоем не являемся друзьями.

Мей и Ли обменялись понимающими взглядами, после чего Ли собирался что-то сказать, но его прервал дверной звонок.

— Это, наверное, Блейз, — пробормотал Драко. — Поттер, ты не мог бы открыть?

Гарри без слов встал и направился к входной двери. Вскоре он вернулся в гостиную в сопровождении Блейза Забини. Драко кивнул ему, жестом приглашая присесть.

— Блейз, эти люди утверждают, что знают, что случилось с Гермионой.

Блейз приподнял брови в только ему свойственной манере, хмыкнул и без слов присел в свободное кресло. Мей, доселе источающая уверенность граничащую с наглостью, вдруг сцепила ладони, сделав глубокий вдох.

— Позвольте, я начну издалека, так будет немного попроще.

Драко сдержанно кивнул.

— Несколько лет назад двое ученых из Китая искали формулу зелья от драконьей горячки и случайно открыли зелье, которое погружает человека в сон, дающий ему сладкую иллюзию. Пребывая в нем, человек получает идеальную жизнь. Однако очнуться от этого сна почти невозможно, и по прошествии какого-то времени спящий умирает. Сон как бы пожирает свою жертву. Это зелье получило название «Энигма».

Драко вздрогнул, Гарри пораженно открыл рот, Блейз и бровью не повел, лишь сцепив руки.

— Один из ученых хотел уничтожить рецепт адского зелья, — продолжала Мей, — но его напарник счел, что на этом можно заработать большие деньги, продавая рецепт или само зелье преступным элементам. Они поссорились, после чего честный ученый был убит, а тот ублюдок именно так и стал его использовать. То есть продавать его преступникам или самолично устранять тех, кого ему закажут.

— Вы полагаете, что мою жену кто-то напоил этим зельем? — ровным тоном спросил Драко, скрывая за видимым спокойствием настигающую его панику.

— Мы не полагаем, мы уверены в этом полностью, — ответил Ли.

— Как вы вышли на меня? — спросил Драко.

— Мы следили за Линь Юэм — так зовут эту мразь, что убил уже целую кучу людей, — ответил Ли. — Его след сначала вывел нас сюда, в Лондон. А уже затем мы… Простите, мы старались предотвратить катастрофу, но не смогли, он опередил нас.

Драко посмотрел на него непроницаемым взглядом. На середине фразы голос Ли изменился. Из уверенно-твердого он превратился в удрученный и извиняющийся. И эта перемена немного удивила Малфоя.

— Так вы могли?..

— Мы старались, — быстро встряла Мей, отвечая Драко, — но не смогли. Мы не успели вычислить его до того, как он выберет себе новую жертву и осуществит свое дело. Однако мы узнали, кто она и смогли выйти на ее мужа. И сейчас мы здесь, и мы готовы поделиться своей информацией.

— Так как вы вышли на Драко? — спросил доселе молчавший Блейз.

— Стоп, Блейз! — перебил его Малфой. — Пусть сначала расскажут про это зелье. И как именно они могут помочь. Я предполагаю, что раз они оба здесь — дело небезнадежно.

Драко продолжал говорить ровным голосом, источающим почти отстраненную деловитость, граничащую с холодностью; и только глаза открывали весь водоворот чувств, бушевавших в нем сейчас.

Мей посмотрела на него.

— Есть один способ, но он довольно сложный.

— Говорите, что нужно делать.

— У нас остались кое-какие записи. Всего мы не знаем, но из всех жертв Энигмы, одному удалось спастись.

— И как это сделать? — спросил Драко, теряя терпение и пропуская несколько ударов сердца.

— Чтобы у заснувшего появился шанс на спасение, нужно войти в сон вслед за жертвой и уговорить уйти.

— Уйти из сна? Как именно?

— Нужно покинуть локацию, где находится жертва, — ответила Мей. — Если она обитает в городе, значит выехать за пределы этого города; если жертва живёт в деревне — уйти из деревни. Это сложно. Крайне сложно. Я повторю: тому, кто засыпает, дается идеальная жизнь. Все что он хотел, все сбывшиеся мечты. Тайные и явные. Никаких проблем. Это иллюзия, и она чертовски привлекательная. А как уговорить человека, у которого все идеально, бросить все и уйти с проводником? В этом основная часть сложности. Ваша жена, — пристальный взгляд в лицо Драко, — не вспомнит вас, вы будете для нее чужим человеком. Спасти угодившего в смертельный сон Энигмы получилось лишь раз. Из тридцати пытавшихся, только у одной пары получилось одолеть иллюзию.

Мей смолкла, и гостиная погрузилась в оглушающую тишину. Казалось, можно было расслышать дыхание пятерых человек. У Драко внутри бушевал сумбур из различных чувств.

— Вы называете их «проводниками»? — слабо прохрипел Гарри, нарушая мрак тишины.

— Да, так мы называем того, кто приходит спасать заснувшего, — ответил Ли.

— Есть еще кое-что, — добавила Мей. — Время не бесконечно. Если не суметь уговорить попавшего под действия зелья вовремя уйти, то и жертва, и проводник погибнут. Просто умрут во сне. Ну, или сон сожрет их — называйте как хотите.

— Сколько времени у меня будет? — спросил Драко.

Блейз, услышав это, громко выдохнул.

— Никто не знает, — ответил Ли. — Но мы знаем, что время во сне течет иначе.

— Насколько я могу судить, у вас есть средство отправить меня в ее сон, верно? — спросил Драко.

— Да, — ответил ему Ли.

— Хорошо, — нетерпеливо скрипнул зубами Драко. — Когда я смогу отправиться?

— Драко! — резко воскликнул Блейз.

— Подумай еще раз, — возразила ему Мей. — Если ничего не выйдет, вы оба умрете.

— Она права! — с живостью согласился Блейз с Мей. — Нельзя решать все вот так.

— Из всех, кто пытался провернуть такое, вышло только у одного? — уточнил Гарри.

— Да, увы, — грустно ответила Мей.

— Кому нужно было делать с Гермионой такое? — вдруг спросил Гарри.

— Об этом стоит подумать позже, — устало ответил Ли, и Драко мысленно с ним согласился.

— Есть еще кое-что, — добавила Мей. — Эта иллюзия сама себя защищает. От человека, которому удалось победить сон, мы узнали, что иллюзия не хочет, чтобы ее жертва ускользнула. А потому, скорее всего, будет вести себя агрессивно, как только ты туда попадешь. И еще, если с тобой что-то случится во сне, то это отразится и на твоей реальной жизни. Получишь рану там — будешь ранен здесь, потеряешь руку там — останешься без руки здесь, умрешь там — умрешь здесь.

В ответ на слова Мей, Драко мрачно кивнул.

— И кто вы такие, пожалуй, тоже неважно? — спросил Гарри.

— Мы люди, которые хотят вам помочь. Это все, что нужно знать о нас, — ответил Ли. — Клянусь, мы с Мей не замышляем ничего зловещего.

— Но какой лично для вас интерес? — задал вопрос Блейз. — На энтузиастов-благотворителей вы не тяните.

— У нас есть свой интерес, — спокойно ответил Ли, затем перевел свой взгляд на Драко. — Ты должен все хорошо обдумать. Вероятность, что все закончится хорошо, не так уж велика. Возьми двадцать минут на раздумья. И если решишься, мы составим план.

И еще кое-что: ты не сможешь сказать своей жене правду. То есть то, что она находится под действием зелья в плену иллюзорного сна. Ты должен будешь найти иной способ как уговорить ее уйти с тобой. Ты ведь помнишь про идеальную жизнь, да? Вырвать твою жену из сладкой иллюзии будет непросто. Потому — двадцать минут! Обдумай все как следует.

Драко кивнул, ощущая, как в груди все холодеет.

Драко велел принести всем чаю с закусками в гостиную, а сам тем временем закрылся в своем кабинете, пытаясь переварить недавно услышанное. Гермиона в смертельном сне! Во сне, блять! Кого винить и что делать? Нет, что делать — понятно. Но вот как это сделать? Как, мать вашу?! Огромная куча мыслей с высокой скоростью пролетали в его голове.

И тут в дверь настойчиво постучали. Драко раздраженно зарычал. Неужели все эти идиоты не могут оставить его в покое хотя бы ненадолго?

— Драко, это я! — послышалось за дверью.

— Входи, — раздраженно ответил Драко, взмахивая палочкой и отменяя запирающие чары.

Блейз вошел.

— Ты как?

— А сам как думаешь?

— Драко, — быстро заговорил Забини, — пока ты не принял окончательное решение…

— Нет, Блейз! Даже не начинай! — оборвал его Малфой.

— Да твою ж мать, Драко! — почти закричал Блейз. — Ты не можешь этого сделать! Я знаю, — тут же сказал Блейз, узрев, как исказилось от гнева лицо его друга. — Я знаю, что ты хочешь вернуть жену, но тебе нельзя во все это ввязываться. Ты сам знаешь — шанс на успех невелик, и если вы оба погибните в этом сне, то… — Блейз снова услышал раздраженное рычание друга. — Ваш сын… он останется сиротой как Поттер.

Последняя реплика Блейза повисла в воздухе, разорвав собой невидимую бомбу и больно ударив Драко. Все погрузилось в молчание. Малфой уперся обеими руками о стол, склонив голову и словно мучительно что-то обдумывая. Блейз стоял рядом с входной дверью, натянутый, будто стрела.

Было неясно, сколько продолжалось это молчание.

— Я вернусь... — прохрипел Драко.

— Это неизвестно, — заспорил Блейз. — Дружище, я понимаю — это сложный выбор, и я знаю, какими отношениями ты связан с Гермионой, но… поверь, именно сейчас нужно отступить.

— Нет! — запальчиво оборвал его Драко, повышая голос. — Я не потеряю ее!

— Драко, черт тебя дери, ты что, не понимаешь, что если ты не вернешься, твой сын останется один! Утрата супруги — это страшно, и я очень сочувствую Гермионе; но чем станет потеря для вашего сына обоих родителей? Прости, но, возможно, сейчас ты должен действовать в интересах своего ребенка.

— Я вытащу ее, у меня получится, — упрямо заявил Драко.

— Малфой, из всех, кто пытался провернуть подобное, только у одного получилось. У тебя есть сын, и он вырастит сиротой, если ничего не получится, и ты скопытишься в этом ее сне.

— Я пойду, Блейз.

— Потому что потом тебя будет мучить чувство вины?

— Нет, не поэтому. Совсем не поэтому. С чувством вины можно справиться, но… — Драко хотел сказать еще кое-что, но не смог и вместо того произнес лишь: — Я должен пойти туда и вытащить ее.

— Но…

Блейз уже не знал, какой аргумент еще привести. Сейчас перед собой он видел сумасшедшего, который готов совершить самоубийство.

— Я вернусь, — тихо сказал Драко. — Но если нет, — он проглотил неприятный ком внутри, — позаботься о нем. Скажи, что…

При этих словах, Блейзу захотелось ударить друга.

— Ты псих!

— Блейз, это мое решение! — в ответ закричал Малфой.

— Почему? — в отчаянии спросил Забини.

— Потому что! Ясно тебе?! Потому что! — в ярости выпалил Драко.

— Ладно, мне тебя не переубедить, верно?

— Только заметил? — саркастично переспросил тот, успокаиваясь. — А я уже хотел пари заключать, как скоро ты поймешь, что переубеждать меня — безнадежное дело.

Блейз ухмыльнулся против воли.

— Но ты ведь понимаешь, что твой сын поймет тебя, если… — Забини пытался ухватиться за любую соломинку.

— Блейз, я решился идти в сон не поэтому! — устало взвыл Драко. — Не потому, что оставь я все как есть, мне потом будет не посмотреть в глаза своему сыну. Блять, не поэтому! Ты не поймешь почему! И все вы ни хрена не понимаете!

— Ты точно псих, — подавлено выдавил Блейз, осознавая, что переубедить Драко у него не вышло.

— Да, возможно.

— Знаешь, все же подумай еще, — предложил он, не испытывая и малейшей надежды, что будет услышан.

Драко рассеянно кивнул, отходя от стола и начиная мерить шагами пространство кабинета, который был обустроен в темно-коричневых и охровых тонах. Он был обставлен массивной мебелью из орехового дерева и дорогой кожи. Вся обстановка могла бы смотреться безвкусной и вычурной, если бы не дышала изяществом и безукоризненным вкусом. В кабинете не было цветов; почти все, за исключением одной фотографии, было настроено исключительно на деловой лад.

— Черт, Малфой, это самое безумное, что ты делал в своей жизни! — выдохнул Забини, берясь за ручку двери.

Драко ответил ему знакомой ухмылкой, и Блейз вышел из помещения.

«Конечно, блять! — подумал про себя Малфой, когда остался один. — А то я не в курсе, что все это — сумасшествие чистой воды. Я-то наивный полагал, что ничего безумнее, чем то, что было со мной на шестом и седьмом курсах проклятого Хогвартса, — в принципе быть не может. Починка ебанного Исчезающего шкафа, попытка убить бородатого интригана и обман Темного Лорда. Ага — не может! Как же!»

Погрузившись в свои мысли и проведя какое-то время в одиночестве, Драко сделал то, что хотел с того самого времени, как покинул всех своих посетителей в гостиной. Войдя в комнату, где лежала его жена, спавшая беспробудным сном, Драко опустился на колени перед спящей Гермионой. Он смотрел на ее спокойное, расслабленное лицо. Обреченно взяв ее руку в свою, он нежно прикоснулся губами к тыльной стороне ее ладони.

— На случай, если у меня не будет больше возможности сказать тебе, Грейнджер… — проговорил он, игнорируя комок в горле. — Помнишь день нашей свадьбы? Я сказал тебе тогда, что если с тобой что-то случится, я пойду куда угодно и сделаю что угодно, лишь бы спасти тебя. Тогда это звучало, как очередная пафосная слащавая хрень, которою люди из раза в раз повторяют на свадьбах. И ты улыбнулась, думая, что эти слова от моего романтическое настроения; но вся правда в том, что я в тот миг был абсолютно серьезен. Я знал, что если в нашем неспокойном мире с тобой что-то случится, я сделаю все, лишь бы спасти тебя. Я знаю, что… Блейз прав. Если я погибну вместе с тобой в этом сраном сне, наш ребенок останется один. И я… — он сделал глубокий вздох, дабы успокоить подступившие чувства. — Я не хочу, чтобы все закончилось именно так, но я все равно иду спасать тебя. Я не могу иначе. И я не собираюсь просить прощения за свой выбор сейчас. И не стану его просить тогда, когда ты вернешься в мир живых вместе со мной.

* * *

Все собрались в той же гостиной. Мей открыла какую-то тетрадь, деловито посматривая в нее и перелистывая страницы, Драко велел принести большую грифельную доску и мел, а Ли деловито молчал.

— Итак, — начал Ли, устремляя свой взгляд на три пары напряженных глаз, — мы с Мей собрали кое-какие сведения о том, как работает Энигма и сейчас поделимся ими с вами. И сразу начну с хорошего: хоть сон и дает жертве иллюзию идеальной жизни, но он несовершенен. А это означает, — стал пояснять он, поймав сразу несколько вопросительных взглядов, — что иллюзия дает осечку. Человек, у которого получилось одолеть Энигму и выбраться живым, рассказал нам, что несовершенством сна его близкого было отсутствие некоторых других близких, что несколько ослабило путы, удерживающие жертву.

— Значит, жизнь не такая уж идеальная? — спросил Драко.

— В каком-то смысле, — уклончиво ответила Мей. — Мы уже говорили о то, что сон будет всеми силами держать вашу жену, чтобы потом съесть ее. А до поры до времени у нее будут все и вся. Все то, о чем она могла мечтать. Но если повезет, во всем этом идеальном ложном бытии не будет кого-то или чего-то важного для нее. И это дает нам дополнительные шансы. И, кстати, когда погрузитесь в сон, не вздумайте просить помощи у местных. И вообще, не контактируйте с ними без крайней нужды. Все «люди» в ее сне — это части этого сна. Они будут стараться убить вас или как-то иначе вывести из игры. Будьте осторожны.

Она замолчала на несколько секунд. Затем, порывшись в своей сумке, выудила оттуда два пистолета.

— Откуда это у вас?! — пораженно вскричал Гарри, как только оружие оказалось на столе.

— Не важно, — ответила Мей. — Вполне возможно, это ему пригодится. Ты знаешь, что это? — спросила она Драко.

— Да. Магловское оружие, — коротко ответил тот.

— Это называется пистолет, — важно ответила Мей. — Это — пистолеты системы глок, модель девятнадцать-одиннадцать. На данный момент — самое эффективное короткоствольное огнестрельное оружие.

— Вы знаете разницу между магловским огнестрелом и Убивающими заклятиями в нашем мире?

— Да, — односложно ответил Драко.

— Чудно, — одобрила Мей. — Умеете обращаться?

Драко покачал головой.

— Не беда, я научу. Вам доводилось когда-нибудь убивать?

— Нет, никогда.

— Ясно. Но если вдруг придется защищать себя в мире ее сна, то помните: все эти «люди» — не живые. Это лишь…

— Проекции? — предложил Гарри.

— Да, можно и так сказать, — согласилась Мей. — В общем, вы не должны думать, что стреляете по настоящим людям. Но их можно убить из этого, — она кивнула на оружие. — И они могут убить вас.

— Как вы их через границу провезли? — спросил Драко.

Гарри, Мей и Ли внимательно посмотрели на него.

— Да, — спокойно ответил Малфой, — я в курсе, что такие штуки непросто переправить из одной страны в другую. Нужно разрешение.

— Это не важно, — ровно ответила Мей.

— Не важно? — сверкнув глазами, спросил Драко.

— Не важно, — холодно подтвердила она. — Давайте оставим законность наших методов на другой раз, а сейчас подумаем, как нам вытащить вашу жену.

Малфой слегка приподнял уголок губ, затем кивнул, а Мей продолжила:

— Как мы уже говорили, чтобы спасти ее, необходимо уговорить уйти с вами, притом, что, скорее всего, вы будите совершенно чужим и незнакомым для нее человеком. Так было в первый раз, — пояснила она в ответ на вопросительно поднятые брови Блейза. — Здесь вам поможет то, насколько хорошо вы знаете свою жену и… — Мей замолчала.

Пауза уже начала казаться странной, но тут Ли пришел на помощь и продолжил за сестру:

— Вы ведь помните, что вам нужно убедить ее покинуть то место, в котором она якобы живет. В прошлый раз проводнику удалось убедить жертву уйти с ним, посеяв в его голове сомнения относительно реальности происходящего.

— А так можно? Подталкивать жертву к нужному умозаключению? — спросил Драко.

— Да, так можно. Нельзя сообщать жертве напрямую, что она находится в иллюзорном сне. Но делать все, чтобы она сама пришла к такому выводу — можно.

— Но откуда вы знаете как можно, а как нельзя? — спросил Гарри.

— На самом деле мы не знаем, — ответил Ли. — Но в случае, когда у проводника все получилось, он не сообщал ничего жертве напрямую. Возможно, другие проводники, которые погибли в сонной иллюзии, как раз и допустили подобную ошибку, сразу выложив жертве все напрямую. К сожалению, узнать наверняка нет никакой возможности, потому что следить за тем, что происходит во сне, мы не можем.

— А я могу просто сказать, что ей нужно уйти со мной, не уточняя, что она находится во сне? — задал вопрос Драко.

— Да, так тоже можно, — ответила Мей. — Но вы ведь понимаете, что она послушает вас в только том случае, если вы установите с ней доверительные отношения. И времени у вас не так чтобы очень много. В прошлый раз проводник говорил, что времени в иллюзии у него было ровно на месяц. Но как будет в этот раз — неизвестно. И, как мы уже говорили ранее, когда вы окажитесь в Энигме, она это почувствует и начнет сопротивляться. Сон будет настраивать ее против вас. Тонко, осторожно. Это нужно запомнить хорошо.

Малфой кивнул.

— Вам нужно сразу подобрать к ее сердцу ключ и расположить к себе. Предлагаю сейчас определить, что именно вам может помочь, а также прикинуть варианты, где ваша супруга могла бы оказаться.

Драко вздохнул.

Гермиона…

Он мог бы говорить о ней часами, но только одному человеку — самому себе. Делиться знанием Гермионы с кем-то другим он считал недопустимым, почти кощунственным. Он никогда не говорил никому ни о ней самой, ни о своих чувствах к ней. А в те моменты, когда его захлестывали эмоции с головой, он писал ей письма, рассказывая о том, что испытывает. Некоторые из этих писем затем попадали в руки Гермионы, но большая их часть так и оставалась неизвестной никому, кроме их автора.

И что сейчас? Вот эти два проходимца требуют чтобы он, Драко Малфой, вот так взял и начал рассказывать им о его Гермионе.

— Мистер Малфой! — прозвучал звонкий голос Мей, вырывая его из раздумий; он посмотрел на нее сосредоточено, с ноткой недовольства, однако все же осознавая, что сейчас рассказ о его Гермионе — суровая необходимость, а, будь ситуация другой, он просто послал бы их всех к черту.

— Нам сейчас пригодится любая информация, мистер Малфой. Кем была ваша жена? Что она любила?

Драко глубоко вздохнул, кивая в знак того, что понимает важность ситуации. Мей и Ли выжидательно смотрели на него.

— Она любила точные науки, — наконец начал Драко. — Как и я. Всегда пыталась найти всему объяснения. Не любила полагаться на «просто верь». Не уважала астрологию, прорицания, гадания.

«Рациональность» — записал Ли на доске.

— Можно поточнее про точные науки, — попросила Мей.

— Нумерология из волшебных наук и математика — из магловских. Они похожи.

Ли сделал необходимые записи.

— Кем она работает?

— Руководителем отдела по надзору за гражданскими правами при следствии и судопроизводстве, — дал ответ Драко.

— Ей нравится ее работа? — продолжил расспрашивать Ли.

Драко задумался. Гермиона всегда была чувствительна к вопросам гуманизма, правовой и социальной справедливости. Она наладила работу отдела и была, должно быть, самым принципиальным сотрудником в Министерстве, которого нельзя было купить. Мракоборческий отдел, вероятно, ненавидел ее, но запугать был не в силах, ибо Гермиона Малфой действовала жестко и правильно, кого-то отправив в отставку, а для кого-то добившись позорного увольнения.

Был даже мракоборец, осужденный условно за попытку шантажа. Она верила в то, что делает важное и необходимое дело, вот только действительно ли оно ей до сих пор нравилось? Драко был не уверен. В первые годы работы в данной должности Гермиона просто сияла. Она светилась, когда ей удавалось решить важную задачу, да и сами задачи как будто заводили в ней механизм вкуса к жизни; но со временем она стала все чаще морально и физически уставать.

Драко нередко спрашивал супругу, все ли в порядке и, чуя неладное, предлагал ей взять длительный отпуск. Говорил о том, что они могли бы всей семьей отправить куда-нибудь на тропический остров, отдохнуть как следует. Гермиона отказывалась, мотивируя свой отказ избитым «пока не время», но не скрывала от мужа того, что устала от работы. И Драко, получив подобный ответ и решив, что сама по себе система государственного управления Магической Британии разочаровала Гермиону, больше не задавал вопросов. Мог ли кто-то из ее политических врагов подослать убийцу? Или Гермиона знала, что на нее готовится покушение и решила сама распутать этот клубок, даже не обмолвившись ни единым словом с ним?

Последняя мысль поселила недобрый болезненный холодок внутри Драко. Не хотелось признаваться себе в том, что кто-то из сотрудников Министерства мог попытаться устранить ее таким образом. Да и то, что Гермиона, вопреки своему уму и жизненному опыту, не доверилась никому — тоже не обнадеживало.

Драко посмотрел на Гарри Поттера.

— Поттер, она что-нибудь говорила тебе?

— О чем? — в ответ спросил Гарри.

«О цвете твоей шевелюры, идиот», — с раздражением подумал Драко, но вслух сказал:

— О своей работе. Что-нибудь тревожное или, может быть, она вела себя странно, когда вы виделись в последний раз?

— Да нет, ничего такого.

Драко кивнул, затем, осознав, что ему нужно что-то ответить, перевел взгляд на Ли и проговорил:

— Когда она начала работать в своей нынешней должности, то ей очень нравилась ее работа, она горела ей, но в последнее время она как будто стала от нее уставать. И я не могу с уверенностью ответить нравилась ли она ей в последние месяцы или нет.

Ли кивнул, сделав краткую запись.

— Она была маглорожденной, — неожиданно вставил Гарри.

«Маглорожденая» — записал Ли.

— Ее хобби? — спросил он.

— Она любила сложные загадки, любила читать научно-популярную и изредка художественную литературу.

«Интеллектуал» — записал Ли на доске.

— Что ее раздражало? — последовал от Ли следующий вопрос.

— Несправедливость, — ответил Драко. — Она терпеть не могла социальную и правовую несправедливость. Тот отдел, главой которого она являлась, она же сама и создала.

«Убежденный либерал» — записал Ли.

— Дети? — спросила Мей.

Драко кивнул вместо ответа.

— Она любит детей? — продолжила спрашивать Мей.

— В чем суть вопроса? — резко спросил Драко в ответ на ее вопрос.

— Это простой вопрос: любит ли ваша супруга детей?

— Она любит нашего ребенка, — холодно ответил Малфой.

— А детей вообще? — настаивала девушка.

— Нет, не думаю, — задумчиво ответил Драко. — Не помню, чтобы она любила детей как таковых или была склонна к мелодраматическому сюсюканию с чужими детьми.

Мей кивнула, а Ли сделал очередную запись на доске.

— Что же, пройдемся по нашим записям, — резюмировал Ли. — Ваша жена — убежденный либерал, интеллектуал, рациональный человек.

— Да, — подтвердил Драко, — все это о ней, а рацио всегда было ее сильной чертой.

— Как думаете?.. — нерешительно начал Ли, и Драко перевел свой взгляд с Мей на него, вопрошая молодого китайца лишь глазами. — Как думаете, мистер Малфой, для вашей жены была важна ваша семья?

— Что?! — поперхнулся Драко.

— Простите, — стушевался Ли. — Я не ради любопытства интересуюсь. Все эти сведения крайне важны. Понимаю, что для вас весьма неприятно отвечать на личные вопросы, но в данном деле важна любая мелочь.

— То есть то, что я собираюсь рискнуть своей жизнью ради нее — вам ни о чем не говорит? — вспылил Драко.

— Простите, — холодно отозвалась Мей. — Я не верю в спасителей. Нам довелось пообщаться с теми, кто пытался вытащить своих родных из иллюзии, и не всегда ими двигала любовь. Иногда это было чувство вины или долга, или суицидальные жертвенные наклонности. Да и вообще, мужчина-спаситель — это что-то из дешевой романтической оперетты, — поморщилась Мей. — Для жизни важнее то, как мужчина относится к тебе каждый день.

— Не хочется, но придется признать, — неожиданно подал голос Гарри. — У них все хорошо. Гермиона вроде была счастлива.

— А вы что скажите? — спросила Мей у раздраженного Драко.

— А причем тут я? — недовольно проворчал тот.

— Это важно… — устало повторил Ли.

— У нас все в порядке, — коротко ответил Малфой.

«Хера с два я им вот так все выложу!» — тут же упрямо подумал он.

— Хорошо, — резюмировал Ли. — Значит, можем сделать вывод, что брак у вас благополучный.

Драко скрипнул зубами, а Ли сделал очередную запись.

— А хронология поменяется или останется прежней?

— Вы хотите знать, забросит вас в прошлое или в будущее?

Драко утвердительно кивнул.

— От человека, которому удалось победить Энигму, мы знаем, что год будет тем же, — ответила Мей. — То есть ваша жена, скорее всего, окажется в две тысячи одиннадцатом году, но вот вопрос: где? Вы говорили, ваша супруга — маглорожденая… Как она относилась к магловкому миру?

— Нормально, — пожал плечами Драко.

— То есть у нее не было отторжения или неприятия к тому миру, где она родилась?

— Да, — подтвердил Малфой. — Мы даже посещали его время от времени.

— Хорошо, — заметил Ли. — Стало быть, существует вероятность, что ваша супруга может оказаться в магловском мире. Умеете водить автомобиль?

— Умею.

— Это хорошо. Если это магловский мир, то удирать из локации, в которой она окажется, очень удобно именно на авто.

— И да, — вставила Мей, — вы можете взять с собой вещи, которые могут вам там пригодиться. В первом случае предметы перенеслись в сон вместе с проводником. Вы можете взять с собой деньги, документы, еще что-нибудь.

— И помните, — серьезно вставил Ли. — Если умрете там…

— Умру и здесь, — закончил Драко.

— Поэтому мы дадим вам с собой оба глока, могут пригодиться, — серьезно заметила Мей.

— Как я понимаю, я все буду помнить, верно?

— Да, будете, — ответил Ли. — Только не забудьте, что времени у вас немного. И, наверное, вам стоит выбрать другое имя.

— Какая у меня будет внешность? Моя или чья-то другая?

— Этого мы не знаем, — пожал плечами Ли. — Возможно, ваша, а возможно — нет. И… — он помедлил. — Вполне может быть, что иллюзорная проекция, похожая на вас, будет рядом с вашей женой.

— То есть кто-то, кто будет косить под меня, будет ошиваться рядом с моей женой?! — возмущенно переспросил Малфой.

— Да, если вы были важны для вашей супруги, то кто-то похожий на вас, но не вы, а скорее… ее представление об идеальной версии вас, будет рядом с ней.

— Великолепно! — проворчал Драко. — Она там будет с фальшивым мной. Просто радужные перспективы!

— Это иллюзия, — напомнила Мей. — Помните, что мы говорили: самые потаенные мечты.

— Охренеть!

— Мы предупреждали: это неприятно и опасно.

— А что будет помнить сама Гермиона?

— От спасенной жертвы мы слышали, что, находясь под Энигмой, у человека есть фальшивая жизнь, есть фальшивые воспоминания, но они не носят четкий характер. Все как во сне, — ответила Мей. — Но, опять же, как будет с вашей супругой — мы не знаем.

— А видоизменить свое имя я могу? Например, перевести его на другой язык?

— Да, попробуйте, — ответил Ли.

— Есть еще что-то, что мне необходимо знать?

Мей глубоко вздохнула.

— Хотели бы дать вам больше информации, но, к сожалению, это все, — и она закрыла свою тетрадь.

— Ясно, тогда предлагаю передохнуть, — проговорил Драко таким тоном, который давал понять окружающим, что сказанное им это на самом деле не предложение.

— Хорошо, передохнем, — согласился Ли. — Соберите вещи, которые, по вашему мнению, смогут вам помочь, а после Мей научит вас обращаться с глоком. И, возможно, нужны будут еще кое-какие документы.

Драко кивнул, затем поднялся и вышел из гостиной. Ему нужно было еще кое-что сделать.

Он заперся в библиотеке. Нужно было найти две книги, а еще очень хотелось снова оказаться наедине с собой. Если Блейз думает, что ему легко сознавать все риски и последствия данной миссии, то он ни хрена не понимает. От одной мысли, что их с Гермионой сын может остаться один в целом мире, выворачивало на изнанку. Но отказаться Драко не мог. Он скользил глазами по убранству библиотеки. Месту, которое создала его жена и которое она так сильно любила. Теплые коричневые тона мебели, приглушенный цвет стен, лампы — все это дышало уютом и теплом. Все это было в ее духе. Драко мучительно зажмурился, не выдержав нахлынувших воспоминаний о том, как она работала здесь, предпочитая библиотеку своему кабинету.

Невольно он стал вспомнать как начался их роман.

Это было более десяти лет назад. Тогда, сразу после войны он был потерянным и измученным. Чудом избежав Азкабана и получив условный срок, Драко вернулся в Хогвартс для окончания обучения. Первоначально он собирался сдать ЖАБА досрочно, подготовившись к ним дома, однако директор Макгонагалл зачем-то стала убеждать его вернуться в школу для очного обучения. Драко согласился, хотя, оказавшись в Хогвартсе, быстро пришел к выводу, что согласие он, очевидно, давал в приступе глупости.

Хогвартс после войны стал другим. Его успели восстановить к октябрю, и вроде бы внешне он был таким как прежде, но на самом деле он был другим. Атмосфера была иной. Тоскливой и унылой. И на Драко тут же нахлынули все те воспоминания, от которых он так старательно убегал. Другие ученики косились на него. Хорошо это было или плохо, Драко не мог определить. Он и в прежние времена не слишком горел желанием общаться со всеми этими пуффендуйцами, когтевранцами и тем более с тупоголовыми гриффиндорцами, которые хвастались какие они храбрые и как защищали замок во время Битвы. Драко тошнило от этих разговоров, тошнило от воспоминаний и о Битве, и о войне в целом, и о чертовой храбрости.

Он не хотел принимать участие на стороне Темного Лорда, но объяснять это остальным считал ниже своего достоинства. Он держался особняком, всегда с неизменно высокомерным и невозмутимым выражением лица; не пытался завязать знакомства. Сокурсники с других факультетов отвечали ему тем же, сторонясь Драко, и его это полностью устраивало, так как одиночество не тяготило Малфоя, скорее, даже наоборот. Единственный, с кем Драко иногда проводил время в Хогсмиде за пинтой темного эля или стаканом виски, был Блейзом Забини, вернувшимся в Хогвартс, в отличие от остальных сокурсников-слизеринцев. Кроме того, в тот год раздражающих Поттера и Уизли в кои-то веки не было в школе, что не могло не успокаивать Драко. Из их неразлучной троицы только Грейнджер вернулась в школу.

Вот она часто попадалась Малфою на глаза, хотя ничего удивительного, если учесть, что огромную часть времени Драко проводил в библиотеке. Иной раз они оба шарили на одной и той же полке в поисках нужных книг. И его взгляд все время останавливался на ней, а сам Драко стал замечать, что Грейнджер стала очаровательной. Он любовался ей украдкой, не решаясь заговорить. Он молчал даже тогда, когда они чуть ли не час искали книги в библиотеке, находясь друг от друга на расстоянии ладони.

А затем Слизнорт велел им работать вместе над одним из сложных зелий. На первой совместной работе Грейнджер держалась скованно и деловито, но он был спокоен и вежлив и уже вскоре она оттаяла. Все его детские выходки остались в прошлом, не было никакого желания конфликтовать, к тому же прошлый стиль общения с людьми казался повзрослевшему Драко глупым и нецелесообразным. Ему хотелось просто наладить свою жизнь, а не устраивать склоки.

Пока они с Гермионой работали вместе, он умудрился влюбиться в нее, что не приносило ему счастья, потому как он и не надеялся на взаимность, после всего того, что сказал ей за предыдущие годы. Мучаясь невысказанными чувствами и несбывшимися желаниями, он сидел осенними вечерами в компании Блейза в пабах Хогсмида, представляя из себя само воплощение молчаливой мрачности.

Но однажды случилось так, что Гермиона сама его поцеловала во время одного из совместных занятий. Просто прильнула к его губам в быстром, неумелом, но таком порывистом и страстном поцелуе. Невероятность происходящего захлестнула Драко, и он не мог поверить в то, что это случилось. Гермиона Грейнджер поцеловала в губы его, Драко Малфоя.

С того вечера начался их бурный, горячий роман, сметающий все на своем пути. О них не знал никто. Не хотелось создавать шум вокруг себя.

Драко хорошо помнил то время. Помнил, как они прятались где-нибудь в Хогвартсе и страстно целовались; а позже — занимались сексом. Он помнил их первый раз. Как это было, где, что он говорил и делал. Они оба были смущены и растерянны, но исполнены обжигающего желания. Помнил, как ему было страшно. И еще тот ее резкий выдох, когда впервые вошел в нее. И как он спросил, едва оказавшись внутри неё, всё ли с ней хорошо.

Он помнил, какие эмоции бушевали в нем тогда, и как сильно колотилось его сердце. Он помнил и щемящую нежность напополам с горячей страстью, которую они, еще совсем неопытные, изливали друг на друга несколько жарких часов. Каким был ее запах, как горели ее глаза. И каким восхитительным было следующее за той ночью утро, когда они не могли налюбоваться друг другом.

И эти их неспешные разговоры о чем-нибудь важном или незначительном. Помнил ее смех и до странности милые, присущие только ей повадки. Их обоюдные надежды на совместное счастье и планы на будущее.

Их первое признание в любви...

Все это он помнил.

И помнил другое. Он отлично помнил, какой скандал разгорелся, когда об их отношениях стало известно Поттеру и Уизли. Уизли — этот мерзкий, рыжий червяк, он сильно оскорбил и обидел ее, когда все узнал. Впрочем, его Гермиона не осталась в долгу, устроив ему жесткую словесную взбучку. А позже еще и правой рукой по лицу приложила. Его Грейнджер и не думала сожалеть или извиняться за то, что ничего не сказала друзьям об их романе или за сам этот роман.

«Моя личная жизнь — мое дело и ничье больше!» — всегда говорила она со стальной твердостью в голосе.

Тогда они крепко поругались с Уизли и больше уже не общались никогда, хотя Рыжий, кажется, спустя пару лет все же сделал пару попыток к примирению.

«Ему не нужен друг, — говорила Гермиона. — Просто его бросила очередная девушка, и он ищет кому бы поплакаться в жилетку. А поплакавшись и слив негатив, какое-то время он будет нормальным. Но уже скоро снова начнет вести себя как токсичное чмо. Он просто гнилой человек, — говорила про бывшего друга Гермиона. — Сколько бы вы такого не прощали и не относились с душой — он все равно предаст вашу дружбу и сильно ударит вас в самое больное место».

Но это было уже после, а в то время, когда скандал только разгорелся. Она ярилась на Уизли, злилась на себя, произносила длинные монологи, в которых рассказы о выходках Рыжего она перемежала с осуждением себя за слепоту и невнимательность к некоторым его чертам и тому, что постоянно прощала его и принимала вновь как друга после всех его неблаговидных поступков.

Поттер...

Тот остался ее другом. Их отношений не понял и не обрадовался, но все же принял ситуацию. Из-за подобного поведения Поттера, Уизли поссорился уже с ним, обвиняя того в неверности и предательстве их дружбы. Правда, эти двое позже все же помирились, а через полгода сильно поссорились вновь. Так Поттер с Уизли несколько раз ругались и мирились в течении пары лет, прежде чем Мальчику-который-выжил подобное надоело и он окончательно разорвал всякие связи с бывшим лучшим другом. А вместе с ним и с его сестрой Джинни Уизли, что, судя по всему, сделало Поттера только счастливее.

Осенью, спустя всего год после окончания Хогвартса, Гермиона стала его женой, взяв себе компрометирующую фамилию Малфой. А через семь лет после свадьбы появился на свет их сын.

Прошло больше десяти лет, и за это время в их жизни не было никаких потрясений или трагедий. До этого времени.

И неужели сейчас все закончится вот так? Сердце Драко сдавило будто клещами. Не хотелось даже думать, прикидывать варианты, в которых все окончится не так, как он надеялся.

Тут в библиотеку настойчиво постучали. Драко не отреагировал, все еще пребывая в своих мыслях. Стук повторился, настойчиво врываясь в его сознание и требуя обратить на себя внимание.

— Да кто там еще? — с раздражением в голосе спросил Малфой.

— Малфой, это я! Открой, нужно поговорить! — раздался голос Поттера из-за двери.

Драко громко выругался, но все же открыл дверь.

— Чего тебе, Поттер? — угрюмо спросил он, однако не пропуская того в библиотеку.

— Нужно поговорить, — настойчиво повторил Поттер, не обращая внимание на недружелюбный тон. — Можно войти?

Драко сощурился, но пропустил Гарри.

— Только быстро, Поттер! Без тебя полно дел.

— А... Да... — вдруг стушевался Гарри. — Я, собственно...

— Что «собственно», Поттер? Говорю же, у меня прорва дел, так что говори зачем пришёл, а не мямли, как первогодка-гриффиндорец на уроке Снейпа.

Гарри поджал губы.

— Я пришёл кое-что сказать, Малфой. Вероятно, у меня не будет другой возможности, — Драко нетерпеливо посмотрел на него. — Я знаю, мы с тобой не друзья и никогда не были, но... Я понимаю, что... э-э-э... Путешествие, в которое ты собрался, опасное, и ты можешь не вернуться, — при этих словах по спине Драко пронесся тревожный холодок, но вида он не подал. — В общем, я хотел сказать: если вдруг так получится, что ты не вернешься, то я позабочусь о вашем сыне. Сделаю все, что будет в моих силах.

Драко против воли усмехнулся.

— Этого не потребуется, но спасибо.

— А ты думал, будет как-то иначе? — неожиданно даже для себя спросил Гарри.

— Конечно, Поттер. Когда мы с Гермионой решили зачать ребенка, то я в первую очередь подумали именно о том, позаботится ли о нем Его Величество Поттер, если вдруг с нами что-то случится?

— Малфой! Я серьёзно! — нервно перебил Гарри. — Я сделаю все, что смогу для вашего сына, если... Если все это закончится плохо.

«Не закончится!» — подумал в ответ Драко.

Они оба замолчали. Гарри смотрел себе под ноги, Драко с отсутствующим видом рассматривал один из стеллажей. Затем Поттер глубоко вздохнул и, тихо пожелав удачи, вышел.

Драко остался один.

Совладав с собой и быстро найдя нужные книги, он открыл сейф, в котором хранились не только галеоны, но и пачки магловских американских долларов и британских фунтов. Сложил какое-то количество денег в свою сумку, затем взял еще пару вещей. Опустив сумку на пол, он наложил запирающее заклинание на дверь, достал лист бумаги и принялся писать. Он несколько раз сминал бумагу, начиная письмо заново и, в конце концов, закончил его. Запечатав письмо в конверт, Драко обвел свою библиотеку глазами в последний раз, а затем вышел. Нужно было скорее покончить со всем этим.

Он показался в гостиной, но лишь для того, чтобы подозвать к себе Блейза. Блейз встал под пристальные любопытные взгляды остальных. Он и Малфой оказались в коридоре.

— Передай это моему сыну, если... — негромко проговорил Драко.

— Я понял, Драко, — серьезно ответил Блейз. — Передам.

— Когда вырастет... — прошептал Малфой.

Затем они оба вернулись в гостиную. Мей и Ли о чем-то тихо переговаривались, попивая чай. Драко, облокотившись о дверной косяк, сообщил им, что собрался. Китайцы коротко кивнули.

— Отлично, — резюмировала Мей. — Мы научим вас стрелять и сделаем поддельные документы. И тогда вы можете отправляться.

— Допустимо ли применять ложь? — вдруг спросил Драко.

— Насколько нам известно, применение лжи не влечет за собой никаких катастрофических последствий, — ответил Ли.

— Хорошо, — кивнул Малфой.

— Но помните, — вторил Ли сам себе, — ваше самое эффективное оружие — это хитрость.

— Я знаю, — ровно ответил Драко. — Кстати, вы так и не сказали, каким именно образом отправите меня в ее иллюзию.

— Мы введем вам в вену специальный раствор, он на основе этого зелья, будет содержать ее кровь. Но не бойтесь, вы все будите помнить.

— Хорошо, я готов, — повторил Драко, сцепив руки в замок.

Через два часа после того, как Мей научила обращаться Драко с глоком, задумчиво отметив, что у него талант к стрельбе, а Ли сделал ему поддельные документы — все было готово к его отправке в Энигму.

С сумкой на плече, в которой были собраны все необходимые вещи, Драко ощущал, как сильно колотится его сердце. Все его существо заходилось в нервном беспокойстве.

Гермиона... Его Гермиона...

Он либо спасет ее, либо потеряет все. И их сын, маленький Скорпиус. Он останется один в этом большом, жестоком мире; полным злых, равнодушных людей. И рядом с ним не будет мамы и папы, чтобы поддержать его. Не будет его, Драко, чтобы объяснить, что проигранный матч по квиддичу или проваленный экзамен еще не конец света. Его дни рождения, поступление в школу, покупка волшебной палочки, первая влюбленность и свадьба сына — все это будет без него и без Гермионы, если он проиграет. Вероятно, его сын будет несчастным, одиноко читающим книги и проклинающим своего отца за то, что оставил его одного.

Если он не спасет ее.

А сама Гермиона больше не будет радоваться солнцу или вкусному кофе, что она так любит. Она больше никогда не засмеется и не поцелует его, не скажет ему утром, перед началом рабочего дня что-нибудь в своем духе. Больше не будет их двоих, если он провалит миссию. У Драко потемнело в глазах, и он ощутил внутри себя тошноту от волнения и едва заметное подрагивание рук.

Четверо: Драко, Мей, Ли и, зачем-то увязавшийся за ними, Поттер, — вошли в комнату, где лежала Гермиона. Для Драко уже была приготовлена узкая кушетка подле тела жены.

— Драко, вы готовы? — дотронувшись рукой до его плеча, спросила Мей.

— Да, готов, — ответил он, укладываясь на кушетку.

Он увидел, как Ли взял руку его жены и вставил в вену иглу. Взяв немного ее крови и влив ее в фиал с каким-то зельем, взболтал емкость, а затем наполнил им чистый шприц и ввел зелье в вену Малфоя. Как только жидкость оказалась в организме Драко, болезненные ощущения запульсировали в его руке. Он принял горизонтальное положение, в страхе ожидая, что же будет дальше.

— Удачи, Драко, — услышал он, словно в отдалении и тут же провалился в темноту.

Он видел темноту, из которой выплывали быстро сменяющиеся абстрактные геометрические формы, перетекающие из одной в другую. Затем, в эту безумную картину вторглось изображение потолка. Обычного потолка белого цвета. Каким-то образом он понял, что это два разных мира. Вот эти сумасшедшие фигуры и потолок. И нужно срочно выбираться, выныривать из безумства фигур. Зачем ему это нужно, он бы и сам не смог сказать. Просто нужно и всё. Необходимо вернуться в реальность. Туда, где всё настоящее. Настоящая жизнь, а не произносящий мудреную философскую речь нецензурной лексикой большой треугольник со ртом в виде кита.

Однако прежде, чем он смог вынырнуть из безумного мира, прошло какое-то время. Голова была такой тяжелой, словно состояла полностью из металла. Он попытался поднять её — не вышло. Слишком тяжёлая и неподъемная. Может, ещё подождать? Подождал. Черт, его голова, должно быть, весит тонну. Он попытался сказать что-нибудь. Не вышло. Его губы его не слушались. Они словно намертво прилипли к черепу и отказывались размыкаться.

Прошло ещё какое-то время, голова стала легче, белый потолок окончательно вытеснил сумасшедшую геометрию из сознания.

Однако свинцовая тяжесть в голове все еще давала о себе знать. Драко пришло в голову, что пора бы сделать еще одно усилие. Сделал. Попытался поднять голову. Не вышло. Она будто стремилась никогда не разлучаться с ложем, на котором он лежал.

И тут понимание обрушилось на него всей мощностью своего потока.

Черт!

Гермиона. Его Гермиона.

Его любимая женщина, которую он так стремился спасти. У него получилось?

Драко мучительно вспомнил, как здания иллюзорного мира рушились, а затем с неба начали падать камни, а после — пустота, в которой не было ничего. Он не говорил этого, но ему было до чёртиков страшно наблюдать весь этот сюрреализм.

Драко издал отчаянный хрип. Где она? Где его супруга?

К нему кто-то подошёл, поднёс бутылку воды. Драко глотнул свежую влагу.

— Всё хорошо, мистер Малфой, всё хорошо, — услышал он успокаивающий голос.

Драко посмотрел на говорившего. Это была Мей.

— Вы молодец, — продолжала китаянка.

— Гермиона... — прохрипел через силу Малфой.

— Она проснулась, всё хорошо. Ей так же, как и вам, нужно прийти в себя, но всё замечательно, — успокаивала его Мей. — Вам сейчас нужно немного полежать.

Драко протестующе застонал. Он не хотел лежать. Он хотел увидеть её, сжать в своих объятиях, убедиться, что она жива и с ней все в порядке. Однако пришлось признать, что Мей была права. Он не мог даже голову поднять, не говоря уже об остальном теле. Нехотя он покорился ее увещеваниям. А она рассказала, что он пребывал во сне три часа.

Позже к нему зашёл Блейз.

— Ну как ты, дружище? — озабоченно вопросил Забини. — Да ладно, можешь не говорить, я сам вижу, что хреново. Мне Мей сказала, что до тебя не стоит доебываться какое-то время.

— Гермиона?.. — слабо пробормотал Малфой.

— Она очнулась, и ей сейчас так же как и тебе. То есть хреново. Но она в порядке, лежит в соседней комнате. Живая и почти бодрствующая. Ты молодец, Драко. Ты смог это сделать. Я горжусь тобой. Я полагаю, что ваша драматическая история откладывается на неопределённый срок.

Драко услышал нотки беспокойства в устах друга, что дало ему понять о невысказанных эмоциях, несмотря на попытку пошутить.

— Который час?..

— Десять часов вечера, друг. Я распорядился, чтобы всем были приготовлены спальни. Ваши домовики на меня косились, но все-таки всё сделали. Ладно, ты отдыхай, и я тоже пойду.

Блейз вышел. А Драко не мог заснуть. Он всё больше приходил в себя. Ещё через пару часов он смог подняться на ноги. Его тошнило, мутило и шатало. Непроизвольно скользнув взглядом по окну, Малфой отметил про себя наступление ночи. На нетвердых ногах он подошёл к двери. Стоило ему только взяться за ручку, как его затошнило. Драко помедлил, привалившись к стене. Манящая боль в левой руке напомнила о последних минутах пребывания в иллюзорном сне и сумасшедшей гонке. Собрав всё силы, Драко покинул комнату.

Блейз сказал, что Гермиона находится в соседней комнате. Наверное, они перенесли ее. Непонятно только зачем. Преодолевая тошноту, Драко вышел в коридор, а затем открыл дверь в одну из многочисленных гостевых спален. Там никого не оказалось. Открыл другую и замер. На кровати полулежала Гермиона, а рядом сидели Поттер и Мей. Увидев его, они молча поднялись и вышли из комнаты. Драко подошёл к жене.

Эта спальня ничем принципиально не отличалась от других. Она была рассчитана на одного, поэтому, кровать была полуторной, а не двухспальной. А так — светлый оттенок краски, темная мебель, стильные фото на стенах.

— Привет, — слабо поздоровалась Гермиона.

Она выглядела уставшей. Ночник, служивший единственным источником света, освещал ее бледное лицо. Драко стоял несколько секунд молча, смотря на нее в немом благоговении. Он так ничего и не сказал, лишь крепко обнял её.

— Ты жива, — пробормотал Малфой в её чуть растрёпанные волосы.

— Да... — рассеяно согласилась она.

— Черт, я был так напуган, но у нас получилось! Твою мать, мы смогли! — продолжал бормотать Драко, ощущая, что говорить вдруг стало намного легче, несмотря на бешено колотящееся в груди сердце.

— А где Скорпиус? Где мой мальчик? — обеспокоенно спросила Гермиона.

Драко оторвался от её волос.

— Он у мамы, всё хорошо.

— Ладно, — выдохнула Гермиона. — Гарри и эта девушка — Мей сказали мне, что я подверглась действию опасного зелья.

— Да, ты...

— Пребывала в иллюзорной реальности, — закончила она за него.

Они смотрели друг на друга, и Драко не мог отвести глаз. Он поморщился, и Гермиона поняла, что он прилагает усилия, чтобы усидеть на стуле.

— Иди ко мне, — предложила она, пододвигаясь на кровати.

Он с сомнением посмотрел на неё, после чего осторожно лёг рядом. Их тела прильнули друг к другу, и Малфой поцеловал её в лоб, облегченно вздохнув.

— Я так испугался, — повторил он после молчания, длившегося несколько минут.

— Я знаю. Я помню свой сон и то, что происходило там. В самом конце там всё рушилось... Помнишь? — он кивнул. — Дома разрушались, камни падали неба.

— Да, милая, я помню. Нам стоит спросить об этом у Мей и Ли.

Они снова замолчали.

— Драко, мне сказали, что мы оба могли умереть в моём сне.

— Да, но всё закончилось хорошо, — ответил он, поглаживая её плечо.

— Но как же наш мальчик? Ведь он остался бы совсем один, если бы мы оба погибли там. Зачем так рисковать? — последний вопрос обрёл требовательную нотку.

— Я не стану извиняться за сделанный выбор, — с твёрдостью в голосе ответил Драко.

— Ясно, — с упрёком сказала Гермиона.

— Мне было непросто решиться на это, но я не мог иначе, — он снова вернулся себе мягкость голоса. — Я люблю тебя. И я не мог оставить тебя там.

Она кивнула, погрузившись на несколько секунд в молчание.

— Ты доверил мне свою жизнь?

— Да, если я кому-то и смог бы доверить свою жизнь, то только тебе.

Она легко поцеловала его в губы.

— Тебе, наверное, нелегко пришлось? Я ведь думала, что ты... ну...

— Маньяк? — усмехнулся он. — Знаю. Это твоя иллюзия пыталась удержать тебя любыми способами. Никогда бы не подумал, что будет место, где меня назначат серийным убийцей. Но я рад, что ты смогла довериться мне.

— Я влюбилась в тебя там, — улыбнулась она. — Почти сразу и так стремительно. Что-то внутри меня знало, что ты не причинишь мне вреда. Мне было так хорошо с тобой. И я... — она прервалась на секунду, обдумывая что-то. — Я так легко легла с тобой в постель.

— Да, я надеялся, что ты вспомнишь наш первый раз; я пытался проделать всё тоже самое. Твой разум не помнил меня, но я надеялся, что тело вспомнит. Оно ведь не может врать.

— Вот откуда у меня было чувство дежавю, будто всё то, что было между нами во сне, я уже где-то видела. И то, как быстро мы оказались в объятиях друг друга тоже не просто так.

— Да, — усмехнулся Драко.

— А ещё ты совсем не пах. Сейчас я чувствую твой аромат, но там его не было.

Драко пожал плечами.

— Во сне ведь ничего не пахнет, — предположил он. — Но я пытался достучаться не только до твоего тела, но и до разума.

— Да, я помню, — улыбнулась Гермиона. — Ты вел все эти разговоры про взгляд с иного ракурса не просто так, верно?

— Ловишь на лету, Грейнджер! — улыбнулся он, оставив на её плече поцелуй. — И я рекомендовал тебе почитать философа, который говорил, что все мы всего лишь спим, — напомнил Драко, и они погрузились в молчание на несколько минут.

— Можно я спрошу кое-что? — осторожно сказал Малфой, нарушая тишину.

— Да, конечно, спрашивай.

— Твой фиктивный брак во сне... Что он подразумевал?

— Э-э... Ну, брак, — задумалась Гермиона. — Мы жили в одном доме и... разговаривали иногда. И... кажется, всё.

— Вы только делили один дом? — переспросил Драко.

— Ну да, — ответила Гермиона, затем, сообразив куда он клонит, пристально посмотрела на него. — Ты хочешь знать, занималась ли я сексом с тем, кто во сне считался моим мужем?

— Да, — напряжённо ответил Драко.

— Нет, — ответила Гермиона и задумалась, не обратив особого внимания на его облегчённый выдох. — Они ведь были не настоящими, ну, люди в моём сне. Хотя ощущались, как настоящие, — добавила она, вспомнив, как щупала член своего лжемужа.

— Да, Поттер предложил назвать их проекциями.

— Ага. Так вот, если они ненастоящие, тогда всё понятно. Правда, знаешь, я сделала вид, что хочу трахнуть ту проекцию, которая исполняла роль моего фиктивного мужа, — она почувствовала, как Драко напрягся. — Чтобы сбежать от него.

— Сбежать? — спросил он, и тут же образ запыхавшейся и испуганной Гермионы встал у него в памяти.

— Да, там стало опасно. Это тогда, когда мы встретились в последний раз и ты ещё был на машине. Кстати, где ты взял её?

— Угнал, — просто ответил он.

— Драко, — Гермиона сжала его руку. — Пока я находилась там, у меня было какое-то глубоко запрятанное чувство, что что-то не так с моей жизнью. И когда мы с тобой переспали, оно лишь усилилось. Я ведь думала, что ты мой любовник, а та проекция — мой муж. Но я никак не могла вспомнить ни своего первого секса с «мужем», ни последующих подобных действий. В памяти были только мы с тобой.

— Я рад, что никто к тебе там не прикоснулся.

— А это бы осложнило наши отношения? — вдруг спросила Гермиона.

— Нет, ты же не знала. Но честно тебе признаюсь: у меня сейчас камень с души упал.

Гермиона усмехнулась.

— Мей сказала, что хочет завтра расспросить нас обо всём, если мы будем хорошо себя чувствовать.

— Да, — вздохнул Драко. — Они, наверное, хотят собрать информацию для других пострадавших. Это они объяснили мне, что именно с тобой произошло и помогли с информацией. А ещё отправили в твой сон.

— Ясно. Нам стоит им всё рассказать.

— Знаешь, я тут ещё кое-что ещё хотел спросить...

— Спрашивай.

— Сон — это отражение твоих самых сокровенных желаний, — осторожно начал Драко. — Что там было?

Гермиона вздохнула, пряча взгляд.

— Знаешь, я... Ты, Гарри и Рон — вы трое были в моей иллюзии добрыми друзьями. И Рон был хорошим другом для нас всех.

— Тебе хотелось жизни, в которой я дружу с Поттером? — он посмотрел на неё тёплым взглядом. — И чтобы Рыжий не предавал тебя и не повёл себя как гандон.

— Да. Раньше я много думала о том, как было бы здорово, если бы мы все были добрыми друзьями. Но в жизни так не бывает, верно? — спросила Гермиона тоном больше похожим на утверждение, нежели на вопрос. — Так, чтобы прям всё-всё было хорошо. Рон повёл себя как мудак и со мной, и с Гарри; вы с Гарри не друзья. Наверное, жизнь так устроена, что кого-то ты потеряешь.

— Возможно, — сочувственно отозвался он, погладив её по спине, а затем утешающе прикоснулся к её губам своими. — Ты ведь знаешь, что мне очень жаль, правда? Я бы хотел, чтобы у тебя всё было хорошо. И чтобы чертов Рыжий не был мразью. Но ни ты, ни Поттер, ни законы жизни не виноваты в том, что Уизел оказался козлом. Просто так бывает, что люди, которых мы считаем своими друзьями много лет, потом выкидывают нечто хреновое.

— Наверное, в каком-нибудь идеальном мире оно так и есть. Я имею ввиду, что все мы друзья, — вздохнула Гермиона. — Кстати, в той «идеальной» картине моей жизни кое-кого всё же не хватало.

— Кого?

— Нашего сына. У меня там не было детей.

— Мей и Ли говорили, что иллюзия может быть несовершенной. А ещё очень странно то, что я там был брюнетом, — и он хитро посмотрел на неё. — Ты мечтала видеть меня темноволосым?

Гермиона улыбнулась, запустив руку в его локоны.

— Это моя давняя фантазия — увидеть тебя с чёрными волосами. Этот цвет тебе, кстати, безумно идёт.

— Да ладно! — парировал Драко, хотя отчасти был с ней согласен.

Они говорили, целовались и обнимались, пока их не сморило. И на этот раз их сон был безвредным.

* * *

На следующее утро, когда Гермионе и Драко стало лучше, они двое, Мей и Ли уединились в кабинете Драко для того, чтобы обсудить опыт Малфоев в иллюзорном сне.

Китайцы записали все, что посчитали важным, ответили на вопросы Малфоев, на последок сообщив, что обрушающиеся дома и камни в самом конце — это разрушение сна. После они пожелали Малфоям всех благ и сообщили, что им пора. Драко вызвался их проводить до входной двери. Когда они дошли до гостиной, он остановил их. В ответ на вопрошающие взгляды обоих, он достал из кармана сложенный лист бумаги и протянул его Мей. Стоило только девушке взглянуть на него, как её брови взлетели вверх.

— Это благодарность за всё, что вы сделали для нашей семьи.

— Это немало, мистер Малфой, — удивленным тоном констатировала она.

— Уверен, вы употребите эти деньги с умом. И, кстати, если вдруг вам понадобятся связи и знакомства — обращайтесь.

— Спасибо, — искренне поблгодрил Ли.

— Надеюсь, мы больше не встретимся при подобных обстоятельствах.

— Мы тоже на это надеемся, — улыбнулась Мей.

Они трое замолчали на секунду, после чего Драко задумчиво сказал:

— И всё-таки, кое-что для меня остаётся непонятным.

— Что именно? — вопросил Ли.

— Зачем вам всё это? Почему вы пытаетесь поймать эту мразь, что травит людей? И зачем помогаете спасти жертв? Это вся ваша жизнь, и вы делаете это бескорыстно. Зачем вам это?

Брат и сестра переглянулись, затем Ли со вздохом сказал:

— Помните, мы рассказывали вам об ученом, который изобрел Энигму, а затем пал жертвой своего алчного напарника? — Драко кивнул. — Так вот, этим учёным был наш отец. Наш старший брат отправился вслед за ним в сон, но не вернулся, они оба погибли. В этом вся суть, Драко.

Драко ничего не ответил. Молча проводив их до двери, он позволил себе проследить через окно за этой странной парочкой взглядом, когда они покидали его дом.

Он надеялся, что они уходят навсегда.

Мой дорогой сын!

Если ты сейчас читаешь это письмо, значит всё очень плохо и нас с мамой нет в живых.

Мне крайне тяжело писать тебе всё это, но я должен.

Совсем скоро я отправлюсь в опасное путешествие. Вероятно, дядя Блейз уже рассказал тебе о том, что твоя мама попала под действие тёмного зелья, которое отправило её в беспробудный смертельный сон, а я ушёл следом, чтобы спасти её.

Но, очевидно, у меня ничего не вышло, и я умер.

Прости меня, мой дорогой, за то, что меня не будет рядом, когда ты впервые сядешь на свою первую метлу. И за то, что я не увижу, как ты впервые применишь своё первое заклинание. Как ты впервые сядешь на чёртов Хогвартс-экспресс, как впервые влюбишься. Увы, меня нет. Ни чтобы дать тебе совет в личной жизни, ни чтобы обнять тебя лишний раз.

Прости меня.

Ты должен знать, что я всегда очень сильно любил тебя и до сих пор люблю, в каком бы загробном мире я ни находился. Как и твоя мама, которая тоже безумно любила тебя.

Я всей душой хочу быть рядом с тобой в твоей жизни. Видеть, как ты вырастешь, как будешь бунтовать, достигнув переходного возраста; как выберешь свой путь в жизни и отправишься за своей мечтой.

Я не хочу лгать тебе, говоря, что у меня не было выбора. Он был. Я мог не спасать твою маму и остаться с тобой.

Но я всё же решил рискнуть. Поверь, этот выбор я сделал с болью в сердце и беспокойством о тебе.

Но я не мог поступить иначе.

Возможно, ты будешь зол на меня за это, когда прочтёшь моё письмо тебе; но, пойми, я действительно был не в силах оставить её умирать и отправился спасать её, хоть шансы у меня были до страшного невелики. Даже если мне пришлось рискнуть нашим с тобой совместным будущим.

Я слишком сильно люблю её.

Твоя мама в моей жизни и наша взаимная любовь стали для меня Чудом, которое я не чаял получить. В юности я и не предполагал, что способен любить, да ещё и так сильно, да ещё её — маглорожденную волшебницу.

Я был готов на всё ради неё. Обычно подобные слова встречаются в какой-нибудь слезливой литературе, но в нашем случае это было правдой. Я любил твою мать каждой каплей крови, каждым своим вздохом.

Вероятно, ты уже это знаешь, но в свои юношеские годы я не был хорошим человеком. И я ужасно относился к ней. Может статься, ты даже задашься вопросом, как мы с мамой вообще поженились? Но, поверь, наши чувства были искренними и взаимными. Любовь и желание быть вместе — только это двигало нами, когда мы сочетались браком.

Знаешь, я удивил сам себя, когда на последнем году обучения в Хогвартсе, — том самом, что шёл сразу после войны, — полюбил ее. Тогда я отчаянно собирал себя по частям, а потом в моей жизни появилась она. И боль от тяжёлого прошлого, от того страшного опыта, что мне довелось пережить, постепенно ушла. И на смену ей пришёл мир, покой и объятия твой матери. Она смогла простить меня за всё, что я когда-либо сказал ей. И для меня её прощение стало чём-то непостижимо волшебным. Тем, чего обычно не случается в жизни.

Я желаю и тебе когда-нибудь встретить своего человека и взаимно полюбить, как любили друг друга мы.

Те, кто говорит, что любовь это боль — нагло врут. Или ничего не знают о настоящей любви. Настоящая любовь окрыляет и поддерживает, и даёт твёрдую опору, не поглощая при этом твою личность.

Сынок, я понимаю, что твоя жизнь без нас с мамой, скорее всего, одинока и тяжела. Но всё же, я искренне надеюсь, что рядом с тобой есть близкие люди.

Я всегда любил тебя, дорогой сын.

Твой отец. ⁽¹⁾

1) Дорогие читатели! На этом я не прощаюсь с вами. Впереди вас ждет "Послесловие от автора" и бонусные главы. В "Послесловии" я открою где я зарыла тех самых метафорических собак.

Вернуться к тексту

Дорогие читатели!

Вот я и закончила фанфик «Однажды в Сан-Франциско», и я по уши рада, что всё это время вы были со мной.

Поскольку я анонсировала фанфик как загадочный, игровой и «думательный», то, полагаю, пришло время объясниться с вами и пояснить, где я зарыла тех самых метафорических собак.

Пристегните ремни, сейчас будет откровенно.

Часть первая. Идея

Идея этого произведения возникла у меня, когда я в августе 2021 года посмотрела трейлер к четвёртой «Матрице». Да, сам фильм вышел фиговым, но трейлер вдохновил меня на подобный текст. Кстати сказать, рабочее название на моём «ноуте» так и было обозначено — «Матрица для Гермионы».

В общем, я получила мощный творческий пинок и, невзирая на то, что у меня уже были два «впроцессника», вихрем бросилась сначала писать на листке, — как сейчас помню, это был мятый и уже изрядно исписанный лист бумаги, — основные моменты «фика», а затем набирать их на ноутбуке. Так всё и началось.

Мне хотелось создать текст, где читатель мог бы подумать, обратить внимание на детали, построить свои теории. Я лично такие тексты просто обожаю. Потому, в первых семи главах я раскидала различные подсказки, которые помогли бы понять читателю, что это не настоящая реальность, а сон. И, согласно моему замыслу, с каждой главой эти подсказки должны были быть менее тонкими и более очевидными. Что-то вроде ответа, который проступает всё отчётливее.

Часть вторая. Концепция сна

Сам по себе иллюзорный мир сна — это аллюзия на абьюзивные отношения с нарциссом.

Человек с нарциссическим расстройством личности или нарцисс, — не путать с «народным» пониманием нарциссизма!⁽¹⁾ — тот человек, который кормится страданиями своей жертвы. Он завлекает свою жертву в отношения иллюзией идеального партнёра. То есть даёт некую иллюзию идеальной жизни. А затем пожирает ее. То есть доводит до суицида, серьёзных психических и физических заболеваний. И сам процесс издевательств над другим человеком, и результат невероятно развлекает абьюзера-нарцисса. Он манипулирует, давит на чувство вины, жалости и долга, чтобы жертва не сорвалась. А если жертва все же убегает от мучителя, он превращается в само воплощение гнева и ненависти. Такое поведение демонстрируют проекции лжемужа и Лже-Гарри во сне Гермионы.

То же самое делают и проекции во сне Гермионы. «Муж», который пафосно выражает своё сочувствие жертвам и, в принципе, ведёт себя как чёртов спаситель человечества; да ещё и всегда соглашается с Гермионой. Нарцисс тоже, при начале отношений с ним, говорит жертве именно то, что она хочет услышать. Но уже в седьмой главе этот лжемуж Гермионы газлайтит по полной. Так как газлайтинг является мощным орудием в руках абьюзера.

На чувство вины и долга давит Лже-Гарри из сна, он тоже применяет газлайтинг, да и вообще, демонстрирует типичное поведение абьюзера. А также давит на её чувство вины и долга, пытаясь использовать слабое место Гермионы, которое можно назвать жертвенностью. Или психологией жертвы — так это называют психологи, а в народе сие зовётся «быть хорошей девочкой». То есть когда женщина является удобной и хорошей для других, но не для себя. И, заметьте, именно на "женскую мудрость" упирают проекции.

Вообще, риторика Гарри в седьмой главе — это типичная манипуляция абьюзера на чувстве долга и вины.

Из-за подобного отношения к себе многие женщины умерли от рук домашних тиранов. И совершенно неслучайно лжемуж Гермионы называет себя её каменной стеной.

Однако я хотела бы заметить, что аллюзия на абьюзивные отношения немного кривовата. Из абьюзивных отношений нельзя спасти, можно только спастись. То есть человек может вытащить себя сам.

Почему же у проекций все-таки не получилось прогнуть Гермиону? Всё потому, что подобная слабость (психология жертвы) была присуща ей раньше, но к тому моменту, когда она оказалась во сне, Гермиона уже успешно преодолела ее.

Знаете, если уж говорить об аллюзиях, то, пожалуй, седьмую главу можно считать аллюзией на битву здорового и нездорового отношения человека к себе. В наш информационный век нам поступает много информации, и только нам выбирать по какому пути идти и какие ценности выбрать. Какой выбор сделала Гермиона — известно.

Часть третья. Визуальные знаки

Помимо других подсказок, которые я оставила для читателей, я ещё набросала визуальные подсказки.

В первую очередь, за счёт цветов. В первых главах, надев на Гермиону серые брюки и особенно серую клетчатую блузку, я хотела сказать, что она в плену (клетчатая блуза). А два её позолоченных браслета обозначают кандалы. Они символизируют золотую клетку и обман, ведь позолоченные вещи только кажутся золотыми. И эти браслеты Гермиона теряет, когда власть иллюзии теряет над ней силу. Первый — после первого секса с Драко, а второй — когда окончательно приняла решение уехать с ним.

Опять же, стены дома Гермионы в иллюзорном сне и одежда других проекций тоже носят всевозможные серые оттенки. Например, Лже-Гарри носит серый оттенка мокрого асфальта, то есть он особенно тёмная проекция.

Серый цвет в произведении является цветом плена, безжизненности.

А вот цвет Драко и все, что окружает его, — голубой. Цвет свободы. Драко ведь пришёл, чтобы освободить её. После первого секса с настоящим Драко, Гермиона начинает вносить в свой серый арестантский стиль голубые вещи. То есть процесс освобождения пошёл. И первое, что она поменяла из одежды это нижнее бельё — её процесс внутреннего стремления к свободе начался с самого сокровенного.

И вы ведь помните, что лжемуж Гермионы был недоволен тем, что ближе к концу она стала носить больше голубых вещей. Это сон всё отчётливее стал чуять неладное.

Часть четвертая. Манера повествования

Одна из первых подсказок крылась в самой манере повествования. Внезапно, непонятно откуда возникающие сцены и так же внезапно обрывающиеся повествование. Как и во сне, где картинки просто появляются без всякого контекста и подводки.

Сюда же можно отнести отсутствие точности в тексте.

Например, не указано название университета, в котором работает Гермиона. Для примера, знаменитый технический университет в Бостоне называется так: Массачусетский Технологический институт. Здесь же он просто обозначен как «Университет». Без каких-либо уточнений. Точно также нет никаких названий улиц, описания города. Набережная и мост «Золотые ворота» лишь упомянуты, но никак не описаны. Когда Гермиона и Драко гуляют, автор не даёт никакого описания городу. И это сделано намеренно. Для того, чтобы подобная «размытость» натолкнула читателя на мысль, что с этим миром что-то не так, уж больно он похож на сон.

Ведь и во сне всё размыто. Вроде есть экспозиция, но она, как правило, без конкретики.

И именно поэтому те главы, которые иллюстрируют реальность имеют описание помещений и местности.

Часть пятая. Кино и литература

Во второй главе Гермиона листает книгу «Английские писатели XIX века» и размышляет о том, что XIX век — очень скучное время для английской литературы, ведь нет «ничего странного или абсурдного, хоть чуть-чуть с намёком на сюрреализм. Ни для детей, ни для взрослых». И вот тут был расчёт на то, что внимательный читатель поймает автора за руку с возмущенным возгласом: «В смысле ничего сюрреалистичного?! А «Алиса» как же? Что это за мир такой, в котором нет «Алисы в стране чудес».

Что касается кино, то эта подсказка гораздо более сильная. Собственно говоря, только с её помощью уже можно разгадать замысел автора.

Итак, в первой главе Гермиона беседует со своей «коллегой» по университету Деби, обсуждая с ней кино. На дворе 2011 год, Деби говорит, что не любит фантастику, а кассовые фантастические фильмы не выходили, кроме второго «Железного человека».

Но это там. А в реальном мире в 2010 году вышло «Начало» Кристофера Нолана. А вы ведь помните сюжет и фабулу фильма «Начало», правда? И здесь я рассчитывала, что внимательный читатель задаст себе вопрос: «Где «Начало»? И, вообще, что это за мир такой?»

Мир сна, конечно же.

«Начало» там, кстати, не вышло, потому что сон хочет избавиться от всего, что может хоть как-то намекнуть его жертве, что мир, в котором она живёт, может быть ненастоящим. Так защищается Иллюзия, о чем говорили Мей и Ли.

По той же причине Драко читает принесённую им книгу «Чжуань Цзы и его концепция бабочки». Чжуань Цзы — китайский философ, который выдвинул концепцию о том, что человек — это бабочка, а вся его жизнь ему только снится. То есть Драко, постоянно показывая Гермионе эту книгу, как бы говорит: «Ты спишь». Хотя, на самом деле, это автор пытается сказать читателю, что Гермиона спит.

Драко хвалит именно этого философа и рекомендует Гермионе его почитать, чтобы она сама посмотрела на свою бытность в иллюзорном сне иначе. Ему нельзя ничего говорить ей напрямую, потому он старается натолкнуть её на озарение или хотя бы сомнения. И поэтому же, лжемуж Гермионы всячески обесценивает китайскую философию уже с первой главы, а когда видит у неё книгу и вовсе срывается. Это паническая реакция Иллюзии, когда она чувствует, что добыча может ускользнуть.

Размышления о релятивизме Канта сюда же.

Ну а «Божественная комедия» Данте Алигьери должна сказать ей: «Я пришёл спасти тебя из ада».

Я понимаю, что с подсказкой про Чжуань Цзы не всё так просто и очевидно, но можно ведь «погуглить». В конце концов, автор с самого начала обозначила, что этот текст — своего рода ребус.

Часть шестая. Фамилии

Фамилии или даже имена, по замыслу автора, должны были дать свои подсказки.

Мнимое имя Драко во сне было Гештерн Драхэ Шварц (Gestirn⁽²⁾ Drache Sсhwarz), что в прямом переводе с немецкого означает — Созвездие Дракона Чёрный (т.е. Блэк). И по ходу повествования Драко сообщает Гермионе, что носит фамилию матери, а не отца.

Проекции же во сне Гермионы носят следующие фамилии: Лай (lie) — Деби, Мансонж (Mensonge) — её лжемуж и Мензонья (Menzogna) — Лже-Гарри. И всё эти фамилии переводятся на русский язык как ложь. С английского, французского и итальянского. Автор хотела сказать своим читателям, что все эти персонажи лгут Гермионе, да и сами они суть ложь.

С французской фамилией, кстати, автору подфартило, так как позволило использовать анаграмму «Д.М.»

Часть седьмая. Интеллектуальные разговоры

Ну и, пожалуй, последняя самая неочевидная подсказка. Это то, какие разговоры ведут Драко и Гермиона во сне. Подробно показано лишь то, что они говорят о математике. Гермиона в своем иллюзорном сне — профессор математических наук. И Драко тоже. Но как они говорят о математике? Они говорят о ней не как профессионалы, а как любители, те, кто немного, — именно немного! — интересуются данной областью знаний. Ученые вот так, то есть с «философской» позиции не говорят о своей науке. А вот любители — вполне. Однако я признаю, что это сложная подсказка. И совершенно не очевидная.

Конечно же, разгадать все эти загадки непросто, но и не чрезмерно сложно (кроме разговоров Драко и Гермионы о математике). И я искренне надеюсь, что хоть кому-то это было интересно.

Я не стала освещать вопрос кто, зачем и почему отравил Гермиону зельем, которое вогнало её в этот сон. Это тема для отдельного фанфика.

Разумеется, это произведение не совсем привычное для читателей и оно, мягко говоря, нетипичное. И когда идея данного текста только пришла мне, я подумала, что будет здорово написать фанфик, над которым читатель сможет подумать. Не над тяжёлыми философскими вопросами или бренностью бытия, а как бы сыграть в игру. Заметить истину, которая, всё время где-то рядом.

1) В нашем обществе нарциссами принято называть людей, которые чрезвычайно довольны собой. На самом же деле, нарцисс — это человек, в мозге у которого нет зеркальных нейронов. Вследствие чего, он не способен испытывать эмпатию и ряд других чувств. Подобную патологию можно выявить с помощью МРТ головного мозга.

Вернуться к тексту

2) Здесь я должна пояснить, что в немецком языке есть несколько терминов, обозначающих созвездие, ноя выбрала то, которое переводится именно как "Небесное тело"

Вернуться к тексту

Эти бонусные главы нечто вроде пропущенных сцен.

Поиски

Он видел быстро сменяющиеся абстрактные геометрические формы, перетекающие из одной в другую. Затем в эту безумную картину вторглось изображение потолка. Обычного потолка белого цвета. Каким-то образом он понял, что это два разных мира. Вот эти сумасшедшие фигуры и потолок. И нужно срочно выбираться, выныривать из безумства фигур.

Голова была такой тяжелой, словно состояла полностью из металла. Он попытался поднять её — не вышло. Слишком тяжёлая и неподъемная. Может, ещё подождать? Подождал. Черт, как же голова болит! И какая она тяжёлая! Сейчас нужно только подняться и выяснить где он. Ещё немного времени полежать и вперёд. Он — Драко Малфой, и он во всём разберётся.

Прошло ещё время, и Драко пришло в голову, что пора бы сделать еще одно усилие. Сделал. Попытался встать. Чёртова голова всё равно весит тонну. Похоже, всё это время он лежал на полу. И что это, на хрен, за место? Почему здесь всё голубое? Стены, кровать, бельё на кровати — всё голубое. Только хренов потолок белый.

И тут понимание обрушилось на него всей мощностью своего потока.

Черт!

Два китайца, та хрень, что они вкатили ему в организм. Гермиона... Твою ж мать, Гермиона! Она в беде, и он здесь, чтобы спасти её. А что, это и есть ее сон?

Драко огляделся и понял, что находится в обычной комнате. Только почему-то здесь всё голубое. Комната до странности напоминала гостиничный номер. Он сделал несколько шагов, — голова всё ещё была тяжёлой и кружилась, — и оказался у двери. Открыл её, высунул голову. Его глазам предстал коридор и целый ряд таких же дверей.

Точно отель.

Драко присел на кровать. Нужно было всё обдумать. Если, как и было задумано, он оказался во сне Гермионы, то нужно найти её и как-то уговорить уйти.

Если...

Сейчас это «если» волновало его больше всего. Ведь могло же, наверное, не сработать; и он мог оказаться где-то в другом месте, а не в её сне. Или чертовы китайцы его обманули, и его присутствие здесь ни хрена не поможет. Драко поймал себя на том, что постепенно идёт по пути паники. Усилием воли он отогнал тревожные мысли.

«Первое, что нужно сделать — это найти Гермиону, а там уже действовать» — подумал он.

Драко огляделся и, к его облегчению, нашёл свою сумку, в которой были деньги, вещи и документы. Открыв её, он удостоверился, что всё необходимое на месте.

«Сейчас нужно понять, что это за мир? Магловский или магический? Ну и, конечно, какие деньги мне понадобятся» — размышлял Драко.

Вот только... Чёртова голова всё ещё не пришла в норму.

Пришлось подождать. Пока ждал, Драко размышлял о том, что это немного странно. То, что он очнулся в отеле, а не где-нибудь на скамейке в парке или под мостом. Сидя на кровати, которую накрывало голубое покрывало, Драко подумал, что неплохо было бы умыться. Поднялся, нашёл ванную комнату, зашёл в неё, включил свет, попутно обратив внимание на то, что включатель был магловским. Подошёл к зеркалу.

Какого хрена?!

Широко распахнув глаза, Драко смотрел в зеркало. Нет, это всё ещё было его лицо, но... Его волосы! Они были чёрными. Малфой вспомнил слова Ли о том, что его внешность может измениться.

Стряхнув с себя первоначальную оторопь, Драко стал пристально разглядывать своё отражение в зеркале. Да, это определённо был он. Его тонкие черты лица, его бледный оттенок кожи, его серые глаза, его самый-красивый-на-свете-нос, но вот волосы были чёрными как смоль. Он невольно провёл ладонью по ним. Мягкие. Они такие же мягкие, какими были всегда.

— Какого хрена я теперь брюнет?! — спросил себя Драко.

С любопытством разглядывая свое отражение, он понял, что хоть это и не привычно, но черный цвет волос ему тоже идёт. Через пару минут созерцания себя, Драко понял, что ему пора выйти из номера и осмотреться.

На прикроватной тумбочке он нашёл карту-ключ от номера.

«Это странно, — подумал Драко. — Очень странно, хотя Мей и Ли говорили, что сон не совершенен. Интересно, это и есть его несовершенство?»

Без труда одолев коридор и спустившись на лифте, Малфой вышел в вестибюль отеля. На ресепшен сидел человек и читал газету. Памятуя о том, что говорили ему Мей и Ли, Драко постарался поскорее убраться из поля зрения этого человека. Он помнил, что все обитали сна ему враги, а не друзья; и будет лучше, если он не станет лишний раз попадаться им на глаза. Однако его взгляд скользнул по одной из стен, на которой он задержал своё внимание на пару секунд. На стене висел рекламный баннер: «Добро пожаловать в Фридомхаус — лучший отель Сан-Франциско».

«Значит, это Сан-Франциско» — заключил про себя Драко.

Выйдя на улицу, он огляделся. Надо было понять в какой части города он находится: магловской или волшебной? Быстро окинув проходящих взглядом и не обнаружив у них в руках волшебных палочек, Драко понял, что попал в не волшебный мир.

Чёртов магловский мир!

Он неплохо в нём разбирался. Иногда он и Гермиона выбирались в магловский Лондон, чтобы посидеть в ресторане или прогуляться по городу. Гермиона много рассказывала ему о том, как устроена жизнь маглов, какие общественные институты существуют в мире, где она выросла, что изучают маглы в школе и университетах. Он умел водить автомобиль и даже получил магловские права. Драко гордился тем, как много он знает о не волшебной цивилизации. И всё же предпочёл бы более привычный для него мир волшебников.

Так размышляя, он шёл по улицам Сан-Франциско, пока не наткнулся на кофейню. Драко зашёл внутрь, решив, что обдумает план за кофе. Взяв себе эспрессо, он присел за дальний столик и достал из своей сумки блокнот.

«Итак, найти Гермиону, — подумал Малфой. — Это можно сделать, если узнать, кем она работает. Отсюда вопрос: кем может быть моя Гермиона в этом странном месте? — Драко вывел на бумаге знак вопроса. — Чертовы китайцы не зря расспрашивали о ней. Нужно исходить из того, что она считала важным, — продолжал размышлять Драко. — Во-первых, она неравнодушна к вопросам социальной несправедливости, так что вполне может быть, что Гермиона в этом мире работает адвокатом. Во-вторых, была, есть и останется интеллектуалкой; а значит, может быть профессором в местном университете, — записывал Драко. — И, в-третьих, последнее время она устала от работы, и это может означать только одно: она делает что-то несложное, а то и вовсе отдыхает».

Драко сделал записи, отчаянно надеясь, что третий вариант окажется нерабочим. Как найти Гермиону в большом Сан-Франциско, если она работает здесь, к примеру, официанткой в кофейне или вовсе не работает.

«Так, стоп, без паники! — приказал себе Малфой. — Проверю сначала два первых варианта. Если же так окажется, что верен третий, то сначала пройдусь по всём пляжам, театрам и ночным клубам. И бары, разумеется, забывать не стоит».

Он допил последний глоток кофе и, отставив чашку, вышел из кофейни. Драко пошёл по улице пока не увидел то, что искал — газетный киоск. Там он купил два журнала и, присев на скамейке, начал изучать список адвокатских контор. Когда Драко увидел длину списка частных юридических фирм, он тихо выругался. И это лишь малая часть. А есть ещё крупные юридические компании, в которых Гермиона также может работать. Черт! Сколько же времени он будет искать её?

Однако иного выхода не было. Драко наскоро сочинил легенду, с помощью которой мог бы общаться с сотрудниками этих фирм, если придётся и отправился на поиски.

К вечеру он обошёл не менее десяти маленьких юридических фирм. Увы, ни в одной из них не работала Гермиона. Малфой был зол и расстроен. У него катастрофически мало времени, а его жена непонятно где. Может, он и вовсе не успеет даже найти её? Драко постарался не думать о печальном исходе, поужинал в ресторане рядом со своим отелем и лег спать.

Ворочаясь в постели, он думал о словах Мей и Ли касательно того, что иллюзорный сон Гермионы, в котором он оказался, несовершенен; а также то, что сон должен был почуять его пребывание здесь и попытаться устранить его. То есть скоро на него будет устроена охота, если она уже не началась.

Драко повернулся на другой бок и с тревогой подумал, что ему просто необходимо поскорее найти свою жену.

Следующие два дня были такими же как предыдущий. Драко ходил по адвокатским фирмам и ни в одной из тех, что ему довелось посетить, он не нашёл Гермиону. Вечерами его одолевало удрученное состояние духа, а утром он был преисполнен надежды и решительности.

На четвертое утро Драко быстро позавтракал, намереваясь продолжить поиски в оставшихся маленьких юридических конторах, как вдруг внутри себя ощутил резкое нежелание дальше искать супругу в адвокатских фирмах. Драко не был удивлён подобному чувства, списав его на усталость.

«Попробуем посмотреть в университете», — подумал про себя Малфой.

Купив журнал местного университета, Драко стал изучать его. Списки факультетов, кафедры, профессора. Он меланхолично перелистывал страницу за страницей, как вдруг замер и резко выдохнул.

Он увидел её.

Фотография Гермионы была не самой лучшей, но это определённо была она.

Его Гермиона.

«Идиот! — выругал себя Драко. — Не мог сразу, что ли, с Университета начать?»

Драко пролистал журнал до конца и задумался.

Каждый год университет устраивал благотворительный вечер в своих стенах, и как раз на следующий день один из таких вечеров должен был состояться. И если она занимает там должность профессора то, вероятно, будет присутствовать и на мероприятии.

«А это шанс», — подумал Драко.

В журнале было сказано, что появиться в качестве гостя может каждый, необходимо лишь внести денежное пожертвование. Контактировать с местными лишний раз не хотелось, однако сейчас этого вряд ли можно избежать. Упаковав деньги в конверт, Драко пошёл искать здание университета.

Найдя здание университета с помощью карты, купленной в первый же день, Драко вручил ответственному пухлый конверт с деньгами, посетовав на то, что теперь придётся снова общаться с проекциями, потому как для вечера ему понадобится смокинг. Решив, что пора перекусить, он набрел на кофейню, что была неподалёку от здания университета. Сделав заказ, Драко присел за один из столиков и принялся ждать.

Драко сидел и смотрел в окно, обдумывая, как подойти к Гермионе. Конечно, стоит понять, что она за человек в этом мире. Да, она профессор математики в местном университете, но вот...

И тут Драко замер.

Это была она.

За соседним столиком. Видимо, пока он пялился в окно, она зашла в ту же кофейню. Сердце резко ускорило бег, а его взгляд так и приклеился к ней. И, должно быть, он шокировал её этим, потому что она резко встала и пулей выскочила из кофейни.

Драко оторопел. Внутри него всё зашлось в странном волнении. Это однозначно она. Она! Его Гермиона. И она испугалась его.

«Блять!» — выругался про себя Малфой.

Ему необходимо придумать, как заговорить с Гермионой и убедить её уйти с ним, не испугав при этом.

Он встал со стула, вернулся в университет, купил там несколько журналов и принялся искать информацию о его профессорах.

Эта идея пришла к нему почти сразу. Читая статью о Гермионе и её научной работе в университете, он понял, что она является, вернее, думает, что является профессором математики и проводит исследования в области простых чисел.

«Твою ж мать, Грейнджер! — с чувством непонятной иронии смешанной с возмущением подумал Драко. — Ты и здесь не ищешь лёгких путей!»

На протяжении всей их семейной жизни они любили поговорить на интеллектуальные темы. Гермиона часто рассказывала ему о магловской науке и выдающихся ученых; и он помнил, как однажды она рассказала ему, что простые числа — одна из самых сложных исследовательских областей в математике.

Но не только она была для него источником о мире магловских знаний. Иной раз он сам брал какую-нибудь книгу для чтения и позже делился прочитанным с женой.

«И что я ей скажу? — подумал Малфой. — Я в этом мало что понимаю, так только общие принципы знаю. Хотя-я-я, — подумал он, — математика — она и в магических науках математика. Только вот теорией в волшебном мире мало кто озабочен».

Малфой хорошо помнил, что иллюзия даст ей идеальную жизнь, вырвать из которой Гермиону будет непросто. Он отчаянно надеялся на то, что всё получится. Но всё же, нужен был план. Драко очень хотелось достать из сумки блокнот и начать набрасывать план карандашом, но он не стал. Он посидел какое-то время, перебирая варианты, выбрав тот, который, по его мнению, был самым оптимальным.

— Удача, мне нужно совсем немного удачи, — сказал Драко вслух. ⁽¹⁾

1) Дорогие читатели! Вас ждет еще две бонусные главы.

Вернуться к тексту

Поцелуй

Они гуляли по иллюзорному Сан-Франциско. Она была обворожительной. Великолепной. Каждая её улыбка вызывала в нем приступ страсти, нежности и боли. Ему хотелось взять ее за руку, отвести в отель, где он остановился, и любить её. Любить до безумия, пока она не станет содрогаться в его объятиях от наслаждения.

Но он не мог. Он пытался сблизиться с ней с помощью слов. Незамысловатых и легких или же наоборот сложных. Он пытался говорить с ней о том, что важно. О том, что должно помочь ей нащупать ниточку и, в конце концов, уйти с ним.

Они вышли на Набережную. Пара неловких фраз.

А затем молчание.

Томительное, чувственное молчание. Такое, где оба всё понимают без слов. Густая, томная, заряженная тишина.

И он приблизился к ней в безумной надежде, что она не оттолкнет, что её тело помнит его, в то время как ее память — нет.

Она манила его, она кружила ему голову. Так же, как много лет назад, когда у них только завязывался роман. Так же, как каждый день их жизни.

Рядом с ней он вдруг забыл обо всём. О боли и о грозящей им обоим смертельной опасности. В тот момент он мог ощущать только то, насколько она прекрасна. Прекрасна вся полностью и без остатка.

Эти ее великолепные глаза, обрамленные темными ресницами, в которые он сейчас смотрел. Они завораживали, как в первый раз. Как в дни их юности в Хогвартсе, когда он так безрассудно влюбился в неё. И когда он подошел еще ближе, уничтожая последнее расстояние между их телами, она не испугалась и не смутилась, заставляя что-то внутри него подпрыгнуть в радостном предвкушении.

И она не отстранилась, когда его рука нежно обвила ее талию, вызвав волнующие мурашки во всем теле. Он замер от радости, едва она протянула руку, чтобы провести ладонью по его лицу. Очертила брови, нежно прошлась по скуле. Затем погладила шею.

И тогда он наклонился и легко коснулся ее губ своими, вызвав бурю эмоций и ощущений в них обоих. Гермиона обняла его за шею обеими руками и страстно ответила на поцелуй.

А затем ничего не было, только страсть, манящая за собой. Два тела, что на мгновения стали одним, сливаясь в поцелуе.

Дежавю

Когда они оказались в его номере, он заметил, что она рассматривает интерьер комнаты и словно не решается сделать первый шаг. Он уже хотел снова поцеловать её, как вдруг она сама набросилась на него с жадным поцелуем.

Он горячо ответил, скользя своими руками по ее спине, еще больше распаляя ее желание. Он целовал ее, она же снимала с него одежду. Гермиона издала восхищенное восклицание, и это его позабавило.

Это было похоже на их первый раз, когда она также, сняв с него белую рубашку и обнажив его тело, не смогла сдержать восхищения.

И тут у Драко зародилась сумасшедшая идея.

Он снял с неё эту серую безвкусную блузу, блуждая губами по ее шее, ключице, спускаясь вниз к груди. Гермиона стонала, впиваясь в его спину.

Они лихорадочно целовались. И наблюдая за страстными действиями Гермионы, то, как она отвечала на его прикосновения, Драко исполнялся надежды. Пусть её разум не помнит его, но тело помнит. Помнит и льнет, отринув всё сомнения.

С трепетом гладя её плечи, он прикоснулся к затылку. Стянул резинку, стягивающую кудрявые волосы.Волосы Гермионы рассыпались по плечам. Он ласково огладил их, а следом растрепал еще больше. Дерзко ухмыльнулся, ощущая явное дежавю. Ведь именно это он сделал в их первый раз, когда они оба были юны и совсем неопытны.

Тогда, на последнем году обучения в Хогвартсе он смущался, испытывая волнение и страх, ведь и для него это был первый раз. Он не хотел, чтобы всё прошло плохо и Гермионе не понравилось. Он боялся, что ей будет больно. И тогда он также растрепал ее волосы, чтобы скрыть своё волнение.

— Ты чего? — услышал он её сбивчивый голос.

— Ты прекрасна, — прошептал он так же, как и тогда, на восьмом курсе.

Гермиона усмехнулась и взлохматила его волосы в ответ. А затем жарко поцеловала. Драко чуть не заплакал. Он не был склонен к слезам и сантиментам, но сейчас едва мог сдержаться. Он любил и ласкал ее так же, как в их первый раз в Выручай-комнате, вызывая её чувственные вздохи, стоны и ответные действия. И вкупе со страхом потерять её, это рождало в нём ту гамму эмоций, которая вот-вот прольется слезами.

Едва войдя в неё, Драко замер. Нежность и наслаждение захлестнули его с головой. Он не двигался.

Ему казалось, будто все остановилось; это мгновение просто застыло вне времени.

— Ты как? — спросил он её так же, как в тот волшебный вечер, когда он впервые вошёл в неё. — Все хорошо?

— Да, все отлично, — ответила она, улыбаясь и притягивая его к себе, чтобы поцеловать.

Она прикоснулась к его губам невесомым поцелуем. Драко почувствовал, как его глаза становятся влажными. Чувство, которое он испытывал, рвалось наружу, требовало быть облаченным в словесную форму.

Погладив тыльной стороной ладони ее скулу, уступая напору чувств, он произнес:

— Я… — голос оборвался.

«Нельзя! — настойчиво и твердо вдруг заявило что-то внутри Малфоя. — Сейчас нельзя!»

Он смотрел в ее глаза.

— Ты так прекрасна, — прошептал он не совсем то, что на самом деле хотел сказать.

А затем задвигался. Сначала медленно, постепенно ускоряя темп. Гермиона громко стонала, подаваясь ему навстречу всем телом. Она царапала его спину и извивалась, он растворялся в моменте, погружаясь в неё снова и снова.

И когда они оба нашли своё освобождение, то застонали в унисон.

А затем лежали, обнявшись. Он нежно ласкал ее грудь, а она прижималась к его телу, разделяя его тепло. Ему хотелось остаться в этом мгновении навсегда.

Как же ему не хотелось отпускать её! Их недавний секс почти один в один напоминал их первый раз. Он отчаянно надеялся, что это, возможно, пробудит ее, затронет важные части ее памяти, что заставят её усомниться в её так называемой идеальной жизни.

Он едва не признался ей в любви, когда был внутри нее. Хорошо, что смог сдержаться. Как бы Гермиона отреагировала на слова о любви от человека, которого, как она думает, совсем не знает?

Тем не менее беспокойство за неё только ширилось в его сознании. Хотелось прямо сейчас забрать её и увезти из чертового города, где ей угрожает опасность. Жаль нельзя. Сейчас она никуда с ним не поедет, а выложить всё карты на стол не представляется возможным.

Он поцеловал ее макушку. Затем убрал руку с груди и погладил щеку. Гермиона блаженно потянулась, приподнялась, поцеловала его в грудь. Посмотрев ему в глаза, она грустно улыбнулась. Сообщила, что ей пора идти. Что-то внутри него оборвалось.

«Не уходи! — кричало всё внутри Драко. — Прошу, не надо!»

Он порывисто прижал её к себе, выдавая клокочущую внутри него обречённость.

А затем она оделась и ушла, оставляя его наедине с тревогой и холодной постелью.

Вот теперь действительно всё!

Пора поставить точку в этом произведении.

Я решила, что будет правильным разделить пояснения к произведению и мысли автора при окончании.

Во-первых, хочу сказать, что я искренне благодарна всем тем читателям, кто был со мною в процессе и ждал новых глав. Я рада, что вы были со мной все это время.

Интересно то, что в то время, когда я только планировала публикацию, я сомневалась: наберется ли более чем пятьдесят килобайт? А посмотрите, какой объем сейчас!

Возможно, многие из вас удивились тому, что сначала одиннадцатая глава была опубликована, потом удалена, а затем частично вернулась в виде первой бонусной главы. Всё дело в том, что вначале я планировала описать приключения Драко во сне Гермионы, но по мере того, как писалась двенадцатая глава, стала все отчётливее осознавать, что повествование повернуло не туда. И я приняла решение убрать эту главу.

На то, чтобы полностью написать этот фанфик, у меня ушло около года и семи месяцев. Врать не буду, работа была очень сложной, порой даже изматывающей. Нужно же было правильно и органично распихать по тексту подсказки. А чем меньше текст, тем сложнее начинить его огромным количеством того, на что стоит обратить внимание. Иной раз у меня даже голова болела. Сейчас это, конечно, воспринимается со смехом, но тогда я нет-нет, да и думала: «И во что я, черт возьми, опять ввязалась?»

Однако сейчас я крайне довольна тем, что все-таки довела дело до конца. Я рада тому, что на просторах сайта будет фанфик-аллюзия на абьюзивные отношения, который реализован именно так.

Спасибо еще раз вам, мои дорогие читатели!

Любите себя и будьте счастливы!

А я ставлю точку. До новых встреч.

Пока!